Только собрались было выпить, как в комнату ввалился еще один Володя - Лапин - субъект с чудинкой, однако за собой этой чудинки не замечающий и оттого еще более чудаковатый. Вова, иначе его никто не звал, (и мы будем делать так, чтобы не путать с Бекасом) был уверен в своем превосходстве над остальными по двум причинам: он твердо знал, что все девушки сходят по нему с ума, и никак не проявляют этого только из-за боязни быть отвергнутыми, и еще, не было, по его мнению равных ему в эрудиции. Вовин папа работал деканом в сельхозакадемии и дружил с проректором нашего универа. И Вова не скрывал, что после окончания, его ждет место на кафедре научного коммунизма. Впрочем, на место это уже второй год не было претендента. Ввалился он видно просто так, на голоса.
- Будешь? - спрашивает Антон, кивнув на бутылку "Солнцедара".
- Солнцедар? - произнося название, Вова вкладывает в голос столько презрения, что становится ясно - пить он не будет исключительно по принципиальным соображениям.
- Тебе какая разница? Угощаем!
- Гнилуху не употребляю! Человек, который пьет марочные вина, такое просто не сможет пить, - завершает он гордо и уходит довольный тем, что так удачно случилось продемонстрировать свое превосходство.
- Ладно,- говорит Бекас, когда дверь закрылась, - вздрогнули, а то передумает!
Но выпить и на этот раз не дали. В дверь опять стукнули, и в проеме появилась голова Миши Фрикермана, а по-простому - Мони Фикуса.
- Бекас, выйди,- говорит голова.
- Ну не дают человеку отпраздновать! Миша, вы что не видите, мы кушаем? Заходи! Хлеба хочешь?
Миша не хотел хлеба. Он хотел конфиденциального разговора.
- Моня, ты чего драться пришел! - засмеялся Бекас, которому неохота было вставать из-за стола.
- Хуже, - заулыбался из-за двери Моня. - Ну, выйди!
Моня пришел за помощью. Ему нужно было введение и заключение для курсовой. Саму курсовую он уже изготовил, содрав с двух защищенных несколько лет назад. Но Марлен, не посмотрев на общего предка Авраама, мог не по родственному завернуть компиляцию, если вступление и заключение не будут соответствовать "минимальному академическому уровню студенческой работы". Моня совершенно справедливо опасался, что уровня, которого он не достиг за четыре года, за оставшиеся два дня он достичь не успеет. И тут надо сказать, что Моня поступил в университет вместе с Бекасом, Антоном и Коляном, но учился еще на втором курсе. По разным причинам.
- Моня, сегодня у меня выходной, завтра надо уже ложиться на учебники. Ты предлагаешь авантюру.
- Бекас, - говорит Моня скромненько, - ты специалист по медиевистике. Фреденбург твой шеф, ты знаешь, как написать, чтобы он не привязался. Саша Броткин уже пять вариантов ему про Иоанна Безземельного отнес. Сейчас в стихах написал. Хуже не будет. - Бекас читал стихотворный вариант и даже правил кой-какие места, но исключительно с точки зрения истории.
- Только не пиши очень умно. - Просит Моня таким тоном, будто они уже обо всем договорились. - И добавляет без паузы, - помнишь, ты Гуревича просил...
- Оппа, - говорит Бекас, - неужто Арон Яковлевич согласны?
Моня кивает и косится на свой портфель:
- . Тебе она нужней.
- Заходи.
Моня ставит портфель на краешек стола, но достает из него не книжку, как ожидал Бекас, а бутылку...
- Книгу я принесу, не взял сегодня.
- Утром стулья?
- Нет, просто она ...
- Что за книга? - интересуется Антон.
- Известно что, - с достоинством отвечает Бекас, - генезис феодализма. Вот Миша решил подарить мне бессмертную работу в связи с отличной сдачей очередной сессии. - Бекас "озвучивает" обещание не только для того, чтобы похвалиться, но и для того, чтобы публично огласить договоренность. На всякий случай. - Так ведь, Миша?
Тот кивает: "Как будущему светилу".
- За это надо выпить, - говорит Антон, с чувством легкой зависти. - Тем более такое винцо, - Антон крутит в руках закатанную в черную, плотную бумагу бутылку, опечатанную коричневым сургучом, щелкает пальцем по белому кружку с четырехлепестковым вензелем над зубатой башней и поет: "под животом моста пили мы Хванчкару".
- Вы, Миша, - спрашивает с интонацией спокойного одобрения Колян, - видимо, подобрали ключик не только к библиарию папы, но и к его винным погребам?
- Нет такого слова "библиарий". - Укоризненно отвечает Миша.
- Слова нет, - подтверждает весело Антон, - а скоро и библиария не будет.
- Моня, - вмешивается Вихтор, - а зачем твоему папе Гуревич? Он ведь не историк?
- Вот и я так подумал, - потупил глаза Миша.
- Итак, друзья мои, - сказал Антон, повышая голос, чтобы уйти от щекотливой темы ,- всем присутствующим отлично известно, что Моня бессовестно распродают отцовскую библиотеку, - я предлагаю поднЯть и осУшить - он оглядывает разнокалиберные емкости, удерживаемые его сотоварищами, - за этот исторический момент.
- Не говори гоп, - подсказывает Колян.
- Вы меркантильны, Коля. Ну почему в Вас так мало романтичного? Именно за этот чудесный момент. Запомним его. Вдумайтесь, мы умные, не побоюсь этого слова, красивые, и что самое важное, - он делает паузу, - на упомянутый в тосте момент - молодые люди. Нам хорошо и вместе и врозь. Сегодня нам особенно хорошо. Возможно, мы даже счастливы, просто пока не осознаем этого! Давайте запомним этот момент. Запомним то, что сейчас мы с вами будем пить не дешевую борматуху, а дорогой ароматный напиток, которым угощает нас наш друг... - Антон делает эффектную паузу как бы для того, чтобы повернуться к Мише в изящном кавказском движении вслед за чарой, удерживаемой в вытянутой руке... Миша напрягается, ожидая как будет он сейчас назван, - Михаил! - Заканчивает Антон фразу почти патетической интонацией.
Тогда мало кто проникся моментом, приняв тост как очередной антонов треп. Всем не терпелось попробовать воспетую Хванчкару. Ожидали многого. Но Хванчкара оказалось кислым, вяжущим небо напитком. Никому, кроме Коляна, который обожал сухие вина, она не понравилось. Но все деликатно промолчали.
Только Бекас, вспомнив Лапина, сказал с пафосом, закатив, будто бы от удовольствия глаза: "Букет!"
- А мы из этой бутылки будем потом "Солцедар" пить, - говорит Вихтор ,- и пускай все думают, что мы только Хванчкару и употребляем.
- Ага, из бездонной бутылки... - кривится Бекас. - Он недоволен. Все не так. Вино нужно было заныкать, чтобы потом угостить девчонок. Фиг с ним, что кислятина, зато круто. И вторая идея, которую высказал Вихтор, была совсем не плоха. Но кто его за язык при посторонних тянул? Теперь-то ей грош цена.
- Букет, - задумчиво повторяет за Бекасом Антон. "Солцедар" из нее пить. - А ну-ка, - в глазах его блеснуло, и всем кто его знал, а его знали все собравшиеся, стало понятно, что он что-то задумал. - Что у нас осталось?
- Еще две, - оживляется Бекас, поняв, что идею еще можно ковать, что она еще не остыла. В веселом возбуждении он всаживает кулак правой в левую ладонь. - Я хотел сказать два букета!
- Ну, так давай.
- "Аромат садов" или "Солнцедар"?
- Букету больше соответствует аромат...
Антон выливает остатки Хванчкары в кружку, ставит освободившуюся бутылку на тарелку - чтоб ни капли не пропало - и аккуратно, по черенку чайной ложки переливает в нее "Аромат садов".
- Бекас, - говорит он. - Вова мне не поверит. Будь другом, сходи позови его в гости. Скажи что-нибудь очень душевное... про научную карьеру, например, только папу не упоминай.
Бекас находит Володю в холле - тот курит с эргеэфницами и травит им байки интимного свойства, как ему кажется, изящно балансируя на грани. Романогерманки, как и все представительницы инязов, девушки продвинутые: с ними можно говорить обо всем, кроме политики. Вова их уже достал, однако они не уходят, покуривая свои длиннющие контрабандные сигареты с черным фильтром и перебрасываясь время от времени короткими фразами на французском. Но Вова не воспринимает этих реплик на свой счет.
- Поль теля пасе, а Мари лён тре... - Приветствует Бекас иностранок, усиленно и с чувством грассируя "р". Те в ответ улыбаются и приветливо машут сигаретами. - Милые дамы, вы позволите два ворда с Вашим colant? "Прилипала" он произносит как "голант", что выглядит уважительно по отношению к Вове.
- Вов,- говорит Бекас, оттащив его в сторону и состроив просительно-заискивающую рожу, - там Моня вино подогнал марочное. Говорит, что батя из Грузии привез. Но мы-то не разбираемся. А так кислуха какая-то. Вот бы ты попробовал.
Вова, выпячивает грудь и с видом знатока отвечает неспешно: "Ладно, только докурю".
Антон в ударе. Он только что лезгинку перед Вовой не станцевал. Налив ему полстакана вина, при этом все время держа бутылку с шикарной этикеткой так, чтобы Вова мог ее хорошо разглядеть, затем бережно обтер пальцем срез горлышка, облизал этот палец, скорчил рожу, которая должна выражать высшую степень блаженства, и, проговорив с грузинским акцентом "шарман", протянул Вове стакан и застыл в напряженном ожидании, впялив в Лапина немигающий взор. И среднерусское лицо его при этом будто бы даже приобрело кавказский акцент. Вова со словами, "ну, хватит уже кривляться, взял стакан и осторожно, как нюхают кислоту, потянул носом воздух. Глаза его сразу же стали мечтательными. Затем он отхлебнул немного вина, подержал его на языке, поморщился, вызвав этой гримасой тревогу у собравшихся за успех мероприятия, но вдруг заулыбался и сказал уверенно: "Отличное вино!"
- Букет-то есть, как букет? - перебил его Антон с таким выражением, что было ясно - он сейчас на радостях полезет целоваться.
- Отличный букет, - ответил Вова, на всякий случай отодвинувшись. - Он боялся не поцелуев, просто Антон, демонстрируя радость или изображая совершенно искренние чувства, мог и малость помять. Так он развлекался.
Ловушка захлопнулась, но никто никак не отреагировал. Даже Моня, у которого с Вовой какие-то свои отношения, строго предупрежденный Антоном, со смущенно-веселым видом смотрел в сторону и вниз, заранее показывая, что он тут ни при чем, что оказался в этой компании случайно, и что ответственности за розыгрыш не несет.
- А ну давай еще глоток, для верности!- просит Антон.
- Вова выпил глоток, посмаковал его губами, взглянул на этикетку. Кивнул пару раз головой, подтверждая точное соответствие продукта его названию. Помедлил, словно сравнивая оттенки известных ему французских, португальских и прочих заморских вин и выговорил, наконец, тоном человека, понимающего всю ответственность и авторитетность своего решения, - хорошее вино!
- Вова, - не унимался Антон, - на-ка для сравнения ,- и налил в стакан того же вина, но уже из бутылки с этикеткой "Аромат садов".
- Смотри-ка,- почти натурально удивился Бекас, - в один цвет.
- Ага, - соглашается Антон, - почти не различимы.
- Это для тебя неразличимы, привык пить бормотуху, - храбро нагрубил Антону Володя. - Не хочу после классного вина дрянь сосать.
- Ну, пригуби хоть! - я тебя прошу, как друга. Это важно, очень. - Приобнял Антон Вову за плечи.
- Вова, предвидя захват, вывернулся и поспешно сделал глоток.
- Гадость.
Все вроде бы удалось, но не хватало какого-то завершения, последнего мазка. Нужна была какая-то реплики, которая расставила бы все на свои места и исключила объяснения. Это чувствовали все, и все искали ее, но нашел Бекас.
- Хочешь еще Хванчкары?
- Не откажусь.
Бекас взял бутылку "Аромата садов" налил стакан и, повернувшись к Вове, спросил. - Тебе сначала в фирменную бутылку налить или достаточно сказать, что это Хванчкара?
- Надули, гады, - выговорил Вова после нескольких секунд осмысления, густо покраснел, но нашелся. -Так ведь это "Аромат садов", а не "Солцедар"! Аромат садов - хорошее столовое вино. А "Солнцедар" - бормотуха, им только заборы красить.
- Как удачно мы отоварились "Ароматом", - говорит Бекас, - вот знаток объясняет, что по качеству он не уступает "Хванчкаре", но по цене, не дороже "Солнцедара". За это надо выпить. Будешь, Володя?
- Пойду что ли за бутылкой. Я же вроде как проиграл, - сказал Вовик и вышел не прощаясь.
- Обиделся, - сказал Вихтор, - не вернется, зуб даю.
- Вернется, - сказал Колян. С коньяком "Наполеон". Только я тот коньяк пить не стану.
- А зачем нам коньяк, когда у нас "Хванчкары" хоть залейся? - поддерживает его Бекас.
- Да бросьте вы, ребятишки, - говорит Антон, - за "Ароматом садов" он пошел. Вот сейчас выпьем и поспорим на бутылку, что я прав.