"Марика! Ты уроки сделала? Ты уже два часа над ними сидишь!"
Марика вздрогнула и оторвала взгляд от ветки, которая качалась за окном на фоне серого осеннего неба.
"Нет, мама, мне еще немного по математике осталось". В голосе ее звучали виноватые нотки. Она и сама не знала, почему эта треклятая голая ветка притягивала взгляд, как обломок магнита - железные булавки в маминой коробочке с шитьем.
"Я так и знала, что ты опять считаешь ворон. Лишь бы ничего не делать, а посуду моет и ходит в магазин пусть кто-то другой! Ты думаешь только о себе, Марика, только о себе!"
Марике хотелось ответить, что она совсем не думала о себе, она вообще не могла бы сказать, о чем она думала в те полчаса, что взгляд ее следил за качающейся за рамами веткой - может, и просто ни о чем. Ей казалось, что она где-то была в эти полчаса, где-то в другом месте, о котором она бы не могла вспомнить ничего, но явно не здесь, в комнате с тетредками, разложенными на письменном столе.
Но говорить что-то значило бы только навлечь на себя гнев, и Марика, придвигая к себе ненавистную тетрадку в клеточку, пробормотала единственно возможную в этой ситуации фразу - "Прости, мама, я сейчас закончу уроки и все сделаю, честное слово".
***
Дверь легко отворилась внутрь, и легкие солнечные зайчики из окна на лестнице ворвались в темную прихожую и заплясали по шляпам на полке.
"Мама! Мама! Я знаю, что я хочу на День Рождения! Мама, я видела сегодня девочку с такой куклой - у нее был самый настоящий ротик, и ее мощно поить молоком из соски!"
"Боже мой, какой крик! Тише! Тише! Перед тем, как так орать, можно было подумать, что у матери с утра раскалывается голова? Сколько можно думать только о себе? Тебе вообще в голову приходит, что на свете, кроме тебя, еще кто-то есть? Кто-то, кто кладет на тебя жизнь, но на кого тебе почему-то глубоко наплевать?"
Марика сникла и тихо закрыла входную дверь. Зайчики пропали, а с ними пропала и радость. До Дня Рождения все равно очень далеко, да и кукла не такая уж и красивая, на самом деле. Всего лишь кукла...
Интересно, а что это значит - "Думаешь только о себе?" Почему о себе, если на самом деле о кукле?
***
"Мама, угадай, почему я сегодня так поздно пришла? Помнишь, ты всегда говорила, что нужно думать о других?
Мы шли сегодня с Анелей из школы и увидели бабушку, очень старенькую. Она шла из магазина, и ей было тяжело.
Мы с Анелей подумали о ней и донесли ей сумки. А потом еще подумали, и помогли ей мусор вынести, и пол подмести, и картошку даже почистить!"
"Да, конечно, Марика, отчего же и не помочь чужой бабушке?" - мама поджала губы.
Зачем же помогать в своем доме людям, которые ради тебя не спали ночей? Они-то уж как-нибудь сами подметут себе пол и почистят картошку, пока доченька, которая в своем доме палец о палец не ударит, чистит картошку чужой старушке. я даже и не знала, что ты умеешь чистить картошку, а откуда бы мне это знать, если я этого в жизни от тебя не видела?
Это и есть эгоизм - делать только то, что интересно тебе, и не думать о других. Ты растешь настоящей эгоисткой, Марика, а людей, хуже чем эгоисты, на свете не бывает"."
***
Марика вздохнула и раскрыла общую тетрадь в синем переплете.
"Это мой дневник" - извещала надпись на внутренней стороне обложки. "Не для посторонних. И не для родителей".
"Наверное, я очень плохой человек", - вывела она, стараясь аккуратно выписывать буквы.
"Я умею думать только о себе, а это очень плохо. Я стараюсь не думать о себе, я очень стараюсь не думать о себе, но у меня ничего не выходит. Я все время помню о том, какая я плохая и о том, что я не умею думать не о себе. А как не думать, если я выхожу на улицу и чувствую, что все вокруг смотрят на меня и думают о том, какие у меня кривые ноги и безобразные прыщики на лбу? Я смотрю им в глаза и вижу, что там написано - "Боже, какая уродливая дура!"
Я не думаю о своих ногах, но я их чувствую - я чувствую, какие они кривые. Я хотела бы спрятаться в бабушкин сундук и просидеть там всю жизнь, чтобы меня никто никогда не увидел".
***
"Если бы у меня были друзья!" - сообщал дневник несколько месяцев спустя. "О, если бы у меня только были друзья! Это помогло бы мне жить в этом мире. Но откуда у меня взяться друзьям? Друзей не бывает у тех, кто думает только о себе. А я не только эгоистка, я еще и непроходимая тупица. Я не понимаю, почему я думаю только о себе, а все остальные девочки - нет. Они целыми днями говорят только о том, какие у них тряпки и что шепчут им на ушко мальчишки в кино. Но раз у них есть подруги и мальчишки, значит, они живут эту жизнь совсем не так, как я. меня никто не приглашает в кино. Я думаю, что я просто ненормальная. Зачем я родилась на этот свет? Я приношу всем одни только огорчения, а для меня самой жизнь мучительна. Лучше бы вместо меня родился бы кто-то нормальный, кто радовал бы своих родителей и жил, как все".
***
"Мама говорит, что мне надо поменьше себя любить. Я не знаю, как можно любить себя поменьше. Я просто ненавижу себя. Если бы я могла, я бы расстреляла себя на школьной линейке. Я - никчемный, дрянной, никому не интересный человек. Наверное, я не понимаю чего-то самого главного в этой жизни. Я - эгоистка, а эгоистов никто не любит. Я не знаю, как получилось, что я выросла такой законченной эгоисткой. Я всю жизнь честно не хотела думать только о себе. наверное, я урод, потому что у меня этого не получилось. Этот мир был бы гораздо лучше без меня".
***
"Марика! Чем ты там занимаешься, в конце-то концов? Почему у тебя в два часа ночи все еще горит свет? Почему к пятнадцати годам никак нельзя привыкнуть к мысли о том, что для нормальных людей существуют понятия "порядок" и "дисциплина?" Открой немедленно!
И, не дожидаясь ответа, сердитая госпожа распахнула дверь в комнату дочери. Время было позднее, а у нее ужасно болела голова, поэтому она не сразу смогла понять, почему, открыв дверь, она чуть ли не уткнулась лицом в колени, затянутые в блестящие лайкровые чулки. Каким это образом колени вдруг могут оказаться на уровне лица?
Через несколько дней после похорон она, вся задрапированная в черные кружева, промакивала слезы в окружении сочувствующей родни.
"И самое горькое ведь, что - Господь меня прости - я с самого ее детства знала, что не будет мне утешения на старости лет.
Всю душу в нее вложила, жизни не видела, а она даже и не подумала, какое это для матери страшное горе. Грех такое говорить, но ведь и умерла, как жила - думая только о себе".