Страна хоть и небольшая, но фестивалей в ней много - всегда какой-нибудь да есть, а если и не фестиваль, так просто местный праздник. И я, и она тогда только-только отслужили в армии, многие после этого едут на год другой в Индию или еще какую экзотическую страну, проветрить мозги от армейской дисциплины, но наши семьи были небогаты, и такого удовольствия нам не светило. Однако же недаром говорят, что праздник всегда с тобой, ты только захоти, вот мы с Михаль и придумали себе такой нескончаемый праздник. Климат в Израиле позволяет почти круглый год спать на улице в спальном мешке, а мешки у нас были хорошие, мы ведь с ней были любители турпоходов, мы и познакомились-то на одной туристской тропе на Голанах.
Так что поцеловали мы родителей, взвалили рюкзаки за спину и отправились вслед за вечным праздником - куда он, туда и мы. Путешествовать старались автостопом, когда могли - хотя это удавалось все реже, очень уж стал небезопасен такой способ передвижения в последние годы, не то, что говорят, раньше, когда один чувак всю Европу объездил таким макаром. Но билет на автобус тоже не очень дорог, так что мы справлялись. Приезжали на место, устраивали ночлег и веселились от души - в компании, травке и пиве недостатка не было никогда. А утром, проснубшись, ставили столик и тент где-нибудь на базаре, с краю - какой же фестиваль без длинных базарных рядов?
Дело в том, что жили мы тогда с того, что мастерили и продавали бусы. Простенькие всякие бусы, из бисера и шнурочков. Вы, может, удивитесь - неужели и я делал бусы, ведь не мужское это дело, иголкой в бисеринки тыкать. А я вам так скажу - во-первых, ни одно дело не зазорно, если оно тебя кормит, а во-вторых, по мне, так нет такого понятия вообще - не мужское дело. Мужчина, если с желанием возьмется, всегда любую работу сделает лучше женщины - хоть детей воспитывать, хоть ужин готовить, хоть бусы плести. Так-то вот. Кроме того, сам себе хозяин - хочешь, работаешь, не хочешь - не работаешь. Хочешь - в автобусе плетешь простенькую цепочку, хочешь - на пляже у моря. Полная свобода, а я это всегда ценил превыше всего остального.
Продавались бусики наши неплохо - схемы для них придумывал я, а фантазия у меня, не хвалясь скажу, богатая, и ни у кого больше в тот год таких ярких и оригинальных бус было не купить. Потом конкуренты передрали, конечно, весь дизайн, но мне к тому времени это уже было все равно. Впрочем, зачем забегать вперед?
Да, и стоили нам наши бусы тоже всего ничего - не так уж и редко баночка с бисером просто перекочевывала с полки прямиком в мой карман, пока Михаль отвлекала продавца - а вот это покажите, а то... Ой, только не надо мне про мораль. Сейчас я и сам все про нее знаю, а в тот год мы отпустили мораль в отпуск и жили себе без нее просто припеваючи.
Впрочем, и без убытков не обходилось, конечно - то возьмешь сдуру да и рассыпешь весь бисер в траву, или, еще хуже, в песок, то напортачишь чего и не заметишь, и сидишь потом, расплетаешь работу, костеря себя почем зря. Так однажды плел я ожерелье - простенькое такое ожерелье, жгутиком, вся соль того ожерелья была в сочетании цветов - нежные синие тона, серебряные и чуть-чуть перламутр. Нежное оно такое выходило, совсем не израильское - ни тебе ярких красок, ни крупных форм... И вот доплел уже на три четверти и обнаружил вдруг, что в самом начале вкралась в плетение ошибка - две перламутровые бусинки встали рядом, а надо было быть перламутровой и синей. Оно, с одной стороны, почти не заметно, но, если рассматривать, то видно - узор в одном месте нарушен и толщинка там маленькая получилась из-за того, что перламутровые бусинки чуть больше. Досадно мне стало - распускать уже поздно, работа почти закончена, а продавать с брачком не хотелось, не любил я этого, всегда всем говорил, что, если уж я что делаю, то на меня можно равняться, ставить на правый фланг. Некоторые меня и дразнили из-за этого правофланговым, а я не обижался, мне даже нравилось.
Посмотрел я на эти бусы, подумал, а потом взял и доплел их, как в чем ни бывало, и дал их Михаль. "Носи", - сказал, "и пусть это будет твой талисман. Видишь, две бусинки выбились из рисунка? Значит, так им было надо. Они, как ты и я, не умеют вписываться в схемы".
Она долго рассматривала ожерелье, я даже удивился - что там высматривать, всего-то маленький дефект - а потом и говорит: "Они как два белых котеночка, эти бусинки. Два белых котеночка, которым холодно и они греют друг дружку". Выдумщица она была, ничего не скажешь.
Михаль надела это ожерелье и не снимала его в то лето. Вы спросите - "А что, другого у нее не было?" А я отвечу вопросом на вопрос, по-нашему - "А что, вы не знаете, что сапожник ходит без сапог?" Кому придет в голову плести бусы для себя, если времени на плетение уходит уйма, а вязка бус должна обеспечить ужин и приятный вечер?
Бусы ей на удивление пошли - она смуглая, Михаль, глаза блестящие, черные, ей бы зеленое, казалось, или оранжевое, но нет, выглядела она в них чисто принцесса, или - смешно подумать в нашем бесснежном климате - Белоснежка..
А других таких бус я плести не стал - во-первых, я засомневался, что их удастся продать, спрос был все больше на красное с черным, а, во-вторых, не захотелось мне просто копировать Михалин талисман. На то он и талисман, чтобы быть в единственном числе.
Так все и продолжалось довольно долго, но однажды, под Кармиэлем, вышла у нас с Михаль ссора.
И началось-то все с сущих пустяков. Началось все с любви, которой мы занимались перед сном. И после, я уже хотел спать, а она пристала ко мне - "Скажи, ты ведь всегда будешь со мной, да, всегда? Скажи, всегда?" - ну и до бесконечности, вы же знаете этих женщин. Самое смешное, что я их тоже знаю, и никто мне не мешал обнять ее еще разок и прошептать в ухо "Да, любимая" так, как я делал это раньше, и я мог бы спокойно спать до утра. Тем более, что быть с Михаль мне хотелось, на самом деле хотелось, не скажу, просто долго или и впрямь навсегда - мужчины редко задумываются о таких делах, но жизни без нее я себе на тот момент не мыслил. Oчень мы с ней подходили друг другу и, скажи я ту дурацкую фразу, все бы обошлось, и я нисколько бы не соврал. Но мне какая-то вожжа под хвост попала, философии захотелось, что ли, я и брякнул - "Не знаю". Она надулась, заплакала тихонечко, а я отвернулся, сделал вид, что не слышу и уснул. Утром встали, позавтракали, она молчала все, и веки у нее были припухшие. А потом, ни с того, ни с сего, брякнет: "Мы должны пожениться". "С чего это вдруг должны?" - поинтересовался я. Ну и началось - слезы, упреки, полилось как из ведра. Я больше молчал, мне это все не нравилось, я вообще ссор не люблю, не по нутру они мне. Думал, перемолчу, пережду. А Михаль вдруг рукив боки и заявляет: "Или мы женимся, или расстаемся сию секунду!"
Тут я еще помолчал, подумал немного, вернее, сделал вид, что думаю, потом встал, рюкзак свой собрал и зашагал по направлению к автобусной обстановке, не оборачиваясь. Она что-то кричала вслед, но я не слышал. Я был так зол - на нее, на мир, а всего более на себя, я ведь знал, что делаю ошибку, ужасную, непоправимую ошибку, но ничего поделать с собой не мог.
Очень уж сильно гордость моя взыграла - еще бы, мне ведь пытались ультиматум поставить, свободу мою драгоценную ограничить!
Ехал я долго, с пересадками, и всю дорогу гордость и злость громко стучали у меня в висках и застилали красным маревом глаза.
На этих же злости и гордости я держался и потом - когда добрался до родного дома, обнял мать и сестер, и после - когда устроился работать на небольшой заводик в промышленной зоне, и даже год с небольшим спустя, когда неожиданно для всех и, в том числе для самого себя, записался в университет.
Ни разу с той поры - вы слышите - ни разу я не обернулся назад. Я знал, что там, сзади, бежит и что-то кричит мне вслед Михаль, и я не мог позволить себе ни обернуться к ней, ни расслышать, что именно она кричит.
Я работал как оголтелый, как проклятый, останавливаясь только для еды и для сна. Я не думал ни о карьере, ни о деньгах - я просто работал без продыху, потому что знал, что стоит мне остановиться, и я непременно расслышу этот крик, летящий мне в спину. Может, именно поэтому у меня все получалось необыкновенно легко - удача чем-то сродни распущенной девке, отворачивается от тех, кто ее целует, и лижет ноги тому, кто равнодушно пинает ее сапогом.
Мне дали стипендию, меня включали в разные проекты, мне предлагали работу чуть ли не на каждой кафедре из тех, что входили в мой университетский курс.
А потом, в один прекрасный день, я вдруг понял, что за спиной у меня никто не кричит. Я остановился с опаской и прислушался - так оно и было. Щемящая сердце тишина. И вот это-то и было хуже всего. От крика можно было убежать. Убежать от тишины было невозможно.
Я пытался убить, заполнить эту пустоту. У меня появилиь подружки - много, разные, я не утруждал себя запоминанием их имен, а просто звал всех подряд "Солнышко", чтобы не ошибиться. Я начал выпивать - а ведь до этого мне и в голову не приходило находить утешение в алкоголе.
Но заглушить пустоту оказалось несравненно труднее, чем боль.
Так прошла еще пара лет. А потом... А потом на помощь мне пришел старый добрый старикан время. Царь Соломон очень хорошо знал, что делал, когда приказал выгравировать на обратной стороне кольца надпись "И это тоже пройдет".
И я начал просто жить. Я закончил университет, и моя старая репутация, которую я не успел пропить, помогла мне - меня взяли на отличное место в одной преуспевающей фирме. У меня появились деньги, впереди маячила хорошая карьера со стабильным заработком, и я начал подумывать о том, не надеть ли мне кольцо с бриллиантом на безымянный палец Далье из соседнего квартала. Она не входила в число моих подружек, была скромна и хороша собой, и наши отцы ходили в одну синагогу, что совсем не маловажно в таком тонком деле как совместное воспитание детей.
Собственно, за кольцом я и поехал в тот пасмурный день в ближайщий торговый центр. Ну, не покупать, но посмотреть, прицениться, разузнать о скидках. Ювелирных магазинов в центре было несколько, и я обходил их не спеша. На втором этаже проводилась выставка-продажа местных рукодельников - не только ювелиров, а всех подряд, на длинном прилавке стояли керамические вазы, свечи, стопки душистого мыла... Я уже довольно давно мог спокойно смотреть на самодельную бижутерию - сережки, бусы - я даже полюбил останавливаться у прилавков с подобными штучками, разглядывать дизайн, прикидывать,смог ли бы я сам сделать лучше, и если да - то насколько... Это превратилось для меня в своеобразную игру, которая нередко заканчивалась покупкой - что вполне простительно человеку, имеющему пять сестер и четырех племянниц... Вот и сейчас я шел мимо ряда с пестрой мишурой, выискивая взглядом интересные побрякушки. Уже ближе к концу ряда внимание мое действительно обратилось к одному маленькому ожерелью, довольно тоненькому и на первый взгляд невзрачному. Я попросил рассмотреть его поближе, повертел в руках, попросил завернуть и, перебросившись парой слов с продавцом, отправился покупать кольцо.
Интересно, многие ли из мужчин, которые берут на себя смелость купить кольцо, не заручившись согласием предполагаемой невесты, спрашивают продавца о том, можно ли будет вернуть кольцо в случае отказа? Это ведь вполне резонный вопрос, не так ли, учитывая нынешные цены на бриллианты?
Подобная мысль промелькнула у меня в голове, но спрашивать я ничего не стал. Ткнул пальцем в тоненький ободок с изящной яркой каплей сверху, прикинул размер. "Вдруг окажется мало - вы приходите, мы поменяем, у нас всегда есть любые размеры" - верещала молоденькая продавщица. Интересно, мелькнуло у меня в голове - каждый ли день ей удается продать такое дорогое кольцо? Как странно думать, что важное для твоей жизни решение является для кого-то другого вкусным ужином или оплаченым счетом за электричество...
Придя домой, я положил кольцо в ящик стола. Мне предстояло еще кое-что сделать до того, как я смогу вручить его, припав на одно колено перед будущей владелицей.
То, что я хотел сделать, заняло не очень много времени - всего несколько дней, а после этого мне предстояло ждать. Я не знал, сколь долгим будет это ожидание, и я не желал думать об этом. Все, что мне надо было знать об ожидании, я уже знал. Я изменился, я научился быть терпеливым, и, если пришло для меня время научиться еще и ожиданию, то что ж, я был к этому готов.
Пройдет день, два дня, неделя, может, месяц или больше - какая разница, в конце-то концов? Я буду ждать, и, рано или поздно, на пороге появится она, с газетой в руке, с той частью газеты, где в разделе объявлений о находках и пропажах написано черным по белому: "Потерявшийся белый котеночек ищет второго такого же. Две белые бусины, два белых котеночка должны согревать друг друга. Я был неправ".
Слащаво? Не знаю. По-моему так в самый раз. А если она не придет, то я отправлюсь к ней сам. Я не знаю, где она живет, но продавец в магазине дал мне телефон поставщика, которому Михаль сдала неделю назад вязочку бело-голубых бус с немного нарушеным рисунком...