Я расскажу сейчас ещё одну печальную историю, случившуюся пару лет тому назад в одной из израильских больниц.
Большая бедуинская семья из глубинки привезла в приёмный покой бабушку лет восьмидесяти (бедуины редко знают свой точный возраст. Кроме того, в традиционных семьях на все вопросы отвечает мужчина, по своему усмотрению. Возраст детей он может посмотреть в паспорте, а бабушка - чего там смотреть - старая, не видно, что ли). Бабушка в последние два месяца заплохела - перестала вставать с кровати, не ест ничего. В общем, решили подлечить. Бабушка и в самом деле выглядела нехорошо, прямо скажем, краше в гроб кладут - два месяца голодовки для старого человека очень трудны, и на кровати, скрючившись, лежало сухонькое существо с костями, обтянутыми кожей, реагирующее лишь на прикосновения, и то глухим мычанием. Конечно, её как можно скорее приняли и уложили в терапию. На следующий день в отделении ожидался профессорский обход.
Профессор в этом отделении был непрост - интеллектуал, профессионал высокого класса, но с ужасным характером, для определения которого лучше всего подходит слово самодур. Перед обходом молодые доктора вкладывали в истории болезни новые листы, причём их надо было обязательно согнуть пополам, чтобы точно определить середину, и затем аккуратно проткнуть дыроколом так, чтобы дырочки располагались от сгиба на одинаковом расстоянии. В противном случае профессор выдирал этот лист, рвал его на мелкие клочки, и доктор, уличённый в разгильдяйстве, переживал очень неприятные минуты. То же происходило и при проверке написанных историй - если какая-то точка стояла не на своём месте, или, не дай Бог, ошибка (большая часть врачей в отделении были из России, а ошибки - они и при письме на родном языке бывают, знаете ли) - лист ожидала та же участь, но с дополнением: клочки профессор швырял на пол и в ярости топтал их ногами. Однажды из-за дурного характера у него были крупные неприятности - пригласили на сложный случай советника по другой специальности, тоже в немалом ранге, и профессор, не сойдясь с ним во мнении, бросил в него стулом. Однако медицину он знал прекрасно.
Итак, профессор со свитой из молодых врачей, студентов, сестёр подходит к бабушкиной кровати.
- Ну-с, осмотрим больную! - и широким жестом откидывает одеяло, под которым с трудом угадываются очертания старушки. Осмотр очень прост - никакого жирового слоя, по телу можно анатомию изучать. Через три минуты профессор заливается нехорошим румянцем и гневно вопрошает:
- Кто осматривал больную?
На левой ноге у бабушки - застарелый перелом, не описанный в истории болезни. Доктор, каким-то образом просмотревший перелом и ушедший уже домой отсыпаться после дежурства, немедленно вызывается обратно - для проработки. Профессор буйствует полчаса, затем приглашается ортопед - для более точной диагностики и лечения. Вообще-то профессор прав - скорее всего именно этот перелом и явился причиной того, что больная перестала подниматься с кровати (трудно с поломанной-то ногой!), а боль и стресс в таком возрасте могли вызвать и потерю аппетита, и уход в себя.
Бабушку перевозят в процедурную, а обход продолжается своим чередом. Ортопед накладывает гипс, поскольку операция при таком общем состоянии невозможна, даже если и нужна, и возвращается к себе. К концу обхода профессор решает посмотреть, как теперь себя чувствует больная. Вся свита вновь возвращатся к старушкиной койке, одеяло откидывается ещё шире, и... персонал застывает в немой сцене. Свежий гипс блистает белизной справа, левая же нога по-прежнему выделяется на простыне голой смуглой кожей. К чести ортопеда, он не допустил бросания в себя стульев, старушку увезли на рентген, где выяснилось, что и с правой стороны, под гипсом, действительно имеется перелом. Что ж, гипс был наложен и слева, больная получила усиленное питание, и вот тут-то на сцене появилась бабушкина семья, два месяца равнодушно наблюдавшая, как угасает их любимая родственница.
- Я не видел, чтобы она падала дома, - меланхолично заявил старший сын. -И Ахмед не видел, и никто не видел. Значит, она не падала. Зато я видел историю болезни, которую завели в приёмном покое - в ней не говорится о переломе. Почему это доктор разгильдяй? Вовсе нет, я ему верю. Просто перелома не было, это вы здесь уже сломали ей ногу. А потом положили гипс не с той стороны, и, чтобы обелить себя, сломали вторую ногу тоже. Я подаю на вас в суд, две сломаные ноги - это будет три миллиона...