Эйприл Эйприл : другие произведения.

Математический класс. 1-36 главы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.82*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Всем
  ***********************************************************************************************
  Математический класс
  http://ficbook.net/readfic/200779
  ***********************************************************************************************
  
  Автор:Эйприл (http://ficbook.net/authors/59241)
  
  Беты (редакторы): Минерва, AlFox
  Фэндом: Ориджиналы
  Персонажи: м/ж/м
  Рейтинг: NC-17
  Жанры: Гет, Романтика, Повседневность, POV, Учебные заведения
  Предупреждения: Underage
  Размер: планируетсяМакси, написано 299 страниц
  Кол-во частей: 36
  Статус: в процессе
  
  Описание:
  Пишу по заказу. Любовь учителя и ученицы. Она безнадежно влюблена в своего учителя математики, естественно безответно. Если бы она только знала, что эти чувства отнюдь не безответны...
  
  Посвящение:
  Заказчику. Спасибо вам за идею!
  
  Публикация на других ресурсах:
  Спросите и у меня и непосредственно у заказчика.
  
  Примечания автора:
  Первоначальная идея не моя, но обыграла я по-своему. У меня пропало вдохновение, я не знала о чем писать... И вот! Свершилось! Я зажглась идеей. Надеюсь вам понравится.
  
  НОВОСТЬ!!!
  
  ГОСПОДИ!!! ПО МОЕЙ РАБОТЕ СДЕЛАЛИ ОФИГИТЕЛЬНЫЙ АРТ!!!
  
  Автор, одна прекрасная девушка под ником Сари:
  
  Даша: http://timg.in/FVqfc
  
  Александр Владимирович: http://timg.in/uXpJq
  
  Макс: http://timg.in/otVg2
  
  
  
  Новость|2|!!!!
  
  По моей работе опять был сделан, не менее ВОСХИТИТЕЛЬНЫЙ АРТ! Талантливого автора зовут Leontion.
  
  http://s2.uploads.ru/Lfozt.jpg - Александр Владимирович в виде кота. Просто восторг!)))))))))
  
  
  
  Бог, любит троицу. Новость|3|!!!!!!
  
  Мне был прислан ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ арт, от восхитительной художницы Bloody_Jack.
  
  http://s50.radikal.ru/i130/1308/e7/15c2feac7fc5.jpg - Александр Владимирович. Умираю с его глаз просто))) Очень талантливо.
  
  
  
  НОВОСТЬ |4|
  
  Ахахахах, не устаю безумно радоваться новым новостям!
  
  Мне прислали замечательный, изумительный, восхитительный арт! Прекрасная девушка под ником Ангел В Смирительной Рубашке.
  
  http://cs317122.vk.me/v317122877/8bd9/4plyvm6sHok.jpg - Александр Владимирович.
  
  
  
  НОВОСТЬ |5|
  
  Вот все эти новости делают меня безумной счастливой...
  
  Мне прислали новый чудесный арт:
  
  https://pp.vk.me/c605920/v605920430/6d09/OlKnSlK_cwg.jpg
  
  https://pp.vk.me/c605920/v605920430/6d13/QWTA2UbrFGs.jpg
  
  Александр Владимирович.
  
  Ник великолепного автора - Anna199
  
  
  
  НОВОСТЬ |6|
  
  Смотрите новый арт!
  
  cs625730.vk.me/v625730155/27868/v-wToxw-ZzI.jpg
  
  Ник талантливого авто
  
  ========== Глава 1 ==========
   - Здравствуй, Дарья!
  
  
  
  Я еще даже не обернулась, но уже каким-то шестым чувством знала, кто сейчас стоит за моей спиной. Высокий, красивый, темные волосы взлохмачены в творческом беспорядке, на губах безмятежная улыбка, которая никак не вяжется с человеком, который преподает точные науки.
  
  
  
  Сердце начинает выбивать рваный ритм, щеки предательски пылают, руки цепляются за лямку сумки, как за спасительный круг - моя привычная на него реакция.
  
  
  
  - Здр... здравствуйте, Александр Владимирович.
  
  
  
  Я страшно запинаюсь, смотря при этом куда-то себе под ноги. Что со мной? Сколько я его не видела? День? Два? Вечность! За выходные уже совсем отвыкла от него...
  
  
  
  - Какая, однако, отрадная картина, - усмехнулся учитель. - Абрамова да и не опоздала на первый урок - чудо просто.
  
  
  
  - Я редко опаздываю, - сконфуженно чеканю слова я, смущенно поднимая на него взгляд: то же спокойное лицо, темные волосы, упавшие на лоб, тонкий разлет бровей. И глаза... темно-зеленые глаза, в которых хочется утонуть.
  
  
  
  - Да что ты? А вот твоя классная руководительница Марья Алексеевна говорит совсем другое.
  
  
  
  - Ну, то Марья Алексеевна! - махаю рукой я. - У нее каждый единожды пропустивший урок автоматом становится заядлым прогульщиком.
  
  
  
  Ироничная усмешка трогает губы мужчины:
  
  
  
   - Дарья, не опаздывай на первый урок, - плавным движением руки он потрепал мне волосы на голове. По всему моему позвоночнику пробегает ансамбль мурашек. И это называется учитель по математике!
  
  
  
  Проводив учителя несколько обалдевшим взглядом, я, немного потоптавшись на месте, направилась в класс.
  
  
  
  В голове у меня просто не укладывалось: Александр Владимирович потрепал меня по голове! Легкая дрожь в коленках все еще не проходила... И когда только я успела так втюхаться? Да с самого первого дня его преподавания в нашей школе - ровно год назад. В памяти все еще держится тот его первый выговор мне за беготню по лестнице и за отсутствие сменной обуви - так и прошло первое с ним знакомство. Естественно, мне он сразу понравился, да и кому он мог бы не приглянуться? К слову сказать, не только я была очарована новым учителем, почти все девчонки в школе будто бредили им... Какая потасовка образовывается за право присутствовать на его дополнительных консультациях! Какие только истерики не устраиваются, когда по математике классу назначается любой другой учитель. Некоторые вполне серьезно заваливаются на контрольных, лишь бы остаться после уроков с ним.
  
  
  
  Это, конечно, странно, что я так увлечена своим учителем, поскольку у меня есть парень...
  
  
  
  Меня вдруг резко дергают за руку, вырывая из раздумий. Издав удивленный вскрик, я недовольно поднимаю голову и встречаюсь с раздраженными серыми глазами...
  
  
  
  Легок на помине!
  
  
  
  Грубо оттащив меня за локоть в сторону от прохода, сероглазый парень угрожающе упирается рукой о стену около моей головы:
  
  
  
  - Ну и где ты вчера была? - в его голосе слышится нескрываемая злость.
  
  
  
  - Я обязана перед тобой отчитываться? - раздраженно отзываюсь я, пытаясь вырвать руку из его стальной хватки. Все тщетно, он только сильнее сжимает ладонь, причиняя мне боль.
  
  
  
  В его глазах мелькает ярость. Дернув за мою руку, он притягивает меня к себе и предостерегающе шепчет на ухо:
  
  
  
  - Даша, не проверяй мое терпение! Я спрашиваю в последний раз: Где. Ты. Была?
  
  
  
  - Дома, где еще? - прошипела я.
  
  
  
  - А где должна была быть?
  
  
  
  - Макс, пусти, мне больно! - я еще раз попыталась вырвать свою руку. Безуспешно. Я поднимаю на него полный злости взгляд.
  
  
  
  Максим Высоцкий смотрит на меня по-настоящему взбешенно, его холодные льдисто-серые глаза будто прожигают во мне дыру. Откуда столько ненависти? Мы встречаемся уже два месяца, сначала все было хорошо, с точки зрения мажора, Макс был ко мне очень внимателен и даже нежен, но потом... Он стал себя вести так, будто я была его собственностью.
  
  
  
  - Ты не брала трубку.
  
  
  
  - Я готовилась к экзаменам!
  
  
  
  - Почему же я тебе не верю?
  
  
  
  - Ты у меня спрашиваешь? - иронично изогнула бровь я. - Пусти меня, я опаздываю!
  
  Высоцкий нехорошо сощурил глаза. На нас уже поглядывали проходящие мимо ученики. Отпустив наконец мою руку, он в своей пренебрежительной манере бросил:
  
  
  
  - Сегодня после школы.
  
  
  
  - Что после школы? - раздраженно осведомилась я. Меня просто выводила его манера разговаривать со мной, как с кем-то незначительным, еще больше бесило то, что меня он, похоже, принимал как должное.
  
  
  
  - Мы встречаемся сегодня после школы.
  
  
  
  - А ничего, что у меня могут быть дела?
  
  
  
  - Не могут.
  
  ========== Глава 2 ==========
   В классе я заняла свое привычное место - вторая парта от двери - не снимая свою сумку-почтальонку. Наверное, я единственная во всей вселенной не облюбовала последние парты.
  
  
  
  Первым уроком у нас география, делать мне на ней особо нечего. Настроение у меня сильно упало, и я хотела поскорей уйти домой и не видеть Макса ближайшие сто лет. Конечно, я понимала, что сегодня мне придется с ним встретиться, как бы я при этом ни юлила, но... Как меня все раздражало!
  
  
  
  Тем не менее, первый день новой учебной недели выдался очень даже удачным. На географии было только восемь человек, не считая меня: первые уроки в нынешнем девятом классе всегда проходили так пустынно.
  
  
  
  В дверной проем заглянула наша классная руководительница. Очень сухая женщина лет тридцати, не знаю, что у нее на личном фронте, но выглядит она всегда чем-то весьма обеспокоенной, ее темные глазки быстро бегают из стороны в сторону, будто она что-то потеряла. Преподает она свой предмет - русский и литературу - очень сухо и без интереса, если вы понимаете, о чем я говорю. Русский язык - бог с ним, грамматика и правила галимые, но вот литература... Именно тот предмет, в который можно было вдохнуть жизнь, лелеять и тому подобное, она просто убивает. Литература на то и создана, чтобы разговаривать, рассуждать, высказывать свое мнение. У нас же нет никаких своих мыслей, есть мысли учительницы, разбор текста в учебнике, краткое содержание и все. Сухая, педантичная, одинокая женщина: нет, она совсем не годится в преподаватели русского языка!
  
  
  
  - О, как вас много! - всплеснула руками наша русичка Марья Алексеевна, окинув класс хмурым взглядом. - Совсем, что ли, совесть потеряли?! У вас ГИА на носу! О чем вы только думаете, пропуская уроки? За прогулы уроков могут не допустить к экзаменам!
  
  
  
  Я сардонически хмыкнула. Зачем, интересно, она высказывает все это тем, кто пришел на первый урок? Я этого искренне не понимала: пусть уже дождется великого возвращения нашего блудного класса в школу, вот тогда им и будет выговаривать, но никак не нам. Чем мы-то провинились?
  
  
  
  - Абрамова! - ни к селу ни к городу окликнула меня классная руководительница.
  
  Я непонимающе подняла глаза на русичку. Чего это вдруг я?!
  
  
  
  - Что?
  
  
  
  - Где твоя подружка Сивцева? Опять проспала или прогуливает, да?
  
  
  
  - Нет, она на приеме у врача, но скоро должна прийти, - по привычке солгала я, выгораживая Машку.
  
  
  
  Учительница на это покачала головой, мол, поверила она мне с большой буквы, но докапываться не стала, произнесла еще одну тираду про пропуски уроков и с чувством выполненного долга удалилась.
  
  
  
  Прозвенел звонок.
  
  
  
  Весь урок географии я рисовала на вырванном из тетради двойном листке, рисовала глаза: большие, маленькие, суженные, закрытые и темно-зеленые...
  
  
  
  Блин ,я опять начала думать про своего учителя по математике. Ручка у меня шариковая, синяя, но как мой мозг мог выдумать зеленые чернила? Тем не менее, я видела в нарисованных мною (не ахти как, конечно) глазах, его глаза. Такого необычного зеленого-зеленого цвета, я сначала даже думала, что это, должно быть, линзы, такой красивый у них оттенок: темно-травяной, насыщенный, без всяких там примесей.
  
  
  
  Вот у меня самые что ни на есть обычные глаза, темно-карего цвета - стандарт, да и только.
  
  
  
  Такая, как я, никогда не понравится Александру Владимировичу, ему, скорее всего, нравится другой тип девушек, например, как Настя Шевченко. Складненькая, миленькая, красавица, всегда стильно одета - я с тоской перевела взгляд на свои любимые застиранные джинсы - и, конечно же, острый нрав и умение флиртовать.
  
  
  
  К слову о Насте... Блондинка всея нашего класса меня терпеть не могла. Спасибо кому? Спасибо Максу за это! Не знаю даже, что у них там было до меня - мне это и сейчас не больно интересно - но как только он стал встречаться со мной - опять же, и его мотивы встречаться с такой девушкой, как я, мне абсолютно непонятны - я стала объектом ее ненависти.
  
  
  
  Ненависть - наверное, слишком громкое слово, но вот сильная неприязнь у нее есть, это да.
  
  
  
  Я вспомнила, что сегодня должна встретиться с Максом. Стало опять плохо...
  
  Раздалась трель звонка.
  
  
  
  Смяв листок с "рисунками" и засунув его в сумку, я вышла из класса, где на меня сразу же что-то набросилось, вернее кто-то, а точнее Машка.
  
  
  
   - Привет, - девушка улыбалась, пока я обиженно потирала ушибленное плечо. - Класснуха что-то спрашивала обо мне?
  
  
  
  - Да, спросила, почему тебя нет.
  
  
  
  - И что ты сказала?
  
  
  
  - Как обычно.
  
  
  
  - Я тебя обожаю.
  
  
  
  Я хмыкнула. С Машей мы дружим класса с пятого, когда она только-только перешла в эту школу, и было бы странно, если бы я за нее не заступилась, впрочем, как и она за меня.
  
  
  
  - Ты чего такая загруженная? - заметила мой подавленный вид девушка.
  
  
  
  - Макс, - коротко и лаконично, а главное понятно.
  
  
  
  - Что на этот раз?
  
  
  
  - Посмотри, синяк появился? - попросила я Машку, закатав рукав моей "фермерской" рубашки в клетку, показывая ей внешнюю часть локтя.
  
  
  
  - Капец, - громко ругнулась девушка, осматривая мою руку. - Из-за чего?
  
  
  
  - А я говорила, что это плохая идея вчера была, - вздохнула я, закатав рукав обратно. - Лучше бы я с ним вчера встретилась в последний раз, а потом все... Точно бросила бы.
  
  
  
  - Даш, ты каждый раз говоришь, что бросишь его.
  
  
  
  - Ну, так...
  
  
  
  - Сегодня точно ему скажешь?
  
  
  
  - Да.
  
  
  
  Машка иронично засмеялась:
  
  
  
  - Давай, Дашка, я в тебя верю!
  
  
  
  Я почти на нее обиделась. Ну да, я постоянно тянула резину, Макс - не тот парень, которого бросают первым, я всерьез боялась, как бы он мне мстить не начал или еще чего похуже.
  
  
  
  - Вот скажи, чем я так для него привлекательна? Чего он меня не бросит уже...
  
  
  
  Маша внимательно окинула меня взглядом:
  
  
  
  - Если честно, не знаю, - честно призналась она. - На твоем месте я бы с удовольствием с ним встречалась, а то ты совсем уже зажралась.
  
  
  
  А теперь точно обиделась. Видеть больше никого не хочу.
  
  
  
  Остальные уроки то тянулись медленно, как жевательная резинка, то летели со скоростью света. Машка то приходила на уроки, то сбегала, звала меня с собой, но я упрямо мотала головой, настроение паршивое, да и лишний раз не было желания навлекать на себя праведный гнев Марьи Алексеевны. Еще и математик просил меня не пропускать уроки...
  
  
  
  Вот и последний шестой урок - алгебра. Его-то я и остальные девочки как раз-таки ждали с особым предвкушением. На урок объявилась даже наша красотка - Настька Шевченко, хотя остальные уроки она культурно прогуляла.
  
  
  
  Великая тяга к "знаниям" у всех проснулась, одним словом.
  
  
  
  Уже сидя на алгебре, я со странным для меня волнением ждала начала урока. Александра Владимировича в классе еще не было, обычно он заходил со звонком, нередко опаздывал. Я нервно грызла ручку, не выпуская сотовый из кулака - следила за часами. Время не спеша отсчитывало секунды.
  
  
  
  Прозвенел звонок на урок. Машка плюхнулась рядом со мной за парту, а учителя все не было.
  
  
  
  Где же эта чертова пунктуальность, свойственная математикам?!
  
  
  
  Наконец в класс с пятиминутным опозданием зашел Александр Владимирович - я поспешно вынула ручку изо рта - сделав рукой жест, чтобы никто не вставал, он тут же начал писать что-то на доске.
  
  
  
  - Сегодня мы пройдем новую тему, а уже завтра, когда будет два урока подряд, разберем ваши контрольные, - мимоходом бросает мужчина, занятый записью на доске. - Написали довольно-таки неплохо, есть, правда, несколько двоек, но ничего из ряда вон выходящего.
  
  
  
  Класс негромко загудел, всем интересно было узнать, что они получили.
  
  
  
  - Оценки узнаете после урока, - математик, наконец, отрывается от доски и оглядывает сидящих, его взгляд падает на меня - я тут же, страшно смутившись, перевожу взгляд на столешницу.
  
  
  
  - Новая тема, открываем учебники на странице 246.
  
  
  
  Весь урок я жадно слушала Александра Владимировича, записывала все, что он писал на доске, но каждый раз, когда я смотрела ему в глаза, то забывала обо всем на свете и более не слышала сухие законы математики и пояснения к ним, а ловила лишь бархатные нотки страсти, любви, не ко мне, конечно, а к мертвой точной науке. Но даже этим я, казалось, упивалась. Никогда не приходилось слышать, чтобы холодную, такую сухую науку так страстно объясняли, а этот человек будто сумел вдохнуть в нее жизнь. А стоило только математику посмотреть на меня, как мои щеки тут же заливал густой румянец.
  
  
  
  Урок, по моему мнению, прошел слишком быстро. Я неохотно встала из-за парты и небрежно побросала в сумку школьное барахло.
  
  
  
  Машка, проворно подскочила к учительскому столу, взяла у Александра Владимировича наши листочки с контрольными и теперь лихо огибала парты, разнося одноклассникам их работы.
  
  
  
  Получив свой листочек и увидев оценку, я удивленно приподняла брови.
  
  
  
  Двойка?!
  
  
  
   - Маш, дай мне свою контрольную посмотреть, - окликнула я девушку, как раз проходящую около моей парты. Она мне невпопад сунула свою работу и двинулась дальше.
  
  
  
  А вот у Машки почему-то четыре, хотя она у меня все досконально списала! Я запомнила, как она к своему первому варианту - латинской цифре - пририсовала еще один столбик и получился второй вариант.
  
  
  
  Она начисто все у меня скатала: так почему же ей четыре, а мне два?!
  
  
  
  Я, уже сжав листок в руке, хотела подойти к учителю, но он вдруг произнес небольшое объявление:
  
  
  
   - Все, кто получил двойки за контрольную, остаются после уроков на дополнительное задание. При этом взгляд его зеленых глаз упал на меня.
  
  
  
  Это что же получается?
  
  ========== Глава 3 ==========
   Дополнительные задания и консультации по математике проводились в этом же классе, поэтому я, бросив сумку на недавнее место Машки, обвела понурым взглядом оставшихся учеников: Вовка, Янка, Олеся, Оля и, собственно, я - итого пять человек.
  
  
  
  Действительно, не густо.
  
  
  
  Я, было, хотела подойти к Александру Владимировичу и сказать, что произошла какая-то ошибка: ну не может у меня быть двойки! Даже в листке только два зачеркнутых им уравнения. Но потом передумала, мало ли, может, он увидел, как у меня списывала Сивцева, и решил проучить, но главная причина заключалась в Максе.
  
  
  
  Все складывалось донельзя удачно. Идеальней предлога не встречаться с Высоцким сегодня - и не придумаешь!
  
  
  
  Осталось только сделать мелочи...
  
  
  
  - Александр Владимирович, - внезапно ставшим хриплым голосом позвала я учителя, поднимая вверх руку, прямо как в начальных классах. - Можно я выйду позвонить?
  
  
  
  Мужчина одарил меня рассеянной улыбкой, от которой я тут же залилась краской:
  
  
  
  - Хорошо, Дарья, только быстро.
  
  
  
  Кивнув, я юркнула из класса. Сенсорка на моем уже видавшем виды телефоне совсем в последние время стала плохо работать: пришлось раз пять тыкнуть в меню вызовов, прежде чем контакты отобразились на экране. Это еще хорошо, что кнопочка вызова была не сенсорной.
  
  
  
  Из динамиков вместо привычных гудков заиграла музыка - и даже здесь Высоцкий не упустил случая выпендриться! Хотя ответил он почти мгновенно, что было очень странно для него:
  
  
  
  - Да?
  
  
  
  Я усмехнулась: уж слишком равнодушный голос у него был для такого оперативного поднятия трубки.
  
  
  
  - Макс, извини, но сегодня не получится встретиться.
  
  
  
  - Я, по-моему, ясно выразился.
  
  
  
  - Меня оставили после уроков.
  
  
  
  Макс хмыкнул в трубку:
  
  
  
  - Какая, блин, трагедия! Никак тебя на ночь оставляют?
  
  
  
  - Ну, нет, но...
  
  
  
  - Ну так я подожду.
  
  
  
  В моем голосе явственно зазвенела паника:
  
  
  
  - А завтра мы никак не можем встретиться?
  
  
  
  - Даша, я ненавижу повторять одно и тоже по два раза, - в тембре голоса у него появляются металлические нотки.
  
  
  
  Деревянными пальцами я нажала на отбой.
  
  
  
  От переизбытка противоречивых чувств меня замутило: злость, неверие, раздражение, в какой-то мере страх. В голове еще теплилась мысль убежать - просто плюнуть на все и убежать! Но нет, не получится... Лучше решить все раз и навсегда, хватит отворачиваться от проблем!
  
  
  
  Я вернулась в класс, тихо прошмыгнув за свою парту. Александр Владимирович выдал всем задания на листочках, видимо, решил помочь не успевавшим исправить оценки.
  
  
  
  Взглянув на свое задание, я почувствовала, как мои брови опять поднялись вверх: мы такого вообще еще не проходили, в этих уравнениях надо было использовать формулы, в привычных - которые мы изучали на уроке - всего две, в этих все пять...
  
  
  
  Да что же это такое?!
  
  
  
  Я подняла изумленный взгляд на учителя, но тот и не смотрел в мою сторону, он что-то спокойно объяснял Оле, вовсю жеманно улыбавшейся у его стола. Когда Ольга прошла на свое место, он бросил на меня вопросительный взгляд, хотя в уголках губ - я готова была поклясться - играла шаловливая усмешка:
  
  
  
  - Дарья, тебе опять выйти надо?
  
  
  
  Я нервно сглотнула:
  
  
  
  - Нет...
  
  
  
  - Вот и славно, - Александр Владимирович легко поднялся на ноги. Голос у него был очень глубокий. Хозяин такого голоса не привык к возражениям, я это заметила и знала еще с самой первой нашей встречи. - Мне надо ненадолго отлучиться, надеюсь, что за это время вы управитесь, - он бросил на меня игривый взгляд. - Особенно вы, Дарья.
  
  
  
  Что значит, особенно я?!
  
  
  
  Я почему-то неожиданно застеснялась своих затертых джинс, раскрасневшихся щек, немного - постоянно притом - растрепанных волос. И стала ощущать себя по-другому, особенной, что ли...
  
  
  
  Сразу после ухода математика ко мне подлетел Вовка: сунув мне прямо чуть ли не в лицо свои задания и попросил помочь.
  
  
  
  Едва взглянув на его задание, я изумленно выдохнула. Стянув со стола свой листок, я сравнила наши с ним задания: у Вовы примеры были куда легче тех, что мы решали на контрольной, не говоря уже об уравнениях на листке, который выдали мне.
  
  
  
  Ничего не понимаю...
  
  
  
  - Даш, блин, так поможешь, нет?! - вырвал меня из раздумий Вовка.
  
  
  
  Коротко бросив "нет", я с безнадегой уставилась в свой листок: у меня так и так не получится это решить!
  
  
  
  - Тебе что, жалко? - не отставал Вова. Он, и правда, всегда тупил на уроках, и не мудрено, что сейчас не может решить такие элементарные примеры. Но разве это мои проблемы?
  
  
  
  - Я, если не забыл, тоже два получила!
  
  
  
  - И что?
  
  
  
  - И ничего! Не отвлекай меня, - раздраженно шикнула я на парня.
  
  
  
  Вовка смерил меня обиженным взглядом, выхватив из моих рук свой листочек, и побежал к Олесе.
  
  
  
  Я еще раз посмотрела на данные мне примеры уравнений. Мне вдруг стало смешно.
  
  Да меня нарочно завалить пытаются!
  
  
  
  Скосив глаза в сторону дверей, я, быстро встав со своей парты, подбежала к учительскому столу: где-то на нем и должны быть правильные ответы. Заметив мое противозаконное действо, Вовка тут же подбежал ко мне и тоже стал наглым образом обшаривать стол преподавателя. Оля что-то возмущенно нам начала кричать, но после Вовиного грубого посыла в одно место быстро стихла.
  
  
  
  Я очень быстро поняла, что решений нужных мне уравнений нет, и со вздохом вернулась на свое место. Вовке повезло не больше моего...
  
  
  
  Ну что за день сегодня такой?!
  
  
  
  Учителя не было очень долго, я в каком-то истерично-флегматичном состоянии вырисовывала на листочке разного вида бутылочки из-под вина. Странно, но мне очень нравилось их рисовать.
  
  
  
  Пару раз мне звонил Макс, но я постоянно сбрасывала его входящие. И уже, кажется, заранее знала, что он мне на это скажет...
  
  
  
  Только через полчаса в классе появился, наконец, Александр Владимирович, а я не знала, радоваться мне этому или нет, да и вообще, что я ему скажу: вы, то бишь, меня нарочно заваливаете? Бред...
  
  
  
  - Так, кто все сделал, сдаете мне работу, и более я вас не задерживаю, - как-то рассеяно проронил учитель, поглядывая на свои наручные часы.
  
  
  
  Я прошагала за неровным строем одноклассников к его столу. Так получилось, что шла я самая последняя, ну и, конечно, не заметить мой абсолютно чистый листок, который я положила на другие работы и он оказался на самом верху стопочки - было невозможно.
  
  
  
  - Дарья, это что такое? - насмешливо хмыкнул учитель, разглядывая сданный мною лист.
  
  
  
  - Я не смогла решить задания, - сдавлено проговорила я. Мне стало безумно неловко от сложившийся ситуации... Я всегда хорошо училась и неуспеваемости у меня никогда не было.
  
  
  
  - Даже так? - криво ухмыльнулся Александр Владимирович. Взгляд его зеленых глаз упал на застывших позади меня учеников. - Все свободны, можете идти, кроме... - от его насмешливой улыбки адресованной мне лично, я неловко потупила взгляд. - ... Дарьи. Останешься, я тебе все доступно объясню.
  
  
  
  К горлу опять подкатывал нервный смех.
  
  ========== Глава 4 ==========
   - Ну что же ты, совсем ничего не смогла решить? - Александр Владимирович смерил меня озадаченным взглядом.
  
  
  
  Да, блин, покажите мне кого-то из девятого класса, кто сможет это решить!
  
  
  
  - Нет, ничего... Вы дали мне примеры уравнений, которые мы еще не проходили.
  
  
  
  - Разве? - удивленно переспросил учитель.
  
  
  
  - Ну, вроде... - уклончиво, уже как-то тихо и невпопад глотая слова, пробормотала я. В классе никого не осталось, кроме нас двоих, и мне стало страшно не по себе. Потупив взгляд, я уставилась себе под ноги.
  
  
  
  Сейчас или никогда!
  
  
  
  - Скажите, а за что вы мне поставили два?
  
  
  
  Александр Владимирович усмехнулся. И стало непонятно, чего было больше в его усмешке - сочувствия или издевки. Потом он улыбнулся шире, потом еще шире, и вдруг захохотал.
  
  
  
  Я даже от неожиданности сделала шаг назад: что его так развеселило?
  
  
  
  - Ох, извините, Дарья, это я не над вами, - отсмеявшись, выдохнул учитель, поднимая на меня свои лучистые изумрудные глаза. - Двойку я тебе поставил за списывание.
  
  
  
  - Я не списывала...
  
  
  
  - Зато у тебя списывали, - уже более серьезно отозвался математик, деликатно извлекая из недр папки на столе какие-то бумаги.
  
  
  
  На это я не нашлась, что ответить. Но все же списывание (причем списывание не мной, а у меня) это не повод давать мне уравнения одиннадцатого класса!
  
  
  
  - Скажи, ты ведь вроде как собираешься поступать на "экономический"? - спросил Александр Владимирович без тени улыбки на лице, лишь глаза у него оставались безмятежными.
  
  
  
  - Да, собираюсь, - по-прежнему не поднимая глаза со своих ног, отозвалась я. Поступить в институт на экономическое дело, было моей мечтой. Помочь своей матери...
  
  
  
  - Дарья, ты знаешь, что там изучают высшую математику?
  
  
  
  - Конечно...
  
  
  
  - А какие там сложные вступительные экзамены и большая конкуренция, тоже знаешь?
  
  
  
  - Об этом еще рано говорить, - тихо пробормотала я: не понимая к чему весь этот разговор. - Я учусь только в девятом классе.
  
  
  
  Учитель понимающе мне улыбнулся:
  
  
  
  - Мне жаль тебя разочаровывать, но говорить об этом надо уже сейчас. С теми знаниями, которые преподают в школах, сейчас не поступишь в университет. Там очень высокая шкала проходных баллов, да еще и конкуренция, особенно на бюджетные места, довольно ярая.
  
  
  
  - А что, и на платные места конкуренция? - изумленно спросила я. Мой жизненный план на ближайшие лет пять стал казаться мне не таким уж и радужным...
  
  
  
  - А ты как думала? - хохотнул Александр Владимирович, кивая мне на стул за первой партой: жестом приглашая сесть на него. - Почти все заранее до поступления нанимают себе репетиторов, притом делается это уже в классе восьмом-девятом, ибо потом они уже не смогут нагнать тот уровень, который требуется для поступления.
  
  
  
  Я обессилено опустилась на стул, пребывая в каком-то опустошенном состоянии. По всей видимости, я пока все еще не осознала всю тяжесть своего положения...
  
  
  
  - Я дал тебе стандартное задание на применение формул, - все так же деловито, будто и вовсе не замечая мой отсутствующий вид, продолжал учитель. - Ты не справилась даже с ним.
  
  
  
  В голове образовался вакуум без единой сознательной мысли. Как запись на пленке, в моем сознании дикторским тенором произносились давно известные мне с детства истины: репетитор стоит дорого, у нас нет на него денег. Если ты не поступишь в университет, то в жизни из тебя ничего не получится. Ты не поступишь без репетитора.
  
  
  
  Чертов замкнутый круг!
  
  
  
  - И что мне теперь делать? - спросила я, внутренне вздрогнув - насколько жалко это прозвучало.
  
  
  
  Кто-то тронул меня за плечо и, когда я совсем никак не отреагировала, сильно сжал руку - нет, не причиняя боль, а наоборот ободряя. Мой мозг запоздало осознал, кто сейчас держит меня за плечо. Издав какой-то странный звук похожий на полувсхлип и полувскрик, я, вздрогнув, вопросительно подняла голову встречаясь с темно-зелеными глазами своего учителя.
  
  
  
  Александр Владимирович, с обеспокоенным выражением лица обойдя свой стол, склонился за моей партой и ободряюще сжал мое плечо.
  
  
  
  Мое лицо тут же залил хаотичный жар, я явственно почувствовала запах мужского одеколона, исходившего от него.
  
  
  
  - Дарья, не нужно так расстраиваться, - в голосе учителя сквозило сопереживание. - Я думаю, что смогу тебе помочь.
  
  
  
  Слова давались мне с трудом: кожа в том месте, где касался меня учитель - даже будучи спрятанной под одеждой - горела как в огне:
  
  
  
  - Как?
  
  
  
  - Я буду заниматься с тобой дополнительно, - спокойно отозвался Александр Владимирович, наконец убирая свою ладонь с моего плеча.
  
  Те уверенность и спокойствие, что от него исходили при этом, просто не могли не внушать мне доверие. Я почти даже успокоилась, но печальный факт оставался фактом:
  
  
  
  - У меня нет денег на репетиторство...
  
  
  
  - Абрамова, - как мне показалось, раздраженно отозвался учитель. - Какие к черту деньги?!
  
  
  
  - За репетиторство, - пока еще не верящим голосом, ответила я. Даже учителям из нашей школы за дополнительные задания платили деньги: за общие занятия - школа, за индивидуальные - родители учеников.
  
  Александр Владимирович тяжело вздохнув:
  
  
  
  - Так давай сделаем сейчас вид, что я этого от тебя не слышал!
  
  
  
  - Но...
  
  
  
  - Без "но", - голосом, не терпящим всякого возражения, отрезал Александр Владимирович, снова поглядывая на свои наручные часы. - К сожалению, сегодня я уже не успеваю. Занятие будет завтра после уроков.
  
  
  
  - Вы что, серьезно? - ошеломленно пробормотала я.
  
  
  
  Математик удивленно посмотрел на меня, после легкая улыбка тронула его губы. Покачав головой, он мягко меня пожурил:
  
  
  
  - Ну как я могу не помочь одной из моих любимых учениц?
  
  
  
  ***
  
  
  
  "Ну как я могу не помочь одной из моих любимых учениц?" - казалось, эти слова теперь навечно записались на подкорке моего мозга. Раз за разом я прокручивала в голове эту его фразу...
  
  
  
  До сих пор не верилось!
  
  
  
  В несколько эйфорическом состоянии я дошла до гардероба - у нас это большое помещение с огромным количеством вешалок, за порядком в котором смотрит ворчливая баба Вера - переодев сменную обувь и накинув на себя куртку, я, едва волоча ногами, поплелась к выходу, на ходу обвязывая вокруг шеи длинный шарф.
  
  
  
  Поскорее бы наступило завтра!
  
  
  
  Словами было трудно выразить то, как я была признательна Александру Владимировичу. Он просто меня спас!
  
  
  
  Деньгам на репетиторство в нашей семье было неоткуда взяться: отец ушел, когда мне было девять лет, и с этого времени мать одна тащит меня и моего маленького брата на себе. Образования нормального она в свое время не получила, рано вышла замуж, рано родила, естественно, и работу с хорошей зарплатой ей сложно найти, наверное, именно поэтому мама так спрашивает с меня... Сколько я себя помню, всегда хорошо училась, но, по всей видимости, этого, чтобы пробиться в жизнь, недостаточно.
  
  
  
  И все-таки какой Александр Владимирович замечательный - думала я со сладким замиранием в сердце, уже выходя из школы.
  
  
  
  Не каждый учитель "нового поколения" возьмет на себя бесплатное репетиторство...
  
  
  
  Лестница нашей школы была покрыта тонкой коркой льда после вчерашнего недодождя со снегом, на дворе был февраль. Совсем погрузившись в свои думы, я как-то не обратила на это особого внимания и, естественно, чуть не растянулась на холодных ступеньках. Я, сильно покачнувшись, протянула руку, чтобы удержаться за перила.
  
  
  
  Внезапно чья-то ладонь подхватила меня под локоть, чуть толкнув вперед и помогая восстановить равновесие.
  
  
  
  - Почему трубку не брала?
  
  ========== Глава 5 ==========
   - Почему трубку не брала?
  
  
  
  Минутный шок от грозящего падения быстро спал, уступив место такому привычному для меня раздражению под экзотическим соусом из уныния.
  
  
  
  - Как ты себе это представляешь? - ничего не выражающим голосом спросила я, выдергивая свою руку из тонких пальцев Макса. - Я все-таки была на дополнительных.
  
  
  
  К моему большому удивлению, Высоцкий отпустил мою руку. Пренебрежительно пожав плечами, мол, понятно, легко спустился вниз по обледенелым ступенькам.
  
  
  
  Я тяжело вздохнула: по всей видимости, серьезный разговор не получится отложить до завтра. Я даже мысленно не могла себе представить, как брошу Высоцкого - парня, за которым бегает почти полшколы...
  
  
  
  Мы пошли по замерзшей улице, асфальт был почти полностью покрыт тонкой коркой льда. Макс больше не пытался взять меня за руку, ничего не спрашивал и вообще вел себя со мной слегка отстраненно. Пару раз я поскальзывалась на гладкой ледяной поверхности, и Высоцкий всегда осторожно придерживал меня, а если все же не успевал и я все-таки падала, то очень галантно подавал руку, вгоняя меня в краску. Я даже стала чувствовать некую неловкость и угрызения совести от того, что собиралась ему сказать.
  
  
  
  По дороге нам попалось кафе. Небольшое, уютное и, должно быть, очень теплое. Я успела основательно продрогнуть под порывистыми ветрами, сновавшими по улице. Сероглазый парень предложил посидеть, что было очень странно: чтобы Высоцкий и предложил мне выбор!
  
  
  
  Мы заняли один из миниатюрных круглых столиков. Мне становилось все больше не по себе. Макс молча смотрел на гардины, а я просто не знала, как начать разговор, и лишь комкала в руках салфетку.
  
  
  
  - Послушай...
  
  
  
  - Даша, ты помнишь наше первое знакомство? - внезапно перебив меня на полуслове, когда я уже решилась сказать ему все, спросил Макс, пристально взглянув на меня.
  
  Ну, хоть эта привычка перебивать меня никуда не делась!
  
  
  
  - Ты про туфли, что ли? - сконфуженно переспросила я.
  
  
  
  Легкая усмешка тронула его губы:
  
  
  
  - О да!
  
  
  
  Мои знаменитые туфли! Как же я про них могла забыть?!
  
  
  
  Еще в прошлом году (я училась тогда в восьмом классе) мама купила для меня очень красивые туфли, как сейчас помню: черные, лакированные и на ощутимом каблучке. Для кого-то, может быть, это вполне обыденно, но не для меня, тогда привыкшей исключительно к кедам и вечной нехватке денег в семье на какую-нибудь нормальную обувь.
  
  
  
  Помню, я прибежала в школу в новых лодочках, уверенная, что произведу фурор. Но почему-то никто не заметил моих новых туфель, а с Машей мы тогда еще очень сильно из-за чего-то поругались, уже даже не вспомню причины, но не суть... Уже порядком расстроенная и раздраженная, я села на школьный подоконник в коридоре, когда как раз к нему, вальяжно привалившись и что-то читая, встал никто иной, как Максим Высоцкий. Тогда он был в десятом классе, и было очень удивительно видеть его одного без армии поклонниц и без друзей. Я тогда даже не знала толком, как его зовут, просто в моей памяти четко зафиксировалось то, что он капец какой классный и все хотят с ним дружить. Не знаю, что на меня тогда нашло, но я вытянула ногу прямо перед его носом:
  
  
  
  - Тебе нравятся мои новые туфли? - спросила я его с вызовом.
  
  
  
  От неожиданности Высоцкий даже выронил свою книжку. Скосил на меня удивленные серые глаза и коротко бросил:
  
  
  
  - Круто...
  
  
  
  А еще неделю спустя почти все девочки в школе начали носить черные туфли на каблуке, только потому, что хотели понравиться Максу...
  
  
  
  Смешная, конечно, вышла история. Мне до сих пор становится дурно при одном воспоминании о ней. К чему ее сейчас вспомнил Макс?
  
  
  
  - Вот тогда все и началось... - почему-то грустно выдохнул парень, отводя взгляд.
  
  
  
  - Что началось? - недоумевала я.
  
  
  
  - Моя... кхм, - откашлялся Макс. - Симпатия к тебе.
  
  
  
  Я неловко заерзала на стуле, не зная, куда девать глаза. Господи, что он говорит?! На мою руку легла чья-то теплая ладонь.
  
  
  
  - С того момента, как ты чуть не убила меня своей туфлей, я постоянно думал о тебе... - его рука сильнее сжала мою ладонь. - Я пытался выкинуть тебя из головы, ты еще была так мала, но не смог, понимаешь? Не смог...
  
  
  
  Он перешел почти на шепот, но вышло у него это настолько жарко и чувственно, что я помимо своей воли подняла на него глаза, щеки опалил обжигающий румянец.
  
  
  
  Наши глаза встретились.
  
  
  
  Мгновенье.
  
  
  
  Неожиданно он прервал этот зрительный контакт и отвернулся:
  
  
  
  - Я не привык объясняться в любви и пускать розовые сопли... Но ты мне дорога, Даша. И я знаю, что веду себя с тобой иногда не очень корректно и постараюсь исправиться.
  
  
  
  Я не знала, что сказать, да и вообще уместно ли что-то говорить в подобных ситуациях? Мне объяснился в любви Максим Высоцкий, своеобразно, правда, но все же!
  
  
  
  - Ты мне веришь?
  
  
  
  Нервно сглотнув, я кивнула головой. Я не могла ему сказать, что хочу расстаться... Зная даже, что именно сейчас это стоит сделать, дальше будет только хуже, как для меня, так и для него. Мне хотелось уже сказать: нам нужно расстаться, я тебя не люблю! Но вместо этого я невзначай проронила:
  
  
  
  - Скоро уже темнеть начнет. Пойдем?
  
  
  
  - Конечно...
  
  
  
  Он расплатился, и мы довольно быстро пошли по улице. Солнце уже ушло за крыши домов, на асфальт легли длинные тени. Мы шли молча, Макс полностью погрузился в свои мысли, я проклинала себя за молчание.
  
  
  
  Уже у моего подъезда Высоцкий насмешливо меня спросил:
  
  
  
  - Как давно я тебя уже так не провожал?
  
  
  
  - Недели две, - скованно улыбнулась я.
  
  
  
  - А кажется, что целую вечность.
  
  
  
  Мне захотелось пригласить его, но я не решалась. Мы молча смотрели друг на друга.
  
  
  
  - Господи, как маленький, ей-богу! - прорычал Высоцкий, в два шага преодолевая расстояние между нами и крепко прижав меня к себе, впился в мои губы требовательным поцелуем. Я протестующе дернулась под ним, когда почувствовала, как его язык раздвигает мои сомкнутые губы.
  
  
  
  Если подумать, то это был наш первый серьезный поцелуй!
  
  
  
  Своеобразный поцелуй закончился так же внезапно, как и начался. Отпустив меня, Макс лениво улыбнулся и встрепал на своей голове густые темные волосы.
  
  
  
  У меня чесались руки дать ему хорошенькую оплеуху хотя бы за этот его ужасно довольный вид, но, пересилив себя, я просто кинула на него уничтожающий взгляд. Изменится он, как же! Я, резко отвернувшись от него, прошагав до самой двери, уже взялась за ручку, как он мне вдогонку довольно громко крикнул:
  
  
  
  - А все-таки на каблуках ты неотразима!
  
  
  
  Несколько человек недоуменно посмотрели на меня. Я, сильно покраснев, быстро заскочила в подъезд, громко хлопнув дверью.
  
  
  
  - Вот засранец! - прошептала я, поднимаясь по лестнице.
  
  
  
  Казалось, моя голова сейчас взорвется от переизбытка впечатлений на сегодня. Единственная мысль, которая не давала мне покоя даже в таком взвинченном состоянии: завтра у меня персональное дополнительное задание от Александра Владимировича!
  
  ========== Глава 6 ==========
   Утро выдалось на редкость спокойным: небо было безоблачным, светило неяркое солнце. Младший брат сегодня учился на урок раньше, чем я, и уже свалил.
  
  
  
  Идеально!
  
  
  
  Сегодня я очень нервничала из-за своего внешнего вида. Встав у большого (в полный мой рост) зеркала в маминой комнате, я критически себя оглядела: покрутилась и так, и эдак, посмотрела на себя с разных ракурсов.
  
  
  
  В конце концов, все же осталась недовольна собой.
  
  
  
  А как раз сегодня мне хотелось выглядеть по-особенному, что ли. Дело, конечно, было в моем математике и сегодняшнем его репетиторстве, но я упорно не хотела в этом сознаваться даже себе.
  
  
  
  Надо становиться реалисткой. Пора бы уже смириться с тем, что я - это я. И перестать спорить и искать какие-то факты и доводы. Бесполезно выдумывать то, чего нет.
  
  
  
  На такую, как я, Александр Владимирович никогда не обратит своего зеленоглазого взора. Я горестно вздохнула, натягивая свои любимые джинсы. Настроение у меня резко упало, и я вполне буднично оделась - как всегда. Правда, вместо своего привычного хвоста я распустила волосы. Еще вчера я щедро втирала в них многочисленные мамины муссы и гели, и теперь мои жиденькие (от вечного хвоста) волосы стали пышными и приобрели видимость какой-то прически на голове.
  
  
  
  Мелочь, а на всем облике ощутимо играет.
  
  
  
  Вышла из дома по привычке на пятнадцать минут раньше, чем нужно. Можно было спокойно пройтись и многое обдумать. Хотела было позвонить Машке, но быстро отбросила эту затею: Мария обычно в такую рань еще спит. Да и я в слишком взволновано-возбужденном состоянии, чтобы с кем-то общаться, а уж тем более с пронырливой лучшей подругой.
  
  
  
  Около школы меня уже ждали - я ошеломленно перебирала в голове причины, по которым Высоцкий бы встал в такую рань и стал поджидать меня на крыльце школы. Мы не случайно столкнулись, он меня даже заранее (как он обычно это делает) не предупредил телефонным звонком, чтобы я поторапливалась, а именно терпеливо ждал. Вальяжно прислонился к шатким перилам и щелкал зажигалкой какой-то странной формы. Заметив меня, тут же легко отстранился от перил и наградил меня ленивой улыбкой.
  
  
  
  Моему изумлению не было предела: что могло произойти за ночь?!
  
  
  
  - Классно выглядишь, - слегка прищурив свои льдисто-серые глаза, заметил Макс. - Тебе так идет.
  
  
  
  Моя рука на автомате потянулась к волосам, чтобы в сотый раз поправить непривычно обрамляющие лицо локоны, но я вовремя спохватилась и спрятала ее в карман. Хотела было поблагодарить его (не каждый день Высоцкий снисходит до комплиментов), но вспомнила вчерашний поцелуй...
  
  
  
  Хрен ему, а не благодарность! - зло подумала я.
  
  
  
  - Сколько у тебя сегодня уроков? - Макс улыбался одними уголками губ: надменно и высокомерно. Ничего удивительного в этом не было, он всегда так улыбался, но сейчас в его улыбке было что-то странное. Я не могла понять, что именно.
  
  
  
  - Шесть, - буркнула я себе под нос, поднимаясь вверх по ступенькам.
  
  
  
  - А после что делаешь? - вышло это у парня как-то напряженно, как будто выговариваемые им слова были иностранными и он не знал правильного их значения.
  
  
  
  - Прости, что? - на этот раз я не смогла скрыть растерянности. С каких пор он интересуется и считается с моими планами?
  
  
  
  Тяжело вздохнув и одарив меня раздраженным взглядом, Макс по слогам, как умственно отсталый, спросил еще раз:
  
  
  
  - Что. Ты. Делаешь. После. Уроков?!
  
  
  
  - У меня репетиторство, - по-прежнему недоверчиво поглядывая на парня, пробормотала я.
  
  
  
  Высоцкий удивлено приподнял брови:
  
  
  
  - Репетиторство? У тебя?
  
  
  
  - А что в этом странного?
  
  
  
  - Ты всегда хорошо училась, - нахмурился парень, рукой потрепав себе волосы на голове.
  
  
  
  - Мне поступать в университет, - холодно бросила я.
  
  
  
  - Не в этом же году.
  
  
  
  - Если не начну сейчас, то после уже не смогу поступить, - ответила я словами Александра Владимировича, и щеки тут же обдал румянец.
  
  
  
  Макс все еще подозрительно хмурил брови:
  
  
  
  - По какому предмету?
  
  
  
  - По математике.
  
  
  
  - И кто учит?
  
  
  
  Сердце в моей груди сделало небольшое сальто: к чему этот вопрос?! Я терялась в томительных догадках - неужели на моем лице все написано?
  
  
  
  Стараясь придать лицу как можно более равнодушный вид я, пренебрежительно пожав плечами, ответила:
  
  
  
  - Это разве так важно? Александр Владимирович согласился со мной заниматься.
  
  
  
  - Александр Владимирович? - недоуменно переспросил Макс, все так же подозрительно на меня поглядывая. - Так он ведь не проводит никаких репетиторств. Олег в прошлом году его просил о занятиях, тот ему в достаточно грубой форме отказал, типа, не в его интересах тратить свое время на всяких бездарей...
  
  
  
  Что-то теплое, почти обжигающее прошлось вниз по моему позвоночнику, я не могла сдержать полную безотчетного счастья улыбку: всем отказал, а мне нет! - этот факт приятно грел душу.
  
  
  
  - Даша, а ты меня не обманываешь? - вывел меня из грез раздраженный голос Макса.
  
  
  
  Кинув на него оскорбленный взгляд, я быстро прошла мимо парня в школу:
  
  
  
  - Конечно, обманываю! - бросила я ему.
  
  
  
  - Так я ведь узнаю.
  
  
  
  - Делай, что хочешь! - не оборачиваясь, прошипела я. Мои мысли полностью заняло сегодняшнее репетиторство, которое приобрело в моих глазах новые оттенки.
  
  
  
  Кто бы мог подумать...
  
  ========== Глава 7 ==========
   Первые два урока прошли у меня в полудреме. Я ни на чем не могла сосредоточиться, грезя почти наяву о предстоящем репетиторстве. Нашей классной руководительнице Марье Алексеевне пришлось раза два окликнуть меня, а может быть, и все три, если бы меня не толкнула локтем сидящая рядом Катя. Маши еще не было...
  
  
  
  Время тянулось как жевательная резина.
  
  
  
  Уже на перемене после второго урока меня все стало раздражать, от нервного напряжения разболелась голова. Я сидела на подоконнике рядом с наконец явившийся Машей и нервно била носком кед по некогда белой, а теперь уже непонятного серо-желтого цвета облезшей батарее.
  
  
  
  - Я тебя бум-бум-бум, ты меня бум-бум-бум, - все пела Сивцева эту новомодную песенку, от которой у меня возникала еще большая мигрень.
  
  
  
  Машка абсолютно не попадала в такой легкий такт, казалось бы, незамысловатой песни, зато сполна это компенсировала громкостью напевания и смешно при этом качала головой.
  
  
  
  Ее завывание начало сильно действовать на мои и так уже порядком расшатанные нервы.
  
  
  
  - И вместе бум-бум-бум... - голосила девушка, прижимая динамики моего сотового телефона к груди - свою мобилу она сегодня умудрилась забыть дома.
  
  
  
  - Маш, может, хватит?! - не выдержала я ее очередного "фальшивого" соло.
  
  
  
  - А что такого? - возмутилась Маша, разводя руки. - Я наслаждаюсь жизнью!
  
  
  
  - Наслаждайся ею про себя!
  
  
  
  - Ок, - почему-то легко согласилась девушка. - Наушники дай.
  
  
  
  Я, кинув на нее мрачный взгляд, полезла в сумку.
  
  
  
  - И зарядку тоже, у тебя батарея садится, - оптимистично добавила Мария, глядя на себя в потухший экран моего сотового. - На уроке заряжу как раз.
  
  
  
  Сдерживая в себе ругань, я грубо почти швырнула Сивцевой запутанный комок из проводов и, сердито про себя пыхтя, посеменила на урок.
  
  
  
  Третьим уроком у нас была информатика - самый нелюбимый мой предмет в школе. Дело было не в том, что я ненавидела сами уроки или считала их бесполезными, вовсе нет. Бесполезными я с чистой совестью могла назвать физкультуру и труды, но никак не информатику... Дело было в нашем учителе, а точнее, учительнице Светлане Владимировне.
  
  
  
  Вот и сейчас, подойдя к классу, я увидела скопление учеников, стоящих у дверей информатического кабинета. Видите ли, Светлана Владимировна пускает в класс только со звонком, а тех, кто к тому времени не пришел, уже не запускает.
  
  
  
  Молодая, глупая, истеричная, высокомерная девушка, которая пришла работать в школу сразу после института - не больше и не меньше. Таланта к ведению уроков - ноль, зато амбиций хватает сполна. По этому предмету у нас полкласса не аттестовано, и то, по моему мнению, из-за ее пустых капризов и излишней придирчивости.
  
  
  
  Заметив Катьку Ерохину в окружении других моих одноклассниц, стоящих около окна и активно что-то обсуждающих, я неспешно подошла к ним - скорее, чтобы не стоять одной в ожидании звонка, чем от желания пообщаться. С Катей мы когда-то очень близко дружили в классе шестом-седьмом, но наша дружба не выдержала, сейчас уже не вспомню, чего именно, но рассорились мы в пух и прах. Дело дошло до взаимных оскорблений, пускания гнусных сплетен о сокровенном (шестой класс - тогда это было сравнимо с преступлением против родины), ну и почти до стрелки после школы. Время, конечно, все лечит, мы простили друг другу старые обиды, но друзьями, как прежде, не стали. Остались, правда, крепкие приятельские отношения, но ничего больше.
  
  
  
  - О чем шепчетесь? - поинтересовалась я, встав около Ерохиной. Та как-то странно начала переступать с ноги на ногу, будто хотела от меня отдалиться.
  
  
  
  Мне внезапно стало не по себе... С моим появлением в небольшой девичьей группе воцарилось неловкое молчание. Некоторые из девушек имели вид загнанных в угол кроликов: смущенно улыбаясь, они отводили от меня глаза. А некоторые, например, как небезызвестная Настя Шевченко, смотрели на меня как на незваного и малоприятного гостя.
  
  
  
  Что я такого за урок могла сделать? - меня резко замутило.
  
  
  
  - О, Даша, - холодные голубые глаза Насти пренебрежительно мазнули по моему лицу. - А мы как раз о тебе и говорили.
  
  
  
  Именно такие моменты я терпеть не могла - тебе бросают туманные обвинения, смысл которых от тебя ускользает, и ты не можешь оправдаться. Некая игра в странный суд. Тугой ком из нервов и паники подступил к самому горлу, меня стало слегка подташнивать.
  
  
  
  - Да? - с тональностью, достойной разве что тупой блондинки из кино, спросила я с громадным усилием, растягивая губы в скупой улыбке. - Что-то интересное?
  
  
  
  - Дуру из себя вот только не надо делать, - оскалилась Шевченко. - Ты сама все прекрасно понимаешь.
  
  
  
  Как-то истерично хохотнув, я, сделала нетвердый шаг назад, тошнота подступила к горлу с удвоенной силой. Я лихорадочно мотнула головой:
  
  
  
  - Странно, конечно, но я без понятия, о чем вы говорите за моей спиной.
  
  
  
  Именно в такие моменты время по-особенному медленно отсчитывает секунды - тянется, как жевательная резинка. Я как в замедленной съемке видела, как покрытые толстым слоем розового блеска губы Шевченко шевелятся и складываются в гримасу, а сейчас должна последовать очередная нотация.
  
  
  
  Я внутренне сжалась в ожидании, но нет: прозвенел спасительный звонок, и поток одноклассников хлынул в раскрытые двери класса, как поток реки, отделивший на континенты меня и толпу жаждущих надо мной расправы девушек во главе с Шевченко.
  
  
  
  Пронесло? - я кинула украдкой взгляд на Настю, та, раздраженно сжав губы, прошла в кабинет - а стало быть, обязательно будет продолжение.
  
  
  
  У меня внезапно появилось дикое желание убежать с уроков: просто взять и уйти домой и не показываться оттуда ближайших лет сто. Маме навру, что стало плохо, и вообще я заболела...
  
  
  
  Горестно мотнув головой, я, все еще внутренне сжавшаяся, прошла в класс на свое место - глупо сбегать от проблем, сами собой они не решатся. Да и тем более не могу же я пропустить сегодняшнее репетиторство.
  
  
  
  Если честно, я бы сбежала домой как последняя трусиха, послав к черту все эти заморочки с "решениями проблем", но у меня было репетиторство, которое я бы только под страхом смерти пропустила...
  
  
  
  Самой последней в класс вошла Маша, она, казалось, полностью погрузилась в свои мысли, лицо ее было безмятежным. Как-то сумбурно воткнув мое зарядное устройство с сотовым телефоном в розетку около классной доски, она нетвердым шагом прошла к парте и села рядом со мной. Что странно, учительница, полностью поглощенная печатанием на своем ноутбуке, не заметила противозаконного действа Марии с зарядкой. А если бы (не дай бог) заметила, то не сносить Машке головы и мне вместе с ней.
  
  
  
  Мое горло от напряжения схватила сухость, поэтому я даже не смогла отчитать Сивцеву за подлянку с сотовым, ограничилась хмурым взглядом в ее сторону, который девушка, по-моему, даже не заметила.
  
  
  
  - Ну, здравствуйте, 9 "б", - голосом, не предвещающим ничего хорошего, поздоровалась с нами Светлана Владимировна. - Самый дружный класс в школе! Все дружно прогуливаем уроки, заваливаем тесты, все дружно получаем двойки за контрольную. Всё дружно делаем!
  
  
  
  По классу прокатил недовольный гомон.
  
  
  
  - Что прям, все двойки получили? - наконец озвучил общий вопрос Игорь Федоров.
  
  
  
  - Ну не все, но большинство, - ушла от прямого ответа учительница, упрямо поднимая подбородок.
  
  
  
  - А что вы всех под одну гребенку гребете?! - не унимался Игорь. - Типа, все такие плохие!
  
  
  
  - Помолчал бы лучше, Федоров! У тебя так вообще ни одного живого места на листке, - осадила парня Светлана Владимировна. Взяв со стола свою тетрадь (по всей видимости, с нашими отметками), учительница, состроив страшную гримасу на лице, запричитала. - Только одна четверка на класс! Пять троек - это у нас Нестерова, Николаев, Ерохина, Сивцева и Абрамова, остальные все два!
  
  
  
  - А что еще от Абрамовой ожидать? - внезапно громко спросила Шевченко. - Если бы я ко всем учителям подлизывалась, вообще бы отличницей стала. Низко плаваешь, Даша!
  
  
  
  По классу нестройным хором прошелся ряд ехидных смешков, как ни странно, только с женской половины аудитории.
  
  
  
  Проклиная Настю всеми известными словами, я с невозмутимым видом, как будто ничего и не произошло, продолжила сидеть на своем месте.
  
  
  
  - Чего это Шевченко сегодня так петушится? - спросила меня наконец очнувшаяся с "дремоты" Машка.
  
  
  
  - Это я у тебя хотела спросить, - с тем же невозмутимым видом ответила я. - Не знаешь, чего это они так все со мной гоношатся?
  
  
  
  Сивцева, нахмурившись, покачала головой.
  
  
  
  Чтобы как-то реабилитировать наш класс после завальной контрольной, Светлана Владимировна раздала всем листочки с заданиями и велела к концу урока на компьютерах все это сделать.
  
  
  
  Опять чертов паскаль!
  
  
  
  Работать пришлось мне, Маша у нас с информатикой не в ладах, как и с математикой, русским, историей, и этот список можно продолжать бесконечно. Сивцева только, по-моему, в иностранных языках преуспела, спасибо ее частым переводам зарубежных песен.
  
  
  
  Мои пальцы после всего пережитого сильно дрожали, поэтому хреновы формулы приходилось часто перепечатывать. И все же что такого я сделала, не считая такого факта, что сегодня пришла в школу?
  
  
  
  - Тз-тз-тз-тз, - неприятно завибрировал по деревянной поверхности чей-то мобильный телефон. Я настолько была погружена в свои мысли, что даже не удосужилась обернуться и посмотреть на того несчастного, который имел неосторожность на уроке информатики не выключить телефон, который между тем продолжал. - Я тебя бум-бум-бум, ты меня бум-бум-бум...
  
  
  
  А вот теперь обернулась. Вот же... Этого несчастного же убьют без суда и следствия, стоит только посмотреть на посиневшую Светлану Владимировну, которая загробным голосом спросила:
  
  
  
  - Чей это телефон?! - изящная ручка учительницы с безупречным маникюром указала на классную доску, где, лежа на деревянном шкафчике с тянувшимся вверх проводом зарядного устройства, звонил мой телефон...
  
  
  
  - И вместе бум-бум-бум, с тобою бум-бум-бум, - продолжал играть мобильный.
  
  
  
  Странно, что в этот самый момент у меня не остановилось сердце. Страшно выпучив глаза, я повернулась к бледной, как смерть, Машке. Та смотрела умоляюще, в ее глазах сквозил страх.
  
  
  
  Я попала...
  
  ========== Глава 8 ==========
   Попало мне, конечно, капитально. Светлана Владимировна добрых полчаса и почти всю перемену потратила на тотальный выговор/ругань/нотацию на одну меня. Сивцевой, как всегда, удалось культурно отмазаться от этого дела: я не я, и лошадь не моя, и вообще моя койка слева - вот ее дословные девизы по жизни.
  
  
  
  Итог получился весьма и весьма плачевный. Учительница изъяла у меня сотовый телефон, сказав, чтобы моя мама явилась в школу и забрала его лично, а также влепила необоснованную двойку и наказала до следующего понедельника приходить к ней на дополнительные. Оказалось, что у меня выходит неаттестация. Все в классе не успевают, и только одну меня оставляют после уроков!
  
  
  
  Дополнительные по информатике, блин!
  
  
  
  Мало того, что Светлана Владимировна отобрала у меня телефон, на что, кстати, не имела ни малейшего права - чужое имущество, как-никак. Поставила мне двойку, вроде как за поведение, хотя оценки ставятся за знания - если я ничего не путаю. Так еще и маму вызвала... Моя мама - женщина устоявшихся взглядов на мир, вечно устающая от постоянной работы, мне было просто очень неприятно ее дергать из-за такой ерунды. А самое страшное заключалось для меня в другом: репетиторство с Александром Владимировичем отменяется как минимум на неделю.
  
  
  
  Мне было страшно, стыдно и совестно одновременно, все в одном флаконе. Я испытывала жуткий стыд перед мамой, уж кого-кого, а ее волновать из-за такой чепухи мне не хотелось, совсем не хотелось. Не заслужила она этого.
  
  
  
  И еще мне было страшно, очень страшно...
  
  
  
  Что я скажу Александру Владимировичу?! Извините, мол, так и так, не приду, у меня информатика! - мне казалось, что математик оскорбится и откажется проводить со мной дополнительные. А там прощай мечта о поступлении в университет, здравствуй, ПТУ, и прощай навсегда возможность оставаться наедине с моим самым любимым учителем.
  
  
  
  И все из-за кого?! Из-за Маши!
  
  
  
  Девушка, кстати, после всего случившегося как-то невпопад попросила прощения, и, как только раздался звонок с урока, быстро выскользнула за дверь, оставив меня один на один с разъяренной Светланой Владимировной.
  
  
  
  Зато Шевченко казалась такой счастливой, будто ей сообщили, что она выиграла в лотерее как минимум квартиру. Встряхнув своими белокурыми волосами и одарив меня победоносным взором своих голубых глаз, Настя гордо покинула класс в окружении своих подружек.
  
  
  
  Вышла я из кабинета информатики только со звонком на следующий урок, после того, как учительница, положа руку на сердце, клятвенно заверила меня, что, если такое вопиющие безобразие повторится еще раз, она добьется, чтобы меня выперли из школы.
  
  
  
  Закончив на такой приятной ноте, я в полном унынии побрела с пятиминутным опозданием на следующий урок - сдвоенную математику.
  
  
  
  Тихо несколько раз стукнув костяшками пальцев по двери, я ввалилась в класс и неловко замерла на пороге:
  
  
  
  - Извините за опоздание, можно войти? - спросила я, не поднимая глаз со своих ног. Александр Владимирович тоже очень строго относился к дисциплине и, вполне вероятно, мог не пустить меня на урок. Обычно опоздавших он не пускал - всем это было известно, но была - не была!
  
  
  
  - Ну, так ты уже, по-моему, вошла, - растянул чувственные губы в мягкой улыбке математик. Мое сердце странно трепыхнулось в груди, а щеки тут же опалил жаркий румянец. - Проходи, Дарья, но впредь постарайся приходить без опозданий - отвлекает от учебного процесса.
  
  
  
  Еще раз тихо пробормотав извинения, я, не веря в свою удачу (как никак, с опозданием впустили) прошла на свое место, где уже сидела Машка.
  
  
  
  Прежде чем сесть с Сивцевой, которая смотрела на меня полными раскаяния глазами, я замешкалась. Мне не хотелось с ней разговаривать и вообще видеть ее ближайший месяц, но остальные парты были заняты, а подсаживаться к кому-то, особенно если учесть, что на меня сейчас внутри класса распространяется игнор, было глупо. Поэтому, вздохнув поглубже, я послала подальше гордость и уселась рядом с Машей.
  
  
  
  Девушка тут же робко дернула меня за рукав рубашки, по всей видимости, еще раз хотела извиниться, но я, тихо на нее шикнув, достала учебник и стала слушать учителя. Во мне еще сильно играли злость и раздражение, поэтому разговаривать, а тем более выслушивать раскаяния я сейчас от нее не могла - уж слишком сильно на этот раз она меня подставила.
  
  
  
  - Дамы за второй партой, я вам не мешаю? - уже более деловито спросил Александр Владимирович, смерив меня немного укоризненным взглядом темно-зеленых глаз, но уголки губ были приподняты, что разом убивало весь официоз.
  
  
  
  Я будто воды в рот набрала - не могла вымолвить ни слова, поэтому ограничившись стыдливо опущенным вниз взглядом, я ощутимо пихнула под столом Сивцеву: она что, собирается и дальше рушить мою жизнь?!
  
  
  
  За моей спиной кто-то раздраженно фыркнул, и мне не нужно было семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это была Шевченко. Ну, естественно, ей не понравилось то, что меня пустили на урок.
  
  
  
  Вся эта ситуация начала меня утомлять: что я такого сделала, блин?!
  
  
  
  - Для вновь прибывших повторюсь, - отвлек меня от тягостных мыслей Александр Владимирович. - На первом уроке делаем работу над ошибками, а на втором будет проверочная. Тот, кто все сделает, приступает к заданиям, записанным на доске.
  
  
  
  Спокойный уверенный голос. Все остальное милостиво дорисовала фантазия, волосы, глаза, резко очерченное лицо, губы. Мне было слишком совестно на душе, чтобы поднимать на учителя глаза, поэтому я довольствовалась лишь его тембром голоса.
  
  
  
  И как же я ему скажу, что не приду сегодня? - сердце болезненно сжалось.
  
  
  
  Так, надо успокоиться!
  
  
  
  За контрольную работу я получила два, и никто мне не дал никаких заданий, следовательно, мне нужно решать примеры на доске. Но, как назло, все номера заданий были написаны мелким шрифтом на левой стороне грифельной доски, откуда на нее падал отсвет из окна. Ничегошеньки не видно!
  
  
  
  Я, усердно щурясь, наклонилась вперед, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть: у Маши я принципиально не хотела ничего спрашивать, а попросить подойти поближе у учителя я страшно стеснялась.
  
  
  
  - Николаев, местами с Абрамовой поменялся и быстро, - внезапно строго проронил Александр Владимирович, смерив парня хмурым взглядом.
  
  
  
  - А чо... в смысле, а почему? - быстро исправился под предупреждающим взглядом учителя Влад. Сидя на первой парте, парень непонимающе смотрел на Александра Владимировича.
  
  
  
  - Чтобы ты спросил, Николаев, - ухмыльнулся математик. - Я сказал, в темпе местами меняйтесь. Еще раз замечу, как ты списываешь, даже без проверки два поставлю. Хотя, думаю, с Сивцевой тебе ловить нечего... - задумчиво добавил учитель.
  
  
  
  По классу прошла волна смешков.
  
  
  
  С чистой совестью я быстро сгребла свои принадлежности и, легко поднявшись на ноги от Машки подальше (на целых два ряда и одну парту), прошла на место Николаева, который собирался дольше меня в какой-то хаотичной панике, бросая исподтишка на Катю Ерохину умоляющие взгляды.
  
  
  
  - Николаев, ты там не уснул часом? - насмешливо поторопил Влада учитель.
  
  
  
  Наконец закинув через плечо с таким усердием собранную сумку, Николаев понуро побрел на мое место.
  
  
  
  Когда я уселась на свое новое место, Катька, своеобразно сжав губы, демонстративно отодвинула от меня свой стул. Словом - детство, шестеркой всю жизнь была, шестеркой и останется.
  
  
  
  Не обращая на нее внимания, я, переведя взгляд на доску, наконец, смогла разглядеть номера заданий. Как все-таки удачно меня пересадили!
  
  
  
  - Николаев! - уже не сдерживая ироничной усмешки, окликнул парня Александр Владимирович.
  
  
  
  - Ну что еще? - недовольно пробубнил Влад.
  
  
  
  - Листочек, который ты только что у Нестеровой взял, ко мне на стол положи, и оба свободны.
  
  
  
  - Ну, Александр Владимирович! - тут же возмутилась Аня Нестерова.
  
  
  
  - Я, кажется, ясно выразился, - голосом, не терпящим возражения, отрезал математик.
  
  
  
  Кинув на Влада убийственный взгляд, Анька, раздраженно встав и сбросив в сумку все свои многочисленные листочки, вышла из кабинета. Еще в более унылом состоянии Николаев вышел следом.
  
  
  
  Я внутренне вздрогнула: даже не представляю, что с бедолагой Нестерова сделает. Я даже по-своему посочувствовала Владу.
  
  
  
  - Вроде девятый класс, а ничего сделать по-человечески, даже банально списать не могут! - покачал головой Александр Владимирович.
  
  
  
  По классу прошла вторая волна смешков.
  
  
  
  Уже ни на что не обращая внимания, я стала решать номера данных на доске заданий. Очень легких заданий, опять на применение формул в уравнениях, уж с этим я быстро справлюсь.
  
  
  
  И правда, до звонка оставалось минут пять, а я уже все доделала. Правда, с дробями пришлось немного повозиться, но в целом было легко.
  
  
  
  Я, с трудом подняв голову, кинула украдкой взгляд на Александра Владимировича. Внутри понеслось странное для меня волнение, будто я впервые смотрю на незнакомого, но очень красивого парня. Какие нереально красивые черты лица. Его губы дернулись к легкой ухмылке.
  
  
  
  Неужели он заметил, как я на него пялюсь?!
  
  
  
  Я не стала проверять, лишь в очередной раз, залившись краской, перевела глаза на свою тетрадь. Пора это дело прекращать, ничем хорошим это для меня не кончится!
  
  
  
  Прозвенел спасительный звонок на перемену, а я все так же неотрывно смотрела на свою тетрадь.
  
  
  
  Мне показалось, или он действительно мне улыбнулся?
  
  ========== Глава 9 ==========
   До самого звонка на следующий урок я просидела в классе, низко склонив голову над партой так, чтобы распущенные волосы полностью закрывали мне лицо, и рисовала.
  
  
  
  Рисовала глаза и опять бутылочки из-под вина - это помогало мне выкинуть из головы все ненужные и тягостные мысли, да и ничего другого я рисовать не умела.
  
  
  
  Катька, как только прозвенел звонок на перемену, тут же вскочила со стула и прогарцевала к Насте и другим подружкам. Все вместе они активно что-то обсуждали, временами даже жестикулировали, до меня доходили отголоски их ехидных смешков - ясное дело, обо мне говорят. Я старалась не обращать на них внимания, но раздражали они жутко.
  
  
  
  Пару раз на перемене ко мне подходила Маша с повинной. Но я ее игнорировала и ничего не отвечала на ее "душещипательные" извинения: я до сих пор злилась из-за всего этого хаоса с телефоном.
  
  
  
  Почему я всегда выхожу виноватой из всего, что хоть даже косвенно связывает меня с Машей?!
  
  
  
  Прозвенел звонок на урок.
  
  
  
  Александр Владимирович дал Насте и Оле листочки с заданиями и велел раздать на парты по вариантам. Шевченко, конечно же, достался мой вариант - бишь первый, и естественно нормально она мне его дать не могла. Похабно швырнув мне его, да так, что листок чуть не слетел с парты, хорошо я в последний момент его словила, она, зло на меня зыркнув, прошла дальше.
  
  
  
  Я глубоко втянула в себя воздух: это начинало сильно утомлять.
  
  
  
  - Так, думаю, все уже знают, что будет за списывание? - чересчур ласково осведомился у класса Александр Владимирович, взгляд его зеленых глаз мазнул по мне. - А так же за давание списывать?
  
  
  
  Все дружно утвердительно кивнули головой.
  
  
  
  - Вот и славно, приступайте. И еще, вариантами не меняемся и один на двоих не используем, а то нынче мода у вас пошла на это, - и опять его глаза недвусмысленно скользнули по моему лицу.
  
  
  
  Чего это он? Было-то всего один раз. Ладно, несколько... десятков раз. И то только Маше.
  
  
  
  - Александр Владимирович? - потянула руку вверх уже раздавшая все листочки Оля.
  
  
  
  Учитель устало подпер руками подбородок и елейным голосом проронил:
  
  
  
  - Ну что на этот раз, Григорьева?
  
  
  
  - А можно учебниками и тетрадями пользоваться? - очаровательно улыбнулась девушка. - Ну, пожалуйста!
  
  
  
  - А на экзамене вы что делать будете? Там перед вами никаких учебников и тетрадей не будет, только ручка, карандаш и листок с заданием.
  
  
  
  - Ну, так до ГИА еще сколько времени...
  
  
  
  - Три месяца, Григорьева, только три месяца, - убрал руки от подбородка и выпрямился Александр Владимирович, окидывая класс изучающим взглядом. - А вы и так, извините, конечно, но ни хрена не понимаете. Что, решили все дружно на второй год остаться или после девятого сваливать?
  
  
  
  - Ну да, я ухожу после девятого, и что такого? - сердито пробурчал с последних парт Вовка.
  
  
  
  Весь класс раздраженно зафыркал на парня. Все и так прекрасно знали, что Вова идет в техколледж, он об этом почти на каждом уроке кому-нибудь рассказывает. Прямо-таки гордится тем, что после девятого сваливает...
  
  
  
  - Вот как раз о тебе, Семенов, я даже уже и не говорю, - отмахнулся от парня математик. - В общем, время свое не тратьте и приступайте уже к заданию... И нет, Григорьева, пользоваться учебниками нельзя, - заранее ответил Оле учитель.
  
  
  
  Я в каком-то странном напряжении, будто от этой проверочной работы зависела моя дальнейшая судьба, принялась за работу. Быстро окинув взглядом задания, при этом нервно грызя зубами карандаш, я увидела в точности схожие примеры уравнений, которые я только что решала в тетради, но легче от этого не стало. Все казалось мне непонятным, так обычно бывает на особенно важных контрольных...
  
  
  
  Стараясь успокоиться, я приступила к первому заданию - на деле все оказалось куда проще, чем я ожидала. Быстро со всем расправившись, я краем глаза заметила, как сидящая со мной Ерохина нервно возится на стуле и явно не может ничего решить.
  
  
  
  Как-то злорадно про себя усмехнувшись, я приступила к следующему заданию. Заданию с дробями, мое слабое место, но оно было почти идентично тому, что я уже решала, только цифры в одном неравенстве поменяли, поэтому справилась я с ним тоже относительно легко.
  
  
  
  Всего было шесть заданий, два из которых я уже сделала. А я еще панику наводила...
  
  Когда я решала уже четвертый номер, меня вдруг легко локтем пихнула Катька. Я вопросительно на нее глянула: чего ей еще?!
  
  
  
  Девушка, страшно бледная и с молящими глазами, незаметно двигала ко мне какую-то записку. Нахмурившись, я все-таки взяла клок бумаги, на котором неразборчивым почерком были нацарапаны несколько уравнений и мольба о помощи.
  
  
  
  Я сузила глаза: с чего это вдруг Ерохина просит меня о помощи? Еще двадцать минут назад она перетирала мне кости с Шевченко и вообще вроде как люто ненавидела.
  
  
  
  Мне хотелось ее послать куда подальше, адекватный человек сделал бы именно так, но ведь я-то недалекая, и, конечно же, не могу не помочь, если меня об этом просят, даже если просит Ерохина...
  
  
  
  Я, обречено вздохнув, начала решать то, что она мне всунула. Такие легкие примеры: как их можно не решить?!
  
  
  
  Затылком чувствуя, как за моей спиной ходит Александр Владимирович, я, как можно незаметней, стала быстро чиркать ручкой по листу, чтобы избавиться уже наконец от Катьки. Очередные проблемы мне сейчас вот совсем не нужны!
  
  
  
  Дописывая уже решение последнего уравнения, я вдруг с ужасающей точностью поняла, что за моей спиной стоит учитель и неотрывно смотрит прямо на меня. Это как почувствовать на себе чей-то взгляд. Я запаниковала, хотя понимала, что поводов для паники нет. Откуда он мог знать, что я решаю уравнения Ерохиной? Может, я просто свои примеры на листок переписала и как на черновике решаю! Но какой-то животный страх никуда не исчезал.
  
  
  
  Александр Владимирович, внезапно мягко облокотившись рукой об мою парту, близко наклонился к моей шее и через мое плечо посмотрел, чего я там решаю, а вернее, за кого. Мой мозг стал соображать очень медленно, и я просто не успела спрятать куда-нибудь злополучный листок Ерохиной.
  
  
  
  Не сносить мне теперь головы!
  
  
  
  Я снова уловила такой приятный запах его одеколона и теплое дыхание, коснувшееся моих волос и шеи, по телу тут же прошел ансамбль мурашек. Мое дыхание стало прерывистым, перед глазами заплясали темные круги: боже, как мне было страшно!
  
  
  
  Учитель насмешливо хмыкнул - прямо мне в шею! Наклонившись чуть ближе, он ехидно шепнул мне в ухо:
  
  
  
  - Дарья, накажу ведь. Быстро убрала!
  
  
  
  Не знаю, почему именно в тот момент у меня не остановилось сердце, но я, жалко что-то пискнув, скомкала листок и, не глядя, швырнула его в сумку.
  
  
  
  Александр Владимирович, еще раз хмыкнув, отстранился от моей парты и пошел назад по ряду.
  
  
  
  Я знала, что в этом нет ничего такого. Он, как учитель, просто-напросто проверяет чистоту работы своих учеников и, кстати, очень галантно поступил, позволив мне отделаться предупреждением. Не стал выгонять с урока, как делал с другими учениками, но, черт меня дери - в какой-то момент мне показалось, что он со мной флиртует!
  
  ========== Глава 10 ==========
   До конца урока оставалось минут пять, а я все так же залипала над четвертым заданием. Просто не могла сосредоточиться на примерах, все еще ощущая теплое дыхание учителя, запутавшееся в моих волосах. По моему телу то и дело шествовал парад мурашек, заставляя меня периодически вздрагивать.
  
  
  
  Какая уж тут математика, если твои руки будто судорога свела?!
  
  
  
  Ерохина пару раз бросала на меня многозначительные умоляющие взоры, но помогать ей я больше не собиралась. Отнюдь не из-за неприязни к Катьке, а потому что Александр Владимирович во второй раз не пойдет мне на уступку и дело не ограничится устным предупреждением. А зачем мне лишние проблемы, тем более, из-за Кати?
  
  
  
  В общем уже к концу урока Ерохина, окинув меня убийственным взглядом, уныло свесила свою темноволосую головку на парту и более не подавала признаков жизни.
  
  
  
  Интересно, а это можно было считать за изощренную месть Катьке? Я злорадно ухмыльнулась своим мыслям.
  
  
  
  Прозвенел звонок, которому я была совсем не рада, впрочем, как и половина класса, которая не успела доделать проверочную работу. Из разных углов кабинета послышался недовольный гомон.
  
  
  
  Меня вновь пробрала на этот раз малоприятная дрожь: Господи, что я скажу Александру Владимировичу?! Я даже не знала, как начать разговор...
  
  
  
  Меж тем мои одноклассники с листочками наготове уже нестройной гурьбой прошли к учительскому столу и начали медленно разбредаться из кабинета.
  
  
  
  Нервно сглотнув, я на негнущихся ногах подошла к столу математика. Сам учитель был окружен толпой девчонок (в том числе и Ерохиной), которым вдруг жизненно необходимо стало узнать правильные ответы проверочной работы. Такую блеклую меня среди таких глянцевых девушек, он навряд ли заметит.
  
  
  
  И правда: скромно сунув свой листок поверх других работ, я, оставшись незамеченной, чуть ли не на цыпочках прокралась к двери.
  
  
  
  Решение уйти по-английски пришло ко мне моментально: а что, ничего лучше в мою голову так и не пришло, а так хоть какая-то загадка, блин. А если повезет, смогу отмазаться, сказав, что срочно надо было пойти к врачу или там голова разболелась...
  
  
  
  - Абрамова, куда намылилась? - сорвал мой "гениальный" план по побегу Александр Владимирович. И как только заметил через такой-то слой девушек?
  
  
  
  Я так и замерла на месте, неловко переступая с ноги на ногу. Сегодня что, день главного неудачника в моем лице?
  
  
  
  На трясущихся ногах повернувшись к учителю, я неразборчиво забормотала свою горестную исповедь про наказание информатички. Мой голос временами срывался, говорила я очень тихо и быстро, отчаянно при этом краснея, потупив глаза в пол.
  
  
  
  - Чего ты там мямлишь? - нахмурившись, спросил Александр Владимирович, не разобрав, по всей видимости, ничего из моих сбивчивых реплик.
  
  
  
  Покраснев пуще прежнего, я начала повторно тараторить про наказание, но повелительный взмах руки Александра Владимировича заставил меня замолчать.
  
  
  
  - Значит так, вы свободны, - обратился математик к стоящим у его стола девушкам. После его зеленые глаза скользнули по мне. - Ну а вы, Дарья, присаживайтесь, я вас внимательно слушаю... - он сделал многозначительную двоякую паузу, пристально смотря на меня, вынуждая совершенно позабыть о том, о чем я только что пыталась сказать.
  
  
  
  Ерохина многозначительно пихнула локтем Настю, которая, казалось, так же, как и я, приросла к своему месту, но в отличие от меня, на ее лице красовалась неприкрытая злоба.
  
  
  
  Угадайте, на кого?
  
  
  
  Если бы взглядом можно было убить, то мое бездыханное тело бы давно распростерлось на классном полу, но увы, к несчастью Шевченко, подобное бывает только в кино.
  
  
  
  Жеманно попрощавшись с учителем, девушки во главе с Шевченко нестройной гурьбой прошествовали к выходу из класса. И я могу поклясться чем угодно, что если бы не присутствие Александра Владимировича за моей спиной, то Настька непременно бы пихнула меня плечом, проходя мимо. Чего только ее испепеляющий взгляд стоил!
  
  
  
  И тут пелена спала с моих глаз: все эти их косые взгляды, издевки и прочее... Репетиторство! Что может быть наивней?.. ну конечно! Какая ученица, начиная с класса пятого, отказалась бы от личного репетиторства с Александром Владимировичем?
  
  
  
  - Дарья, ты там не заснула часом? - насмешливо осведомился учитель, возвращая меня к реальности.
  
  
  
  Вздрогнув от неожиданности, я, виновато потупив взгляд в пол, торопливо прошла за первую парту перед учительским столом. В горле першило, губы сильно пересохли и покрылись солоноватой коркой, руки продолжали предательски дрожать, я не знала, как мне лучше начать.
  
  
  
  Не поднимая глаз от сжатых в кулаки рук, я нервно облизнула треснувшие от недостатка влаги губы. Былая тревога накрыла меня с головой, все это вкупе с неловкостью, волнением и смущением, которые всегда усиливались, стоило нам остаться наедине.
  
  
  
  - Итак, - мягко начал Александр Владимирович. - Ты, кажется, хотела мне что-то рассказать?
  
  
  
  Я, с трудом отняв взгляд от своих рук, подняла голову. Странное волнение внутри только усилилось, меня стало мутить. Его губы вновь дрогнули в легкой усмешке.
  
  
  
  - Извините... - только и могла выжать из себя я, проклиная весь этот маразматический день.
  
  
  
  - Ну и за что ты извиняешься? - изумрудные глаза учителя ласково блеснули. - Успокойся, я не собираюсь тебя отчитывать. Рассказывай, во что опять умудрилась влипнуть?
  
  
  
  Вот куда мне спрятаться от его слишком проницательного взгляда и слишком ироничного для сочувствия вопроса? Улыбка против воли растянула мои губы.
  
  
  
  Все оказалось не так страшно, как я себе успела нафантазировать. Говорила я тихо и, как всегда случается в его присутствии, себе под нос. Пересказ не занял у меня много времени. Закончив все горестным известием о недельных дополнительных по информатике, я покаянно опустила голову вниз.
  
  
  
  Во время всего моего рассказа полная иронии усмешка не сходила с лица Александра Владимировича. Неверяще покачав головой, он весело прыснул:
  
  
  
  - И почему я не удивлен? Абрамова, ты оправдываешь свое звание человека-катастрофы.
  
  
  
  - Ну, Александр Владимирович! - позабыв о своем "трауре", возмутилась я. - Это же только сегодня случилось!
  
  
  
  - Ах, если бы только сегодня, Дарья... - рассеянно пробормотал учитель, переводя взгляд на настенные часы над дверью.
  
  При упоминании моего имени мои щеки тут же опалил обжигающий румянец.
  
  
  
  - Значит так, посиди пока тут, мне нужно отойти, - легко поднявшись на ноги, сказал математик.
  
  Что-то у меня внутри снова неприятно сжалось:
  
  
  
  - Так у меня же это наказание...
  
  
  
  - Нет, наказание - это ты, Абрамова.
  
  
  
  Я вновь гневно дернулась, но учитель, криво усмехнувшись, перебил мои возможные нотации:
  
  
  
  - Никуда твоя информатичка не денется, - равнодушно отмахнулся Александр Владимирович, широким шагом направляясь к выходу. Уже в дверях математик, круто развернувшись, насмешливо бросил: - Кабинет я закрывать не буду, понадеявшись на твою благоразумность, и, если что-то пропадет, - ухмылка на его лице стала шире, - угадай, кто будет виноват?
  
  
  
  То, насколько у меня вытянулось лицо, я узнала только после того, как за учителем закрылась дверь. Мое шоковое оцепенение прервал звонок на следующий урок.
  
  
  
  Если я не хотела умереть страшной смертью, то мне уже надо было быть в этом чертовом информатическом кабинете. Но шуточная (я надеялась, что все-таки шуточная) угроза учителя, возымела надо мной нужное действие: я в оцепенении сидела на стуле и ждала возвращения математика, мысленно читая молитву на то, чтобы я все-таки осталась живой после этого.
  
  
  
  Мучительно медленно текли минуты, я в странном волнении следила за стрелкой настенных часов: одна минута, две, три, пять...
  
  
  
  Когда я уже хотела все бросить и, пока еще есть время, пойти на эту чертову информатику, молясь всем святым, чтобы информатичка успела остыть, в кабинет наконец вошел Александр Владимирович.
  
  
  
  - Все, я могу идти? - вскочила на ноги я, перекидывая сумку через плечо.
  
  
  
  - Куда? - рассеянно спросил учитель, хотя в изумрудных глазах плясали озорные огоньки.
  
  
  
  Я опешила - надо мной нарочито издевались!
  
  
  
  - На информатику. Меня наказали, - медленно, чуть ли не по слогам отчеканила я.
  
  
  
  - Ах, это, - расплылся в улыбке математик. - Можешь не спешить.
  
  
  
  И под моим изумленным взором учитель небрежно положил передо мной мой старенький сенсорный мобильный телефон.
  
  
  
  Мое горло сковала сухость:
  
  
  
  - Как?
  
  
  
  - Не спрашивай. Но, Дарья, - я подняла на него глаза, - это первый и последний раз.
  
  
  
  - Да, конечно, спасибо вам огромное!.. А мне теперь надо идти на?..
  
  
  
  Александр Владимирович, горестно покачал головой:
  
  
  
  - Вот ведь бывает... Нет, тебе больше никуда не надо идти.
  
  
  
  Словами не передать, как я была благодарна Александру Владимировичу.
  
  
  
  Мои еще не сказанные благодарственные слова перебил ехидный голос моего самого любимого учителя:
  
  
  
  - Теперь, я думаю, мы наконец можем начать урок?
  
  ========== Глава 11 ==========
   - Теперь, я думаю, мы можем начать урок?
  
  
  
  - Александр Владимирович... - виновато опустив взгляд, выдохнула я. - Большое вам спасибо!
  
  
  
  Учитель насмешливо прыснул:
  
  
  
  - Да не за что, Абрамова, но ты теперь мне должна.
  
  
  
  Его ответ мне понравился. Как ни странно, я восприняла его слова более чем серьезно и даже по-своему обрадовалась: бескорыстие моего учителя начинало очень сильно меня волновать, а вот возможность хоть чем-то ему отплатить притупляла грызущее чувство вины.
  
  
  
  Но когда я подняла глаза на математика, то по озорным огонькам в его зеленых глазах, поняла, что он шутит.
  
  
  
  Во мне тут же проснулось раздражение: ну что он за человек такой?!
  
  
  
  - Хорошо, - с хмурым лицом кивнула я, решив не замечать сарказма в его словах. - Я вам действительно должна.
  
  
  
  - Ох, Абрамова! - поморщился Александр Владимирович. - Давай обойдемся без драматизма хоть раз в жизни. Ничего ты мне не должна.
  
  
  
  Врожденное упрямство и чувство справедливости не дали мне промолчать:
  
  
  
  - Но это же нечестно! Вы уже столько для меня сделали и...
  
  
  
  - Мда, чувствую, сегодня мы так и начнем занятие, - нахмурившись, перебил меня Александр Владимирович, поднимая глаза на настенные часы и мигом туша во мне всякое желание продолжать спор - он и без этого сделал меня вечной должницей. - Отлично, Абрамова у меня будет к тебе несколько требований, раз уж ты мне так сильно должна...
  
  
  
  Я незамедлительно кивнула.
  
  
  
  - Дай подумать... - очень серьезно протянул Александр Владимирович. - Пожалуй, вот что: не опаздывай больше на уроки, хорошо учись и...
  
  Математик лукаво улыбнулся, благоразумно не закончив свою мысль, видя мое крайне взвинченное состояние.
  
  
  
  - Я серьезно!
  
  
  
  - Так я тоже серьезно, - нарочито деловито отозвался учитель.
  
  
  
  Я начинала медленно вскипать: он что, нарочно ставит меня в такое унизительное положение?!
  
  
  
  - Александр Владимирович, мне кажется...
  
  
  
  - Даша, я не хочу тебя обидеть, - вновь нахмурившись, перебил меня математик, опять же с потрясающей легкостью затушив весь мой запал. - Но что я могу от тебя еще потребовать? Что вообще я вправе требовать у несовершеннолетней девочки? - после, увидев резкую перемену в моем лице, чуть мягче добавил. - Не обижайся, но это так.
  
  
  
  Огненный жар, казалось, разлился по всему моему лицу. Руки сильно вспотели, как всегда случается при сильном волнении, и я, не придумав ничего лучше, лихорадочно начала тереть их о прохладную ткань джинсов.
  
  
  
  Первый раз в жизни мне настолько хотелось провалиться сквозь эту грешную землю.
  
  
  
  Раздался тяжелый вздох, и я против воли подняла голову и продемонстрировала учителю сильно покрасневшее лицо.
  
  
  
  Александр Владимирович скептически щурил зеленые глаза, испытующе на меня поглядывая:
  
  
  
  - Вот что, Дарья. Раз ты так настаиваешь, будь по-твоему. Ты мне будешь должна, допустим три желания. Прямо как джинн, - криво усмехнулся учитель. - Желания пустяковые, вроде...
  
  
  
  По всей видимости, уловив мой крайне не радужный взгляд, математик добавил:
  
  
  
  - Нет, Абрамова, не связанные с твоей учебой... Безобидные капризы, вроде: принести мне журнал девятого "б" с четвертого этажа, идет?
  
  
  
  Глаза Александра Владимировича на мгновенье зажглись искорками азарта, уголки чувственных губ поползли вверх.
  
  
  
  Ну что же, эти "желания" были не так унизительны, как первые. И мой долг перед учителем хоть на какой-то крошечный процент, да будет погашен. Преодолев мучительное смущение, я кивнула. Руки начали нервно теребить чудом вернувшийся с кабинета информатики мобильник.
  
  
  
  - Похоже, нашему занятию сегодня так и не суждено сбыться, - горестно усмехнулся учитель, отвлекая меня от телефона.
  
  
  
  Что-то неприятно-липкое вновь прошлось вниз по моему горлу, затем по гортани, доставая до пищевода, а после срикошетило по ногам, делая их ужасно ватными. Меня сильно замутило.
  
  
  
  - Если что, я могу остаться и на второй урок, - тихо сказала я, тщетно поправляя сползающие на лицо волосы: и все-таки зря я их распустила!
  
  
  
  - Понимаешь, дело в том, что я не могу, - мягко улыбнулся мне математик.
  
  
  
  Уж лучше бы он этого не делал. В моей голове тут же что-то щелкнуло, выключая во мне остатки всякого сознания. Кровь с усиленной силой прилила к лицу.
  
  
  
  - Вы куда-то торопитесь? - сделала "гениальное" умозаключение я. И правда, математик уж слишком часто поглядывал на часы. И вновь тошнотворное чувство вины ошпарило все внутри меня.
  
  
  
  Александр Владимирович наверняка очень занятой человек, который (явно благодаря кому-то свыше) согласился проводить со мной внеурочные занятия. И вместо того, чтобы исполнительно трудиться, я мало того, что не учусь, так еще и достаю его своими проблемами. И все-таки какая же я неблагодарная...
  
  Мысли о собственном ничтожестве полностью поглотили меня.
  
  
  
  - Можно и так сказать, - вновь беспечно улыбнулся математик, задумчиво сложа ладони веером, то сгибая, то разгибая длинные тонкие пальцы. В моей голове вновь будто выключателем щелкнули, и я, словно безвольная кукла, наблюдала за этими гибкими пальцами. - Увы, но работу никто не отменял. Жаль, конечно, что сегодня занятие не вышло. Чтобы догнать тот уровень, который нужен для поступления, нужно заниматься почти каждый день. Надеюсь, ты это понимаешь?
  
  
  
  Я это понимаю лучше кого бы то ни было! - хотелось мне кричать, но вместо этого я понуро кивнула головой. Снова с непреодолимой силой захотелось провалиться сквозь землю.
  
  
  
  На секунду Александр Владимирович нахмурился, а после, словно кивнув каким-то своим мыслям, ласково улыбнулся мне.
  
  
  
  - Даша, не нужно так расстраиваться, - мягко начал он, и, подняв глаза, я с удивлением заметила, что учитель на меня вовсе не сердится и вроде как... подбадривает меня? - Один урок ничего не значит. Ничего страшного не случилось. Ты очень умная и сообразительная девушка, я думаю, мы легко сможем все нагнать.
  
  
  
  Как ни странно, смущение оказалось гораздо сильнее радости, которую доставили мне слова математика. Черт, и почему мне так сложно собраться с мыслями?!
  
  
  
  Я нервно убрала прядку волос с покрасневшего лица, не зная, что нужно сказать в ответ.
  
  
  
  - Вот что, - так же мягко продолжил Александр Владимирович, - давай я тебе дам на дом решебник с номерами. Прорешаешь их дома: я увижу, на каком ты уровне, ты дополнительно потренируешься.
  
  
  
  Я робко кивнула. Затея показалась мне очень даже хорошей.
  
  Легко поднявшись на ноги, Александр Владимирович прошел к деревянному шкафу в конце кабинета и, открыв дверцы, стал быстро что-то там перебирать.
  
  Что ж, не так уж все и плохо...
  
  
  
  - Завтра у нас занятий нет, поэтому следующая наша встреча состоится послезавтра, - оповестил меня учитель, кладя передо мной совсем новенький экземпляр проверочных работ по алгебре 10-11 классов.
  
  
  
  Десятых-одиннадцатых классов?!
  
  
  
  Сначала я подумала, что это какая-то опечатка. Но еще раз, пробежавшись глазами по тыльному листу решебника, я поняла, что не ошиблась...
  
  
  
  Неужели он опять хочет выставить меня полной идиоткой?
  
  
  
  - Сделаешь задания с первого по десятый номер. Они идут на повторение девятого класса, - словно прочитав немой укоризненный вопрос в моих глазах, сказал Александр Владимирович.
  
  
  
  Прозвенел звонок, который в тишине полуопустевшей школы прозвучал громче, чем обычно.
  
  
  
  Я тут же молниеносно вскочила на ноги. На школьные звонки у меня давно выработался своеобразный рефлекс экстренного вскакивания.
  
  
  
   - Еще раз большое спасибо вам, Александр Владимирович, - неразборчиво затараторила я, поспешно перекидывая сумку через плечо. - Словами не передать, насколько я вам благодарна за все, что вы...
  
  
  
  Я неловко запнулась, нервно теребя хлопковый ремешок своей сумки.
  
  
  
  Александр Владимирович лукаво усмехнулся:
  
  
  
  - Да не стоит благодарностей, Дарья. Мне, правда, это не сложно и даже, не скрою, приятно.
  
  
  
  Несколько долгих секунд я ошарашенно молчала, пытаясь разложить по полочкам весь тот кавардак чувств и мыслей, которые на меня вылил сегодня Александр Владимирович.
  
  
  
  Учитель меж тем во время моего мозгового ступора успел пройти к дверям кабинета и по всей видимости ждал, когда я соизволю выйти.
  
  
  
  Очнувшись, я быстро рванула из кабинета, будто что-то невидимое дало мне пендаль для ускорения. Естественно, нормально пройти к дверям при моем самом любимом учителе я не могла и таки зацепила носком кед чертову ножку парты. Слава богу, еще ничего не снесла!.. Всего лишь ограничилась тупой болью в ноге и самооценкой ниже плинтуса на всю жизнь.
  
  
  
  К моему величайшему облегчению учитель никак не прокомментировал мой опус и даже вроде не усмехнулся, как обычно делал в таких ситуациях, коих за всю мою жизнь неуклюжей неудачницы было много.
  
  
  
  Александр Владимирович лишь заботливо осведомился:
  
  
  
  - Не ушибла ногу?
  
  
  
  - Нет, - убийственным тоном соврала я, хотя мне ужасно хотелось немного поскулить и попрыгать на одной ноге, как это делали в фильмах. И я бы так и сделала, будь на месте математика любой другой человек.
  
  
  
  Заперев классную дверь на замок, математик повернулся ко мне.
  
  
  
  - И все-таки, Абрамова, ты одна большая-пребольшая катастрофа, - скривив уголки губ в усмешке, деловито протянул Александр Владимирович и, не дав мне как обычно заупрямиться, поймал непокорную выбившуюся мне на лицо прядку волос и заправил ее за ухо. Мое сердце в эту же секунду было готово остановиться. Я сейчас умру... - Ну и как ты сейчас с такой ногой пойдешь домой?
  
  
  
  Я что-то невнятно забормотала, сильно прихрамывая, отступая назад на шаг. Сердце колотилось как сумасшедшее.
  
  
  
  Еще один тяжелый вздох сорвался с чувственных губ Александра Владимировича:
  
  
  
  - Вот что мне с тобой делать? Придется тебя подвезти. Дохромаешь хотя бы до машины, а, Золушка? - математик широко улыбнулся. Как же я любила эту улыбку...
  
  
  
  Разволновавшись, я не нашлась, что ему ответить.
  
  ========== Глава 12 ==========
   Охваченная сильным смятением, я не сразу нашлась, что ответить учителю, более того, я не сразу поняла, что именно он мне только что предложил. Когда до моего бедного измученного мозга все-таки дошли слова математика, я, чувствуя себя неуклюжей каракатицей, лихорадочно замотала головой:
  
  
  
  - Нет-нет, я сама дойду, честно! - для пущей убедительности я, тщетно пытаясь не хромать, попятилась еще на несколько шагов назад, едва не зашипев от остро вспыхнувшей боли в мизинце левой ноги.
  
  
  
  Александр Владимирович горестно покачал головой:
  
  
  
   - Оно и видно.
  
  
  
  Жар интенсивней обжег мое лицо.
  
  
  
   - Но я правда могу дойти сама.
  
  
  
   - Абрамова, у тебя что, хобби такое - вечно со мной спорить?
  
  
  
  Если мое хобби - это спорить, то хобби моего учителя - постоянно меня смущать! Потупив глаза в пол, я снова не нашла, что ему лучше сказать, мысли в моей голове разлетались, как испуганные птички. А нога и правда уже начала проходить, я просто ее слишком сильно ударила. У меня очень чувствительные пальцы, тем более, я дома на днях стукнула левую ногу о стул.
  
  
  
  Но кто меня будет слушать?!
  
  
  
   - Александр Владимирович, я не...
  
  
  
   - Где твоя верхняя одежда? - перебив, спросил меня математик, его изумрудные глаза чуть сузились и уголки губ больше не приподнимались, что означало конец ребячеству. Особенно эффективно это срабатывало на уроках. Александр Владимирович из разряда тех учителей, которые умели держать дисциплину в классе не прибегая ни к крикам, ни к угрозам. Таких учителей просто на каком-то животном уровне приходилось слушаться.
  
  
  
   - В гардеробе, - безвольно пробормотала я. Где ей еще быть?
  
  
  
   - Даша, ты точно не ушибла ногу? Сможешь дойти сама? - лаконично спросил учитель, сделав усиленное ударение при слове "точно".
  
  Соврать под надзором таких внимательных глаз у меня бы все равно не получилось, да и признаться мне стало как-то страшно... Совсем как на уроке, когда дико боишься, что тебя поймают на невыполненном домашнем задании.
  
  
  
   - Да, смогу, - заупрямилась я, ужасно смутившись.
  
  
  
  Александр Владимирович скептически изогнул бровь:
  
  
  
   - Точно?
  
  По всей видимости, мое каменное выражение лица было лучше всякого устного ответа, поэтому учитель, лукаво мне усмехнувшись, беспечно бросил:
  
  
  
   - Я буду ждать тебя на улице, сильно не задерживайся. Номер машины - три семерки, сразу узнаешь.
  
  
  
   - Хорошо, - промямлила я, по-прежнему считая эту затею плохой. Живу я недалеко от школы - это раз, нога и правда уже не болит - это два, я отнимаю слишком много времени у учителя - три, ну и последний пункт, самый каверзный... Я в очередной раз выставляю себя полной клушей в глазах математика. И более того, в его присутствии не было ни единого случая, когда я бы не сказала какую-нибудь глупость или не опозорилась.
  
  
  
  Интересно, он еще думает обо мне как о вменяемом человеке? - горестно думала я, хмуро семеня в гардеробную.
  
  
  
  Правая щека у меня все еще пылала, помня о прикосновении учителя, и вообще сама себе я напоминала сумасшедший термометр, который периодически почти взрывается от чересчур высокой температуры.
  
  
  
  Я приложила ладонь к щеке - горячо...
  
  
  
  И как я смогу сесть с ним в одну машину, не умерев при этом от жара?
  
  
  
   - Ну и чего это так поздно? - ворчливо осведомилась у меня баба Вера, хранительница школьной гардеробной, возвращая меня к реальности. - Я что тут сверхурочно должна работать и ждать, пока вы все свои куртки заберете?!
  
  
  
  И правда, гардеробная уже почти опустела, остались только несколько курток, среди которых затесалась и моя.
  
  
  
  Тяжело вздохнув, я быстро скользнула через ряды вешалок и, схватив свою куртку, ретировалась назад, через плечо бросив:
  
  
  
   - У меня были занятия.
  
  
  
   - А мне все равно, что там у тебя было! - грозно возмущалась баба Вера. - Мне велено ровно в четыре часа закрывать гардеробную, и ждать вас до ночи я не намерена! Мне за это дополнительно никто не платит! В следующей раз просто закрою гардеробную, а там - не мои проблемы уже.
  
  
  
  Раздраженно закатив глаза, я, стараясь не обращать внимания на стенания гардеробщицы, быстро натянула куртку, попутно наматывая на шею шарф.
  
  
  
   - И вообще ты чего это, без сменки, чоли?!
  
  
  
  Блин, достала...
  
  
  
   - В следующий раз вообще в школу не пущу!
  
  
  
  Всеми силами стараясь не нагрубить бабе Вере, я застегнула замок. Странно, но причитания гардеробщицы смогли меня отвлечь от тягостных мыслей, и я уже не так сильно волновалась.
  
  
  
  Я, все еще немного нервно приглаживая себе волосы на голове, подняла глаза на свое отражение - зеркало висело перед самым входом в гардероб.
  
  
  
  Все будет хорошо!
  
  
  
  Странно, но отражение совсем не подтвердило мой "решительный" настрой. Из зеркала на меня смотрела сильно покрасневшая девочка, с непропорционально огромными испуганными глазами, но упрямо задранным вверх подбородком и абсолютно безвкусно обмотанным вокруг шеи шарфом.
  
  
  
  Сильно психанув на свою нерешительность и сиротское выражение лица, я раздражено сорвала с шеи шарф и затолкала его вглубь сумки.
  
  
  
   - Ты все поняла?! - выскочила из гардеробной, словно чертик из табакерки, баба Вера, сильно меня напугав.
  
  
  
  Злобно на нее зыркнув, я нетвердым шагом отправилась к выходу, где-то глубоко в душе все еще питая надежду, что учитель уехал без меня. Было бы совсем неплохо...
  
  
  
  Мое извращенное сознание уже начало обдумывать альтернативный план по избеганию учителя, а именно план безопасного побега. Я уже заранее приготовилась к своему полному поражению, но эти мысли отнимали хоть какую-то десятую долю моего волнения.
  
  
  
  Конечно же, ничего толкового ни из одной из моих затей не вышло. Как только я вышла на улицу, где снова царили снег, холод и вечная изморозь, превращающая все вокруг в ледяную корку, я сразу же увидела нужную машину.
  
  
  
  Черная, изящная и явно дорогая (марку я не смогла определить, плохо разбираюсь в авто), она стояла прямо за школьными воротами, припаркованная таким образом, чтобы, как только выйти за школьные ворота, сразу открыть дверцу и сесть. "Откуда у учителя такая машина?" - мелькнуло у меня в голове, пока я неуклюже спускалась по заледеневшим ступенькам лестницы.
  
  
  
  В очередной раз оправдав свое звание неуклюжей неудачницы, да и просто опозорившись (что похоже начинало входить у меня в привычку), я споткнулась об свою же собственную ногу при выходе из ворот школы. Слава богу, еще не упала!
  
  
  
  Покраснев до корней волос, я, открыв переднюю пассажирскую дверцу автомобиля, нырнула внутрь нагретого салона, краем глаза замечая, что математика сотрясает беззвучный смех.
  
  
  
  Отлично...
  
  
  
  Стараясь на него не смотреть, я вперилась взглядом в собственные руки, чувствуя, как по позвоночнику медленно ползет обжигающая змейка.
  
  
  
   - Как я понял, с тобой достаточно часто случается подобное? - криво усмехнулся Александр Владимирович.
  
  
  
   - Нет, - безжизненно отозвалась я. - Только когда я волнуюсь. Опять назовете катастрофой?
  
  
  
  Мой вопрос учитель, по всей видимости, пропустил мимо ушей, зато тут же задал свой:
  
  
  
   - И что же тебя, Дарья, так разволновало? - лукавая усмешка скользнула по губам математика.
  
  
  
  Я в очередной раз не знала, что ему ответить. Волнение, смущение и что-то странно похожее на эйфорию накрыло меня с головой, от чересчур бурных эмоций дыхание у меня сильно участилось и стало прерывистым.
  
  
  
  В автомобиле стало невыносимо жарко, или этот жар исходил от меня?
  
  Мне казалось, что автомобиль еще не успели завести, как он, легко прошуршав по заледенелому асфальту, сорвался с места.
  
  
  
  Все еще сгорая от дикого смущения, я нервно вцепилась одеревеневшими пальцами в сумку, еще не до конца веря во все происходящее.
  
  
  
   - Пристегнись, - мягко сказал мне учитель.
  
  
  
  Я, сильно вздрогнув от его голоса (просто не привыкла слышать его в настолько "интимной" обстановке), начала лихорадочно шарить за спиной. К моему ужасу, я так ничего и не могла нашарить, следовало бы успокоиться и повернуться, но куда мне там, дуре впечатлительной?.. Я даже лишний раз вздохнуть боюсь, не то чтобы совершать подобные телодвижения.
  
  
  
   - Немного выше, - спокойно подсказал мне Александр Владимирович, слегка сбавляя скорость, и, перегнувшись через меня, помог застегнуть злосчастный ремень.
  
  
  
  Я забыла, как нужно дышать, сердце, казалось, сейчас выскочит из груди, настолько сильно оно застучало, пригоняя к моим щекам новую порцию крови. В лицо мне пахнул такой приятный знакомый парфюм, кажется, я закрыла глаза.
  
  
  
  Громко щелкнул замок.
  
  
  
   - Где ты живешь?
  
  
  
  Я не сразу поняла, что обращаются ко мне.
  
  
  
   - Тут недалеко, через квартал нужно повернуть налево, - скомканно пробормотала я, физически ощущая статический ток, витавший в черном кожаном салоне.
  
  
  
   - Нога больше не болит? - спросил Александр Владимирович, скучающе постукивая пальцами по кожаной обивке руля, казалось, что дорога его вообще не волновала. - Может, показать тебя врачу?
  
  
  
   - Нет-нет, не надо! Она уже давно прошла, - поспешно ответила я, и учитель снова усмехнулся знакомой кривоватой улыбкой.
  
  Я была больше не в силах справиться с бешено участившимся сердцебиением.
  
  
  
   - В следующий раз, пожалуйста, смотри под ноги, а не лови ворон. А то такими темпами ты точно себе что-нибудь сломаешь, а это, поверь, совсем неприятно. Я, конечно, понимаю, что ты "человек-катастрофа", против рока не попрешь и все такое, но тем не менее, будь осторожней.
  
  
  
  Не успела я в очередной раз возмутиться, как машина, плавно повернув, оказалась в моем дворе.
  
  
  
  Так быстро? - я была немного сбита с толку.
  
  
  
   - Какой у тебя дом?
  
  
  
   - Второй справа, - с запинкой ответила я, все еще недоумевая насчет того, каким образом мы так быстро доехали. Казалось, что я только села - и вот уже мы приехали.
  
  
  
  Мягко прошуршав по мерзлой дорожке, машина остановилась прямо у моего крыльца.
  
  Замок щелкнул, и ремень быстро втянулся в свое исходное положение. Мое горло сковала страшная сухость, поэтому, когда я повернулась к учителю, мой голос звучал сильно охрипшим:
  
  
  
   - Большое вам спасибо!
  
  
  
   - Даша, да хватит меня уже благодарить, ей-богу, вгоняешь в краску. Было бы за что, - лукаво блеснул глазами Александр Владимирович, мягко улыбаясь кончиками губ. - В тысячный раз, не за что.
  
  
  
  - Ну, я пойду...
  
  
  
  Я, отчаянно покраснев, попыталась открыть дверцу машины, которая никак не поддавалась. Лишь в четвертый раз, дернув за ручку автомобиля, я поняла, что она заблокирована.
  
  
  
  С каменным лицом, чувствуя себя полной идиоткой, я снова повернулась к учителю.
  
  
  
  - Ох, извини, Дарья, совсем забыл, - подрагивая в беззвучном хохоте, протянул Александр Владимирович, нажимая на панельке дверцы какую-то кнопку. Тихий щелчок оповестил о том, что все дверцы разблокированы.
  
  
  
  Оборжаться просто можно! - зло подумала я, наконец открывая злосчастную дверцу и неуклюже вываливаясь из машины, где на улице, устроившись прямо на каменной заледеневшей ступеньке крыльца, меня ждал еще один малоприятный сюрприз.
  
  
  
   - Дашка?! - ошарашенно на меня вылупившись, заорал на пол-улицы Леша.
  
  
  
  Вот только этого не хватало! Я обреченно прикрыла глаза, но мираж в лице моего младшего неугомонного братца не хотел исчезать:
  
  
  
   - Дашка, а кто это тебя подвез? - абсолютно некультурно показывая указательным пальцем в машину моего учителя, спросил Леша.
  
  
  
  "Не твоего ума дела, придурок!" - отчаянно хотелось крикнуть мне, но сдержавшись, я зло махнула на него рукой, мол: "заткнись, пока я тебя не убила!".
  
  
  
  И тут мой самый худший кошмар начал сбываться наяву, Александр Владимирович так же вышел из машины и теперь с интересом разглядывал моего братца:
  
  
  
   - А тебе никто не говорил, что показывать пальцем нехорошо? - широко улыбнувшись, спросил его математик. - Как тебя звать-то?
  
  
  
  Ой, зря он это сказал! Я судорожно втянула в себя морозный воздух, ожидая самого худшего.
  
  
  
  Лешка тут же нахохлился как петух:
  
  
  
   - Алексей, - зло буркнул он, кинув не по годам серьезный оценивающий взгляд на Александра Владимировича. - А ты кто такой?
  
  
  
  Моя рука конвульсивно дернулась: как хотелось отвесить хороший подзатыльник мелкому!
  
  
  
   - Меня зовут Александр, мы почти тезки, - улыбнулся математик, к моему величайшему облегчению проигнорировав обращение на "ты" от моего братца. - Даша твоя сестра?
  
  
  
   - Угу, - уже не так сердито ответил Лешка, а после с чисто детской простодушностью выдал такое, что меня чуть не схватил инфаркт на месте: - Ты слишком старый, чтобы быть бойфрендом Дашки.
  
  
  
  В тот момент, я впервые всерьез задумалась об убийстве. Господи, как мне было стыдно! Чувствуя, как кровь отливает от лица, я мертвенно-бледная повернулась к учителю, пытаясь произнести что-нибудь членораздельное в оправдание моего тупоголового брата.
  
  
  
  Александр Владимирович улыбнулся, уголки его губ поползли вверх еще сильнее - мне стало непонятно, как в такой ситуации вообще можно улыбаться - а после внезапно захохотал. Захохотал так заразительно, что даже мой тупой нахохлившийся брат расплылся в снисходительной улыбке.
  
  
  
  Мое сердце ушло в пятки, я вообще перестала соображать, что происходит.
  
  
  
   - Молодой человек, вы несколько неправильно поняли мои намерения относительно вашей, безусловно, очаровательной сестры, - отсмеявшись, выдохнул учитель, пятерней проводя по иссиня-черным волосам на своей голове. - Алексей, спешу вас заверить, что ничего такого нет и не будет, так как Дарья является моей ученицей и не более того.
  
  
  
  Лицо Леши сильно напряглось. Он будто решал в уме, верить ему Александру Владимировичу или нет, после (судя по разгладившемуся наглому лицу) он пришел к положительному варианту ответа:
  
  
  
   - А, ну тогда хорошо, - улыбнулся брат учителю, а после недовольно повернулся ко мне. - Ну и где ты была? Я тебя уже час жду!
  
  
  
  Я точно его придушу...
  
  
  
   - Ладно, Дарья, оставляю ваши трогательные семейные хроники, я уже, к сожалению, сильно опаздываю, - протянул Александр Владимирович, бросая свой взгляд на наручные часы. - Будь осторожней, а ты... - он перевел взгляд на Лешу. - Береги сестру. С ней, как ты наверняка знаешь, всегда что-нибудь да случается.
  
  
  
   - Ага, она вообще же катастрофа, - сдал меня сильно довольный Лешка.
  
  Александр Владимирович удивленно посмотрел на Лешу, а после, усмехнувшись, пробормотал:
  
  
  
  - Твоя правда.
  
  
  
  От дикого смущения я не знала, куда девать глаза. И все это из-за мелкого террориста, который точно уже не переживет сегодняшнюю ночь!
  
  ========== Глава 13 ==========
   Едва машина моего учителя скрылась за поворотом, я, гневно сжимая кулаки, повернулась к своему "обожаемому" младшему братцу.
  
  
  
  - Что это было?! - рявкнула я на него, с трудом перебарывая в себе желание в ту же секунду накинуться на него с кулаками. - Ты вообще в своем уме, такие вещи взрослому человеку говорить?!
  
  
  
  Лешка недовольно поморщился от моего чересчур резкого тона. Не так часто я дохожу до крайней точки кипения.
  
  
  
  - Я не знал, что это твой учитель, и вообще, я уже запарился тебя ждать... Где ты так долго шлялась?
  
  
  
  Внутри меня уже нешуточно кипело, руки так и чесались придушить этого мелкого засранца. И вообще, откуда у него столько наглости-то взялось?! Он учится всего лишь в третьем классе и едва достает своей вечно взъерошенной макушкой до моего плеча, зато спеси в этой маленькой тушке хоть отбавляй. И пронырливый же зараза, везде сует свой нос - туда, куда надо и особенно туда, куда не надо.
  
  
  
  Мои руки уже прямо-таки нестерпимо чесались стереть нахальное выражение с лица Лешки, но вечно дремлющий во мне нравоучительный голос тут же протестующе загудел в ушах: детей бить нельзя.
  
  
  
  Да и мой ненаглядный братец, скорее всего, нажалуется маме, а там простор Лешкиного больного воображения разойдется во всю, и чую, попадет мне потом не только за эту секундную вспышку ярости.
  
  
  
  Как ни крути, нужно держать себя в руках!
  
  
  
  Я глубоко втянула в себя морозный воздух и, силясь успокоить по-прежнему учащенное сердцебиение, широким шагом направилась к подъезду, зло шикнув через плечо:
  
  
  
  - Не твоего ума дело, придурок. И вообще, ты что, уже домашку сделал, что ли, чтобы на улице гулять?!
  
  
  
  - Я ключи дома забыл, - буркнул Лешка. Подняв свой ранец со ступеней, он легко нагнал меня в дверях домофона. - Все это время торчал тут, ждал пока ты припрешься, я тебе звонил, но ты была недоступна.
  
  
  
  А ведь точно, я же так и не включила телефон...
  
  
  
  Запищала, открываясь, тяжелая дверь домофона, и Лешка тут же, грубо оттолкнув меня в сторону, протиснулся внутрь, пробурчав себе под нос что-то, ужасно напоминающее "Дашка-какашка".
  
  
  
  Уже в третий раз поборов в себе дикое желание проехаться чем-нибудь тяжелым по его затылку, я, рассеяно шаря по карманам в поисках телефона, неспешно начала подниматься по лестнице.
  
  
  
  И куда я опять могла деть мобильник?
  
  
  
  - Дашка-какашка, шевелись быстрее! - перегнувшись через ржавые перила третьего этажа, раздражено торопил меня Лешка.
  
  
  
  Не обращая внимания на неугомонного братца, я уже в легкой панике стала обшаривать карманы куртки, но телефона там не было. Не успела я по-настоящему испугаться, как вспомнила, что в спешке сунула его в сумку, что для меня непривычно: я обычно всегда ныкала сотовый в карман джинсов.
  
  
  
  Дома я, едва скинув обувь, тут же поставила мобильный на зарядку. Телефон тихо пискнул в моих руках, оповещая, что питание пошло. Рассеяно постукивая пальцами по столу, я стала нетерпеливо ждать, пока сотовый зарядится достаточно, чтобы включиться.
  
  
  
  Моего терпения, естественно, надолго не хватило, и уже через несколько минут я суетливо тыкала на кнопку включения.
  
  
  
  Двадцать шесть пропущенных?!
  
  
  
  Я ошарашенно уставилась на только что осветившийся экран: кому это я вдруг понадобилась?! Шибко популярной девушкой меня трудно назвать, да и признаться, не часто мой телефон разрывается от многочисленных звонков.
  
  
  
  Так, пятнадцать пропущенных от Леши, три пропущенных от Маши и все остальные восемь от Макса.
  
  
  
  Черт! Я совсем забыла про Высоцкого. Мы же сегодня должны были встретиться...
  
  
  
  Я обречено вздохнула: не избежать мне завтра очередной сцены с нотациями. Недолго музыка играла...
  
  
  
  - Дашка! - кликнул меня Лешка с кухни. - Покорми меня!
  
  
  
  Внезапно мне пришла в голову бредовая мысль о том, что я сегодня вообще ничего не ела. И что странно, это абсолютно вылетело у меня из головы, хотя желудок, уже давно конвульсивно сжавшись, требовал немедленно его покормить.
  
  
  
  Со всеми этими переживаниями я совсем скоро свихнусь.
  
  
  
  666
  
  
  
  Утро следующего дня выдалось на удивление солнечным. Февральское солнце, робко появившись на безоблачном горизонте, осветило ледяное царство за окном. Зима в этом году выдалась особенно длинной, людские глаза, раздраженные отсутствием ярких красок и света, совсем отвыкли от солнца. Светило, выглянув из вечной зимней пелены серых облаков и тумана, будто намекая всем, что в город в скором времени придет весна.
  
  
  
  Я, раздражено прикрывая рукой воспаленные глаза от непривычно режущего их солнечного света, хмуро дожевывала имбирное печенье. Настроение у меня не задалось еще с утра.
  
  
  
  Рядом со мной, раскачиваясь на стуле, сидел Лешка. С энтузиазмом поглощая свой завтрак, он довольно щурил глаза от проникающих сквозь кухонное окно солнечных лучей.
  
  
  
  Сегодняшний день по всем параметрам должен быть для меня неудачным: выглянуло солнце - раз, сегодня я не увижу Александра Владимировича - два, предстоит очередное выяснение отношений с Высоцким - три. И, для полной картины, я теперь объект ненависти моего класса - четыре.
  
  
  
  В голове тут же пронеслась вскользь услышанная от кого-то басня, что-то вроде того, что "число четыре приносит неудачу". А если взять в расчет, что сегодня еще, к тому же, четвертое февраля...
  
  
  
  Просто супер.
  
  
  
  - Ты чего такая мрачная, со своим парнем, что ли поругалась? - проявил небывалую для себя наблюдательность Лешка.
  
  
  
  От неожиданности я поперхнулась чаем и закашлялась под оглушительный хохот младшего брата.
  
  
  
  - Даже если и так, то тебе с этого что? - сипло ответила я, все еще не до конца откашлявшись. Горло начало сильно саднить.
  
  
  
  - Да мне как-то по барабану. Просто не нравится мне он...
  
  
  
  Я удивлено взглянула на братца и решила уточнить:
  
  
  
  - Ты про Максима?
  
  
  
  - А что у тебя еще кто-то есть? - прыснул Лешка, всем своим видом показывая мне, что не забыл вчерашний инцидент с Александром Владимировичем.
  
  
  
  Лихорадочный жар тут же опалил мое лицо.
  
  
  
  Дожили! Теперь хватает даже одного легчайшего намека на моего учителя, чтобы заставить меня покраснеть.
  
  
  
  - Нет. Думай, что говоришь, придурок, - огрызнулась я, пряча смущение за недовольство.
  
  
  
  Лешка ничего не ответил, продолжая посмеиваться над чем-то.
  
  
  
  Я нервно застучала пальцами по кухонному столу, почему-то сильно уязвленная словами мелкого вредителя. Вот над чем он ржет?!
  
  
  
  - Так что насчет Макса? - я решила перевести тему. - С чего это вдруг он перестал тебе нравится?
  
  
  
  - Он мне никогда не нравился.
  
  
  
  Я удивленно приподняла брови. Обычно Высоцкий нравился всем.
  
  
  
  - Чем же?
  
  
  
  - Ну... - сильно нахмурившись, замялся Леша и начал гонять пальцами по столу крошки от печенья. - Да смазливый какой-то, странный... Он плохой человек, Дашка. Он тебе реально не пара.
  
  
  
  Ситуация начала меня забавлять:
  
  
  
  - С чего ты взял, что он плохой человек?
  
  
  
  - А что, хороший что ли? - буркнул Леша. - Вечно ходит по школе такой, типа "на понтах", думает, что самый крутой, и постоянно кого-то прессует. Я видел, как он со своими друзьями избивал кого-то, трое на одного. Вообще же не честно!
  
  
  
  Тут мне стало совсем не до смеха.
  
  
  
  - Леша, если это очередные твои выдумки... - угрожающе начала я. Мой братец имеет одну очень неприятную склонность все "немного" перевирать.
  
  
  
  - Какие выдумки?! - вскипел мальчик, перебивая меня. Лицо у него сильно покраснело, дыхание сильно участилось, говорил он горячей сбивчивой скороговоркой. - Хочешь, у Юрика и Славки спроси, они тоже это видели! Вот на днях, за школьными гаражами! Трое на одного!
  
  
  
  Лешка, закончил свою пламенную речь и с выражением поруганного достоинства на лице посмотрел на меня, ожидая, по всей видимости, что его свидетели (и одноклассники, к слову) Юрик и Славка окажут на меня сильнейшее впечатление, в ходе которого я безоговорочно поверю в эту ахинею.
  
  
  
  Я скептически сощурилась. Братец явно пересмотрел своих боевиков.
  
  
  
  - И что же ты раньше мне об этом не говорил?
  
  
  
  - Ну, я думал, что ты его любишь.
  
  
  
  Тяжело вздохнув, я поднялась из-за стола. Мне уже порядком надоел весь его "фантастический" бред, который с каждым днем растет в геометрической прогрессии.
  
  
  
  - Это очень мило с твоей стороны, я растрогана. А теперь вставай, пора в школу. И сегодня ключи взять не забудь.
  
  
  
  - Подожди, это еще не все!
  
  
  
  Я не обращала на него внимание. Перебесится.
  
  
  
  Уже на полпути к коридору Лешка меня нагнал и больно дернул за руку, привлекая внимание:
  
  
  
  
  
  - Я не вру! Он и про тебя говорил. Типа, что встречается с тобой на спор и...
  
  
  
  - Все, хватит!
  
  
  
  Я резко одернула свою руку. Чаша моего терпения лопнула, я терпеть не могла, когда на кого-то наговаривали, так и еще в столь наглой форме:
  
  
  
  - Дашка, но он реально...
  
  
  
  - Хватит, я сказала! - рявкнула я. По всей видимости, мое лицо приобрело крайне свирепое выражение, потому что, едва я взглянула на братца, он тут же сдавленно смолк. - Посуду сегодня моешь ты, и никаких тебе гулянок! Меньше времени на выдумывание всяких небылиц будет.
  
  
  
  Леша, едва сдерживая молотившую его изнутри ярость, зло буркнул:
  
  
  
  - Не хочешь - не верь! - и, бесцеремонно отпихнув меня в сторону, он протопал в прихожую, намеренно не смотря в мою сторону и делая вид, что меня попросту нет (что смотрелось весьма комично). Братец быстро натянул на себя верхнюю одежду. В его некогда теплых карих глазах плескались неподдельная обида и злость.
  
  
  
  Я, сильно нахмурившись, посмотрела на входную дверь, которую со всей дури захлопнул за собой Леша. Странно, но в какой-то момент я была готова поверить ему. То ли все дело было в интонации его голоса, то ли в обиженном выражении на наглом лице...
  
  
  
  666
  
  
  
  Как я и предполагала еще с утра, сегодняшний день прошел для меня крайне мрачно. Даже выглянувшее в кои-то веки солнце не смогло его улучшить.
  
  
  
  Сегодня в школе не было Александра Владимировича, и весь дальнейший день казался мне ужасно бессмысленным. Усугубляло ситуацию еще и то, что, даже зная об отсутствии математика, я по старой привычке продолжала выискивать его глазами из толпы и, не находя, ужасно расстраивалась. Странно, а ведь когда-то его и не было даже в моей жизни, и ничего, жила же как-то...
  
  
  
  Силясь вспомнить те времена, когда Александра Владимировича еще не было в школе, я погружалась в еще большее уныние: и как я только так жила? Вся прежняя жизнь до него показалась мне ужасно однообразной и серой: не было в ней учащенного сердцебиения, нестерпимого ожидания начала новой недели. Не было и радости, граничившей с безумием, от случайного взгляда и, тем более, прикосновения. Не было волнения, которое окутывает с ног до головы, стоит услышать звук его голоса... Мне казалось, что вся моя прошлая жизнь была бессмысленна и ужасна, будто я и вовсе не жила, а лишь существовала.
  
  
  
  И как все может кардинально изменить один единственный человек?
  
  
  
  И все-таки может...
  
  
  
  Свою лепту в мое и так не очень оптимистичное настроение внес мой класс, а точнее, его женская половина. Нет, никаких подколок или пренебрежительного поведения с моей персоной не было. Был просто игнор, бессмысленный и беспощадный. Ну, еще некоторые индивиды выделялись: нет-нет, да и бросят на меня взгляды, полные слепой ненависти, будто я заживо человека сварила.
  
  
  
  Нет, были сегодня, конечно, еще и светлые полосы.
  
  
  
  Например, я помирилась с Машей. Девушка сама подошла ко мне еще до начала уроков, что мне лично о многом говорило (Мари у нас обычно любит поспать подольше) и попросила прощения. Я вообще не умею долго хранить в себе злость, а на близкого и любимого человека и подавно.
  
  
  
  Весь урок географии мы с ней мило перетирали косточки учительнице информатики. Правда, о том, как ко мне чудесным образом вернулся сотовый телефон, я благоразумно промолчала, лишь неразборчиво забормотала что-то в ответ на ее вопрос. Да и Маша, слава богу, сама не очень-то хотела в это вникать, все еще чувствуя передо мной вину за содеянное.
  
  
  
  Также Мария мне поведала "великую тайну" игнорирования моей персоны в классе. Оказалось, что девочки действительно как-то пронюхали про мои репетиторства с Александром Владимировичем и ужасно обозлились.
  
  
  
  - Ты же знаешь, как Шевченко по нему с ума сходила, - глубокомысленно кивнула мне Машка. - Вот теперь и бесится от злости. Считай, Макса она проворонила, Александр Владимирович с тобой занимается, а ей разве что кожура от мандарина и осталась. Эх, если честно, я сама тебе завидую по-доброму.
  
  
  
  Я вяло ей улыбнулась. Такое счастье, как Высоцкий, мне было совсем не нужно, скорее, даже наоборот.
  
  
  
  Кстати, насчет Высоцкого...
  
  
  
  Я все еще держала в голове утреннюю исповедь своего братца. Даже несколько раз всерьез задумывалась над тем, что он мне сказал, пока раздражено себя не одергивала. Леша может придумать все, что угодно, и про кого угодно. В моей памяти еще теплились недавние его выдумки, а также многократные попытки оклеветать меня перед мамой. И, главное, так убедительно у него это получается каждый раз. Может быть, скажи мне это кто другой, я бы еще и задумалась, но вот из уст моего брата это звучало фантастическим бредом сивой кобылы.
  
  
  
  И, тем не менее, его слова не хотели выходить из моей головы, хотя умом я понимала, что вся эта история шита белыми нитками. Когда это Высоцкий в последний раз кого-то задирал?.. или тем более избивал? И весь его вид говорит скорее не о его якобы крутости, а об излишнем раздутом высокомерии, не более. А вот про то, что он встречается со мной на спор... Именно это зародило во мне семена сомнения, я с самого начала не понимала его причин встречаться с такой, как я. Этот спор, конечно, объяснял все, но и звучала эта версия слишком абсурдно, чтобы быть правдой. Слишком долго мы встречаемся для спора.
  
  
  
  Все это и вправду бред, больное разгулявшееся воображение моего братца.
  
  
  
  Наконец прозвенел звонок с последнего урока.
  
  
  
  Я с удовольствием размяла затекшие плечи. Этот учебный день прошел слишком медленно, как будто время мне назло тянулось, как резиновое.
  
  
  
  - У тебя есть на сегодня какие-нибудь планы? - рассеяно спросила меня Маша, разглядывая себя в зеркальце и проверяя, все ли в порядке с ее лицом.
  
  
  
  Не сдержав большой зевок, я устало подперла подбородок рукой:
  
  
  
  - Какие еще планы? Приду домой и лягу спать...
  
  
  
  Машка, удостоверившись, что выглядит на все сто, захлопнула пудреницу и с энтузиазмом повернулась ко мне:
  
  
  
  - А давай куда-нибудь сходим? - девушка, тут же увидев в моем лице резкую перемену, запричитала, как стрекоза: - Ну, давай, Даша, ну пожалуйста! Мы же так давно с тобой никуда не ходили! Ну пошли! Мы же только-только помирились, отпразднуем как раз!
  
  
  
  Что именно мы должны с ней отпраздновать, я так и не поняла. Каждый раз из-за чего-то дуемся друг на друга, и что же, каждый раз праздник в честь примирения устраивать? Тем более, мне сегодня вообще никуда не хотелось, настроение сегодня было еще заранее испорчено. Зачем с таким настроем куда-то идти?
  
  
  
  - Маш, не могу пойти... - я стала лихорадочно придумывать достойное оправдание. Сказать правду подруге нельзя, она еще с большим энтузиазмом потащит меня "поднимать настроение". - Понимаешь, мне надо...
  
  
  
  - О! - Мария удивленно уставилась куда-то поверх моего плеча. - Теперь понимаю.
  
  
  
  По моей спине поползла неприятная дрожь. Что, а точнее, кого это она увидела за моей спиной?
  
  
  
  Я медленно повернула голову к дверям кабинета, уже заранее зная, кого там увижу.
  
  
  
  Естественно, там был он. Стоял, прислонившись спиной к дверному косяку, взбешенный, злой, как черт, и явно поджидал меня.
  
  
  
  Ну, теперь я точно могу сказать, что хуже стать этот день уже не может.
  
  ========== Глава 14 ==========
   - Какой-то он... злой, - Маша обеспокоенно заерзала на стуле, с тревогой заглядывая мне в глаза. Какая она сегодня внимательная!
  
  
  
  Я истерично хохотнула. Злой - еще слабо сказано! Таким взбешенным я его видела только пару раз, и ничем хорошим, как правило, для меня (если причиной была я) это не заканчивалась.
  
  
  
  Одноклассники, оставшиеся в классе после звонка, теперь заинтересованно переводили возбужденные взгляды с меня на Высоцкого и обратно. Отлично, стало быть, давно никто не устраивал прилюдных спектаклей, и люди уже изголодались по зрелищам.
  
  
  
  - А по-моему, он в своем самом обычном состоянии, - простодушно ответила я Машке, неспешно скидывая в сумку школьное барахло, внутренне подготавливая себя на очень сложный разговор.
  
  
  
  Но вот, куда бы спрятаться от чересчур любопытных глаз? Я выдавила из себя жиденькую улыбку, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу. А что еще мне оставалось делать?
  
  
  
  Сивцева взволнованно зашептала мне на ухо:
  
  
  
  
  
  - А что опять случилось? Вы поругались?
  
  
  
  - Нет, что ты? - ободряюще улыбнулась я подруге, поднимаясь на ноги. В теле появилась странная истома. - Мы пока еще не ругались... пока еще...
  
  
  
  Маша потянулась к моей руке, чтобы заставить меня сесть и расспросить с пристрастием, но я резко отстранилась. Я была не готова к разбору полетов, сейчас я подготавливала себя для приоритетно важного разговора, и сбивать себе перед ним настрой мне совсем не хотелось.
  
  
  
  - Даша, сядь пока! - шикнула на меня уже порядком раздраженная Сивцева. - Что случилось?
  
  
  
  - Все в порядке, завтра договорим, хорошо?
  
  
  
  И уже не обращая внимания на протесты подруги, я широким шагом направилась к двери, на ходу перекидывая сумку через плечо. Как я ни старалась бодриться, а сердце все равно тревожно замерло в груди, стоило мне встретиться с холодными серыми глазами Макса. Мои руки рефлекторно вцепились в края рубашки, оттягивая ее вниз. От волнения я чуть опять не снесла пару парт по дороге, при сильном напряжении я становлюсь на редкость неуклюжей.
  
  
  
  - Привет, - осторожно поздоровалась я, остановившись в трех шагах от парня.
  
  
  
  - Ну привет...
  
  
  
  Тон его голоса не предвещал ничего хорошего. Мои пальцы, по-прежнему удерживающие края рубашки, разжались.
  
  
  
  - Давай отойдем? - как бы невзначай предложила я. Сейчас мне меньше всего хотелось разбираться прилюдно и превращать все в фарс.
  
  
  
  Макс смерил меня хмурым взглядом:
  
  
  
  - А ты точно никуда не убежишь, тебе сегодня никуда не надо? Репетиторств никаких не намечается, никто на дополнительное не оставил?
  
  
  
  Я поморщилась, столько в его словах было сарказма и неприкрытой злобы.
  
  
  
  - Нет, сегодня я свободна.
  
  
  
  - Неужели?! - парень возвел руки к небу. - Надо срочно отметить этот день красным в календаре, не помнишь, какое сегодня число?
  
  
  
  - Прекрати...
  
  
  
  Внезапно лицо Высоцкого из еще секунду назад саркастично-изгаляющегося стало по-настоящему злым. Черты лица заострились, и он взбешенно смотрел куда-то поверх моей головы:
  
  
  
  - Даша, ты удивительный человек просто, не прошло и минуты, как у тебя опять появились дела, опять с тобой жаждут общения.
  
  
  
  У меня вырвался раздраженный вздох. Эта ситуация начинала меня все больше и больше напрягать. Я спиной чувствовала с десяток любопытных глаз моих одноклассников, направленных на нас.
  
  
  
  - О чем ты?
  
  
  
  - Твоя подружка очень хочет тебе что-то сказать, - прошипел Макс, кивая мне за спину.
  
  
  
  Даже не поворачивая головы, я уже заранее знала, о чем он говорит. И все-таки повезло мне с Машкой, но сейчас я не хотела ее в это впутывать.
  
  
  
  В моем кармане неожиданно заверещал сотовый, я сначала даже дернулась от испуга. Как же все вовремя!
  
  
  
  - Я на пару секунд, - пробормотала я, быстро проскакивая через двери в школьный коридор, стараясь не встречаться глазами с Максом. Мои щеки сильно пылали. Сегодня я еще раз оправдала свое звание "человека-катастрофы".
  
  
  
  В коридоре я хаотично нажала на телефоне отбой, даже не взглянув на номер вызова, а после и вовсе вырубила сотовый. Глянула назад. Идти обратно в кабинет равносильно самоубийству, Макс сейчас будет рвать и метать...
  
  
  
  - Договорила уже? - убийственно спокойным голосом поинтересовался парень, бесшумно оказавшийся у меня за спиной.
  
  
  
  Я резко дернулась от неожиданности. Когда он успел?!
  
  
  
  - Ты меня испугал...
  
  
  
  - Кто тебе звонил?
  
  
  
  Мне очень не понравился его тон. Раньше он никогда со мной так не разговаривал, только в самых редких случаях.
  
  
  
  - Эм... прости, что?
  
  
  
  - Дай-ка мне свой телефон, - приказал мне Высоцкий, протягивая руку.
  
  
  
  - Зачем это? - нахмурилась я.
  
  
  
  Если он надеется на то, что в моем телефоне могут быть тайные романтические переписки и звонки от "любовника", то его ждет полное разочарование. И я бы спокойно могла ему дать свой телефон, без всяких опасений на "разоблачение", но во мне что-то щелкнуло. С какого перепугу я должна давать ему свой мобильник?! Он мне кто - отец или муж?!
  
  
  
  - Я сказал, дай! - склонился надо мной Макс. - Что ты там прячешь, куда ты постоянно от меня бегаешь? Даша, если у тебя и правда есть кто-то...
  
  
  
  - Что ты мелешь?! - я попятилась назад.
  
  
  
  - Все так складно получается, - презрительно хмыкнул Высоцкий. Легко меня нагнав и схватив за руку, он ловко отобрал зажатый в ней телефон. Я от такого вероломства потеряла дар речи и в шоковом состоянии застыла. - Кутить сразу с двоими, да? Отмазываться всякими репетиторствами и идти гулять с кем-то еще, а после строить из себя святую неприступность. Хоть врать нормально бы сначала научилась. Я прекрасно знаю, что Александр Владимирович не дает никаких репетиторств. Думала, дурака рогатого из меня сделать?!
  
  
  
  До меня все очень медленно доходило. И когда уже первоначальный шок от дикарского поступка парня спал, я разозлилась по-настоящему. За кого он меня принимает?
  
  
  
  - Телефон отдай!
  
  
  
  - Подождешь, - отмахнулся от меня Макс, с видом человека, который почти поймал опасного вора с поличным, включил мой телефон и начал просматривать историю вызовов и смс.
  
  
  
  Мои глаза постепенно начали темнеть от гнева, когда как у Высоцкого, наоборот, с каждым просмотренным сообщением появлялось наиглупейшее растерянное выражение лица.
  
  
  
  - Нашел, что хотел? - ледяным тоном поинтересовалась я, едва сдерживая колотившую меня изнутри ярость.
  
  
  
  Макс ничего мне не ответил, продолжая как фанатик, листать историю вызовов в слепой надежде увидеть там что-то/кого-то аморального.
  
  
  
  - Кто такой Петя?
  
  
  
  Я глубоко втянула в себя воздух. Спокойно, только спокойно...
  
  
  
  - Зачем он тебе звонил?
  
  
  
  Я чувствовала себя крайне уязвленной, словно мне кто-то плюнул в душу. Ярость, душившая меня изнутри неожиданно спала, на ее место пришла апатия и слабая пародия на раздражение. Хотелось где-нибудь спрятаться...
  
  
  
  Подняв на него глаза, я наконец-то нашла в себе силы сказать это.
  
  
  
  - Знаешь, нам, наверно, лучше расстаться.
  
  ========== Глава 15 ==========
   - Знаешь, нам, наверно, лучше расстаться.
  
  
  
  О да, это, несомненно, было лучшее, что я когда-либо говорила Высоцкому. Невидимый груз, стягивающий вокруг моей шеи петлю, неожиданно ослаб, стало гораздо легче дышать. И что странно, я не испытывала ни грамма чувства вины. Сейчас мне не было его жаль - он сам довел наши отношения до крайней точки кипения.
  
  
  
  Наконец-то я это сказала...
  
  
  
  Вслед за моим тихим исповеданием повисла гнетущая тишина, которую нарушали лишь далекие крики школьников, у которых уже закончились занятия. В каком-то близстоящем кабинете учитель взорвался гневной тирадой на нерадивых учеников. Так прошло несколько томительных секунд. Макс стоял, прислонившись спиной к оконной раме. Крепко сжимая в правой руке мой телефон, он пристально смотрел мне в глаза, будто оценивая степень серьезности моих слов.
  
  
  
  Я быстро стушевалась под этим взглядом и поспешно перевела глаза к окну. На небе было по-прежнему безоблачно. Ярко палящее солнце, кажется, решило компенсировать все те промозглые зимние дни, что оно отсутствовало, и теперь, обдавая жаром заледеневший город, превращало снег и лед в грязь, которую теперь недовольно месила ногами толпа.
  
  
  
  - Не в обиду тебе, Даш, но знаешь, я всегда считал, что у тебя есть серьезные проблемы с чувством юмора, - сквозь зубы процедил Высоцкий, переключая мое внимание с шумной канители за окном на него.
  
  
  
  - А я всегда считала, что до тебя не доходит с первого раза, - раздраженно пожав плечами, отпарировала я ему, после издевательски добавив: - Не в обиду, Максим!
  
  
  
  Я прекрасно знала, как бесит Высоцкого, когда кто-то называет его полным именем.
  
  
  
  Светло-серые глаза парня начали темнеть, приобретая крайне непривлекательный вид. Некоторым людям очень идет злое взбешенное лицо: грозные насупленные брови и жестко очерченные скулы неизменно создают впечатление брутальной мужской природы во всей ее первозданной красе. Но Макс с его донельзя правильными, даже несколько женскими чертами лица не входил в число этих счастливчиков. Его лицо становилось прекрасным в момент легкой задумчивости или веселья, злость же выжигала из него всю изначально заложенную красоту.
  
  
  
  - Сейчас до тебя что-то не доходит, моя хорошая...
  
  
  
  Я внутренне сморщилась: один-один - я терпеть не могла когда меня начинали называть так преувеличенно ласково.
  
  
  
  - Не откроешь тайну, к кому ты уходишь? Сгораю от любопытства, хочу познакомиться поближе.
  
  
  
  - Что ты опять мелешь? - ощетинилась я.
  
  
  
  Высоцкий нехорошо улыбнулся, в стальных глазах появился темный отблеск:
  
  
  
  - А ведь с самого начала знал, что так и будет.
  
  
  
  Произошла очень резкая смена тонов.
  
  
  
  Я молчала. Просто не нашлась, что можно ему ответить. Я чувствовала его потерянность и явственные нотки тоскливой обреченности в словах. Что на такое можно ответить?
  
  
  
  - Если знал, зачем надо было заводить со мной отношения? - тихо пробормотала я, комкая в руках край рубашки.
  
  
  
  - Честно?
  
  
  
  Я нерешительно на него глянула:
  
  
  
  - Давай уже как есть...
  
  
  
  Парень стоял в нескольких шагах от меня, и сейчас он тоже задумчиво уставился в окно. Я запаниковала. Если он сейчас начнет на меня орать или оскорблять, то я не уверена, что смогу хоть как-то себя защитить.
  
  
  
  - Думал, что ты не такая как все...
  
  
  
  Я потрясенно застыла.
  
  
  
  - Думал, что в этот раз все по-настоящему.
  
  
  
  Макс снова улыбнулся - ностальгически, с нотками горечи. От его улыбки у меня болезненно закололо под сердцем.
  
  
  
  - А ты оказалась такой же, как все, - он перевел тяжелый взгляд с окна на меня. - Чем больше таких девушек, как ты, любишь, тем больше они тебя начинают ненавидеть и презирать. Вы все кидаетесь на шею тех, кто не обращает на вас внимания, вам это доставляет странное удовольствие. Страдать от неразделенной любви - это же, так романтично и драматично, да, Даша?
  
  
  
  Я резко дернулась, как от пощечины.
  
  
  
  - В топку все!
  
  
  
  Высоцкий молниеносно отстранился от оконной рамы и в два шага преодолел расстояние между нами. Я инстинктивно в испуге отстранилась назад, а парень лишь всучил мне в руку, ставшую словно ватной, мой телефон. Я непроизвольно крепко сжала аппарат в кулак.
  
  
  
  Макс снова заговорил, а я смотрела мимо него мутными глазами, по-прежнему находясь в оцепенении:
  
  
  
  - Больше я никогда не куплюсь на этот развод. Спасибо, что преподала мне урок на всю жизнь.
  
  
  
  Уж лучше бы он на меня орал...
  
  
  
  666
  
  
  
  За окном раздавались веселые крики детей. Местная детвора почти каждый день собиралась под окнами и игралась в какие-то странные игры. В моем детстве таких еще не было. Где-то в этой беззаботной толпе затерялся и мой брат.
  
  
  
  С кровати вставать не хотелось. Мне казалось, что как только я выберусь из теплых объятий одеяла, то весь кошмар этого дня снова повторится. Нет, только в постели я чувствовала себя полностью защищенной от всего, что творится в этом жестоком мире.
  
  
  
  За окном раздался новый взрыв хохота.
  
  
  
  Я спрятала голову в подушку. Наглая детвора! Их веселый смех ну никак не хотел вписываться в мое крайне "радужное" расположение духа, оттого и раздражал, жутко раздражал.
  
  
  
  В замочной скважине неприятно заскрежетал ключ.
  
  
  
  - Дашуля, ты дома? - тут же раздался мамин голос из прихожей.
  
  
  
  Что-то она рано сегодня...
  
  
  
  Я с большим усилием над собой выбралась из теплой кровати и босиком посеменила встречать маму. Отобрала у нее пакеты и хмуро прошла на кухню.
  
  
  
  - Что-то случилось? - тут же забеспокоилась мама, пытливо заглядывая мне в глаза.
  
  
  
  Я выложила на стол с пакета упаковку йогуртов. Их вид вызывал у меня неприятные ассоциации. Не люблю молочные продукты.
  
  
  
  Я устало закрыла глаза.
  
  
  
  - Нет, ничего...
  
  
  
  - Как дела в школе?
  
  
  
  - Нормально.
  
  
  
  - А где твой брат?
  
  
  
  - Гуляет где-то... - я неопределенно махнула рукой с зажатой в ней упаковкой с печеньем в сторону окна.
  
  
  
  - Даша, что случилось? - в мамином голосе было много обеспокоенности, готовности прийти на помощь и вытащить из любой передряги. Все это оказало на меня странное воздействие: я неожиданно для себя поддалась слабости и позорно разрыдалась, уткнувшись лицом в теплую мамину кофточку.
  
  
  
  Все переживания, все страхи этой недели вспыхнули во мне с новой силой, и я уже не могла противостоять нахлынувшей лавине чувств. Сегодняшний инцидент был уже явно перебор для моей нервной системы.
  
  
  
  - Ну что ты, Даш? Все хорошо, - мама успокаивающе гладила меня по спине. Запах ее духов, так любимых мною с детства, успокаивал. - Скажи мне, что случилось?
  
  
  
  Я начала сипло и неразборчиво рассказывать ей заплетающимся языком про сегодняшнее расставание с Максом. Мама не перебивала меня, все также легко поглаживая по спине и давая возможность спокойно выговориться, за что я была ей очень благодарна.
  
  
  
  С ней мне всегда было очень легко, она действовала на меня умиротворяюще. Все мои проблемы всегда начинали казаться мне смехотворными и малозначащими. Вот и сейчас, когда я закончила пересказ, стало, несомненно, легче на душе.
  
  
  
  - Молодым браниться - только тешиться, - улыбнулась мама, отстраняясь и наливая мне воду в стакан. - На вот, попей.
  
  Вцепившись сразу двумя руками в стакан, я сделала маленький глоток. Вода приятно охладила все внутри, но к горлу неумолимо подступила икота.
  
  
  
  - Ты все правильно сделала, не надо так переживать, - мама села напротив, спокойно высыпая в вазочку печенье из пакетика. - Мальчишки всегда взрослеют медленнее девочек и поздно начинают понимать, что их поведение иногда бывает очень обидным и неприятным. Я думаю, что Максим и сам сейчас жалеет о своих словах. Не думаю, что он серьезно тогда говорил.
  
  
  
  - Он меня ненавидит...
  
  
  
  - Не говори глупостей, конечно, нет!
  
  
  
  Я внезапно почувствовала себя очень маленькой девочкой, пристающей с глупыми вопросами к взрослому человеку.
  
  
  
  - Ладно, пойду, что ли умоюсь... - я размазала по лицу остатки слез и поднялась со стула. Мне стало стыдно за свое слезливое представление.
  
  
  
  - Дашунь, а не влюбилась ли ты часом? - прозорливо спросила мне в спину мама. Я тут же неподвижно замерла на полпути.
  
  
  
  Да что же это такое?! У меня что, на лбу табличка горит?
  
  
  
  - Мам, и ты туда же? - взвинченно воскликнула я.
  
  
  
  Мама только добродушно над чем-то посмеивалась.
  
  
  
  В комнате, уже умывшись, я уткнулась в выданный мне задачник. Завтра я, наконец, снова увижу Александра Владимировича. Что-то теплое и приятное разлилось по телу, а тригонометрические формулы запрыгали, как солнечные зайчики, у меня перед глазами.
  
  
  
  Да, завтра определенно будет удачный день.
  
  
  
  ========== Глава 16 ==========
   Разбудили меня следующим утром автомобильные гудки. Все-таки зря я вчера окно на ночь не закрыла. Это утро также выдалось очень солнечным, но в этот раз мне хотелось улыбаться ему.
  
  
  
  Я, зевая, потянулась. Вчерашний день, наконец, прошел, и все неприятности, связанные с ним, тоже канули в Лету.
  
  
  
  - Дашка, вставай быстрее, я есть хочу! - в мою комнату заглянула лохматая голова Леши.
  
  
  
  - Сейчас приду...
  
  
  
  Сегодня было воистину странное утро. Я не выспалась, но мне было хорошо, как никогда. И братец сегодня, к моему удивлению, меня не раздражал. Сборы прошли относительно гладко, и ровно через полчаса я уже была абсолютно готова. Мой новый рекорд. Кстати, с такими темпами я скоро уже выйду из всемирной ассоциации "копуш года".
  
  
  
  На кухне Лешка подскочил ко мне со странной фанатичной улыбочкой на губах:
  
  
  
  - Даша, будешь? - братец совал мне в лицо стаканчик вчерашнего йогурта, по всей видимости, он немного с ним поэкспериментировал. От резкого запаха уксуса в сочетании с чем-то еще, от вида молочной субстанции с плавающими в ней кусочками овощей и макарон мой желудок скрутился морским узлом, и есть резко расхотелось.
  
  
  
  Сделав грозный выговор братцу за перевод продуктов, я ограничилась несколькими глотками горячего чая без сахара и стала быстро натягивать на себя верхнюю одежду.
  
  
  
  В школе тоже было относительно тихо, полупустые коридоры и сонно снующие туда-сюда ученики. Навевает вечную меланхолию. Я что, пришла слишком рано?
  
  
  
  - Абрамова! - громко кликнула меня классная руководительница как раз тогда, когда я неспешно поднималась на второй этаж.
  
  
  
  - Здрасьте, Марья Алексеевна, - неохотно развернувшись, поздоровалась я, мысленно простонав. Сейчас же прилипнет, как банный лист, и не отвяжется, пока всласть не выговорится мне о том, какой у нас безобразный класс.
  
  
  
  - Абрамова, ты не знаешь, почему опять на первом уроке у меня сидит только пять... с тобой шесть человек?!
  
  
  
  Я раздраженно повела плечами:
  
  
  
  - Откуда я знаю? Спят еще...
  
  
  
  - И ты считаешь, что это нормально?! - взвилась руссичка.
  
  
  
  - Я не...
  
  
  
  - Вопиющее безобразие! - перебила меня Марья Алексеевна, гневно поправляя съехавший в сторону голубой шейный платок. - Я вот даже не знаю, как вы тут будете без меня, наверняка половина класса тут же вылетит, потому что на собраниях никто не будет вас выгораживать больше! Беда с вами одна...
  
  
  
  Будем без нее? Это что же получается? Мои губы растянулись в улыбке от внезапной догадки. Неужели мои молитвы были услышаны?
  
  
  
  - А что, вы куда-то от нас уходите?
  
  
  
  - Как? Ты не знаешь? - уже с более пристальным вниманием посмотрела на меня женщина.
  
  
  
  Я в замешательстве помотала головой, внутренне уже возликовав.nbsp;
&
&
  
  
  
  Марья Алексеевна сегодня, к слову сказать, выглядела не как обычно: сделала укладку, что вместо вечного пучка на голове смотрелось необычно и даже почти вульгарно. Также сегодня она надела черный бархатный костюм на шелковую белую рубашку, на шею повязав атласный платок. В целом она сейчас производила впечатление преуспевающей бизнесвумен, но никак не среднестатистической учительницы старших классов. Сначала я даже грешным делом подумала, что у нее сегодня день рождения.
  
  
  
  Сделав важное лицо, учительница деловито с чувством собственного достоинства мне сообщила:
  
  
  
  - А что ты думала, что я всю жизнь в школе проработаю? Меня пригласили работать лектором в университет. Эту и следующую неделю я еще с вами проработаю, а там все уже... Натерпелась я, хватит!
  
  
  
  Уж кто еще от кого натерпелся! Я, не удержавшись, хмыкнула, тут же замаскировав смешок под кашель.
  
  
  
  - А кто у нас будет классным руководителем? - "откашлявшись", поинтересовалась я, заранее будучи рада любому кандидату на эту должность.
  
  
  
  - Да не знаю пока. Никто вас не хочет брать. Скорее всего, Наталья Эдуардовна по доброте душевной и согласится, вы у нее уже пять лет как-никак учитесь.
  
  
  
  Неплохо, Наталья Эдуардовна - миловидная женщина средних лет, ведет физику. Правда, ведет она свой предмет неважно, зато она очень добрая.
  
  
  
  - Ясно...
  
  
  
  Наверное, я уже давно улыбаюсь, но только сейчас это почувствовала, и только потому, что щеки начали побаливать. Классная руководительница кинула на меня крайне красноречивый взгляд, по всей видимости, считая, что поводов радоваться тут нет.
  
  
  
  - Ну, и что ты тут встала? - раздраженно спросила Марья Алексеевна, по-видимому, больше не находя удовольствия в общении с такой "хамкой", как я.
  
  
  
  "А ничего, что она сама меня позвала?" - раздраженно подумала я, хмуро посеменив на ее же урок.
  
  
  
  Школа мне сегодня напоминала "дом престарелых". Старшеклассники клевали носом на уроках, ходили по коридорам, словно сонные мухи, раздраженно шипя на мельтешащих под ногами учеников начальных классов - у тех всегда была какая-то аномальная энергия.
  
  
  
  То ли я сегодня для такого овощеподобного переспала, то ли по школе реально бродит зомби, кусая на своем пути все, что движется, а меня просто еще не встретил, но на меня это сонное оцепенение не произвело никакого эффекта. Совсем наоборот, я была в сильнейшем мандраже. И, как всегда, от чересчур высокого эмоционального подъема у меня все сыпалось из рук, начиная с шариковых ручек и заканчивая нечаянно опрокинутыми стульями.
  
  
  
  - Осторожнее, Абрамова, смотри под ноги, когда идешь! - одернула меня информатичка из-за перевернутого "раритетного" стула. - На вас мебели не напасешься, все ломают! Потом сама будешь стулья в кабинет мне покупать.
  
  
  
  Еще храня в памяти недавний инцидент с телефоном, я старалась вести себя с ней как можно деликатнее и не нарываться на конфликт, а то мало ли, опять на дополнительные оставит. Поэтому, наскоро вернув стул в его прежнее положение, я быстро ретировалась из класса под недовольные взгляды информатички.
  
  Светлана Владимировна, кстати, сегодня тоже была не в самом бодром расположении духа. Весь урок она рассеяно щелкала мышкой в своем ноутбуке, раздраженно шипя на подходивших к ней учеников, которые не поняли сегодняшнее задание. И что странно, она, кажется, совсем позабыла про тот случай с телефоном.
  
  
  
  Когда я нерешительно вошла в класс, заранее готовясь ко всему: начиная с упреков на тему того, что я вместо себя посылаю посторонних людей, и заканчивая лаконичным вопросом "где родители?", ничего такого не произошло. Правда, после того, как я уселась за свое рабочее место у компьютера, она меня так по-доброму (насколько это возможно) попросила раздать задания на листочках и даже ненавистным взглядом при этом не обожгла!
  
  
  
  Меня ужасно начал волновать один вопрос: что такого ей сказал Александр Владимирович? Или все дело не в нем, а во всеобщем сонном оцепенении?
  
  
  
  Чертовски странный день.
  
  
  
  Сидя на четвертом уроке, я задумчиво обвела глазами класс: из тридцати двух учащихся присутствовали только одиннадцать человек. Конечно, и раньше мой класс не отличался особым рвением к учебе и пунктуальностью, но сегодня был явно перебор.
  
  
  
  Со звонком, правда, в кабинет вплыла Маша. Натуральным образом засыпая на ходу, она безжизненно упала на стул около меня. Сегодня она нацепила очень пеструю кофту ярко-красного цвета с черным лаковым ремешком, очень привлекая внимание окружающих. Глаза одноклассников нет-нет, да украдкой скашивались на ее обновку.
  
  
  
  - Слушай, а Марь-Алексеевна меня спрашивала уже, да?
  
  
  
  - Лично тебя нет, - рассеянно ответила я, из интереса пощупав ее кофту: очень мягкая и приятная на ощупь, скорее всего 100% хлопок. - Классная! Вчера купила?
  
  Маша, сердито покосившись на меня, недовольно запричитала:
  
  
  
  - Ага, одна ходила, как дура! Ты же со мной не пошла. Рассказывай, чем вчера все кончилось. Этот козел совсем совесть потерял!
  
  
  
  От удивления я даже выронила из рук ручку, которая как назло, скатившись по парте, упала на пол.
  
  
  
  - И давно это он стал для тебя козлом? - опешив, поинтересовалась я и нырнула под парту в поисках ручки. Еще с самого начала наших с Высоцким отношений Машка всегда активно принимала его сторону в наших склоках, защищая его интересы и, вроде как, всегда относилась к нему с симпатией. С чего вдруг такая смена приоритетов?
  
  
  
  - Ты знаешь, что он мне вчера сказал?!
  
  
  
  - Вчера? - уточнила я, вылезая из-под парты. - Когда это он успел тебе вчера что-то сказать?
  
  
  
  Красивое выразительное лицо Маши приобрело крайне свирепое выражение. Девушка начала медленно закипать, переходя на все более повышенные тона:
  
  
  
  - Вчера! На последнем уроке, когда тебе позвонили, и ты вышла!
  
  
  
  Я как можно миролюбивее ей кивнула, давая этим понять, что все отлично помню, хотя весь вчерашний день у меня был как в тумане.
  
  
  
  Тем не менее, Сивцева, нахохлившись, продолжила:
  
  
  
  - Так вот, ты ушла как раз, я подхожу к двери, и он мне такой с наездом: "что ты типа пришла сюда, давай иди отсюда, мы и без тебя разберемся, не лезь больше к Даше..." И такой еще под конец добавил: "всегда бесили такие как ты".
  
  Маша, закончив на столь трагичной ноте, кинула на меня крайне оскорбленный и уязвленный взгляд. Весь ее вид говорил о том, что если я сейчас ей не посочувствую или что-нибудь не скажу, то всей нашей дружбе придет конец.
  
  
  
  - Вот козел! - в сердцах воскликнула я первое, что пришло мне в голову. Мои мозги стали лихорадочно выискивать успокаивающие фразы, чтобы как-то утихомирить подругу. - Ты не представляешь, чего он только мне вчера не наговорил!
  
  
  
  - А что он тебе говорил? - тут же оживилась Сивцева.
  
  
  
  - Да знаешь, много чего... - уклончиво ответила я. - Но главное заключается в другом: мы расстались! Можешь меня поз...
  
  
  
  - Он что, тебя бросил?!
  
  
  
  Я растерянно помотала головой: куда ее вообще несет?!
  
  
  
  Девушка скептически сощурила свои красиво подведенные карие глаза:
  
  
  
  - Хочешь сказать, что это ты его бросила?
  
  
  
  Я ощетинилась. Что-то неприятно защербило у меня внутри. Что-то, ужасно похожее на задетое самолюбие.
  
  
  
  - Нет, что ты! Бросать могут только меня, - взвинчено воскликнула я и, чтобы хоть как-то отвлечься, стала маниакально выстраивать все ручки на столе в рядок по росту.
  
  
  
  - Ой! Я ничего такого не хотела сказать, - тут же елейным голоском заговорила Сивцева.
  
  
  
  Я, сердито на нее покосившись, подогнала пальцами самый маленький огрызок карандаша к краю моего корявого рядка из ручек. Ненавижу подобные разговоры. Я сама прекрасно знаю, что являюсь полным нулём в отношениях, и не нужно мне об этом каждый раз "тактично" напоминать.
  
  
  
  
  
  - Просто за все это время ты так и не могла нормально поставить точку в ваших отношениях. Только поэтому я...
  
  
  
  Я глубоко втянула в себя воздух, силясь успокоиться. Чувствую, такими темпами мы далеко не уедем: рассоримся в пух и прах. А с Машиной беспардонностью и моей вспыльчивостью это будет очень легко осуществимо.
  
  
  
  - Да ладно, все ясно, - буркнула я, переключаясь на другую тему. - Ты знала, что Марья Алексеевна увольняется?
  
  
  
  - Да ладно?!
  
  
  
  И весь оставшийся урок мы с ней посвятили разговорам о наболевшем, а именно о нашей классной руководительнице и прочих прелестях школы. Немного погадали на тему того, кто все же станет нашим новым классным руководителем, сошлись во мнении, что на место Марьи Алексеевны придет все-таки Наталья Эдуардовна. К разговорам о моей личной жизни мы больше не возвращались. Может, Маша интуитивно чувствовала, что эта тема для меня крайне щекотлива, и обсуждать ее сейчас я не в состоянии, а может просто не хотела дальше накалять атмосферу до крайней точки кипения. Хотя я заметила так и не заданный немой вопрос в ее глазах.
  
  
  
  А вот все последующие уроки я сидела одна, кропотливо конспектируя лекции учителей. Маше надо было куда-то срочно отойти, и, как я поняла, в школу она больше не собиралась возвращаться. Что для меня было очень удачным стечением обстоятельств...
  
  
  
  Уже сидя на последнем уроке, я мысленно довела себя практически до нервного срыва и уже ни на что не обращала внимания. Если бы прямо сейчас класс загорелся адским пламенем, я бы даже не заметила. Для меня такое нервное состояние очень нетипично, и Маша с ее зоркими глазами, подмечающими почти все мои переживания, в тотчас бы заподозрила неладное. А там пошли бы расспросы, в ходе которых я бы не выдержала и рассказала то, что скрывала в голове все это время, а именно мои еще не совсем сформировавшиеся во что-то серьезное, но все же нежные чувства к Александру Владимировичу. И я совсем не была уверена в том, что Маша поняла бы меня в этом плане, а осуждения от кого бы то ни было я сейчас не вынесу.
  
  
  
  И все же, как все удачно складывается.
  
  
  
  Прозвенел звонок с последнего урока обществознания, на котором я так и не смогла сосредоточиться. Уже выходя из класса, я поймала на себе враждебный, плохо скрывающий ненависть взгляд голубых глаз Шевченко. Он заставил меня неприятно поежиться.
  
  
  
  В коридоре я быстро влилась в поток учеников. В голове творился сумбур, в ушах я слышала собственное учащенное сердцебиение, и меня вновь пробрала дрожь, но на этот раз от нетерпеливого предвкушения. Пройдя сетью коридоров и поднявшись по лестнице на этаж, я, наконец, остановилась перед дверью кабинета математики.
  
  Мысленно ругая себя за болезненную робость, я нерешительно постучала костяшками пальцев об дверь. Сердце выбило рваную чечетку.
  
  
  
  - Войдите, - последовало лаконичное разрешение.
  
  
  
  Я внутренне сжалась от его голоса. Мне показалось, что он чем-то сильно занят, а может и вовсе забыл, что у нас сегодня дополнительное занятие.
  
  
  
  А вдруг и правда, забыл?!
  
  
  
  Страх сковал мой измученный мозг, и я, вконец растерявшись, не зная, что теперь делать, неуклюже ввалилась в класс.
  
  
  
  Александр Владимирович сидел за столом и, нахмурившись, просматривал какие-то бумаги. Мне показалось, что он действительно был чем-то серьезно занят. Мое сердце тревожно замерло в груди: неужели все-таки все отменяется? Но вот он оторвался от бумаг и окинул меня взором глубоких зеленых глаз.
  
  
  
  - Здравствуй, Дарья.
  
  
  
  Математик мягко мне улыбнулся, развеивая все мои сомнения. Спокойное красивое лицо, лукаво прищуренные глаза. Только такая легко впечатлительная дура, как я, могла подумать, что этот человек может забыть про свои планы. Радость встречи вынесла из моей головы все ненужные тягостные мысли.
  
  
  
  - Здравствуйте, - тихо выдохнула я, ощущая чудовищную неловкость и не зная, куда деть глаза.
  
  
  
  - Ну что ты там встала? Проходи, садись.
  
  
  
  Я села за первую парту второго ряда, сумка соскользнула по руке на пол. Поднимать на него глаза было страшно. Я скромно положила руки на колени и нервно облизнула сухие губы.
  
  
  
  - У тебя такой покаянный вид сегодня, признавайся, ты ни во что не успела влипнуть за эти два дня? - иронично осведомился учитель. Кажется, в его глазах мелькнуло веселье. - Надеюсь, дело ограничится невыполненным домашним заданием?
  
  
  
  Я вмиг зарделась, задетая его словами. Он определенно снова надо мной издевается.
  
  
  
  - Ни во что я не влипала, и домашнее задание я, кстати, сделала.
  
  
  
  И чуть тише, обиженно пробурчала:
  
  
  
  - Еще вчера.
  
  
  
  - Я в тебе нисколько не сомневался, - тут же клятвенно заверил меня математик. - Покажи-ка мне, что ты сделала.
  
  
  
  Глаза - вселенское понимание. Улыбка - неземная доброта. Мне было тяжело оторваться от его лица, но я, все же отвернувшись, нагнулась к сумке, и, чуть покопавшись в творившемся в ней бедламе, вытащила нужную тетрадь. Только сейчас почему-то заметила, что на ней нарисована какая-то странная парочка обнимающихся медведей. Мне вдруг стало ужасно неловко. Я и правда только сейчас обратила на это внимание.
  
  
  
  Передав заранее раскрытую на домашнем задании (не дай бог, он увидит этих чертовых медведей!) тетрадь прямо в протянутую навстречу мне руку Александра Владимировича, я замерла у его стола в нервном ожидании.
  
  
  
  Будто назло мне, мужчина стал придирчиво проверять содержимое тетради, очень медленно и досконально. Мое сердце уходило в пятки, когда он несколько раз зачеркнул что-то ручкой. Я тут же не по-детски встревожившись, попыталась заглянуть в тетрадь, чтобы самолично лицезреть, какую допустила помарку, но математик некстати перевернул лист.
  
  
  
  Нервно кусая губы, я заламывала себе пальцы на руках, чтобы хоть как-то унять дрожь в коленках. Паника необратимо подступала к горлу: а что, если я все решила неправильно?!
  
  
  
  Когда Александр Владимирович нахмурившись, зачеркнул еще раз что-то ручкой, я была готова впасть в молчаливую истерику.
  
  
  
  Будто прочтя мои крайне "радужные" мысли, математик поднял глаза с тетради и ласково поманил меня к себе рукой:
  
  
  
  - Даша, подойди.
  
  
  
  На плохо гнувшихся ногах, я, медленно обогнув учительский стол, встала позади мужчины и вперилась глазами в свою тетрадь. Мужчина пролистнул назад и указал ручкой на один из примеров, в котором было зачеркнуто несколько произведений.
  
  
  
  - У тебя тут корень потерялся.
  
  
  
  - Как так?! - я нагнулась ближе к тетради, и трясущимся пальцем провела по зачеркнутому примеру, тщетно ища в нем ошибку. Но нет, все было вроде бы решено правильно.
  
  
  
  Я сдавленно прикусила губу. Ничего не понимаю, что там не так, про какой корень идет речь?
  
  
  
  - Потеря корней может произойти при делении обеих частей уравнения на выражение, содержащие неизвестное. У тебя здесь этого не наблюдается. Ты понимаешь меня?
  
  
  
  Его голос звучал совсем рядом, я чувствовала тепло его дыхания, коснувшегося моего лица. Только сейчас я поняла, что стою слишком близко к нему и почти соприкасаюсь волосами с его пиджаком, а мое лицо в нескольких сантиметрах от его.
  
  
  
  Жар нещадно опалил все мои внутренности, я резко отстранилась от стола. Дышать сразу стало куда легче.
  
  
  
  - Если честно, не совсем, - внезапно пропавшим хриплым голосом пробормотала я. А если уж совсем честно, то я вообще перестала соображать и не поняла ни единого слова.
  
  
  
  Губы Александра Владимировича дрогнули в усмешке.
  
  
  
  - Ну как же? При решении уравнения можно делать только такие его преобразования, при которых не происходит потери корней. Если при этом получаются уравнения - следствия данного, то необходима проверка найденных корней. Ты поняла?
  
  
  
  Нет, ничегошеньки я не поняла! Жар все еще палил мое лицо, сердцебиение не приходило в норму, и я практически уже не понимала того, что мне говорят. Какие уж тут правила равносильных уравнений, когда у тебя внутри тикает бомба замедленного действия?
  
  
  
  Невнятно что-то забурчав, я утвердительно кивнула головой. Не выставлять же себя полной дурой в глазах математика? После я сяду где-нибудь в укромном тенёчке с учебником и переосмыслю всю эту тему, но сейчас я просто не в состоянии связно думать.
  
  
  
  Александр Владимирович окинул меня скептическим сощуренным взглядом, в уголках его рта по-прежнему играла шаловливая усмешка, которая напрочь перечеркивала строгий учительский ореол вокруг него.
  
  
  
  - Мне кажется, что ты упустила эту тему и теперь, вполне вероятно, не можешь ее понять, - учитель наигранно-тяжело вздохнул. - Меньше надо витать на уроках в облаках, Абрамова.
  
  
  
  Я тут же вполне предсказуемо негодующе вспыхнула.
  
  
  
  - Не витаю я в облаках на уроках! И...
  
  
  
  Я тут же осеклась на полуслове, наконец, запоздало уловив в его голосе явственные провокационные нотки. Опять он надо мной издевается!
  
  
  
  В глазах мужчины блеснули озорные огоньки, полностью подтвердив мою догадку.
  
  
  
  - Раз уж ты все поняла, я дам тебе похожий пример, а ты его мне сейчас решишь. А там посмотрим, училась ли ты все это время или витала в облаках.
  
  
  
  У меня появилось скверное предчувствие, что я в очередной раз сейчас нехило так упаду в глазах математика, когда на сто процентов неправильно решу его чертово уравнение.
  
  
  
  Александр Владимирович выудил из близстоящего ящика тонкое пособие с заданиями по алгебре. В это время отставленная им в сторону шариковая ручка тут же проворно начала скатываться по столу. Пальцы мужчины, рефлекторно потянувшись за ней, невзначай коснулись моей руки, так некстати застывшей над учительским столом.
  
  
  
  Я тут же резко одернула руку со стола. Меня прошиб сильнейший электрический импульс, и вновь стало ужасно неловко.
  
  
  
  - Вот держи, упражнение ?47.
  
  
  
  Мужчина протянул мне решебник, и я нерешительно взяла его. Голова кружилась, сердце по-прежнему отбивало рваный ритм, рука горела, и себе я напоминала сильно запутанный комок из оголенных проводов. Мой взгляд скользнул по пособию, которое выглядело в моих руках довольно устрашающе.
  
  
  
  Я пропала...
  
  
  
  - Абрамова, я, кажется, понял твою тактику. Дотянуть до последнего, а после уже ничего не делать, не так ли? - в его голосе слышится теплота. По-видимому, его очень забавляет эта ситуация, по крайней мере, укора в его голосе я не услышала.
  
  И правда, я уже слишком долго топчусь на месте, рассеяно уставившись на чертов решебник.
  
  
  
  - А... извините, я сейчас, - невнятно пробормотала я, непроизвольно сделав какой-то странный взмах рукой в сторону окна.
  
  
  
  Я явственно видела, как учитель старается сдержать рвущуюся наружу ехидную ухмылку. Просто супер, ничего не скажешь...
  
  
  
  Спиной чувствуя на себе его взгляд, я нетвердой поступью просеменила за первую парту. Мысли цветастым калейдоскопом порхали где-то на поминках, абсолютно не вписываясь в тематику обстановки, но когда это мои чувства и голос разума совпадали в своем убранстве?
  
  
  
  Уже заранее со скверным предчувствием я открыла нужную страницу. Так-так, ну надо же, мне действительно попался почти такой же пример, какой я решала дома, слава богу, учитель мне не подсунул в очередной раз задания для выпускников.
  
  
  
  Нервно закусив и так порядком изгрызенную ручку, я пыталась восстановить в голове объяснения Александра Владимировича, которые звучали ровно три минуты назад. Но, за исключением бархатистых нот в его голосе, я больше ничего не помнила, просто не хотела помнить. Что-то там про потерю корней вроде было, или нет...
  
  
  
  Черт, ну почему я такая недалекая?! К моему горлу пробивался истерический смех.
  
  
  
  Решив лишний раз не искушать судьбу, я решила этот пример так, как умела, так, как меня учили, и будь что будет. Рука все еще горела, помня его прикосновение, и поэтому почерк выходил неразборчивый, цифры не попадали в клетки и прыгали по всему листку. В голове было хоть шаром покати, и из-за этого, а может, из-за того, что мы с моим любимым учителем сейчас остались одни, я не могла ни на чем сосредоточиться и делала очень много помарок, которые после приходилось зачеркивать. Из-за этого моя работа выглядела очень неряшливо и грязно.
  
  
  
  Уже записывая ответ, я всеми силами старалась унять дрожь в руке и хотя бы что-то написать аккуратно. Мне почти удалось, почти... Не успела я вывести первую цифру ответа, как ручка перестала писать. Просто взяла и перестала, в самое неподходящее для этого время! Две недели исправно писала, а тут взяла и кончилась!
  
  
  
  Я пару раз нервно чиркнула ей по полям, пытаясь все-таки ее расписать, но, по всей видимости, она отслужила свое и более не подавала признаков жизни.
  
  
  
  Не теряя надежды на Всевышнего, я полезла в сумку. Но и там любой другой канцелярии, кроме пары огрызков сломанных карандашей да давно высохшего штриха, не нашлось.
  
  
  
  У меня появилось такое ощущение, будто все мои ангелы-хранители на сегодня взяли выходной.
  
  
  
  - Ты, никак, уже закончила?
  
  ========== Глава 17 ==========
   - Ты, никак, уже закончила? - вопросительно изогнул бровь Александр Владимирович.
  
  
  
  Я в нервно-истеричном порыве еще раз тщетно чиркнула ручкой по тетради и растерянно подняла глаза на учителя.
  
  
  
  - У меня ручка закончилась...
  
  
  
  Прозвучало это донельзя жалко. В этот момент я сильно пожалела, что еще утром не похлопотала как следует над сбором сумки.
  
  
  
  - И почему я не удивлен? - риторически спросил математик.
  
  
  
  Мне вдруг нестерпимо захотелось удавиться.
  
  
  
  Легко поднявшись из-за стола, учитель подошел к моей парте и, под мое вытянувшееся лицо, театрально вручил ручку.
  
  
  
  Приняв ее слегка дрожащими пальцам и несколько раз бестолково моргнув, я заторможено произнесла:
  
  
  
  - Спасибо большое...
  
  
  
  - Да не за что, показывай, чего ты там намудрила, - отмахнулся от меня математик. Невзначай опершись рукой о стул, на котором я сидела, мужчина, склонившись через мое плечо, заглянул в тетрадь.
  
  
  
  - Сейчас... подождите, - неловко пискнула я. Дышать стало невыносимо сложно, обжигающий жар опалил все мое тело. Ощущение близости наших тел совсем вышибло последнее наличие здравого смысла в моей голове.
  
  
  
  Я не была уверена в том, что решила пример правильно, да вообще, что хоть что-нибудь сделала правильно. Я сейчас вообще ни в чем не была уверена и ничего не понимала, ни на чем не могла сосредоточиться, я лишь чувствовала его обжигающее тепло позади меня. Тем не менее, во спасение от этой туманной неги, кровь резко ударила мне в голову, и я, как в опьянении, записала получившееся решение и трясущимися руками передала тетрадь учителю.
  
  
  
  Александр Владимирович со скептическим выражением лица, взял у меня тетрадь и неспешно отошел на несколько шагов, и я, наконец, смогла перевести дух.
  
  
  
   По мере проверки на его губах расцветала все более и более ехидная улыбка, а вот мое сердцебиение будто с каждой секундой замедляло свой ритм.
  
  
  
  Господи, неужели там все так плачевно?!
  
  
  
  Неожиданно мужчина оторвался от тетради и окинул меня пронзительным взглядом:
  
  
  
  - Абрамова, ничего не хочешь мне сказать?
  
  
  
  - В смысле? - нервно осведомилась я, до смерти напуганная его ровным, безэмоциональным тоном. У меня опять появилось скверное предчувствие. Предчувствие того, что меня заманивают в очередную мышеловку.
  
  
  
  - Ну, например, что-то вроде: "извините, я действительно на уроках ничего не делаю, а тупо просиживаю штаны". Это, - мужчина небрежно бросил злополучную тетрадь мне на парту, - просто курам на смех.
  
  
  
  - Да что не так?! - взорвалась я, дрожащими руками хватаясь за тетрадь. - Я решала все так, как вы и учили, сначала...
  
  
  
  - Для начала можешь мне рассказать, при чем происходит потеря корней?
  
  
  
  Ну, он, конечно, нашел что спросить, когда у меня руки трясутся, как у наркомана! Я была мало того что не готова к вопросу, я вообще не могла связно мыслить.
  
  
  
  - Ну...
  
  
  
  Повисло неловкое молчание. Мысленно я уже пару раз чертыхнулась, попеременно проклиная то себя за несобранность, то учителя за его каверзы.
  
  
  
  - Нет, не можешь, - лаконично подытожил учитель.
  
  
  
  Да сколько можно надо мной издеваться?
  
  
  
  - Послушайте...
  
  
  
  - А что-нибудь про правила равносильных уравнений?
  
  
  
  Я упрямо сжала губы. По-моему, мой ответ ему не так уж и нужен.
  
  
  
  - Тоже нет.
  
  
  
  С каждым моим позорным фиаско глаза Александра Владимировича все больше и больше зажигались увлеченным изумрудным огоньком.
  
  
  
  - Ладно, а что скажешь насчет значения квадратного корня?
  
  
  
  Черт...
  
  
  
  Скептически глянув на мое порядком покрасневшее и озадаченное лицо, мужчина чуть мягче добавил:
  
  
  
  - Я не прошу точной формулировки, своими словами хотя бы хоть что-то.
  
  
  
  Господи, такого позора я еще никогда не чувствовала! Мне вполне осознанно хотелось удавиться. В память, конечно же, сразу врезались мои прошлые провалы на глазах математика, но все-таки в этот раз все было хуже. Хотя бы потому, что я не могла вспомнить ответ на такой элементарный вопрос, на который знают ответ дети с пятого класса.
  
  
  
  Сохраняя те жалкие крохи самообладания и скудо-бедного ума, я неуверенно проблеяла:
  
  
  
  - Относительно переменной... В смысле, это такая сумма... Число, такого, эм... квадрата, которое бывает рациональное и...
  
  
  
  Александр Владимирович с самым наисерьезнейшим лицом внимательно слушал мой фантастический бред, изредка многозначительно кивая головой. Но по слегка подрагивающим губам, я поняла, что он пытается скрыть рвущийся наружу безудержный смех.
  
  
  
  - Ну, в целом я тебя понял, - "кашлянув" в кулак, произнес мужчина. - Только у меня к тебе еще пару пустяковых вопросов. С каких пор квадратный корень это сумма? И вот еще что, объясни несведущему, при чем здесь рациональные числа?
  
  
  
  А это уже удар ниже пояса!
  
  
  
  - Я просто не помню более точного определения, - произнесла я тихо, почти шепотом, приходя в себя. Притянув к себе тетрадь, я нервно пролистала страницы до решенного примера. Бегло пробежавшись глазами по листку и не заметив ни одного зачеркнутого примера, я озадачено уставилась на учителя. - Так, где вы говорите, я допустила ошибку?
  
  
  
  - Разве я говорил, что ты допустила ошибку? - удивился математик. Теперь я явственно слышала в его голосе лукавство. - Дарья, я всего лишь сказал, что это курам на смех, не знать определения. А решено все правильно, молодец, - улыбнулся мужчина, - сразу бы так.
  
  
  
  Будто бы издалека, я услышала собственный надрывный смешок. Ну, нельзя же быть такой дурой в самом деле!
  
  
  
  - Получается... - у меня опять вырвался истеричный смешок. Я чувствовала себя ужасно облапошенной, но мне почему-то было не плохо, совсем наоборот.
  
  
  
  - Получается, тебе надо зубрить определения, а то ладно, ты мне здесь сказки рассказываешь. А что будет, если тебя кто другой спросит?
  
  
  
  Мои губы дернулись в нервной улыбке: да кто меня еще может спросить про эти чертовы корни?!
  
  
  
  - И ты начнешь им рассказывать, про то, что корень это сумма, еще что-то про рациональность ляпнешь... А потом спросят тебя, а кто это тебя, голубушка, математике-то учил? И все... прощай навсегда мой нерушимый учительский авторитет, - горестно вздохнул математик, наигранно разводя руками в отчаянье.
  
  
  
  Ну да, как же, авторитет у него рухнет! Я пока еще не встречала настолько сведущего специалиста в своей области, как Александр Владимирович. Да и вообще мне мало верилось, что хоть кто-нибудь может его переплюнуть на математическом поприще, это просто невозможно. Никто иной, не сможет так же доступно и со страстью рассказывать такую сухую науку. И дело тут даже не в его личной харизме, а...
  
  
  
  Внезапно я словила себя на мысли, что уж слишком откровенно (даже в своих мыслях) возношу его на своеобразный пьедестал. Краска тут же прилипла к моему лицу.
  
  
  
  - Не волнуйтесь, я не выдам вас, - промямлила я, страшно сконфузившись, и с ужасом стала понимать, что мужчина не отводит от меня пристального взгляда. Он мне показался странным: он смотрел чуть с прищуром, и в зеленых глазах теплилось нечто такое... странное. Во мне тут же взыграли типично женские комплексы: что-то так не так? Все ли в порядке с моим лицом?! Неужели я в чем-то испачкалась?!
  
  
  
  Вновь повисла тишина, но на этот раз какая-то напряженная, изнурительная, многообещающая... Я не знала что сказать, а он все так же неотрывно на меня смотрел. Мне казалось, этот взгляд прожигает меня изнутри.
  
  
  
  - О, Дарья, я в тебе нисколько не сомневался, - наконец непринужденно прервал затянувшееся молчание Александр Владимирович. Легкая улыбка мелькнула на его губах. - Но все же определения знать надо.
  
  
  
  И что я опять себе надумала?! - зло одернула себя я. Кто о чем, а учитель о математике, и ни о чем больше. Он занимается со мной репетиторствами, а я... А я просто сентиментальная дура.
  
  
  
  - Ну что, продолжим?
  
  
  
  Я заставила себя скупо улыбнуться:
  
  
  
  - Конечно.
  
  
  
  666
  
  
  
  И весь последующий час я плодотворно корпела над решебником, и все бы хорошо, я правда отлично справлялась, но один маленький факт заставлял меня уже час нервно елозить на стуле, раздраженно поправляя сбившиеся прядки с покрасневшего лица. Александр Владимирович сидел рядом со мной на соседнем стуле и с самым наивнимательнейшим видом наблюдал за моей проделанной работой. И ладно бы только наблюдал, но он постоянно поправлял меня в работе, делал замечания, цокал языком, несколько раз даже вероломно отобрал ручку, вгоняя меня чуть ли не в обморочное состояние. Сам же отвлекал от работы непринуждёнными разговорами и шутками, и сам же потом делал замечания мне за то, что я отвлекаюсь.
  
  
  
  Голова шла кругом и, кажется, у меня уже выработался иммунитет на его голос и присутствие, во всяком случае, я больше не вздрагиваю от его близости, но ватность в коленках еще осталась.
  
  
  
  В очередной раз пожурив меня за не ту выбранную мной формулу, учитель устало откинулся на стуле:
  
  
  
  - Нет, это просто уму не поддается, Да-ша-а... - по слогам лениво протянул мое имя мужчина. - Сложные уравнения ты решаешь на раз-два, но так тугодумить над простейшими - это какой талант!
  
  
  
  - Я стараюсь, просто постоянно забываю формулы, - с отчаянием, почти обиженно проскулила я, силой воли отгоняя от себя желание точно так же, как математик, откинуться на стул. Как же я устала... Но из-за его присутствия об отдыхе не могло быть никакой речи: только выпрямленная спина, только каллиграфический почерк.
  
  Александр Владимирович насмешливо хмыкнул, подвинув ко мне учебник со всеми записанными на нем формулами на титульном листе:
  
  
  
  - Вот все формулы, какие еще проблемы?
  
  
  
  Ну, не знаю: например, их правильное применение в нужных примерах! - мысленно цокнула я. Усталость оседала на плечах, мне хотелось хотя бы чуть-чуть передохнуть.
  
  
  
  - Все-таки я не великий математик... - жалобно промямлила я, можно сказать, почти наугад подбирая очередную формулу под уравнение. Не успела я ее полностью подставить, как меня раздраженно прервали:
  
  
  
  - Что ты опять пишешь?! - одернул меня учитель.
  
  
  
  Мимо.
  
  
  
  Я зачеркнула решение и вновь бездумно уставилась на формулы.
  
  
  
  - Третью, - устало выдохнул Александр Владимирович. - Используй третью формулу.
  
  
  
  Ммм, кажется, и математик смертельно устал от моего тупизма.
  
  
  
  - Кстати, меня тоже очень сложно назвать не то чтобы великим математиком, даже хорошим будет перебор, - уже более бодрым голосом сообщил мне мужчина, одобрительно кивнув на подставленную мной формулу.
  
  
  
  - Ну, да, конечно, - неверующе протянула я. Если уж Александра Владимировича нельзя назвать гением математических наук, то я уж и подавно с третьей стадией врожденного идиотизма родилась.
  
  
  
  Мой скептичный тон и взгляд, полный сарказма, не мог укрыться от мужчины. Учитель одарил меня ироничной улыбкой:
  
  
  
  - Правда, Даша, - меня в очередной раз пробрала дрожь, при упоминании моего имени. - Настоящих математиков считанные единицы - именно они создают теории, формулы, новые системы расчетов. А все остальные... - Александр Владимирович небрежно махнул рукой, - просто считают по уже готовым формулам. Главное - это просто научиться понимать и применять их, а все самое сложное за нас уже решили великие умы.
  
  
  
  Звучит, конечно, впечатляюще, но не настолько, чтобы я усомнилась в способностях моего учителя.
  
  
  
  - Поэтому не только тупо зубри правила, а все-таки попытайся их понять, договорились?
  
  
  
  Я слабо кивнула.
  
  
  
  Александр Владимирович одарил меня лукавой усмешкой:
  
  
  
  - Ну, тогда на этом все, встретимся завтра. Дома почитай параграф 44.
  
  
  
  Я еще раз бездумно кивнула головой и стала складывать вещи в сумку. Блаженно подумав о том, что, как только приду домой, первым делом завалюсь с едой на диван.
  
  Закрыв тетрадь и уже заталкивая учебник в недра сумки, я краем глаза заметила страшное: свою тетрадь с обнимающимися медведями, непонятно как оказавшуюся в центре стола, и насмешливый взгляд математика прикованный к ней.
  
  
  
  Вот черт!
  
  
  
  - Милая тетрадка.
  
  
  
  Ну, почему такая чертовщина происходит именно со мной?!
  
  
  
  Страшно сконфузившись, я быстро стянула ее с парты. Хоть плачь - хоть смейся, но я, похоже, иду на рекорд по количеству опусов в час.
  
  
  
  Уже собравшись и по привычке перекинув сумку через плечо, я замешкалась у парты, кидая робкие вороватые взгляды на учителя.
  
  
  
  - Что-то еще? - вопросительно изогнул бровь Александр Владимирович.
  
  
  
  Я нервно сглотнула.
  
  
  
  - Нет, ничего такого... Я просто еще раз хотела сказать вам спасибо. То, что вы для меня делаете, правда, это... очень...
  
  
  
  Не сумев подобрать правильных слов, я сконфуженно замолчала. Почему-то мне стало жизненно необходимо, чтобы он меня выслушал. Но адский сумбур в моей голове, мешал мне произнести связное предложение.
  
  
  
  - Понимаю, Дарья. Я все прекрасно понимаю.
  
  Мужчина перестал улыбаться и кинул на меня странный задумчивый взгляд. И, наверное, первый раз в жизни, я не отвела глаз от его прямого взгляда.
  
  
  
  Невротическая дрожь в руках прошла, на ее место пришла слабость в ватных коленках и болезненно пересушенный рот. И смотрел он опять странно, в его взгляде появилось что-то такое странное, влекущее. Из его глаз исчезли лукавство и сарказм, и я почти испугалась изумрудного огня, горящего в них.
  
  
  
  Статическое напряжение, которое при этом родилось между нами, будто имело осязаемую плотную форму, заволокло все пространство между нами. Я в который раз изумилась цвету его глаз, неземному, слишком глубокому, слишком влекущему. Еще немного, и я растворюсь в них.
  
  
  
  Мне казалось, что он хочет что-то сказать или сделать, и я не знаю, чем бы все кончилось, если бы внезапно не зазвонил его сотовый телефон.
  
  От неожиданности я вздрогнула, и гипнотический зрительный контакт между нами сразу же пропал. Как будто кто-то взмахнул волшебной палочкой, и атмосфера в помещении сразу поменялась.
  
  
  
  Александр Владимирович выглядел слегка разочарованным, когда раздраженно вынимал телефон из пиджака.
  
  
  
  - Алло, что опять у тебя случилось? - грубо сказал в трубку мужчина, с плохо контролируемым раздражением. - А что, сам головой подумать не можешь?!
  
  
  
  Я вздрогнула от его чересчур резкого тона. Если бы он так говорил со мной, то у меня давно бы случился инфаркт. Оставалось только пожалеть бедного неугодного собеседника на том конце провода.
  
  Мне нестерпимо стало не по себе, я нервно стала переступать с ноги на ногу, желая поскорее куда-нибудь убежать и спрятаться. Такое привычное для меня желание. Как страус зарывает голову в песок, так и мне легче убежать от всех своих проблем.
  
  
  
  - Я пойду, - беззвучной пантомимой прошептала я математику, пятясь к двери.
  
  
  
  - Повиси пока, - коротко бросил в трубку Александр Владимирович, поднимая на меня глаза, полные сожаления. - До свидания Дарья, завтра после уроков, не забудь.
  
  
  
  Забудешь тут!
  
  
  
  Спускалась я по лестнице вниз, словно в трансе. Ничего не видя, не слыша и почти ничего ни чувствуя. И даже на новую истерику бабы Веры (хранителя всея гардеробной), по поводу не забранной вовремя куртки, я не обратила внимания, хотя в любой другой день это бы мне обязательно испортило настроение.
  
  
  
  Раз за разом я прокручивала в голове его взгляд, тембр голоса и каждое мгновенье сегодняшнего репетиторства.
  
  
  
  Всё кружилось перед глазами, и глуповатая улыбка на моих губах, наверно, нервировала проходящих мимо людей. Но мне было настолько плевать на окружающих...
  
  
  
  Я глубоко вдохнула пока еще морозный воздух, чувствуя, что внутри меня разливается что-то теплое, волшебное, опьяняющее, то, что сносит крышу напрочь. Я чувствовала себя абсолютно счастливой, будто находилась где-то в нирване.
  
  
  
  Уверенности не было, земли под ногами тоже, единственным, что связывало меня в этот момент с реальностью, было одно очень сильное открытие, так называемое чувство. Всемогущее по своей природе, и как же я раньше этого не понимала?
  
  Это чувство в народе зовется любовью.
  
  
  
  666
  
  
  
  Эта и следующая недели прошли для меня будто в огромном перламутровом дурмане. На деле оказалось, что то самое всемогущее чувство, не только очень красиво и легко опьяняет, но его так же очень сложно скрыть.
  
  
  
  Никогда я еще не испытывала подобного, это все было так волнительно... Все мои прошлые отношения (в том числе и с Высоцким) начали казаться мне абсурдными, игрушечными, ненастоящими. Да какие это вообще отношения! Мне раньше казалась, что я немного начинаю любить Макса, но любить наполовину ведь нельзя! Как можно сравнивать это мощнейшее чувство с чем-то наподобие жалости вперемешку с симпатией.
  
  
  
  Так как подобного рода ощущения были для меня в новинку, мне страстно хотелось на каждом шагу кричать, что я люблю, хотелось делиться своими переживаниями и в кои-то веки действительно обсуждать это сильное непонятное чувство во мне, отчаянно при этом краснея, как делают все влюбленные девушки, но само по себе это было невозможно. Невозможность открыто сказать о том, что не дает мне покоя ни днем, ни ночью, сильно угнетала меня.
  
  
  
  Никому, даже Маше я не могла рассказать про свою любовь к учителю математики. Да и кто в здравом уме может это понять и принять? Общество сориентировано на другие ценности, оно отрицает и убивает любовь во всех ее проявлениях, если она хоть на миг отойдет от признанных стандартов.
  
  
  
  Ничего они не понимают!
  
  
  
  
  
  - Мама, а как вы сошлись с папой? - в сотый раз спрашивала я, мечтательно уставившись на закатное небо за окном.
  
  
  
  У нас вошло в привычку допоздна сидеть на кухне, болтая ни о чем.
  
  
  
  Мама смешно сморщила нос, отмахиваясь от меня:
  
  
  
  - Ты сама знаешь эту историю лучше меня.
  
  
  
  И действительно, я с самого детства любила слушать историю их любви. Маме тогда исполнилось только восемнадцать, папа (на семь лет ее старше) тогда был главным инженером на каком-то предприятии. Увидел он ее и, как говорит мама, сразу же и влюбился. Долго ходил за ней, ухаживал, цветы дарил (что было тогда большой редкостью), мама долго воротила нос, капризничала, но потом все же разглядела в нем что-то, и из-за этого чего-то родились я и Леша. Это не совсем счастливая сказка. Я помню, что было потом - частые скандалы, крики и... Он ушел. Все для моей мамы закончилось трагично, она стала матерью-одиночкой с двумя детьми, и все попало под время, когда в стране было жесточайшие сокращение.
  
  
  
  - А ты его любила?
  
  
  
  Мама тяжело вздохнула:
  
  
  
  - Если бы не любила, разве вышла бы замуж?
  
  
  
  - А он был на семь лет тебя старше, - задумчиво произнесла я и меня будто осенило. Я обеспокоенно взглянула на маму. - А сильная разница в возрасте - это плохо, да?
  
  
  
  - Любви все возрасты покорны, дорогая. Главное чтобы была любовь, и вы уважали друг друга, без этого нельзя построить крепкую семью. И вообще, чего это тебя вдруг понесло на любовь-то?
  
  
  
  От лукавого вопроса мамы, я залилась краской.
  
  
  
  - Что приглянулся кто-то?
  
  
  
  - Нет, конечно... Просто спросила.
  
  
  
  - Ну-ну.
  
  
  
  
  
  Мое эйфорическое состояние также не могло укрыться и от Маши. Она с ехидной ухмылочкой все пыталась выяснить, кто тот "счастливчик", на которого я запала, мои жалкие уверения о том, что ни в кого я не втрескалась, она пропускала мимо ушей.
  
  
  
  Зная о настойчивости Сивцевой, когда она хочет что-то выведать, настоящим для меня спасением стало то, что у нее самой появился парень, и ей сейчас было далеко не до моих сладострастных вздохов и глупых улыбочек. Она сама сидела на уроках, словно в другом измерении. Постоянно улыбалась, рассказывала, как прошло очередное их свидание.
  
  
  
  Я ей сильно завидовала про себя. Мне тоже хотелось иметь ответные чувства, тоже хотелось постоянно быть вместе с любимым, тоже страстно хотелось начать с ней обсуждать все заморочки наших отношений, но... Ничего это я не могла и не имела, поэтому все, что мне оставалось - с непроницаемой улыбкой слушать очередные ее истории о том, как доблестный Игорь целовал ее на прощание.
  
  
  
  Раньше бы меня очень напряг тот факт, что Маша встречается с близким другом Макса. Высоцкий с Игорем давно дружат и все об этом знают, и вот теперь этот лучший друг встречается с моей лучшей подругой. Возникает какая-то прямая параллель, и, слава Богу, они еще не пытались нас "свести"!
  
  
  
  Кстати о Высоцком, он тоже времени зря не терял и теперь опять встречается с Анастасией Шевченко. Главная блонд нашего класса теперь ходит и вся прямо светится, громко (специально для меня) рассказывает подругам подробности их отношений.
  
  
  
  Я еще помню тот день, когда Настя присела на мою парту, нахально, закинув ногу на ногу и постукивая ногтями по столешнице, привлекая мое внимание.
  
  
  
  
  
  - Ну? - изогнула подведенную бровь светловолосая девушка, не сводя с меня горящего взгляда.
  
  
  
  - Что "ну"? - хмуро переспросила я. Мне этот нежданный "сюрприз" на парте совсем не нравился.
  
  
  
  Настя громко цокнула:
  
  
  
  - Ну, рассказывай: вы с Максом реально расстались?!
  
  
  
  Меня немного покоробил тот факт, что меня так нахально выдернули из моих раздумий и теперь не менее грубо выуживают информацию.
  
  
  
  - Реальнее не бывает, - сухо отчеканила я, и на лице Шевченко появилась победоносная полная мстительного триумфа улыбка.
  
  
  
  - Я всегда говорила, что вы друг другу не пара. Кто ты, а кто он.
  
  
  
  - Это все, что ты хотела? - я закатила глаза. Мне страстно хотелось, чтобы Шевченко убралась куда подальше от меня.
  
  
  
  Будто услышав мои мысли, Настя грациозно спрыгнула с моей парты, и по ее слегка раздосадованному лицу я поняла, что она намеренно меня провоцировала и хотела сделать больно, но ее колкости прошли куда-то мимо меня:
  
  
  
  - О, да! Это все.
  
  
  
  А на следующий день в главном фойе школы я видела, как они страстно целуются на виду у всех. Рука Макса крепко сжимала тонкую талию Насти, он жадно прижимал ее к себе. Шевченко зажмурившись вся трепетала в его руках, а Высоцкий... Высоцкий целовал ее как-то яростно, слишком напоказ.
  
  
  
  Проходя мимо, я встретилась с его холодными серыми глазами, в которых застыл вызов.
  
  
  
  Если это шоу было и устроено ради меня, то моя реакция явно ему не понравилась. Детский сад, ей богу! Все эти представления напоказ никак меня не трогали, мне было все равно, с кем встречается Максим. Уж больно мне этим он никак не сделает.
  
  
  
  
  
  Конечно, все самое волнительное в этих двух неделях для меня заключалось именно на дополнительных репетиторствах с Александром Владимировичем. Мы встречались почти каждый день за исключением выходных, занятия длились, как правило, часа два или три. Будь моя воля, я бы вообще оставалась с ним заниматься хоть на всю ночь.
  
  
  
  Каждая встреча с ним была для меня волнительной. Больше я не бегала и не пыталась, лишь стараясь как можно дольше времени провести с учителем. Специально иногда "тупила" над примерами, могла по многу раз спрашивать понятные мне вещи и, что странно, математик сам будто специально задерживал меня. Моему воспалённому сознанию это конечно могло и померещиться, но так создавалось впечатление, что ему на меня не все равно и он хочет остаться со мной наедине как можно дольше. И я радостно поддерживала в себе эту иллюзию, теша сжимающееся внутри меня сердце, которое с каждым днем все болезненней и болезненней сдавливалось у меня в груди.
  
  
  
  И со временем, то, что меня окрыляло и делало живой, вдруг стало причинять мне боль. Моим безответным чувствам стало мало той иллюзорной фантазии о том, что Александру Владимировичу не все равно на меня.
  
  
  
  Раньше, когда на уроках я ловила на себе его взгляд, мне хотелось опять глупо улыбаться, и, склонив голову, спрятать свой взволнованный взгляд. То сейчас что-то болезненно щелкало внутри и хотелось плакать, мои фантазии обернулись против меня.
  
  Спать я стала плохо, постоянно ворочалась. Из-за недосыпа начала болеть голова, и вид я имела несчастный, болезненный.
  
  
  
  Я больше не могла спокойно слушать Машу и ее постоянные истории про ее прямо-таки идеальные отношения. Моя ставшая постоянной грубость сильно обидела Сивцеву и разговаривала она теперь со мной неохотно и нечасто.
  
  
  
  В какой-то момент я почувствовала себя такой несчастной, что внезапно для себя поняла, что так больше не может продолжаться. Эти чувства сведут меня с ума.
  
  
  
  666
  
  
  
  Был конец февраля и последний день этой учебной недели - суббота.
  
  
  
  После пяти уроков и монотонного классного часа, на котором Марья Алексеевна слезно прощалась со всеми. Русичка наша, наконец, официально уволилась и теперь заклинала нас вести себя хорошо в ее отсутствие. Кто станет нашим новым классным руководителем, никто не знал, даже сама администрация школы.
  
  
  
  После звонка все ринулись по домам, наконец, начались долгожданные выходные. Всем не терпелось выбраться из душной школы в такой солнечный и теплый день.
  
  
  
  В школе действительно была просто тошнотворная жара. Закатав рукава своей рубашки до локтя, я собрала слегка влажные волосы в пучок и поплелась в общем потоке из кабинета.
  
  
  
  - Ты сейчас куда? - спросила меня Маша, остановившись у зеркала. Подруга начала крутиться то так, то эдак, взбивая руками и без этого пышную прическу.
  
  
  
  - На репетиторство, - хмуро ответила я, кидая взгляд через плечо Маши на себя в зеркале. Уж лучше бы я этого не делала! На фоне такой лучезарной красавицы, как Сивцева, с сияющими подведенными глазами и счастливой улыбкой на губах, я выглядела как упырь в черно-серой рубашке, с огромными синяками под глазами от недосыпа и серой болезненной кожей.
  
  
  
  - Все учишься и учишься! - недовольно заголосила Маша. - Когда же ты, Абрамова, жить-то начнешь? Вон посмотри на себя! Ни одного живого места!
  
  
  
  Сил моих хватило только на лаконичное:
  
  
  
  - Отстань.
  
  
  
  Маша недовольно надула губы, обиженно на меня поглядывая.
  
  
  
  - Какая ужасная жарень!
  
  
  
  Я прислонилась спиной к холодной стене, ожидая пока Сивцева вдоволь собой не налюбуется:
  
  
  
  - И не говори...
  
  
  
  - Сегодня обещали ближе к обеду снегопад.
  
  
  
  - Ну, хоть что-то хорошее.
  
  
  
  Сивцева внезапно резко повернулась, с фанатичным блеском в глазах крепко сжав мою руку:
  
  
  
  - Я придумала!
  
  
  
  - Что? - чуть ли не простонала я.
  
  
  
  - Завтра приходи ко мне на ночевку! Давно мы так не собирались: посплетничаем, пожрем, приведем тебя в порядок.
  
  
  
   Активности и жизнерадостности Маши я могла только завидовать. Но беда заключалась в том, что у меня не было ни сил, ни желания включаться в ее активность.
  
  
  
  - Я спрошу у мамы, - уклончиво ответила я, планируя соврать, что меня не отпустили, но по сузившимся глазам Сивцевой, я поняла, что она меня раскусила.
  
  
  
  - Я сама спрошу у твоей мамы.
  
  
  
  Ну что за черт?!
  
  
  
  - Ладно-ладно, я приду! Только давай без мамы...
  
  
  
  - Воnbsp;Раньше бы меня очень напряг тот факт, что Маша встречается с близким другом Макса. Высоцкий с Игорем давно дружат и все об этом знают, и вот теперь этот лучший друг встречается с моей лучшей подругой. Возникает какая-то прямая параллель, и, слава Богу, они еще не пытались нас "свести"!
т и отлично! Завтра в пять, - ослепительно улыбнулась мне Маша. - Как я выгляжу?
  
  
  
  - Она еще и спрашивает!
  
  
  
  На мое недовольное ворчание подруга только покачала головой и чмокнула меня в макушку, и была такова. Побежала, разумеется, на свидания со своим Игорем! Куда ни посмотри, везде любовь!
  
  
  
  Я устало побрела по знакомому пути в кабинет математики. Сердце привычно стало колотить в легком волнении, сама себе я напоминала разбитый фонарь на пустынной улице, который, тем не менее, еще почему-то не потух и светит, слабо, временами мигает, но светит.
  
  
  
  
  
  - Александр Владимирович, я здесь не поняла, - привычно лгу я, как какой-то мазохист, оттягивая время. Прошло с начала занятия три часа, а это значит, что скоро мы распрощаемся.
  
  
  
  От его пристального изумрудного взгляда мое сердце на мгновенье замирает, лукавая усмешка привычно трогает его губы, на мгновенье мне кажется, что он понял мою ложь.
  
  
  
  - Что именно ты не поняла?
  
  
  
  Его голос обволакивает меня.
  
  
  
  Я искоса бросаю на него взгляд и, встретившись с ним глазами, тут же отворачиваюсь. Если он и понял, то зачем продолжает мой блеф?
  
  
  
  Тыкая пальцем в тригонометрическую формулу, я горестно качаю головой:
  
  
  
  - Все...
  
  
  
  - Даша, дай-ка сюда ручку, - легкая дрожь проходит по моему позвоночнику при упоминании моего имени. Александр Владимирович, будто намеренно ищет со мной телесного контакта, кладет свою ладонь на мою, крепко сжимает и забирает у меня ручку. - Здесь, посмотри на меня, - я поворачиваю к нему голову, он смотрит на меня требовательными глазами, - надо просто правильно подставить формулу, вы уже ее подставляли почти под такой же пример.
  
  
  
  Учитель быстро что-то пишет у меня в тетради. Напоминает мне старые формулы, которые мы учили, но я будто ничего не вижу.
  
  
  
  У меня обожгло горло. Дыхание застревает где-то между ребер, мне срочно нужен глоток свежего воздуха. Здесь так жарко! Хотя, как Маша и говорила, ближе к четырем часам, солнце заволакивают темно-серые тучи, и начинается град из снега и дождя. Жар идет от меня самой и от мужчины, сидящего ко мне слишком близко.
  
  
  
  Еще чуть-чуть, и я сойду с ума...
  
  
  
  Я резко вскакиваю на ноги, силясь унять зашкаливающие сердцебиение, которое эхом транслируется по барабанным перепонкам.
  
  
  
  Александр Владимирович поднимает на меня вопросительный взгляд, от меня не ускальзывает то, что глаза у него потемнели, явственно потемнели!
  
  
  
  Или это все опять мое больное воображение? Неужели я совсем перестаю отличать вымысел от яви?...
  
  
  
  - С тобой все хорошо? Ты вся покраснела...
  
  
  
  И, скажите на милость, кто в этом виноват?
  
  
  
  Я мотаю головой, силясь сказать что-то членораздельное, но лишь шевелю пересушенными губами на манер рыбы, выброшенной на сушу.
  
  
  
  Мужчина встает следом, и не успеваю я понять, что происходит, как он кладет свою ладонь на мой лоб. Дыхание перехватывает уже во второй раз.
  
  
  
  - Абрамова, ты вся горишь!
  
  
  
  Как точно сказано!
  
  
  
  У меня вырывается истеричный полувсхлип, полусмешок.
  
  
  
  Александр Владимирович одаривает меня беспокойным взглядом. По всей видимости, он думает, что я совсем съехала с катушек.
  
  
  
  - На сегодня хватит математики, иди-ка ты домой.
  
  
  
  И чего ты этим добилась, дура?! - ругаю я саму себя.
  
  
  
  - Александр Владимирович, со мной все в порядке, правда! - отчаянно цепляюсь за возможность я.
  
  
  
  - Даша, - вздохнул он с нескрываемым раздражением, - у тебя температура, а с этим не шутят. Может, тебя довезти домой?
  
  
  
  Я тут же ощетинилась: а вот жалеть меня не надо!
  
  
  
  - Нет, я сама дойду... До свидания, Александр Владимирович.
  
  
  
  Быстро собрав все свои вещи, я почти выбежала из кабинета. Голова страшно раскалывалась и сильно першило в горле, я всерьез испугалась, как бы действительно не заболеть.
  
  
  
  Боже, я больше физически не могла находиться рядом с математиком. Едва сдерживая слезы, я почти в слепую спускалась по лестничным пролетам. Я наконец поняла, что его удерживало около меня. Это хренова жалость!
  
  
  
  Я самой себе стала противна.
  
  
  
  Это ужасное грызущее чувство внутри, не давало свободно дышать. Хотелось от горя завыть.
  
  
  
  Уже дойдя до гардеробной, я застыла как вкопанная. И было от чего! Сварливая баба Вера сегодня все-таки исполнила свою угрозу и закрыла гардеробную с моей курткой на замок!
  
  
  
  Я оглянулась к окну и, увидев бушевавший там снегопад, со всей силы пнула по закрытой двери гардеробной.
  
  
  
  Черт бы их всех подрал! И главное, как вовремя!
  
  
  
  Злость на время приморозила бушующий во мне огонь.
  
  
  
  Я прислонилась спиной к холодной стене и медленно съехала по ней вниз, обхватив коленки и думая, что же теперь делать. Вариант выхода на улицу в тонкой рубашке, которая была на мне, сразу отметается, слишком холодно в ней идти-то и в солнечную погоду, не то, что в снегопад. Следующий вариант я сразу отмела, так как он заключался в том, чтобы все-таки пойти к Александру Владимировичу и попросить его меня подвезти. Чего-чего, а его жалости мне не надо, я ее не выдержу!
  
  
  
  Из двух зол надо выбрать наименьшую. Поэтому оставалось что? Правильно, переть домой в своей рубашке. Живу я все-таки близко и ничего страшного, добегу.
  
  
  
  Уже поднявшись на ноги и одернув рубашку, меня вдруг неожиданно кто-то окрикивает по имени:
  
  
  
  - Даша?
  
  
  
  Резко повернув голову, я увидела спускающегося по лестнице Александра Владимировича. Он остановился возле меня, с пиджаком, переброшенным через руку, воротник его рубашки был расстегнут.
  
  
  
  - Что ты здесь делаешь? - спросил мужчина, нахмурившись, осматривая меня с головы до пят, в его глазах блеснуло недовольство. Неожиданно я почувствовала себя нашкодившим ребенком. - Я же сказал, чтобы ты шла домой.
  
  
  
  - Я хотела, но...
  
  
  
  Александр Владимирович перевел взгляд на закрытую дверь гардеробной:
  
  
  
  - Ну, ясно.
  
  
  
  Математик снял с руки пиджак и галантно набросил мне его на плечи, на какое-то мгновенье его ладони легли мне на лопатки.
  
  
  
  Я сразу же в полном смущенном оцепенении, попыталась вернуть его обратно, но учитель перебил меня не терпящем тоном:
  
  
  
  - Абрамова, возражения не принимаются, ты видела, какой снегопад за окном? Спускайся со мной, я тебя довезу.
  
  
  
  Спорить было бесполезно, я это знала с самого начала. Поэтому, вдев руки в слишком длинные для меня рукава пиджака, я поплотнее запахнула его на себе, втайне от хозяина упиваясь легким ароматом одеколона, исходившим от него.
  
  
  
  На улице было чертовски холодно и дул пронизывающий до костей ветер. Идти вот так по такой погоде домой без ничего было действительно наиглупейшим решением. Огромные слепки не то снега, не то воды врассыпную падали с неба, сильный ветер трепал их то в одну, то в другую сторону, образуя этим маленькие снежные ураганы.
  
  
  
  На улице видимость была кошмарная, все загромоздил собой грязно-серый град.
  
  Даже когда я забралась в теплую машину моего учителя, меня все равно сотрясала сильная дрожь, как при горячке. Я все никак не могла согреться.
  
  
  
  Александр Владимирович бросил на меня обеспокоенный взгляд и включил печку на полную мощность.
  
  
  
  - Пристегнись.
  
  
  
  На этот раз я сама нашла ремень безопасности, и мне с трудом дрожащими руками удалось застегнуть его.
  
  
  
  Автомобиль плавно трогается. В салоне становится все теплее, и моя дрожь слегка унимается. Во время пути я безразлично смотрела на дорогу, но ничего, кроме серых прыгающих хлопьев, не видела. Мне стало непонятно, как учитель умудряется что-то там разглядеть.
  
  
  
  - Как там поживает Алексей? - вырывает меня из меланхоличных раздумий учитель.
  
  
  
  Против воли на моих губах появляется улыбка. Мне немного странно от того, что он запомнил имя моего брата.
  
  
  
  - Лучше, чем заслуживает, - пробормотала я, явственно помня, какую ахинею тогда наговорил Лешка.
  
  
  
  - А по мне, он вполне милый молодой человек.
  
  
  
  - Да, - саркастично кивнула головой я, - он бывает милым иногда... в основном, когда спит.
  
  
  
  Александр Владимирович запрокинул голову и расхохотался. Этот глубокий заразительный смех подействовал на меня успокаивающе, согревающе. Я еще сильнее, почти до болезненного спазма, почувствовала его близость. Когда он смеется, он выглядит более живым, более реальным...
  
  
  
  - Почему-то все, кто имеет младших братьев или сестер, наперебой говорят, что это сущий ужас. А я всегда в детстве хотел кого-то младшего.
  
  
  
  - Ну, я тоже в четыре года мечтала о братике...
  
  
  
  - И что же, разочаровалась в своей мечте? - лукаво взглянул на меня мужчина.
  
  
  
  - Не то слово! Будьте осторожны со своими мечтами, они иногда весьма неприятно сбываются...
  
  
  
  Александр Владимирович кинул на меня внимательный взгляд:
  
  
  
  - Я уверен, что моя мечта сбудется самым приятным образом.
  
  
  
  - Вы все еще хотите младшего брата? - недоуменно спросила я.
  
  
  
  - Нет, конечно, я не об этом, - насмешливо хмыкнул мужчина, потешаясь над чем-то своим.
  
  
  
  Мне бы тоже хотелось, чтобы сбылась моя мечта, но...
  
  
  
  Я, промолчав, тупо уставилась в окно. Интересно, что у него за мечта? В салоне уже было не на шутку жарко, или этот жар опять исходил от меня? Как и в прошлый раз, я не заметила, как автомобиль плавно припарковался у моего подъезда.
  
  
  
  Как всегда, все слишком быстро!
  
  
  
  В салоне была абсолютная тишина, нарушаемая лишь скрежетом дворников счищающих липкий снег с лобового стекла.
  
  
  
  Щелкнул ремень безопасности, втягиваясь в исходное положение, я, замешкавшись, воровато взглянула на учителя:
  
  
  
  - Большое вам спасибо!
  
  
  
  Губы учителя дернулись в саркастической усмешке.
  
  
  
  - Да не за что.
  
  
  
  Я с сожалением стала стягивать с себя нагретый учительский пиджак, что в тесном салоне было немного неудобно. Подавшись туловищем вперед, чтобы высунуть руки из широких рукавов, я случайно задела коленкой ногу математика, тут же поспешно извинившись, протянула снятый пиджак его владельцу.
  
  
  
  Александр Владимирович задумчиво кинул взгляд на мокрые серые комья льда за окном:
  
  
  
  - Вот что, оставь пока его у себя.
  
  - Да не нужно, мне пройти-то осталось! - запротестовала я, хотя мысленно уже возликовав от перспективы еще немного придержать у себя его вещь.
  
  
  
  Одного взгляда мужчины хватило для того, чтобы я перестала спорить и снова натянула на себя пиджак.
  
  
  
  В салоне повисла напряженная тишина, которую я чувствовала каждой клеточкой своего тела. Я ощущала его пристальный взгляд, от которого мне становилось еще больше не по себе.
  
  
  
  - Тебя больше не ознобит?
  
  
  
  Если только внутри.
  
  
  
  - Нет... - меланхолично ответила я, всматриваясь в серое марево за окном.
  
  
  
  Напряжение между нами становилось уже почти невыносимым.
  
  
  
  - Даша, повернись ко мне.
  
  
  
  От его голоса шла волна необъяснимой силы, и я подчинилась, крепко зажмурив глаза. Мужчина склонился надо мной, так что его густые темные волосы приятно защекотали мне лицо, и, по-моему, в этот момент от преизбытка чувств я резко дернулась. От удара головой по стеклу, меня оберегли сильные руки, которые крепко прижали меня к креслу.
  
  
  
  - Абрамова, не дергайся, я просто хочу измерить твою температуру.
  
  
  
  Я напряженно замерла в его обжигающих руках. Его губы скользнули по моему полыхающему лбу, на мгновенье, застыв так, Александр Владимирович медленно отстранился:
  
  
  
  - Дело дрянь. Температура не спадает.
  
  
  
  Я по-прежнему сильно жмурила глаза, рвано хватая губами воздух. Я слышала собственное учащенное сердцебиение в ушах.
  
  
  
  - Александр Владимирович... - сипло произнесла я, пересохшими губами. - Мне нужно вам кое-что сказать.
  
  
  
  - Я тебя слушаю.
  
  
  
  Сейчас или никогда!
  
  
  
  Нервно сглотнув, я открыла глаза и выпрямилась в кресле. Повернувшись к мужчине, я скороговоркой выпалила все то, что так долго сдерживала в себе:
  
  
  
  - А вы знаете, я ведь вас люблю.
  
  
  
  Не знаю, сыграл ли свою роль адреналин в моей крови или высокая температура, но подавшись внезапному порыву, я прильнула к его губам. Это был легкий, детский поцелуй, который даже не пришёлся в губы, а куда-то в район скулы. Я почувствовала, как он вздрогнул от неожиданности, его рука сжала ремень от моих джинсов, а другая легла мне на плечо.
  
  
  
  Отстранившись от его губ, я внимательно всмотрелась в его лицо, ища там... Я, не знаю, что я там конкретно искала... Жадно всматриваясь в его изумрудные глаза, я пыталась прочесть хоть что-нибудь.
  
  
  
  Какая же я все-таки безмозглая дура! - ругала я сама себя. - Что я опять сама себе надумала! Я же его ученица, всего лишь ученица, которую он пожалел...
  
  
  
  Горькое разочарование болезненной рябью прошло по моему пищеводу. Я сама прекрасно понимала, что было полной глупостью то, что я сейчас сделала. Я никогда не дождусь от него ответных чувств, но хотя бы проводить время с ним я могла, а теперь...
  
  
  
  Теперь он меня и знать не захочет.
  
  
  
  Я крепко зажмурила глаза, силясь не разрыдаться прямо здесь, и поспешно начала отстраняться, как вдруг почувствовала, что Александр Владимирович сильно дернул меня за ремень к себе, заставляя меня почти упасть на него, перекатившись на водительское кресло. И тут наши позиции резко поменялись, и теперь уже мужчина нависал надо мной. Раскрыв глаза, я в недоумении уставилась на него, учитель опирался рукой об водительское кресло над моей головой, а второй по-прежнему крепко сжимал мой ремень от джинсов. В сумраке салона я увидела его потемневший взгляд, пронзительный и требовательный.
  
  
  
  - А я знаю, - насмешливо проронил мужчина и его губы скользнули по моей шее, после вверх по скуле, щеке и, наконец, нашли губы. Его поцелуй был жадный, требовательный, прижатая к креслу его сильным телом, я чувствовала его желание. Я целовала его в ответ со всей страстью, на которую была способна. Все мои нервные окончания обострились, кожа покрылась капельками пота, мне стало хронически не доставать воздуха.
  
  
  
  Все было как в тумане, я задыхалась, но не прерывала поцелуй. Мои пальцы жадно впились в волосы на его голове. Мужчина на миг отстранился, еще раз окинув всю меня потемневшими глазами, его рука прошлась вверх по моему бедру и талии, задирая рубашку и оголяя живот. Он опустил голову и снова властно впился мне в губы.
  
  
  
  Никогда прежде я не чувствовала себя настолько живой.
  
  ========== Глава 18 ==========
   Иногда мне кажется, что вся моя жизнь - это один очень странный контраст. Как есть контраст между черным и белым, сладким и горьким, светом и тьмой, так и моя жизнь наполнена этими контрастом. Ну, а как еще объяснить, что, находясь на грани слепого отчаянья, я вдруг стала самым счастливым человеком? Как могут быть холодными мои руки при обжигающем жаре на лице и шее? Почему, когда моя душа поет и я чувствую себя по-настоящему живой, так плохо телу?
  
  
  
  Голова раскалывается жутко, горло першит уже не на шутку и становится ужасно больно глотать, а мысли все пропитаны его голосом, и уже как-то не обращаешь внимания на такие мелочи, как уже совсем неприятные, почти невыносимые болезненные спазмы в теле.
  
  
  
  В момент, когда мое сознание обволок густой туман, как часто бывает при сильной болезни, я почему-то, вопреки своему полуобморочному состоянию, стала запоминать все мельчайшие детали этого дня. Запах кожаной обивки и едва уловимый, щекочущий нос запах одеколона, слабые отголоски которого остались в моих волосах и на одежде. Скрежет работающих дворников, счищающих снег на лобовом стекле, а за стеклом совсем другой мир, от которого будто укрывала нас бушующая буря за окном.
  
  
  
  Его руки, такие теплые, почти горячие, если сравнивать их с моими ледяными... И как только раньше я боялась их прикосновения? Я запомнила глаза, я помню его лукавую улыбку, в памяти осталось каждое сказанное тогда слово. Просто смешно и нелепо, мне раньше было сложно запомнить две строчки заданного на дом стиха или те же самые тригонометрические формулы, а тут я запомнила все.
  
  
  
  Прижимая к груди одеяло, я вновь окунулась в воспоминания.
  
  
  
  666
  
  
  
  Когда я почувствовала, что еще немного - и задохнусь, то отстранилась от него, жадно хватая губами воздух. Моя голова коснулась спинки кресла, на котором я по-прежнему полулежала, прижатая его телом.
  
  
  
  - Вы ведь все знали с самого начала?
  
  
  
  Неясная улыбка появилась на губах Александра Владимировича:
  
  
  
  - Хм... - мужчина положил ладонь на мой затылок и вновь привлек меня к себе, наши губы опять встретились.
  
  
  
  Это было практически нереально. Хотелось раствориться в его руках, исчезнуть или просто растаять, потому что еще немного, и мне снесет крышу.
  
  
  
  А за стеклом бушевала природа. Когда заглохла машина, печка тоже отключилась, по всей видимости, потому что в салоне медленно начала опускаться температура и только тогда, когда я ощутила неприятный холодок на коже, учитель отстранился.
  
  
  
  - Я совсем забыл, тебе все еще плохо?
  
  
  
  На моих губах появилась улыбка, и я медленно покачала головой. Скажет тоже! Мне лучше всех!
  
  
  
  - Мне очень хорошо.
  
  
  
  Его пальцы проскользили по моим щекам и я прикрыла глаза, пьянея от удовольствия, и не сразу ощутила прикосновение его губ к векам.
  
  
  
  - У тебя температура.
  
  
  
  - Не беспокойтесь, это из-за вас.
  
  
  
  Мужчина укоризненно покачал головой, как мне показалось, с сарказмом констатировав:
  
  
  
  - Как мило.
  
  
  
  А дальше были опять его обжигающие руки, и опять стало не хватать воздуха из-за нового поцелуя. Рука мужчины погладила мне плечо, скользнула вниз по руке, по всей длине. Когда его теплые пальцы нашли и сжали мою холодную ладонь, я вздрогнула. Было что-то странно искусительное в этом жесте. Он еще раз крепко сжал мою ладонь и отпустил, потом его ладонь скользнула под широкий рукав рубашки, дошла до внутренней части локтя, там, где особенно тонкая чувствительная кожа.
  
  
  
  Я снова отстранилась от его губ, жадно хватая губами воздух:
  
  
  
  - Это все мне не снится... Точно, это сон!
  
  
  
  Александр Владимирович лишь насмешливо хмыкнул, обдавая мое лицо теплым дыханием:
  
  
  
  - Интересные тебе снятся сны.
  
  
  
  Я слабо улыбнулась уголками губ:
  
  
  
  - Не то слово!..
  
  
  
  Его пальцы, нежно поглаживая руку под рубашкой, стали медленно опускаться вниз.
  
  От неожиданного пикантного ощущения я резко втянула в себя воздух, едва сдержалась от того, чтобы не засмеяться и не отдернуть руку:
  
  
  
  - Мне щекотно!
  
  
  
  - Потерпи.
  
  
  
  Он стал, как будто специально дразня, медленно водить пальцами по тонкой коже запястья. Я закусила губу, извиваясь на кресле от будоражащих ощущений. Я всегда не терпела щекотку, особенно чувствительны у меня были руки и ступни.
  
  
  
  - Что ты ощущаешь?
  
  
  
  - Мне... - я в очередной раз дернулась в кресле, когда самые кончики его пальцев прошлись снизу вверх по венозной линии, вызывая огненные мурашки по всему телу. - Мне очень странно.
  
  
  
  - Всего-то? - изогнул, бровь мужчина. - А если подумать?
  
  
  
  Было что-то в его вопросе странное, явно не касающиеся щекотки моей руки. Я распахнула глаза, вглядываясь в его лицо:
  
  
  
  - Я уже говорила вам, что чувствую.
  
  
  
  Учитель лукаво улыбнулся, явно оставшись довольным моим ответом.
  
  
  
  Неожиданно я поежилась от коснувшегося моей кожи холода в салоне. Мне внезапно стало не по себе:
  
  
  
  - Скажите, а что вы чувствуете?
  
  
  
  Александр Владимирович смерил меня насмешливым взглядом и еще раз укоризненно покачал головой:
  
  
  
  - Ты знаешь...
  
  
  
  - Нет. Если бы знала, не спрашивала бы.
  
  
  
  - Я чувствую тоже, что и ты.
  
  
  
  Я ощутимо вздрогнула.
  
  
  
  - Вы чувствуете...
  
  
  
  - Да, чувствую... - мужчина отстранился от меня и недовольно взглянул на лобовое стекло, где проворные дворники продолжали счищать снег. - Чувствую, что похолодало. Эта буря когда-нибудь прекратится?
  
  
  
  Я резко выдернула руку из его пальцев:
  
  
  
  - Прекратите это!
  
  
  
  - Что "это"?
  
  
  
  - Играть со мной! - закричала я, опять зажмурив глаза.
  
  
  
  - Я же просто шучу, - раздался мягкий обволакивающий голос над моим ухом. - Когда ты уже научишься также получать от этого удовольствие?
  
  
  
  Его теплые пальцы опять сжали мою ладонь.
  
  
  
  666
  
  
  
  Наверно, это очень странно - улыбаться без причины в пустой комнате? Вспоминая события дня, я лишь хрипло смеялась в подушку. Кто бы мог подумать, что мое больное воображение станет явью.
  
  
  
  И правда, кто бы мог подумать?
  
  
  
  От очередного счастливого сопенья в подушку меня отвлекли резкие толчки в виске. Опять головная боль! Как не вовремя, я тут вообще-то пытаюсь быть абсолютно счастливой в кои-то веки!
  
  
  
  Я все-таки заболела, сильно. С высокой температурой, красным горлом и болью в голове, правда, насморка не было, что странно. В детстве я очень любила болеть в школьные будни - сиди себе дома, лопай вкусняшки из холодильника и смотри весь день телевизор. Но сейчас я совсем не была рада своей болезни, она совсем не вписывалась в мой внутренний настрой и ближайшие планы на каникулы, вызывая диссонанс.
  
  
  
  Мне было очень паршиво, я бы с радостью сейчас уснула, только мириады мыслей в моей голове не давали мне покоя. Кружились цветастым калейдоскопом вокруг меня и будто даже отвлекали от болезни.
  
  
  
  Свернувшись клубком в постели, я даже не заметила, как на улице начало медленно смеркаться, и комната потихоньку стала тонуть в полумраке. Опомнилась я, лишь когда в комнату робко заглянула мама, вырывая меня из плена воспоминаний:
  
  
  
  - Даш, к тебе можно, ты не спишь?
  
  
  
  - Нет, мам... - я, немного опешив, улыбнулась обеспокоенному темному силуэту матери в дверях. Она бесшумной тенью прошла к моей кровати и приложила тонкую ладонь к моему пылающему лбу и зло цокнула:
  
  
  
  - Вот же! Температура не хочет спадать. Я сейчас тебе еще жаропонижающее принесу... или, может, врачей вызвать?
  
  
  
  Я поморщилась. Не люблю врачей, не люблю больницы, ненавижу болеть...
  
  
  
  - Каких еще врачей? Само пройдет.
  
  
  
  Мама устало вздохнула и стала рассеяно гладить чуть влажные от невыносимого жара волосы на моей голове:
  
  
  
  - Как же теnbsp;
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
 
&
&
&
&
бя угораздило заболеть в первый день каникул?
  
  
  
  - Как-то так получилось...
  
  
  
  - Ничего не болит?
  
  
  
  Я на мгновенье задумалась. А болит ли у меня, в самом деле, что-то? Да вроде нет, только жарко очень, душно и дышать тяжело, а еще мыслей много, они спать не дают, ну, еще немного в горле пересохло, и глотать больно. А если брать в целом, то мне очень даже хорошо. Я все не могла понять, с чего все взяли, что мне плохо?
  
  
  
  - Нет, - медленно протянула я. - У меня ничего не болит.
  
  
  
  Мама бросила на меня еще один обеспокоенный взгляд:
  
  
  
  - Может, что-нибудь хочешь?
  
  
  
  - Если можно, то воды...
  
  
  
  Она тут же понимающе кивнула и быстро вышла из комнаты. Я устало прикрыла глаза, мысленно считая до десяти, но сбилась и забыла, что делала, еще даже не досчитав до трех. Мне казалось, что не прошло и секунды, как она вернулась, держа в руках мою любимую огромную кружку, полную воды, и пачку жаропонижающих таблеток.
  
  
  
  В комнате уже было невозможно что-либо разглядеть, все обволокла темнота. Мама, пошарив свободной рукой по стене, щелкнула включателем.
  
  
  
  Ярко загоревшийся свет на время полностью меня ослепил, и я, недовольно засопев, с головой нырнула в темные недра одеяла.
  
  
  
  - Даша, - позвала меня мама. - Давай выныривай, выпей таблеток и дальше спи.
  
  
  
  - Ммм... - недовольно проворчала я, еще сильнее кутаясь в одеяло и крепко жмуря глаза.
  
  
  
  Мама была неотступна:
  
  
  
  - Вылезай! Ты ведешь себя еще хуже Леши!
  
  
  
  Это ее замечание меня почти задело, и, сдернув с головы одеяло, я неуклюже приподнялась на локтях. Тело совсем не хотело меня слушаться. Мама протянула мне овальную белую таблетку, я зажала ее между зубов и сделала глоток из кружки.
  
  
  
  Прохладная вода была просто восхитительна! Я чувствовала, как она медленно стекает по моему сухому воспаленному горлу в пищевод, даря разгоряченному телу хоть какое-то охлаждение.
  
  
  
  Передав пустую кружку маме, я вновь обессиленно опустилась на кровать. Веки будто налились свинцом, в голове начала тупо бухать глухая боль, все-таки зря я встала! Так бы лежала, ничего бы и не было!
  
  
  
  - Лучше? - спросила мама, поправляя сбившееся в моих ногах одеяло. Я тяжело вздохнула:
  
  
  
  - Пока не ясно.
  
  
  
  - Скоро таблетка подействует.
  
  
  
  - Ммм... - промычала я, желая поскорее провалиться в сон, но мама, как назло, не выключала свет, который неприятно бил в глаза. Она еще раз пощупала мой лоб, недовольно поворчав, походила взад-вперед по комнате, после вернулась к моей кровати и на этот раз измерила мне температуру губами. Я слышала ее частые беспокойные вдохи и выдохи. Последние несколько часов (как только она пришла с работы, застала меня в таком разбитом виде) мама проявляет обо мне повышенную заботу. Давно я не болела настолько сильно.
  
  
  
  - Точно ничего не болит?
  
  
  
  - Нет, - без зазрений совести солгала я.
  
  
  
  На самом деле у меня ужасно раскалывалась голова, и я хотела спать... нет, даже не так. Я хотела остаться одна и еще хотела, чтобы кто-то выключил этот чертов свет!
  
  Мама еще несколько раз нервно прошлась по комнате и внезапно беспокойной трелью заголосила:
  
  
  
  - Дашунь, завтра ты останешься дома одна. Мне на работу, а Леша на каникулы отправляется в лагерь и...
  
  
  
  Я раздраженно перебила ее:
  
  
  
  - Мам, я спать хочу.
  
  
  
  - Ах, да, конечно! Прости... - она щелкнула выключателем, и в комнате наконец-то воцарилась спасительная для моих глаз темнота. - Спи. Я завтра тебя перед тем, как пойти на работу, разбужу обязательно.
  
  
  
  - Хорошо...
  
  
  
  Мне показалось, что я только на мгновенье прикрыла глаза и отдалась неге одиночества, но, открыв их снова, я поняла, что успела уснуть. В окно робкими лучиками бил рассвет, а мама стояла, склонившись надо мной и опять измеряя губами температуру. Наверно, она меня и разбудила.
  
  
  
  - Ну, слава Богу, температура за ночь спала! - услышала я ее облегченной вздох.
  
  
  
  Я попыталась сфокусировать сонный взгляд на ней: распахнутое черное пальто, под которым виднеется деловой костюм, легкая укладка на голове, и уже накрашена. Картинка медленно поплыла в сторону. Опять голова кружится.
  
  
  
  Мама зачем-то отдернула штору, и яркие солнечные лучики тут же проворно забегали по моему лицу. Я машинально прикрыла глаза рукой.
  
  
  
  - Вставай, - голос мамы звучал бодро. - Выпьешь таблетки, я тебе их оставила на столе. И обязательно покушай. Я уже ухожу, ты дома одна.
  
  
  
  Мне стало непонятно, зачем было меня будить из-за такой мелочи?
  
  
  
  - Ты меня слышишь?
  
  
  
  Я ничего не ответила, продолжая лежать на кровати и также прикрывая глаза рукой. Только когда хлопнула дверь и щелкнул замок, я свесила ноги с кровати и потихоньку встала, чуть не застонав от неприятного спазма в теле.
  
  
  
  Как бы то ни было, мне стало гораздо лучше. Правда, немного ломило плечи, в голове была ватная дурнота и в глазах из-за солнца появилась резь, хотелось их закрыть и больше не открывать никогда.
  
  
  
  Пройдя нетвердым шагом на кухню, я увидела на столе записку, прижатую сверху таблетками, в записке значилось следующее:
  
  
  
  "Выпей таблетки и поешь, завтрак на плите. Буду только вечером. Целую. Мама"
  
  И зачем мне по сто раз повторять одно и то же?! Я же просто заболела, а не стала вдруг за одну ночь слабоумной! Раздраженно схватив пачку "Парацетамола", я выдавила себе на руку таблетку и запила ее водой.
  
  
  
  Я даже не заглядывала в кастрюлю, оставленную на плите, чего-чего, а есть мне совсем не хотелось.
  
  
  
  Вернувшись в комнату и по пути выдернув свой телефон из зарядки, я забралась в постель. Неприятная слабость опять начала окутывать мое тело, и сонливость от нее не отставала. Я знала, что мне сегодня будет звонить Маша, и бегать, искать телефон, когда особенно раскумарит, мне совсем не хотелось. От усталости, болезни и остатков пережитых вчера эмоций начало подташнивать.
  
  
  
  Просто чудесно...
  
  
  
  Какая же все-таки сложная, многогранная эта штука любовь. Отнимает столько сил и энергии, а все равно же приятно! Мне стало интересно, что же будет с нами дальше? Что случится ровно через неделю каникул, когда мы снова встретимся? А если это был только сон? Такой бредовый, навеянный мне больной фантазией и высокой температурой?
  
  
  
  На мгновенье мне стало страшно от таких мыслей.
  
  
  
  А потом я уверено качнула головой. Нет, не может быть это сном, мне такие чудесные сны в жизни никогда не снились в принципе! Кому-то везет, и он видит во сне то, что желает, то, чего хочет и о чем в тайне мечтает, а я в этом плане невезучая, мне никогда не снилось ничего настолько приятного, чтоб потом не хотелось просыпаться.
  
  
  
  А если все-таки?..
  
  
  
  Чтобы окончательно развеять свои подозрения, я вытащила со шкафа учительский пиджак. Еще вчера я пришла в нем домой, оглушенная, ошарашенная и совсем не в себе. Еще хорошо, что в квартире никого не оказалось, потому что вряд ли я смогла бы ответить на вопрос, откуда на мне чужой пиджак, чем-то вразумительным. Я, по-моему, добрых полчаса простояла в своей комнате неотрывно глядя в окно и упиваясь запахом самого прекрасного на свете одеколона, а уже после, когда начало темнеть в глазах от температуры и стало невозможно стоять на ногах, я спрятала его в шкаф.
  
  
  
  Неверящая улыбка расползлась по моим губам.
  
  
  
  Странно, а ведь раньше я думала, что живу. Живу нормальной жизнью, и меня все в ней устраивает. Теперь все как будто перевернулось с ног на голову. Я не могу себе представить жизнь "до", уже не могу, это уже все не то, это такая бесцветная жизнь, что лучше мне умереть, чем снова ее прожить, зная, как могло бы быть.
  
  
  
  А впереди еще долгая неделя. Я почему-то даже рада этим семи дням, у меня останется в запасе время, чтобы все хорошенько обдумать, прежде чем бросаться в этот зеленоглазый омут с головой.
  
  
  
  Я прижала к себе подушку, блаженно закрыв глаза, и медленно погрузилась в сон. Он длился куда дольше времени, чем первый, по крайней мере, когда меня в этот раз разбудил звонок телефона, я чувствовала себя выспавшейся.
  
  
  
  - Алло, привет! - закричала в трубку Маша. - Я уже все приготовила для нашей ночёвки, ты уже собралась?
  
  
  
  Я немного поморщилась от чересчур громкого голоса подруги.
  
  
  
  - Почти...
  
  
  
  В трубке послышалось зловещее молчание, а после Маша очень напряженно спросила:
  
  
  
  - Ты что, спала?
  
  
  
  Несколько раз заторможено моргнув, я бестолково привстала на локтях с кровати.
  
  
  
  - Эм... да, - осторожно ответила я, чувствуя себя каким-то сапером при этом разговоре. Бурная реакция Марии не заставила себя ждать:
  
  
  
  - Ты что, с ума сошла?! Ты вообще видела, сколько времени?!
  
  
  
  Я озадаченно нахмурилась, тщетно ища глазами часы:
  
  
  
  - Одиннадцать?..
  
  
  
  - Хах! Четыре часа дня, дорогая!
  
  
  
  Долго же длился мой сон. Я рассеянно потерла переносицу, а Сивцева тем временем продолжала с все возрастающей экспрессией в голосе:
  
  
  
  - Что с тобой вообще? Спать по ночам надо! Быстро собирайся и шуруй ко мне, чтобы через полчаса была уже у меня дома, все ясно?
  
  
  
  Я утвердительно замычала, хотя ни сил, ни настроения переться сейчас с ночёвкой к Сивцевой не было.
  
  
  
  - Ну все, я тебя жду.
  
  
  
  В динамике послышались короткие гудки, и я со стоном опять уронила голову на подушку. Где же мне сейчас найти силы встать?! Как бы странно это ни звучало, мне по-прежнему сильно хотелось спать, да и тело стало ватным, неподъемным.
  
  
  
  Супер. Просто супер!
  
  ========== Глава 19 ==========
   С титаническим усилием я заставила себя встать на ноги. Тело по-прежнему ломило, но головная боль и жар ушли, что не могло не радовать. Как бы мне сейчас ни хотелось бросить все и лечь дальше спать, я должна была пойти к Машке. Почему именно должна? Да потому что, зная Сивцеву, она не поверит в мою болезнь, выставит всё как моё нежелание встречаться с ней. А дальше мне как-то не хотелось неделю за ней бегать, доказывая, что я действительно болела. Вот приду в таком расквашенном состоянии, глядишь, и раньше отпустит.
  
  
  
  Уже почти собравшись и предупредив маму о моем походе с ночевкой (на что было потрачено добрых полчаса уверений насчет того, что мне стало лучше), я нерешительно замерла у шкафа в прихожей, не зная что надеть наверх. Моя любимая супер-удобная и давно затасканная куртка в данный момент находилась в темной холодной школьной гардеробной, где останется как минимум на неделю, и получается, так что надеть-то мне и нечего. Нет, у меня есть старая куртка, в которой я ходила в прошлом году, но она очень светлого цвета и, так как я не мыла ее в прошлом году, она грязная, следовательно, ее надо стирать, на что нет времени. Еще у меня есть пальто, стильное такое, черное, облегающее и очень женственное, мама мне подарила совсем недавно. Вот только я его никогда не надеваю... Я чувствую себя не в своей тарелке в таких вещах.
  
  
  
  Чертова гардеробщица! Что теперь делать?
  
  
  
  Мне некстати вспомнился учительский пиджак, который сейчас был бережно заныкан в недра моего шкафа. По моему лицу скользнула глуповатая улыбка, я до сих пор относилась к событиям вчерашнего дня, как к волшебному сну, прибредившемуся мне из-за температуры.
  
  
  
  Тряхнув головой, отгоняя совсем уж инфантильные мысли, я выудила из шкафа так ни разу и ненадетое пальто, предварительно оторвав бирку. Подходящих вещей под него у меня не было, поэтому пришлось натягивать классического стандарта пальто прямо на мешковатую белую футболку, все равно видно не будет. Все лучше, чем идти в грязной куртке.
  
  
  
  Не туго затянув пояс на талии, я обреченно взглянула на себя в зеркало. Пальто было облегающим, даже слишком облегающим. С непривычки, я чувствовала себя в нем совсем неодетой, и, конечно же, появилось огромное недовольство своей фигурой, кое у меня появляется всякий раз, как я надену что-то более-менее женственное. Плюс ко всему, мое изможденное температурой серое лицо также оставляло желать лучшего.
  
  
  
  Кошмар какой-то получился! Близко ни к кому нельзя будет подходить. Перепугаю всех к черту. Мне крупно повезет, если по дороге я никого не встречу.
  
  
  
  Из дома я вылетела пулей, в спешке чуть не забыв прихватить с собой таблетки и деньги. На улице было еще достаточно светло, но день уже начал потихоньку клониться к вечеру. Небо было ясное, несмотря на вчерашнюю метель, светило солнце, и было довольно тепло, хотя временами налетал порывистый ветер, который заставлял меня неприятно ежиться.
  
  
  
  В голове после выпитого ранее мощного жаропонижающего была неприятная одурь, мысли текли ленивой вереницей, против моей воли. Последние двадцать четыре часа неустанно задаю себе вопрос, в какой момент времени я полностью и безоглядно влюбилась в математика.
  
  
  
  Когда мы только познакомились, он меня очень задел и смутил: не дело ведь восьмикласснице, как какой-то первоклашке, делать замечание за беготню! Потом, противореча самой себе, я назло всем влюбленным в него подружкам, говорила, что он меня раздражает, хотя сама уже тогда начала непозволительно долго задерживать на нем взгляд в коридорах. Тогда он еще не вел в нашем классе алгебру и геометрию, я отчетливо помню постоянное нытье одноклассниц по этому поводу, помню, как за компанию стояла в коридоре, дожидалась, когда прозвенит звонок, и он выйдет из кабинета - самые долгие сорок пять минут в моей жизни. Господи, какой я была дурой! А после наша математичка ушла в отпуск и его назначили к нам учителем. Сбылись многочисленные мечты девочек. Вот тогда-то, когда я побывала на его уроках, на смену чему-то раздраженно-заинтересованному во мне проснулось восхищение. Я начала восхищаться этим человеком, больше он мне не казался излишне высокомерным и злым, он был завораживающим, непонятным и абсолютно гениальным. Никто на моей памяти так не вел уроки! Все. Дальше - только слепое восхищение и...
  
  
  
  Неужели сразу любовь?
  
  
  
  Не бывает такого...
  
  
  
  Я зябко повела плечами. Начинало ощутимо холодать.
  
  
  
  Хоть и дорога не занимала много времени, но продрогнуть я успела основательно. Пальто, которое было на мне, все-таки не предназначено для зимних прогулок, оно было слишком тонкое, чтобы защитить как следует от ветра и холода. Плюс ко всему, мне казалось, что каждый прохожий странно на меня косился, и поэтому, следуя внутренней неуверенности в себе, я без конца поправляла то якобы ненадежно застегнутый ремень, то "сбившийся" воротник. Как с невротическим расстройством, ей Богу!
  
  
  
  Уже почти дойдя до дома Сивцевой, я вспомнила, что иду в гости с пустыми руками. В кармане у меня было припасено пятьсот рублей, хоть ничего толкового на них не купишь, но на какой-нибудь сладкий пустячок должно хватить.
  
  
  
  Зайдя в ближайший супермаркет, я, походив вдоль стеллажей со сладким, надолго зависла около контейнеров с мороженным, после, так и не выбрав ничего, прошла еще несколько бесконечных рядков с десертами. Как сложно определиться! Глаза разбегались от огромного ассортимента сластей, много раз моя рука уже зависала над очередным шоколадным суфле, но в последний момент, передумав, уже хваталась за непонятный зефир в карамели.
  
  
  
  Боже, дай мне силы!
  
  
  
  Решив поискать удачу у стеллажа с рулетами, я натолкнулась взглядом на внимательные светло-карие глаза. Покраснев, я отвернулась обратно к печенью.
  
  
  
  Этот молодой фасовщик в красной униформе с логотипом пингвина этого супермаркета уже не первый раз кидает на меня настороженные взгляды и вроде как устроил слежку, наверно думает, что я хочу что-то своровать... Его можно понять. Если бы я работала в этом магазине, мне бы тоже показалось подозрительной непонятно одетая дамочка, которая с горящими глазами ходит вдоль стеллажей и ничего при этом не берет.
  
  
  
  Мне бы, может быть, даже стало смешно, если не было бы так обидно.
  
  
  
  Когда я уже запуталась окончательно в этом царстве калорий и углеводов, в моем кармане завибрировал телефон.
  
  
  
  - Алло, - убитым голосом ответила я, затравленно оглядываясь через плечо, ища глазами красный костюм с пингвином, который только что маячил за моей спиной у дальних стеллажей.
  
  
  
  В трубке раздался игривый смех и несколько бессвязных реплик, состоящих из сюсюкания. Я в нетерпении закатила глаза. Сивцева, наверно, как обычно болтает с двух телефонов одновременно.
  
  
  
  - Ты какого это выдренышем назвала?! - спросила я возмущенно, просто не смогла удержаться.
  
  
  
  Подруга сразу как-то непонятно икнула в трубку:
  
  
  
  - Это не тебе, - раздраженно отозвалась она, и сразу нежно засопела в трубку. - Лапуль, я тебе перезвоню, у меня тут вторая линия.
  
  
  
  Послышался шаркающий звук и какая-то возня.
  
  
  
  - Что, опять с домашнего и мобильного одновременно звонишь? - сардонически хмыкнула я, потешаясь над ее деловитой "второй линией".
  
  
  
  - Ой, да заткнись! - я явственно представила, как Сивцева при этом недовольно морщится. - Ну, ты где?
  
  
  
  Я опять уцепилась глазами за ярко-красный костюм, владелец которого прямо-таки нахально стал перебирать перед моим носом баночки с шоколадной пастой, уделяя им внимания ровно столько, сколько Мария уделяет выполнению домашнего задания, и при этом постоянно как бы невзначай на меня оглядываясь. Это начинало меня нервировать. И правда - очень неприятно, когда тебя подозревают в воровстве и устраивают такую открытую "слежку".
  
  
  
  - В стране чудес, - нахмурившись, ответила я, отходя от назойливого парня к дальним витринам.
  
  
  
  - В секонд-хенде что ли?
  
  
  
  Мои пальцы изучающе пробежались по цветастым коробкам от вафельных тортов.
  
  
  
  - В супермаркете, выдреныш.
  
  
  
  - Сама ты выдреныш! - огрызнулась подруга. - Что ты там забыла?
  
  
  
  То ли от болезни я стала плохо соображать, то ли всему виной плохая связь, но вопрос Маши, я поняла не с первого раза.
  
  
  
  - Прости, что?
  
  
  
  В трубке послышались небольшие помехи:
  
  
  
  - Я говорю... шшш... там забыла?
  
  
  
  - Выбираю, что взять с собой из сладкого, - громко и внятно проскандировала я в динамик, надеясь, что так меня услышит караулящий неподалеку фасовщик. - Все никак выбрать не могу. Что мне взять? Ты чего-нибудь хочешь?
  
  
  
  Послышалось задумчивое мычание Сивцевой:
  
  
  
  - Возьми... шшш... шшш...
  
  
  
  - Что?
  
  
  
  Из-за возникнувших помех я никак не могла разобрать слова Маши.
  
  
  
  - Шшш... шшш...
  
  
  
  - Я ни черта не поняла! К окну подойди!
  
  
  
  - Шшш... клубничную... шшш... пшикалку...
  
  
  
  - Какую клубничную пшикалку? - раздраженно переспросила я, метясь между стеллажами, тщетно ища место, где бы связь ловила лучше.
  
  
  
  - Дура! Шшш... пшикалка из сликовок... шшш...
  
  
  
  - А! Взбитые сливки что ли? - наконец, догадалась я. Маша часто переиначивала те или иные слова на свой лад, так например, взбитые сливки на ее языке обозначались "сливочные пшиколки", а также все породы маленьких собак, она любовно звала "мачо-пикчо".
  
  
  
  - Бинго!
  
  
  
  От этого громкого, становившегося уже невозможным шипения в трубке, у меня разболелась голова. Глухая боль стукнула в виски, и я всерьез испугалась, что это из-за того что температура опять поднимается.
  
  
  
  - Ладно, Маш, сейчас все куплю и уже иду, - я, прикрыв глаза, помассировала свободной рукой болевший висок. В трубке вместо ответа опять раздалось шипение. - Давай пока. Скоро буду.
  
  
  
  "Сливочную пшикалку" я нашла легко, труднее мне дались поиски кассы. При том я бы не сказала, что этот супермаркет был шибко большим или с мудреным строением. Это я родилась с географическим кретинизмом и могла буквально заблудиться в трех соснах.
  
  
  
  Парень-фасовщик проводил меня долгим, немного раздосадованным взглядом, когда я, уже оплатив покупку, выходила из магазина.
  
  
  
  На улице порядком стемнело и похолодало, морозный ветер, как иголками колол мое незащищенное лицо и руки. По спине побежали мурашки, пальто совсем перестало защищать от холода. Если я не хотела себе что-нибудь отморозить, то надо было срочно ускоряться.
  
  
  
  Хоть расстояние от дома Маши до супермаркета было смехотворное, я до нее дошла вся озябшая, тело сотрясала мелкая дрожь. Металлическая дверь подъезда была уже заранее открыта какими-то добрыми людьми, поэтому мне не пришлось возиться на морозе с домофоном. Пролетев несколько лестничных пролетов вверх, я утопила палец в дверном звонке и, чтоб хоть как-то согреться, начала переминаться с ноги на ногу.
  
  
  
  - Кто? - деловито спросили меня из-за двери.
  
  
  
  Растирая ледяные ладони и дыша на них теплым дыханием, я раздраженно засопела:
  
  
  
  - Если ты мне сейчас не откроешь, клянусь, я выбью эту дверь!
  
  
  
  Из-за сотрясавшей меня дрожи вышло не совсем грозно, но дверь мне открыли.
  
  Маша, как всегда, выглядела потрясающе, даже в домашней одежде и с растрепанными волосами, которые ее совсем не портили, а скорее придавали откровенный шарм ее образу. Влюбленность ей определенно шла.
  
  
  
  Чего нельзя было сказать обо мне.
  
  
  
  - Ух ты! Какое обалденное пальто! - воскликнула подруга, едва я переступила порог и всучила ей пакет со "пшикалкой из сливок". - Это то самое, что тебе мама подарила? Оно же классное, не то что ты мне говорила... Почему ты его раньше не одевала?
  
  
  
  - Потому что раньше я не жаловалась на свою старую куртку, - раздраженно ответила я, сбрасывая с ног обувь. - И в нем я чувствую себя перетянутой сосиской в обертке.
  
  
  
  - Чушь не говори! Оно тебе очень идет!
  
  
  
  - В нем еще холодно ходить.
  
  
  
  - Так одела бы под него что-нибудь теплое.
  
  
  
  Я, лишь тяжело вздохнув, поскорее избавилась от верхней одежды под пристальным взглядом Сивцевой, который, казалось, подмечал все на свете:
  
  
  
  - Даш, а что это у тебя с лицом?
  
  
  
  Я недоуменно пожала плечами:
  
  
  
  - А что с ним не так?
  
  
  
  - Ты как будто плакала...
  
  
  
  - Нет, я всего лишь заболела, - оптимистично сообщила я и в доказательство картинно шмыгнула носом. - Водички не нальешь, таблетку запить?
  
  
  
  Мария закатила глаза:
  
  
  
  - Пойдем уж на кухню, чаем напою.
  
  
  
  Что мне всегда нравилось в доме у Сивцевой - так это кухня. Это была небольшая уютная комната, сразу с правой стороны от коридора. Кухня была не совсем обычного дизайна: потолок был выкрашен в голубой цвет, вся южно-восточная сторона стены была отделана желтым кафелем, на стенах северо-западной же поклеили обои с рисунком в виде рыжевато-коричневых кирпичей. На окнах красовались шторы с подсолнухами, весь холодильник был вдоль и поперек увешан разнообразными магнитиками, кухонная гарнитура была из ярко-желтого пластика, впритык восточной стены стоял прямоугольный стол, с четырьмя стульями. На столе была голубая скатерть с рисунком из ромашек.
  
  
  
  Вообще весь дом у Маши был немного странного дизайна. Ведь не так просто иметь двух старших сестер, которые учатся в художественном направлении.
  
  
  
  - Ты одна дома? - спросила я, усаживаясь, за столь любимый с детства стол. Не так часто в доме Сивцевых было так пустынно.
  
  
  
  Маша включила электрочайник и теперь возилась с заварником:
  
  
  
  - Ага. Ника с Аней сегодня ночуют у друзей, а родители поехали к родственникам в Королев, вернутся только в выходные. Ты какой чай будешь?
  
  
  
  - А какой есть?
  
  
  
  Сивцева открыла дверцу кухонного шкафа и стала перечислять:
  
  
  
  - С бергамотом, с земляникой, с барбарисом, зеленый с жасмином, зеленый с имбирем... а нет его лучше не надо пить, меня Ника потом прибьет. Еще есть...
  
  
  
  Я устало ее перебила:
  
  
  
  - Полагаюсь на твой вкус.
  
  
  
  - Окей.
  
  
  
  Об этих словах я в конечном итоге жалела, nbsp;
&
&
&
&уныло размешивая ложкой сахар в кружке. Мне достался чай с барбарисом, от которого уже несло чем-то приторно химическим.
  
  
  
  - Ты голодная? - оптимистично спросила меня Маша, щедро кинув себе в кружку несколько кубиков рафинада. - Я столько всего накупила!
  
  
  
  Хватит мне и напитков на сегодня...
  
  
  
  - Нет, - поспешно отозвалась я, отхлебывая из кружки и с трудом подавив в себе желание поморщиться. У этого чая мало того что был отвратительный химический привкус, так подруга еще и перестаралась с сахаром.
  
  
  
  - Когда болеешь, надо хорошо питаться, чтобы быстрее выздороветь! - наставительно сообщила мне Сивцева.
  
  
  
  - Я не голодна...
  
  
  
  - Это тебе так кажется. На самом деле организму требуется энергия для борьбы с вирусом...
  
  
  
  - Ты опять насмотрелась телевизора?
  
  Маша безапелляционно хлопнула рукой по столу:
  
  
  
  - Все! Сейчас я тебя покормлю, и пойдем делать из тебя красавицу!
  
  
  
  Не знаю даже что пугало меня больше - "я тебе покормлю" или "делать из тебя красавицу".
  
  
  
  У меня появилось дурное предчувствие, которое меня не подвело, когда я ела разогретые сосиски из микроволновки под изысканным соусом из кетчупа и майонеза. М-да, Маша была "поваром от Бога", в отличие от ее крайне хозяйственной матери. Под конец трапезы я умудрилась уляпать свою белую футболку отвратительным рыжим пятном из под чудо-соуса.
  
  
  
  Настроение испортилось окончательно, пока я безуспешно терла пятно, которое от моих потуг стало еще больше. И как обидно, на самом видном месте же!
  
  
  
  - Да ладно тебе! - успокаивала меня Маша. - Все равно придется замачивать в порошке. Походи пока так, а завтра постираешь у себя, просто у меня машинка не работает...
  
  
  
  Я обреченно опустила руки, чувствуя себя персонажем из какой-то малобюджетной комедии.
  
  
  
  Следующим пунктиком у Сивцевой стояло преобразить меня.
  
  
  
  Первым делом она собрала мои волосы в странный кривой пучок где-то около левого виска и усадила на стул с колесиками у себя в комнате. Напротив стоял письменный стол, который она полностью завалила разнокалиберной косметикой всех цветов и оттенков. И при этом улыбалась девушка немного безумно.
  
  
  
  Мне в первый раз в этом доме стало по-настоящему страшно, будто меня сейчас начнут пытать или что-то в этом роде...
  
  
  
  Намазав мне лицо двумя какими-то кремами ("чтобы кожу перед тоналкой увлажнить" - достойное объяснение), Маша нанесла мне на кожу толстый слой тонального крема. Как мне показалось совсем не моего оттенка кожи. По всей видимости, ей тоже так показалось, потому что она, недовольно поджав губы, начала фанатично выравнивать мне цвет с помощью пудры.
  
  
  
  То ли лучше все равно не становилось, то ли все-таки оставшись довольной проделанной работой, Маша оставила в покое, наконец, кисть из-под пудры и теперь затворнически начала открывать тени для век очень темных зеленых тонов.
  
  
  
  Я мысленно простонала, но вслух себе лишь позволила:
  
  
  
  - А может, что-то более светлое?
  
  
  
  - Молчи. Тебе понравится! - лаконично, ответила Сивцева.
  
  
  
  И она с упоением начала красить мне правый глаз. Сначала нанесла тени чуть ли не до бровей, после достала "удлиняющую" тушь, а под конец в ход пошли карандаши для бровей и глаз.
  
  
  
  По моему мнению, получилось что-то кошмарное, по мнению Марии: "просто шик!" Мне искренне не хотелось смотреть под конец в зеркало, я боялась, что буду всю жизнь после заикаться от увиденного.
  
  
  
  Как назло, она успела накрасить мне только один глаз, как неожиданно раздался звонок в дверь и одновременно ей позвонили на мобильник.
  
  
  
  - Это родители! - в шоке сообщила мне Маша, смотря на вибрирующий в ее руке телефон. - Что сказать, что сказать?! Они же запретили Ане и Нике уходить на ночь...
  
  
  
  - Скажи, что все нормально... Ника в ванне, а Аня, допустим, ушла в магазин...
  
  
  
  - Точно! - просипела бледная, как смерть Сивцева, дрожащими пальцами принимая вызов. - Иди пока, дверь открой. Это, наверно, соседка зашла, мама у нее блендер утром одалживала, он в прихожей на комоде стоит.
  
  
  
  Я изумленно на нее уставилась:
  
  
  
  - Что в таком виде?!
  
  
  
  Маша лишь раздраженно махнула на меня рукой и ласково заговорила в трубку:
  
  
  
  - Алло, привет, мам, как доехали?
  
  
  
  Я ее когда-нибудь точно убью!
  
  
  
  Злая как черт, непонятно как выглядящая, я поплелась в двери, проклиная весь этот мир. В прихожей схватив чертов блендер, я рывком открыла дверь и остолбенела. Мое сердце забилось как сумасшедшее. За дверью была далеко не соседка, а уже ранее знакомые мне люди.
  
  ========== Глава 20 ==========
   Злая как черт, непонятно, как выглядящая, я поплелась в двери, проклиная весь этот мир. В прихожей схватив чертов блендер, я рывком открыла дверь и остолбенела. Мое сердце забилось как сумасшедшее. За дверью была далеко не соседка, а уже ранее знакомые мне люди.
  
  
  
  В центре лестничной клетки стоял тот самый парень Сивцевой, доблестный Игорь Белов, а по бокам от него пристроились его лучшие друзья, а именно Максим Высоцкий собственной персоной и Леонид Верещагин. Все трое одинаково изумленно уставились на меня, от шока даже потеряв дар речи.
  
  
  
  И тут мне захотелось сдохнуть...
  
  
  
  - Вам чего? - не своим от удивления голосом спросила я, проклиная свою бестолковость. Нет чтобы сначала посмотреть в глазок, кто пришел!
  
  
  
  Первым в себя пришел Белов:
  
  
  
  - Ну, не чего, а кого... Эм, а Маша дома?
  
  
  
  - Она занята.
  
  
  
  Вышло немного грубее, чем я хотела. Повисла непродолжительная неловкая пауза, нарушил которую опять Игорь, уже настойчивее увещевая:
  
  
  
  - Так и мы никуда не торопимся.
  
  
  
  - Ну ладно... Она сейчас подойдет, проходите, - пробурчала я, впуская парней в дом, чувствуя себя при этом полной идиоткой. Больше всего на свете я желала провалиться от стыда сквозь землю.
  
  
  
  Макс, как назло, задержался в дверях, окинув долгим взглядом меня всю: начиная с прически - шишка на виске а-ля Мария, феерично накрашенного только одного глаза, живописного пятна на белой футболке, и заканчивая чертовым блендером у меня в руках.
  
  
  
  Сбылась моя очередная мечта идиотки. Думаю, что каждая девушка хотела бы предстать полностью измененной перед своим бывшим, чтобы он взглянул на нее с изумлением и понял, что потерял. Признаться, я тоже хотела... Но не так же! Получите и распишитесь, черт!
  
  
  
  - Ты, конечно, говорила, что не умеешь пользоваться косметикой, но не до такой же степени, - едко заметил Макс, сделав шаг вперед и закрывая за собой входную дверь. - Имидж меняешь?
  
  
  
  - Ну конечно, какой ты проницательный сегодня, - в тон ему хладнокровно ответила я, хотя внутри меня все дрожало. - Какими судьбами?
  
  
  
  - Я здесь с Игорем и не знал, что ты тоже тут, - сухо произнес Макс, всем своим видом показывая, что, будь его воля, ноги бы его здесь не было. - Он очень хотел увидеть Машу, мне пришлось пойти с ним.
  
  
  
  - Ммм... очень мило, ты так переживаешь за друга.
  
  
  
  - Что-то не так?
  
  
  
  - Да нет, что ты! Просто уж где-где, но здесь я тебя не рассчитывала повстречать. Такая прям случайность... мир и правда тесен.
  
  
  
  Высоцкий холодно на меня глянул:
  
  
  
  - Я уже сказал, что не знал, что ты здесь торчишь.
  
  
  
  - А знал бы не пришел? - иронично спросила я.
  
  
  
  - Дашунь...
  
  
  
  Меня тут же передернуло. Знает же, что меня это бесит.
  
  
  
  - ...мир не вертится вокруг тебя.
  
  
  
  Внутреннее раздражение во мне с каждой секундой всё возрастало. Естественно, он только "за компанию" сюда явился, и в нем вдруг проснулись дружеские порывы, которые до этого дремали в спячке. Уже не первый раз он мне "случайно" попадается...
  
  
  
  Молча наблюдавший за нашей пикировкой Игорь осторожно предложил:
  
  
  
  - Слушай, если что не так, мы можем...
  
  
  
  - Нет, все так, - я резко повернулась к Белову. - Идите пока в зал, Маша сейчас подойдет.
  
  
  
  Парни молча проследовали в гостиную, и весь мой огненный запал тут же сошел на нет. Мне нестерпимо захотелось в ту же секунду взять и уйти домой, просто... Просто такова моя идиотская защитная реакция: сначала до последнего спорить и кичиться, а после убежать далеко и надолго, зализывать задетое самолюбие.
  
  
  
  Я сделала пару глубоких вдохов.
  
  
  
  Надо успокоиться. Еще никогда мои вспышки ничем хорошим не заканчивались.
  
  
  
  В ванной, когда я, наконец, увидела себя воочию в зеркале, у меня случился микроинфаркт. Совсем неудивительно от чего так вытянулись лица парней при виде меня. Испугаться и правда есть чего: начиная с феерично накрашенного правого глаза, который больше сейчас напоминал здоровенный зеленый фингал, заканчивая аляповатым пятном на футболке.
  
  
  
  Чтоб мне еще раз согласиться на мастер-класс по мейк-апу от Маши!
  
  
  
  Хуже всего, конечно, был не сам этот макияж, который упорно в дальнейшем не хотел смываться, а то, что меня вот такой увидел Высоцкий! Вот последний человек, перед кем бы я хотела показаться в таком виде...
  
  
  
  В итоге мне так и не удалось до конца оттереть многочисленную краску с глаза, поэтому было сильно заметно, что правый глаз у меня гораздо ярче, чем левый.
  
  
  
  Не стоит и упоминать, что настроение у меня скатилось ниже плинтуса, да и чувствовала я себя ужасно выпотрошенной и несчастной, хотя еще утром с уверенностью могла сказать, что являлась самым счастливым человеком на Земле.
  
  
  
  Жизнь, она такая непостоянная штука...
  
  
  
  Высоцкий и компания явно никуда не торопились, прошло уже полчаса, и никто из них не ушел.
  
  
  
  Заперев дверь ванной комнаты, я тихо страдала и ждала, пока они все уйдут к черту, сидя на бортике ванны, невротично постукивая ногой по белому бортику, спина уже давно затекла от неудобного положения.
  
  
  
  Есть ли в этом мире что-нибудь печальнее одиночества? Пожалуй, нет. Однако сейчас я отдала бы все на свете, лишь бы остаться в своей комнате наедине с собой. Мне не хотелось никуда выходить, я бы осталась здесь на всю ночь. И я бы правда осталась, и никто бы никогда в жизни меня отсюда не выпер, но некстати зазвонил мой телефон, о чем мне сообщила Мария, бешено забарабанив, как при пожаре, по двери.
  
  
  
  В такое время звонить мне может только мама.
  
  
  
  Ставшее привычным смутное беспокойство, терзающее меня, когда дело касалось семьи, заставило открыть подруге дверь.
  
  
  
  Маша окинула меня долгим недовольным взглядом, передавая телефон:
  
  
  
  - Ты там что, утопиться решила? Выходи к нам! И зачем ты макияж смыла? Тебе так хорошо было, я бы закончила его быстро.
  
  
  
  - Почему ты мне не сказала, что сюда заявится Высоцкий? - прошипела я, забирая телефон, который сразу перестал звонить. Как мне везет! В пропущенных и правда высветилась мама.
  
  
  
  Сивцева рассеянно повела плечами, мыслями находясь явно не со мной:
  
  
  
  - Да я сама не знала, что он придет.
  
  
  
  - Так выгони его!
  
  
  
  - Как ты себе это представляешь?
  
  
  
  Представляла я это и правда неважно, но зато живо вспомнила его насмешливое выражение лица и реплики насчет моего внешнего вида.
  
  
  
  - Молча, - огрызнулась я. - Как пришел, так пусть и уйдет.
  
  
  
  Мария будто и не слышала меня, постоянно оборачиваясь к залу, где слышались веселые голоса парней.
  
  
  
  - Ты меня слышишь?
  
  
  
  - А? - девушка, наконец, перевела рассеянный взгляд на меня. - Да... короче выходи к нам, трусиха. Кого ты боишься?
  
  
  
  Я молча задохнулась от возмущения: кто это боится?! Я боюсь?!
  
  
  
  В моей руке вновь требовательно зазвонил телефон, именно это и помешало мне сказать пару ласковых своей подруге. Пока я терпеливо объясняла маме, что со мной все хорошо, что голова на месте и даже не болит, Маша успела свинтить в зал. Клятвенно заверив маму, что я себя хорошо чувствую и не забываю пить таблетки и брызгать горло спреем, я нажала на отбой и уже хотела вернуться в ванную комнату, но меня остановил насмешливый голосок внутри меня.
  
  
  
  Со стороны, наверно, кажется, что я и правда боюсь этой встречи... Хотя почему кажется? - так оно и есть по большому счету.
  
  
  
  В зал я вошла, как на иголках, напряженная и с каменным лицом. Сколько внутренних сил я убила, чтобы заставить себя это сделать. При моем появлении в помещении воцарилась тишина, каждый неожиданно счел своим долгом бросить на меня осторожный взгляд, будто я не девушка пятнадцати лет, а маньяк со стажем, недавно вышедший из тюрьмы. Один только Высоцкий, мимолетом на меня взглянув, иронично вставил:
  
  
  
  - Долго же ты смывала этот ужас.
  
  
  
  Маша тут же встрепенулась на коленках у Игоря:
  
  
  
  - Ничего не ужас! Ничего ты не понимаешь, презренный, молчи.
  
  
  
  - Машунь, - ласково обратился к подруге Макс, - ладно, вы только дома постигаете азы макияжа, но не смей ее так в школу накрасить. У меня, может, и иммунитет, а об остальных людях ты подумала?
  
  
  
  Полный Леня захохотал как придурошный и все расплылись в улыбках, больше от его идиотского смеха, чем от слов Высоцкого.
  
  
  
  Мне нестерпимо захотелось чем-нибудь в них швырнуть: в одного, чтобы перестал ржать, а во второго, чтобы вообще перестал свой рот открывать. Я понимала, что макияж и общее мое появление в дверях были фееричны, но кто ему дал право меня критиковать?! Мы расстались!
  
  
  
  Я ограничилась хмурым взглядом в его сторону, и холодно заметила:
  
  
  
  - О, я как посмотрю, ты уже начал разбираться в женском туалете (ты, урод!), но боюсь, что я в твоих бесценных советах не нуждаюсь (и вообще оставь меня в покое, я не твоя девушка, чтобы мне указывать!).
  
  
  
  Макс нагло улыбнулся:
  
  
  
  - Ну, это не новость.
  
  
  
  Внезапно опять раздалось идиотское смехоподобное хрюканье Лени, которого, по всей видимости, насмешило слово "туалет". Это начинало раздражать, и, по всей видимости, не меня одну. Игорь тоже начал медленно выходить из себя:
  
  
  
  - Да ты заткнешься сегодня или нет? Задрал уже, ржешь как укуренный конь.
  
  
  
  Круглое лицо Лени приобрело крайне тупое выражение, он явно разрывался между обидой и желанием поржать над "укуренным конем".
  
  
  
  - Он в гостях всегда перевозбуждается, не обращайте внимания.
  
  
  
  А вот сейчас точно обиделся...
  
  
  
  Я по-прежнему нерешительно замерла в проеме гостиной, не зная, куда себя деть. В комнате было два пухлых дивана (один персикового цвета в цветочек, другой из кожа-заменителя, ядовито-желтого цвета - даже здесь оригинальность), на одном сидел Игорь с Машей на коленях, рядом с ними разместился, теперь уже с постным лицом, обиженный Леня. А на другом, нагло развалившись, расположился Макс, мне не хотелось с ним садиться, но других мест не было, а стоять на ногах, когда все сидят, было глупо.
  
  
  
  - Ну, рассказывай, как жизнь? - равнодушно спросил меня Высоцкий, как только я неохотно приземлилась рядом с ним на краешек дивана.
  
  
  
  Я быстро глянула на его прямо-таки умиротворенное лицо. Спросил так, как могут спрашивать только люди, которым совершенно безразличен ответ оппонента, поэтому отвечала я с не меньшим "энтузиазмом":
  
  
  
  - О, все прекрасно, по мне разве не видно?
  
  
  
  Макс выразительно посмотрел на ужасное рыжее пятно на моей футболке.
  
  
  
  - Еще бы, сразу видно наслаждаешься жизнью, плюешь на стиль. Так держать.
  
  
  
  Вот урод...
  
  
  
  - Раньше ты хоть как-то следила за своей внешностью. На мой вкус, конечно, и тогда было не...
  
  
  
  - Мне не интересно твое мнение!
  
  
  
  Не знаю почему, но меня очень задела его насмешливая оценка моей внешности. Поскорее бы этот ужасный вечер закончился!
  
  
  
  - М-да... как приятно с тобой общаться, однако. Добрее надо быть, Даш, и мир улыбнется в ответ.
  
  
  
  "О, заткнись!".
  
  
  
  Говорить с ним и дальше в таком тоне не было ни малейшего желания. От нечего делать я перевела взгляд на диван напротив: Леня так и сидел, скуксившись, с полным равнодушием копаясь в своем телефоне. Судя по глубоко залегшийся морщинке на лбу, ему тоже уже не терпелось отсюда свалить.
  
  
  
  Рядом с ним Игорь с Машей уже не просто сидели в обнимку: рука Игоря проворно забралась под легкую кофту Сивцевой и легко поглаживала ее спину. Маша уже не сидела на его руках, а немного сместилась на бок, так что только ее ноги до сих пор оставались на его коленях, обхватила ладонями его лицо. Парочка самозабвенно целовалась, казалось, напрочь позабыв про все на свете.
  
  
  
  Мне стало ужасно неловко, будто я наблюдала что-то слишком личное и сокровенное, явно не предназначенное для чужих глаз. Покраснев, я перевела взгляд в строну и столкнулась с крайне довольными серыми глазами Высоцкого.
  
  
  
  - Жарковато здесь, а?
  
  
  
  Я опустила голову и ничего не ответила.
  
  
  
  - Им только номер осталось снять... - усмехнулся парень. - Эй, вообще-то мы все еще здесь! - громче добавил парочке Макс.
  
  
  
  - Завидуй молча, - на мгновенье оторвался от губ девушки Игорь.
  
  
  
  Я нервно поелозила на диване, с каждой секундой мне становилось все не по себе. Очень это странно с бывшим парнем наблюдать за страстными поцелуями влюбленной пары. Макс же казалось, наоборот, находил это крайне забавным и теперь смотрел на них с ироничным интересом.
  
  
  
  Вот же вуайерист...
  
  
  
  - Ну... ты... как закончил четверть? - бессвязно спросила я, чтобы хоть что-то сказать.
  
  
  
  - А?
  
  
  
  Высоцкий неохотно оторвался от созерцания пары, и равнодушно на меня взглянул.
  
  
  
  - Неплохо.
  
  
  
  - Ммм...
  
  
  
  - А ты?
  
  
  
  Я нервно хохотнула. Кто бы мне еще час назад сказал, что я буду сидеть в запачканной футболке перед целующейся парой и непринужденно при этом вести разговор с бывшем парнем об учебе.
  
  
  
  - Как всегда.
  
  
  
  - Ну, да... - задумчиво протянул Макс. - Я и забыл, что ты у нас отличница и пай-девочка.
  
  
  
  - Пфф...
  
  
  
  Я по-прежнему сидела с низко опущенной головой и бездумно пялилась на свои пальцы, в которых меня всегда сильно раздражала форма ногтей - какая-то непонятная овало-подобная лопата, макушкой головы ощущая пристальный взгляд парня, который почему-то больше не глазел на соседний диван.
  
  
  
  - Знаешь, а ты изменилась...
  
  
  
  Что-то в его голосе заставило меня отнять взгляд от своей несовершенной формы ногтей.
  
  
  
  - Думаешь?
  
  
  
  Высоцкий выглядел непривычно серьезным. Совсем как в тот день...
  
  
  
  - Да. Любовь еще и не то может.
  
  
  
  Я ощутимо вздрогнула - "как он?!..".
  
  
  
  - Что?..
  
  
  
  - Ты влюблена, - хмыкнул Макс, - это очевидно. Я это понял еще тогда, но сейчас это так сильно бросается в глаза. Мне просто интересно, кто он?
  
  
  
  Тут мне стало совсем не по себе. Откуда, черт возьми, в нем сегодня такая проницательность?! И какое он вообще имеет право такое мне говорить?!
  
  
  
  - Ты ошибаешься, - холодно бросила я. Врать я не умела, но на этот раз вышло правдоподобно. - И даже если бы это было и так, то боюсь, это уже давно не твое дело. Не суй свой нос в мои дела!
  
  
  
  Глаза Высоцкого медленно потемнели:
  
  
  
  - На полтона сбавь, малыш, твои-мои дела начались, еще когда мы встречались. Еще тогда у тебя кто-то появился, я знаю... Все эти твои "дополнительные" якобы, задержки. Поэтому ты мне ответишь! Мне наставили рога, и я имею право лезть в "твои" дела, маленькая лгунья.
  
  
  
  - У тебя мания преследования, - едко ответила я, стараясь не выдать участившегося сердцебиения. - Так разговаривать будешь со своей Шевченко, понял?
  
  
  
  - Своей? Вот оно женское нутро. Не поздно ревновать?
  
  
  
  Макс выглядел до одури самодовольным.
  
  
  
  - Да иди ты!
  
  
  
  Видимо мой крик отвлек соседнюю парочку на диване. Всполошившись, немного растрепанная Маша хрипло поинтересовалась:
  
  
  
  - Вы чего раскричались?
  
  
  
  Я раздраженно повела плечами, переводя взгляд в сторону.
  
  
  
  - Да вот, разговариваем про Дашины вечные "дополнительные" после уроков, - холодно пояснил подруге Высоцкий. - Не бережет себя прямо, все учится и учится...
  
  
  
  Мария смущенно поправила сбившуюся прическу, бросая влюбленные взгляды на Игоря, и рассеянно ответила:
  
  
  
  - Вот и я ей говорю, что уже на человека не похожа со всеми этими дополнительными по математике. Это же свихнуться можно, каждый божий день по три часа...
  
  
  
  Макс резко повернул к ней голову:
  
  
  
  - По математике? - недоуменно переспросил он, перебив Сивцеву на полуслове.
  
  
  
  Я явственно почувствовала, как кровь медленно сходит с моего лица.
  
  
  
  - Ну да, она же у нас любимица Александра Владимировича, вот он с ней и занимается, - равнодушно пожала плечами Маша, явно не понимая, что его так удивило и что так сильно озаботило меня. - Почти каждый день остаются. Нет, я бы тоже попробовала остаться на эти дополнительные, как-никак ГИА, надо подтянуться бы... но у нас только консультации по вторникам, он отказывается проводить отдельные репетиторства у еще кого-либо. Вечно так... только любимчики в фаворе.
  
  
  
  Я мысленно успела расчленить Сивцеву три раза: о, Господи, как это звучит со стороны!
  
  
  
  - Да, - вдруг поддержал подругу Игорь, выпрямляясь на диване, - кстати, я тоже в прошлом году хотел с ним заниматься, но он меня послал...
  
  
  
  Высоцкий все с возрастающим интересом слушал новые подробности, на лице была тонкая улыбка, но по ней было сложно что-либо сказать.
  
  
  
  - Как интересно получается... Даш, а чем вы занимаетесь на этих дополнительных?
  
  
  
  "Чтоб ты сдох!".
  
  
  
  - Представь себе, математикой.
  
  
  
  - Да?
  
  
  
  - Да!
  
  
  
  - Забавно...
  
  
  
  Я взглянула на него, не скрывая отвращения:
  
  
  
  - Что тебе кажется забавным? Я тебе уже говорила когда-то, что поступаю на эконом, и мне нужны эти репетиторства.
  
  
  
  Высоцкий вдруг резво поднялся на ноги, задумчиво нахмурив брови:
  
  
  
  - Ладно, ребят погнали, мы и так задержались.
  
  
  
  Леня с полной готовностью тяжело поднялся с дивана, с мрачным удовольствием убрав телефон в карман. Игорь скорчил недовольную гримасу и опять потянулся к губам Маши. Я, полная плохих предчувствий, сузила глаза. С чего вдруг такая спешка?..
  
  
  
  Через долгих для меня и скоротечных для Маши пять минут дверь за незваными гостями была закрыта на замок. Сивцева выглядела одухотворенно, я была полной ее противоположностью - мрачная и дерганная, очень не понравился мне прощальный взгляд Высоцкого...
  
  
  
  666
  
  
   nbsp;
&
&
&
  На следующий день, чуть забрезжил рассвет, я, уже полностью собравшись, застыла у входной двери, прощаясь с подругой.
  
  
  
  - А чего ты так рано? - зевнула Сивцева, потягиваясь. - Осталась бы чай попить.
  
  
  
  "Спасибо, напилась".
  
  
  
  Я скривила губы в неправдоподобной улыбке и покачала головой:
  
  
  
  - Дома попью, мама с ночного дежурства вернется скоро, надо бы прибраться и приготовить что-нибудь.
  
  
  
  - Ясно... Круто посидели, да? Нужно будет повторить.
  
  
  
  Я мысленно содрогнулась. Еще одного такого "крутого" вечера точно не переживу!
  
  
  
  - Ага, как-нибудь в следующий раз...
  
  
  
  Распростившись с Машей, я быстрым шагом направилась напрямик в сторону дома, поплотнее кутаясь в неудобное пальто. Мартовское раннее утро было холодным, солнце еще не до конца встало и совсем не дарило тепло.
  
  
  
  Спала я плохо, и дело было совсем не в том, что я в принципе плохо сплю в чужих домах, а скорее в том, что всю ночь меня мучила странная тревога. Была ли она вызвана внезапным интересом Высоцкого, связанного с дополнительными по математике, или просто моим крайне туманным будущим, которое я совсем не могла предсказать? Я не знала, что конкретно во мне рождает тревожные мысли, просто было не по себе, будто бы скоро должно произойти что-то плохое...
  
  
  
  И дай Бог, чтобы это мое состояние было вызвано только болезнью и неприятным разговором с бывшим парнем.
  
  
  
  Полная грустных мыслей, я незаметно для самой себя дошла до своего дома, совсем не помня дорогу и то, как я шла. Опять начала побаливать голова... не к добру.
  
  
  
  Проходя мимо скамеек к подъезду, я боковым зрением увидела, что кто-то поднялся вслед за мной со скамьи.
  
  
  
  - Даша? - окликнул меня чуть сиплый мужской баритон.
  
  
  
  Какой знакомый голос. Я молча обернулась на зов и чуть не лишилась дара речи, увидев перед собой до боли знакомое лицо. Лицо, которое я уже не видела, как лет семь.
  
  
  
  - Папа! - изумлению моему не было предела.
  
  
  
  Он почти и не изменился: те же теплые карие глаза, которые передались и мне, тот же нос с горбинкой и глубоко пролегающие надо лбом трещины морщин, те же педантично коротко подстриженные темные волосы, правда, по вискам уже тронутые сединой. Время берет свое, и на лице у него стало больше морщин, и во взгляде появилась утомленность, которой раньше не было.
  
  
  
  - Что, не признала старика? - усмехнулся отец.
  
  
  
  Не помня себя, я кинулась в его крепкие объятья и зарылась носом ему в плечо, вздрагивая, как маленькая девочка. Отец нежно гладил меня по голове, целуя в макушку. И будто бы не было этих долгих семи лет, будто и не было моих слез в подушку, будто и не я кричала в порыве ярости, что ненавижу его всем сердцем, будто и не я проклинала его на протяжении всех этих семи лет. Я и вправду думала, что ненавижу этого человека всем сердцем. Сколько боли он мне принес, из-за него я явственно ощутила на себе, что это значит, когда тебя бросают.
  
  
  
  А сейчас...
  
  
  
  Вот этот человек, который принес мне столько страданий - Абрамов Григорий Борисович. Вот только обида и ненависть ушли, Господи, как же я скучала! Детская любовь - дело такое... Смешно, а когда-то я серьезно придумывала, как встречу его однажды и все ему выскажу.
  
  
  
  Сейчас я не готова была ничего высказывать, я просто плакала и сильно дрожала, крепко сжимая пальцами его кожаную куртку, будто боялась, что он может уйти. А он также нежно поглаживал меня по голове, успокаивая прямо, как в детстве.
  
  
  
  - Ну, полно-полно, Даша, все хорошо.
  
  
  
  Успокоиться я не могла, все всхлипывала и сотрясалась от рыданий. Плотина, которую я выстраивала в себе многие-многие годы, наконец, прорвалась.
  
  
  
  - Взрослая уже такая стала, а плачешь, как маленькая... Холодно здесь, милая, пойдем-ка в дом зайдем, холодная вся же!
  
  
  
  - Ты правда-правда пришел?
  
  
  
  Более глупого вопроса я просто не могла задать, но успокоить меня можно было только ответом на него.
  
  
  
  - Правда-правда, - заверил меня отец.
  
  
  
  Как в тумане мы добрались до квартиры, в доме никого не было. Почему-то вдруг устыдившись своих слез, я юркнула в ванную, отец пошел на кухню. Немного успокоившись, я умылась холодной водой и прошла на кухню, где мужчина с интересом разглядывал прицепленные магнитиками на холодильник рисунки Леши.
  
  
  
  - Какая ты стала красавица! - перевел на меня взгляд папа.
  
  
  
  Я тут же смущенно потупила глаза.
  
  
  
  - И выросла-то как! Как же я тебя давно не видел. Помню, маленькая такая была же, все врачом стать хотела...
  
  
  
  - Ну, то в детстве, - хрипло после слез произнесла я, садясь на краешек стула. - Ты и в самом деле пришел?
  
  
  
  Опять задала тупой вопрос, не веря в происходящее.
  
  
  
  Отец сел напротив меня и мягко улыбнулся:
  
  
  
  - В самом деле, милая.
  
  
  
  - Тебя так долго не было... - сбивчиво начала я, нервно дергая за ремешок от пояса пальто, которое так и не сняла. - Почему ты ушел? Почему ты нас бросил?
  
  
  
  Мужчина отвел взгляд от моих покрасневших глаз, тяжело вздохнул. Видимо, ему нелегко было прийти сюда, нелегко опять смотреть мне в глаза, и я хорошо понимала, каких трудов ему стоил этот разговор.
  
  
  
  - Это сложно... Я знаю, что виноват, очень виноват перед тобой и Лешей. Знаю, что ты меня можешь никогда не простить. Понимаю, что ты чувствуешь, но, милая, иногда в жизни двух людей происходит раскол... Твоя мама...
  
  
  
  - Я не понимаю, - уже более окрепшим голосом, сказала я. - Если ты ушел от мамы, то почему бросил еще и меня с Лешей?
  
  
  
  - Милая...
  
  
  
  - Разве мама запрещала нам видеться?!
  
  
  
  Отец опять тяжело вздохнул:
  
  
  
  - Как же я виноват...
  
  
  
  Он повторяется.
  
  
  
  Я не знала, что еще сказать. Как вообще можно нападать на человека, который уже признал свою вину? Мне вдруг стало совестно, ведь я же не знаю, что толкнуло его на такой шаг...
  
  
  
  Обсуждать прошлое было неприятно и ему и мне. Было и было, прошлого не воротишь.
  
  
  
  - Ладно, ладно, не важно. Как ты? Где ты живешь? - мне было интересно все.
  
  
  
  У мужчины облегченно опустились плечи, видимо, он не ожидал такого быстрого конца допроса с пристрастием.
  
  
  
  - Я живу и работаю сейчас в Ярославле, - охотно поделился он.
  
  
  
  - А что делаешь в Москве?
  
  
  
  - Здесь я по работе, выполняю один заказ. Работаю сейчас главным архитектором в одной фирме.
  
  
  
  - Это здорово, - улыбнулась я. - Не хочешь чай?
  
  
  
  - С удовольствием.
  
  
  
  Пока я ставила чайник и возилась с заваркой, отец мне рассказал, что в Москву приехал не только из-за заказа, но и из-за меня с Лешей. Что он теперь хочет иметь крепкую и дружную семью. Поведал, о том, что сейчас встречается с одной женщиной, что у нее есть дочь, почти моя одногодка и у них вроде все серьезно.
  
  
  
  - И как ее зовут? - спросила я, ставя перед ним чашку чая. Меня неприятно резанули слова о другой семье, но я справилась с собой. - Давно вы вместе?
  
  Отец искрился во время всего рассказа, видимо, обрадовался, не ожидая от меня такой снисходительной реакции на все. И сейчас с энтузиазмом сообщил:
  
  
  
  - Ее зовут Юлия, познакомились мы с ней год назад. Золотая женщина, она тебе понравится.
  
  
  
  Я криво улыбнулась, не понимая, к чему он клонит.
  
  
  
  - Ну, раз ты так говоришь...
  
  
  
  - Я хочу тебя с ней познакомить. Она приедет с дочерью на следующей неделе в выходные.
  
  
  
  - Зачем?
  
  
  
  - Как? - растерялся отец. - Я же сказал, что хочу восстановить семью. Хочу, чтобы все было по-прежнему.
  
  
  
  Неужели он и правда хочет, чтобы я переехала к нему? Я подняла на него сожалеющий взгляд:
  
  
  
  - Как раньше, уже не будет.
  
  
  
  - Я понимаю, что очень вин...
  
  
  
  - Ты не понял. Я не брошу маму.
  
  
  
  Мужчина резко осекся. Повисла неприятная пауза.
  
  
  
  - Милая, никто и не хочет, чтобы ты бросала свою маму, - осторожно начала отец, - вы будете видеться. Это пойдет на благо и ей, и тебе.
  
  
  
  Мне резко перестал нравиться этот разговор.
  
  
  
  - Какое-такое благо?
  
  
  
  - Я же тебе говорю, что начал очень хорошо зарабатывать. Подумай, сможет ли Лена поднять двух детей на своей зарплате?
  
  
  
  Я сузила глаза. Обстановка домашнего уюта разбилась вдребезги.
  
  
  
  - Вот как ты заговорил? - я готова была понять, из-за чего он нас оставил, могла понять его желание обрести новую семью, но вот чего я точно не понимала, так это меркантильное отношение к семье. - Все эти семь лет, как видишь, она поднимала нас одна на ноги, без чьей-либо помощи. И ни разу я не слышала, чтобы она плакалась из-за плохой жизни.
  
  
  
  Отец серьезно на меня посмотрел:
  
  
  
  - Скажи мне, а счастлива ли она? Давно ли была на отдыхе?
  
  
  
  Я вздрогнула, как от пощечины, вмиг растеряв весь свой запал, ощутив себя маленькой, пристающей с тупыми вопросами к взрослому. Я прекрасно знала, каких трудов ей стоит тянуть меня и брата...
  
  
  
  Пауза затягивалась, мужчина тяжело поднялся на ноги:
  
  
  
  - Милая, я знаю, как для тебя это все сейчас сложно... Я как снег на голову, но подумай над моим предложением. И мое предложение насчет следующих выходных в силе. Я буду счастлив познакомить тебя с Юлей.
  
  
  
  Крепко поцеловав меня в лоб, отец тихо вышел из дома, неслышно закрыв за собой дверь, оставив меня наедине с собой в смешанных чувствах.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Весенние каникулы стали самыми худшими каникулами за всю мою жизнь.
  
  
  
  Всю неделю я просидела дома, больная с температурой и грызущим разнообразным амбре внутри. Мне было и совестно, и страшно, и печально, и просто никак...
  
  
  
  Я не рассказала маме про возвращение отца. Просто не смогла. Да и как я могу ей сказать, глядя в глаза, что видела человека, испортившего ей жизнь и мало того, что обрадовалась этому, так еще и пригласила его в дом? Бог знает, как мне было перед ней совестно, да так, что я даже не могла поднять на нее глаза. Слава Богу, она списала мое странное поведение на болезнь.
  
  
  
  Мало того, что я мучилась угрызениями совести, так я еще и не знала, что мне делать с вновь объявившимся отцом. Я испытывала к нему смешанные чувства и не знала, как быть дальше...
  
  
  
  Ко всем этим переживаниям прибавились страхи перед новой учебной четвертью, хотя скорее паническим ужасом перед встречей с Александром Владимировичем. Могла ли я считать, что теперь у нас отношения? Или... или же нет? Я боялась, что он скажет, что это все было банальной ошибкой. Ну, черт попутал и все такое...
  
  
  
  Господи, такого сумбура в моей жизни не было еще никогда!
  
  
  
  Со всеми этими переживаниями я загнала себя до предела, и не было ничего удивительного в том, что на следующий день после встречи с отцом у меня поднялась температура под сорок. Мама все-таки вызвала врача, который поставил "страшный" диагноз - ОРВИ.
  
  
  
  Проболела я все каникулы и пошла на поправку только к выходным. В запасе у меня было только воскресенье на то, чтобы собраться с мыслями перед новой четвертью.
  
  
  
  Мои мрачные предчувствия чего-то плохого оказались верными...
  
  
  
  ***
  
  
  
  Понедельник новой учебной четверти выдался облачным. Казалось, еще чуть-чуть, и низкие белесые облака обрушат на город снежные хлопья. Надо ли говорить, что было холодно?
  
  
  
  В школу я собиралась, как на похороны, по крайней мере, настроение было мрачнее мрачного, и я только на выходе из дома осознала, что одета во все черное. Как смерть или гот какой-то... Шагая по улице, сдобренной белоснежным снегом, я чувствовала себя черной вороной.
  
  
  
  В первый день занятий, на первый урок явился почти весь класс. Удивительно. Скорее всего, просто из-за боязни новоявленного строгого классного руководителя. Я так и не знала, кого нам поставили...
  
  
  
  Маша нагнала меня на входе в класс истории. Выглядела она, как всегда, свежо в своем голубом приталенном свитере, который отлично контрастировал с ее темными волосами.
  
  
  
  - Ты уже знаешь, кто у нас будет новым классным руководителем? - запыхавшись, спросила Маша. - Наталья Эдуардовна, да?
  
  
  
  Я, флегматично покачав головой, шагнула в класс:
  
  
  
  - Понятия не имею, если честно...
  
  
  
  - Да, по-любому, она!
  
  
  
  Вместе мы прошли за свое привычное место за второй партой третьего ряда, но она неожиданно оказалась занятой.
  
  
  
  - А ты что здесь забыл? - удивленно спросила Маша, неодобрительно глядя на худого паренька за нашим местом. - Здесь вообще-то урок у 9 "б"!
  
  Вопрос ее не был лишен смысла, так как этот худенький угловатый паренек нам был давно знаком. Звали его Егоров Федор, и учился он в параллельном гуманитарном классе, а не в нашем физико-математическом.
  
  
  
  Федя поправил костлявой рукой съехавшие очки (до этого он, сильно наклонившись над партой, читал книгу), и спокойно ответил:
  
  
  
  - Вообще-то с сегодняшнего дня я тоже ученик 9 "б".
  
  
  
  - Тебя что, выгнали с гуманитария, раз ты пришел в наш ад? - усмехнулась Сивцева, для которой точные науки и правда были сложны.
  
  
  
  Федя тут же гордо выпрямился:
  
  
  
  - Никто меня не выгонял, я сам захотел перейти.
  
  
  
  - Да? Странный ты какой-то... из огня да в полымя. В любом случае, это наше место, пересядь, пожалуйста.
  
  
  
  Федор глупо моргнул, переваривая слова Маши и уже как-то резко дернул рукой, чтобы собрать свои вещи, как я ощутимо пихнула Сивцеву в бок и бросила ему:
  
  
  
  - Да, ладно, мы пересядем, ничего страшного.
  
  
  
  Подруга недовольно засопела, схватившись за ушибленный бок, но все же села со мной за третью парту.
  
  
  
  - Меня зовут Федя, - тут же повернулся к нам парень.
  
  
  
  - Я в курсе, - ядовито прошипела Сивцева.
  
  
  
  - Даша, - представилась я, хотя тоже понимала, что он знает, как меня зовут. - А это Маша.
  
  
  
  Егоров был явно задет недружелюбным приветствием Марии, но вида старался не подать:
  
  
  
  - Вы уже решили, какие дополнительные предметы на ГИА будете сдавать? - с энтузиазмом спросил он, видно было невооруженным взглядом, что он страстно желает с кем-нибудь пообщаться.
  
  
  
  Я почему-то прониклась странной жалостью и симпатией к этому худому пареньку в очках.
  
  
  
  - Обществознание и историю.
  
  
  
  Нереально голубые огромные глаза парня, которые казались еще больше из-за толстых линз очков, удивленно расширились:
  
  
  
  - О, так я тоже! Хочу пойти на экономиста... а ты?
  
  
  
  - Да-да, я тоже на него иду.
  
  
  
  Симпатия к этому пареньку все увеличивалась и увеличивалась. У нас были похожие интересы, многих это раздражает, а мне гораздо легче общаться с человеком, похожим на меня.
  
  
  
  - Удивительно просто совпало, - скороговоркой пробормотал Федя. У него вообще была странная привычка быстро говорить, глотая слова. - Говорят, у вас очень сильный математик, с ним почти все сдают на отлично. Я перевелся из гуманитария в физмат, только чтобы нагнать нужный уровень знаний, у вас гораздо больше часов точных наук... Да и вообще, наверное, будет странно, если я после гуманитария поступлю на "экономический". Жалко, конечно, что гуманитарные уроки у вас сокращены, я вообще люблю литературу очень.
  
  
  
  Я вполне искренне ему улыбнулась:
  
  
  
  - У нас ушла учительница по русскому, она была неважной, надеюсь, новый учитель приятно порадует. Тоже люблю литературу.
  
  
  
  - Неважной? - переспросил Федя, видимо, не понимая, как учитель может быть "неважным". - В каком смысле?
  
  
  
  - В прямом. Кошмарной она была, - ответила ему Маша. - Вела ужасно, орала много, всем неуды ставила, родителям почти каждый день звонила, больная... Фух, как хорошо, что она ушла!
  
  
  
  Я иронично на нее взглянула:
  
  
  
  - Не помню, чтобы она моей маме звонила.
  
  
  
  - Ты чертова пай-девочка, потому и не звонила...
  
  
  
  - Прогуливала бы ты меньше, до твоих бы тоже не докапывалась.
  
  
  
  - Отстань, мамочка.
  
  
  
  Федя с интересом наблюдал за нашей пикировкой:
  
  
  
  - А давно вы дружите?
  
  
  
  - Класса с пятого, как я сюда перевелась, - Маша, казалось, тоже оттаяла и теперь вполне нормально разговаривала с ним. - У тебя свой цвет глаз или линзы?
  
  
  
  - Свой, - Федя глупо моргнул.
  
  
  
  Сивцева нагнулась через парту и внимательно вгляделась в его глаза:
  
  
  
  - Мне бы такие... очень красиво, прямо голубые-голубые!
  
  
  
  Тут прозвенел звонок на урок и Федор отвернулся, я явственно заметила, что щеки у него предательски покраснели. По лукавой усмешке Машки я поняла, что она тоже это заметила.
  
  
  
  В класс светлым метеором из пышных волос влетела учительница. И тут же раздала нам всем проверочную работу на листках, наказав сделать к концу урока, и была такова, вновь куда-то смывшись.
  
  
  
  Я кропотливо взялась за работу, радуясь тому, что могу, не опасаясь, листать учебник, все равно учительницы нет. Маша же тыкнула ручкой в спину Феде (он бедный чуть со стула не слетел) и когда тот ошарашенно обернулся, завязала с ним свою привычную болтовню обо всем на свете. Краем уха, слушая их переговоры, я все с большей и большей симпатией относилась к Феде, тот оказался очень эрудированным и мог поддержать беседу и про Панамский перешейк, и про английские рок-группы, и даже про новые сезоны дебильных сериалов, которые смотрит Сивцева. Уважение мое усилилось, когда подняв на него глаза, я увидела, что между тем рассуждая про нравы английских домов, он со знанием дела пишет проверочную работу.
  
  
  
  Это достойно аплодисментов. Даже я не могла совмещать нудение Маши и работу!
  
  
  
  За пять минут до звонка Федор галантно предложил Сивцевой списать со своего листка. Предложил он это и мне, но это было ниже моего достоинства - опускаться до того, чтобы у кого-то списывать.
  
  
  
  Мы с Марией переглянулись и твердо сошлись на том, что новый одноклассник нам обеим пришелся очень даже по вкусу.
  
  
  
  - Теперь у меня есть два ботаника под боком, - весело заметила подруга.
  
  
  
  Прозвенел звонок, и в дверь быстро шмыгнула наша вечно куда-то спешащая учительница истории, которая по совместительству также являлась и завучем, поэтому часто была занята и оставляла класс без присмотра.
  
  
  
  - Сидеть! Никто не расходится! - с ходу крикнула она, несколько парней уже было собирались проскочить на выход, но уныло опустились обратно за парты. - У меня для вас объявление.
  
  
  
  Со всех сторон класса послышалось недовольное мычание, ведь обычно объявление состояло из сообщения про очередную внутри-школьную проверочную контрольную из-за приближения ГИА.
  
  
  
  Маша опять недовольно засопела и тихо мне прошептала:
  
  
  
  - Я сейчас сдохну здесь...
  
  
  
  - Тихо! - опять крикнула завуч. - Послушайте короткое объявление и будете свободны.
  
  
  
  Класс тут же в ожидании притих.
  
  
  
  - Все вы знаете, что ваша классная руководительница Марья Алексеевна ушла от нас...
  
  
  
  - ...в мир иной, - хохотнул какой-то остряк с последней парты, и весь класс жиденько засмеялся.
  
  
  
  - Так, Семенов, еще слово и ты у нас отправишься... не в мир иной, а в директорский кабинет, понял? - осадила парня учительница. - В общем, вам уже назначили нового классного руководителя.
  
  
  
   В классе прекратился гул, все жадно смотрели на завуча, я тоже безучастно за компанию взглянула, хотя мне было все равно.
  
  
  
  - Что, интересно стало? - злорадно усмехнулась женщина. - Так вот знайте, что с этого дня и до самого вашего выпуска вашим классным руководителем будет Александр Владимирович.
  
  
  
  По классу волной прошел общий вздох изумления.
  
  ========== Глава 21 ==========
   Александр Владимирович стал классным руководителем 9 "б"! - эта новость разлетелась по школе, словно бомба. На уроках одноклассники бурно делились впечатлениями и мыслями по этому поводу. Казалось, что это известие не оставило равнодушным никого.
  
  
  
  В основном радовалась этому женская половина, да и несколько немногочисленных хорошистов нашего класса. Более сообразительные прогульщики и тунеядцы, наоборот, впали в траур, ведь пришел конец их беззаботной жизни. Александр Владимирович очень строго относился к дисциплине, поэтому здесь уже не смотаешься со скучных уроков.
  
  
  
  В смешанных чувствах приняла эту новость и Маша.
  
  
  
  - Нет, конечно, здорово, что он стал нашим руководителем и все такое, но блин, он же еще строже двух Марь Алексеевн вместе взятых! - обеспокоенно поделилась своими мыслями подруга на перемене после третьего урока. - Представь этот ужас: никаких пропусков, опозданий и не сделанной домашней работы!
  
  
  
  Я уныло подперла рукой голову и не знала, что сказать, сидевший рядом со мной Федя (который не понятно, как, но очень органично вписался в наш "дуэт") тут же встрял, явно убежденный в своих словах:
  
  
  
  - По-моему, не так уж и плохо. Да и учитель он, говорят, очень талантливый.
  
  
  
  - Неплохо для вас, ботаников! - фыркнула Сивцева, перекладывая ногу на ногу. - А для нормальных людей спокойная жизнь закончилась.
  
  
  
  "Спокойная жизнь закончилась" - черт, как верно!
  
  
  
  Сама я приняла эту новость в еще большем смятении, чем Маша, не зная, радоваться этому или наоборот, начать печалиться. Все настолько запуталось и перепуталось, что оставалось только плыть по течению, которое ведет неизвестно куда. А не знать хотя бы приблизительное свое будущее для меня было крайне неприятно, совсем как вслепую идти по оборванному мосту над пропастью: никогда не знаешь, какая ступенька под тобой обломится.
  
  
  
  Опять создавалось впечатление, что над моей головой начали собираться тучи и совсем скоро они прольются градом.
  
  
  
  666
  
  
  
  Расписание у нашего класса было составлено крайне некорректно и менялось почти каждый месяц, естественно, лучше от этого оно не становилось. Создавалось впечатление, что человек, который его составляет, совсем не понимает, что делает.
  
  
  
  Вот, например, сегодня у нас было шесть уроков, и все разные, ни одного спаренного.
  
  
  
  Самым последним уроком у нас стояла алгебра. Впрочем, она всегда стоит последней по понедельникам, когда мозг особенно не варит после длинного дня и хочет отдыхать.
  
  
  
  Этого урока я боялась, как никогда. И мне опять нестерпимо хотелось сбежать. Это ведь так легко - просто убежать от всех своих проблем, зарыться в темный угол и не выходить оттуда до тех пор, пока все не устаканится.
  
  
  
  Почему-то на других уроках нашего класса, Александр Владимирович нас не навещал (как это настырно делала Марья Алексеевна), поэтому эта наша встреча была первой за эту долгую неделю...
  
  
  
  Как сейчас себя с ним вести? Притвориться, что ничего не было? Но это бред, я знаю, что это было, и уже никто и никогда не сможет удалить из моего сознания эту информацию! Так ужасно осознавать, что все может обернуться и так, что он попросит сделать вид, что ничего не было. Быть так близко к своей мечте, вкусить ее, позволить хоть на миг уверитьсяnbsp;
&
& в том, что мое желание действительно осуществимо и что сказка вот-вот сбудется, чтобы в решающий миг все разлетелось вдребезги!
  
  
  
  Боюсь, что не смогу этого вынести. Боюсь его реакции. Боюсь быть не понятой. Боюсь его насмешки. Как же я боюсь!
  
  
  
  Волнение комом встало в горле, и, как всегда случается, от нервов меня начало подташнивать.
  
  
  
  Вообще, сильно обеспокоенной выглядела не я одна. Весь мой класс в полном составе был как в воду опущен, казалось, в воздухе витал ток, так все были напряжены.
  
  
  
  В кабинет математики я вошла с низко опущенной головой и быстро, стараясь ни на кого не смотреть, прошла к своей парте. Маша тихо приземлилась рядом, все одноклассники казались притихшими, когда рассаживались по местам. Не было ни переговоров, ни шуток, ни смеха... А еще весь класс был в полном составе.
  
  
  
  - Ого, ты смотри, наш класс весь! - поделилась со мной Маша, почему-то говоря это шепотом.
  
  
  
  - Ммм...
  
  
  
  Я знала, что он сидит сейчас за преподавательским столом, чувствовала на себе его взгляд, но упрямо не отнимала глаз от парты. Сердце начало биться гораздо чаще, его взгляд давил на меня.
  
  
  
  Маша наклонилась ко мне:
  
  
  
  - Мне одной страшно?
  
  
  
  - Ммм... - опять промычала я, все крепче стискивая в руке карандаш.
  
  
  
  Еще пару секунд я слушала ее невротические вздохи, после чего она вдруг обеспокоенно заголосила, по-прежнему шепотом:
  
  
  
  - Даш, с тобой все хорошо? У тебя руки трясутся...
  
  
  
  Карандаш выпал из моих ослабших пальцев и с со стуком упал на деревянную столешницу, получилось излишне громко для притихшей аудитории. На меня обернулось полкласса, как если бы я уронила стул или сшибла парту.
  
  
  
  Сжавшись еще сильнее под взглядами, я коротко прошептала мертвенно бледными губами:
  
  
  
  - Все отлично.
  
  
  
  - Да? - Маша казалась сильно удивленной. - Ну ладно...
  
  
  
  В тягостной тишине прошли долгие минуты до звонка. За все это время я лишь однажды решилась бросить на него быстрый взгляд: он не выглядел ни напряженным, ни взволнованным, а наоборот излишне уверенным в себе и каким-то пугающе властным, над его головой будто витала аура хозяина своего положения. Все в нем выдавало уверенность в себе: начиная с расслабленной позы, расправленных плеч, и заканчивая глазами, лениво скользящими по классному журналу.
  
  
  
  Мое сердце болезненно сжалось в груди: он не казался больше тем самым Александром Владимировичем, который целовал меня неделю назад. Он действительно выглядел внушительно. Сейчас я его боялась, совсем как ребенок панически боится очень строгого взрослого, который может жестоко наказать за малейшую провинность. Похоже, этот страх разделял весь класс, так как никто за всю перемену так и не обменялся ни единой репликой, лишь бросали настороженные взгляды на преподавательский стол.
  
  
  
  Будто почувствовав на себе мой взгляд, он поднял на меня глаза и, кажется, успел заметить мой взгляд, прежде чем я вновь низко опустила голову.
  
  
  
  Прозвенел звонок.
  
  
  
  Все поднялись на ноги, как-то пугающе синхронно.
  
  
  
  - Садитесь, - лаконично бросил математик, эффектно захлопнув журнал.
  
  
  
  Во рту образовалась ужасная сухость. От переживаний я практически не чувствовала своих рук.
  
  
  
  Александр Владимирович медленно поднялся на ноги, отодвинув стул и окидывая весь класс и каждого в частности тяжелым взглядом. Выглядело это и правда внушительно.
  
  
  
  - Ну, здравствуйте, 9 "б", - не сказать, чтобы он произнес это слишком грозно или громко, скорее даже несколько ласково, но все как один либо испуганно вздрогнули, либо сжали плечи. Никогда прежде он не казался таким пугающим, даже когда публично раздраженно выговаривал кого-то за провинность. - Как приятно видеть вас в полном составе, судя по журналу, это явление редкое, рад, что это не затронуло по крайней мере мой предмет. Столько пропусков я не наблюдал еще ни у одного класса, как вы вообще до девятого класса с такой посещаемостью-то докатились? Очень странно, что еще никого из вас не выгнали взашей из школы. Впрочем, - как-то особенно ласково улыбнулся мужчина, - это дело поправимое.
  
  
  
  Маша как-то странно дернулась на стуле. Тема пропусков была для нее весьма болезненной.
  
  
  
  - Как вы уже знаете, с сегодняшнего дня я ваш классный руководитель. Радоваться этому или любить меня я никого не заставляю, но уважать меня вам придется, как и следовать моим правилам.
  
  
  
   "Правилам?" - меня пробрала малоприятная дрожь, и, к слову сказать, не меня одну.
  
  
  
  Александр Владимирович, наблюдая всеобщее испуганное смятение, усмехнулся с видом заядлого садиста, казалось, он наслаждался этим страхом.
  
  
  
  - Не нужно так волноваться, дорогие мои. Правил будет всего лишь три, и все они простые. Правда, за нарушение любого из них вы сразу вылетите из этой школы, обещаю. Закрывать глаза на ваши выкрутасы больше никто не будет.
  
  
  
  Сразу стало как-то непривычно тихо, если до этого некоторые ученики еще безмолвно перебрасывались храбрящимися взглядами, до последнего надеясь, что дело кончится, как всегда, устными наставлениями, то сейчас все внимание класса было приковано к преподавателю. Хоть за мной и не было замечено пренебрежения к учебе, я тоже не на шутку испугалась.
  
  
  
  - Во-первых, больше никаких пропусков. Вообще никаких. День ли вы прогуляли, урок ли пропустили, меня не волнует. Будут пропуски - не будет вас. За этим я буду следить особенно тщательно.
  
  
  
  Бледная, как моль, Ерохина подняла руку.
  
  
  
  Мужчина равнодушно мазнул по ней глазами:
  
  
  
  - Да, тебе что-то непонятно?
  
  
  
  Если бы он спросил таким тоном меня, я бы упала в обморок от инфаркта. Катька же храбрилась, правда, заикалась она как-то ненормально, когда спросила:
  
  
  
  - М... да, я хотела спросить. А как... ну что, если ты... болеешь?
  
  
  
  - А тебе никто не говорил, что нужно вставать, когда тебя спрашивает учитель? Встань.
  
  
  
  Тон его был ледяной, на этот раз без привычного намека на лукавство, наверное, поэтому подействовал еще вначале урока на всех, как ушат холодной воды на голову.
  
  О, это было уже слишком! Мне даже стало жаль резко посиневшую Ерохину: ну что она такого спросила, чтобы так ее гонять?
  
  
  
  Когда Катя поднялась на дрожащие ноги, Александр Владимирович еще раз окинул недовольным взглядом класс:
  
  
  
  - Вас что, вообще не учили банальным соблюдениям школьного этикета? Сколько вам лет? Всегда выводило это в вашем классе, сколько бы раз ни говорил, как о стенку горох! Бедная Марья Алексеевна, не пойму, как она вообще вас дотянула до девятого класса. Неужели придется вас учить элементарным вещам: вставать, когда тебя спрашивает учитель, говорить, только когда тебя спросили, а не верещать с места... И не качаться на стульях, Николаев!
  
  
  
  Влад, тут же резко поставил стул на все четыре ножки, сильно испуганный личностным замечанием.
  
  
  
  - По всей видимости, придется, ибо теперь за вас отвечать мне. И я не хочу, чтобы ваше ужасное поведение, посещаемость и успеваемость кинули тень и на меня. Что-то не нравится - я никого не держу, идите к директору и забирайте документы. А теперь... - мужчина повернулся к застывшей Кате. - Катерина, вы не наболелись в прошлой четверти или что? Какое, однако, хрупкое здоровье у всего класса, неделями болеть ОРВИ. Если у вас такие большие проблемы со здоровьем, ничего не поделаешь, переходите на домашнее обучение. Это касается всех.
  
  
  
  Господи, кто этот человек?! Я смотрела и не узнавала его. Откуда столько язвительности и высокомерия... или это и раньше в нем было?
  
  
  
  - Села, - сухо бросил он девушке, которая почти упала на стул.
  
  
  
  По подрагивающим плечам Ерохиной стало понятно, что она пытается сдержать слезы. Вряд ли еще кто-нибудь теперь из женской половины класса был рад новому классному руководителю.
  
  
  
  Александр Владимирович взял со стола наш журнал и опять раскрыл, спиной прислоняясь к преподавательскому столу.
  
  
  
  Выглядел он при этом, конечно, круто, но ведь ни он ли только что, что-то насчет школьного этикет говорил...
  
  
  
  - Перейдем ко второму правилу, - он поднял голову от журнала. - Подняли руки все те, кто получил двойки за четверть по какому-либо предмету.
  
  
  
  Одноклассники явно замялись, никто не решался первым поднять руку, казалось, будто они собираются сознаваться в страшном преступлении, а не в плохой успеваемости.
  
  
  
  - Давайте-давайте, не стесняемся.
  
  
  
  Почти половина класса робко подняли руки, тревожно оглядываясь друг на друга - "поднял ли руку еще кто".
  
  
  
  - Одиннадцать человек! - язвительно протянул математик, кидая журнал на стол. Сидящие за первыми партами ученики вздрогнули от неожиданности.
  
  
  
  - Ладно бы вы только уроки пропускали, но и успеваемость в классе кошмарная. То, что вы в физико-математическом классе, не дает вам права плевать на гуманитарные предметы.
  
  
  
  Странно, но все избегали на него смотреть, пялясь куда-то себе под нос, Маша, сидящая рядом со мной, вообще сдулась, хотя она и не получила ни одной двойки за четверть. От привычного благодушно-расслабленного состояния ни следа. Вся какая-то напряженная и дерганная, дважды в минуту она нервно поправляла волосы, остервенело откидывая их назад.
  
  
  
  Мужчина меж тем продолжал, по-прежнему ледяным голосом. Казалось, мгновенье, и он сорвется:
  
  
  
  - Значит так, с сего дня вы начинаете нормально учиться и выполнять всю домашнюю работу. Если кто-нибудь из вас наберет по любому предмету три двойки подряд, мы сразу же с вами распрощаемся. Для физ-мата успеваемость у вас кошмарная. Даже гуманитарный класс учится лучше, хотя, сколько себя помню, всегда было наоборот. Позор вам всем.
  
  
  
  Казалось, с каждым его словом атмосфера в кабинете становится все мрачнее и мрачнее. Все уже осознали, что шутки кончены уже навсегда.
  
  
  
  - Итак, теперь перейдем к последнему пункту.
  
  
  
  Казалось, ничего хуже придумать было уже нельзя...
  
  
  
  - Речь пойдет о ваших опозданиях и пререканиях с учителями.
  
  
  
  А оказалось, можно.
  
  
  
  - Пять опозданий подряд - и вам лучше самим забрать отсюда документы. Честное слово, достали уже всех со своими двадцатиминутными опозданиями. Так дело не пойдет.
  
  
  
  Стало жутко. Ведь теперь это касалось и меня, ведь я часто опаздывала - минут пять, не больше, но кто теперь будет разбирать?
  
  
  
  Александр Владимирович внезапно мрачно усмехнулся:
  
  
  
  - А теперь про ваше поведение на уроках. Сколько учителей уже жаловалось на вас, небольшой томик можно насобирать из докладных на ваш класс. Все у вас есть: и срывы уроков, и наглые пререкания, и ничегонеделание... Совсем не удивительно, что никто не хотел вас брать. С таким-то послужным списком!
  
  
  
   Ничем хорошим это не закончится...
  
  
  
  - Сделаем следующее: хотя бы одна жалоба учителя на ваше поведение - и вы тоже можете распрощаться со школой. Вас банально неприятно учить, вы в курсе?
  
  
  
  "Не делай этого, а то вылетишь. Не делай того, а то вылетишь" - я нервно закусила губу. Прямо как концлагерь какой-то. Хоть прямо сейчас документы забирай от греха подальше.
  
  
  
  Все и раньше понимали, что с его приходом будет несладко, и что ужесточится дисциплина, но явно никто не предполагал, что настолько.
  
  
  
  Мужчина, выпрямившись, отстранился от стола:
  
  
  
  - Шутки кончились, еще раз повторюсь, на ваше кошмарное поведение никто больше не будет закрывать глаза. Нарушите любое из трех правил, и вас вышвырнут отсюда за ненадобностью. И, поверьте, никто вам не поможет здесь остаться - ни родители, ни слезы, ни сопли... ни даже раннее хорошее поведение и оценки. Всем ясно?
  
  Раздалось невнятное нестройное "да" легким гулом по кабинету.
  
  
  
  Математик недовольно покачал головой:
  
  
  
  - Я вас не слышу. Соизвольте нормально ответить.
  
  
  
  - Да! - теперь более внятно и слитно проскандировал класс.
  
  
  
  - Вот и отлично, - без тени улыбки произнес мужчина, деловито поглядывая на часы. - Я потратил на вас ровно 10 минут, ровно столько же отниму у вас после урока. А теперь начнем... хотя стоп, - взгляд его упал на сжавшегося Федю, сидевшего прямо передо мной за второй партой. - Ты у нас новенький, что ли?
  
  
  
  Парень, казалось, готов провалиться под землю, лишь бы избежать внимания Александра Владимировича. Еще более бегло, чем говорит обычно, он скороговоркой проговорил:
  
  
  
  - Не совсем. То есть для этого класса, конечно, новенький, но и старенький тоже... Я с параллельного класса пер...
  
  
  
  - Молодой человек, я, по-моему, только что русским языком говорил, что нужно вставать, когда тебя спрашивает учитель, - язвительно перебил парня мужчина. - У тебя настолько короткая память?
  
  
  
  Я вздрогнула, хотя ко мне это замечание не относилось, но от него будто повеяло таким ощутимым арктическим холодом, что становилось страшно не только выговариваемому ученику.
  
  
  
  Все-таки передо мной стоял, будто чужой человек. Еще никогда он так не прессовал наш класс, как сегодня. Какая муха его укусила?!.. В душу закралось беспокойство: уж ли не из-за того раза у него настолько плохое настроение? Неужели он и правда считает это ошибкой и теперь из-за меня отыгрывается на всем классе? В какой-то момент я даже разозлилась на него. Что за нелепость!
  
  
  
  Федя встал на ноги, нервно поправил очки и, к моему изумлению, спокойно, будто и ничего не произошло, произнес:
  
  
  
  - Прошу прощения. Первый и последний раз. Я перешел сюда из 9 "а", поэтому не совсем являюсь новеньким.
  
  
  
  - Из гуманитария? - задумчиво переспросил математик. - Зачем же?
  
  
  
  - Понимаете, я иду на "экономическое" и... как бы мне лучше учится в физ-мате, у вас математика и физика лучше, чем у нас. И поступить будет легче. Вот я и перешел.
  
  
  
  - Какие у тебя были оценки по алгебре и геометрии?
  
  
  
  - Пять-пять.
  
  
  
  Александр Владимирович взглянул на него более заинтересованно:
  
  
  
  - Интересно... Имя?
  
  
  
  - Федор, Егоров Федор.
  
  
  
  - Ну что же, Федор, добро пожаловать в наш физ-мат. Садись.
  
  Федя даже сумел выдавить жиденькую благодарную улыбку, прежде чем сесть. Для класса он теперь стал чем-то вроде героя.
  
  
  
  Мое уважение к этому пареньку возросло еще на несколько единиц. Найти в себе силы, чтобы так спокойно разговаривать с математиком - действительно, достойно похвалы!
  
  
  
  - А теперь начнем, наконец, урок.
  
  
  
  Почему-то эти слова меня сильно успокоили. Впрочем, его ведение урока всегда умиротворительно действовало абсолютно на всех.
  
  
  
  Начали мы с повторения прошлой темы. Больше о строгих правилах он не заговаривал и выговоры никому не делал. Вел он, как всегда, просто великолепно, на его уроках даже до самого тугодумного Пети все прекрасно доходило. Возможно, потому что говорил он внятно и четко, уверенный в каждом своем слове или в том, что всегда аргументировал каждую написанную цифру. Я даже смогла на время забыть свои многочисленные переживания и полностью окунуться в алгебру.
  
  
  
  Тишина в классе была звенящей. Были слышны лишь шорохи переворачиваемых страниц, скрежет пишущих ручек и вкрадчивый голос преподавателя, а в остальном кабинет будто накрыли звуконепроницаемым куполом.
  
  
  
  Звонок прозвенел быстро, однако никто даже ухом не повел, все по-прежнему кропотливо списывали с доски. Одна только я обеспокоенно заерзала на месте. Обычно по понедельникам я оставалась на дополнительное занятие, но... что мне делать сейчас? Остаться с ним наедине было банально очень страшно.
  
  
  
  Я опять быстро взглянула на мужчину, он стоял ко мне полубоком, спокойно объясняя принцип решения тригонометрических уравнений. Он слегка наклонил голову, в уме высчитывая ответ, так что темная челка упала на лоб, глаза его слегка сузились, однако лицо оставалось бесстрашным, сейчас передо мной стоял не строгий учитель с инквизиторскими замашками, а тот самый гениальный преподаватель, который меня покорил год назад. Когда он такой, глаз не оторвать, так и хочется раствориться в тембре его голоса, но... Что же? Что же в нем так меня пугало? Я не могла понять, не могла разобраться. К тому же, Александр Владимирович сейчас напоминал хищника, втянувшего когти. Но надолго ли?
  
  
  
   Математик записал вычисленный в уме ответ, который я уже набирала в калькуляторе. Что меня еще всегда восхищало и приводило в замешательство в нем - так это способность точно решать в уме астрономические (по моему мнению) числа с показной небрежной легкостью.
  
  
  
  - Думаю, что уже все поняли, как решать такие уравнения? Ничего сложного в них нет, они довольно простые.
  
  
  
  У Маши вырвался тихий ироничный смешок.
  
  
  
  - Сейчас я вам даю на оставшееся время идентичный пример. Первым пяти решившим поставлю оценку, тем, кто вообще ничего не напишет, естественно, тоже.
  
  
  
  "Прекрасно" - иронично думала я, с тоской разглядывая давно решенные примеры всего данного параграфа учебника. Благодаря частым часам репетиторств, я уже знала эту тему вдоль и поперек, да и вообще сейчас вся школьная программа за девятый класс так или иначе была мной пройдена. Поэтому на нынешних уроках я не училась, а скорее освежала память.
  
  
  
  - Приступайте, - объявил Александр Владимирович, когда уравнение было записано на доске.
  
  
  
  Я тут же почувствовала на себе молящий взгляд подруги.
  
  
  
  - Даш?.. - полушепотом позвала меня Сивцева.
  
  
  
  - Помогу-помогу...
  
  
  
  Одного беглого взгляда на это уравнение мне хватило для того, чтобы окончательно увериться в том, что сейчас я опережаю свой класс в алгебре на уровень.
  
  
  
  Многочасовые занятия математикой пошли мне явно на пользу. И сейчас, после недельного отдыха, я, наконец, осознала, как хорошо меня подтянул Александр Владимирович. Сейчас пропасть знаний между мной и классом была очевидна.
  
  Что бы кто ни говорил, и как бы он себя сейчас ни вел, все равно он остается настоящим гением в своей специальности.
  
  
  
  Но его поведение... Сейчас я явственно смогла вспомнить, за что когда-то его ненавидела.
  
  
  
  Неторопливо списывая с доски пример, тем самым давая фору остальным ученикам, которые, в отличие от меня, не занимались часами дополнительно математикой, я опять почувствовала на себе его взгляд. Пристальный, изучающий и тяжелый...
  
  
  
  Мысли опять начали путаться, и я перестала рационально соображать. Пальцы рефлекторно сильнее сжали ручку, я сидела с низко опущенной головой, боясь встретиться с ним взглядом.
  
  
  
  Сивцева нервно кусала губу, часто бросая на мою по-прежнему пустую тетрадь алчные взгляды, и "случайно" задевала меня своим локтем, тщетно пытаясь привлечь внимание. Открыто что-то шептать она, видимо, боялась. Тем не менее, это начинало сильно нервировать.
  
  
  
  Из-за Машиных стараний и учащенного сердцебиения я не могла сосредоточиться на примере. Цифры просто расплывались перед глазами. Хотелось от досады побиться головой об стол.
  
  
  
  Рука Феди, которая казалась тощей даже в теплом свитере, чуть ли не триумфально взмахнула вверх. Он уже сумел решить уравнение. Если бы мне не было на этот момент так нервозно-истерично на душе, я бы, наверное, расстроилась тому, что кто-то смог раньше меня выполнить задание.
  
  
  
  Александр Владимирович лениво скользнул по нему глазами:
  
  
  
  - Подойди.
  
  
  
  Федор с готовностью вскочил на ноги и прошел к учительскому столу, весь нескладный и несколько комичный, тем не менее, сопровождаемый уважительными и даже восхищенными взглядами одноклассников.
  
  
  
  - Кажется, Емельянов? - спросил у него математик, раскрывая тетрадь.
  
  
  
  - Егоров.
  
  
  
  - Ах да, точно...
  
  
  
  Александр Владимирович криво усмехнулся, бегло осматривая решенный пример.
  
  
  
  - Очень даже хорошо, Егоров.
  
  
  
  Федя как-то странно дернул рукой, вроде намереваясь поправить очки, но вместо этого просто сделав странный выпад вперед.
  
  
  
  - Правильно? - спросил он полуудивлено.
  
  
  
  - А что там может быть неправильного? Очень легкий пример, не решить который может только безнадежный тупица,..
  
  
  
  Федор издал странный звук: не то смешок, не то всхлип - комплиментом слова математика было назвать сложно.
  
  
  
  - ...но, как я и обещал, первым пяти подошедшим я ставлю оценку. Поэтому, Егоров, пять, и можешь быть свободен.
  
  
  
  Радовало одно - возможность реально получить хорошую оценку и пораньше уйти домой. Одноклассники, воодушевившись примером Феди, стали с энтузиазмом писать в своих тетрадях.
  
  
  
  - Что там можно так долго решать? - протянул математик. Прошла ровно минута с ухода Егорова. - Еще пять минут и сдаем. Уравнение пустячное, чтобы так долго над ним сидеть.
  
  
  
  Меня тут же под столом ощутимо пнула Маша, явно не рассчитав силы. Я еле удержалась от того, чтобы сдавленно не охнуть от неожиданности и ноющей боли в голени.
  
  
  
  - Да блин, реши ты уже это!
  
  
  
  Хоть мне в ту же секунду и захотелось дать сдачу подруге, но боль все-таки привела меня в чувство, и я взялась за пример.
  
  
  
  Он был действительно смехотворно простым, однако это мне вовсе не помешало зависнуть на нем. Пока я собиралась с мыслями и дрожащими руками, к столу Александра Владимировича подошли уже трое человек, и у Сивцевой явно терялось терпение. Она даже попыталась самостоятельно что-то написать, но после жалких потуг истерично зачеркнула все написанное ручкой.
  
  
  
  - Даша, ты все? - тихо прошипела Маша.
  
  
  
  - Сейчас...
  
  
  
  - Ты это полчаса назад говорила!
  
  
  
  Я, сильно нахмурившись, склонила голову еще ниже:
  
  
  
  - Еще громче проори, дура.
  
  
  
  Сивцева дернулась, кидая на меня яростные взгляды, но, благо, замолчала. Все эти ее нервные ужимки начинали сильно меня доставать. Я что, до конца своей жизни обязана давать ей списывать?! - по ее мнению, видимо, да.
  
  
  
  Я успела сделать уравнение и даже дать списать его Сивцевой, как раз вовремя. Последняя, Аня, успела подойти пятой к учительскому столу и получить оценку, как было объявлено:
  
  
  
  - Сдаем тетради.
  
  
  
  Сильно раскрасневшаяся, но довольная до чертиков, Машка первой прогарцевала с тетрадкой к преподавателю. Я же в сильнейшем смятение осталась сидеть на месте, не зная за что хвататься: начать собирать вещи сумку, пойти сдать тетрадь или...
  
  
  
  Господи, мне было даже страшно подумать о том, чтобы снова остаться с ним наедине! Что же делать?! Нет, если я останусь... если он и дальше будет таким надменным, дело кончится моим инсультом.
  
  
  
  Я не знала чего от него теперь ожидать. И эта неизвестность пугала.
  
  
  
  - Ты сегодня опять остаешься на дополнительное? - спросила вернувшаяся Сивцева.
  
  
  
  Ее вопрос застал меня врасплох, учебник алгебры выпал из рук на парту.
  
  
  
  - Эм... ну думаю...
  
  
  
  Маша будто и не замечала моего резко посеревшего лица и добродушно защебетала:
  
  
  
  - Да-аш! Большое тебе спасибо! Так выручила!
  
  
  
  - Не за что.
  
  
  
  - Так тебя не ждать, ты остаешься?
  
  
  
  Сивцева перекинула свою лакированную сумку через плечо и выжидательно на меня посмотрела.
  
  
  
  - Подожди... я сейчас. Не думаю, что он захочет сегодня со мной заниматься и...
  
  Что я несу, Боже?!
  
  
  
  Подруга недоуменно распахнула глаза, и, наконец, заметила мое "странное" поведение:
  
  
  
  - Что?
  
  
  
  - Маш, - я постаралась изобразить на лице улыбку, но лицевые мышцы свело от напряжения, поэтому получившаяся гримаса могла до смерти напугать маленького ребенка. - Сдашь мою тетрадь? Я пока соберусь.
  
  
  
  - Ага...
  
  
  
  Я нnbsp;ервно сглотнула. Всё еще изучающе на меня поглядывая, Сивцева взяла тетрадь и слилась с потоком собирающихся одноклассников.
  
  
  
  Да, я просто уйду!
  
  
  
  Руки у меня дрожали, как у психически нездоровой, когда я бросала свое школьное барахло в сумку.
  
  
  
  Просто возьму и уйду. Просто, как всегда, убегу от своих проблем, это же так легко! Лишь бы побыстрее собраться, чтобы потом незаметно уйти в потоке учеников.
  
  
  
  Я встала из-за парты, как в трансе, ощущая себя, как в страшном сне, в котором, как бы ты ни старался убежать, все равно передвигаешься слишком медленно. Боясь повернуть голову к учительскому столу, боясь громко дышать, да даже собственной тени шугаясь, я нетвердым шагом двинулась к выходу.
  
  
  
  И, о чудо, меня никто не остановил!
  
  
  
  Руки у меня сильно вспотели, в голове начала бухать тупая боль, а в глазах темнеть. Никогда раньше, такого со мной не было...
  
  
  
  "Дай мне уйти! Просто дай мне уйти!" - молилась я, когда до заветной двери оставалось лишь несколько шагов.
  
  
  
  - Абрамова! - громко окликнул меня он.
  
  
  
  Мое сердце сжалось, как при ударе электрошокером. Я еле удержалась на ногах, на меня накатило отвратительнейшее дежавю.
  
  
  
  - Задержись.
  
  ========== Глава 22 ==========
   - Задержись.
  
  
  
  Одним своим словом Александр Владимирович будто выбил почву у меня из-под ног.
  
  
  
  Куда смотреть, что делать? Казалось, что у меня горит на лбу табличка, и все, кто в это время был в кабинете, уже знают о том, что нас связывает.
  
  
  
  Господи, как мне было страшно!
  
  
  
  Я буквально свалилась на стул прямо напротив его стола, по-прежнему не поднимая голову. На глаза попалась стоящая на учительском столе металлическая головоломка, оказавшаяся прямо перед моим носом. Шарики с магнитиками на длинной красивой подставке, которые после запуска крайнего из них, не переставая, с приятным стуком сталкиваются и отдаляются. Забавная вещица. Я о такой мечтала в детстве.
  
  
  
  - Даш?.. - прервала мои идиотские размышления Маша, которая, переминаясь с ноги на ногу, застыла в дверях кабинета. - Ты идешь?
  
  
  
  Я было открыла рот, чтобы ответить, но замешкалась, не зная, что сказать. К моему вящему удивлению, ответил ей вместо меня Александр Владимирович:
  
  
  
  - Нет, она останется.
  
  
  
  Меня на этих словах пробрала сильнейшая дрожь. Его голос опять отдавал лютым холодом.
  
  
  
  - А... надолго?
  
  
  
  Мужчина иронично мазнул по ней глазами:
  
  
  
  - К чему такой интерес, Мария? Хочешь составить Дарье компанию? Неужели проснулась такая сильная тяга к знаниям?
  
  
  
  - Нет... в смысле, я про то, ждать ее или нет...- Маша вмиг стушевалась, привычное нахально-кокетливое выражение на ее лице, сменилось испуганным недоумением.
  
  
  
  У Сивцевой был слишком растерянный вид, с каждой секундой ухмылка на губах мужчины становилась все шире. Что еще раз подтвердило мою теорию насчет того, что ему просто-напросто нравится вводить учеников в эмоциональный ступор.
  
  
  
  - Нет, не нужно ее ждать, - медленно, чуть ли не по слогам протянул мужчина. - Если, конечно, и правда не хочешь составить своей подруге компанию.
  
  
  
  Мария искривила губы в нервной улыбке, до ужаса напоминающей мою недавнюю гримасу.
  
  
  
  Я прекрасно понимала, что она согласится остаться на это дополнительное только под угрозой смерти...
  
  
  
  - Ну, тогда... - неловко пятясь назад к выходу, воровато начала она.
  
  
  
  Предательница!
  
  
  
  Я даже подняла на нее голову с немой мольбой в глазах остаться. Она что, не слышала его ледяного голоса?! Она не понимает, что я после этой встречи могу и не вернуться?! Что меня минимум не станет больше морально, а максимум физически?
  
  Никогда в жизни мне так не хотелось швырнуть в нее чем-то.
  
  
  
  - Можешь идти, Маша, - учитель кинул взгляд ей через плечо на оставшихся учеников. - Все можете идти.
  
  
  
  Интересно, я одна слышала, как захлопнулась мышеловка?
  
  
  
  Сивцева кинула на меня прощальный взгляд, пропитанный искренней жалостью и сочувствием, а после легко выпорхнула из класса, будто и не видела моих пылающих глаз. Ничего нового, конечно, но все равно обидно. Взяла и бросила, как жертвенную овечку, одну рядом...
  
  
  
  С ним...
  
  
  
  Стоило ли говорить о том, как мне было страшно? Казалось, вот-вот сердце выпрыгнет из моей груди, так болезненно оно билось. Мне было и обидно и страшно, что прошло уже много времени, а я так и не знаю, любят ли меня.
  
  
  
  Морально я была не готова к разговору с...
  
  
  
  С ним...
  
  
  
  За последним учеником закрылась дверь, и мы наконец остались наедине. Звонкая тишина кабинета ударила по ушам.
  
  
  
  Я вперила взгляд в столешницу, хотя ничего не видела, перед глазами опять поплыли черные круги. Я чувствовала на себе его цепкий взгляд, ощущая себя при этом кроликом в логове хищника.
  
  
  
  Казалось, мир кружится перед моими глазами, пока я не осознала, что это меня трясет, а не пространство.
  
  
  
  Александр Владимирович неспешно подошел к своему столу и так же, как на уроке, облокотился об него, не сводя с меня пристального взгляда.
  
  
  
  Я почувствовала себя невероятно уязвимой. Похожей на котенка в мешке. Если учитель меня сейчас засмеет, вышвырнет из кабинета, доведет до слез, поцелует, отодвинет в сторону, я ничего не смогу сделать, не смогу сопротивляться, настолько измученной я была. Осознание этого привело меня в ужас. Меня словно иссушили за эти дни.
  
  
  
  А еще вкупе с этим душу мне отравлял едкий парализующий всякое движение страх. Как же мне было страшно!
  
  
  
  - Александр... Владимирович, мне... - бессвязно начала я, чтобы наконец нарушить эту мучительную для меня тишину.
  
  
  
  - Ты хотела сбежать? - перебил меня математик.
  
  
  
  Сердце пропустило пару тревожных толчков.
  
  
  
   - Я думал, мы уже прошли это...
  
  
  
  Я смотрела на свои подрагивающие руки, боясь пошевельнуться или вздохнуть.
  
  
  
  - Дарья, тебе страшно? - вкрадчиво спросил он. - Ты вся дрожишь. Неужели я тебя пугаю? Что ж... ты вольна уйти в любой момент, дверь не закрыта.
  
  
  
  Он... он что, опять издевается? Однако голос и лицо Александра Владимировича были слишком серьезными для привычной провокационной иронии.
  
  
  
  - Да, ты можешь уйти, сразу же, но... Сначала ты ответишь мне на один вопрос.
  
  
  
  Мужчина смотрел на меня в упор. Это был тяжелый взгляд, непривычно серьезный, даже оттенок его изумрудных глаз сильно потемнел.
  
  
  
  - Тогда в машине... - как мне показалось, сухо начал он.
  
  
  
  Я крепко зажмурила глаза, со свистом втянув в себя воздух, чувствуя настоящий ужас. Вот сейчас, прямо сейчас, он размажет все мои мечты по стенке.
  
  
  
  - ...ты мне сказала одну вещь.
  
  
  
  Меня уже сильно трясло. Он прекрасно видел мое состояние, но жалеть меня явно не собирался.
  
  
  
  - Даша, - какой же у него обманчиво-обволакивающий, мягкий голос, - это была правда?
  
  
  
  Правда ли это была?! Он это серьезно?
  
  
  
  Спасительная злость, раздражение и чувство безысходности закипели в моей крови. На краткое мгновенье выжегши страх и здравый смысл.
  
  
  
  - Прекратите это! - вырвалось у меня, прежде чем я осознала, что творю.
  
  
  
  Мужчина наклонил голову и казался заинтересованным, казалось, я его сильно позабавила:
  
  
  
  - Прости, что?
  
  
  
  - Вы же... вы же сами, сказали чт... что все знаете, - я по-прежнему сидела с низко опущенной головой, но голос мой крепчал с каждым словом, и дальше я уже почти срывалась на крик. - Вы, черт возьми, говорили, что уже все знаете! Вы мне это сказали!
  
  
  
  Я задрожала, как осиновый лист. Как же это невыносимо!
  
  
  
  Это конец.
  
  
  
  Это был мой конец.
  
  
  
  Я ожидала всякой реакции, начиная с жестокого одергивания и заканчивая раздраженной просьбой замолчать, но не того, что последовало.
  
  
  
  Раздался смешок, потом еще один, и мужчина разразился смехом. Я вздрогнула, как от оплеухи, не понимая, что происходит.
  
  
  
  Это было странно и обидно до чертиков...
  
  
  
  - Извини, я не хотел тебя обидеть, но твое откровение было для меня неожиданностью, - отсмеявшись, беспечно произнес мужчина. - Интересно, однако...
  
  
  
  Если он хотел сделать мне по-настоящему больно, он это сделал.
  
  
  
  - Я не понимаю... - ледяным голосом начала я.
  
  
  
  - Нет, но мне и правда интересно, Дарья! - иронично перебил меня он. - Ты у нас слишком непостоянная... то в любви объясняешься, то сбегаешь, то принимаешь, то отвергаешь. А на досуге любишь пополоскать почему-то именно меня за игру в "кошки-мышки". Может быть, ты уже определишься?
  
  
  
  Нет, это невозможно!.. В душе у меня все переворачивалось, я не знала, как скрыть рвущее грудь чувство.
  
  
  
  - Антилогичность твоих действий приводит меня в замешательство. Кажется, уже давно пора расставить все точки над "и".
  
  
  
  Мои плечи конвульсивно дернулись. Руки задрожали сильнее, я уже почти ничего перед собой не видела, слыша лишь бешеное сердцебиение в ушах.
  
  
  
  Вот сейчас он это и сделает! Расставит все по местам, укажет мне мое место...
  
  Мне казалось, еще чуть-чуть, и я грохнусь в обморок.
  
  
  
  Мужчина тяжело вздохнул:
  
  
  
  - Какой беспокойный ребенок...
  
  
  
  Я не слышала, как он подошел. Лишь почувствовала, как его теплые пальцы мягко прикоснулись к моему прохладному лицу. По всему телу тотчас прошли электрические импульсы.
  
  
  
  - Посмотри на меня.
  
  
  
  Я заставила себя поднять голову. Наши глаза встретились, его изумрудные и мои карие. Я смотрела на него с усталым отчаяньем, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
  
  
  
  - Можешь забыть, - прошептал он мне на ухо. - Можешь забыть каждое мое слово, как только выйдешь из кабинета. Если тебе будет от этого легче, считай, что я солгал.
  
  
  
  Я вдруг застыла в его руках.
  
  
  
  - Ты всегда пытаешься решить что-то за меня. Иногда мне кажется, что ты меня совсем не знаешь и принимаешь за кого-то странного карикатурного персонажа из дешевого бульварного романа, играющего да-алеко не положительную роль. Может, тебе и правда лучше постоянно убегать от меня и себя самой? Раз уж смелости любить меня и принимать меня таким, какой я есть, у тебя не хватает?
  
  
  
  - Вот как, - почти хладнокровно произнесла я, хотя внутри все жгло, как в огне. - Забыть? Просто забыть?
  
  
  
  - Да.
  
  
  
  - Как будто ничего не было?
  
  
  
  - Да.
  
  
  
  Черты моего лица медленно исказились. Я на негнущихся ногах встала из-за парты и было направилась к выходу, плохо понимания, что делаю, как меня тут же за руку развернули обратно.
  
  
  
  - Пустите, - прохрипела я, пытаясь отстраниться, но он только крепче сжал мои плечи.
  
  
  
  - Успокойся.
  
  
  
  - Не трогайте меня!
  
  
  
  Он обнял меня, неуловимым движением сковывая все мои движения, и с усмешкой прошептал:
  
  
  
  - Абрамова... Ты такая упрямая, ну никаких сил не хватит, чтобы с тобой совладать.
  
  
  
  Мои руки дрожали, когда я пыталась отстранить его, не в силах совладать с бурей эмоций в собственном сердце. Легкие полыхнули огнем, когда мужчина обнял меня крепче.
  
  
  
  - Прости. Опять неудачный юмор.
  
  
  
  - Не в этом дело! - выкрикнула я в ярости.
  
  
  
  Его пальцы зарылись в мои волосы, меня сотрясали волны крупной дрожи от его ласковых прикосновений.
  
  
  
  - Как вы можете такое говорить мне? - надрывно шептала я, как в бреду. - Как вы можете всерьез думать, что я могу на это согласиться?! За кого вы меня принимаете?!
  
  
  
  Александр Владимирович отстранился. Одного взгляда на мое лицо хватило ему, чтобы во всем разобраться.
  
  
  
  Я сильно дрожала, смотря на него, и ждала сама не зная чего.
  
  
  
  - Меня больше интересует, за кого меня принимаешь ты. Неужели в твоих глазах я и правда такой подонок?
  
  
  
  Мне будто хорошенько дали под дых. Слишком много всего! Я не могла больше смотреть на него и попыталась опять опустить голову, но мужчина не дал мне этого сделать. Его ловкие пальцы окольцевали мой подбородок, не давая шевельнуться.
  
  
  
  Я безвольно на него взглянула. Глаза Александра Владимировича снова зажглись лукавым огоньком. Странно, почему меня это так успокоило...
  
  
  
  - Дарья, жизнь - это не волшебная сказка с добрыми гномами, где все идет по запланированному сценарию и обязательно хорошо кончается, да и я не прекрасный принц на белом коне. У меня есть скверные черты в характере, да, а у кого их нет? Но все же я не настолько антагонистичен, как ты думаешь, чтобы отвергать девушку, к которой я что-то чувствую.
  
  
  
  Не может быть...
  
  
  
  Сердце замерло в сладкой неге где-то внутри. Я боялась верить сама себе.
  
  
  
  У меня скривилось лицо. Я даже почувствовала, как в разные стороны потянуло мышцы на лице. Александр Владимирович сжал меня сильнее, видимо, решил, что я сейчас заплачу. И я была уверена, что не заплачу, но почему-то заплакала.
  
  
  
  - Ну вот, ты плачешь...
  
  
  
  Я покачала головой, как маленькая, а его пальцы стирали слезы с моих щек. И каждое прикосновение заставляло мое сердце сжиматься от боли и счастья.
  
  
  
  - Даш, чтобы сейчас сказал твой брат, если бы увидел тебя? Такая взрослая девочка и плачет...
  
  
  
  Я издала хриплый смешок и настороженно заглянула ему в лицо, опять выискивая в нем что-то. Все мои чувства перемешались.
  
  
  
  Я всегда понимала, что с Александром Владимировичем будет трудно. Но так до конца и не поняла всю силу моей привязанности к нему. Губы мои задрожали.
  
  
  
  - Простите!.. - всхлипнула я, и он прижал меня к себе.
  
  
  
  - Какой же ты ребенок...
  
  
  
  - Александр Владимирович, простите меня, простите...
  
  
  
  - Тише-тише... За что ты извиняешься?
  
  
  
  Я не знала. Просто повторяла это слово, как ненормальная...
  
  
  
  - Простите... - рыдала я. - Я не понимала даже... что несу...
  
  
  
  - Не думай об этом.
  
  
  
  - Я думала, что вы считаете это все ошибкой...
  
  
  
  - Не думай об этом.
  
  
  
  - Простите меня! Это я во всем виновата...
  
  
  
  - Не думай об этом, - опять спокойно повторил мужчина. И это действительно начало успокоительно на меня действовать.
  
  
  
  Он прижимал меня к себе все крепче, а я все не переставала дрожать, постоянно всхлипывая.
  
  
  
  - Не нужно плакать, Дарья, - прошептал учитель, прижимая меня к себе так сильно, что мне стало больно. - Не нужно зацикливаться на моих словах. Тебе вообще надо поменьше думать. И просить прощения нужно мне. Я опять не смог вовремя остановиться, и вот к чему это привело...
  
  
  
  Мне вдруг стало очень смешно. Я засмеялась, и со стороны, наверное, это походило на истерику.
  
  
  
  - Это все... - задыхаясь от смеха, проговорила я. - Все это я и... вы сказали так... я, наверно, такая дура...
  
  
  
  - Согласен...- он ослабил объятья и поцеловал меня в лоб. - Но ты моя любимая дура...
  
  
  
  - Эй! - возмутилась я, все еще хриплым от слез голосом.
  
  
  
  Он взял мое лицо в свои ладони, крепко удерживая, будто боялся, что я смогу отвернуться, и поцеловал. Осторожно, неторопливо, пробуя и легко дразня своей неспешностью. Этот поцелуй был другим, нежели тогда в машине, когда нас переполняла странная животная страсть друг к другу.
  
  
  
  Сейчас мое сердце переполнялось только нежностью к этому человеку.
  
  
  
  666
  
  
  
  - Неужели ты думала, что я тебя оттолкну?
  
  
  
  Какие все-таки теплые его пальцы! Тепло его рук, постепенно передалось и моему лицу.
  
  
  
  - Неужели ты и правда всерьез думала, что я смогу это сделать?
  
  
  
  Казалось, я сейчас растворюсь в его тепле.
  
  
  
  - Ты так дрожишь, - вздохнул он, легко прикасаясь губами к моему лбу. - Не бойся.
  
  
  
  У меня перехватило дыхание, и я крепко зажмурила глаза, пытаясь, расслабиться, ну или хотя бы перестать дрожать, как в лихорадке. Потрясение, неверие, тупое ощущение счастья, все это экзотическим коктейлем перемешалось во мне.
  
  
  
  Неужели это все и правда происходит со мной?
  
  
  
  - Вот так... - произнес Александр Владимирович, когда конвульсивная дрожь в моем теле начала стихать. Провел пальцами по моим губам. - Открой глаза, не нужно меня бояться.
  
  
  
  Он был прав...
  
  
  
  Я никогда не понимала даже, насколько плохо его знаю. Пусть он иногда излишне высокомерен, пусть любит провоцировать окружающих, но он вовсе не бессердечный. Бессердечной была я сама, когда боялась его так сильно, что готова была отказать ему во всех человеческих качествах.
  
  
  
  Не выдержав, я громко со свистом вздохнула, тая в тепле его рук:
  
  
  
  - Это все так странно...
  
  
  
  - Что тебе кажется странным?
  
  
  
  - Вы и я... мы.
  
  
  
  "Мы" - какое приятное слово. Я по-прежнему жмурила глаза, тяжело дыша.
  
  
  
  Мужчина тихо усмехнулся и выпрямился, отстранившись от меня, но в его лице не было иронии:
  
  
  
  - Нет, это они все вокруг странные, а мы вполне нормальные. Да, открой же ты глаза! Мир еще не стал рушиться.
  
  
  
  Мои губы против воли расплылись в улыбке, я устало потерла рукой глаза:
  
  
  
  - Сегодня я думала, что умру...
  
  
  
  - Не то чтобы ты и раньше отличалась оптимизмом...
  
  
  
  - ...а сейчас я чувствую себя такой живой, - пробормотала я, не обращая внимания на его привычные колкости.
  
  
  
  - Оо...
  
  
  
  - Не смейтесь!
  
  
  
   - Я и не смеюсь.
  
  
  
  Я распахнула глаза и едва опять не зажмурилась от яркого солнечного лучика, упавшего мне на лицо. Небо за окном прояснилось и выглянуло солнце. Весь кабинет сейчас утопал в солнечном свете, по воздуху плавали крошечные пылинки. И пахло чем-то сладким, мускусно-сладким...
  
  
  
  Стало так тепло.
  
  
  
  Он стоял напротив меня, спиной облокотившись о собственный стол (который был расположен на высокой платформе) и не сводил с меня задумчивого взгляда.
  
  
  
  - Что? - смутилась я.
  
  
  
  - Ничего, наслаждаюсь моментом. Ты так редко со мной бываешь такой расслабленной.
  
  
  
  Против воли я опять улыбнулась. Сейчас мне действительно хотелось улыбаться, смеяться и наслаждаться жизнью.
  
  
  
  - Сами виноваты... - пробормотала я, вспомнив сегодняшний урок. По телу побежала дрожь.
  
  
  
  Математик притворно вздохнул:
  
  
  
  - Я всегда во всем виноват.
  
  
  
  Я, нахмурившись, перевела взгляд на свои пальцы, произошедшее не давало мне покоя.
  
  
  
  - Что это было сегодня?
  
  
  
  Воспоминания о нем... таком другом, холодном, жестоком, пугали и приводили меня в крайнее замешательство.
  
  
  
  - Воспитательный процесс.
  
  
  
  Мужчина выглядел невозмутимо, он не считал из ряда вон выходящим ничего в своем поведении, это меня немного покоробило.
  
  
  
  - Вы меня напугали...
  
  
  
  - Прости, - просто сказал он.
  
  
  
  - ...как напугали весь класс. Вам не кажется, что это было... слишком?
  
  
  
  С лица Александра Владимировича неожиданно слетело мягко-ироничное выражение, он вмиг похолодел, голос его отдавал равнодушием:
  
  
  
  - Не кажется. Ваш класс подобен стаду баранов, без кнута стадо либо никуда не идет, либо разбредается. Тратить время на этих идиотов мне не хочется, бегать и опекать, как это делала Марья Алексеевна, тоже. Страх, в нашем случае, - гарантия послушания.
  
  
  
  Сравнение с баранами, естественно, не пришлось мне по вкусу.
  
  
  
  - Жутко приятно, - раздраженно буркнула я. - Зачем же тогда взяли этих "баранов" под свою опеку?
  
  
  
  - Ну, не все так печально, - его голос бархатной веревкой связывал мое раздражение. - Есть здесь и свои плюсы. Например, теперь я очень близко к тому, что меня очень радует.
  
  
  
  Мои губы дрогнули. Обиды как не бывало. Я благодарно посмотрела на него, желая показать, как меня тронули его слова.
  
  
  
  - Спасиб...
  
  
  
  - Ты ведь в курсе, что Анна Витальевна (директор нашей школы) в честь моего соглашения продлила мне отпуск?
  
  
  
  Я бестолково моргнула несколько раз, чувствуя, как трескается на моем лице сентиментально-одухотворенное выражение. Ну что за человек, он когда-нибудь прекратит это?!
  
  
  
  Вздохнув, я присела на стул, устало откинувшись на жесткую деревянную спинку. Давно я себя не чувствовала такой уставшей и счастливой...
  
  
  
  - Александр Владимирович?.. - проглотив обиду, позвала я его.
  
  
  
  - Ммм...
  
  
  
  Я неуверенно заерзала на стуле.
  
  
  
  - Я хотела спросить про репетиторство... Оно будет по-прежнему продолжаться?
  
  
  
  Или он и правда больше не видит в них смысла?
  
  
  
  - Так-так, что я слышу, - издевательски строго пожурил меня учитель, поднимая на меня лучистые глаза. - Кто-то хочет лишний раз потунеядствовать, или ты просто забыла сделать домашнюю работу?
  
  
  
  Я не смогла сдержать улыбки.
  
  
  
  - Нет, Абрамова, никуда ты у меня не денешься с дополнительных по математике.
  
  
  
  Как будто кто-то против!
  
  
  
  ========== Глава 23 ==========
   Следующее утро было очень солнечное, лучистое и невероятно согревающее после холодной затяжной зимы в моем городе. Под одеялом было ужасно душно, но не хотелось совершать никаких телодвижений, и в голову полезли глупые мысли о судьбе человека, связанной с его именем.
  
  
  
  Может, у меня с именем что-то не так? Вот у некоторых очень красивое значение имени: у кого оно означает мудрость, у кого красоту, у кого-то вообще связано с цветами или планетами, а у меня что? Такое простонародное имя - Дарья, победу означает. Почти так же, как и Виктория, вот только мало кто об этом знает. И на характер мое имя не сильно повлияло: ну какая из меня победительница? С моим именем хорошо было бы жить разве что пару веков назадnbsp;
.
  
  
  
  Недавно читала в каком-то мамином журнале, что все Даши импульсивны, имеют аналитический склад ума и им необходима любовь: без нее они затухают. Возможно, доля правды в этом и есть, и без любви моя жизнь и правда бессмысленна... была до недавних пор.
  
  
  
  Губы против воли исказила глупая улыбка. И опять нежно-розовые инфантильные мысли захватили мое сознание.
  
  
  
  Мне казалось, что только я его увидела, то уже заранее не успела сказать ему и сотой доли всего накипевшего - как мы опять расстаемся. Это еще одно открытие для меня: о том, как это ужасно - расставаться, о том, как не хочется уходить, о том, как хочется остаться. Зачем нужно расставаться? Об этом я тоже узнала: затем, чтобы завтра встретиться вновь. Самое сладкое ожидание.
  
  
  
  Сейчас у меня все хорошо, хорошо настолько, что пугает. И все эти перемены... Раньше моя жизнь представлялась чем-то серым, хорошо спланированным графиком: вот сейчас школа, дальше будет институт, потом работа - все это правильно и естественно до тошноты. Я всегда старалась сделать так, чтобы мама мной гордилась, так, чтобы не доставлять своей семье еще большие проблемы. Но сейчас, когда рядом со мной Александр Владимирович, я будто почувствовала полный объем жизни.
  
  
  
  Единственное, что меня сейчас угнетало и стало той самой противной ложкой дегтя - это неожиданное появление моего отца. Я ведь так и не рассказала маме об его визите и последующем приглашении в выходные на знакомство с его новой семьей. И теперь оказалась в очень странном положении, разрываясь между моральными и человеческими предубеждениями.
  
  
  
  Под душным одеялом было уже просто невыносимо, и я раздраженно скинула его к ногам. Надо было вставать. Так необычно просыпаться, заранее зная, что день будет удачный.
  
  
  
  Прохладный душ окончательно пробудил меня, приводя мысли в порядок. На кухне пахло кофе и чем-то вкусным... мама уже встала.
  
  
  
  - С добрым утром, солнышко, - потягивая кофе, поприветствовала меня мама.
  
  
  
  Я неловко улыбнулась в ответ, хотя в животе что-то остро скрутило, меня обожгло тошнотворное чувство стыда. Даже смотреть ей в глаза было совестно.
  
  
  
  Завтрак прошел в гробовом молчании. Я была слишком подавлена, чтобы поддерживать разговор, мама же после нескольких неудачных попыток разговорить меня бросила это дело, лишь коротко пересказывая, как у нее вчера прошел день.
  
  
  
  - Кстати, помнишь тетю Лену с моей работы? Она вот на этих выходных замуж выходит, не хочешь пойти?
  
  
  
  Я по кусочкам отщипывала хлеб от бутерброда и апатично отправляла его в рот, от неожиданной реплики мамы про эти выходные резко вдохнула, и, естественно, поперхнулась. Сильно закашлялась.
  
  
  
  Мама быстро встала, чтобы похлопать меня по спине:
  
  
  
  - Осторожнее, Даш! Ешь нормально... И почему у тебя руки такие ледяные?
  
  
  
  Я растерянно себя ощупала. Еще недавно мне было невозможно жарко...
  
  
  
  - В душе была, - хрипло ответила я, все еще откашливаясь, опуская взгляд на остывший чай.
  
  
  
  - Ты себя хорошо чувствуешь? - мама отнесла свой так и недопитый кофе в раковину. Зашумела вода. - Может еще не до конца выздоровела. Какая-то ты в последнее время...
  
  
  
  - Все нормально, мам.
  
  
  
  Не могла же я ей рассказать правду: "ты, бишь, не волнуйся мама, приходил отец, да, именно тот который бросил нас семь лет назад, но ты не переживай, он просто хочет познакомить меня со своей новой семьей, а по возможности еще и забрать в нее. А еще я встречаюсь со своим учителем, но все в порядке. Мы любим друг друга!" Какой бред...
  
  
  
  Мама открыла шкафчик над раковиной и поставила туда чистую кружку, после повернулась ко мне:
  
  
  
  - А что у вас сейчас с Максимом?
  
  
  
  А это уже удар ниже пояса!
  
  
  
  - К чему ты это? - в какую бы сторону ни зашел этот разговор, мне не хотелось его продолжать.
  
  
  
  Мама нахмурилась и отвела глаза, было видно, что ей неловко расспрашивать меня о личной жизни.
  
  
  
  - Вы... помирились?
  
  
  
  Я демонстративно громко поставила чашку на стол и поднялась, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
  
  
  
  Мама тактично промолчала, и я молча вышла из кухни.
  
  
  
  Это было грубо. В сердце царапнуло чувство ужасающей вины, помноженной на бесконечность. Так совестно перед мамой, мне еще никогда не было.
  
  
  
  666
  
  
  
  Кабинет географии, где проходил первый урок в нашем классе, обычно мрачно-сонный, сегодня напоминал мне сильно переполненный улей. Хоть я и пришла в класс за десять минут до урока, в кабинете уже сидела добрая половина класса. По всей видимости, на одноклассников произвело сильное впечатление вчерашнее наставление Александра Владимировича, ибо больше у меня не было объяснений феноменально раннему прибытию моего класса, а в частности Марии, которая пришла ровно за пять минут до звонка.
  
  
  
  В кабинете стоял сильный гул. Ребята еще не отошли от вчерашних известий и продолжали бурно делиться впечатлениями: никакой усталости и привычной в утреннее время сонливости, ребята были переполнены какой-то странной нервной энергией.
  
  
  
  - Давно сидишь? - спросила я Федю, садясь за парту позади него.
  
  
  
  Парень отложил учебник и развернулся в мою сторону. Весь какой-то растрепанный и задумчивый, он напоминал мне сильно взъерошенного воробья в очках, такой же нескладный и потерянный.
  
  
  
  - Да нет, учительница только-только нас запустила, - Федя устало потер тонкую переносицу.
  
  
  
  - Что, не выспался? - участливо спросила я, между делом выуживая из сумки учебник, и тут же вздрогнула от оглушительного звука опрокинутого стула позади. Ошарашенно обернулась. Это всего лишь Петька неудачно задел парту с еще не спущенными стульями, один из которых громко свалился, а другой он успел ухватить рукой.
  
  
  
  Федя поморщился от громкого звука и что-то мне тихо ответил, но я не смогла разобрать, что именно, из-за чрезмерного гама в кабинете. Его голос просто потонул в общем потоке.
  
  
  
  Шум в классе стоял сильный: визгливые выкрики особо шумных девчонок, включенный кем-то клип на планшете в полную громкость, "брутальные" разговоры/разборки одноклассников со второго ряда. Истеричный гогот Петьки и пары его друзей над недавним опусом.
  
  
  
  Я чувствовала, что еще чуть-чуть, и у меня взорвется голова от различных шумов и раздражителей. Подобного рода "хаос" привычен в нашем классе, но не в восемь же утра! Все как с ума посходили...
  
  
  
  В таком же невыносимом гуле прошли и оставшиеся десять минут до звонка.
  
  
  
  - Здравствуйте, девятый "б", - прочистив горло, поздоровалась с нашим классом в полном составе Анна Алексеевна. Одноклассники жидко засмеялись над реакцией учительницы. Сказать, что наша географичка выглядела ошарашенной - ничего не сказать. - Честно... я в шоке. Что, весь класс в сборе? Нет отсутствующих?
  
  
  
  Понеслись громкие выкрики с последних парт:
  
  
  
  - Нет, все здесь!
  
  
  
  - Да мы сами в шоке!
  
  
  
  - Это все сон, Анна Алексеевна, на самом деле вы спите!
  
  
  
  Анна Алексеевна тонко, немного сконфуженно улыбнулась. Забавная растерянность никак не хотела сходить с ее лица. Учит она не так давно, а преподает в нашем классе уже как с класса седьмого, но из-за мягкого характера ей так и не удалось обуздать наш буйный нрав.
  
  
  
  - Вот мне тоже кажется, что я все еще сплю... Садитесь, ребята.
  
  
  
  Дело было и правда необычное. С начала девятого класса, почувствовав свободу и безнаказанность действий, наш класс начал вести себя чрезмерно расслаблено-разгильдяйски, поэтому удивление учительницы было вполне оправдано.
  
  
  
  Я задумчиво нахмурилась: если все же подумать, а не такая уж и плохая идея была с этими массовыми запугиваниями...
  
  
  
  666
  
  
  
  Все последующие уроки у девятого "б" прошли также шумно и в полном составе: ни единого отсутствующего, опоздавшего или внезапно заболевшего. Давно отвыкшие от такого учителя, мягко говоря, были сильно удивлены внезапным рвением к учебе, ведь еще две недели назад весь наш класс в полном составе убежал с генеральной уборки классных помещений.
  
  
  
  Как бы я к этому негативно ни относилась, но страх все-таки мощный мотиватор. Вон хотя бы на Петьку посмотреть: ходит весь нервный на переменах по рядам и клянчит домашку по истории, а раньше было хорошо, если он хотя бы пришел на урок этой самой истории.
  
  
  
  - Даш, после этого какой урок? - толкнула меня локтем Маша, которая с первого урока не в духе. Сонная, нервная и слегка на взводе. Видать, организм не привык еще вставать в такую рань.
  
  
  
  Кабинет истории утопал в солнечных лучах, и время летело как-то незаметно. Подходил к концу уже третий урок.
  
  
  
  - Две алгебры, - не отрываясь от записи, бесцветно ответила я, с трудом сдержав улыбку. Внутри все обожгло теплом скорой встречи.
  
  
  
  Сивцева зло цокнула, с досады на что-то ударив себя по лбу.
  
  
  
  - Бли-ин... я думала завтра, и ничего не сделала!
  
  
  
  Маша кинула на меня быстрый жалостливый взгляд, который я намеренно проигнорировала, занимаясь конспектом. Тогда она начала смотреть уже пристально, не отводя глаз от моего лица, требовательно и все более раздраженно с каждой секундой моего игнорирования.
  
  
  
  Старый проверенный способ довести меня до белого каления. Вот только теперь мне совсем не до ее манипуляций. Мои мысли целиком заняты предстоящей встречей...
  
  
  
  - Так ты сделала домашку или нет? - бурно лопается терпение Сивцевой.
  
  
  
  Вот же приставучая!.. Как там говорилось: "наглость - второе счастье"?
  
  
  
  Я, тяжело вздохнув, наконец оторвалась от записи. Хмуро взглянув на подругу, потянулась к сумке за тетрадью: все равно не отстанет.
  
  
  
  Маша приняла протянутую тетрадь с выполненной домашней работой как должное. По-хозяйски раскрыла ее и сморщилась, когда увидела, сколько придется переписывать. Раньше меня очень обижало такое потребительское отношение: как будто я вечно обязана ей чем-то, а после просто не заостряла на этом внимания. Не стоит это того.
  
  
  
  - По-моему это уже свинство, - нудила Сивцева, щелкая шариковой ручкой и выводя в собственной тетради дату. - Александр Владимирович просто заваливает нас этими домашками... Ты посмотри, целых два листа переписывать!
  
  
  
  - Машунь, ты бы для начала попробовала самостоятельно эти примеры сделать, а не списывать. Вот тогда и поговорила бы, - раздраженно бросила я.
  
  
  
  Подруга ощетинилась, еще что-то пробурчала, но после низко склонилась над тетрадями и, наконец, замолкла.
  
  
  
  Над нашей партой наступила тишина, прерываемая негромким шелестом листов и скрежетом ручек. Переписав последнюю дату с доски, я устало подперла подбородок, с трудом подавив зевок. Вчера пришлось просидеть над учебником до двенадцати.
  
  
  
  Домашней работы, и правда, в девятом классе стало слишком много. Каждый учитель посчитал своим долгом упомянуть, как важен его предмет, и даже несмотря на то, что не все будут его сдавать, знать его все обязаны. Отсюда и облава домашних заданий практически по всем предметам. Но, конечно же, математика, как наиболее "страшный" предмет для нашего класса (и плевать, что мы физико-математики), стал настоящей головной болью не только для Маши. Александр Владимирович строго спрашивал за свой предмет, но и преподавал его превосходно, этим и объяснялись самые высокие баллы нашего класса в проверочном ГИА по математике. Сейчас, когда он стал классным руководителем, логично будет предположить, что шкуру будут драть с нашего класса не только по его предметам, вот Маша и заранее печалится...
  
  
  
  Списать домашнюю работу Сивцева успевает ровно к звонку на перемену. Это еще одна из странных особенностей Маши: во всем, что касается скатывания домашки, она проявляет особую норовистость, был даже случай, когда она переписала целый конспект на три листа минут за семь перемены.
  
  
  
  - Сейчас же алгебра? - раздался голос над моей головой.
  
  
  
  Федя стоял, уже полностью собравшись, над нашей партой, нервно теребя руками край бежевого свитера грубой вязки, слишком теплого для такого солнечного дня. Ему, наверно, ужасно душно. В этом его невротическом движении пальцев я с изумлением узнала саму себя: когда-то у меня была дурная привычка оттягивать края кофт вниз, и даже сейчас, когда я нервничаю, то бессознательно начинаю что-то вертеть в руках.
  
  
  
  Удивительно, сколько у нас схожего с этим парнем...
  
  
  
  - Да... два урока причем, - ответила ему Маша, распахивая пудреницу. - Вы в курсе, кстати, что у нас контрольная сейчас вроде должна быть?
  
  
  
  Я равнодушно повела плечами. Маловероятно, что на этой контрольной будут примеры, которые я не смогу решить. Да и... если и не решу, то на горизонте всплывала весьма приятная перспектива лишнего часа дополнительного занятия с повторениями.
  
  
  
  Федя отреагировал также незаинтересованно:
  
  
  
  - Скорее всего, опять на повторение вчерашнего, а там все легко.
  
  
  
  Аккуратно подтерев слегка размазавшуюся тушь в уголке глаза и громко хлопнув крышкой, Сивцева закрыла пудреницу.
  
  
  
  - Господи, и с кем я общаюсь! - Маша картинно скривилась в судорогах страха. - Ботаники... вокруг ботаники. Изыдите! Скоро я с вами и сама начну учиться...
  
  
  
  Пафоса-то, пафоса сколько! Не сомневаюсь, что в своей голове Машенька уже расписала сверхлегкую, не особо напряженную учебу по всем предметам.
  
  
  
  Сострив несколько плоских шуточек про ботаников и заразу "ботовирус" которые они распространяют, Маша внезапно погрустнела и странно побледнела, будто внезапно вспомнила о чем-то плохом:
  
  
  
  - Блин... мне одной сейчас страшно идти на математику?
  
  
  
  На этот раз Федя понимающе кивнул. А на меня накатило внезапное смущение, и, наклонившись за сумкой, я поднялась на ноги, старательно отводя глаза от ребят.
  
  
  
  - Реально страшно будет, если мы опоздаем, - не своим голосом пробормотала я, одергивая вниз кофту, почти полностью повторяя жест Егорова. - Пойдем уже...
  
  
  
  В странном напряжении прошла дорога к кабинету математики. Маша и Федя активно обсуждали ВУЗы, наперебой споря, какая профессия сейчас более актуальна, а на какую перебор людей. Их голоса превратились в фон для меня. Я же шла, как всегда, немного потерянно. Внутри меня обжигало приятное тепло, но в голове царил эмоциональный хаос, так всегда бывает при близящейся встрече с ним...
  
  
  
  В кабинете собрался почти уже весь класс. По сравнению с другими уроками в классе было тихо, ученики выглядели настороженными и вполголоса переговаривались, хоть никто за сегодня и не нарушил ни одного из трех правил.
  
  
  
  Александр Владимирович сидел за своим столом, около учителя стояла Аня Нестерова. Наклонив голову, он что-то ей объяснял, ручкой указывая в тетрадь, лежащую перед ним.
  
  
  
  Скорее всего, она подошла насчет домашней работы - сделала вывод я, проходя за Машей в кабинет.
  
  
  
  Будто почувствовав мой пристальный взгляд, математик повернул голову к выходу. Его глаза с лукавым прищуром мазнули по моему лицу, губы растянулись в улыбке. Я, естественно, тут же остановилась, как столб, и в меня врезался Федя, идущий позади. Учитель, усмехнувшись, перевел взгляд на Аню, которая, расценив его улыбку по-своему, вмиг стушевалась и зарделась.
  
  
  
  Сердце забилось учащённей, мне опять казалось, что все вокруг уже знают о нас. Что это настолько очевидно, что...
  
  
  
  Неимоверных усилий мне стоило погасить внутреннюю панику.
  
  
  
  Надо выглядеть естественно!
  
  
  
  - Здравствуйте, Александр Владимирович, - не своим голосом поздоровалась я, быстро юркнув за свою парту, всеми силами пытаясь совладать с трясущимися руками.
  
  
  
  Получалось у меня пока до отвратительного антиестественно.
  
  
  
  Маша тоже немного скованно поздоровалась с учителем, ее примеру последовал и Федор.
  
  
  
  Математик передал тетрадь по-прежнему краснеющей Нестеровой и деловито улыбнулся нам:
  
  
  
  - Здравствуйте-здравствуйте, - его тягучий голос обволакивал со всех сторон. Он, изгаляясь, смотрел прямо на меня, а я под его взглядом бледнела все больше, видно, его крайне забавляла моя реакция. - Кстати, Абрамова, отрадно видеть тебя не опоздавшей.
  
  
  
  Я крепко сцепила пальцы рук вместе, едва удерживаясь от того, чтобы фыркнуть.
  
  
  
  М-да, чувствую, эти два урока пройдут крайне увлекательно.
  
  
  
  ========== Глава 24 ==========
   "Я веду себя как идиотка" - в тысячный раз подумала я, всеми силами стараясь игнорировать гулкий пульс в ушах. Прошло всего каких-то тридцать минут первого урока, а Александр Владимирович уже довел меня до истерично-невменяемого состояния.
  
  
  
  Нужно успокоиться... просто успокоиться.
  
  
  
  На сегодняшнем уроке случился худший кошмар для девятого "б", а именно - проверка знаний у доски. Математик наугад называл из списка в журнале фамилию ученика и вызывал того к доске, а после в своей саркастичной манере комментировал ошибки в решении примеров.
  
  
  
  Как можно было уже догадаться, выходило у него это очень обидно и язвительно. Одноклассники в благоговейном страхе замирали, боясь лишний раз вздохнуть, когда он брал в руки журнал, выискивая очередную жертву. Маша так сильно пригибалась корпусом к парте при этом, как будто хотела слиться с деревянной поверхностью.
  
  
  
  В начале урока это меня даже забавляло. Все-таки интересно иногда посмотреть, как некоторые одноклассники, которые весьма фривольно ведут себя на других уроках, вмиг стушёвываются и заикаются, как ненормальные, у доски. Но после того, как учитель чуть не довел до слез Ерохину (в который раз, кстати, за эту неделю) своими особенно хлесткими замечаниями и вывел в журнале уже четверым людям двойку, мне стало не до смеха.
  
  
  
  Сама я чувствовала себя на уроке защищенно. Во-первых, примеры были легкими, решить их не составило бы особого труда... ну и главная причина заключалась, конечно, в особых взаимоотношениях с главным сатрапом нашего класса.
  
  
  
  И раньше Александр Владимирович особо никогда не донимал меня у доски. Так, для профилактики раз в два месяца на пустячное задание, но я так из-за этого нервничала, что начинала запинаться на полуслове.
  
  
  
  Однако на этом уроке, как раз тогда, когда я этого совсем не ожидала, случилось страшное.
  
  
  
  Задумчиво наклонив голову над журналом, Александр Владимирович поднял на меня взгляд и с самой ласковой улыбкой, на какую только был способен, произнес мою фамилию. Сидящая рядом Сивцева, кажется, даже пискнула от неожиданности.
  
  
  
  Он просто клинический садист!..
  
  
  
  Я взглянула на него с полным недоумением и шоком в глазах, однако отчаянные молчаливые молитвы не всегда срабатывают. Или, вполне возможно, Александр Владимирович просто любит доводить меня до белого каления.
  
  
  
  - Что такое, Дарья? - приторно-мягко осведомился он, ибо я так и не шевельнулась с места. - Смелее. Выходи, упражнение под номером 342: "а" и "б".
  
  
  
  Из всех его подколов, шуточек и острот эта выходка была наиболее болезненной. И самой абсурдной. Он прекрасно знал, как я не люблю публично отвечать, как ненавижу, когда на меня обращают внимание, и все равно это сделал!
  
  
  
  Я почувствовала, как невыносимый жар обжег лицо, от учащенного сердцебиения заложило уши. Мне захотелось по-детски сказать, что я не выйду, потому что не хочу и мне страшно... Но, заранее зная, к каким последствиям это может привести, я благоразумно взяла учебник и одеревенело посеменила к доске.
  
  
  
  Мела под доской почти не было, пришлось взять мелкий огрызок, который сильно крошился белой известью на пальцах. Моя рука слегка подрагивала, когда я писала условие примера. Вышло у меня криво и некрасиво, мелкие цифры прыгали по всей доске, скорее всего, людям на задней парте ни черта не было видно.
  
  
  
  Ну и ладно, переживут.
  
  
  
  В отличие от меня...
  
  
  
  В голове все плавилось от нервов, как сыр в микроволновке, и сосредоточиться на примере не получалось. Я с ужасом осознала, что просто ледяным изваянием стою у доски, глупо хлопая глазами, и ничего не могу сделать.
  
  
  
  А до этого эти примеры казалась мне такими пустячными...
  
  
  
  - Ну, как успехи? - спросил Александр Владимирович, поворачиваясь к пустой доске, где я феерично стояла ни жива ни мертва с чертовым огрызком мела в руке.
  
  
  
  Чудесно. Теперь мне стало так стыдно, как никогда прежде...
  
  
  
  - М-да... уж от кого точно не ожидал... - устало откидываясь на стул, констатировал учитель. - Простое квадратное неравенство... что ж вы с ним все так тупите-то?
  
  
  
  Я сама прекрасно знала, как это легко, мы эту тему проходили еще в восьмом классе... но в таком невыносимом напряжении маловероятно, что я бы смогла решить даже элементарное задание из арифметики.
  
  
  
  В голове опять забухал жар, я растеряно подняла руку к доске, чтобы хоть что-то написать, но перед глазами все расплывалось, и я безвольно опустила ее.
  
  
  
  Просто чудесно...
  
  
  
  - Дарья, какую теорему нужно здесь применить? - решил сжалиться надо мной Александр Владимирович.
  
  
  
  Меня вдруг прояснило.
  
  
  
  - Вторую?.. - неуверенно промямлила я, больше спрашивая, чем утверждая.
  
  
  
  - Правильно, это метод интервалов. Так примени его. На прошлом уроке все это проходили.
  
  
  
  Легко ему, конечно, говорить...
  
  
  
  Крошечный остаток мела в моих пальцах противно скрежетал по доске, когда я старательно выводила им неравенство, и грозил совсем скоро полностью рассыпаться. Звук получался мерзкий, ненавижу, когда кто-то так шкрябает по доске.
  
  
  
  Спиной я чувствовала его скользящий взгляд на себе и из-за этого сбивалась, делая помарки, которые приходилось стирать тряпкой. На мокрой доске и так плохо пишущий огрызок мела и вовсе не хотел ничего писать.
  
  
  
  От нервного перенапряжения у меня стало остро колоть в животе. И, кажется, даже поднялась температура.
  
  
  
  Ох, и выскажу я потом ему за это!
  
  
  
  Но математик хотя бы не заставил меня комментировать каждое действие у доски, как требовал от остальных вызванных "везунчиков". И на этом спасибо.
  
  
  
  - Стоп. Абрамова, а где у тебя меньший корень? - раздался голос у меня за спиной.
  
  
  
  Рано радовалась...
  
  
  
  От неожиданности я вздрогнула и чертов мел, выпал из моих рук на пол. Он это специально! Сильно смутившись, я присела на корточки, чтобы его поднять, но к собственному ужасу так ничего и не нашла. Скорее всего, этот огрызок отскочил и куда-то укатился.
  
  
  
  На глаза мне попались мужские черные туфли. Сверху кто-то насмешливо хмыкнул, и мне не нужно было семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно. Чувствуя себя ужасно глупо, я поднялась на ноги с пустыми руками, ощущая прилив крови к лицу.
  
  
  
  Александр Владимирович наблюдал за моими действиями с непроницаемым лицом и, кажется, едва сдерживался от того, чтобы не выдать очередную остроту. Ситуация становилось все абсурднее с каждой минутой.
  
  
  
  - У вас мел кончился, - сухо констатировала я, предотвращая его дальнейшие высказывания.
  
  
  
  - Какая жалость, - в тон мне отозвался он. - Возьми в тумбочке под доской.
  
  
  
  Я чувствовала себя актрисой малобюджетного комедийного сериала, когда еще минуту провозилась с дверцей тумбочки, которую заклинило, и она ни в какую не хотела открываться. А мне казалось, что позорнее быть ничего не может. С четвертого раза моего истерично-отчаянного дергания за ручку дверца, наконец, поддалась, и я выудила-таки коробочку этого чертового мела.
  
  
  
  В такие моменты почему-то начинаешь ненавидеть весь мир.
  
  
  
  Одеревеневшие пальцы, измазанные белой известью, плохо слушались и слегка подрагивали, когда я выковыривала из цветастой коробочки мелок. Мне казалось, что, если я провожусь еще хоть лишних пять секунд с этим, то просто умру.
  
  
  
  - Дай-ка сюда.
  
  
  
  Неожиданно перед моими глазами мелькнула чужая рука, которая деловито отобрала у меня так позорно и не вскрытый коробок. Учителю, наверно, уже порядком надоела моя возня.
  
  
  
  Просто прекрасно...
  
  
  
  - Как я уже говорил, вначале обязательно нужно написать меньший корень, - ловко вытряхивая себе на ладонь мел, протянул математик. - Потому что знак старшего коэффицента положителен. Когда решаете, чтобы было легче, можете просто мысленно представить его график.
  
  
  
  Мне стало обидно до ужаса: я же это прекрасно знала!..
  
&nnbsp;
bsp; 
  
  Мужчина стер мои корявые каракули на доске и написал полное решение примера. Что странно, он всегда писал что-то с непоколебимой уверенностью, и никогда не делал помарки в расчетах, как делала их учительница алгебры до него. Наша бывшая математичка часто, когда что-то объясняла у доски, комментировала свои решения престранными монологами: "Так, это же сюда? А это, стало быть, сюда... Как у вас там получилось?" и, конечно же, нередко ошибалась, сильно путая всех. Александр Владимирович же никогда не ошибался и, тем более, не спрашивал готового решения у учеников.
  
  
  
  Поставив конечную точку в решении примера, он повернулся к классу:
  
  
  
  - Вот и все. В ответ не забываем включить корни. Разве так сложно?
  
  
  
  Я горестно опустила взгляд вниз на свои перепачканные в меле руки: это действительно не сложно решить, сидя где-нибудь в тихом месте, но, стоя перед всем классом, в двух минутах от инсульта, это становится просто невозможным!
  
  
  
  - Дарья, реши еще пункт "б", - обратился ко мне учитель.
  
  
  
  Я поспешно кивнула головой, так и не встречаясь с ним взглядом, уткнулась в книгу, выискивая пример, и только хотела записать его условие, как поняла что...
  
  
  
  - Писать пальцами собралась? - насмешливо хмыкнул математик.
  
  
  
  Чертов мел!
  
  
  
  Александр Владимирович с непроницаемым лицом, по которому мне стало понятно, что он едва сдерживается от очередного приступа неуместного саркастичного веселья, протянул мне мелок.
  
  
  
  Он будто специально хочет довести меня!
  
  
  
  Я, чувствуя, как горлу подступает молчаливая истерика, стараясь не выдать учащенное сердцебиение, суетливо схватила мел из его рук, мимолетно соприкоснувшись с теплыми пальцами. Но если внутреннюю дрожь еще можно было как-то скрыть, то вот активный прилив кровотока к лицу, увы, никак.
  
  
  
  - Что же ты так нервничаешь? - едва слышным шепотом, проходя мимо меня, проронил математик. - Расслабься.
  
  
  
  Он точно рехнулся! Если он все же хотел, чтобы у меня случился микроинсульт, то он этого почти добился! Оставалось только уповать, чтобы его никто, кроме меня, не расслышал.
  
  
  
  Сосредоточиться на примере во второй раз, несмотря ни на что, оказалось легче. Эти неравенства были сверхлегкими, и, при нормальной, не давящей обстановке, думаю, ни у кого из класса не возникло бы с ними проблем. И здоровая злость на его жестокий поступок и двусмысленное заявление (а это при всех одноклассниках!) отрезвили меня.
  
  
  
  Возможно, это просто моя паранойя, но, казалось, что каждый находящийся в это время в кабинете странно на меня покосился.
  
  
  
  Неприятное ощущение...
  
  
  
  Когда, наконец, с пунктом "б" было покончено, Александр Владимирович милостиво отпустил меня на место. Естественно, без колкостей не обошлось:
  
  
  
  - Правильно, молодец, - лениво изрек учитель, мазнув глазами по доске. - Дарья, мне иногда кажется, что ты издеваешься, так сглупить при первом примере... Ладно садись, четыре, на будущее головой думай.
  
  
  
  Кто над кем еще постоянно издевается! - мысленно фыркнула я, идя за свое место, мимоходом отряхивая руки от мела.
  
  
  
  Впрочем, как потом оказалось, я отделалась легче всех. По крайней мере, единственная, кто не схлопотал двойку за урок. Еще двадцать минут урока Александр Владимирович по одному вызывал учеников к доске. Все так же открыто изгалялся над тщетными попытками одноклассников что-то решить, и с каждым разом замечания становились все хлеще, перерастая почти в обидные оскорбления.
  
  
  
  Я уже никак на это не реагировала, тогда как сидящая рядом Маша вся извелась и почти полностью сгрызла ручку со страха быть вызванной.
  
  
  
  Пусть делает, что хочет: не мытьем так катанием, возможно, что-нибудь да вобьет в мозг нерадивых учеников. Хоть такие методы и вызывали во мне неодобрение, но раз это действует...
  
  
  
  Когда прозвенел спасительный звонок, почти все ученики облегченно вздохнули. Сивцева, до этого шепотом молившаяся кому-то о спасении, чуть не свалилась со стула от радости. Впрочем, перемена была короткой, и от того временное затишье недлинным, потому что на следующем уроке была объявлена контрольная работа.
  
  
  
  В кабинете стояла до того напряженная атмосфера, что, казалось, ее можно прощупать рукой. Одноклассники сидели, низко склонив головы над тетрадями, боясь лишний раз привлечь внимание учителя. А день стоял погожий, по-весеннему солнечный и безоблачный. Солнечные лучики отражаясь, прыгали по бледным, из-за долгой зимы, лицам учеников, которые недовольно морщились и старались отгородиться от света. Создавался странный контраст: яркого, расслабляющего, весеннего солнца и болезненной напряженности одноклассников. Хоть картину пиши.
  
  
  
  Работу я успела сделать одной из первых, даже помогла Маше (точнее, сделала половину из ее варианта, чтобы она получила хотя бы тройку), и теперь просто сидела за партой, щурясь от солнечного света, лившегося через окно прямо на мою парту. Сильно хотелось спать.
  
  
  
  Как же приятно! В кои-то веки выглянуло солнце и светит уже с утра. После длинной, изматывающей все силы, промозглой зимы - просто подарок природы. И сейчас мне стало как-то все равно, что час назад мне хотелось убить моего математика. К чему опять выяснять отношения в такой погожий день? Все равно, что бы я ни сказала, он не изменится.
  
  
  
  Горбатого могила исправит.
  
  
  
  Соединив руки на парте в медитационный жест и уперев на них подбородок, я прикрыла глаза, позволяя себе на миг утонуть в тепле. Действительно приятно хоть на мгновенье забыться, успокоиться, расслабить вечно напряженные плечи...
  
  
  
  Прозвенела противная трель звонка.
  
  
  
  Я тут же раскрыла глаза, возвращаясь в реальность. Оказалось, я успела задремать. Как всегда, после сна весь мир слился в одну полную неразбериху. Потребовалось несколько секунд, чтобы я окончательно пробудилась и поняла что происходит.
  
  
  
  Что за черт?!
  
  
  
  Одноклассники, по-прежнему напряженно-несчастные, стали передавать по рядам тетради с контрольными, действуя странно механически при этом.
  
  
  
  Рассеянно передав тетради с задних парт сидящему передо мной Феде, я устало потерла виски. Сегодня я впервые уснула на уроке. Скорее всего, так сказывается сегодняшний недосып.
  
  
  
  - Даш, спасибо, - шепнула мне Сивцева.
  
  
  
  Я немного потерянно кивнула ей. Она, видимо, не заметила, как я отключилась. Это хорошо... никто не заметил.
  
  
  
  - Завтра будет общая консультация, - сообщил Александр Владимирович, когда все сдали свои тетрадки. - Там разберем ваши контрольные. Все свободны.
  
  
  
  Наши взгляды на мгновенье встретились. Жар опалил мне лицо. Мне стало понятно, так и не озвученное: "Дарья, задержись".
  
  
  
  Как было, есть и, наверное, уже всегда будет, перед встречей с ним, меня охватил легкий мандраж. Хоть сейчас я и не изнывала, сжигая саму себя изнутри от неопределенности наших отношений, но, бударажащая меня внутри, как миллионы маленьких бенгальских огней, дрожь, никуда не делась.
  
  
  
  Словно в первый раз.
  
  
  
  Ученики начали активно собираться. Следующим и последним уроком была физика. Я так же на скорую руку скидала принадлежности в сумку, но осталась сидеть на своем месте, тогда как другие по одному стали покидать кабинет.
  
  
  
  - Ты идешь? - спросила меня собравшаяся Маша.
  
  
  
  Федя, перекинув сумку через плечо, остановился за Сивцевой и так же вопросительно на меня посмотрел.
  
  
  
  - Нет, но вы идите, - скупо и до ужаса неправдоподобно улыбнулась я. - Мне надо спросить кое-что по контрольной... недопоняла там один пример.
  
  
  
  Маша бросила на меня взгляд, а-ля "у девочки совсем мозги набекрень съехали".
  
  
  
  - Четвертый что ли? - удивленно с легким оттенком зазнайства переспросил Егоров. - Так там же вообще все легко! Хочешь, я сам тебе объясню?
  
  
  
  Я замерла на стуле с той же приклеенной к губам улыбочке, как загнанная на охоте лиса.
  
  
  
  Никогда меня так прежде не раздражал своей настойчивостью Федя.
  
  
  
  - Нет, не четвертый... - начала юлить я. Всегда отвратительно выходило врать... - То есть не совсем по контрольной, а по домашке... С дополнительной. Там номер один и... Я после объясню, ладно? Вы идите...
  
  
  
  Вышло у меня просто кошмарно - я сама это прекрасно понимала. Егоров еще хотел что-то сказать, но тут его за локоть взяла Маша:
  
  
  
  - Пошли-пошли, - доверительно зашептала подруга парнишке. - Она просто ненормальная. Хочет, чтобы Александр Владимирович ее окончательно убил на сегодня - ее дело. Пошли отсюда, а то и нам достанется.
  
  
  
  Парадокс, но никогда еще так сильно я не была благодарна Сивцевой.
  
  
  
  Федя почему-то сразу вмиг оробел и даже покраснел, покорно позволяя себя вывести из класса подталкивающей его к выходу Машке. На эту странную парочку даже пару раз недоуменно обернулись одноклассники.
  
  
  
  Проводив их взглядом до дверей, я облегченно откинулась на спинку стула. Что ж, теперь я Машкина должница. Действительно выручила!
  
  
  
  Александр Владимирович, как и в прошлый раз, облокотился спиной о собственный стол, лениво листая взятую тетрадь с контрольной работой. Класс пустел очень быстро, никто, подобно мне, не горел желанием остаться, чтобы спросить что-то по поводу контрольной.
  
  
  
  Еще один плюс в пользу запугиваний?
  
  
  
  - Господи, уже не глядя можно поставить двойку, - цокнул языком учитель, бросая тетрадь обратно на стол, когда за последним учеником закрылась дверь. - Что за класс одних придурков?
  
  
  
  Почему-то в этот раз, обидно совсем не было. Я едва подавила улыбку.
  
  
  
  - Что же вы всех под одну гребенку гребете?
  
  
  
  Мужчина усмехнувшись, прожег меня долгим взглядом нереально зеленых глаз:
  
  
  
  - Иди сюда, Абрамова, эта перемена длится только десять минут.
  
  
  
  Все внутри обожгло теплом, получше десяти солнц вместе взятых.
  
  
  
  - Знаете, о чем я сегодня подумала, Александр Владимирович? - переставляя сумку с колен на парту и поднимаясь, негромко спросила я. Ноги у меня слегка вибрировали, коленки сделались, будто из ваты.
  
  
  
  - Ты слишком много думаешь, когда этого совсем не надо... Но о чем же?
  
  
  
  Сердце невыносимо сладко екало в грудной клетке, однако, когда я говорила, то не улыбалась:
  
  
  
  - О том, что вы иногда становитесь просто невыносимым садистом. Я хотела на первом уроке очень сильно вас чем-нибудь стукнуть.
  
  
  
  Я неторопливо, по маленькому шажку, приближалась к нему, чувствуя себя безвольным кроликом, загипнотизированным удавом. Он смотрел на меня с лукавой усмешкой:
  
  
  
  - Это было бы забавно. Я даже не буду сопротивляться, начинай.
  
  
  
  Остановившись в шаге от учителя, я не смогла сдержать смешок. Александр Владимирович поймал меня за руку и, притянув её к себе, нежно поцеловал тыльную часть ладони:
  
  
  
  - Можешь и правда меня стукнуть за все хорошее. Глядишь, легче станет.
  
  
  
  Электрические разряды из того места, где касались его губы, импульсами расходились по всему телу.
  
  
  
  - Например, за то, что вы вечно издеваетесь надо мной, - прошептала я, силясь совладать с невероятными ощущениями разливающимися внутри.
  
  
  
  Его губы опустились ниже по запястью:
  
  
  
  - Думаю, заслуженно.
  
  
  
  - И за то, что сегодня чуть не довели до инфаркта.
  
  
  
  - Да.
  
  
  
  - За то, что всегда доводите меня бешенства.
  
  
  
  - Знала бы ты, как это лестно слышать.
  
  
  
  - За то, что довели до ручки и постоянно оскорбляете весь мой класс.
  
  
  
  - Хмм...
  
  
  
  - За то, что просто играетесь со мной... - выдохнула я наконец то, что наболело. - Иногда мне кажется, было бы лучше никогда нам не встречаться.
  
  
  
  Он, сжав мою руку, опустил ее от своего лица:
  
  
  
  - Это неправда.
  
  
  
  Мое лицо просто пылало от невыносимого жара внутри. Почему-то стало трудно дышать.
  
  
  
  - Мне так не кажется, - хрипло отозвалась я.
  
  
  
  - А почему мы говорим шепотом?
  
  
  
  - Не знаю...
  
  
  
  Фыркнув, Александр Владимирович, потянул меня на себя, его губы нашли мои. Поцелуй был медленным, невыносимо чувственным, если вначале я еще хотела напомнить что мы, вообще-то, в школе, и в любой момент сюда может кто-то войти, то потом стало не до этого. Для такого жестокого саркастичного садиста математик просто потрясающе нежно целуется.
  
  
  
  Мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Воздуха не хватало хронически. И это чувство внизу живота, будто и правда несколько миллионов фейверков огненным залпом взорвались внутри.
  
  
  
  Казалось, что я сплю. Не может быть так хорошо в реальности.
  
  
  
  Наконец он первый оторвался от моих губ. Я рвано вдохнула в себя воздух и еще долго не могла отдышаться, будто пробежала марафонский забег.
  
  
  
  - Даша, как ты не понимаешь, - прошептал он мне на ухо, вызывая длинную рябь мурашек по всему телу. - Без меня тебе будет ужасно скучно...
  
  
  
  Без него мне будет скорее просто невозможно...
  
  
  
  - А вы эгоист, - серьезно сказала я.
  
  
  
  Он нежно поцеловал меня в шею, и я закрыла глаза от невозможно острого чувства, разлившегося по телу:
  
  
  
  - И не спорю.
  
  
  
  "Я схожу с ума".
  
  
  
  Руки мужчины скользнули по моей талии и приподняли меня в воздух, момент - и я уже сижу на учительском столе. Он положил мне ладонь на затылок и, притянув мое лицо к себе, возобновил поцелуй.
  
  
  
  Кислорода опять как будто и не существовало никогда, одно сплошное безумие. Этот поцелуй был другим. Почти дикий, наполненный страстью и желанием, и еще чем-то порочным...
  
  
  
   Непрекращающееся сумасшествие.
  
  
  
  Когда разгоряченным легким уже совсем перестало хватать воздуха, я отстранилась, прекращая поцелуй, и жадно вдохнула в себя кислород. А после будто пришла в себя.
  
  
  
  - Подождите, - рвано шептала я, стараясь отдышаться. - Я не думаю, что это хор...
  
  
  
  Он нагнулся надо мной и опять возобновил поцелуй. И все опять стало неважным... но самая горластая мысль в моей голове, та, которая всегда взывает к моему здравомыслию, никак не хотела затыкаться.
  
  
  
  - Сюда могут войти, - все-таки произнесла я.
  
  
  
  - У меня сегодня больше нет здесь уроков.
  
  
  
  - Ну а...
  
  
  
  - Абрамова?
  
  
  
  - Что?
  
  
  
  - Замолчи.
  
  
  
  И я замолчала. И мир опять будто перестал существовать для меня. Правда, это длилось совсем недолго...
  
  
  
  Сквозь алую пелену, застилающую мозг, я услышала мерзкую трель звонка.
  
  
  
  Мужчина наконец отстранился от меня. На губах у него играла привычная лукавая улыбка, тогда как я не знала, как отдышаться. Оправив сбившуюся на мне кофту, он произнес:
  
  
  
  - Кажется, мы слегка увлеклись. Тебе уже пора, опаздывать нехорошо.
  
  
  
  ========== Глава 25 ==========
   Утром следующего дня природа преподнесла свой очередной сюрприз.
  
  
  
  Еще вчера на улице было нестерпимо жарко, нещадно палило солнце, а вот уже сегодня с молочно-белого неба падали хлопья снега, большие и спрессованные, словно комочки пуха. Ветра не было, из-за чего снег оседал медленно и почти тут же таял, касаясь земли.
  
  
  
  Я стояла под козырьком магазина и загипнотизировано наблюдала за падением снега, ожидая прихода Феди.
  
  
  
  Еще вчера мы с Егоровым, узнав, что живем близко друг от друга, договорились встретиться перед школой около магазина, чтобы потом вместе пойти на занятия. Когда-то в классе седьмом мы с Машей делали так же, пока не поссорились из-за частых просыпаний Сивцевой. Мария, кстати, от предложения совместной прогулки сразу отказалась: для нее настоящим подвигом было прийти за пять минут до начала уроков, что уж говорить про подъем на полчаса раньше?
  
  
  
  Федор задерживался.
  
  
  
  Я зябко потерла ладони, дыша на них паром, досадуя о том, что не догадалась надеть перчатки. Хоть сегодня и не было ветра, на улице ранним утром было прохладно.
  
  
  
  Странно... в середине марта идет снег. В этом году природа особенно изобилует причудами, да и не только природа. Кардинально изменилась и моя жизнь.
  
  
  
  В голове вдруг щелкнуло, что в тот день, перевернувший всю мою жизнь, тоже падал снег...
  
  
  
  - Привет, Даша, - раздалось откуда-то сбоку.
  
  
  
  Ну наконец-то он пришел!
  
  
  
  Я повернула голову и не смогла сдержать улыбки. Федя, с головы до ног облепленный белым снегом, быстро семенил в мою сторону, на каждом шагу его шапка с пушистым синим помпончиком задорно подпрыгивала на макушке.
  
  
  
  - Почему так долго? - недовольно проронила я, не отрывая взгляда от его чудной шапки.
  
  
  
  - Да мама перед самым выходом нагрузила делами, - поравнявшись со мной, сбивчиво объяснил Федя, забавно отряхиваясь от хлопьев снега, налипших на шапку и пуховик. - Прости, надо было позвонить, но я твой номер телефона не знаю.
  
  
  
  Я кивнула, сдерживая в себе порыв пощупать этот синий помпончик:
  
  
  
  - Ладно, пошли уже, а то опоздаем.
  
  
  
  Егоров кивнул, и мы быстро зашагали по заснеженному асфальту в сторону школы. Шли мы вроде как вместе, но не рядом: Федя шел чуть впереди, сильно шаркая ботинками по снегу, и мне постоянно приходилось время от времени ускоряться, чтобы нагнать его, что раздражало.
  
  
  
  Обычно я любила неспешно идти в школу, на ходу как бы "отключаясь" от внешнего мира и уходя в свои внутренние думы. А вот сейчас же я думала лишь о том, как бы не отстать от Феди.
  
  
  
  Куда он так несется?
  
  
  
  Шли молча. Лишь когда мы уже подходили к воротам школы, Егоров рассеянно спросил:
  
  
  
  - У нас же первым русский? Не знаешь, кто будет вести?
  
  
  
  Я отрицательно качнула головой. Уже и забыла, что с уходом Марьи Алексеевны у нас должен появиться новый учитель русского.
  
  
  
  Уже в школе, снимая верхнюю одежду, я дала сама себе зарок на будущее: больше никогда в жизни не соглашаться на совместные прогулки до школы с кем бы то ни было! Никакого удовольствия эти прогулки все равно не приносят: Маша постоянно опаздывает, плюс безбожно болтает во время пути, а Федя мчится в школу со скоростью болида Формулы-1...
  
  
  
  Как всегда в утреннее время, весь первый этаж школы был очень похож на вокзал. Под ногами всюду суетились малыши из начальных классов, ученики постарше громко смеялись и здоровались, устраивая коллективные обнимания. Было слышно, как на подоконниках общаются и переругиваются парни.
  
  
  
  Из постоянно открывающихся входных дверей тянуло холодом. Кафель был весь в грязных разводах от снега, который месила ногами толпа. Уборщица, грузного вида женщина, с кислой физиономией сидела на скамье и ждала звонка на урок, дабы все убрать. Не завидую ее работе...
  
  
  
  Вот чего точно не люблю в школе, так это весь этот хаос по утрам в главном фойе! Вот хоть специально опаздывай на уроки, лишь бы избежать этой давки...
  
  
  
  Федю из вида я потеряла сразу же, как зашла в школу: он быстро растворился в толпе. Поэтому, сдав куртку в гардеробную, я одна засеменила на второй этаж. Пробираясь сквозь толпу к лестнице и стараясь не налететь на мельтешившую под ногами малышню, я неожиданно лицом к лицу столкнулась с Максом, в последний момент сумев затормозить, чудом не врезавшись в него.
  
  
  
  Чудесное начало утра... Вот кого мне точно не хочется видеть ни сегодня, ни еще когда-либо.
  
  
  
  - Ой, прости, - пробормотала я, опуская голову и делая шаг влево, чтобы обойти его, но Высоцкий также галантно отступил влево, тогда я дернулась вправо, и парень естественно повторил мой пируэт. Еще несколько секунд мы подобно гарцевали то влево, то вправо, пока я наконец не поняла, что он нарочно не дает мне пройти.
  
  
  
  Я глубоко вдохнула, силясь успокоиться, а затем вопросительно подняла на него глаза, готовая в любой момент перейти в атаку.
  
  
  
  - Привет, Даша, - улыбнулся парень как ни в чем ни бывало, будто был очень рад меня видеть. В простой серой толстовке и джинсах он почему-то очень органично вписывался в окружающую со всех сторон толпу.
  
  
  
  - Привет, - сухо поздоровалась я, не узнавая своего голоса - столько в нем было холода и механических ноток.
  
  
  
  Улыбка на его лице медленно погасла. И я даже почувствовала себя неловко из-за своего холодного приветствия...
  
  
  
  Между нами повисло неловкое молчание. Окруженные со всех сторон толпой спешащих на занятия шумных школьников, мы молча смотрели друг другу в глаза, будто играя в игру "кто кого переглядит". Макс будто хотел мне что-то сказать, но почему-то упрямо молчал, хотя обычно его не заткнешь.
  
  
  
  Пауза затягивалась.
  
  
  
  Становилось еще более неловко. Было ли дело в нашем общем плохом расставании? Или в том, что глаза у Высоцкого были какие-то грустные и очень внимательные. Слишком внимательные...
  
  
  
  Проиграла в эти немые гляделки, конечно же, я. Отвернувшись от него, словно заметив кого-то в толпе, я тем же чужим голосом бросила:
  
  
  
  - Слушай, мне на урок пора...
  
  
  
  И тут меня как будто услышал кто-то свыше, очень кстати раздалась трель звонка.
  
  
  
  - Ага... - Макс замялся, словно хотел мне еще что-то сказать. Я крепче стиснула лямку сумки, внутренне сжавшись, но тут его окликнул кто-то из друзей, и он обернулся назад. Я также невольно оглянулась назад на лестницу, больше всего на свете желая поскорее уйти отсюда.
  
  
  
  Старый добрый инстинкт - бегство от проблем и всех неловких ситуаций в жизни. Я так и не выросла из этого.
  
  
  
  - Ладно, как-нибудь еще поболтаем, - окликнул меня голос Макса.
  
  
  
  "Да не дай Боже!"
  
  
  
  Парень улыбнулся мне, как ни в чем ни бывало. Я тупо кивнула головой, хотя перспектива когда-нибудь вот так же информационно "поболтать" меня совсем не привлекала. Неловко махнув на прощание рукой, я развернулась и быстро поднялась вверх по лестнице, по пути растерянно обдумывая причины, по которым Высоцкий захотел вдруг со мной поговорить...
  
  
  
  Еще неделю назад мы вполне комфортно уживались вместе в одной школе, делая вид при вот таких случайных встречах, что друг друга не существует. А сегодня я почему-то внезапно перестала быть невидимкой.
  
  
  
  Не нравится мне это.
  
  
  
  Все это время во мне зрела смутная тревога, что обида, которую я нанесла ему при расставании, не забыта...
  
  
  
  Знать бы, что творится у него в голове.
  
  
  
  Во вторник первыми уроками у моего класса стоял сдвоенный русский язык, и кого нам назначили учителем вместо Марьи Алексеевны, я не знала. Войдя в кабинет, где раньше велся русский язык и литература, я первым делом бросила взгляд на учительский стол, который оказался на удивление пуст. Учителя еще не было.
  
  
  
  Опять эта интрига с учительским составом...
  
  
  
  Заняв свою привычную парту, которая пустовала (Маша еще не пришла), я без особого энтузиазма стала вытаскивать школьные принадлежности из сумки. Ко мне повернулся Федя и начал рассказывать про вчерашнюю контрольную, вслух гадая, что получит за нее. В кабинете слышался легкий гул. Ребята вполголоса переговаривались между собой.
  
  
  
  Наконец дверь в класс резко открылась, одноклассники, осекшись, тут же повернули головы к входу, некоторые спешно вскочили на ноги. Я выпрямилась, Федя мгновенно повернулся обратно. Но вместо ожидаемого учителя в класс влетела сильно запыхавшаяся Сивцева.
  
  
  
  По кабинету прошла волна смешnbsp;Еще неделю назад мы вполне комфортно уживались вместе в одной школе, делая вид при вот таких случайных встречах, что друг друга не существует. А сегодня я почему-то внезапно перестала быть невидимкой.
ков.
  
  
  
  - Учителя еще не было? - спросила Маша, приземляясь рядом. - Привет, кстати!
  
  
  
  - Привет, - поздоровался Федя, опять оборачиваясь со своей парты.
  
  
  
  - Нет, но Маш, ты бы не опаздывала так больше, - хмыкнула я. - Тебе же уже говорили, еще одно опоздание и...
  
  
  
  Подруга раздраженно перебила меня:
  
  
  
  - Да знаю я! Просто сестра сегодня не разбудила, и я проспала.
  
  
  
  Я равнодушно пожала плечами: Александр Владимирович вряд ли с пониманием отнесется к этой причине, дело ее...
  
  
  
  - Знаешь, кто у нас новый учитель?
  
  
  
  - Нет... его еще не было, как видишь.
  
  
  
  Я опять прикусила свою многострадальную ручку, но тут Маша несильно толкнула меня локтем и с улыбкой показала на телефоне фото со своего вчерашнего свидания. На снимке они вместе с Игорем стояли в обнимку около большой фигурки северного мишки на коньках.
  
  
  
  - Это мы на катке вчера были, - объяснила подруга.
  
  
  
  Я натянуто улыбнулась, пробормотав что-то нечленораздельное. Маша, будто не замечая моего отсутствующего вида, стала рассказывать (заодно и показывать) события вчерашнего дня. Хотя внимательно и слушал ее только Федя, Марии это вовсе не мешало в красках описывать свое свиданье.
  
  
  
  Еще одна особенность Сивцевой: когда она выговаривается, ей становится совершенно неважно, слушают ли ее или нет. Хоть сиди ты и целенаправленно зевай, и уши закрывай, все равно не успокоится, пока не расскажет все о наболевшем.
  
  
  
  Федя этого еще не знал, поэтому чуть склонил голову, слушая Машу. По всей видимости, боялся обидеть ее невнимательностью.
  
  
  
  Бедный, долго же придется слушать...
  
  
  
  Я-то уже привыкла во время очередных словесных недержаний Сивцевой спокойно заниматься своими делами. Федю же придется этому еще учить.
  
  
  
  В общем гомоне прошло еще несколько минут. Учителя не было. Подруга уже заканчивала свой рассказ, а громкость переговоров учеников между собой с каждым мгновеньем становилась все выше.
  
  
  
  Тут кто-то с задних парт предположил, что урока не будет, и класс в один голос заголосил еще громче. Когда дверь кабинета открылась во второй раз, как по волшебству в классе воцарилась абсолютная тишина, будто внезапно на кабинет кто-то опустил звуконепроницаемый барьер.
  
  
  
  Всегда бы так...
  
  
  
  В кабинет, чуть прихрамывая, вошел незнакомый мне ранее мужчина. Уже весьма солидного возраста, с темными волосами, слегка тронутыми сединой, но со всё еще зоркими и живыми карими глазами, спрятанными под стекла очков.
  
  
  
  Я поспешно поднялась на ноги, решив, что это и есть новый учитель; все в классе также начали подниматься.
  
  
  
  - Садитесь-садитесь, ребята, - махнул нам рукой мужчина. Голос у него был чуть хрипловатый. Встав посреди кабинета лицом к классу, он с улыбкой промолвил: - Вы извините, что я так задержался. У меня сейчас в классном руководстве шестой класс, а они такие неугомонные. Маленькие пока еще. Пока их успокоишь и посадишь... Много времени отнимает, сами понимаете.
  
  
  
  Одноклассники робко заулыбались, правда, совсем не от понимания, а просто от человеческого обращения к себе. Обычно учителя, опаздывая и на гораздо больший срок, ограничивались просто холодным приветствием и с ходу начинали урок. А тут впервые объяснились...
  
  
  
  - Итак, здравствуйте. Меня зовут Леонид Николаевич Ермоленко, - представился мужчина. - С сегодняшнего дня я ваш новый учитель русского языка и литературы.
  
  
  
  Я глупо улыбнулась. Мне всегда казалось странным, когда мужчина становится учителем русского языка. Как-то необычно...
  
  
  
  - Преподаю я в школе уже давно, в следующем году будет как сорок лет, иные столько не живут... Но да ладно, - Леонид Николаевич обвел невероятно зоркими для своего возраста глазами класс. - Вы сейчас учитесь в девятом классе, на носу у вас ГИА. Я осведомлен о том, что в вашем классе рекорд по проваленным пробным экзаменам по русскому языку.
  
  
  
  С последних парт кто-то шибко "умный" похлопал в ладоши, раздались смешки.
  
  
  
  - Я не вижу в этом ничего смешного, ребята, - улыбнулся учитель. - Я прекрасно понимаю, что у всех вас абсолютно разные способности и склонности к предметам. Признаться, в школе мне вот абсолютно не давалась математика... Посади меня сейчас писать все эти примеры, которые вы проходите, ничего я не решу. Учительница моя, пусть земля ей будет пухом, так намучилась со мной за пять лет школы, помню постоянно говорила: "Ермоленко, ну, сколько можно надо мной издеваться! Это же все элементарно!". А я и правда не понимал.
  
  
  
  Класс благоговейно слушал учителя. Стена недоверия перед новым человеком начала стремительно таять. Мужчина разговаривал с нами очень по-доброму, на равных, это не могло не внушать определенной симпатии.
  
  
  
  - Это я к чему? Ребята, не обязательно быть гением русского языка, чтобы сдать этот экзамен. Нужно просто знать фундамент, который вам закладывали с первого класса.
  
  
  
  - Жи-ши - пиши с буквой И! - сострил Петька, сидящий позади меня. И тут же я явственно услышала, как цокнул Федя.
  
  
  
  - Абсолютно верно! - улыбнулся Леонид Николаевич. - Ну вот, уже не все потеряно. А еще какие правила знаете?
  
  
  
  Петя, страшно довольный собой, еще раз блеснул своими "великими" познаниями русского языка за второй класс.
  
  
  
  Так, в перечислении правил с начальных классов до девятого, прошел первый урок. Мы ничего не записывали в тетрадях, урок велся в устной форме и, конечно, очень понравился всем.
  
  
  
  Когда прозвенел звонок на перемену, никто не обратил на него внимания, все продолжали сидеть в классе и жадно слушать нового учителя. На втором уроке, после правил русского языка, Леонид Николаевич стал уже более детально рассказывать про частицы и союзы, используя для объяснений забавные истории и постановки.
  
  
  
  Я, никогда не жаловавшаяся на свои познания в русском языке, открыла за эти два урока для себя намного больше, чем за все три года преподавания Марьи Алексеевны.
  
  
  
  В конце второго занятия Леонид Николаевич сказал, что на самом деле наш класс очень способный, что зря на нас наговаривала бывшая учительница, и даже отпустил нас пораньше на пять минут.
  
  
  
  Класс выходил из кабинета русского и литературы в огромном мандраже от проведенного урока. Трудно было сказать, кому из одноклассников новый учитель пришелся не по вкусу. Кажется, за девяносто минут своих занятий Леонид Николаевич смог сделать невозможное, а именно: заслужить безоговорочного уважения всех в моем классе. Причем за два урока он ни разу не повысил голоса и не сделал никому замечаний.
  
  
  
  Что ни говори, а действительно Учитель с большой буквы!
  
  
  
  - Слушайте, как хорошо, что от нас свалила Марья Алексеевна! - уже в коридоре выразила общее мнение Маша, запрыгивая на подоконник. - Новый учитель просто супер! Впервые в жизни мне понравился урок русского.
  
  
  
  Я, опасливо оглянувшись в поисках сварливого школьного завхоза, также забралась вслед за Сивцевой на подоконник.
  
  
  
  - Не думала, что скажу это, - протянула я, прислоняясь спиной к стеклу, за которым все продолжал сыпать снег. - Но мне тоже начинает нравиться русский язык.
  
  
  
  Федя, оставаясь, по-видимому, верным нравоучениям учителей про варварское использование подоконников, не последовал нашему дурному примеру и стал единственным, кто остался стоять на ногах:
  
  
  
  - Мне уже страшно представить, кто вел у вас русский и литературу до этого, - хмыкнул парень.
  
  
  
   Мы с Машей наперебой начали рассказывать все прелести ведения уроков Марьи Алексеевны. Благо, этих "прелестей" за три года набралось достаточно для бурного и красочного пересказа.
  
  
  
  666
  
  
  
  На следующем уроке всеобщее возбуждение от нового учителя несколько поубавилось, так как дальше по расписанию стояла алгебра. И тут уж не до радостных переговоров...
  
  
  
  Сегодня должны были сообщить оценки за контрольную работу.
  
  
  
  Казалось, что в легкую панику впали все, кроме меня. Я же, наоборот, заметно повеселела и приободрилась. Маша же покрутила пальцем у виска в ответ на мою странную улыбку, вызванную названием следующего урока.
  
  
  
  Еще вчера, когда я сама не своя с обалделым лицом и нетвердой походкой с опозданием ввалилась на физику, подруга, сочувственно спросив, сильно ли на меня орали, получила в ответ самую наиглупейшую счастливую улыбку, на которую я способна, и уже тогда стала официально считать меня немного ненормальной...
  
  
  
  Что уж тут говорить, я сама себя сейчас перестала узнавать. Настолько изменилось мое плоское виденье мира. Настолько я начала чувствовать по-другому и наконец стала понимать значение слова "счастье".
  
  
  
  В классе математики с первых же секунд после звонка на урок воцарилась привычная, режущая уши, тишина. Александр Владимирович сегодня был на удивление задумчив и будто слегка отстранен.
  
  
  
  - Здравствуйте, садитесь, - кивнул он классу. - Значит так, сегодняшней консультации после уроков не будет, у меня появились дела. Поэтому разбор ваших контрольных мы проведем сейчас.
  
  
  
  В животе у меня острой иглой болезненно кольнуло: что значит "не будет консультации"?! Радостного настроения, вызванного предвкушением сегодняшнего конца занятий, как не бывало.
  
  
  
  Я несколько опустелым взглядом вопросительно посмотрела на учителя, но он не смотрел в мою сторону и продолжал:
  
  
  
  - Написали, конечно, просто отвратительно. Половина класса - провал. Такие легкие примеры, позор их не решить! Только три четверки, все остальное тройки и двойки.
  
  
  
  Александр Владимирович бросил на первую парту стопку с тетрадями:
  
  
  
  - Раздайте, - сухо приказал он двум сидящим за ней девушкам.
  
  
  
  Я тяжело сглотнула, притупляя взгляд в столешницу стола.
  
  
  
  Когда он такой, мне становится сложно без страха смотреть на него. А после он ехидничает на тему моей клинической боязни...
  
  
  
  Маша судорожно вздохнула, когда ей передали ее тетрадь, боясь открыть. Но пересилив себя, она распахнула ее и перевела дух, увидев выведенную красной пастой "тройку".
  
  
  
  - Спасибо, - горячо прошептала Сивцева, незаметно стиснув под партой мои пальцы.
  
  
  
  - На здоровье.
  
  
  
  Когда и мне принесли мою тетрадь, я с изумлением воззрилась на точно такую же "тройку", как и у Маши. Пробежав глазами по парочке зачеркнутых решений в проклятом пятом пункте, я так и не смогла понять, почему мне поставили "тройку", а не "четыре". Я ведь завалила только один номер...
  
  
  
  Вчера "три", сегодня "три". Если так и дальше пойдет, это ой как повлияет на мою четвертную оценку!
  
  
  
  Федя, повернувшись, с улыбкой продемонстрировал свою контрольную работу, за которую ему поставили "четверку":
  
  
  
  - Я же говорил, легкотня!
  
  
  
  Тут меня охватило ужасное желание сильно его чем-нибудь стукнуть по голове. На ум вдруг пришло, что слишком уж часто в последнее время я хочу кого-то ударить...
  
  
  
  - Так, все, прекратили разговоры! - одернул класс Александр Владимирович. - После урока обсудите свои оценки. Сейчас у доски будем решать оба варианта с первого задания до последнего, - мужчина кинул мимолетный взгляд на журнал, - Нестерова, выходи.
  
  
  
  М-да... у кого-то сегодня явно неудачный день.
  
  
  
  Сегодняшний урок математики прошел просто ужасно, в контраст великолепному уроку русского языка. Еще, слава Богу, меня не вызвали к доске, и я просто сама перерешала провальное пятое задание, благодаря учебнику.
  
  
  
  А вот Маше не повезло. Сильно не повезло. Ее-таки вызвали к доске, и прямо на то самое коварное пятое задание, которое я за нее не написала, решив, что тройку можно получить и без него.
  
  
  
  Естественно, без слез на невнятное бормотание Сивцевой себе под нос смотреть было нельзя. Благо, Машу отправили обратно за парту почти сразу же, вызвав вместо нее к доске Петю.
  
  
  
  Под конец урока бедными учениками были решены все два варианта. И дав, как обычно, весьма объемное домашнее задание, Александр Владимирович отпустил класс на следующий урок.
  
  
  
  Два раза "отпускать" не пришлось, одноклассники очень резво начали собираться, будто боясь, что если они будут долго возиться, математик может передумать и оставить их еще на один урок решать задания у доски.
  
  
  
  Несмотря на то, что кабинет пустел крайне быстро, я, не дожидаясь, пока все уйдут, с твердым желанием поставить все точки над "И" подошла с тетрадью к учителю.
  
  
  
  - Да, Дарья, хочешь что-то спросить? - наконец обратил на меня внимание мужчина.
  
  
  
  Впервые за сегодняшний день!
  
  
  
  - Да, - хмуро кивнула я, кладя на учительский стол тонкую зеленую тетрадь. - Есть один вопрос по поводу контрольной работы.
  
  
  
  Александр Владимирович тонко усмехнулся и, быстро бросив взгляд на последнюю выходившую из класса Катю, холодно бросил ей:
  
  
  
  - Ерохина, дверь за собой закрой.
  
  ========== Глава 26 ==========
   - Ерохина, дверь за собой закрой.
  
  
  
  Машинально повернув голову к выходу, я успела увидеть, как Катя, вздрогнув от личного обращения преподавателя, поспешно шмыгнула за порог, аккуратно прикрыв за собой дверь.
  
  
  
  Я задумчиво уставилась на закрывшуюся дверь. А ведь когда-то Ерохина в числе первых канючила, чтобы ее оставили на дополнительное занятие по математике. Теперь же она шарахается от математика, как от огня...
  
  
  
  В чем-то я ее, безусловно, понимаю.
  
  
  
  Мужчина неспешно поднялся на ноги, спиной прислоняясь к школьной доске. Благо, дежурный успел стереть весь мел, а то так его черному пиджаку уже бы ничто не помогло от белой извести.
  
  
  
  - Сегодняшнего репетиторства не будет? - сразу перешла я к самому волнующему меня вопросу.
  
  
  
  Мы, наконец, остались в кабинете наедине, поэтому можно было оставить все формальности.
  
  
  
  - Ты же прекрасно слышала, что нет, - отозвался мужчина, раскрыв стянутую со стола мою контрольную тетрадь. - Боюсь, на этой неделе придется отменить все наши занятия.
  
  
  
  Сердце пропустило пару глухих толчков. Новость огорошила меня. Стараясь сохранить каменное выражение лица, я подняла взгляд на учителя. Его лицо было почти безмятежным, ни одна мышца на лице не дрогнула.
  
  
  
  - Почему? - безжизненно спросила я, стараясь успокоить гулкое сердцебиение, к горлу подкатывала тревога. - Что-то случилось, я что-то не так...
  
  
  
  - Как это мило... Тебе в голову лезут странные мысли, - перебил меня учитель, перелистывая тетрадь до последней написанной контрольной работы. - Кстати, что за ужас ты понаписала в пятом задании? Столько решали квадратичные неравенства, все как об стенку горох.
  
  
  
  Я рвано с шипением вобрала в себя воздух. Ведь знала же заранее, как он ответит, но все же... Что за манера вечно меня перебивать?! Причем не только у учителя, но и у всех моих знакомых?
  
  
  
  Пропустив мимо ушей заданный вопрос, я упрямо продолжила:
  
  
  
  - Нет, вы ответьте, я и правда что-то не...
  
  
  
  - Абрамова, у тебя что, опять кризис самооценки? - ласково протянул учитель. - Если сейчас же не замолчишь, завтра вызову к доске. У меня и правда появились неотложные дела.
  
  
  
  Во мне забурлила привычная злость, однако угроза взяла действие, и я обиженно умолкла, глядя, как мужчина листает тетрадь.
  
  
  
  Кризис самооценки, тоже мне... Кто его мне постоянно создает? Именно он! Заставляя постоянно сомневаться в себе и вообще во всем...
  
  
  
  На мгновенье он поднял на меня лукавый взгляд, и все мыслительные процессы в моей голове будто отключились. Привычно покраснев, я отвела взгляд.
  
  
  
  Научусь ли я когда-нибудь спокойно отвечать на его прямой взгляд? Вероятно, что нет.
  
  
  
  - Ты действительно хотела спросить про контрольную работу?.. - спросил вдруг Александр Владимирович, заставляя меня насторожиться. - Или же?..
  
  
  
  Получился очень недвусмысленный вопрос.
  
  
  
  Жар повторно залил мое лицо.
  
  
  
  - Конечно же, из-за работы! - горячо воскликнула я вредности ради, по-прежнему не отрывая глаз от пола.
  
  
  
  Послышался наигранно-тяжелый вздох:
  
  
  
  - Ну кто бы сомневался...
  
  
  
  - Хотела спросить, почему вы поставили "тройку", - чувствуя себя полной дурой, отчеканила я.
  
  
  
  - И это все?
  
  
  
  Я тяжело сглотнула, тщательно взвешивая свои слова. Но ничего умнее, чем ответить вопросом на вопрос, мне в голову не пришло.
  
  
  
  - В смысле? - собственный голос, ставший внезапно совсем тихим и невнятным, опять начал казаться мне совсем чужим.
  
  
  
  - Это всё, что ты хотела? - лаконично и медленно проговорил, словно общаясь со слабоумной, математик.
  
  
  
  - Я...
  
  
  
  - ...просто убиваешь меня иной раз.
  
  
  
  Я подняла глаза на учителя, он насмешливо смотрел прямо на меня, скрестив руки на груди, тетрадь была брошена обратно на стол. В зеленых глазах полыхал привычный лукавый отблеск и будто прошибал меня всю током, заставляя чувствовать себя невероятно уязвимой.
  
  
  
  Чего и следовало ожидать.
  
  
  
  Рядом с ним я всегда теряюсь. Он может сбить меня с толку одним словом. Одним жестом. Одним взглядом...
  
  
  
  Должно ли так быть? Нормально ли это? - я не знала ответы на эти вопросы. Он первый человек, который вызывал такие непонятные мне чувства.
  
  
  
  - Ну да ладно. Как бы ты ни продолжала ранить мое эго, - усмехнулся учитель, своим замечанием вызывая у меня непреодолимое желание цокнуть, - я все-таки рад, что ты осталась.
  
  
  
  - Не терпелось высказать, какая я тупица? - спросила я, кивая головой на свою отброшенную им в сторону контрольную тетрадь.
  
  
  
  - Ну что ты. Просто люблю, когда ты сама ко мне приходишь.
  
  
  
  В его голосе сквозило тепло, от которого все внутри сладко сжималось. Неловко покачнувшись на носочках, я осторожно поинтересовалась:
  
  
  
  - И когда мы теперь встретимся снова?
  
  
  
  - Ну... мы пока вроде вместе, - задумчиво протянул учитель, все также не сводя с меня глаз, - но почему-то тратим время на пустые разговоры. Ты как всегда слишком далеко, даже когда стоишь рядом. Чего ты боишься?
  
  
  
  - Я вовсе не...! - мой решительный взгляд встретился с его полным иронией, и я тут же подавлено замолкла. Осознала-таки, что стою в добрых семи шагах от него, и вдобавок разделяет нас учительский стол...
  
  
  
  - Не поддаешься на провокации? - подсказал добрый учитель.
  
  
  
  Вот ведь!
  
  
  
  Я же прекрасно знала, что нельзя с ним спорить. И вовсе не потому, что он всегда прав. Просто он в очередной раз вывернет все так, что пропадает уверенность в собственной правоте. Да и споры он эти заводит, только чтобы в очередной раз вывести меня из себя.
  
  
  
  - Вы опять?.. - устало выдохнула я.
  
  
  
  - Кто виноват, что ты становишься открытой и разговорчивой, только когда злишься? - пожал плечами Александр Владимирович. - Если бы ты знала, как с тобой сложно иногда...
  
  
  
  - Дайте угадаю, потому что я упрямый ребенок?
  
  
  
  - Нет, потому что всегда держишь свои мысли и чувства в себе.
  
  
  
  Я в растерянности взглянула на него, внутри все сжалось:
  
  
  
  - Это...
  
  
  
  В дверь кабинета внезапно громко постучались, обрывая меня на полуслове.
  
  
  
  Вздрогнув от неожиданности, я обернулась на звук, прямо как пойманная на охоте дичь. Сердце заколотило в груди, как ненормальное. Совсем уже успела позабыть, что мы находимся в школе! Хотя даже если кто сюда и войдет, то ничего аморального в принципе не увидит. Со стороны все выглядело, как разговор классного руководителя и его ученицы, мы даже находились на приличном расстоянии друг от друга. Но отчего-то у меня было неприятное чувство, будто меня поймали на чем-то запретном.
  
  
  
  Александр Владимирович недовольно взглянув на дверь, ровным голосом произнес:
  
  
  
  - Входите.
  
  
  
  Я отошла на несколько шагов назад, обхватывая себя руками и опуская глаза в пол. Будто надеялась, что так стану менее заметной.
  
  
  
  В кабинет осторожно заглянула вихрастая голова конопатого десятиклассника, за его спиной топталась толпа учеников.
  
  
  
  - Здравствуйте, Александр Владимирович. Можно уже заходить? - спросил парень, по-прежнему выглядывая из-за двери, не решаясь пройти в кабинет.
  
  
  
  Ну, надо же, какая воспитанность у парня, которого я часто вижу дымящим за школой! Меня пробрала злая ирония. Оказывается, мой класс не единственный, кого подобно "дрессируют".
  
  
  
  - Здравствуй, Маленков, - нараспев протянул учитель. - Ты меня сегодня прям радуешь! Какая неуемная тяга к знаниям. Пожалуй, с тебя сегодня опрос и начнем.
  
  
  
  Парень резко изменился в лице, издав какой-то нечленораздельный звук. Ребята за его спиной тут же в страхе разбежались кто куда.
  
  
  
  Это что, его фирменная пугалка? Однако, действенно.
  
  
  
  - А пока дверь с обратной стороны прикрой, и чтобы, пока не позову, я тебя не видел.
  
  
  
  Бедный Маленков, чуть не защемив себе голову, немедленно ретировался. Это было бы даже забавно, если бы не было так жестоко.
  
  
  
  - Я, пожалуй, тоже пойду, - пробормотала я, делая неловкое движение в сторону выхода.
  
  
  
  - Дарья...
  
  
  
  Остановившись, я против воли подняла на него глаза.
  
  
  
  - ...ты опять? - вернул мне мои же слова Александр Владимирович.
  
  
  
  - Ну, извините, - мне вдруг стало смешно. Да так наверно будет всегда: он будет вечно плести вокруг меня свои игры, я - постоянно убегать.
  
  
  
  - И перестань извиняться.
  
  
  
  - Извините.
  
  
  
  - Вот же упрямое дитя.
  
  
  
  Я, громко хмыкнув, улыбнулась. После закусила губу, дабы не засмеяться уже в голос.
  
  
  
  Было почему-то не обидно, хотя в любой другой день от того, что меня фактически назвали ребенком, во мне бы все взвилось, прямо как в закрытой бутылке колы с брошенным в нее ментосом.
  
  
  
  - У меня сейчас начнется урок, - вдруг ляпнула я бездумно, о чем тут же пожалела. Ведь черт его знает, когда мы встретимся вновь, а я по-глупому все ускоряю время расставания.
  
  
  
  - Какое совпадение, - язвительно бросил мужчина. - У меня тоже.
  
  
  
  - Тогда я...
  
  
  
  "Замолчи, дура!" - вопило мое сознание. - "Просто замолчи хоть раз в своей жизни!"
  
  
  
  - ...пожалуй, уже пойду.
  
  
  
  - Ты хотела сказать "сбегу"? - лаконично "поправил" учитель.
  
  
  
  Я тяжело вздохнула. Опять начались наши привычные диалоги: "играете - не играю, сбегаешь - не сбегаю".
  
  
  
  - Это не...
  
  
  
  - Дарья, тебе страшно?
  
  
  
  Я глупо моргнула, смотря на него. Легчайшие волны нервной дрожи прошлись по моему позвоночнику.
  
  
  
  Дежавю.
  
  
  
  Он опять принимает меня за ребенка, однако теперь совсем не шутя.
  
  
  
  - Нет, - наконец, холодно выдохнула я.
  
  
  
  Не в этот раз!
  
  
  
  Александр Владимирович смотрел на меня в упор с полным саркастичной насмешки взглядом. Однако, против обыкновения, я не отвела глаза в сторону на этот раз, отвечая ему почти ожесточенно. Мне даже показалось, что на мгновенье в темной зелени его глаз промелькнуло удивление.
  
  
  
  "Хоть раз в жизни мне удалось это сделать!", - злобствуя, думала я.
  
  
  
  - Докажи, - вдруг с провокационными нотками протянул Александр Владимирович.
  
  
  
  И снова весь мой огненный пыл сдулся в один миг...
  
  
  
  - Что вам доказать? - уже гораздо менее уверенным голосом промямлила я. И опять вопросом на вопрос. Кажется, у меня заводится дурная привычка.
  
  
  
  Мужчина внезапно улыбнулся, невозможно обаятельно и тягуче. Проявление таких живых эмоций на лице невероятно его красило, будто в ауре над его головой появлялся темный, порочный шарм.
  
  
  
  Я оробела еще больше. И не скажешь, что пять минут назад от его холодного строгого взгляда мне хотелось спрятаться под парту. Правда и сейчас мне захотелось спрятаться, только уже не от страха, а от предательски покрасневших щек и невообразимого смущения.
  
  
  
  Здравствуй, кризис самооценки, давно не виделись!
  
  
  
  - Как "что"? - вкрадчивым голосом спросил учитель, и, отстранившись от доски, сделал мягкое движение в мою сторону. И я еле сдержалась, чтобы не сделать шаг назад, опять чувствуя себя лисой, которую загоняют в капкан.
  
  
  
  Он сделал еще один неторопливый шаг в мою сторону, и я, не сдержавшись, отступила-таки назад, вызвав этим еще одну темную улыбку, от которой слабели колени, будто становясь ватными.
  
  
  
  - Докажи свои собственные слова о том, что не боишься, - почти нежно проговорил мужчина. Казалось, его сильно забавляли мои реакции.
  
  
  
  И это прозвучало как целенаправленное издевательство: так как меньше всего на свете я сейчас походила на смелого и ничего не боявшегося человека. Несмотря на все свои заверения в обратном.
  
  
  
  Пульс скакал где-то в горле, мысли путались, тем не менее, я где-то нашла в себе силы, чтобы достаточно членораздельно и внятно пробормотать ему:
  
  
  
  - Знаете, я боюсь приведений, покойников и двойки в четверти. Поэтому, если вы не собираетесь нарочно меня завалить по математике, мне нечего бояться.
  
  
  
  Александр Владимирович остановился около собственного стола и внезапно громко засмеялся. Очень заразительно. Смех удивительно преображал его.
  
  
  
  В растерянности от его эмоциональной разнообразности, я вся сжалась в комок, тревожно оглядываясь на дверь. Еще услышат школьники в коридоре и решат... что он окончательно свихнулся. Испортит себе репутацию еще.
  
  
  
  - Смелая, Дарья, - отсмеявшись, выдохнул мужчина, небрежно взъерошивая рукой волосы у себя на голове. - Взяла и испортила весь момент.
  
  
  
  Я уязвленно взглянула на него. Он смотрел на меня тепло, почти с нежностью:
  
  
  
  - За это ты мне так и нравишься.
  
  
  
  Краска немедленно ошпарила мое лицо обжигающим жаром в сотый раз за этот день. Я совсем не привыкла к подобным словам в свой адрес, для меня это все было ново. Охватившее меня жутчайшее смущение не поддавалась словам: что на это говорить? Нужно ли что-то говорить? Как вообще дышать?
  
  
  
  Мне вдруг подумалось, что, куда бы ни привели нас эти странные взаимоотношения, скучать явно не придется.
  
  
  
  - Ты, как всегда, протянула время до крайней точки, - вывел меня из прострации Александр Владимирович, который недовольно взглянув на часы, снова перешел на деловитый тон. - Я хотел кое-что у тебя спросить.
  
  
  
  "Ну, надеюсь, что не про алгебраические формулы", - иронично подумала я. Вслух же невнятно пробормотала:
  
  
  
  - Спрашивайте.
  
  
  
  - Ты знаешь, что будет в эту субботу?
  
  
  
  Я озадаченно нахмурилась и перевела взгляд к окну, пытаясь вспомнить, что такого будет в последний учебный день этой недели. Вроде ничего необычного: два урока английского языка, физкультура, геометрия, а еще, правда, вроде какой-то весенний праздник...
  
  
  
  - Вы про школьную дискотеку? - наконец, неуверенно нашлась я.
  
  
  
  - Именно, - кивнул учитель. - Ты идешь на нее?
  
  
  
  Я тут же отрицательно покачала головой, внутренне содрогнувшись.
  
  
  
  Наша школа примерно раз в месяц находила повод (чаще всего смехотворный) для того, чтобы в угоду старшеклассникам устроить дискотеку. Формально устраивали все одиннадцатиклассники: подготавливали для этого спортзал, приносили необходимое оборудование, назначали ди-джея. Школьникам это нравилось. Я прекрасно знала, что основная цель подобных мероприятий - незаметно пронести спиртное и напиться в угар, ну, и некоторым девочкам просто нравится танцевать. Сама же я, как не любитель подобных развлечений, была от силы на школьных дискотеках раза два-три, и то всегда по инициативе Маши. Мне там не нравилось: много народу, шумно, все кричат, толкаются, разит перегаром, везде суетятся дотошные учителя, которые смотрят на всех, как на будущих уголовников...
  
  
  
  - Вы что, там будете дежурным учителем? - выразила внезапную догадку я, едва сдерживаясь от того, чтобы не прыснуть.
  
  
  
  Уже живо представила, как "обрадуются" ученики.
  
  
  
  - Ради всего святого... - притворно ужаснулся мужчина, усмехаясь. - Мне что, заняться больше не чем? Хорошо, что ты не идешь.
  
  
  
  Я вопросительно на него взглянула, до сих пор не понимая, к чему он завел этот разговор. Александр Владимирович смотрел на меня задумчиво, будто что-то в это время решая в уме, а еще он не улыбался...
  
  
  
  И мне стало непонятно, что у него в голове. Я порой могла угадать его настроение, но только не его мысли.
  
  
  
  Когда он смотрит на меня так...
  
  
  
  Я опять почувствовала себя ужасно неловко под этими внимательными зелеными глазами. Он будто сканировал меня, подмечая малейшие изменения эмоций на моем лице. Ужасно неуютно.
  
  
  
  - Дарья, ты не устала там стоять? - вдруг лаконично произнес мужчина, подзывая меня к себе легким движением руки. - Подойди, у нас мало времени.
  
  
  
  Определенно, мне не понять, что творится у него в голове...
  
  
  
  Это было почти смешно. Я стояла в ступоре и не могла заставить себя двинуться вперед. Опять начала чувствовать себя чертовой дичью на охоте. Однако почему-то рядом с математиком это сравнение не казалось глупым.
  
  
  
  Старые добрые "кошки-мышки".
  
  
  
  - Дарья, я кусаюсь не больно...
  
  
  
  Улыбка против воли растянула мои губы.
  
  
  
  - ...и ты прекрасно это знаешь.
  
  
  
  Первый шаг дается трудно, второй уже легче, а на третьем он привычно ловит мою руку и дергает меня на себя, резко сокращая всякую дистанцию.
  
  
  
  - Обидно, Абрамова, - огненный жар опалил мне ухо, ужасно щекотные мурашки разошлись от шеи по всему телу. - Ты до сих пор меня боишься...
  
  Раздражение на мгновенье вытеснило алый туман в голове, и я попыталась вывернуться, запротестовав:
  
  
  
  - Я не...
  
  
  
  - Я тебе не верю.
  
  
  
  - Послушайте! Это совсем не...
  
  
  
  - Так докажи.
  
  
  
  В животе потеплело от этих слов, мои глаза сами собой закрылись. Губы согрелись от его дыхания: кажется, его лицо уже совсем близко. Стало ужасно жарко, колени предательски задрожали.
  
  
  
  Поцелуй начался стремительно, унося прочь из головы все мысли. Мне казалось, что я медленно плавилась. От недостатка воздуха, от ощущения его губ, от бесконечного состояния пьяной эйфории...
  
  
  
  Раздалась громкая трель звонка. Как же сейчас я ее возненавидела!
  
  
  
  Отстранившись, я жадно глотнула кислород, приводя в норму сбившееся дыхание. Сплошное безумие!
  
  
  
  - Это считается за доказательство? - хрипло осведомилась я.
  
  
  
  - Конечно, нет.
  
  
  
  - Что?!
  
  
  
  - Недостаточно убедительно, мало доводов, плюс тебе помогли... Боюсь что это "неуд", Абрамова.
  
  
  
  Если бы не бешеное биение сердца от страха того, что сюда в любой момент могут зайти, я бы непременно его стукнула.
  
  
  
  Доводов ему мало!
  
  
  
  - В субботу перезачет.
  
  
  
  Я резко замерла в его руках, не в силах вздохнуть.
  
  
  
  Уж слишком похоже на... Нет, не может этого быть!
  
  
  
  Я пораженно подняла на него глаза, испугавшись перетрактовать его слова. Александр Владимирович нежно провел пальцем по моей нижней губе.
  
  
  
  - Что скажешь? Если тебе по-прежнему страшно и...
  
  
  
  - Вы это серьезно? - в первый раз в жизни перебила я его едва различимым шепотом.
  
  
  
  Он наклонился к моему уху, обдав горячим дыханием:
  
  
  
  - Какие могут быть шутки?
  
  
  
  Я тяжело сглотнула.
  
  
  
  - Вечером. Часов в шесть. Идет? - его голос обволакивал меня со всех сторон.
  
  
  
  Боже...
  
  
  
  Видимо, я кивнула, потому что Александр Владимирович, отстранившись, деликатно одернул сбившуюся на мне кофту.
  
  
  
  - А сейчас тебе пора. Не опаздывай на урок.
  
  
  
  666
  
  
  
  А ведь шутки и правда давно кончились. Пора бы мне это осознать. Однако все мыслительные процессы до сих пор не хотели восстанавливаться. В голове был полный хаос.
  
  
  
  Сосредоточиться мне не удавалась даже на самых простых вещах, вроде определения времени и осмысления в какую сторону нужно идти на следующий урок.
  
  
  
  Я будто была в трансе. Очень далеко от реального мира. Разговор с Александром Владимировичем не на шутку взволновал меня, хотя скорее волновала больше не беседа, а договор. Давно я не чувствовала себя так... странно, точнее, вообще никогда.
  
  
  
  Когда я встречалась с Максом, мы тоже часто встречались на выходных, куда-то ходили, о чем-то разговаривали... В общем, делали все, что полагается тем, кто встречается. Правда, встречи эти носили сугубо формальный характер, их свиданием-то назвать было трудно. Просто абсолютно разные люди, которым почему-то внушили, что они должны быть вместе, встречались два-три раза в неделю для... довольно пустого времяпрепровождения вдвоем. По крайней мере, так эти встречи видела я.
  
  
  
  Можно ли сравнивать мое равнодушное отношение к тем свиданиям с предстоящей встречей с Александром Владимировичем, от одного взгляда которого меня бросает то в холод, то в жар?
  
  
  
  Определено, нет. Даже сравнивать глупо...
  
  
  
  - Даша, ты слышишь меня? - недовольно шикнула Маша, достаточно болезненно щелкая щелбаном по моему виску. Это было неожиданно и очень неприятно.
  
  
  
  Боль на время вывела меня в мир реальный.
  
  
  
  - Ты сдурела, что ли?! - раздраженно вскинулась я, потирая ушибленное место.
  
  
  
  Маша отмахнулась от меня, зло процедив:
  
  
  
  - Я тебя уже третий раз спрашиваю: после школы немного посидим, поболтаем?
  
  
  
   - Хорошо-хорошо...
  
  
  
  "Только отстаньте от меня!".
  
  
  
  666
  
  
  
  Следующая учебная неделя стала самой быстрой в моей жизни.
  
  
  
  Во всем городе пьяно пахло вовсю цветущей весной. Снег полностью успел растаять. Близились весенние праздники. Из-за этого почти половину уроков в школе безбожно сократили на радость ученикам.
  
  
  
  Да и то на тех немногочисленных занятиях, что велись, школьники больше не учились, а просиживали штаны. В такую погоду почему-то было абсолютно не до учебы. Вон, как солнце ярко светит! Так и зовет прогуляться по улице, куда уж там химическим и физическим законам, когда за окном такая благодать?
  
  
  
  Несмотря на всю эту предпраздничную всеобщую расслабленность, в школу я ходила страшно напряженная.
  
  
  
  А все нервы-нервы...
  
  
  
  На эти выходные у меня намечались весьма грандиозные планы: встреча с новой семьей отца и... встреча со своим учителем.
  
  
  
  Со всеми этими играми в "кошки-мышки" я совсем успела позабыть о появлении отца в моей жизни. Появлении неожиданном, нежданном и странном для меня... Все-таки его не было слишком долго.
  
  
  
  Парадокс, но именно в эту субботу он пригласил меня на обед со своей новой пассией. Хоть я и прекрасно понимала цель этой встречи, но не радоваться ей не могла. При нашем последнем разговоре отец недвусмысленно дал мне понять, что хочет видеть меня и Лешу в своей новой семье. И, вероятно, в субботу он будет опять меня в этом убеждать...
  
  
  
  Маме я так ничего и не сказала. Просто все продолжала отдаляться от нее. Едко грызущая меня изнутри совесть не давала спокойно смотреть ей в глаза...
  
  
  
  Мне легче было отдалиться, легче было не разговаривать. Легче закрыть на все глаза. Страшное проявление малодушия и эгоизма с моей стороны. Я сама себя убедила в том, что ничего такого в единичной встрече с отцом нет. Просто встречусь один раз... Всего один раз. Ничего в этом ужасного нет.
  
  
  
  Вот только образ грустного лица матери никак не хотел выветриваться из головы. Сколько бы раз я ни запрещала себе об этом думать.
  
  
  
  А после я поверила своей лжи, и сразу стало легче, совесть замолчала. Я закрыла на все глаза. Правда, ехидный голосок в подсознании иногда начинал душить меня изнутри. И некуда было от него спрятаться.
  
  
  
  От самой себя далеко не убежишь...
  
  
  
  Меж тем, удивительных вещей в моей жизни становилось все больше.
  
  
  
  К переживаниям и неурядицам с появлением отца прибавилсь еще и скорая встреча с математиком.
  
  
  
  Александра Владимировича я видела за эту неделю от силы раза два, и то очень коротко и скомкано, мы даже не разговаривали. Просто, если повезет, могли встретиться глазами. У него и правда были дела, так как все уроки алгебры и геометрии были отменены, что весьма меня удручало. Мне хотелось с ним поговорить насчет этой самой встречи... А получалось, что увидимся мы только в грядущую субботу, при одной мысли от которой меня пробивала дрожь.
  
  
  
  Была дикая неуверенность в себе... в этих странных отношениях, которые образовались между нами.
  
  
  
  Волнение мое было оправдано. Взять любую среднестатистическую книгу про отношения между мужчиной и женщиной. Везде есть объемная глава о том, что нельзя на начальных этапах бурно проявлять свои чувства, что нужно себя сдерживать. Женщина должна быть загадочной... О какой загадке идет речь в нашем случае, если все бурно закрутилось после моего чистосердечного признания в любви?
  
  
  
  Мне хотелось одновременно захохотать и заплакать.
  
  
  
  Полный абсурд, но наши взаимоотношения с Александром Владимировичем строились полностью ассиметрично этим "золотым" правилам о "долго и счастливо навсегда" в этих розовых книжках.
  
  
  
  "Залог долгих отношений и настоящей любви - в умеренности" - прочла я однажды в одной подобной беллетристике, чтобы потом закрыть ее и больше никогда не открывать.
  
  
  
  Любовь в умеренности...
  
  
  
  Какая чушь. Эти слова должны быть антонимами.
  
  
  
  666
  
  
  
  Когда наступил час "х", а именно суббота, я встала ни свет ни заря. Все точно по закону подлости - именно сегодня мы не учились, могла бы поспать и подольше... Вот только переживания, полностью пересушив горло, мешали всякому сну.
  
  
  
  От напряжения перед встречей с отцом рябило в глазах и немного подташнивало так, что кусок в горло не лез... В голове опять царил полный хаос. Ни на чем не сосредоточиться, только странные обрывки мыслей в голове.
  
  
  
  Так как было еще слишком рано до условленного времени встречи, я бездумно нарезала по квартире круги. Еще хорошо, что я осталась дома совсем одна. Мое странное поведение не поддавалось логике.
  
  
  
  Леша с утра пошел в школу: начальные классы что-то там праздновали. А мама, задержавшись чуть подольше моего братца, ушла на работу. Я специально лишний час тихо просидела в своей комнате, ожидая, пока за ней хлопнет дверь. Не хотела с ней сегодня пересекаться...
  
  
  
  Сильно боялась передумать.
  
  
  
  Черви сомнения в правильности моих действий уже начали свою разрушительную работу. Не в силах больше с ними бороться, я начала собираться. Нейтрально-кофейного цвета кофта, под ней белая майка, джинсы... Сойдет. Была, конечно, мысль надеть юбку или платье, но я сразу же ее отмела. Мне и так нервозно, а если я еще и чувствовать себя буду не в своей тарелке из-за непривычной одежды, то вообще свихнусь. По сравнению с моей привычной манерой одеваться, образ получился женственным и, что немаловажно, более-менее мне подходил.
  
  
  
  Постояв перед зеркалом, я решила распустить волосы из вечного пучка. Стало лучше. Гораздо лучше. Попыталась даже представить рядом с собой учителя. Всегда начищенные до блеска ботинки, прямые стрелки на брюках, и я рядом... В ужасе махнула головой, отгоняя от себя эту картину.
  
  
  
  Какие мы разные. Будто из параллельных миров...
  
  
  
  "Что он вообще во мне находит?", - пришло в голову. Опять загнала саму себя до истерики. Нужно было срочно успокоиться...
  
  
  
  Неожиданно зазвонил мобильный телефон. Все невовремя! На дисплее высветилось: "Папа". Я тяжело вздохнула. Значит, уже пора, мы с ним договорились, что когда он за мной подъедет, то позвонит, чтобы я спускалась.
  
  
  
  666
  
  
  
  Вопреки всем моим страхам, встреча с отцом прошла просто наилучшим образом.
  
  
  
  Всю дорогу от моего дома до его квартиры отец беззаботно шутил и рассказывал увлекательные истории о своей новой работе. Его веселый тон подействовал умиротворяюще на мои порядком расшатанные нервы. Когда мы уже подъезжали к дому, я даже смогла улыбнуться в ответ на его комплимент насчет того, какой я стала красавицей.
  
  
  
  Его новая супруга Юлия была самим радушием и гостеприимностью. Как только я переступила порог их квартиры, тут же выхватила из моих рук верхнюю одежду, вручила пушистые тапочки, при этом не переставая стрекотать на ходу.
  
  
  
  Не успела я как следует вымыть руки, как меня тут же усадили за накрытый стол и под непринужденную беседу стали почти насильно накладывать в тарелку еду. Надо признать, что хозяйкой Юлия была отменной, стол ломился от обилия разных блюд, которые она неустанно мне предлагала.
  
  
  
  Аппетита не было.
  
  
  
  И мне стало даже как-то не по себе, что ради меня одной наготовили столько, сколько я не съем и за месяц...
  
  
  
  "Правда, селедку под шубой моя мама готовит лучше", - чисто женское ехидство не могло во мне не проскользнуть.
  
  
  
  Пока я геройски пыталась впихнуть в себя хоть один процент из того, что мне успели положить в тарелку, "молодые", постоянно сыпя улыбками, неспешно рассказывали свою историю.
  
  
  
  Оказалось, познакомились они два года назад в Ярославле. И случилась у них практически любовь с первого взгляда. У этой Юлии уже была дочь от первого брака, но моего папу это ничуть не смутило. Примерно год назад они расписались, без пышных церемоний и прочего.
  
  
  
  - В нашем возрасте уже просто смешно это делать, - улыбнулась мне Юлия.
  
  
  
  Сейчас они живут в Ярославле, а в Москве пока что временно, просто отцу поступил заказ в столице. Для этого и пришлось снять в аренду квартиру.
  
  
  
  - Саму работу я уже закончил, - объяснил отец. - В следующий понедельник уезжаем обратно.
  
  
  
  Я с трудом выдавила улыбку, ковыряясь вилкой в тарелке.
  
  
  
  Да... они говорили о себе во множественном числе. Отец все время держал Юлию за руку, что немного меня коробило. Глядя на них, как бы грустно это ни было, я понимала, что они действительно любят друг друга.
  
  
  
  Все шло практически гладко, пока отец опять не завел тот коварный разговор, которого я всеми силами хотела бы избежать.
  
  
  
  - Дашунь, - тихо позвал меня отец, когда Юлия весьма деликатно пошла "посмотреть, как там жаркое". - Ты подумала о том, что я тебе сказал?
  
  
  
  Я внезапно замерла на стуле, живот остро скрутило.
  
  
  
  Повисло молчание. Отец осторожно спросил:
  
  
  
  - Ты... сказала маме, что встречаешься сегодня со мной?
  
  
  
  - Нет.
  
  
  
  - Я так и думал, - вздохнул отец. - Послушай, солныш...
  
  
  
  Это было выше моих сил.
  
  
  
  - Нет, пап, - с нажимом произнесла я, откладывая в сторону вилку. - Нет...
  
  
  
  - Дашунь, ты не понимаешь!
  
  
  
  - Это ты не понимаешь! - взвилась я. - Если ты решил завести себе новую семью, я очень рада за тебя. Но с чего ты решил, что ты объявишься спустя столько лет, и я внезапно захочу переехать к тебе?!
  
  
  
  Эти слова я множество раз репетировала про себя на случай, если разговор перейдет в это русло. Вот это и пригодилось...
  
  
  
  - Милая, - в миг посерьезнев, сказал отец. - Я прекрасно осознаю, что виноват... Но ответь мне, сколько сейчас стоит поступить в университет?
  
  
  
  Я недоуменно подняла на него глаза.
  
  
  
  - Лена так и не вышла замуж, верно? Ответь мне, сможет ли твоя мать в дальнейшем потянуть обучение двух детей?
  
  
  
  Это было очень низко и подло. Мне захотелось немедленно отсюда уйти.
  
  
  
  Я рвано поднялась на ноги, отец, вздохнув, поднялся следом:
  
  
  
  - Ладно-ладно, не кипятись... пойдем, я тебя отвезу обратно.
  
  
  
  - Не нужно! - выдохнула я, стремительно проходя в прихожую.
  
  
  
  - Дашунь, не веди себя, как ребенок.
  
  
  
  Да что они все, сговорились что ли?!
  
  
  
  Как бы я ни отнекивалась, но отец, все-таки твердо настояв, отвез меня обратно домой. Юлия пыталась вслед всучить мне пакет с едой, но на этот раз я категорически отказалась. Просто не представляю, как буду объяснять этот презент матери.
  
  
  
  Обратная дорога прошла в тяжелом молчании. Я бездумно уставилась в окно, а отец, нахмурившись, смотрел на дорогу. Неловкое молчание резало по ушам, однако, я не знала, что говорить...
  
  
  
  - Дорогая, подумай еще. Если что, ты знаешь мой номер, - когда машина уже остановилась у родного крыльца, на прощание сказал отец.
  
  
  
  Я молча выбралась из машины и хлопнула дверцей.
  
  
  
  Может не сомневаться - не позвоню!
  
  
  
  Поднимаясь в свою квартиру, я в сердцах уже жалела, что согласилась на эту встречу. Что это мне дало? Увидела счастливого отца с чужой женщиной, пример идеальной семьи, которую у меня отняли...
  
  
  
  Как ножом по живому.
  
  
  
  Не думать об этом, не думать об этом...
  
  
  
  Стены дома давили на меня, и я вышла на улицу. Сделала пару кругов вокруг дома, пытаясь привести свои чувства в порядок. Но мои мысли, как мальки в мутной воде, прыскали в разные стороны при малейшей попытке их собрать.
  
  
  
  Выдохнувшись, я устало присела на скамью около своего подъезда. Хотелось постучаться головой о стену от своей глупости, ну, или попросить прощения и все-все рассказать матери.
  
  
  
  Я почти вдохновилась этим, когда в моем кармане ожил сотовый телефон. Вздрогнув от неожиданности, от нервов уже было хотела зашвырнуть его в близстоящий мусорный бак, как вдруг увидела на дисплее ранее незнакомый мне номер и помедлила с идиотизмом.
  
  
  
  А еще мой взгляд зацепился за время.
  
  
  
  "17:56".
  
  
  
  Мы договаривалась на шесть.
  
  
  
  И, стало быть...
  
  
  
  ========== Глава 27 ==========
   До сих пор не верилось...
  
  
  
  В ушах шумело, все казалось нереальным, как во сне.
  
  
  
  Колеса машины легко шуршали по нагретому солнцем асфальту, тихо гудел мотор - приятные звуки. Окно у водительского кресла было наполовину опущено, и в салон автомобиля проникал свежий ветерок, приятно обдувающий лицо.
  
  
  
  - Мне нравится, как выглядят сейчас твои волосы, - вдруг сказал Александр Владимирович, не отрывая взгляда от дороги. - Тебе идет.
  
  
  
  - Ну... - привычно впадая в растерянность от его слов, я невольно коснулась рукой распущенных прядей волос, впервые за долгое время не схваченных резинкой. - Это не очень-то и удобно... Такая маята с распущенными волосами, они постоянно путаются и лезут, да и...
  
  
  
  Я, неловко вздохнув, замолчала, не понимая, зачем это ему рассказываю.
  
  
  
  - Мне кажется, это того стоит, ты красива.
  
  
  
  Как же смущает...
  
  
  
  Лицо медленно залила краска, и я поспешно отвернулась к окну, дабы скрыть это. Перед глазами стали кружить в убыстренном темпе силуэты людей, огней, зданий... Все будто искрилось в калейдоскопе красок.
  
  
  
  Мы быстро ехали по скоростному шоссе, а сегодняшний день медленно плавился в желтом огне за нами. Угасающие оранжево-красные лучи солнца игристо танцевали на глянцевом лобовом стекле автомобиля: то изредка гасли от пробегающих по небу облаков, то вновь ярко вспыхивали, слепя глаза. День клонился к вечеру, очень скоро на улицах станут включать ночное освещение фонарей.
  
  
  
  В голову вдруг пришло, что эта часть города была мне незнакома... Куда бы ни вез меня учитель, школа и приближенные к ней территории отпадали напрочь.
  
  
  
  - Ничего не случилось? - вдруг спросил у меня Александр Владимирович. На его лицо падали солнечные лучи, высвечивая и делая еще ярче и пронзительнее зеленые глаза.
  
  
  
  Неправильно быть таким идеальным...
  
  
  
  - Да нет... - я попыталась слепить безмятежный тон голоса. - С чего вы взяли?
  
  
  
  - Просто, когда я забрал тебя, ты была какой-то потерянной.
  
  
  
  Заметил все-таки...
  
  
  
  Я крепко скрестила на коленях пальцы меж собой. Мне не хотелось портить этот вечер выговариванием своих проблем. О своих несчастьях мне в принципе трудно было кому-либо рассказывать, а уж Александру Владимировичу и подавно... Еще тогда, когда он мне позвонил и предупредил, что скоро заедет за мной, я сама себе дала зарок выбросить из головы весь сегодняшний неудавшийся день.
  
  
  
  Поэтому, выдавив из себя бледную улыбку, я непринужденно пожала плечами, искоса бросая быстрый взгляд на своего преподавателя:
  
  
  
  - Сейчас все хорошо, - выдохнула я.
  
  
  
  И это было чистой правдой.
  
  
  
  - Ну, ты и правда не выглядишь испуганной, а это определенно прогресс...
  
  
  
  Наши глаза на мгновенье встретились, и я улыбнулась, на этот раз искренне, не заставляя себя.
  
  
  
  Наверно, в первый раз в жизни я была так расслаблена наедине с учителем. Напряжение, набравшееся во мне за весь этот длинный и выматывающий день, постепенно угасало. Совсем как это, медленно заходящее за горизонт солнце.
  
  
  
  Хотелось, чтобы этот миг никогда не кончался. Кажется, я постепенно начала погружаться в эйфорию, а все этот пьяный воздух... от него кружилась голова.
  
  
  
  Глаза вдруг зацепились за встроенные в панель автомобиля электрические часы, мигающие зеленым светом.
  
  
  
  А время летело неумолимо быстро. Недавно на часах было шесть, а теперь вдруг стало семь. Почему-то, когда он рядом со мной, секунды, минуты, часы тикали незаметно...
  
  
  
  Время постоянно смеялось надо мной. В моменты встречи текло так быстро, что в голове не укладывалось и всегда казалось так мало, а стоило нам отдалиться, как дни трансформировались в длинные месяца ожиданий.
  
  
  
  Как это странно...
  
  
  
  Я бы все отдала, чтобы стрелки часов остановились на этом моменте.
  
  
  
  - Александр Владимирович... - наконец, я решилась спросить, все равно бы пришлось рано или поздно. - А куда мы едем?
  
  
  
  Мне вдруг подумалось, что я смогла бы вечность с ним вот так куда-то ехать. Я также с удивлением отметила, что мне начинает нравиться чувство скорости, хотя в детстве меня всегда укачивало в машинах.
  
  
  
  - А ты сама не понимаешь? - спокойно, будто на уроке разжёвывая материал ученикам, отозвался мужчина, переключая скорость. - Несложно догадаться.
  
  
  
  Действительно несложно, сложнее поверить и осознать... Сердце пропустило пару судорожных толчков.
  
  
  
  - Ааан... - что-то нечленораздельное выдавила я из себя и, глупо моргая, уставилась на учителя, боясь строить какие бы то ни было предположения.
  
  
  
  - Ко мне домой, Абрамова.
  
  
  
  Если бы не ремень безопасности, я бы давно сползла к чертям под кресло машины, на котором сидела.
  
  
  
  Признаться, у меня в голове витал подобный вариант, однако я его сразу же отмела, слишком уже нереальным он был...
  
  
  
  - Как? - выдохнула я, все еще не до конца переваривая информацию. Мой голос периодически срывался. - Как к вам домой?.. А если позвонят, или придут... соседи, консьержка... Александр Владимирович!
  
  
  
  - Как я мог забыть! - картинно хлопнул себя по лбу мужчина. - Консьержка, соседи, мобильный телефон... А главное - Александр Владимирович!.. Этот вообще упырь полный.
  
  
  
  Боже...
  
  
  
  К горлу подступал истеричный смех.
  
  
  
  - Но... - слова застыли у меня в горле от его ироничного взгляда.
  
  
  
  - Дарья, неужто тебе страшно? Чего ты боишься?
  
  
  
  А ведь знает, куда бить и что нужно сказать...
  
  
  
  - Мне нужно предупредить маму, - выдохнула я, почти ничего не видя и не слыша из-за бешеного пульса в ушах. Мир стал кружиться перед глазами в разы быстрее, а ночь еще только начинается.
  
  
  
  Это полное сумасшествие!
  
  
  
  666
  
  
  
  Когда автомобиль мягко остановился у подъезда высотного красивого жилого комплекса (кстати, как раз именно в таких и сидят консьержки), я вся сжалась на кресле в комок, боясь лишний раз вдохнуть.
  
  
  
  В голове все продолжало нестись в цветном калейдоскопе, ни единой осознанной мысли, только, как заевшей радио-пластинкой, в висках стучало: "Я иду к нему домой. К нему домой". Пульс так и продолжал скакать где-то у пересохшего от волнения горла.
  
  
  
  Боже, как это странно!
  
  
  
  Еще ни разу... Ни одного чертового раза я не ходила в гости к мужчине! Я даже у Макса ни разу не была дома. Мы встречались где-то на нейтральной территории и никогда не ходили в гости друг к другу. Пугало то, что я не знала, что нужно было делать, говорить, как вести себя в таких ситуациях, чего ожидать... Ничего не знала. И от этого становилось ужасно не по себе.
  
  
  
  И, похоже, ко мне возвращается девиз "в первый раз".
  
  
  
  - Выдохни, - коротко сказал мне мужчина, глуша мотор. - Ты вся бледная... и мне кажется, что скоро отключишься.
  
  
  
  Я громко втянула в себя воздух.
  
  
  
  - Дарья, - позвал он меня.
  
  
  
  Я подняла на него глаза. Он усмехнулся:
  
  
  
  - Разве тебе не интересно посмотреть, как я живу?
  
  
  
  На самом деле мне было ужасно интересно, однако...
  
  
  
  И тут, будто в наказание за все свои былые грехи, я, вздрогнув, потешно и достаточно громко икнула. Ясное дело, мне тут же захотелось провалиться под землю от стыда, а математика это сильно развеселило.
  
  
  
  - Старая добрая смелая Дарья, - прыснув, выдавил мужчина. - Пойдем уже.
  
  
  
  "Куда?" - чуть было не спросила я.
  
  
  
  Александр Владимирович вышел из машины, хлопнув дверцей. Я судорожно вздохнула, вцепившись пальцами в сумку, когда он открыл дверцу с моей стороны и протянул руку. Кровь будто прилипла к моему лицу обжигающим жаром. Для меня были дико непривычны столь галантные манеры! Я была к этому просто не приучена и в реальной жизни не сталкивалась с подобным, лишь видела такое в кино да читала в книжках.
  
  
  
  Да здравствует чертов девиз "в первый раз"!
  
  
  
  - Ты будишь спящего во мне романтика, - заметил мужчина, когда я, страшно растерянная и отчаянно краснеющая, подала ему свою руку.
  
  
  
  - Да уж... - тихо выдохнула я, думая о том, как, наверно, мы странно смотримся со стороны: солидный мужчина в костюме, помогающий выйти из машины взъерошенной девочке-подростку.
  
  
  
  И тут же, прервав нежелательное развитие мысли, я мысленно дала себе затрещину. Главное, не начать опять накручивать саму себя.
  
  
  
  Неловко выбравшись с помощью учителя из машины, я уже было хотела высвободить руку из ладони мужчины, но он, лишь крепче сжав мои пальцы, уверенно повел меня ко входу. Это страшно смущало, однако сама бы я, наверно, плелась бы со скоростью улитки в период спячки.
  
  
  
  Главное, не забывать дышать...
  
  
  
  Как я и предполагала, внутри здания за стойкой действительно сидела пожилая женщина, "смотрительница" всея дома. Услышав наше приближение, она, крепко нахлабучив на нос очки в достаточно яркой для ее возраста красной оправе, воззрилась на прибывших нарушителей спокойствия. Однако, по всей видимости, сразу узнав своего "постояльца", она смягчила черты своего лица, но затем заметила меня... контрастно солидному мужчине, растрепанную девочку-подростка рядом, и бурное удивление в ее глазах не заставило себя ждать.
  
  
  
  Я вся внутренне сжалась под пристальным и острым взглядом этой женщины, почувствовав невероятное смущение.
  
  
  
  - Здравствуйте, Елена Дмитриевна, - обезоруживающе улыбаясь, поздоровался с ней Александр Владимирович, предупреждая все возможные удобные и не очень вопросы женщины. - С наступающими вас праздниками.
  
  
  
  Прекрасно. Уши непроизвольно резануло имя "Елена". Тезка моей матери...
  
  
  
  - Что, а... здравствуйте... - забавно замялась женщина, зачем-то привставая из-за стойки и опять садясь. - Спасибо... Вас также и...
  
  
  
  Ее взгляд, как у загипнотизированной, не отрывался от моего лица, заставляя чувствовать себя не совсем в своей тарелке. Я легко дернула рукой, желая высвободиться, но учитель не выпустил меня, лишь предостерегающе крепче сжал мои пальцы.
  
  
  
  - А вы все работаете? Себя не жалеете, Елена Дмитриевна. Ай-яй-яй, - пожурил ее мужчина, меж делом деликатно потянув меня за руку к стеклянным лифтам в конце коридора. - Отдыхать вам нужно. На воздухе бывать больше. Разве это дело - постоянно сидеть в четырех стенах?
  
  
  
  Елена Дмитриевна, глупо моргнув, растерянно забормотала:
  
  
  
  - Кто меня отпустит-то? Работать надо... внука поднимать, да...
  
  
  
  - Работа не волк, Елена Дмитриевна, в лес не убежит, - наставительно проговорил мужчина, нажимая кнопку вызова лифта. Благо, дверцы которого сразу же с характерным "звонком" о прибытии гостеприимно распахнулись.
  
  
  
  - Так-то оно так, но...
  
  
  
  Мягко подтолкнув меня вперед себя, он повернулся с той же полностью обезоруживающей улыбкой к совсем уж растерявшейся женщине. А я, воспользовавшись тем, что меня отпустили, тут же прошла в самый угол кабины и неловко обхватила себя руками, больше всего на свете желая стать невидимкой.
  
  
  
  -...отпуск-то мне не дают, все думают, что я вечно должна тут впахивать и... - все продолжала бормотать консьержка, будто разговаривая сама с собой.
  
  
  
  Ну, надо же. Не знала, что такие еще остались... До чего же въедливая особа.
  
  
  
  - Вы все же об отдыхе подумайте, - мягко оборвал Елену Дмитриевну на полуслове Александр Владимирович, нажимая на зеркальной панели лифта номер своего этажа. - Ну, до свидания.
  
  
  
  - А... до свидания, - севшим голосом успела попрощаться женщина, прежде чем прозрачно-стеклянные створки лифта мягко затворились за нами.
  
  
  
  И мы, наконец, остались наедине.
  
  
  
  "Наедине", - вдруг с неотвратимой точностью подумалось мне, - "в его квартире". Въедливость этой консьержки мягко отступила на второй план.
  
  
  
  Исполнение моей самой заветной мечты приняло престранный вычурный характер: Александр Владимирович стоит прямо передо мной, вот протяни руку и коснись... Это не сон, не мой бред, навеянный высокой температурой, а реальность. Самая что ни на есть реальность, а не верится. Слишком уж долго я жила этими мечтами.
  
  
  
  Я низко опустила голову, боясь сейчас встречаться с ним глазами, однако чертова кабина лифта была будто вся сплошь какой-то зеркально-металлической и мне было видно его отражение. Он, привычно облокотившись спиной на стенку, скрестил руки и с интересом наблюдал за мной.
  
  
  
  По телу разливалось отчасти неприятное щекотное ощущение в животе и коленках, какое всегда возникает у меня в лифтах, однако на этот раз вряд ли причиной тому была аэродинамика.
  
  
  
  В повисшей тишине мой блуждающий взгляд вдруг зацепился за номер вызванного этажа.
  
  
  
  - Тринадцатый?.. - нарушила гнетущее молчание я, тупо уставившись на горевшую цифру.
  
  
  
  Мужчина равнодушно повернул голову к панели с набором этажей, проследовав за моим взглядом.
  
  
  
  - А что с ним не так?
  
  
  
  - Ну... несчастливое число.
  
  
  
  - Глупости, - авторитетно заявил он, и наши взгляды на мгновенье встретились в отражении зеркальной панели этажей. Я тут же отвела глаза, жар разлился по лицу. - Это я тебе говорю, как человек, полжизни посвятивший цифрам.
  
  
  
  И угораздило же меня ляпнуть эту чушь про числа человеку, преподающему математику!
  
  
  
  - Только не говори, что веришь в суеверия?
  
  
  
  Замявшись, я неопределенно пожала плечами.
  
  
  
  Может быть, и правда глупость, но в приметы я верила. Со мной они имели неприятную особенность сбываться, особенно те, что предвещали несчастья. Определенно глупость. Странно и смешно... но парадокс в том, что в неудачные приметы верю, а в то, что сейчас не сон, мне вериться с трудом.
  
  
  
  - Кстати, у меня где-то завалялась книга по нумерологии, - протянул учитель, ослабляя галстук на шее, мой взгляд против воли тут же проследил за его действием. В кабинке действительно было душно, я тяжело сглотнула. - Не то чтобы я в это верил, но для расслабления, как чтиво на ночь, достаточно забавная беллетристика.
  
  
  
  Я не знала, что такое "нумерология", слышала когда-то это слово, но его точного значения не знала. Спросить же, что это, тем самым показав свое невежество, было для меня как-то стыдно.
  
  
  
  Дома обязательно нужно будет навестить старую добрую википедию...
  
  
  
  Когда двери лифта с характерным сигналом разъехались в стороны на "несчастливом" тринадцатом этаже, мы молча вышли, не касаясь друг друга. Я чувствовала на себе его тяжелый взгляд, и от этого становилось страшно не по себе.
  
  
  
  - Как тебе семьдесят шестой? - спросил меня мужчина, ведя меня вглубь хорошо освященного коридора.
  
  
  
  Я непонимающе взглянула на него.
  
  
  
  - Номер квартиры семьдесят шестой, - мягко объяснил он, останавливаясь и кивая на дверь. - Надеюсь, это число не вызывает плохих ассоциаций?
  
  
  
  - Нет...
  
  
  
  - Вот и славно.
  
  
  
  И все-таки зря я завела эту бурду с числами!
  
  
  
  Александр Владимирович выудил из кармана звонкую связку ключей и легко отпер дверь в свою квартиру, и галантным жестом руки, пригласил меня в темноту открывшегося проема.
  
  
  
  - Мне начинает это нравиться все больше и больше, - с улыбкой отметил математик, продолжая "будить" спящего в себе романтика.
  
  
  
  "А вот меня все это почему-то начинало смущать все больше и больше..." - про себя простонала я.
  
  
  
  Проходя мимо него, я случайно коснулась его руки. Огненные мурашки, появившиеся от этого легкого прикосновения, заставили меня вздрогнуть всем телом. Почему все словно в первый раз? Ведь мы уже были вместе...
  
  
  
  Полумрак, к которому глаза еще не привыкли, обступил меня со всех сторон, стоило мне шагнуть через порог квартиры. Я неловко замерла на входе, не зная, куда деваться.
  
  
  
  Александр Владимирович щелкнул включателем за моей спиной, и яркий свет тут же осветил помещение.
  
  
  
  - Проходи, не стесняйся, - произнес мужчина, захлопывая за нами дверь и этим своим движением будто обрывая все пути назад.
  
  
  
  Вот и все.
  
  
  
  Теперь и правда полностью наедине. Не будет больше ни толпы школьников за дверью, ни Елены Дмитриевны, никого...
  
  
  
  Впервые мы остались настолько одни.
  
  
  
  Я несколько нервозно потянула вниз собачку на молнии куртки, стараясь как можно скорее ее с себя стащить. Но замерла, внезапно ощутив теплое прикосновение чужих рук к своим напряженным плечам. Дыхание на мгновенье сперло, и я зажмурила глаза.
  
  
  
  - Абрамова, расслабься, - вкрадчиво шепнул мне он, ненавязчиво и в то же время настойчиво помогая снять верхнюю одежду. - И чувствуй себя, как дома.
  
  
  
  Легко ему говорить, конечно...
  
  
  
  Позволив учителю забрать куда-то свою куртку, я, разувшись, наконец огляделась. Все было безумно интересно. Оказалась я в элегантно, но слегка небрежно обставленной прихожей. Пройдя дальше через широкую арку в следующую комнату, я неуверенно осмотрелась, легко касаясь рукой мягкой обивки кресел, наброшенных на кожаный диван декоративных подушек, корешков книг на полках.
  
  
  
  Совсем неплохо, все было оформлено со вкусом. Правда, глаза сразу резанул тот факт, что женщины здесь явно никогда не жило. Указывало на это все, начиная с того, что в интерьере не было ни единой кокетливой детали, вроде мелких чисто женских безделушек (статуэточек, игрушечек, бумажек и т.д) по углам, заканчивая тем, что в квартире напрочь отсутствовали растения.
  
  
  
  Вот здесь живет Александр Владимирович, вдруг подумалось мне. Я бы тоже хотела здесь жить, быть хотя бы одной из многочисленных книжек на полке или даже тумбой под телевизором... Совсем неплохо, видела бы его каждый день.
  
  
  
  Я, прикусив губу, улыбнулась своим глупым мыслям.
  
  
  
  Неплотно задернутые шторы пропускали уже совсем угасающие последние солнечные лучи. Оранжевое свечение падало ровным прямоугольником на пол белого ковра у окна, легкими бликами скользило по деревянным панелям полок и пола.
  
  
  
  Мое внимание вдруг привлекло окно.
  
  
  
  - Не хочешь чего-нибудь перекусить или выпить? - любезно спросил Александр Владимирович, бесшумно появляясь у меня за спиной.
  
  
  
  Вздрогнув от неожиданности, я неуклюже обернулась, отрицательно покачав головой. Хотя за этот длинный день мне так нормально ни разу не удалось нигде поесть, и голод постепенно начал о себе напоминать, я все же не хотела демонстрировать это мужчине. Меня вообще, если честно, странно смущала мысль, что можно что-нибудь при нем есть...
  
  
  
  Мужчина, прекрасно видя мою все возрастающую скованность, сардонически хмыкнув на мой отказ, кивнул каким-то своим мыслям:
  
  
  
  - Ладно, я знаю, что поможет тебе расслабиться, - с усмешкой проговорил он и вышел из комнаты.
  
  
  
  Ну да, знает... Почему-то уже было не по себе от его слов.
  
  
  
  Я робко проводила его глазами и только потом приблизилась к окну. Стянув с шеи шарф, опасливо одернула тяжелую штору. Небо успело окраситься в оранжево-алое полотно, угасающее солнце уже наполовину скрылось за многочисленными крышами многоэтажек. А взору предстал самый что ни на есть красивейший городской закат в моей жизни. Просто дух захватывает...
  
  
  
  Повезло же жить на высоком этаже, что ни день, так шикарный вид из окна! Я со своего третьего этажа видела только лишь соседские гаражи и детскую площадку с потускневшей краской на скамьях и горке. Иное дело тут...
  
  
  
  Глубоко вздохнув, я вдруг краем глаза зацепилась за яркое пятно сбоку. Повернув голову, я вдруг только сейчас заметила целую огромную стопку различных нераспакованных конфет, занявших всю левую сторону подоконника.
  
  
  
  Я, изумленно уставившись на это чудо, не сдержав порыва, даже пробежалась пальцами по разноцветным коробочкам, их было очень много, наложенные друг на друга, они представляли собой внушительную стопку. Молочные, горькие, с орехами, карамелью, коньяком... на любой вкус и цвет, как говорится. Просто мечта настоящего сладкоежки! Когда-то в детстве я хотела себе что-то подобное... Да и чего греха таить, и сейчас бы не отказалась.
  
  
  
  - Александр Владимирович? - взволновано позвала я. - У вас тут...
  
  
  
  - Да-да, годовой запас сладкого на случай ядерной войны, тебе не показлось, - усмехнувшись, признал мужчина, появляясь в комнате. - Быстро же ты его нашла.
  
  
  
  - Откуда у вас столько конфет? - моему веселому изумлению не было предела.
  
  
  
  - Долгая история...
  
  
  
  - А я не тороплюсь, - оборачиваясь, пробормотала я, наконец, убирая свои руки от притягательных цветных коробочек. - Подарки поклонниц?
  
  
  
  - Боже упаси, - устало усмехнувшись, вздохнул мужчина. - Мне хватает и той тонны нелепых признаний в контрольных тетрадях...
  
  
  
  Это что же получается?
  
  
  
  Что-то неприятное склизкое прошлось у меня по пищеводу, и только я хотела подробнее расспросить про эти тонны "признаний", как мой взгляд упал на небольшой столик, стоящий позади него у диванов, а если быть точнее, то больше на его содержимое. На темную бутылку - определенно алкоголя (однако, какого именно, я не смогла опознать) и два низких стакана.
  
  
  
  - Лучшее расслабляющее средство, - спокойно объяснил мне учитель, в ответ на глупое растерянно-вопросительное выражение лица.
  
  
  
  Я нервно сглотнула и в очередной раз поправила волосы, которые лезли прямо в лицо. Поверить в то, что Александр Владимирович... да, тот самый Александр Владимирович, который держит строжайшую дисциплину на своих уроках, тот самый Александр Владимирович, которого раздражает любой намек на нарушения правил, сейчас всерьез предлагает мне алкоголь, было так же невероятно, как и поверить в то, что я действительно нахожусь у него дома.
  
  
  
  Хотя... зная его, можно предположить, что это просто шутка...
  
  
  
  - Выдохни, Дарья, я не собираюсь тебя спаивать, - насмешливо протянул мужчина. - Просто хочу снять лишнее напряжение.
  
  
  
  Любопытный способ...
  
  
  
  Искоса наблюдая за моей растерянностью и внутренним ступором, он немного налил в один из стаканов из той самой темной бутылки и пригубил. Жидкость в стакане оказалась светло-коричневого цвета.
  
  
  
  - Неужели никогда не пробовала?
  
  
  
  Его изучающий взгляд с насмешливыми искорками, вгонял меня в крайнюю степень смущения.
  
  
  
  Пробовала (не считая, конечно, шампанское на каждый Новый Год) как-то в прошлом году за компанию. Не очень удачный опыт: дешевое пиво, с постоянной оглядкой, с запасной ментоловой жвачкой и подростковым азартом и интересом. Пойло было гадким и почему-то теплым, что делало его еще невыносимее. Я выплюнула почти сразу же на третьем глотке, но что-то все-таки попало внутрь. Тошнило весь день, шла впоследствии домой, бесконечно долго жуя эту ментоловую жвачку... Ненавижу с тех пор и ментол, и жевательные резинки в принципе. Не знаю, можно ли назвать это опытом. Но вот эту светло-коричневую жидкость в его стакане я раньше никогда не пила.
  
  
  
  Но почему-то признавать сейчас перед мужчиной сей факт моего жалкого опыта, можно даже сказать, его полного отсутствия, был для меня крайне стыдно, и, как следствие, нежелательно. Это почти то же самое, что красноречиво сказать, что я все еще ребенок...
  
  
  
  Но я же не ребенок!
  
  
  
  Поэтому, морально собравшись и скривив губы в фальшиво беспечной улыбке, я неопределенно пожала плечами:
  
  
  
  - Ну, было дело... - туманно произнесла я, всеми силами стараясь не покраснеть. - Вы, кстати, не ответили на вопрос: откуда у вас столько конфет?
  
  
  
  - Накопилось за всю мою преподавательскую деятельность, - равнодушно ответил мужчина, к моему облегчению, отпуская свой вопрос и не придираясь к такой "толстой" попытке сменить тему. - Дарят эти чертовы конфеты в огромном количестве на всякие праздники, и отказывать взять их как-то неудобно.
  
  
  
  Так вот оно что.
  
  
  
  Впервые вижу человека, который не радуется этому. Александр Владимирович говорил об этом так, будто рассказывал не о приятном презенте, а о давней зубной боли. Если бы мне дарили конфеты, я бы очень радовалась.
  
  
  
  - Если хочешь, то можешь их всех забрать себе, - предложил он. - Я не люблю сладкое.
  
  
  
  - Да нет... - вмиг nbsp;
&
&стушевалась я. - Не нужно.
  
  
  
  - Дарья, я все равно это не ем.
  
  
  
  Предложение это было, конечно, заманчивым, однако...
  
  
  
  - Боюсь, что не смогу объяснить маме, откуда у меня столько конфет, - пробормотала я. В голову вдруг пришло, что неплохо бы и позвонить, наконец, маме. На часах уже почти восемь, она, должно быть, уже волнуется...
  
  
  
  - Подарили, купила, нашла, украла, с неба свалились, - подсказал "добрый" учитель. - Вариантов много на самом деле.
  
  
  
  Я не сдержавшись, прыснула. С неба свалилось... а как же! Единственное, что в жизни свалилось на меня с "неба", был волейбольным мячик, который отрекошетил от потолка спортзала и точно ударил меня прямо по голове. Было больно и обидно, Маша смеется над этим до сих пор.
  
  
  
  Вдруг у мужчины зазвонил мобильный телефон, и, извинившись, он удалился в другую комнату, напоследок бросив:
  
  
  
  - Ну, так не стесняйся хотя бы сейчас, угощайся.
  
  
  
  А есть хотелось очень сильно, и я правда уже сильно жалела, что нормально не поела у отца, когда была такая возможность.
  
  
  
  Про себя решив, что не будет ничего такого, если я съем пару конфет, я, словно вор какой-то, прокралась к подоконнику и в нерешительности замерла, не зная, за что хвататься. Взгляд остановился на молочных конфетах в форме ракушек - нарисованные на нежно-голубой коробочке, они выглядели очень аппетитно. Поэтому, схватив именно эти конфеты, я села на диван и аккуратно вскрыла прозрачную обертку.
  
  
  
  "Ну что же, неплохо", - сделала вывод я, добравшись до конфет. На коробке, конечно, это выглядело намного вкуснее, но и в живую шоколадные ракушки оказались вполне съедобными на вид.
  
  
  
  Есть хотелось страшно, и я, не теряя времени почти сразу же, не жуя, буквально проглотила первую конфету. Шоколад был нежный и просто таял во рту, поэтому, не сдержавшись, я запихнула в рот сразу три "ракушки".
  
  
  
  Будь моя воля, ела бы это вечно...
  
  
  
  - Уверена, что не хочешь нормально перекусить? - иронично спросил у меня из-за спины вернувшийся Александр Владимирович.
  
  
  
  Да что это за привычка появляться из-за спины?! От неожиданности я едва не поперхнулась шоколадом.
  
  
  
  - Нет... правда не хочу есть, - смущенно отозвалась я, усиленно глотая. Правда, со ртом, забитым шоколадом, звучало это ужасно неправдоподобно. Захотелось опять сползти куда-нибудь на пол от смущения...
  
  
  
  - Как знаешь, - улыбнулся мужчина, садясь рядом со мной на диван и подтягивая к себе темную бутылку и стаканы. - Так ты будешь?
  
  
  
  - А что это? - наконец решилась спросить я, не сводя взгляда с его рук, изящно откупоривших бутылку.
  
  
  
  - Это виски.
  
  
  
  Я тяжело сглотнула. Легче от этой информации не стало.
  
  
  
  Он налил чистый стакан светло-коричневой жидкости и придвинул его ко мне, затем наполнил собственный стакан. Его изумрудные глаза изучающе скользнули по моему застывшему лицу:
  
  
  
  - Если хочешь, можно разбавить чем-нибудь сладким, ты же любишь сладкое. Где-то у меня был ликер...
  
  
  
  - Нет, не нужно, - натянуто улыбнулась я, вышла из своего ступора и нерешительно взяла в руки наполненный стакан.
  
  
  
  Мужчина, усмехнувшись, опять пригубил из своего стакана. Похоже, его крайне забавляла моя растерянность. Я же задумчиво крутила в руках стакан, не решаясь отпить. Никогда раньше не пила виски... Конечно, учителю об этом знать совсем не обязательно.
  
  
  
  Из своих худо-бедных познаний в спиртных напитках я помнила, что категорически нельзя пить на голодный желудок. А в моем желудке, не считая наспех проглоченных нескольких ложек салата у отца, были только четыре шоколадных "ракушки".
  
  
  
  Не густо...
  
  
  
  Я, протянув свободную руку, взяла еще одну шоколадную "ракушку", решив, что уж с пятью конфетами, еще можно себе позволить немного выпить.
  
  
  
  - Все это очень... мило, - пробормотала я, дабы нарушить тишину.
  
  
  
  - Неужели? - иронично изогнул бровь учитель.
  
  
  
  - Мы с вами вместе как нормальная... ммм... - почему-то мне было дико стыдно произнести слово "пара", - нормальные.
  
  
  
  Учитель, хмыкнув, залпом выпил виски в своем стакане.
  
  
  
  - Что же, лично я чувствую себя, как коварный соблазнитель, который заманил сладостями школьницу к себе домой.
  
  
  
  Я немедленно залилась самой обжигающей краской в своей жизни.
  
  
  
  - Вы что...
  
  
  
  - Ничего. Угощайся смелее, Дарья, не стесняйся.
  
  
  
  - Спасибо, я и правда сыта, - сухо произнесла я, кладя обратно в коробку так и не съеденную "ракушку".
  
  
  
  - Жаль, что не могу сказать того же и о себе.
  
  
  
  Казалось, сильнее смутиться уже нельзя, а оказалось, можно. Притупив глаза в стакан у себя в руках, едва дыша, я не знала, что сказать.
  
  
  
  - Если все-таки боишься пить виски, могу налить тебе чай или кофе, - предложил мне Александр Владимирович.
  
  
  
  Ничего я не боюсь! Я возмущенно подняла на него глаза, и крепче сжала пальцами стакан.
  
  
  
  Боже, хоть бы меня не вырвало на его ковер! - про себя молила я, запрокидывая голову назад и залпом полностью выпивая виски в своем стакане. И тут же чуть не выплескивая его обратно. Весь рот, горло, носоглотку и гортань охватило адским пламенем, ни на какое "приятное" тепло, разливающее по телу, это не было похоже. Это было похоже на кислоту, разъедающую все на своем пути.
  
  
  
  Я зашлась в страшном кашле, однако геройски не выплюнула ни капли. Тошнота и естественная потребность сейчас же избавиться от всего того обжигающего огня, что попал в рот, охватила меня, но боязнь опозориться была сильнее.
  
  
  
  - Ну, совсем неплохо для первого раза, - усмехнулся учитель, забирая из моих рук стакан и отставляя его в сторону. - Скоро станет хорошо.
  
  
  
  Верилось в это с трудом...
  
  
  
  Его ладонь успокаивающе похлопала меня по спине, я все никак не могла откашляться. Казалось, что все мои внутренности горят в огне.
  
  
  
  - Все-таки давай-ка я налью тебе чай.
  
  
  
  По всей видимости, я кивнула головой, потому что учитель, мягко поднявшись, вышел из комнаты.
  
  
  
  Кашель начал слабеть. Утерев пальцами набежавшие слезы на глазах, я силой похлопала себя по щекам, дабы прийти в себя. По голове будто кто-то хорошенько ударил кувалдой, носоглотку немилостиво жгло.
  
  
  
  Чтобы я еще хоть раз согласилась выпить алкоголь! Вот и показала себя "взрослой"... Как он вообще это пьет?
  
  
  
  В моих джинсах вдруг завибрировал телефон. Звонила мама. Как вовремя...
  
  
  
  Хоть голос у меня был ужасно хриплым, говорила я достаточно уверенно, когда врала, что сижу у Маши, и, похоже, что остаюсь на ночь. Мама на удивление быстро и без лишних вопросов согласилась, чтобы я в случае чего переночевала у "подруги".
  
  
  
  Ну вот, одной проблемой меньше...
  
  
  
  - Александр Владимирович, как вы это пьете? - все еще сиплым голосом, спросила я, указывая головой на виски, когда мужчина поставил передо мной чашку с горячим дымящимся чаем. - Это же невозможно просто нормально пить!
  
  
  
  Он насмешливо покачал головой:
  
  
  
  - Всем так кажется в первый раз.
  
  
  
  - Зачем тогда вообще пить алкоголь? - я раздраженно шмыгнула носом, и еще раз протерла глаза от влаги.
  
  
  
  - Дарья, алкоголь - это яд, входящий в уста, но травящий ум. Обманчивый подъем. Некоторым людям он необходим.
  
  
  
  - И что, даже вам? - поинтересовалась я, баюкая в руках горячую кружку с чаем, не совсем уверенная, что правильно поняла суть его слов.
  
  
  
  - Даже мне, - мягко согласился мужчина. - Еще ничего не чувствуешь?
  
  
  
  Я покачала головой, потому что единственное, что чувствовала, это ужасную тошноту, сосредоточившуюся комком в желудке. Оставалось только уповать на то, чтобы меня действительно не вырвало.
  
  
  
  Вот будет весело...
  
  
  
  - Кстати... - я в тысячный раз за сегодняшний день поправила чертовы волосы, лезущие прямо в кружку с чаем в моих руках. - Давно хотела вас спросить. Как вы решили стать учителем математики?
  
  
  
  - Мне стало скучно в один прекрасный день.
  
  
  
  - То есть?
  
  
  
  Странный ответ - ничего не скажешь. Обычно учителя на это отвечают, что еще в детстве мечтали учить и все такое...
  
  
  
  - Я никогда не хотел быть учителем, до недавних времен, но у меня всегда были определенные склонности к точным наукам, - медленно проговорил мужчина, задумчиво наклоняя стакан с виски, заставляя переливаться светло-коричневую жидкость в бликах от лампы. - В школе математика была моим любимым предметом. Потом у меня была сначала очень строгая учительница в школе, затем строгий учитель в техникуме и далее еще хуже в институте, попробуй с ними не полюби...
  
  
  
  - Знакомая история, - хмыкнула я.
  
  
  
  - Спасибо, конечно, за комплимент, - весело сверкнули его глаза за стеклом от стакана. - Но моя школьная учительница была еще хуже меня сейчас.
  
  
  
  - Не верю...
  
  
  
  - Почему? Абрамова, неужели я и правду такой садист?
  
  
  
  Я как раз отхлебывала обжигающе-горячий напиток, но внезапно фыркнув, чуть не подавилась.
  
  
  
  - Вы серьезно это спрашиваете? - сделала гримасу я, не поддаваясь на его дразнящий тон.
  
  
  
  Александр Владимирович рассмеявшись, сел поближе ко мне.
  
  
  
  - Какое у тебя обо мне мнение...
  
  
  
  - Правильное?
  
  
  
  - Обидное, - усмехнулся мужчина.
  
  
  
  Я хмыкнула, почему-то мне стало весело. Что-то приятно щекотное и странное разливалось внизу живота и раздавалось по всему телу.
  
  
  
  - А что в школе вам еще нравилось? - спросила я, отпивая из кружки.
  
  
  
  - Много чего на самом деле... Моя первая любовь случилась в школе, - задумчиво протянул он.
  
  
  
  В голове что-то тупо щелкнуло, что-то неприятное засвербело внутри.
  
  
  
  - Расскажите? - вырвалось у меня помимо воли.
  
  
  
  - А что интересно, Дарья?
  
  
  
  По его довольной улыбке я поняла, что мои старания сдержать поток вопросов замечены.
  
  
  
  - Она была просто прелестной девушкой, - длил мои мучения мужчина. - С очаровательным именем... ее звали Любовь.
  
  
  
  - Какая милая аллегория... - выдавила я.
  
  
  
  - Не то слово, - кивнул он, снова пригубив виски. - Она была чем-то на тебя похожа. Была рассеянной и себе на уме... Совершенно не любила учиться.
  
  
  
  Я уязвленно взглянула на него, это звучало совсем не лестно. Раньше мне всегда хотелось смеяться над нелепой женской ревностью... Что может быть глупее, чем ревновать кого-то и изводить этим бедного человека? Однако сейчас мне именно этим и хотелось заняться - задавать вопросы и изводить придирками.
  
  
  
  - Я помогал ей иногда.... Ну, как помогал, давал списывать. Если было свободное время, то занимался с ней. По странному стечению обстоятельств ей абсолютно не давалась математика.
  
  
  
  "Какая-то дура эта его Любовь", - сделала мрачный вывод я, делая маленький глоток из кружки. Чай все еще не остыл и был горячим.
  
  
  
  - И что было дальше?
  
  
  
  - Ничего, мы разошлись. Первая любовь всегда заканчивается плохо. Кажется, она вышла замуж и сейчас вполне счастлива в браке.
  
  
  
  Ответ меня не убедил.
  
  
  
  - Вы с ней целовались? - выпалила я, кажется, самый глупейший вопрос, на который была способна, при этом не почувствовав ни малейшего смущения. И это было странно...
  
  
  
  "Наверно, это и есть опьянение", - подумалось мне вдруг, так как теперь это странное щекотно-эйфорическое ощущение добралось и до головы, добавляя невиданной смелости.
  
  
  
  - Брось, неужели ревнуешь? - усмехнулся мужчина.
  
  
  
   Я дернулась, вернулось чертово смущение.
  
  
  
  - С чего мне...
  
  
  
  И тут от моего неосторожного движения из кружки, которую я держала, выплеснулся горячий чай, ошпарив мне руку.
  
  
  
  - Ай!
  
  
  
  Я вскочила на ноги.
  
  
  
  - Обожглась? - спросил учитель, ставя на столик свой недопитый стакан с виски, также поднимаясь. - Покажи.
  
  
  
  - Да нет, все нормально.
  
  
  
  - Кого я спрашиваю...
  
  
  
  Он бесцеремонно взял меня за запястье и поднес мою руку к своим губам. У меня странно заколотило в ушах.
  
  
  
  - Не... не надо... - тихо забормотала я.
  
  
  
  Александр Владимирович легко подул на обожженное место, бросив на меня быстрый взгляд:
  
  
  
  - Чего не надо?
  
  
  
  Я не поднимала головы, слушая, как бешено бьется в ушах пульс. Моя рука все еще была слишком близко к губам учителя, и я боялась даже шевельнуть ею. Хотелось по-детски зажмурить глаза.
  
  
  
  - Кстати, Абрамова, - мягко позвал меня он, наконец, отпуская мою руку.
  
  
  
  Я несмело взглянула на него.
  
  
  
  - Ты целуешься лучше.
  
  
  
  Он осторожно приподнял мой подбородок и был слишком близко, я потянулась к его губам быстрее, чем успела что-либо сообразить. От его губ исходил слабый привкус виски, который передался и мне, я чувствовала себя едва ли не пьянее всех алкоголиков в мире. Поцелуй вначале был совсем невесомым и мягким, но, отвечая взаимным желанием, его губы становились все более настойчивыми, рука легла на мой затылок.
  
  
  
  - Тебе определенно идут распущенные волосы, - отстранившись, шепнул он, его пальцы осторожно потянули за ворот моей кофты, обнажая кожу.
  
  
  
  Уже в полузабытьи я ощутила прикосновения горячих губ к своему плечу.
  
  
  
  Я рвано вобрала в себя воздух. По моим венам будто разносилась живая лава, лишая контроля мое тело. Ноги, сделавшись ватными, отказывались держать, и меня медленно, но верно начало клинить куда-то в сторону.
  
  
  
  Сильные руки легко подхватили меня, удерживая на месте.
  
  
  
  - Я больше никогда в жизни не дам тебе ни капли алкоголя, - вкрадчиво проговорил Александр Владимирович, увлекая меня куда-то за собой вглубь квартиры.
  
  
  
  - Это не из-за виски, - засмеявшись, возразила я, путаясь в собственных ногах. Куда он меня ведет?
  
  
  
  - Да что ты...
  
  
  
  Прислонив меня спиной к стене в коридоре, он поцеловал меня, уже не сдерживаясь, и я крепко зажмурилась. Сердце колотило в груди, как ненормальное. Когда мужчина отстранился, мое дыхание окончательно сбилось, и если бы не его руки, я бы давно сползла вниз по стенке.
  
  
  
  Кажется, я схожу с ума...
  
  
  
  Где-то там, между этими бесконечными поцелуями, мы каким-то образом переместились в его спальню. Я слышала, как стукнулась о косяк дверь, но почти ничего не видела. Лишь почувствовала, как он бережно опустил меня на кровать.
  
  
  
  В комнате окно было раскрыто нараспашку, и поэтому в комнату проникал свежий воздух. Солнце давно село, я глубоко вдыхала в себя запах наступившей ночи, и правда чувствуя себя едва ли не в хлам пьяной, и, не мигая, смотрела на темный потолок.
  
  
  
  - Александр Владимирович... вы же... вы же всегда будете рядом, да? - спросила я, тяжело дыша. Внезапный страх во мне медленно, но верно убирал заволакивающий алкоголем и страстью красный дым с сознания. - Вы...
  
  
  
  С губ чуть не сорвался проклятый вопрос: "...меня любите?".
  
  
  
  Мужчина поцеловал мои дрожащие губы, и я, вдруг поняла, что он улыбается. Стало страшно... Почему он улыбается? Неужели это для него просто игра?
  
  
  
  - Дарья, мир вокруг тебя перевернется и изменится еще много раз, - прозвучал его мягкий голос. - Осторожнее с такими вопросами.
  
  
  
  Его губы коснулись моего виска, переместились ниже, чтобы увлечь меня в очередной головокружительный поцелуй. Это было не мимолетное касание губ, не робкий поцелуй, когда понимаешь, что каждая секунда может стать последней. От этого поцелуя меня бросило в еще больший жар. Казалось, еще больше опьянеть от этого нельзя, а оказалось можно. В моей мутной голове не было ни единой сознательной мысли. Будто в один миг все стало неважным, в конце концов, все было давно между нами перепутано.
  
  
  
  Я ощутила, как мужчина расстегивает пуговицу за пуговицей, и стягивает с меня кофту, и сразу же отбрасывает ее в сторону, за ней быстро последовали белая майка и джинсы. Почувствовав, что осталась совсем обнаженной, в то время как мужчина был полностью одет, я вся сжалась в комок и зажмурилась.
  
  
  
  - Смотри на меня, - попросил Александр Владимирович, отбрасывая в сторону последнюю вещь на мне.
  
  
  
  Мои глаза медленно открылись, я тяжело дышала, и не мигая смотрела на него, почти неясного в темноте. Во тьме все чувства усиливаются, обостряется осязание, а стук собственного сердца оглушает. А он словно наслаждался моей открытостью и беспомощностью, от этого стало не по себе.
  
  
  
  - Ты очень красивая, - он неспешно очертил пальцем линию моего рта, прежде чем вновь меня поцеловать. Его поцелуй сжигал меня. Я уже плохо соображала, где нахожусь, и что делаю...
  
  
  
  Сквозь огненные волны, пробегающие по моему телу, я почувствовала, как его рука, скользя по моему животу, постепенно опускается ниже. Он продолжал нежно целовать мою шею, обжигая ее горячим дыханием, заставляя меня чувствовать невозможно острый спазм в теле.
  
  
  
  Как сквозь сон, я ощутила его руку между своих бедер и, вдруг одеревенев, замерла, широко распахнув глаза.
  
  
  
  Что-то было не так...
  
  
  
  Я чуть было не вскрикнула, почувствовав его пальцы в себе. Это было неправильным и совсем уж постыдным.
  
  
  
  Я попыталась было сдвинуть ноги, но Александр Владимирович ловко вклинил колено между моих бедер, фиксируя нужное ему положение.
  
  
  
  - Тише-тише, успокойся, я не сделаю тебе ничего плохого, - успокаивающе шепнул мне мужчина, продолжая движение пальцев внутри меня. - Ты же мне веришь?
  
  
  
  Я тихо всхлипнула, непроизвольно сминая пальцами простыню в кулак, когда он сделал еще одно движение внутри. Это были странные противоестественные ощущения, хотя и боли не было, было лишь чувство некоторого дискомфорта, помноженного на жгучий стыд.
  
  
  
  - Расслабься, не зажимайся так, - мужчина скользнул языком по моей груди, обхватил губами сосок, очень нежно лаская, рефлекторно заставляя прогнуться под ним от удовольствия.
  
  
  
  Пальцы же его устремились дальше, раздвигая мою плоть, касаясь дразняще мягко, то почти выходя, то снова наполняя меня. Это было похоже на самую изощрённую пытку, начальный дискомфорт начал отступать.
  
  
  
  Тело помимо моей воли постепенно начало отвечать на его прикосновения. Странное томление, сосредоточившись в месте, где касались его пальцы, обжигающей змейкой прошлось по моему позвоночнику. Жар постепенно заполнял мою голову, от невыносимо острых ощущений, разливающихся внутри, я до побледневших костяшек пальцев сжимала покрывало. Горячая дрожь прошлась по моему телу, мне хотелось, чтобы он продолжал бесконечно это движение, казалось, случится что-то страшное, если он прекратит.
  
  
  
  Краска залила мое лицо, когда первое едва слышное постанывание, сорвалось у меня с губ, когда мужчина сделал особенно ловкое движение рукой.
  
  
  
  - Тебе нравится, - с усмешкой констатировал Александр Владимирович, наблюдая за тем, как я неосознанно поддалась бедрами навстречу, неразборчиво моля о чем-то...
  
  
  
  Жар внутри становился все больше и больше. Казалось, еще чуть-чуть, и меня просто не станет, я просто сгорю в этом пламени...
  
  
  
  Цветные круги вдруг вспыхнули перед глазами. По телу пробежала лёгкая судорога. Я не выдержала и протяжно застонала, сильно выгибаясь, когда почти болезненные волны удовольствия прошли по моему телу.
  
  
  
  "Значит, не врали книги об этом..." - совершенно не к месту подумалось мне, когда по телу прошлась последняя конвульсивная дрожь. Я тяжело дышала, по-прежнему лежа под мужчиной, мысли в голове путались.
  
  
  
  Он что-то мне прошептал, но из-за странного "белого" шума в ушах я ничего не расслышала. Его пиджак куда-то подевался, а рубашка распахнулась на груди, и я несмело провела рукой по обнажившейся коже. Его горячие ладони заскользили по моей спине, заставляя меня опять изогнуться и прижаться к нему всем телом.
  
  
  
  А после... Я громко втянула в себя воздух, почувствовав, что он вошел в меня. Мои ногти с новой силой впились в простыню... Это не было неожиданностью, но... Это было не больно... Немного неудобно... Но боли не было совсем.
  
  
  
  И это было...
  
  
  
  Я плотно закрыла глаза, чувствуя всем телом жар... Движение плоти внутри меня сводило с ума... Прикосновения... Губы... Руки... Они были всюду, дразнили и... Глубокий поцелуй лишь обострил все мои чувства, заставляя стон вновь сорваться с губ...
  
  
  
  И это...
  
  
  
  Всё, что было потом...
  
  
  
  666
  
  
  
  Сквозь темную пелену неба пробивались первые рассветные лучи. Я видела это через распахнутое настежь окно. Спальня, погруженная в полумрак, тоже медленно озарялась слабым утренним светом.
  
  
  
  Сон все не шел ко мне. А если быть точнее, я боялась сейчас спать...
  
  
  
  Боялась спугнуть этот хрупкий момент. Поэтому боролась со сном вот уже час с чем-то...
  
  
  
  В голову пришло, что будет совсем не смешно, если после всего я проснусь в своей кровати и это все окажется дурным сном, навеянным мне из-за сладкого на ночь.
  
  
  
  Однако глаза постепенно слипались, и заснуть все равно придется, хочу я этого или нет...
  
  
  
   Правая нога от слишком долгого лежания в одной позе болезненно затекла. Завозившись на месте, удобнее устраиваясь, я случайно толкнула локтем Александра Владимировича, который недовольно вздохнув во сне, неосознанно крепче сжал свою руку, перекинутую через мою талию.
  
  
  
  Я счастливо вздохнула, наконец закрывая глаза. Все тени сомнений, терзающие меня ранее, бесследно пропали...
  
  
  
  А еще через минуту я погрузилась в крепкий сон.
  
  ========== Глава 28 ==========
   - Привет, рано ты... Хорошо посидели? - едва я переступила порог дома, немного хриплым ото сна голосом проговорила мама, вышедшая меня встретить. Она, по всей видимости, совсем недавно проснулась, так как была в своем любимом светло-бежевом халате, который надевала только по утрам.
  
  
  
   Я утвердительно кивнула, на мгновенье воровато поднимая на нее глаза и стягивая с себя верхнюю одежду. Тяжело сглотнула, только сейчас осознав, что сильно сглупила: ведь от Маши я обычно возвращалась только после обеда...
  
  
  
   - А к контрольной подготовились?
  
  
  
   - Подготовились, - одеревенело пробормотала я, боясь лишний раз поднять на нее глаза.
  
  
  
   - А чего ты так рано-то? - мама задумавшись нахмурила брови. - Еще и девяти нет. Не поругались там, случаем?
  
  
  
   Меня бросило в жар. Я лихорадочно пыталась придумать правдоподобную причину моего столь раннего прибытия, но утомленное сознание, находившееся еще в полуэйфорическом состоянии, выдало лишь бессвязный набор словосочетаний:
  
  
  
   - Нет, просто... Решила пораньше. Домой захотелось...
  
  
  
   Я нервно сцепляла и расцепляла пальцы на руках, пялясь себе под ноги.
  
  
  
   - Не могу хорошо спать вне дома, ты же знаешь, - наконец внятно произнесла я, немного приободрившись от того, что нашла более-менее "убедительную" причину.
  
  
  
   - Ясно.
  
  
  
   Я подняла на нее глаза, в груди бешено барабанило сердце.
  
  
  
  Поверит она мне или нет? Раньше я никогда так открыто не врала ей.
  
  
  
   Мама еще немного постояла в прихожей, внимательно глядя на мое лицо, словно мысленно вычитывая из моих покрасневших щек и нездорово расширенных зрачков, где я была и что делала. Потом, странно вздохнув, ушла на кухню.
  
  
  
  Наверное, прочитала на моем лице все, что хотела. И поняла, что не ночевала я у Маши...
  
  
  
  Не успела я по-настоящему испугаться и впасть в панику от этой мысли, как до меня донесся ее мягкий голос:
  
  
  
  - Давай, иди, мыть руки и за стол. Я вчера кое-что приготовила для тебя.
  
  
  
  Я тяжело вздохнула, рукой устало потерев лоб. Кажется, от недосыпа у меня сильно разыгралось паранойя...
  
  
  
  - Мам, я не хочу есть, - крикнула я ей.
  
  
  
  - Ну, как знаешь, - последовал лаконичный ответ.
  
  
  
  Шнурки на кедах ни в какую не хотели развязываться, и я чуть не порвала их. Долго прыгала на одной ноге. Мне хотелось поскорее оказаться в своей комнате, упасть лицом в подушку и засмеяться.
  
  
  
  Я чувствовала себя чуть ли не самым счастливым человеком на Земле, хоть и тело странно ломило, а внизу живота почти болезненно тянуло и непреодолимо хотелось прилечь.
  
  
  
  Окно в моей комнате было приоткрыто, в лицо мне пахнула приятная утренняя прохлада - это, видимо, мама в мое отсутствие хотела проветрить комнату. Я знала, что так делать нельзя, но все же, сдернув покрывало, почти ничком свалилась на свежезаправленную кровать не переодевшись. Казалось, я была полностью высушена, сил не осталось даже на то, чтобы выдернуть из-под себя одеяло и укрыться или хотя бы сбросить с себя неудобные тесные джинсы.
  
  
  
  Моя бедная голова все еще отказывалась поверить в произошедшее - оно никак не хотело материализоваться в моем сознании во что-то реальное и потому воспринималось скорее как сон или даже бред.
  
  
  
  Это всё и правда было на самом деле? И не приснилось, не прибредилось, не...
  
  
  
  Я уткнулась горячим лбом в приятно холодную подушку.
  
  
  
  Это все так странно...
  
  
  
  Все мои былые смутные страхи, неуверенность в себе, в нем, в нас - растворились. Убежали, исчезли, лопнули. Их уже не было. Для страха больше не осталось места. И какая глупость - думать, что число тринадцать приносит неудачу...
  
  
  
  Я перевернулась на спину. Незашторенное окно, через которое падали косые лучи только-только восходящего солнца, притягивало взгляд.
  
  
  
  Начинался новый день.
  
  
  
  И если это был всего лишь сон, то он самый чудесный в моей жизни и я совсем не хочу просыпаться.
  
  
  
  666
  
  
  
  - Даш, ты подстриглась, что ли? - задумчиво наклонив голову, оглядывая меня с ног до головы, предположила Маша на следующий же день в понедельник. - Ты как-то изменилась...
  
  
  
  - Да нет, не стриглась, - пожала плечами я, садясь на освободившуюся скамью, дабы переобуть сменную обувь. Повезло. Утром в главном фойе, как всегда, было ужасно шумно и многолюдно, почти все скамейки уже были кем-то заняты. - Просто распустила волосы.
  
  
  
  - Тебе вот так больше идет.
  
  
  
  Дежавю. От кого-то я это уже слышала... И уже не первый человек мне говорит, что я якобы изменилась.
  
  
  
  Сивцева, в кои-то веки пришедшая раньше меня, теперь недовольно сопела у меня над головой, пока я переобувалась:
  
  
  
  - Давай быстрее. Сколько можно возиться? Пошли быстрее в класс, я тебе кое-что хочу рассказать.
  
  
  
  Я с трудом удержалась от вздоха, зная, что меня ожидает очередной получасовой рассказ о свидании с Игорем. Иногда даже завидно... Маша вот абсолютно открыто рассказывает о своих отношениях.
  
  
  
  - Ну, ты все?
  
  
  
  - Все, - я бросила уличные кеды в пакет и поднялась.
  
  
  
  Но не прошли мы и пару шагов, как пришлось остановиться.
  
  
  
  - Ты сегодня, кстати, рано, - заметила я, прислоняясь боком к косяку стены, когда Маша привычно остановилась у зеркала, висящего напротив гардеробной.
  
  
  
  - Да, теперь так будет всегда, - улыбнулась своему отражению Сивцева, пальцами аккуратно подтирая немного подплывшую тушь под глазами. - Я решила кардинально поменять свою жизнь и...
  
  
  
  - А, ну ясно, - перебила ее я, поняв, что Маша опять начиталась в интернете мотивирующих вырезок из книг и решила следовать написанных в них правилам. Явление это было достаточно частое. По понедельникам Мария всегда начинала "новую" жизнь, которая практически всегда кончалась на следующий день. - Надолго в этот раз?
  
  
  
  - Ничего ты не понимаешь, - отмахнулась от меня подруга, крутясь перед зеркалом, критически сощурив глаза. - Даш, глянь, мне идет этот пояс?
  
  
  
  - Ага...
  
  
  
  - Ты даже не посмотрела!
  
  
  
  Мне все-таки пришлось неохотно отлепиться от стены и взглянуть на нее в зеркало. Однако взгляд вместо пояска Сивцевой отчего-то приклеился к собственному отражению. Я обычно не люблю подолгу смотреть на себя в зеркало, однако сейчас почему-то прилипла, так как действительно сначала себя не узнала.
  
  
  
  Машинально поправив лезущие в лицо пряди, коснулась волос. Они отражали механический свет школьной лампы и казались светящимися. Локоны, правда, чуть сбились на макушки от порывистого ветра на улице, однако не потеряли своей формы.
  
  
  
  Такими мои волосы были только раз в жизни, когда Ника (старшая сестра Маши), несмотря на мои слабые протесты, вылила на меня огромное количество каких-то масок, бальзамов и кондиционеров, а после еще полчаса как-то по-особенному расчесывала мои волосы и сушила их феном. Несколько дней потом я сама себя в зеркале не узнавала.
  
  
  
  Такими мои волосы были и сейчас, однако без волшебных ухищрений Вероники...
  
  
  
  Как странно. Я где-то читала, что влюбленный человек меняется и внешне.
  
  
  
  - Ну, так что? - требовательно привлекла внимание Маша на свой абрикосовый поясок.
  
  
  
  Я вышла из своего задумчивого ступора и украдкой скосила глаза в ее сторону:
  
  
  
  - Тебе очень идет.
  
  
  
  - Да... - вздохнула Сивцева, будто и не слыша меня. Она без конца поправляла себе волосы и не отводила сосредоточено-ожесточенного взгляда от своего отражения. - Сегодня важный день.
  
  
  
  Я было хотела спросить у нее, в чем заключается "важность" этого дня, но некстати над нашими головами раздалась громкая трель звонка на урок.
  
  
  
  666
  
  
  
  Сегодняшний учебный день пролетел очень быстро. Весенние праздники все продолжались, а, стало быть, "окон" в уроках было все больше. Так были отменены в этот понедельник уроки физики, физкультуры и, что самое обидное для меня, математики.
  
  
  
  Урок алгебры был назначен только на вторник, то бишь на завтра, а до этого...
  
  
  
  Последними двумя уроками должна была быть сдвоенная литература. Однако Леонид Николаевич в связи с неминуемо приближавшимся ГИА решил, что часы, данные на литературу, лучше посвятить русскому языку. Так у нас уже вторую неделю не было литературы, зато была наработана за все это время сильная база по русскому, да такая, что в последней контрольной работе никто из класса не получил двойки.
  
  
  
  - Я вами очень горжусь, - серьезно глядя на учеников, объявил на предпоследнем уроке нашему классу Леонид Николаевич. - За последние дни вы сделали титанический труд. Ни к кому нет нареканий, все написали хорошо. Даже те, кто получил тройки, - учитель значительно поднял указательный палец, - получили их честно, я никому не завышал балл. И если раньше они получали за это двойки, то теперь знания прибавились на твердую "троечку". А это, можно сказать, уже проходной балл ГИА.
  
  
  
  Класс единой волной радостно тут же шумно загалдел. Еще бы не радоваться! Редко когда 9 "б" так хорошо пишет контрольные по русскому языку. Так как наш класс с физико-математическим уклоном, отсюда такая пренебрежительность к гуманитарным наукам. Надо ли говорить, что мы уже давно разучились принимать похвалы от кого бы то ни было? Хвалят из класса обычно кого-то одного, а так чтобы весь класс разом - явление очень редкое и необычное. Из всей параллели девятых классов наш был самым беспризорным... То есть был, по крайней мере, с Марьей Алексеевной.
  
  
  
  Федя, обернувшись, с улыбкой продемонстрировал свою контрольную тетрадь, текст в которой был без единой помарки. В углу было выведено "пять/пять" и даже имелся личный комментарий от учителя: "Молодец! Так держать!".
  
  
  
  - Дай-ка!
  
  
  
  Маша тут же отобрала у него тетрадь, неверующе глядя на идеально написанную контрольную работу, будто сомневалась в собственном зрении. У нее же самой стояло "четыре/три", так как было достаточно помарок.
  
  
  
  - Вообще круто! - наконец вынесла вердикт она, всласть насмотревшись, вернув тетрадь. - Даже у Даши ошибки есть.
  
  
  
  - "Даже"... - пробурчала я. - Это комплимент такой?
  
  
  
  - Ну все, ребята, успокаиваемся, - спокойно проговорил Леонид Николаевич. - Сегодня вы большие молодцы, и в связи с этим у меня есть к вам предложение.
  
  
  
  Ученики неохотно оторвались от своих переговоров и вежливо устремили взгляды на учителя.
  
  
  
  - Сейчас, на первом уроке, вы делаете тесты по русскому языку, а вот на втором, думаю, наконец проведем литературу. А то нехорошо получается. Хоть вы и физико-математики, литература тоже очень важна.
  
  
  
  - Это чем же? - громко спросил с последней парты раскрасневшийся Петя, все еще страшно довольный своей "тройкой". - Нам что, в будущем литература где-то может пригодиться? Мы не на лингивустов же поступаем.
  
  
  
  - Новиков, правильно говорить "лингвистов", а не "лингивустов", - мягко поправил парня Леонид Николаевич.
  
  
  
  По классу прошла волна смешков, Петя уныло улыбнулся и даже жидко посмеялся со всеми, показывая подначивавшим его друзьям, что ему не обидно, но после натянул на голову капюшон и хмуро развалился на парте.
  
  
  
  - Какая разница, блин? - протянул он философски. - Все равно эта литература в жизни нам не понадобится...
  
  
  
  Кто-то сидящий спереди меня громко цокнул. Это так Федя выразил свое несогласие.
  
  
  
  - Петр, можно у вас спросить: а читаете ли вы дома книги? - деликатно спросил Леонид Николаевич.
  
  
  
  - Ну... - замялся парень. - Иногда там... Если задают.
  
  
  
  - Ясно. А родители ваши читают?
  
  
  
  - Не знаю.
  
  
  
  - Это удручает, Петр, - вздохнул учитель. - Всегда говорил, говорю и буду говорить, что любовь к чтению у ребенка появляется на коленях у читающих родителей...
  
  
  
  Петя уже совсем уныло нахмурился, жалея, по всей видимости, что вообще завел этот разговор, но, подбоченившись, сердито буркнул:
  
  
  
  - Блин, зачем мне вообще читать эти книги?
  
  
  
  - Зачем читать книги? Хотя бы для получения знаний, развития собственной точки зрения, общего образования, набирания опыта - это все основные причины, однако, боюсь, главную причину вы не поймете...
  
  
  
  - Почему не пойму-то? - недовольно оторвал голову от парты Новиков.
  
  
  
  - Потому что читать не любите, Петр, вот в чем дело. Как я могу объяснить вам то, чего вы никогда не сможете понять? Я знаю ребенка, которого наказывают тем, что забирают у него книги, и он не может читать. Для него это самое страшное наказание. Для вас же само чтение - уже наказание. Как я могу объяснить, как люди практически живут вместе с книжными героями вторую жизнь, человеку, который читает только в том случае, если ему что-то задают на дом?
  
  
  
  Петя покраснел, но промолчал и за все последующие два урока не произнес ни слова. Мне стало даже его жалко. У нас в классе никто никогда особо не любил литературу, а все из-за специфического преподавания бывшей учительницы.
  
  
  
  Однако на этом дебаты были закончены и классу раздали тестовые задания по русскому языку, которые мы делали весь урок до звонка на перемену. А вот после русского все же решили провести литературу.
  
  
  
  Со звонком на последний урок все ученики были в кабинете.
  
  
  
   - Так, на чем вы остановились с Марьей Алексеевной? - листая объемистый учебник литературы, спросил Леонид Николаевич.
  
  
  
  И тут же, как легкий взрыв сероводорода, со всех сторон понеслись остроты:
  
  
  
  - На том, что в классе опять никого нет.
  
  
  
  - Ни на чем...
  
  
  
  - Она только орала, что мы не сдадим экзамены.
  
  
  
  - На Грибоедове, - наконец, полистав тетрадь, кто-то с последних парт дал нормальный ответ. - Проходили "Горе от ума".
  
  
  
  Хотя термин "проходили" не совсем верен. Нам задавали его читать нам дом, но, естественно, дома никто ничего читать даже не собирался, и учительница львиную долю урока нас за это полоскала. Особенно она любила трагически приложить руку к сердцу и театрально объявить: "Сколько можно?! Для кого задается домашняя работа?! Я вас так учить не собираюсь! Вот теперь оставшийся урок делайте что хотите, мне все равно!".
  
  
  
  Я мысленно содрогнулась от воспоминаний. Как раз отличный ответ на вопрос: "Почему в нашем классе никто не любит литературу?"
  
  
  
  - Хорошо... - Леонид Николаевич, взял в руки учебник и, пролистав до нужной страницы, поднял глаза на класс. - У кого-нибудь сейчас есть учебник по литературе?
  
  
  
  Одноклассники покачали головами:
  
  
  
  - Нет. Обычно же вместо литературы проводится русский язык. Никто и не взял...
  
  
  
  - Ясно. А кто-нибудь читал это произведение?
  
  
  
  В классе повисла звенящая тишина, и лишь рука Феди и пары других учеников робко потянулась вверх. У Марьи Алексеевны бы уже давно случилась истерика по этому поводу...
  
  
  
  - Не густо, - спокойно отметил литератор. - Ну да ладно... Сделаем вот что. Думаю, что вы уже слишком взрослые для того чтобы читать вслух по очереди, поэтому я предлагаю вам этот урок спокойно посидеть и послушать краткое содержание и суть этого произведения. Возможно, так оно сможет кого-то из вас заинтересовать, и вы его прочтете уже полностью. Согласны?
  
  
  
  В кабинете радостно закивали головами и одобрительно загудели. Ну, еще бы! Нашему классу только предложи целый урок побездельничать...
  
  
  
  Урок литературы прошел очень увлекательно. Леонид Николаевич, как оказалось, имел не только магнетический шарм и талант мастерски все объяснять, но и тонкое чувство юмора. Пересказ "Горе от ума" в его исполнении настолько всех увлек, что на прозвеневший через сорок минут звонок, возвестивший о конце учебного дня, едва ли обратили внимание. Всем было слишком интересно, что будет дальше, однако литератор, будто и добивавшийся этого эффекта, лишь развел руками на многочисленные просьбы быстро рассказать, чем все закончилось:
  
  
  
  - Ну, а что было дальше, можете уже прочитать дома сами. На этом урок закончен. Можете идти, ребята.
  
  
  
  И это было жестоко... Однако это действительно мотивировало засесть дома за прочтение этого произведения, причем получше всякого крика и угроз получить двойку.
  
  
  
  Класс, немного поканючив и недовольно попыхтев, все-таки стал, неспешно переговариваясь, собирать свои вещи. Прошедший урок явно не оставил равнодушным никого. Таких уроков литературы лично у меня не было еще с конца четвертого класса. Этот предмет был одним из моих любимых, пока в пятом классе не появилась Марья Алексеевна...
  
  
  
   - Вы сильно сейчас торопитесь? - спросил остановившийся у нашей парты Федор.
  
  
  
   - Да, я уже опаздываю, - быстро утрамбовывая свои вещи в сумку, бросила Маша, которая целый день была как на иголках.
  
  
  
   - Куда? - было спросил Егоров, однако ответа так и не последовало.
  
  
  
   Мария проигнорировав вопрос, в сотый раз за день несколько раз ожесточенно провела расческой по своим волосам и, закинув сумку на плечо, поспешно поднялась:
  
  
  
   - Ладно, всем пока, я пошла.
  
  
  
   - Ты так и не сказала, что у тебя случилось, - крикнула я в спину быстро уходящей Сивцевой.
  
  
  
   Подруга, не оглядываясь, бросила через плечо:
  
  
  
   - Завтра. Все завтра.
  
  
  
  Обычно и так весьма неусидчивая и активная Сивцева сегодня и вовсе непрерывно нервно крутилась на стуле и постоянно глядела на часы все шесть уроков. Раздраженно отмахиваясь от меня, когда я что-то у нее спрашивала. И мне даже стало любопытно, что же такое там у нее произойдет сегодня, так как на обычное волнение перед свиданием это похоже не было.
  
  
  
  Мы с Федей обменялись удивленными взглядами, а после он спросил:
  
  
  
  - А ты свободна сегодня?
  
  
  
   Я неопределенно пожала плечами, внутренне насторожившись. Хоть у меня сегодня и не было репетиторства, тратить свое свободное (в кои-то веки) время на возможные проблемы Егорова мне не очень хотелось.
  
  
  
   Тогда Федя пробурчал что-то быстрое и невнятное, что из-за гула собиравшихся по домам одноклассников я совсем не смогла разобрать.
  
  
  
   - Что?
  
  
  
   Федя вздохнув, повторил уже медленнее и более разборчиво:
  
  
  
   - Можешь сейчас задержаться на несколько минут? Хочу кое-что спросить у учителя, а одному как-то...
  
  
  
   Пара минут у меня была. Я рассеянно кивнула, думая о том, что оставаться в школе после уроков скоро войдет у меня в привычку.
  
  
  
   Вдвоем мы устроились за пустующей первой партой около учительского стола, ожидая, пока все остальные ученики покинут класс. Федя выудил из своего рюкзака порядком потрепанную книжку, корешок которой истерся так, что разобрать название книги и ее автора, когда-то написанных на нем, было невозможно.
  
  
  
   Леонид Николаевич сидел за учительским столом и, низко склонившись, заполнял журнал, не обращая на нас никакого внимания. Когда кабинет, наконец, опустел, Феде пришлось кашлянуть, чтобы привлечь его внимание.
  
  
  
   Учитель оторвался от своих записей и окинул нас удивленным взглядом:
  
  
  
   - Да-да, ребята, вы что-то хотели спросить по сегодняшнему уроку?
  
  
  
   - Не совсем, - ответил Егоров, вертя в руках свою потрепанную книжку. - Если можно, я хотел бы вас спросить про одну книгу, которую недавно прочитал и... не уверен, что правильно понял.
  
  
  
   - Хорошо. И как называется эта книга?
  
  
  
   - "Лолита" Набокова.
  
  
  
   От неожиданности я едва не спихнула локтем с парты на пол свою сумку, уже серьезно пожалев, что согласилась остаться с ним после уроков. Но кто же мог подумать, что ему придет в голову обсуждать подобную литературу с учителем?! Хоть я и не читала книгу, но была кратко знакома с ее содержимым.
  
  
  
   - О... - Леонид Николаевич выпрямившись, удобнее устроился на стуле, одаривая нас мягкой улыбкой. - Любопытный выбор литературы, молодой человек.
  
  
  
   Не то слово!
  
  
  
  Я кинула на Федю ошарашенный взгляд, молчаливо спрашивая, в своем ли он уме. Однако Егоров сидел абсолютно спокойно, теребя пальцами распутавшийся корешок книги, и смотрел прямо на учителя так, словно спросил только что не про скандально известный роман, а про того же "Горе от ума" Грибоедова. Когда как я уже не знала, куда деваться от охватившего меня смущения.
  
  
  
  Однако Леонид Николаевич смотрел на нас очень даже благосклонно, в его светло-карих глазах поблескивали искры интереса, и он вроде даже и не думал читать нам нотации на тему того, что подросткам лучше такие книги не читать.
  
  
  
  Егоров без прелюдий сразу же задал волнующий его вопрос:
  
  
  
  - Мне интересно, любил ли Гумберт Лолиту или нет?
  
  
  
  - Знаете, Федор, насчет этого произведения Набокова до сих пор ведутся ожесточенные споры, и никто не может прийти к единому мнению. Но если вы хотите услышать лично мое мнение...
  
  
  
  - Да, - кивнул парень. - Мне интересно, что думаете вы.
  
  
  
  Литератор окинул нас долгим взглядом и наконец промолвил:
  
  
  
  - Нет, не любил.
  
  
  
  - Почему?
  
  
  
  - Он испытывал к ней не более чем влечение. Персонаж Гумберта Гумберта полностью соответствует указанию Эллиса в его учебнике для студентов "Сексуальная психология" о том, что педофилия, влечение к малолетним девочкам, встречается либо у сверхутончённых интеллектуалов, - учитель многозначительно поднял вверх палец, - либо у психически больных людей. Две эти категории есть в Гумберте Гумберте.
  
  
  
  Литератор внезапно перевел взгляд на меня, и я, стушевавшись, опустила глаза, чувствуя все возрастающую и возрастающую во мне неловкость.
  
  
  
  Федя задумчиво нахмурился:
  
  
  
  - То есть все, что испытывал Гумберт к Лолите, всего лишь влечение?
  
  
  
  - Можно сказать и так, - кивнул Леонид Николаевич. - Он искал в ней свою первую любовь, свою минувшую юность.
  
  
  
  Во мне кольнуло что-то неприятное. Было в словах учителя что-то глубоко для меня неправильное, что-то такое, что задело за живое...
  
  
  
  - Но ведь он убил человека ради нее, разве это не из-за любви? - дрогнувшим голосом просила я, смутно вспоминая хронологию книги.
  
  
  
  - Скорее из-за маниакального влечения к Лолите, не более, - ответил учитель, Федя тут же важно кивнул, соглашаясь. - Рокового влечения, не спорю, но все же не любви. Если учесть, сколько ей было лет и...
  
  
  
  - Но разве любви не все возрасты покорны? - перебив литератора, не сдержавшись, спросила я.
  
  
  
  Учитель, немного удивленный моим чрезмерным пылом, поправил очки и взглянул на меня уже внимательнее:
  
  
  
  - Дарья, в данном случае о какой любви может идти речь? Лолите было всего двенадцать-тринадцать лет... и в этом возрасте ненормально испытывать к ней что-то более платонических чувств.
  
  
  
  "Всего тринадцать..." - внезапно подумала я, остро ощущая ком в горле. Не намного меньше, чем сейчас мне.
  
  
  
  - Вы не правы.
  
  
  
  Леонид Николаевич добродушно поднял руки вверх на манер сдающегося:
  
  
  
  - Ох, еще раз повторюсь, что мнения насчет этого романа двояки. У каждого своя правда на этот счет, Дарья. И если вы считаете по-другому, это ваше право. Но все же... маловероятно, что это была любовь.
  
  
  
  "Вы не правы", - повторила я про себя.
  
  ========== Глава 29 ==========
   Во вторник сразу после третьего урока все девятые, десятые и одиннадцатые классы согнали в главный корпус на общеобязательную линейку. Директриса, очень крепкого сложения женщина, добрых минут пять своим звучным голосом говорила нам про важность предстоящих экзаменов. О проблеме пропусков, о том, что нужно присутствовать на всех занятиях, и что ей очень этого не хочется, но скоро начнут выгонять за пропуски уроков (что нам обещали еще с октября, но так никого и не выгнали). О том, что в прошлом году несколько выпускников, не осилив ЕГЭ, ушли из школы со справками.
  
  
  
  Линейку эту проводили каждую неделю, в одно и то же время во вторник после третьего урока. И говорили на ней каждый раз одно и то же.
  
  
  
  - Вы знаете, сколько людей в прошлом году не сдало ЕГЭ по математике и ушли со справками? - спросила толпу директриса. Стоящие за ее спиной завучи и учителя, словно ручные церберы, с наисерьезнейшими лицами строго осматривали учеников.
  
  
  
  "Одиннадцать человек..." - уныло подумала я.
  
  
  
  - Одиннадцать человек! - горячо произнесла женщина.
  
  
  
  И так каждый божий раз...
  
  
  
  Иногда мне казалось, что школа заранее нас программирует на завал экзаменов. Уж слишком часто нам говорили про завалы, пропуски и прочее... Они что, и правда считают, что если каждую неделю говорить нам о глобальных несдачах экзаменов, то это как-то повлияет на успеваемость? Похоже, что да, если судить по тому, как директрисе не надоедает каждую неделю толкать одну и ту же речь, как неисправному радиоприемнику.
  
  
  
   Она как раз перешла к той части, где убеждает девятиклассников хорошенько подумать, оставаться ли нам учиться дальше в школе или уйти в колледжи и техникумы, как меня легонько тронул за плечо Федя:
  
  
  
   - Слушай, ты не знаешь, где Маша? - шепотом спросил меня парень.
  
  
  
   Я отрицательно мотнула головой. Самой было бы интересно это узнать.
  
  
  
  Сивцевой сегодня не было с самого утра. Сначала мне казалось, что Маша просто опаздывает, но на первый урок она так и nbsp;
&
&
&
&не пришла, и на второй тоже, хотя прекрасно знает, что третьим будет алгебра. А отсутствие на ней будет равняться самоубийству. Поэтому либо Машенька повредилась умом, либо с ней что-то случилось...
  
  
  
  В мое плечо снова тыкнул Егоров.
  
  
  
  - А Александр Владимирович сегодня будет?
  
  
  
  Сердце в моей груди невольно забилось интенсивней.
  
  
  
  - Изменений в расписании нет, значит, будет, - шепотом ответила я и тут же нарвалась на предупредительный взгляд учительницы по биологии.
  
  
  
  - Ты не пробовала позвонить Маше? - не унимался Федя, который стоял прямо за моей спиной, и его, в отличие от меня, не было видно бдительным учителям.
  
  
  
  Я снова отрицательно мотнула головой, так как учительница по биологии все еще смотрела на меня.
  
  
  
  - Позвони. Вдруг у нее что-то случилось.
  
  
  
  - Интересно, как я сейчас это сделаю? - раздраженно шикнула ему я.
  
  
  
  - После линейки. Следующая же алгебра, если ее там не будет...
  
  
  
  Я вздрогнула, вдруг утратив нить разговора. Мне показалось на мгновенье, что я видела в гуще толпы у самой лестницы мелькнувшую до боли знакомую фигуру. Мои пальцы невольно сжались, но я заставила себя успокоиться, хотя внутри все заныло от нетерпения. Мне даже стало казаться, что эта линейка получается самой длинной в моей жизни.
  
  
  
  Когда же директриса, наконец, закончила свои многочисленные наставления и предупреждения, объявив, что все могут идти по классам, я, стараясь не показывать волнения, прошла за Федей вглубь коридора первого этажа в место, где было более-менее тихо.
  
  
  
  Звонок должен был прозвенеть с минуты на минуту. Я, сильно торопясь, набрала в телефоне номер Маши, прижала трубку к уху и зажала ее рукой с другой стороны, так как со всех сторон галдели расходящиеся по своим кабинетам ученики. Федя низко наклонился к моей голове, но вряд ли ему было хоть что-то слышно.
  
  
  
  В динамике раздались короткие гудки. Тогда я попробовала еще раз и еще...
  
  
  
  - Ну что там? - спросил Егоров, топтавшийся у меня за спиной.
  
  
  
  - Отключен! - шокировано констатировала я после трех провальных попыток дозвониться до Сивцевой. - Она отключила телефон.
  
  
  
  Мы с Егоровым обменялись обеспокоенными взглядами.
  
  
  
  - Даш, а с ней не могло ничего случиться?
  
  
  
  Я неуверенно пожала плечами. И раньше, конечно, Маша особо не отличалась пунктуальностью, но не в последние недели, когда угроза вылета со школы за пропуски была уже вполне реальной...
  
  
  
  Могло ли с ней и правда что-то произойти? Меня пробрал неприятный мороз по коже.
  
  
  
  - Может, сегодня после уроков к ней сходим? - как бы между прочим предложил Федя. - Ты же знаешь, где она живет? Последние уроки физики отменили, у нас сейчас только алгебра и все...
  
  
  
  "И прощай прекрасная возможность остаться после уроков..." - мысленно простонала я. Однако беспокойство за подругу, возрастающее во мне с каждой минутой все больше и больше, вынудило меня согласиться.
  
  
  
  - Ладно, пойдем сразу после этого урока, - кивнула головой я, раздраженно убирая телефон обратно в карман джинсов. - Но если в итоге окажется, что она просто проспала или забила на уроки, я задушу ее собственными руками!
  
  
  
  Над нашими головами раздалась громкая трель звонка на урок. И мы с Егоровым чуть ли не бегом бросились на третий этаж, торопясь так, будто на кону стояла наша жизнь. И, естественно, не успели. Дверь в кабинет математики уже была зловеще закрыта.
  
  
  
  Я как раз успела мысленно приготовиться к самому худшему, как за нашими поникшими спинами раздался насмешливый голос:
  
  
  
  - Опять опаздываем?
  
  
  
  По моему телу словно прошел электрический разряд. Сильно вздрогнув от неожиданности, я резко обернулась. В двух шагах от нас стоял Александр Владимирович с аккуратной стопкой тетрадей в руках.
  
  
  
  - Здравствуйте, Александр Владимирович, - пробормотала я, чувствуя, как все внутри обдает жаром.
  
  
  
  - Здравствуй, Дарья, - кивнул он мне и перевел вопросительный взгляд на Федю. - И... кажется, Ефремов?..
  
  
  
  - Егоров, - насупившись, привычно поправил парень. - Здравствуйте, Александр Владимирович. Извините нас за опоздание, мы задержались на линейке.
  
  
  
  - Да что ты? Вас, никак, лично директор задержал? - холодно осведомился у него учитель. - Потому что все ваши одноклассники уже в классе.
  
  
  
  Повисла тишина. Одергивание вышло очень жесткое. У меня даже прошел легкий морозец по коже рук. Не люблю, когда он так делает, становится страшно не по себе от него такого...
  
  
  
  - Ладно, заходите, - сжалился Александр Владимирович. Проходя мимо нас, он невесомо прошелся по коже моей руки рукавом своего пиджака, открыл дверь кабинета. - Но в первый и последний раз.
  
  
  
  Не смея даже взглянуть друг на друга, мы с Федей быстро прошли в класс. До этого негромко переговаривавшийся класс с приходом учителя практически синхронно поднялся на ноги. Я сразу заняла свою привычную третью парту, бросив сумку на стул, Егоров, немного потоптавшись на месте, встал у другой третьей парты.
  
  
  
  - Здравствуйте, садитесь. Кого сегодня нет? - прикрыв за собой дверь, с ходу спросил Александр Владимирович, пройдя к своему столу и открыв классный журнал.
  
  
  
  Я обеспокоенно заерзала на стуле. Одноклассники, оживленно озираясь друг на друга, быстро заметили отсутствие Маши.
  
  
  
  - Сивцевой сегодня нет, - елейно протянула с первой парты предательница Катька Ерохина. - С самого утра причем.
  
  
  
  - И кто-нибудь знает, что с ней?
  
  
  
  Тут все обратили вопросительные взгляды на меня, как на ее лучшую подругу, и я, сжавшись, очень неправдоподобно выдавила из себя:
  
  
  
  - Она болеет...
  
  
  
  - Ну конечно, - громко фыркнула Ерохина, махая перед своим лицом тетрадью на манер веера. - Прогуливает она опять. Не знаю, чем думает, экзамены же на носу!
  
  
  
  Девушка кинула полный собственного достоинства взгляд на математика, всеми силами желая показать, какая она правильная и добросовестная ученица в отличие от такой необязательной Марии. У меня появилось непреодолимое желание швырнуть в нее чем-то очень-очень тяжелым.
  
  
  
  - Сивцева, говоришь? А не она ли у нас уже была поставлена на внутришкольный учет по пропускам?
  
  
  
   Ерохина тут же быстро закивала головой, всем своим видом говоря, как она это осуждает.
  
  
  
   Теперь уже точно Маша вляпалась по полной...
  
  
  
   Я обреченно переглянулась с Федей. Парень еще более нервно, чем обычно, теребил пальцами корешок тетрадки с такой интенсивностью, что в следующую секунду оторвал ее полностью, но даже не заметил этого.
  
  
  
  Александр Владимирович полистал журнал, по всей видимости, смотря на многочисленные пропуски и опоздания Марии. Я с тревогой наблюдала за его действиями. В душу зарылось неприятное предчувствие...
  
  
  
  - Вот что, - захлопнул журнал мужчина, поднимая глаза на класс. - Дарья...
  
  
  
  Я вздрогнула от неожиданности:
  
  
  
  - Да?
  
  
  
  - ... ты можешь передать Сивцевой, что это был ее последний пропуск. Сегодня же я ставлю вопрос о ее отчислении.
  
  
  
  Послышался громкий хлопок. У Егорова упала тетрадка на пол, и он не спешил ее поднимать. Тяжелое и безумно вязкое молчание окутало кабинет. Все были глубоко шокированы этим заявлением, даже довольная до этого Ерохина, казалось, была как громом пораженная. Хоть нам и говорили, что, возможно, когда-то и смогут кого-то за пропуски выгнать из школы, никто в это всерьез не верил. Все-таки одно дело говорить это класса с седьмого, а совсем другое - выполнить давнюю угрозу...
  
  
  
  - Кажется, я уже говорил, что с вами больше никто нянчиться не будет, - холодно продолжил учитель. - Говорил я и про пропуски уроков. У Сивцевой уже столько пропущенных часов, мне непонятно, почему никто не ставил вопрос о ее отчислении до этого дня.
  
  
  
  Он что это, всерьез?..
  
  
  
  На меня будто ушат холодной воды вылили. Я сидела в полной фрустрации, абсолютно неподвижно. Сколько лет мы дружим с Машей, сколько раз ее обещали выгнать из школы, но еще никогда...
  
  
  
  Александр Владимирович деловито взглянул на свои часы:
  
  
  
  - Ладно. На этом мы закончим и приступим к уроку. Запишите новую тему...
  
  
  
  Как все-таки хорошо, что мы прошли на дополнительных занятиях весь курс девятого класса. Потому что именно сейчас я была совсем не в том состоянии, чтобы воспринимать новую информацию. Просто смотрела на все эти цифры на доске и не понимала, как они связаны между собой и что вообще происходит. В голове все перемешалось в странный экзотический коктейль: волнения за Машу, радость этой встречи и...
  
  
  
  Александр Владимирович, занятый объяснением новой темы, совсем не обращал на меня внимания. Весь его образ был таким далеким и холодным. Единственное, что его сейчас интересовало - это цифры на доске. Хоть я и знала, что это правильно, что на людях категорически нельзя проявлять какой бы то ни было интерес друг к другу, но внутри от его отстраненности все равно свербило.
  
  
  
  Сама же я всеми силами старалась открыто не глазеть на него, но мой взгляд помимо воли цеплялся за уголок его шеи в расстегнутом воротнике рубашки, за четкие абрисы проступивших желваков, за его длинные тонкие пальцы, пишущие мелом по доске. Посмотри на меня сейчас кто-нибудь, наверняка бы сразу понял, в чем тут дело...
  
  
  
  Единственный урок алгебры прошел быстро. Слишком быстро.
  
  
  
  Прозвенел звонок.
  
  
  
  Дав домашнее задание, математик отпустил класс. И сразу стоявшую до этого тишину кабинета оглушили шоркающие звуки отодвигаемых стульев и переговоров учеников.
  
  
  
  - Давай останемся? Вдруг получится его убедить? - наклонился ко мне Федя, который в первый раз за весь этот урок что-то сказал.
  
  
  
  Обычно на уроках он активно работает... Ситуация с Машей явно его сильно обеспокоила.
  
  
  
  - Хорошо, - кивнула я, по-прежнему в небольшом трансе скидывая свои вещи в сумку. - Только давай я сама останусь, а ты подождешь меня?
  
  
  
  Федя тут же отрицательно замотал головой:
  
  
  
  - Нет! Нужно остаться именно вдвоем! Вдвоем у нас больше шансов его уговорить.
  
  
  
  Меня сильно удивила его горячая напористость, и ничего не оставалось, как согласиться. Хотя, оставшись один на один, мне было бы намного проще поговорить с учителем по этому поводу, но...
  
  
  
  Я украдкой кинула взгляд на Федю. Он выглядел взволнованным, бледная кожа на лице чуть покраснела, ярко голубые глаза, кажущиеся просто огромными из-за толстых линз очков, были сосредоточенно вперены в учителя, руки же нервно то сгибали, то разгибали сильно потрепанную за сегодня тетрадь.
  
  
  
  Впервые его таким вижу...
  
  
  
  Кабинет опустел за рекордно быстрое количество времени, с недавних пор никто больше не горел желанием подольше остаться в классе математики. Хотя раньше в кабинете оставалась добрая половина женского контингента моих одноклассниц.
  
  
  
  Последняя лишь дежурная сегодня Аня Нестерова, закончив стирать с доски, наскоро ополоснула тряпку, и, попрощавшись с учителем, легко выпорхнула из кабинета.
  
  
  
  Я несмело подняла на него глаза. Александр Владимирович прислонился спиной к учительскому столу, скрестив ноги, и теперь слегка склонил голову, с вежливым интересом глядел на поднявшегося со стула Федора:
  
  
  
  - Ермолаев, тебе что-то непонятно по сегодняшней теме?
  
  
  
  Парень тихо вздохнул и поправил учителя уже по привычке:
  
  
  
  - Я Егоров.
  
  
  
  - А да точно, извини, - бросил учитель, хотя в его голосе не было ни намека на раскаянье. - Постоянно почему-то из головы вылетает твоя фамилия...
  
  
  
  - Бывает...
  
  
  
  - Так что ты хотел, Егоров?
  
  
  
  Глубоко вздохнув, морально собираясь с духом, парень быстро, практически скороговоркой, проговорил:
  
  
  
  - Маша Сивцева. Не выгоняйте ее, пожалуйста! Дайте ей еще один шанс! Она исправится, обещаю! Она больше не будет опаздывать и...
  
  
  
  - Да что ты?.. - криво усмехнулся Александр Владимирович, оборвав Федю на полуслове. - А не перевелись еще альтруисты на этом свете... Ты хочешь сказать, что можешь поручиться за Марию?
  
  
  
  - Если нужно, то поручусь.
  
  
  
  - Как похвально... Но какой мне прок от ваших клятв и заверений? Другое дело если бы это пообещала мне Мария, но ее, как видишь, нет.
  
  
  
  - Она придет, - быстро проговорил парень. - Завтра, честное слово, придет!
  
  
  
  - Завтра... - холодно протянул математик. - Завтра, Ермоленко, этим вопросом буду заниматься уже не я. Если на этом у тебя все, то...
  
  
  
  - Она и правда исправится! - громко перебил учителя Федор, наверно в первый раз в своей жизни повысив голос.
  
  
  
  И это он, конечно, зря...
  
  
  
  По внезапно побелевшему лицу паренька стало ясно, что до него начало только-только доходить то, что он сейчас сказал.
  
  
  
  Повисла вязкая тишина.
  
  
  
  "Все же стоило одной остаться поговорить", - подумала я, от нервов даже не почувствовав, как сильно впилась себе в ладонь ногтями, оставив болезненные красные полумесяцы на коже.
  
  
  
  По губам Александра Владимировича скользнула холодная усмешка, Федя еще, может, и не догадался, но я уже точно знала, что он сейчас ответит. И что ответ этот будет далеко не из приятных.
  
  
  
  - Маша и правда больше не будет пропускать, - негромко подала голос я, поднимаясь из-за парты. Прекрасно понимая, что если сейчас не вмешаюсь, то произойдет что-то очень страшное.
  
  
  
  Учитель, к моему большому облегчению, перевел взгляд с Егорова на меня.
  
   nbsp;
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
nbsp;- Вот что, - захлопнул журнал мужчина, поднимая глаза на класс. - Дарья...
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
nbsp;
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
nbsp;
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
  
  - У нее правда сегодня поднялась высокая температура и... Пожалуйста, дайте ей еще один шанс, не нужно ее выгонять. Мы сегодня же с Федей с ней поговорим насчет этого и... Я не думаю, что она пропускала бы просто так. У нее что-то случилось, я уверена...
  
  
  
  Какой же детский лепет! Сбившись, я неловко переступила с ноги на ногу, с трудом подбирая хоть какой-нибудь внятный аргумент.
  
  
  
  Александр Владимирович улыбнулся чему-то, задумчиво коснувшись пальцем подбородка. С полминуты он наблюдал, как я лихорадочно пытаюсь подобрать слова, а после, вздохнув, серьезно сказал, обращаясь сразу ко мне и Егорову:
  
  
  
  - Меня, конечно, радует, что вы так горячо защищаете свою одноклассницу. Сейчас редко когда встретишь такую сплоченность в коллективе. Однако пропусков у Марии и правда слишком много. Не поставлю вопрос о ее посещении и успеваемости я - так поставит завуч по учебной части. Поэтому...
  
  
  
  "...это все бессмысленно", - мысленно докончила за него я.
  
 nbsp; 
  
  "Ее и правда выгонят, чтобы мы сейчас ни сказали..." - вдруг поняла я с неизбежной ясностью. Выгонят, потому что она феноменальная дура! И правильно сделают, по пропускам уроков она и правда в числе первых в нашем классе, но... Я не могла представить себе эту школу без своей подруги. Просто не могла.
  
  
  
  На душе вдруг стало ужасно пусто и гадко. Еще минут пять назад я думала лишь о том, как бы хорошо остаться после уроков, а на деле думать и волноваться нужно было совсем о другом...
  
  
  
  - Александр Владимирович, - почти шепотом позвала я, поднимая на него глаза. - Пожалуйста...
  
  
  
  666
  
  
  
  Лифт в подъезде оказался сломанным, я уже успела запамятовать, что он часто ломался в этом подъезде. Делать было нечего, пришлось бегом преодолеть несколько длинных изматывающих пролетов до нужного нам этажа.
  
  
  
  Уже на четвертом этаже у меня сбилось дыхание и немилостиво закололо в боку, это все сказывался не слишком активный образ жизни. Через силу добравшись до пятого этажа, я, остановившись у знакомой до боли двери, сразу утопила палец в дверном звонке.
  
  
  
  - Привет. А Маша дома? - запыхавшись, спросила я у открывшей мне дверь Вероники. Тяжело дышащий мне в спину Егоров от чересчур быстрого спринта по лестнице сипло и слишком тихо, чтобы его услышали, пробормотал приветствие.
  
  
  
  - Привет. Ты откуда такая? - с запозданием отозвалась девушка, удивленно разглядывая мое покрасневшее лицо. А после пошире распахнула входную дверь и крикнула в глубину квартиры: - Маш! К тебе пришли, выходи!
  
  
  
  Но ответа так и не последовало. Тяжело вздохнув, Ника обернулась к нам:
  
  
  
  - Ладно, Даша, заходи. Может, ты знаешь, что с ней случилось?
  
  
  
  Недоуменно покачав головами и тревожно переглянувшись, мы гуськом с Егоровым ввалились в уютную прихожую семьи Сивцевых.
  
  
  
 nbsp; - А что с ней не так? - спросила я у девушки, неловко сбрасывая с себя уличную обувь.
  
  
  
  Вероника, рассеянно проведя рукой по своим волосам, быстро стрельнула глазами в сторону коридора, туда, где находилась комната Марии:
  
  
  
  - Да не знаю... Пришла вчера никакая. Второй день вот ревет, ничего не говорит, ни с кем не разговаривает. Может, вам что скажет...
  
  
  
  Ника, повернувшись к нам и ахнув, удивленно уставилась на Егорова. Только сейчас, по-видимому, его заметила.
  
  
  
  - Ой... Даш, а ты не познакомишь нас? - перевела на меня взгляд девушка.
  
  
  
  - Федя, - сам представился парень, аккуратно отставляя в сторонку снятую обувь.
  
  
  
  - Мы учимся все вместе в одном классе, - внесла хоть какую-то ясность я, расшнуровывая с ноги последний кед и выпрямляясь. - Так Маша у себя?
  
  
  
  - Да-да, она в своей комнате, проходите.
  
  
  
  Дверь в ее комнату, практически вся обвешанная различными наклейками и вырезками из журналов, была закрыта. Когда я, приличия ради, пару раз стукнула костяшками пальцев по ней, с другой стороны двери раздался раздраженный и ужасно хриплый крик:
  
  
  
  - Да оставь ты меня в покое, наконец! Я хочу побыть одна! Ясно тебе, Ника?!
  
  
  
  Тяжело вобрав в себя воздух, я, все же толкнув дверь, вошла в комнату и тут же шокировано застыла на месте. Картины более удручающей, чем та, что открылась перед моими глазами, мне еще не приходилось видеть.
  
  
  
  В комнате царил легкий полумрак, так как шторы на окнах были плотно занавешены, поэтому солнечный свет в помещение практически не попадал. В комнате же был какой-то невообразимый бардак. По полу всей комнате в разнобой валялись всевозможные вещи, тетрадки, одежда, бижутерия... В центре, будто в знак жертвоприношения какому-то языческому Богу, горкой были свалены разорванные плюшевые игрушки, стопка мелко порванных фотографий и открыток, какие непонятные свертки и парфюмерия.
  
  
  
  Особенно печально смотрелся медвежонок Тедди с оторванной головой, валяющейся неподалеку от обезглавленного туловища.
  
  
  
  - Господи! - не удержалась я от восклицания, осматривая всю эту плюшевую "расчлененку".
  
  
  
  - А, это вы... - вдруг глухо донеслось откуда-то из угла. - Чего пришли?
  
  
nbsp;
  
  Повернув голову в сторону кровати, я увидела, наконец, и виновницу нашего с Егоровым прибытия сюда. Сивцева, забившись в самый угол кровати, накрылась одеялом так, что выглядывала только взлохмаченная голова, и, привалившись спиной к стене, безучастно смотрела на нас, как на непрошенных гостей.
  
  
  
  Выглядела же она... ужасно. И это еще очень мягко сказано. Абсолютно пустые карие глаза. На мертвенно бледных щеках застыли следы слез и туши. Кожа у нее на лице была сухой и шелушилась, а волосы на голове, находившиеся в полном беспорядке, казались какими-то тусклыми и безжизненными, а не блестящими и гладкими, как обычно.
  
  
  
  Сказать, что я была в полном шоке, значило ничего не сказать. Никогда еще прежде я не видела Машу в таком состоянии!
  
  
  
  - Маша, - не своим немного сиплым голосом от переизбытка чувств, позвала я. - Что это... Что с тобой?
  
  
  
  - Ничего, - тяжело подняла она на меня свои мертвые глаза. - Ничего со мной. Ни-че-го. Уйдите, пожалуйста...
  
  
  
  - Маш, - более настойчиво позвала я, осторожно по маленькому шажку приближаясь к девушке, стараясь не делать резких движений, примерно также бы я подходила к сумасшедшему человеку. - Тебя сегодня собрались исключить из школы, ты знаешь?
  
  
  
  Но, судя по лицу Сивцевой, если она это и знала, то ей было на это полностью плевать. Девушка лишь поплотнее закуталась в одеяло и, будто обращаясь в никуда, сказала:
  
  
  
  - Да пошли они все... Пусть исключают. Мне все равно.
  
  
  
  Сделав еще один маленький шажок, я оказалась в шаге от девушки.
  
  
  
  - Машунь, с тобой все в порядке? - задала я, пожалуй, самый глупый вопрос во всей своей жизни.
  
  
  
  Сивцева раздраженно махнула плечом и отвечать явно была не намерена. Я застыла перед ней, не зная толком, что нужно сказать...
  
  
  
  Внезапно на всю комнату ужасный механический голос заверещал:
  
  
  
  - Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!
  
  
  
  Вздрогнув от неожиданности, я обернулась назад. Федя по неловкости умудрился наступить на обезглавленное медвежье тельце, из-за чего в брюшке игрушки среагировал музыкальный чип.
  
  
  
  - Ой, - проговорил парень, неуклюже обходя "минную" плюшевую зону.
  
  
  
  Услышав это механическое признание в любви, Маша внезапно сильно затряслась, как в лихорадке. Странно всхлипнув, она спрятала лицо в одеяло, с силой зажимая ладонями себе уши.
  
  
  
  - Уходите! - закричала она, раскачиваясь из стороны в сторону. - Уходите отсюда!
  
  
  
  Оцепенев я растерянно смотрела на задыхающуюся в ужасном истерическом рыдании подругу и не знала, что нужно делать. Впервые столкнувшись с настолько сильным конвульсионным рыданием, я чувствовала себя ужасно беспомощной. Меня будто эмоционально оглушило, полностью обездвижило и лишило голоса.
  
  
  
  Внезапно мимо меня быстро прошел Федя. Без лишних слов он молча наклонился к Маше и неожиданно сильно встряхнул ее за плечи, так что у нее резко мотнулась голова в сторону. А после, серьезно посмотрев ей в глаза, сказал:
  
  
  
  - Успокойся. Хватит. Расскажи, что случилось.
  
  
  
  Что странно, подруга сразу притихла. Несколько раз икнув и с силой потерев себе глаза, Сивцева немного испуганно уставилась на Егорова, я тоже изумленно посмотрела на его спину.
  
  
  
  Просто не ожидала от него такого...
  
  
  
  Минуту Маша приходила в себя, вдруг внезапно сильно засмущавшись своего вида. Федя ожидая ее ответа, аккуратно присел на краешек постели, я же осталась на ногах, все еще слишком шокированная для того, чтобы что-то сказать или сделать.
  
  
  
  - Я просто... дура. Полная дура, - вдруг сипло сказала Сивцева, перестав тереть себе глаза. - Это все... это все произошло, потому что я дура.
  
  
 p; 
  
  
  Меня замутило. Она меня пугала.
  
  
  
  Я вдруг абсолютно ясно поняла, что сейчас хочет сказать подруга. Поняла от чего ей так плохо, почему у нее такие мертвые глаза...
  
  
  
  - Интиме? - безэмоционально помог Федор.
  
  
  
  - Да... интиме. И вчера как раз... - Маша еще раз глубоко втянула в себя воздух и продолжила дальше, уже почти не запинаясь. - Все и произошло... Он... он говорил, что любит меня. А я... такая дура...
  
  
  
  Я внезапно поняла, что меня так напугало. В Маше я, сама того не осознавая, увидела свой собственный самый ужасный страх. Неожиданно я встретила ее больной воспаленный взгляд, и мелкая холодная дрожь прошла у меня по спине. Слишком много в них было пустоты.
  
  
  
  Мне не хотелось это больше слушать, хотелось по-детски закрыть уши и выбежать из комнаты. Лишь бы не слышать... Но я все также продолжала безучастно стоять на месте, подобно статуе, не в силах пошевелить и рукой. Слушая дальше помимо воли.
  
  
  
  - Вчера все и случилось... а после... а после он сразу меня... Сразу же. Смеялся, называл... называл...
  
  
  
  У Маши опять начали мелко подрагивать плечи, и она спрятала свое мокрое от слез лицо в ладони, однако все продолжала и продолжала говорить, будто внутри нее прорвало плотину, сдерживавшую ранее заглушенные эмоции:
  
  
  
  - После он написал об этом в интернете... на... на своей страничке! И теперь все... все... все теперь об этом... - подруга глухо с надрывом зарыдала. - А теперь меня и из школы выгоняют...
  
  
  
  - Не выгоняют, - Федя быстро глянул на меня. - Даше удалось уговорить Александра Владимировича... Тебе дали еще один шанс.
  
  
  
  - Да какая теперь разница?! Я и так уже...
  
  
  
  Девушка опять мелко затряслась в приступе истерии.
  
  
  
  Федя нерешительно протянув руку к ее плечу, и легонько его сжал:
  
  
  
  - Все будет хорошо, Маша. Этот парень просто подонок. Он не стоит и волоска на твоей голове, не нужно из-за него плакать! Пожалуйста.
  
  
  
  Но Маша, казалось, начала плакать еще интенсивнее. Федя, не зная, что делать, неловко раскрыл объятия, и подруга бессознательно поддалась навстречу его рукам. Как мотылек бессознательно стремится к огоньку, к теплу, также она прильнула к нему, как к единственному лучу света в бескрайней тьме.
  
  
  
  - Не плачь, все хорошо. Не нужно плакать, - Федя прижал к себе Машу и принялся неуклюже укачивать ее, излишне резко мотая в разные стороны, совсем как маленького ребенка. Сивцева же, громко всхлипывая, ревела, уткнувшись ему прямо в грудь. По белой рубашке Егорова уже расплылось мутно-черное мокрое пятно от туши вперемешку со слезами, но, кажется, ему было все равно на это. - Тише, тише. Не плачь, - постоянно нежно повторял он ей, гладя ее по спутавшимся волосам на голове.
  
  
  
  Вот тут-то я и почувствовала себя по-настоящему лишней. Чужим человеком, наблюдавшим какое-то слишком личное горе посторонних людей...
  
  
  
  Беззвучно я вышла из комнаты. И мое отсутствие так никто и не заметил в тот вечер.
  
  ========== Глава 30 ==========
   В эту ночь мне никак не удавалось уснуть, я то и дело просыпалась. Меня тревожили яркие сны. Сначала мне снилось, что я стою под сильным дождем в безлюдном месте. Потом мне привиделись пустые глаза Сивцевой в треснутом зеркале. Мне было страшно во сне. Я хотела закричать, но не могла. Не было никаких звуков в моих снах - лишь гнетущая тишина.
  
  
  
  Я не знала, что случилось после того, как я ушла из дома Сивцевых. Не знала, о чем они говорили в тот день, также не знала, что такого сказал ей Федя, но на следующее утро Маша пришла в школу.
  
  
  
  Бледная, вся какая-то аскетично-болезненная с тусклыми темными волосами, свободно падающими на лицо. И одета она была невзрачно: черная безразмерная водолазка и джинсы в тон, что только контрастно подчеркивало бледноту ее кожи на лице и руках. Однако выглядела она намного лучше, чем вчера. Сегодня, по крайней мере, ее глаза больше не казались мне мертвыми. Любой посмотревший на нее сказал бы, что она сильно чем-то больна.
  
  -
  
  - Ты пришла, - натянуто улыбнулась я ей, когда подруга села рядом со мной.
  
  
  
  Маша тупо кивнула, также молчаливо выкладывая учебники из сумки. Я же немного нервно гоняла пальцами по парте кусочек стирашки. Мне было жутко не по себе видеть ее такой. А еще мне вспоминался тот сон, я обычно не запоминаю, что мне снилось, но тут почему-то въелось в память.
  
  
  
  Эти глаза...
  
  
  
  - Даш, - тихо позвала меня Маша.
  
  
  
  Я с трудом отняла взгляд со столешницы и взглянула на подругу.
  
  
  
  Сивцева с несколько секунд молча смотрела себе на руки, прежде чем тихо произнести:
  
  
  
  - Спасибо тебе.
  
  
  
  - За что? - опешила я.
  
  
  
  - Федя мне вчера все рассказал.
  
  
  
  Мысли в голове путались, я не могла понять, о чем она говорит...
  
  
  
  - Про то, что ты уговорила Александра Владимировича оставить меня в школе, - вздохнув, объяснила Маша в ответ на мой недоуменный взгляд. - Ты сильно меня выручила.
  
  
  
  - А, это... - выдохнула я. - Да не за что, брось. Ты бы поступила также.
  
  
  
  Мы немного помолчали, каждая задумавшись о чем-то своем. Затем я осторожно произнесла:
  
  
  
  - Кстати, про то, что было вчера, я тогда немного облажалась и...
  
  
  
   - Даш, - бесцветно оборвала меня подруга. - Давай... Давай больше не будем про это говорить, хорошо? Никогда.
  
  
  
  - Хорошо.
  
  
  
  Так, наверно, и правда будет лучше. Забыть все, как тот страшный сон...
  
  
  
  666
  
  
  
  - Сюрприз с самого утра... Дарья, ты сама ко мне пришла? Не заболела?
  
  
  
  Я сдержанно улыбнулась в ответ, подходя к учительскому столу, терзаемая одновременно и горячей благодарностью за вчерашнее, и робостью за свой неожиданный визит.
  
  
  
  - Вас опять завалили документацией? - кивнула головой я на кипу бумаг на его столе, которыми он занимался до моего прихода
  
  
  
  - Конец учебного года, проверочные комиссии сходят с ума.
  
  
  
  - Ясно, - чуть поколебавшись, я подняла на него глаза. - Я хотела сказать вам спасибо за вчерашнее. Вы... спасибо вам большое за то, что пожалели Машу и...
  
  
  
  Александр Владимирович, перебив меня, картинно скривился:
  
  
  
  - Дарья-Дарья, остановись, я сделал это не из-за жалости к Марии, а потому что меня попросила об этом ты. Будь моя воля, давно бы выкинул из класса половину.
  
  
  
  В этом весь он...
  
  
  
  Я с трудом удержалась от того, чтобы не возмутиться по этому поводу. Я уж серьезно решила, что это был широкий благородный жест, а он... Однако внутри против воли разлилось приятное тепло от его слов. Чуть повернувшись в сторону, я увидела через окно, как солнце, до этого прятавшееся в облаках, снова воцарилось на небе, обдавая своим жаром улицу.
  
  
  
  - Ты чем-то расстроена? - негромко спросил меня учитель.
  
  
  
  Я покачала головой.
  
  
  
  - Просто тревожно как-то...
  
  
  
  - Из-за Сивцевой?
  
  
  
  - Не знаю... - честно сказала я, подумав, что из-за нее, наверное, тоже.
  
  
  
  А еще на меня нахлынуло ощущение, что мы с ним опять одни на всем целом мире и в то же время далеки как никогда.
  
  
  
  - Не накручивай себя. Ты не виновата в том, что она постоянно прогуливает.
  
  
  
  - Я не из-за этого... - вздохнула я, закусывая губу. Не говорить же ему про свои предубеждения. О том, как испугала меня вчера Маша своей истерикой, как сегодня замкнулась в себе и ни с кем не разговаривает, не рассказать, что вчера на какой-то момент я представила себя на ее месте...
  
  
  
  Каким бы гибким сознанием ни обладал Александр Владимирович, он все равно оставался практичным мужчиной. И он не был способен понять глубинно женские переживания и предубеждения, основанные на глупых снах. Для того, чтобы обеспокоиться чем-то, ему нужно было ясно увидеть проблему.
  
  
  
  А беспричинные страхи он высмеивал...
  
  
  
  - Сегодня у всех плохое настроение, - протянул учитель, удобнее откидываясь на стуле. - Утро добрым не бывает. Дарья, у тебя точно ничего больше не случилось?
  
  
  
  "Случилось", - грустно подумала я, вслух же пробурчав:
  
  
  
  - Просто мы с вами все не можем нормально встретиться и...
  
  
  
  - Ах, вот в чем дело!
  
  
  
   Александр Владимирович ухватил меня за руку и притянул к себе.
  
  
  
   - Сюда же могут зайти! - тотчас возмутилась я, хотя не сделала ничего, чтобы встать с его колен.
  
  
  
   - Не зайдут.
  
  
  
   Успокоившись, я на мгновенье замерла в его руках, глубоко вдыхая любимый запах его парфюма.
  
  
  
  - Ты могла бы просто сказать, что соскучилась, - насмешливо протянул учитель. - Смысл примерно тот же, а мне приятно. Но нет, тебе надо ходить с грустным лицом, говорить загадками и ждать, пока я не установлю следственно-причинную связь твоего странного поведения.
  
  
  
  Я возмущенно повернула к нему лицо, и он без промедления поцеловал меня. Я чувствовала, как гаснут под его губами все мои переживания и тревоги, а сердце начинает биться в груди интенсивнее.
  
  
  
  Он ослабил объятия, я слабо улыбнулась впервые за долгое время.
  
  
  
  - Так, может, все-таки расскажешь, что случилось? - негромко спросил он, пальцами невесомо перебирая прядки на моей голове.
  
  
  
  Я вздохнула и, прижавшись головой к его плечу, зачем-то начала тихо, то и дело запинаясь, рассказывать про все то, что произошло вчера. Держать все в себе мне было сложно, а с недавних пор у меня появилось столько секретов, о которых невозможно было никому сказать, что иногда мне казалось, что я разорвусь от всех своих внутренних переживаний.
  
  
  
  Рассказ получился страшно сбивчатым и каким-то кособоким, рассказчица из меня была так себе. Зато впервые за долгое время я могла свободно выговориться, чем охотно и воспользовалась.
  
  
  
  - Ну, надо же... - задумчиво протянул учитель, когда я закончила свой словесный поток. - Какой интересной жизнью живут нынешние девятиклассницы. Ты так сильно переживаешь за подругу?
  
  
  
  Я отстранилась и отвела глаза. Моя рука скользнула по лацкану его пиджака, потом пальцы перешли на крепкий узел галстука. Александр Владимирович просто следил за моими действиями, ничего не говоря.
  
  
  
  - Вчера... Вчера мне на какой-то момент стало так страшно, - наконец призналась я в главной своей тревоге, глядя в пустоту. - Маша была такой разбитой. И на какой-то момент я... я почувствовала себя на ее месте. Представила себе, как меня саму...
  
  
  
  Я не смогла закончить, меня пробрала дрожь, когда я вспомнила свое вчерашнее состояние...
  
  
  
  - Ты никогда не окажешься на ее месте, - серьезно сказал он мне, прекратив перебирать мои волосы.
  
  
  
  Боже, как мне хотелось ему верить!
  
  
  
  Я взглянула на него.
  
  
  
  - Александр Владимирович, вы знаете, что будет дальше?
  
  
  
  - В общем, - прочистил горло учитель. - Только не думай, что я против... Но раз уж ты расстегиваешь мою рубашку, я могу выдвинуть пару предположений. Правда, боюсь, что буду жестоко изувечен, если озвучу их.
  
  
  
  Я только сейчас заметила, что чисто механически успела расстегнуть первую пуговицу на его белой рубашки.
  
  
  
  - Вы правы, - вдруг сказала я, чудом не покраснев.
  
  
  
  Александр Владимирович изумленно приподнял брови, и я, копируя его обычное поведение, насмешливо хмыкнула:
  
  
  
  - Про то, что утро добрым не бывает. Это день сегодня такой неудачный... Наверно, какие-то метео-сдвиги.
  
  
  
  Мужчина раздраженно хмыкнул и опять потянул меня на себя. Я поддалась, и через мгновенье наши губы опять встретились. Поцелуй получился долгим и невозможно нежным. Казалось, еще немного, и я растворюсь в его тепле...
  
  
  
  - Кажется, я медленно, но верно сотворяю из тебя настоящее чудовище, - сказал учитель, отрываясь от моих губ. - Ты ужасна.
  
  
  
  - Это я-то ужасна? - мой голос звенел от плохо скрываемого веселья. - Какой тогда вы?
  
  
  
  - Оплот нравственности и обязательности в этом мире? - незамедлительно спросил Александр Владимирович.
  
  
  
  - Да, конечно, в какой-нибудь другой жизни...
  
  
  
  Он негромко засмеялся, и я опять уткнулась лицом в его грудь, чтобы он не видел улыбку на моем лице.
  
  
  
  - Ну и ладно. Все равно мне нравится тебя портить...
  
  
  
  Пальцы мужчины погрузились в мои волосы; нежно, но в то же время настойчиво, он заставил меня поднять голову и снова прильнул к моим губам. Мысли путались, сердце колотило в груди с такой силой, будто хотело пробить грудную клетку.
  
  
  
  - У меня скоро начнется урок... - шепнула я, наконец отклоняясь назад. Прекрасно понимая, что если не остановиться сейчас, то дальше будет только хуже. Дыхание у меня сильно сбилось. - Мне пора.
  
  
  
  - Сегодня, - проронил учитель, убирая свои руки с моей талии. - После уроков.
  
  
  
  - Я поняла.
  
  
  
  666
  
  
  
  Утро действительно добрым не бывает...
  
  
  
  В этом я убедилась когда, порядком запыхавшись, спешила на следующий урок и нарвалась на человека, которого сейчас меньше всего хотела видеть.
  
  
  
  - У тебя ничего не случилось? Выглядишь грустной.
  
  
  
  - Тебе кажется.
  
  
  
  - Тебя никто не обидел?
  
  
  
  Я хмуро посмотрела на Макса, беспечно перекидывавшего с руки в руку баскетбольный мяч. Думая о том, какое это фантастическое везение - встретить своего бывшего парня с утра пораньше в тесном коридоре второго этажа, где у меня должна была быть физика. А у него в это же время идет физкультура в другом конце школы. И поэтому черт вообще знает, зачем он здесь торчал все это время.
  
  
  
  Какой-то он в последнее время странный...
  
  
  
  - Меня никто не обижал, - сухо ответила я парню, попытавшись обойти его. Но Макс плавно повторил мое движение, сдвигаясь вбок, тем самым перекрывая мне проход.
  
  
  
  - Тогда что случилось? - не отставал он, прислонившись локтем к стене, другой рукой легко перехватив мяч.
  
  
  
  - Спроси у своего дружка, - ядовито прошипела я.
  
  
  
  - А, ты об этом...
  
  
  
  На мгновенье мне показалось, что в серых глазах Высоцкого мелькнуло смущение.
  
  
  
  - Об этом, - сузив глаза, медленно повторила я, скрещивая руки на груди, пытаясь взглядом передать всю силу своего презрения. - Как это было подло и низко... то, что он сделал. Да вы все... все вы, как один, просто моральные уроды.
  
  
  
  - Я-то тут причем? - раздраженно ощетинился парень.
  
  
  
  - Скажи мне, кто твой друг, и я скажу...
  
  
  
  - Если хочешь знать, - предсказуемо взорвавшись, перебил меня Макс. - Я был против этого всего и не...
  
  
  
  - Да мне все равно, против чего ты был! Вы все об этом знали. Знали, что он ее не любит. Знали и молчали!
  
  
  
  - Все было совсем не так...
  
  
  
  - А как?! - горячо воскликнула я. - Посмотри мне в глаза и скажи, что не знал о планах своего дружка!
  
  
  
  Сильно раздраженный и порядком покрасневший Макс замешкался, мой вопрос застал его врасплох.
  
  
  
  - Да у тебя все по лицу видно, - не могла остановиться я. - Какой же ты...
  
  
  
  Лицо парня перекосило от бешенства.
  
  
  
  - Это не моя вина, что твоя подружка - полная идиотка, не способная видеть дальше собственного носа, - зло выплюнул Высоцкий.
  
  
  
  Я уже успела забыть, как он импульсивно реагирует...
  
  
  
  - Урод.
  
  
  
  - Дура!
  
  
  
  Как это мило... Со стороны, наверно, ужасно напоминает семейные разборки.
  
  
  
  - И тебе всего хорошего, - я демонстративно развернулась, чтобы уйти, всем своим видом показывая, что наша беседа окончена, но Макс цепко схватил меня за руку.
  
  
  
  - Слушай... Ладно, прости. Я не хотел с тобой цапаться. Ты не хочешь пойти в кино со мной в эти выходные? - вдруг ни с того ни с сего выпалил парень.
  
  
  
  Я была настолько зла на него и его дружка и расстроена из-за Маши, что даже не успела удивиться или как следует вдуматься в его странное предложение.
  
  
  
  - Дуре там делать нечего, - раздельно прочеканила я, резко вырывая руку. И, быстро обойдя парня, прошла мимо него в кабинет физики. Настроение после встречи с Максом было окончательно испорчено.
  
  
  
  666
  
  
  
  Следующие уроки прошли быстро. Я не заметила, как пролетело время, опомнилась лишь тогда, когда класс начал неторопливо собираться на последний урок. Геометрию.
  
  
  
  Как же все-таки любит наша школьная администрация ставить последними уроками математику и физику... Однако очень часто это было мне только на руку, вот и сейчас последний урок у него, как удобно.
  
  
  
  На своем уроке к большому неудовольствию учеников Александр Владимирович устроил внеплановую контрольную работу. И весь урок мы решали геометрические задачи и находили площади фигур. Учитель же, склонившись над своим столом, заполнял утреннюю документацию, которую я уже видела. На меня он, как и на вчерашнем своём уроке, не обращал ровно никакого внимания, тогда как я, наоборот, то и дело кидала на него вороватые взгляды. Было немного странно больше не бояться нарваться на его взгляд.
  
  
  
  Мне ужасно хотелось хоть какой-то определенности, а наши отношения были... Неопределенными с самого своего начала. Застыли на месте, как корабль в штиль.
  
  
  
  Нервы у меня были на пределе из-за последних малоприятных событий с Марией и прошлой встречей с Максом, поэтому я никак не смогла сосредоточиться на контрольной и мне впервые за очень долгое время пришлось сдать абсолютно пустой лист.
  
  
  
  Маша в этот раз не просила меня дать ей списать. Она безучастно просидела на стуле всю геометрию, как и остальные сегодняшние уроки. Правда, на этом уроке она почему-то села не со мной, а с Федей, который, по-моему, к концу урока сам решил в ее листочке несколько задач.
  
  
  
  Прозвенел звонок.
  
  
  
  - Сдаем листочки, и можете идти, - распорядился Александр Владимирович, отрываясь наконец от своих записей и окидывая взглядом класс. Взгляд его зеленых глаз, скользнув мельком по мне, остановился на парте передо мной. - Ах, да. Сивцева, задержись сейчас на пару минут.
  
  
  
  Зачем это?!
  
  
  
  Я растерянно посмотрела на спину Маши, которая было начала подниматься со стула, но после просьбы учителя села обратно.
  
  
  
  Неужели он все-таки хочет ее выгнать?..
  
  
  
  Не может такого быть!
  
  
  
  Встрепенувшись, я мысленно велела себе заткнуться. Александр Владимирович вчера обещал мне, что не сделает этого. Значит, не сделает. Но смутное беспокойство внутри меня не хотело проходить.
  
  
  
  Кабинет быстро опустел, однако в нем, помимо подруги, остались еще мы с Федей.
  
  
  
  - И, конечно же, группа поддержки здесь, - насмешливо прокомментировал наше присутствие математик. - Я, по-моему, просил остаться только Марию. Остальных прошу покинуть кабинет. Надолго вашу одноклассницу не задержу.
  
  
  
  Мне очень не хотелось оставлять сейчас Машу одну даже на небольшой промежуток времени, но делать было нечего. Я поднялась на ноги и, бросив обеспокоенный взгляд на застывшую на стуле подругу и еще более невротичный на учителя, вышла из класса. Федя неохотно проследовал за мной.
  
  
  
  Простояли в коридоре мы недолго, Мария вышла из кабинета действительно через несколько минут. Егоров, нервно мерявший шагами коридор до этого, немедленно спросил у нее:
  
  
  
  - Что он тебе сказал?
  
  
  
  - Что вчера был последний раз, когда он закрыл глаза на мои прогулы. И если еще хоть раз пропущу школу, то ничего меня уже не спасет, - перекидывая сумку через плечо, ответила Маша, затем подняла глаза на меня. - Даш, еще он просил меня передать, чтобы ты зашла сейчас к нему.
  
  
  
  - У меня сейчас репетиторство, - быстро сказала я, в ответ на вопросительный взгляд Феди.
  
  
  
  Егоров кивнул головой, задумчиво проронив:
  
  
  
  - Я вот тоже думаю попросить его со мной позаниматься... Мой репетитор в последнее время меня совсем не устраивает. А ГИА на носу.
  
  
  
  Я представила у себя в голове эту картину: Александр Владимирович, я и Федя все вместе усердно готовимся к ГИА, корпя за учебниками, бесконечные вопросы Егорова, сарказм со стороны учителя и мое каменное лицо при этом, и с трудом удержалась от истерического хохота. Настолько абсурдно это было.
  
  
  
  - Думаю, это не очень хорошая мысль... - справившись с внутренней истерикой, сказала я.
  
  
  
  Федя недоуменно на меня глянул.
  
  
  
  - Почему это?
  
  
  
  Мне опять стало смешно...
  
  
  
  - Всем пока, - привлекла наше внимание молчавшая до этого Маша.
  
  
  
  Потерянно оглянувшись на нее, я сразу же почувствовала себя ужасно неловко от того, что оставляю ее сейчас одну. У Маши сейчас не самые лучшие времена и ей нужна моя поддержка, однако...
  
  
  
  - Я тебя провожу, Маш, - вдруг сказал Федя. Охватившее меня при этом облегчение не поддавалось описанию. Господи, как же повезло, что Егоров перевелся именно в наш девятый "Б" класс!
  
  
  
  Попрощавшись с друзьями, я вошла в кабинет математики и с ходу зачем-то призналась:
  
  
  
  - Я завалила контрольную. Можете заранее поставить мне двойку.
  
  
  
  - И испортить тебе этим весь аттестат? - иронично осведомился Александр Владимирович, отодвигая от себя наш классный журнал. - Ты же у нас, кажется, круглая отличница.
  
  
  
  Почему-то это прозвучало с его уст совсем не как комплимент.
  
  
  
  Я притворно ужаснулась:
  
  
  
  - Только не говорите, что только поэтому завышаете мне оценки?
  
  
  
  - Нет, - медленно произнес он, растягивая губы в улыбке. - Совсем не поэтому.
  
  
  
  Недвусмысленный намек повис в воздухе. Чувствуя, как мое лицо заливает обжигающая краска, я сердито бросила свою тяжелую сумку на первую парту.
  
  
  
  - Не нужно из-за этого, - сделала я особый нажим на последнем слове, - завышать мне оценки! Это нечестно по отношению к другим.
  
  
  
  - Сегодня такая прекрасная погода за окном, - откинулся на стуле учитель, полностью проигнорировав мои слова. - Как думаешь, что лучше: остаться в такой солнечный день в этом душном классе и переписывать заваленную контрольную работу, а затем заново проходить темы, которые ты не поняла, или же заняться сразу чем-то более интересным?
  
  
  
  Я автоматически проследила за его взглядом и тоже уставилась в окно, где так заманчиво светило солнце и весь воздух наполнен весенними запахами. А после окинула взглядом стены класса, которые произвели на меня просто удручающее впечатление.
  
  
  
  Ну и выбор...
  
  
  
  - Мама сказала, что подснежники в лесах уже распустились, - зачем-то произнесла я, подходя ближе к учительскому столу и не сводя взгляда с окна.
  
  
  
  - Любишь цветы?
  
  
  
  - Да, - вздохнула я мечтательно. - Полевые цветы - мои любимые. Люблю бывать на природе, но в последнее время почти никуда и не выбиралась.
  
  
  
  - И в чем проблема? - мягко спросил меня он.
  
  
  
  Я оторвала взгляд от окна, возвращаясь с небес на землю.
  
  
  
  - В заваленной контрольной, которую, как вы уже сказали, надо переделыватnbsp;
&
&ь, - ответила я, серьезно заглядывая в глаза учителя. - Не хочу, чтобы вы мне рисовали оценки ни за что.
  
  
  
  Я ждала, что он начнет меня переубеждать, но Александр Владимирович лишь ласково улыбнулся мне и пожал плечами:
  
  
  
  - Ну как хочешь.
  
  
  
  И действительно весь следующий час мы просидели, заново переделывая мою контрольную работу. Сосредоточиться на геометрических задачах мне удавалось сложно, я часто отвлекалась и можно сказать, всю контрольную решил за меня учитель, который, как в издевательство, заставил меня решить и другой вариант, на мое недовольство лишь иронично проронив:
  
  
  
  - По-моему кто-то хотел получать только честные отметки. Делай.
  
  
  
  Ответить на это мне было нечего. Я и "делала", а точнее - писала то, что диктовал мне математик. Под конец уже полностью не соображая, что и зачем пишу. Александр Владимирович прекрасно видел мое абсолютно не настроенное на получение знаний состояние, но все равно продолжал издеваться.
  
  
  
  Когда я с горем пополам сделала и второй вариант, учитель как ни в чем не бывало сообщил:
  
  
  
  - А теперь давай разберем тему геометрических...
  
  
  
  - Опять?! - страдательски протянула я. - У меня уже рука отваливается.
  
  
  
  - Кто-то вроде хотел честных оценок? Или мне тебе оценки рисовать за красивые глазки? Открывай рабочую тетрадь и записывай тему.
  
  
  
  - Хватит надо мной издеваться! - не выдержала я, прекрасно видя, что он открыто смеется надо мной. - Я уже решила два варианта...
  
  
  
  - Под диктовку, - вставил "добрый" учитель с поистине садистским выражением лица. - Поэтому не думаю, что ты что-то так поняла. Придется проходить прошлую тему с самого начала.
  
  
  
  Простонав от досады, я уронила голову на парту, уже двести раз пожалев о своей мешающей нормально жить ослиной упрямости. Теперь еще лишний час придется сидеть и записывать все эти теоремы...
  
  
  
  - Решила устроить тихий час?
  
  
  
  - Я устала...
  
  
  
  - Раньше начнем - раньше закончим.
  
  
  
  Я подняла на него изможденный взгляд. Учителю и самому, по всей видимости, было ужасно скучно, но его, по крайней мере, забавлял вид моих страданий.
  
  
  
  - Что такое, Дарья? Уже надоело играть в прилежную ученицу?
  
  
  
  - А вам не надоело надо мной издеваться? - буркнула я, опять закрывая глаза.
  
  
  
  - Думаю, никогда не надоест, - усмехнулся он, убирая с моего лица прядку волос, падающую прямо на лоб. - Ну что, поступишься своими принципами или продолжим?
  
  
  
  - А можно я просто послушаю, не записывая?
  
  
  
  - Нельзя.
  
  
  
  Ну конечно... издеваться он не прекратит.
  
  
  
  - И ладно, и запишу я вашу тему, - пробурчала я. - Не сломаюсь.
  
  
  
  - Ох, Абрамова, ты меня до смерти доведешь, - театрально вздохнул учитель. - Ну неужели это так для тебя важно? Всем отличникам всегда завышают оценки, никто еще из-за этого не бунтовал до этого дня.
  
  
  
  Я и правда не хотела получать оценки ни за что. Это было глубоко неправильно. Еще в прошлый раз я заметила, что в журнале у меня не хватает нескольких "троек" по алгебре, Александр Владимирович их просто не поставил, так как это действительно могло бы подпортить мой аттестат. Но это было и правда нечестно по отношению к моим одноклассникам, которых оценивают действительно за знания, а не за... красивые глазки.
  
  
  
  Мужчина наклонился к моему уху и заманчивым голосом зашептал:
  
  
  
  - Поступись своими принципами, и я сейчас же отвезу тебя за подснежниками.
  
  
  
  Предложение было слишком заманчивым.
  
  
  
  Я подняла голову с парты. Внутренняя борьба, по всей видимости, отразилась на моем лице, и Александр Владимирович мягко улыбнулся мне.
  
  
  
  - Бедный ребенок... - его пальцы скользнули по моей руке, посылая вверх по коже легкую дрожь. - Совсем запуталась, да?
  
  
  
  Я подняла на него уязвленный взгляд.
  
  
  
  - Я не ребенок...
  
  
  
  - Неужели? - мужчина погладил меня по щеке другой рукой, я невольно вздрогнула. - А ведешь себя, как самый настоящий упертый ребенок.
  
  
  
  - Ладно, я забираю свои слова назад! - выпалила я.
  
  
  
  - Забирай, - рассмеялся он. - Поедем теперь отсюда? Я знаю одно очень хорошее место...
  
  
  
  666
  
  
  
  И он не соврал про это место.
  
  
  
  Поляна была залита солнечным светом, сквозь жухлую желтую листву и правда пробивались первые подснежники. Их было много. Такие белые и хрупкие, казалось, они покрывали каждый миллиметр этой поляны.
  
  
  
  - Я вам не верю! - хрипло выдавила из себя я, не прекращая смеяться. - Они не стали бы выламывать дверь в директорский кабинет!
  
  
  
  - Ты та-ак плохо знаешь своих учительниц и то, на что они способны, когда выпьют... Иногда мне кажется, вся женская часть коллектива в вашей школе слишком падка на алкоголь.
  
  
  
  - Вы все придумываете!
  
  
  
  - Нет! А потом... - Александр Владимирович невесомо коснулся губами кончиков моих пальцев, вдыхая тонкий аромат цветов, которые я успела сорвать. - Дарья, смотри на меня, когда я тебе рассказываю такие интересные вещи.
  
  
  
  - Не хочу... Но я слушаю, продолжайте.
  
  
  
  - Иногда мне кажется, что ты просто боишься на меня смотреть. Ну, тогда я тебе ничего не буду рассказывать.
  
  
  
  Я не смогла сдержать улыбки, поудобнее вытягиваясь на теплом вязаном пледе, сплетая пальцы наших рук. Но глаза все равно не открыла. Из вредности.
  
  
  
  - Как тепло... - выдохнула я, уже очень сильно жалея, что не согласилась еще раньше ехать с ним. - Мне кажется, что сейчас не весна, а лето. Я очень люблю лето, а вы?
  
  
  
  Не получив ответа, я повернула голову и, приоткрыв глаза, искоса взглянула на учителя. Он лениво пожевывал травинку, задумчиво глядя в облака. Приподнявшись на локтях, я робко коснулась пальцами его щеки, провела по скулам, по губам. Он не шевелился, даже его взгляд не изменился.
  
  
  
  - О чем вы думаете? - спросила я, наконец.
  
  
  
  Он лениво поднял на меня взгляд:
  
  
  
  - О теореме Пифагора, - с самым серьезным выражением лица сказал учитель.
  
  
  
  - Да ну вас! - фыркнула я. Отстранившись от мужчины, я перевернулась на живот, сорвала растущий рядом подснежник и стала обрывать его лепестки.
  
  
  
  - Вам лишь бы шутить, - вздохнула я.
  
  
  
  "И вы мне не ответили".
  
  
  
  - Начни я воспринимать свою жизнь всерьез, плакать бы мне пришлось, а не смеяться, - заметил Александр Владимирович, закидывая руки за голову и опять поднимая глаза к небу.
  
  
  
  - Это еще почему?
  
  
  
  - Как ты думаешь?
  
  
  
  Я отвела глаза и с трудом сказала:
  
  
  
  - Из-за меня?
  
  
  
  - В том числе.
  
  
  
  Я замерла, не зная, что сказать.
  
  
  
  Учитель внезапно нахмурил брови:
  
  
  
  - Дарья, ради Бога, прекрати терзать несчастный цветок, его лепестки падают мне прямо на лицо.
  
  
  
  - Вы так выглядите очень мило, - прыская, заметила я.
  
  
  
  Александр Владимирович резко принял сидячее положение, и не успела я понять, что происходит, как отказалась крепко прижатой сильными руками спиной к шерстяному пледу.
  
  
  
  - А вот так ты выглядишь очень мило, - лукаво заметил он, прежде чем увлечь меня в головокружительный поцелуй.
  
  
  
  Это было потрясающе хорошо. Я будто попала в паутину из дыхания, прикосновений, поцелуев...
  
  
  
  Хотелось, чтобы этот миг продлился вечно.
  
  ========== Глава 31 ==========
   На следующее утро я проснулась в холодном поту, безумно напуганная приснившимся кошмаром. А через мгновение под подушкой требовательно зазвонил будильник, повторно заставив меня вздрогнуть.
  
  
  
  В последнее время нервы стали совсем ни к черту...
  
  
  
  Я, стараясь успокоить учащенное сердцебиение, прижала ладонь к разгоряченному лбу и прикрыла глаза, думая о том, как в моем сознании может проецироваться что-то настолько мрачное и пугающее после такого приятного и теплого вчерашнего вечера.
  
  
  
  Некстати вспомнилось, что в последнее время мне часто снятся плохие сны. Как правило, я не запоминаю их, но в этих снах мной овладевает странное чувство тревожности, которое вызывает бешеный страх. И я бегу... постоянно бегу от чего-то.
  
  
  
  От воспоминаний о ночных кошмарах неприятный озноб прошелся ледяными мурашками по моей коже.
  
  
  
  Сквозь незашторенное окно в мою комнату попадали робкие косые лучи только-только взошедшего солнца. Во всю разгорался новый день. Я слабо улыбнулась, скидывая с себя одеяло, а заодно и глупый ночной кошмар.
  
  
  
  Зачем с утра забивать себе голову чепухой? Тем более, что бы ни выдавало мне по ночам мое подсознание, в жизни у меня нет поводов для нелепых переживаний.
  
  
  
  Главу с нелепыми страхами я уже давно прошла.
  
  
  
  Ароматные запахи повели меня прямиком на кухню, где на плите что-то аппетитно скворчало.
  
  
  
  Мама сегодня дома! Сердце пропустило пару радостных толчков.
  
  
  
  Когда она не шла в будний день на работу, то всегда вставала пораньше, чтобы утром успеть провести со мной и с Лешей немного времени, коего с ее работой у нее бывает очень мало. В остальные же дни, когда она работала, она уходила гораздо раньше, чем мы, и обязанность готовки завтрака ложилась на меня.
  
  
  
  Что являлось для меня сущим наказанием и рутиной работой, в ее руках принимало форму какого-то особого ритуала.
  
  
  
  Сегодня мама готовила омлет: разогрела сковородку, аккуратно капнула масло, сначала слегка обжарила ветчину и кусочки помидоров, потом взбила туда яйца и молоко. И грязи после себя она не оставляла, все грязное и ненужное сразу становилось обратно в холодильник, складывалось в мойку или выбрасывалось, когда же готовила я, кухня превращалась в место боевых действий, а сама я чувствовала себя в это время слоном в сувенирной лавке. Все же действия моей мамы были аккуратными, легкими и такими привычными с детства...
  
  
  
  Наблюдая за хлопочущей у плиты мамой, я вдруг поняла, как мне ее не хватает. В последнее время мы сильно отдалились друг от друга, а все из-за того, что я не могла быть с ней полностью откровенна, как прежде.
  
  
  
  - Доброе утро, солнышко, - не отрываясь от готовки, улыбнулась она мне. - Ты вчера поздно пришла, не успели пообщаться. Как сходила в лес? Мне так понравился твой букетик! Такая красота.
  
  
  
  На глаза вдруг попались стоящие в красивой изогнутой вазочке мои вчерашние сорванные подснежники, находящиеся в самом центре обеденного стола. Вчера у меня не хватило сил с ними возиться, поэтому я просто набрала для них воды в обычный стакан но, видимо, утром мама их переставила.
  
  
  
  А еще я оставила цветы вчера в своей комнате, а теперь они оказались на кухне...
  
  
  
  Я, пытаясь скрыть замешательство, натянуто улыбнулась ей. Хотя радость, охватившая меня перспективой общения с матерью, несколько поутихла.
  
  
  
  - Доброе, - сипло ответила я, неуклюже садясь на стул и старательно отводя глаза от цветов, будто хрупкие подснежники подло предали меня, "сбежав" из моей комнаты. - Хорошо погуляла... в лесу очень свежо, особенно когда солнце выглянуло.
  
  
  
  - И не говори! - выдохнула мама. - Наконец-то, уже весна пришла в этот город! Ох, я сама уже столько лет не выбиралась на природу... Молодец, что съездила.
  
  
  
  Я промычала в ответ что-то невнятное, пальцами очерчивая рисунок скатерти, желая чем-то занять руки.
  
  
  
  - Ты же с Машей ходила?
  
  
  
  Вроде совсем невинный вопрос, но сердце пропускает пару тревожных толчков.
  
  
  
  - Ну, а с кем еще? - после секундной заминки вру я, внутренне уже полностью себя ненавидя за все это вынужденное вранье родной матери. Раньше я ей никогда не врала, но в последнее время делаю это почти постоянно...
  
  
  
  Мои пальцы начали все более нервно уже не очерчивать, а скорее скрести по цветочному узору.
  
  
  
  - Ясно, - мама не поменялась в лице, но деревянная лопаточка, которой она помешивала скворчащую на сковороде ветчину, на мгновенье замерла. - Давай-ка буди Лешу и садитесь кушать.
  
  
  
  "Она знает, - вдруг с внутренней обреченностью поняла я. - Все знает".
  
  
  
  Мне захотелось было тихо ее окликнуть, чтобы смотреть не на ее затылок, а в глаза, и понять, о чем она думает, но, так и не решившись, я молча пошла будить своего младшего брата.
  
  
  
  Просто-напросто струсила...
  
  
  
  Ела я молча, за столом весело разговаривали только Леша с мамой. Нечасто мы трапезничали всей семьей, но настроения поддерживать беседу не было. Младший брат все продолжал сыпать историями о своей поездке в лагерь. Истории эти мама слышала уже раз пятый, но все равно смеялась в нужных местах, а в других же, лукаво щуря глаза, выговаривала ему за ночные бродилки по корпусу.
  
  
  
  Я же во время всего нашего утреннего завтрака наблюдала за ее смеющимися глазами, изредка осторожно стрелявшими в мою сторону, и думала о том, что мама давно поняла, что я ей постоянно вру, но отчего-то не показывает мне это...
  
  
  
  От осознания этого легче совсем не становилось.
  
  
  
  666
  
  
  
  А весна и правда пришла в город. Пасмурное низкое небо, вечно затянутое свинцовыми молочно-серыми облаками, стало чистым и ярко-голубым. Выглянуло солнце, теплое и согревающее.
  
  
  
  Во всем городе стала пробиваться первая зелень. Растаял последний грязный лед, высохли вечные лужи. На улицах города наконец проявился сухой асфальт, по которому можно было спокойно ходить, не боясь при этом поскользнуться и свернуть себе ногу или шею.
  
  
  
  Долгая же зима осталась в прошлом. Начались постоянные погожие деньки.
  
  
  
  Я заметила, что весной дни протекали гораздо насыщенней и быстрей. Зимой же время больше тянулось, как жевательная резинка. Мне казалось, что еще совсем недавно я утопала в своих безрадостных мыслях. Как, переживая о своей безответной, как тогда мне казалось, влюбленности, медленно сходила с ума от постоянных догадок и предположений...
  
  
  
  И как все изменилось сейчас! Всю мою жизнь будто разом развернули на все сто восемьдесят градусов.
  
  
  
  Дни мои сейчас были похожи на калейдоскоп ярких красок. Порой непривычные, подчас странные, новые чувства переполняли меня, заставляя улыбаться чуть ли не каждому встречному прохожему. Казалось, что никогда в жизни я не была настолько счастливой, как сейчас.
  
  
  
  И уже не так пугали предстоящие экзамены, которые с каждым днем становились все ближе, и уже даже почти не расстраивало временное охлаждение отношений с мамой. Она видела, что, несмотря на все мои недомолвки с ней и постоянные исчезновения из дома, я была счастлива, и, думаю, именно поэтому она продолжала подыгрывать мне в моей лжи.
  
  
  
  Весенние перемены, казалось, коснулись всех вокруг. Как начал оттаивать последний снег в городе, так и оттаивала, освобождалась от своей апатии и Маша. Хотя произошло это далеко не сразу, но она все же нашла в себе силы отпустить прошлое. Незаменимую помощь в этом ей оказал Федя, с которым как-то незаметно для меня у нее сложились очень близкие и крепкие отношения. Если еще в самом начале Маша посмеивалась и не воспринимала Егорова всерьез, ни как друга, ни как даже приятеля (скорее просто как удобного паренька для скатывания домашки), то со временем он стал для нее одним из самых близких друзей. Они даже стали всегда сидеть вместе на уроках.
  
  
  
  Позже с небольшим уколом ревности я заметила, что ему она теперь доверяет куда больше, чем мне. В чем-то это было и моей виной. В момент, когда ей было хуже всего, мои мысли были сосредоточены на собственных чувствах. Меня не было рядом, когда ей было плохо, а Федя был с ней все это время, так что теперь нет ничего удивительного в том, что иногда я чувствовала себя третьей лишней с ними.
  
  
  
  Со временем же я даже привыкла к такому положению вещей и спокойно восприняла эту метаморфозу. Хотя чувство ревности и непонятной печали все же изредка появлялось, особенно в те моменты, когда они, делясь чем-то сугубо личным, специально понижали голоса в моем присутствии. Настроение отчего-то после этого пропадало на весь день.
  
  
  
  В моей жизни были лучшая подруга и хороший друг. Но они не делились со мной самым сокровенным, да и я не могла рассказать им про свой секрет. Как, впрочем, не могла рассказать его никому в принципе.
  
  
  
  И это давило на меня, причем давило со страшной силой.
  
  
  
  С каждым днем мы будто отдалялись друг от друга все сильнее и сильнее.
  
  
  
  Но если не брать в расчет мелкие неурядицы, то мне моя жизнь казалась наконец-то сбывшимся сном. Пусть по ночам меня и продолжали мучить частые кошмары, днем моя сказка все равно становилась былью.
  
  
  
  Весна с каждым днем цвела в городе все сильнее и сильнее, между тем мои отношения с учителем цвели ярким цветом. Мы встречались все так же после уроков почти каждый день, однако все реже и реже уделяли времени нашим репетиторствам. Александр Владимирович отметил, что ему уже нечему меня учить, разве что начать проходить программу одиннадцатого класса.
  
  
  
  И вот так моя ежедневная задержка в школе после уроков перестала быть связанной с репетиторством. Вместо этого всегда находились дела поинтереснее.
  
  
  
  Я любила эту весну.
  
  
  
  Я любила математику. Хоть мне и стоило больших сил концентрировать свое внимание на цифрах при его присутствии.
  
  
  
  Я любила конец учебного дня.
  
  
  
  Я любила вести с ним диалоги. Любила его слушать. Любила его голос. Никто в моей жизни больше так не умел интересно рассказывать о чем-либо.
  
  
  
  Я любила город ночью. Разноцветные огни, которые проносились за окнами его машины. Ночь придавала всему волшебство.
  
  
  
  Я любила его запах. У меня всегда была очень хорошая память на ароматы. Закрывая глаза, я могла в точности произвести в голове малейшие нотки его парфюма, неуловимого, легкого и волнующего. Я также любила запахи, ассоциирующиеся у меня с ним: пьянящий аромат только-только начинающейся весны, который холодной свежестью залетал в раскрытое окно автомобиля, этот запах трав и природы, едва прослеживающиеся флюиды первых подснежников, а еще ненавязчивая нотка кожаной обивки с привкусом сандала.
  
  
  
  Я любила его. Боже, как же сильно я его любила.
  
  
  
  Наши разговоры становились все длиннее. Очень скоро я стала смотреть ему в глаза во время беседы и уже не робела, когда он был рядом. Постепенно я начала узнавать его.
  
  
  
  - Вы верите в Бога? - удивленно спросила я однажды, задумчиво вертя в пальцах тонкий серебряный крест на его шее - еще одно мое открытие.
  
  
  
  Учитель лишь пожал плечами.
  
  
  
  - Отчасти, - его пальцы изучающе коснулись моих нахмуренных бровей. - Тебе это не нравится?
  
  
  
  - Да нет... дело не в этом. Кресты носят сильно верующие люди, высокодуховные и... - я запнулась, поняв, что несу полную чушь. Отчего-то образ Александра Владимировича в моей голове никак не хотел налаживаться на портрет человека, истинно верующего в Бога.
  
  
  
  - Я не слишком высокодуховен? - в его голосе звучала насмешка.
  
  
  
  - Не знаю... Но это забавно.
  
  
  
  - Математика была для меня в детстве тем же, чем была религия. Потому что и религия, и математика утверждают, что могут объяснить весь мир. Мне кажется это весьма занятным.
  
  
  
  Я находила в нем черты, которыми можно было восхищаться.
  
  
  
  С ним мне никогда не было скучно.
  
  
  
  Как в калейдоскопе, проносились дни с неделями, незаметно прошел март, и теперь я была так отчаянно влюблена, что двойственность наших отношений почти позабылась.
  
  
  
  666
  
  
  
  - А после парка зашли в супермаркет, поели мороженого и пошли домой, - закончил свой рассказ про прошлые выходные Федя.
  
  
  
  - Мороженого? - рассеянно переспросила я, заканчивая в тетради последние штрихи заданной учительницей таблицы по истории. Самой же учительницы (и по совместительству завуча по учебной части) в кабинете не было, поэтому можно было свободно разговаривать, не торопясь выполняя задание.
  
  
  
  Чем мы, собственно, и занимались, удобно разместившись на уже давно за нами "забитых" второй и третьей партах левого ряда. Точнее, писала задания только я, Федя уже успел к тому времени закончить, а Маша же и не думала этим заниматься, хотя урок подходил к концу.
  
  
  
  - Мороженого-мороженого, - кивнул головой Егоров, сидевшая с ним Сивцева зачем-то резким движением закрыла лицо ладонями в театральном "смущении", так что очки, которые она отобрала у Егорова, и кривляясь, напялила на себя, едва не слетели с ее носа. - Там акция на него была, купи два - получи третий в подарок, так и вышло у нас девять штук. Пришлось его, правда, есть на улице.
  
  
  
  - В конце уже в нас не лезло и мы кормили мороженым голубей, - вставила Маша, важно поправляя указательным пальцем очки. - Правда, мне идет?
  
  
  
  - Звучит интересно, - механически произнесла я, продолжая записывать даты в таблицу, фактически не слушая, что мне говорят, желая поскорее закончить эту монотонную работу.
  
  
  
  Федя, раздраженно щурясь, попытался выхватить у Сивцевой свои очки, но в очередной раз лишь получил по руке и сдавленно ойкнул.
  
  
  
  Раздался задиристый смех Машки.
  
  
  
  - Без очков совсем, что ли, не видишь? - весело спросила она.
  
  
  
  - Вижу, но расплывчато.
  
  
  
  Наконец закончив заполнение таблицы, я с облегчением отодвинула от себя тетрадь. Начало новой учебной недели выдавалось ужасно скучным. Размяв уставшие писать пальцы, наигранно улыбнулась парню, обиженно потирающему руку.
  
  
  
  - Значит, выходные удались? - подвела "итог" я.
  
  
  
  Сивцевой, наконец, надоело забавляться с очками, и, вернув их Егорову, она переключила свое внимание на меня.
  
  
  
  - Удались. Жалко, что ты не пошла. Что у тебя, кстати, за срочные дела то были?
  
  
  
  Да... дела.
  
  
  
  - Помогала маме с рассадой, - немедленно ответила я заранее вызубренную отмазку. Получилось у меня излишне радостно для такого известия, но, похоже, этого никто не заметил. Настоящая же причина моей "занятости" была куда более приятной.
  
  
  
  - Сочувствую... меня предки тоже все хотят вытащить на все выходные на дачу. Тоже мне, нашли бесплатного разнорабочего!.. Каждый год одно и то же. Я на свои руки неделю потом не могу смотреть, после этой дачи!
  
  
  
  - У тебя же две старших сестры.
  
  
  
  - У них сейчас сессия, и родители их сильно не дергают.
  
  
  
  Маша недовольно нахмурила брови, а после, будто вспомнив о чем-то приятном, ее лицо внезапно просветлело.
  
  
  
  - Даш, пойдешь с нами после уроков ко мне? - оживленно защебетала подруга. - Мы хотим накупить вкусных ништяков и устроить вечер кино. Отдохнуть хоть немного от зубрежки и нервов перед ГИА.
  
  
  
  "Мы хотим" - меня вдруг резануло это словосочетание. Теперь Маша и Федя говорят друг о друге никак иначе, как "мы".
  
  
  
  Стало опять обидно. Мне даже показалось, что меня пригласила Сивцева только из вежливости.
  
  
  
   - Не получится, - сухо ответила я, обиженно отводя от нее глаза, умом понимая, что веду себя, совсем как ребенок. - У меня сегодня репетиторство.
  
  
  
   - Ре-пе-ти-тор-ство, - по слогам произнесла Сивцева, будто пробуя это слова на вкус. - Ну, тогда ладно... не будем тебя отвлекать от учебы. Как-нибудь в следующий раз.
  
  
  
  Я неопределенно пожала плечами, внутри раздраженная донельзя.
  
  
  
  Хороша подруга!
  
  
  
  По-моему, она даже не расстроилась из-за моего отказа, потому что мгновенье спустя она уже активно обсуждала с Федей выбор фильма на этот вечер, абсолютно игнорируя мое присутствие. И снова я почувствовала себя какой-то лишней, кем-то ненужным на этом празднике жизни...
  
  
  
  nbsp;
&
&;"Ну и пусть! - зло думала, собирая вещи в сумку, когда прозвенел звонок на перемену. - И не нужна мне Сивцева! Все равно она со мной общается, только когда ей что-то от меня нужно. Я ничего не потеряю от прекращения дружбы с ней".
  
  
  
  Весь остальной день я решила просто игнорировать Машу, но, к моей огромной досаде и злости, она даже не заметила этого. Уж слишком оживленно все время то шушукалась с Федором, то смеялась и сплетничала с сидевшей перед ней на первой парте Ерохиной, с которой они вдруг нашли общий язык. И все бы ничего, но настоящим ударом для меня стало то, что на последнем уроке Сивцева предложила Катьке заглянуть к ней сегодня на фильм, на что та немедленно согласилась.
  
  
  
  На этом настроение было испорчено окончательно.
  
  
  
  - Пока, Даш, - несмело попрощался со мной Федя, когда я раздраженно перекидывала сумку через плечо, всеми фибрами души ненавидя девушку, сидящую рядом с ним. - До завтра.
  
  
  
  - Ага, - сухо кивнула я ему, выходя из кабинета информатики. За моей спиной тут же раздался взрыв хохота двух новых "закадычных" подружек, причину веселья я так и не расслышала.
  
  
  
  Словами не передать, какой силы обида бурлила во мне, пока я шагала до кабинета математики. Чтобы я ни говорила и ни думала в приступе злости, но Машка была моей единственной подругой в этой школе. И дружили мы с ней очень давно. Одно дело Ерохина, с которой у нас никогда не было особо теплых чувств, или Федор, с которым я дружила лишь небольшой промежуток времени, но Маша...
  
  
  
  Умом я понимала, что виновата в нашем охлаждении сама, но чувство предательства не хотело проходить. Единственным моим желанием стало найти утешение в объятиях человека, ставшего самым дорогим в моей жизни. Только он принимал меня такой, какая я есть, со всеми моими тараканами и глупостями.
  
  
  
  Александра Владимировича я предсказуемо нашла одного в кабинете математики. Склонившись над столом, он скучающе что-то заполнял. Мое сердце привычно застучало чаще при виде его, и даже разбитое настроение на мгновенье улучшилось.
  
  
  
  Но только на мгновенье.
  
  
  
  - Здравствуй, Дарья, - не поднимая взгляда от своих записей, протянул учитель.
  
  
  
  - Здравствуйте, - наигранно беззаботно отозвалась я. - Чем занимаетесь?
  
  
  
  - Отчеты.
  
  
  
  - Ммм... - промычала я, приближаясь к нему и равнодушно глядя на документы на его столе. - Интересно?
  
  
  
  - Не то слово. Есть предложение получше?
  
  
  
  Я сделала еще шаг, прислоняясь боком к его столу и обхватывая себя руками.
  
  
  
  - Может... - тут мой голос предательски дрогнул. - Может, поедем куда-нибудь отсюда?
  
  
  
  И тут, наконец, он отнял голову от бумаг и поднял на меня глаза.
  
  
  
  - Что случилось?
  
  
  
  В глазах защипало, и я отвернулась.
  
  
  
  - Ничего.
  
  
  
  - Оно и видно, - мужчина невозмутимо протянул руку вперед, беря меня за руку и разворачивая к себе. Мгновенье - и я оказалась у него на коленях прижатой к его груди, чувствуя прикосновение чужих губ к свои волосам. Руками я крепко вцепилась в его пиджак, безбожно сминая его и давая наконец волю злым слезам обиды, накопившимся во мне. Я, зажмурившись, спрятала лицо на его груди. На меня успокаивающе подействовало чувство защищенности, исходившее из его объятий, постепенно я переставала всхлипывать. И все неприятности этого дня потихоньку начали рассеиваться.
  
  
  
  До моего слуха донесся легкий вздох:
  
  
  
  - Опять Сивцева?
  
  
  
  В последнее время я часто ходила подавленная из-за подруги, о чем теперь стала регулярно "плакаться" учителю, как единственному близкому для меня человеку. А сегодняшний день стал последней каплей.
  
  
  
  - Мне все равно на нее, - хрипло пробормотала я, по-прежнему крепко стискивая отвороты его пиджака. - Пусть делает что хочет. Ненавижу ее.
  
  
  
  - Ты уж определись: все ли тебе равно на нее, или же ты ее ненавидишь.
  
  
  
  - И то, и другое.
  
  
  
  - Вы помиритесь.
  
  
  
  - Нет. Никогда.
  
  
  
  - Сколько драматизма, - хмыкнул мужчина. - Ладно. Куда ты хочешь поехать?
  
  
  
  - Уже никуда, - пробормотала я, наконец успокоившись окончательно и подняв голову, робко подняла на него глаза. - Давайте просто посидим здесь?
  
  
  
  - Как скажешь.
  
  
  
   А дальше все было как обычно. Сначала Александр Владимирович просто шептал мне на ухо разные нелепые вещи, пока я, перестав озабочено хмуриться и смеясь, не начала вырываться. После мы много говорили, затеяли спор о какой-то ерунде, затем он едва не довел меня до бешенства своими подначками, а после мы бесконечно долго целовались в пустом кабинете. За окном постепенно садилось солнце.
  
  
  
  - Точно не хочешь никуда поехать? - спросил он меня, когда я, взглянув на время, ужаснулась и в спешке начала собираться домой.
  
  
  
  - Не сегодня, - пробормотала я. - Обещала маме помочь.
  
  
  
  Что было чистой правдой.
  
  
  
  - Дарья, все в порядке?
  
  
  
  Я кивнула, и, ухватив его за ворот рубашки, наклонилась и легко поцеловала его в губы.
  
  
  
  - Я люблю вас. До завтра.
  
  
  
  Признание далось мне на удивление легко и естественно. Словно признаться в том, что не могу жить без кислорода.
  
  
  
  Уже когда я вышла из его кабинета, раздался громкий звук удара чего-то упругого об стену, что в тиши давно опустевшей школы прозвучало как выстрел. От неожиданности я едва не вскрикнула.
  
  
  
   Отрикошетив от стены, к моим ногам подкатился до боли знакомый баскетбольный мяч.
  
  
   Комментарий к Глава 31
   В примечаниях появился новый арт ^__^
  
  ========== Глава 32 ==========
   В этот день все валилось из моих рук.
  
  
  
  Для матери, затеявшей вешание нового тюля и штор в доме, я была скорее вредителем, чем помощником в этом деле. Моими стараниями ей приходилось перевешивать за меня добрую половину всего, чего касалась моя рука. Я была слишком потерянной и встревоженной, чтобы сосредоточить свое внимание на чем-то помимо своих мыслей. И в конце концов ей это надоело и она отпустила меня.
  
  
  
  "Что он мог услышать?!" - этот вопрос бился у меня в голове весь вечер.
  
  
  
  В том, что баскетбольный мяч принадлежал Высоцкому, сомневаться не приходилось, в том, что он его запустил - тоже. И как я могла забыть, что именно сегодня у него проходили тренировки по баскетболу! И он явно услышал нечто такое, что его очень расстроило...
  
  
  
  Вопрос заключался в следующем: что именно он услышал?
  
  
  
  Мне все никак не удавалось успокоиться, на месте совсем не сиделось. Я невротично мерила свою комнату шаркающими по полу шагами. Мои пальцы подрагивали настолько, что попытка отвлечь себя книгой провалилась на корню. Не сильно помог и компьютер.
  
  
  
  Я была слишком взвинчена, в голове перебирала все возможные варианты того, что можно было сказать на предполагаемые обвинения. Самым разумным из всего мной придуманного было сказать, что это просто не его дело и ему все равно никто не поверит. А самым глупым - то, что он просто все не так понял и мы разыгрывали представление... с поцелуем...
  
  
  
  Какой бред!
  
  
  
  Огромная сложность заключалась в том, что я не знала, что именно он мог услышать. И какие выводы сделать.
  
  
  
  От нервов меня мутило. И на ужин я не пошла.
  
  
  
  Наконец я просто попробовала заснуть, но мое тело было напряженным, словно перед каким-то спортивным соревнованием. После полутора часов верчения на постели я не выдержала и поднялась на ноги, начав заново мерить шагами комнату.
  
  
  
  Я молилась про себя, чтобы этот чертов баскетбольный мяч мне лишь только привиделся...
  
  
  
  666
  
  
  
  "Он знает!" - панически пронеслась мысль в моей голове. - "Точно знает!"
  
  
  
  - Привет, Даша. - Лицо у Высоцкого непривычно хмурое и неприветливое, а серые глаза задумчивы. Из кармана джинсов торчали подключенные к телефону наушники, из динамиков которых раздавалась музыка. Но парень, выдернув их из ушей, отключил гарнитуру.
  
  
  
  - Чего тебе нужно? - с ходу спросила я, решив не мучить себя подозрениями и дальше, а сразу расставить все точки.
  
  
  
  Момент для этого был выбран почти идеальный. Мы стояли посреди главного школьного фойе, был конец пятого урока, и у большинства учеников в это время заканчивались уроки. Поэтому вокруг нас, то и дело задевая рюкзаками, сумками или просто руками, проносились торопящиеся по домам школьники.
  
  
  
  "Вряд ли он сейчас будет бросаться на меня..."
  
  
  
  Макс, свернув наушники, затолкал их в рюкзак за спиной и, окинув недовольным взглядом задевшую его ранцем пятиклассницу, прошипел мне:
  
  
  
  - Пойдем отойдем отсюда куда-нибудь. Мне нужно поговорить с тобой.
  
  
  
  От волнения в горле пересохло, с трудом сглотнув, я отрицательно мотнула головой:
  
  
  
  - Я никуда с тобой не пойду.
  
  
  
  - О, - оскалился он. - Тогда давай поговорим прямо здесь, а? Я не против! С чего бы начать... - У парня зло блеснули глаза. - Ах, да! О вчерашнем дне...
  
  
  
  - Закрой свой рот! - с внезапной злобой процедила я, сжимая кулаки.
  
  
  
  Мимо все также продолжала течь толпа, а этот идиот собирался всерьез выяснять отношения. У меня больше не оставалось сомнений в том, что он все-таки все слышал. И теперь...
  
  
  
  - Ты в своем уме?!
  
  
  
  - А ты? - раздраженно ввернул Макс, которому, казалось, ни жарко ни холодно от моих испепеляющих взглядов. - Ты в своем уме, Абрамова?!
  
  
  
  - Заткнись и пошли, - прошипела я, не глядя на него устремилась к лестнице на второй этаже, где должно было быть куда меньше людей, чем в главном фойе. Сердце тревожно отбивало чечетку в грудной клетке. Если и разговаривать с ним, то лучше уж без лишних ушей.
  
  
  
  Высоцкий фыркнул мне в спину, но, благо, ничего не ответил и все-таки последовал за мной.
  
  
  
   Я остановилась около пустующего подоконника у дверей спортзала, уроки в котором в данный момент времени давно закончились, и резко развернулась к хмурому парню. Невыносимое чувство дежавю разливалось внутри меня.
  
  
  
  Прищур серых глаз Высоцкого полоснул меня не хуже иного ножа, а в том, как были сдвинуты его тонкие брови, чувствовалось напряжение, почти угроза.
  
  
  
  - Я все знаю, - холодно бросил он.
  
  
  
  - Что знаешь? - огрызнулась я.
  
  
  
  - Не строй из себя идиотку. Я все слышал. Слышал, как ты признаешься своему учителю в любви.
  
  
  
  Дела обстоят даже хуже, чем мне думалось...
  
  
  
  - Тебе все равно никто не поверит! - с внезапной яростью воскликнула я, хотя внутри все сжималось от бешеного страха. - Понял?! Не поверит!
  
  
  
  Все мои недавние кошмары будто приняли физическую оболочку. Сделав глубокий вздох, дабы унять колотившую меня дрожь, я уже тихо прошипела ему:
  
  
  
  - Кроме того, это совсем не твое дело.
  
  
  
  Макс посмотрел на меня с непонятной смесью отвращения и неверия, казалось, еще мгновенье - и он отшатнется от меня, как от чумной.
  
  
  
  - Ты... ты это всерьез? Вы с ним?..
  
  
  
  - Не твое дело!
  
  
  
  И это стало моей ошибкой...
  
  
  
  Вместо фрустрации на него внезапно напала ярость.
  
  
  
  - Даша, ты вконец рехнулась?! - уже вне себя закричал он.
  
  
  
  Я дернулась в сторону, желая удрать куда-нибудь, лишь бы не видеть этого его обвиняющего взгляда. Но парень легко поймал меня за плечо и, ощутимо встряхнув, сильно пихнул к стене, так что я пребольно шаркнула по ней лопатками. Между тем Макс даже и глазом не моргнул на мой слабый вскрик, распаляясь все больше и больше.
  
  
  
  - Я тебя спрашиваю: ты вконец рехнулась, Абрамова?! Идиотка!
  
  
  
  Вот такой Высоцкий, взбешенный и злой, не на шутку пугал меня.
  
  
  
  Я не успела ничего сказать и даже подумать, как меня опять бесцеремонно встряхнули за плечи, как какого-то нашкодившего щенка. Да так сильно, что даже зубы клацнули.
  
  
  
  - Он же старше тебя! - продолжал кричать на меня Высоцкий. - И ты ему нафиг не нужна, ты это понимаешь?! Зачем ему такая малолетка, как ты, башкой своей подумай!
  
  
  
  - Заткнись! - я грубо отдернула от себя его руки, едва сдержавшись, чтобы не зарядить ему хорошую оплеуху. - Ты ничего о нем не знаешь!
  
  
  
  - А ты знаешь о нем?!
  
  
  
  Я не нашлась с ответом и рвано выдохнула. Он застал меня этим вопросом врасплох.
  
  
  
  - Давно у вас все?
  
  
  
  Я не ответила, с трудом сглотнув.
  
  
  
  Макс разжал руки, удерживающие мои плечи, и плохо контролируемым от бешенства голосом попытался уже более спокойно спросить меня:
  
  
  
  - Даша, ответь мне: давно у вас все?
  
  
  
  Я устало привалилась к стене, ладонью проведя по своему пылающему лбу. В глазах щипало.
  
  
  
  - Да.
  
  
  
  - У вас все началось, когда мы еще были вместе.
  
  
  
  - Да... - снова бесцветно пробормотала я. Какой сейчас уж смысл скрывать это?
  
  
  
  Послышался резкий вздох.
  
  
  
  Я безразлично взглянула на него, опуская вниз руку, которая повисла вдоль тела, будто полностью обесточенная.
  
  
  
  По лицу Высоцкого сложно было что-то понять. Он выглядел одновременно взбешенным и опустошенным, в глазах плескалась затуманенная, непонятная мне горечь. Когда он посмотрел на меня, я явственно увидела плохо скрываемый упрек и грусть.
  
  
  
  - Даш, ты... ты понимаешь, что это неправильно? Грязно и...
  
  
  
  Слышать это было невыносимо.
  
  
  
  - Замолчи, - шикнула я. - Ты не знаешь всего.
  
  
  
  - Он старше тебя!
  
  
  
  - Ты тоже был старше меня.
  
  
  
  - Но не настолько же! - взорвался парень. - Ты понимаешь, что это аморально - встречаться с кем-то, кто настолько младше тебя?! Что это неправильно - встречаться учителю со своей ученицей?!
  
  
  
  - Оставь свои предрассудки тому, кому на них не все равно, - процедила я, опять делая попытку уйти.
  
  
  
  Но меня вновь довольно болезненно перехватили за руку.
  
  
  
  - Убери свои клешни! - не выдержала я, со всей силы шлепнув его по ладони на своем предплечье. - Не смей меня трогать! Я не хочу с тобой больше находиться! Ты мне никто!
  
  
  
  - Но послушать меня тебе все же придется, - упрямо процедил Макс, таки убирая от меня свою руку. - Если, конечно, не хочешь, чтобы об этой интрижке с учителем все узнали.
  
  
  
  Громко фыркнув, я одарила его насмешливым взглядом:
  
  
  
  - Тебе все равно никто не поверит!
  
  
  
  - Проверим?
  
  
  
  ========== Глава 33 ==========
   Сон у меня в ту ночь был рваный. Отрубилась я будто под наркозом, практически сразу, как коснулась головой подушки. Я то проваливалась в забытье, то выплывала на поверхность, но не просыпалась, оставаясь в плену сновидения. Мне снился огромный особняк с бесчисленными комнатами и дорогим убранством. Я заблудилась в нем и все ходила по многочисленным комнатам, пытаясь отыскать выход. И чем больше я металась, тем больше меня охватывала паника. Наконец, открыв очередную дверь, я оказалась в коридоре. Дверь же за моей спиной с грохотом закрылась, отрезая пути к отступлению. А коридор вдруг оказался бесконечно длинным, и я все шла по нему и шла. Меня провожали недовольные взгляды людей, изображенных на картинах. Они с осуждением смотрели на меня и укоризненно качали головой. А за спиной вдруг собралась толпа незнакомых мне существ и ждала, что я буду делать. Пойду вперед? Остановлюсь? Поверну назад?
  
  
  
  Утром, проснувшись от звонка будильника, я чувствовала себя абсолютно разбитой и уставшей. Будто и вовсе не спала. Хотелось остаться лежать в кровати и дальше весь день, а потом еще один и еще один... до тех пор, пока не наступит лето, и пропускать школу станет легально.
  
  
  
  Интересно, если я скажу, что мне плохо, мне разрешат сегодня не ходить на учебу?
  
  
  
  Я почти вдохновилась этой идеей, как меня позвали.
  
  
  
  - Даш? - услышала я голос мамы. - Ты уже встала? - Он доносился из коридора. - Я уже ухожу. Слышишь? Закроешь дверь.
  
  
  
  Мне показалось, что мама чем-то сильно взволнована. Она зачем-то мерила шагами коридор, и ее голос то приближался ко мне, то удалялся, пока не послышался совсем близко:
  
  
  
  - Даш, закрой дверь, - смотря куда-то поверх моей головы, сказала женщина, на мгновенье появляясь в дверях комнаты и тут же уходя.
  
  
  
  Что-то было с ней не так...
  
  
  
  Я медленно поднялась с кровати и босиком проследовала до коридора. Мама стояла, смотрясь на себя в зеркало у входной двери; обычно нейтральное лицо было подернуто странным беспокойством.
  
  
  
  - Мам, что-то случилось? - спросила я, несмотря на собственную фрустрацию.
  
  
  
  - Что? - она перевела на меня рассеянный взгляд.
  
  
  
  - Говорю, ничего не случилось?
  
  
  
  - А... нет, солнышко. Все хорошо. Закроешь за мной дверь? Я уже пошла.
  
  
  
  "Она уже в третий раз меня об этом просит..."
  
  
  
  - Хорошо, - просто ответила я, подумав, что у каждого могут быть свои собственные скелеты под кроватью. И каждый имеет право хранить их в секрете.
  
  
  
  После ухода мамы я с трудом доползла до ванной: ночные переживания забрали у меня последние силы. Я сидела на бортике ванны, подставив кисти рук под холодную воду, и держала их так, пока обжигающий мороз не добрался почти до самых костей. Стало очень больно, кожу немилостиво уже не щипало, а драло, как наждачной бумагой. Я резко выдернула руки из-под воды, приложив их к теплому лицу. А после еще минуту сидела в том же положении, не в силах унять сотрясающую меня дрожь от осознания того, что натворила...
  
  
  
  Холод отрезвил меня, и в голове калейдоскопом пронеслись события вчерашнего дня.
  
  
  
  666
  
  
  
  - Ты этого не сделаешь. Тебе не поверят, - говорила я, но, несмотря на металл в моем голосе, ноги отчаянно дрожали. - Тебе не поверят. У тебя нет доказательств. Макс, ты выставишь себя идиотом. Ты не понимаешь...
  
  
  
  - Нет, Даша, это ты не понимаешь, - его слова, подобно ржавым гвоздям, по одному вбивались в мою черепную коробку. - Да, никто из учителей мне не поверит, но... как ты думаешь, что сделает Александр Владимирович, когда узнает, что я все знаю? Ты ошибаешься, если думаешь, что важнее его репутации. Он испугается, Даша. Может, даже уволится из школы... поверь, я буду этому только рад.
  
  
  
  Ужасно хотелось зажмурить глаза и зажать уши руками, совсем как в детстве. От его слов у меня кружилась голова, я с трудом переводила дыхание. Казалось, что под ногами разверзается черная бездна.
  
  
  
  - Ты несешь полный бред. Тебе никто не поверит, и он не оставит меня, - пробормотала я. - Не оставит.
  
  
  
  - Да ты что?! А что он сделает еще, по-твоему?
  
  
  
  Я не знала этого... и в мою душу закралось нехорошее подозрение.
  
  
  
  - Чего ты хочешь? - выдавила я, решив, что он обязательно что-то должен хотеть от меня в обмен на свое молчание.
  
  
  
  - Я хочу, чтобы ты прекратила эти отношения, - в его голосе звенела сталь. - Отмени все репетиторства. Если нужно, угрожай, но сделай так, чтобы он больше и пальцем к тебе не прикоснулся.
  
  
  
  Все было еще хуже. Лучше бы он что-то хотел от меня. Что угодно. Только не это!
  
  
  
  - Я не буду этого делать, - ответ дался мне с трудом. Горло пересохло. Я умирала.
  
  
  
  - Тогда это сделаю я. И тогда вряд ли ты вообще когда-нибудь его увидишь.
  
  
  
  Ненавижу!..
  
  
  
  Мои ноги понесли меня вперед, куда-нибудь подальше от него. Но Макс обогнул меня слева и чуть не сбил с ног. Он пристально смотрел на меня, требуя немедленно принять решение.
  
  
  
  - Поклянись, Даша. Поклянись, что прекратишь все это!
  
  
  
  - Тебе-то это зачем надо?! - не выдержала я.
  
  
  
  - Я не хочу, чтобы тебя использовали, как последнюю...
  
  
  
  Рука пошла вверх непроизвольно. С каким бы удовольствием я влепила пощечину этому самоуверенному лицу! Однако Высоцкий оказался быстрее и перехватил мою руку. На своем запястье я почувствовала его крепкую хватку, которая, вне всякого сомнения, оставит после себя отменный синяк.
  
  
  
  - Эй, чем это вы там занимаетесь? - внезапно окликнула нас завуч по учебной части, появляясь из кабинета напротив спортзала.
  
  
  
  Этого еще не хватало!
  
  
  
  Я молча наклонила голову вниз, в глазах щипало.
  
  
  
  - Не дергайся, - прошипел мне на ухо Макс, прежде чем отпустить мою руку и с улыбкой обратился к женщине. - Ничего, Анна Павловна. Просто разговариваем, сейчас уже уходим.
  
  
  
  Двуличная сволочь!
  
  
  
  - Ох, Высоцкий, - вздохнула она, по всей видимости решив, что застала ссору влюбленной парочки. - Сто раз говорила: выясняй свои отношения вне школы... развел тут, прости Господи, "Дом 2". Давайте, чтобы через пять минут я вас тут не видела.
  
  
  
  - Хорошо. Мы уже уходим!
  
  
  
  Анна Петровна, покачав головой и что-то бурча себе под нос, скрылась за поворотом. Я же вновь попыталась уйти, но его рука опять впилась в мое многострадальное запястье.
  
  
  
  - Пообещай! - настаивал он, низко склонившись ко мне.
  
  
  
  - Отстань от меня! - я пыталась вырвать руку, но он даже не шелохнулся. - Ты не имеешь никакого права мне указывать, что делать! Пусти меня! - заорала я, всем телом повисая на Максе, который даже опешил от неожиданности. - Придурок! Ненавижу тебя!
  
  
  
  Хватка вдруг ослабла, я выдернула руку, попутно случайно стянув с его руки белый напульсник для игры в волейбол.
  
  
  
  - Ты уверена? - его глаза совсем не добро сверкнули. - Я ведь не шучу. Я могу прямо сейчас пойти к нему! Хочешь этого?! Хочешь?! А?! - уже кричал он и даже сделал рваное движение в сторону лестницы, готовый в любой момент исполнить свою угрозу.
  
  
  
  Я всхлипнула. И тут же одернула себя: не смей плакать! Не смей! Этого только не хватало!
  
  
  
  - Обещай мне! - вновь потребовал он.
  
  
  
  666
  
  
  
  Школа в этот день показалась мне настоящим адом на Земле. А еще какой-то нелепой постановкой с ужасными актерами, забывающими свои реплики. Нереалистичность всего, что меня окружало, сильно бросалась в глаза.
  
  
  
  Все тот же кабинет русского и литературы, вот все те же шумные одноклассники, все та же Машка, по-прежнему обращающая на меня внимания не больше, чем на скучную теорему в учебнике, а вот все тот же один из моих любимых учителей Леонид Николаевич рассказывает какую-то поучительную историю из своей жизни, и по притихшему классу можно было сделать вывод, что явно крайне увлекательную.
  
  
  
  Вроде все то же самое, но нет. Сейчас для меня было все другим. Чужим. Ненастоящим.
  
  
  
  А может, это просто я стала совершенно чужой этому месту?
  
  
  
  Сегодня мне казалось, что все на меня косились. Может, это моя разыгравшаяся паранойя, но создавалось впечатление, что, видя мое плачевное состояние, одноклассники шептались за моей спиной. Качали головами. И смаковали каждый момент... особенно Сивцева.
  
  
  
  Одиночество заполнило меня с удвоенной силой. Я действительно чувствовала себя чужой в коллективе, с которым училась с первого класса.
  
  
  
  Я не могла сосредоточить внимание на словах учителя и пропустила пnbsp;Какой бред!
&
&очти полностью его историю, но ее конец вдруг резанул по ушам:
  
  
  
  - А всякие там влюбленности со временем проходят. Сначала тебе кажется, что весь мир рушится, но нет. Жизнь - она продолжается. Всегда продолжается. Ну, ладно, ребята, отдохнули, и хватит, давайте еще раз пройдемся по падежам. Кто хочет к доске?
  
  
  
  Как верно. Мой мир медленно рушился у меня над головой.
  
  
  
  Я повернула голову к окну и посмотрела на ясное голубое небо. Сегодняшняя погода никак не хотела гармонировать с моим разбитым настроением. Мне, как никогда, не хватало Александра Владимировича, его спокойствия, его уверенности. Казалось, просто появись он рядом, и мне сразу станет хорошо, все проблемы тут же разрешатся. Но нет. Ничего больше не будет хорошо. Если я хотела видеть его хоть изредка на уроках, мне придется сделать отчаянный шаг.
  
  
  
  Высоцкий тогда выразился предельно ясно: никаких встреч помимо уроков, никаких репетиторств. Ничего...
  
  
  
  А мне не оставалось ничего другого, кроме того как пообещать ему это.
  
  
  
  И теперь осталось только самое сложное - сообщить математику о том, что нашим репетиторствам пришел конец. И, конечно же, по законам всех подлостей на этом свете алгебра у нашего класса стояла сегодня последним уроком, и потому от разговора мне никак не получилось бы сбежать. Как бы я того не хотела.
  
  
  
  На протяжении первых двух уроков я была как в трансе и не замечала ничего вокруг себя. Учителя, привыкшие сильно не дергать отличников перед экзаменами, деликатно не трогали меня на своих занятиях. Маша продолжала меня игнорировать, Федя попытался было деликатно узнать у меня, что случилось, но после моего грубого ответа вмиг стушевался и больше со мной не заговаривал.
  
  
  
  Третий урок, четвертый, пятый... короткая перемена, и вот, наконец, время идти на алгебру.
  
  
  
  Мне казалось, что я заболеваю. В горле сильно першило, в носу щекотало и мне постоянно хотелось плакать. Еще даже до того, как я его увидела, я сразу поняла, что не смогу этого сказать. Хотя бы потому, что из моих уст это будет звучать полным абсурдом. Он знает, как я к нему отношусь. Он мне не поверит.
  
  
  
  Уже когда я села за свою привычно пустующую парту в кабинете математике, при одном взгляде на него у меня болезненно сжалось сердце.
  
  
  
  Я не смогу.
  
  
  
  Не смогу.
  
  
  
  Нет, только не так!
  
  
  
  Весь урок алгебры я занималась тем, что старалась не смотреть на него. Знала, что если буду это делать, после будет еще хуже. Но все мои фееричные попытки пялиться только в учебник оказывались провальными. Мои глаза против воли постоянно стреляли в его сторону. И каждый раз сердце испуганно будто замирало у меня в груди.
  
  
  
  Александр Владимирович вел себя непринуждённо и если и злился на меня за то, что вчера я просто-напросто не пришла к нему, то не показывал этого. А еще, приглядевшись, я увидела, что глаза его смеялись.
  
  
  
  Надо мной ли?
  
  
  
  Мне казалось, я медленно, но верно умираю. Глаза были раздражены от косых солнечных лучей, падающих мне на лицо через окно, и ужасно слезились. Однако я не была уверена, что причиной этого было только солнце.
  
  
  
  Когда урок почти уже подошел к концу, до звонка оставалось буквально минут пять, Александр Владимирович неожиданно объявил, что все могут быть свободны. По классу прошел нестройный хор радостных возгласов, одноклассники, не теряя времени даром, быстро собирали вещи.
  
  
  
  Я было смахнула в сумку свои учебные принадлежности и медленно, как в трансе, поднялась на ноги, как наткнулась на смеющиеся зеленые глаза учителя. На губах у него играла странная улыбка. Мне казалось, он безмолвно спрашивал у меня: "опять?". Ноги подогнулись, и я рухнула обратно на стул.
  
  
  
  Кабинет быстро пустеет, остаемся лишь мы вдвоем. Никто уже не удивлялся тому, что я постоянно остаюсь в этом кабинете после последнего урока. Привыкли.
  
  
  
  - Дарья?
  
  
  
  Я вздрогнула.
  
  
  
  - Убегаешь?
  
  
  
  Испытывая сильное головокружение, я покачала головой, всеми силами стараясь скрыть дрожь в голосе:
  
  
  
  - Нет, я просто не могу сегодня остаться.
  
  
  
  "Больше никогда не смогу", - мысленно добавила я.
  
  
  
  Александр Владимирович мягко улыбнулся мне:
  
  
  
  "Нет, дорогая, ты как всегда сбегаешь", - прочитала я по его лицу.
  
  
  
  - Извините, что вчера ушла, не предупредив... были неотложные дела...
  
  
  
  - И сегодня дела? - лишь лениво протянул он.
  
  
  
  Я кивнула головой, сцепляя между собой пальцы в замок и ставя их перед собой.
  
  
  
  Я плохо его знала. И впервые осознала это настолько ясно и неотвратимо, когда ожидала от него после своих слов расспросов, подначек... да чего угодно, только не того, что он мне произнес в следующую секунду:
  
  
  
  - Ладно, ничего не поделаешь, - вдруг сказал он, переводя взгляд с меня на настенные часы. - Беги, раз тебе нужно.
  
  
  
  "Ладно", - пронеслось тупым эхом у меня в голове.
  
  
  
  - То есть?
  
  
  
  - То есть до свидания, Дарья.
  
  
  
  Мне казалось, что это еще один мой кошмар, и сейчас я проснусь в своей кровати, и снова все будет хорошо.
  
  
  
  Но этого не произошло.
  
  
  
  Я молча вперилась в него глазами, не веря в то, что слышу.
  
  
  
  - Что-то еще, Дарья? - спросил он меня. - У тебя, кажется, были дела.
  
  
  
  - Да...
  
  
  
  Я поднялась на ноги и, не оглядываясь, ринулась к выходу из кабинета. Меня никто не остановил. Лицо неожиданно стало влажным, не сразу я поняла, что плачу.
  
  
  
  Мимо меня, как в карусели, проносились люди и коридоры. Я в кого-то врезалась, потом еще раз. На меня кто-то хорошенько ругнулся, но я не обратила на это внимание. Просто шла дальше. На лестничном пролете меня за руку поймал Высоцкий, но, увидев мое лицо, почему-то тут же отпустил, и я продолжила спуск.
  
  
  
  Уже распахивая входную дверь в главном фойе, я на полной скорости налетела на нашу гардеробщицу бабу Валю, как раз входившую в школу, и до смерти ее этим перепугала. Но даже не остановилась для того чтобы извиниться, хотя она и сварливо орала мне что-то в спину, а помчалась дальше, почти не разбирая дорогу. Я не понимала, что со мной происходило, не понимала, почему Александр Владимирович себя так повел, не понимала, почему он говорил одно, делал другое, а имел в виду третье...
  
  
  
  Что это за очередная глупая игра?!
  
  
  
  Не думать о нем... не думать!
  
  
  
  Но стоило мне об этом подумать, как я снова видела его глаза, улыбку, лицо. Меня тут же потянуло вернуться обратно в школу, чтобы попросить прощения и спросить, что значили его слова. Чтобы все-все ему рассказать. Чтобы сказать, что я пообещала бы все, что угодно, лишь бы иметь возможность с ним видеться. Ведь он был в моей жизни слишком важным человеком, я жила, когда он был рядом, я умирала, когда смотрела на него, слышала его... Я любила его.
  
  
  
  Все пропало! Все!
  
  
  
  Я так и не поняла, как оказалась вдруг дома, ведь дорогу к нему не запомнила. Я прямо срывала с себя обувь, когда в коридор вышла мама, непривычно хмурая и осунувшаяся.
  
  
  
  - Ты пришла, - сказала она, как-то грустно смотря на меня.
  
  
  
  - Привет, ма, - бесцветно бросила я, скидывая с себя последний кед.
  
  
  
  - Нам нужно поговорить...
  
  
  
  - Мы уже говорим.
  
  
  
  - Даша, посмотри на меня! - воскликнула женщина в ответ на мое шипение, в ее голосе проскользнуло раздражение. - Что с тобой?! Ты такая дикая в последнее время.
  
  
  
  - Да что ты... - все продолжала огрызаться я, пытаясь пройти в свою комнату, но мама внезапно перегородила мне дорогу. Я зло вскинула голову: - Ну, что еще?
  
  
  
  - Почему ты мне не рассказала, что встречалась с отцом?
  
  
  
  Этого еще не хватало!
  
  
  
  - Откуда ты знаешь? - недоуменно спросила я, на мгновенье отвлекаясь от раздирающего меня внутри чувства безысходности.
  
  
  
  - Мы сегодня с ним встречались, он позвонил мне, пригласил на встречу, - сдержанно ответила она. - Он сказал мне о том, что предложил тебе, и... Даша... почему? Почему ты мне ничего не рассказала?
  
  
  
  Было морально тяжело выдержать ее взгляд, полный немого обвинения и горечи. И некстати во мне вдруг вспыхнула иррациональная злость на весь этот чертов мир, который безжалостно бросался на меня со всех сторон. Злость во мне бурлила и кипела, требуя себе выхода.
  
  
  
  - Да отстаньте вы от меня все! - вдруг истерично закричала я, размахивая руками. - Как вы все меня достали! Оставь меня в покое, наконец! Достали! Просто достали! Чтоб вы все провалились!
  
  
  
  Кажется, тогда я оттолкнула с дороги маму. Я не помнила точно, глаза будто заволокла красная пелена, и внезапно я оказалась в своей комнате и упала на кровать, лицом в подушку, горько рыдая.
  
  
  
  ========== Глава 34 ==========
   Раньше я представляла себе истерику как громкие крики, битье посуды, заламывание рук. Примерно так же представляла и отчаянье. Сейчас же поняла, что настоящее отчаянье - это когда ты не можешь издать и звука, когда текут слезы и опускаются руки. И тогда нужно себя быстро-быстро собрать, потому что рядом с тобой больше никого нет.
  
  
  
  А еще истерики редко происходят действительно из-за того, из-за чего их закатывают.
  
  
  
  Весь мир отвернулся от меня.
  
  
  
  На следующий день мама не разговаривала со мной. Вот так просто. Я сама подошла к ней, уже проплакав всю ночь напролет, а утром придя в себя и с ужасом осознав события вчерашнего дня. Но мама в ответ на мои сбивчивые извинения просто мотнула головой и, окинув меня печальным взглядом, молча прошла мимо к входной двери.
  
  
  
  Слез внутри меня уже не осталось. И голос я вчера сорвала. Поэтому кричать и рыдать в этот день мне приходилось только внутри своей мутной головы.
  
  
  
  Казалось, что хуже быть не может. Но если моя короткая жизнь чему-то и научила, так это тому, что всегда может быть куда хуже, чем есть.
  
  
  
  В школе игнорирования моей персоны продолжалось. Маша в упор не хотела меня замечать, Федя, по всей видимости, еще уязвленный моей вчерашней резкостью, тоже старался на меня не смотреть, и даже не поздоровался со мной, когда я полуживая ввалилась в класс. Мне даже показалось, что если бы я ногой распахнула дверь и начала кричать, то на меня бы все равно никто бы не обратил внимание. Настолько всем было плевать.
  
  
  
  И мне не удавалось понять, было ли так всегда или я только сейчас это заметила.
  
  
  
  Этот учебный день тянулся бесконечно долго, а вместе с ним и мои мучения.
  
  
  
  Я провела ладонью по холодному лбу. Сосредоточиться на уроке совершенно не удавалось, меня переполняло огромной силы одиночество. Только, кажется, теперь я осознала, как была счастлива с учителем. С каким радостным нетерпением ждала окончание уроков. Как чувствовала себя такой настоящей рядом с ним. И он принимал меня такой, какая я есть... со всеми моими странностями.
  
  
  
  И я сама отказалась от всего этого. Повела себя как настоящая идиотка. А все из-за собственной глупости!
  
  
  
  Я все еще вспомнила утренние слова Высоцкого, который подловил меня у входа в школу:
  
  
  
  - Когда-нибудь ты скажешь мне за это спасибо. Пусть ты меня и ненавидишь, но так будет лучше. Это было неправильно, Даша. А сейчас все идет к лучшему.
  
  
  
  "Сам бы ты шел куда подальше", - вертелось у меня на языке.
  
  
  
  Больше всего в этой ситуации меня раздражали слова парня о якобы "благе" для меня. Макс всерьез думал, что оказывал мне помощь этим, а не разрушал всю мою жизнь.
  
  
  
  Все первые уроки мне ужасно хотелось увидеть Александра Владимировича, но в то же время я боялась этой встречи. С нашего последнего разговора прошел день, и мне хотелось со всей силой заложенного во мне мазохизма еще раз поговорить с ним. Увидеть хотя бы тень замешательства в его глазах. Но я даже не знала, в школе ли он сейчас или нет, сегодня его уроков у нашего класса не было.
  
  
  
  Александр Владимирович, который держал меня в руках так нежно, точно я была сокровищем. Который кардинально изменил мою жизнь, разбудил во мне чувство такой силы, о которой я никогда и не подозревала. А после он просто взял и равнодушно отпустил меня...
  
  
  
  Почему он ничего мне тогда не сказал?
  
  
  
  В глубине души я надеялась на него вчера. Александр Владимирович всегда знал, как все исправить, если считал это необходимым. Он мог прогнать мое негодование одной лишь улыбкой. Мог прочитать все, что меня гложет, по лицу и успокоить. Но, похоже, не в этот раз...
  
  
  
  И когда мы, наконец, встретились, я убедилась в этом.
  
  
  
  Мы встретились в переполненном школьном коридоре на втором этаже, где у меня проходила физика. Всю жизнь у меня было довольно слабое зрение, поэтому я осознала, что мы двигались навстречу друг другу, только тогда, когда сворачивать уже было поздно. Я бы хотела пройти мимо, сделать вид, что не заметила его, но мой взгляд уже зацепился за знакомую улыбку. Он знал: я его увидела. Не буду же я сбегать...
  
  
  
  Александр Владимирович, попутно здороваясь с проходящими мимо учениками, приблизился ко мне.
  
  
  
  - Здравствуй, Дарья. - Его насмешливый тонн был хуже всего. - Как твои важные дела?
  
  
  
  - Здравствуйте, Александр Владимирович, - я говорила глухо. - Все хорошо.
  
  
  
  Учитель чему-то улыбался, я старалась не смотреть ему в лицо. Привычные роли для нас обоих.
  
  
  
  Наверно, он сейчас меня за это презирает...
  
  
  
  - Смею предположить, что и сегодня у тебя "дела"? - негромко спросил он.
  
  
  
  - Да...
  
  
  
  - Дарья, я не привык разговаривать с человеком, который не смотрит на меня. Мама с папой не говорили, что невежливо пялиться себе под ноги, разговаривая с кем-то?
  
  
  
  Как подло!
  
  
  
  Люди, проходящие мимо нас, непроизвольно задерживали шаг, глядя на то, как меня отчитывают, как на какое-то забавное представление.
  
  
  
  Его полный сарказма голос внезапно привел меня в чувство, как ушат холодной воды, вылитый на голову. Я, рвано вдохнув, резко подняла к нему лицо, по которому пробежала рябь раздражения вперемешку со смущением.
  
  
  
  - Ну, извините.
  
  
  
  Получилось у меня тихо, невнятно и обиженно, совсем не так, как я хотела.
  
  
  
  - Ох, Боже мой... чему я удивляюсь. Ладно, пока, Дарья, не опаздывай на урок.
  
  
  
  Меня пробрала дрожь, и, похоже, скрыть это не удалось.
  
  
  
  - Что?
  
  
  
  - Тебе, кажется, пора на занятия, - безразличным тоном отозвался Александр Владимирович. - Опаздывать нехорошо.
  
  
  
  Рукав его пиджака скользнул по моей руке, когда он прошел мимо. Я же стояла, оцепенев от странного чувства потерянности.
  
  
  
  А потом стало все еще хуже.
  
  
  
  Мать продолжала игнорировать меня дома, хотя и со второго раза вроде как и приняла мои извинения. Но по тому, как она отстраненно себя держала в моем присутствии, я поняла, что теплота и доверие между нами воцарятся еще не скоро. Если, конечно, вообще когда-нибудь и воцарятся.
  
  
  
  Но если дома можно было в случае чего просто уйти в свою комнату и вволю "пострадать", то школа была сущим адом, ведь в ней сбегать было некуда. Маша со мной не разговаривала, Федя тоже. Со временем это даже начало меня устраивать, ведь никто ко мне не лез, но на самом деле в том, что это хорошо, я сама себя убедила.
  
  
  
  Хуже всего было на уроках математики и на классных часах. Александр Владимирович как будто нарочно продлевал мои мучения. Когда мне хотелось, чтобы он посмотрел на меня, обратил на меня свое внимание, поговорил со мной, он меня игнорировал. Когда же я пыталась сбежать от него, он отпускал язвительные замечания. Это походило на настоящую войну. И явно грозило перерасти в ненависть.
  
  
  
  Кто там говорил, что от любви всего шаг до нее?
  
  
  
  Упрямство и боль грозили расколоть меня напополам. Я умирала каждый раз, когда чувствовала на себе его насмешливый взгляд. И если бы Александр Владимирович понял, что я избегаю его из-за того, чтобы только изредка иметь возможность его видеть, он бы посмеялся.
  
  
  
  Это походило на чистый бред. Расстроить отношения ради того, чтобы продолжить их...
  
  
  
  Но ирония заключалась в том, что по-другому было никак.
  
  
  
  У меня начала слишком часто болеть голова, и успеваемость прямо-таки скатилась. Но похоже, что до этого не было никому дела. Ни матери, ни классному руководителю, ни мне самой...
  
  
  
  Сидя в библиотеке на большой перемене в субботу, я пыталась сосредоточиться на задачке по физике, которую нам на дом задала учительница. Задала еще во вторник, но делала я ее непосредственно перед самим уроком физики, потому что дома единственное, на что у меня хватало сил, - это лежать под жарким одеялом и слушать музыку.
  
  
  
  Однако все мои попытки вникнуть в суть условия были бесполезны, потому что душевное состояние и мысли были далеки от усердной мозговой деятельности. Некоторые люди, наоборот, во время депрессий и несчастий с головой уходят в работу. Но я была явно не из тех счастливчиков, кому подобное под силу.
  
  
  
  Но, хочу я того или нет, домашнюю работу все равно придется сделать, ибо Наталья Павловна тогда не поставила мне двойку за несделанную домашку только под честное слово... А портить себе аттестат совсем не хотелось.
  
  
  
  Нужно успокоиться.
  
  
  
  Я сильно сжала виски пальцами, пытаясь расслабиться, и вздрогнула, услышав за спиной:
  
  
  
  - Чем занимаешься, Дарья? Что-то интересное?
  
  
  
  Сжавшись как от удара, я ощутила, как с лица схлынула кровь.
  
  
  
  666
  
  
  
  Двумя неделями ранее.
  
  
  
  - Чем занимаешься, Дарья?
  
  
  
  Ярко светило солнце, заливая опустевший кабинет математики своими лучами. За окном требовательно стрекотали птицы. Я подняла голову с его стола, за которым сидела, и улыбнулась ему:
  
  
  
  - Не поверите, но, кажется, я поняла, как это решается. Смотрите! Здесь надо было просто составить пропорцию раствора уксуса.
  
  
  
  Я передала Александру Владимировичу свою тетрадку по химии и самодовольно улыбнулась. Эту задачку даже Федя решить не мог!
  
  
  
  - Ты гениальна, - кивнул мне после беглого осмотра учитель.
  
  
  
  - А то, как же!
  
  
  
  Я поднялась на ноги и с удовольствием размяла затекшие плечи от чересчур долгого сидения в одной позе. Учительское собрание на этот раз продлилось добрые полтора часа, но я была готова ждать его и гораздо большее время.
  
  
  
  - Хотя... нет, ты нашла не то, что требовалось, - вдруг изрек учитель.
  
  
  
  - Как это?! - недовольно вскинулась я.
  
  
  
  - Все просто. Мало того, что ты неправильно посчитала пропорцию уксуса, да и в задании нужно было его сопоставить не с количеством воды, а с его содержанием в миллиметрах. Прочитай внимательно условие.
  
  
  
  Я прислонилась боком к столу, разочарованно глядя на свою тетрадь в его руках.
  
  
  
  - Испортили мне весь триумф, - пробурчала я. - Я только обрадовалась...
  
  
  
  Александр Владимирович бросил мою тетрадь на стол и повернулся ко мне.
  
  
  
  - Ну да ладно. Хочешь, я научу тебя?
  
  
  
  - Чему это?
  
  
  
  - Всему... - Он улыбнулся, шагнув ко мне.
  
  
  
  - Всему не надо, - возразила я, отступая.
  
  
  
  - Почему?
  
  
  
  - Потому что, - сказала я, снова отступая. Сердце возбужденно подпрыгивало в груди. - Давайте лучше избранное от вас.
  
  
  
  - Хорошо. Урок первый.
  
  
  
  Я чуть не вскрикнула, когда мужчина сделал быстрый шаг и сжал меня в объятьях, и тут же легко рассмеялась в его руках.
  
  
  
  - Читай внимательно условие задач, очень часто там уже содержится ответ. Ты часто не обращаешь на это внимание и ошибаешься.
  
  
  
  - Эй... вы говорите про химию?
  
  
  
  - А ты как думаешь? - спросил он почти серьезно перед тем, как меня поцеловать.
  
  
  
  666
  
  
  
  - Не надо так пугаться. Это всего лишь я. Что ты делаешь?
  
  
  
  Я открыла глаза и обернулась к нему.
  
  
  
  Александр Владимирович стоял у стеллажа с книгами, облокотившись спиной к стене около двери.
  
  
  
  - Физику, - тихо ответила я. - Вы что-то хотели?
  
  
  
  - Мм... я вообще-то искал нашу прекрасную библиотекаршу, но ее, похоже, здесь нет.
  
  
  
  - Она отошла, скоро должна вернуться. Можете подождать.
  
  
  
  - Неужели? Благодарю.
  
  
  
  Он неспешно подошел ко мне. Я вдруг почувствовала себя невероятно уязвимой. Похожей на тряпичную куклу. Если учитель меня сейчас опять подначит, поцелует, отодвинет в сторону, я ничего не сделаю, не стану даже сопротивляться, настолько измученной я себя чувствовала. Осознание этого привело меня в ужас. Меня словно иссушили за эти дни.
  
  
  
  - Извините, я, наверно, уже пойду... - начала я бессвязно, поднимаясь на ноги.
  
  
  
  - Сядь на место, - вдруг с непривычным для меня холодом в голосе приказал он.
  
  
  
  Сердце в груди испуганно замерло, и я рухнула обратно на стул, боясь лишний раз пошевельнуться или вздохнуть.
  
  
  
   - Я же говорил, что если у тебя возникнут затруднения с учебой, ты всегда можешь обращаться ко мне, - внезапно улыбнулся он, садясь рядом со мной и бесцеремонно забирая мою тетрадь по физике и учебник. - Что тут у нас... Какое там упражнение?
  
  
  
  Я увидела, как его рука опустилась на стол рядом с моей ладонью. Нет, это вовсе не капитуляция. Это напоминание о том, что я потеряла.
  
  
  
  - Семидесятое.
  
  
  
  Учитель, прочитав задание, насмешливо покачал головой, поднимая на меня наигранно укоризненный взгляд.
  
  
  
  - Дарья-Дарья... сто раз тебе говорил: читай внимательно условие. Здесь прямым текстом говорится, что нужно сделать.
  
  
  
  - Это...
  
  
  
  - Это смехотворно - не уметь решать такие элементарные вещи.
  
  
  
  Я до боли закусила себе губу, всем телом чувствуя его рядом с собой, так близко... но так далеко.
  
  
  
  Он не прекратит этой игры.
  
  
  
  Математик, взяв мою ручку, быстро вывел в тетради решение этой задачи и даже ответ записал. Я же все это время сидела прямо на стуле, ни разу даже не шевельнувшись.
  
  
  
  - Спасибо...
  
  
  
  - Да не за что, Дарья. Меня удивляет твоя способность не видеть главного...
  
  
  
  - Уж извините.
  
  
  
  - Не извиню, ты совсем не раскаиваешься и опять не смотришь на меня. Кто-то все-таки должен заняться твоим воспитанием.
  
  
  
  Я назло ему отвернулась, оцепенение прошло. Теперь лишь негодование бушевало в моей душе. Он разговаривал со мной наставительным тоном, которого я не переносила совсем.
  
  
  
  - Уж не вы ли хотите им заняться? - с металлическими нотками в голосе спросила я.
  
  
  
  - Это очень соблазнительное предложение, Дарья, - Александр Владимирович заразительно засмеялся, будто я выдала очень удачную шутку. Мне стало обидно до чертиков: этот человек всегда надо мной потешался. Чтобы я не делала, я всегда буду в его глазах каким-то ребенком, над которым он вправе изгаляться! Некстати вспомнились его слова о том, что в условиях задач часто кроется сам ответ.
  
  
  
  - Скажите, - ожесточенно потребовала я вдруг. - Я была для вас всего лишь забавой, даnbsp;- Как это?! - недовольно вскинулась я.
?!
  
  
  
  - Ты так думаешь?
  
  
  
  Он сказал это с ленивым любопытством. Я все-таки перевела на него взгляд, и мои губы вдруг задрожали, как у ребенка. Истинные чувства рвались наружу, я больше не могла сдерживать себя.
  
  
  
  - Нет, - выдохнула я, отчаянно мотая головой. - Я так не думаю...
  
  
  
  Что-то изменилось в его лице, улыбка на его губах пропала. Понял ли он, что я на пределе? Александр Владимирович подался ко мне, но я уже резко вскочила на ноги и отошла от него на несколько шагов.
  
  
  
  - Даша...
  
  
  
  - Я не хочу так думать, Александр Владимирович!.. - выкрикнула я, сотрясаясь в рыдании.
  
  
  
  И прежде, чем он успел что-то сказать или сделать, я выскочила из библиотеки, забыв там и сумку, и учебники, и телефон. Мне было не до них. Уже вылетая на первый этаж, я вдруг на полной скорости врезалась в Федю, который, по всей видимости, направлялся в библиотеку.
  
  
  
  - Даш, это... что с тобой? - спросил сильно удивленный Егоров, который при столкновении непроизвольно схватил меня за плечи. - Что случилось?
  
  
  
  - Ничего, - прохрипела я, усиленно вырываясь. - Пусти... пусти меня... мне надо...
  
  
  
  Договорить, куда мне надо, я не смогла из-за новой порции рыданий, сотрясающих мои плечи. Даже сил, чтобы вырываться, уже не осталось.
  
  
  
  - Пошли-ка...
  
  
  
  Федя вздохнув, крепче стиснул меня за плечи и куда-то повел. Я послушно шла с ним, на ходу вытирая руками слезы на щеках, который все продолжали и продолжали литься из глаз. Парень привел меня в уединенный закуток на втором этаже, куда обычно никто не ходил, и прямо-таки силой усадил на скамью.
  
  
  
  - Садись, - наставительно проговорил он, помогая мне усесться, и сам сел рядом, по-прежнему удерживая свою руку на моем плече. - Что случилось?
  
  
  
  Я не ответила, продолжая плакать, зарыв лицо у себя в ладонях и громко всхлипывать.
  
  
  
  - Даш... пожалуйста. Успокойся. Расскажи мне. Все будет хорошо.
  
  
  
  - Ни черта уже не будет хорошо!
  
  
  
  Федя подавленно замолк, опустил руку с моего плеча и вдруг тихим голосом спросил меня:
  
  
  
  - Это из-за него, да?
  
  
  
  - Из-за кого?
  
  
  
  - Из-за Александра Владимировича?
  
  
  
  От удивления икнув, я перевела на него ошарашенный взгляд, на миг даже мои конвульсивные рыдания прекратились.
  
  
  
  - Кто тебе?!..
  
  
  
  - Никто, - просто ответил он. - Сам догадался. Это было несложно. Ты так на него постоянно смотришь... и ваши эти постоянные репетиторства, на которых больше никого нет.
  
  
  
  Я шмыгнула носом, еще раз вытирая влагу под глазами.
  
  
  
  - Давно об этом знаешь?
  
  
  
  Федя на мгновенье замешкался:
  
  
  
  - Ну, так... подозревать начал еще почти в самом начале, как перевелся.
  
  
  
  Вот уж кто точно внимательно смотрит на условие задачи...
  
  
  
  В голове вдруг пронесся томик Набокова в его руках. Стало быть, еще тогда он...
  
  
  
  - Ты кому-то об этом?.. - я была в полной растерянности от осознания того, что о моей тайне известно еще кому-то. Благо, мой мозг еще не понял всего ужаса происходящего и паники у меня пока не было.
  
  
  
  - Нет, конечно! - искренне возмутился Федя. - На кого я, по-твоему, похож?!
  
  
  
  - Извини, я просто... я...
  
  
  
  Я не смогла закончить и опять заплакала, закрыв лицо руками.
  
  
  
  - Я такая дура!
  
  
  
  - Успокойся, все хорошо. - Федя неуверенно прикоснулся рукой к моему подрагивающему плечу. - Если он что-то сделает или расскажет, его посадят, Даш. Тебе не о чем переживать, ты не...
  
  
  
  - Замолчи! - закричала я, чувствуя неожиданное дежавю. - Ты ничего не знаешь!
  
  
  
  - Так расскажи.
  
  
  
  Не знаю, может быть, из-за того, что очень долгое время я находилась в состоянии полного одиночества и мне просто не с кем было поговорить о своих переживаниях, внезапно меня прорвало. Я начала сбивчиво рассказывать обо всем. Казалось, я могла вот так вечно говорить, давно просившихся наружу слов во мне было много, а здравого смысла мало. Федя же слушал меня внимательно, не перебивал и вроде даже не осуждал.
  
  
  
  Закончила я рассказ нескоро. Звонок на урок к тому времени прозвенел минут двадцать назад, но Егоров деликатно остался со мной и не пошел на урок.
  
  
  
  - Я знаю, что ты думаешь, - сказала я, окончив рассказ. - Но Федь... я его люблю. Правда. Это сложно объяснить...
  
  
  
  - Я понимаю.
  
  
  
  - И когда Макс поставил ультиматум... ты понимаешь, что у меня не было выбора?
  
  
  
  - Понимаю.
  
  
  
  - Федь, я...
  
  
  
  - Все будет хорошо. - Егоров без слов обнял меня, и я уткнулась лицом в его костлявое плечо, часто всхлипывая. - Даш... ты пойми меня только правильно. Мне кажется, это все к лучшему и...
  
  
  
  Я оттолкнула его, вырываясь:
  
  
  
  - Что к лучшему?!
  
  
  
  - Это неправильная любовь.
  
  
  
  Стало ужасно обидно. Я только нашла человека, которому высказала все, что наболело за это долгое время. Человека, который понял меня и мои чувства. И такого предательства я просто не ожидала.
  
  
  
  - А твоя влюбленность в Сивцеву, который нафиг не нужен, значит, пример нормальности?! Это ты хочешь сказать, да?! - злорадно выплюнула я, лишь бы сделать ему больно. - Она тебя не любит. Машке нравится совсем другой тип парней, ты уж мне поверь!
  
  
  
  - Ты заметила?
  
  
  
  - Слепой бы заметил!
  
  
  
  Федя вздохнул:
  
  
  
  - Как бы то ни было, Маша моя ровесница. Понимаешь? Любить ее - это нормально...
  
  
  
  - А моя любовь, значит, ненормальна?! - опять взорвалась я.
  
  
  
  - Я этого не говорил... Скорее, его отношение к тебе странно.
  
  
  
  - То есть любить такую, как я, - странно?!
  
  
  
  Я понимала, что веду себя как вылитая истеричка, но остановиться уже не могла.
  
  
  
  - Нет... - Егоров раздраженно закатил свои яркие голубые глаза. - Даш, не переиначивай мои слова. Я говорю, что мне это кажется неправильным...
  
  
  
  - Ты такой же, как Высоцкий!..
  
  
  
  - Я тебя не угрожал ничем. Я просто говорю то, что думаю. Давай просто успокоимся? Зачем нам ссориться, а?
  
  
  
  Я слабо кивнула головой, чувствуя внезапный стыд. Ни за что просто накинулась на него, не чувствуя в первый раз за все эти дни разрывающего меня на куски чувства одиночества. Почему-то часто так бывает: когда ты в беде, внезапно приближаются те люди, которых ты раньше едва знал, и исчезают многие из тех, кто прежде был якобы близок.
  
  
  
  Федя полез в свой рюкзак и выудил оттуда бутылку с минералкой, однако, когда он ее открыл, газированная вода с шипением вырвалась из донышка и облила нас с ног до головы.
  
  
  
  Мгновенье мы сидели в полном ступоре, а потом вдруг начали смеяться. Громко, истерично и надломлено. И долго после не могли остановиться.
  
  
  
  - Знаешь, - сказал мне Федя, с трудом переводя дыхание. - Попросила бы ты у Маши прощения. Она на самом деле сильно на тебя обиделась. Я ее тогда уговорил позвать тебя к ней, вроде как поговорить и наладить отношения, но ты... Ты ее серьезно обижаешь, когда отталкиваешь.
  
  
  
  - Правда? - спросила я, сильно удивившись.
  
  
  
  - Да... Она очень тебя любит, на самом деле. И скучает.
  
  
  
  - Ну, да...
  
  
  
  - Даш, не ищи врагов там, где их нет.
  
  
  
  ========== Глава 35 ==========
   "Если завтра опять будет лить дождь, то останусь дома, и плевать, что мне на это скажут" - хмуро думала я, громко размешивая в кружке с чаем кубик рафинада, сидя утром в воскресенье следующего дня на кухне. Ложка в моей руке то и дело звонко билась о стеклянные стенки кружки, что невероятно нервировало и отдавалось болью в висках, но остановить это треньканье я не спешила.
  
  
  
  В моем случае, даже раздражение - хорошее чувство, по крайней мере, гораздо лучше, чем совсем ничего.
  
  
  
  После чересчур сильных эмоций всегда приходит апатия. В этом я успела убедиться еще вчера вечером, когда, выговорившись Егорову и успокоившись, я-таки последовала совету парня и все-таки сделала попытку заговорить первой с Машей. Момент был выбран после уроков. И если начало нашей беседы было крайне натянутым и холодным, то в ее конце Сивцева уже пересказывала все интересные подробности недавних событий своей жизни. А после позвала к себе домой пообщаться уже там, сообщив, что родители на выходные забрали ее сестер и смотались на дачу.
  
  
  
  - А как же Ерохина? - не упустила случая спросить я. - У вас же вроде были на сегодня планы.
  
  
  
  О которых две "подружки" нарочито громко щебетали все утро.
  
  
  
  - Да дура эта Ерохина, - отмахнула от меня Машка, закатывая глаза. - Достала меня так за эти дни, ты не представляешь! Ее с нами не будет. Скажу, что родаки вернулись раньше времени, и все.
  
  
  
  Я лишь хмыкнула, думая о том, какой была наивной, когда решила, что Сивцева всерьез может подружиться с Катей.
  
  
  
  "Не ищи врагов там, где их нет".
  
  
  
  Вечер у Машки прошел крайне насыщенный. Федя почему-то с нами не пошел, сославшись на какие-то дела, так что сидели мы только вдвоем. И совсем как в старые добрые времена смотрели фильмы, попутно опустошая запасы холодильника, громко и совсем несмешно шутили, но истерично смеялись над совместным бредом до колик. И вряд ли кто-то из посторонних людей понял бы наши шутки, некоторые сочли бы их даже безумно глупыми. Это был такой дебильный юмор - только для двоих.
  
  
  
  Сивцева вообще не умела ничего молча делать или смотреть. Она постоянно вставляла комментарии к происходящему на экране, пока мы смотрели на ее компьютере кино. Чаще совсем неуместные и очень редко по-настоящему смешные. Просто-напросто выкрикивала все, что придет ей в голову. Многих эта ее черта бесила, я же искренне смеялась.
  
  
  
  В дружбе вообще всегда должна быть очень важная вещь - общее чувство юмора, и не важно, насколько идиотское. Без этого дружба дружбой считаться не в праве.
  
  
  
  И что бы я в обиде не думала, Машка всегда была, есть и будет моей доставучей, эгоцентричной и взбалмошной лучшей подругой.
  
  
  
  День плавно перетек в вечер, и подруга вдруг откуда-то вытащила бутылку с вином. Я совсем не хотела пить, все мои предыдущие опыты были, мягко говоря, неудачны, да и ассоциации, которые приходили в голову, желания никак не прибавляли.
  
  
  
  - Да, давай! - возбужденно убеждала меня Маша, совсем как в тот раз с дешевым пивом. - Я нашла это у Ники, она этой бутылки еще не скоро хватится.
  
  
  
  - Нет, спасибо. Давай как-нибудь без меня.
  
  
  
  - Не будь занудой! Ничего все равно не будет от бутылки на двоих. А так хотя бы символично забудем все старые обиды. Ну? Давай!
  
  
  
  Забыть "старое" я совсем была не против, и дело даже не в глупой ссоре с Машей. Поэтому, скрепя сердце, я согласилась, предварительно добавив, что только чуть-чуть.
  
  
  
  А дальше все следующие полчаса мы феерично пытались откупорить вино. Штопором никто из нас двоих пользоваться толком не умел, и мы своими неумелыми действиями только глубже протолкнули деревянную пробку в горлышко бутылки.
  
  
  
  - Ай, короче! - быстро вышла из себя Маша, после очередной неудачной попытки, выхватив из кухонного ящичка вилку и молоток для отбивания мяса. - Просто протолкнем ее внутрь.
  
  
  
  Очень разгоряченные и с неуемной жаждой азарта, мы с ней склонились над несчастной бутылкой красного полусладкого, очень походя при этом на двух испытателей какого-нибудь физического закона.
  
  
  
  Маша приставила вилку зубцами вниз к продавленной раннее штопором пробке и сильным ударом молотка по рукоятке отправила упрямую деревянную затычку прямиком в полную бутылку вина. Пробка плюхнулась туда, как маленькая бомбочка, и в следующий миг нас обеих залило залпом из красных брызг, полетевших во все стороны из бутылки.
  
  
  
  Алкоголь щедро расплескался красными пятнами по моей футболке, коснулся волос и левой щеки. И очень скоро от меня будет нести алкогольными испарениями хуже, чем от завучей в день учителя.
  
  
  
  Что за день-то такой?! Уже второй раз за день меня обливало...
  
  
  
  Маша громко и совсем некультурно матюкнулась, рукой вытирая с лица капельки вина. Я же начала хрипло хохотать, как будто была не в себе, и, к своему изумлению, не смогла остановиться.
  
  
  
  - Чего ржешь?! - толкнула меня в плечо Маша, и я, не удержавшись на ногах, упала на пол, не в силах остановить смех. - Вот больная. - Сивцева тоже начала смеяться, и чуть не уронила злосчастную бутылку на ковер, что лишь вызвало новый взрыв хохота.
  
  
  
  Отсмеявшись и переведя дух, мы стали пить вино прямо из бутылки, периодически закусывая разогретыми в микроволновке бутербродами из сыра и ветчины, которые Маша украсила сверху помидорами с петрушкой. Сочеталось это, конечно, со сладким вином не очень (а если честно, то совсем никак не хотело сочетаться ни во рту, ни в желудке), но нам было вкусно, а на правила распития вина - как-то все равно. Хотя подруга для вида и поболтала в руке бутылкой и понюхала горлышко с видом знатока, что смотрелось весьма комично, потому что бывалые сомелье крутят в руке не бутылкой, а бокалом, и вряд ли им придет в голову после глотка вина закусывать его бутербродами с ветчиной.
  
  
  
  Легкое опьянение коснулось меня уже после третьего глотка из бутылки. Вино, в отличие от дешевого пива, не вызывало у меня тошноты и желания сейчас же его выплюнуть. И, в отличие от виски, не устраивало пожара в моем рту и в носоглотке, а еще было чуть сладковатым на вкус. После пятого глотка я уже не чувствовала неприятный вкус спирта вина, а лишь его сладость, а уже после седьмого весь мир закружился перед глазами и странная нега начала разливаться по всему телу. Ничего не хотелось и хотелось одновременно.
  
  
  
  Пустая бутылка валялась на полу там же, где стояла тарелка, полная крошек, несъеденных корочек хлеба и петрушки. Я лежала, вытянувшись на спине, на полу, застеленном ярко-синим пушистым ковром, знакомым мне с детства и вызывавшим лёгкую ностальгию. Именно на этом ковре мы с Машкой так любили валяться в детстве после уроков, а еще как-то в шестом классе разлили на него апельсиновый сок, а после добрый час до прихода ее родителей пытались вывести пятно. Что, кстати, у нас так и не получилось до конца. Если присмотреться, то оно было все там же, у дивана. И сколько бы я не напрягала память, все равно не могла вспомнить, наругали ли нас за это после или нет.
  
  
  
  Маша устроилась рядом со мной на полу. Вдвоем мы бессмысленно пялились на потолок и глупо перешучивались.
  
  
  
  Нам было спокойно и уютно вдвоем. Сивцева о чем-то стрекотала, я же просто лежала, пялясь в потолок и краем уха слушая подругу. Я чувствовала почти полную эйфорию.
  
  
  
  - Вот, блин... - вдруг простонала Маша, хлопнув себя по лбу.
  
  
  
  - Что такое? - равнодушно спросила я. Все вдруг стало слишком утомительным и скучным, чувства во мне будто померкли.
  
  
  
  - Я забыла сфотографировать пионы, а они уже завяли. Все откладывала-откладывала и вот!..
  
  
  
  Я проследила глазами за направлением, на которое она указывала, и увидела отцветшие, бледно-розовые, сморщенные бутоны цветков в вазе на окне. При жизни они, скорее всего, были ярко-ярко розовыми и красивыми еще каких-нибудь пару дней назад, радуя глаз своим цветением.
  
  
  
  - Федя подарил, - зачем-то добавила Маша, будто я сама не поняла.
  
  
  
  - Сфотографируй тогда меня, - вдруг произнесла я. - Так... на всякий случай.
  
  
  
  Сивцева хмыкнула и начала говорить какой-то бред про метаморфов.
  
  
  
  И совсем не удивительно, что на следующий день у меня раскалывалась голова и немилостиво мутило. Выпила я действительно мало, но похмелье почему-то все равно меня не пощадило.
  
  
  
  За окном лил сильный ливень, в небе изредка проносились раскаты грома.
  
  
  
  Паршивая погода - паршивый день.
  
  
  
  Я упрямо продолжала громко размешивать рафинад в кружке, бренча ложкой по стеклянным стенкам, хотя сахар уже давно растворился в воде.
  
  
  
  - Хватит уже, достала! - не выдержал, наконец, Леша, обычно первый в доме по "доставанию" всякими раздражающими звуками домочадцев. Его громкий голос ржавыми гвоздями вбился мне в череп.
  
  
  
  Я прекратила помешивание и молча вынула ложку из чая, бросая на брата недовольный взгляд, он ответил мне тем же. Состоялся недолгий бой в гляделки, который я предсказуемо проиграла, подумав, что опуститься до уровня братца - не совсем хорошая идея.
  
  
  
  Да и что на него сейчас сердиться? Как будто это он виноват в том, что я вчера напилась. Или в том, что вся моя жизнь катится под откос. Если кто в этом и виноват, то только я. И винить и злиться нужно только на себя.
  
  
  
  Вздохнув, я отпила из кружки чай. Горячая жидкость приятно разлилась по пересушенной гортани.
  
  
  
  - Даш, - вдруг позвал меня Леша.
  
  
  
  - Мм?..
  
  
  
  - А тебе папа звонил?
  
  
  
  Я резко поперхнулась от неожиданности, отставляя от себя кружку и откашливаясь. Никак не могла ожидать от него подобного вопроса.
  
  
  
  Брат смотрел на меня выжидающе.
  
  
  
  - Звонил, - осторожно хриплым голосом ответила я полуправду. - А что?
  
  
  
  Леша нахмурил брови, замешкавшись, как будто не знал, с чего начать.
  
  
  
  - Он тебе тоже звонил? - подсказала ему я.
  
  
  
  - Да. Позавчера. А вчера мама спросила меня, с кем бы мне хотелось жить.
  
  
  
  Я замерла, уставившись на Лешу и на время даже позабыв о головной боли. Обычно наглый и визгливый голос братца сейчас был подернут легким оттенком растерянности.
  
  
  
  - Так вот... - продолжил он, неуверенность в его голосе сменилась металлом, которого я никак не ожидала услышать от мальчика его возраста. - Я ответил, что останусь с мамой. В любом случае. Даша, ты ведь тоже? Ты ведь ее не бросишь, да? Ты ведь больше любишь маму?
  
  
  
  Я же замешкалась, не зная, что на это ему можно сказать. Если я и сохранила еще какие-то воспоминания из детства об отце и полной семье, то Леше на момент расставания мамы с папой было всего два года, и он не мог ничего помнить. Для него отец всегда был посторонним человеком. Не то что для меня. Было бы совсем нечестно сравнивать наше с братом отношение к папе. Оно все равно будет разным.
  
  
  
  Внезапно меня обожгла сильная злость на мать, которая зачем-то спросила у совсем еще ребенка, кого он предпочитает, маму или папу. Это неправильно - делать подобный выбор.
  
  
  
  Я ничего не ответила на его вопрос и по глазам Леши поняла, что теперь стала для него кем-то вроде предателя.
  
  
  
  666
  
  
  
  "Не ищи врагов там, где их нет, и не переживай из-за того, что не в силах изменить" - под этими девизами прошли мои следующие будние дни.
  
  
  
  И мне это вполне удавалось. Главным образом потому, что вдруг во мне появилось необъяснимое равнодушие ко всему окружающему миру. На место переживаний, страданий и паники пришла апатия, которая за несколько дней достигла своего апогея. Не было во мне ни веры, ни стремлений, ни злости. Все стало слишком утомительным, совсем как в тот вечер у Маши, когда я напилась вина, только, в отличие от того дня, я была при этом совершенно трезвой.
  
  
  
  В понедельник у нашего класса не было математики и Александра Владимировича я не видела. Да и совсем не была уверена в том, что хочу его видеть. Если раньше тоска заполняла меня полностью, топила весь мой мир до горизонта, так мне хотелось его увидеть, то сейчас это спасительное равнодушие было очень кстати. Во мне что-то перегорело в тот день.
  
  
  
  Во вторник уроки математики почему-то отменили. Ко мне же после уроков в тот день подошел Высоцкий.
  
  
  
  Привыкший к моим постоянным срывам, парень несказанно удивился, когда я спокойно с ним поздоровалась, продолжая переодевать сменную обувь.
  
  
  
  - Привет, - растеряно сказал Макс, настороженно вглядываясь в мое лицо. - Что с тобой?
  
  
  
  - Ничего.
  
  
  
  - Ты не?..
  
  
  
  - Нет, - сухо перебила его я, зная, что он собирался спросить. - Не встречалась и не собираюсь. Допрос окончен?
  
  
  
  - ...не хочешь сегодня куда-нибудь пойти? - едко закончил он свой вопрос.
  
  
  
  Я на мгновенье мазнула по нему равнодушным взглядом, так ничего и не ответив. Высоцкий явно чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, что сказать, я же, завязав шнурки у себя на кедах, закинула сменку в пакет.
  
  
  
  - Ну, так что? - нетерпеливо осведомился Макс.
  
  
  
  Я насмешливо хмыкнула, перекидывая сумку через плечо, чувствуя почти дежавю.
  
  
  
  - Ты что, это серьезно?
  
  
  
  Глаза парня раздраженно закатились:
  
  
  
  - Нет, конечно! Позже десяти вечера, Даша, я серьезно не разговариваю.
  
  
  
  - Не смешно...
  
  
  
  - А кто тут смеется? У нас тут все серьезно!
  
  
  
  "Идиот...".
  
  
  
  Я с трудом удержалась от улыбки и перевела взгляд на окно, за которым вовсю светило солнце. Сильные дожди, ударившие по городу, прекратились только сегодня, что не могло не радовать. И неожиданно для самой себя я вдруг сказала ему:
  
  
  
  - А давай и прогуляемся.
  
  
  
  Хоть сегодня и выглянуло солнце, периодически прямо в лицо дул сильный порывистый ветер, грозивший стянуть с моего плеча сумку и нагнать на небо туч. Прогулка получилась у нас очень странной. Высоцкий был в хорошем расположении духа - чрезмерно разговорчивый, самоуверенный и бойкий. В этот день он говорил больше, чем всегда.
  
  
  
  И похоже, что мои меланхоличность и молчаливость порядком его раздражали. А еще ему хотелось со мной поцапаться, и он был явно разочарован, когда я не поддавалась на провокации.
  
  
  
  - Я не могу понять, - после очередного моего молчаливого "игнорирования" его слов раздраженно заговорил Макс. - Ты всегда была такой депрессивной или я только сейчас это заметил?
  
  
  
  Посильнее запахнувшись в куртку от очередного холодного порыва ветра, я от нечего делать пнула ногой валяющийся на дороге камушек, который откатился к проезжей части.
  
  
  
  - Раньше ты не была такой.
  
  
  
  - Может быть, раньше ты меня просто плохо знал, - пожала плечами я, впервые подав голос.
  
  
  
  Макс мотнул головой:
  
  
  
  - Нет, это все он. Из-за него ты стала такой.
  
  
  
  "Нет, это все из-за тебя! - мысленно прошипела я. - Если бы не ты, сейчас все было бы по-другому!"
  
  
  
  Высоцкий теперь зло нахмурил брови, по всей видимости, он планировал этот разговор заранее и сейчас будет убеждать меня в том, как меня использовали все это время...
  
  
  
  Что-то внутри меня неприятно сжалось, как от ожидания невидимого, но неизбежного удара. Сильно захотелось уйти куда-нибудь.
  
  
  
  Идея пришла мне на ум сама собой.
  
  
  
  - Хочу мороженое, - неожиданно сообщила я ему, предугадывая новую волну его обвинений, натыкаясь глазами на киоск с пингвинами. - Крем-брюле. Подожди меня, я сейчас приду...
  
  
  
  - Стой здесь, - буркнул мне он. - Сейчас куплю.
  
  
  
  Высоцкий посеменил к киоску с мороженным, я же тем временем повернулась и побрела в другую сторону, надеясь, что смогу сбежать от него. Мне на нос неожиданно упала большая дождевая капля. Тучи опять закрыли собой солнце. Хоть бы опять ливень не начался.
  
  
  
  Ненавижу дожди.
  
  
  
  - Эй! - вдруг послышался недовольный крик. - Ты куда?!
  
  
  
  Я лишь ускорила шаг, уже понимая, что это не поможет.
 &nnbsp;
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&  
  
  - Идиотка! - ругнулся Макс, таки нагнав меня. Мороженое в его руках от быстрого бега за мной сильно подтаяло. Передав его мне, он начал вытирать руки о футболку. - Я думал, тебя увел этот... этот...
  
  
  
  Он не договорил, кто именно увел, но я и так поняла, кого он имел в виду.
  
  
  
  - Это ты идиот, - сухо сказала я ему, облизывая свои пальцы, по которым стекали липкие капли мороженого. - Кому я нужна?
  
  
  
  Мы стояли у детской площадки около песочницы, с неба по нам стали сначала медленно, а потом все быстрее бить капли дождя.
  
  
  
  - Мне нужна!
  
  
  
  Я на мгновенье остолбенела от его слов.
  
  
  
  Макс взял меня за свободную от мороженого руку и повел под детскую беседку, раскрашенную черно-красной краской под божью коровку, над ней очень кстати был закреплен навес против дождя. Мы очень вовремя скрылись в ней, потому что мгновенье спустя мелкий дождь преобразовался в сильный ливень.
  
  
  
  Парень отпустил мою руку, и я уселась на скамью внутри беседки и стала неспешно есть свое мороженое, хоть и подтаявшее, но от этого не менее вкусное, думая о том, что если он опять начнет читать мне морали, то я сбегу домой прямо под дождем. Парень же остался стоять на ногах, отвернувшись от меня. Между нами воцарилось неловкое молчание. Похоже, что он сам уже пожалел о своих словах.
  
  
  
  - Вот льет-то... - поморщился Макс, смотря на улицу. Частые капли били бисером по навесу над нами, кое-где и в навесе были дыры, и вода струилась прямо в беседку. - Не люблю дожди.
  
  
  
  Удивительно, что у нас есть хоть что-то похожее.
  
  
  
  - Я тоже, - призналась я, почти доедая остатки мороженого. - Спасибо, кстати, очень вкусно.
  
  
  
  - Не за что, - он обернулся ко мне и вдруг насмешливо хмыкнул, глядя на мое лицо. - Ты замаралась.
  
  
  
  - Где?
  
  
  
  Я тщательно прошлась рукой по подбородку, и спросила:
  
  
  
  - Все?
  
  
  
  - Замри!
  
  
  
  Макс пальцами аккуратно стер с уголка моих губ остатки мороженого, а после неожиданно для меня, слизнул его со своих пальцев. Мне вдруг стало еще более неловко, и я отвернулась, тихо буркнув:
  
  
  
  - Знаешь... это ты на самом деле странный.
  
  
  
  - А ты даже мороженое съесть не можешь аккуратно, - с запалом ввернул он мне.
  
  
  
  - А ты придурок, - шикнула я.
  
  
  
  - А ты идиотка!
  
  
  
  Я против воли прыснула, а после мы уже вдвоем начали смеяться. А после я с удивлением обнаружила, что и с Высоцким может быть хорошо... Ну, когда он не выносит мне мозг. Мы могли бы даже стать хорошими друзьями, если бы он не пытался разрушить мою жизнь.
  
  
  
  А дождь все продолжал стучать по навесу над нашими головами.
  
  
  
  666
  
  
  
  В среду на следующий день последними уроками в нашем классе была сдвоенная информатика. Приближался конец четверти, и Светлана Викторовна в конце своего урока продиктовала нам четвертные и годовые оценки по ее предмету. У меня выходило четыре из-за двух проваленных самостоятельных работ, что грозило подпортить годовую оценку, и меня это совершенно не устраивало.
  
  
  
  - С тобой остаться? - спросила меня Машка после звонка с уроков. Все остальные ученики, довольные своими отметками, ушли из кабинета, осталось лишь несколько ребят, хотевших оспорить озвученные оценки.
  
  
  
  - Да нет, - махнула головой я. - Иди. Я все равно здесь, похоже, надолго.
  
  
  
  Светлана Викторовна не любила давать задания на дом, дабы подправить успеваемость по своему предмету.
  
  
  
  "Все равно дома вы ничегошеньки не делаете, а только списываете! Я вам оценку не собираюсь так ставить!" - любила говорить неуспевающим учительница. Тех, кто хотел исправить оценки, она обычно оставляла после уроков и давала задания, которые нужно было решить на стационарных компьютерах в ее классе. Так и только так она соглашалась подтягивать отметки своим ученикам.
  
  
  
  На мой взгляд, то было бесполезной тратой времени, ведь ученики все равно находили способ списать, но разве ей это объяснишь?
  
  
  
  - Ну, ладно тогда, до завтра, - махнула мне на прощанье довольная подруга, которые была очень рада своей "тройке" по информатике и не думала ничего исправлять. Федя, также попрощавшись, последовал за ней.
  
  
  
  Возле стола Светланы Викторовны выстроилась небольшая очередь из моих одноклассников. Кого-то не устраивала "тройка", кого-то "четверка", а кого-то и вовсе "двойка", как Вовку, провалившего все самостоятельные в этой четверти.
  
  
  
  Закончив полоскать за "ничегонеделание на уроках" Вову и дав ему задание, учительница, наконец, обратила свой взор на меня.
  
  
  
  - А, Абрамова! - поджала губы женщина, хмуро смотря на классный журнал с отметками.
  
  
  
  У меня появилось нехорошее предчувствие.
  
  
  
  - Прямо не знаю, что с тобой делать. Вначале прямо шла на отлично, а в последнее время начала сильно скатываться. Вот здесь тройка, здесь и здесь... А здесь вообще "два"! - возмущалась Светлана Владимировна. - Тебе, душа моя, вообще повезло, что согласилась "четверку" нарисовать. Спишь постоянно на уроках. Совсем перестала отвечать.
  
  
  
  - Светлана Владимировна, но у меня же раньше было много хороших отметок! - возмущенно воскликнула я. - Я хочу отлично за год. Можно, я возьму задание?
  
  
  
  - Тебе это уже не поможет, - процедила она, захлопывая журнал и красноречиво показывая этим, что диалог подходит к концу. - Надо было раньше головой думать, а не сейчас здесь права качать. По другим предметам у тебя прямо все "пятерки" выходят?
  
  
  
  Я была далеко не уверенна в этом, но все же кивнула головой, запальчиво сказав:
  
  
  
  - Да! Только по вашему предмету четыре!
  
  
  
  Она сузила свои подозрительные глазки.
  
  
  
  - Не верю я тебе с таким отношением к учебе! Иди, Абрамова, я еще поговорю с твоим классным руководителем. Если действительно только по моему предмету у тебя "четыре", будем думать, а так - нет.
  
  
  
  "Ненавижу тебя!"
  
  
  
  Ага, побеседует она с моим классным руководителем, который и вовсе ей может сказать, что в воспитательных целях можно и трояк влепить. А ведь он может!
  
  
  
  Нужно действовать сейчас, попытаться ее убедить!
  
  
  
  - Светлана Владимировна, - как можно более страдальческим голосом пробормотала я. - Ну, пожалуйста, ну не ставьте "четыре"! Давайте я буду приходить к вам на дополнительные. Хоть на все лето! Ну, пожалуйста, ну не ставьте!
  
  
  
  Информатичка, окинув меня равнодушным взглядом, своим противным голосом произнесла:
  
  
  
  - Иди домой. Сколько раз можно повторять? Я же сказала, что поговорю на днях с твоим классным руководителем.
  
  
  
  В моей голове стоял один мат.
  
  
  
  - Не надо говорить с классным руководителем! - прошипела я, уже мысленно соглашаясь даже на "тройку".
  
  
  
  - О чем это не надо говорить со мной? - Голос, раздавшийся из-за спины, заставил мои ноги прирасти к полу. Я медленно обернулась и застыла. Опираясь на дверной косяк, сложив руки на груди, стоял Александр Владимирович. Пытаясь взять себя в руки и не выказать удивления, я молча рассматривала его лицо.
  
  
  
  Как долго он здесь стоит?
  
  
  
  Математик наблюдал за моими жалкими попытками совладать с эмоциями с улыбкой на губах. О да, ему было от чего смеяться. Наша прошлая встреча обернулась моей истерикой, сейчас же мои ладони взмокли, предательский румянец разлился по щекам, дрожащие колени норовили подогнуться в любую секунду. Не хватало только осесть на пол прямо посреди кабинета на глазах у информатички.
  
  
  
  Я сделала глубокий вдох и задержала дыхание.
  
  
  
  Встретившись с зелеными насмешливыми глазами второй раз, я подняла подбородок и спокойно ответила:
  
  
  
  - Ни о чем. Просто обсуждаем четвертную оценку.
  
  
  
  Казалось, мужчина откровенно насмехается над моим наигранным спокойствием:
  
  
  
  - Светлана Владимировна, что-то не так с успеваемостью Абрамовой? - спросил он у сидящей позади меня учительницы, которая вся вмиг подобралась на стуле.
  
  
  
  - Да, - горестно вздохнула она, потеряв свое привычное высокомерное выражение лица. - В последнее время совсем скатилась, не знаю, что с ней делать. Отбилась от рук. Даже сейчас стоит в наглую и грубит мне.
  
  
  
  От такой откровенной лжи у меня зарябило в глазах, а кулаки сжались.
  
  
  
  Боги, как я сейчас ненавидела эту мерзкую женщину!
  
  
  
  - Да вы что? - картинно удивился математик.
  
  
  
  - Я как раз хотела с вами поговорить по этому поводу.
  
  
  
  "Ага, знаю я, что она расскажет!" - зло думала я. Мне захотелось громко и совсем некультурно ругнуться.
  
  
  
  Похоже, все мои ангелы-хранители на сегодня взяли выходной.
  
  ========== Глава 36 ==========
   "Исповедь" информатички вполне предсказуемо оказалась чистой воды клеветой и бесконечным преувеличением. Так, Светлана Викторовна с чего-то заявила, что я в последнее время стала совсем грубой и постоянно ей хамлю. А также что ни черта не делаю на уроках и что она уже давно хотела поговорить с моим классным руководителем по этому поводу.
  
  
  
  Все это время я стояла в кабинете, попеременно то краснея, то бледнея от такой бессовестной лжи. Если в ее причитаниях убрать мое имя и фамилию, можно было подумать, что учительница рассказывает про первого хулигана школы.
  
  
  
  Подобные реплики в адрес фактически постоянной отличницы ошарашили не только меня. Мои одноклассники, по-прежнему делающие задания в этом же классе, от слов информатички даже оторвались от стационарных компьютеров и теперь с недоуменным интересом пялились на распаляющуюся женщину. Беспокойство, возникшее на их лицах, легко можно было понять. Если она так кастерила меня, то что же она расскажет про ребят, у которых и вовсе выходило "два" по информатике?
  
  
  
  Александр Владимирович же с преувеличенным интересом слушал Светлану Викторовну, и, хоть лицо его и было серьезно, глаза задорно поблескивали. Казалось, его страшно забавляла вся эта ситуация. Ну, еще бы! Не каждый день в мой адрес можно услышать слова, которыми учителя обычно клеймили отъявленных двоечников.
  
  
  
  На мгновенье мне даже показалось, что Светлана Викторовна мне мстит за что-то. Но я не могла вспомнить где могла насолить ей. Ну да... пару раз чуть не перевернула стул в ее кабинете. А еще один раз мне попало из-за Машки с телефоном. И еще, кажется, я на прошлое занятие не сдала ей самостоятельную работу, а другую просто завалила. Но этого все-таки было недостаточно для той гневной тирады, которой разошлась информатичка.
  
  
  
  "Что же я ей сделала?! За что она на меня злится?" - не могла понять я. - "Может, она просто встала не с той ноги, а я просто попала под горячую руку?"
  
  
  
  Ответ внезапно пришел сам собой.
  
  
  
  - Даша, - вдруг окликнула меня Светлана Викторовна, наконец, обращаясь ко мне не в "третьем лице" и разворачивая свой стул на колесиках в мою сторону. - Ты же прекрасно знаешь, как я к тебе хорошо отношусь. И поэтому я просто не понимаю, за что ко мне такое отношение!
  
  
  
  И посмотрела на меня так оскорбленно, будто я этим нанесла ей какую-то чересчур личную обиду, ну или лично из-за меня ей не выдали премию в конце месяца.
  
  
  
  Я понимала, что должна была что-то ответить, но язык от подобной лжи прилип к небу, а в голове кроме ругани ничего не осталось. Поэтому я просто пялилась в полное немой горечи лицо информатички, пытаясь подобрать хоть какие-то слова в свое оправдание, но ничего не могла из себя выдавить.
  
  
  
  Женщина, выждав пару секунд, горестно вздохнув, отвернулась от меня и посмотрела на Александра Владимировича, полными мольбы: "сделайте с ней что-нибудь!".
  
  
  
  - Вам она тоже грубит? - спросила информатичка.
  
  
  
  И тут мне стало совсем не до смеха.
  
  
  
  Я воровато мельком взглянула на него. Александр Владимирович выдержав театральную паузу, неожиданно встретился со мной изучающим взглядом, под которым я, предсказуемо сжавшись в комок, отвернулась.
  
  
  
  - Знаете, - наконец, протянул он. - Раньше за Дарьей хамского поведения не наблюдалось. Вы первая, кто говорит, что она грубит учителям. Однако в последнее время она стала менее внимательной. И боюсь, что это моя вина.
  
  
  
  Сердце бешено забилось где-то в горле. Я крепко сжала пальцы в кулаки, а учитель между тем продолжал:
  
  
  
  - Вам известно, что у девятых классов скоро итоговые аттестации? Приходится добавлять часы по математике, давать на дом большие задания для укрепления материала. Боюсь, что просто перегрузил Дарью, поэтому она стала немного... - мужчина мимолетно мазнул по мне глазами, - ...рассеянной. Светлана Викторовна, я надеюсь, что из-за этого недоразумения вы не станете портить аттестат ребенку?
  
  
  
  "Я не ребенок!" - автоматически про себя ощетинилась я.
  
  
  
  - Да что вы?
  
  
  
  У Светланы Викторовны сейчас было забавно-растерянное лицо. По всей видимости, она ожидала, что математик горячо поддержит ее притязания, и сейчас, не получив поддержки, испытывала жуткую неловкость.
  
  
  
  - Эм... я... - несвязно бормотала женщина, силясь найти подходящие слова. - Я, конечно, не буду портить аттестат. Дашенька говорила, что у нее только по информатике "четверка", но я просто хотела... сообщить, что она сейчас на уроках... рассеянная... Ох уж эти ЕГЭ и ГИА, совсем детей замучали!
  
  
  
  Уши резануло непривычное "Дашенька" из уст информатички - это было слышать практически противоестественно. Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я вообще перестану понимать, что происходит вокруг.
  
  
  
  - Думаю, с Абрамовой вопрос решен?
  
  
  
  Информатичка мелко закивала головой, так что крупные серьги в ее ушах запрыгали в такт:
  
  
  
  - Да-да, конечно, уж если так получилось!
  
  
  
  Какая, однако, быстрая капитуляция, еще пару секунд назад я была в ее глазах главным злом в этой школе...
  
  
  
  - Спасибо за ваше понимание, - мужчина обернулся назад к моим одноклассникам, которые, совсем забыв про задания, во все глаза жадно следили за разворачивающимися событиями. Однако одного предупреждающего взгляда классного руководителя хватило, чтобы все немедленно вернулись к своим компьютерам.
  
  
  
  В кабинете фоновыми звуками немедленно возобновился перестук пальцев по клавиатурам и щелканье мышками.
  
  
  
  Александр Владимирович обернулся к информатичке:
  
  
  
   - И еще, Светлана Викторовна, я как раз хотел у вас спросить успеваемость моего класса. Много неуспевающих?
  
  
  
  По всему кабинету прошлась ощутимая немая волна паники. Одноклассники, особенно те у которых выходили "двойки", чересчур серьезно уставились в мониторы и начали чересчур громко щелкать мышками, на самом же деле отчаянно навострив уши.
  
  
  
  Светлана Викторовна, еще не отошедшая после первого фиаско с очернением ученицы девятого "Б" в моем лице, кокетливо рассмеялась, махнув рукой, по всей видимости решила пойти по другой тропе.
  
  
  
  - Ох, совсем нет. Есть у пары ребят, но они уже все исправляют. У всех выходит оценка. Только у двоих ребят "тройки" у всех остальных хорошие оценки, можете не переживать.
  
  
  
  Где-то в самом углу кабинета, Петька от удивления громко крякнул, раздались смешки, но учительница, казалось, не заметила этого и продолжала щебетать:
  
  
  
  - С вашим руководством девятый "Б" совсем не узнать! Все стали такие... ответственные. На все уроки ходят. Любо-дорого смотреть!
  
  
  
  Я едва удержалась от возмущенного хмыканья. Да, все такие хорошие! Одну меня она костерила минут пять ни за что!
  
  
  
  - Хорошо, что так, - протянул мужчина, не обращая никакого внимания на лесть. - Тогда я, пожалуй, забираю журнал.
  
  
  
  Светлана Викторовна без лишних вопросов передала наш классный журнал математику и зачем-то встала на ноги. Сильно суетясь и без конца неловко смеясь и одергивая юбку, она напоминала мне актера, забывшего свою роль.
  
  
  
  - А Абрамовой, я на следующем уроке уже исправляю оценку, не волнуйтесь, - сообщила она ему, в третий раз одергивая свою черную юбку и садясь обратно на стул.
  
  
  
  Александр Владимирович кивнул, обворожительно улыбаясь информатичке, и, будто только сейчас вспомнив о моем существовании, повернулся ко мне, уже собирающейся уходить под "шумок".
  
  
  
  - Дарья, ты куда это? - спросил он мне в спину.
  
  
  
  Дежавю.
  
  
  
  Казалось бы, я уже давно должна была привыкнуть к тому что меня постоянно ловят при жалких попытках "побега", но сердце стыло в моей груди, как в первый раз.
  
  
  
  Я замерла на месте, выжидая томительно долгую секунду, и медленно обернулась.
  
  
  
  - Насчет твоего поведения...
  
  
  
  Его губы тронула насмешливая улыбка, и у меня от этого что-то внутри ухнуло камнем вниз.
  
  
  
  - ...нужно с тобой побеседовать.
  
  
  
  Как будто за всю прошлую неделю он не вдоволь поиздевался надо мной. Разве он не понял в нашу последнюю встречу, что я на пределе? Или решил добить меня уже до конца, чтобы наверняка?
  
  
  
  - Извините, - сухо отчеканила я, так и не поднимая глаз. - Я сегодня не могу.
  
  
  
  - Либо завтра приглашаю родителей в школу, - спокойно поставил ультиматум учитель, - либо ты сейчас идешь со мной.
  
  
  
  "Все-таки добить...".
  
  
  
  666
  
  
  
  - Ну, Дарья, как твои "важные" дела?
  
  
  
  Все тот же вопрос, заданный все тем же саркастическим голосом. Я была уверена, что если сейчас посмотреть ему в глаза, они будут полны насмешки.
  
  
  
  Я внутренне подобралась, что-то с родни истерии было ударило мне в грудь, но тотчас отпустило, сменившись оцепенением. Я чувствовала себя слишком измотанной и малодушно промолчала, все так же избегая смотреть на него.
  
  
  
  Со щедро залитой солнцем улицы доносился шум проезжающих мимо машин и крики школьников, в глубине школы раздалась трель школьного звонка, кто-то, громко топая ногами, быстро пронесся по коридору. Но эти звуки не резали слух. Молчание, заполнившее пространство кабинета между нами, было напряженным и статичным.
  
  
  
  Александр Владимирович прислонился спиной к своему столу, небрежно облокотившись руками о деревянную столешницу позади себя. Весь его вид выдавал нарастающее нетерпение. Я же стояла посреди кабинета, не зная, куда себя деть и что делать дальше. Его взгляд жегся на моем лице, как затушенный о кожу окурок.
  
  
  
  - Кстати, мы тогда не договорили, - заметил мужчина, по всей видимости, имея в виду мою недавнюю истерику в библиотеке.
  
  
  
  В тот раз...
  
  
  
  Нашу прошлую встречу, я помнила урывками. Все стерлось в тумане беспросветной боли.
  
  
  
  Мое молчание затягивалось, и наконец терпение учителя лопнуло, и он холодно протянул с хорошо различимым металлом в голосе:
  
  
  
  - Знаешь, эту беседу с трудом можно характеризовать, как диалог. Это попросту невежливо. Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю. И будь любезна отвечать. Знаешь, я все-таки думаю, что нужно всерьез заняться твоим воспитанием. Я даже знаю с чего начать. Давай сыграем в твою любимую игру? Нет, конечно, не в прятки и догоняшки. А скажем... в продолжи сказку. Ты начинаешь, я подхвачу. Чем сказка будет более абсурдной, тем лучше. Ну и еще побольше самоуничтожений и бреда, это только приветствуется. Начинай.
  
  
  
  Я окаменела, чувствуя почти панику, словно меня опять вызывают отвечать к доске. Этому конца не будет... Он видел, как я убежала в слезах, и ему все мало? У меня не было сил. В моих легких не хватало воздуха.
  
  
  
  - Не хочешь?.. - Александр Владимирович расстроено прищелкнул языком. - Ладно, я сам начну за тебя.
  
  
  
  Легко оттолкнувшись от своего стола, он встал напротив, словно отгородив этим меня от всего мира, и торжественно заговорил:
  
  
  
  - В некотором демократическом царстве, в некотором федеративном гремучем лесу жила была девочка. Ну как жила... то было больше похоже на существование, в собственной маленькой... норке? Землянке? Хотя скорее теплице... Да и неважно, главное место где она жила было теплым и годным для проживания по всем санитарным/жилищным стандартам гремучего леса. Как она оказалась одна в гремучем лесу? Об этом часть сказки умалчивает. Часто ей было плевать на себя, а, следовательно, на чувствах всех тех, кто ее окружал. Девочка то наша была эгоисткой, да только не признавала этого. А еще она до смерти, до ночных кошмаров боялась ошибок, поэтому ничего не делала, сидела в своей землянке и грызла себя за прошлое. Но редко-редко, когда она находилась в особом эмоциональном состоянии... а такое с ней бывало регулярно, но недолго, только если девочка разозлится, напьется... или с ней случится еще что-то более интересное. Ну, а счет времени - на секунды, могла забыться и вылезти из своего укрытия и по ошибке свернуть горы, а потом, правда, всегда возвращалась обратно в... где она там живет?.. в землянку, теплицу, нору... Неважно. И опять начинала себя грызть. Ну, все, а теперь твоя очередь. Продолжай.
  
  
  
  Я очень больно прикусила себя за нижнюю губу. Мне казалось, что каждое его слово ранит меня физически. Александр Владимирович с интересом спросил:
  
  
  
  - Что такое, расхотела играть? А ведь раньше это была твоя любимая игра. Хочешь, я продолжу дальше?
  
  
  
  Я тяжело дышала, чувствуя ком в горле. Поглядев на мое лицо, учитель пожал плечами.
  
  
  
  - Ну не хочешь - как хочешь. Какая-то ты грустная, Дарья... Я что, зря тебя веселю? Не хочешь узнать конец этой сказки?
  
  
  
  - Нет, - вырвалось у меня. - Мне никогда не были интересны сказки про принцесс и их прекрасное спасение.
  
  
  
  - Ты слушала меня невнимательно, - пожурил меня Александр Владимирович. - В этой сказке нет никаких принцесс и принцев. Есть только наша девочка, живущая в своей федеративной приватизированной землянке... и скажем злой?.. - спросил сам у себя мужчина, а после кивнул себе же, - да, определенно, в формате сказки злой: отшельник, леший, водяной... не знаю, пускай тот, кто тебе больше нравится, тот и будет. Да, и девочку нашу никто не спасал, ведь ничего-то ей, кроме нее самой же, и не грозило. А спасать всяких там девочек от самих себя - не самое благодарное занятие для нашего лешего. Не забывай, что он к тому же еще и антагонист. Да и как бы он смог убедить девочку, что жизнь бывает всякая, добро и зло так же зависят от точки зрения, как надписи на заборе, а себя надо любить?
  
  
  
  Я устало закрыла глаза, качая головой, смысл этой сказочки то приближался ко мне, то ускользал.
  
  
  
  - То есть, сказка заканчивается тем, что наша девочка полюбила саму себя, а не прекрасного принца?
  
  
  
  Учитель вновь недовольно цокнул:
  
  
  
  - Дарья, ты меня совсем не слушаешь... Прекрасных принцев тут нет. Если наша девочка полюбит себя - это будет уже хорошо, может и водяному что-нибудь перепадет. А может наша девочка так и умрет в своей землянке, так и не осмелившись оттуда вылезти. Наш леший/водяной не принц, и в спасании кого-бы то ни было не принимает участия, да и девочка наша уж больно себе на уме.
  
  
  
  Неожиданно для самой себя во мне проснулся интерес, и, ведомая им, я расслабилась и смогла спокойно разговаривать и смотреть на мужчину.
  
  
  
  - И все закончится плохо? - поинтересовалась я и совсем бы не удивилась, если бы все так и оказалось.
  
  
  
  Мужчина неопределенно пожал плечами.
  
  
  
  - Конец сказки полностью зависит от нашей девочки.
  
  
  
  Вдруг отчего-то стало грустно.
  
  
  
  - Это какая-то неправильная сказка...
  
  
  
  - Почему? - с интересом спросил меня Александр Владимирович. - Знаешь, что мне больше всего не нравится в сказках? Они провоцируют ложные ожидания. В сказках прекрасный принц никогда не подставит тебе подножку, а это не так, и любовь их не реальна. Она только в фильмах, книгах и есть. Поэтому, Дарья, отсутствие всяких там принцесс, принцев и чудесного спасения в конце сразу делают сказку плохой?
  
  
  
  - Не в этом дело. Сказки должны поучать чему-то... эта сказка учит смелости и любви к себе? Но за что любить саму себя этой эгоистичной девочке?
  
  
  
  Я взглянула на него. И могла бы без конца бы смотреть, если бы не боялась встретиться с ним взглядом: каждый раз, как это случалось, я совершенно терялась; мне, словно при этом кто-то дал под дых. Но в этот раз я выдержала его прямой взгляд.
  
  
  
  - А просто так, - легко ответил он мне, его зеленые глаза смеялись.
  
  
  
  Я улыбнулась ему против вnbsp;
&оли.
  
  
  
  - И разве могут положительные и отрицательные герои сказки дружить?
  
  
  
  - Дружить? - наигранно скривившись, переспросил учитель, усмехаясь. - Нет, упаси Боже, они не смогут дружить. В таком ключе это больше будет похоже на разврат.
  
  
  
  Мое лицо мигом залила густая обжигающая краска.
  
  
  
  - Из вас получился бы плохой сказочник, - пробормотала я. - И если эта девочка была эгоистичной, то наш леший явно был самовлюбленным типом.
  
  
  
  - Ну, должен же он хоть кого-нибудь любить.
  
  
  
  Я быстро взглянула на него, в моем взгляде смешалась обида и горечь. Веселого и возбужденного настроя как не бывало. Я вновь вернулась в свое прежнее уставшее и измученное состояние.
  
  
  
  "Жила была девочка и были у нее мозги набекрень".
  
  
  
  - Зачем вы меня позвали? - сухо спросила я, взяв откуда-то силы смотреть прямо на него. - Выговорить за плохое поведение на уроках информатики?
  
  
  
  - Отнюдь... - протянул Александр Владимирович. - Но должен признать, что звучит заманчиво.
  
  
  
  - А для чего тогда? Снова играть со мной и...
  
  
  
  Я не успела договорить, он скучающе перебил меня:
  
  
  
  - Ты когда-нибудь перестанешь меня этим попрекать? Или это напоминание самой себе? Ты постоянно повторяешься, и это начинает утомлять.
  
  
  
  Я не нашлась, что на это ему ответить, и, обижено промолчав, повернула голову к окну, хмуро оглядывая ясное голубое небо.
  
  
  
  - Дарья, скажи честно, тебе нужен прекрасный принц? - голос его был пропитан насмешкой. - Ты хочешь, чтобы тебя вечно спасали и догоняли, а когда, наконец, все будет хорошо, жили долго и счастливо и после умерли в один день?
  
  
  
  Внутри что-то остро и неприятно кололо в желудке от его слов. В моей голове пронеслись когда-то сказанные им слова:
  
  
  
  "Я далеко не прекрасный принц".
  
  
  
  - Мне не нужен никакой принц. Мне не нужно чтобы меня спасали и догоняли, - отчеканила я, отводя взгляд от окна, когда яркий лившийся из него свет начал щипать глаза. - Я просто хочу...
  
  
  
  "...чтобы меня любили".
  
  
  
  - ...уверенности.
  
  
  
  Я раздраженно поправила лезшую в лицо прядку волос, которая в солнечном свете переливалась золотыми красками.
  
  
  
  - Уверенности? - переспросил математик, приподнимая от удивления бровь. - Прости мне мои глупые вопросы, но, одержимая поиском уверенности, ты последние дни избегаешь меня? Дарья-Дарья, твоему таланту выстраивать доверительные и крепкие отношения можно только позавидовать.
  
  
  
  - Вы совсем меня не знаете, если так говорите, - прошипела я уязвленно.
  
  
  
  От его насмешливого взгляда меня в очередной раз пробрала дрожь. Александр Владимирович легко практически скороговоркой проговорил:
  
  
  
  - Верно, я не знаю причину твоего... странного поведения в последнее время, но я знаю кое-что другое: ты всегда стараешься держать свои чувства при себе, хотя и являешься самым настоящим эгоистом, правда, прикрывающимся альтруизмом. И ты никогда в этом не признаешься, даже самой себе. Боишься ошибок, поэтому всегда стараешься поступать "правильно", конечно, с твоей точки зрения. Ты совсем не умеешь выбирать, и вкус оставляет желать лучшего. Характер у тебя достаточно неуравновешенный, поэтому ты стараешься его скрывать. А еще у тебя колени дрожат, стоит только поцеловать в шею или сгиб руки, а если...
  
  
  
  - Хватит!
  
  
  
  Я тяжело сглотнула, и шумно выдохнула, всем лицом чувствуя жар.
  
  
  
  - Дарья, я где-то промахнулся?
  
  
  
  Ответить мне было нечего, и я промолчала. Александр Владимирович меня слегка огорошил переходом от иронии к абсолютно серьезному тону. И хуже всего то, что он без запинки выдал все то, что другие не смогли бы рассказать обо мне и за час.
  
  
  
  - Вопрос не во мне, а в вас, - выдохнула я. - Вы всегда отстраненный и... мне, кажется, что для вас это всегда было лишь игрой.
  
  
  
  - Знаешь, в чем секрет моего душевного спокойствия? Я никогда не ориентировался на других людей. А ты слишком много смотришь по сторонам, и это раздирает тебя на части.
  
  
  
  Я вдруг почувствовала себя такой обессиленной. Он путал меня, сбивал с мысли, не давал сосредоточиться на главном.
  
  
  
  - Речь идет не обо мне, - повторяла я, как заевшая пластина. - Я не понимаю, что вами движет...
  
  
  
  Его губы тронула улыбка, и он вдруг коснулся моей руки. Я замерла, когда он прижал мою ладонь к своему лицу, нежно прикасаясь губами к ее тыльной части.
  
  
  
  - Мои побуждения не так уж оригинальны... - прошептал он. - Если бы ты перестала постоянно убегать и оглянулась хотя бы на миг, поняла бы и мои мотивы.
  
  
  
  - Отталкивая, вы не даете мне этого сделать, - добавила я упрямо. Мои холодные пальцы быстро согрелись в его ладони.
  
  
  
  - Когда же я тебя оттолкнул? - его вопрос прозвучал одновременно насмешливо и мягко, как будто он успокаивал перепуганное дитя. - Я просто принял твои правила игры.
  
  
  
  Во мне проснулась желчь:
  
  
  
  - А вы не помните?
  
  
  
  - Нет, - ответил он серьезно. - Просвети.
  
  
  
  - Ох, перестаньте, - не выдержала я, вырывая свою руку, которую он легко выпустил. Казалось, его забавила моя реакция.
  
  
  
  - Хочешь, чтобы я замолчал?
  
  
  
  - Я просто не хочу, чтобы вы думали, что я... - я запнулась. - Что я...
  
  
  
  - ...моя игрушка? - закончил он с улыбкой.
  
  
  
  Меня чуть ли не передернуло. У нас с ним были такие отношения - как прогулка по минному полю, когда все время ждешь худшего.
  
  
  
  Я отшатнулась от него и уже было хотела привычно убежать, как он схватил меня за локоть и, не успела я протестующе воскликнуть, притянул к себе. У меня не было сил с ним бороться, и я просто замерла в его руках, глубоко вдыхая дорогой мне запах.
  
  
  
  - Знаешь, что мне всегда не давало покоя? - пробормотал он серьезно.
  
  
  
  - Что? - я почувствовала легкое прикосновение его пальцев к своей щеке и подумала о том, что если он прекратит, я просто умру.
  
  
  
  - То, что, несмотря на всю твою кажущуюся простоту, я никогда не мог понять до конца смысл некоторых твоих поступков.
  
  
  
  Я поджала губы, не зная, как расценивать подобное заявление. Что уж там говорить, иногда я сама себя не могла понять.
  
  
  
  - Вас вообще трудно понять, - наконец, буркнула я. - Что с того?
  
  
  
  - Как бы я ни пытался к тебе подступиться... - Александр Владимирович усмехнулся, скользнув большим пальцем по моему подбородку и, сжав его, чуть приподнял, заставляя меня поднять на него глаза. - Все время между нами словно поднимались стены... ты постоянно убегаешь от меня. И в этот раз я просто хотел, чтобы ты сама ко мне пришла, но, зная тебя, это было глупым неосуществимым желанием, и тем не менее, я ждал.
  
  
  
  Мой пульс оглушающим эхом отдавался в ушах.
  
  
  
   Тук-тук. Тук-тук.
  
  
  
  - И зачем же?
  
  
  
  Он пожал плечами.
  
  
  
  - Азарт. Мне было интересно, хватит ли у тебя сил подойти первой.
  
  
  
  Я качнула головой. Пальцы мужчины продолжали ласкать мое лицо, которое просто плавилось, как податливый воск, от его прикосновений.
  
  
  
  - Лжете, - заметила я почти с весельем, когда, наконец, смутно, но смогла понять его. - Азарт тут ни при чем.
  
  
  
  Скорее, тут замешано любопытство и желание игры. Ему интересно смотреть, как я поступлю в той или иной смоделированной им ситуации. И это должно было в очередной вывести меня из себя, но не вывело. Отчего-то мне стало легче от осознания его истинной причины. Ему было не все равно на меня тогда и сейчас, и это главное.
  
  
  
  Губы мужчины снова тронула улыбка.
  
  
  
  - Ну... может, совсем чуть-чуть.
  
  
  
  Я так и знала!
  
  
  
  Его палец легко очертил контур моей нижней губы. Я прикрыла глаза, теряясь в своих ощущениях. В груди ширилось, распирая ребра, странное чувство, словно защемило что-то сладко и теперь не отпускает.
  
  
  
  - И что же побудило тебя начать снова меня игнорировать? - спросил он. И я, наконец, уловила нотку неподдельного интереса в его голосе.
  
  
  
  Я тяжело сглотнула.
  
  
  
  - Не скажу, - глухо пробормотала я, думая о том, что если сознаюсь, то умру на этом месте от стыда.
  
  
  
  Он явно не ожидал от меня такого ответа. На его лице, словно легкая рябь по воде, мелькнуло мягкое изумление, которое, правда, тут же исчезло. Александр Владимирович тонко улыбнулся мне.
  
  
  
  - Как хочешь.
  
  
  
  Александр Владимирович легко приподнял меня за талию и усадил за парту так, что наши лица оказались на одном уровне. Слишком мало места. Слишком много его.
  
  
  
  Я едва могла держать себя в руках, когда волна чужого запаха окутала меня с ног до головы, звук моего дыхания стал похож на рокот прибоя. И все становится, как раньше. Для меня и моего маленького эгоистичного мирка. Хорошо только то, что он так близко: я чувствовала его прикосновения - и мне это нравилось; я вдыхала запах его одеколона - и мне это нравилось. Я впервые поняла, насколько болезненно привязана к Александру Владимировичу, настолько, что эта разлука чуть не убила меня - и вот это мне уже совсем не нравилось. Это пугало меня.
  
  
  
  - Просто не сбегай больше. Это единственное, о чем я тебя прошу.
  
  
  
  Я открыла рот, чтобы возразить, но из меня вырвался лишь короткий вздох. Он прав, я больше не сбегу.
  
  
  
  Чужие губы мягкие и горячие, язык сладковатый, гибкий, нежный, а ладони, скользящие под рубашкой - жглись раскаленными углями по коже, под ней.
  
  
  
  Александр Владимирович поймал меня за пряжки ремня джинсов и притянул к себе так сильно, что у меня сбилось дыхание.
  
  
  
  Меня хватало только на то, чтобы выдохнуть в перерывах между поцелуями:
  
  
  
  - Подождите... не здесь же!
  
  
  
  Слишком уж было свежо у меня воспоминание об ошибке того раза.
  
  
  
  Александр Владимирович, отстранившись, окинул меня внимательным, острым, почти злым взглядом, и по моей голове от этого будто хорошенько прошлись кувалдой, впервые я видела, чтобы он смотрел на меня так.
  
  
  
  - Здесь. Сейчас, - сказал он с отчетливой хрипотцой.
  
  
  
  Я закрыла глаза и почувствовала, как шею обжег поцелуй-укус. По моему телу раз за разом прокатывались волны дрожи, а щеки горели огнем. Много ли нужно сделать, чтобы я окончательно потеряла разум?
  
  
  
  Здесь.
  
  
  
  Сейчас.
  
  
  
  И плевать на то, что мы сейчас в школе, и у трети учеников еще не закончились уроки. Плевать, что в прошлый раз нас застукал Высоцкий. Плевать.
  
  
  
  Потому что его горячие пальцы уже нетерпеливо стягивали с меня джинсы, потому что сама я выгляжу и чувствую себя так, словно умру, если он не продолжит.
  
  
  
  И учитель продолжал.
  
  
  
  
   nbsp;
Оценка: 7.82*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"