Владимир Наконев

     Рассказы об армии

     1.Камикадзе.

     Прикрыв дверь "антона", чтобы никто не видел, я и Прапорщик смотрели на Подполковника. Вырвав кольцо правой рукой, он сидел в подвесной системе, обхватив руками запаску, зажмурив глаза и ожидая раскрытия парашюта. Т-4, тем временем, раскрываться не спешил. Полностью вытянувшись, парашют попал в "продувку" и лишь трепетал передней кромкой в нарастающей скорости.

      - Раскроется?

      Я утвердительно кивнул и, словно в ответ на это, купол вспыхнул красно-зёленым цветком на заснеженном фоне.

      - Советская техника - надежная техника.

     Началось это однажды... Подполковник, не будучи специалистом, был назначен заместителем командира по воздушно-десантной подготовке. Убивалось при этом много зайцев. В том числе и то, что его в любой момент можно было заменить на своего выдвиженца. Не блистая особенно разумом ни в одном деле, кроме пьянства, Подполковник вдруг решил, что он должен иметь больше всех прыжков. И приказал спортивной команде укладывать ему на каждый день по восемь парашютов.

     Спортсмены, все выходцы из аэроклубов, с прохладцей отнеслись к нововведению, а в один из дней вообще забыли подполковничьи тряпки. Приехав на прыжки на своем "уазике", Подполковник пришел в ярость и начал разборки.

      - Кто сегодня ответственный на старте?!

      - Вот он -, указав на меня, прогнулся старлей, начальник команды, бабник и пьяница, любивший прокутить прыжковые деньги солдат в хорошей компании.

     Поставив мне пятки вместе - носки врозь, Подполковник не стал терять время на многословие.

      - Я отстраняю вас сегодня от прыжков и назначаю ответственным за укладку и погрузку моих парашютов! Понятно?

      - Так точно, товарищ подполковник.

     Поскольку в приказе ничего не было сказано о заполнении паспортов укладки, я не стал себя этим утруждать. Заодно и укладкой. Просто растягивал парашюты в длину, натягивал чехол и запихивал все это в ранец. Ни один глаз не мог отличить на вид в каком состоянии находилось содержимое. И только его запаска была уложена более, чем внимательно. Надо отдать должное аппаратам. Почти три десятка прыжков сделал Подполковник на неуложенных парашютах.

     После приземления мне пришлось поупражняться в словопрениях с Начальником команды. Потому что Подполковник не попал на площадку приземления.

      - Ты что, опять проблем захотел?

      - А ты видел, на какой высоте он раскрылся? А ведь после тебя прыгал. Вот и объясни товарищу заму, что такое ручное раскрытие. Прыгает, как смертник.

      - Точно! -, подхватил один из спортсменов, - камикадзе он и есть. Глаза еще в самолёте закрывает.

     А я, укладывая парашют, подумал, что это неплохая идея: выбрасывать Подполковника так, чтобы он не попадал на площадку. Всё равно за ним машина ездит. А без него так спокойно на укладке. В ближайшем будущем Подполковник перестал испытывать советские парашюты и приступил к осваиванию экстремальных приземлений.

     Потом наши пути разошлись. Подполковник, как специалист по минно-подрывному делу, попал в Афган, устроил там какие-то спортивные прыжки, получил во время них пулю душмана в мягкое место, орден и возвращение на родину.

      Старлей стал подполковником, героем войны в Чечне, в которую он благоразумно отправил своего начальника штаба, а сам остался охранять Пашу-Мерседеса, и получил полковника за растрел Белого Дома.

      А я занялся изучением иностранных языков.

     2. В нужное время в нужном месте.

     В ситуацию может попасть каждый. Вывернуться без особых потерь половина попавших. Только десять процентов могут себе позволить поиграть со случаем, оставаясь в выигрыше. Это уже высший пилотаж. Что-то вроде того, как вступить в игру в самой её середине, не зная правил. И, с блефом или без, заставить отступить всех противников. А если добавить сюда немного везения, то получится просто фантастика. Такого не бывает!

     Не знаю что послужило причиной выбора моей персоны, экономия на командировочных, убрать меня с глаз долой, непрестижность мероприятия, но отправили меня во столичный краевой центр для того, чтобы привезти двух шоферов-призывников в нашу бригаду. Поехал.

     Краевой призывной пункт как муравейник. Кучки уже лысых пацанов под присмотром вояк. Лейтенанты, капитаны, майоры. Всех цветов и калибров. С солдатами, матросами или без оных. С папками или просто с пачками личных дел под мышкой.

      - Вов! Помоги! Моряки на три года забирают.

      Ну вот ещё. Мой старый аэроклубовский товарищ. Легко сказать, помоги. Не подойду же к старлею, отдай, мол. Пошлёт меня морячина, не поглядев ни на эмблемы десантные, ни на разницу в весе. Да ещё и прав будет.

      - Сейчас,- говорю,- Что-нибудь придумаю.

     А придумывать-то и нечего, блин. И вдруг, вижу в толпе полковничью папаху с синим верхом. Ма-аленький такой полковник, только папаху и видно, но я уже зверею, чувствую шанс. Ледоколом разваливаю толпу навстречу папахе... Десантные эмблемы! Я раздвигаю каких-то случайно оказавшихся рядом офицеров и прикладываю руку к виску.

      - Товарищ полковник, разрешите представиться...

      Он не дослушав подаёт ладонь.

      - Как дела? Всё ли в порядке? Может помощь нужна?

      - Так точно, товарищ полковник, моряки забирают спортсмена-парашютиста.

      Старый терьер напряг ноздри, почуяв дичь, сверкнул глазами: снова при деле оказался...

      - Где? Мы своих не отдаём.

     Я без всякой субординации расшвыриваю толпу, всех, кто попадается по дороге, открывая пространство для прохода полковника. Призывники и солдаты просто отлетают в сторону, а офицеры, удивлённые такой бесцеремонностью, резко поворачиваются и застывают с поднятой правой рукой. Рефлекс, однако. Успел!

     Кивнув на старлея, я устраиваюсь за спиной полковника, расставив ноги и заложив руки за спину. У моряков получается хуже. Им так перед полковником стоять не положено.

      - Здравствуйте, товарищ старший лейтенант! Ну, посмотрим, каких вы орлов набрали для защиты нашей Родины. Дайте ка мне личные дела, - и мне через плечо вполголоса, - Который?

     И перебирает тоненькие папки. Я на ухо потихоньку: "Этот". Папка откладывается под палец. Затем накрывается ещё одной.

      - А посмотрю я, какой народ во флот идёт, - играет свою роль полковник, - Призывник такой-то!

      - Я!

      - Как дела, сынок, с желанием идёшь?

      - Да мне бы лучше на два года попасть служить, товарищ полковник...

      - Нет, молодой человек! Не мы выбираем. Родина нас выбирает. Она лучше знает, где мы нужнее.

     Я жёстко уставляюсь на своего друга. Тот едва заметно кивает и опускает глаза: понял.

      - Призывник такой-то!

      - Я, товарищ полковник!

      - С желанием идёте служить во флот, молодой человек?

      - Так точно. Я специально готовился для службы. У меня семьдесят прыжков с парашютом.

      - Что? Парашютист! Во флот? Товарищ старший лейтенант, пожалуй, я его у Вас заберу.

      - Товарищ полковник! Я уже отправляюсь. У меня уже всё оформлено...

      - Ничего страшного. Пойдите напрямую к председателю комиссии и скажите, что полковник Е/в забрал одного призывника и приказывает дать вам другого и побыстрее.

     В поезде мои пацаны с наслаждением уплетают домашнюю снедь, а мне думу думать надо: как теперь в бригаде вывернуться? Что не говори, а моя самодеятельность мне икнётся. И как назло не могу придумать никаких оправдательных мотивов. Зайдя на территорию части, по закону подлости, сразу попадаю на командира и начальника политотдела. Мля! Не упустят возможности, проконтролировать лишний раз моё поведение. И, вполголоса посоветовав пацанам повесить на морды идиотско-почтительные маски, я отправляюсь печатным шагом к подполковникам. На пятом или чуть позже шаге в голове зреет идея.

      - Товарищ подполковник! ... прибыл с двумя призывниками. Один шофёр и по приказу полковника Е/ва один спортсмен-парашютист.

      - Гы-гы-гы! - по-лошадиному заржали подполковники, обдав меня водочным перегаром, - Вот, что значит интерес появился...

     Пронесло. И я чувствую, что мой выстрел не просто в "десятку", а в самый центр попал. Есть тут ещё какая-то история, которой я не знаю, но сделал её продолжение.

     А было так. Год назад парашютная команда округа заняла последнее место и министр обороны послал в округ строгий выговор ответственному за подготовку. Командующий округом был уже генералом, который очень хотел жить в Москве. И выговор ему был совсем ни к чему. Отправив его в отдел, он дописал, что выговор объявляется ответственному офицеру отдела. Значит дальше его не перешлёшь. Начальник отдела ещё не был генералом. И очень хотел им стать. Опять, значит, не с руки портить послужной список. Крутили-вертели и придумали.

     Дать выговор полковнику Е/ву руководителю тыловой службы. Генералом он не будет, потому что через год уходит на пенсию. А на размере пенсии выговор никак не отразится. Старый пенёк, откатавший всю службу как кот в масле, чуть не свихнулся, получив строгача на последнем году службы. Да ещё и от министра обороны. На его жалобное блеяние, что он совсем не причём, начальник отдела резонно заметил, что надо интересоваться всем, что происходит в отделе и округе, раз уж носишь десантные эмблемы. И не было более ревностного попечителя в дальнейшем у спортивной команды. Каждый приезд полковника начинался с визита к парашютистам. А потом уже и я подвернулся.

     А строгий выговор ему после этого случая сняли. Аккурат перед пенсией.

     3. Задание.

     Моя сверхсрочная служба началась с того, что я нахамил комбату. Правда, я так не считал, так майор мне об этом сказал. У него была прескверная привычка давать разнос прапорщикам и офицерам в своём кабинете. Естественно, что при тонких стенках, всё это могли услышать все желающие и нежелающие. Авторитета командному составу это не добавляло.

     Дошла очередь, однажды, и до меня. Возвысив голос до предела, комбат решил заодно и обучить меня хорошим манерам.

      - Встань, как положено!!

      Поскольку мне это уже порядком надоело, я сказал, почти неслышно:

      - А ты мне не хами.

     Вытаращив глаза, майор замолчал, очевидно решив, что ему показалось. Я же преодолел разделяющее нас пространство и, даже, слегка наклонившись, продолжил:

      - Я вам рекомендую, товарищ майор, говорить мне Вы, как того требует Устав службы в Советской Армии. Более того, как я - человек почти гражданский, то и приказывать мне не имеет никакого смысла. Я обязательно выкручусь, чтобы не сильно утруждать себя выполнением поручения. Вот вы меня попросите, и я расшибусь, чтобы выполнить получше.

     Покрывшись красными пятнами, майор молчал. Потом встал, надел фуражку и произнёс раздельно:

      - Можете идти.

      - Есть!

      Дальнейшая наша совместная служба протекала безоблачно. Не раз мы выручали друг друга. Со временем комбат опять перешёл на ты, но это уже был другой уровень.

     Как-то раз, мне позарез понадобился отпуск на два дня и, как порядочный, я написал об этом рапорт. У комбата не было никаких возражений. Но к вечеру, он вдруг сказал мне, что его вызывает командир части и, похоже, что по моему рапорту.

      Вернувшись, он выматерился и повторил слова полкана: "Я считаю это не-це-ле-со-об-раз-ным". Посмотрел на мою поникшую физиономию и добавил:

      - В общем, если попадёшься, то я тебя не отпускал.

     Сделав все свои дела и возвратившись, я не встретил ни одного солдата или офицера моего батальона на территории части. Блин! Ещё не хватало, чтоб батальон на учения вышел. В пустующей казарме я увидел двух дневальных.

      - А все вместе с комбатом старый гараж ломают.

     Пошёл туда. Сотня солдат долбили, как дятлы старую стену дореволюционной постройки, а за ними присматривал весь командный состав батальона. Подойдя к комбату как можно ближе, я доложил:

      - ... из самоволки прибыл.

      - Тише, ты, дурак! - настроение у майора было не для шуток. Взяв меня под локоть, он показал на строение.

      - Ты мне, как-то, говорил, что тебя попросить надо и тогда ты расшибёшься. Не мог бы ты сломать эту дребедень? Сегодня вечером истекает срок, отпущенный новым замкомандира. Уже два дня здесь сексом занимаемся. Похоже, пора намыливать задницу.

     Я окинул взглядом побоище.

      - Без проблем. Я могу взять машины с закрытой стоянки?

      - Да бери что хочешь.- и, обращаясь к офицерам, майор сказал, - он остаётся здесь старшим, все его распоряжения - это мои распоряжения. И ушёл.

      - Ну, Володя, ты растёшь -, подкололи меня офицеры. - Чего приказывать будешь?

      - Давайте сюда три шестнадцатитонных автомобиля с лебёдками...

     Через час всё было кончено. Обрушенные стены рассыпались на отдельные кирпичики и я, дав задание солдатам собрать и сложить, пошёл в казарму.

     Увидев меня идущего с руками, засунутыми в карманы, майор лишился дара речи.

      - Ты... Я тебе что сказал делать?

      - А всё, товарищ майор, сейчас там подметут и порядок.

      - Что-о!? ,- Крутанулся и побежал довольно ретиво, не смотря на солидное брюшко.

      Я отправился за ним. Не дойдя до места, увидел весь офицерский состав, вышедший мне навстречу. Судя по довольным физиономиям, они собирались как следует отметить неполучение выговоров.

      - Ты не знаешь, за каким х.. мы носим приставку инженер к нашему званию? - спросил меня комбат.

     4. Встречи с врагами.

     Большую часть своей жизни я готовился для борьбы с врагами, окружающими нашу любимую родину. А потом, вдруг, оказался в самом логове этих врагов. Которые с полным игнорированием к этому отнеслись, за исключением некоторых идиотов из ихнего КГБ.

     В Бельгии посещаю военную выставку, развёрнутую в каких-то нескольких десятках километров от самого главного штаба НАТО. Поглядев на подводные, парашютные и прочие разделы, я останавливаюсь около раздела радиосвязи. Покрутив и подстроив телеграфный ключ, я усаживаюсь и сначала медленно, а потом всё быстрее поклепал точки и тире.

      Профессиональное ухо офицера, присматривающего за порядком, уловило что-то знакомое в какофонии звуков выставки. Подошёл. Понаблюдал.

      - Вы знаете Морзе?

      - Да.

      - Вы были военным?

      - Я - офицер запаса армии бывшего Советского Союза.

      - А в каком роде войск?

      - Скажем так, что всё, что у вас здесь есть, я знаю.

      - О-о-о!

      Кликнул своих сослуживцев и представил меня каждому. Все не без удовольствия пожимают мне руку.

     Посетив подобную выставку в Мадриде, я вдруг увидел совершенно незнакомый для меня стенд имитации стрельбы из винтовки. С компьютером, мишенью и двумя солдатами, обслуживающими его. Подхожу, спрашиваю нельзя ли попробовать. Разрешают. Для того, мол, и развёрнут. Беру в руки спортивную винтовку с диоптрическим прицелом и присоединённым к ней кабелем. Ох и хорошо же лежит в руках оружие! Приподнимаю и делаю выстрел в угол экрана, на котором нарисована мишень.

      Солдаты, довольные, переглядываются и "перезаряжают" винтовку. Я, навскидку, стреляю в десятку. Их лица вытягиваются. Новая перезарядка и я "стреляю" уже просто в движении, поднимая ствол. Попадаю в линию между "десяткой" и "девяткой". Отдаю им оружие и улыбаюсь как можно обворожительнее:

      - Спасибо!

      Уходя, я краем глаза отмечаю, что долго они смотрят мне вслед.

     5. Карузо на гаупвахте.

     Дежурный по части, открыв дверь солдатской столовой, увидел сюжет в действии. Невысокого роста, коренастый солдат рывком придвинул стол, поставив его между собой и двумя офицерами. Вид у офицеров был явно недружелюбный.

      - Отставить! Что здесь происходит?

      Офицеры обернулись.

      - Серёж! Понимаешь, этот молодой... Встань, как положено!, - прикрикнул офицер на солдата.

      - А я и так стою, товарищ лейтенант.

      - Смирно!

      Но, увидев движение офицера, солдат мягко отшагнул назад и раздвинул локти.

      - Я сказал, всем отставить! Кому не ясно? - дежурный сел на скамейку, снял фуражку и начал вытаскивать пачку сигарет из кармана. - Ну, кто мне прояснит обстановку?

      - Да мы сюда отправили личный состав для чистки картошки и на воспитание, а он их всех отлупил. Двое уже в санчасти.

      - А сколько отправил?

      - Семь человек.

      - Не слабо, - дежурный почесал голову, - ну, молодой человек, что скажем в своё оправдание? Молчим, значит? Эй, на кухне!

      В окошке показалось ещё одно лицо.

      - Видел что здесь произошло?.

      - Так точно! Они картошку жарили, он их побил и они в окно выскочили.

      - Молодец! Хорошо рассказал. А сейчас бегом в караулку. Скажи начальнику, чтоб сержанта прислал. Хотя, отставить. Сам пойду. Заодно воздухом подышу. И в санчасть зайду. А вы организуйте тут службу, поднимите старшего повара. Пусть урегулирует.

     ... Начальник караула аккуратно вписал фамилию солдата в журнал. Закрыл и поглядел на провинившегося.

      - Ну, гусь! Думаешь я тебе здесь отдых устрою? Сейчас на внутренний двор и до утра строевым шагом по периметру. Понял?

      - Так точно, товарищ старший лейтенант, а петь можно?

      - Во-во! И с песней. Да чтоб я здесь слышал.

      Через некоторое время снаружи донеслось:

      - Нам, парашютистам, привольно на небе чистом...

      - Во глотка! Карузо!- удовлетворённо хмыкнул начальник.

     Всю ночь со стороны караульного помещения доносились песни Советской Армии.

     Утром на общем построении, подав команду "Смирно!" замкомандира отправился по диагонали плаца к появившемуся командиру части.

      "И от Москвы до британских морей Красная Армия всех сильней!", - донеслось от караулки. В строю раздались смешки. Побагровев, командир принял рапорт и скосил взгляд на стоявшего в строю начальника штаба. Подполковник бегом ринулся по дорожке. Увидев такое движение, из дверей дежурки выпал капитан и отправился вдогонку, придерживая кобуру.

     Подполковник прибежал первый и с разгону пнул калитку.

      - Открывай! - крикнул он показавшимся в лючке глазам.

      - Не могу, товарищ подполковник! Должен доложить сначала начальнику караула.

      - Я тебе, бля, доложу! Открывай!

      - Открой, - рядом с подполковником уже стоял запыхавшийся дежурный по части.

     Подполковник встал на пути марширующего солдата.

      - Отставить песню!

      Солдат замаршировал на месте:

      - Не могу, товарищ подполковник! Старший лейтенант приказал петь, - и, обойдя подполковника по дуге, солдат зашагал дальше "В путь, в путь, в путь, а для тебя, родная...!"

     Увидев сзади, как наливаются кровью уши подполковника, дежурный подумал:"Быть грозе". Высказавшись непечатно, подполковник скрылся за дверью. Прыснув в кулак и погрозив солдату кулаком, дежурный пошёл туда же. В дверях столкнулся с заспанным начальником караула, который очень спешил наружу. Схватил его за ремень и придержал. Начальник попытался вырваться, но не смог.

      - Отставить! Песню! Мать! Твою! Сорвался на мою голову, - с расстановками между попытками вырваться из железных лап капитана прохрипел старлей.

     Через минут пятнадцать в караулке подполковник вытирал шею платком и задыхаясь от смеха повторял:

      - Значит дембеля картошку только себе почистили и жарить начали. И повар, через четыре месяца службы начал их воспитывать. В окно выскочили! Нет! Такого у нас ещё не было..., - и, посерьёзнев, добавил:

      - А наказать надо. С поваров снимем. Отправим в разведчики.

      Oбращаясь к капитану: - Возьми его к себе.

     6. Полезное свойство.

     Во времена тоталитарного прошлого была на ТВ программа "Очевидное-невероятное". Не только образовывала, но и давала толчок к каким-нибудь опытам, исследованиям... И не только у меня.

     Захожу в радиомастерскую и вижу группу солдат, обступивших прибор. Оказывается они проводят опыты с преобразователем напряжения. Берут по очереди провода в руки и кто-нибудь добавляет напряжение. До тех пор, пока испытуемый может терпеть. 80 вольт были пределом. Меня заинтересовало. Прошу попробовать.

     Взял в руки провода и тут же один шутник резко крутанул регулятор. Бросив провод я тут же отвешиваю ему оплеуху. Но и успеваю отметить, что на меня никак не повлияло резкое поднятие напряжения. Второй раз я беру провода и более серьёзный механик постепенно добавляет. 100 вольт. Никакого эффекта. 120.150. Потеплели провода в руках, но особого дискомфорта не наблюдаю.

     Прошу добавить. 200. И, когда прибор показывал уже 240-250 вольт, стало нестерпимо жечь пальцы. Довольно для первого раза. Уже к вечеру весь батальон только об этом и говорил.

     Через несколько месяцев бригада вышла на учения. Как всегда в таких случаях, все сходят с ума. Особенно по ночам. Когда спать надо. "Ядерная тревога", "Химическая тревога", "Нападение диверсионной группы"...

     Через два дня мне это уже порядком надоело и я, вечером, прежде чем залезть в кунг спать, подсоединил провод 127 вольт от генератора на корпус машины.

      - Запомните, покойники! - проинструктировал я своих солдат, - Если кого из вас убьёт, то вас спишут на неизбежные потери при проведении учений. Поэтому, из машины не вылазить ни при каких условиях. Нужду справлять в открытую дверь. В крайнем случае можно спрыгнуть, но залазить обратно я не рекомендую.

     Ночь прошла очень спокойно, несмотря на шум, доносившийся время от времени снаружи. Довольные и отоспавшиеся солдаты весело повыпрыгивали утром из машины. Вылез и я. И тут же подбежал вестовой с сообщением, что меня вызывает комбат.

      - У тебя машина под током, - хмуро заявил мне майор.

      - Не может быть, товарищ майор.

      - Пошли проверим.

     Следуя за майором, я решал головоломку: догадались ли мои охломоны сбросить провод или нет? Подошли.

      - Возьмись за поручень, - приказал майор.

     Я взялся. Чёрт! Не сняли. Не успел я и подумать, что бы сделать или сказать в своё оправдание, как майор схватил второй поручень. Послышался судорожный вздох, прямо перед моим лицом мелькнули подковки прибитые на каблуки и сто живых килограммов врезались задницей в землю.

     Поднявшись и отстранившись от меня, как от прокажённого, майор молча зашагал в сторону. Остаток учений прошёл для меня и моей команды очень спокойно. Особенно по ночам.

     7. Цена победы.

     В пин-понг со мной никто играть не хотел. Я просто не умел в него играть. Иногда, правда, мне дозволяли взять ракетку в руки и потыкать ею в прыгающий шарик. Поэтому свободное время на спортивных сборах по тяжёлой атлетике, куда я попал во время срочной службы, мне ничего не оставалось, как сидеть скромно в стороне, наблюдая, как играют профессионалы.

     Профессионалы играли плохо. Потому что с Геной они тоже играть не хотели. Демонстративно бросали ракетку на стол и уходили. Гена был КМС по настольному теннису.

     Однажды мы оказались вдвоём в спортзале. Гена, по своему обыкновению, жонглировал одним или двумя теннисными шариками. Потом ему это надоело и он поглядел на меня.

      - Давай поиграем, - неуверенно предложил он.

      - Ты будешь со мной играть?

      - Да, только... Знаешь, давай поиграем по другим правилам.

     Он быстро показал мне, как можно держать ракетку, около часа мы перекидывали шарик через сетку, а потом он сказал, что надо начинать играть на счёт.

      Правила каждой игры он придумывал сам. Первую партию он выиграл со счётом 21:2 сидя на стуле и нанося только один удар. Потом, по его просьбе мы прекратили учёбу, потому что в зал пришли другие спортсмены.

     Несколько дней подряд он играл со мной, сидя на стуле, стоя на одной ноге, но левой рукой, правой рукой, на двух ногах, но одним ударом... Изобретательности его не было границ. Найдя у меня интересное движение, он часами заставлял повторять этот удар, чтобы я мог делать его автоматически.

     Прошло довольно много времени и мы заиграли нормальные партии на "больше-меньше". Я привык к выкрутасам своего учителя, начал находить слабые места в его игре.

      - Стоп! - скомандовал мне партнёр, когда, однажды, во время игры открылась дверь в зал и в него вошли наши товарищи по сборам. Привычно подойдя к столу, один из них забрал ракетку у Гены, второй протянул руку за моей.

      - Ещё чего! - заупрямился я, - Сначала у меня кто-то должен выиграть, чтобы я ушёл.

      Захохотав, мой обидчик обошёл стол и забрал ракетку у другой стороны.

      - Можешь кидать на счёт, - снисходительно бросил он в мою сторону.

     Через десять минут всё было кончено.

      - Отдашь ракетку другому или ещё хочешь? - невозмутимо поинтересовался я.

     Тут случилась истерика с моим учителем. Опрокинувшись на маты, он хлопал по ним ладонью, показывал пальцем на моего противника, размазывал слёзы по лицу.

      - Ещё! - заявил побеждённый.

      Но вторую партию нам закончить не удалось, потому что при разгромном счёте он ударил в сердцах ракеткой по столу, сломав последнюю. Все возмутились таким его неспортивным поведением и, по очереди, проиграли мне все партии. Так я влился в наш дружный коллектив уже как хороший игрок.

     ...В один день, зайдя в зал, я увидел, как незнакомый мне капитан, не снимая шинели, играл в пин-понг с одним из наших. Все благоговейно стояли вокруг. Видно было, что офицер умеет играть. Выиграв, он небрежно бросал: "Следующий".

      Проиграли все.

      - Ты, - ткнул ракеткой в сторону моего лучшего тренера капитан.

     Гена проиграл тоже. В моей груди закипел протест. Как? Какой-то капитанишка выиграл у Кандидата в Мастера Спорта СССР!

      - Ты тоже играешь? - спросил капитан, поглядев в мою сторону.

      - Немного.

      - Становись!

     После первого проигрыша капитан снял шинель и расслабил поясной ремень. Затем на спинке стула последовательно повисли китель, рубашка, брюки и капитан сменил сапоги на принесённые одним из спортсменов тапочки.

      - Ты что делаешь? - шепнул мне один из моих коллег, когда я подбирал далеко отскочивший шарик, - Это новый комендант гарнизона!

     Но вожжа уже давно попала мне под хвост. Остановить меня могло только стихийное бедствие или что-то сопоставимое по масштабам.

      - На сегодня хватит, - сказал капитан и долго вытирал почтительно поданным полотенцем потное тело, не забывая свои а-ля будённый усы. Уже застёгивая ремень, он скосил взгляд на меня.

      - Ты тоже одевайся. Со мной пойдёшь.

     Но переночевать в комендатуре мне не удалось, потому как мои товарищи аккордно разгрузили машину с цементом, выкупив, таким образом, меня из заточения.

     Выиграть у меня капитану так никогда и не получилось.

     8. Липа.

      - Я после армии хочу выучиться на ветеринара.

      - После армии ты будешь лежать на кладбище под красной пирамидкой и твоё имя, может быть, будут вспоминать в деревенской школе.

     Я всегда умел аргументировать и убеждать. Уже вовсю шла война, военкоматы хватали всех без разбора для отправки в мясорубку. Те родители, у кого водились деньжата, откупались, если не могли получить диагноз о невменяемости своего чада. Моему ученику рассчитывать было не на что. Простой парень из глухой деревни.

      - И что мне делать?

      - Учиться, как завещал великий Ленин. В институт тебе после ПТУ не поступить, а в военное училище можно попробовать.

      - Но я не хочу быть военным.

      - Тогда ты будешь мёртвым. Вопросы есть?

      - Нет.

      - Ты всегда мечтал стать офицером, правда?

      - Да.

     Поскольку я работал в том же училище, проблем для начала процесса у меня не было. Мастер производственного обучения даже с некоторым облегчением позволил мне написать на пацана характеристику. Несколько часов обдумывания, передёргивание фактов биографии и я отдаю шедевр наставнику.

     "Мечтает стать офицером, для этого много занимается спортом, закончил курсы и выполнил ...прыжков с парашютом, в свободное время закончил курсы шоферов, в настоящее время занимается парапланом... имеет повышенное чувство самоконтроля...

      - Классно написано! - мастер несколько раз перечитывает характеристику, - Слушай, напиши мне и на остальных.

      - Обнаглел, - возмущаюсь я, - Можешь пользоваться, как образцом.

     Через несколько месяцев звонок от моего ученика:

      - Мне в военкомате сказали: насрать на твоё желание, пойдёшь служить, как все.

      - Ничего страшного, - утешаю я, - Если за полгода тебя не ухлопают, бомбардируй рапортами начальство о поступлении в училище.

     Ещё через пару недель на пороге появляется знакомая физиономия. Меня слегка переклинивает.

      - Что случилось?

      - На призывной комиссии один офицер сказал, что с такой характеристикой в армию не идут и переслал мои документы в военное училище. И теперь мне нужно свидетельство о выполнении норм золотого значка ГТО.

      - Что?!!

     Я поглядел на календарь. На дворе явно был не 1980 год. Не только Ильича, но и Советского Союза уже давно не было. Я, в общем-то, и раньше был невысокого мнения об умственных способностях военного руководства, но это было черезчур. Но в перечне необходимых документов стояло "свидетельство о выполнении...".

     Несколько часов метаний по всем физрукам и мы выясняем, что такого бланка нам не найти. Сидим молча в кабинете.

      - Значит я не смогу поступить?

      - Кто тебе это сказал? Сиди смирно, не мешай думать. Значит просят липу. И все, как идиоты, её предоставят. И все будут знать, что это липа. Значит... Наша липа должна быть самая липовая, чтобы опять была впереди других. И поэтому...

     Скоро я уже клацаю на машинке текст "выписка из протокола соревнований в День Советской Армии и Военно-Морского флота (День Защитника Отечества)... участники занявшие призовые места и выполнившие Нормы Золотого...". Добываю на лист бумаги подпись директора и гербовую печать училища.

     Год спустя, я слушаю рассказ об экзаменах.

     Офицер небрежно перелистывает удостоверения о владении Золотых Значков ГТО:

      - А у тебя, что? Нет удостоверения?

      - У меня там выписка ...

      - Какая такая выписка?, - находит лист бумаги, читает, - Ого! А ну-ка к перекладине! Поглядим.

     И через некоторое время: "Орёл!"

     Впереди была ещё одна война...

     9. Патруль.

     Идти в патруль считалось привелегией. Это тебе не караул, ни дежурным по столовой или помощником дежурного по части. Прогулка по городу, шарахающиеся во все стороны не только самовольщики, но и те, кто по увольнительной. И рядом не два-три оболтуса, а наглаженно-начищенные воины Вооружённых Сил. Но был ещё и патруль внутри части.

     Что бы ты ни делал, всё равно в конце дня получишь раздолбон. Потому что в каком-нибудь подразделении солдаты обязательно выкушают водчонки и их поймает командование. Потом поступит директива наказать начальника патруля. За то, что не уберёг обороноспособность страны и отдельно взятой роты.

      - Пойдёшь начальником патруля в части.

      - Товарищ майор! Есть идея: давайте организуем двойной патруль. И попробуем провести службу, чтобы не получить пистона от полковника.

      - Это практически невозможно. А что за идея?

      - Ну, мы же, всё-таки, связь.

     С утра, раздевшись до трусов, я блаженно подставляю тело ещё не очень щедрому солнышку на верхней площадке парашютного тренажёра. С высоты птичьего полёта видна не только вся территория части, но и два магазина, торгующие спиртным. А, когда я приникаю к биноклю, то вижу ещё один магазин в отдалении и могу хорошо разглядеть автобусную остановку, которая наполовину скрыта деревьями.

     Другой начальник патруля с двойным составом солдат лениво листает журналы в беседке возле казармы. Завидев очередного солдата, возвращающегося в часть с купленной водкой, я нажимаю кнопку радио:

      - Второй, я - первый, один нарушитель на восточной стороне. Двоих на КПП для прикрытия и с остальными выдвигайся.

     Отодвинув подорванные доски забора, любитель горячительного попадает прямо в руки внутреннего патруля. Ошеломление слишком велико, чтобы попытаться убежать или, хотя бы, выбросить бутылки. Те, кто похитрее, прячут бутылки за оградой и заходят через проходную.

     Но их тоже берут и вместе с ними патруль находит спрятанную водку, наводя нарушителя на мысль, что без гипноза здесь не обошлось. И к вечеру комбат отдаёт наполненный ящик с зельем командиру части, присовокупляя список "Авторота - 6 бутылок,...".

     Полковник не отказывает себе в удовольствии самолично расколотить бутылки в присутствии построенных рот в цинковый тазик, который поддерживает дневальный.

     День закончился всего лишь двумя упившимися в усмерть дневальными, которые были отправлены вывернуть содержимое тазиков в помойку. Но это нарушение уже было не по нашей вине.

     10. Рефлекс.

      - Позови начальника, пожалуйста. Заведующая к телефону.

     Без особого энтузиазма я отправляюсь на опушку леса. В последнее время мои отношения с начальником центра допризывной подготовки, где я работаю инструктором, становятся всё более и более натянутыми. Не только, правда, у меня, но от этого не становится лучше.

     Центр находится на выезде на сборах на территории бывшего пионерского лагеря. И начальник сам проводит тактические занятия с личным составом. Никогда не служивший в армии, он, влюблённый в своё дело, делает всё по уставу и по другим, непонятным мне правилам, почерпнутым, как мне кажется, из самых плохих фильмов про немецкую армию.

     По двойному свистку пацаны обязаны построиться. По длинному разбежаться и замаскироваться вокруг поляны, по краю которой потом проходит начальник и делает замечания нерадивым. Затем опять двойной свисток.

     Начальник уходит и оставляет меня со школьниками. Зная мои нетрадиционные методы подготовки, некоторые из них уже ухмыляются.

      - Значит так... , - я делаю многозначительную паузу, - Мне не понравилась скорость, с которой вы разбегались. Иногда это может приблизить ваш отход в мир иной. Сейчас проводим тренаж команды "Ложись!". Правильное и быстрое, без обдумывания, действие оставит вас в живых. Команда может быть подана в любое самое неудобное время.

     Говоря это, я наклоняюсь и зачерпываю в ладонь мелкого гравия. Продолжая объяснение, пересыпаю из одной руки в другую. Ничего не подозревающие курсанты центра расслабленно слушают. Их радует уже то, что я не свищу и не заставляю бегать туда-обратно.

      - Ложись! - и я с силой запускаю пригоршню мелких камней в строй.

     Попадав как попало, некоторые вскрикивают от боли. Камни, всё-таки. Построив заново, я подробнее рассказываю, как надо действовать в таком случае. Затем, перестроив шеренгу в колонну, и даю ложную команду.

      - Равняйсь! Смирно! Вольно. Прямо ша-агом,... Ложись!

     В этот раз "раненых и убитых" не было. Пацаны уже и не разговаривают в строю, жадно внимая каждому моему слову. Я объясняю следующую задачу: в данном районе находится диверсант-снайпер. Найти и обезвредить, используя все навыки маскировки на местности. Диверсант - это я. У меня бесшумное оружие, которым я могу пользоваться без ограничения. Те, кого я "убил" обязаны подняться на ноги и вернуться на поляну. У всех загорелись глаза: Родина ждёт героев.

     Я сверяю часы с одним из курсантов, чтобы у меня было ровно пять минут, чтобы спрятаться и ухожу в лесок. Подле одного дерева обнаруживаю здоровенную свинью с подсвинками. Почмокав губами, я приближаюсь к ней и ласково чухаю её откормленное рыло.

      Благодарно похрюкивая, она заваливается набок и её тут же берут на абордаж поросята. Хлопнув ещё пару раз ладошкой по свинскому телу, я взбираюсь на это самое дерево и, совсем не маскируясь, стою на ветке лицом в сторону, откуда должны прибыть ученики. Снизу доносится удовлетворённое повизгивание.

     Появляются первые зады, высовывающиеся из папоротника. Не умеют ползать по-пластунски. Но, распределились довольно правильно. Негустой цепью продвигаются вперёд. Немного позади показалась и вторая цепь. Более разрежённая и широкая. Неплохо, пацаны, неплохо.

     Свинья отрывисто хрюкнула и вскочила на ноги. Поросята замерли, прижавшись к ней. Первые двое вояк замерли на месте.

      - Здесь его нет, - слышу шёпот, - Иначе чушка уже убежала бы.

     Сменили направление и поползли дальше. Я прикрыл ладошкой рот, чтобы не дать звуку направление, и "убиваю" обоих. От неожиданности они замирают на месте, глядят друг на друга, поднимаются и бредут обратно. Увидев, что они поднялись, на это место приползают ещё четыре охотника. Получив то же, что и первые, уходят в сторону поляны.

      - Где он там засел? - слышу негромкий вопрос из второй цепи.

      - Иди и найдёшь, - следует саркастический ответ... И в этот момент со стороны поляны доносятся два свистка. Все ловцы вскакивают и бегут по привычке строиться.

      - %%#*b!! - по-взрослому высказывается один из учеников на бегу, - Как собакам!

     Я спускаюсь с дерева и, сделав хорошую дугу, чтобы не помешать подготовке новых защитников родины, возвращаюсь в лагерь.

     10. Печальная история.

     Начальник минно-подрывного дела был самый обыкновенный алкаш. Что не является редкостью в армии одной шестой части суши. Зная его слабость, ему подносилась очередная бутылка водки и командиры рот получали все необходимые взрывающиеся штучки для занятий с личным составом. Без оформления документов, которые заполнял вечером сам проспавшийся начальник.

     В этот день не заладилось с самого утра. Бутылку не принесли. Пообещали купить ближе к вечеру. У начальника болела голова и вечер казался намного дальше, чем обещанное партией построение коммунистического общества. Обидевшись на неучтивое отношение, начальник потребовал оформления всех надлежащих бумаг. К этому процессу у командира роты привычки не было. Половина дня ушла на заполнение формуляров и получение всех подписей.

     Находясь после этого не в самом лучшем расположении духа, командир роты заставил выйти на занятия всех. Включая офицеров и дембелей.

      Окружив офицера весь состав роты следил за его действиями, которые он же и комментировал:

      - Снимаете предохранительную чеку, устанавливаете ограничитель, подготавливаете взрыватель и...

      - Товарищ капитан! Наоборот надо!- сержант увидел, что офицер перепутал порядок действий для установки мины.

      - Не учи отца е..., - и офицер отпускает взрыватель в отверстие.

     Сержант делает бросок в сторону с криком:

      - Дембеля ко мне! Ложись!

     Это была очень мощная мина. Более десяти погибших и три десятка покалеченных. В основном молодых солдат, стоявших ближе всех в группе. И лишь дембеля вышли из ситуации без царапин.

     Прибывшая комиссия обнаруживает пьяного в стельку начальника минно-подрывного дела и все заполненные как положено бумаги. Ему, в последствии, даже не объявили выговора. Но, правда, отправили проходить дальнейшую службу к чёрту на кулички.

     11. Новое чувство.

     Начальник спортивной парашютной команды, хоть был и алкаш, но не дурак. Знал, что служить ему ещё, как медному котелку. Поэтому и дружбу водил с перспективными подполковниками, да полковниками. Станут, понимаешь, когда-нибудь, званием повыше, в плечах пошире и не забудут верного и услужливого друга.

     И эти его друзья относились к спортсменам, как баре к холопам. Стоим, как-то, ожидая самолёт, планируем групповой прыжок. И на нашу беду появляется начальник штаба с челядью, в парашюты обряженные. Проходя мимо строя, он небрежно тычет в грудь каждого попавшегося пальцем:

      - Ты, ты и ты. Во вторую шеренгу! Эй! Папуас! Я кому сказал: пошёл вон!

      - Слушаюсь, товарищ подполковник! – испуганно шарахнулся солдат.

     Начальник команды, подбежал и виртуозно заёрзал возле офицеров.

      - Товарищ полковник сюда, пожалуйста. Разрешите проверить парашют, товарищ полковник?

     Подполковник обласканный отсутствием приставки в обращении, даже ростом стал повыше. Я же стою молча, зная, что последует дальше.

      - Ты, - Начальник команды в мою сторону, - выпускающим пойдёшь.

      - Есть!

     На правах выпускающего, я не сажусь на скамейку в самолёте и стою в проходе, держась за тросы. Набрали высоту. Начальник команды занимает весь проём открытой двери, поворачивается и командует: «Приготовиться!». Через некоторое время прыгает. Я поворачиваюсь к подполковнику и вижу остекленелые глаза. Согнулся, приготовился. На жизнь или на смерть. И мелькает у меня мысль.

      - Пошёл! – и, высунувшись на руках вслед прыгнувшему, я со всей силы пинаю его в зад.

     Поворачиваюсь к следующему, смотрю в глаза и повторяю действие. Спортсмены давятся от хохота, прикрыв ладошками рты. Повернувшись в очередной раз, я вдруг вижу любопытные глаза последнего офицера группы. «Сколько же у него прыжков?» мелькает мысль. Додумывать некогда, хватаю его за лямку, подтаскиваю к двери и он с воплем «Не пина-а...!» исчезает за бортом.

     На взрыв хохота испуганно оборачивается пилот. Я показываю ему рукой «Второй круг и повыше».

      После прыжка я подхожу к группе офицеров, как к куче ядовитых змей. И на подходе слышу фразу подполковника:

      - Правда говорят, что с количеством прыжков появляется опыт и чувство прыжка. Меня сейчас так шарахнуло в момент раскрытия... – и задницу почёсывает.

      - Ты знаешь, что тебе будет, если я расскажу? – прозвучавший над ухом голос заставляет меня вздрогнуть. Сзади стоит молодой старлей из штабистов.

      - Ты не расскажешь, - безапеляционно заявляю я, - Не будешь же ты портить ему чувство прыжка?

      - Не буду, - соглашается старлей, - Но ты, всё равно - гад. Меня мог бы и не пинать.

     12. Ничего невыполнимого.

     Памяти Миши Микаэляна.

     Глупая, нелепая смерть.

      Он был маленьким и худеньким малышом шестнадцати лет. Среди учеников моей первой парашютной группы. С большой копной вьющихся чёрных волос. Любопытный и серьёзный не по годам...

     Миша стал солдатом-десантником. Уже развернулись плечи. Но слегка ссутулилась спина. И вдруг облысела голова. По-настоящему. Лишь кое-где остались островки прежней буйной растительности. Миша брил остатки бритвой и по специальному разрешению командира части носил паричок, подстриженный накоротко.

     В разгар строевого ежегодного смотра вдоль строя части идёт зажравшийся штабной полковник из округа. "головные уборы снять!". И вдруг среди просвечивающих розовой кожей затылков полкан видит неуставно длинные волосы.

      - Это что такое! На кого похож?! Немедленно!! Пять минут на стрижку! Бегом!

      - Есть!

     Миша бегом убегает с плаца, забегает за угол первой казармы, срывает парик, прячет его за пазуху и бежит обратно. Тем временем полковник раздалбывает комбата:

      - Распустились тут! Не следите за личным составом...!

     Командир батальона видит возвращающегося солдата и поджав губы, чтобы не расхохотаться, слушает лай проверяющего.

      - Товарищ полковник! Ваше приказание выполнено! Разрешите встать в строй?

     Полковник, остолбенев, глядит на Мишу, на иссиня-выбритый череп, на берет, что держит Миша в руке и не знает, что делать. Издалека на это глядит командир части. Ухмылка на его физиономии говорит о том, что он понял комизм происходящего.

      - Дак, это... вот...-, тянет время полковник, - Встать в строй!

      - Есть!

     Офицер забывает, что надо делать дальше и уходит к командиру части.

      - Послушайте, как это можно, за пол-минуты побрить голову?

      - Для десантника нет ничего невозможного, товарищ полковник!

      - Да, я понимаю... Но, всё-таки!

     13. Уважение.

     Старшина батальона был многопудового веса. И складу характера неординарного. С привычками всякими. Тумаки раздавал солдатам походя. Но, как оказалось, и товарищей прапорщиков приголубливал. Командир знал, похоже, об этом, но никак не реагировал. Прапора были простыми ребятами. Со слабостями и недостатками, присущими всем. И на побои реагировали, почему-то, одинаково: никому не рассказывали.

     Настала и моя очередь. Месяца не прошло, как я начал служить свою сверхсрочную, как, однажды, сидим вместе с прапорами и тут подбегает солдат и говорит, что меня старшина просит зайти в его каптёрку. Уходя, я обратил внимание, что все прапорщики, как-то стнанно на меня посмотрели.

     Постучал я в кладовку, открыл мне солдат и тут же вышел, закрыв за собой дверь. Старшина возвышался посреди стеллажей, как гора Магомета.

      - Мне сказали, что Вы просили зайти, - нейтрально докладываюсь я. И в самом деле, не рапортовать же сундуку.

      - Вы, вот что, товарищ младший сержант...,- прапор вдруг сгребает меня лапищей за ворот и выдёргивает на высоту своего роста.

     Поняв, что сейчас будет тычок в солнечное сплетение, я резко группируюсь, причём моё колено, совершенно случайно, по дороге входит между ног старшине. Охнув, он опускается вместе со мной на пол. Я отбиваю руки, отпрыгиваю назад, делаю перетанцовку на носках, подготавливая ноги к серии пинков и замираю в атакующей позе. Начхать, думаю, что будет дальше, но, если шевельнётся, дам пинка по физиономии.

     Вижу, что старшина уже не столько страдает, сколько искоса наблюдает за моими ритуальными танцами. Хотя и в норму совсем ещё не пришёл. Я опускаю руки, одёргиваю китель и разряжаю обстановку:

      - Ну, если у Вас больше нет вопросов, то я, пожалуй, пойду? А, товарищ прапорщик?

     Прапор согласно кивает головой и сдавленно мычит что-то одобрительно-провожающее. Я открываю дверь, выхожу и вежливо без стука закрываю за собой, оттолкнув солдата, который попытался протиснуться в кладовку. Всю дальнейшую службу мы ни разу не пересеклись грубо со старшиной. И всегда он подчёркнуто-вежливо называл меня "товарищ младший сержант". А остальных прапорщиков батальона он всегда величал только по фамилии.

     14. Чей дембель главнее.

      - Ты почему у нас плохо участвуешь в жизни батальона? - спросил меня, как-то, комбат.

      - Вот уж не надо ля-ля, товарищ майор, я делаю всё, что надо.

      - Ладно, не пререкайся со старшими. Слушай, не мог бы ты оказать нам одну услугу. Ты ведь живёшь рядом. И, если пару раз в неделю будешь приходить на подъём личного состава, нам не прийдётся лететь сюда из города на попутках в такую рань. С солдатами старшина проведёт беседу, чтобы они тебя слушались.

      - Без проблем, командир.

      И уже на следующее утро я ровно по времени подъёма захожу в казарму. Дневальный, увидя меня, лениво подаёт команду "Смирно!". Выслушав рапорт, я спрашиваю дежурного, почему не видно выбегающих на зарядку солдат.

      - А мы не успели подать команду на подъём, - хитровато говорит дежурный.

      По скорости, с какой я схватил его за ремень, он понял, что шутки кончились.

      - Дневальный! Команду!

     Дневальный заорал, как, наверное, никогда в жизни. Дежурный, когда я его отпустил, бегом пробежал в одну половину казармы, где спали солдаты первого года службы и с криком начал поднимать молодёжь. Я направился в другую часть. Открываю дверь и вижу только несколько неторопливо поднимающихся тел.

      - Команда "Подъём" была?

      - Ну и что? - с ближайшей кровати из-под одеяла показывается заспанная физиономия, - Сверхсрочник! Вали отсюда, не мешай дембелям ждать окончания службы.

      - Между прочим, мне тоже в этом году дембель, - говоря это, подбираю с табурета свёрнутый солдатский ремень.

      - Ну, вот и готовься. И вообще, пошёл ты...

     Договорить дембель не успевает, потому что я за ножку кровати переворачиваю содержимое на пол.

      - Вот, бля!...

      Но продолжения опять не следует. Я, наотмашь, врезаю ремнём по телу, выбирающемуся из кучи барахла солдата. И он, с ловкостью обезьяны скрывается под следующей кроватью. На угрожающее движение ещё одного "дедушки" я отвечаю хлёстом по ногам. Затем переворачиваю ещё пару опустевших уже кроватей, подтаскиваю их, чтобы они забарикадировали дверь и наматываю на руку ещё один ремень. Начинаю загонять всю толпу в угол. Но и они не лыком шиты. Открыв окна, выбрасываются наружу (благо первый этаж).

      - Батальон, смирно! - доносится из-за двери. Я оттягиваю кровать от двери, открываю её и сталкиваюсь с майором.

      - Здравия желаю, товарищ майор! Случилось чего?

      - Нет. Я просто хотел помочь тебе провести подъём первый раз.

      - Нет необходимости. У нас такие послушные солдаты...

      - Знаю я, какие у нас послушные! Я уже устал слушать жалобы офицеров. Там все поднялись?

      - Так точно!

     Несколько месяцев спустя, когда я тренировал дембелей в спортзале по их просьбе, они мне со смехом рассказывали, как они инструктируют каждый вечер дневальных.

      - Мы им говорим, если на подъём прийдёт комбат, старшина или этот долбаный сверхсрочник, ори что есть силы.

     15. Телепат.

     Попасть на спортивные сборы в Советской Армии было примерно то, что и получить звание Героя. В то время, когда сослуживцы тянули лямку военных будней, можно было тренироваться, ходить в самоволки, и, вообще, как можно меньше надевать военную форму. К началу всяких первенств на сборы добавлялись стареющие, но ещё находящиеся в хорошей форме офицеры. Братство спортивное приобретало разношёрстность и происходило взаимообогащение не только спортивным мастерством, но и умением пошутить, подколоть.

     Молчаливый капитан, всё свободное время проводящий с книжкой в руках, поглядел на меня и спросил:

      - Ты слышал что-нибудь о Вольфе Мессинге?

      - Конечно.

      - Я вот гляжу на тебя и вижу у тебя задатки шарлатана. Слушай сюда, есть такой трюк...

     Весь фокус сводился к следующему: на столе раскладывались три карты, я должен был, отвернувшись, подождать, пока кто-нибудь притронется к любой из них и потом угадать, какую тронули. Разгадка была в том, что карты раскладывались, как устроено лицо: глаза, нос. И, прежде чем отгадать, я должен был взглянуть на капитана, а он, в свою очередь, почесал бы задумчиво подсказку. Потом количество карт увеличивалось.

     Вечером от нечего делать весь коллектив, как обычно, трепался на все темы. Между прочим речь зашла и о сверхъестественных способностях. После того, как все повспоминали всякие случаи из жизни и прочитанное, я небрежно заявил, что у каждого есть что-то. Просто не каждый может это проявить.

      - Ну тогда ты прояви, - со смехом сказал один из присутствующих.

      - Я просто так не могу. Нужно хорошо настроиться, Чтобы другие не мешали и многое другое.

      - Ну, как всегда, - ответствовал один из моих товарищей, - Ляпнуть мы все можем, а как сделать, так в кусты.

      - Ах, так! - вскипятился я, - Тогда вот, самый простой пример!

     Я забираю карты из рук играющих, ставлю табурет на середину комнаты и объясняю присутствующим, что нужно тронуть карту, когда я отвернусь. Отворачиваюсь. И по команде участников возвращаюсь к табурету, отметив на ходу чешущийся нос капитана.

      - Вот эта.

     Всеобщее молчание. Все задумчиво разглядывают карту. Количество зрителей добавляется. Но, правда, мне оставлен большой сектор свободного пространства. Меня заставляют отвернуться ещё раз. Повернувшись, я замечаю, что у капитана чешется и нос, и глаз. Начинаю самый большой спектакль последнего времени. Наклоняюсь, обнюхиваю карты, провожу над ними руками и обиженно замечаю:

      - Мы же договаривались, трогать только одну карту. Вот эти две были тронуты.

     Всеобщее оживление, возгласы и недоверчивые лица вокруг меня.

      - А больше карт можешь?

      - Могу, - и я накидываю на табуретку с десяток карт.

      - А теперь выйди из комнаты!

     Выхожу. Жду, когда позовут. Открывая дверь, я увидел странный жест капитана. Он крутанул два пальца в воздухе, а потом не почесал, а прикоснулся к щеке. Ничего себе! Что же это означает? Мы об этом не договаривались. Тяну время, раздумывая. Прошу указать мне на того, кто прикасался к карте. Показывают. Пододвигаюсь к жертве, успевая ещё раз бросить взгляд на своего партнёра. Тот делает отрицательное движение пальцем, потом ещё раз крутанул два пальца, словно меняя их положение в воздухе и опять за свою щёку. Эврика!! Прямой взгляд в глаза того, на кого указали и сногсшибательное заявление.

      - Ребята! Я же просил не обманывать. После того, как он потрогал вот здесь карту вы её поменяли.

     Все перестали дышать. Капитан, перелистывая страницу своей книги, вытянул большой палец кверху.

      - А-а-а! - застонал один из зрителей и бросился в открытую дверь. И захлопнул её за собой.

      - Ребята! - донёсся его вопль из-за закрытой двери, - Он нас дурачит. Я сейчас гляжу в замочную скважину и отлично вижу и табуретку и карты.

      - Ну вот! - разочарованно тянут голоса, - Тоже мне экстрасенс.

     Я улыбаюсь, накидываю ещё карт и, выходя из комнаты, тяну за рукав одного из зрителей, чтобы телом прикрыл амбразуру. Когда открывается дверь, захожу и весело улыбаясь, вижу, что у капитана ничего не чешется.

      - Ну, что вы испугались? Можно было и потрогать карту. Не вижу ни одной, к какой бы прикоснулись.

     Все молча разглядывают карты, разбросанные на табуретке. Иногда кто-нибудь переворачивает одну из карт, чтобы посмотреть, что изображено на обороте. Наконец, мой тренер по настольному теннису произносит.

      - Ему кто-то из нас подсказывает. Пошли все отсюда вместе с ним!

      Когда у тебя сто десять кило веса, можно так приказать всем. Весело гогоча, срочники, молодые офицеры и я выходим из комнаты. В ней остаются только Гена и старый капитан, читающий свою книгу на койке второго яруса.

      - Заходите!

      Я жду, когда все рассядутся, подхожу, беру друга за запястье и, стрельнув взглядом на капитана, уверенно тычу в карту.

      - Эта!

      - М-м! - стиснул зубы Гена, - Этого не может быть!

      - Так, Ген, теперь тебе надо с ним выходить! Ты, кажется, ему сам подсказываешь.

     Такое трудно было вытерпеть. Здоровяк обхватил голову руками. Я посмеиваясь внутри, но стараюсь, тем не менее, внешне выглядеть усталым.

      - Ещё можно карты добавить? - спросил один из зрителей.

     Я разбрасываю почти всю колоду, отворачиваюсь, потому что меня уже не просят выйти из комнаты и... ошибаюсь. На всеобщее оживление, говорю, что сильно устал, хочу воды и нужно вытереть голову холодным полотенцем. Пока все суетятся, выполняя мои пожелания, мы с капитаном перебрасываемся взглядами, он успевает уточнить у меня к чему относятся вновь покладенные карты и я ещё пару раз угадываю правильно тронутую карту.

     Все устали. Просто сидят и подкидывают, как дрова в костёр, свои идеи по поводу фокуса. Я просто жду, что будет дальше, а капитан не отрывается от своей книги. Мой друг сидит молча и вдруг подскакивает и мешает все карты.

      - А вот так можешь отгадать?

      Я вопросительно взглянул на капитана, он слегка скорчил гримасу. Понятно. Выпутываться мне самому надо. Собираю все карты в колоду, тщательно тасую и кладу их на табурет. Протягиваю ладони к Гене и загадочно говорю.

      - Вытащи одну карту, только не гляди на неё.

     Гена повинуется. Я обхватываю его ладони своими двумя и, оглядев зрителей, произношу загробным голосом.

      - Если это не король червей, то, значит, я сильно устал.

     Гена переворачивает карту и роняет её на пол, следом я хватаюсь руками за койку, на которой читает капитан, потому что ноги меня не держат. Капитан, бросив свою книжку, отвернулся и трясётся в беззвучном смехе. На пол падает король червей!

      - Всё! Спать! - слышатся голоса, - Куда к чёрту! Второй час ночи!

     Среди ночи меня кто-то толкает. Я продираю глаза. Гена прикрывает мне рот ладошкой.

      - Вов! Ну скажи, как ты это делаешь? Я никому не скажу.

      - Капитана забыл выгнать из комнаты.

      Гена с размаху бьёт себя кулаком по голове.

      - А король?

      - Что король? Я сам чуть не офигел.

     16. Взаимопомощь.

     Генерал был такой сволочью, что вторую такую в радиусе многих километров не найти. Каким-то боком он касался нашей бригады и регулярно приезжал с так называемыми проверками. Скорее всего, его просто выгоняла из дому генеральша. И он жил в нашей гостинице неделями, питался в нашей столовой. Причём из солдатского котла не ел. Брезговал. Просто каждый день заказывал прапорщику, заведующему столовой, того, чего ему хотелось бы откушать. Прапор со слезами жаловался нам, что уже и сам не может взять продуктов домой, потому что эта толстая скотина сжирает по курочке в день.

     Насытив своё чрево, генерал усаживался в беседку посреди части, рядом с помещением дежурного и устраивал себе развлечения в виде чтения нотаций какому-нибудь офицеру, на свою беду посмевшего пройти неподалёку. Весь офицерский состав передвигался по части короткими перебежками, от одного угла к другому. Либо обходили опасное место через автопарк. И только солдаты веселились, глядя на эти новации.

     Принесли черти этого генерала и на наши учения. Привычек он менять не стал. Закусив курочкой, опять сел в центре лагеря и ловил зазевавшихся офицеров. Я иду по своим делам и вижу группу офицеров, спрятавшихся за толстым деревом и мрачно переговаривающихся. Подхожу и выясняю, что генерал поймал опять офицера и "беседует" с ним, а они как раз хотели выкушать немного огненной воды из старых запасов.

      - И сколько уже беседуют? - спрашиваю.

      - Полчаса уже. И конца этому не видно. Хрен ли этому козлу, чем заниматься!

      Я выглянул из-за дерева. Генерал, помахивая ладонью чего-то вешал на уши вытянувшемуся перед ним подполковнику. Дай, думаю, отличусь. И прошу офицеров дать мне какую-нибудь красную папку. Нашли. Затем снимаю свои погоны (наша полевая форма это допускала) и отправляюсь бегом к центру поляны. Генерал оживился сменой декораций и поднял вопросительный взгляд мне навстречу. Я, не представляясь, бросаю руку к околышу.

      - Товарищ генерал! Штаб округа подполковника в секретку, - и, небрежно, большим пальцем показываю на вытянувшегося по стойке смирно офицера.

      - Разрешите идти, товарищ генерал! - рявкает подполковник.

     Получив разрешение, мы крутанулись на каблуках и с места взяли крупной рысью. Скрывшись за бугром, я хватаю подполковника за полу бушлата.

      - Стоять, товарищ подполковник! Это была шутка. Народ там ждёт.

      Тот протаскивает меня по инерции метра три. Останавливается, соображает и с размаху врезает ребром ладони по стволу дерева. Смеясь, мы присоединяемся к тем, что были в засаде. Некоторое время офицеры возмущённо обсуждают тему и затем подполковник протягивает мне руку.

      - Спасибо, Володя! Ну, сука! Я ему сейчас покажу! Ты с нами примешь на душу? Приглашаем.

      - Не, народ, я не пью.

     Через пол-часа в лагере поднялась суматоха. Забегали солдаты в полном снаряжении, заревели моторы, а затем колонна выдвинулась из лагеря на большой скорости по разным направлениям, забыв генерала с его автомобилем, который, к тому же, категорически отказывался заводиться, не смотря на то, что два солдата по очереди крутили ручку. Генералу было лень пройти сотню метров пешком до уезжающих, чтобы спросить, что случилось, а посланный солдат, вернувшись, сообщил, что его послали на три буквы. Ужинал в этот день генерал гораздо позже.

     17. Оскорбление.

     Штабные офицеры и прапорщики стояли на разводе штаба. Это такое мероприятие, где командиру удавалось увидеть всех своих управленцев трезвыми и непомятыми до того, как они попрячутся в своих кабинетах или других, принадлежащих им заведениях, в раздумьях, чем подсластить очередной день, защищая Отечество.

     В отличие от солдатского строя в первой шеренге стояли не молодёжь, а самые старые и уважаемые лица. Во второй же переминались с ноги на ногу так называемые не уважаемые. Время было раннее, занудные рассуждения командира части и начштаба их не особо интересовали. Возраст позволял ещё делать шутки, равнозначные средней школе. Да, ко всем тому, до открытия магазина было довольно много времени.

     Рассказав последние новости и анекдоты, молодые прапорщики обратили внимание на старого прапора, стоявшего впереди них, с руками, сложенными за спиной. Он был самый старый прапор нашей части. И знал командира ещё лейтенантом. Поэтому и мог себе позволить такую вольность. Даже, по команде "Смирно", он не размыкал рук, а только слегка приподнимал подбородок.

     Перемигнувшись, один и молодых прапоров расстегнул ширинку и, дождавшись последней команды "Равняйсь! Смирно!", вложил содержимое в руку старому прапорщику. Тот машинально сжал ладонь, не поняв, что ему поклали, перехватил несколько раз пальцами и, только по последовавшей команде "Вольно! Разойдись!" повернулся поглядеть, что это такое несдвигаемое ему дали. Отдёрнул руку и захлебнулся воздухом от возмущения и вида двух покрасневших от натуги, чтобы не засмеяться громко, прапоров, один из которых методично продевал пуговицы в петли.

     Большая часть офицеров уже удалилась и тут хохот вырвался наружу, добив и без того невысокое моральное состояние старого служаки. Когда же он брезгливо бросился к газону вытирать ладонь, прапорщики, еле держась на ногах, поспешили по своим служебным делам.

     Старый прапор добежал до кабинета командира части, но в приёмной не нашёл ничего умнее, как сказал, что ему нужно по личному делу. Был тут же просветлён по части Уставов ВС СССР. Прежде всего, надо было обращаться к своему начальнику. Делать нечего, пошёл к майору, заведующему отделом.

      - Товарищ майор, меня оскорбили действием!

     Майор задержал дыхание, расслабил галстук, оттянул ворот рубашки, приподняв одновременно выпяченную нижнюю челюсть. Все эти процедуры позволили ему остаться невозмутимым. Затем он выпил воды из графина и произнёс:

      - Будем докладывать об этом по команде.

     И повёл несчастного прапора к начальнику штаба. Оставил его в приёмной и вошёл в кабинет. Минут через двадцать старый хрыч не выдержал и приоткрыл дверь молчаливого кабинета. На столе лежали в беззвучной истерике два старших офицера, махая друг на друга руками, чтобы не шуметь.

     Прапорщик злобно хлопнул дверью, плюнул на пол и ушёл.

     18. Разбор прыжков.

     Капитан, приехавший с ГСВГ был крутее варёного яйца. Сразу нашёл общий язык с начальником спортивной команды и на первых же прыжках, уже примерял на себя Т-4 чужой укладки.

      - Ты погляди, как он напяливает на себя подвесную, - буркнул один из солдат-спортсменов проходя мимо меня.

      Капитан и в самом деле напяливал.

      В самолёте, как обычно... начальник команды прыгает первым для того, чтобы было больше времени для укладки парашюта. Следующим я выпускаю капитана. Тот мешком вываливается из двери и его тут же забрасывает на сальто.

      Скрестив руки на груди и сжав ноги вместе, он свистит вниз, делая уже седьмой переворот. Я и прапор глядим на него сверху.

      - Пипец! - повернулся ко мне прапор.

      - Нет, я ему прибор с превышением выставил...

      Но закончить фразу я не успеваю, потому что капитан, уже изрядно приблизившийся к планете, рванул кольцо запасного парашюта. После того, последний раскрылся, сзади выпала оранжевая колбаса основного.

      Сверху было видно, как с места сорвался уазик полковника. Ну, вот теперь, точно пипец, подумал я.

      Следующим прыгал подполковник - заместитель командира части. Повернувшись к нему, я объяснил заход на круг. Потому что он тоже прыгал на Т-4. Очень внимательно рассчитываю прыжок и выпускаю. Подполковник раскрывается так, как положено. А уазик полковника уже стоит рядом с кругом приземления спортсменов.

      Я, выпуская парашютистов, указываю на эту изменившуюся обстановку и напоминаю, что точность надо отрабатывать, как на госэкзаменах. Иначе.... кто его знает, что будет иначе.

      Прыгая последнему, мне совсем не сложно зайти на пятак, но бить по нему ногой я не стал, потому что рядом с кругом стоят по стойке "смирно" все прыгнувшие офицеры и спортсмены. И ближе всех, уперев кулаки в бока, полковник.

      Приземлившись на две ноги без падения, я картинно роняю купол в сторону и, узрев напряжённость на кругу, прикладываю руку к каске:

      - Товарищ полковник.... выполнил очередной тренировочный прыжок на точность с результатом....!

      Командир части выслушивает меня, приложив руку к фуражке. Затем поворачивается к начальнику команды и недипломатично;

      - Ещё раз, нах, увижу, что боевые офицеры прыгают на спортивных парашютах... сам знаешь, что будет.

      - Так точно! Понял! - рявкает начальник команды, обрадованный тем, что гроза начинает стихать.

      Но тут отличается замкомандира. Тот, который заместитель:

      - Товарищ полковник? А я в круг попал.

      Полковник, уже занеся ногу на порожек "бобика", лениво поворачивает голову:

      - Ну и что? Ещё раз увижу на этом парашюте, ты ко мне на х.... попадёшь. Понял?

      - Так точно, товарищ полковник, - согласился зам.

      И прыжки продолжились.

     19. Упражнение номер один.

     После того, как я перестал дружить с начальником спортивной команды, а того выперли с этой должности, задержали очередное звание и не перевели в ГСВГ, я стал бельмом в глазу у всего командования части и части разведотдела округа. Что не добавило радости моему комбату - нормальному мужику, хоть и с закидонами. Я же стал служить ещё радостней и ревностней, дабы тень моих возможных проступков не омрачала социалистического соревнования подразделений.

      Комбат постоянно находил мне щель в заборе рогаток, наставляемых пьянью с большими звёздами с целью поймать меня на причинении ущерба обороноспособности в общем и родине в частности да и с шумом и треском выставить из армии. Во время всяких проверок и внезапных учений я успешно избегал контактов с полковниками-дебилами, находясь в дежурстве по связи, проведении сеансов связи с передвижных радиостанций, мини-командировках, в которые кроме меня, естественно, ехать было не кому.

     Мои сослуживцы-офицеры единогласно приняли меня кандидатом в члены КПСС, что тоже не добавило настроения командиру части и его собутыльникам. А, будучи батальонным запевалой, я вообще радовал глаз командованию части, столпившемуся на трибуне плаца во время прохождения маршем.

     В этот раз комиссия округа приехала на стрельбы. Чертыхнувшись, майор заставил старшину батальона оставить насиженное место начальника пункта боепитания и доверил его мне. Работа не пыльная: сиди себе и следи, чтобы солдаты правильно снаряжали "рожки" автоматов. Один трассер - два простых с сердечником - один трассер.... Ночные стрельбы. Упражнение номер один: пулемёт и две ростовые фигуры. Сижу. Ведомость расходов боеприпасов потихоньку заполняю. Появляется старшина батальона.

      - Комбат приказал подменить начальника пункта. Похоже, что кому-то хочется видеть мастерство сверхсрочника.

     Дохожу до комбата. Тот мрачно поглядел на меня:

      - Опять из-за тебя всё это. Сидят козлы и ни до чего им дела нет. Подождали пока пол-батальона отстрелялось и чуть не хором про тебя вспомнили. Типа: а где этот ваш знаменитый сверхсрочник. Чувствую, что приготовили тебе гадость. Не подведи. Кстати, приказали, чтобы ты доложился при прибытии.

      - Понял, спасибо!

     Занёс я своё тельце на вышку и доложил.

      - А-а-а-а! Так вот Вы какой! Ну, покажите, как Вы готовы Родину защищать. На рубеж бегом марш!

     Хм! Чудики! Именно так мы и выиграли упражнение на Чемпионате Сухопутных. Побежал. Докладываю старшему по рубежу, а сзади в мегафон доносится: подайте команду "Газы!", капитан!

      - Пидарасы! - вполголоса прокомментировал капитан и в полный голос:

      - Газы! - и далее уже потихоньку, - Володя, не торопись, я подкорректирую.

     Я выхватываю противогаз из сумки и, глядя на капитана, спокойно выдавливаю большими пальцами правое стекло. Надеваю намордник, приготавливаюсь и расправляюсь со всеми мишенями.

     "Стрелок, бегом сюда и доложите о результатах стрельбы!" Снова мегафон из освещённой вышки. Похоже, что у них пульт заело и на нём ничего не видно.

      - Отбой "Газы"! - громче, чем нужно, командует капитан на рубеже и протягивает мне заранее открученый свой противогаз. Я благодарю его, меняюсь и доставляю себя на доклад.

      - Умеете стрелять! Вы там у нас ещё и чемпион, оказывается...

      - Служу Советскому Союзу! - реву я, пресекая полупьяные размышления о моей подготовке. После этой фразы подчинённого обязаны отпустить. Жалко их там, вместо мишеней, не было, я бы ещё лучше отстрелялся.

     20. Инициатива наказуема.

     Вся спортивная парашютная команда метала гранаты. Учебные. Для зачёта в "лошадином упражнении" на соревнованиях, три гранаты надо было закинуть в коридор семи метров шириной на расстояние превышавшее 50 метров. У всех почти получалось. Почти - это значит одна попытка была успешной, а двум другим не хватало нескольких метров. Я, в основном, отдыхал, потому что мои гранаты стабильно ложились за нарисованной линией с флажком около неё.

      - Смирно! - подал команду начальник команды и бегом побежал к незнакомому подполковнику с докладом. Тот выслушал доклад, подошёл поздоровался, выслушал хор в виде "Здра-жла-тарищ-лковник!" Это был новый заместитель командира части. Молодой ещё и поджарый. Чувствовалось, что спортивные телодвижения ему ещё как родные. Он отметил некоторые ошибки в технике метания гранаты, позанимался с нами отработкой движения, снял и повесил на металлический барьер из трубы, опоясывающий стадион, свою форменную рубашку и пошёл первым на рубеж метания.

     Одну за другой он запустил гранаты на зачётную дистанцию и предложил нам повторить. Все начали усердно и успешно повторять. Получилось со всех попыток у всех, кто кидал раньше меня. Моя первая же граната очень высоко преодолела пятидесятиметровый рубеж и, отказываясь приземляться, продолжила путь на десяток метров дальше и рубанула своими гранями по рубашке и барьеру. Грохот был как от разрыва.

      - Отставить! - заорал испуганный начальник команды. Все замерли.

      - Да можно уже и не отставлять, - филосовски заметил подполковник, подошёл к рубашке, взял в руки и задумчиво пропросовывал пальцы в сквозные дыры на материи, - Инициатива наказуема, ё-ка-лэ-мэ-нэ! Только на прошлой неделе пошили.

     21. Всегда готовы.

     Китайцы напали внезапно. На Вьетнам. Поскольку наш южный сосед ещё с 1968 года сидел у нас в печёнках, тревога была объявлена во всех приграничных округах. Шла демонстрация силы. На границу спешно подтягивались танки, войска, а в тылу шёл массовый призыв военнообязанных. Боевые подразделения части занимались своими делами, а вспомогательные оказывали им необходимую помощь.

      - Будешь начальником по приёму на мобилизационом пункте. Там нужен кто-то физически посильнее, чтобы сглаживать ситуацию.

      - Что? Солдат строить, что-ли? - не понял я

      В глазах майора запрыгали весёлые чёртики.

      - Сразу видно, что тебе не приходилось сталкиваться с партизанами. Ну, ничего. Разберёшься в процессе. Да, самое главное: фамилию не спрашивать, а записывать ту, которая в их документах обозначена.

     Мобилизационный пункт развернули прямо на стадионе, примыкающему к контрольно-пропускному пункту. Длинный ряд палаток вытянулся в ряд по всей длине футбольного поля. К ним примыкали другие палатки побольше и поменьше, в которые солдаты таскали узлы и ящики. К КПП подъехал первый автобус с мобилизованными. Открылись двери и в них выпали первые прибывшие. Ошалев, я разглядывал невообразимую картину: я никогда не видел столько мертвецки пьяных людей.

      - Не стоять! - прикринул майор, - Начинаем работу!

     Зная, куда надо направлять людей, я подбежал к первому попавшемуся, который обнимал автобус, и потянул его за рукав. Мужик отлепился от металла, погладел на меня мутным взглядом и... врезал мне с другой руки. Я нырнул под удар, вывернул руку за спину, схватил мужика за волосы и выгнув перед собой, подбежал с ним ко входу в первую палатку и втолкнул его вовнутрь.

      - Раздеть!

     Двое солдат опрокинули будущего воина на землю и рванули в разные стороны пиджак и штаны. Третий стоял рядом и деловито упаковывал снятое в мешок, на который четвёртый воин уже наносил фамилию мужика из его военного билета, подобранного из кучи тряпья. Дядя, не привыкший к такому обращению, поднимался с пола, зажав в руке своё достоинство.

      - Вы чё?

     Но ему никто не ответил, Насильно сунув в руку его военный билет, другие солдаты подхватили его под руки и выкинули в другую палатку. Через пол-часа, организовав приём, я пошёл по цепочке поглядеть, что делается в других отделах мобилизации. Увиденное впечатлило. В других палатках на мужиков натягивали форменные брюки, гимнастёрку, вешали на шею застёгнутый ремень, на который уже была зацеплена пара сапог. В один сапог засовывались портянки, в другой - нижнее бельё. Рядом с ремнём повисал противогаз, подсумок, рюкзак с набором нужных предметов. В последней палатке на мужика вешали автомат и каска завершала процесс. С другой стороны мобилизационного пункта в строю стояли взрослые дяди, у которых было ни в одном глазу. Весь их вид говорил о том, что они готовы идти на защиту любимой родины и умереть за неё. Вот только им было непонятно, почему это надо было сделать именно сегодня.

     22. Партизанщина.

     Кажется, что где-то в недрах обороноспособности страны разошлись в разных направлениях мои две пачки документов. В одних я - отщепенец, отказавшийся от высокого звания коммуниста, а в другой кучке настолько всё тихо и спокойно, что звездопад званий сыпется на мои виртуальные погоны без задержки. С каждым новым званием военкомат отправляет меня на очередные сборы, дабы я там почерпнул чего сурьёзного. Сурьёзного же там были одни пьянки, что позвляло мне оттачивать мои умения управления пьяной шоблой.

     Наконец, я попадаю на серьёзную учёбу. Весь контингент партизан состоит из офицеров запаса. Ни одного солдата. Нас учат. Сам командир небольшой части проводит большую часть занятий. Старается. Потому как срок на полковника ему подходит. Приглашают нас в класс для занятий по оружию массового поражения. Подполковник для начала пытается отработать с нами норматив надевания противогаза. Я - один из самых молодых в этой группе и, поэтому, от меня, в основном, идут все приколы и неудобные вопросы.

      - Товарищ подполковник, - перебиваю я нашего преподавателя в самом начале занятия, - А давайте сегодня проведём занятия по организации связи в действующих войсках.

      - Не мешайте мне, пожалуйста, - отвечает он, - Сегодня у нас - оружие массового поражения, а когда будет связь...

      - Когда у нас будет связь, я не знаю, а оружие массового поражения мы, в случае боевых действий, не переживём. И я Вам, товарищ подполковник, это сейчас покажу. Наденьте сами, пожалуйста, противогаз.

     Хмыкнув, подполковник подготавливает резиновую маску и, как учили, делает резкий выдох с закрытыми глазами и напяливает на голову. Поворачивается ко мне: типа, ну что дальше? Я же вытаскиваю из-за столов двух своих товарищей и прошу их тоже засунуться в противогазы. Посреди класса стоят три глазасто-резино-хоботных инопланетянина.

      - Скомандуйте им что-нибудь, товарищ подполковник.

     Народ в классе оживился. Наш командир повернулся к двум другим противогазам и...

      - Ув-вувв-ва!

      - В-во?

      - А вву ув-вув-ва!

     Я прикрикнул на зашедшихся в многоголосой ржачке коллег и, придержав, подполковника, чтобы он не снял противогаз, отвожу двух его подчинённых в другой угол класса.

      - Ещё раз, пожалуйста, товарищ подполковник.

      - Овав-вы оов-ве!

      Сорвав с лица запотевшие противогазы, два добровольца скорчились в судороге и перебивая друг друга непечатно сказали, что им ничего не слышно. И, уж тем более, не понятно. Подполковник стянул с покрасневшего лица маску и швырнул её на стол. Вытащил из кармана расчёску и поправил остатки растительности.

      - Чёрт! Мне никогда это в голову не приходило. А как скомандовать взводу? А роте?

      - Связь - нерв армии! Без связи нет управления, без управления нет победы! - блеснул я знаниями военных лозунгов.

      - Ладно! Хорош издеваться. Поскольку с индивидуальной защитой мы закончили, переходим к действиям в условиях применения противником ядерного оружия. Значит, при применением противником ядерного оружия мы, первым делом, укрываемся в бомбоубежище. По окончании бомбардировки на поверхность выходит группа радиационной разведки, оснащённая приборами обнаружения радиоактивного заражения. Кто там у нас командир группы по боевому расписанию?

     Я поднимаюсь:

      - Нам не повезло, товарищ подполковник. Начальник группы - я.

      - Почему это нам не повезло? Скорее наоборот, у нас очень умный и находчивый боевой командир.

      - Ну вот этот умный и находчивый не хочет выходить из бомбоубежища.

      - Как это не хочет? - опешил подполковник.

      - Потому что я знаю, что ждёт меня наверху.

      - Но ведь... есть присяга. Приказ! Я могу заставить под угрозой оружия.

      - Присяга и приказ, товарищ подполковник, могут уже не играть никакой роли, потому что мы с вами остались последние живые после этой бомбардировки. А оружие есть и у меня. Но я с Вами согласен. Надо выполнять свои обязанности. Приказ есть приказ. Его не обсуждают, а выполняют. Итак... я выхожу на поверхность, включаю приборы и вижу, что возвращаться мне уже нет необходимости. Доза смертельная и жить мне осталось столько, сколько времени, сколько нужно, чтобы вытащить и передёрнуть пистолет, чтобы не корчиться с ожогами. Внешними и внутренними. Вы меня обратно тоже не запустите, чтобы не нахвататься от меня. В принципе, я обратно и не хочу, но я помню, кто приказал мне пойти и умереть просто так. Я беру один из тягачей, завожу и нагребаю вам на бомбоубежище хороший слой земли на оба выхода. И радиация вам теперь не страшна, но и жить вы будете недолго. А потом я стреляюсь. Как Вам сюжет, товарищ подполковник?

     В гробовой тишине класса подполковник садится за свой стол, откидывается на спинку и, закинув руки за голову, смотрит поверх наших голов. Все ждут. Подполковник тоже чего-то ждёт. Не дождавшись, он со стуком опускает руки на крышку стола.

      - У меня брата призывали убирать на Чернобыле. Сейчас уже не поднимается с кровати. Всё! Занятие окончено! Все свободны!

     Это были, наверное, самые убийственные сборы личного состава в ВС СССР. Восемь трупов из тридцати двух возможных. Народ по пьянке попал на грузовике под поезд, отмечая окончание сборов.

      Интересно, какое там у меня уже звание?

     23. Боевой офицер. (возможно случайное совпадение фамилий)

     - Вот и посуди, Карданов, какой из тебя командир роты может получиться, - весь вид полковника Баглая свидетельствовал о том, как приятно ему делать замечание младшему офицеру.

     Зачем-то понюхав выпачканый указательный палец, командир вытащил носовой платок, покрутил его в руке и ... вытер палец о висевшее в умывальной комнате солдатское полотенце.

     "Ну и гусь!" – хмуро подумал Геннадий.

      - Я думаю, что рано тебе ещё о повышении думать, - полковник перекатился с пяток на носки и покрутил головой, как бы выискивая на что ещё обратить внимание, но то, что произошло далее, отбило у него охоту к осмотру помещения роты.

      - Извольте говорить мне «Вы»! – произнёс старший лейтенант.

      - Вот как?!

      - Так точно, товарищ полковник, мы не являемся близкими друзьями.

      - Ну-с, хорошо. Занимайтесь, товарищ старший лейтенант, .... по распорядку, - и Баглай, отдав честь вытянувшемуся в приветствии дневальному, вышел из казармы.

      - Дневальный!! - взорвался Карданов едва за полковником закрылась дверь и тут же, взглянув на себя в зеркало, висевшее на стене, подумал, что пожалуй излишне перенапряг свои голосовые связки, - Дежурного ко мне!

      - Младший сержант Зеленков к старшему лейтенанту Карданову! - закричал дневальный и по полу забухали сапожищи двухметроворостого дежурного по роте.

      Уже почти успокоившись, офицер взял сержанта под локоть и повторил обход помещения тем же путём, что и с полковником.

     Сознание словно раздвоилось: один Карданов продолжал обычные дела ответственного офицера роты, а второй продолжал на все лады повторять фразу, сказанную комбригом: "... какой из тебя командир роты получится". Может впервые двадцатисемилетний старший лейтенант оглянулся на весь свой путь в Советской Армии. До сих пор он был уверен в правильности выбранного пути. Отслужив срочную, Геннадий совершенно осознанно поступил в Рязанское Десантное Училище и был уверен, что потерянные для карьеры офицера три года с лихвой компенсируются опытом и знаниями солдатской службы. И вот только сейчас он вдруг остро осознал, что его ровесники давно уже ходят капитанами и примеряются к батальонным должностям.

      - Ну я тебе докажу!

      - Что докажете, товарищ старший лейтенант?

      - Что? А, нет... это.. я покажу тебе беспорядок в умывальной комнате, обнаруженный высоким гостем, - никогда не знающий тупиковых ситуаций, Карданов с некоторым удивлением отметил, что начал думать вслух и снова посмотрел на себя в зеркало: "Что, старик, заело? А, всё-таки, интересно: какой из меня командир роты выйдет?"

     Утром, доложив командиру роты о посещении роты командиром части, Геннадий отправился домой. В его распоряжении было пол-дня.

      - У тебя ничего не случилось? - поинтересовались за обедом жена.

      - Нет. А что?

      - Да ты уже третий кусок хлеба берёшь не доев предъидущий.

      - Значит где-то двое голодных осталось, - отшутился Геннадий, - К учениям готовимся.

      "К учениям! Ну конечно же учения! " Нечаянная фраза, как луч фонаря в темноте, вдруг высветила и расставила всё по местам. Нужно сделать смотр своим командирским качествам и чтобы арбитром или, по крайней мере, одним из арбитров этого смотра был командир части.

      Когда Карданов вышагивал от автобусной остановки на окраине Уссурийска до КПП своей части, план был уже готов.

     Конечно, никто не даст добро на проведение таких учений. Значит надо устроить что-то необычное. Может быть даже на грани дозволенного. И теперь всё своё свободное время и, даже, большую часть служебного старший лейтенант отдавал решениям задач так или иначе связанных с идеей учений. Уже и забыв о первопричине этого замысла, как мальчишка, увлечённый подготовкой к игре, офицер обстоятельно готовил план.

      "Скорее всего нужен налёт на какую-нибудь часть с выведением её из состояния боевого дежурства. Существующий уровень дисциплины в армии позволяет это сделать практически везде. Значит, для эффекта нужно подобрать воинскую часть или гарнизон, значительно превосходящий по численности нападающую сторону" думал Геннадий.

     "Лучшей модели, чем гарнизон в Воздвиженке, не найти. От него до Уссурийска - семьнадцать километров напрямик или двадцать три по шоссе. Далее: надо отобрать два десятка солдат и, естественно, подготовить. Продумать вооружение. Не с голыми руками же нападать. И разведать, конечно, самому".

     2

     Рота отстрелялась и офицеры, организовав чистку оружия, разбрелись по полигонному городку. Карданов подошёл к ротному.

      - Командир! Я пойду пистолет пристреляю.

      - Геннадий Николаевич! Ты меня удивляешь. Твой ли пистолет не пристрелян? А кто в прошлом месяце замполиту часы на спор разбил с тридцати метров двумя выстрелами? Впрочем, возьми все ротные пистолеты и проверь с кем-нибудь из сержантов. АПСы тоже захвати.

      - Понял!

     Рассовав по карманам патроны, Геннадий взял с собой Зеленкова и они понесли ящик с пистолетами в сторону стрельбища. Стрельбы из пистолетов не по программе мероприятий части проводились обычно в карьере с крутыми откосами. Вдвоём довольно быстро обстреляв оружие, сложили всё в ящик. Карданов придержал свой пистолет и, крутанув его на пальце, загадочно улыбнулся и спросил:

      - Костя! Тебе не приходилось стрелять в живого человека?

      - Нет, товарищ старший лейтенант.

      - А попробовать не желаешь?

      - Да, честно говоря, не очень.

      Геннадий вытащил из кармана три патрона, в которых не было пуль.

      - Холостые, товарищ старший лейтенант?

      - Почти. Принеси-ка вон тот кусок фанеры.

      Щёлкнув обоймой, Геннадий дослал партон в ствол, подошёл к фанерному обломку и выстрелил в упор. На фанере расплылось грязное пятно.

      - Что это, товарищ старший лейтенант?

      - Пластилин, Зеленков, в бумажке. А, ведь не проломало. Дай-ка мне твой бушлат.

      Если бы через пару минут кто-нибудь заглянул в карьер, то увидел бы страшную картину: сержант с пяти метров целился в спину офицера из пистолета. Выстрел.

      - Ерунда. Словно кто ладошкой хлопнул. Теперь давай без бушлата.

      Ещё выстрел.

      - Твою маму! - старший лейтенант крутился волчком, хватаясь обеими руками за спину.

      Сняли гимнастёрку и на спине обозначился свеженалитый синяк размером с хорошую сливу.

      - Зачем Вам это нужно было, товарищ старший лейтенант?

      - Дело есть, Костя. Давай сядем, поговорим...

      - По машинам, мужики, - комбат взялся за дверцу кабины, потом вспомнив, обернулся, - Николаев! Кто воспитателем у этих сачков останется?

      - Карданов.

      - До самого Уссурийска бежать будут?

      - Нет. Двадцать километров отбегут, а в Крауновке я им машину оставлю.

      Колонна тронулась, вытянулась серо-грязно-зелёной змеёй и полезла в сопку по узкой и извилистой дороге. На пыльной придорожной поляне остались восемнадцать солдат и офицер.

      - Что приуныли, служивые?

      - А Вам не кажется, товарищ старший лейтенант, что мы своё уже отбегали?

      - Зря Вы ротному сказали, что мы плохо почистили оружие. Вы даже не проверили ни один автомат.

      - Это молодёжи было бы на пользу пройти марш-броском!

      Карданов безо всякого смущения выслушивал справедливые упрёки.

      - Вообще-то, я оставил вас для того, чтобы побеседовать...

      - А-а-а! Так мы беседовать будем все двадцать километров?

      - Петров! Ещё раз без разрешения прервёшь старшего по званию и я тебя каратну!

      - Понятно, товарищ младший сержант, - с издёвкой произнёс солдат, - Уж ты я вижу просто счастлив побегать. У тебя и папа, наверное, тоже лосем был.

      - Зеленков! Отставить! Взвод в две шеренги становись!

      Карданов загасил в самом зародыше конфликт в коллективе и побарабанил по пустой кобуре:

      - Товарищи солдаты! Я должен вам объявить, что скоро нам предстоят учения. Вашей группе будет поставлена задача боевой разведки со взаимодействием с другими родами войск. Для этого в обстановке строгой секретности будет осуществлена подготовка группы. Поскольку вы заканчиваете службу, на вас, как на более подготовленных воинов возлагается наиболее сложная задача учений. Поэтому, прошу всех сознательно подойти к процессу подготовки. И самое основное - физподготовка. Каждый день бег в спортивной форме дистанции не менее двадцати километров. Зеленков!

      - Я, товарищ старший лейтенант!

      - На Вас возлагается подготовка группы в классе карате.

      - Есть!

      - Сержант Вирюшкин!

      - Я!

      - Осуществяете подготовку группы по программе тактико-специальной подготовки. Особое внимание вопросам скрытного передвижения и маскировки на местности. Ефрейтор Петров!

      - Я!

      - Вам - связь!

      - Есть связь!

      - Ну что, дембеля, пробежимся? Если, конечно, вопросов нет. Разойдись!

      - Один вопрос, товарищ старший лейтенант. Когда учения?

      - Скорее всего, в конце лета.

     3

     Начался месяц август. Стояла обычная для этого времени жаркая погода. По ночам землю накрывали туманы. Карданов сидел в канцелярии роты верхом на стуле и изучал график дежурств ответственных офицеров по батальону. Удача сама шла в руки. Сегодня его попросил подежурить замполит роты, а через десять дней его, Карданова, собственоое дежурство. Подготовка группы завершалась. Сэкономленные на стрельбах патроны к пистолету "Макарова" заряжены пластилиновыми пулями. Составлен боевой приказ и, самое главное, Карданов сам посетил несколько раз гарнизон в Воздвиженке и обстоятельно составил план, рассмотрел нахождение часовых, караульных помещений и дежурных по подразделениям, вооружённых боевым оружием. Геннадий отложил план на стол и подошёл к раскрытому окну. На спортплощадке шла волейбольная баталия.

      - Петров! Зайдите все ко мне!

     Через некоторое время в канцелярию втиснулась вся группа. Карданов прикрыл дверь и, не без труда протиснувшись между солдатами, уселся на свой стул.

      - Я собрал вас для того, чтобы сообщить интересную новость: учений не будет.

      На это заявление никто из присутсвующих не отреагировал совершенно никак. Офицер бросил взгляд на Зеленкова. Сержант смущённо сдёрнул с головы берет, потом нацепил его опять.

      - Товарищ старший лейтенант... тут такое дело. В общем, я ребятам всё объяснил. Никто из них не отказывается.

      - Вздуть бы тебя, Костя, за это надо. Ну, раз все знают... погляди, нет ли кого за дверью!

      - Никого, товарищ старший лейтенант.

      - Конспирация не помешает. Группа! Слушай боевой приказ! 18 августа в три тридцать пять местного времени осуществить захват гарнизона и аэродрома Воздвиженка для выведения их из состояния боевого дежурства. Состав боевой группы......

     Группа номер один проводит в указанное время проводит захват аэродромных служб, с минированием сигнальными минами стоянок самолётов.....

     Группа номер два....

     Карданов видел, что Зеленков и Фалин, переглядываясь, слушают с нарастающим вниманием так как они не попали в передовые группы и сейчас их, конечно, мучает вопрос: что это - отставка или какое спецзадание.

      - Группа номер три осуществляет захват дежурного по гарнизону. Именно в это время он остаётся в помещении один. Исключает возможность объявления им тревоги в течении сорока пяти минут. Это - время всей нашей операции. После этого будет обнаружено отсутствие дежурного, так как после проверки караулов вернётся его помощник.

      Группа номер четыре через тридцать минут после начала операции захватывает автопарк на северо-востоке гарнизона, удерживает его до сбора всех групп, подготовив автомобиль для быстрого отхода из гарнизона. Сержант Зеленков остаётся со мной для обеспечения связи с группами.

      - Но товарищ старший лейтенант!

      - Отставить разговоры! В случае отказа радиосвязи мне нужен будет человек, который может быстро передать приказ любой группе. Другой кандидатуры для этого я не вижу. Младший сержант Фалин!

      - Я!

      - Вы записаны в наряд дежурным по роте. В момент проведения операции поддерживаете со мной двухстороннюю радиосвязь и только Вы можете в любой момент отменить или прекратить действие всей группыв случае возникновения чрезвычайной ситуации в части.

      - Есть!

     Ещё некоторое время после получения боевого приказа офицер отвечал на вопросы, уточнял маршруты. Особое внимание было обращено на применение оружия как крайней меры для отвлечения внимания или обеспечения собственной безопасности. Стрелять разрешалось только в воздух.

     4

     Ночью была полная луна, но туман, окутавший всю местность на небольшой высоте, рассеивал лунный свет и группа людей, шагавшая по полю, казалась призраками. Шум расположенного на окраине города завода скрадывал мягкие тренированные шаги ног, обутые в мягкие десантные ботинки. Трико, специальные куртки, не имеющие знаков различия и кепи - это обмундирование давало повод всякой безудержной фантазии по поводу принадлежности группы к какому-нибудь роду войск, если только вообще можно было принять этих людей за военнослужащих.

     При хорошем освещении можно было бы увидеть, что у всех на лице выделялись раскосые дорисованные глаза. Жена Геннадия даже и представить не могля для чего мужу понадобился косметический карандаш. Выбритые юные лица (дембеля безропотно расстались с усами) делали их похожими друг на друга.

     На исходном рубеже после кратких переговоров с оставшимся сержантом, Геннадий начал отсчёт времени. Группы по четыре человека в разных направлениях скрылись в темноте. Полуосвещённый городок гарнизона находился так близко, что казалось огни нависали прямо над головами. Ничто не шелохнулось. Не встревожилось. Серые тени строений словно поглотили ушедших солдат. Через положенное время Карданов и Зеленков с четвёртой группой пошли в обход городка в сторону автопарка. Стартовый командный пункт аэродрома был освещён и на стоянках было заметно небольшое движение. "Хорошо" - подумал Геннадий, - "Это будет отвлекать внимание часовых и никто не будет вслушиваться в ночную тишину".

     ----

     3 часа 30 минут. Петров снял наушники, намотал шнур на корпус радиостанции и сунул её в карман.

      - Вперёд, мужики!

      Коротким броском через метеогородок подбежали к двухэтажному зданию. Окна первого этажа не светились. Оставив одного внизу, осторожно ступая, стали подниматься по лестнице. Но деревянные ступеньки предательски заскрипели. Сверху открылась дверь. Появившаяся голова вглядывалась в полумрак на лестнице.

      - Васька, ты?

      - Угу, - буркнул десантник, жестом останавливая своих товарищей и один, не таясь, бросился наверх.

     Когда он появился в луче света, падавшем из открытой двери, солдат, глядевший в темноту, отпрянул и рванул створку на себя, пытаясь захлопнуть дверь. В прыжке нападавший успел сунуть руку в щель и сморщился от удара. Подоспевшие товарищи ухватили за ручку и край двери и одним махом распахнули её. Полными ужаса глазами хозяин кабинета вглянул на лица ворвавшихся людей, закрыл лицо руками и, присев, забормотал:

      - Товарищи китайцы, только не бейте, я всё скажу.

      Опешившие десантники стояли вокруг. Первым пришёл в себя /Петров.

      - Скотина! - и от души ткнул носком ботинка под рёбра, - Вяжите его. И пасть заткните.

      С первого этажа донёсся грохот чего-то упавшего.

      - Сержант! Ты чего там? - крикнул Петров, подскакивая к двери.

      - Да тут кто-то пришёл. Наглый. Пришлось отрубить.

      - Вяжи его. Это - Вася. Поищи там чем пасть заткнуть.

     Группа номер два из кустов на газоне изучала через окно помещение дежурного по гарнизону. Капитан сидел за столом и перелистывал книгу.

      - Здоровый чёрт! Зеленкова бы сюда.

      - Коля! Повисаешь на кобуре и не дай бог он вытащит пистолет.

      - Понял!

      - Мухтар, что на связи?

      - Всё спокойно, сержант.

      - Останешься снаружи и лишь в крайнем случае на помощь.

      - Есть!

      - Пошли!

     Капитан, подняв взгляд на звук открываемой двери, даже головой тряхнул, словно отгоняя наваждение: на него смотрел ствол пистолета.

      - Товарищ капитан, Вы арестованы!

      Офицер дёрнул руку к кобуре, но сзади из открытого окна на него бросилась ещё одна фигура. Ударив нападавшего локтём, капитан ногой перевернул стол навстречу другим. Мухтар, встревоженный слишком большим шумом, заглянул в дверь. Разбрасывая стулья и нанося удары друг другу, по полу каталась рычащая куча. Связист бросился помогать. Получив мощное подкрепление, нападавшие скрутили дежурного и, плотно спеленав в объятиях, стали привязывать к стулу.

      - Что с пистолетом делать?

      - Разбери по частям и раскидай по ящикам стола. Обоймы тоже разряди.

      - Смотри, значок "Мастер спорта".

      - То-то я думаю, чего это он нас так грамотно швыряет.

      - Закончили? Пошли.

     Десантники вышли на улицу. Возбуждение после схватки ещё не прошло, успех окрылял.

      - Братущик! Давай роту возьмём?

      - Идея! - сержант вернулся в дежурку, поправил верёвку, от которой пытался избавиться связанный офицер и вышел обратно в плащ-накидке и офицерской фуражке.

      - Ну, как?

      - Здорово!

      - Так, двое останутся на первом этаже. Мухтар со мной наверх.

      - Есть!

     Распахнув дверь, десантники бросились к дневальному. Солдат, дремавший возле тумбочки, даже не отреагировал на происходящее. Уже когда его, поваленного на пол с пилоткой во рту, начали связывать, он забился, пытаясь вырваться, но два удара в солнечное сплетение отбило у него охоту и шевелиться.

      - Где-то дежурный должен быть.

      Быстрые и бесшумные десантники заглядывали во все двери.

      - Тс-с! Здесь.

      В бытовой комнате, положив голову на руки на подоконнике спал сержант.

      - Вяжи! - удар ребром по шее и сержант от сна легко перешёл в бессознательное состояние.

      - Роту не трогать! Хатамов, за мной!

     На втором этаже древальный тоже придрёмывал. Скрипнула дверь. Мутными глазами солдат посмотрел на офицера в плащ-накидке, который бесшумно, как во сне, приближался к нему. Вытянувшись, дневальный отдал честь и открыл было рот, но офицер, подойдя вплотную, коротким ударом в живот заставил солдата согнуться от боли. Локоть, с силой опущенный между лопаток, довершил дело. Поддержав и мягко опустив солдата на пол, "офицер" сбросил плащ-накидку на пол, положил на тумбочку фуражку и превратился в неопределённо обмундированного человека.

      - Мухтар! Свет в роте быстрее! А ну, подъём! Тревога!

      Солдаты, вскочившие с коек, таращили глаза на двух парней с пистолетом, стоявших в дверях.

      - Лицом к стене! Руки за голову!

      - Бей их, ребята! - откуда-то сбоку выскочил сержант в форме и с повязкой дежурного.

      Пинок в живот и выстрел из пистолета слились вместе с протяжным криком. Дежурный по роте, завывая, пытался уползти под крайнюю койку. Без дальнейших команд полусонная рота сбилась в кучу в дальнем углу. Кое-кто поднял руки вверх.

      - Коля, - шепнул Хатамов, - Уходим!

      Десантники бросились вниз по леснице. Вчетвером выскочили на улицу.

      - Смотрите! - сержант показал в окно дежурного по гарнизону.

      Капитан с привязанным стулом стоял привалившись к пульту и подбородком пытался нажать на какую-то кнопку.

      - Назад! - подбежавший десантник прыжком просунулся по пояс в окно и толчком опрокинул офицера на пол.

      - Мухтар! Что на связи?

      - Тишина, - солдат вытащил из кармана наушник и приложил к уху.

      Удивлённо вскинул брови и рванул клапан кармана. На ладони лежала радиостанция с просломанным корпусом, - Это, наверное, когда этого бугая крутили.

      Сержант дёрнул рукой, освобождая часы из рукава, повернулся к свету.

      - Ни хрена! Четыре часа, десять минут! В гараж! За мной, бегом!

     ... а в это время в гараже...

      - Завяжите глаза прапорщику и солдату. Не нужно, чтобы они всех видели.

      - Готово!

      - Пошли все в помещение, а то здесь сыро. Туман опускается. В дежурке не разговаривать, друг друга не называть. Эти сонные курицы могут запомнить. Да, а что это вы прапору в рот такое интересное засунули?

      - Портянку, командир, он без обуви спал.

      - Зеленков! Двоих на караул и группам подтверди пункт сбора.

      - Есть!

      Карданов подошёл к двери, взялся было за неё, но тут же отдёрнул руку.

      - Костя! Слышал?

      - Что, командир?

      - Голову даю на отсечение - пистолетный выстрел.

      Пнул дверь.

      - Все ко мне!

     Почувствовав тревогу в голосе, группа без заминки прошмыгнула в открытую дверь.

      - Вы - двое! Навстречу группе один и два. Зеленков! Передай: срочный сбор!

      - Есть!

      - Машина готова?

      - Да, командир, тольк ключи от ворот не можем найти.

      - Возьмите ломики с пожарного ящика и сбросьте их с петель.

     Из темноты послышался шопот и тихий свист. Свои.

      - Командир! Группы один и два задание выполнили. Всё спокойно.

      - В машину!

      В гарнизоне взвыла сирена.

      - Командир! Тревога!

      - Вижу, Зеленков, спокойно.

      Карданов посмотрел на светящиеся стрелки часов.

      - Семёнов! Когда были установлены мины?

      - В три часа пятьдесят минут.

      - Ясно. Костя, отдай радиостанцию и к группе три.

      - Понял, командир!

     Сержант исчез в туманной темноте. И тут же раздался свист. Группа сразу полезла в кузов. Братущик подбежал к кабине.

      - Командир! Из-за нас шум. В гарнизоне тревога.

      - Разберёмся. В машину! Зеленков, связь с Фалиным!

      Геннадий рывком тронул газик и понёсся по дороге на выход из гарнизона.

      - Ух ты! Опередили!

      В луче света было видно, как солдат, закрыв дорогу металлическим шлагбаумом, завязывал его проволокой. Второй стоял на дороге и жестами приказывал остановиться.

      - Фигу тебе! - Карданов крутанул руль, - Через жилой городок прорвёмся. Костя, что в части?

      - Спокойно.

      - Передай: возвращаемся.

     "Шестьдесят шестой" мчался среди домов с тёмными окнами, почти не сбавляя скорости на поворотах. Вот и последние здания. Начались поля и в этот момент сзади замелькал луч фары-искателя. Светлое пятно, размытое туманом, плясало, направляя луч то вниз, то по сторонам.

      - Командир! Кажется, за нами!

      - Вижу. Сядь, Петров, нормально, а то вылетишь!

      Мотор вдруг чихнул. Машина несколько раз дёрнулась, прокатилась по инерции и замерла. Геннадий несколько раз попробовал стартером завести, но, убедившись в бесплодности этих попыток. выключил свет.

      - К машине! Проверить оружие, радиостанции, обмундирование!

      - Командир! Бензин кончился. Поворовали, наверное, - вездесущий Зеленков вышел из-за машины.

      - Догадался уже. За мной бегом марш!

      Перемахнув через кювет, группа через поле побежала в сопку.

      - На гребень не подниматься! Заметят.

      Несколько раз меняя направление, группа уходила от преследовавшей её машины, но догонявшие, словно зная направление отхода группы, каждый раз после поворота были всё ближе и ближе к десантникам.

      - Всем залечь! Семёнов! Почему не сработали мины? Может по запарке забыл время поставить?

      - Никак нет, товарищ старший лейтенант! Лично ставил.

      И словно в подтверждение слов солдата на аэродроме послышался пронзительный свист и вверху, сквозь толстую пелену тумана показались влетающие огоньки сигнальных ракет. Машина, освещающая сопки фарой, развернулась и помчалась в сторону аэродрома.

      - Влажность высокая, - пробормотал Карданов, - Запаздывание по времени. Всем отдыхать! Возвращаемся.

      Закинул руки за голову и завалился в сырую траву. Потянулся с щелчками в суставах.

      - Неужели повезло, а? Костя?

      - Возможно. Закурить бы?

      - В части накуритесь. Подъём!

     5

     Бригада стояла на разводе. Строгие прямоугольники батальонов, поротно, занимали большую часть плаца.

      - Командиры батальонов, командиры рот, взводов! Тридцать шагов вперёд. Шаго-ом марш!

      Офицеры дружно шагнули вперёд и ровной шеренгой направились к противоположной стороне плаца, где стояли командир части и офицеры штаба.

      - Товарищ полковник! - со стороны штаба, придерживая штык-нож, бежал посыльный, - Вас к телефону. Срочно. Прокурор гарнизона.

      - Проводите развод, - махнул рукой в сторону начальника штаба полковник Баглай и заторопился к зданию.

      - Баглай! - резко без предисловий послышалось из телефонной трубки, - Это твои орлы нахулиганили в Воздвиженке?

      - Не понял, товарищ полковник, - тон, с которым обратился прокурор, не позволил Баглаю назвать того, как обычно, по имени-отчеству.

      - Поймёшь - плохо станет! Отменить все выезды из части! Закрыть и не открывать все оружейные комнаты! Если получено оружие - сдать! А сам - ко мне сюда! Теперь понял?

      - Так точно, товарищ полковник!

      Пожав плечами, Баглай нажал кнопку селектора.

      - Гришмановский!

      - Слушаю, Юрий Михайлович!

      - Отменить все занятия с личным составом, связанные с выходом за территорию части. Сдать полученное оружие. Я уехал к прокурору.

      - Понял!

     ----

     В кабинете прокурора полковник Баглай увидел всех командиров частей гарнизона и командующего воздушной армией округа. Жестом остановив доклад, генерал показал на стул.

      - Садитесь, полковник. Только вас ждали, - и без всяких предисловий, даже не обратившись к присутствующим, генерал, глядя, почему-то, на Баглая, начал говорить.

      - Сегодня ночью, около десятка человек, а может быть и больше совершили нападение на гарнизон в Воздвиженке. Судя по всему, эта акция была тщательно спланирована. Нападавшие старательно упражнялись в захвате дежурных служб и подразделений, удалённых от караульных помещений и местонахождения часовых, вооружённых автоматическим оружием.

      - Судя по почерку - это десантники, - вставил слово прокурор.

      - Или какое другое разведподразделение любого полка, - продолжил генерал, не давая возможности ни кому из находящихся в кабинете вставить слово.

      - Визит из-за гранищы исключается, так как не было изъято оружие дежурных и, более того, со всеми захваченными обращались так, чтобы не причинить им существенных телесных повреждений. Только один раз было применено оружие нападавшими. Какой-то странный выстрел в дежурного по роте из пистолета. На теле пострадавшего остался синяк и на обмундировании обнаружены следы вещества, напоминающее пластилин. По заявлению дежурного по гарнизону - это могли быть только военнослужащие.

      - Что скажете, Баглай? - спросил прокурор.

      - Исключено, товарищ полковник....

      - Сидите-сидите. А почему Вы думаете, что исключено? Может кто самовольно?

      - Да нет. Не может быть. Опять-таки, где оружие могли взять?

      - В оружейной комнате, где же ещё! Ну, а пока мы здесь сидим, ваши части уже проверяют, товарищи командиры.

      - А может не стоит уделять этому происшествию столько внимания, ведь закончилось всё благополучно? - спросил подполковник, сидевший рядом с Баглаем.

      - Не закончилось, товарищ подполковник, - генерал встал, пригладил прядь волос, маскирующих лысину, - Всё это только начинается. Я довожу до вашего сведения, что так получилось, что в это время генеральный штаб проводил свои спецучения без оповещения округов. И на аэродроме на дозаправке находились самолёты, совершающие облёт границы. Из-за того, что нападавшие захватили метеоцентр, оперативный дежурный задержал вылет самолётов, не получив метеосводки.

      А потом, когда выяснилось, что на аэродроме побывала какая-то группа с заданием, командир звена отказался вылететь до выяснения обстоятельств и проведения дополнительного предполётного осмотра. Задержка составила около четырёх часов. И, что самое неприятное, командир звена доложил в Москву о причинах задержки. Так что министр обороны знал всё раньше командиров частей в Воздвиженке. Могу вас заверить: меры последуют. Хорошо, если это - случайное совпадение, а, если найдут утечку информации, то я не завидую тому командиру части, чьи люди были ночью в гарнизоне. Короче, возвращайтесь к себе, привлекайте необходимые силы и подключайтесь к расследованию, не дожидаясь команды сверху.

     6

      - Прошу доложить, товарищи ответственные офицеры, о ваших занятиях с личным составом за время со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра.

      Полковник обвёл взглядом стоящих перед ним офицеров, выслушал каждого, глядя ему в глаза, и только когда очередь дошла до Карданова, Баглай смотрел не на него, а мимо, на висевшую на стене политическую карту мира.

      - С вечера - занятия на спортгородке, потом - личное время, просмотр телепередач, отбой, - отрапортовал Геннадий, когда очередь дошла до него.

      - Все свободны!

      - Есть! - козырнув, офицеры повернулись и вышли из кабинета.

      - Что-то случилось, господа охвицера, - шедший впереди капитан ткнул пальцем в пробегавшего мимо сержанта из секретной службы, - Эти целое утро носятся, как угорелые. И оружейные комнаты опечатали, а в нашем батальоне сейчас проверяют пистолеты и боеприпасы к ним.

      "Случилось", - подумал Карданов, - Порядок в армии наводят.

     ----

     Прошли сутки. Слухи самые сногсшибательные из самых достоверных источников, с самыми ужасными подробностями, с перечислением самого невероятного числа жертв носились по Уссурийску.

      "Что за чёрт?" - недоумевал Геннадий, - "Неужели у этих олухов хватило ума доложить о своём ротозействе в округ?"

      - Всем офицерам и прапорщикам части прибыть в клуб на совещание! - закричал дневальный в коридоре.

      - Пойдём, Гена, послушаем очередную сплетню из официальных уст, - командир роты застегнул пуговицу рубашки, отцепил галстук от погона и застегнул резинку на шее.

      - А что? Официальные слухи сильно отличаются от обывательских?

      - Я тебе, Карданов, по секрету скажу: судя по некоторым разведданным в Воздвиженке работает комиссия с самыми высокими полномочиями. И, самое интересное, когда их там погоняли, то уже через два часа об этом знал Устинов.

      - Откуда такая информация?

      - Да так... сверху протекло.

     Проталкиваясь и теснясь в двери клуба офицеры весело гомонили. Тема разговоров была у всех одна. Налёт на авиаторов.

      - Товарищи офицеры!

      - Товарищи офицеры, - вошедший в зал командир части жестом разрешил сесть, поднялся на сцену, сел за стол и вытащил из кармана бумажку, - /Я собрал вас для того чтобы объявить срочную директиву министра обороны...

      Геннадий рассеянно слушал, как Баглай читал. Всё это он знал и поподробней. Пожалуй, он бы рассказал и более, но вот окончание чтения его поразило.

      - ... если к концу текущих суток участники нападения не объявятся, то, по выявлению, отдать всех под суд военного трибунала.

      "Ух ты!"- подумал Карданов, - "Надо сдаваться, а то дембеля в историю попадут".

      Комбриг, тем временем, продолждал:

      - К моему удовлетворению, нас это не касается. Представители прокуратуры проверили нашу часть и ничего не нашли. Но директиву приказано огласить во всех частях округа. Если вопросов нет, все свободны!

     ----

     Старший лейтенант, получив разрешение секретаря, постучал в дверь кабинета,

      - Разрешите войти, товарищ полковник?

      - Да, входите.

      - Товарищ полковник! Это - я!

      - Конечно, Вы, Карданов, я вижу.

      - Это я был в Воздвиженке.

      Баглай поморгал несколько секунд, соображая, потом вскочил, хватанул ртом воздух и снова упал на стул. Упёрся ладонями в лоб и замер. Потом поднял голову и жалобно посмотрел на офицера.

      - Зачем тебе... Вам, это нужно было? - и не давая ответить, сорвался на крик, - Это что? Игрушки? Служить в армии надоело! Подвига захотелось? Захватчик нашёлся!

      И остановился, натолкнувшись на спокойный взгляд Геннадия. Подошёл, почти ласково положил руку на плечо и, заглянув в глаза, пожаловался:

      - Документы на днях должны были рассмотреть на генеральскую должность...

      - Помните, товарищ полковник, Вы поинтересовались, какой из меня командир роты получится. Вот я Вам и доказал.

      - Мне?! Ну, Карданов! - полковник снял трубку и покрутил диск, - Жалко мне Вас, Карданов.

      - Слушаю!

      Голос прокурора в телефонной трубке смёл всякую сентиментальность и Баглай выпрямился и, глядя мимо Геннадия, заговорил, отстукивая каждую фразу согнутым указательным пальцем о край стола.

      - Товарищ полковник? Полковник Баглай. Это мои отличились. Старший лейтенант Карданов.

      - Ага! Я тебе говорил, что это твои! Обвели, значит, вокруг пальца. Вот тебе и "не может быть". Ну, теперь готовься. Тебе тоже перепадёт. Сиди в кабинете. Сейчас тебе из округа звонить будут. Пончл?

      - Так точно, товарищ полковник! - Баглай аккуратно положит трубку и покусал нижнюю губу, - Садись, Карданов. Сам понимаешь, не могу я теперь тебя без присмотра оставить.

     Некоторое время посидели молча, стараясь не гладеть друг на друга. Зазвонил телефон секретной связи. Баглай вздрогнул и снял трубку.

      - Товарищ полковник! - раздался взволнованный голос связиста, - С Вами будет говорить начальник штаба округа. Соединяю...

      Послышалось какое-то будьканье, затем из какофонии звуков возник властный голос, услышав который, Баглай встал.

      - Баглай?

      - Я слушаю, товарищ генерал-лейтенант!

      - Значит, это - твои?

      - Так точно, товарищ генерал-лейтенант!

      - Где этот умник? Как его?

      - Старший лейтенант Карданов. Здесь, у меня в кабинете.

      - Десять суток ареста ему от моего имени!

      - Так точно! Понял! Десять суток.

      - Вот именно. А дальше мы разберёмся.

      В трубке опять раздалось бульканье, но Баглай по инерции продолжил,

      - До свидания, товарищ генерал-лейтенант!

      - Он уже отключился, - сказал связист.

     Баглай хотел было выругать солдата, но вовремя одумася, вспомнив, что система связи не позволяет третьему дицу подслушать разговор. Положил трубку и обратился к Геннадию.

      - Вот, Карданов! Начальник штаба округа объявил Вам арест на десять суток. Смею Вас заверить, что это - только начало. Если Вы не против, я лично подвезу Вас до гарнизонной гаупвахты?

      - Разумеется, не против, товарищ полковник.

     7

     Прапорщик записывал в журнал нового обитателя гаупвахты. Задавая вопросы полковнику, он успевал искоса с интересом взглянуть в сторону старшего лейтенанта, который с деловым видом разглядывал убранство небольшого кабинета. Интерес заместителя начальника гарнизонной гаупвахты был неподдельным. Всякое бывало на этой "губе", но, чтобы командир десантников лично привозил офицера из своей части! Такого он припомнить не мог. И настолько он был удивлён, что, докладывая об этом возвратившемуся начальнику гаупвахты, забыл сказать о том, кто арестовал офицера.

     Начальник, в звании старшего лейтенанта, явно стеснявшийся своей, далеко не престижной, должности, компенсировал своё стеснение привычкой поиздеваться оад офицерами и прапорщиками, попадавшими под арест.

      Толкнув ногой дверь в камеру, старший лейтенант прикрикнул на офицера, лежащего на топчане.

      - А ну, встать, когда в камеру заходит начальник гарнизонной гаупвахты!

      Геннадий вытащил руки из-под головы , сел, взглянул на погоны вошедшего. "Господи!" - подумал, - "Такой молодой и уже оборзел. Прийдётся заняться воспитанием".

      - Вы как посмели назвать эту комнату камерой?! Вы почему зашли не постучавшись? Что это за тон обращения к офицеру Советской Армии? Извольте выйти вон, избавив меня от созерцания Вашего бескультурья и позаботьтесь о том, чтобы здесь провели влажную уборку.

      Пауза длилась бесконечно, пока начальник не решился прервать её выходом из камеры. При выходе, он постарался изобразить на лице глубочайшую озабоченность. Дверь ногой он уже закрывать не стал. "Подействовало" - ухмыльнулся Геннадий и снова опрокинулся на спину. Нужно было продумать варианты защиты.

     Во-первых, нужно было проштудировать Дисциплинарный Устав. Во-вторых, пожалуй, было бы неплохо изложить на бумаге подготовку и ход выполнения операции. Хотя его до сих пор об этом не попросили, но объяснительная потребуется. В-третьих...В дверь постучали. На пороге стоял солдат с ведром.

      - Разрешите? Товарищ старший лейтенант, мне приказали провести здесь уборку.

      - Действуйте, молодой человек.

      Следом постучал прапорщик.

      - Будут ли у Вас какие-нибудь просьбы или пожелания?

      - Конечно. Я хотел бы получить "Сборник Уставов Вооружённых Сил СССР", а также бумагу и ручку...

     ----

     На следующий день, когда приехавший представитель прокуратуры предложил написать объяснительную записку, Геннадий отдал ему солидную пачку мелко исписанных листов.

      - Сегодня, во второй половине дня, Вас вызовут к прокурору.

      - А что? Этим делом занимается прокурор?

      - Да нет. Ваше дело не подходит под какую-нибудь статью. Просто с самого начала расследование вёл прокурор, да и помещение там больше подходит...

     ...После обеда зашёл начальник гаупвахты.

      - У Вас есть какие-нибудь жалобы, претензии?

      - Нет, благодарю Вас.

      - Вашу... комнату сегодня убирали?

      - Да-да. Я Вам очень признателен.

      - За Вами пришла машина из прокуратуры. Вы, надеюсь, понимаете необычность обстановки? Я должен дать сопровождающего вооружённого солдата.

      "Вроде извиняется" - подумал Геннадий, а вслух добавил, - Конечно, конечно.

      - И ещё. Я дам команду солдатам, на обратном пути, заехать к Вам домой и Вы сможете взять необходимые Вам вещи для пребывания здесь.

      - Большое спасибо, товарищ начальник!

     Когда приехали в прокуратуру, у входа встретил майор. Он ладонью двинул в сторону двери, приглашая за собой.

      - Прошу.

      Зашагали молча по коридорам. Подошли к двери с надписью "Зал заседаний" Майор распахнул дверь, - Прошу!

      Геннадий зашёл. В зале было пусто. Чуть поодаль стоял длинны стол. За ним сидели офицеры. Геннадий провёл взглядом по погонам и чертыхнулся про себя, - "Вот чёрт! Два полковника и семь генерал-майоров. Кому же докладывать". Чтобы не играть в молчанку, просто представился. .

      - Старший лейтенант Карданов

      - Очень приятно! - сидевший в центре генерал посмотрел мимо Карданова, - Товарищ полковник, присаживайтесь поближе.

      Только тут Геннадий увидел командира своей части, сидевшего на стуле возле стены. "Ага", - подумал, - "Тебя тут уже пытают". Вид у Баглая был далеко не праздничный. На висках и на лбу выступали мелкие капли пота, которые он тут же стирал носовым платком.

      - Карданов! Почему Вы решили провести такие, мягко выражаясь, учения?

      - Я уже писал в объяснительной. Для проверки моих деловых качеств офицера.

      - А в повседневной жизни у Вас не было возможности проверить эти самые качества?

      - Очень мало.

      - Нет. Вы только посмотрите на него! У всей Советской Армии такие возможности есть, а старшему лейтенанту Карданову - мало, - возвысил голос один из генералов.

     "Где-то я его видел", - подумал Геннадий, - "Вроде знакомых генералов у меня не было". - а вслух сказал,

      - Захват дежурных служб, по-моему, показал, как используются деловые качества...

      - Ну, об этом не у Вас должна голова болеть, - прервал его всё тот же генерал, - Между Вами, Карданов, и министром обороны очень много ответственных за состояние дел в армии.

     Беседа, как назвал её в последствии Геннадий, продолжалась около четырёх часов. Из неё он понял, что наказания никакого не будет, так как начальник штаба округа, по выражению одного из генералов, "поторопился объявить арест". Особого пристрастия Геннадий не почувствовал. Скорее наоборот: офицеры с интересом задавали вопросы, словно для того, чтобы представить себе всю ситуацию нападения, почувствовать обстановку риска, которая сопровождала Карданова всё это время.

     Больше досталось Баглаю, который, отвечая на вопросы, каждый раз вставал со стула и потом ему разрешали сесть. "Наприседался", - со свойственным ему юмором отметил Геннадий. Прощаясь, все генаралы пожали руки полковнику и старшему лейтенанту, демонстрируя то, что неприятности закончились, практически для обоих. Задержавшись возле Геннадия, "знакомый" генерал вдруг сказал.

      - Привет тебе, Гена от моей дочери! Когда она узнала о твоём "подвиге" то сказала, что ничуть не удивлена тем, что это сделал ты.

      И Геннадий вспомнил папу-подполковника своей одноклассницы.

     8

     Так и закончилась эта история. После ареста, Карданов был вызван в штаб округа. Командующий ДВ округом генерал армии Третьяк не мог не познакомиться лично с офицером, боевой приказ которого был зачитан на военном совете округа, как образец отдания боевого приказа.

     Многие командиры и начальники служб гарнизона, подвергшегося нападению, получили взыскания за развал дисциплины и беспорядок в организации боевого дежурства. Некоторые были разжалованы. Кое-кто расстался со службой.

     Следующая директива Д.Ф.Устинова, министра обороны, по окончанию работы комиссии особо подчёркивала, что "в дальнешем, взаимодействия на учениях между различными родами войск проводить по согласованию не ниже штаба округа..."

     До афганской войны нашей армии оставалось более двух лет, а фильм "В зоне особого внимания" ещё не вышел на экраны.

      - Офицер ты, конечно, боевой, но что с тобой делать, я не знаю, - сказал командующий округом, прощаясь с Геннадием.

      И старший лейтенант Карданов продолжил обычную, ничем больше не примечательную службу, выйдя добровольно в запас в звании майора после того, как не только армия, но и страна развалилась.

     24. Яйца.

     В военторговский магазин привезли куриные яйца. Столь дефицитный продукт в Уссурийске, который имел свою огромную птицеферму, и так вызывал к жизни необыкновенные истории, но три случая, произошедшие в тот день долго ещё были причиной всеобщего веселья.

     ...Следующим в очереди был начальник финансовой части. Старый майор славился своей рассеянностью, что касалось только тех дел, которые не относились к служебным обязанностям. Попросив подержать сетку, начфин аккуратно уложил в неё три десятка яиц и, взяв сетку в одну руку, протянул продавщице деньги.

      - А тушёнку не возьмёте, Иван Максимович?

      - Тушёнку? Четыре баночки пожалуйста.

      И, положив деньги на прилавок, майор одну за другой покидал банки в сетку.

      - Иван Максимович! - но вопль продавщицы опоздал.

     Из сетки на пол потекли жёлтые сгустки. Ахнув, майор попытался подставить ладонь, потом очумело ткнулся в одну, в другую сторону и ринулся к выходу прямо через стоявших в очереди офицеров. Команду "Разойдись!" подавать было не нужно.

     ...

     ... Начальник режима части подполковник Вырво продвигался к выходу из части, держа в руках четыре упаковки с яйцами. Но, похоже, что он не слышал прогноза метеообстановки, передаваемого по радио. Вышел из-за угла магазина и в этот момент ветер рванул фуражку с головы. Реакция была отменной: бросив свою ношу, офицер обеими руками вцепился в фуражку. Потом посмотрел на то, что раньше было диетическим продуктом, огляделся, увидел, что произошедшее не прошло незамеченным, плюнул и продолжил налегке путь к КПП. День службы родине закончился.

     ...

     ... Командирский "уазик" затормозил возле идущего прапорщика. Старый служака, пенсионного возраста, вышагивал, вцепившись руками в несколько картонок, наполненных куриными яйцами. Двумя пальцами прапорщик удерживал за ручку увесистый портфель. Подполковник открыл дверцу.

      - Садитесь, Иван Петрович, подвезу.

      В машине уже сидели две женщины, работающие в финчасти. Солдат-водитель перегнулся через спинку сиденья и открыл заднюю боковую дверцу. Прапорщик засуетился. Ему казалось очень неудобным, что командир задерживается из-за него. Но быстро втиснуться в узкую дверь не получалось. Одна из женщин протянула к нему руки.

      - Давайте, Иван Петрович, я Ваши яйца подержу.

      - Спасибо, Наташа, не нужно, я щекотки боюсь.

      Хрюкнув, командир боднул головой ветровое стекло и затрясся в беззвучном смехе.

     25. Засада.

     - Стой! Нале-во!

      Рота, дружно топнув, замерла. Строй подровнялся и, вышедшие из него офицеры, подошли к командиру. Посовещавшись, разошлись к своим взводам, оставив ротного одного перед строем. Старший лейтенант взглянул на солнце, потом на часы и скомандовал.

      - Равняйсь! Смирно! - и, сделав небольшую паузу, - Вольно! Командир батальона поставил задачу каждой роте организовать засаду на пути следования на полигон. В эту засаду должен попасть он сам. Он будет следовать по этой дороге, соблюдая меры предосторожности. По итогам засады будет выставлена оценка всей роте. В группу захвата идут заместители командиров взводов и командиры отделений второго года службы. Старший сержант Реутов!

      - Я!

      Старший лейтенант ещё раз взглянул на часы.

      - В вашем распоряжении ещё около двадцати минут. Получить взрывпакеты у прапорщика. Приступить к организации засады в лощине у развилки дорог.

      - Есть!

      - Да пыли дорожной насобирайте для эффекта. К комбату физического воздействия не применять, а то он кого-нибудь нокаутирует.

      - Есть не применять!

      - Остальным рассосредоточиться в лесу не ближе двадцати пяти метров от дороги и наблюдать за действиями группы. Вопросы есть?

      - А Вы, товарищ старший лейтенант, тоже в засаде будете?

      - Нет. Офицеры не принимают участия. Разойдись!

     Возле дороги закипела работа. Несколько человек привязывали взрывпакеты к полиэтиленовым мешочкам, наполненным пылью. Двое растягивали через дорогу тонкий стальной трос, старательно затаптывая его в пыль. Дозорная группа отправилась на окраину леса для подачи сигнала на начало операции. Остальные участники засады по трое готовились устроить завал из деревьев. Пока двое держали ствол дерева, третий, усевшись на корточки, в течении несколький десятков секунд перепиливал мягкой десантной пилкой ствол, оставляя небольшую част недопиленной.

     Запыхавшись, прибежили дозорные.

      - Едет!

      Сержант внимательно оглядел дорогу. Вроде, всё нормально.

      - По местам!

      Из-за поворота выкатился "газончик" и поравнялся с десантниками.

      - Давай! - Реутов махнул рукой.

     Качнулись и рухнули перед машиной срезанные деревья. ГаЗ-69 с визгом затормозил, ткнувшись бампером в поваленное дерево. Вокруг него взорвались взрывпакеты, добавив пыли к той, что подняли колёса. Распахнулась левая дверь и из неё выскочил маленький взъерошенный старичок. По-спортивному перемахнул через стволы поваленных деревьев и припустил по дороге, не оглядываясь.

     К месту "битвы" подъехал сторой ГаЗ-69, точь-в-точь такой, что стоял на дороге. Из него вышел толстый капитан и закатился громким заливистым смехом, придерживая большими пальцами ремень.

      - Придурок! - Реутов без замаха двинул в ухо старшему дозорной группы, - Ты куда смотрел? Беги теперь за дедом.

      Сам подхватил автомат и не повышая голоса скомандовал.

      - Ещё взрывпакетов на дорогу! Двое за мной!

     Быстро оббежав по лесу машину комбата, группа выскочила на дорогу. Капитан всё ещё веселился, глядя, как машину деда закидывают взрывпакетами. Десантники подскочили к дверцам. Реутов рванул за шиворот солдата, сидевшего за рулём. Тот, не успев ничего сообразить, уже лежал на дороге, полузадавленный сидящим на нём десантником.

     Реутов, не открывая дверцы, прыгнул за руль, на втором сиденье уже сидел его напарник с автоматом. направленным на офицеров на заднем сиденье. Те, как и было условлено, подняли руки. Сержант включил передачу, закрутил баранку и автомобиль, взвыв мотором, прямо через кювет помчался в лес.

      Комбат обернулся.

      - Ах ты, салага!

     Попытался было догнать машину, но свистнул трос, натягиваясь над дорогой, и капитан, сделав всего два шага, рухнул стокилограммовым телом в дорожную пыль. Приподнялся на руках и увидел перед собой двух десантников с автоматами на изготовку. Капитан выплюнул пыль, поднялся, стянул кепи с головы и принялся отряхиваться.

      - Взяли-таки! Сдаюсь!

     Десантники заулыбались и, забросив автоматы за спину. стали отряхивать комбата.

      Из кустов на дорогу стали собираться солдаты. Общими усилиями выкатили автомобиль. На дороге показались дозорный и дед. Все притихли и стали ждать, что будет.

      - Ну, как, отец? Понравилась засада?

      - Вот уж спасибо, сыночки! Перепугали старого. До сих пор в боку что-то ёкает. На войне и то не так страшно было.Только одно и успел сообразить, бежать надо, пока цел.

      - Да нет. Дед молодцом. Метров двести отбежал и сидит в кустах с дрыном. Чуть мне по голове не дал.

      - А надо было бы. Для поумнения. - ротный засунул записную книжку в карман и скомандовал.

      - Рота! В колонну по четыре, становись! Реутов! Завал разберите, а то дедуня, наверное, торопится.

      Старик, ободрённый всеобщим вниманием, согласно закивал головой и засеменил к своей машине.

     26. Учения.

     К концу совещания офицеров части командир поманил пальцем начальника вооружения. Дождавшись, когда тот поднялся на сцену. обратился к присутствующим.

      - Прежде, чем объявить о предстоящих учениях, я предоставлю слово начальнику вооружения.

      - Товарищи офицеры! Совсем недавно наша часть закончила перевооружение стрелковым оружием. До сих пор мы не могли дать вразумительного ответа на вопрос: имеет ли автомат АК-74 холостые боеприпасы. И вот на днях, точнее позавчера, в нашу часть поступили холостые патроны.

      Майор вытащил из кармана два патрона.

      - Как видите, калибр тот же, что и у боевого, но, в отличие от холостого патрона к АКМ, здесь имеется пластмассовая пуля, которая в момент выстрела разламывается на множество мельчайших осколков. С расстояния десяти метров эти осколки не пробивают обнажённую кожу человека, но на меньшем расстоянии, из-за большой кучности, осколки могут оставить следы на теле даже через гимнастёрку.

      - Очередями такими патронами новый автомат, к счастью, не стреляет, - добавил подполковник, - И теперь, самое главное: по согласованию со штабом округа, нам предписано произвести нападение на полевой штаб мотострелковой дивизии. Это согласование, конечно, ничего хорошего нам не сулит. Вероятный противник будет знать не только день, но и час нападения. На совещании штаба бригады мы приняли решение для обеспечения успеха операции уменьшить численность отряда с предписанного двухротного состава до одной роты. Скорее всего будет меньше. Это будет сборная группа, составенная из лучших, самых подготовленных разведчиков части.

      Всем командирам подразделений оказать максимальную помощь в подготовке и формировании группы. Командиром группы назначается старший лейтенант Крючок.

      - Я! - офицер встал.

      - Вопросы будут к старшему лейтенанту? Нет? Садитесь, Крючок. Обращаюсь ко всем присутствующим. Зарубите себе на носу, всякая утечка информации на руку нашему будущему противнику. Поэтому только личный состав группы будет знать о цели подготовки. Для остальных - это подготовка к показательным выступлениям.

     Сидевший сзади старшего лейтенанта капитан пальцем ткнул его в спину.

      - Хочешь я тебе талантливого разведчика дам?

      - Как фамилия?

      - Еремеев.

      - Певец с хулиганскими наклонностями?

      - Ну да.

      - Беру.

      - Ты его в разведку отправь в эту самую дивизию. Он не подведёт.

     ---

     Еремеев шёл по гарнизонному городку, во все глаза разглядывая обстановку. Рядом шагал товарищ с такими же алыми погонами и, поэтому, ничем не отличавшийся от других солдат, то там, то здесь попадавшихся в городке.

      - Пойди, - обратился Еремеев к напарнику,- Потолкайся в курилке, послушай о чём болтают, а я вон там среди машин пройдусь.

     Солдаты разошлись в стороны, стараясь не упускать друг друга из вида. Еремеев подошёл к чёрной "Волге" и покрутил головой, прикидывая, куда бы ещё направиться, но сзади вруг кто-то спросил.

      - Эй! Водила! Кого привёз?

      Обернувшись, Еремеев увидел капитана. Напустив на себя снисходительный вид, десантник скрестил руки на груди и, даже, присел на крыло машины.

      - Кого надо, того и привёз.

      - Да ладно, конспиратор. САМ приехал?

      - Ещё нет, но приедет. Вы же тут не сможете без него приготовиться.

      Капитан усмехнулся.

      - Салага! Да мы такую встречу приготовили этим десантникам. Мы их ещё на подходах встретим

      - Это как ещё?

     Офицер не успел ответить. В курилке возникла какая-то потасовка и на истошный вопль "Десантник!" уже сбегались офицеры. Как потом выяснилось, напарник встретил знакомого солдата, с которым был в патруле гарнизонной прокуратуры.

      Сергей бросился к курилке, обгоняя своего собеседника, а ему навстречу вырвался десантник.

      - К остановке! - выдохнул Еремеев подбегая и, делая вид, что хотел поймать, сам неловко завалился на бок под ноги догнавшего капитана.

      - Корова! В рот тебе ноги! - рявкнул офицер, растянувшись на земле.

      Оба поднялись и погнались за убегавшим.

      - Этот тоже десантник! - крикнул кто-то, - Они вместе пришли!

     Капитан отреагировал мгновенно и в прыжке подбил ноги Еремеева. Пришлось улечься на землю. Подняться помогали подбежавшие офицеры. Десантник бросил взгляд - напарника не было. Значит ушёл. Это уже легче. Сбросил с одной руки лейтенанта, опрокинулся назад, освобождая заломленную за спину руку.

      - Хватай его за яйца, чтобы не брыкался!

      И чья-то рука схватила сзади. Зашипев от боли, Еремеев ткнул растопыренными пальцами в глаза стоявшего впереди офицера и, перехватив обеими руками руку, зажавшую столь больное место, ударил наглеца каблуком в лицо. Солдаты в красных погонах, окружившие эту баталию, с инересом смотрели на развивающиеся нешуточные события.

     Но драки не получилось. Офицеры, получив один-два мощных грамотных удара по болевым точкам, теряли всякий интерес к задержанию. Разбросать четверых офицеров Еремееву не составило большого труда. Сделав ложный выпад, он бросился на окружающую толпу. Солдаты шарахнулись в стороны.

      Десантник рванул, как на стометровке. Оглянувшись через плечо, Еремеев понял, что солдат опасаться не стоит. Они, как почётный экскорт, бежали следом, всем своим видом изображая преследование. Одним броском преодолев кирпичный забор, Еремеев выскочил на дорогу и, раскинув руки в стороны, встал на пути, взвизгувшего тормозами, жигулёнка.

      - В гарнизонную комендатуру. Скорей!

      Водитель взглянул на запыхавшегося солдата, пожал плечами и тронул с места. Отдышавшись, десантник оглянулся, оглядел улицу через заднее стекло. Потом достал из кармана три рубля и положил под ветровое стекло перед водителем.

      - К десантникам, шеф!

      - Чего? А что ж ты сразу не туда попросился?

      - Деньги считал.

     Еремеев подсунул палец под погон и рывком оторвал его. Потом оторвал с другой стороны. Положил погоны в карман и занялся красными петлицами.

      - Ты что? Дезертир? - спросил водитель, с интересом наблюдавший за манипуляциями.

      - Нет. Шпион.

      - Ну-ну! - водитель развернулся возле КПП, взял "трояк" и засунул за воротник солдата.

      - Шпионов бесплатно возим.

      - Спасибо!

     ---

     Командир части держал в одной руке телефонную трубку, а другой, жестом остановив доклад вошедшего Крючка, поминил его к себе и показал на стул. Садись, мол, молчи.

      - Нет, товарищ генерал. Нет. Не посылал. Ну что Вы? Нет-нет. Хорошо, пусть приезжают, если хотят. Построим весь личный состав. Найдём и накажем. Не стоит? Понял. До свидания, товарищ генерал.

      Положил трубку и улыбнулся.

      - Ну, Крючок! Хоть и не очень красиво твоя самодеятельность получилась, но, думаю, что они теперь нас ещё сильней зауважают. Я сегодня с заместителями подумал и у нас появилась идея: провести налёт в четыре часа двадцать, а у округа запросить начало на три часа тридцать. Просекаешь смысл?

      - Так точно, товарищ подполковник! Продержать их в ожидании около часа и они начнут сомневаться, что правильно поняли время и день нападения.

      - Вот именно!

     ---

     Десантники лежали под машиной уже больше двух часов. Проникнуть на территорию штаба мотострелковой дивизии, расквартированной в лесу, удалось без шума. Помогли отвлекающие маневры автоколонны в лесу (командир постарался) и самолёты базовой эскадрильи около получаса баржировали над лесом с включёнными фарами, вроде выискивая замаскированный штаб. Крючок посмотрел на часы. Ещё двадцать минут здесь валяться.

      - Так и простыть недолго, - подумал, - Хорошо, что погода сухая.

     Над головой хлопнула дверь и по стремянке затопали сапоги.

      - Странно, товарищ полковник, - послышался голос, - Уже полчаса прошло с назначенного времени, а тишина.

      - Темнят десантнички.

      Офицеры полошли вплотную к машине и замолчали. Не успели десантники что-либо сообразить, как на них полились тёплые струи. Крючок пнул сапогом отпрянувшего было солдата и первый рванул одного из офицеров за ноги под машину.

     В несколько секунд всех троих спеленали верёвками. Увязывая свою добычу, Крючок вдруг обратил внимание на повязку на руке. Посредник! Разжав пальцы десантника, который старательно зажимал пленнику рот, старший лейтенант посмотрел на погон посредника, приподнял его, посадил и прошептал на ухо.

      - Извините, товарищ полковник! - и не без удовольствия ткнул сапогом пониже спины, выталкивая из-под машины.

      - Заложит! - задышал в ухо Еремеев.

      - Не успеет.

     Крючок зажёг взрывпакет, взвился по ступенькам машины, рванул на себя дверь кунга и бросил вовнутрь пакет. Раздался взрыв и словно эхо прокатилось по лесу. Многочисленные взрывы сотрясали тишину. Забросав взрывпакетами стоянку автомобилей, десантники опять улеглись под машинами, зажав рты свёрнутыми кусками бинтов.

     Дышать было трудно. К каждому пакету был привязан мешочек с цементной пылью. И посреди лагеря чадила шашка слезоточивого газа. Весь личный состав, подвергшийся нападению, пытался с помощью противогазов спастись от натужного кашля и чихания. Но безуспешно. Кое-кто из офицеров пытался организовать оборону из этой чихающей толпы, но большого успеха это не имело тоже.

     Из темноты послышался треск - это через кусты к объекту спешило боевое охранение, так и не обнаружившее нападавших десантников. Услышав этот шум, пострадавшие, видимо вспомнив о своём предназначении, бросились навстречу, стреляя на ходу. Уверенные, как в прочем и бежавшие к штабу, что ловят десантников. В полной темноте, завязалась схватка, освещаемая кое-где вспышками выстрелов.

     Удрать в такой суматохе для десантников, как сказал на разборе учений руководитель, было делом техники. И, уже обращаясь к командиру десантной бригады, добавил.

      - А, вот когда солдат бьёт офицера по лицу сапогом - это я считаю совершенно недопустимым.

      Подполковник пожал плечами.

      - Думаю, товарищ генерал, что и для офицера недопустимо было хватать солдата за мужское место.

      Сидящие в зале заулыбались. А когда генерал ушёл, подполковник сказал.

      - Один солдат условного противника попал в госпиталь после того, как в него был сделан выстрел холостым патроном из нового автомата. Так, товарищ майор?

      - Так точно, товарищ подполковник! Какой-то снайпер из своих дважды ему попал в одно и то же место в темноте.

      - Ну вот и хорошо. Поздравляю вас, товарищи офицеры, с успешным завершением учений. Не смотря на некоторые издержки, общая оценка штаба округа - "отлично"! Вопросы у присутствующих есть?

      - Еремеева поощрить бы надо, - сказал кто-то из зала.

      - Ничего подобного! - командир даже ладонью пристукнул, - Тогда на следующих учениях все солдаты будут гоняться за офицерами. Наоборот, надо объявить выговор, а через некоторое время, я думаю, из него выйдет неплохой младший командир.

     27. Поездка к сыну.

     Памяти Арнольда Анатольевича посвящается.

     Арнольд поплевал на пальцы, коротким и точным движением хватанул задвижку, открывая дверцу железной печи-буржуйки, свесился в довольно неудобной позе со стула и принялся подкладывать поленья в стреляющее искрами пламя. Последним чурбачком прикрыл дверцу и, не выпрямляясь, положил деревяшку на пол. Упёрся в неё палцами и побарабанил, словно играя на трубе, пропев при этом.

      - Прум-пу-пу пу-пум!

      - Очередной шедевр сочиняешь, Анатольич?

      Он не ответил, что-то ещё ритмично промычал, кивая в такт головой, а потом весь заискрился весельем и сообщил.

      - В воскресенье к сыну ездил. Он здесь, недалеко, в учебке служит.

      Я понял, что это только предисловие и молча кивнул, приготовившись слушать.

      - Приезжаю, значит, захожу на КПП. А там уже сидят всякие папы-мамы с чадами и без. Ну, я дежурному сказал, чтобы Димку вызвали, сел в уголочке и жду.

      Рядом мамаша сидит вся в слезах. Возле неё юный защитник земли русской пирожок какой-то жуёт и рассказывает, что кормят плохо, спать дают мало, гоняют много.... А сам, и в самом деле, худой, бледный. К другим родителям ещё никто не пришёл и они сидят и слушают эти причитания. Настроение у всех, прямо сказать, паршивое.

     Открывается дверь, заходит ещё один солдатик жалкого вида. И снова, но другой мамаше: бьют. гоняют, измываются. Тут уже и у меня настроение начинает пропадать. Вот, думаю, не повезло Дмитрию. Попал в такое гадкое место. Сижу сам не свой, речь успокоительную готовлю. Распахивается дверь и влетает Димка. Не поверишь, плечи - во, рожа - во! Весь лоснится. Румяный. Все даже притихли.

     Я его тоже спрашиваю насчёт кормёжки, сна и прочего солдатского удовольствия. А он в ответ совсем не то отвечает, что те маменькины сыночки говорили. Кормят, говорит, отлично, гоняют очень мало. Если так и дальше будут гонять, то он вместо многоборья на конкурсе толстяков будет участвовать.

      - Как насчёт битья, - интересуюсь.

      - Ещё чего, - обижается Димка, - Хотел бы я посмотреть на того, кому своего здоровья не жалко.

      И тут только я обращаю внимание, что все родители уже не обращают внимания на своих сыночков-то, а внимательно нас слушают. А мама, сидевшая рядом, возьми и спроси.

      - А сколько Вы уже прослужили?

      - Столько же, сколько и Ваш сын, - Дмитрий отвечает, - Мы с ним в одном взводе.

     Тут я уже себя неудобно в этой компании почувствовал. Толкнул я Димку в бок и вышли с ним на улицу. Как оказалось - вовремя. Дмитрия на его армейские новости понесло. За несколько минут я узнал, что на кроссе он первым был, на стрельбах отличился, увольнение заработал....

     Вот. думаю, если бы те родители и это услышали, то совсем бы порасстраивались. А сейчас, спустя некоторое время, стал я обдумывать эту интересную ситуацию. По-моему, мы все сами виноваты, что наши сыновья в армии в неподходящих условиях оказываются. Я имею в виду родителей.

      - И себя тоже? - интересуюсь я.

      - Нет. К счастью, мне хватило ума, а, может быть, простого везения и интуиции, чтобы не наделать общепринятых ошибок в воспитании моих детей. Но в своём больнинстве родители, как заядлые спортсмены, участвуюя в какой-то нескончаемой гонке за рублём, должностями, благами и ещё чёрт знает чем, совсем забывают, что никто кроме них самих не будет готовить пацанов не только к службе в армии, но и к жизни вообще. Ты обрати внимание: на дачу обязательно с детьми, а на спортивную секцию, если ребёнок на неё ходит, то делает это самостоятельно. И довольно часто пацан просто перестаёт заниматься. А, если бы папаша, с сыном или мать с дочерью вместе ходили заниматься, то у нас в стране не было бы проблемы со всякого рода дистрофиками, которые оказываются в армии и для которых самая обычная дисциплина и распорядок представляются системой, в которой "бьют и гоняют".

      - Твои бы слова, да богу в уши, - иронизирую я, хотя и понимаю, что ирония в данном случае неуместна.

     1991 год.

      28. Служба в запасе.

     Сборам "дикой" мотострелковой краснокутской дивизии посвящается.(подражание великим поэтам)

     И, вот. нам сделали тревогу.

      Сейчас того не описать,

      Как собирались все в дорогу

      Россию-матушку спасать.

      Не сбились в кучу люди, кони,

      Поскольку не было коней.

      Лишь мат носился в общем стоне

      Толпы, бродившей среди пней.

     - Ребята! Шапку не видали?

      Но мат в ответ. Повсюду мат.

      Другие валенки искали,

      А кто нашёл, был очень рад.

      Палатку дружно собирали.

      Вдруг стало тихо. Ни гу-гу.

      Потом, как жеребцы заржали

      Когда связиста увидали:

      Весь в проводах лежал в снегу.

     Пронёсся слух среди народа,

      Что повезут войска сейчас

      Туда, где в тёплую погоду,

      И сам Макар телят не пас...

      В конце учений смотр строя

      Провёл заезжий генерал.

      Обросших, грязный негероев

      Толпой свиней, в сердцах, назвал.

     И шагу сделать не пришлось,

      Как был наш командир взбешён.

      Когда из строя донеслось,

      Что сам свинья в лампасах он.....

     1980-1990 годы.

     29. Как на войне.

     "В соответствии с Законом О Всеобщей.... приказываю явиться" читал я повестку. Далее было написано про то, что надо иметь кружку, ложку... В конце списка ручкой было приписано: тёплое нижнее бельё. Это меня изрядно озадачило. Нижнего белья тёплого у меня не было. Перестав дружить с Китаем, наша родина оставила нас без замечательных китайских кальсон с начёсом. Гарнитур назывался "Дружба". Мне вдруг захотелось дружбы. Правда. у меня была зимняя тельняшка. Это было не хуже китайской "Дружбы", но на нижнюю часть ничего лучше шерстяного спортивного костюма не придумывалось.

     Зато у меня был комплект лётного обмундирования. Это было получше китайского барахла. Его-то я и надел. Погода к тому располагала. За окном был январь. Снегу в этот год навалило до... почти до пояса. Морозы по ночам подбирались к отметке минус тридцать по Цельсию. Днём, правда, отпускало до двадцати.

     Возле военкомата шла посадка в автобусы. Видно было, что народу призывают много. Из динамиков неслись бравурные марши. Любимая родина, если захочет тебя убить, на музыку не поскупится. Пьянь, пардон, воины запаса расползались по автобусам. Причём сами. И лишь только потому, что там было теплее, чем на улице и можно было продолжить возлияния. Те, кто потрезвее рассаживались на передних сиденьях, а на задних шло опустошение посуды. Оттуда же доносилась перебранка, хохот и, время от времени, кто-то из принявших на душу, проползал по проходу поучить водителя или пристать к кому-нибудь. Большую часть пути всё обходилось более или менее мирно, но с приближением к месту назначения, выкушавшие огненной воды вели себя всё более агрессивно.

     Слегка стали распускать руки. Трезвые держали коллективную оборону лучше. Где дипломатией, где уговорами, но конфликты сглаживались. По крайней мере, в нашем автобусе. Приехали и выгрузились на переодевание. То, что я видел раньше было детским садом. Здесь, в Красном Куте (это деревня такая) был университет. Пьяными были не только призывающиеся, но и офицеры пункта и солдаты. Все куда-то брели, чего-то несли, кого-то искали. Походив в этом бардаке с пол-часа я понял, что мне переодеваться смысла никакого нет. Лётная форма мне была не только к лицу, но ещё и к телу. На всякий случай я приторочил на куртку полагающися мне погоны и пошёл искать куда прислониться. На выходе спохватился и вернулся для того, чтобы взять шинель. Нашёл нужный размер, чтобы надевать прямо на лётный комплект. Надел. Полы шинели доставали до пола. Железный Феликс, блин! Встал в позу, потом приподнял руку "верной дорогой идёте, товарищи" и замер. Мимо прошли два шатающихся партизана. Офигев от увиденного стали трезвее. Я же, скатав шинель под мышку, вышел на мороз.

     По дороге попался пьяный дедок в военном полушубке. Столкнувшись со мной, он потерял равновесие и упал бы, если бы я не схватил его за воротник.

      - Послушай, батя, где...?

      - Как вы смеете, - заверещал дедуня, - Я - подполковник!

      - Погоны надень, - посоветовал я, отпуская.

      Дедок забежал в одну из палаток и, в самом деле, вышел оттуда с подполковничьими погонами.

     «Чудны дела твои, господи, не ведаешь что творишь», подумалось мне. Но я тут же забыл про это, увидев совершенно трезвого офицера, поговорив с которым я отправился в нужном направлении для организации защиты родины. Многие трезвенники уже были там и деловито разбирались с будущими командирами, привыкая к новым должностям на ближайший месяц.

      - Ёлки-палки! - воскликнул майор, получивший меня под своё управление, - Ещё один трезвый! Никто не поверит! Будешь у меня командиром взвода связи. На тебе документы твоего взвода. Кстати, почему не по форме одет?

      - Зато по погоде, - парирую я, забирая пачку бумажек.

      В моём взводе все держались на ногах, хотя трезвыми их назвать язык не поворачивался. Все ростом повыше меня. Интересно, думаю, сколько времени мне понадобится, чтобы они меня слушаться начали? Но выжидать не пришлось. Поддатые воины быстро смекнули, что лучше будет, если кто-то командовать ими будет.

      - Старшой! - дыхнул на меня перегаром один из моих подчинённых, - Ты, главное, руководи. А мы тебя не подведём.

      - Младшой я, - поправил я его и разбил взвод на три группы: одна ставит палатки, другая идёт на кухню налаживать контакты, а третья отправляется вместе с майором на склад за аппаратурой связи. Сам тоже пошёл на склад.

      - Распишись в получении, - майор протянул мне кучу бланков и ручку.

      - Я не материально-ответственное лицо, товарищ майор. Прийдётся подписывать Вам.

      - Ты где служил такой умный?

      - В десанте.

      Комбат махнул рукой и углубился в чтение длинных списков. Я подошёл к своим.

      - Так, товарищи солдаты. Слушай приказ! Телефоны протянуть только к комбату в палатку, на кухню и вещь-склад. Провода надёжно притоптать на дорогах и больше ничего не делать. Остальных будем подключать к связи только по возможности.

      - Начальник! Всё будет пучком!

      Мужики схватили с грузовика несколько катушек, телефонов и бегом отправились на поле, где располагался наш батальон.

      - Куда они так рванули? - поднял голову майор.

      - Связь тянуть, командир, Вы же хотите иметь управление батальоном?

      - Класс!! - и майор опять углубился в изучение полученного имущества.

     Выдвинувшись к своим палаткам, я обнаружил повеселевший взвод с загадочными физиономиями. Похоже, что приняли ещё. На мороз не глядят. В печурках уже гудел огонь и в палатке можно было присесть на набитый сеном топчан.

      - Командир! Каша с тушёнкой. Только что с кухни, - мужик чуть ли не в двое старше меня суетился, накладывая мне в миску кашу, не переставая говорить при этом. Ложка сама-собой оказалась в моей руке. А дядька продолжал:

      - Они нам сразу вне очереди навалили, когда увидели, что мы им телефон ставим. Чего ещё надо делать?

      Я отрицательно помотал головой, потому что рот был набит кашей. Прожевал и проглотил, а затем, понизив голос сказал.

      - Не вздумайте закончить то, что я уже сказал до темноты. Должно и на завтра остаться. Главное - не торопиться.

      - Бу сделано!

     Перезнакомившись со своим личным составом и найдя тех, кто хоть чего-то помнит о связи, я отправил всех лишних с глаз долой и пошёл в палатку к майору. Тот сидел довольный, напившись горячего чая и сняв бушлат, и смотрел на связиста, который прикручивал провода к телефону.

      - Через сколько времени будет связь со всем батальоном?

      - Думаю, что дня через два, товарищ майор.

      - А-а-а-а... с другими батальонами? С полком?

      - За неделю управимся.

      - Мне нужна связь сегодня к полуночи!

     Я вздохнул и картинно показал, правда издалека, согнутые ладони.

      - Товарищ майор! Мне тоже приходится пилить дрова двуручной пилой с личным составом. Вы должны понять: или тепло в палатках, или связь.

      Комбат оглянулся на раскалённую буржуйку, по-видимому, представляя, как она будет выглядеть без дров. Почесал свисающий чуб и снова обратился ко мне.

      - И какие будут предложения?

      - Нужна мотопила.

      - Но на войне не может быть мотопилы!

      - Значит, на войне не будет связи.

      - Без ножа режешь, товарищ младший лейтенант!

      - Ничего страшного, товарищ майор, это будут наши первые потери.

      - Класс! - снова вставил комбат привычное ему слово и стал натягивать бушлат,- А если я сегодня привезу мотопилу?

      - Тогда и связь будет. Но деньги вперёд.

      Майор застегнулся на все пуговицы и деланно-картинно вскинул к виску ладонь

      - Разрешите идти за мотопилой, товарищ младший лейтенант?

      - Идите, товарищ майор, - и я отбил предплечьем кулак комбата уже вошедший, было, мне в солнечное сплетение.

      - Думаю, что мы сработаемся. Тебя как зовут?

     Вернувшись во взводную палатку я объяснил народу ситуацию и отправил часть свободных солдат протянуть провода к расположениям всех рот и к соседнему батальону. Особое внимание обратил на то, что все линии должны быть замаскированы, как на войне. С дневальным мы развернули в рабочее положение походный телефонный коммутатор и я со спокойной совестью пошёл к остальным пилить дрова.

     Часа через три, уже в потёмках, возле палатки остановился ГаЗ-66 комбата. Он вытянул из кузова мотопилу и запасную цепь. Мои воины застонали от охватившего их удовольствия. Тут же быстро нашёлся желающий быть ответственным за этот нежный инструмент. Я объяснил ему, что, если увижу, что кто-то другой таскает пилу, то отправлю его в стрелковую роту и дело закипело с пол-оборота.

     Майор удивлённый быстрым и точным руководством вставил свои три копейки.

     - Приказываю закончить связь к двенадцати часам завтрашнего дня!

     - Есть, товарищ майор!

     В десять часов вечера, после позднего ужина я позвонил в палатку комбата.

     - Товарищ майор, Ваше задание выполнено! Связь в батальоне установлена, с соседним батальоном - тоже. Связь с полком установить не представляется возможным из-за того, что соседний батальон не развернул свою телефонную сеть.

     - Класс! - донеслось из телефонной трубки.

     Наутро меня окликнул от своей палатки майор, когда я разминал затёкшие после лежания на топчане суставы.

      - Оказывается, товарищ командир взвода связи, Вам звание не утверждено. И по нашим документам Вы - всё ещё сержант. Поэтому, назначаю Вас заместителем командира взвода связи. Представляю Вам вашего командира.

      Я посмотрел на нового шефа, который был тоже намного старше меня. Лёгкое похмелье скрашивало его интеллигентное лицо.

      - Ну наконец-то, будет громоотвод. Значит я могу быть свободен?

      - Что значит, свободен? Передать, как полагается взвод и, кроме того, ...

      - Кроме того - это уже к нему, - я показал пальцем на лейтенанта партизанской службы, - Пошли, начальник, с личным составом познакомлю.

     Личный состав неохотно построился и недружелюбно выслушал моё сообщение о новом командире взвода. После команды "Разойдись!" подошли к нему, о чём-то переговорили, зашли в палатку, потом оттуда донеслось всеобщее ржание и через некоторое время, выйдя из палатки, один из воинов подошёл ко мне как раз в тот момент, когда я заканчивал растираться снегом.

      - Всё ништяк, командир! Он - наш человек. Будет тебя слушаться.

      Я хмыкнул и задумался. Дядьки и в самом деле заслуживали какого-то самоотверженного поступка. Идея пришла в голову моментально. Застегнув молнию на своей лётной куртке, я посмотрел на погоны, потом оторвал от дерева шмат коры и повесил рядом со звёздочкой ослепительно-жёлтые лычки. В таком виде отправился к палатке майора.

      - Товарищ майор, прибыл по приказанию командира взвода связи!

      Майор надел ушанку и, приложив руку к виску, выслушал окончание фразы. Потом уставился на мой погон.

      - Это ещё что за х,,,,,,?

      - Ну, товарищ майор, если документов два о моём звании, то и званий у меня будет два. Но, если Вам что-то не нравится, то скажите, что снять надо.

     На этот раз в дых я не получил. Майор протянул руку и повытаскивал из-под моего погона куски коры и швырнул их к печке. Потом приблизил ко мне лицо так, что звякнули наши кокарды. Некоторое время посоревновались кто кого пересмотрит.

      - Ты долго ещё будешь хохмить?

      - Прямо сейчас и закончу. Командир взвода приказал узнать, когда будет выплачено денежное довольствие вместе с полевыми. Поскольку мы призваны в ряды Советской Армии, то надо выполнять все законы...

     Руку опять удалось отбить. Всё-таки, я помоложе и реакция у меня лучше. А ещё я по глазам вижу, когда майор "шутить" задумывает. Получив костяшками пальцев по бицепсу, майор задумчиво почесал через бушлат ушибленное место.

      - Сегодня спрошу у начфина.

     Ближе к вечеру, узрев издалека "шишигу" комбата, я отвёл в сторону нашего командира взвода и обяснил ему, зачем его комбат может вызывать. После звонка по телефону наш взводный ушёл к палатке руководства. Вернулся с бумагой в руке.

      - Всем получить денежное довольствие! Только никому об этом не рассказывайте.

      Народ на радостях в полной темноте завёл БРДМ и скатался в близлежащую деревню. Любить службу воины стали ещё усердней. С утра я натаскивал своего командира по вопросам связи, а мужики забавлялись тем, что сворачивали и разворачивали штабную палатку, грузили и выгружали батальонное имущество на машины. Протестов не было. Как не было и нашего ответственного за мотопилу. Зато от тех мест, где расположились роты нашего батальона, звенел мотор и ухали упавшие деревья. К вечеру рота "проставлялась" и взвод связи заканчивал серьёзной дегустацией вино-водочной продукции очередной день по защите нашей родины.

     Когда стали тренироваться в проведении сеансов связи, то бойцы и пьянки поумерили. Так стало интересно. В ротах, по-видимому, с обучение было хуже, потому что пришлось организовывать комбату вечерний патруль, который после наступления темноты должен был "прочесать" расположение батальона и, подобрав бесхозные тела, как минимум, занести их в ближайшую палатку. Мне же комбат стал устраивать маленькие пакости.

      - Мне бы письмо отправить надо, товарищ майор. Вы в деревню сегодня поедете?

      - Сегодня - нет.

      По глазам вижу, что врёт, но вида не подаю и огорчённо удаляюсь. Оставляя офицера с маленькой радостью. Дождавшись темноты и когда комбат сел в свой шэ-шэ, я ринулся по полю в сторону выезда на дорогу, зацепился за кузов сзади и, выждав, когда "газон" сбавил скорость, запрыгав на корневищах деревьев, забрасываю тело в кузов. На некоторое время прикидываюсь ветошью и в деревне, когда комбат удалился от машины, я тоже спрыгнул и пошёл следом. Захожу в магазин. В нём же и почта. Я подкрадываюсь сзади к командиру.

      - Позвольте ручку, - небрежно выдёргиваю стило из его рук. Ставлю демостративно точку на конверте и подаю почтальонке.

      Ну-ну, думаю, попробуй руками помахать на виду у баб деревенских.

      - А почему Вы без очереди? - нашёлся майор.

      Я смерял его бесцеремонно взглядом с головы до ног.

      - Я на службе, - и почтальонше, - Спасибо, девушка!

      Сорокалетняя "девушка" встрепенулась, повела плечами, заодно вытащив бюст из-под стола и, воодрузив его на стол, одарила меня улыбкой Джоконды.

      - Пожалуйста! Заходите ещё! - и майору, - Ну, а вы чего хотели?

     Я не стал дослушивать, потому что понял, что будет делать мой начальник. Времени у меня было в обрез. Добегаю до конца деревни, где в поле уходит дорога и, для того, чтобы повернуть, машина должна снизить скорость до минимума. Взбираюсь на поленницу дров и прислоняюсь к дереву, которое в этой поленнице торчит. Послышался рёв мотора. "шишига" летела, как на крыльях. Вот она поровнялась со мной и я просто шагнул в кузов. До лагеря я доезжать не стал, а спрыгнул поближе к палаткам нашего взвода. Подбежав, снял с себя куртку и шапку и швырнул их на топчан, сказав, что схожу по-большому. Зашёл за палатку и стал ждать. Подлетел "газон" и с заносом остановился. Майор свалился из кабины и ворвался в палатку.

      - Где ваш замкомвзвод? Немедленно пусть явится в мою палатку!

      - Щас погадит и прийдёт, - отозвались мужики хлеща картами по столу.

      - Как погадит? - не понял майор.

      - Да он на толчок пошёл. Щас будет. Вон его куртка лежит.

      Майор молча повернул к выходу. На улице его ждал я, застёгивая молнию моих лётных ползунков. Комбат подошёл, пощупал на мне свитер - холодный (ещё бы при минус тридцать).

      - Ну и как ты это делаешь?

      - Что именно, начальник?

      - Как ты сгонял в деревню и обратно, опередив меня на машине?

      - Я не был в деревне.

      - Как не был? Ты же говорил, что тебе надо отправить письмо?

      - Завтра отправлю. Ладно, командир, дай пройти, холодно ведь.

     Майор засунул голову следом.

      - А письмо?...

      Я, надевая куртку, слегка вытащил из нагрудног кармана край конверта. Майор хмыкнул и исчез.

      - Что за проблемы, командир? - народ оторвался от карт.

      - Да письмо надо было отправить...

      - А-а-а-а, блядь, и этот козёл машину не дал?! Мужики! Заводим "развед-дозор", командиру надо письмо отвезти.

     Мне оставалось только подчиниться. И половина нашего взвода добросовестно провела операцию под кодовым названием "отвоз письма любимого командира". В деревне я накупил себе конфет, побазарил с почтальоншей и, когда мои воины заправив имеющиеся банки и бутылки спиртосодержащей жидкостью, посигналили мне, я присоединился к ним для возвращения в наш лагерь.

     Так прошло пару недель. Тело начало чесаться. Интересно, вши при минус тридцать с лишним заводятся или нет? Скорее всего да. И я вечером ставлю на печку кружку с водой.

      - Командир! Вон же чайник стоит. А там сахар.

      - Я не для чая. Я мыться буду.

      Толпа отложила карты. Я на глазах у всех начал раздеваться. Народ, глядя на меня, наоборот, стал натягивать шинели и шапки. Попробовав пальцем воду в кружке, я взял мыло и шагнул с кружкой за полог. В палатке стояла мёртвая тишина. Выйдя на снег, я опрокинул на себя кружку, добросовестно размазывая полившуюся воду по всему телу, потом сунул руку с посудой в щель.

      - Поставьте ещё воды!

      Кружку выхватили из руки и я стал спокойно намыливаться. Правда, довольно быстро. После намыливания, я рухнул в сугроб, покрутился в нём с уханьем и кряканьем, счищая снегом мыльную полузамёрзшую пену и заскочил босыми ногами на заранее подложенные два полена.

      - Воду!

      Мне вынесли сразу три кружки. Плеснув на руки и убедившись, что не ошпарюсь, я с удовольствием опрокинул их одну за другой на себя. Выдержка заканчивалась и я молнией метнулся в палатку. Растираюсь полотенцем и начинаю отходить и наливаться удовольствием.

      - Силён! - говорит один из дядек, - А я, пожалуй, до дома потерплю.

     Батальон выехал на стрельбы. Мне совсем не улыбалась картина на полигоне. Не отошедшие от пьянок дядьки с автоматами и пулемётами в руках. Радовало только то, что патроны им выдавали только тогда, когда они отправлялись на огневой рубеж. На всякий случай я к этому рубежу близко не подходил. И всегда держался сзади стреляющих. Стреляли воины запаса по-разному. Те, кто и охотой баловался - профессионально, без лишних движений. Те, кто помоложе. ещё помнили то, чему в армии учили. Но были и другие. Громыхнула очередь пулемёта.

      - Куда ты ствол задрал? Ниже надо!

     Со второй очередью завыли рикошетом пули от мёрзлой земли. Те, кто был поближе, без команды распластались на земле. Кадровые офицеры забавлялись, глядя на весь этот спектакль. Мои связисты вежливо но упорно подталкивали меня к рубежу без всякой очереди. Типа, давай командир, покажи им. Взял я заряженый магазин и улёгся на рубеж. Посбивав свои фигуры, чуть довернул в сторону соседа и уложил и его фигуры тоже, приведя пожилого дядьку в изумление.

      - Я только прицелился, а они упали!

     Наш комбат заинтересовался и предложил мне пострелять ещё, соревнуясь с ним. Я вставил второй "рожок" и быстро уложил все его фигуры и затем уже свои. Партизаны радостно заржали. Приятно было видеть конфуз кадрового офицера перед партизаном. За майора вступился замполит - тоже кадровый офицер. Наше соревнование закончилось моим поражением, но лишь на третьем рожке. Авторитет взвода связи вырос в несколько раз.

     Самые большие деревья поисчезали в лесу вокруг полей, где стояла лагерем дикая дивизия. Учёбы как таковой уже придумывать не получалось. Мужики продолжали пить. Деньги с домашних запасов уже кончились и в войсках стало процветать воровство и продажа всего, что можно было продать в деревню. Отвернувшись, можно было уже не найти рукавиц, шинели, канистры. До конца срока сборов оставалось ещё неделя и я обратил внимание на то, что кадровые офицеры всё чаще уезжали на всякие совещания. По приезду отмалчивались, ссылаясь на военные тайны.

     Готовилась какая-то заваруха. Но что можно было придумать? На Китай нападать, скорее всего не будем, а, вот, покататься по зимней природе нас могли заставить. Так оно и получилось. В четыре утра (у немцев позаимствовали идею) забегали офицеры с воплями "Тревога!", "Собрать лагерь!", "По машинам!". И мы поехали. Не знаю кто и как ставил задачу, но через часа три катания по заснеженным трассам, я по радио получил кодированный сигнал явиться к комбату. Являюсь.

     Майор сидел в кабине и изучал карту.

      - Как ты считаешь, где мы находимся?

      - Ну, поскольку нас ещё не берут в плен, мы - ещё на своей территории. А что? Карту не ту дали? - подколол я.

      - Слушай! Ну хоть сейчас без шуток. Ладно?

      - А кто сказал, что я шучу? Я делаю умозрительные выводы: если китайских солдат нет...

      - Да заткнись ты! - заорал комбат. И тут же спохватился, - Извини. Нервы. Месяц уже без тётки.

      - Можно подумать, что я с полевой женой. Дай сюда карту, - я перешёл на ты.

     Майор сплющил своего замполита об шофёра, освобождая мне место в кабине.

      - Залазь!

      - Нет, командир, это ты вылазь и пусть шофёр свет выключит, будем определяться.

      Некоторое время мы крутили головами обозревая рельеф, потом включали фонарик, разглядывая карту, потом вели по ней пальцем, вспоминая пройденный путь. Наконец, я уверенно ткнул пальцем, здесь. Обрадованный майор заскочил в кабину для связи со штабом дивизии. Выпал через некоторое время с листком в руках.

      - Разбиваем лагерь в этих координатах.

     По счастью, координаты были не очень далеко от места, где мы находились. И через полчаса я распахнул дверь кунга, где теснились мои связисты, дурея от холода.

      - К машине! Ставить палатки!

      - Командир, ты не ох....л?

      - Я ещё нет, а вот вы станете такими, если не поставите палатку и не затопите печь в ней.

      Народ понял, что шутки кончились. Если на тренировках по постановке штабной палатки они затрачивали почти два часа времени, то теперь все рекорды были побиты. Через сорок минут в палатке весело гудела печка-буржуйка. На тепло, как мухи на мёд, сбежались все роты нашего батальона. В палатке свободного места не осталось. Никакими уговорами нельзя было заставить людей выйти на тридцатиградусный мороз.

     Комбат растерянно топтался возле входа в палатку. Рядом с ним маячили другие штатные офицеры. Я же просто бродил вокруг, наслаждался призрачным лесом, освещённым почти полной луной.

      - Выгони их оттуда, - попросил комбат.

      - Да? А по пузу меня стукнуть заодно?

      - Володя, мне не до шуток.

      - Блин! Майор! А голос повысить? Кто у нас командир?

      Я подошёл вплотную к палатке и заорал дурным старшинским голосом.

      - Взвод связи! Свернуть палатку!

     Мои солдаты, ущемлённые наплывом непрошенных гостей радостно рванули тент во все стороны. В считанные минуты толпа партизан осталась без крыши над головой и на их глазах, дневальный перевернул печь в снег, выбрасывая из неё горящие головёшки. Замешательство было так велико, что командирам рот не составило большого труда разогнать неуправляемую толпу на установку своих палаток. Связисты выждали немного времени и, опять перекрыв все мыслимые нормативы, поставили большую палатку на место.

     Такие переезды, со сбором и установкой палаток, развёртыванием средств связи и свёртыванием оной мы за неделю провели раза три. Наконец, после очередного ночного броска, нас загрузили в автомобили и вывезли во чисто поле. И стали строить. Вид был фантастический: давно немытые взрослые дяди, в военной форме, небритые уже несколько недель, вытянулись в линию прямоугольников на всю протяжённость поля. Только тут можно было представить себе сколько стоило любимой родине, чтобы оторвать полторы тысячи мужиков от семей, работы и отправить уничтожать варварским способом многолетние деревья вокруг деревень.

      - Чего ждём? - я по порядку построения оказался позади замполита и мог, не повышая голоса, обращаться к майору, стоящему рядом.

      - Командир дивизии должен приехать.

     И в самом деле, на краю поля показался "уазик". Нам скомандовали "Смирно!" и заместитель в чине полковника, осклизаясь обрезинеными валенками, замаршировал к автомобилю. "Четыреста шестьдесят девятый" остановился, из него неспеша вылез генерал-майор. Весь такой гладенький, кругленький, в новых зимних форменных сапогах, в каракуле. Встал в позу и ждал, когда до него дочапает полковник. И, только когда тот остановился, медленно поднёс к виску руку в перчатке. Выслушал доклад, повернулся к войску и почти неслышно поздоровался. Строй ответил недружным разноголосием, которое должно было означать бравое приветствие. Генерал, по-видимому, внутренне возмутился, потому как повысил голос и заорал.

      - Это не солдаты! Это - свиньи!

      - Сам ты свинья! - донеслось из строя.

      - Кто сказал? - ринулся на строй генерал. Но спохватился, повернулся, выговорил что-то полковнику, так всё ещё и стоящего с поднятой рукой, и сел в "уазик"

      - Вот такие командиры в войне получают случайно залетевшие пули, - проговорил я.

      - Володя! Я тебя умоляю! Тебе осталось служить несколько часов, а мне всю оставшуюся жизнь, - повернул ко мне голову комбат.

      - Молчу, командир, молчу.

      Напоследок нас два часа везли в неприспособленных машинах, лишь оборудованных тентом, к месту переодевания. Но, народ, уже прошедший обкатку жизнью в палатках в промёрзшем лесу, справился и с этим.

     30. По законам военного времени.

     Это были мои первые военные сборы в запасе. Мне молодому, спортивному, активному предстояло в течении двадцати дней наблюдать ежедневные пьянки взрослых мужиков. Похоже, что и командование небольшого воинского подразделения на резервном аэродроме тоже не было обрадовано такой нагрузкой. Отцы-командиры решили вопрос остроумно: поселив партизан в пустом здании стартового командного пункта на самом аэродроме. Без отопления, но, правда, со всеми стёклами в окнах. Подальше от солдат, чтобы не рушить с таким трудом охраняемую дисциплину.

     В СКП было прохладно. Потому что ещё был конец февраля и погода заодно и снегу по колено подкинула. Народ терпеливо переносил тяготы и лишения военной службы. Температура в нашей импровизированной казарме никогда не превышала плюс пяти. Днём обходились спиртным, а ближе к ночи резались в карты, иногда выбегая из-за стола, чтобы помахать руками и поприседать для сугреву. Где-то в два часа пополуночи сон обуревал людей и они заваливались на койки в шинелях и сапогах, набрасывая на себя по два матраса сверху. В шесть утра или раньше, стуча зубами, выползали из-под придавившей не совсем удобной постельной принадлежности и снова метали карты на стол, ожидая времени, когда можно было идти на завтрак.

     В первую же ночь я приготовил постель. Застелил простыни, поверх покрыл двумя одеялами, разделся до трусов и, натянув на голову спортивную вязаную шапочку, блаженно отошёл ко сну. Мои сослуживцы с тихим ужасом в глазах, наблюдали за моими действиями. Потом, как они мне рассказали, почти всю ночь и ранним утром они по очереди подходили ко мне, чтобы убедиться, что я не отдал концы. Перед завтраком меня растолкали и долго офигевали от того, что я живой вылез из кровати и спокойно начал надевать форму.

      - Ой! Какой тёпленький! - восклицали те, кому удалось притронуться ко мне ладошкой.

     Наступил март. Солнце припекало вовсю, но ослепительно белый снег таял плохо. Таянию не способствовал и сильный ветер - обычное явление ранней весной в тех местах. Однажды, я вышел на балкон, опоясывавший башню СКП и обнаружил, что в углу между основным зданием и башней было так тихо, что солнце не грело, а просто жарило. Тут же я разделся и устроился там загорать. Струйки пота стекали по моей груди. Народ резался в карты, перемежая карточные термины с глотками вкусных напитков. Иногда, кто-то выбегал на балкон, швырял в снег пустую бутылку, справлял туда же малую нужду и возвращался назад, дрожа от холода.

     Кому-то из них пришло в голову заглянуть за угол. Ошарашенный он молча бросился назад. Через окно мне послышался вопль.

      - Мужики! Он там... сидит... потеет!

      Все покидали карты и столпились возле выхода на балкон. Его узость не позволяла всем сразу пройти по нему и, выстроившись змейкой, воины запаса, закутанные в шинель и в шапке с опущенными "ушами", робко по одному выглядывали из-за угла. Ошеломление было так велико, что почти никто не сказал ни одного нормального слова. Но мыслительный процесс активизировался в сером веществе каждого. Вечером, когда я в очередной раз стал готовиться к отбою, народ окружил меня и в агрессивной форме потребовал объяснений. По их мнению, такого просто не должно быть. Все люди мёрзнут. Даже, если они и супермены. Я оглядел большинство и довольно ухмыльнулся.

      - У меня за пазухой грелка бензиновая. Каталитическое разложение без пламени. Даёт шестьдесят градусов. На двух ложках бензина горит 16 часов.

      - О...еть! - вынесла вердикт толпа соратников.

     И добрая половина тут же, не смотря на ночь, бросилась искать телефон, чтобы дозвониться до своих родичей.

      Другая половина добросовестно слиняла со сборов, для покупки такого полезного аппарата. Через день пьянки возобновились с прежней силой. Народ уже играл в карты по ночам не по необходимости, а по желанию.

     Учёбы никакой не было. Иногда только к нам заходил командир части, чтобы убедиться, что никто ещё не щёлкнул ластами. К окончанию трёхнедельного периода сборов к нам стали заглядывать майоры и подполковники. В основном, чтобы провести полит-просветзанятия.

     К таким занятиям солдаты приносили вентилятор-калорифер, который включался позади лектора, обдувая ему ноги. Слушатели довольствовались лишь тем, что топали ногами. Два последних дня прошли в напряжённой учёбе. Нас, даже, вывезли на стоянку средств ПВО и приблизительно рассказали кому и куда будет предписано залазить в случае чего.

      - А то, что я не знаю чего там делать, уже никого интересовать не будет? - поинтересовался я.

      - Ничего страшного. По законам военного времени вас расстреляют за невыполнение боевой задачи! - довольно заржал по-лошадиному капитан, радуясь своей шутке.

     31. Непедагогично.

     Получить удар в солнечное сплетение в нашей части можно было от кого угодно. Все, даже закоренелые алкоголики, мнили себя чернопоясными сэнсэями и не упускали случая продемонстрировать это. Незнакомых, конечно. не били, но всем своим доставалось постоянно. Солдат бить было не принято. Непедагогично, как говорил будущий Герой Союза майор Каравайцев, который носил для этого дела увесистую указку. За которую ему было, даже, сделано замечание командиром части. Типа, не положено, не по форме и так далее.

      - Я, товарищ подполковник, как лицо отвественное за воспитание и обучение солдат, должен всегда иметь возможность указать на допущенные промахи личного состава, - выдал без особой субординации майор и тут же остановил пробегающего мимо солдата своего батальона.

      - Почему у вас, товарищ солдат, бляха ремня свисает? Почему головной убор надет не по Уставу? - при этом указка по очереди ткнула в места отступления от правил военной жизни.

      - Действительно, удобно, - согласился подполковник.

     Мне частенько выпадало ходить в наряд по части вместе с майором. И наше совместное дежурство начиналось с одного и того же. Наткнувшись кулаком на мой брюшной пресс, майор тут же пытался реабилитироваться повторным ударом.

      - Ну как тебе удаётся держать брюхо в напряжении и этого не видно по твоей физиономии?

      - Главное, товарищ майор - это быстрота реакции и отсутствие сигналов в глазах.

      - А правда, что ты держишь в уме больше тридцати восьмизначных номеров ваших парашютов?

      - Правда.

      - Слушай! Зачем тебе эта связь? Переходи ко мне старшиной роты.

      - И зачем мне эта морока?

      - Да у меня и личный интерес есть: мне мой рекс, что у вас прыгает, сказал, что если ты будешь старшиной роты у него, то он повесится. Я хочу видеть, как этот гад будет болтаться на верёвке.

      Так в лёгких разговорах и приколах проходили наши дежурства....

      - Ты посмотри только на эту картину. Похоже, что он своего прапора на губу привёз.

      Я уже слышал из телефонного разговора, что лётчики отправили на нашу гаупвахту своего солдата и прапорщик должен был прибыть с солдатом в нашу часть. Если кто в уссурийском гарнизоне хотел сильно наказать провинившегося, то его отправляли именно к нам. Посмотрев через плечо майора в окно я увидел приближающуюся к дежурке пару. Весь в дембельском прикиде воин, в лихо заломленой на затылок шапке и невзрачный прапорщик, весь вид которого был настолько непрезентабелен, что я даже крякнул огорчённо.

     Подошли и протиснулись в дверь дежурки. Солдат засунул руки в карманы и принялся разглядывать плакаты и наставления, висящие на стенах. Прапорщик приложил руку в шапке:

      - Товарищ майор! ... прибыл для помещения на гаупвахту.

     Майор, не глядя на прапорщика, протянул руку и взял у того листки бумаги. Так же не глядя, протянул мне через плечо. Свиснула указка в воздухе и очертив полукруг врезалась в погон.

      - Руки из карманов! Встать по стойке смирно!

      Ещё раз мелькнула указка сбивая на пол шапку.

      - Головной убор надеть правильно!

     По взгляду солдата было видно, что он понял: попал в дурдом и вокруг одни психи. Майор приподнял над плечом руку, не отрывая взгляда от солдата.

      - Батальон мне! Третью роту!

      Я вложил ему в руку телефонную трубку и покрутил пальцем диск-номеронабиратель.

      - Дневальный! Сержанта ко мне! Бегом!

     За окном протопали арестованные с гаупвахты под командование выводного. Майор отвлёкся на движение и постучал кулаком по раме окна.

      - Всех сюда!

      Распахнулась дверь и в дежурку по одному строевым шагом зашли арестованные и выводной. Надо же было такому случиться, что в этой группе были только солдаты из той части, откуда нам привезли нового пациента. И шли они из кочегарки только-только закончив разгрузку угля. Новенький глядел на своих товарищей по службе и не узнавал их. Грязные, в шапках с опущенными "ушами", без ремней... печальное зрелище.

      - Ну-ка! Расскажите своему товарищу про то, как хорошо быть у нас на гаупвахте! Может жалобы есть?

      В ответ - тишина.

      - Что молчим? Может вы тут совсем оборзели на отдыхе? Может мне надо бы арестовать вашего выводного, чтобы не давал вам так много халявы?

      Раздался хор голосов. Все говорили одновременно, не слушая друг друга. Без эмоций и интонаций.

      - Нет, у нас всё правильно...

      - Выводной всё дает по уставу...

      - Нам тут хорошо....

     С каждой новой фразой новый клиент делался всё меньше ростом, глаза увлажнились, вгляд был направлен на арестованных, но вряд ли он мог выделить кого из группы.

      С грохотом распахнулась дверь и, пригнув голову, в дежурку ввалился старшина третьей роты.

      - Товарищ майор, по вашему приказанию прибыл!

      - У тебя парикмахеры есть?

      Сержант крутанул головой, оценивая обстановку, и, поняв посыл, рванул за воротник шинели прибывшего солдата, подтягивая его к себе. Прапорщик предусмотрительно шарахнулся в сторону. Сержант заглянул в глаза вновьприбывшего и снова повернулся к майору.

      - Этого? Налысо?

      - Разрешите идти, товарищ майор? - в возникшей паузе осмелился прапорщик.

      - Идите!

      - Есть!

      Сержант отпустил солдата, освобождая проход прапору, и солдат вдруг взревел белугой, размазывая слёзы по лицу.

      - Не надо налысо, товарищ майор... домой.... меня мама.... я больше не буду.... - и, вдруг сложившись, рухнул на пол, стукнув звучно деревянный настил головой.

     Майор перегнулся через барьер, поглядел на упавшего, хмыкнул.

      - Непедагогично. Но - действенно. Всем - вон! Тело забрать в караулку!

      Когда закрылась дверь мы поглядели друг на друга и засмеялись, что не помешало мне правильно принять брюшным прессом кулак майора.

      - Не, ну как ты это делаешь?

     32. Прапорщик Толя.

     Курица - не птица, прапорщик - не офицер. Но, в отличие от офицеров, советские прапорщики после своего Института прапорщиков занимали хлебные месста в Армии, вынуждая офицеров дружить с так называемыми неофицерами. Военнослужащий на личной машине никого не удивлял. Прапорщик на "Волге" - тоже. Гораздо большее удивление вызывал какой-нибудь капитан на такой же "Волге".

     Толя тоже был прапорщиком. Но охранял он то, что не могло дать ему ни машину, ни денег, ни дружбы с офицерами. Начальник склада парашютно-десантной службы. Компенсировал Толя все эти недостатки своей нехлебной должности простыми пьянками. С ним в их организации сравниться не мог никто. И все его приключения происходили по той же самой прозаической причине.

     Была у Толи собака. Простая московская сторожевая. Голова у пёсика была с ведро размером. Остальное - тоже в нужной пропорции. Кроме своих дворовых обязанностей пёс исправно выполнял ещё одну повинность: притащить хозяина домой, в случае потери им вертикальности. Обладая нужными телепатическими способностями, пёс в нужный день и нужное время обрывал цепь, которая привязывала его к будке и неспеша инспектировал маршрут возможного продвижения хозяина.

     В тот день Толя задержался с последним стаканом. И пёс, не найдя тело в пределах поселковых дорог, пересёк КПП части. Солдат протестовать не стал, когда мимо него чинно продефилировал в полумраке пёс размером с хорошего телёнка.

      - Пришёл, мой хороший! - радостно прослезился ещё державшийся на ногах Толя и даже намотал на руку волочащуюся за собакой цепь.

      - Что это такое? - раздался рядом зычный начальственный голос.

     Он принадлежал полутораметровому подполковнику, начальнику режима.

      Толя слишком резво поставил пятки вместе, что привело его к падению прямо на любимца. Скатившись с него, Толя ткнулся носом в снег и пробормотал:

      - Вот скользко, бля!

     Пёс повернул голову, посмотрел на хозяина, оценил ситуацию, как недружественную, сделал шаг к подполковнику и положил ему обе лапы на погоны. Не выдержав веса собаки, подполковник оказался рядом с Толей. Толя, помня субординацию, приподнялся на локте и, преданно глядя в глаза офицера, приложил руку к шапке.

      - Разршите иттить, трщ подполковник?

      - Идите! - согласился начальник по режиму.

      - Есть! - мотнул головой Толя и окончательно улёгся на снег.

      Пёс привычно встал над хозяином, аккуратно взял его за воротник шинели и потащил волоком по направлению к проходной.

     33. Семейное счастье.

     Толя добрался до дому сам. Что подвигом не считалось. Более того, было плохо. Потому что в этом состоянии Толе приходилось участвовать в скандалах с женой. Толя долго не мог понять чего хочет от него эта визжащая женщина, обещавшая ему все возможные кары от руки господней до, что было ближе и страшнее, командира части. Наконец, он получил по физиономии. И это было неправильно. Прапорщиков в Советской Армии бить было нельзя. Осознав произошедшее, Толя махнул рукой на всё, но нечаянно попал жене в глаз.

     Визг перекрыл обычные децибелы, жена схватила с вешалки платок и побежала жаловаться маме, которая жила неподалёку. Всего каких-то два километра в сторону от города. Толя пожал плечами и вдруг вспомнил про заначку. Обрадовался и стал готовить немудрёную закусь. Толя не был каки-то алкашом. Пить надо всегда либо во компании, либо с хорошей закуской, что благоприятно сказывается на здоровье.

     Тем временем, в квартире тёщи назревал ураган. Увидев фингал на лице дочери, тёща насупилась и стала надевать шубу. Наорав, между делом на мужа, чтобы не путался под ногами. Два километра для разъярённой фурии - не расстояние. И уже через несколько минут Толя, сидевший на кухне напротив окна, увидел спешащую на свидание тёщу. Вежливо открыл дверь позвонившей и чуть не упал от того, что ему в физиономию вцепились пальцы его ближайшей родственницы. Обидевшись на возможность повреждения целостности кожного покрова, Толя отнял руки от лица, переложил их в одну свою ладонь, а второй целенаправленно ткнул туда, откуда выплёскивалась сама ярость.

     Тёща спорить не стала и тут же с повышенной скоростью покинула квартиру молодых. Вернувшись домой, она выместила на муже всю невысказанную боль за молодое поколение, за промахи семейной жизни, за будущие прегрешения и выставила супруга за дверь, выкинув ему следом пальто и шапку с пожеланием привести междусемейные отношения в порядок. Это совпадало с желанием оскорблённого тестя и он тоже поспешил по тому же маршруту, который уже освоили его домочадцы.

     Толя, с залепленной мокрыми бумажками физией, опять сидел на кухне и в окно увидел... Конечно. увидел своего любимого тестя, который спешил к своему любимому зятю. Ещё до того, как зазвенел звонок, Толя распахнул дверь и отвёр ударную руку назад. Тесть произвёл в уме необходимые вычисления с такой скоростью, что ему могла бы позавидовать самая современная электронно-вычислительная машина. Трансформировал положение рук из положения "атака" в положение "давай обнимемся".

      - Толик! Сынок! Ну какой же ты молодец! Я с этой дурой тридцать лет! Ни разу пальцем! Столько крови выпила!...

     Единение продолжилось на кухне. Хватило на двоих. Причём, Толя честно отдавал товарищу по несчастью больше, чем потреблял сам. Пообнимавшись и полобызавшись, расстались. Хотя Толя и хотел проводить тестя до самого его дома. Но тесть по-военному приказал сыну лечь спать, чтобы приготовиться к завтрашнему дню службы для нашей любимой Родины. И немного нетвёрдым шагом добрёл до покинутых представителей лучшей половины человечества, которые сидели, утешая друг друга. На звук открываемой двери тёща прыгнула как тигрица.

      - Ну что? Дал ему как следует? Чего молчишь, дубина стоеросовая? Да ты сам пьян!!!

     Супруг молча снял с плеча половину пальто, посмотрел на уже набравший цвет синяк на глазу у супруги, нехорошо осклабился и дал освободившейся рукой в незакрашенный глаз своей половины. Последовавшая реакция удивила только их дочь. Потому что мама вдруг завизжала, и набросилась на неё, пытаясь ударить чем попало и при этом приговаривала.

      - Бестыжая! Дура! С мужиком своим разобраться не можешь! Из-за тебя наша жизнь кувырком сегодня пошла! Тридцать лет....

     Семейное счастье Толи было восстановлено всерьёз и надолго.

     34 Солдатская дружба.

      В самый первый же наряд на кухню я подрался с сержантом из нашей учебной роты. Ваня Капичников был щуплый и низкорослый, но вредный и орущий по любому поводу.

      Наш комвзвода распределил весь взвод на работу. Мне досталась самое тяжёлое: переноска продуктов со складов в разделочные цеха. Зайдя в очередной раз в овощной цех, я сталкиваюсь с Ваней. Держа морковку в кулаке, он ткнул меня этим куулаком в грудь:

      - Помой мне морковку!

      Я и сам не вышел ростом и, поэтому, такой дрищ не мог вывести меня из равновесия.

      - Вон – полная ванна чищеной морковки. Возьми любую, - и сделал попытку обойти сержанта.

     Но он запрыгнул опять вперёд меня и ещё раз ткнул больнее зажатой в кулак морковкой мне в грудь. Целя в солнечное сплетение.

      - Ты что, молодой? Оборзел? Я сказал: почисть мне морковку!

      Лучше бы он так не делал. За полтора месяца в армии я не только не забыл вкус домашних пирожков, но и правил поведения на улице. Наверное, корзина с картошкой, которую я нёс, весила намного больше сержанта Капичникова, потому что он рухнул в ванну с морковкой. Вынырнул оттуда и убежал с воплем:

      - Ах, ты так!

      Почти сразу же вернулся с двумя друзьями из постоянного состава нашей же роты. Те, не сговариваясь, подхватили меня под руки, подставив Ване незащищённый передний отсек. Я встретил его ударом обеими ногами в грудь. В этот раз сержант не долетел до ванны с морковкой. Извернувшись и перехватив борцовским захватом за туловища обоих Ваниных помощников, я потищил их к ванне, не обращая внимания на пинки, которыми наградал меня сзади восставший Ваня.

      По гулкому пустому цеху разнёсся низкий рёв и меня схватила за шиворот чья-то огромная лапа. Вообще-то, лапа была не чья-то, а нашего командира взвода Зайцева. Он только по фамилии был Зайцев, а так, по внешнему виду, вполне медведев.

      Стряхнув с меня двух старослужащих, которые тут же испарились, Зайцев толкнул меня по направлению к двери.

      - Марш работать!

      И тут же принялся, нагибаясь под столы и ванные овощного цеха, ласково приговаривать:

      - Капичников! Иди сюда, сука! Не жди, когда я разозлюсь.

      Я не без удовольствия задержался за дверями, слушая оплеухи, доносящиеся изнутри и перемежаемые размеренными речами.

      - Если ты ещё раз... (Хрясь!)... Сука товарищ младший сержант Капичников... (Хрясь!)... Ещё раз... (Хрясь!) ... Тронешь курсанта моего взвода....

      Я понял, что подслушивать нехорошо и побыстрому свалил подальше, чтобы не попадаться на глаза нашему «зайцу».

      С того дня я постоянно ловил на себе злобный взгляд младшего сержанта Вани Капичникова. То, что он найдёт способ как мне отомстить, было ясно как дважды два. Случай не заставил себя долго ждать: я с группой работавших на котельной, опоздал на построение на обед и в столовой попал за стол, где старшим был Ваня. "Ну, всё, - подумал я, - сейчас оставит голодным".

      Капичников деловито разлил борщ по чашкам на столе и опрокинул бачок вверх дном над моей чашкой. Борщ получился с горкой.

      - Попробуй не сожрать, сука, - прошипел Ваня прямо мне в лицо.

      Шутник! После тех тонн угля, который мы только что перекидали! Я успел вовремя к моменту раздачи второго. Повторилась та же ситуация, что и с первым блюдом. Я умял и это, с сожалением отметив, что праздники бывают не каждый день. В глазах маленького Вани появился неподдельный интерес.

      - Ещё хочешь?

      - Можно и повторить.

      - И первого тоже?!

      - Рота! Закончить обед! Встать! – раздалась команда и все вскочили.

      - Сидеть! – рявкнул на меня Капичников и заорал на всю столовую, - Заяц! Этот со мной останется!

      Взводный глянул в мою сторону и согласно махнул рукой. Ваня схватил мою чашку и побежал к раздаточному окошку. Вернулся, неся в одной руке горку борща и в другой – котелок со вторым. Правда, каши было только на донышке. Я радостно распустил ремень и принялся за дело. Запил обед шестью кружками компота и отвалился от стола. Капичников уже вполне дружелюбно потыкал меня пальцем в живот.

      - А ещё можешь?

      - Ну, если б два-три стаканчика сливочного мороженого, - совсем обнаглел я.

      - Не, - огорчился Ваня, - Сегодня в чипке мороженого нет.

      Так мы и подружились.

      35. Усы.

      Потерны – флотское название. И нас, уже в который раз, вывозят из учебки на загрузку этих самых потерн всякой съедобной штукой. Тут и бочки с селёдкой, и ящики с капустой, и копчёная колбаса, и штабеля с тушёнкой, сгущёным молоком и, даже, банками экзотических лягушачьих лапок французского производства, без которых эффективность нашего Краснознамённого Флота могла резко понизиться.

      Таскаем уже не первый час. И конца и края не видно этим открытым вагонам и хайло подземелья обречённо глотает и глотает эту нескончаемую вереницу военнослужащих, несущих, катящих, тянущих.

      Голодные курсанты прихватывают кусочки того, что носим: то ломтик капусты, то селёдочку, то колбаску. Я стоически терплю, потому что знаю: на обед из части привезут жратвы от пуза.

      Обед.

      - Если откроешь этот бачок руками, то твоя взяла. А, если нет, то сбреешь усы, - заявил мне Зайцев.

      Мои так называемые усы были его головной болью. Все курсанты покорно скоблили пух на губах по первому же приказанию и только я отказывался это делать, мотивируя это отсутствием в Уставе нормы, требующей заставлять начать бриться.

      Бачок я не открыл, потому что медведеподобный Зайцев затянул барашки чумичкой, как рычагом, сказали мне потом мои товарищи.

      На обед был горох со свининой – одно из любимых моих блюд. И, настолько же, нелюбимым для многих моих коллег. Я с сожалением смотрел, как они разбрасывали по кустам попадающиеся жирные куски. Наконец, все отвалили и я в гордом одиночестве навалил себе добавки из одной свинины.

      - Так! Подъём и за работу! По дороге перекурите, - скомандовал взводный.

      Я со вздохом отставил почти половину чашки с едой.

      - Ты ешь, ешь, - остановил меня Зайцев, - Если хочешь, ещё накладывай.

      Пришлось подчиниться. Комвзвода, лениво развалясь на травке, покуривал медленными и глубокими затяжками папиросу и добродушно взирал на меня.

      В очередной раз, запустив ложку в миску, я вытащил огромный кус варёного сала. Зайцев насторожился. Я осмотрел кусочек со всех сторон, выбирая место, и вонзил в него мои челюсти.

      - И-и-эп! – судорогой изогнуло тело сержанта и он, отвернувшись от меня, смачно выблевал свой обед на траву.

      - Ты это..., - в промежутках между омовениями физиономии выдыхал Зайцев, - Ты ешь... Не стесняйся... Только усы, всё равно, потом сбреешь.

     36. Попробовал.

      Вечно-улыбающийся сержант Кротов пришёл к сержанту Зайцеву. Большинство сержантов нашей учебной роты обладали звериными фамилиями, за что в части нас так и называли: звериная рота.

      - Ты понимаешь, Заяц, я ему говорю: щас в ухо дам, а он мне отвечает: ну и попробуйте.

      - Кто? – спросил Зайцев, посмотрев, почему-то, на меня.

      - Да этот. Мой. Тарасов.

      Вова Тарасов – 20-летний деревенский, словно вытесанный из цельного куска дуба, невысокий спокойный флегмат. Он выделялся среди курсантов не только тем, что был чуть ли не одинаков в высоту и ширину, но и своим железным спокойствием.

      - Зови его сюда этого Тарасова. Сейчас воспитывать будем, - пришёл на помощь «кроту» «заяц».

     Через минуту в нашем классе объявился Вова с докладом.

      - Товарищ сержант! Курсант Тарасов по вашему приказанию прибыл.

      Зайцев поднялся, вытянулся во весь рост, чтобы казаться ещё выше, и пошёл навстречу.

      - Жалуются на тебя, курсант Тарасов.

      - Не вижу причин, товарищ сержант.

      - Зато я вижу! Хочешь, чтобы я тебе урок преподал?

      - Попробуйте, товарищ сержант.

      И чем ближе подходил Зайцев, тем шире становился Тарасов, втягивая набыченную голову в расширяющиеся плечи и расставляя локти в стороны.

      - Смирно!

      - А я уж и так смирнее некуда, товарищ сержант.

      Не доходя, Зайцев остановился и растерянно оглянулся на Кротова. Тот прыснул в кулак.

      - Крот! Да пошёл ты нахрен! Учебный процесс мне тут нарушаешь. Вали отсюда! У тебя тоже сейчас урок должен быть.

      Вечером нам устраивали отбой-подъём. 30 секунд на раздевание и нырок в койку и 45 на одевание и построение. У нас получалось всё лучше и лучше. Но и постоянный состав находил всё новые извращения, чтобы вернуться к учебному процессу.

      - Рота! Отбой! И 30 минут никакого шевеления и никакого звука.

      И эти полчаса дежурный по роте крался вдоль двухярусных кроватей, навострив уши, чтобы к чему-нибудь придраться. В этот раз койка предательски скрипнула под мгновенно-уснувшим Тарасовым.

      - Рота! Подъём! 45 секунд! Построение на центральном проходе!

      Мы почти справились.

      - Ты что, молодой? Приказа не слышал? Полчаса без движения!

      - Я, когда сплю, плохо себя контролирую, товарищ старший матрос.

      Со стороны, где лежали Зайцев и Кротов, послышалось сдавленное хрюканье.

      - Кротов? Это твой такой умник? Кротов?!

      - Крот, ты спишь? – спросил Зайцев.

      - Да, я сплю. И пусть только какая падла попробует меня разбудить!

      Дежурный понял, что пора тормозить.

      - Рота! Кроме курсанта Тарасова. Отбой! А ты, пошли со мной.

      Все запрыгнули в койки и затаились. За дверями раздался грохот и снова наступила тишина. Со звериной стороны снова донеслось хрюканье и сдавленный шёпот.

      - Попробовал.

      Скрипнула дверь и в призрачном ночном свете показался дневальный. Почему-то, он подошёл к Кротову и зашептал.

      - Товарищ сержант. Товарищ сержант.

      - М-м-м.

      - А там товарищ дежурный лежит.

      - Дышит?

      - Так точно!

      - Налей ему воды на голову. А где Тарасов?

      - Стоит, ждёт.

      - Скажи ему: пусть идёт ложиться спать.

     37. Шефская помощь.

      Приближалась осень. Со всё более успешными овладениями воинскими специальностями курсанты всё больше работали в подшефных организациях, зарабатывая средства на обустройство всяких там ленинских комнат и прочих малярно-красочных наглядных агитаций. Дошло дело до того, что на работу отправлялся только пожелавший взвод, потому что нежно дремать в классе под пересвист морзянки было несравненно приятнее, чем разгружать вагоны на станции с лесо-материалом, например.

      В тот день нам досталась разгрузка яблок. Погрызли немытых витаминчиков и в конце работы старшая смены на складе предложила нам набрать яблок с собой. Пожалуй, она на всю жизнь запомнила,, сколько яблок умещается за пазухой в неушитое флотское х/б. Рота обожралась.

      На следующий день другой взвод отправился на разгрузку вагонов. Мы целый день гадали, что же принесут они к вечеру. Хорошо бы каких других фруктов. Груш, например.

      Вместо фруктов в расположение роты принесли взвод. Оказывается, можно в усмерть упиться шампанским. Злобно-завидующий постоянный состав роты отменил все подъёмы и отбои в казарме блоагоухающей благородным винным запахом.

      - Товарищ прапорщик! – донеслось из строя на разводе на следующий день, - Ну почему одни курсанты ходят помогать шефам? А постоянный состав только тянет службу.

      Справившись с удивлением, старшина роты сформировал команду из одних старослужащих и свободных сержантов.

      Вечером мы «летали» до половины второго ночи после того, как наши старослужащие весь день разгружали вагоны с бутилированой минеральной водой «Ласточка».

     38 Субординация.

     Когда тебя прессуют со всех сторон правила игры (а жизнь – это игра) можно не соблюдать за их ненадобностью. Ряд высокопоставленных офицеров нашей бригады взял курс на мою полную дискредитацию. И плевать всем было на то, что я выступаю за сборную части по парашютному спорту, что непьющий-негулящий. Типа, сказано, что бурундук – птичка...

      Я, по совету старших и более опытных в склочных вопросах товарищей, накатал жалобу в финансовый отдел округа. Когда начфин в штабе округа огласил мою заяву, весь отдел разведки встал в защитную футбольную стенку: типа, да, были небольшие недочёты и упущения в работе, но уже разобрались и наказали кого надо. Начфин выслушал, не поверил и прислал в бригаду майора-инспектора для разбирательства на месте.

      Майору мешали все, кто только мог. В кабинет, который ему выделили для работы с бумагами и куда вызывал причастных, в том числе и меня, постоянно заходили офицеры в звании не ниже подполковника. Мы с майором должны были вскочить, замереть вытянувшись и ждать когда подполковник благодушно разрешит нам сесть и продолжать наши занятия.

      Майор был совсем не дурак и, однажды, когда навестивший нас очередной подполковник отвернулся к окну, задал мне нейтральный вопрос, но во взгляде, направленном на меня явно читалось: «что за херня?». Я, медленно отвечая на вопрос, быстро поворошил бумаги, лежащие на столе перед инспектором, нашёл нужную платёжную ведомость, нашёл в ней фамилию подполковника, ткнул в неё пальцем, а потом показал пальцем в спину глядящего в окно офицера.

      Майор беззвучно пошевелил губами, но ясно прочёл по ним, что инспектор явно не в восторге от сексуальных предпочтений мамы этого подполковника.

      - Ну, что ж, - деловито проговорил майор, - Тогда я делаю себе пометку, что этот факт не подтверждается. И на самом деле, прикрывшись листком, черкает что-то в своём блокноте.

      - А что вы можете сказать по поводу...? – чуть ли не нараспев тянет майор очередной вопрос, а сам, пользуясь тем, что мы сидим рядом, показывает мне свой блокнот под столом. Там крупными буквами написано: «в 9 вечера, по гражданке, в кафе на площади».

      После доверительного разговора за чашкой кофе, майор быстро вошёл в тему и в течении нескольких дней избавился от визита больших звёзд в арендованный кабинет. Стоило какому-нибудь подполковнику появиться в дверях, как майор ласковым и льстивым голосом с широченной улыбкой говорил.

      - Здравия желаю, товарищ подполковник! Вот хорошо, что вы заглянули. Разрешите обратиться по теме проверки?

      - Обращайтесь, - великодушно разрешал подполковник.

      - Что вы, товарищь подполковник, можете сказать по поводу получения вами денег по этой ведомости за совершённые прыжки в день, когда солдаты в своих объяснительных утверждают, что прыжков не было?

      - Я... ведомости... по поводу..., - испуганный подполковник съёживался до размера звёзд на погонах и растворялся в пространстве в районе двери.

      Говорят, что несколько дней в бухгалтерии бригады была очередь из офицеров, пожелавших вернуть неправильно начисленные деньги. И ещё говорят, что начфин был очень доволен. Видно, ему впервые удалось увидеть столько честных служащих Советской Армии.

      - Три года без суда и следствия, - сказал майор-фининспектор, взвешивая на руке толстенную папку – результат своей двухнедельной проверки, - Но никого никто садить не будет.Потому что здесь есть фамилии со штаба округа. Думаю, что там сейчас – тоже паломничество в кассу с возвратами. А с тобой они разделаются. Выкинут из армии и будешь ты всю жизнь оправдываться, что не совершал и не разглашал. Слушай! А ты не хочешь пойти в школу прапорщиков-финансистов? Нам они во как нужны. Пиши рапорт и прямо послезавтра мы с тобой вместе уедем отсюда.

      Но мой юношеский максимализм удержал меня от такого, в принципе, хорошего жизненного решения и я объяснил майору, что меня уже тошнит от физиономий таких защитников моей Родины. И я лучше дослужу, как получится, и пойду на гражданку.

      - Не дослужишь, - прерывает меня майор, - Я ещё и до округа не доеду, а на тебя уже приказ напишут. Во! А как к тебе коммунисты батальона относятся?

      - Нормально.

      - Садись и пиши заявление о вступлении в КПСС. И не крути башкой! Потом благодарить будешь.

      Я сел и написал. Майор взял заявление и пошёл к моему комбату.На следующий день я единогласно был принят кандидатом в члены. Нужно было видеть физиономию начальника политотдела бригады (подпольная кличка «Му-му»), которому впоследствии досрочно дали звание подполковника в возрасте 53 лет, когда бюро части утверждало решение о моём членстве в партии.

     ...

     Окончание этой паскудной истории произошло за полтора месяца до окончания моей службы. В часть на учения приехал генерал...

      - Ты что? Записывался на приём к генералу? – спросил меня комбат.

      - О, нифига себе, - отвествую я.

      - Ну, значит, это он тебя вызывает. Ты имей в виду: если что, мы тебя поддержим.

      Генерал принимал в кабинете командира части.

      - Товарищ генерал! ... явился по вашему приказанию, - рапортую я.

      - Хам! Вор! Наглец! Мерзавец! Жалуешься тут везде...! – слышу я в ответ рёв генерала.

      Я быстро провожу в голове массу вычислений: за дверью в приёмной всё слышно, сержанты в Советской Армии генералов не бьют, а то потом этих сержантов даже пилить не отправят.

      Дождавшись паузы во всплесках ярости генеральской, я делаю два шага к столу и шёпотом произношу: «Сам дурак!». И наблюдаю переход организма от нормального состояния к апоплексическому удару. Лицо генерала стало фиолетового цвета, глаза завращались орбитально независимо друг от друга, нижняя челюсть зависла в нижней точке и мелко подрагивала в попытках вернуться на место. Я бросаю руку к околышу и ору изо всех сил, чтобы было слышно за дверью.

      - Разрешите идти, товарищ генерал?!

      И, поскольку челюсть продолжала свои возвратнопоступательные движения, я ору ещё раз.

      - Есть, товарищ генерал!

      Буцаю ногами по полу, изображая строевой шаг и оказываюсь в приёмной, где в полуобмороке сидят четыре сфинкса в форме, ожидающие вызова к высокому начальству и бледная секретарша.

      Криво, одной стороной рта, чтобы не видели другие, я улыбаюсь даме, козыряю знамени части в коридоре и вываливаюсь на улицу. Несмотря на гадкое настроение, внутри радостно ворочается злорадство: «Скотина! Значит и тебе пришлось денежки вернуть» потому что я точно помню, что была пара платёжек с именем генерала-парашютиста якобы совершившего прыжки со спортивной командой.

      -Ну? – встретил меня на дорожке возле казармы комбат.

      - Я – хам, вор, наглец и мерзавец.

      - Ага, - мрачно буркнул командир и, засунув руки в карманы, пошёл прочь, насвистывая «как хорошо в стране советской жить».

      После учений, на совещании офицеров части, генерал вспомнил и обо мне.

      - А ещё этот сверхсрочник! Наглец!...

      То, что я – хам, вор и мерзавец, генерал предусмотрительно не упомянул.

      - Командир части! Написать приказ и выгнать его из армии!

      Командир части подполковник Гришмановский уткнулся взглядом в стол, что со стороны можно было принять за кивок согласия. В отличие от генерала, он точно знал, что для написания такого приказа нужно было сначала выгнать члена из КПСС. Но, зато, он не знал, что его самого выгонят из армии через несколько месяцев без права ношения форменной одежды и не утрудившись лишением при этом партийности. Сделано это было с подачи всё тогоже финансового гения, из-за которого разгорелся весь сыр-бор и которого он же так защищал. Гений же, пройдя через суд офицерской чести, выбился-таки в люди и стал настолько значимой фигурой в политическом бомонде страны, что ему с удовольствием пожимает руку сам Повелитель Времени.

     ...

     39 Короткие рассказы.

     Муму.

     Новый начальник политотдела в звании майора сразу показал свою власть. Собрал в клубе всех офицеров части, вышел к микрофону, постучал по нему ногтем, порылся в боковом кармане, доставая бумаги. При этом два раза отчётливо произнёс «му».

     - Ёпт! Упустить такое!

     Сидевший в зале капитан, раскрыл планшет и начал быстро черкать по нему карандашом. Майор, тем временем, рассказывал о себе, службе и, увидев пишущего офицера, решил проявить к нему внимание.

     - Что вы там пишите, товарищ капитан? Да, вы! Встаньте, когда я к вам обращаюсь! Неужели не можете найти другого времени для своей писанины?

     - Я, товарищ майор, записываю за вами. Должен же я рассказать солдатам о новом начальнике политотдела.

     - Да? А позвольте взглянуть на ваши записи?

     - Вы обижаете меня своим недоверием, товарищ майор.

     Капитан поднялся на сцену и подал бумагу. Майор углубился в чтение.

     - Так... учился, служил... А что это за «муму»?

     - Не знаю, товарищ майор. Я сам собирался у вас спросить. Вы в самом начале, сказали «му-му».

     - Я не говорил!

     Капитан, обращаясь к залу, спросил.

     - Товарищи офицеры! Кто слышал, как товарищ майор сказал «муму», поднимите руки?

     Единогласно.

     ...

     Хлопчик.

     Подполковник был настолько маленьким, что парашют развернулся при раскрытии, сложился опять и рухнул всей своей тяжестью на собственные стропы. Прихватив одну из них, купол раскрылся заново. Глубокий перехлёст! Подполковник поднял голову и остолбенел: вместо привычного кругляка, над головой была какая-то неправильная «восьмёрка». Он не помнил, что надо делать в таких случаях, хотя и слышал инструктаж перед прыжками.

     - Ой, хлопцы, что делать? Ой, хлопцы, что делать? – заверещал он и продолжал вопить до тех пор, пока не шлёпнулся наземь недалеко от старта, мгновенно освободился от подвесной системы и забегал вокруг парашюта, хватаясь за его разные части.

     - Что, хлопчик? Спасся? – невозмутимо спросил его полковник Шпагин, заместитель командира части по воздушно-десантной подготовке.

     ...

     Без паники.

     Сам полковник Шпагин был Мастером спорта. Ещё из самых первых, когда для выполнения норматива было нужно выпасть из самолёта, развернуться на ориентир, стабильно пропадать и рвануть кольцо ровно на 30-й секунде. За свою парашютную жизнь он видел столько разных случаев, что ничто не могло вывести его из состояния полного спокойствия.

     Лётчики, торопясь закончить выброску, начали разворот ещё до того, как последние солдаты бежали по задней рампе. Последнего парашютиста, с раскрывающимся парашютом, закинуло в купол предпоследнего струёй от мотора. Два человека на хлопающих тряпках полетели к земле.

     - Ой, надо что-то сделать! Сделайте же что-нибудь! – запричитал командир части полковник Баглай, дёргая за рукав полковника Шпагина, смотрящего вверх.

     - Сейчас они долетят до земли, мы поедем туда и что-нибудь сделаем, - невозмутимо ответил тот, знаком показывая водилею «скорой помощи» в направлении снижающихся.

     Авто сорвалось с места. В это время, нижний парашютист выбросил запаску, его выдернуло из кучи и второй парашют успел наполниться до того, как оба оказались на земле.

     - Всякая система имеет свойство для самоурегулировывания, - философски заметил зам своему командиру, вытиравшему пот со лба.

     ...

     Содружество.

     Звонок городского телефона.

     - Алё? Это – десантники?

     - Вы куда звоните?

     - Ребята! Это из городского отделения милиции. У вас, случайно, нет такого офицера: невысокого роста, белобрысый, круглое лицо, спортивного телосложения?

     - М-м-м... пожалуй есть.

     - Приезжайте, заберите его отсюда пока он нам всё отделение не разворотил.

     - А зачем вы его забирали?

     - Да, в ресторане взяли, он в отключке был, а в отделении вдруг открыл глаза и началось.

     - Э-э... а он никого...?

     - Нет. Мы его успели в КПЗ закрыть. Он там сейчас топчан разбивает. И это... ребята, нам бы с ремонтом помочь. А то, утром, начальство приедет...

     ...

     Союзники.

     Взаимодействие различных родов войс заканчивалось в ресторане. Приняв ядовитой жидкости, красные петлицы начинали ненавидеть чёрные, чёрные ненавидели красные и оба цвета терпеть не могли голубые. Выбежали шестеро «чёрных» из дверей ресторана и догнали несколько фигур в шинелях, которые пошатываясь, удалялись в темноте.

     - Ну-ка, лётчики, погодите! Поговорим.

     Вернувшиеся десантники продолжили пьянку на отобранные у танкистов деньги.

     ...

     Перерасход.

     Подвыпивший майор вышел с собутыльниками из ресторана и увидел патруль из своей части. Начальником патруля был подчинённый ему старлей.

     - Начальник патруля, ко мне! Найди мне такси!

     - Товарищ майор! У меня сейчас несколько другие обязанности.

     Отработанным ударом майор опрокинул молодого офицера на асфальт. Тот, лёжа, расстегнул кобуру и, пока вставал, опустошил магазин. Ему при разбирательстве лишь попеняли на то, что он не остановился после первого выстрела, оказавшегося смертельным.

     ...

     Спираль истории.

     Как часто случалось в истории государства российского, армия в очередной раз предала присягу, поменяла знамёна и эмблемы для того, чтобы не нарушать привычного течения пьяноугарной жизни.

     Вы не помните?

     1917. – армия перешла на сторону мистического революционного народа. Потребовалось несколько лет гражданской войны, чтобы привести систему в равновесие.

     1941. – армия за три месяца пробежала такую дистанцию, что народному ополчению пришлось возвращаться по этой дороге три года.

     1991. – армия заменила символы и встала под знамёна, которые воевали против знамён их отцов в Великой Отечестввенной войне.

     20...? -