Она лежала на огромном ложе, безмятежно раскинувшись, с ангельским выражением лица. Дыхание было ровное и почти не слышное. Солнечный лучик, проникнув сквозь щель между занавеской и рамой, заблудился в ее золотистых волосах и вспыхивал огоньком при каждом его передвижении. Он двигался бесшумно, боясь разбудить спящую. Вот он очутился в метре от кровати. Из-под простыни была высунута лодыжка с гладкой розовой пяткой. Это было божественно! Господи, если бы он был помоложе... Он бы покрыл поцелуями каждый миллиметр этого нежного гладкого чуда. Схватил бумагу, темперу и стал лихорадочно рисовать. Никогда еще он не встречал столь совершенной стопы. Он отбрасывал лист за листом - все было не то. Ему никак не удавалось передать всю гамму ощущений, вызываемых этим волшебным зрелищем. Застонав от бессилия, он опустился на краешек кровати. Да, он был не молод, этот художник. И было бы нелепо проявлять свои эмоции как безрассудный юнец. Да, он был без ума от этой красоты и юности, но не мог не понимать, что ждать от нее подобного же отношения было просто несерьезно.
Глядя на ее юное лицо с припухлыми по-детски щеками, он испытывал необыкновенное волнение. От возникшего желания у него перехватило дыхание. Боясь вздохнуть, он неподвижно сидел и смотрел на девушку. Назвать ее красавицей в полном смысле он бы не решился. Но она была настолько мила, очаровательна, что трудно было подобрать определение ее внешности. Ему так хотелось дотронуться до ее волос, губ. Вся она - скромная, невинная и вызывающе притягательная одновременно - заставляла его терять чувство реальности...
Девушка, сладко вздохнув-всхлипнув, перевернулась на бок. При этом одеяло сместилось, открыв взгляду ее бархатную спину, а обнаженная нога легла поверх простыни. Но самое главное - ее столь вожделенная пятка уютно устроилась у него на коленях. Художник с трудом верил в такую удачу. Он был счастлив. Теперь он мог разглядеть рисунок на ее коже, маленькие и явно не знавшие педикюра ноготки, ощутить тепло и аромат, присущие только ей. Линии ноги были идеальны. Кожа матовая. И нежно-розовая пятка...О, эта пятка! Она сводила его с ума. Как художник он осознавал красоту ее ног в целом, классику коленок, но пятки... Это было что-то! Только ее.
Так сидел он довольно долго, любуясь пяткой, не замечая времени. Колени затекли. Но ни за что в жизни не решился бы он снять ее ногу и встать. То ли он задремал, то ли оказался в состоянии прострации - только перед его взором проходили картины настолько невероятные... Картины, где он и эта девушка любили друг друга так, как он даже не мог представить...Его воображения просто не хватило бы на такое.
- "Черт, что за наваждение?" - он даже передернул плечами, как бы стряхивая что-то, и открыл глаза. На него в упор смотрела ОНА. Без тени смущения, что ее видит в интимной обстановке ее новый знакомый, на даче которого вчера праздновали юбилей одного общего известного приятеля и многие остались ночевать. Он смутился, что его застали врасплох возле ее кровати.
- Ну, и что Вы там видели такого ужасного? - спросила она немного капризным детским голосом.
Художник покраснел, вспомнив.
- Нет, Вы скажите, скажите, - настаивала она. - У Вас было такое странное лицо...
Он еще больше смутился. Но не мог отвести взгляда от ее глаз. Что в них было? Простое любопытство или еще что? Взгляд был явно неоднозначен.
- Вставайте. Кофе уже готов, - буркнул он. Однако сам не двинулся с места.
В глазах девушки промелькнули искорки и она шаловливо двинула ногой, дотронувшись пяткой до известного места. Он инстинктивно схватил руками ее ступню и, не удержавшись, поцеловал ее.
- Та-а-к... - теперь она смотрела ему в глаза уже серьезно, даже в мгновение переменилась внешне: из девочки превратилась сразу в молодую женщину.
Он растерялся от своей дерзости: так вести себя с гостьей, которую совсем не знаешь?
Бережно положил ее ногу на кровать и уже хотел встать...
- А теперь эту. - Она вытащила из-под простыни другую ногу и поднесла ее к его лицу. Глаза ее озорно улыбались. Он растерянно стоял, не зная, что и думать.
- Не бойтесь, мне уже двадцать пять и я не кусаюсь.
От вспыхнувшей надежды он совсем потерял разум, и, схватив ее ногу, стал покрывать поцелуями - сначала каждый пальчик, потом подъем, ступню, и, наконец, пятку. Пятку он целовал особенно долго и нежно.
- Господи, да что это со мной? Что я делаю? - спохватился он, когда первый пик эмоций прошел.
- Вы, кажется, Ольга?
Она кивнула, не в состоянии говорить от удивившей ее страсти.
- Олюшка, пойдемте завтракать, - сказал он глухим голосом и подал ей халат. Нисколько не смущаясь, она встала, совершенно нагая, лишь на шее у нее сверкал крестик. Она медленно накинула на себя халат, посмотрела на него долгим взглядом:
- Пять минут, Александр, если позволите. Или позволишь?
- Конечно, конечно, если тебе удобно.
- Мне удобно все, - сказала она, на сей раз без шалостей и наигрыша, и отправилась в ванную.
Она вышла свежая и благоухающая, как весенний цветок. Ее волосы были тщательно расчесаны и ниспадали по плечам до самых лопаток. Губы чуть тронуты блеском. Полупрозрачный маленький сарафан. Босиком. И все. Сердце художника не могло выдержать такого удара. Эта девушка обладала изумительным вкусом и чувствительностью. Но он не мог позволить этим восхитительным пяткам ступать там, где ходят все. И он схватил ее на руки и бережно понес в столовую.
Он посадил Ольгу на стул, залитый солнечным светом, и она вся как будто вспыхнула. Ну конечно же художник не мог остаться равнодушным. Он сел напротив и с огромным удовольствием наблюдал, как она с завидным аппетитом лопает свежие булочки. Александр уже давно не видел, чтобы женщина так безалаберно относилась к своей диете. И это ему очень понравилось. А еще он наблюдал за игрой света и тени при ее движениях. Руки прямо просились писать ее.
- Я буду тебя рисовать, останься еще, - сказал он.
- О, это интересно. Меня еще никогда не рисовали. А это долго?
- Думаю, двух дней хватит.
- Ну что ж, если на завтрак будут давать такие булочки - я согласна.
- Только давай сразу договоримся: я буду рисовать так, как я хочу. И ты будешь слушаться.
- Хозяин - барин.
- Отдыхай, а я пока подготовлю все для работы.
У художника было два помещения для работы: одно в основном здании, другое - хибарка на отшибе в глубине сада. Он выбрал второе. Бросил на пол огромное шелковое покрывало фиолетового цвета с вкраплениями, и оно заиграло в лучах солнца. Положил туда же пару красивых подушек. Раскидал по комнате свежесрезанные розы - белые, красные, розовые. В качестве задника выбрал старинное плетеное кресло, на котором устроил пушистого рыжего кота, и переливчатого цвета драпировку. Открыл окна - впустил воздух и солнце. Все было готово. Он пошел за девушкой, но нашел ее не сразу. Ольга стояла, опершись на балюстраду, глядя вниз, и согнув ногу назад, как девчонка, болтала ею. Она опять была босая. И пятка блестела на солнце нежным шелком. Желание просто затопило его. Он остановился, пытаясь справиться с собой, чтобы не броситься к девушке и не произвести впечатление сексуально озабоченного юнца. Но боже мой! - именно так он и чувствовал себя сейчас.. Остынув, подошел к ней.
- Ты готова? - спросил он.
- Конечно. А что с Вами? Вы не заболели?
- Заболел. Еще как. Но пусть это тебя не беспокоит.
И они пошли в мастерскую. Войдя, девушка восхищенно огляделась.
- Вот это да! Дизайнчик что надо.
- Выпить хотите? Коньяк, шампанское, сок, вода?
- Если можно, гранатовый сок.
Он налил пурпурную жидкость в прозрачный стакан великолепной формы и попросил ее раздеться. Нимало не смущаясь, она сделала это. Художник аккуратно накинул на нее полупрозрачную бесцветную ткань типа кисеи или нейлона и стал укладывать ее на покрывале. Они пробовали разные позы, но он все никак не мог на чем-либо остановиться. Каждый раз, дотрагиваясь до нее, до ее ноги, головы, спины или руки, он испытывал необыкновенное наслаждение. По-видимому, это чувство передалось девушке, потому что все чаще она стала вздрагивать при прикосновениях и кротко на него взглядывать. Вот он уложил ее для первого эскиза: голова покоилась на подушке, взгляд устремлен в окно, одна нога в колене чуть согнута, другая, тоже согнутая, закинута на первую, так что хорошо видна ее стопа. В руке стакан сока с соломинкой. Накидка небрежно брошена, чуть-чуть прикрывая розовые соски, проходя между ног и падая на покрывало свободными складками, создавая впечатление, что она лежит в пене. Это было обворожительно. Художник приступил к работе. Он делал эскиз за эскизом. Наконец, одним он остался доволен - тем, где в центре рисунка бросалась в глаза пятка девушки. Нет, весь рисунок был хорош, но пятка - она была необыкновенная и вызывала странные чувства.
- Так, а теперь перевернемся.
Он подошел к ней, чтобы помочь перевернуться. Ей уже заметно надоело так лежать. И когда он взял ее за плечи, чтобы перевернуть, она сладко потянулась и медленно охватила руками его шею. Художник посмотрел ей в глаза. Они говорили. Но правильно ли он их прочитал?
Он осторожно поцеловал один глаз, затем другой. Тихонько лизнул мочки ушей, добродетельно поцеловал в губы и почувствовал ответ. Тогда он осмелел и стал целовать ее более страстно и откровенно. Через некоторое время они уже целовались самозабвенно, и не было, наверно, ни одного пятачка тела, который бы он не поцеловал. Особенно его приводила в трепет ее пятка. Все это происходило молча, лишь время от времени они обменивались репликами:
- А ты хорошо целуешься. Кто тебя научил?
- А ты глупый и ничего не понимаешь в женщинах.
- Да зачем я тебе такой старый нужен?
- Ты не старый, а глупый. Ну поцелуй меня..., догадайся.
- О-о-о... Я больше не могу.
Мужчина рванул с себя рубашку, в то время как девушка пыталась расстегнуть молнию его брюк. В спешке это получилось не сразу. И уже не было времени изучать поцелуями его тело. Он еще пытался оттянуть момент, но девушка сама взяла стрелу и вонзила ее в себя... Он начал медленно, изучая пространство и раздвигая плоть в разных направлениях. Но она не хотела ждать.
- Потерпи, малыш, я научу тебя настоящей любви. Что могут твои ровесники?!
Девушка стонала и играла всем телом. Видно было, как накал рос. Но он не спешил. Она просила его "быстрей", "быстрей", но он медлил. Ему хотелось продлить этот миг, который предшествовал высшему наслаждению. Ведь по большому счету и счастье вообще - это всего лишь один миг, но вот ожидание, предвкушение его - это блаженство, это игра крови и чувств, это настоящая жизнь.
Девушка напрягалась все сильнее и чаще, она не могла найти место голове и мотала ею из стороны в сторону. Художник неожиданно взял руками ее ноги и прижал их коленями к ее груди. Девушка вскрикнула. Он стал глубже и сильней проникать в нее. Затем он выпрямил ее ноги и развел в стороны, насколько это было возможно, и медленно вышел из нее. В ее возбужденном и еще не успевшем сократиться лоне виднелась набухшая влажная плоть. Он потрогал пальцем ее губы, клитор, торчащий как флажок, вошел внутрь пальцем. Там было горячо и мокро. Засунул два пальца и сделал несколько фрикций. Девушка стонала. Затем присоединил третий, четвертый - ткани раздвинулись еще больше. Он стал манипулировать рукой во всех направлениях. Готовность девушки принять мужчину была столь велика, что эластичность ее входа как будто не имела предела. Художнику удалось засунуть в нее всю ладонь. Вот он пощупал ее изнутри - это было необычайно волнительно. Он ощущал себя исследователем. Никогда еще он не добирался до самого средоточия женщины. Девушка все время стонала. Но художник, давая на минуту спасть напряжению, в следующий момент снова поднимал его. При этом сам он возбудился до такой степени, что его "орудие" стало немыслимых размеров и было задрано почти вертикально. Он вынул руку - она была вся скользкая. Он помазал этим соком ее соски, губы, щеки. Затем все медленно слизал. Девушка уже не могла даже стонать. И в этот самый момент он властно вошел в нее и стал любить ее интенсивно, изобретательно, бурно и в то же время нежно. Огонь полыхнул внутри, девушка закричала и в напряжении выгнулась дугой. Он положил ее ноги к себе на плечи и продолжил, не давая ей расслабиться. Новая волна накатила, она была подобна молнии - девушка почти заскулила от переполнения эмоций. Сделав минутную передышку, во время которой он языком прошелся по ее прелестям, он снова занялся ею. Она была такая трепетная, вздрагивала при любом прикосновении. Он погладил ее, поцеловал закрытые глаза, с трудом вошел - все было набухшее, и перевернул ее на себя. Он поднимал ее бедра и нанизывал их на свой великолепный орган, одновременно обрабатывая эрогенные зоны сзади. Уловив темп, девушка сама стала двигаться как надо. Художник смог заняться другим делом. Он нашарил рукой приспособление, показал его наезднице и спросил:
- Попробуем? Не пожалеешь...
- Что вы, я никогда... Впрочем, давайте, - сказала она, продолжая необыкновенную скачку. Он полил на эту штуку специальную жидкость, которая помимо смазки усиливала определенные ощущения и, улучив момент, ввел его почти полностью сзади. В плоском животе девушки стало не только тесно. Это невозможно выразить словами, что она чувствовала. А он работал то синхронно, то в противофазе. Казалось, они были заводные - никак не могли остановиться, не могли насытиться. Но вот художник вытащил прибор, перевернул и разложил девушку, раскинув ей ноги, вошел и бурно стал заканчивать. Она уже не могла двигаться и только содрогалась от набегавших волн оргазма. Затем оба, обессилев, откинулись на спины.
Полежав какое-то время в изнеможении, художник встал, взял девушку на руки и отнес ее в ванную. Ванна была огромная, треугольно-округлой формы. Разноцветные струи воды с пузырьками красиво перемешивались, создавая симфонию цвета. В воде плавали лепестки цветов. Он бережно опустил девушку в воду и стал поливать ее водой из ладошки. Она все еще не открывала глаз. Он включил тихую странную музыку. Девушка расслабилась и лежала неподвижно. Наконец, она пришла в чувство, но ей все еще было неловко открыть глаза. Так, с закрытыми глазами, охрипшим голосом она выдавила:
- Я хочу есть. Тигра съем.
- Какое совпадение! - с усмешкой сказал художник. - А я двух. Давай, вытирайся и выходи в мастерскую. Я накрою стол там.
Девушка еще понежилась, побултыхалась в этой необыкновенной ванне и неохотно вышла из воды. Закутавшись в мягкую махровую простынь невероятных размеров, она отправилась в мастерскую. Но она не знала дороги и по пути открывала разные двери. Одна комната поразила ее своей необычностью. Она была похожа на рай. И все там было оформлено, судя по всему, руками самого художника. Особенно ее поразила композиция, выполненная из гипса, природных камней и растений. Там была изображена девочка, почти подросток , которая собиралась войти в море возле скал и увидала на камне необыкновенно красивую бабочку. Эта композиция была как застывшее мгновение. Мгновение красоты, выхваченное из времени. Боясь быть застигнутой врасплох, она поспешила дальше. Когда Ольга открыла дверь в мастерскую - она не узнала ее. Это был интерьер совсем в других цветах: пурпурный, малиновый, фиолетовый, сиреневый, золотой цвета так неожиданно сочетались с изумрудной зеленью и бирюзой. В стороне от ложа был накрыт низенький столик. Красивая скатерть, красивые блюда, тончайшей работы бокалы с шампанским, гора пампушек и зелени всех сортов, фрукты выложены как произведение искусства... Вместо стульев возле стола вышитые подушки.
- Устраивайся и налегай, Оля!
На ее лице и волосах блестели капельки воды. Это было очаровательно.
С непривычки она не сразу уселась удобно. А когда начала есть, ее простынь стала разматываться и сползать. Сначала она поправляла ее, потом плюнула. Все было такое свежее и вкусное, а у нее так разыгрался аппетит! Художник быстро поел и смотрел на нее с наслаждением. Как она протягивает руку за очередной булочкой, как поворачивается, как откусывает и жует. Молча взял лист картона и делал эскизы. Девушка переменила позу, и на первый план вышла ее пятка. Из-под махровой простыни она выглядывала так забавно и напоминала маленького ребенка, играющего в прятки. Художник тут же запечатлел это. Наконец, Ольга устала есть и отодвинула приборы. Художник пристально посмотрел на нее:
- Готовы ли Вы работать, сударыня?
Девушка смутилась - вопрос прозвучал так двусмысленно. Она вспомнила, что себе позволила, и покраснела.
- Да не смущайся, ты ни в чем не виновата. Это я такой хулиган.
Девушка облегченно вздохнула. Как он читал ее мысли? Непостижимо. А ведь они так мало знакомы. Боже, что сказала бы ее мама, узнай о такой ее безнравственности. А художник как ни в чем не бывало продолжал:
- Попрошу теперь лечь на живот, закинув ноги кверху, как лежат дети.
- Ой, не представляю, как лечь на живот - я так наелась.
- Ну, хорошо. Ложись на спину, а я сделаю тебе массаж, и все быстро пройдет.
Это опять прозвучало неоднозначно, и она снова покраснела.
- Ты что, жалеешь о том, что произошло?
- Нет.
- Тогда не мучайся угрызениями совести. Будь сама собой.
Она подошла к ложу, скинула простыню и легла голышом. Надо сказать, что сделала она это несколько напряженно, и художник не мог этого не заметить.
- Ну, что ты, глупышка, расслабься. Ты такая красивая. Хочешь посмотреть на себя? - и он включил подсветку на потолке, который, оказывается, был целиком зеркальный. А без подсветки казался обычным. Она посмотрела вверх и обомлела: даже в снах и мечтах она не видела такой потрясающей картины. Неужели это она? Разумеется, она не думала о том, что только что пережитая страсть и искусная работа художника произвели такую метаморфозу. Она стала поворачиваться, менять положение, рассматривать себя . Такая игра была ей в диковинку и явно нравилась. Художник опустился рядом и стал по-разному укладывать ее руки, ноги, голову, ища выигрышные ракурсы. При этом время от времени как бы невзначай касался ее же рукой ее сосков, ее промежности, живота. Надо сказать, что это не было ей неприятно. До сих пор у нее в мыслях не было гладить самое себя, но оказалось, что это приятно. Но мало. Тогда она взяла руку художника и положила себе на живот. Он стал нежно массировать этот атласный шедевр. У нее был очень маленький красивый пупок. И он иногда шалил, пытаясь просунуть туда палец, который, конечно же, был велик для этого. Тогда он попытался сделать это языком - ей стало щекотно, и она рассмеялась. И никак не могла остановиться. Затем он залез языком ей в ухо и пошевелил, затем слегка куснул мочку. Потом пришла пора сосков, живота, дальше вниз. Мурашки пошли по коже девушки.
- Ну, хватит баловаться, давай работать, - сказал художник глухо. Сам он уже накалился как лампочка, готовая лопнуть.
- Давай... - со странным выражением голоса ответила Ольга.
Она улеглась, как он просил, и он делал много рисунков в разных ракурсах. Ее поднятые вверх пятки фигурировали на большинстве рисунков. Наконец, она устала и сказала:
- Может, перерыв? Я устала лежать.
- Как скажешь, милая.
Он отложил наброски и подошел к ней, чтобы помочь подняться. Ее руки-ноги затекли от долгого лежания в одной позе. Художник сначала опустил ее ноги. И хотел перевернуть ее, но раздумал. Стал гладить ноги сверху вниз, до самых пяток, все увеличивая амплитуду. Вот он коснулся ее прелестной попки - она вздрогнула. Тогда он стал гладить ее прямо от поясницы. Ей было несомненно приятно. Он раздвинул ее ноги в стороны и стал гладить их с внутренней стороны. Ольга повернула голову и посмотрела на него непонятным взглядом. Художник ничего не сказал. Да и не мог - вид ее ног и особенно пяток снова возбудили его. Моментально раздевшись, он грубовато вошел в нее прямо в этой позе - она от неожиданности даже тихонько вскрикнула. Поиграв с ней так, он, не выходя из нее, поднял ее за талию и поставил на ноги, уперев ее руки в стул. Тут он начал различные вариации: то сдвигал ей ноги, то раздвигал широко и при этом сгибал ее сильно в пояснице. Его изобретательности не было предела. Девушка молчала. ТАК с ней еще никто не поступал. Она не знала, как реагировать. Ощущения были очень сильные, но при этом ей было стыдно. Он словно догадался:
- Не думай ни о чем, не сдерживайся.
И она отбросила все мысли в сторону. Стала помогать ему и даже проявлять инициативу. Незаметно она так разошлась, что художник улыбался про себя, слушая ее звуки. Через некоторое время они оказались в кресле, причем ноги девушки были закинуты вверх на плечи, и художник одновременно мог целовать сводящие его с ума пятки. Когда они одновременно финишировали, у них не было сил даже пошевелиться. Отойдя, она встала и как на чужих ногах отправилась в ванную. Было такое ощущение, что все внутри распухло. Долго там лежала. Затем привела себя в порядок и надела неизвестно как там оказавшиеся очень изысканные вещи с запиской "Это тебе".
Придя в мастерскую, увидела там полный порядок. Хозяин тоже был одет. Ни слова не говоря, повинуясь только взглядам, они вышли и пошли по темному саду - оказалось, что они пробыли отшельниками целый день. Подойдя к главному зданию, встретили нескольких гостей, которые собирались разъезжаться.
- Где Вы были? Мы Вас везде искали. - наперебой говорили они.
- Я работал. Но, надеюсь, Вы хорошо провели время?
- Да, нас обслуживали великолепно. Спасибо.
- Приезжайте еще. И осенью у меня выставка - приходите.
- Непременно.
Ольга и Александр прошли в столовую, где долго и молча ужинали. Боялись словами испортить то, что возникло между ними.
Затем они вышли на балкон. Молчать было уже невозможно.
- Знаешь, я заглянула в одну комнату и там ...
- Когда-нибудь я расскажу тебе об этом.
- Знаешь, мне надо ехать. Тебе хватит набросков?
- Да. А ты точно так решила? Нет сомнений?
- Я не знаю...
Они оба понимали, что повторить то, что было сегодня, уже невозможно. А того, что может быть завтра, они боялись.
- Пусть судьба рассудит.
- Хорошо, Олюшка.
Она пошла собирать свои вещи. Последний раз с нежностью взглянула на свое временное пристанище - приедет ли она когда-нибудь сюда? Здесь ей было хорошо. И будет помнить эти удивительные дни.
Вышла с небольшой дорожной сумкой. Художник взял ее и сам положил в багажник автомобиля. Затем достал небольшую красивую коробочку и отдал ей:
- Только пока не открывай. Посмотри дома.
Она кивнула. Он поцеловал ее долгим и нежным поцелуем. Не глядя на него, она села в машину.
- Скажешь шоферу свой адрес.
Ольга вскинула на него глаза. Что в них было? Восторг, сожаление, отчаяние, надежда - все вместе.
- Не печалься. Увидимся. Спасибо. - Он через окно поцеловал ее в щеку, и машина отъехала.
До осени пути их нигде не пересекались. Но вот однажды она достала из почтового ящика конверт. В нем было приглашение на выставку модного художника Александра К.
И она долго мучилась: идти-не идти, что может ожидать. Она боялась встретиться с ним. Боялась этого безумия страсти, что застигло ее тогда врасплох. Сейчас у нее все нормально, все размеренно. А что будет, когда они увидятся?...
Она пошла в день, когда поток посетителей уже схлынул, но еще не предвиделось официальное закрытие. В этот день Александра не было. И народу было мало. Войдя в один из залов, она остолбенела. На всех картинах была она, в разных ракурсах, невероятно красивая. Никто бы даже не узнал ее на этих картинах. Но самое удивительное - почти везде красовались ее пятки. Они как бы выпирали из холста, бросались в глаза.
- Никогда в жизни не мог бы подумать, что пятки могут быть так сексуальны, - проговорил вдруг рядом какой-то мужчина. Талант!
Ольга вздрогнула. Какое-то чувство, то, из того памятного дня, затопило ее. Она быстро достала лиловую помаду из сумочки, и улучив момент, написала прямо на холсте номер своего телефона.