Аннотация: Когда ты не такой, как все. Когда остаешься совсем один, без семьи, беззащитный перед суровой взрослой жизнью. Как отстоять себя? Где найти силы, чтобы выбиться в люди, обрести уважение окружающих, да и самоуважение тоже? Как разобраться в чувствах, не допустить роковой ошибки, сделать правильный выбор? И как жить дальше, если этот выбор сделали за тебя? Юная Роза будет искать ответы на эти вопросы. Хотите узнать: примет ли она верные решения, обретет ли в жизни счастье, познает ли любовь - присоединяйтесь к её поиску. От автора В этой истории нет фантастики, мистики и прочей чертовщины, тем не менее, это сказка, еще одна современная "Золушка", но без феи-крестной, хрусталя на ногах и тыквы-кареты. Только магия случайностей, роковое стечение обстоятельств, жизненные перипетии и прочие каверзы Её Величества Судьбы. Пусть в чем-то жестко, но и у роз есть шипы, а у фатума тернии.
И лепестками слёз ты уйдешь всерьёз со мной... Вера Брежнева и Dan Balan, "Лепестками слез"
Пролог. Поцелуй
Стас
Спустя неделю после начала семестра нелегкая все же принесла меня к порогу альма-матер, хотя я питал надежду продлить каникулы еще этак дней на десять, но с судьбой-злодейкой не поспоришь, особенно, когда тебя терзает похмельная мигрень. Всему виной, конечно же, я сам, пожелавший веселья и осуществивший его накануне вечером в ночном клубе. Там у барной стойки меня поймала в свои сети дивная ундина Рита, предвестница сегодняшней нелегкой. Знакомство накатано перетекло в будуар владельца клуба, моего старшего брата, любезно уступившего пьяному младшенькому место своего интимного отдохновения.
Пылесосный горн спугнул наш живительный сон в несусветную рань. Валькирия Рита пыталась отстоять право на покой, но коварная уборщица призвала охранника себе в помощь. Пришлось сдать постельные позиции. Удались мы не очень красиво, я бы сказал, позорно, поджав хвост после падения по вине опутавшего мои уставшие ноги пылесосного шланга.
Бушующую Марго я отвез домой, как истинный джентльмен, попользовавшейся девицей. Она рядом с главным корпусом университета живет, в котором у меня вроде бы первая пара. Сайт факультета подтвердил догадку. Надо же когда-то к учебе приступать, раз я уже здесь волей коварной горничной.
Терпи, студент, недолго осталось. Еще год, и "Свобода нас встретит радостно у входа", как писал курчавый классик. Меч мне братья не отдадут, но декан вручит честно выстраданный диплом. И айда в отцовский офис пожинать незаслуженные лавры начальника. Мечта, а не жизнь, но не моя. Пост Мистера Твистера мне положен по праву рождения, так чего о нем грезить, это реальный план, а не скользкая вероятность.
О чем же мечтает мажор, спросите вы. Не буду говорить за других представителей золотой молодежи, но лично я, как бы банально это ни звучало из уст молодого повесы, мечтаю о любви, такой, чтобы раз и до гроба, исключительной, воспетой лириками. Необычно, правда, для отпрыска олигарха? Но человеку свойственно мечтать о несбыточном. Принцам любовь заказана, наверное, поэтому о ней и грежу, ведь все остальное у меня есть.
На этой философско-романтической ноте я пристраиваю свой зад на высокий парапет крыльца родного корпуса, ноги мои еще не вернули себе былой трезвой силы. Для моей тяжелой головы здесь слишком шумно, "первоклашки", то есть неофиты студенческой судьбины, радуются началу занятий, пока, чем провоцируют похмелье кроить мой многострадальный череп с новой силой. Впору завидовать Йорику, его череп точат лишь могильные черви, абсолютно безболезненно для мертвеца.
- Какие люди! Стенли, дружище! - приветствует мою фигуру мыслителя Андрей Куманев по кличке Кум, мой одногруппник, увы. - Что, опять перепел - птица низкого полета?
- Уж точно не орел? - Кривлюсь под натиском очередной волны мигрени. - И будь добр, убавь громкость, в ушах звенит.
- Зачем пришел тогда? Отсыпался бы дома. - Мистер Очевидность присаживается рядом. - Кофе хочешь? - В мозолистой длани выходца из пролетарских кругов белеет пластиковый стаканчик с бурой жижей, привлекательный для меня сейчас в обход воспитанному Starbucks отвращению к ларечной бурде.
- Я похож на того, кто откажется? - Дергаю бровью, зря, висок в стотысячный раз пронзает похмельная боль.
- Тогда держи, страдалец. - Неразборчивый в напитках товарищ протягивает мне мятую тару. - Я тут хлебнул пару раз.
- Хлебнул не плюнул, - ворчу, принимая сосуд вожделенной влаги.
Пока "наслаждаюсь" бурдой, Куманев травит байки о летних похождениях. Слушаю вполуха, мучительно ожидая момента окончания доклада о питейных мужских забавах и интимной акробатике с "чиками" на лоне природы.
- Ну, а ты где летом зажигал? - спрашивает иссякший оратор.
- На Карибы летал.
- Вау! И как там? Мулаток-шоколадок щупал? - В раскосых глазах славянина, наследии татаро-монгольского ига, вспышка похоти.
Куманева природа обделила всем, чем могла, кроме широкоплечей стати богатыря, но и тут подгадила тонкими кривыми ножками степного предка. Сами понимаете, парню, чей лик напоминает пузырящийся блин, а фигура тяготеет к орангутангу, крайне сложно найти бесплатную девушку, а на платную денег нет. Куманевы и так затянули пояса, чтобы выучить сына-балбеса на экономиста. У балбеса с интеллектом, способным опутать паутиной слов и смыслов романтическую девичью душу, туго. Зато есть смекалка, подсказывающая ластиться ко мне, чтобы подбирать объедки моего пиршества плоти, а если таковые не подбираются, то хотя бы погреться в лучах моей мужской популярности, послушать о реальных похождениях, фантазиями "птицевода" удовлетворен не будешь.
- Не срослось, - отвечаю фантазеру на вопрос о мулатках. - Но с одной канадкой я освежил язык Байрона и Шекспира.
- А чё, своего языка не хватило? - За вспышкой казарменного остроумия ария лошади Ржевского, обращающая на себя внимание "первоклашек".
Зуд фантомной чесотки в руках нашептывает приласкать "лошадку" в манере забияки-поручика, но сил на акт воздаяния за гомерический хохот нет.
- Ладно, Стен! - Куманев хлопает меня по плечу, отчего чуть остатки кофе себе на штаны не выплескиваю. - Не тужи, наши чики лучше мулаток с канадками. Смотри, какие сасные первокурсницы. Как тебе вон та блондинка?
- В ней, несомненно, что-то есть, - оцениваю указанную барышню, но в силу физического состояния животного интереса она у меня не вызывает. А может, после закончившегося конфузом свидания с златовласой Маргаритой, светлый образ блондинки померк в моем сердце, будем надеяться, не на всегда.
- Идем знакомиться. - Куманев на низком старте, за мой счет хочет въехать своим красным конем во врата чувственности симпатичной гризетки, потому и подсел ко мне пропиариться, рофл (громкий смех, сленг) упрочил вероятность быть замеченным и оцененным как мой приятель.
- Сам иди, - посылаю доморощенного стратега на заведомо проигрышную битву. - Моему "петушку" сейчас не до "чик". - С тяжким вздохом допиваю остывшую бурду, но лучше мне от этой "гидратации" не становится.
Громыхает звонок, из-за которого университет прозван нашим братом студентом школой. Неофиты высшего образования по велению привычного вчерашним школьникам зова скачут сайгаками в пасть альма-матер. Одна девушка спотыкается, капюшон бесформенного худи слетает с головы, оборачивается в манере жертвы преследования, настороженная, ищущая источник угрозы, но находит меня.
Стаканчик падает из моих дрогнувших пальцев. Вот ОНО! Воспетое Пушкиным чудное мгновенье. Миг на встречу взглядов, на узнавание, на осознание, на удивление, на отрицание, на решение.
Срываюсь в погоню за "мимолетным виденьем", бегущим от меня, от судьбы, от которой не уйти никому, ни мне, ни тебе, прекрасная лань, грациозно несущаяся по ступенькам крыльца. Инстинкт охотника вытесняет похмелье из головы и тела, будто и не было.
Обычно девушки бегают за мной, а тут я побежал за "гением чистой красоты". Ни грамма румян на пылающих ланитах, туши на ресницах цвета бархатной ночи, помады на пунцовых лепестках трепещущих губ, а глаза - серые омуты, в которых тону, уже утонул.
Оторопь, моя и её, беглянка поймана, мои руки на её плечах, пальцы благоговейно млеют от прикосновения к обретшей форму мечте. Она стоит на ступеньку выше, наши глаза на одном уровне, дистанция минимальна. Её дыхание даже не сбилось, выдавая тренированные легкие. А мое? С ним пуэрториканское Despacito. Не знал, что такое возможно, и вот прочувствовал.
- Привет, я Стен, то есть Стас. - В меня вселился мямля, приплетший в ответственный момент знакомства с мечтой данную Кумом претенциозную кличку. Что-то кукушка моя расшалилась от приступа любовной асфиксии.
Небесные черты ужесточает ярость грозового ненастья:
- Не заинтересована! - молвит она голосом нежным, но суровым и, дернув хрупким плечом, вырывается из моей благоговейной хватки.
Что значит "НЕ ЗАИНТЕРЕСОВАНА"? Не так быстро, красавица! Руки обретают былую силу, мозг деградирует до первобытного самца. Больше тебе не вырваться из моей хватки!
Запах начала лета, диких роз, выносит остатки здравого смысла из головы. Под бесформенным рубищем прячется стройный стан, упругие ягодицы. Высокая девичья грудь упирается в мою броню грудных мышц, давая будоражащее представление о размере и объеме. Как не отдать должное такому совершенству? Припадаю к манящим устам, пью сладкий мед её наконец-то сбившегося дыхания до полной заинтересованности хозяйки губ и тела богини.
Вдруг чувствую, влага на щеках. Отрываюсь неохотно, в глазах мечты капли душевного дождя. Есть женщины, которым нельзя плакать при посторонних ни в коем случае, если не хотят испортить впечатление о себе. Но к моему идеалу это не относится, она прекрасна даже со слезами на глазах.
- Пусти! - Отталкивает меня мечта и бежит прочь, растворяясь в толпе первокурсников.
Ладонь ко рту, выдох стойкого перегара. Неудивительно, что грёза упорхнула, оставив меня в "томленьях грусти безнадежной".
- Лихо ты её, - комментирует Куманев. - Я уж думал, прямо тут разложишь. - "Лошадка" снова рофлит.
Где же ты, стальной кулак поручика? Обилия зрителей со смартфонами убоялся? Нет, переключился на захват цели из ближайшего окружения мечты, парня в приметной ветровке цвета кислотной зелени.
- Чего надо? - недоумевает Зеленый.
- Девушку ту знаешь? - Кивок в след беглянке. Устал я влачить дни "без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви". Найду мимолетное виденье и сделаю постоянной спутницей дней и ночей, особенно ночей. - Отвечай, кто такая, как звать-величать!
- Роза.
- Какая еще роза? - закипаю. Как хотят мою фамилию, так и склоняют!
- Роза Путилина. Мы с ней в одной группе учимся, - частит трепещущий язык.
Хм, а ей идет, и правда, хороша как роза.
Глава 1. Детство
Роза
Роза. Ненавижу свое имя! Козье какое-то, Розочка-козочка! Нарекла же меня мамаша, будто посмеялась!
Раньше считала, что за именное извращение нужно благодарить главную героиню мексиканского сериала "Дикая Роза", который утомлял голубые экраны еще до моего рождения, кружа головы юным романтичным дурочкам вроде моей мамаши. Но много позже в пьяном угаре Лидия выдаст: "Какой папаша, такое и имя!" Это все, что мне известно об отце. Я даже отчество ношу дедово, Викторовна.
Моя экзальтированная родительница с детства пребывала в вымышленном мире и, переступив пубертатный возраст, не пожелала его покидать. Но жизнь далека от вымысла, а первая любовь - от сказки "Золушка", что не помешало Лидии отстаивать право на существование своей сказочной вселенной, невзирая на жертвы. Трое моих предшественников окончили свое мимолетное существование в абортарии. Мне же, можно сказать, "повезло", биопапаша бросил мою биомамашу на четвертом месяце беременности, когда абортом уже не исправить очередную ошибку молодости.
Еще до беременности мной мать окончила училище культуры по специальности библиотекарь. Она запойный книгочей, вернее, была им до алкогольных запоев. Таинственная сила по имени "распределение" забросила её в библиотеку технического университета, где она повстречала моего биопапашу, очередного принца своих грез, но, опять же, это лишь мое предположение.
Узнав о беременности дочери, бабуля и дедуля прижали Лидию серьезным разговором. Антонина Григорьевна, как врач, прочла беспечной в связях девице лекцию, что это её последний шанс стать матерью. На семейном совете Путилины решили однозначно рожать. Ребенка они поднимут без отца. Мой дед, Виктор Дмитриевич, тогда работал главным инженером на одном из заводов города. Его предприятие переживало сложные времена, но деньги в семье еще водились, и трехкомнатная жилплощадь позволяла. Лидия смирилась под напором родителей.
Мать работала до последнего и ушла в декрет за две недели до родов. На свет я появлялась долго и мучительно и, придя в этот мир, не разбудила материнский инстинкт родительницы, возможно, из-за жесточайшей депрессии, накрывшей её после "радостного" события, которое приключилось четырнадцатого февраля, аккурат в день влюбленных, будто насмешка судьбы и над ней, и надо мной. Грудью меня кормили недолго. Изнывающая от стресса Лидия мечтала сбежать на работу, куда угодно, лишь бы подальше от меня, что и сделала спустя четыре месяца после моего рождения. Пришлось бабуле идти в декретный отпуск вместо мамули и нянчиться со мной до трех лет.
В младшей группе детсада начался мой путь вечно простуженного сопливца. Там я была редкой птицей, залетела, подхватила инфекцию, домой на больничный. В самых сложных случаях бабуля-педиатр клала меня в свое отделение, чтобы и работать, и присматривать.
В пять лет меня заинтересовал отцовский вопрос. Пополнивший нашу старшую группу розовощекий Вова в первый же день своих детсадовских будней озадачил:
- Кто твой папа?
- А кто такой папа? - удивилась я.
Вова не снизошел до объяснения, побежал приставать к другим со своим странным интересом.
Вечером того же дня, ведя меня домой из детсада, бабуля пояснила, что это второй родитель противоположного пола, который у всех есть, и у меня был, но куда-то подевался. На свое "Почему?" я получила "исчерпывающее":
- Так вышло, - конец объяснений.
Обида на обделенность засела в моем детском сердце занозой, и даже обожаемый "Король лев", поставленный бабулей на видеоплеере, не изгнал её. Диснеевскую мультипликационною драму я смотрела далеко не в первый раз, но именно после общения с Вовой задумалась о наличии папы-льва у Симбы, которого он потерял из-за подлого обмана. Может, и меня лишили отца по схожей причине. Тогда я еще не задумывалась об убийстве, смерти как таковой для меня не существовало, но семейная драма львенка не на шутку встревожила, что повлекло за собой попытку выяснить подробности.
- Кто мой папа? - пристала я Лидию, когда она вернулась с работы.
- Отстань, - получила привычное в ответ.
- Мам, ну скажи! - канючила я, вцепившись в подол её платья.
- Никто! - Она вырвала из моих рук синий полиэстер. - Сказала, ОТСТАНЬ! Я устала! - еще один конец диалога.
С тех пор так всем и отвечаю: "Никто". В анкетах в графе "ФИО отца" ставлю прочерк, однажды написала: "донор спермы". Пришлось заполнять заново.
Детсад сменила школа. Я решительно нацелилась на статус отличницы. Мама непременно заметит и похвалит, но мои успехи радовали только бабулю с дедулей. А Лидия продолжала бесплодные попытки устроить личную жизнь, однажды даже съехала на квартиру к очередной "великой любви", но через полгода вернулась белее мела после очередного аборта.
В одиннадцать я впервые столкнулась со смертью, нет, не своей, самой умирать не страшно, но потеря близких - сущий кошмар, в который меня ввергло в столь нежном возрасте, дав в полной мере познать горе.
Беда пришла в наш дом в последний день две тысячи десятого года. Накануне шел снег с дождем, в предновогоднее утро меня разбудил треск за окном, на улице будто Снежная королева дыханием прошлась, обледенело все, даже ветки клёна, испускавшие под порывами ветра тот самый, разбудивший меня, перезвон. Наряженная ёлка блестела мишурой в углу гостиной, где я тогда спала, не имея своей комнаты, следующей ночью бабуля и дедуля положат под неё подарки, в Деда Мороза я с пяти лет не верила. Оторвавшись от сказочного пейзажа, я выбежала на шум в коридоре, бабуля и дедуля собирались на большой загородный рынок купить недостающее к столу по сравнительно низким ценам. Тогда я видела их в последний раз, живыми и в сознании, но еще не знала об этом. Потом корила себя за будничное торопливое прощание, за то, что не удержала каким-нибудь капризом.
Мой дед, не нарушающий правила принципиально, дорожного движения в том числе, вел свою старенькую "Волгу" по обледенелой трассе осторожно и медленно. Навстречу ехала фура с прицепом. За ней торопился Jeep, пошедший на обгон, когда "Волга" поравнялась с фурой. Дед резко затормозил, сворачивая к обочине, но столкновения избежать не удалось. Виктор Дмитриевич Путилин погиб сразу, приняв удар на себя. Антонина Григорьевна была в коме. Виновника ДТП, Сергея Витальевича Кречетова, спасла подушка безопасности. Бабушку и его увезла скорая, а к нам вместо Деда Мороза явился дорожный полицейский.
Новый год мы с мамой провели в больнице, ожидая, что бабуля очнется. Врач сказал, надежды нет, но, возможно, она придет в себя перед смертью, что бывает по непонятным, почти мистическим причинам, будто человека отпускают некие силы проститься с близкими. Мы ждали подле неё, слушая писк медицинского оборудования, когда для всей страны били Куранты.
Бабуля умерла первого января, в полдень, так и не очнувшись. Высшие силы оказались глухи к её душе, оставив без прощания, потому я в них не верю, а еще ненавижу Новый год.
Вернувшись из больницы, мать напилась до бессознательного состояния. Со мной случился приступ истерики, хохотала до упаду, давила смех подушкой, душила его, но лишь вымотавшись до предела, остановилась.
Такой я неправильный человек, когда положено радоваться - плачу, когда плакать - смеюсь. Чтобы не портить веселье окружающим, прячу слезы, чтобы не "потешаться" над горем - смех. Моя эмоциональная инверсность проявилась в раннем детстве после сотрясения мозга. Научившись минимальному контролю эмоций еще дошкольницей, я скрываю свой дефект за маской холодности, за что удостоена клички "Роза из мороза". Моя нелюдимость - барьер, которым отгораживаюсь от нормальных. Неправильная реакция на гормоны пугает окружающих. Светлых дней в нашей жизни меньше, чем темных и серых. Угрюмые лица - норма. Живи я в Штатах, с их keep smile, сошла бы за нормальную, но в наших краях принято держать уголки губ опущенными, что для меня естественно в дефицитной радости.
Похороны прошли как в тумане. Я сдерживала нервные смешки, стараясь не отвлекаться на атмосферу общей скорби.
В мае состоялся суд, на котором мне не довелось присутствовать в силу малолетства. В тот день, перебирая бабулины и дедулины вещи, складывая их в коробки, я ждала маму. Мыла, скребла, наводила чистоту в доме, находя в этом странное успокоение. Раньше я помогала бабушке в кухонных делах, деду - с уборкой, но первое мне нравилось больше. После их гибели мое мнение поменялось. Драя полы и окна, метя пыль, ты будто отскребаешь душу, сметая пепел скорби.
Лидия вернулась поздно вечером, подшофе. Прямо с порога она запустила сумку в стену и взревела:
- Сволочи! Ненавижу!
- Мам, что случилось? - робко поинтересовалась я, собирая с пола содержимое её сумочки.
- Они во всем обвинили отца! Он слепой, глухой и ущербный, раз не уступил дорогу джипу на собственной полосе! Суки! Это их Фемида слепа, глуха и нечиста на лапу! Кто больше дал, в ту сторону весы и перевесили! Меру вины определяет бабло, а не закон! Запомни это, дочь, запомни! - Исчерпав запал, она бессильно опустилась на тумбу трюмо, стоящего в прихожей. - Все Розовские! Всегда эта поганая семейка!
Игорь Розовский, или Папа Игорь, как его еще называют, истинный хозяин города. У нас есть мэр, официально избранный, но власть у Розовского. Папа Игорь - владелец заводов, газет, пароходов и местной футбольной команды, сталелитейный магнат, олигарх и прочее, прочее, прочее.
- Мам, причем здесь Розовские? - осмелилась я озвучить недоумение.
- Притом! - Она сверкнула недобрым взглядом. - Кречет - правая рука Папы Игоря. И раньше ад замерзнет, чем консильери Розовского упекут за решетку! Тем более по такому ничтожному поводу, как двойное убийство!
В тот момент я поняла, что справедливости не существует. Законодатели пишут законы, общество вроде обязано их соблюдать и исполнять, но, как глаголет народная мудрость, закон, что дышло, куда повернул, туда и вышло. Лучше не скажешь.
Лидия перебралась в спальню родителей, я заняла её комнату. Она допоздна задерживалась на работе, забросив быт. Пришлось мне тащить лямку уборки и готовки. Стирку взяла на себя стиральная машинка, подарок деда бабушке на её последний день рождения.
Спустя год жизни на мизерную зарплату библиотекаря наш порог переступил Иннокентий Петрович Бельский, мамин друг, философ-автослесарь. Он окончил МГУ, но в философии себя не нашел. Поработав в столице таксистом, вернулся в родные края и пошел в помощники к отцу, автослесарю, потом унаследовал его мастерскую. Иннокентий Петрович велел называть себя Кешей, ко мне был настроен доброжелательно, даже ласково, что настораживало.
Через две недели Лидия, сияя счастьем, объявила о решении расписаться, она наконец-то встретила свою "великую любовь". Несмотря на скоропалительность помолвки я радовалась за неё до слез.
Дорогие вещи, меха вместо старого пуховика, золотые украшения, деликатесы и прочее добро потекло в наш дом как из рога изобилия. Откуда у Кеши деньги на такую жизнь? Сильно сомневаюсь, что его малый бизнес настолько рентабелен. Одно из двух, либо он - бог предпринимательства, что вряд ли, либо работает на криминал, что скорее всего. Ослепленная влюбленностью мать вопросом источника дохода мужа не задавалась. Я же плыла по течению её семейного счастья, воспринимая Иннокентия и его щедрость как данность.
Отчим стремился со мной подружиться, разговорить, расшевелить, приручить обновками, с учебой помогал - то сочинение проверит, то объяснит непонятное по физике, к примеру, принцип двигателя внутреннего сгорания - но доверия не вызывал.
На мой тринадцатый день рождения мать загорелась желанием организовать грандиозное застолье с большим заказным тортом, сердечко в алых розочках, дань дню влюбленных. Она пригласила подруг с работы. Мне разрешено было позвать одноклассниц, желательно, с мамашами-одиночками. Ей хотелось похвастаться привалившим семейным счастьем, пусть и по такому ничтожному поводу, как годовщина моего рождения.
Возможно, повод и был ничтожен, но так уж вышло, что четырнадцатое февраля две тысячи двенадцатого года стал для меня не просто очередной отметкой в календаре жизни, именно в этот день начался мой персональный дамский роман.
В то утро за завтраком отчим одарил меня четвертым iPhone, чем заработал кредит доверия. Этот тип смартфона вышел два года назад, но даже у крутых старшеклассников таких не было.
На празднике одноклассницы завидовали мне, их мамаши - Лидии, но лишь до конфуза. Мать, хватив лишку с алкоголем, начала посвящать присутствующих в подробности своей интимной жизни. Заботливый Кеша тут же выпроводил гостей, обеспокоившись репутацией супруги и своей заодно.
Лидия отправилась почивать. Я взялась за уборку, желая смыть с души неприятный осадок, оставленный её пьяными откровениями. Кеша вызвался мне помогать, что удивило, раньше он по дому ничего не делал.
Все прибрано, посуда вымыта, вытерта насухо, ожидает отправки в сервант.
- Розочка! - Отчим нависает надо мной. - Ты теперь уже совсем взрослая, настоящая красавица. - Его перегар бьет мне в нос, заставляя морщиться и отклонять голову подальше от дурного запаха. - Тебе же понравился мой подарок? - сладенько у самого уха.
- Конечно, дядя Кеша. Большое спасибо. - Продолжаю отворачиваться.
- Перестань называть меня дядей! - раздраженно. - Зови папой! Ты же хочешь, чтобы я был твоим папой? - возвращает он сладость в тон.
- Не знаю. - Не хочу его обижать. - Наверное. - Пытаюсь отступить.
Бельский притягивает меня к себе:
- А папу надо любить, - шепот в губы. - Тогда он чаще будет делать тебе дорогие подарки. Хочешь их получать, Роза?
- Спасибо, дядя Кеша! - Вздрагиваю от щипка за мой слабый намек на грудь. - Обойдусь!
Бельский впивается мне в губы, грубо и властно. Мой первый поцелуй! И с кем? С отчимом-педофилом!
Меня сковывает ужасом. Педофил! Не где-то там, на страницах криминальной прессы, в кино или книжках про маньяков. Здесь, рядом, в моем доме! В моей семье!
Чудом выпрастываю руку из его захвата, сметаю стопку тарелок на пол. Отчим, испуганный грохотом, отрывает свой слюнявый рот от меня. Отскакиваю к двери, где сталкиваюсь с помятой Лидией, проснулась-таки, на что и был мой расчет.
- Что здесь происходит? - Мать хватает меня за плечи.
- Ничего страшного, дорогая, - отвечает педофил, усмиряя дыхание. - Роза нечаянно уронила тарелки. Слишком много взяла, не смогла удержать. - Сальный взгляд на меня, хихикающую от страха и отвращения.
- Прекрати! - От матери прилетает пощечина. - Натворила дел, убирай!
Я прикрываю щеку ладонью, давя смех кашлем.
- Лида, ну что ты! У Розочки сегодня день рождения, будь снисходительна. Девочка устала. А сервиз я тебе новый куплю. - Кеша движется к нам, неторопливо, как хищник, загнавший добычу.
Меня уже трясет от хохота. Еще одна оплеуха обжигает щеку, другую, для баланса румянца. Надо признать, материнской "любви" Лидия не пожалела в своей садистской ласке. Моя голова дергается от удара, на ногах не устоять, падаю на осколки. Ладони в кровь - хохот как ветром сдувает. Оказывается, боль - панацея от коварных эмоций, простая физическая боль.
Руки за спину, стиснуть осколки. "Лишь бы они не заметили кровь. Лишь бы ушли к себе. Лишь бы оставили меня одну", - мысленно молю высшие силы, в которые не верю.
- Поднимайся и убирай! - кричит мать, вырываясь из объятий мужа.
- Лидочка, зайка, идем в постель. Не стоит нервничать в такой день. Давай отметим его как следует. - Отчим тащит бушующую супругу в спальню.
Пока они там, за звукопроницаемой дверью, стонут, пыхтят и прочее, смываю кровь перекисью, перевязываю ладони, поверху медицинские перчатки, хранящиеся в аптечке еще со времен бабули. Драю рот мочалкой до жгучей красноты, будто перцем натерла. Осколки в ведро, кровавые пятна замываю отбеливателем, как учат криминальные сериалы. Прячусь у себя.
Вернувшись в отчий дом после учебы, Лидия потребовала врезать замок в дверь своей комнаты, стремилась оградить личное пространство от родительского надзора. Оградила и от них, и от меня. Когда хотела с ней поиграть или просила почитать книжку, она запирала дверь. Сколько себя помню, ненавидела этот замок, но сейчас благодарна матери, что он есть.
Еле отыскала ключ в недрах письменного стола среди безголовых подделок Барби и прочего хлама, наконец-то заперлась и обессилено сползла на пол.
Через неопределенный промежуток времени, потерявший свою хронологию среди страхов и мыслей, холод гонит перебраться на кровать. Подушка снова принимает мои смешки, рвущиеся совершенно бесконтрольно.
Дверную ручку пару раз дергают - педофил Кеша, больше некому, мать бы уже голосила под дверью, а этот скребется тихонько, чем вызывает новый приступ хохота. Уткнувшись в подушку, давлюсь смехом, чтобы не быть услышанной.
Рано утром, пока они спят, снимаю бинты. Порезы уже покрылись струпами, но мочить не стоит, дольше заживать будут. Бежевый пластырь скрывает багровые полоски и прячется под синевой медицинских перчаток. Если хирурги в этих резиновых оболочках умудряются делать операции, то и я смогу почистить зубы и умыться.
За завтраком мать воркует с Кешей, даже мне улыбается, будто ничего не случилось. Я запихиваю в себя бутерброд, не почувствовав вкуса. Пара глотков чая - все, на что хватает выдержки под жадным взглядом отчима, от третьего глотка есть риск захлебнуться. Вымыв после себя чашку и тарелку, сбегаю к себе, пусть сами за собой посуду убирают.
Кожаные перчатки, обновка от Кеши, на заклеенные пальцы даже пытаться натягивать не хочу, варежки, бабулино произведение, лучше подойдут, и рукам удобнее, и душе приятнее. Вязание было излюбленным хобби Антонины Григорьевны, она и меня пыталась приобщить, но дальше шарфика я не продвинулась. Хохотнув над варежками в память о человеке, растившем меня с любовью, собираю обновки от отчима в пакет, запихиваю в дальний угол шкафа. Ни одной больше не одену, никогда!
В школу сбегаю раньше обычного. Дорогой подарок педофила "забываю" на видном месте. Пусть знает, что мне от него ничего не нужно!
Весь день варюсь в собственных страхах, всем улыбаясь, как пришибленная. Прячу руки, специально надела толстовку со сквозным карманом на животе. Уроки проходят мимо меня, не зацепившись ни за одну извилину.
Дома в прихожей натыкаюсь на отчима. Бельский не пошел горбатиться в свое СТО, в квартире меня поджидал, хочет закончить начатое, пока жена на работе. Выскакиваю в еще не закрытую дверь, вниз по ступенькам со всей возможной скоростью.
Беги, Роза, беги - звоном в ушах, набатом пульса в висках. Беги - хлопок двери подъезда. Беги-беги - встречает улица шумом. "Беги!" - кричат во дворах мальчишки. Беги-беги-беги - скрип снега под ногами. Беги - в бликах света, в дрожи теней - беги!
Я мчу два квартала, будто за мной адово воинство гонится. Останавливаюсь, когда понимаю, что "папа" Кеша не преследует. Куда ему, сорокалетнему старикану, к тому же курильщику, за мной, первой в школе по бегу, угнаться. Отдышавшись, иду к остановке, к маме на работу ехать. Поговорю с ней, объясню, более искать защиты не у кого.
Тетя Ира, мамина коллега по отделу, призывает мою родительницу из недр книгохранилища учебной литературы.
- Ты чего здесь? - Недовольная Лидия выталкивает меня за дверь, подальше от любопытных ушей сослуживиц. Библиотека, по её словам, рассадник сплетен.
- Мам, я не могу домой.
- Почему? - Брови сходятся крыльями хищной птицы.
- Там Иннокентий.
- И что? - грозно.
- Он приставал ко мне вчера, когда ты спать пошла. Потому и столкнула тарелки, чтобы ты проснулась и не позволила ему... - Умолкаю пристыжено, взгляд в плитку пола.
- Что за чушь? - восклицает она, всполошив проходящих мимо студентов. - Роза, твое желание оправдать свою неуклюжесть переходит всякие границы! - злым шепотом. - Хочешь своими бредовыми фантазиями лишить меня последней радости в жизни! Это ж надо было такое придумать!
- Мама, послушай, я не вру! - Предательский хохот снова лезет наружу. - Он педофил! - Давлюсь смехом. - Почему ты мне не вер... - Закончить не дает оплеуха.
У выхода из университетского корпуса меня застает звонок, точная копия школьного, вздрагиваю, будто на урок опаздываю. Студиозы высыпают в фойе, шумный прилив подхватывает меня и несёт к остановке, вносит в трамвай. Не сопротивляюсь, пусть маршрут и не мой. Без понятия, куда идти и что делать, но домой не вернусь, не буду портить семейную идиллию Лидии. Мамой звать её не могу, не имею права, она отреклась от меня, выбрав сторону педофила.
Думать о ситуации - ни малейшего желания, гонять по кругу пустые эмоции - только зря себя накручивать. Но как отвлечься? Медитировать не умею, тут нужны долгие тренировки, и не всем дано достичь состояния полного безмыслия. Есть одно средство, почерпнутое из прочитанного по контролю над эмоциями, замещение - вытеснить тяжкие думы внешними звуками, обратившись в слух. Идеально подходит музыка, но наушники дома, и телефон отключен в порыве негативизма. Впускаю в сознание шум ойкумены. Студенты шутят, смеются, наводят мосты отношений.
Остановка "Студгородок", отлив шумной толпы. Теперь перестук колес нарушает лишь шмыганье носов, каждое в своей неповторимой тональности. Вот вступает пискляво "скрипка". Тянет басом "труба". Пробуждается "тромбон". Тук-тук - ударники колес. Шмыг - звонкой флейтой. Снова "труба".
Вываливаюсь из слухового транса, тошнит. Что за люди? Высморкайся и не трави слух окружающих миграцией слизи по носоглотке! Нет! Упорствую в своих ложных представлениях о приличии. Бабуля говорила: "Сморкаться - естественно и необходимо, и ничего постыдного в этом нет". Достаю бумажный платок, демонстративно опорожняю пустой нос, включив громкость на полную, чтобы переплюнуть симфонию, вдруг "музыкантам" нужен пример. Шмыганье стихает, как смолкают лягушки на болоте, потревоженные внезапным выстрелом. Но мой почин не поддержан. Снова подает голос "скрипка", за нею "тромбон", "флейта", "труба" - второй акт сопливого концерта набирает обороты, заставляя нырнуть в мысленный омут на растерзание страху неопределенности.
Конечная. Окраина, пустынное, стылое место. Рядом заброшенная стройка. За ней частный сектор. Многоэтажки напротив. Трамвай делает круг, стоит минут десять и едет обратно.
По дороге в центр мое громыхающее пристанище скользит по склону. Весь город как на ладони в легком касании сумерек, в редких пока гирляндах огней. Нужно вернуться на этот маршрут, когда стемнеет, чтобы узреть огни ночного города.
Выхожу в центе у нового торгового комплекса. Затыкаю сосущий голод самой дешевой булкой, купленной в ларьке у входа в хрустальный дворец торговли, наличность нужно экономить. Вода бесплатно в дворцовых питьевых фонтанчиках. Перекус на лавочке в фойе. Прогулка вдоль витрин без смысла, зато тепло. В кино бы сходить, скоротать время, но хлеб важнее зрелищ, отказываю себе в удовольствии.
Останавливаюсь у салона свадебных платьев "Инга". За стеклом помимо белой кисеи красный атлас, будто пятно крови на снегу. Лиф без бретелек, юбка до пола, шлейф, розочки на корсаже, крохотные атласные цветы.
Красный, именно такого кровавого оттенка, мой любимый цвет. Бабушка каждое утро перед походом в детсад спрашивала меня: "Роза, что хочешь одеть сегодня?" Я неизменно отвечала: "Красное!" Красные платья, туфли, куртки, сапожки, штанишки, шапки, шарфики, сарафаны, шортики, бриджи, футболки - подарки, коими баловали меня дедуля и бабуля. Любимый цвет покинул мою жизнь вместе с ними. Остались лишь варежки и шапка к ним, которую не отваживаюсь носить, чтобы не прослыть Красной Шапочкой.
Фантазия, моя буйная отрада, рисует взрослую меня в этом кровавом атласе рядом с принцем в белом кителе, почему-то моряком. Только розочки спорола бы, не выношу их, но цвет, точно, мой. Решено, выйду замуж непременно в красном.
Охранник уже косится на торчащую у витрины малолетнюю фантазерку, потерявшую счет времени. Чтобы нарываться на неприятности, ретируюсь прочь.
Вопрос о дальнейших передвижениях встает ребром. Податься к школьным подругам я не могу, если отчим или Лидия будут искать, то в первую очередь у них. Да и что им сказать, приютите потенциальную жертву насилия? Стыдно и опрометчиво.
На улице уже темно, восемь с четвертью, пора взглянуть на ночной город с высокого левого берега нашей речки-вонючки. Дождавшись девятого трамвая, сажусь в полупустое нутро.
За пару остановок до конечной выходит последний пассажир, оставляя меня в гордом одиночестве. Перед самым закрытием дверей в салон заскакивает парень. Черная куртка расстегнута, капюшон толстовки вместо шапки, джинсы с рэперской мотней. Типичный плохиш. Пригибаю голову, сутулю плечи, но за спинкой впередистоящего сидения не спрячешься. Парень идет по проходу вразвалочку, то ли от трамвайной качки, то ли походка такая, гангстерская.
"Пройди мимо, пройди мимо", - заклинаю трамвайных духов, но они не внемлют мольбам. Плохиш занимает соседнее со мной сиденье, будто остальные заняты.
- Рассказывай, - требует он, даже не взглянув в мою сторону.
- Что? - Взираю украдкой на прямой профиль.
- Почему из дома ушла?
- С чего ты взял? - растерянно от его проницательности.
Он удостаивает меня взглядом, глубоким, как у дедули, глаза старика на юном лице. В тусклом свете вагона цвет радужки не рассмотреть.
- Рассказывай, - повторяет настойчиво.
Не знаю, почему, но выкладываю опасному незнакомцу и про отчима, и про мать, проникшись нечаянным доверием к первому встречному.
Выслушав мою сумбурную исповедь, он протягивает мне руку без перчатки:
- Макс.
- Роза. - Снимаю варежку пожать его ладонь.
- Что это? - Макс поворачивает мою руку к свету, рассматривает пластыри. - Отчим? - Густые брови сведены к переносице.
- Нет. - Пытаюсь высвободить пальцы из его горячей хватки. - Просто хотела подавить эмоции. - Прячу взгляд.
- Это не метод, - строго. - И больше так не делай! Поняла?
- Да, - пристыжено.
- Давай другую руку. Заледенела вся. - Макс помогает избавиться от второй варежки, сжимает мои ладони в своих, даря тепло.
Сердце пропускает удар, на глаза наворачиваются слезы. Что это со мной?
- Переночуешь у меня, а там посмотрим, - заявляет мой новый знакомый.
- Но? - Не знаю, как сформулировать мысль.
- Не бойся. Тебе сколько?
- Тринадцать.
- У меня сестра твоего возраста, Света. Спать будешь в её комнате. Мама у нас мировая.
- Почему ты... - Всхлипываю, очи долу, чтобы скрыть счастливую влагу.
- Был на твоем месте. - Он обнимает меня за плечи. - Знаю, каково это, уйти из дома.
Трамвай останавливается, конечная. Я мешкаю, надевая варежки, спешу за Максом, почти спотыкаясь. Зря, он дожидается меня у подножки, галантно подает руку, помогает спуститься. С ним, определенно, что-то не так, диссонанс какой-то, выглядит гопником, а ведет себя рыцарем.
Макс перевешивает себе на плечо мою сумку:
- Кирпичи у тебя там, что ли? Как ты это таскаешь, Роза? - Мое имя в его устах звучит иначе, красиво, как в песне.
- Привыкла. - Улыбнуться б в ответ, но уголки губ упорно не желают подниматься в гримасу печали.
Пересекаем мрак от одной лужицы фонарного света до другой. Слева вдали точат дыры в ночном покрове редкие огни частного сектора. Справа создают световой шум многоэтажки, застя зрение космосу, наблюдающему за нами множеством глаз-звезд.
- Почему ты уходил из дома? - осмеливаюсь спросить нечаянного спасителя.
- Из-за отца. Не переживай, он с нами больше не живет. Закрыли его.
- Как закрыли? - удивляюсь речевому обороту.
- Сел он.
- За что?
- За грабеж. Жаль, не пожизненно.
Совесть не позволяет пытать его дальше, нехорошо копаться в чужой боли. Захочет, сам расскажет.
- Сколько тебе лет? - нейтральный вопрос, и интересно тоже.
- Восемнадцать будет в марте, восьмого. - Цифра названа неохотно, с едва заметным конфузом.
- Что, правда? А у меня четырнадцатого февраля бёздик, тоже в праздник.
- Хм, повезло нам. Кстати, поздравляю с прошедшим днем рождения! - Резкие тени, дети фонарного света и ночной мглы, очерчивают симпатичное лицо мистическим контрастом, придавая юноше лет и темного очарования.
- О, Гроза! - Из мрака выныривают три мужские фигуры, двое ровесники моего спутника, один значительно старше. Эти уж точно плохиши. - Ну чё, с нами?
- Позже приду, - отмахивается Макс.
- Кто это с тобой? Вроде не Света. - Старший меряет меня прицельным взглядом.
Дрожь крадется по телу от его интереса.
- Подруга её, - врет мой Рыцарь. - Сестра попросила встретить и проводить.
- А-а-а, тадЫ до скорого. - Предводитель растворяется во мраке, парни-тени за ним.
- Кто они? - спрашиваю, когда возобновляем движение.
- Районная шпана. Не обращай внимания.
Легко сказать! Не будь рядом Макса, эти шакалы каменных джунглей могли надругаться надо мной и ограбить. Второй раз за день меня посещает липкий страх осознания прошедшей мимо беды.
Сворачиваем с аллеи в сторону многоэтажек, по утоптанной тропинке сквозь лежалые сугробы углубляемся в лес панельных исполинов. Петляем, кружим. Пытаюсь запомнить дорогу, напрасно, даже приди сюда днем, не уверена, что повторю маршрут с моим топографическим кретинизмом.
Я боюсь новых мест, вернее, дорог к ним. "Вечно тебе поводырь нужен!" - упрекает меня Лидия, и она права, без проводника я вряд ли отважусь куда-нибудь поехать или пойти в первый раз. Но страх перед отчимом сегодня победил эту мою фобию.
Наконец-то мы у двери подъезда девятиэтажного дома, одного из длинной череды. Тусклая лампочка над входом охраняется металлической сеткой, заляпана чернилами для противокражной надежности. Кодовый замок, три кнопки затерты, вычисли последовательность - ты внутри. Макс нажимает их быстро, не успеваю запомнить.
Пара ступеней к лифту. Недолгое ожидание. Рокот расходящихся створок. Блеклый свет кабины. Положенное зеркало отсутствует. Кнопки этажей - что выжжено, что заменено жестянками, номеров не разобрать, дерзай наугад. Третий этаж, недолго ехать. Жаль. В моей пятиэтажке лифт не предусмотрен, потому не упускаю случая покататься вверх-вниз там, где возможно. Сегодня в торговом центре раз десять скользила в прозрачном плексигласе, обозревая фойе, этажи витрин бутиков, кафе, ресторанов, впускала в сознание мир роскоши, лоска, недоступный и чужой.
Половина площадки отгорожена стеной, за ней три двери в разные квартиры. Импровизированный тамбур полон хлама, ржавые санки, старый детский велик, обувь, в которой трое умерло. Макс отпирает дверь справа от общего входа. Хлопок по клавише, в тесной прихожей вспыхивает свет.
- Проходи. - Он пропускает меня вперед.
Из кухни выглядывает девчонка, очень симпатичная. Длинные светлые волосы собраны в хвост на макушке. Голубые глаза. Брови значительно темнее общей масти.
- Я, пожалуй, пойду. - Протискиваюсь мимо Рыцаря, присевшего на корточки расшнуровать берцы. В груди рождается панический смех, но гордость гонит в черноту ночи на растерзание шакальим стаям.
Макс поднимается, обнимает за плечи:
- Не дури, Цветочек. Сестра зубастая, но добрая, как мать. Идем, познакомлю.
Робко переступаю порог комнаты, куда убежала "зубастая". Старая мебель, потертые ковры на полу и стене, телевизор далеко не последних моделей, но чисто и по-своему уютно.
Света стоит спиной ко входу, загораживая инвалидное кресло, оборачивается:
- Вот она! - указывает на меня женщине в кресле.
У Макса мать-инвалид, а он еще меня на улице подобрал. Надо уходить, неправильно это, не должна я их стеснять-обременять. Пячусь, пока не упираюсь в стоящего позади Рыцаря.
- Мама, познакомься с Розой. - Макс подталкивает меня вперед, придавая смелости. - Роза, это Валентина Дмитриевна, - представляет женщину в кресле.
- Проходи, садись. - Она хлопает по дивану рядом со своим креслом. - Света, там у тебя на плите ничего не сгорит? - чуть строже. - Макс, помоги сестре, - более мягко, но настойчиво.
Подмигнув ободряюще, Рыцарь оставляет меня наедине с Валентиной Дмитриевной. Присаживаюсь на самый краешек дивана, чувствуя запредельную неловкость.
- Рассказывай, что с тобой произошло, - требует она так же, как сын давеча.
Нелегко пересказывать подобный стыд женщине возраста Лидии, жаловаться на жизнь инвалиду, на свою мать - другой матери. Валентина выслушивает мой скомканный отчет, в какой-то момент даже за руку меня берёт, глаза блестят влагой.
- Оставайся сколько захочешь, Роза, - её вердикт. - Но маме позвони, чтобы не волновалась.
- Лидия только обрадуется моей пропаже, - себе под нос.
- Мать есть мать, какой бы она ни была. Мы тоже ошибаемся. Кричим, порой зря. Попрекаем, не подумав. Но за ребенка глотки порвем, жизнью пожертвуем, если придется. - Пауза. - Сама в свое время узнаешь. Звони!
Извлекаю из кармана толстовки старенький мобильник, который пожертвовала мне Лидия после того, как Кеша одарил её новым смартфоном. Включаю, ввожу код. Несколько пропущенных звонков от отчима, и ни одного от матери. Нахожу в контактах её номер, вызов.
- Где ты шляешься? - орет трубка.
- Со мной все хорошо. - Стараюсь сохранять спокойствие.
- Марш домой! - бешеный крик.
- Нет! - резко в ответ. - Я не вернусь, пока там Иннокентий!
Мать ударяется в истерику, собираюсь прервать звонок.
- Позволь мне поговорить, - останавливает меня Валентина.
Передаю ей мобильник.
- Лидия, кажется? Послушайте! - перебивает она поток материнской брани.
- Ты еще кто такая? - ор, что даже мне слышно.
- Человек, которому небезразлична судьба вашей дочери. И пока вы не обезопасите своего ребенка от мужа, Роза будет жить у меня.
- Где это у тебя? В борделе? Учти, сука, я в полицию пойду! - не унимается Лидия, вгоняя меня в краску стыда.
- Это мы с Розой пойдем в полицию заявлять о сексуальных домогательствах вашего супруга к несовершеннолетней! - отрезает сурово Валентина Дмитриевна и жмет на отбой.
- Вы действительно пойдете в полицию? - спрашиваю робко.
- Пошла бы, да без толку это. Мне, как видишь, не помогли. - Взгляд на клетчатый плед, укрывающий неходячие ноги.
- Простите, что с вами произошло?
- Муж с балкона столкнул, - сухо до боли.
Леденею, распятая ужасом. Третий этаж! Вот же изверг! И Макса из дома выжил, и эту добрую женщину инвалидом сделал!
- Все готово. - Мой Рыцарь стоит на пороге, из-за плеча выглядывает сестра.
- Здесь накрывайте, - велит Валентина Дмитриевна, - места больше.
- Я помогу! - Вскакиваю с дивана, не дожидаясь возражений. Иду за Светой в кухню.
- Держи. - Она вручает мне тарелки. - Извини, если что не так сказала.
Похоже, Макс ввел её в курс моей беды, либо отчитал за негостеприимность.
- Бывает. - Прощаю её поникшими уголками губ.
Ужин проходит по-домашнему уютно, напоминая мне трапезы с бабулей и дедулей. Света трещит сорокой о некой Верке, которая её достала породой выскочки. Макс ест молча, изредка прося передать хлеб. Тетя Валя иногда одергивает дочь за нападки на одноклассницу, но чаще улыбается её шуткам. Света умеет развеселить, но на язык ей лучше не попадаться.
Сестра и брат, как день и ночь, полные противоположности. Он скрытен, молчалив, даже угрюм. Она веселая, разбитная, яркая и внешностью, и характером. Некоторые одноклассницы завидуют отсутствию у меня брата и сестры, со своими ладят как кошки с собаками. Но эти не из таких, они команда, связанная не только генами, но и общим бедами, радостями. Семья, такая, какой она должна быть.
Мы со Светой убираем со стола. Макс уходит, наверняка к тем шакалам, обещая вернуться до полуночи.
После мытья посуды и кухонной уборки Света ведет меня в свою комнату обустраиваться. Две кровати вдоль противоположных стен жмутся изголовьями к окну. Над ними бросают вызов вертикальным прямым косо развешанные постеры девичьих поп-кумиров, с одного блещет улыбкой Джастин Бибер, на другом целуется с микрофоном Дима Билан. Узкий шкаф несет оборону у двери, не давая той полностью открыться. Письменный стол подпирает подоконник, стул размежевывает кровати. Школьные учебники и тетради дремлют на столешнице хаотичной грудой, их покой сторожит выпотрошенная учебная сумка. В отличие от гостиной и кухни тут царит частично упорядоченный бардак.
- Это твоя кровать. - Хозяйка комнаты указывает на импровизированное подобие дивана с прислоненными к стене подушками-думками, вышитыми крестиком. - Там раньше Макс спал, когда я малой была. Теперь он в зале рядом с мамой на кресле-кровати ночует. Если надо что-то подать, принести, сама понимаешь.
Конечно, понимаю, инвалиду нужен уход, и эту тяжесть взвалил на себя мой Рыцарь и его сестра.
Выдав мне постельное белье, Света отправляется укладывать мать. Стелю постель. Подушки возвращаю на место вдоль стены, рассматривая красивую вышивку.
- Мамина работа. - Света застает меня за любованием рукоделия. - Говорит, помогает убить время. Только мулине дорогое, но Макс достает. Он у нас добытчик. - Она плюхается на свою кровать, ноги скрещивает по-турецки.
- Разве он не учится? - удивляюсь.
- Нет. Школу бросил еще в восьмом, даже аттестат не получил, так со справкой и ходит.
- Почему? - Макс показался мне образованным парнем, а тут вдруг справка.
- Из-за отца. - Вздох. - Да и не нужно ему, у него голова круче "Википедии", все знает, о чем ни спроси. Умник.
- Тем более надо учиться, в институт поступать.
- Мама то же говорит, а он заладил: "Света школу окончит, в институт поступит, тогда и поглядим". Так-то. Как он тебе? - Взгляд с прищуром.
- Ты о чем? - Делаю вид, что не понимаю.
- Нравится тебе Макс? - в лоб.
- Да, он симпатичный, - смущенно под таким напором.
- Вот! - Довольная улыбка. - У меня в классе все девчонки от него без ума. Даже выдра Верка пристает: "Дай его фотку!" Сама Чебурашка ушастая, а туда же, Макса ей подавай! Облезет убогая выскочка! А ты ему подходишь, - вгоняет она меня в краску. - Вы с ним будете отлично смотреться, красивая пара, Макс и Роза. Прямо вижу вашу свадьбу. Буду у тебя дружкой. Так же можно, чтобы сестра жениха была подружкой невесты?
- Наверное, - шепчу, не зная, куда деваться от нарисованных перспектив.
- Думаю, можно, - уверенно. - Кто нам запретит, да, Роза?
Нет, так дальше нельзя, меняем тему:
- Что произошло между Максом и отцом, почему он из дома уходил?
Теперь неловко ей:
- Ладно, расскажу. Ты же почти член семьи.
Тут бы закатить глаза, но ловлю себя на желании стать частью этой семьи.
Яркий летний полдень. Рыцарь выносит меня на руках из дверей ЗАГСа. Я в кровавом атласе, он в белом костюме с красной бабочкой. Света в розовой кисее слева от нас. Тетя Валя в красивом голубом платье и на своих двоих. Даже Лидия...
- Он мать бил, когда откинулся в очередной раз, - развеивает мои радужные мечты унылый голос Светы. - Я малая была, смутно помню, а Макс такой, как мы сейчас. Вступился он за маму, отец его и избил, сильно. Скорую вызвать не дал. Брат отлежался пару дней и сбежал. А мы остались. Отец лютовал, но меня не трогал. Однажды приходит домой пьяный и злой, мама белье на балконе развешивает, я рядом кручусь. Он отпихивает меня с дороги и на мать с кулаками, она уклоняется. Остального не видела, отец спиной закрыл, просто вскрик её слышала. Потом тетки на улице завопили: "Убили!"
Света вытирает рукавом кофты слезы, а я, ненормальная, отражаю улыбку Бибера, прикрываю рот рукой, чтобы не быть превратно истолкованной.
- С тех пор мама в кресле, перелом позвоночника, - заплаканный шепот. - Отца посадили, но не за это. Макс вернулся, в больницу пришел. Так и живем. Мама развелась официально. Надеюсь, этот урод к нам больше не явится.
Раньше считала, что мне не повезло, что только у меня трагедия, оказывается, есть те, кому гораздо хуже.
Макс возвращается к полуночи, как обещал. Мы с моей новой подругой и будущей золовкой не спим, общаемся, его дожидаясь. Делимся радостями и печалями, мечтаем сообща. Я выдаю свой эмоциональный секрет, что её совсем не отталкивает.
- Быстро спать! - шугает нас Макс, как поющих на крыше кошек раскат грома. - Утром в школу, забыла? - грозно сестре, оправдывая фамилию Грозовой.
Но мы еще долго шушукаемся, пока Морфей не увлекает нас в свои тенета.
Снится мне, что развешиваю на балконе белье. Пятилетняя девочка играет у моих ног. Влетает Макс, злой, пьяный, вышвыривает ребенка в комнату, кричит на меня, обвиняя в измене с каким-то там Стасом, и толкает через перила.
Вскидываюсь в липком поту. За окном темно. Лишь сопение Светы нарушает тишину. Схожу в туалет, раз уж проснулась.
На обратном пути натыкаюсь на внезапную преграду, большую и сильную - Макс. Заклеенные пластырем ладони упираются в твердую грудь, даже через футболку пальцы обжигает тепло его тела. Щеки реагируют вспышкой, благо, тьма скрывает мой стыд. Или нечто иное?
- Чего бродишь? - тихий голос у самого уха.
Вздрагиваю, вспоминая кошмар. Бред! Сон навеян повестью их семейной драмы, не более.
- Да так, - нейтрально. Не говорить жеу, что по нужде ходила, сам слышал ворчание сливного бачка.
- Идем в кухню. Разговор есть, раз не спится. - Макс будто чует мой настрой, что не усну больше. - Роза, - начинает он, усадив меня за стол напротив себя, - нужна информация о твоем отчиме, адрес мастерской, имя-отчество, фамилия, дата рождения, любые подробности, детали.
Выкладываю все, что знаю, даже предположениями делюсь.
- Зачем тебе это? - рискую спросить.
- Чтобы решить твою проблему раз и навсегда. - В глазах лед, будто в очи рока гляжу, неотвратимого и жестокого в своей вселенской справедливости.
Вернувшись в кровать, до утра не могу уснуть. В семь гремит будильник, срывая Свету с постели.
- Ненавижу этого гада! - Лупит она по кнопке. Трет глаза. - Настанет счастливый день, когда я утоплю его в ванной.
Она отправляется чистить зубы, а я валяюсь в постели, рассматривая блики света настольной лампы на потолке.
После завтрака Макс не велит мне ехать в школу, отчим может караулить меня у входа.
Света идет на учебу, Рыцарь отправляется по своим делам, а тетя Валя посвящает меня в премудрости вышивки крестиком.
Золовка возвращается в три. Обедаем без Макса. В этот раз готовлю я. Тете Вале и новой подруге нравится, хвалят искренне.
Макс приходит в семь вечера и сразу увлекает меня в кухню для серьезного разговора:
- Завтра можешь идти на занятия и домой.
- А как же отчим? - заикаюсь вопросом.
- С ним все улажено, забрал манатки и свалил из вашего дома.
- Как тебе это удалось? - удивленно.
- Поговорили по душам. Он оказался понятливым, - безэмоционально.
На следующий день возвращаюсь домой. Лидия на работе. Иннокентия нет. Заглядываю в их комнату, в шкаф. Вещи отчима отсутствуют. Он ушел! Ушел - песнь души. Ушел - слезы по щекам. Ушел-ушел - покачиваются пустые плечики в шкафу.
- Ушел! - кричит пьяная Лидия, вернувшись домой за полночь.
Да, мой кошмар ушел благодаря Максу, моему Рыцарю. Точно выйду за него замуж, и это не обсуждается!
*** Макс
- Чего приперся в такую рань? - зевает помятый Косяк на пороге головного офиса, трехкомнатной хаты, где он, считай, живет.
Босой, в одних трениках Шмаров нехотя сторонится, пропуская меня в квартиру.
- Девять уже. - Вхожу, толкнув бригадира в плечо с наколкой совокупляющейся парочки в оболочке сердца, любовь по-мужски, как говорит носитель. - Базар есть. - Двигаю в кухню обутым, хозяину плевать на чистоту пола, девки вымоют.
- Гроза, ну ты и борзый! Мы только в четыре угомонились. Горячая штучка эта новенькая, укатала меня. Гореть на работе будет. - Он усаживается за стол напротив меня. - Много бабла принесет. Ударница, мать её!
Шмаров зарабатывает на бабах, крышует шлюх, соответствует фамилии, так сказать, но на Шмаровоза обижается. До карьеры сутенера он в рынок дури пытался влезть, но его выпихнули прямо в больничку. С тех пор Косяк, и планы, и неудачи в одной кликухе. Братва шутит: "Накосячил в косяках".
Откинувшись с малолетки, он поймал момент криминального вакуума после очередной войны банд. Собрав "осиротевших" пацанов и прочую районную шпану, провозгласил себя бригадиром, а нас - бригадой. Мне тогда и четырнадцати не было, но мать с сестрой обеспечивать надо. Косяк обещал бабло, много и быстро. Поначалу мобилы тырили, потом дурь толкали, вернее, предприняли отчаянную и глупую попытку, теперь вот шлюхи.
Косяк подбирает девушек из неблагополучных семей, согласных на торговлю телом. Он перец осторожный, загреметь за совращение малолетних не рвется, следит, чтобы всем работницам интима было восемнадцать, если не считать Катерину по кличке Губки, полученную ею за чувственный и рабочий рот, но там особый случай. Шмаров и ментам отстегивает, и девок отправляет на "субботники" в отделение.
В кухню заглядывает голая девица. Сисек почти нет. Сережка в пупке блещет, поймав луч. На бритом лобке наколка головы кошки, пара завитков оставлена над заметно выпирающим клитором - кошачьи усы. Выбеленные короткие волосы на голове торчат в разные стороны. Тушь осыпалась синяками под глазами. Видел вчера эту белоснежку, мельком перед уходом. Имени не знаю, но кликуху слышал, Снежок.
- Привет, красавчик! - Улыбка опытной прелюбодейки. Упор руками в столешницу, спина прогнута, и там тату, кошачий хвост, берущий свое начало из смычки полушарий попы.
- Чего тебе? - Колян отшивает шлепок пониже хвоста. - Мало, Киса? Желаешь и Грозу приласкать?
- Вообще-то, мне пить охота, сушняк давит. - Томный взгляд на меня: - Потом можно и с тобой познакомиться поближе. - Язык скользит по тонковатым губам, сверкнув шариками пирсинга.
- Макс, рекомендую. - Косяк по-хозяйски оглаживает девицу. - Можем на троих сообразить. Ты не против, Снежок?
- Я и десяток обслуживала за раз! - Ударница секс-индустрии обходит стол, полощет грязный стакан, набирает воду из чайника, жадно поглощает. - Щас кисулю подмою и вся ваша, парни. - Покидает кухню, покачивая бедрами.
- Как она тебе? Между прочим, категория ВИП, три порта рабочие. Сертифицирую, профи! - Знаток оттопыривает большой палец.
- Хм! - Надо же, какие мы слова знаем, "сертифицирует" он!
- Чё-то ты разборчивым стал, Макс. - Прищур. - Девка чистая, справку показала. Ты же знаешь, я подзаборную шмарь на работу не беру и на собеседования не зову.
- Не о том речь. Сперва дело, потом бабы.
- Так бабы и есть мое дело, - ржет он. - Ладно, - усмиряет хохот, - говори, что за базар у тебя ко мне.
Я прикрываю кухонную дверь, в ванной шумит вода, но лишняя предосторожность не помешает.
- Есть один урод, с которым потолковать конкретно надо. Но у него, похоже, крыша есть. Ты ту бригаду знаешь, тачку они тебе подогнали.
- Ты про Васяту с Кировки? - смекает Косяк.
- Там еще кто-то тачками занимается? - не без сарказма.
- Не юли! - Кривит рот. - Сказал, похоже, значит, не уверен.
- У того кента автомастерская в Кировском и бабла многовато для честного бизнеса.
- Да, Васята конкурентов на своей земле не терпит. Говори имя кента, название мастерской.
- Иннокентий Петрович Бельский. Кликуху не знаю. СТО "Автостоп".
Стук в матовое стекло кухонной двери прерывает наш деловой базар:
- Парни, пора сушить мокренькую кисоньку! Жду-у-у! - Снежок отчаливает на рабочее место.
- Иди, Макс, потри ей киску, а я пока с Васятой побазарю. - Бригадир достает мобильник из адидасовских треников.
Он тип общительный, контакты налаживать умеет, благодаря чему еще не вышибли из криминала акулы поавторитетней. Коммуникабельность дополняет осторожность, все связи Шмаров держит при себе, за трон боится. Особо меня опасается из-за способностей, потому и выпроваживает, чтобы не услышал чего лишнего, не сделал выводы.
В спальне Снежок развалилась на кровати, демонстрируя прелести. У неё вся промежность татуирована под кошачье брюхо, непропорционально короткие лапы поджаты по бокам створок рая, анус аккурат там, где у кошки своя киска.
- Помочь раздеться, красавчик? - "Кошатница" приподнимается на локтях.
- Сам справлюсь. - Снимаю толстовку через голову, бросаю на стоящий у двери стул. - Зови меня Макс.
- Снежана. - Она улыбается, в этот раз вполне искренне, без шмаровских ужимок.
Девица залетная, не встречал её раньше в нашем районе. Шлюхи Косяка любят за нормальное обращение и условия, летят к нему ночные бабочки отовсюду.
После фиаско с дурью Колян последнее бабло вложил в эту хату, сделав её первым офисом, то бишь борделем, если девочкам клиента повести некуда. По мере раскрутки он скупал у алкашей жилплощадь за бесценок, облагораживал косметическим ремонтом и пускал в дело. Шлюх там же селил, если кому жить негде, и чтоб чистоту поддерживали. Всем удобно, девки живут без отрыва от производства, Косяк экономит на уборщицах. Сейчас за ним десяток офисов. Клиентура по всему городу. Двадцать три сотрудницы, и, судя по давешнему отзыву, передо мной двадцать четвертая.
У Шмарова грандиозные планы развития бизнеса. Недавно он приобрел у вдовы одного убиенного авторитета недостроенную дачу, здесь недалеко, на окраине частного сектора, что за пустырем. Хочет элит-эскорт открыть для особых клиентов, но пока это только проект.
Официально Косяк проживает в том же поселке, в частном доме, но там жена с дочкой, а он здесь. Брак Шмарова хоть и существует на бумаге, давно пустая формальность.
Снежок отрабатывает от и до, подтвердив ВИП-сертификат. Косяк появляется к моей разгрузке. Не остаюсь с ними, сваливаю в кухню чаевничать, не фанат групповухи. Баба должна быть моя, хотя бы пока её имею.
Выпроводив новую сотрудницу, Колян присоединяется ко мне:
- Васята бабло потребовал за общение с тем кентом. Белка у них ценный кадр. Если базар причинит ему ущерб, братве нужна компенсация. Усек?
- Сколько? - Тараню его взглядом.
- У тебя столько нет.
- А у тебя?
- Хочешь моим должником стать? - заинтересованно.
- Отработаю, - сквозь зубы.
- Лады! Васята с братвой обычно обедают в "Трех толстяках". Подрулим туда к часу, после хавки человек добреет, к базару расположен. Тут нужно поймать правильный момент.
В полпервого покидаем пустой офис, до вечера сотрудницы клиентов редко приводят. Черный Jeep Cherokee рассекает талую дорожную хлябь. Крутая у бригадира тачка, правда, краденая, перепроданная, только поэтому он и смог её себе позволить. Против закона жанра не попрешь, у сутенера обязан быть шикарный шмаровоз.
- Так чё тебе этот кент сделал? - Косяк косится на меня через зеркало заднего вида.
- Не мне.
- Кому? Свете? - обеспокоенное напряжение.
Что-то часто в последнее время он поминает мою сестру. С чего вдруг?
- Нет. - Не рвусь распространяться о причинах.
- Слышь, Макс! Не темни! Ты мой пацан, если что, мне отвечать. У Васяты серьезная братва и базар серьезный. Я должен знать, на что подписываюсь.
- Человеку одному надо помочь.
- Человеку, говоришь. Когда это ты людям помогал? Семья - да, для тебя святое, а на остальных насрать. Я ж тебя как облупленного знаю. Так что за человечек?
Молчу.
- Тогда колись, какого хера кента этого прессовать будем! Васята об этом спросит, а я не в курсах. Сечёшь? Как бы конфуз не вышел.
- Педофил он.
- Чё? Ага! Так ты ту малолетку защищаешь, сеструхину подружку, с которой я тебя вчера видел.
Не комментирую, и так сказал больше, чем следовало.
- Оно конечно, таких уродов мочить надо. Но знаешь, сколько любителей ранней клубнички? Девке той тринадцать, четырнадцать? Самое оно для старта.
- Заткнись! - рычу. - Она ровесница Светы!
- Чё ты? - удивлённо. - Я чё, не прав? Пойди сыщи целку после четырнадцати, разве что уродку найдешь. Чем краше девка, тем раньше её чпокнут. А эта подруга прямо персик, и Светка - конфетка, за такой смотреть в оба надо.
Кулаки зудят врезать ему, но тварь баранку крутит:
- Если к сеструхе сунешься... - Продолжать угрозу не вижу смысла, чем неопределенней, тем страшнее.
- Охолонь! Я те не педофил гребаный, чтобы малолеткам плевы рвать! У меня самого дочка растет. Просто совет даю, чтобы следил за девкой.
И не надейся залить в уши! Твой интерес к сестре я уже срисовал. Близко не подпущу. Даже когда подрастет, ты её не получишь.
- А как же Катя? Чем она тебе не малолетка? - интересуюсь едко.
- Ты чё, забыл? Ты ж у нас все помнишь, умник! Губки с тринадцати хрены сосала на объездной. На коленях передо мной ползала, умоляла, чтобы взял её. Жить негде, жрет с помойки. Да я доброе дело для девки сделал.
- Ага, на работу пристроил, благодетель, - продолжаю третировать гада.
- И чё? Не на меня, так на другого пахала бы! Губки - шлюха от бога, призвание у неё такое, по-другому не умеет и не желает.
- А ты, значит, знаток психологии?
- Не гунди, защитник малолеток! Иные сами ноги раздвигают, как только кровью пачкать трусы начнут, без всяких там педофилов!
- Роза не из таких!
- Роза? Без балды? Чё, имя такое? Или кликуха?
- Имя. - Уже сожалею, что ляпнул.
- Да-а-а, хороша Розочка!
- Заткнись! - рявкаю.
- Чё, запал? Так ты ж малолеток не тягаешь. Или у этой особый статус?
- Верно подметил. Роза моя! - Глупо скрывать очевидное, ради Цветочка я на долг подписался. Знаю, каково это, попасть в лапы извращенца. На себе испытал, когда из дома ушел и жил среди бомжей. А Роза такая доверчивая, слабая, за себя постоять, как я тогда, не сумеет. Отдать её на растерзание педофилу - себя предать. Моя она, и точка!
На парковке у ресторана "Три толстяка" гелик и пара джипов, автобратва обедает. Прогноз Косяка подтвердился.
- На кой вам Белка? - Бритый верзила, вертя хрупкую чайную чашку во внушительной клешне, взирает на нас из-за стола, Васята собственной персоной.
Шмаров сидит напротив хозяина территории, я стою за спиной бригадира.
- Ты хоть знаешь, чем он балуется в свободное от пахоты время? - интересуется Колян.
- Ай-я-яй! Извращенца пригрел ты на груди, уважаемый Василий Авдеевич.
- Чё, шлюху твою попортил?
- Не шлюху, а ребенка, - многозначительно.
- Ладно. Прессони извращенца. Но условие есть. - Васята морщит лоб, решая, говорить или нет. - В последнее время Белка баблом сорить стал. Бабу свою приодел и прочее. Короче, есть подозрение, что крысятничает он или левак завел. Пацаны за ним приглядывают, но доказухи пока нет.
- Тебе её выбить? - Шмаров подается вперед.
- Пустые предъявы, уважаемый Николай Андреевич, авторитет подрывают. Если этого зазря трясону, другие веру потеряют, борзеть начнут. А ты человек посторонний, со своими личными претензиями к Белке подвалишь, я и не при делах как бы.
- Лады. Расспрошу я твоего пахаря дополнительно. Если чист, плачу, как договаривались, если расколю, расходимся краями.
- Ишь, чего захотел. - Кировский авторитет щерится прокуренными зубами. - Поглядим. Только не злобствуй особо. Я сам Белку поучить хочу, если он крысой заделался.
- Дышать будет, через раз. - Косяк встает из-за стола. - Бывай, Васята.
- И тебе кровью не харкать.
Выходим на воздух. Солнце спряталось. Тучи тяжелые, снег будет.
- Хитер Васята, - констатирую по пути к машине. - И бабло гони, и доказуху выбей.
- Бизнес такой, рвем по максимуму, а то сожрут другие максималисты.
СТО "Автостоп" - убогое место, несколько гаражей друг за другом, из тех, что раньше строили гаражные кооперативы, фасад выкрашен черным, посередине вывеска, багровым по белому. Бельский на работе, как и двое его помощников. Наедем здесь, могут за монтировки взяться.
- Узнаю эту тачку, - сообщает владелец СТО у джипа. - Номер на движке перебивал, рихтовал. Думал, Василий Авдеевич её продал.
- Так и есть, - отвечает Косяк. - А я купил.
Педофил не без опаски занимает заднее сиденье, будто чует неладное вопреки заявлению крыши.
- Куда мы? - интересуется будущая жертва разборки на выезде из Кировки.
- За город. Бригадир тебе одно место показать хочет, - водит за нос Бельского Шмаров.
Высадка в посадке за городом. Накатанная грунтовка, на которую свернули минут пять назад, ведет неизвестно куда, но, судя по утрамбованному снегу, транспорт здесь периодически ходит. Снежная пелена укрыла мир призрачной тишиной, лишь редкие звуки пролетающих по трассе машин будоражат слух.
- Зачем вы меня сюда привезли? - беспокоится Бельский. - Где Василий Авдеевич? - Взгляд скачет то на меня, то на Коляна, то вокруг, ища пути к отступлению.
- Слышь, ты, Кеша-попугай! - Шмаров прет на обескураженную жертву.
Извращенец резво прыгает вбок и дёру по сугробам. Догоняю, валю, колено на грудь. Косяк подтягивается.
- Вы чего, пацаны? - хрипит Попугай. Кадык ходуном. Зенки из орбит.
- А то ты не в курсах? - Шмаров склоняется над ним. - Левачишь, падла, или крысой заделался?
- Нет! - курлычет Бельский.
- Пощекочи его, - велит мне бригадир. - Посмотрим, изврат, как ты на щекотку реагируешь.
Выкидуха с пиковым тузом на рукояти, отцовское наследие, щелкает, выпуская стальное перо. Приставляю лезвие к паху извращенца. Бельский пытается прикрыться руками, Косяк перехватывает его конечности. Педофил взбрыкивает. Колю его в гульфик, слегка, пока. Он воет дурным попугаем, темное пятно мочи расползается по штанам.
- Еще пощекотать? - злой шепот Косяка перекрывает стенания ссыкуна.
- Не-е-е-т! - протяжным всхлипом. - Я все скажу, все! - Бельский косится на меня безумным взглядом. - Только не надо больше!
- Ишь, как яйца бережет, педофилина! Чё, и дальше хочешь детишек чпокать? Колись! - требует Шмаров. - А то щас избавим тебя от такой радости!
Перепуганный Кеша сливает источник своего левака. Васяту задумал сместить Брыль с Петровки, нашел стукача в его стане, предельно заинтересованного в бабле любителя малолеток.
- В общем так, - решает Косяк, - монатки соберешь и валишь из города, пока мы с отчетом к Васяте едем. И помни нашу доброту, извращенец!
- Да, пацаны, спасибо, - икает жертва наезда.
Подбрасываем Бельского к подъезду, терпя амбре его мочи. Ждём на стоянке у дома Розы, открыв двери настежь, чтобы проветрить авто. Косяк выбирается покурить, я присоединяюсь, лучше вдыхать сигаретный дым на морозе, чем задыхаться последствиями чужого страха в тепле.
Проводив обещающими расправу взглядами торопливую фигуру извращенца, катящего за собой чемодан, отправляемся в "Три толстяка". Дело сделано, а вонь осталась.
По субботам в школе мало уроков, уже в полдень я дома, а Лидия только пробудилась после алкогольной анестезии, рычит, плюется ядом, обвиняя во всем меня. Игнорирую, спасаясь наушниками, это её добивает, вырывает средство слуховой защиты вместе с телефоном и в стену со всей дури. Брызжет частями хрупкий прибор. Она заносит руку для пощечины, останавливаю её взглядом, мое уверенное спокойствие против вспышки её ярости.
Влив в себя литр кофе, Лидия уходит искать Кешу. У меня паническая атака, вдруг педофил отыщется. Лишь она за порог, пытаюсь реанимировать мобильник, тщетно, а там контакт Макса. На глаза попадается коробка с подарком отчима. Преодолев брезгливость, беру проклятый гаджет, цену моей благосклонности. Зарядник в сеть. Симку в новый дом, уцелела, хоть в этом повезло.
Рыцарь отвечает после первого же гудка.
- Мать пошла искать отчима. Хочет его вернуть, - без приветствия, сразу в карьер, потакая нервным смешкам.
- Пусть ищет. - По тону понятно, что Иннокентий сбежал не только от нас и не к себе на прежнюю квартиру, Лидии его не найти.
- Можно к вам? - осмеливаюсь напроситься в гости после выдоха облегчения.
- Конечно, Цветочек. Я за тобой заеду. Через час устроит?
- Да. Жду! - Прерываю звонок и кружусь по комнате, из глаз слезы.
Рыцарь является минута в минуту. На правах радушной хозяйки зову его чаёвничать.
- Макс, у тебя девушка есть? - выпаливаю, удивляясь своей смелости. Вот и сиди теперь перед ним красным помидором, дурында!
- Нет. - Он отставляет чашку, смотрит в глаза. - Подожду, когда ты подрастешь.
Опускаю голову, пышу жаром, словно пирожок, только из печи вынутый. Хочу сбежать, спрятаться от стыда. Или это не стыд? Жаркие слезы на глазах. Мну пальцы, срывая пластыри. Горю-полыхаю. Неужели это любовь?
Макс обходит стол, присаживается на корточки подле меня, берет мои руки:
- Если ты не против, мой Цветочек?
Качаю головой, говорить не могу, даже встретиться с ним взглядом не смею. Вдруг понимаю, что мое качание можно истолковать превратно.
- Да, я согласна. - Отваживаюсь посмотреть на моего Рыцаря, на его лице довольная улыбка, по-мальчишески яркая.
Макс подхватывает меня, занимает мой стул, усаживает к себе на колени, обнимает. Уткнувшись носом ему в шею, плачу. Объятия крепче. Поцелуй в макушку. Так и сидим, без понятия, как долго.
- Теперь ты меня поцелуешь? - Утираю слезы, взгляд приклеиваются к его губам.
Каково это, поцелуй моего парня? Хочу ощутить его губы на своих, попробовать вкус, смыть кислоту мерзкого касания отчима поцелуем моего Рыцаря, но получаю банальное чмоканье в лоб, на что возмущаюсь.
- Когда шестнадцать стукнет, тогда и поцелую. - Макс будто дразнит меня.
- Это долго! Целых три года! Я уже не ребенок! - с упреком. - Девчонки из класса вовсю сосутся с парнями.
Он напрягается, мышцы на руках тверже камня:
- Сама видела, или они так говорят?
- Говорят. - Глаза долу.
- Врут твои девчонки. Хвастаются. А если нет, то не слушай их, не будь такой, как они, как все.
- А какой быть? - робко.
- Собой. Просто оставайся собой, мой нежный, чистый Цветочек. - Снова касание губ ко лбу, но более долгое.
Я ощущаю в себе нечто странное, что словами не передать. Может, это воспетое литераторами томление, предвкушение чего-то неведомого, запретного, даже порочного, но притягательного.
Света и тетя Валя мне рады. Снова семейный ужин в гостиной под нескончаемый аккомпанемент шуток Золовки. Я соглашаюсь переночевать у Грозовых, уступив уговорам новой подруги. Остаток вечера потрачен на просмотр старой кинокартины, за сюжетом почти не слежу, тепло сидящего рядом Макса уводит в мечты о будущем, где мне шестнадцать, где наши губы встречаются многократно, где его руки обжигают мои плечи, заставляя дрожать и пылать до слез, которые и так катятся по моим щекам от счастья быть рядом с ним.
За весь вечер я ни разу не позвонила Лидии, она мне тоже, что совсем не огорчает, не хочу слышать ядовитое шипение, тем более тут, в убежище, где мой дух отдыхает, парит в радости и любви. Пусть все неурядицы и треволнения остаются там, дома.
С того скандала у нас с родительницей бойкот. Она если и выдает реплики, то в сильном подпитии, но лучше б молчала. Из её невнятных откровений узнаю об абортах, разбитых сердцах, поруганных надеждах, втоптанных в грязь обыденности мечтах и о своем имени тоже.
Не найдя Иннокентия ни на работе, ни у родни, мать идет в полицию подавать мужа в розыск, одна, ни сестра отчима, ни его племянница энтузиазма Лидии не поддержали. Догадываюсь, почему. Вике четырнадцать, не исключено, что урод и к ней приставал. Только у неё мать, как мать, защитила, не то что моя.
Макс заходит довольно часто, присылает sms, звонит редко. Выходные я провожу с ним и Светой. Поход в кино и кафе-мороженое, будто мы дети.
- Еще на мультики нас своди, - шутливо возмущается Света.
- Обязательно, на "Барбоскиных" к телику, - обещает Макс с улыбкой изувера, чем вызывает взрыв искрометного юмора сестры.
Близится восьмое марта, день рождения Рыцаря, не просто очередной бёздик, а совершеннолетие. Что же ему подарить с учетом скудной наличности? Решение приходит спонтанно, когда мы со Светой, улизнув из-под опеки Макса, набредаем на лавку именных подарков в том самом торговом центре, где коротала время побега.
Выбор невелик, чашка или футболка с индивидуальной надписью. Брошенная монета определяет, мне - футболка, Свете - чашка.
Что написать? Подруга ограничивается лаконичной "18". Я пытаюсь обыграть слово "рыцарь". Рыцарь улиц - претенциозно и пафосно. Кто будет носить футболку с такой надписью? Только не Макс с его вдумчивой скрытностью. Парень-продавец предлагает изобразить Дон Кихота. Отметаю, этот чудик лишь мнил себя рыцарем, сражаясь с ветряными мельницами, а Макс победил реального злодея. Обработанная особым образом фотография Орландо Блума из "Царство небесное" тоже не то. Мой Рыцарь не девчонка, чтобы носить девчачьего кумира. Промучившись с полчаса, изрядно разозлив продавца и повеселив Свету, выбираю "Мой Рыцарь". Глупо, знаю, но других вариантов не нашлось на полях моей фантазии, в этом отношении почему-то оскудевших.
Дело за цветом, черный, белый или туркиз, то есть бирюзовый. Белый - банальщина. Черный - мрачно. Бирюза в остатке. У именинника глаза-хамелеоны, в черном - темно-серые, в синем - синие, в белом - серо-зелено-желтые трехцветки, такие, какие есть. Любопытно, приобретут ли они цвет южных морей в этой футболке? Света следует моему выбору цвета.
Ожидание готовности заказа скрашиваем прогулкой по супермаркету. Красного свадебного платья в витрине салона "Инга" нет, а жаль, хотелось показать его будущей золовке.
Наконец-то восьмое марта. Девочкам тюльпаны с мимозой, Максу футболка с чашкой. Растроганный именинник виду не подает, хмурится. Вдвоем со Светой уговариваем его надеть обновку. Глаза у Макса в ней, и правда, бирюза. Век смотрела бы, не отрываясь.
*** Макс
- Слышь, Гроза, дело есть. - Косяк манит меня в кухню, едва переступаю порог головного офиса.
Судя по доносящимся звукам, остальные комнаты заняты работой.
- Ну? - Занимаю место за кухонным столом напротив бригадира.
- Короче, проблема у меня нарисовалась. - Локти на столешницу, пальцы в замок. - Не хотел пацанов посвящать, но с твоей помощью и не придется. Пора вернуть долг, Макс.
- Конкретней. - Напрягаюсь, Шмаров мягко стелет, да жестко спать.
- Менты меня прижали, но не наши. Следак из прокуратуры или этого их, Следственного комитета, Колмыкин, мать его, гад неподкупный, чистюля, сука! - Пауза на подавление гнева. - Короче, прижал конкретно. Гриня не отмажет, если до суда дойдет.
Гриня, Григорий Ставров, он же Ставр - наш адвокат по всяким форс-мажорам, зубатый питбуль, даже похож на эту песью породу, лысый пузан-коротышка на тонких ножках, глаза темные, въедливые кругляши.
- Причина? - Уже догадываясь об ответе.
- Сталкер! Сука! Свидетель, дедок, вызвавший ментов, ветеран конвойных войск, - цензура, - срисовал меня. Падла! - Сопение. - Опознать, правда, не смог. Гриня надавил, какое у вас зрение, как хорошо зырите в темноте, и прочие придирки. Старый пердун не решился на меня указать. Да и не мог он тогда ничего рассмотреть. Но Колмыкин, грёбаный клещ, вцепился, мотив у меня, видите ли, есть.
Догадка оказалась верна. Дело было прошлой осенью. В течение месяца избили трех работниц, серьезно, до больнички. Некий урод, прикрывающий рожу цветастым бабским платком, повязанным на манер грабителей Дикого Запада, подкарауливал проституток у хат для свиданий, оглушал, тащил в какую-нибудь дыру и метелил. Сперва Косяк думал, что дело рук конкурента, вознамерившегося выпихнуть его из бизнеса, но тут нам никто помех не чинил, авторитеты слово дали.
Проститутки объявили забастовку, на вызовы ездим только с охраной, в "офисах" вообще не обслуживаем. Даже те, кто проживал в борделях, съехали на съемные квартиры. Косяк это принял в ущерб бизнесу. Потерпевшие на работу возвращаться отказались, решив сменить ремесло. Колян отпустил, даже компенсацию выплатил, чтобы других работниц успокоить, но ходил злой, на всех срывался. Нападения подрывали его авторитет, а сделать он ничего не мог, пойди найди того сталкера.
Тогда я и проявил себя ищейкой, вычислил шизика, поехавшего на религии. Побоями урод наставлял блудниц на путь истинный. Реальный шизофреник с весенне-осенними обострениями. Но доказательств нет, лишь мои догадки и выводы.
Решено было ловить урода на живца. Проститутки наотрез отказались рисковать своим телом, но не все, две девицы покусилась на обещанную бригадиром награду, месячный all inclusive в Турции. Ириска, подруга одной из избитых, глава профсоюза работниц интима, тоже проявила отвагу, согласившись на авантюру.
Разбившаяся на двойки, братва неделю дежурила под "офисами", пока шизик не выполз из своей норы. Повезло нам с Косяком. Когда сталкер, вынырнув из тени, тюкнул за ухом Ириску, замечу, весьма профессионально, Колян пришел в дикий раж. Дальнейшее развивалось стоп-кадрами. Вот урод тащит падшую женщину в темноту подворотни. Косяк за ним, спотыкается о кусок ржавой трубы, падает руками на асфальт, оглашая темноту двора отборным матом. Чудик бросает Ириску и деру. Косяк хватает злополучную трубу, бежит догонять.
Я привел в чувства живца. Ириска просила не бросать её одну, но ей уже ничего не угрожало, а бригадиру могла понадобиться помощь. Контуженный сталкер имел боевой опыт, как поведал мне его сосед-алкоголик за бутылку "Прохоровки".
Я застал Шмарова у гаражей, силуэт с трубой в руке на краю фонарного света, сталкер у его ног в позе зародыша, контрольный удар по голове. Скрежет двери одного из гаражей дал сигнал бригадиру валить. Трубу он не бросил, важная улика, если что.
И вот это "что" настигло убийцу. Косяк замочил-таки чокнутого сталкера. Тот отбросил коньки в неотложке по пути в больницу. Шмаров узнал об этом по своим каналам еще тогда, осенью.
Казалось бы, все шито-крыто, прикончила шпана убогого, бывает, очередной висяк для наших ментов. Но сталкер, как выяснилось, приходился прокурору племянником. За расследование взялся Следственный комитет.
Дело шьют Косяку уже третий месяц, но улик недостаточно. Гриня пыхтит, отрабатывая свое бабло и бесплатный тариф на девочек. Но прокурору позарез нужен козел отпущения, либо это гражданин Шмаров, либо кто-то другой, к примеру, я, его должник.
- Короче, Гроза, возьмешь все на себя. Гриня представит тебя в лучшем свете, девушку защищал от извращенца, но силу не рассчитал. Рыцарский поступок, и все такой. Ты ж у нас рыцарь, да, Макс? - ухмыляется гад.
Я сам виноват, носил Розин подарок. Переодевался в качалке, пацаны заметили, ржач подняли: "Ты смотри, Мой Рыцарь! Сюси-пуси, Максичка!"
- Ириска подтвердит, свидетельницей пойдет, - продолжает Косяк. - С ней я уже перетер. Покочевряжилась чуток, но уломал. Вот же бабы, вечно ломаются!
- На мне мать и сестра, - прерываю поток его философствования.
- И долг, который платежом красен. За своих не переживай, не брошу. Свету после школы в институт пристрою, если к тому времени не откинешься.
- Еще один долг? - холодно.
- Обижаешь, братан! Я своих пацанов не бросаю, их родню тоже, если кто на нары пойдет.
А меня, значит, бросаешь, падла двуличная, на нары!
- Хм. Лучше я сам о них позабочусь, здесь, на воле.
- Макс, тебя все равно в армию загребут, не сегодня, так завтра.
- Там год, а за мокруху червонец, в лучшем случае.
- Год, говоришь. Три не хошь?
- На контракт не подпишусь.
- Заставят. Ты ж не задохлик какой, отборный товар. Глянь на себя, готовый вэдэвэшник. С такими базар короткий, подписывай или дисбат. А это даже не малолетка, в разы хуже, махаться будешь каждый день, Карася спроси.
- Три года не десять, - гну свое.
- Ага, два из которых в горячих точках. Вернешься домой в цинке, как Санька, одноклассник мой, дружбан детства. Меня на малолетку, его в армию. Я перед тобой сижу, чаи гоняю, а он в могиле червей кормит. Сечешь разницу? А на зоне тебе, считай, курорт с такой-то статьей. Да и я словечко кому надо замолвлю, чтоб не петушили тебя, как своего приняли.
- Чего сам на зону не рвешься, если там так сладко? - едко.
- А на кого я девок оставлю и вас, пацанов? На тебя, Макс? Так ты еще сопля, хоть и умник. Мозги есть, а с людьми добазариваться не умеешь. Подрасти чуток, на зоне почалься, глядишь, авторитетом станешь со своими талантами. А пока вам без меня кердык.
- Спорно. - Руки на груди.
- Не жалеешь ты бригадира, Гроза. А ведь я тебя на тот червонец старше. Выйду, почти сороковник, а тебе столько же, сколько мне сейчас, будет, если не меньше. У тебя ж первая ходка, а у меня рецидив, упрячут по полной, а тебе скостят.
- Не факт, если сталкер прокурорский племяш.
- В общем, так, Макс! - Хлопок по столу, прекращая прения. - Гриня говорит, ты лучший кандидат. Во-первых, был там, все видел, сможешь следаку расписать картину маслом. Во-вторых, мы с тобой одной комплекции. Дедок меня не опознал, а тебя может, если Гриня давить не станет. Явка с повинной и чистосердечное признание тоже плюс. Еще даму защищал, что благородно. Первая ходка, опять же. Об условке базара нет, но срок могут скостить вполовину. А там досрочка за хорошее поведение, что можно устроить за бабло.
Сверлю бригадира недобрым взглядом, но умом понимаю, прав он во всех своих аргументах, добропорядочная жизнь мне давно заказана.
Исчерпав доводы, Шмаров пускает в ход пряник:
- Выйдешь, я тебя не забуду, если выше поднимусь, девок тебе оставлю. Или чё ты там хочешь?
Молчу, что ему явно не нравится, сопит, отхлебывая давно остывший чай.
- Считай это своим университетом, Макс, с криминальным дипломом на выходе и авторитетной карьерой опосля.
- Хорошо, - выталкиваю из себя непростое решение. - Но есть одно условие, нужны гарантии, что Бельский не вернется.
- Педофилина, что ли? Забудь. - Взмах руки. - Четвертовали его.
- Что? - Может, ослышался.
- То! Поймал попугайчика кот Васята, перышки повыщипывал, лапки с крылышками повыдергивал, потом головку оттяпал и Брылю послал в подарочной упаковке.
- Откуда знаешь?
- Присутствовал, потому как в этом деле замазан. - Кривится. - Зрелище не для слабонервных. Васята тот еще фрукт, прется по всякой средневековой жути, больной на всю голову. Братва его до уссачки боится за такие показательные фокусы.
- Ты не говорил.
- О таком даже вспоминать неохота, не то что лясы точить. Одно скажу, до того, как попугай лапки откинул, много чего напел. Педофилина он со стажем. Еще в Первопрестольной начинал, когда таксовал. Ловил малолеток из алкашных семей, ну и, сам понимаешь. Когда менты ему на пятки наступать стали, дернул сюда. Поначалу держался, малолетних шлюх снимал. Потом на племянницу полез, сестра его из дома и выставила. Тогда он крысятничать начал, бабла ему не хватало. Потом бабу нашел, малохольную библиотекаршу, подцепил из-за дочки, Розочки твоей. Такие дела, Макс.
- Ясно.
- Не боись ты за свою Розу, и за ней присмотрю, братве из Кировки за слово замолвлю, чтобы не трогали девку.
Киваю, подавляя желание перерезать падле глотку, батина выкидуха так и просится в руку, но его предложение имеет смысл. Роза без отца, с чокнутой мамашей, считай, одна. Красавицей растет. Такие упыри, как мы, мимо не пройдем без особой причины.
- Вот и добазарились, - радуется Косяк.
Выхожу из офиса, предвкушая разговор с семьей, реакция обещает быть бурной. Сам до конца не верю, что подписался. Можно попытаться вывернуться. Одному удастся, но не с сестрой-малолеткой и матерью-инвалидом. Сбегу, Косяк мой долг на Свету повесит, если не сядет, если найдет еще одного дурака, как я. Понятно, как сестре возвращать мой кредит придется. Нет, в бега нельзя. А если останусь, и бригадира закроют, то любой соседский авторитет нас разгонит или под землю загонит, только рыпнись, девок присвоит, без вариантов. В армию меня могут не взять из-за семейных обстоятельств и при наличии солидной взятки, на которую бабла нет. Значит, здравствуй, горячая точка, если совсем не повезет. И не стоит отмахиваться от долга, его никто не отменит, как и уповать на безвременную кончину Косяка на зоне, он перец крепкий, выйдет и предъявит мне счет по полной. Тут либо когти рви, либо сам его мочи.
Дома дожидаюсь прихода Светы из школы. Попрыгунья рада, в кои-то веки пятерку по физике получила.
- Братишка, я тебя обожаю! - Кидается мне на шею. - Если б не объяснил про эту чертову механику, мощность и прочие рычаги, точно бы двояк схлопотала!
- Свет, иди в зал, разговор есть. - Разжимаю хомут её рук. Не хочу омрачать эту радость, но придется.
Сестра плюхается на диван, предварительно поцеловав маму:
- Мам, у меня пять по физике! Прикинь! - звонко.
- Слышала, ты еще с порога кричала. Молодец, так держать! Грызи гранит науки, дочь. В люди выйдешь. С Розы пример бери. - Взгляд на меня, улыбку смывает тревога. - О чем ты хотел с нами поговорить, Макс?
- В общем, так. - Пауза. - Я человека убил.
Гробовая тишина. Света уже не ёрзает, не поправляет складки юбки, ладонью прикрыла рот. Мать мрачнеет лицом, словно грозовая туча пожирает солнце:
- Что теперь будет? - Света отходит от первого шока.
- Посадят! - плещет горечью мать. - Ты бы просто так нам не сказал. Да, Макс?
- Верно. - Выдерживаю её взгляд. - Менты на меня вышли. Если признаюсь, есть вероятность, что срок скостят.
- Сколько? - У Света по щекам бегут слезы.
- До пятнадцати лет, если по сто одиннадцатой. Может, червонец влепят со всеми смягчающими обстоятельствами.
- О боже! Что за статья такая? - Сестра утирает глаза, пытаясь взять себя в руки.
- Нанесение тяжких телесных повреждений, - отвечает вместо меня мать.
- Так ты его не убил? - Робкая надежда в аквамариновых плошках наивной девчонки.
- Забил до смерти. Трубой.
- За что?
- Девушку защищал. Тот ур... потерпевший хотел её избить, я помешал.
- Кто она тебе, та девушка? - всхлипывает сестра.
- Знакомая. Работаем вместе, - уклончиво, хотя они все равно узнают во время процесса.
- Шлюха? - голос матери строг.
- Они что, не люди? - держу удар укора.
- Почему же? Все мы люди. Порой падшие больше человеки, чем те, кто парит высоко. - Мать потянуло на философию, плохо дело, первый признак истерики.
- Ты что, из-за какой-то шалавы сядешь? - до Светы доходит смысл сказанного. - А о нас ты подумал? Как нам жить дальше? Как? Нет, ну надо же, из-за какой-то шлюхи!
- Николай о вас позаботится.
- Это Шмаров который? Урка? - Мать поджимает губы. - Эта шпана!
- Он самый. Деньгами снабжать будет, Свету обещал в институт пристроить после школы.
- Ой! - Сестра заливается краской. - Я его боюсь. - Подтягивает колени к лицу, обхватывает руками.
- С чего вдруг такая щедрость? - Мать смотрит на меня с прищуром.
- Он мне должен.
Она не допытывается, что за долги такие, знает, не отвечу:
- Когда в ментовку идешь? - спрашивает только.
- Завтра утром. Сегодня к Розе зайду попрощаться.
- Не смей втягивать в это дерьмо девочку! Она и так настрадалась! Хватит с неё! Слышишь меня? Хватит! Это наш крест, твой, мой и Светин! Нам его и нести!
Молчу. И мать молчит, сверля меня взглядом морозного утра. Не выдерживает:
- Посмотри на себя, Макс, в зеркало посмотри! Вылитый отец, один в один такой же, как он, когда мне, дуре, голову вскружил и жизнь сломал! Думала, хоть и похож ты на него внешне, но другой в душе. Ошибалась! Ты истинный Грозовой, яркий представитель уркаганской династии. Третий зек в роду! - Горькая пауза. - А теперь на меня посмотри! Хочешь, чтобы и Роза через такое прошла? Через этот ад, когда одна с детьми, пока муж на зоне чалится. Когда ждешь его и боишься, что за чудо-юдо оттуда явится! Посмотри на меня, на это чертово кресло! - Ладонями по подлокотникам. - Посмотри! Может, Розу тут увидишь вместо меня! - Переводит дыхание. - Отпусти её, пусть живет нормальной человеческой жизнью. А попрощаться стоит, только не говори в честь чего разрыв. И ты, Света, - взгляд на дочь, - не общайся с ней больше.
- Мам? - В глазах сестры немой вопрос: "Как же так?"
- Поссорься. Ты это умеешь. Иначе такое не утаить. А Розе об этом знать незачем. Пусть живет.
По пути к остановке прохожу мимо ломбарда, его один барыга держит, наш постоянный клиент. За грязным стеклом зарешеченной витрины взгляд натыкается на цепочку с кулоном, темно-красная капля в серебре, совсем такая же, как родинка за ухом у Розы. Толкаю дверь. Барыга обещает скидку на гранатовый кулон, привезенный из Праги, заговаривает зубы, расписывая неурядицы бывшей владелицы, заложившей украшение. Наверняка заплатил ей копейки, а с меня требует раз в десять больше. Под фирменным взглядом Косяка в моем исполнении, Колян таким неплатежеспособных клиентов пугает, барыга уступает кулон почти даром. Коробочки нет. Нить серебра с зерном финикийского яблока упаковывается в пакетик, в такие еще дурь для продажи фасуют.
- Макс, привет! - радуется Роза, не улыбается, как другие, уголки губ опущены. Мой инверсно-эмоциональный Цветочек.
Обнимаю её невольно, а не стоит.
Она ведет меня в кухню, чай пить, считай, традиция, которая сегодня закончится.
- Это тебе. - Протягиваю через стол кулон, когда она завершает хлопоты чайной церемонии.
- В честь чего такая роскошь, Макс? - Рассматривает цепочку. - Это же не бижутерия.
- Пустяки, всего лишь серебро и гранат. - Катаю в руках горячую чашку, несколько отвлекает от мыслей о предстоящем разрыве. Глоток, лишь бы не смотреть ей в глаза. - Ты меня с днюхой поздравила, а это мой подарок на твою прошедшую.
Склоняюсь над девичьей шеей, беззащитной и нежной, с легким абрисом позвонков. Глаза находят темно-красную каплю родимого пятна. Смыкаю звенья цепи с её двойником. Не сдерживаюсь, целую родимое пятно. Мой Цветочек вздрагивает. Хочется продолжить, родная. Но НЕЛЬЗЯ!
Отступись! Отпусти! Уходи! Сваливай! Сейчас! Бегом на выход!
- Мне пора, Роза. - Отстраняюсь от неё.
- Дела, да? - Во взгляде влюбленность.
- Да. - Отворачиваюсь, пряча ложь.
- Макс! - Она хватает меня за плечи, буквально виснет сзади на шее. - Что-то случилось?
Оборачиваюсь, обнимаю её:
- Все хорошо, Цветочек. Все хорошо, - отчаянно вру, надеюсь, достаточно убедительно. - А у тебя как дела? - меняю опасную тему.
- Нормально все. - Она опускает глаза.
- А ну говори! - Усаживаю её к себе на колени. - Что стряслось? Опять Лидия?
- Нет. К ней я привыкла. Можешь считать меня параноиком, но у меня такое чувство, что Кеша за мной следит. Вчера идем с Маринкой домой, вижу, стоит в тени за ларьком. Лица я не рассмотрела, но это точно он. Я так испугалась, взгляд на минуту отвела, а он исчез. Подружку спрашиваю: "Видела мужика за киоском?" Она говорит, не было там никого.
- И правда, паранойя, Цветочек. Не придет он. Оттуда не возвращаются.
- Ты его? - Потрясенно.
- Нет, не я. Другие "добрые люди" нашлись.
- Спасибо, Макс! За все. - Она обнимает меня, прижимается таким желанным телом.
- Пожалуйста. - Чмокаю её в нос, держу слово, не касаюсь губ. - Мне пора. - Поднимаюсь, ссаживая её с колен на освободившийся стул, пока не почуяла настрой моего хрена. Пока сам не сделал с ней то, что не успел педофил Кеша.
А может, плюнуть на все, сорвать цветок её невинности прямо сейчас, чтобы возненавидела. И уйти, испортив девчонке жизнь, а самому окончательно стать сволочью.
Беги, Макс! Беги отсюда, от неё! Вали, на хрен, на зону, где тебе самое место! Пока еще есть хоть что-то человеческое в твоей темной сути, последние крупицы совести и чувства к этой девочке.
Пячусь в коридор. Роза идет за мной, держит за руки, не отпускает. Не понимает, что цепляется за зверя, который почему-то пощадил её, помог, защитил. Но правда в том, что зверь есть зверь. И зона этого не исправит. Никого она не изменила к лучшему, не перевоспитала, опустила, сломала, озлобила, либо перекроила в матерого хищника. Мать права, не нужно Розе такое счастье. Она - нежный цветок, принцесса, так пусть достанется принцу.
- Макс, когда зайдешь? - спрашивает Роза, пока шнурую ботинки.
- Не знаю, как получится, - бурчу, не поднимая головы. - Когда смогу.
Нужно сказать ей прямо сейчас, что не приду больше, чтоб не звонила, не забрасывала sms. Но язык будто к небу прирос. Не могу её послать. НЕ МОГУ! Насрать на все! К черту!
Обнимаю её, целую, вторгаюсь языком в приоткрытый от удивления рот. Роза отвечает, робко, неопытно, руки кольцом на моей шее, льнет ко мне хрупким телом. Мой Цветочек! Мой! На хрен всех принцев мира! Перетопчутся! Пусть своих принцесс имеют! А эта МОЯ!
Щелчок замка. Нас толкает дверь. Как же не вовремя! Или вовремя?
- Что тут такое? - пьяный визг Лидии. - Ты кто? - Наставляет на меня палец с облупленным маникюром.
Цветочек выпутывается из моих объятий, протискивается вперед, прикрывая меня собой.
- Знаем мы таких друзей! - желчно. - Ходят тут, бродят, а потом аборты делай! Не рано ли стартуешь, дочь? Учти, залетишь, пусть этот друг за аборт платит. У меня денег не проси!
Лидия уходит к себе, хлопнув дверью.
- Извини её, - алеет Роза.
- Проехали, - подавляю волну гнева. Почему-то хамство по отношению к себе или другим не трогает, за исключением Розы. - Но мне действительно пора.
- Еще поцелуй. - Он хватает меня за рукав. - Потом иди.
Как ей объяснить, что потом тем более не захочется уходить? Контрольный поцелуй в лоб, как выстрел, добивший наше будущее.
Оборачиваюсь за порогом:
- Береги себя, Цветочек. И будь осторожна.
- Ты же сказал, ОН не вернется.
- Не ОН, так других уродов хватает. - Кулаки непроизвольно сжимаются. Урою любого, кто её обидит! Урыл бы, останься на свободе.
- Макс! - Роза выскакивает из квартиры в тапках-зверушках, розовых кроликах. Обнимает себя руками, спасаясь от зябкой сырости подъезда. - Пока! - кричит мне вдогонку моя милая девочка, совсем еще ребенок.
Гляжу на неё снизу вверх, разделенный пролетом ступенек, впитываю образ. Последняя бусина воспоминаний, что будут согревать меня в местах не столь отдаленных.
- Пока, Роза. - Скрываюсь с её глаз за поворотом лестницы. - И прощай, - одними губами, без звука. Прощай!
Следователь Колмыкин сразу просекает, что чужую вину на себя беру, давит и так, и этак, но желаемого не получает. Долго бы он меня в СИЗО мариновал, если б не прокурор, алчущий расправы над убийцей племянника. Матюшину фиолетово, кто избавил его от проблемной родни, лишь бы провести показательный процесс, дать понять, что трогать семью прокурора безнаказанно не получится. Сдается Колмыкин в своем глупом желании наказать истинного виновника преступления, наступив на горло принципам и презумпции невиновности, отправляет дело в суд.
Опрос свидетелей - лицедейство, как и весь процесс. Над Ириской, потенциальной жертвой убиенного, обвинение откровенно смеется:
- У вас есть справка от врача о нанесении тяжких телесных повреждений? Ах, нету! Простите, а кто вы по профессии? Ах, путана! - Презрительно-скорбная мина прокурора на судью, затем в зал. - У обвинения больше нет вопросов к свидетелю.
Гриня приводит истинную жертву шизанутого сталкера, одну из пострадавших шлюх. У неё справка имеется, но, вот незадача, лица избивавшего она не видела.
- Прошу суд не принимать в расчет показания данного свидетеля. К процессу они отношения не имеют.
Все мое рыцарство отметено. Защитник падших женщин не герой. Кто вообще защищает шлюх? Они же отбросы общества, как бомжи и наркоманы, граждане с низкой социальной ответственностью.
Речи матери и соседки о том, какой я отличный мальчик, мало что дают. Гриня пропихивает Свету в свидетели. Сестра входит в зал вместе с педработником, как положено в таких случаях. Её выступление удивляет даже меня, такой хвалебной оды в свой адрес слышать не доводилась.
Адвокат еще пытается манкировать психозаболеванием жертвы, вспышками агрессии во время рецидивов, как оправдывающим меня фактом, но это выходит боком. Прокурор поворачивает всё так, что я замочил невинного юродивого, которых на Руси всегда привечали и жаловали милостыней. Я же, такой-сякой редиска, пошел против традиции предков, забил насмерть несчастного городского сумасшедшего, абсолютно безобидного для общества, еще и контуженого воина, проливавшего кровь за отечество.
В итоге девять лет зоны общего режима, и это со всеми смягчающими обстоятельствами. Выйду в двадцать семь. Будет ли Роза свободна? Захочет ли меня видеть и знать? Надеяться глупо, но вдруг.
Макс не звонит и сообщений не шлет. Абонент отключен или находится вне зоны действия сети. Три дня прошло, семьдесят четыре часа, двадцать три минуты, неважно, сколько секунд. Расправившись с домашкой, мечусь по гостиной, ожидая его звонка или sms.
Неужели с ним беда? В последний раз он вел себя странно, будто прощался со мной, даже на горло принципам наступил тем поцелуем. Касаюсь губ, вспоминая сладкий миг, вкус моего парня.
Или с тетей Валей несчастье? Вдруг она в больнице.
Тревога, когтистый зверь, чирк по беззащитной плоти души. Чирк - кровавыми искрами. Чирк - болезненный стон в груди. Чирк!
Где ты, мой Рыцарь? Где? Или телефон потерял, или украли? Светин возьми и позвони! Почему ты молчишь? ПОЧЕМУ?
- Так! Залет у них! Понятно? Или объяснить на пальцах?
- Не трудись. - Прерываю звонок.
Хочется запустить мобильником в стену, вторя примеру Лидии, но именно поэтому сдерживаюсь.
РЕБЕНОК! У него будет ребенок! От другой. А ребенку нужен отец. Он не должен расти, как я, задаваясь пожизненным вопросом, кто же его биородитель. Дети решают все. Я исключение, пусть не единственное, но наглядное.
Тогда зачем он поцеловал меня? Обещания давал? Цепочку подарил? ЗАЧЕМ? Откупиться хотел? Извиниться!
Срываю удушливый дар отступничества, не щадя звеньев. Об стену его. Падает куда-то за диван, пусть там и упокоится.
Скрип-скрип-скрип - змейка трещин по обледеневшему сердцу. Скрип-скрип-скрип - ветвистой сеткой. Тук - обреченно. Тук - на грани. Тук - на прощанье. БАХ - мое сердце тьмою осколков.
***
Стою на балконе. Майский денек. Солнышко припекает. Позитивный настрой зашкаливает. Дочь у ног возится с кубиками алфавита. Миска с выстиранным бельем на табурете. Развешиваю, напевая:
- Даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца.
- Плинца, - подпевает ребенок, очаровательно коверкая слово, стучит в такт кубиком "С" о кубик "Р", тряся белокурыми кудряшками. Носик-пуговка, желто-зеленые глазки. Вылитая Лидия в детстве, словно ожившее фото из семейного альбома.
- Солнце всем на планете одинаково светит, - продолжаю, окрыленная подпевкой, - и принцессе, и простой поломойке.
Врывается Макс, злой, пьяный, небритый. Рубашка нараспашку, грудь в наколках. Дочь в слезы. Он хватает её татуированной лапой, швыряет в комнату, как котенка, чтоб под ногами не мешалась, и ко мне с перекошенной рожей:
- За принца замуж собралась! Предаешь меня, сука!
Пячусь, пока не упираюсь в перила.
Муж надвигается грозовой тучей:
- Так лети к нему! Отпускаю! - Толчок в бездну.
Хватаюсь за первое попавшееся, чтобы удержаться, чтобы выжить, а это его рука, пальцы скользят вдоль твердокаменного бицепса, по предплечью. Вот уже только его ладонь удерживает меня. Последнее, что вижу - костяшки с синей наколкой "РОЗА", по букве на каждый перст.
- Отпускаю тебя, Цветочек, - последнее, что слышу.
***
Жар, дрожь. Давит в груди, трудно дышать. Температура? Горячая рука на горячий лоб не даст вразумительного ответа.
Выползаю из-под одеяла. Шатаясь, иду в гостиную, в серванте аптечка, в ней термометр. Падаю на колени у цели. Роюсь в поисках прибора. Вот ты где, забился в самый дальний угол по неписаному закону подлости. Футляр долой. Воткнуть подмышку ртутное серебро в тенетах стекляшки.
Жду, усевшись на пол, спина к серванту. Перед глазами двоится, плывет. Что со мной? Горло не дерет, нос не забит, значит, не простуда. Что тогда?
С трудом фокусирую взгляд на шкале термометра, тридцать девять и семь. Глазам не верю, но нет, не врет прибор, ртутный столбик застыл в дикой близости от отметки сорок.
Неверными пальцами перебираю медикаменты, где-то мелькал красно-сине-полосатый бок парацетамола. Но его недостаточно, жар собьет, а причину не устранит. Нужен антибиотик, "Флемоксин Солютаб", детский, на грани годности, еще бабуля покупала. Выковыриваю две таблетки, нет, три, я уже не ребенок. По стеночке в кухню за водой. Проглотить пилюли и в постель. Скоро начнет знобить и в пот бросать.
Не уснуть мне после кошмара. Странно, что он повторился, оброс новыми деталями, стал четче, ярче, будто резкость навели. Не хочу его анализировать. Не верю во всю эту бредятину, именуемую вещими снами.
Под утро меня наконец-то уносит в мутную зябь забытья, не сон, а так, дрема.
***
Розовый туман. Шепот призрачных звуков, то близких, то далеких, как прибой в большой раковине, привезенной бабулей и дедулей из Крыма, что покоится под стеклом серванта. Чьи-то торопливые шаги растворяются в шуме прибоя. Бреду сквозь розовую муть.
- Убийца! - голос Лидии эхом рассекает шепчущий шорох. - Как ты могла, неблагодарная дочь?
Оборачиваюсь, верчусь волчком. Ничего, лишь туман клубиться у ног, стелется вдаль бугристым одеялом, будто скрывает под собой болотные кочки.
- Мама? - зову, вопрошая.
- Ты мне больше не дочь! - отвечает розовая мгла. - Отрекаюсь от тебя! Отпускаю! - раскатистым громом.
Кап-кап-кап, чирк - далекие звуки напоминают о чём-то, будоражат, будто сдираешь струп с раны.
Опять топот шагов мимо. Что-то задевает подол ночной рубашки. Оборачиваюсь. Никого.
- Кто здесь? - вопль на пределе самоконтроля.
- Я. - Из розовой мути прямо напротив моего лица проступает отрубленная голова отчима, таращится бельмами мертвых глаз, скалится прокуренными зубами.
- Мама! - Бегу прочь.
- Ты мне больше не дочь! - рокочет в ответ глас Лидии.
Туман не пускает. Вязким киселем забивает рот, заполняет легкие, давит крик, липнет к телу мерзким касанием тысячи рук. Я рвусь. Не сдаюсь. Вырываюсь!
Опять просто розовый дым и шорох призрачного прибоя. Нет, это еще не конец, не сбежала я от чудовищ, от призраков розовой мглы. Там они, бродят вокруг, скользят тенями, выжидают.
Топ-топ-топ позади, нечто размером с кошку пробегает мимо. Снова топочет, приближаясь. Резкий разворот. Краем глаза ловлю прошмыгнувшую мимо отрубленную руку, перебирающую пальцами-многоножками, как Вещь из "Семейки Адамс", но не кисть, а целая конечность с оголившейся костью плечевого сустава в гранатовых каплях запекшейся крови. Её товарка пробегает с другой стороны.
- Мама! - Зеленею от ужаса.
Нечто хлопает меня по затылку, выводя из ступора. Оборачиваюсь. Отрубленная нога, запущенная неведомой силой, валяется чуть поодаль. Вдогонку ей летит вторая. Пригибаюсь, пропуская её над собой. Бежать! Наперекор кисельной хляби! Наперекор сковывающему ужасу!
Цепляюсь за что-то, в мерзком тумане не разглядеть препятствие. Падаю прямо на голый мужской торс с ровными краями отрубленных ног, рук, головы, он не лежит на месте, как положено мертвой плоти, извивается. Отталкиваю его, отползаю. Из окровавленных дебрей паха куцый пенис наводит на меня дуло, примеряясь пальнуть семенной мерзостью.
- Мама! - Вскакиваю и бегу. Прочь! Прочь отсюда!
- Розунчик! - причмокивает розовый кисель голосом Кеши. - Куда же ты, доченька? Папочка хочет ласки!
- Катись в ад, урод! - кричу наперекор ужасу.
- Я уже здесь. Твоими молитвами, сладкая моя, - грохочет со всех сторон, сотрясая почву под ногами. - Вот как ты отплатила мне за доброту, за новый айфончик!
Кто-то невидимый щиплет меня за грудь. Кто-то рвет на мне рубашку.
- А-А-А-А-А! - Последний рывок.
Падаю с обрыва и лечу в бездну, ускользая от липких касаний тысячи розовых рук.
***
Снова жар. Снова дрожь. Тяжкие вдохи, хриплые выдохи, будто в груди поселился курильщик на четвертой стадии рака, будто осколки разбитого сердца впились в легкие, мешая дышать, не давая жить дальше.
Термометр. Хорошо, что прихватила тебя с собой. Ртутный столбик застыл между тридцать девять и сорок, опять.
Телефон, проклятый "айфончик", ярмо моей совести, растоптать, раздавить гадость! Но другого нет.
Лидию звать бесполезно. Отреклась от меня, отпустила, как Макс.
Нет! Не произноси его имя, даже мысленно. Не смей! ОН, зови только так! Отныне он имярек, неназываемый. Пока не соберу осколки, пока не склею новое сердце, пока не отпустит боль. Пока не забуду ЕГО.
Надсадный вздох - болезненный хрип подыхающего курильщика. Что со мной?
Заветные цифры неотложки, что знает даже ребенок. Пальцы с трудом попадают в пиктограммы тачскрина.
- Алло, кажется, я умираю, - жарким хрипом на вопрос оператора.
Дребезг звонка вторгается в мой полубред-полуявь, заставляя доползти до двери и открыть врачу неотложки. Лидия даже из комнаты не выходит, когда меня увозят, то ли спит беспробудно, то ли бойкот продолжается.
Везение, что сегодня дежурит наша кировская больница, та самая, где работала бабуля. Меня доставляют в детское отделение, на приеме её бывший интерн Настя, то есть Анастасия Владимировна, теперь полноправный врач.
- Роза! - Она сразу меня узнает. - Надо же, как выросла, совсем девушка. Что это ты расхворалась? - с напускной строгостью. - А Лида где? - На миловидном лице недоумение.
- Дома осталась, - зубной дробью.
Перед транспортировкой мне вкололи жаропонижающее. Теперь дрожу, зябну и потею, хоть ночнушку выкручивай. Меня так и привезли, в ночной рубашке, махровом халате и тапках-зайцах.
- Почему? - удивляется Анастасия.
В ответ юлю, выгораживая мать, выходит скверно. Надо учиться врать, лгать в глаза, не краснея.
Рентген грудной клетки показывает воспаление легких. Анализ крови отметает ОРЗ, мой случай не вирусного тира, не заразен для окружающих, иначе перевели бы в инфекционное отделение, где ни я никого не знаю, ни меня никто, а так остаюсь в почти родной педиатрии.
Пневмония моя протекает стремительно, без предварительной, похожей на простуду, стадии, что весьма волнует Анастасию, моего лечащего врача.
- Полежишь с недельку, а там посмотрим. Если все хорошо будет, долечишься дома, - сообщает она.
Спустя неделю состояние моё не улучшается. Высокая температура возвращается, сколько ни сбивай. Антибиотики действуют слабо. Дополнительные анализы не могут установить причину. Но я-то знаю. Хоть ОН и не заразил меня, не передал вирус тем поцелуем, но отравил, растоптал ложью, раздавил уходом. Бросил, предал, убил! Остается умереть оболочке, и гештальт завершится, как говорят господа психологи.
- Роза, что с тобой приключилось? - спрашивает Анастасия, заглянувшая ко мне после обхода, в руках кювета для инструментов, полная спелой черешни. - Угощайся. - Ставит на мою тумбочку посудину с алой вкуснятиной.
- Спасибо, - благодарно хриплю, подавляя слезный позыв от такой заботы.
- Бери-бери. - Поощрительный кивок. - Мне одной не осилить. Не стесняйся, составь мне компанию. - Длинные пальцы подхватываю сдвоенный черенок с ягодами.
Следую её примеру, выуживаю двойное лакомство из импровизированной миски. В детстве вешала такое украшение себе на уши, имитируя серьги. Пара ягод, чтобы ощутить вкус приближающегося лета, и хватит, не наглей, Роза, недешевое угощение.
- Ешь, - настаивает доктор Настя, заметив мое стеснение. - Миша мне каждый день такие дары природы приносит.
- Кто он такой? - любопытствую.
- Ухажер, ничего серьезного, - отмахивается с улыбкой.
Наверное, так и надо, вертеть мужчинами, принимать их подарки, не принимая чувства всерьез.
- Роза, я хочу знать причину, почему не желаешь выздоравливать, не борешься. Ни я, ни медицина в целом не сможем помочь, если ты не хочешь жить.
- Не вижу смысла, - шепчу.
- В чем? В жизни? - Твердый взгляд прямо в глаза, в душу.
- Не нужна я никому.
- Что за глупости! А Лидии?
- Ей в первую очередь. Даже мешаю. - Улыбка стыда.
- Вы поссорились?
- Мы и не мирились никогда, просто существуем на одной жилплощади. - Ага, вали все на мать, чтобы не выдать истинную причину душевного разлада.
- Хочешь, я с ней поговорю? Когда она в следующий раз придет?
- Не придет. Еще ни разу не приходила.
- Как не приходила? - пораженно. - Она же твоя мама! Я ей сейчас позвоню. - Она торопливо скрывается за дверью, минут через десять возвращается. - Пыталась несколько раз дозвониться по тому номеру, что есть в твоей медкарте, но абонент недоступен. Проверь, правильный. - Дает мне желтый стикер с рядом цифр.
Ну и почерк! Хотя у бабули не лучше был.
- Верный. - Киваю, с трудом отличив двойки от пятерок.
- Тогда, почему недоступен?
- Может, аккумулятор разрядился.
- Я с этим разберусь, - убежденно. - А ты, Роза, выбрось глупости из головы! Жизнь - все, что у нас есть. Ты в самом начале пути, чтобы сдаваться. Встретишь еще тех, кому будешь нужна. Уж поверь.
Вроде взрослая женщина, врач, а несет наивную чушь, либо врет в психологически-педагогических целях, либо я превращаюсь в закоренелого циника. Если такая жизнь - все, что у меня есть, то она боль. Какой смысл мучиться?
На следующий день ко мне в палату подселяют соседку, девятилетнюю Анютку. Диагноз у нас общий, пневмония, а матери совсем разные. Евгения Андреевна приходит сразу после обхода и сидит до позднего вечера, читает, вяжет, но рядом с больным ребенком. Не поймите меня превратно, я рада за соседку, но видеть такую заботу, правильные взаимоотношения матери и дочери на протяжении целого дня, изо дня в день - пытка завистью, болью собственного одиночества.
Сегодня Евгения помимо вязания и кормления чада домашней стряпней читает журнал "День и Ночь", наше местное издание. Прикипаю взглядом к обложке, на черной половине черно-белого поля белая роза, на белой - темно-красная, почти черная, два цветка переплетают стебли на границе контраста. Первый пункт анонса: "Эксклюзивное интервью с семьей Розовских".
"Какой отец, такое и имя", - всплывает в памяти реплика Лидии. Вдруг Игорь Розовский мой отец? Невероятно, но не исключено.
Лидия ненавидела семью олигарха еще до злосчастного ДТП, унесшего жизни бабули и дедули. Она терпеть не может Ингу, жену Игоря Розовского. Раньше я считала, что причина кроется в банальной зависти. Инга получила все то, о чем Лидия только мечтала. Но, может, дело в ревности? Вдруг Папа Игорь выбрал жену, а не любовницу, несмотря на беременность последней. Вот только где простая библиотекарша могла познакомиться с крутым бизнесменом? Розовские уже тогда были богаты и влиятельны. На дорогие бары, рестораны и казино у Лидии не было денег, а Папа Игорь вряд ли посещал институтскую библиотеку.
Вечером Евгения начинает собираться домой.
- Простите, можно почитать? - Кошусь на журнал, который она прячет в сумку.
- Конечно, Роза, бери. Оставь себе, я его уже пролистала. Яблоко еще возьми. - Фрукт пресс-папье ложиться на журнал. - Витамины тебе сейчас не помешают.
- Спасибо. - Хлопаю ресницами, чтобы не заплакать.
Набрасываюсь на печатный источник информации, чтение закусываю витаминизированным "пресс-папье".
Восьмая страница, фото на весь формат, Розовое семейство в дворцовой обстановке своего особняка. На красном диване в стиле рококо - резные золоченые ножки, атласная обивка с полосками и геральдическими лилиями - восседает Король города. Справа от него цветет и пахнет Королева Инга. Слева киснет рожей пофигиста Принц Станислав, младший сын олигарха. За диваном, за спиной отца мрачной фигурой возвышается Принц Владислав, старший отпрыск от первого брака.
Пробегаю глазами текст, впитывая каждую деталь, касающуюся Розовских, словесную воду отметаю. Двадцать седьмого мая Папе Игорю исполняется пятьдесят, к знаменательной дате и приурочена статья, по сути, интервью ни о чем с бессмысленными вопросами и ничего не значащими ответами, но что-то полезное почерпнуть можно.
Возвращаюсь к фото. Игоря Розовского и раньше видела в прессе и по местному ТВ. Но тогда он был просто богатым человеком, а не моим предполагаемым родителем, потому не присматривалась особо. Красивый, хоть и в летах. Подтянутый, без солидного брюшка, свойственного мужчинам его возраста. Короткий ёжик каштановых волос еще не тронут сединой. Высокий лоб в залысинах, из-за которых, наверное, он и стрижётся столь коротко. Серо-стальной взгляд уверенного в себе человека. Прямой нос. Полуулыбка тонковатых губ располагает к доверию вопреки реноме опасной личности. Определенно, он может быть моим отцом. Я той же масти, сероглазая шатенка, и нос у меня прямой, но губы полнее.
Перевожу взгляд на Стаса, моего предполагаемого брата. Ему сейчас восемнадцать, все еще учится в Англии в частной школе для мальчиков. Долго они там среднее образование получают, здесь бы уже студентом был. Он тоже шатен, волосы чуть вьются. Глаза серые, нос прямой, губы больше моих, не папины. Неприятный тип, пусть и красавчик, даже краше папаши, но у него ведь ТАКАЯ мать.
Королевой Ингу называют не зря, в начале девяностых она победила на нашем первом городском конкурсе красоты, спонсором которого был Игорь Розовский. Из-за Инги он развелся с первой женой. Яркая брюнетка, белая кожа, голубые глаза. На вид чуть за тридцать, на деле сорок. Ни единой морщинки на безупречной коже. Длинные ноги, кремовое платье-футляр до колен. Прическа - волосок к волоску. Настоящая красавица. Не верится, что Папа Игорь изменял такой женщине с Лидией.
Родительница моя весьма симпатична, если не ставить её рядом с Ингой. На фоне Королевы она белая моль со своими светлыми кудряшками и блекло-зелеными глазами. Фигура у Лидии ещё ничего, стройная, но ростом она в бабулю с дедулей, невысокая. Я уже переросла её на пару сантиметров и буду расти до двадцати одного года, как утверждает наука. Значит, мой отец высокий мужчина.
В статье не указан рост Папы Игоря, на фото он сидит, но даже в этом положении на полголовы выше супруги, навскидку метр девяносто, а то и больше. Сыновья тоже мальчики не маленькие. Взять хотя бы стоящего Влада. Высок, менее похож на отца, чем Стас, чернявый, смугловатый, наверняка в мать, но глаза серые, папины.
В статье говорится, что этим летом Владислав Игоревич открывает ночной клуб "Белая Роза". Большинство вопросов журналиста, обращенных к нему, касаются этого события. О личной жизни только то, что женат, есть сын, но супруга с ребенком проживает в столице. О причине такой удаленной семейной жизни не сказано.
Все мои "за" и "против" принадлежности к королевскому семейству делятся на два равносильных лагеря. Ответ Лидии должен решить исход их сражения. Надо поскорее выздороветь, чтобы вернуться домой и спросить её.
Я стремительно иду на поправку. Еще неделя в больнице, и меня признают годной к выписке. Но вот незадача, возвращаться домой в халате и тапках не комильфо. Как идти в таком прикиде по городу, ехать в общественном транспорте, пусть и пару остановок, но все же?
Анастасия признается, что наведывалась ко мне поговорить с Лидией, дважды, но никого не застала. Она готова доставить меня домой на своем авто после работы, за что я ей безмерно благодарна.
После недолгой процедуры выписки брожу по больничному парку, ожидая окончания смены доктора Насти. Мысли о возможных родственниках не дают замечать ни людей, ни свежей зелени середины мая. Я почти уверила себя, что Игорь Розовский мой отец. Подтверждение Лидии, которое она непременно даст, лишь формальность. Не думайте, что собираюсь примазаться к семье олигарха. Просто хочу знать, что у меня есть родня, за жизнью которой можно следить, исключительно издали, не навязываясь.
В квартире бардак, затхлый воздух, пыль. Хорошо, что уговорила Анастасию не сопровождать меня до двери. Лидия валяется на диване в гостиной в глухом посталкогольном забытье. Везде пустые бутылки из-под горячительных, свидетели запоя. Телефон пьяницы не только разряжен, но и украшен ветвистой трещиной на весь экран, чудо, если функционирует.
Берусь за уборку. Особо не напрягаясь, памятуя наставления врача избегать пока физических нагрузок. Выливаю опивки из бутылок, тех, где еще есть, отношу пустую тару на помойку. Даю бой пыли, неистребимому и вездесущему врагу всех хозяек. Веник-дружок, твоя очередь занять мои руки. Тряпки, влажная и сухая, вытираем, полируем, трем, натираем. Пылесос, мой верный товарищ, с тобой, неистовая машина, чувствую себя космо-десантницей. Коварно излишне терзаю ковер громогласным поглотителем пыли рядом с диваном, где мирно похрапывает Лидия. Зря стараюсь, запойную пушкой не поднять.
Пол вымыт. Не мешало еще окна отдраить до блеска, но это перебор с нагрузкой, и так уже надсадно хриплю на выдохе.
Утром Лидия ищет недопитый алкоголь, громыхая проклятьями на всю квартиру, будит меня. Встреча в кухне. Она сидит за столом, уронив голову на согнутые в локтях руки.
- А, блудная дочь явилась. - Меряет меня мутным взглядом. - Что, послал тебя твой бойфренд? Попользовался и бросил? Так они все такие, особенно красавчики.
Чирк - серпом по возрождающемуся сердцу. Кап-кап-кап - снова каплет гранатом душа. Довольно! Тебе не вогнать меня в истерику! Не дождешься моего смеха!
- Я в больнице была, - голосом, полным январской стужи.
- Что, уже справилась? Я первый аборт в семнадцать сделала. С почином тебя, дочь-акселератка.
Ну, уж нет! Оправдываться не стану. Никогда! Не нужна мне твоя жалость! Ни чья не нужна!
- Игорь Розовский мой отец? - выпаливаю, сверля её взглядом.
- Что, в принцессы потянуло? Вот тебе! - Кукиш. - Выкуси! Никакой он тебе не отец! - камень в хрустальный замок моих упований. Дзынь-дзынь-дзынь - осыпаются осколки мечты.
- Врешь! - накрывает меня отрицанием.
- Я вру? - крик в ответ. - Да я честна как никогда!
- Тогда кто мой отец?
- Никто! Розовый туман! Проплыл и сгинул, оставив после себя такое чудовище! - Взгляд-хук, отправляющий меня в розовую хлябь кошмара.
- Чудовище! - гневно. - Это я-то?
- А кто еще? Оболгала невинного человека, из дома выжила! Тут только шепоток пусти, что какой-то мужик к детишкам неровно дышит, заплюют, затопчут, еще и посадят по навету!
- Невинного! - Ушам своим не верю. - Мама, Иннокентий приставал ко мне, за грудь щипал, в губы целовал, в комнату мою ломился, пока ты дрыхла!
- Ну, выпил человек лишку, промахнулся с поцелуем, груди нечаянно коснулся. Осознал потом, извиняться пришел. А ты: "Педофил!" Импотент он, дура! Женилка у него не фурычит от раннего мужского климакса. Что, не знала, когда планы свои коварные строила? Чем бы он тебя педофилил, пальцем? Хотя, да, пальцы у него знатные, а язык вообще бесценный.
Стою, как громом пораженная, и ответить нечего.
- Что пялишься, лживая тварь? Дал же бог отпрыска! - Она опускает голову на сгибы локтей, рыдает беззвучно, лишь плечи вздрагиваю.
На ватных ногах покидаю кухню. Нет, этого не может быть! Не могла я так ошибиться! Или могла?
День самоедства сменяет ночь розово-кисельных кошмаров. На утро готова пристрелить себя, чтобы не страдать от мук совести и самокопания. Свидетель, мне нужен свидетель, у Бельского есть сестра и племянница, они могут подтвердить или опровергнуть слова Лидии. В прихожей в вазочке на трюмо, пристанище всякой мелочи, валяется стикер с их домашним телефоном. Звоню, нервно кусая губы.
- Алло, - отвечает взрослый голос.
Сестру Бельского я видела лишь раз, на свадьбе Лидии и отчима. Голос, само собой, не запомнила, да и по телефону он другой. Но рискую обратиться к абоненту по имени-отчеству:
- Вероника Петровна, это Роза.
- Да, Розочка, слушаю тебя. У вас что-то случилось? Кеша вернулся? - с тревогой.
- Нет. - Прижимаю эмоции к стенке, дуло к виску истеричке-самоедке. - Но мне нужно поговорить с вами о нем. Пожалуйста, это очень важно. И не по телефону.
Пауза. Тягучая, давящая. Лишь дыхание, её, мое затаилось. Жду.
- Конечно, Роза. Приходи вечером. В восемь тебя устроит?
- Да, - и обрадовано, и тревожно.
- Адрес знаешь?
- Он у нас записан.
На стикере указаны улица, дом и квартира через дробь. Читаю их собеседнице, получаю подтверждение. Разговор окончен, остается дождаться вечера.
После пяти уже не могу находиться в квартире, стены будто смыкаются вокруг меня, душат, выталкивая наружу. Ни мытье окон, ни глажка штор, ни прочая работа по дому не в силах избавить меня от тягостного ожидания разговора с Родниковой, фамилия Вероники по мужу.
Еду на три часа раньше оговоренного срока, всего две остановки на трамвае, но мне, кретинке, нужен час, чтобы отыскать её дом. Остаток времени сижу на лавочке во дворе, качаюсь на качелях, созерцая пустую песочницу, слоняюсь вокруг близстоящих домов по траве-мураве в пятнах одуванчиков.
Вижу, Вика, одетая во все черное, с натянутым на голову капюшоном толстовки, удаляется куда-то со сверстницей. Набираюсь смелости окликнуть. Подходит, оставив спутницу там, где застал их мой зов.
- Привет, - я ей, вопреки хмурому взгляду младшей Родниковой.
- Мать с работы придет, с ней и поговоришь. - Разворачивается и уходит, даже не удосужившись выслушать ответную реплику.
Племянница Бельского и на свадьбе вела себя букой. Черный цвет одежды, сухость и резкость тона, нежелание общаться - факторы, косвенно изобличающие мерзкие наклонности отчима. Неужели он успел надругаться над ней? А как бы я себя вела после изнасилования? Забилась бы в угол и рычала на всех? Призналась бы матери, или хранила тайну позора? Не дай бог выяснить это на практике!
Вероника Петровна появляется на горизонте в половине восьмого, заметная издали аляповатой расцветкой летнего пальто. Вкус у женщины явно хромает. Она не замечает меня, бесцельно бредущую вдоль соседнего дома. Не окликаю её, в восемь, так в восемь.
Жму на кнопку звонка в положенный срок, минута в минуту. Точность - вежливость королей, буду королевой хоть в этом.
- Сейчас-сейчас, - слышится за дверью. Открывает переодевшаяся в халат Вероника: - Здравствуй, Розочка. Проходи. Есть хочешь?
Хороший вопрос. О еде совсем не думала, но обижать хозяйку отказом, тем более перед неприятным разговором, не стоит.
- Да, - киваю.
- Вот и хорошо. - Она явно рада отсрочке. - Составишь мне компанию. Вика к однокласснице с ночевкой ушла, у них там какой-то проект, завтра презентация, хотят допоздна посидеть.
- Понятно. - Изображаю вежливую улыбку. Вряд ли причина в школьных делах, скорее всего, побег от стыда, от неприятного разговора.
На ужин пельмени, домашние, почти забытое лакомство. Бабуля их ловко лепила, а я не успела перенять её мастерство, Лидия даже супа не сварит. Так и питаемся магазинной "лепниной" уже второй год.
Жуем молча, сидя напротив друг друга. Неловкость, третья дама в нашей компании, витает незримо над столом, накаляя внутреннее напряжение, не только мое, но и сестры Бельского. Её пальцы беспрестанно комкают салфетку, вилка слишком часто дзинькает о тарелку, промахиваясь в рандеву с пельменем. Тик-так, тик-так - ходики на стене отсчитывают кванты молчаливого напряжения.
Трапезе конец, время чая и разговора, неприятного, но необходимого, как операция по вскрытию чирья, мерзко, больно, но нужно.
- Что он с тобой сделал, Роза? - вступает Вероника, щеки идут пунцовыми пятнами.
- Ничего. Не успел. Приставал, но я сбежала. - Вторю её рдению.
Вот же нелепость! Какой-то урод творит непотребство, а стыдно почему-то жертвам или тем, кто рядом.
- Слава богу, - облегченно. - Ты прости меня, девочка. Виновата я перед тобой.
- В чем? - удивляюсь нечаянному покаянию.
- Посадить его надо было, как только узнала. Так ведь брат, жалко. Опустили бы его там с такой-то статьей. А он сломанный, больной. Понимаешь?
Молчу, осознавая, в чем винит себя Вероника Петровна.
- Если хочешь, расскажу все с самого начала. И выговорюсь, и покаюсь заодно. Мочи уже нет в себе это держать! Хоть и мала ты, но...
- Я не маленькая! Для того и пришла, чтобы все выяснить!
Она вздыхает:
- Мы с Кешей погодки, я старше. В одной школе учились, я в десятом, он в девятом. Иннокентий - тихоня, книжный мальчик, отличник, таких теперь ботанами дразнят. В шестнадцать он вытянулся, в плечах раздался, в общем, приобрел некую мужественность. Шалава одна, одноклассница его, даже имя её называть не хочу, перед всеми старшеклассниками уже ноги раздвинула, заметила-таки и моего брата. Чего у них там произошло, не знаю, свечку не держала. Но она ославила Кешу на всю школу, мол, пипетка у него в штанах, и стреляет он, не доходя до цели. - Рассказчица переводит дыхание, глоток чая. По всему видно, переживает, вспоминая прошлое.
Под гнетом позора юный Бельский чуть руки на себя не наложил, отец вынул его из петли в последний момент. Семья скрыла инцидент, едва не закончившийся трагедий. Иннокентий месяц не ходил в школу, пока синяки от веревки не сошли. Потом с головой ушел в учебу, контакты со сверстниками оборвал. Получив аттестат, он уехал в Москву и поступил в МГУ, чем удивил родню.
Десять лет от него приходили лишь открытки на Новый год и дни рождения. И вдруг вернулся. Вероника к тому времени успела замужем побывать, дочку прижить и с мужем-алкашом развестись. Внезапный приезд брата создал жилищные сложности. Двухкомнатная квартира на пятерых, родители в спальне, взрослая дочь с ребенком и взрослым братом в гостиной, никакой личной жизни ни ей, ни Кеше. Родители пожертвовали свою часть жилплощади детям, перебравшись в дачный домик на окраине города.
Шло время, Вика подрастала. Устроить личную жизнь у Вероники не получалось. Но если она хоть иногда ходила на свидания, то Иннокентий даже не заикался о подруге. Это и радовало, и огорчало, с одной стороны, нет нужды делить территорию с другой хозяйкой, с другой - вдруг брат женится и съедет к супруге, оставив ей всю квартиру.
Нечаянно у Вероники появилась серьезная связь, вплоть да ЗАГСа. Но десятилетняя Вика ни в какую не хотела принимать нового папу. Виною тому был дядя Кеша, баловавший её почище любящего родителя, с уроками помогает, в кино и кафе-мороженое водит, игрушки и обновки покупает, даже мультфильмы с ней смотрит. Он и папа, и подружка в одном лице, о таком отце можно только мечтать. Смирилась Вероника с капризом дочери, дала от ворот поворот потенциальному супругу.
Умер от внезапного сердечного приступа отец, мастерская, его малый бизнес, перешла в полное владение брата. Тихоня-философ смог раскрутить малорентабельное предприятие даже кризису вопреки. Вероника с Викой стали зависеть от него финансово.
На излете двенадцати у Вики случились первые регулы, и её отношения с Кешей поменялись. Вероника стала замечать, что дочь чурается дяди, подарки принимает, как и помощь в учебе, но совместные прогулки забыты. Значения этому она не придала, девочка стала девушкой, другие интересы, первые влюбленности и прочие нюансы пубертатного возраста.
Гром в семье Бельских-Родниковых грянул нежданно-негаданно. Как-то дождливым октябрьским днем Вероника почувствовала недомогание, в горле першит, температура поднялась, грипп Вики и Кеши добрался и до неё. Заразу в дом, как обычно, принесла дочь из школы, рассадника бактерий и вирусов. Потом заразился брат, теперь и её иммунная система не устояла перед вирусной атакой. Она отпросилась с работы и поехала домой.
В подъезде даже на первом этаже было слышно, как громыхает столь любимый Викой рок. Как тринадцать стукнуло несносной девчонке, так и ударилась в эту ужасную музыку, будто назло и матери, и всем соседям. Иннокентий тоже остался дома из-за болезни, мог бы и приструнить племянницу с музыкальным беспределом. Полная негодования Вероника открыла дверь, вошла в гостиную, а там...
- Он её уже на софе разложил, трусики стянул и собирается пристроиться, - рассказчицу трясёт от ярости. - Я давай его лупить зонтом по голой заднице. Ору на него, бью по чем попадя. Он руками прикрывается, то голову, то хозяйство прячет. Вика в слезах в ванную убежала, заперлась там. Я хотела в полицию звонить, чтобы приехали и забрали гада. Но он умолять стал, в ногах валялся, каялся, божился, что бес попутал, что крышу снесло после той шалавы-одноклассницы. Что не может у него нормально быть со взрослыми женщинами, боится он их в этом плане, только на девочек до шестнадцати лет встает. - Тяжкий вздох, не первый и не последний в монологе сестры педофила. - Пожалела я его, дура, брат все-таки, родная кровь. Но из дома выгнала и пригрозила, если еще раз рядом с Викой увижу, в полицию сдам.
Иннокентий переехал к матери в дачный домик, на глаза сестре и племяннице не показывался. Через какое-то время до Вероники дошла весть, что брат женится. С избранницей своей он только мать познакомил, а та рассказала дочери. На свадьбу пришлось пойти и Вику с собой взять, неявка повлекла бы ненужные вопросы, а говорить матери горькую правду о её ангелочке Кешеньке Вероника не собиралась.
- Я только в ЗАГСе узнала, что у Лидии двенадцатилетняя дочь. Как увидела тебя, Розочка, так сразу и прижала его: "Все не угомонишься, теперь и этого ребенка решил испоганить?" А он мне: "Влюбился я. Лидия первая женщина, с которой у меня все получилось в интимном плане".
- Ложь, - перебиваю Родникову. - Мать сказала, импотент он, ранний мужской климакс, или что-то в этом роде.
- Вот же тварь! А я ему поверила, думала, изменился он. Но горбатого могила исправит.
Верно подмечено. Черти в аду перевоспитают, если Ма... ОН не соврал.
- Пора мне. - Поднимаюсь из-за стола. - Спасибо за ужин. И правду.
- Роза! - Она хватает меня за руку. - Ты прости меня, дуру, что не предупредила ни Лидию, ни тебя. Я на лучшее уповала. Стыд-то какой говорить такое, считай, чужим людям.
- Роза, если он вдруг вернется. - Она семенит за мной в коридор, шаркая тапками. - Сразу ко мне. В полицию пойдем, втроем, с Викой. Посадим извращенца. Если трудности какие возникнут, тоже заходи. Ведь не чужие мы. Хоть и связаны такой никчемной личностью.
- Непременно, - вру. - До свидания.
- До свидания, Розочка. Всего тебе доброго.
Прощай, неродная тетка! Слишком поздно ты мне добра желаешь! Ноги моей больше в твоем доме не будет!
Улица обнимает лиловыми сумерками, дышит майским цветением, тревожит слух смехом гуляющих по проспекту парочек. Всюду май и любовь, нарочито и ярко, броско и пестро. Идущие мимо счастливые влюбленные, целующиеся в трамвае, шепчущие друг другу сладкий бред - контраст моему одиночеству.
Уже у дома мои мысли возвращаются к исповеди Родниковой. Жаль ли мне Бельского? Нет, ни капли. А Лидию? Да, в который раз её обманули, разбили, растоптали сердце, сломали, что стало для неё последней каплей.
А меня ЕГО уход сломал? Сложно сказать, излом, несомненно, есть, как и горький опыт, который запомню. Я не Лидия, чтобы впредь наступать на те же грабли. Отныне и пока дышу, я - территория, закрытая для любви! Слышишь ТЫ! Я больше никого и никогда не полюблю! НИКОГДА!
Дорогой дневник! (Дурацкое клише, но надо с чего-то начинать.)
Решила завести тебя в качестве противолюбовной терапии. Считается, что описание эмоционального состояния помогает пережить жизненный кризис.
Сегодня день рождения моего неотца. С одной стороны, плохо, что Папа Игорь не имеет отношения к моему появлению на свет, все мечты к черту, с другой - оно и к лучшему. Поясню. Если бы Игорь Розовский оказался моим биородителем, не факт, что не искала бы с ним встречи, а так и не придется. К тому же иметь в братьях Влада и Стаса, особенно Стаса, фу, мерзкий тип, совсем не хочется.
Сегодня ровно месяц с ЕГО ухода.
Сердечное самочувствие - очень больно.
***
Для дневника я выбрала общую тетрадь деда, старую в бледно-зеленой обложке с пожелтевшими листами в крупную клетку. Десяток страниц исписано конспектами по механике, остальное - пиши, не хочу.
После смерти родителей матери я оставила себе то, что когда-то принадлежало им и было дорого. Бабулина шкатулка с подарками деда, ювелирными украшениями, которые он дарил ей на дни рождения и годовщины свадьбы. Ажурная скатерть и летнее пальто - достижения бабулиного крючка. Стопка фантастики - любимые книги деда, хранившиеся в их спальне на нескольких полках, читанные и перечитанные по несколько раз. Лидия, как истинный библиотекарь, хотела сдать эту "макулатуру" в отдел художественной литературы, но я забрала себе, с тех пор читаю. Я не особый любитель научной фантастики, но дед собрал лучшее, Брэдбери, Азимов, Шекли, Лем, Герберт, Гаррисон. Не все из прочитанного понятно, многое сложно, особенно у Брэдбери и Герберта, но чтение этих книг - дань памяти, некая замена походу на кладбище, где совсем не люблю бывать. Там приходится давить невольную улыбку, чтобы не выглядеть осквернительницей памяти усопших.
Моя похоронная коллекция включает и пять дедовских тетрадей с конспектами. Ранее не могла понять, почему он сохранил только их, но зарисовки на полях - портреты молодой бабули, имя Тоня с загогулинами, как современные граффити - раскрыли тайну. Дед хорошо рисовал, врожденный дар, которому он не дал профессионального хода.
Если почитать написанное твердым мужским почерком, гораздо более понятным, чем у бабули-доктора, можно отыскать личные записи: "Она обещала в пятницу в семь быть у Пушкина. И не забудь ромашки, идиот, они ей очень нравятся". Рисунок цветочков прилагается. Страницу назад. Лекция датирована четырнадцатым октября семьдесят первого, годом их знакомства. Ему двадцать четыре, ей девятнадцать. Она только поступила в мединститут после медучилища, он на втором курсе механического факультета нашего технического университета, тогда еще политехнического института, куда пошел учиться после армии.
Интересно, где дед взял ромашки в октябре семьдесят первого года прошлого века? Листаю дальше. "15.10.1971. Пятница, та самая. Сегодня! Уже сегодня в семь у Пушкина. Утром оббегал полгорода. На трех рынках побывал. Хризантемы - пожалуйста, ромашки - в июле подходи, милок. Ё-п-р-с-т! Взял хризантемы, похожие на ромашки. Надеюсь, понравятся". Зарисовка побитого букетом парня.
Прочтя внимательно все конспекты, устанавливаю хронологию событий. Они познакомились в конце сентября того же семьдесят первого года, чисто случайно, в трамвае, как мы. Встречались до лета. Восьмого июля семьдесят второго сыграли свадьбу. Последняя запись их трепетного романа из коротких фраз и картинок оставлена в бледно-зеленой тетради: "Она согласилась! Во вторник идем подавать заявление в ЗАГС. Ура! Ура! Ура!" Иллюстрация девушки в фате с букетом ромашек. Дата - 27.05.1972.
Ровно сорок лет спустя, пропустив пару пустых страниц, оставляю свою запись. Мой дневник - любовная антиутопия, но вдруг счастливая карма их истории передастся мне по наследству, через поколение, как сахарный диабет. Нелепая мечта, что ОН когда-нибудь вернется, все еще греет осколки разбитого сердца.
***
1 июня 2012 года.
Привет, дневник!
Сегодня День защиты детей, но никто не торопится меня защищать, наоборот, самой приходится разгребать проблемы взрослой биомаман. Правда, был один Рыцарь, но сплыл тридцать пять дней назад. Ничего, я уже не ребенок, сама справлюсь без всяких защитников.
Но почему же так больно? Все еще.
Сердечное самочувствие без улучшений.
***
Пока я лежала в больнице, Лидия на работу не ходила. Узнав об этом, звоню тете Ире. Она сообщает, что мать уволят по статье. Нужна либо справка от врача, либо заявление по собственному желанию. Биомаман начхать на карьеру, на наши финансы, на оплату коммунальных услуг, на элементарное выживание. Даже если удастся получить липовую справку, её не заставить вернуться на работу.
- Тебе надо, ты и работай! С меня довольно! - весь сказ.
Мы будто поменялись местами, она - капризное дитя, а я - родитель.
Делать нечего, с её паспортом еду в университет брать расчет вместо неё. Пишу заявление, подделываю подпись. Отдел кадров. Бухгалтерия. Всюду с тетей Ирой, у которой везде знакомые.
Расчетных должно хватить на оплату коммуналки и макароны с рисом до конца июня. На что существовать дальше, не знаю.
- Роза, ты заходи, если будет совсем туго. - Ирина Анатольевна смотрит на меня участливо.
Киваю, зная, что не зайду. Она, как и Лидия, мать-одиночка с дочкой моего возраста, едва сводящая концы с концами на мизерную зарплату библиотекаря.
***
2 июня 2012 года.
Дневничок, пламенный тебе приветик!
Лидия требует денег. Я, дура, вернула ей трудовую книжку. Она и поняла, кто вместо неё расчет взял. С воплями, что это её кровно-заработанные, перевернула верх дном мою комнату.
Я как в воду глядела, еще вчера все счета оплатила, а остаток наличности спрятала. Если она пропьет эти деньги, что неизбежно, то хоть с голоду помирай или иди на паперть, где своих профессиональных нищих хватает. Пока каникулы надо искать работу.
Тридцать шестой день без НЕГО. Все еще больно.
Сердечное самочувствие - улучшений нет.
***
В старый дедовский конспект, ныне мой дневник, мать не заглядывает, ища свои "кровно-заработанные". На фантастику, сложенную стопкой между шкафом и стеною, тоже не обращает внимания, что к лучшему, остаток денег там, в "Дюне". Надо придумать тайник понадежнее, вдруг бывшей библиотекарше придет в голову перетряхивать "макулатуру". Склеив две страницы первой дедовой тетради, те, что не замешаны в его амурных делах, кладу наличность в образовавшийся карман. Тряси, сколько влезет, не выпадет.
После поискового бедлама запираю свою комнату, когда покидаю квартиру. Мой внутренний демон ликует, рисуя мысленную картину, как ключ свободы от родителей возвращается к Лидии злым бумерангом. Но запертая дверь не спасет, если обыск повторится в моем присутствии. Я не бой-баба отстаивать свое имущество с кулаками. Сделаю-ка еще пару потайных карманов в других тетрадях и книгах, в малозначащих приложениях и глоссариях, чтобы не хранить всю наличность в одном месте.
***
2 июня 2012 года, все еще.
Не успел соскучиться по мне, мой противолюбовный терапевт?
Нет худа без добра, обыск Лидии имел и оборотную, хорошую, сторону. Благодаря ему отыскалось гомеопатическое средство тебе в помощь. Перепрятывая деньги, я наткнулась на литанию против страха Бене Гессерит из "Дюны". Случайным образом, надеюсь, счастливым, положила купюры именно меж тех страниц. Каюсь, так и не смогла осилить эту книгу, даже до того места не дочитала. И вдруг такое откровение, прямо подарок. Только замени слово "страх" на "любовь", и вуаля, то, что доктор Зло прописал.
Я не должна любить.
Любовь - убийца разума.
Любовь - это маленькая смерть, влекущая за собой полное уничтожение.
Я встречусь лицом к лицу со своей любовью.
Я позволю ей пройти через меня и сквозь меня.
И, когда она уйдет, я обращу свой внутренний взор на её путь.
Там, где была любовь, не будет ничего.
Останусь лишь я.
Круто, правда? Заучить и читать как мантру каждый раз, когда вспоминаю ЕГО, считай, постоянно.
***
Фирма "Золушка" - мой первый работодатель, название говорит само за себя, уборка, уборка и еще раз уборка, офисов, квартир, промышленных помещений и территорий. Трудоустройством я обязана Анне Матвеевне, Маринкиной маме, она в "Золушке" координатором работает, распределяет рабочие задания между сотрудниками.
На первое время меня прикрепляют к Сирене Ивановне, женщине слегка за сорок, профессиональной уборщице, настоящему мастодонту наведения чистоты, из тех, которые вечно ворчат: "Ходють тут всякие, сорють, убирай потом". Задать наставнице вполне логичный вопрос: "Если б не ходили и не сорили, за что б нам деньги платили?" - не решаюсь. Все-таки она суровая тетка, закалки начала девяностых, тогда, на рубеже развала великой державы, мывшая первые платные общественные туалеты. Ивановна щедро делится со мной не столько нюансами мастерства, сколько воспоминаниями тяжелых трудовых будней.
Спустя две недели ученичества меня признают годной к самостоятельной трудовой деятельности. Наконец-то "остров сирен" остался позади! Больше никто не будет бубниво петь мне о тяжкой доле престарелой золушки, так и не встретившей своего принца. Объекты работы самые разные, сегодня убираем одно, завтра - другое. Мотаюсь по всему городу, обманывая свой топографический кретинизм падением на хвост кому-нибудь из бригады, если нужно ехать в новое, незнакомое место. К счастью, одну меня никуда не посылают.
Оплата каждую неделю, в конверте, а не по официальной ведомости. Чувствую себя Аль Капоне, получая первую зарплату. Схлопотать тюремный срок за уклонение от налогов желания нет. Но кто упечет за решетку в стране, где все нормальные люди скрывают доходы от государства, тем более за такую мелочь, как мой заработок? Правильно, никто. Официально я даже не работаю. Конечно, в любой момент могут сказать: "До свидания, Роза. Уволена". Потому стараюсь изо всех сил не допускать неудовольствия клиентов и начальства, нарабатываю трудовой авторитет.
***
11 июля 2012 года.
Здрав будь, старина дневник!
Долго я к тебе не возвращалась. Работа, работа и еще раз работа. Сам понимаешь, не до тебя.
Сегодня бабулин юбилей, ровно шестьдесят лет назад она появилась на свет. Праздновать бёздик усопших нельзя, по седым поверьям сие зело плохо, но мне, атеистке и современному человеку замшелые суеверия не указ.
Утром "прополка" в офисе "Агроэрга", вечером после закрытия "чистка конюшен" в автосалоне "Мустанг", а днем я свободна. Куплю ромашек и поеду на кладбище, там и перекушу в компании именинницы и деда. Лидию с собой не зову, да и нет её, вторые сутки где-то пропадает. Наверное, нашла себе достойную компанию. Лишь бы домой не водила своих собутыльников.
По случаю юбилея пеку пирог, маленький, яблочный, бабулин любимец, по её фирменному рецепту. Вчера специально купила яблок, кислых недозрелок-недоростков, половина червивая. Кучка в шесть штук - двадцать рублей, что мне по карману. Торговка распиналась, что сама выращивала, чистый биопродукт, червячками-экспертами проверенный. Ага! Как же! Насобирала где-то падалицу и выложила неликвидный товар на прилавок стихийного рынка по велению зова труб. В последнее время я во всех тетках вижу алкоголичек, корю себя, что нельзя так, даже если мать пьет, не все такие. Может, и не врала торговка, а круги под глазами и одутловато-красная физиономия - результат почечной недостаточности и крестьянского загара. В любом случае, спасибо ей даже за такие фрукты. На городском рынке яблоки полтинник, что моим финансам не потянуть.
Скоро в духовке дозреет яблочный пирожок, заверну его в фольгу и побегу на работу, к шести должна успеть. Два часа на уборку до прихода первого клерка вполне хватает, тем более я в паре с Еленой Семеновной. Моя напарница - дама быстрая, но не старательная, за что и прозвана в коллективе Метлой. На кличку Семеновна не обижается, уже привыкла. Одна я зову её по имени-отчеству, но как профессионала не уважаю, ибо доделываю её недоделки. Метла на окладе, официальный работник, а я на птичьих правах. Если клиент останется недоволен, её перебросят на другой участок, а меня уволят без выходного пособия.
Таймер звякнул - пора мне, пора. Вперед к трудовому почину, Нью-Золушка! Пока-пока, старина. До скорого!
Чуть не забыла, антилюбовная литания помогает как зубной заговор, но усталость - лучший терапевт.
Сердечное самочувствие - фантомное облегчение.
***
В пику моим опасениям, Лидия приводит в дом собутыльника-благодетеля, поившего её в последнее время, либо она его поила, вынеся из дома золото и шубу, подарки пропавшего мужа. Являются они за полночь, разбудив меня. Качать права не иду, утром разберусь.
Поднимаюсь в четыре, как обычно, "господа" еще пьют и закусываю. Приведя себя в относительный порядок, захожу в кухню разогнать теплую компанию. Покидать квартиру, оставляя их тут, опасно, мало ли, могут и пожар устроить. Пьяный с непотушенной сигаретой в постели - привет пожарникам. Пусть Лидия не курит, но её визави надымил так, что даже в прихожей сизо, о вони вообще молчу.
С проклятым айфончиком, где уже набран номер полиции, переступаю порог кухни. Мать перепутала столешницу с подушкой. Её компаньон пыхтит сигаретой, снуло покачиваясь на табурете. Форточка открыта, но толку ноль. Консервная банка из-под кильки в томате забита окурками. Клеенчатая скатерть пострадала в паре мест от прожига. Две пустые бутылки уже отдыхают у ног курильщика, одна ополовиненная на столе. Эстеты начали с шампанского, усугубили ликером, полирнули бренди. Закуска - наш продуктовый запас на ближайшую неделю, купленный мной вчера, правда, только то, что в приготовлении не нуждается.
- Лидок! - Клошар толкает пятерней голову собутыльницы.
- Чего? - подает голос мать.
- Тут какая-то хозяйка приперлась.
- Чё ты несешь? Я хозяйка! - Лидия приподнимается над импровизированной подушкой, правая щека отражает складки клеенки. Одутловатый лик украшен кругами под глазами. Всклокоченные волосы молят о шампуне.
- Была ею, когда оплачивала счета за коммуналку! Сейчас ты просто приживалка, - тоном выше, - на моей территории! - с ударением на "моей".
- Лидок, это хто? - глас мужчинки.
- Дочка моя. Видишь, Вова, какая стерва выросла. В кого только такая неблагодарная удалась?
- А-а-а, дочка. - Подозрительный прищур. - А чё ты мне про неё не сказала, а Лидок?
- Забей! - Взмах руки. - Она что есть, что её нет. Соседка и то ближе, чем такая дочь.
Мой палец давит на пиктограмму дозвона. Отвечают быстро. Громкая связь включена.
- Что у вас случилось? Говорите, слушаю, - реплика оператора после речитатива представления.
- Ты чё творишь, Коза? - ревет Вова.
- Что у вас происходит? - напряженный голос из смартфона.
- Выключи звонилку! Дай её сюда! - Алкаш вздымает из-за стола свою скудную, как для самца, массу.
- У меня в квартире бомж! - кричу в притворном ужасе. - Спасите, он хочет меня изнасиловать! А мне всего тринадцать! - Лишь бы не рассмеяться.
- Говорите адрес! - требует оператор.
- Ты чё несешь, Коза? - Горе-самец цепляет неверной ногой пустую тару и со стеклянным перезвоном встречает тушкой пол.
- Вова, идем! - Лидия хватает кавалера за шкирку, тащит мимо меня на выход.
Промолчу о некрасовских женщинах в русских селеньях, сей Вова под силу и современным городским дамочкам. Прерываю звонок, цель достигнута. Надеюсь, доблестные органы поленятся ввязываться, но повторять трюк нельзя.
- Ты чё? - вопит скудный Владимир.
- То! Сучка уже так моего Кешеньку из дома выжила, может, и со свету сжила, - чуть не плачет биомаман в прихожей. - Чтоб ты сдохла, дикая тварь! - Оборачивается на пороге квартиры.
"Взаимно, матушка!" - отвечаю не менее колким взглядом.
***
15 августа 2012 года.
Снова к тебе, друг-дневник! Тук-тук! Не ждали? А вот она, я, явилась, не запылилась.
Уже август, по утрам, когда иду на работу, прохладно, а днем по-прежнему жарко. Скоро сентябрь и школа, но работу бросать нельзя. Поговорю с Анной Матвеевной о смене графика.
После набега Лидии с сотоварищем на припасы рацион мой оскудел, но до субботы, следующего недельного вливания денежных средств, дотяну.
Сегодня в дневной перерыв гуляла по парку с книжкой по внеклассному чтению. Облюбовала лавочку рядом с кафе-гриль, выездной вагончик с парой столиков. Под тургеневскую "Асю" наедалась запахами жареных кур, румяных, с коричнево-золотистой корочкой. С моей диспозиции открывался чудный вид на агрегат с лениво вращающимися тушками, слух ловил манящие звуки шипения капающего жира. Дочитав повесть, я, можно сказать, наелась недоступным мне ныне блюдом.
Хочу мяса. Не понимаю вегетарианцев, особенно тех, кто может себе позволить его каждый день. Я не могу, потому питаюсь запахами.
Сегодня о НЕМ я вспоминала реже обычного, бурчание в животе отвлекало. Голод присоединился к стану союзников моей антилюбовной кампании.
Сердечное самочувствие - все еще плохо, но я стараюсь.
***
Школа, восьмой класс. Работаю меньше, только по вечерам, что отражается на финансах. Зато ем в школьной столовой, дешево и сердито, и мясо каждый день, пусть маленькая котлетка-тефтелька, но хоть что-то. Марина со мной туда не ходит, говорит, воняет. Не нюхала она туалеты в некоторых офисах.
С уроками успеваю, делаю на переменах. Подруга списывает. В награду подкармливает вечно-голодную меня домашними вкусностями, которые ей мама с собой дает. Марина пухленькая, невысокая, о себе говорит, легче перепрыгнуть, чем обойти. Все время сидит на диете, с чем Анна Матвеевна категорически не согласна. Мой рабочий ангел-хранитель готовит вкусно и много. В семье их пятеро, она с мужем и Марина с младшими братьями, все пышки, конституция такая.
Дома не готовлю, не для кого. Лидия интересуется только алкоголем, сидит на хлебе с консервами, демонстративно игнорируя мою стряпню. У нас с ней немая холодная война, противостояние обоюдной ненависти.
Родительское собрание - полная катастрофа, биомаман туда не пойдет принципиально. Да и я не хочу, чтобы она являлась пред очи классной в своем нынешнем амплуа без пяти минут бича.
На следующий день после пропущенной родительской сходки меня манит пальцем Раиса Денисовна:
- Роза, почему твоей матери не было на собрании? - Строгий взгляд поверх очков в стильной оправе.
- У неё дежурство в читальном зале допоздна было, отпроситься не получилось, - вру. - Но деньги в школьную кассу она сдаст, вы только скажите, сколько. Завтра принесу.
- Хорошо, - удовлетворенно.
Фух! В этот раз гроза обошла стороной, но сборища предков каждую четверть.
Ноябрьское собрание. У Лидии воспаление легких, высокая температура, бедняжка никуда не выходит - вранье от первого до последнего слова. На февральское идет соседка из квартиры напротив, Эльвира Васильевна, старая дева, кошатница, выдав себя за мою двоюродную тетку. В благодарность мою наш отрезок подъездной лестницы весь следующий квартал, когда её очередь. Соседка не фанат чистоты, любая уборка для неё равносильна каторге.
Только не думайте об Эльвире плохо. Она очень добрая, имея трёх кошек, подкармливает все полосато-пушистое бездомное сообщество нашего двора, что, к сожалению, сказывается на подъезде. Соседи её не жалуют за доброту к братьям нашим меньшим. Лидия презрительно называет "Кошачьей мамашей". Но Кошачья мамаша хоть о ком-то заботится, хоть кому-то мать, в отличие от некоторых.
Еще Эльвира Васильевна помогает мне с английским. Она работает техническим переводчиком в крупной фирме, знает три языка помимо русского.
***
21 декабря 2012.
Привет, отрада ожидающей апокалипсис!
Последние пару месяцев все только и говорят, что о конце света, напророченном древними майя. Их календарь заканчивается сегодня, а цивилизация канула в Лету давным-давно. Скорее всего, очередная страшилка, отвлекающая народ от насущных проблем. Хотя заманчиво сдаться надвигающемуся катаклизму, зачем трепыхаться, если завтра умру, все умрут.
Я тоже поддалась ожиданию конца в надежде перестать думать о НЕМ, страдать, мучиться, выживать, быть взрослой в свои неполные четырнадцать. Наверное, дело в психологической усталости, о которой пишут и говорят. Но мне до кризиса среднего возраста еще скакать и скакать. Как подумаю, что это будет за скачка, лучше уж апокалипсис сегодня.
Марина собирается остаться дома, встретить конец света в родных пенатах. А я пойду в школу. Умру среди своих. Кроме одноклассников, другой семьи не имею.
Еще три часа до десяти, объявленной точки конца. Недолго осталось.
Конец света подводит, день проходит штатно, не считая комичных эпизодов. Выпихнутая родителями на занятия Соткина приносит в школу пачку соли, блок спичек и три рулона туалетной бумаги на случай выживания после апокалипсиса. Антон Поддубный является с походным рюкзаком, из разошедшейся от натуги молнии выглядывает ручка котелка.
Ровно в десять начинается урок химии. Антон надевает строительную каску. Одни одобрительно кивают, другие хихикают в тряпочку, я украдкой вытираю слезу.
- Этот точно выживет, - шепчет Марина.
Валерка Кролев подходит к моей парте, присаживается на край столешницы, берет мою руку:
- Помирать будем вместе.
Даже вошедшая в класс Раиса Денисовна не сгоняет его зад с облюбованного места.
Марина, зажмурившись, обнимает меня за талию. Вот так! Настоящие друзья познаются в момент апокалипсиса.
Все замирают. Стрелка часов в секунде от времени напророченного обвала, последнее тиканье совпадает с громом звонка. Всеобщая тревога достигает апогея, длится минуту и опадает, не получив обещанного конца.
Облом, господа учащиеся, уроку химии быть, затем математики, потом английского. Мы все еще живы и будем жить долго, но не обязательно счастливо, уж точно не я.
***
14 февраля 2013 года.
Здорово, дневничок!
Сегодня четырнадцатый день рождения. Пишу утром, вечером будет не до тебя.
После школы тренировка. В конце марта городская спартакиада по легкой атлетике. Соревнования состоятся на закрытом стадионе футбольного клуба, любезно предоставленном Игорем Розовским, известным покровителем детского спорта. Физрук гоняет меня каждый день до дыр в кроссовках, а на новые денег нет.
После гонок по вертикали работа. Потом придет Марина с фирменным тортом тети Ани. Наемся сладкого до отвала! Подруга стопроцентно ограничится чаем для похудения, который приобрела втайне от матери и тайно употребляет.
Лидии уже третьи сутки нет, что и к лучшему, не раздражает нарочитым бойкотом и мешать нашим посиделкам не будет.
Марина заночует у меня, чтобы поздно домой не возвращаться. Завтра вместе пойдем в школу, все равно суббота, труды и физ-ра - легкий день для меня, мучение для неё из-за физкультуры, которую она на дух не переносит.
Четырнадцать, говорят, сложный возраст. Наверное, так и есть.
Первую позицию в списке сложностей занимают прыщи. Неделю назад выскочил один на лбу, в самом центре, прямо третий глаз, и это еще по-божески. Весь мой класс, как и параллельные, давно заражены прыщавой болезнью, а у меня только первая звезда во лбу зажглась. Всевидящее око уже подсохло после выдавливания. Столько "мозга" из него выпрыснуло, просто ужас! Молись, Роза, повелителю прыщей, чтобы избавил тебя от этой напасти. А если не услышит бог чирей, терпи смиренно еще лет пять или шесть.
Бюстгальтеры, именуемые в просторечии лифчиками, на второй позиции. Грудь моя стала расти как на дрожжах, приходится носить жуткую сбрую. Каждое утро я воевала с застежкой, пока не приспособилась надевать его задом наперед, застегивать на животе, поворачивать и уже потом натягивать на грудь. Идиотизм! Почему не разместить застежку спереди, и не три крючка, а один? Говорят, такие, сделанные по уму, бюстгальтеры существуют, но у меня только нелепый лифчик. А бретельки - сущий кошмар, спадают, скатываются с плеч в самый неподходящий момент, на людях, когда не поправишь. Молчу уже о вечно давящих резинках и косточках. И эту пытку терпеть до конца моих дней! Когда же сбудутся слова Марины, что со временем привыкну к ненавистному лифчику, даже перестану замечать? У подруги долгий опыт ношения бяки.
Почему я не родилась пацаном? У них из амуниции только трусы. На каблуках не ходить, юбок не носить. Еще они могут бросить тебя ради кого-то лучше, краше, доступнее!
Не хочу о НЕМ думать, но завтра ровно год с нашего знакомства. Молва твердит, время лечит. Пока не ощущаю. Подождем.
Сердечное самочувствие тревожно-болезненное.
***
Сегодня школьная спартакиада по легкой атлетике. Закрытый футбольный стадион, выстроенный всего пару лет назад, не совсем подходит для королевы спорта, но его переоборудовали, подготовив для наших соревнований. Объявление, что грамоты победителям будет вручать лично Игорь Константинович Розовский, стимулирует мою волю к победе. Хочу взглянуть на олигарха вблизи, чего и добиваюсь, показав лучшее время на стометровке. Ю-ху!
После пафосно-бравурной поздравительно-заключительной речи городской чиновницы по образованию Розовский выходит на поле в сопровождении бодигарда и секретаря мероприятия, в обязанности которой входит нести и подавать грамоты олигарху для вручения победителям. Все отличившиеся выстроены в шеренгу. Игорь Константинович степенно жмет руку каждому и одаривает наградной бумажкой. Шаг за шагом он неумолимо приближается к моей позиции, тем же темпом растет и градус моего волнения. Даже перед забегом так не трясло, как в преддверии встречи с неотцом. Последний шаг, его, последний вздох, мой.
- Поздравляю с победой, Роза Путилина! - уверенный голос над макушкой, протянутая для пожатия рука.
Пресс стального взгляда хозяина жизни порождает приступ паники - улыбка до ушей, писк благодарности, потные ладони. Сильное горячее рукопожатие Розовского приносит нечаянное облегчение, что он мне не отец.
***
24 марта 2013 года.
Привет, бумажная отрада!
Поздравь меня с днем победы на стометровке. 13,4 секунды - солидный результат, на то и грамота с подписью Папы Игоря. Пересечение наших с неотцом путей оставило после себя непреодолимое желание никогда с ним не встречаться.
Из серванта пропала ракушка, привезенная бабулей и дедулей из Крыма задолго до моего рождения, большая, глазурованная, слоисто-бугристая, коричнево-серая снаружи и гладкая оранжево-розовая внутри. В раннем детстве я слушала её призрачный шум, трубила как в рог, вызывая смех бабули. Лидия пропила морской трофей вслед за хрусталем, оставив полку серванта девственно чистой. Не думала, что она польстится на старую ракушку, а то забрала бы к себе в коллекцию памяти.
Соревнования и встреча с Розовским отвлекли от мыслей о НЕМ, но это лишь временная мера.
Сердечное самочувствие так себе.
***
Уже апрель. Через неделю очередная родительская сходка. Опять просить Эльвиру? Она, конечно, пойдет, но навязываться не хочу.
- Роза, - останавливает меня классная мать после химии. - Задержись.
- Слушаю вас, Раиса Денисовна. - Улыбаюсь, что легко с моим эмоциональным инверс-устройством.
- Угадай, кого я вчера встретила?
- Кого? - удивленно, но колени подрагивают.
- Бомжиху, у нашего контейнера бутылки искала. Присмотрелась, а это твоя мать, Лидия Путилина, сложно узнать, но можно.
- Может, все же обознались? - робко блею.
- Обозналась? - Брови дугами. - Я её окликнула, и она на меня посмотрела, потом буквально сбежала.
Уже легче.
- Понимаете, Раиса Денисовна, горе у неё, муж пропал, потому и пьет, но это временно. - Взгляд бездомного щеночка прилагается.
- Хм. - Карминовые губы поджаты. - Ты же понимаешь, Роза, я должна довести это до службы опеки.
- Мы же справляемся. - Тут бы слезу пустить, но лезет ухмылка. - У вас есть нарекания на мою успеваемость или посещаемость?
- Нет. Ты лучшая в классе, круглая отличница, гордость школы, единственная взяла грамоту на городской спартакиаде.
- Видите, Раиса Денисовна, у меня все хорошо, - бодро.
- На что же вы живете, на сборы бутылок по мусорникам? - Подозрительный прищур сквозь стекла очков.
- Подрабатываю уборщицей, на жизнь хватает.
- Давно?
- Всего пару месяцев, - вру. - И потом, Раиса Денисовна, - беру быка за рога, - если сообщите органам опеки, меня заберут в детдом и переведут в другую школу. Вы потеряете потенциальную медалистку, а наша школа - спортсменку.
Классная взвешивает все "за" и "против", бесконтрольно отбивая ритм марша тореадора из "Кармен" о цинк кафедры кабинета химии. Наверняка представляет, как физрук отрывает ей конечности за акт гражданской ответственности. Раньше у них был роман, теперь парочка на ножах. Лишь бы она из-за этой вражды не решила действовать назло ему, мне, и в конечном итоге себе.
- Если случится что-то нехорошее, ты должна мне сообщить, - решает она помиловать мою голову от гильотины опеки.
- Конечно, Раиса Денисовна! - обрадованно.
Вот и разрешились мои проблемы с явкой матери на родительские собрания.
***
27 мая 2013 года.
С днем рождения тебя, антилюбовная жилетка!
Такое событие нельзя не отметить. Разрисую тебя сегодня ромашками. Они у меня не такие красивые, как у деда, но все же.
В субботу отзвенел последний звонок, еще неделя бессмысленного похода в школу и каникулы. Снова буду работать полный день. Через три года поступать, за три лета нужно накопить на ноутбук, без которого в институте никак.
В годовщину ЕГО ухода не нашла ни сил, ни желания описывать душевное состояние. Странно, были знакомы два с половиной месяца, а спустя год меня все еще лихорадит.
Сердечное самочувствие колеблется между отметками "плохо" и "терпимо".
***
"Лето, ах, лето, лето звездное, будь со мной", - крутится в голове старая песня, услышанная сегодня, тридцать первого августа, по радио. Лето пришло и ушло, жаркое, беззаботное для кого-то, для меня проскользнувшее мимо, не оставив на коже загара, но пополнившее наличность в книжных тайниках. Подведем итог трудовой деятельности. Доход - шесть тысяч рублей, это с вычетом трат на жизнь и коммуналку. Половина необходимой суммы на ноутбук в кармане, если б не форс-мажор, непредвиденные расходы на одежду и обувь.
За три месяца я вытянулась на семь сантиметров, уже метр семьдесят. Размер стопы совершил скачок с тридцать четвертого на тридцать шестой, в сандалиях еще ничего, а кроссовки тесны, очень. Обувь мала, штаны коротки, лифчик давит до невозможности. Такими темпами к восемнадцати стану гренадером со стопой сорок-пятый-растоптанный и коровьим выменем в области грудной клетки.
Марина завидует моему жирафьему прогрессу, говорит, еще пара сантиметров, и вперед покорять мировой подиум. Но это её мечта. Я же хочу сделать карьеру, что без высшего образования невозможно, а его проблематично получить без ноутбука, сбережения на который придется потратить на обновление гардероба. Полная пятая точка!
Вынося мусор, встречаю Юлю, соседку с четвертого этажа, выпускницу нашей школы, хвалится, что поступила в университет на русскую филологию, на бюджет. Родители на радостях обновили ей гардероб и денег не пожалели на бренды.
Услышав о моей одежной проблеме, она жертвует мне свои еще хорошие, не сношенные, вещи. Наступив на горло гордости, принимаю нечаянный дар. Ростом я теперь с соседку, но по комплекции она на два размера больше, ничего, ушью, пока Лидия бабулину швейную машинку не пропила. Роман моих фусов с Юлькиной обувью не складывается, у неё тридцать девятый, но беру, на вырост.
После соседской благотворительности трачусь только на белье, колготки, носки и новые кроссовки, в тридцать девятом с моим тридцать шестым не побегаешь, даже с двумя шерстяными носками.
***
10 октября 2013 года.
Здравствуй, хранитель моей душевной печали!
Мир не без добрых людей, что в некоторых ситуациях прискорбно. Сегодня меня посетила социальный работник. Пришлось уладить дело взяткой. К сожалению, чиновница не выдала имя "доброй" души, спустившей на меня органы опеки.
Сердечное самочувствие терпимо болезненное.
***
Вернувшись со школы, сажусь за уроки, еще на работу идти, времени в обрез. Лидии привычно нет. Звонок в дверь. Гляжу в глазок, какая-то женщина. Может, из "Свидетелей Иеговы". Они часто по квартирам ходят. Я им не открываю. Божьи свидетели не настырные, позвонят и уйдут, в отличие от этой дамы.
- Что вам нужно? - спрашиваю через дверь после третьего звонка.
- Я из органов опеки. - Незваная гостья подносит раскрытое удостоверение к глазку. - Открывайте! Иначе приду с участковым!
Серьезное заявление, на которое так и подмывает сказать: "Вперед!" Квартирная аферистка уйдет безвозвратно, но если она действительно опекунша, здравствуй, детский дом.
Отпираю. Даме за сорок. Крашеная в рыжий цвет завивка обрамляет качественно замаскированное косметикой лицо. Летнее нежно-голубое пальто обтягивает плотно сбитую фигуру. Бабье лето оправдывает легкость наряда. Самоцветов и злата на чиновнице, как на Хозяйке медной горы.
Опекунша без приглашения проходит в квартиру, покачиваясь на высоких каблуках, разуваться в её планы не входит.
- Роза, не так ли? Где твоя мать? - Цепкий взгляд из-под густо накрашенных ресниц оценивает интерьер прихожей.
- Её нет дома. Не покажете еще раз ваши документы? - подозрительно.
- Бдительный ребенок, - хмыкает она, но просьбу исполняет.
Зовут чиновницу Римма Алексеевна Торкина, согласно удостоверению, которое она из рук не выпускает, но дает рассмотреть.
Приглашаю её в гостиную, предлагаю чай. Она выкладывая на стол бумаги анкетного вида из рыжего кожаного портфеля.
- Итак, Роза, нам поступил сигнал, что твоя мать пренебрегает родительскими обязанностями. - Хлебнув производную пакетика "Лисма", брезгливо отставляет чашку, черствые пряники и сушки тоже не прельщают.
- От кого, Римма Алексеевна?
- Неважно. Я пришла сюда, кстати, уже не в первый раз, чтобы проверить полученные сведения. Врать не советую. С соседями и некоторыми жильцами дома я переговорила, имею представление о твоей ситуации.
- Лгать не буду. - Стойко выдерживаю её взгляд, ступая на зыбкую стезю взяточника. - Но деловое предложение сделаю.
- Какое? - заинтересованно.
- Такое. - Выкладываю на стол золотую цепочку с янтарным кулоном.
В окаменелой капле смолы в миллиметре друг от друга обрела вечный покой пара доисторических мушек дрозофила - символично и драматично, вместе навсегда. Вещица из комплекта, серьги, цепочка с кулоном и кольцо. Дед подарил его бабуле на янтарную свадьбу, тридцать четвертую годовщину совместной жизни. Вопреки доводам рассудка и логике мне порой кажется, что карма мушиной пары метафизическим образом передалась им. Наверное, поэтому не жаль расстаться с кулоном, пусть послужит благому делу, подарит мне свободу от государственной опеки. Чиновница явно неравнодушна к ювелирному искусству, раз носит на себе столько украшений, значит, и перед моим подношением не устоит.
Римма Алексеевна осторожничает, но во взгляде алчные бесы. Напряженно жду их победы над совестью. Наконец-то она забирает цепочку:
- Хорошо, я все улажу. - Прячет взятку в карман и складывает бумаги обратно в портфель.
- Мне нужны гарантии, что больше никто из вашей канторы сюда не явится. - Её должностное преступление прибавляет мне наглости.
- Я тебя понимаю, деточка, но и ты меня пойми. - Щелчок замка вместо паузы. - Бумаги я заполню как надо, отмечу в них, что в опеке государства ты не нуждаешься. Но если сигналы будут поступать и попадут к кому-то другому, например, пока я в отпуске, то уж не обессудь.
***
15 февраля 2014 года.
Приветствую тебя, тайник моей боли!
Вчера мне исполнилось пятнадцать. Странная дата, вроде уже не ребенок, но и не взрослый. "Краснокожая паспортина", двуглаво-орлино-державная, уже год обитает в кармане "широких штанин", отчего ощущаю себя большой, и невдомек, почему никто из старших не считается с моей значимостью. Я будто в зоне отчуждения, на границе, на стыке, и назад не вернуться, и вперед не пускают, что реально бесит.
День рождения я отпраздновала привычно, ночные посиделки с Мариной в компании кулинарного шедевра тети Ани.
Лидия уже неделю отсутствует. Не беспокоюсь, наоборот, не хочу, чтобы она возвращалась, и рефлексии совести по этому поводу не чувствую. Да, такая я неблагодарная дочь.
Два года назад ОН повстречался на моем пути. Это событие до сих пор наполняет меня болезненно-сладостной истомой. Вестимо, все в прошлом, ничего более меж нами не будет, но почему-то испытываю томление и приятное, и терзающее одновременно. Глупое сердце не желает отпускать надежду, наивную веру, что наши пути еще пересекутся, что произошла нелепая ошибка, случилась вселенская несправедливость, разлучившая наши души, созданные друг для друга.
Сердечное самочувствие непонятное.
P.S. Дневник, прости за нарочитую куртуазность описания душевного состояния, результат погружения в классическую русскую литературу.
***
Весна. Зеленеют ветки, цветут деревья, птицы поют свои брачные песни, кошки трутся друг о дружку, и меня неожиданно приглашают на свидание. Кирилл Красиков из 11-Б - брюнет, спортсмен и просто красавец.
Без понятия, почему сей объект грез старшеклассниц обратил на меня внимание. Я на него не заглядывалась, глазки не строила, он вообще не в моем вкусе, а тут такой пассаж с приглашением в кино. Марина завидует, Кирюшенька - "лапка", "кися", "душка" и прочее сю-сю, но, как ни парадоксально, велит идти с ним на свидание без всякой ревности.
С внезапным кавалером я немного знакома, он тоже участвовал в городской спартакиаде, только грамоты не удостоился. При внешности покорителя женских сердец победителем в спорте Красиков не оказался, наверное, потому и не вызывает у меня должного пиетета.
Воскресным вечером, аккурат в черемуховые холода, мы держим путь в центральный кинотеатр, праздно болтая, вернее, Красиков точит лясы, я слушаю.
Кирилл собирается стать доблестным стражем правопорядка, как его отец, дед и дядя Артем, геройски погибший молодым от бандитской пули. Дослужившись до следователя, Красивов непременно отыщет гада, убившего родича, и накажет по закону справедливости, то бишь кокнет без суда и следствия. Семейная вендетта смывается только кровью. Полная ахинея! Далее пересказ приключений сериальных полицейских. Уныло внемлю его сумбурным: "Бум!", "Бах!", "Он ему как врежет!", "А тот пах-пах из макарова!" и прочему в том же духе.
Какой же Красиков еще ребенок! Даже я, девчонка младше его на два года, понимаю, что работа полицейского далека от адреналиновой романтики. Грязь общества и бумажки - их удел. Гонки и ловля преступников только в сериалах захватывают, только там хороши. Промолчать не могу, надоело слушать наивный лепет из уст без пяти минут выпускника школы. Прорывает меня аккурат у кассы кинотеатра. Кавалер сникает, но билеты приобретает.
Одновременно стартует два фильма, боевик и романтическая комедия. Кирилл выбирает второе то ли из-за моей отповеди, то ли из-за стереотипа, что девушки смотрят только кино про любовь. На сеансе страдаем оба, меня тошнит от умильности и наивности, Кирилл зевает от скуки. Зато попкорн за счет кавалера, целое ведро.
Путь домой проходит в тягостном молчании. Холод в цветущую пору импонирует ситуации, весна, свидание с красивым парнем, а на душе стыло. Последние сто метров ломаю голову, как отшить его, не обидев, но Кирилл сам избавляет меня от акта жестокосердия:
- Роза, ты, конечно, красивая, но слишком умная. - ВАУ! Вот это комплимент! - Я будто со старшей сестрой на свидание сходил, - разочарованно.
А я будто третьеклашку на прогулку вывела!
- Все нормально, Кирилл, - притворно вздыхаю. - Просто мы разные, так бывает.
- Да, - кивает он радостно. - Без обид?
- Конечно.
- Тогда пока.
Красиков уходит, и я с легким сердцем скрываюсь в подъезде.
***
27 апреля 2014 года.
Здорово, боевой мой товарищ!
Два года как ОН ушел. Два года разрухи. Семьсот тридцать дней отвоевываю душевный покой у злюки-любви, день за днем терпя поражение. Очередной бой проигран, попытка вытеснить те отношения новыми с треском провалилась. Даже самый популярный красавчик школы не выдержал сравнения с НИМ.
Тогда, два года назад, я чувствовала себя защищенной. За НИМ как за каменной стеной, за абсолютным щитом. С НИМ легко и весело, естественно и радостно. С НИМ даже молчать хорошо. Я могла смотреть на НЕГО часами. Просто держа ЕГО за руку, испытывала невероятную эйфорию, абсолютное счастье.
И что мне осталось? Жестокая память и осколки разбитого сердца, которые семьсот тридцать дней пытаюсь смести метлой цинизма в совок безразличия и скрепить цементом самодостаточности, а конструкция все равно рушится.
Не знаю, встречу ли когда-нибудь того, кто сможет сразиться с образом Рыцаря и победить. Того, кто будет сильнее, надежнее, благороднее. Того, кто излечит меня от напасти, заразив новым чувством. С другой стороны, зачем мне новый клин вместо старого?
Как сказал кто-то из великих, не помню, кто: "Признать поражение - первый шаг к будущей победе". Так вот, я признаю, что проиграла очередное сражение, но война не окончена. Я еще не сдалась!
Сердечное самочувствие описано выше.
***
Экзамены сдаю без проблем. Снова лето, трудовые будни. Три дня в неделю полная загрузка. Наша бригада обслуживает торговый центр, тот, где мы когда-то гуляли с ЕГО сестрой, подыскивая ЕМУ подарок. Тот, где я узрела алое свадебное платье, наивную детскую мечту. С тех пор я туда ни ногой, но работа требует переступить через страх возвращения болезненных воспоминаний.
Как назло, красное платье снова в витрине салона "Инга". Фасон у провокатора другой, с юбкой, напоминающей бутон розы. Оно словно насмешка над былой грезой: "Смотри, Роза, я краше! Со мной можно замуж за принца, а не за какого-то Рыцаря!" Благодарю покорно, яркий наряд! Не нужны мне принцы, я им и подавно, если даже Рыцарь бросил. Скорее достанься принцессе, не мозоль глаза золушке, не береди душевные раны. Но платье упорно торчит в витрине понедельник, вторник, среду, и снова понедельник, вторник, среду, и так уже второй месяц. Лето - время свадеб, но его никто не покупает. Не найти такой романтической дуры, как я, помешанной на "Алых парусах" и цвете артериальной крови.
Зато магазин подарков закрылся, теперь там ножи продают. Больше не заказать мне футболку с глупейшей надписью "Мой Рыцарь", но можно приобрести булатный нож и перерезать себе вены, исключительно из любви к цвету крови.
***
30 июля 2014 года.
Приветствую тебя, громоотвод душевной бури!
Угадай, кого я сегодня видела. Не поверишь, саму Королеву Ингу. Её Величество явилась в свой салон перед открытием, ранняя она пташка для светской львицы. Вся бригада золушек сбежалась поглазеть на ту, кто осуществила их мечту, стала супругой Короля. В жизни Инга лучше, чем на фото, высокая, стильная, грациозная пантера даже на каблуках максимальной возможности, ни единого изъяна в прическе и макияже. Королева поздоровалась с нами, чураться и задирать нос не стала. Хотя мы просто стояли в сторонке, делая вид, что у нас производственное совещание, а не гляделки на самую успешную даму города.
Все-таки великолепная она женщина! Мне бы такую мать, только супруга её в отцы не нужно. К сорока годам стать такой, как она - цель, достойная стремления и упорства. К черту брак! Всего добьюсь сама! Чтобы ОН, увидав меня по телевизору, глянул на свою обабившуюся супругу и понял, как сильно ошибся в выборе. Клянусь тебе, дневник, этот день настанет! Непременно!
Еще одна радостная новость на прощание, вчера красное платье купили. Ура!
Сердечное самочувствие лихорадочное, но целеустремленное.
***
Десятый класс. Опять я вытянулась за лето, став третьей по росту в классе, и это в общем строю с парнями. Выше меня только Валера Кролев и Вова Гриценко, наши баскетболисты. Кролев ко мне неровно дышит, говорит, я ему по росту стопроцентно подхожу. А я своей акселерации стесняюсь.
Стопа моя осталась прежнего размера, что, с одной стороны, радует, с другой - противоречит законам пропорции, дылда метр семьдесят пять с тридцать шестым обуви. Грудью я во второй размер не влезаю, а до третьего не дотягиваю. Перемерев кучу лифчиков в палатке на рынке, ни один не покупаю. Подожду, когда мои дыни дозреют до следующей чашки, тогда и потрачусь.
О деньгах. Фонд "Ноут для вышки" пополнился на десять тысяч рублей, давая надежду, что доход за следующее лето позволит приобрести новый компьютер, а не бывший в употреблении. Не буду торопиться со столь важным приобретением.
Моя комната напоминает каморку Плюшкина, тогда как остальная квартира почти пустует. В последний свой визит, когда я была на работе, Лидия унесла телевизор, купленный её мужем. Тот, что приобрел еще дед, стоит у меня в комнате, как и его старенький компьютер, ревущий надсадно кулером, но работающий, как и бабулина швейная машинка, и куча остальных вещей. Сколько ни пытаюсь разместить это добро с максимальным удобством, навести хотя бы видимость порядка не получается. Вещей слишком много для такой маленькой площади.
В один из воскресных дней устраиваю реорганизацию имущества, нужное оставить, ненужное выбросить. Старая одежда, из которой я давно выросла, но храню в силу привычки или под давлением стереотипа, вдруг пригодится, подлежит устранению. Все, что капитально сношено - на тряпки. Остальное жалко отправлять на помойку.
Вспоминаю про Зотовых из первого подъезда, многодетная семья, отец алкоголик, мать дворник. Порой, когда бывает невмоготу, ставлю себя на место Марии Зотовой, у которой муж - то же, что и Лидия, существо, плюс четверо детей. Не скажу, что становится легче, но внутренний скулеж подавляет, жалость к себе перескакивает на эту несчастную женщину. Мою ситуацию можно исправить, её - нет.
У Зотовой две дочки и два сына. Девочки младше меня, одна учится в третьем классе, другая - в шестом. Довольно часто вижу их по пути в школу. Младшая донашивает вещи старшей, та в свою очередь носит еще чьи-то обноски. Поверьте, то, с чем решаю расстаться, имеет более приличный вид, чем одежда этих детей.
Собрав вещи в большой мусорный пакет, улику рабочей кражи, другой тары нужного объема не нашлось, иду к Зотовым. Первый подъезд, первый этаж. Через обшарпанную дверь слышны бодрые крики детей. Не совсем приятный душок готовящейся стряпни будоражит крылья носа. Звонок не работает, стучу. Ребячьи визги сменяются настороженной тишиной. Пара минут ожидания, открывают. Мария Зотова предстает в заношенном до залысин вельветовом халате и ореоле запаха вареной капусты. Две любопытные рожицы выглядывают из-за угла в конце коридора.
- Здравствуйте. Это вам. - Сваливаю с плеч ношу, как ошибившийся сезоном Дед Мороз. - Здесь одежда для девочек, еще хорошая, целая. Извините за пакет, другого не нашлось.
Зотова окидывает меня строгим взглядом:
- Ты ведь из шестого подъезда. Имя у тебя какое-то редкое, цветочное.
- Роза! - кричит младшая девочка, отвечая вместо меня, подбегает к матери, выглядывает из-за её бока. - Самая красивая девочка школы, это все знают!
- Возьмите. - Двигаю мешок к порогу, ощущая запредельную неловкость, взятку легче давать. - Мне это уже мало, а вам пригодится.
Девочка, Катя, кажется, прыткой обезьянкой бросается к подношению:
- Здорово! Лизка! Иди сюда! - зовет сестру, шелестит пакетом, рассматривая содержимое. - У нас теперь шмотки Принцессы!
Принцессы? Это она обо мне? Да, Роза, все относительно, для кого-то ты золушка, а кому-то - принцесса.
Старшая Лиза появляется незамедлительно, глядит на меня робко и восхищенно. Наверное, я так же смотрела на Ингу Розовскую.
- Спасибо вам, - кивает Зотова, позволяя дочерям унести "шмотки Принцессы". - И за мешок спасибо, пригодится.
- До свиданья! - Поворачиваюсь и бегу, чтобы скрыть подступающий смешок эйфории. Не дай бог подумают, что насмехаюсь над их нищетой.
***
14 сентября 2014 года.
Здрав будь, отрадник душевный!
Сегодня проверила на практике формулу "разумного эгоизма" по Чернышевскому. Воистину, помогая другим, мы получаем толику личного счастья. Когда достигну высот Королевы Инги, непременно займусь благотворительностью.
Сегодня почти не вспоминала ЕГО.
Сердечное самочувствие приподнятое, несмотря ни на что.
Как проверенной и хорошо зарекомендовавшей себя золушке, мне доверяют уборку частного жилья, что приносит чаевые, если придешься ко двору в семье работодателей.
Каждый четверг после школы еду в центр к элитной свечке. Там в шестикомнатной квартире, даже семикомнатной, считая гардеробную, проживают Пановы. Глава семьи Вячеслав Титович - тридцатипятилетний мужчина, топ-менеджер банка "КонРоз", очки, залысины и небольшое брюшко, вечно занят, вечно в делах, потому вижу его редко. Александра Владимировна - ныне домохозяйка, ранее модель в агентстве Инги, подиумный псевдоним Сандра, двадцать семь лет, карие глаза серны, светло-русые волосы до лопаток, ноги от ушей и стандартные девяносто-шестьдесят-девяносто. И Марк - пятилетний сынишка Славы и Саши, очень необычный ребенок.
Первые четыре уборки Александра Владимировна держит дистанцию, присматривается ко мне, после пятой приглашает выпить чаю и жалуется на жизнь обеспеченной домохозяйки. Из-за маниакальной привязанности сына она из публичного человека, любящего тусовки и шопинг, стала затворницей. Парикмахер, маникюрша, массажистка приходят на дом. Если взять с собой Марка в публичное место, истерика гарантирована. Шопинг перекочевал в Интернет, став единственной отрадой, но носить обновки некуда.
- Ты не думай, Роза, что я лентяйка или грязнуля. Раньше сама все эти хоромы убирала. Но больше не могу, сил нет. Вроде ничего не делаю, сижу целыми днями дома, а желания хоть чем-то заняться в себе не нахожу. Я так устала, без понятия, от чего.
- Вам нужно отвлечься, - советую с умным видом, у молодой матери явно депрессия.
- С моим Кенгуренком это невозможно. Я была так счастлива, узнав о беременности, а сейчас даже не знаю, что и думать.
- Вам нужен детский психолог.
- Проходили. Без толку. Ничего они не знают. Кругом одни шарлатаны. Свекровь даже белую целительницу приводила, та сказала, что в Маркусю вселился демон, нужен срочный сеанс экзорцизма.
- Кошмар! - искренне возмущаюсь.
- Вот и я взашей её выгнала, но порой кажется, что Марк и правда одержим бесами.
- Глупости! Нет никаких бесов, - убежденно.
- Надеюсь, что так. - Вздох.
Пара глотков остывшего чая, пара минут стесненного молчания, пора прощаться и идти домой к своим проблемам.
- Знаешь, Роза, я ведь раньше совсем другой была, веселой, успешной. Модные показы, тусовки. Еще в университете училась. - Горькая улыбка в память об утерянной славе и свободе.
- Этим летом видела вашу бывшую начальницу, Ингу, - пытаюсь отвлечь её от тяжких дум.
- Королева - особенная женщина, сильная, умная, целеустремленная. Мы все ей завидовали и восхищались. Злились порой, но... - Она замолкает, снова погружаясь в пучину своих невзгод.
Покидаю квартиру Пановых, раздумывая над тем, что богатые тоже плачут. Интересно, а у кого нет проблем? Наверное, только у маленьких детей, но не таких, как Марк.
***
22 октября 2014 года.
Привет соратнику в борьбе с любовным недугом!
Опять на моем пороге гражданка Торкина. Угадай, зачем. Правильно, за новой взяткой. Сигналы поступают, а ей все сложнее меня прикрывать. Пришлось возложить на алтарь свободы от государственной опеки серьги с янтарем из мушиного гарнитура. И нет гарантии, что в следующем году Хозяйка медной горы не явится за новой мздой, а то и раньше. Сколько еще бабулиных украшений придется отдать, прежде чем дамоклов меч опекунства перестанет довлеть надо мной? Вопрос риторический.
Сердечное самочувствие - окончательное разочарование в чиновниках.
***
Четверг. Снова к Пановым. Квартира убрана, исключая детскую. Саша уже полчаса общается по телефону с мамой. Завидую белой завистью и прерывать их диалог не хочу. Раньше Александра забирала сына в гостиную, и я спокойно убирала комнату странного ребенка. Сегодня стою под дверью и не знаю, войти или дождаться окончания телефонного разговора Саши.
Решаюсь. Марк сидит на полу в окружении деталей Lego, собирает космический аппарат из "Звездных войн", возрастная рекомендация на коробке - двенадцать-тринадцать лет. Корабль почти готов. Странный ребенок пристально смотрит на меня.
- Привет, Марк. Я Роза.
- Я знаю, кто ты. - Он возвращается к своему занятию.
- Можно убрать?
- Только детали не трогай, они лежат в правильном порядке.
Присмотревшись к хаосу на полу, прозреваю, что беспорядком он только кажется.
- Шум пылесоса мешать не будет?
- Нет. - Марк качает головой, не отрываясь от сборки.
Пока я выполняю работу, старательно обходя участок корабельной верфи, главный конструктор заканчивает звездолет.
- Отлично получилось. - Любуюсь его творением.
- Это несложно, - скромничает пятилетний гений.
- Ты все это сам собрал? - Обвожу взглядом полки.
- Да. Папа считает это полезным.
- А ты?
- Они правильные, - странный ответ.
Тут бы кивнуть и уйти, но любопытство, как всегда, не щадит кошку:
- А что для тебя правильное?
- Мама правильная и ты, и они. - Кивок на собранные модели.
Необычная подборка. Присаживаюсь подле Марка на кровать, куда он перебрался вместе с собранным кораблем, чтобы я смогла закончить уборку.
- А папа неправильный?
- Он просто папа.
- Бабушки, дедушки, другие люди?
- Нет. - Упрямое качание вихрастой головы. - Ты первая правильная после мамы.
Может, "правильный" не совсем то слово? Ребенок имеет в виду другое, но словарного запаса не хватает описать иначе.
- Что еще ты находишь правильным?
- Эту комнату.
Марк живет в идеальном квадрате. Дверной витраж - разноцветные квадратики стекол, составляющие сложный симметричный узор. Ковер на полу имеет тот же рисунок. Все здесь подчинено законам симметрии.
- Ты рисуешь? - Во время уборок не видела его рисунков, что нетипично для детской.
- Нет. Они неправильные. Я только смотрю.
- На что смотришь?
Сорвавшись с кровати, мальчик бежит к шкафу, берет с нижней полки внушительный том художественного атласа "Третьяковская галерея". Методично перелистывая страницы, безошибочно указывает на признанные шедевры, пропуская, по его мнению, недостаточно правильные.
- Роза! Я думала, ты ушла, - застает нас удивленная Саша.
- Мама, не мешай, - заявляет мальчик, продолжая листать атлас.
Александра ретируется за дверь, обрадованная до невозможности.
Еще час рассматриваем репродукции, прежде чем Марк отпускает меня.
В коридоре нос к носу сталкиваюсь с возбужденной Сашей.
- Как он тебе, Роза? - Пристальный взгляд. - Не замучил? Он у меня специфический.
- У меня нет опыта. Братьев-сестер тоже нет. Я не знаю, как общаться с детьми, - мямлю на столь ошеломительное предложение.
- Так даже лучше! Ученые педагоги ему не подошли. А с тобой он провел два часа и не закатил истерику. Я все ждала взрыва, но его не последовало. Ты подходишь, Роза! Он тебя принял, понимаешь?
- Я работаю, - отнекиваюсь.
- Сколько ты зарабатываешь? А-а-а, неважно! Плачу втрое! - В её глазах блеск одержимой покупательницы, будто она на аукционе, где я безмерно желанный лот.
- Простите, Александра Владимировна, я не хочу бросать работу. - Каким бы заманчивым ни было её предложение, с "Золушкой" у меня долгие трудовые отношения, а с Пановыми - без году неделя, и то на ниве уборки, а не на новом для меня поприще.
- Не бросай, и дальше приходи к нам по четвергам убираться. Мы продолжим платить за тебя агентству. А в остальное время присматривай за Маркусей. Просто сократи тамошние трудодни в нашу пользу, вернее, к своей финансовой выгоде.
- У меня еще школа и тренировки.
- Кто тебя просит бросать учебу? Делай домашнее задание у нас. Марк тихий, мешать не будет. Просто его нельзя оставлять одного.
Потакая меркантильности, уступаю напору Пановой. Но не только потребность в средствах заставила согласиться, я заинтригована необычностью Марка. Он тоже отличается от других, как и я. Без помощи и поддержки понимающего человека ему не обойтись. Мне помогла бабуля-педиатр, изучавшая в мединституте детскую психологию. А кто поможет Марку? Мать, склонная к вере в одержимость бесами? Вряд ли. Александра никогда не несла на себе крест инокости, ей банально не понять сына. А я рискну, раз уж Марк подпустил меня к себе. Верну кармический долг, так сказать.
***
9 ноября 2014 года.
Привет, дорогой товарищ дневник!
Вот и пролетели осенние каникулы. Завтра в школу. Опять физрук будет лютовать из-за пропущенных тренировок. Марина тоже злится, что наши посиделки отменились. Увы, работа няни требует больше времени, чем уборка.
Всю неделю я провела у Пановых. Водила Марка в художественный музей. Обещанной Сашей истерики не случилось. Мальчик нашел "правильными" лишь три полотна из всей экспозиции, но поход ему явно понравился. Он вел себя спокойно, только излишне прижимался ко мне, созерцая унылое безобразие поздней осени на улицах города.
Музей от дома Пановых в квартале ходьбы, потому и отважилась сводить туда подопечного. За пределы центра не рискнула бы выводить человека с обостренным чувством прекрасного. Как объяснить пятилетнему малышу, почему люди живут в неправильном месте, почему мир, который мы создаем вокруг себя, несовершенен? Сама не могу это понять, возможно, из-за гипертрофированной тяги к чистоте и порядку.
Радует то, что о НЕМ вспоминаю реже обычного, наверное, из-за моего маленького неправильно-правильного мальчика.
Сердечное самочувствие полно заботой о чужом ребенке.
***
Физруку приношу извинения, объяснив ситуацию. Надеюсь, мой отказ от тренировок не повлечет за собой понижения баллов в табеле. С Мариной развод без скандалов и выяснения отношений. Она сейчас с Лесей Соколовой, нашей тихой троечницей, дружбу водит, давно заглядывалась на её старшего брата. Может, у них что и сладится, он вроде хороший парень.
Дарю Марку старый калейдоскоп, трубку с разноцветными стекляшками. Крутишь его, стеклышки складываются в симметричные узоры. Мальчик с радостью забавляется новой игрушкой.
Уроки учу при подопечном. Марк с интересом рассматривает мои учебники, особенно "Геометрию". Я принесла ему книгу за младшие классы, чтобы начал осмотр с азов. Он задает вопросы, которые порой и меня ставят в тупик, приходится искать ответы в Интернете.
Саша разрешает мне пользоваться своим ноутбуком, он ей теперь без надобности. Только я на порог, Пановой и след простыл. Вынужденная затворница дорвалась до свободы и живого общения, возобновила былые связи, восстановила старые знакомства, снова зависает с подругами в фитнес-клубах и СПА-салонах.
Учу Марка читать. Печатаю симметричный в текстовом плане стишок красивым шрифтом. Мальчик с радостью разбирает буквы, складывает их в слова. От Маяковского он в восторге, как и я. Многое приходится объяснять, но он ребенок понятливый.
Каждый день рисуем геометрические фигуры. Поначалу Марк робел, боясь сделать что-то "неправильное", но геометрия так глубоко запала в его сердце, что магия линий, кривых и углов побеждает страх ошибиться. Ищу в Интернете фрактальные рисунки, перебрасываю их Марку на планшет. Поднаторев за прошедший месяц в рисовании, он копирует сложную математическую графику фрактала, и у него получается.
Брожу по сайтам известных мировых веб-студий и рекламных агентств, скачиваю фото автомобилей, ювелирных украшений, архитектуры, скульптур, живописи. Марку нравится веб-дизайн и 3D-графика, но тут я не помощник. Нужен настоящий художник, дизайнер, тот, кто сможет раскрыть его потенциал. А кто я? Всего лишь няня-школьница. Тем не менее, мой подопечный прогрессирует, из странного, истеричного, по словам матери, ребенка превращаясь в маленького Будду дизайна, будущую звезду мирового класса, если его дар развивать.
Новогоднюю ночь провожу у Пановых. Сплю на диване в детской. Слава с Сашей празднуют где-то за городом на даче у знакомых. Под утро Марк перебирается ко мне, обнимает, утыкается носом мне в грудь и засыпает. Меня посещает странное чувство, будто он мой ребенок, именно сын, а не младший брат. Лежа с ним вот так, в обнимку, думаю о том, что моя воображаемая семья пополнилась еще одним воображаемым членом, к маме Инге прибавился сынишка Марк. Опасение придавить ненароком моего-не-моего мальчика долго не пускает в мир Морфея, но бог сновидений сильнее.
После пробуждения прототип моего воображаемого сына сообщает, что со мной ему снились правильные сны, чем доводит няню до счастливых слез. Неизвестно, какая из меня выйдет мать, и вряд ли решусь проверить это на практике, нет гарантии, что не стану второй Лидией, не повторю её печальный опыт материнства, но очень хочется иметь такого сына. Увы, родственников не выбирают, ни мы родителей, ни они нас, а жаль.
Зимние каникулы и Рождество тоже у Пановых. Ночую в комнате Марка. Мы оба нуждаемся в правильных снах.
***
9 января 2015 года, черная пятница.
Здравствуй, мой бедный, истерзанный друг!
Рада, что ты выдержал погром, уцелел. Только в тебе я не прятала деньги. Пишу, чтобы не рвать на себе волосы, не хохотать до икоты. Все мои средства, все, что собрала за два года, украдено Лидией.
Пока я отдыхала душой у Пановых, нежась в рождественской семейной обстановке, мать безжалостно вскрыла дверь моей комнаты. Замок поврежден, лутка тоже. Откуда у неё столько силы? Или помог кто из новых знакомых? Не думала, что библиотекарь тронет книги, но водка попрала и эту святыню. Бабулины драгоценности тоже пропали, шкатулка пуста. Осталась лишь пара золотых серег с крохами рубинов, те, что на мне.
Сижу у разбитого корыта, вернее, у истерзанных книг, у вываленной из шкафа одежды, держу тебя на коленях, мой истоптанный грязной обувью друг, и пишу, чтобы не вскрыть себе вены.
Я устала бороться! Устала выживать! Устала терпеть! Даже надеяться устала. Ради чего все, если итог очевиден? Я никчемное беззащитное существо, которое можно грабить, предавать, топтать, на которое всем начхать, потому что у всех свои проблемы.
Сердечное самочувствие суицидальное, если бы не Марк.
***
Наступив на гордость и принципы, обращаюсь за помощью к соседу с четвертого этажа, Юлькиному папе. Юрий Степанович по профессии мебельщик, имеющий малый бизнес по этой части.
- Что тут скажешь, Роза. - Он осматривает вандализм Лидии. - Дверь нужно менять вместе с луткой. Как временное средство, могу наложить заплату и личинку замка сменить. Только это плохая страховка.
- Давайте заплатку. - Кривлюсь улыбкой. На новую дверь денег нет. Наскрести бы на "плохую" починку старой.
Добрый сосед от оплаты отказывается, отчего мой мысленный долг его семье идет в рост. Пусть Емельяновы никогда не предъявят мне счет, но в трудную минуту я им помогу, чем смогу.
Саша, узнав о моей потере, повышает мне зарплату. Не подумайте, что плакалась в жилетку. Глазастый Марк, заметив мою частую улыбчивость, сказал маме. Малыш в курсе эмоциональной неправильности своей няни. Пришлось признаться Александре за чашкой ромашкового чая, что стала жертвой кражи, но об участии Лидии стыдливо умолчала.
- Роза, я отдам тебе свой будуар. Живи там. В школу будешь ездить на такси, мы оплатим. Небезопасно ночевать одной в квартире, когда любая шваль может туда забраться. Хорошо, что ты была у нас. Не хочу даже думать, что эти твари сделали бы с тобой ради каких-то копеек!
Кому-то копейки, а кому-то ноутбук, который так и останется мечтой, если Лидия и впредь будет совершать набеги на мои сбережения. Заплатка на двери её и подельников не остановит. Подумав об этом и постфактум, после слов Саши, испугавшись за себя, принимаю предложение о переезде.
***
14 февраля 2015 года.
Добрый день, страж моего сердца!
Мне сегодня шестнадцать. Уложив моего правильного мальчика, наведалась к тебе излить радость дня подарков, поздравлений и слез и привычно поделиться печалью. Ранним утром Марк одарил меня рисунком фрактальной розы - слезы раз, за завтраком Саша - своим ноутбуком, а Слава - планшетом - слезы два и три. Пановы просили не благодарить, купят себе новые, все равно я ревела от счастья полной укомплектованности гаджетами.
Вечером Слава повел Сашу в ресторан по случаю дня влюбленных. А мы с Марком ели торт моего приготовления, который он назвал правильным, что есть высшая похвала мне, как кулинару.
Шестнадцать. ТЫ обещал поцелуй, и я ждала дня "П" три года, несмотря на твой уход. Ждала, глупо надеясь на чудо. Но ты нарушил обещание тем прощальным поцелуем. Ты все их нарушил!
Сердечное самочувствие, не целованная в день "П".
***
Живу у Пановых. Чтобы не чувствовать себя нахлебницей и приживалкой, готовлю. Хожу в магазин за продуктами. Слежу за грязным бельем. Совсем несложно периодически забрасывать его в стиральную машинку. Глажка тоже на мне.
Саша ставит на Юлькиных вещах крест. Полиция моды в её лице запрещает мне носить "ширпотребное барахло". Она заставляет примерять свои "старые" вещи, хочет очистить гардероб для новой коллекции. Марк присутствует на демонстрации, отпуская свои "правильное" или "неправильное". В этом вопросе Александра доверяет мнению сына. Так я становлюсь обладательницей нового "правильного" гардероба от Сандры.
Обувь обновляю из собственного кармана. При одинаковом росте и размере одежды длина стоп у нас с Сашей разная. Работодательница обещает научить ходить на каблуках. Спорить с благодетелем - табу, приходится "ломать" ноги время от времени, дефилируя по длинному коридору туда-сюда, когда Сандра вспоминает о своем обещании. Десятисантиметровые шпильки с ватными шариками в носках для подгонки к размеру - хуже тренировок по бегу перед соревнованиями.
Пачкаю лицо косметикой под чутким руководством Сандры, осваивая азы макияжа. Не ропщу, не бывает бесполезного опыта.
Как-то раз Саша является домой пьяной после отмечания в "Белой Розе" дня рождения одной из подруг. Пятница уже пару часов как сменилась субботой. Слава почивает в спальне. Марк сопит в своей кровати. Я, потревоженная шумом, застаю пошатывающуюся работодательницу с бутылкой шардоне в руке у открытого холодильника. Отбираю у неё алкоголь. Не хватало ещё, чтобы мать Марка спилась.
- Александра, я сварю вам кофе, - намеренно строго.
Она безвольно плюхается за стол, принимая мою правоту.
- Роза, какая же ты хорошая! Ты мне как сестра! Я ведь тоже единственный ребенок в семье. Видишь, мы похожи.
Может, и так, только в этот момент мне совсем не хочется на неё походить. Не буду пить, никогда!
- Роза, если бы не Маркуся, я бы пристроила тебя к Инге в агентство... - далее неразборчивое бормотание.
Она засыпает прямо за столом, тащу её на себе до дивана в гостиной, вспоминая перепившую Лидию, отключавшуюся прямо в прихожей. Ликвидирую лужу непереваренных деликатесов, оставленную работодательницей у входной двери.
На следующий день Саша делает вид, что ничего не помнит. Не напоминаю ей об агентстве. Какая из меня модель? Но с Ингой очень хочется познакомиться, узнать, соответствует ли она тому кумиру, который я себе сотворила.
***
1 июня 2015 года.
Счастливого дня, защитник уже недетской души!
Марку понравились рисунки моего деда. Читаю ему на ночь "Дюну", он под неё хорошо засыпает, а утром сообщает, что ему снились красные пески и огромные голубые черви с крохотными фигурками наездников. Он нарисовал рыжий шар Аракиса с космическим кораблем на орбите и подарил мне. Храню его рисунки в коробке сокровищ вместе с заработанными деньгами.
У меня теперь новое хранилище драгоценностей - квадратная жестянка из-под немецкого печенья, небесно-голубая с закругленными углами, на крышке "правильная" картина, курсистоки начала прошлого века. Печенье съедено семьей Пановых давным, потом Марк приспособил опустевшую коробку под свои "правильные" вещи, теперь пожертвовал мне.
Пока шли занятия, я каждую субботу наведывалась домой на разведку и прибрать заодно. Коммуналку продолжаю оплачивать, это же моя квартира. Лидию за все это время не видела, но в мое отсутствие она явно бывала, судя по грязи и бардаку. Пополняю запас консервов в кладовке, пусть хоть чем-то питается кроме водки, мать все-таки.
Перед самыми каникулами в школу явилась гражданка Торкина, отчаявшаяся поймать меня дома. Хозяйка медной горы напомнила, что пора пополнить её "золотой фонд". Расставаться с последней ювелирной памятью о бабуле, еще и ради такой личности, нет ни малейшего желания. Пожаловалась на опекуншу Саше, она передала мужу, и Владислав все уладил. Органы опеки меня больше не побеспокоят. Виват Славе!
Сердечное самочувствие по-летнему теплое.
***
Летом приобщаю Марка к детскому обществу. Мальчику уже шесть. Сандра отложила школу на год, считая, что её Кенгуренок слишком мал и неприспособлен к коллективу. Согласна, опыт общения со сверстниками отсутствует, и это надо исправлять.
Есть у нас в городе одно "правильное" место с детской площадкой. Старый парк Героев-комсомольцев во времена моего раннего детства был криминально-опасным местом, куда даже днем ходить не стоило. Запущенные аллеи, ржавый остов колеса обозрения, прочие аттракционы растащили на металлолом еще в девяностые, но мемориал павшим комсомольцам Второй мировой, откуда открывается чудный вид на реку, более-менее ухожен. В две тысячи десятом парк приобрел Папа Игорь. Вопреки слухам, что строить там нельзя из-за возможных оползней, что деревья укрепляют опасный берег, упрямый Король возвел отель "Голден Роуз", архитектурный исполин из стекла и бетона с крышей в виде гигантской золоченой розы. Старый парк вырубили, освободив площадь для ландшафтных дизайнеров. Теперь там лужайки, клумбы, каналы, горбатые мостики, плакучие ивы у воды, круглые прудики с кувшинками и лилиями, кованые лавочки, ажурные беседки розария, оплетенные королевским цветком и современная детская площадка, абсолютно бесплатная. Мемориал отреставрирован и вписан в новый ландшафт. Опасное место стало красивым, полным детского смеха, мамаш с колясками, старушек интеллигентного вида, юных парочек и девичьих подростковых стаек.
Сандра подбрасывает нас к "Голден Роуз" на своей алой Toyota Yaris по пути в фитнес-клуб, велит, если сын начнет истерить, немедля ехать домой на такси. Марк очарован отелем, похожем на стебель гигантской розы с шипами-балконами. Он пристально рассматривает все вокруг, останавливается у памятника, стальная роза в плену колючей проволоки. Согласно надписи, это подарок одного Короля, водочного, другому Королю, сталелитейному: "Моему дорогому другу Игорю Розовскому к пятидесятилетию. Федор Прохоров".
- Она, как ты, - изрекает маленький гений, оторвавшись от созерцания стальной красоты.
Моя жизнь, действительно, похожа на терновник колючки, только я не стальная, пока.
На детской площадке Марк ведет себя настороженно, сидит на лавочке подле меня, к другим детям не спешит. Уговариваю его покататься на карусели-вертушке, временно опустевшей. Он соглашается, но стоит кому-то из детей нарушить его уединение, бежит ко мне. К нам подходит девочка лет семи, наверняка подосланная мамашей, заметившей брендовые одежки Марка. Покрутившись возле игнорирующего её мальчика, убегает.
- Почему не стал с ней играть? - спрашиваю Марка.
- Она примитивная.
Вздыхаю. Бедный ребенок, тебя же затопчут в школе примитивные сверстники, если не научишься общаться с ними. Быть не таким, как все, тяжко. Мне помогла мимикрия. Но как научить этому "правильного" мальчика?
Несмотря на неудачу первой прогулки, старания свои не прекращаю, каждый день поход на детскую площадку, пусть ребенок привыкает.
В начале августа Слава и Саша летят на Мальдивы, нас с Марком отправляют на дачу к друзьям. Элитный загородный поселок обтекает большое озера, рядом сосновый бор, чистый воздух, рассветные туманы над водой и непривычная тишина, сверчки и лягушки не в счет.
Обитатели трехэтажного особняка - домработница Мария Сергеевна и её муж Петр Николаевич, охранник-садовник. Хозяева, друзья Пановых, тоже летят со Славой и Сашей.
Днем прогулки по бору и берегу озера, вечером чаепитием на террасе с тетей Машей и её великолепными плюшками. Слушаю рассказы о жизни умудренной сединами женщины, о людях, которых ей довелось повстречать, и непременные сплетни о соседях.
- А что о них скажете? - указываю на шикарный особняк на другой стороне озера.
- Розовские есть Розовские, к ним не подобраться. Анька, их домработница, надутая курица, слова не скажет, глядит на всех свысока, будто она там хозяйка, а не Инга. Говорят, спит с Папой Игорем, потому и корчит из себя королеву.
Если такой женщине, как Инга, изменяют, то что говорить о других, не столь красивых и успешных? Неужели для брака типично предавать супруга? Не верю, что дедуля мог так поступать с бабулей. Лидия, при всей своей злобствующей языкатости, ни разу не упомянула о походах деда налево или интрижках бабули. Пусть и впредь остаются для меня идеальной парой, примером правильного брака.
- А вам дядя Петя изменял? - вырывается вопреки воспитанию.
- Всяко бывало по молодости. - Мария Сергеевна вздыхает, глядя в даль. - Сейчас кобель старый перебесился. Дошло до него, что никому, кроме меня, не нужен.
- Как вы это вынесли? - поражаюсь.
- Когда любишь, все стерпишь. Мой хоть руку на меня не поднимал. А что гулял, так все равно ко мне возвращался.
Смогла бы я сносить ЕГО измены, принимать как должное? Разве ОН не изменил тебе, разве не предал? А ты продолжаешь сохнуть и ждать ЕГО возвращения. Все-таки любовь - несправедливая кара, наш тяжкий крест, почему-то женский.
***
9 августа 2015 года (2 часа ночи).
Бессонной ночки, дружок вуайеристки!
Вчера почти весь день был гудёж на даче Розовских. Тетя Маша сказала, каждый год такое веселье, с тех пор, как "прЫнц" - она его так и назвала, комично, с ударением на "Ы" - вернулся из Англии.
Если опираться на сведения давней статьи, Стасу Розовскому в этом году исполнилось двадцать два. Он ровно на семь месяцев старше Рыцаря, день в день, восьмое августа и восьмое марта, Лев и Рыба. Почему я их сравниваю? Глупо. Может, из-за дурацкого кошмара, который так и не забылся.
Ладно, оставим анализ сна, перейдем к пикантным подробностям яви. Веселье угомонилось за полночь. Я открыла окно впустить прохладу ночи, свежий воздух приятнее кондиционированного. Задремав под пение лягушек, внезапно просыпаюсь от шума мотора. За окном белый катер рассекает озерную гладь, делает круг, останавливается в центре водоема. На борту парень и девушка, наверное, Его Высочество с подругой или кто-то из гостей. Лиц с такого расстояния не рассмотреть даже днем, не говоря уже о свете половинчатой луны. Зато слышно хорошо, вода содействует распространению звуков. Парочка о чем-то воркует, слышен переливчатый смех, женский, переходят к поцелуям, льнут друг к другу. Гляжу и не могу оторваться, несмотря на неэтичность подсматривания. Девушка сбрасывает с себя платье, парень обнажается в ответ, лунный свет скользит по гибким телам, лодка качается на спокойной воде, вздохи и стоны.
Как так можно? Фактически на глазах у всех! Наверняка не одну меня разбудил шум моторки. А я бы осмелилась так с НИМ, даже зная, что никто из возможных зрителей потом не опознает? Уж точно, нет! Такие утехи не для меня!
Сердечное самочувствие - стыдливое негодование.
***
Через неделю после озерной эротики за нами приезжает загорелый Слава. Бронзовая Саша, будучи в восторге от Мальдив, показывает мне яркие фото на своем смартфоне:
- Роза, я хочу там жить! Это рай, истинный рай! Обязательно съезди туда как-нибудь, не пожалеешь.
Мысленно вздыхаю. Она хоть осознает, что разговаривает со своей домработницей, а не подругой, женой богатого мужа? И потом, если там такая красота, почему не взяли с собой Марка? Но не мне учить их родительским обязанностям.
За то время, что была на даче, Лидия в квартире не появлялась. Дом встречает затхлым воздухом и скопившейся пылью, в кухне ни пустых бутылок, ни грязной посуды в мойке, ни мусора в ведре или на полу, дверь в мою комнату не тронута.
Одиннадцатый класс - последний рывок перед стартом во взрослую жизнь, хотя она у меня и так недетская. Учеба, подготовка к Единому государственному экзамену, я и на курсы факультета довузовской подготовки хожу с октября. Иногда приходится брать с собой Марка. Мой подопечный сидит тихой мышкой и внимательно слушает преподавателя. В первый раз меня с ним пускать не хотели, но я упросила, пообещав, что ребенок помехой не будет. И "правильный" мальчик няню не подвел. Математик уже привык к Марку, спрашивает о нем, если прихожу одна. Поделилась с ним уникальностью моего подопечного. Теперь малыш каждый раз получает от Сергея Витальевича увлекательную математическую ребус-задачку, что-то решает, что-то нет, но ходит со мной охотно.
Нечто непонятное творится с Сандрой, возвращается после полуночи, странный блеск в глазах, одевается слишком долго, особенно если идет куда-то вечером. Говорит, с подругами в клуб, а они такие "акулы", каждый изъян заметят, даже тот, которого нет. Но она и раньше общалась с ними, и столь дотошно не собиралась на посиделки. Наряды её стали откровеннее, декольте глубже, разрезы выше. Почему Слава этого не замечает? Или ему все равно, где и с кем жена пропадает, лишь бы не мешала его делам?
В декабре Сандра пакует чемоданы, велит мне собирать вещи Марка.
- Что случилось? - недоумеваю.
- Мы улетаем в Москву. Олег ждет в машине. Самолет через три часа.
- Но почему? - Присаживаюсь на диван из-за внезапной слабости в ногах.
- Любовь, Роза! Понимаешь, ЛЮБОВЬ? Не могу я без Олега. А его "Спартак" купил, он перспективный футболист. Вот позвал меня с собой.
- А как же Владислав Титович?
- Брак по расчету. Я специально от него забеременела, чтобы замуж выйти. Думала, обойдусь без любви. Не вышло.
- А Марк? - Истерика подкатывает к горлу, но держусь, пока.
- Кенгуренку в столице будет лучше. Наймем специальных преподавателей. Спасибо, Роза, что вытащила его из кокона, указала на способности. Можешь забрать мои вещи. Я все равно сюда не вернусь, а Славе плевать на мое барахло.
Прощание с моим "правильным" мальчиком выходит скомканным. Я пребываю во внутреннем ступоре, не желая выпускать эмоции, чтобы не пугать ребенка. Ему и так тяжело, хоть он и не осознает происходящего в полной мере. Обнимаемся. Сандра уводит по длинному коридору к лифту моего воображаемого сына, а я ничего не могу сделать, только обреченно гляжу им в след.
***
17 декабря 2015 года.
Здравствуй, отстойник моей печали!
Почему так, стоит привыкнуть к кому-нибудь, полюбить, и судьба отнимает его у меня? Чем я её прогневила? За какие грехи плачу? Может, была в прошлой жизни душегубом-антропофагом, человечину ела? Снова истерика, снова боль, снова бессилие. Будто вырвали часть души, обескровили, отняли радость. Все меня предают, Лидия, Света, ОН, теперь Сандра.
Любовь. Опять эта сука-любовь! Бросила бы я нелюбимого мужа ради НЕГО? Лишила бы сына отца? Как бы поступила на месте Сандры? Не знаю, ничего уже не знаю, кроме того, что устала от потерь. Лучше ничего не иметь, чтобы ничего не терять. И замуж стоит идти только по любви, как у дедули с бабулей было. Но мне это не светит, потому что ОН женат, а другой мне не нужен.
Возвращаюсь к себе домой. Из пожертвованных Сандрой вещей беру только туфли, в которых училась ходить на каблуках, и то, что она отдала мне ранее, когда я только у них поселилась.
Продолжаю ходить к Пановым, точнее, Панову, по четвергам, убираю, деньги-то агентству поступают. На Славу больно смотреть, он не запил, но как-то осунулся, озлобился. Водит домой ночных бабочек, потом вещи Сандры пропадают. Говорю ему об исчезновении норковой шубы, а он мне: "Отдал шлюхе. Шлюхе шлюхина вещь! Все равно выбрасывать. Чтобы духа её здесь не осталось! Подлая тварь!" Хлопок двери кабинета заставляет меня отшатнуться.
Хорошая женщина ему нужна, порядочная, верная, и я такую знаю. Алина, мать-одиночка возраста Сандры, растит пятилетнего сына Андрюшку, не модель и не такая красавица, но добрая и милая. Мы с ней отлично ладили, даже сдружились, когда работали в торговом центре. Рекомендую её на свое место в доме Панова, вдруг у них сладится.
***
14 февраля 2016 года.
Как делишки, антилюб именинницы? Молчишь. Тогда я поделюсь своими.
Сегодня мне семнадцать. Дома. Одна. С коробкой шоколадного мороженого. Марина утверждает, что оно отличный антидепрессант, если не возвращает радость, то развеивает печали. Только зубы ломит от холода. Надо посетить дантиста, пока челюсть не пала жертвой кариеса.
С Мариной опять мир и дружба, но день влюбленных она проводит с парнем. Накануне призналась, что ЭТО у них случилось, и ей жутко понравилось. Диме весной в армию, вот они и используют каждую возможность побыть в объятиях друг друга. Надеюсь, она не разочаруется, как я, не будет лить горькие слезы и марать дневник болью.
Каково это, быть с мужчиной? Как бы это у нас с НИМ было? Не думала об этом раньше, кроме того раза, когда подсмотрела соитие на лодке. Мои эротические фантазии вообще дальше поцелуев не заходили. По слухам, я последняя неваляшка в классе, а то и во всех одиннадцатых.
ТЫ сказал: "Оставайся чистой, Цветочек". И я храню обет целомудрия. Но ради чего? И ради кого? Ведь ТЫ так и не сорвал цветок моей невинности.
Сердечное самочувствие - полное отсутствие сексуальности.
***
- Роза! Какими судьбами? - окликает меня посреди университетского фойе Ирина Анатольевна, бывшая коллега Лидии, та самая, что помогла с расчетными матери.
- На курсы хожу. Здравствуйте.
- Здравствуй, Роза. Совсем большая стала. Красавица. Значит, решила к нам поступать. Молодец! А как с оценками, ЕГЭ сдашь?
- Иду на медаль. Готовлюсь.
- Куда собралась, на какой факультет?
- На экономический.
- Идем пошушукаемся, если время есть. Чайку попьем.
Ирина Анатольевна дежурит в большом читальном зале с еще одним библиотекарем, но чаевничать ведет к себе в отдел учебной литературы.
- Как там Лидия? - спрашивает она, пока электрочайник греет воду.
- О чем вы хотели со мной пошушукаться? - Не терплю жалость к себе, будто я убогая.
- У тебя деньги на обучение есть?
- Рассчитываю на бюджет попасть.
- На экономику без взятки не получится, даже если экзамен сдашь на высший балл. Туда берут только блатных, как их раньше называли, со связями или за особую плату. - Она трет указательный палец о большой, намекая на наличные.
- Сколько?
- Пять тысяч, сама понимаешь, не рублей.
Вот так расклад!
- Что же мне делать? - шепчу.
- Иди на энергетический или механический, металлургический, любой другой непрестижный. С хорошим баллом тебя на бюджет возьмут.
Если бы семья Пановых не распалась, может быть, Сандра и ссудила мне такие деньжищи на взятку. Но, увы, теперь придется последовать совету тети Иры. Пойду в механики, как дед, хотя бы в память о нем.
***
8 марта 2016 года.
Здорово образчику моего сарказма!
Сегодня Кролев подарил мне три голубые розы, наверняка крашеные, вряд ли таким цветом наградила их природа. Марина утверждает, что он на меня запал. Но, зная этого весельчака и приколиста, не сомневаюсь, что подарок с подвохом или намеком. Валера постоянно меня подкалывает, но не зло. Я в долгу не остаюсь, оттачивая на нем стилет сарказма. Наши шуточные перепалки веселят окружающих и никому не вредят. Я даже благодарна Кролику за эти словесные дуэли. Порой сарказм - все, что у тебя есть, и щит, и меч, и костыль. Жаль, Кролев - просто друг, с ним легко.
С днем рождения, Рыцарь! Прости, но пожелать тебе счастливой семейной жизни не могу, все еще.
Сердечное самочувствие безнадежно саркастичное.
***
Воскресный майский денек. Жарко, словно летом. Учебы выше крыши в преддверии ЕГЭ, но тянет на улицу. Марина с семьей на шашлыки уехала. Её парня уже призвали. Она и меня приглашала присоединиться, но я выбрала зубрежку, теперь жалею. К черту все! Пара часов солнца и прогулки не повредят.
Бреду по улице, нежась в лучах светила. Ноги сами несут к детской площадке у "Голден Роуз". У стальной розы вспоминаю моего чудо-мальчика. Как он? Зимой часто звонила Сандре, узнала, что Марку нашли учителя, развод движется без проволочек. Потом её телефон перестал отвечать, наверное, сменила номер.
Сижу на лавочке у детской площадки, гляжу на резвящихся детишек, а в мыслях Марк. К концу прошлого лета он начал общаться со сверстниками. Больше не сбегал с карусели-вертушки, если туда приходили дети. Пусть недолго, но разговаривал с мальчиками. Правда, не со всеми. Веселых и резвых игнорировал, а с робкими и застенчивыми мог перекинуться парой слов.
От воспоминаний меня отвлекает переполох. В ближайшей песочнице трехлетний малыш, зажмурившись, лупит совком девочку своего возраста. Она визжит, обсыпая обидчика песком.
- Что ж ты творишь, паразит! - кричит тетка с другой стороны площадки.
Молодая мать, сидящая подле меня и увлечённо играющая на смартфоне, отрывается от своего занятия:
- Макс! - Вскакивает, взгляд на меня: - Присмотришь? - Кивок на коляску.
А я, распятая ЕГО именем, лишь глазами хлопаю в знак согласия.
- Мой! - тем же тоном отвечает моя соседка по лавке.
- Что ж вы его не воспитываете? Это ж каким он вырастет, если уже девочек бьет?
- Не твое дело, старая мымра! За своей лахудрой следи! Не хрен песком обсыпаться!
- Да что вы себе позволяете! Я сейчас охрану позову!
- Макс, идем отсюда! Пусть подавятся своим песочком! У нас во дворе поиграешь с нормальными детьми! - Она хватает за руку белобрысого мальчика, тащит к лавке, ко мне.
- Не хочу! - вопит малец, упираясь.
- Не надо было девку лупить, бандитское отродье! Сколько раз тебе говорила, не задирайся! Так нет же! Весь в папочку!
- Я ему все скажу!
- Дерзай, Максим Максимович! Дождись сперва, когда он домой явится!
Насильно усаженный в коляску малыш, протерев запорошенные глаза, замечает меня. Гляжу в серо-зелено-желтые трехцветки, ЕГО глаза, и средь майской жары меня сковывает холодом до гусиной ряби на коже.
Это ЕГО сын! ЕГО жена!
Вульгарная мамаша в вызывающе коротких шортах и топе, не скрывающем татуировку на пояснице, уже катит коляску прочь, а я по-прежнему в ступоре.
- Девушка, с вами все в порядке? - Воскресный папа, выгуливающий своего малыша, протягивает мне бутылку воды: - Наверное, солнцем напекло. Вы так сильно побледнели. Пейте, легче станет.
- Спасибо. - Улыбаюсь, сейчас это легко, лишь бы не захохотать в лицо доброму человеку. - Мне, пожалуй, стоит уйти в тень. - Срываюсь с лавки.
Беги, Роза, беги - шелестом майской листвы.
"Я не должна любить, - врывается в сознание начало полузабытой литании. - Любовь - убийца разума".
Беги, тезка, беги - напутствие стальной розы.
"Любовь - это маленькая смерть, влекущая за собой полное уничтожение".
Выскакиваю из парка. Серебристый вихрь проносится мимо, всколыхнув волосы. Визг тормозов. Bentley сдает назад, ко мне, застывшей у кромки тротуара.
"Я встречусь лицом к лицу со своей любовью. - Бегу прочь от стального коня мажора. - Я позволю ей пройти через меня и сквозь меня".
- Стой, полоумная! - кричит мне вдогонку гонщик.
Беги, Роза, беги - ветром в лицо.
"И, когда она уйдет, я обращу свой внутренний взор на её путь". - Вдох-выдох.
Несостоявшийся мой убийца выскакивает из машины, машет рукой.
"Там, где была любовь, не будет ничего".
Прочь! Во дворы, подальше от улиц, от разъяренных всадников. Прочь! Только от себя не сбежать.
"Останусь лишь я, - последней нотой. - Одна".
***
22 мая 2016 года.
Прощай, предатель моих упований!
С прискорбием признаю, что проиграла. Позорно капитулирую любви вместо того, чтобы принять её капитуляцию. Расписываюсь в своем человеческом бессилии против божественной воли судьбы-злодейки. Да, я люблю тебя, Макс. Твое имя - мой крест.
Хватит прятать голову в песок! Хватит искать убежище в бумагомарательстве! Без толку это!
Мы слишком похожи, Макс, чтобы я когда-нибудь смогла тебя разлюбить. Нет, я не стану искать с тобой встречи, добиваться, унижая и тебя, и себя. Просто никогда не полюблю другого.
Сердечное самочувствие не имеет значения.
Сейчас поставлю жирную точку и не вернусь к тебе, бесполезная вещь!
В далёком Бискайском заливе,
Где золото моют в горах,
Бродяга выращивал розы,
А рос исключительно мак.
"Старый КВН" ДПИ Финал-89
Роза
Отодвигаю диван, четыре года за ним не убирала, намеренно, но, признав поражение, носи знак проигравшего. Серебристая змейка с гранатовой каплей кулона срослась с клубком пыльных волос и прочего мусора, зато не украдена, не пропита Лидией. Цепочку в починку. При мне клепают после часового ожидания в очереди на быстрый универсальный ремонт бытовых мелочей. Награждение - момент достойный созерцания в зеркале. Застежка смыкает звенья цепи моего любовного рабства. Носи гордо, Цветочек, как орден за поражение. Сдалась, сложила лапки, перестала барахтаться - иди ко дну с этим камнем на шее. Да здравствуют пораженцы!
Экзаменационная лихорадка. Другая школа, чтоб без обмана, без подтасовки. По закону подлости, еду в район Грозовых. Та же марка трамвая. Нервное ожидание, глупая надежда на встречу с НИМ. С Максом, Роза, трусливая ты птица-страус!
Зряшное упование. Рыцарь уже вышел из поры юного бедного гопника, наверняка катается на личном авто. Крутые тачки, вульгарные жены, такие же любовницы, бани-сауны, разборки, стрелки с корешами, пальба - вот его жизнь по понятиям, в которой мне, как и трамваям, нет места.
Не знаю, Светина ли это школа, где сдаю ЕГЭ, но не исключено. Может, сейчас моя несостоявшаяся золовка корпит над экзаменационными заданиями в стенах моей общеобразовательной колыбели.
То ли место сдачи, то ли любовная каша в голове, то ли "Яндекс" не тот репетитор, а может, все вместе дает свой червивый плод, высший балл не достигнут. Но и тот, что получаю, лучший показатель среди выпуска моей школы. Золотой медалью за взятие учебных высот меня все же удостаивают.
На выпускной идти не хочу, не с моим раздраем веселиться, но Марина - упорная подруга.
- Без тебя мне там делать нечего! - заявляет она ультимативно.
Не лишать же её первого в жизни бала из-за собственных проблем. Да будет пир во время душевной чумы!
Подготовка к мероприятию идет у меня. Лидии дома нет, а у Марины злобные братья и места не развернуться, по её словам.
Зеркало в прихожей отражает барышню, готовую к балу, коктейльное платье и шпильки от феи Сандры, макияж на грани вульгарности, крупные локоны до лопаток - производные толстухи-плойки.
- Ты прямо топ-модель, Роза! - Подруга взирает на меня восхищенно.
- Халиф на час. - Уступаю ей место у зеркала.
Марина в облаке лавандового шифона - пухленькая нимфа с озорным взглядом.
- Корова в гелиотроповом, - обзывает она свое отражение, - как с шоколадки "Милка". Ненавижу предков за конституцию! Почему я не такая, как ты?
Зря она так. Соткины - образцово-показательная семья, а о моих биозачинателях лучше не вспоминать и не сравнивать. Но кому-то важна семья, а кому-то - конституция.
Пора на выход. Цок-цок каблучками вниз по лестнице. Карета подана, старушка "Лада", папа Марины - кучер, чтобы юные леди не запылили туфельки, не сломали ненароком шпильки в щербинах асфальта, не взбудоражили маргиналов района своей бальной красой. Роскошь, как по мне, а подруга злится, что отец никак не сменит свою колымагу на нечто приличное. Почему мы не ценим то, что имеем, завидуя другим - еще один вопрос без ответа в бесконечной череде подобной риторики.
Поздравление директора школы. Напутствие во взрослую жизнь завуча. Толпа разодетых вчерашних школьников с блеском ожидания чуда в глазах. "Выпускник 2016" - серебрянкой по багряному шелку, лентой через плечо, выделяет нас в особую касту. Нарядные учителя, наши терпеливые мучители-благодетели. Группа поддержки родителей, братьев-сестер, внешкольных друзей. Только я одна, без сопровождения. Хорошо, что здесь нет Лидии, но как же хочется видеть в этой счастливой толпе бабулю с дедулей.
Застолье. Дозволенное шампанское на столах, запретная водка под. Отказываюсь и от того, и от другого. Если у меня наследственная предрасположенность к алкоголизму, подарочек Лидии, то лучше вообще не пробовать зелье зеленого змия, чтобы не увязнуть в зависимости, как она.
Танцы. О нет! Не в этой мучительной обуви! Но Кролев увлекает на медленный. Живая музыка. Родительский комитет не поскупился на приглашение похоронно-свадебной муз-банды. Бас-гитарист изучает меня назойливо пристально, подмигивает улыбчиво, поймав мой взгляд. Демонстративно отворачиваюсь. Нахал!
- Ты, как всегда, в своем репертуаре. - Кролик дышит на меня алкогольным душком. - Истинная Роза из мороза.
Увы, мой язвительный друг Валерий, далека я от идеала ледяного сердца, а жаль.
Встречать рассвет не иду. К черту символику! Бытие взрослого человека не сахар. У них закончилось детство, а они радуются, глупые незнайки!
Подаю документы в технический университет сразу на пять факультетов: экономический, вычислительной техники, механический, металлургический и энергетический. Первые два - пролет, как и предрекала Ирина Анатольевна. Три оставшиеся рады принять меня на бюджет. Выбираю механиков в честь деда.
Остаток лета ударный труд. Анна Матвеевна оформляет меня на постоянку и подкидывает работенку, от которой не могу отказаться, убирать клуб "Белая Роза" шесть дней в неделю, выходной во вторник. В понедельник заведение закрыто, то есть в наведении чистоты после ночного кутежа не нуждается. Отличный заработок и ужасная текучка уборочных кадров из-за педантичного менеджера Полины Ростовой. Коллеги, успевшие там поработать и сбежать от дотошной начальницы, дают ей весьма нелестную характеристику, эпитеты: сука, стерва, чистоплюйка - самое мягкое из высказанного. Но мне нужны деньги - это раз, работа по утрам устраивает больше, чем по вечерам - два, возможность приблизиться к Розовским, конкретно, к Инге - три. Вдруг эта великолепная женщина придет в клуб к пасынку как-нибудь утром, и я смогу снова увидеть мою Королеву. А менеджер-стерва - посмотрим. По опыту знаю, мнение о человеке нужно составлять лично. Даже черт не так страшен, как его малюют.
- Значит, ты Роза? - Полина Михайловна, эффектная брюнетка, менеджер клуба "Белая Роза", окидывает меня пристальным взглядом.
Моя потенциальная начальница из породы перфекционисток, идеальна от педикюра, выставленного напоказ открытыми носками туфель, до последнего волоска причёски. Возраст - около тридцати.
Отвечаю кивком на вопрос-утверждение Ростовой.
- Прямо находка! Уборщица Роза в "Белой Розе", - шутит она без намека на улыбку. - Неделя испытательного срока. Посмотрим, чего ты стоишь. У нас с "Золушкой" давние отношения. Наверняка ты обо мне наслышана от коллег. Так вот, они правы, я не терплю плохой работы, халявить не получится.
- Мне это известно. - Твердый взгляд в карие очи без пяти минут начальницы.
- Очень хорошо. Идем, познакомлю тебя с фронтом работ.
Фронт немалый. Общий зал с танцполом. VIP-зона на втором этаже. Шесть туалетов, два для простых мальчиков и девочек, два для VIP-персон, два для персонала. Комната секьюрити. Гримерная танцовщиц. Четыре кабинета: каморка директора, у Полины и бухгалтера помещение чуть больше, у начальника охраны можно прогуляться от двери до стола, у владельца клуба Влада Розовского двухкомнатные апартаменты со спальней и ванной. Смена белья на рабочей кровати шефа тоже входит в мои обязанности. Коридоры, лестницы, склад, прочие подсобные помещения тоже за мной. По-хорошему, тут работы на двоих, но тогда зарплата в два раза меньше.
- Мне без разницы, во сколько ты приступаешь, но к девяти, к моему приходу, все должно блестеть. И учти, я живу в квартале отсюда, не рассчитывай, что застряну в пробке и опоздаю. К твоему сведению, я пунктуальна и ценю это качество в других, - заявляет Полина Михайловна после экскурсии по полям моих будущих трудовых сражений.
- Отличное качество. - Улыбаюсь во все тридцать два.
- Ты выглядишь опрятной девушкой, Роза, и рекомендации у тебя хорошие. Надеюсь, сработаемся. Теперь ступай к Арслану Ашотовичу, заполнишь анкету и пройдешь дополнительное собеседование.
Начальник охраны, к которому направлена, опасный мужчина, под сорок, цепкий холодный взгляд, дотошный. Анкета - будто меня на работу в силовые структуры берут, а не уборщицей в ночной клуб, даже вопросы о родственниках, проживающих заграницей, имеются, как и пребывающих в местах лишения свободы. Час торчу у него на допросе, отвечая по нескольку раз на одно и то же. Ужас! Выхожу оттуда, сомневаясь, что я Роза Путилина, а не Манька Облигация, прикидывающаяся порядочным человеком.
Недельный испытательный срок выдерживаю с честью, несмотря на недосыпание и усталость из-за непривычного объема работы.
- Неожиданно, но приятно, - реплика Полины по этому поводу. - Ты меня устраиваешь, Роза. Добро пожаловать в наш слаженный коллектив.
Пока не начались занятия, хожу на работу к половине шестого. За три часа успеваю навести требуемый блеск. Плюс получасовой запас на всякие форс-мажоры, вроде изгаженного VIP-клозета или таблички "Не беспокоить" на двери спальни-будуара хозяина. Если такая висит, иду к охранникам с просьбой намекнуть хозяину, что к половине девятого, крайний срок, нужно освободить помещение для уборки. Влад Розовский, с которым я пока не успела познакомиться лично, к положенному времени уходит. Зная крутой нрав Полины, он не горит желанием попасться ей на глаза в постели с очередным увлечением.
Оба моих босса состоят в любовной связи. Полина явно метит в супруги еще неразведенного официально Влада, жена которого живет в Москве с сыном. Каждый день смахиваю пыль с фотографии восьмилетнего мальчика, стоящей на столе владельца клуба. Симпатичный мальчонка, только на папу совсем не похож, белокожий блондин с голубыми глазами, тогда как родитель - смуглый брюнет. Если б речь шла о кроликах, усомнилась бы, что сей белый крольчонок происходит от этого черного кроля. Портрета Владовой благоверной нет ни на столе, ни где-либо еще на видном месте.
Знаю, сплетничать дурно, но я полагаюсь на факты, любезно предоставленные мне мусором. Да-да, не зря киношные полицейские роются в корзинах и мусорных контейнерах, ища улики. То, что выбрасываем, несет о нас уйму информации.
Тест на беременность с отрицательным результатом в женском туалете для персонала. Кто мог его оставить, кроме Полины? Танцовщицы - возможно, но в корзине у стола начальницы пакет с чеком из аптеки. Проколотые презервативы в мусорном ведре в ванной Влада, не все, но некоторые. Вряд ли кто-то из его случайных партнерш стал бы заниматься таким коварством. Здесь продуманный план, а Полина - сама продуманность. Пуговица от её блузки, найденная мной в постели Розовского. Как она там оказалась? Ответ очевиден.
Кладу улику на стол Полины. На следующее утро на том же месте желтый стикер с благодарностью. Теперь она знает, что я в курсе их романа, но виду не подает, выдавая мне очередную зарплату. Эту обязанность Ростова взяла на себя, так как бухгалтер приходит лишь к половине одиннадцатого. Мило со стороны начальницы не заставлять подчиненную ждать еще полтора часа.
Поразительно, что такая чистоплотная до брезгливости особа нашла в старшем сыне Папы Игоря, раздолбае и наркомане. Я не оговариваю начальника. Характерные следы дорожек белого порошка постоянно стираю со стеклянной поверхности журнального столика в будуаре. Пакетики с остатками дури - нередкие гости урн и корзин кабинета Владислава Игоревича. Поставляет зелье боссу Арслан Ашотович, как утверждает товарищ мусор.
Начальник охраны здесь истинный босс, а не бесхребетный Влад. Розовский - ширма для делишек наркобарона Арслана, который тут всех за глотки держит, в том числе и директора клуба Льва Исааковича, добрейшего дядьку. "Белая Роза" - дилерская точка, куда приходят не только кислоту послушать, но и вкусить сладкий кислотный яд. Достаточно один раз туалеты убрать, чтобы узнать, что творится здесь каждый вечер и ночь под покровом веселья и музыки. И это самый престижный клуб города. Представляю, что в заведениях поплоше.
В конце августа подаю Лидию в розыск. С середины апреля её не вижу. Не исключено, что погибла, убили, загнулась от водки. Если считаете, что мне её жаль, что беспокоюсь, то ошибаетесь. Без свидетельства о её смерти мне не стать полноправной хозяйкой квартиры. Следователь юлит, выкручивается, алкоголичка, пьет где-то, бомжует и прочее в том же духе. Но я настаиваю на принятии заявления.
Сентябрь привносит изменения в график работы. Начало занятий в восемь, значит, нужно приходить в клуб к четырем утра. Ничего, втянусь как-нибудь, привыкну, я же жаворонок по натуре.
В первый учебный день ни с кем сблизиться не стремлюсь, зевотная усталость не располагает к общению. Да и с кем налаживать контакты, в группе всего четыре девушки, включая меня, остальные парни, механика - мужская епархия.
- Привет, я Ксю, - представляется мне одногруппница, худенькая рыжая девочка.
Девушкой назвать эту Ксю язык не поворачивается. О таких говорят: "Маленькая собачка до старости щенок". Осенние кудряшки протуберанцами из-под черной кепки. Тонкие черты фарфорового личика фантазийно усыпаны веснушками, чью россыпь даже не пытались скрыть макияжем. Из косметики только пухлые губы покрыты блеском аля натюрель, и задорные карие глаза обрамлены подкрашенными без фанатизма ресницами. Очень симпатичный "щеночек".
- Роза, - как всегда, сконфуженно называю свое имя.
- Это кличка такая? Ауф! Меня в школе Забором дразнили из-за фамилии Заборовская.
- Нет, имя, - прохладно.
- Ты что, обиделась? Да ладно! Я тоже от своего имени не в чафде (в восторге, сленг). Хочешь, буду звать тебя Азой?
- Почему Азой? - удивляюсь.
- Роза - цыганское имя, Аза тоже, но ты на цыганку совсем не похожа.
И где здесь логика? Чудная эта Ксю, право слово.
- Зови, как хочешь, - сдаюсь её непосредственности.
Девочка-чудо болтает без умолку, делится впечатлениями и сплетничает. Приходится слушать, жаль отталкивать её невниманием. Я не первая, к кому она набивалась в собеседницы. Две яркие девицы, Яна и Ольга, от Ксю отмахнулись как от назойливой мухи. Но она хотя бы рискнула к ним подойти, я вот оробела. Толща косметики, презрительные взгляды сквозь накладные ресницы, блестки в одежде невербально ставят на место птицу не их полета, даже крылья напрягать не стоит, тебе, Роза, не взлететь до воздушного коридора этих чик.
- Представляешь, Янка, даже не пытается поубавить свое ЧВС (чувство собственной важности, сленг)! - Моя навязчивая собеседница закатывает глаза. - Ты на неё только глянь! Губы ботоксной рыбкой, и правильно, токсин фугу - самое то для сокрытия родной куриной жопки.
Уголки моих губ резко ползут вниз от таких эпитетов в адрес крашеной блондинки. Моя новая знакомая - девочка с юмором, едким, правда, но и я не чужда сарказму.
- Ты что, с ней дружишь? - Ксю замечает мою нестандартную реакцию на свою колкость.
- Нет. - Качаю головой.
- Что, тоже ботокс колешь? - Пристальный взгляд на мой рот.
- И без того губошлепка, - фыркаю.
- Брось! Мои больше, а твои в самый раз, оптимальный размер, если не оглядываться на вареники Джоли. Вообще мы с тобой красавицы, не то, что эти. - Взгляд-выстрел в сторону одногруппниц. - Сто процентов, вылетят после первой же сессии, и никакие деньги им не помогут. Кстати, чего ты тогда скисла, когда я их Токсирыбками обозвала?
- Да так. - Не говорить же едва знакомому человеку о своем эмоциональном дефекте.
- Аза, я тебя ничем не обидела? - Ксю хватает меня за руку, смотрит в глаза щенячьим взглядом.
- Нет, даже повеселила. - Нужно бы улыбнуться, но не могу, уж больно смешная эта Ксю со всей своей мимикой, интонациями, ужимками и комментариями. Ей бы в клоунессы идти, а не в инженеры-механики. - Почему ты на этот факультет поступила?
- На программера не взяли, на бюджет, имею в виду. А сюда добро пожаловать. - Несостоявшийся программист отпускает мою руку.
- И я на вычислительную технику документы подавала, тоже отказ. - Теперь улыбка сама кривит губы.
- Любишь компы?
- Пользуюсь, как остальные, но это интересно.
- А у меня парень на ВТ. Я хотела с ним на одном факе учиться, но не сложилось, - секундное огорчение. - Мы с Гешкой в сети познакомились. Он крутой геймер, как и я. Вернее, я не столь крута, как он, но тоже ничего.
Надо же! У этого "ребенка" есть парень! Хотя "ребенку", в отличие от меня, наверняка уже есть восемнадцать. Я в первом классе единственной шестилеткой была, потому и выпустилась в семнадцать.
В аудитории на первой лекции по введению в специальность Ксю садится рядом со мной, шепотом или записками прямо в конспекте комментирует наших одногруппников, с которыми уже успела познакомиться. Не обходит и завкафедрой механики, то есть лектора. Павел Витальевич спит со своей аспиранткой, несмотря на жену. Смелый мужчина, не боится, что две его дочки-близняшки, учащиеся на нашей специальности, сдадут маме гулящего папу. Ксю не только кладезь пикантной информации, но и меткий психологический портретист.
- Знаешь, Аза, с тобой что-то не так, - заявляет она после лекции.
- Что же? - Настораживаюсь.
- Эмоции неадекватные, даже противоположные.
Ай да Ксю! Быстро она меня раскусила.
- А ты глазастая.
- Ха! С моим папа́ и его школой психподготовки - ничего удивительного. Он у меня психиатр, Кузьма Заборовский. Может, слышала?
- Я пока в психушку не попадала.
- Да я не о том! Он в городе известная личность, в определенных кругах, богатеньких буратин и мальвин лечит от всяких там фобий и зависимостей. Розовский ему даже собственную клинику организовал. Правда, он там только главврач, но...
- Что же ты тогда здесь на бюджете учишься, а не на платном ВТ?
- Так я ж против отца пошла. Он хочет продолжить за мой счет династию Психов. Дед тоже психиатром был. И будь у меня брат, эта семейная ноша досталась бы ему, но я единственный ребенок, еще и девица. И уж точно не горю желанием провести жизнь среди реальных психов, хватит с меня и профессиональных. А у тебя кто отец?
Опять этот чертов вопрос!
- Никто, - резче, чем следовало.
- Ты из пробирки?
- Нет, по залету.
- Завидую, мне так не повезло. По любому поводу к папа́ на ковер: "Ксения, будь добра, проанализируй свое поведение, и вслух, пожалуйста". Как-то раз два часа анализировала, чтобы он убедился, что я не клептоманка. Да я нарочно ту футболку в магазине стянула, чтобы его позлить, заодно и от условностей морали избавиться. - Излив душу, несчастная дочь психиатра богатеньких буратин и мальвин и несостоявшаяся воровка смотрит на меня смущенно и выжидательно. - Так мы друзья?
- Друзья. - Скрепляю узы студенческой дружбы символичным ударом кулака в кулачок новой подруги.
Спустя неделю после начала учебы организм мой все ещё бунтует от ранней побудки, в три часа ночи сложно взлететь даже жаворонку, но без работы дохнут не только кони, но и бессемейные студентки.
В клубе я первым делом проверяю наличие запрещающей таблички на двери будуара шефа. Таковой нет, задержки уборки не будет. Наушники вставить по назначению, включить курс английского и приступить к истреблению последствий праздника жизни городского бомонда и золотой молодежи. В процессе работы проговариваю шепотом иностранные фразы, совмещаю полезное с необходимым.
Последний оплот беспорядка - кабинета Влада Розовского. Стоит включить пылесос, как дверь будуара распахивается и оттуда выскакивает завернутая в простыню, аки индианка в сари, девица, но вместо танцев и песен в стиле Болливуда "выскочка" орет на меня. Слышать её не могу, но вижу широко открываемый рот. Глушу мотор, сдергиваю один наушник.
- Какого хрена! - вопит блондинка. - Ты в своем уме? Мы только, - нецензурное упоминание блудницы, - уснули!
В прения не вступаю, бегу к охране, преследуемая матерными эпитетами в свой адрес.
- Виталий, там какая-то девушка в комнате отдыха шефа желает почивать дальше, а мне к восьми на занятия надо, у меня всего полчаса на уборку осталось, - жалуюсь дежурному секьюрити.
- Сейчас разберемся. - Бывший спецназовец принимает решительный вид.
Я следую за ним к месту инцидента, стараясь не высовываться из-за его широкой спины. "Индианки" в кабинете нет, ретировалась за матовую дверь будуара, в которую настойчиво стучит мой защитник.
- Что? - раздается мужской голос, раздраженный и невнятный.
- Станислав Игоревич, я извиняюсь, но помещение нужно убрать. - Басов почти кричит, чтобы быть услышанным и понятым.
За матовой преградой метание теней, приглушенные чертыхания, сдобренные матерщиной, женской, шум возни. Я нервно кусаю губы, поглядывая на настенные часы. Начало восьмого. Уже! Но опоздание на первую пару не так страшно, как риск увольнения, которое может мне обеспечить младший брат шефа.
Оккупанты будуара наконец-то выходят, помятый прЫнц, то ли под кайфом, то ли еще не протрезвевший, и злая блондинка в наспех надетом платье. Парочка шествует через комнату с гордым видом не застигнутых врасплох любовников. Розанчик цепляет ногой шланг пылесоса и совершает полет носом в ковер. Девица бросается его поднимать, но не удерживает равновесие на каблуках, падает сверху на кавалера. Из уст обоих фонтанирует поток брани, кроящий всех поломоек мира с их пылесосами. Отчего я пачкаю слезами "умиления" широкую спину Виталия. Басов по-своему понимает мою реакцию, оборачивается утешать, пока золотая парочка покидает поле проигранной пылесосу брани, унося за собой бранный шлейф.
- Чего ты, сестренка? - Охранник гладит меня по голове. - Не переживай так. Не уволит тебя Полина из-за этих мажоров. Ты у неё на хорошем счету.
- Спасибо, Виталий. - Смахиваю слезы с ресниц. - Мне работать надо, а то не успею.
В спальне полный бардак, ожидаемо. Но мое веселье разгорается с новой силой, когда обнаруживаю под кроватью мужские трусы с британским флагом во весь фронт. Вот так сувенир оставил после себя Розанчик! Получается, он отсюда без трусов ушел. Недоразумение какое-то, а не первый мачо города!
Прячу "сувенир" в карман толстовки, повешу над кроватью флажком наружу для поднятия рабочего духа, когда будильник будет изгонять меня из уютной постели в три часа ночи. Взгляну, всплакну умиленно и пойду на "любимую" работу, вдруг там меня ожидает флаг Канады или Республики Конго.
На первую пару я все-таки успеваю, даже с двадцатиминутным запасом. У нас математика в первом корпусе, обители экономического факультета и университетской администрации, библиотека, бывшее место работы Лидии, тоже здесь.
Жду Ксю на ступеньках крыльца. Одногруппники потихоньку подтягиваются. Я устала, как марафонец на финише. Прошедшая неделя ранних выходов на работу вымотала до предела. Пару раз чуть не уснула на лекциях. Спасибо острому локтю Ксю, не дал попасть в черный список лоботрясов, не уважающих труд преподавателя.
Вот и хозяйка побудного локтя, скачет по ступенькам, как всегда, в своей кепке и черном прикиде, который носит назло отцу, пугая тем, что примкнула к депрессивным эмо.
- Аза, привет! - Подруга обнимает меня в рамках ободряющей психотерапии. - Выглядишь паршиво. Загоняли тебя, бедную. Опять некая золотая личность заблевала санузел? - Ответа она дождаться не успевает, отвлекается на нечто интересное за моей спиной. - Что это наши Токсирыбки так всполошились? А-а-а, все ясно, Его Высочество Стас Розовский пожаловал. Видишь, серебристый Bentley паркуется рядом с мерсом ректора? - Указующий взгляд на стоянку.
Не тот ли это автомобиль, что чуть не сбил меня в мае? Кажется, видела его сегодня у клуба, но в мути теней очень раннего утра не рассмотрела достаточно для уверенной идентификации.
- С чего ты взяла, что это именно он? - впадаю в отрицание, как-то не хочется столкнуться с младшим Розовским после сегодняшнего инцидента.
- В городе такая тачка только у Стаса. Есть еще золотистая той же модели, но на ней Кло Прохорова рассекает.
- Кло? - переспрашиваю.
- Клодия, Клавдия на французский манер. Она с мамулей, первой женой Прохорова, на Лазурике живет, а сюда к папаше в гости наезжает, тогда и гоняет по центру на своей золотой карете. Во, смотри, чешет прЫнц датский. - Ксю подается вперед, желая рассмотреть явление "царской" особы во всех подробностях.
Виновник ажиотажа наших Токсирыбок едва волочит ноги по ступенькам, еще не протрезвел после утренней встряски. Я прячу голову под капюшоном толстовки из опасения быть узнанной, не хочу стать очагом хайпа. В группе только Ксю знает, где и кем я работаю. Для надежности хоронюсь за Ильей Авдеевым, которого Заборовская прозвала Троллем с Марса за любовь к зеленым вещам. Спрашивается: "Почему с Марса?" Ответ: "Родина зеленых человечков". При логике психоаналитика у моей новой подруги причудливый алогизм ассоциаций.
Утомленный ночным разгулом прЫнц вытирает брендовыми штанами пыльный парапет прямо напротив нашей группы, болтает с приятелем, очень неприятным типом, который ему кофе подносит, словно слуга. Токсирыбки, выпятив груди и втянув животы, пиарятся скромно, но улыбчиво. Розанчик окидывает их разок мутным взглядом и предсказуемо возвращает интерес к поглощению жидкости. А вот его мерзкий приятель откровенно пускает слюни на наших красавиц. Ксю все это комментирует в своей едкой манере. Я почти не слушаю её, будучи поглощена прятками и скрытным наблюдением за скандально-опасным субъектом.
Приятель Высочества устремляется к Яне с Ольгой:
- Привет, чики! Что делаем вечером? - Обнимает "чик" за талии, на что они жеманно хихикают.
- Ты от него? - интересуется Яна, алчно стрельнув глазами в Высочество.
Что ей отвечает подавальщик Розовского, мешает расслышать звонок. Ксю бежит вперед. Я стараюсь не отстать, чему гудящие ноги совсем не способствуют. Цепляюсь носком за ступеньку, равновесие удерживаю, но капюшон с головы слетает. Оглядываюсь оценить обстановку и натыкаюсь на пристальный взгляд прЫнца. Стас даже стаканчик роняет.
Прячь во льдах цветы любви. Теряя тепло и плач, плач. Я буду ждать. Когда твой мир растает. Dan Balan, "Плачь"
Роза
Спокойно, Роза, спокойно! Не дергайся, без резких движений. Пусть хищник считает тебя баобабом. А теперь медленно сливаемся с фоном. Медленно, я сказала! Какого ты бежишь, трусливая дичь? Забыла про инстинкт охотника? Шагом, а не бегом!
Вдруг пронесет. Вдруг Розанчика накроет лавиной поклонниц и разорвет на лепестки их алчным обожанием.
Вспышка фантазии. Яна с Ольгой набрасываются на Стаса, виснут на нем, срывают с него и с себя одежду. Окрыленные их почином другие нимфы гламура не остаются в сторонке, стремясь и себе урвать кусочек Высочества. Мажор барахтается в этом сладострастном аду, пока я спокойно удаляюсь прочь.
Рывок за плечо развеивает мои фантазии по ветру, как и глупую надежду на "пронесет". Не пронесло, я все же ВЛИПЛА!
- Привет, я Стен, то есть Стас. - Газовая атака перегаром навевает мысли о противогазе, не хлорпикрин, но отвернуться очень хочется, еще паче - сбежать.
Пристальный взгляд Розовского прожигает во мне дыру, гипнотизирует, делая ноги ватными, а руки - слабыми. Лишь мысль, что он не признал во мне коварную поломойку, натравившую на него пылесос, придает храбрости. Не стал бы прЫнц кадрить опозорившую его золушку. Или это такой изощренный способ мести, сперва охмурить, потом поглумиться? Не выйдет, Розанчик, не на прЫнцеждалку напал!
- Не заинтересована! - Вырываюсь из ослабевшей хватки мажора и бежать, пока не опомнился.
Едва успеваю сделать шаг на следующую ступеньку, как сильные руки разворачивают меня к назойливому Высочеству. Упор ладонями ему плечи, оттолкнуть бесцеремонного мажора, но с таким же успехом можно толкать поезд. Откуда у него столько силы при тусовочном образе жизни? Парадокс, но дискутировать с собой на эту тему мне сейчас недосуг, надо сдвинуть "поезд" с моей жизненной колеи. Физически мне это не под силу, пустим в ход всю мощь русской орфоэпии. Но стоит разверзнуть уста для грозной отповеди захватчику, как нечто постороннее вторгается в мой рот и орудует там верткой змеёй как у себя дома. Шок, мой внезапный посетитель, пучит глаза тезкой смайлом.
Что он творит? Что он вообще себе позволяет? Да какого! Эй! Куда это ползет его рука? На мою задницу! Если это обыск с целью вернуть свои труселя, то мимо, Розанчик, они надежно спрятаны в сумке. Ой! Он что, без трусов! Похоже на то, по крайней мере, одет в то же, в чем покинул клуб. Вот умора! Как тут не пустить слезу? Она, предательница, сама рвется наружу.
Молодец, Роза! Где твоя выдержка, рева-корова? Что он о тебе подумает? Вон как уставился на твои нюни! Даже с поцелуями отстал! Лучше бы наорал на меня, чем так ославить при всех!
- Пусти! - Рывок, и свобода.
Беги, Роза, беги - какофонией звуков. Беги, трусливая плакса, беги - воображаемым ревом толпы. Я лечу по ступенькам, не чуя ног. Страх скандала придает ускорение, стыд открывает второе дыхание. Куда только усталость моя подевалась? Сбежала, получив адреналиновый пинок.
- Аза, что это было? - Ксю пыхтит рядом, стараясь не отстать от меня, ракеты.
- Миграция пушнины в мои кущи.
Подруга давится смехом.
Залетаю в аудиторию, по ступенькам вверх на галерку, чтобы укрыться от назойливых взглядов свидетелей моего позора. Усаживаюсь в углу, почти за колонной. Все равно кусаются взглядами, хоть пальцами не тычут. Яна с Ольгой избрали меня объектом зрительного презрения, будто я их на финише обошла, коварно украв победу.
- Ты в курсе, что подцепила Принца? - Ксю плюхается рядом со мной.
- Окстись, подруга, сплюнь три раз через левое плечо! - Моя эмоциональная буря еще не улеглась, заявляя о себе дрожью пальцев в момент извлечения конспекта из сумки, на дне которой мелькает британский флажок. Уж подставил, так подставил ты меня, дружок, вышиб слезу столь не вовремя!
- Чего? - Заборовская удивленно таращится на меня. - Он же полная улетная круть! Такой красавчик! М-м-м! - Она закатывает глаза, будто, отведав лакомство, млеет от вкусовых ощущений.
- Урод! Мажор! Кретин! Мерзость! Гад! Козел! - клокочет мой гнев, выплескивая сквозь зубы брызги злых эпитетов в адрес Розовского.
- У-у-у, как все запущено!
- А что, нет? - Моя вспышка вызывает дополнительное внимание окружающих. Успокойся, Роза, ни один мажор не стоит твоих психов!
В аудиторию входит профессор Захаров, и допрос следователя Заборовской откладывается до пятиминутки между частями пары. Хоть отдышусь, приведу нервы в относительный порядок, внутренних тараканов загоню обратно за печь гнева, пусть там шуршат окаянные.
Тут бы почесать затылок, подумать трезво и забыть сероглазую красавицу. Ну, оттолкнула, ну "не заинтересована". Что с того? Мало ли девушек на свете? Да полно! Оглянись, помани пальцем, толпа прискачет готовых на все, даже задницу лизать будут в буквальном смысле этого слова. Тогда зачем держу Зеленого? Пусть скачет за своей шипастой одногруппницей!
Мой внутренний черт, мое темное альтер эго, вызывает на бой не то, чтобы ангельскую часть моей души, но неисправимо романтичную - точно. В красном углу козлоногий уродец в черных трусах и красных перчатках. В синем - небесноглазый блондин в белых трусах и синих перчатках.
Очередной раунд извечной борьбы добра со злом вот-вот начнется. Спешите делать ставки, господа и дамы!
Гонг! Ставки больше не принимаются.
"Роза Розовская - красиво звучит". - Романтик в классической стойке прикрывает смазливую моську перчатками, удары по лицу он очень не любит.
"Совсем с катушек слетел? - Пристрельный джеб Чёрта, затем хук, но красная перчатка встречает синюю товарку. - Ты её всего пару минут знаешь! - Левый прямой. - Поцеловал раз. Даже не трахнул! - Двоечка. - Вдруг она в постели бревно, фригидная на всю голову и прочие части тела! - Серия ударов по корпусу. - Чего она, по-твоему, ревела?"
- Я пойду, а то опоздаю. - Зеленый пытается вырваться из моей хватки, прерывая первый раунд моих внутренних противоречий.
- Название группы, факультет скажи и топай. - Все-таки Романтик оказался крепким перцем, его так просто в нокаут не отправишь.
Получив желаемую информацию, отпускаю языка.
- Стен, ты идешь? - Куманев прилип как бубль-гум к подошве.
- Нет, передумал.
Возвращаюсь на стоянку к Бене, Bentley свой так зову, надо заехать домой, принять душ, почистить зубы, прикид сменить перед новым свиданием с девушкой моей мечты, заодно в ближайший торговый центр заскочить, где есть приличная парфюмерная лавка. Если идти на поклон к Жанне, то без элитного парфюма можно не пытаться развести её на дополнительную информацию о моем мимолетном виденье. Беру самые дорогие духи, полагаясь на вкус продавщицы, но с условием, запах должен быть цветочным и сладким. Секретарша приемной комиссии любит благоухать летней клумбой.
- Стасик! - удивляется моему визиту яркая Жанна, обожаемая и желанная многими, несмотря на мужа и дочь.
Глубокое декольте помимо воли притягивает мой взгляд к производным пуш-апа. Доводилось мне щупать её скромные дойки, когда учился на первом курсе, и не только щупать. Жанна тогда еще не обзавелась собственным семейством. Но, как знать, может, после родов у неё грудной массы прибавилось. Секретарь приемной комиссии только этой весной вышла из декрета, с тех пор мы видились мельком, на бегу, особо не присматривался к изменениям выпуклостей и вогнутостей её фигуры.
- Здравствуй, сладкая. Все цветешь и пахнешь? - Разваливаюсь на приемном стуле. - Это тебе для пущего благоухания. - Являю парфюм пред её очи.
- Стасик, ты чудо! Это же Эсте Лаудер Pleasures Intense! - Она немедля вскрывает упаковку, брызгает духи на запястье. - Божественно! - Щурится довольной кошкой, отыскавшей поляну валерьяны. - Итак, красавчик, чего тебе?
- Информация нужна об одной первокурснице.
- Охотишься? - Понимающая улыбка. - Имя знаешь? И фамилия не помешала бы.
- И то, и другое, и факультет, и даже группу.
- О как! Чего тогда ко мне пришел, раз такой сведущий?
- Нужен адрес, телефон и все, что на неё есть.
Жанночка щедро делится со мной информацией из базы данных студентов.
Скоро конец первой пары. Нужная мне аудитория двумя этажами выше. Пора, брат, пора! Сафари на Розу открыто!
*** Роза
На пятиминутке сбегаю в туалет, чтобы Ксю не доставала расспросами: "Ну и как он тебе, классно целуется? Что ты почувствовала? Раз плакала, значит, понравилось? Чего ты молчишь, Аза? Меня же сейчас разорвет от любопытства!"
Прячусь в кабинке, вдруг прилипала и сюда последует.
- Прикинь, он на неё буквально набросился! На эту убогую замарашку, которая даже помадой не пользуется! - голос Яны за моим хлипким укрытием.
- Может, его на экзотику потянуло? А может, она бомжихой только прикидывается, а на самом деле его круга, - рассуждает Ольга.
- Пересмотрела ты, мать, сериалов! Ни одна мажорка в реале не станет из себя корчить золушку. Они же не идиотки отказываться от роскоши ради каких-то там идеалов.
Не хочу прерывать их милую беседу, но пора возвращаться в аудиторию. Завидев меня, Ольга аристократично стреляет окурком в открытое окно, на лице ни капли смущения за сплетни обо мне, лишь презрение к "убогой замарашке". Странные они. Я ни в коей мере не желаю с ними конкурировать или переходить дорогу хоть в чем-то, все равно хейтят, пока, правда, устно и не в глаза, но гнилая перспектива на лицо.
А лицо это весьма растрепано, о чем сообщает зеркало. Распущу хвост, нет времени собирать его заново.
Остаток пары Ксю сидит как на иголках, строча в конспекте вопросы мне. Отписываюсь ничего не значащими фразами.
- Аза, тебе нужно в политику идти! - заявляет надоеда после звонка. - Ты наделена талантом, сказав все, не сказать ничего.
- Нет, Розовский мне не нравится, совсем. И плакала я не потому, что понравился, - сдаюсь её напору, обидно, когда тебя потенциальным политиком обзывают. - Просто трусы его вспомнила, оттого и смешно стало.
Вкратце излагаю историю британских труселей, утерянных Высочеством и присвоенных мною, пока покуем конспекты и покидаем аудиторию. У двери Ксю уже откровенно ржет, я почти рыдаю, из-за чего пропускаю атаку хищника, набежавшие слезы глаза застят.
- Роза, что случилось? Почему опять плачешь? Обидел кто? - Розовский буквально выдергивает меня из толпы моего потока.
Откуда он знает мое имя? Я ему не говорила.
- Пусти! - тщетная попытка вырваться из его хватки.
- Больше не отпущу. - Он насильно уводит меня от одногруппников, от Ксю, застывшей с открытым ртом. - Давай поговорим нормально.
- Давай. - Успокаиваю дыхание. - Ты меня обидел.
- Чем? - На лбу складка то ли удивления, то ли осмысления.
- Зачем целоваться полез? - иду в наступление.
- Затмение на меня нашло из-за твоего "не заинтересована".
- И что? Нужно хватать и лобзать? - срываюсь на визг. Спокойствие, Роза, только спокойствие!
- Верно, хочу лобзать тебя до полной заинтересованности, моя Роза, - мурлычущий шепот у самых губ.
- Я не твоя! - Отворачиваюсь, пытаясь избежать новой стыковки наших ротовых полостей. Получаю поцелуй в щеку, коварно нежный. Вздрагиваю невольно. Соски уже буравят бюстгальтер. Опытный соблазнитель этот Стасик, молва не врет. - Отпусти! У меня парень есть! - Решаюсь посмотреть ему в глаза, врать нужно честно. - У нас все серьезно.
- Насколько? - Стас мрачнеет, но меня не отпускает.
- Через месяц свадьба, - стилетом в сердце. Правильно, Роза! А теперь добей зверя: - Хочешь, приглашу? Муж обрадуется такому гостю. Представляю, что ты нам подаришь. У нас, кстати, пылесоса нет. Осчастливишь молодоженов?
Агрессор разжимает руки и бежит прочь, сверкая подошвами кроссовок.
Ю-ху! Два-один, Розанчик!
*** Стас
"Парень! У неё, мать его, парень! Нет, надо же! Пылесос им подари! Хреносос!" - Романтик разошелся не на шутку, мутузит и мутузит Чёрта, на что тот лишь скалится, сплевывая кровавую юшку.
- Стенли, ты чего такой мрачный? - Куманев меня будто преследует. За грудки назойливого прилипалу. - Эй! Полегче! - Он пытается оторвать мои руки от своей ветровки.
- Не лезь ко мне! - Отшвыриваю его с дороги.
Срочно надо набить кому-нибудь фейс. На ринг, к дяде Паше, только закрыто там, с трех он свой спортзал открывает. Идея! Начищу личико женишку, любителю пылесосов, до свадебного блеска. Будет знать, как лезть к моей девочке!
"Ты больной? Она тебе никто! Остынь!" - Козлоногий дает сдачи.
"Знакомство с конкурентом лишним не будет!" - Упрямство Романтика не унять даже ударом здравого смысла под дых.
"Дерзай! Нарывайся на неприятности! - Апперкот. - Забыл, чем закончилась прошлая разборка с простыми пацанами?"
"Тут ты прав, отец узнать не должен. - Ответный хук. - Отобью Розу иначе. Но увидеть соперника стоит. - Джеб. - Прямо сейчас, а то не успокоюсь. И так на пределе!"
"А тебе не приходило в голову, что столь скоропалительный брак - результат залета?" - Правый оверхенд в ближнем диапазоне.
"Заткнись! - Контратакующий свинг. - Ты этого не знаешь!"
"Как и ты". - Уклонение.
"Узнаю!"
"К гинекологу её потащишь?" - Джеб с шагом.
"Нет! У женишка спрошу!" - Правый кросс Романтика достигает цели. Чёрт в нокауте.
По дороге к дому причины моего раздрая Беня чуть не целуется с трамваем. Тупорылый монстр выруливает из-за угла, я едва удерживаю контроль над ситуацией. Давно меня так не потряхивало, надо сбавлять обороты.
Брожу вдоль длинной пятиэтажки, вычисляя, где подъезд Розы. Знать бы еще, откуда начинать отсчет и сколько квартир на этаже. Как почтальоны в этом разбираются? Ни номеров подъездов, ни - домов. Бардак полный! В Англии если есть адрес, нашел без проблем. А тут! Слов нет, одни междометия!
Толпа детишек, мальчишки в основном, окружили Беню. Шугаю стайку. Детвора разбегается, кроме одной девчонки лет десяти-одиннадцати, смотрящей на меня с любопытством.
- Это Bentley? - спрашивает она звонко.
- Верно. А тебе родители не говорили, что нельзя разговаривать с незнакомцами? - Приближаюсь к смелому ребенку.
- Ты Стас Розовский. Это все знают. К кому ты приехал? - милая непосредственность.
- Ищу одну девушку. Ты в этом доме живешь? - Кивок на непронумерованное строение.
- Ага!
- Розу Путилину знаешь?
- Кто ж не знает Принцессу! Правда, все её Розой из мороза зовут, но для нас с Лизкой она Принцесса. Мы её фанатки.
- Кто такая Лиза?
- Сеструха моя старшая. Нас мама в честь цариц назвала, Екатериной и Елизаветой.
- Польщен знакомством, тезка Екатерины Великой. Не ошиблась твоя мама с выбором имени для принцессы. - Лести все женские возрасты покорны.
- Я совсем не принцесса. Не такая, как Роза. Это она классная и красивая. Вещи нам свои отдала. Видишь этот свитер, её. - Катя вертится передо мной, демонстрируя поношенную одежку. - Правда, клевый?
- Тебе идет. - Подмигиваю прыткой девчонке. - Не подскажешь, где Роза живет?
- А мороженое купишь? - Хитринка в карих глазах.
- Конечно. Где тут у вас кафе? - Осматриваюсь.
- Там дорого. В ларьке дешевле.
- Нет, ларек не вариант. Приглашаю юную леди в кафе. - Склоняю голову, как кадет перед барышней-смолянкой. - Составите мне компанию, прелестное создание?
- Да. - Щеки девочки рдеют. - Там она живет. - Указательный палец на ближайший к нам подъезд. - Видишь самые чистые окна на втором этаже, её. Роза их каждую неделю моет, только зимой реже. Мать нам её постоянно в пример ставит. Говорит, ей тяжелее, чем нам, а она и в школе лучшая, и работает, и за чистотой следит.
- Почему работает? - спрашиваю по дороге в кафе.
- Так у неё мать пьет, как наш батя, еще и бомжует. А Розе жить на что-то надо, вот она и работает уборщицей.
- А остальные родственники? - Я почти останавливаюсь от такой информации.
- Нет у неё никого. Бабушка с дедушкой погибли в аварии, давно, я еще в школу не ходила. Помню, две гробовые крышки у шестого подъезда стояли, зимой, перед самым Рождеством. Такая толпища на похороны собралась, во! - Руки в стороны.
- Печально. А парень её?
- Какой парень? - удивлённо.
- За которого она замуж выходит.
- Когда? - Глазищи шире.
- Через месяц.
- Впервые слышу.
- Так ты его не знаешь, - вздыхаю огорченно. Пролет. Но ребенка накормлю.
- Я все знаю, про Розу уж точно. Лизка постоянно о ней трещит. Мы до сих пор её выпускное платье обсуждаем. Оно классное, такое атласное, с кружевом! - Мечтательная улыбка. - Сеструха надеется, что Роза ей его отдаст, не сейчас, конечно. Лизка только в восьмой пошла.
- А ты в каком?
Мы уже у кафе, убогой забегаловки с парой столиков снаружи. Один пустует, за него и приглашаю свою юную даму.
- В пятом. Давай внутрь зайдем, я там еще ни разу не была, - заговорщическим шепотом.
- Идем. - Улыбаюсь.
Полутемное нутро. Накурено. Мутные личности режутся в карты. Место совсем не для ребенка.
- Уверена, что здесь лучше? - спрашиваю застывшую посреди зала Катю. - Может, вернемся на улицу?
- Ладно. - Смущенный кивок. - Просто Лизка здесь уже была, батю искала. А я еще нет.
- Теперь ты удовлетворила свое любопытство? - Пропускаю Катю вперед на выходе из кафе.
- Ага.
- Кстати, почему ты не в школе? - Отодвигаю для юной леди стул у уличного столика.
- У нас труды последние, а трудовичка заболела. Нас и отпустили, сказали, замены не будет. Кто хотел, остался в кабинете своими делами заниматься. А я свалила.
К нам подплывает официантка, дородная девица не первой свежести и обликом, и фартуком:
- Что заказывать будете? - гундосит она, пережевывая жвачку.
- Мороженое, самое дорогое, одну порцию. Катя, может, еще что-то?
- Можно мне цезарь? - Неискушенное частным общепитом дитя косится робко то на меня, благодетеля, то на подавальщицу. - Я его никогда не пробовала, но все говорят: "Во, какая вкуснятина!" - Оттопыренный большой палец мануально подчеркивает оценку салата.
- И цезарь, - подтверждаю официантке заказ.
- Пить что будете? - Дева общепита лениво черкает в блокнот.
- Спрайт, - выпаливает Катя.
- То же самое, - поддерживаю её.
Одарив меня удивленным взлетом нарисованной брови, официантка удаляется.
- Так что насчет парня Розы? - возобновляю допрос.
- Нет у неё никакого парня. Думаешь, чего её Розой из мороза прозвали? Она от парней нос воротит. На выпускной одна пошла, ну, с подружкой. Сеструха говорит, Валерка Кролев два года по ней вздыхал, а она ноль по массе.
- Что за Валерий? - глас ревности.
- Одноклассник Розы. Красавец! Высокий. Бицепсы ого-го! Лизка от него без ума. Но ты красивее.
- Спасибо, красавица. - Улыбаюсь, но обеспокоенность не улеглась.
- Да ладно! - Катя снова рдеет.
- Вот увидишь. Когда подрастешь, все парни твои будут. У меня нюх на будущих сердцеедок. - Подмигиваю смущенной моей лестью девочке.
Приносят напитки. Жду, когда ребенок утолит жажду.
- Где живет этот Кролев?
- Вон там. - Палец на соседний дом. - В четвертом подъезде на третьем этаже. Только его сейчас нет. Он в мореходку поступил, аж во Владик чухнул. У него дядя какой-то там капитан. К нему и поехал. Так Лизка говорит. Да я сама его с лета не видела. Обычно Кролик, кличка у него такая, постоянно во дворе тусуется, песни под гитару поет, думает, Роза к нему выйдет.
- А она, значит, не идет к Кролику, - мысли вслух.
- Не-а!
Ай да, Роза! Обманула меня. Но как блефовала, как искренне слезы лила! Актриса! Что ж, Роза из мороза, этот ожог холодом я усвоил. Ход за мной.
Подают салат и мороженое.
- Унесите это. - Киваю на креманку, составленную с подноса рядом с Катей. - Поставьте в холодильник. Неужели не понятно, что оно растает, пока девочка ест салат?
Поджав недовольно губы, девушка-тетка удаляется с Катиным десертом.
Ребенок набрасывается на салат, игнорируя нож. Наблюдаю за ней со странным удовольствием, кормить детей приятнее, чем животных. Но меня ожидает более приятное действо, охота на Розу продолжается. Последняя пара у неё в пятом корпусе, цитадели механиков. До её окончания полчаса. Стоит поторопиться.
С официанткой расплачиваюсь щедро. Взамен требую позволить девочке доесть десерт, заодно и присмотреть за ребенком, место почти злачное.
- Пока, Катюша. - Присаживаюсь на корточки подле стула юной собеседницы и вкладываю в липкую от мороженого ладошку тысячную купюру. - Купи себе что-нибудь или закажи, а мне пора. Спасибо тебе за информацию.
- Пожалуйста! - Она удивленно разглядывает деньги. - Еще придешь? - кричит вдогонку.
- Конечно, ты меня здесь часто видеть будешь.
- Ты настоящий Принц! Розе такой и нужен! - глаголет истина устами младенца.
- Ух, как он тебя! - Во взгляде подбежавшей ко мне Ксю беспокойство. - Что ты сказала Розовскому? Мимо проскакал с такой миной, прямо ужас на крыльях ночи.
- На лже-свадьбу пригласила, когда опять целоваться полез. Сказала, муж обрадуется пылесосу в подарок.
Подруга медленно сползает по стеночке:
- Лихо ты его! Он тебя вспомнил?
- Куда там! Спорим, даже не заметит, если со шваброй в клубе встретит.
- Так ты её с собой таскай. Или метлу.
- Точно, отгонять удобно, если опять прилипнет. Но пылесос вне конкуренции.
- Азка! Ты его так до пылесосной фобии доведешь, бедняжечку. Будет бегать от горничных, как черт от ладана.
- Надеюсь. Зато перестанет соваться к золушкам с поцелуями.
- К коварным горничным.
- Точно!
На третью пару едем в родной пятый корпус, всего остановка на трамвае, но давка и жара. В сентябре перепад температур между ранним утром и серединой дня немалый. Толстовку я сняла еще на остановке, повязала на бедрах. Теперь стою в плотной толпе пассажиров общественного транспорта, переживая, чтобы на светлой футболке не отсвечивали пятна пота.
На практическом занятие по начертательной геометрии, начерталке на студенческом жаргоне, пожилой доцент объявляет, что без чертежной бумаги форматов "А3" и "А2", карандашей всех степеней жесткости и прочих циркулей на его паре делать нечего. На инженерной графике вчера потребовали то же. Опять траты. Кошмар с этими чертежами! Ксю говорит, на экономфаке такой жути нет. Везет же некоторым мажорам. Ничего, прорвусь как-нибудь. Дед смог, и я смогу.
Долгожданный звонок пресекает начертательную пытку, пора на выход. Щурюсь от послеполуденного солнца, бьющего в глаза, потому не сразу замечаю Высочество, застывшего Аполлоном у серебристого английского скакуна.
Спокойствие, Роза, он не по твою душу. Вон Яна с Ольгой не торопятся домой, не зря подпрЫнцек кадрил их утром, Стасик заехал подобрать Токсирыбок. Но нет, акула берёт курс на меня. Дудки, не побегу! Иду на таран, не замечая препятствия. Взгляд мимо, Розовский для меня пустое место, навязчивый призрак.
- Отлично блефуешь, Роза из мороза! - Призрак останавливается перед самым моим носом, который почти упирается ему в кадык. - Жених твой - фикция чистой воды.
Отступаю на шаг, обескураженная его осведомленностью. Розанчик не поленился, разнюхал-таки, что моя личная жизнь - ноль без палочки. Надо было сказать, что брак по залету, тогда бы точно отстал, но умная мысля приходит опосля. Интересно, кто меня заложил?
- Откуда знаешь о моем школьном прозвище? Как выяснил, что наврала про парня?
- Слухами земля полнится. - Назойливое Высочество бесцеремонно снимает с моего плеча сумку.
После минутного шока бегу за нахалом, требуя вернуть имущество. Поздно, оно заброшено в багажник. Боги, пошлите мне швабру или веник! Черти, даже пипидастр сгодится отполировать наглую рожу Розанчика!
Стас распахивает передо мной единственную пассажирскую дверь своего шикарного авто.
- Ни за что! - с четкими пробелами между словами.
- Садись в Беню! - с нажимом.
- Куда? - Мой запал смывает в клоаку веселья. Только не реви, Роза. Не смей!
- Сюда. - Кивок на кожаное сиденье цвета мокко.
- Ты машине имя дал? - прозреваю.
- Разве он не достоин? Bentley Continental GT Audentia, - без намека на наш рязанский акцент. - Правда, красавец? - с любовной гордостью.
- Это не лошадь, а неодушевленный предмет. Тебе что, названия марки не достаточно? Ещё б холодильнику имя дал, - себе под нос.
- Холодильник у меня Белый друг, - отвечает ушастый Стасик.
- А унитаз? - вполне логичный вопрос.
- Тоже. - Он чешет затылок. - Только то Малый белый друг.
- Похоже, ты расист, что ни друг, то белый.
- Как-то не задумывался над такой сегрегацией. - Стас буквально впихивает меня в Беню.
Дверь надежно отрезает путь к бегству. Дергаю ручку, без толку. Довольный Стасик обходит капот, помахивая брелоком. Заблокировал гаденыш! Одно радует, между водительским и пассажирским сиденьями существенная такая перегородка-подлокотник с почти детским рычажком, какими-то пимпочками и дисплеем-тачскрином, наверное, навигатором, если не бортовым компьютером. Этот, хоть и низкий, но все же барьер внушает определенную надежду, что похититель не полезет на меня в машине.
- Выпусти меня! - последний писк пойманной в ловушку мыши усаживающемуся за руль нахалу.
- У дома выпущу.
Беня стартует с места торпедой, ни водитель не пристегнут, ни пассажир.
- У чьего дома? - спрашиваю, восстановив дыхание после старта.
- У твоего, но можем и ко мне махнуть, - с усмешкой донжуана.
- Нет, спасибо. Откуда знаешь, где я живу? - подозрительно.
- Слухи, помнишь?
- Значит, ты у нас собиратель слухов. Эй, мы не свернули! - Оглядываюсь на промелькнувший мимо нужный поворот.
- Сперва поедим. Ты проголодалась?
- Нет, - нагло вру, на что правдивый желудок выдает гневную отповедь.
- Зато я голоден. - Стас бросает плотоядный взгляд на меня, рождающий подозрение, что закусить собираются мной. - Составишь компанию, - в интонации ни намека на вопрос.
- Где будем утолять голод? - Стараюсь подавить гнев на его самоуправство, тиран за рулем, выносить водителю мозг чревато ДТП.
- В одном очень приятном ресторане. Там стейки - пальчики оближешь.
- В таком виде меня туда не пустят. Тормози! Выйду, а ты езжай в свое приятное место.
- Роза, я - твой пропуск куда угодно, - театральная пауза, - вне зависимости от дресс-кода.
Насуплено молчу, делая вид, что с "таксистами" не разговариваю принципиально. Стас терпит мою молчанку пару минут, потом включает музыку, рок-н-ролл Британской четверки, под который еще мой дед зажигал. Ну да, аристократы обязаны любить классику, иначе какая из них привилегированная каста.
Подъезжаем к ресторану отеля "Голден Роуз", самому престижному и дорогому пункту общественного питания города.
- Я туда не пойду! - Упираюсь, не желая покидать Беню.
- Брось, Роза. Никто тебя там не съест. Это мы кого-нибудь съедим.
- Розовский, не смешно! Вези меня обратно! - требовательно. - Или я пошла, только сумку верни.
- Какая же ты дикарка, Роза! - Стас склоняется надо мной, намереваясь извлечь мою непокорную тушку из машины.
- Я не дикая! - Отталкиваю его грабли и выбираюсь сама. От Лидия я еще терпела "дикую", и то до поры до времени, от Розовского не намерена, никогда! - Не смей меня так называть!
- Не буду, если отобедаешь со мной здесь. - Приглашающий жест на стеклянные двери ресторации, где уже мнется нетерпеливо швейцар.
Долгий уничижительный взгляд в глаза тирану. Толку-то! Он уже празднует свою мажорскую победу надо мной, бедной, но гордой Золушкой.
- Потом сразу отвезешь меня домой, ко мне домой, - подчеркиваю.
- Как скажешь, - с улыбкой Чеширского кота.
Иду рядом с прЫнцем сквозь стеклянные двери и подобострастное заискивание привратника, сквозь недоуменно-презрительные взгляды клиентуры и лебезящего метрдотеля, порхающего вокруг нас. Стас выбирает столик у панорамного окна с видом на прилегающий к отелю парк. Присаживаюсь на галантно отодвинутый метрдотелем стул. Кавалер располагается напротив. Тут же возникает официант с внешностью голливудского мачо:
- Добрый день. - Вежливая улыбка. - Как обычно, Станислав Игоревич?
- Да. Девушке то же самое. Вино будешь? - уже мне.
- Нет. Алкоголь не употребляю. - Закипаю от своего бесправия. Понимаю, кто платит, тот и заказывает, но можно хотя бы из вежливости поинтересоваться моими кулинарными предпочтениями.
- Сок, как и мне, - продолжает решать за меня кормилец.
- Что входит в твое "то же самое"? - Вдруг патриций устриц заказал или еще каких-нибудь осьминогов на беду моему плебейскому желудку.
- Стейк из мраморной говядины, я же говорил. К нему салат и глазированные овощи с розмарином и медом.
Мой живот, урча, ликует, рот наполняется слюной. Про глазированные торты слышала, про овощи нет. Заманчиво. И мясо! Мраморная говядина, о которой только в Интернете читала и на картинках видела.
Шустрый официант приносит салаты, графин с соком, расставляет, разливает по стаканам и удаляется, пожелав нам приятного аппетита. Оранжевая жидкость - свежевыжатый апельсиновый сок. Салат - смесь зеленых и фиолетовых листьев с перышками рукколы, которую, опять же, никогда не пробовала, но на картинках созерцала. Стас, повторив пожелание официанта, приступает к поглощению содержимого своей тарелки, орудуя ножом и вилкой так, будто с младых ногтей ими пользуется, как перешел с пюре и молочных смесей на твердую пищу, так с приборами не расстается.
Я, конечно, не до такой степени Золушка, чтобы есть только ложкой. Самообразованием по столовому этикету занималась, спасибо YouTube, кромсала сосиски и хлебные горбушки ножом, придерживая их вилкой, по кусочку и в рот, как велят приличия, а не как удобно, нарезать все и сразу, чтобы более не отвлекаться на нож. Долго себя переучивала, не зря, пригодилась-таки наука. Правда, вкушать салаты с ножом и вилкой я не тренировалась, но, глядя на ловкость Стаса, рискую. Выходит, мягко говоря, неуклюже. Пары пасов хватает, чтобы отставить тарелку, но листик рукколы продегустировать удается. Ничего особенного, трава как трава, итальянский сорняк вроде нашего одуванчика.
- Не понравилось? - интересуется кавалер, расправившись со своей порцией экзотической зелени.
- Непривычно. - Понимай, как хочешь, о вкусе высказалась или о способе поглощения.
Стоит Высочеству сложить приборы на тарелке, как у стола вырастает официант и уносит его опустевшую посуду и мою с объедками, попутно поинтересовавшись нашим одобрямс. Ожидаем основное блюдо минут пять, шеф-повар отложил все заказы ради нашего.
- Где ты работаешь? - интересуется Стас в эту пятиминутку.
Впору хихикать или плакать, он действительно меня не помнит, а ведь и суток не прошло с пылесосного конфуза.
- В одном офисе, - почти не лгу.
- Платят, так понимаю, копейки.
- Мне хватает. - Все относительно, Высочество, что для тебя копейки, для меня приличные деньги.
Наконец-то приносят ЕЁ, мраморную говядину. Толстый стейк, источающий восхитительный аромат жареного на углях мяса, возлежит на тарелке, аки цезарь на ложе. На нем тает кусочек сливочного масла с травами. Свитой императору служат перья рукколы, помидоры размером с черешню и узор некой темной жидкости, похожей на шоколад. Слюна готова сорваться водопадом.
Официант ставит чуть поодаль вторую тарелку с глазированными овощами, три крохотные морковки с куцыми зелеными хвостиками поблескивают карамельно, рядом такой же сельдерей, ветка кинзы и желто-коричневые катыши мозговой фактуры, политые чем-то коричневым. Морковку хочется сожрать, будто я оголодавший кролик. Сельдерей под вопросом, на любителя. Кинзу терпеть не могу, кисло-горькая. Мини-мозги в коричневом соусе настораживают, что за зверь такой, или какого зверя сей мозг, уж слишком извилист для морской свинки, но спросить - выдать свою сельскую неасфальтированность.
- Что-то не так? - прерывает мое слюнообильное созерцание Стас.
- Все в порядке. - Улыбаюсь.
- Наконец-то вижу улыбку на твоем лице. - Он расцветает ответной.
Идиот!
Приборы меняют. Нож приносят более острый, лезвие тоньше, с зазубринами. Кромсаю стейк, истекающий соком, и сама истекаю слюной, поедая глазами нежно-розовое мясо с переходом к багровому в центре, так называемое, с кровью. Кладу в рот кусочек и растекаюсь лужицей от удовольствия. Морковка почти сладкая. Помидорчики как помидорчики. Якобы шоколадные узоры кислые, но отлично подходят к мясу.
- Это каштаны. - Стас указывает ножом на мини-мозги в своей тарелке. - Попробуй, очень вкусно. - Накалывает один вилкой и отправляет в рот, созерцая мое удивление.
Так вот они какие, съедобные каштаны, а не те, что валяются под ногами каждую осень. Конечно, я о них слышала и читала, не скрою, мечтала попробовать. Даже пыталась откушать наш местный конский каштан по малолетству. Фу! Гадость, разбившая мечту.
Ну-с, Роза, рискнем.
Каштаны по вкусу похожи на печеный картофель, только слаще и суше.
Сметаю со своих тарелок все, что в наличии, даже рукколу и сельдерей. Лишь одинокая ветка кинзы, то бишь кориандра, скрашивает пустоту почти вылизанной посуды. Мой живот заметно округляется, нрав добреет, сознание заволакивает сытой сонливостью.
- Для десерта место оставила? - Не дожидаясь моего ответа, Стас велит официанту, убирающему посуду с нашего стола: - Два ваших фирменных десерта.
- Сию минуту, Станислав Игоревич. - Мачо удаляется, нагруженный пустыми тарелками, и в руках, и на предплечьях фаянсовый груз, что не мешает ему двигаться в ритме танго. Фантастика!
- Понравился парень? - Во взгляде кормильца нечто странное.
- Я в восторге от его ловкости.
- Да, он хорош. - Губы Стас растягивает довольная улыбка.
Неужели приревновал меня к официанту? Или думает, что накормив девушку, имеет эксклюзив на её восхищенные взгляды? Интересно, какой счет он предъявит к оплате? Может, самой за себя заплатить. Но хватит ли моих сбережений? Буду надеяться, что да. Плакала моя заначка на черный день, еще и чертежные принадлежности покупать, и папку. Ничего, прорвусь, не впервой сидеть на бобах.
- Сколько стоит такой обед на одного? - озвучиваю квинтэссенцию своих размышлений.
- Нисколько. - В позе и голосе кормильца напряжение. - Я пригласил - я плачу. - Серую гладь венценосного взора подмораживает.
- Не люблю быть должна. - Если б чернявый подавальщик не унес нож для стейков, самое время браться за оружие и отстаивать право на расплату по счету.
- Как накормить бездомного щеночка сарделькой? - язвительно.
- Какие острые у тебя шипы, а по виду нежнейший цветок, - ответный сарказм. - Твое имя тебе очень идет, Роза.
Готовую сорваться реплику прерывает доставка десерта. На огромной тарелке, любят они тут такую посуду, одиноко скучает едва покинувший фритюрницу блинчик с некой начинкой. Вокруг шоколадные узоры, половинки клубники, припорошенные сахарной пудрой, и веточка красной смородины.
- Попробуй. - Стас смотрит на меня так, будто предвкушает розыгрыш.
- Что там? - Тычу десертной вилкой в блинчик. Неужели какой-то подвох?
- Поторопись. Это нужно есть быстро.
Сковырнув тесто, обнаруживаю мороженое, невероятное совмещение кипящего масла и сливочного льда. Божественно! Исчезающий холод в остывающей коже фритюра.
Стас довольно наблюдает за моим восхищенным удивлением:
- Держи шипы при себе, и я каждый день буду кормить тебя таким десертом.
Весь вкусовой кайф псу под хвост. Спасибо, Стас! Огромное тебе мерси! Это и есть твоя цена?
Хочу высказаться до зубовного скрежета, но устраивать скандал в общественном месте на глазах у работников его отца - не до такой степени дура. Потерплю до уединения, тогда и дам полный залп по Высочеству.
Доедаю вкуснятину, давясь собственным ядом. Экстаз гурмана не вернуть, даже обожаемая клубника не оставляет обычного послевкусия счастья.
Стас по счету не платит, похоже, у него тут неограниченный кредит, но на чай официанту дает, судя по подобострастной улыбке и поклону последнего, немало. Покидаем зал. Ждем, когда парковщик подгонит Беню. Начинать разнос при швейцаре, дышащим в спину, не решаюсь, но в машине с безбашенным гонщиком за рулем тоже не стоит изливать желчь. Терплю, мысленно плетя макраме куртуазности в адрес кормильца.
Стас открывает передо мной дверь авто. Парковщик удаляется с чаевыми. Швейцар далеко, не услышит. Залп:
- Розовский, я, конечно, благодарна тебе за дорогостоящую феерию вкусовых ощущений, но если думаешь, что меня можно купить этим или чем-то другим, спешу разочаровать. - Перевожу дыхание для дальнейшей тирады.
- Роза, что опять не так?
- Я такая, какая есть, с шипами или без! Это мое право! Понятно? Не нравится, гони сумку, поеду на трамвае. А ты катись к своим нежным фиЯлкам!
Его взгляд темнеет, будто тучи набежали в преддверии бури:
- Пока я рядом, моя девушка на трамвае ездить не будет!
- Где здесь твоя девушка? Ау! - Демонстративно осматриваю окрестности, ища ту самую девушку.
Розовский идет к багажнику и вручает мне мое имущество:
- Держи. Приятной поездки на трамвае, а я к фиЯлкам. Адью, Шиповник! - Садится в Беню, и по газам, только его и видели, лишь рев лошадей под капотом затихает вдали прощальным набатом.
Поздравляю, Роза, с новым званием! Шиповником тебя еще не обзывали. Зато прЫнц отстал, ради чего готова и Терновником стать.
Из-за треволнений прошедшего дня долго не могу уснуть, а вставать рано, чтобы убирать за мажорами вроде Розовского. Даже его труселям над кроватью не развеять мой гнев, не остудить кипящий негодованием мозг. Срываю ворованный фетиш, вытираю им пыль, пусть послужит хорошему делу. Тряпка из Стасовых трусов так себе, но моя злость компенсирует недостаток пылескопичности "британского флага".
Лишь к полуночи возвращаюсь в постель, чтобы провалиться в кошмар.
***
Розовые хляби! Давно меня здесь не было. Где ты, Кешенька-педофил? Собрал себя по частям? Или еще в поиске конечностей? Храбрюсь, страху нужно смотреть в лицо, больше расчленёнке меня не напугать, я уже не ребенок.
Будто чуя мою бравурную храбрость, розовый туман выталкивает знакомую фигуру. Лидия коротко острижена, неровно, кустарно, словно сама себя обкромсала. Круги под глазами, но взгляд трезвый и обреченный. На ней смирительная рубаха узницы психушки, длинные рукава обмотаны вокруг тела, завязаны сзади.
- Не повторяй моих ошибок, Роза, - изрекают растрескавшиеся губы. - Лови удачу, пока тебе никто не мешает, как мне.
- Мама, постой! - кричу удаляющейся фигуре. - Что это значит? Куда ты пропала? Где тебя искать?
"Не ищи, не найдешь", - оглушает гром.
***
Вскидываюсь под рев будильника. Три часа ночи. Пора собираться на работу, будь она неладна!
Бессонная ночь, плюс тяжкая уборка после пятничного разгула, по субботам просто каторжный труд, превращают меня в зомби. Хорошо, что сегодня только две лекции, плохо, что между ними физкультура: из усталой полудремы под менторское бу-бу прыг-скок на пробежку под вой тренера, и снова бай-бай под бу-бу. Ксю, моего лекционного будильника, сегодня нет, болеет.
После занятий тянет принять душ и завалиться на боковую до четырех утра воскресенья, в этот день сплю дольше, не надо идти в универ к восьми. Заставляю себя зайти в библиотеку, в отдел учебной литературы, чтобы наконец-то получить учебники. Ранее это не представлялось возможным из-за мегаочередей. Сегодня последняя пара в первом корпусе, так почему не заглянуть в бывший мамин отдел, вдруг он обезлюдел, и мне выдадут положенную литературу. Как назло, народу немало. Вялое размышление, стоять или нет, прерывает радостный оклик тети Иры. Бывшая подруга и коллега Лидии заманивает меня в хранилище и осчастливливает стопкой учебников вне очереди. Даже чай предлагает. Видя, сколько работы на выдаче, отказываюсь, пообещав зайти в штиль разгара семестра.
В коридоре натыкаюсь на одну большую навязчивую ПРОБЛЕМУ.
- Привет, красавица! - Розовский отлепляется от стены.
- Увидел, как ты сюда свернула, решил поздороваться.
- Что, ФиЯлок вчера не нанюхался? - едко.
- Мне по душе розы, особенно одна конкретная Розочка, - сладенько.
- Что же ты забыл рядом с Шиповником?
- Роза! - Он хватает меня, прерывая движение, разворачивает к себе. - Прости. Не знаю, за что, но прости.
Вы только послушайте! Он "НЕ ЗНАЕТ!"
- Проехали, - плевком. - Отпусти и сгинь навсегда!
Хватка крепче:
- Дай мне шанс, хотя бы одно свидание. Пожалуйста, - не просьба, угроза.
- Стас, успокойся, - мягко, как капризному дитяти. - И отпусти, мне больно.
- Извини. - Но убирает руки неохотно, будто принуждая себя. - Так пойдешь со мной на свидание?
- Зачем тебе это? - утомленно. Хочется потереть место его хватки, но одна конечность занята пакетом с книгами, в другой - сумка со спортивной формой, на плече торба с ноутбуком и конспектами. Навьюченная лошадка Роза.
Усталость диктует поблажки. Киваю. Стас тут же перевешивает на себя мою поклажу, обещая отвезти меня домой. На предложенные кафе-рестораны-боулинги отвечаю отказом, мне завтра рано вставать.
- Так воскресенье же! - недоумевает хронический бездельник.
- Кому-то выходной, а кому-то убирать.
- Когда же ты отдыхаешь?
- По вторникам, если не брать учебу.
- Как так можно!
- В Бене объясню. - Спешу к выходу. Нет желания и дальше торчать под прицелом любопытных глаз, особенно девичьих.
В авто я благополучно засыпаю, обмякнув на прима-комфортном сиденье. Просыпаюсь от касания к губам, Принц решил разбудить Спящую красавицу поцелуем, типично сказочно. Барьер между сиденьями ему не помеха.
- Прекрати меня целовать, Розовский! - Отталкиваю нахала.
- В этот раз ты не заплакала. - Довольная мина.
- Решил проверить мою реакцию? - закипаю.
- Нет, Роза. Просто ты так мило приоткрыла ротик во сне, не смог удержаться. Только не злись. Ладно? - Его улыбка глупеет до безобразия, будто анаши обкурился.
- Где мы? - Оглядываюсь. Знакомый с детства двор. Уже смеркается. - Сколько я спала?
- Часа четыре, может, больше. Не следил за временем.
- Чем же ты занимался? - Я в шоке от его терпения.
- Шпилился. - Показывает мне смартфон с открытой игрой. - Чатился чуток и смотрел.
- Фильм?
- Нет, на тебя. - Пауза, тягучая, душная, давящая. Взгляд - откровение, оголение души.
Что он хочет этим сказать? Что он вообще от меня хочет?
- Спасибо, что подвез и дал выспаться. - Отстегиваю ремень безопасности.
- Ты обещала свидание. - Стас продолжает смотреть на меня.
- Давай начистоту, - с вызовом.
- Давай, - покладисто.
- Нам нет смысла встречаться. Если только ради перепиха, то это не ко мне. Понимаю, что задела твое самолюбие отказом, и ты решил доказать, в первую очередь себе, что хорош и востребован. Но прошу, не за мой счет. Извини, если оскорбила или обидела тебя.
- Роза! Не до такой степени я задет, чтобы искать с тобой встречи или звать на свидание. Меня и раньше динамили, редко, но бывало. На нет, как говорится, и суда нет.
- Со мной что, иначе?
- Да. Ты не такая, как все. Тянет меня к тебе, без понятия, почему, но факт. Я почти всю ночь не спал. Злился поначалу, потом дошло, что накосячил в чем-то. Глупо звучит, но я ни об одной девушке столько не думал, сколько о тебе. Пожалуйста, дай мне шанс.
- Хорошо, во вторник сходим куда-нибудь, - поддаюсь жалости. - При условии, без рук и поцелуев.
- Как так? - Удивленный скачок бровей.
- Ты ко мне не прикоснешься. Ясно?
- А если будешь падать? Как истинный джентльмен, я обязан поддержать леди, - хитрый ход.
- Если речь о грехопадении, то твоя поддержка мне не нужна!
- Гюго сказал: "Быть недотрогой - полудобродетель, полупорок". Подумай об этом на досуге, - менторски.
- Что же тебя притягивает полуто или полудругое?
- Меня притягиваешь ты, потому и принимаю твои полумеры, подожду, когда сама снимешь санкции.
- В чем тут полумеры? - недоумеваю.
- Ну, как же! На свидание согласна, а на "руки и поцелуи" запрет.
- Розовский, я тебя предупредила! Нарушишь соглашение, рандеву конец! И больше ко мне не подходи! - ультимативно.
- Понял. - Он поднимает руки в знак капитуляции. - Ты девушка полудобродетельная, полупорочная, поэтому на первом свидании ни-ни.
- Еще одно слово, и мое согласие аннулируется, полностью, без полумер! - Так и тянет треснуть шутника по улыбчивой роже.
- Молчу. - Теперь его руки прикрывают предательский рот.
Стас галантно провожает меня до подъезда, таща мою поклажу, щеки надул, будто воды в рот набрал, нарочито демонстрирует обещанный бойкот.
- Давай сюда. - Пытаюсь отобрать у него сумки.
- Бу-бу-бу! - Выстрел глазами на мои окна.
- На чай не зову, твой нежный желудок не выдержит "Лисму".
- Бу-бу-бу, - со вздохом.
- Говори уже по-человечески, бУбуин.
- Давай до квартиры донесу, лифта-то у вас нет.
- Сама справлюсь, не изнеженная фиЯлка. Иди уже, Высочество. И чтоб до вторника я тебя не видела! - строго.
- Хоть говорить разрешила, - себе под нос.
Кавалер любезно придерживает передо мной подъездную дверь по причине занятости сумками моих рук. Переступаю порог и получаю чмок в щеку. Дверь отрезает гада от моего возмущения.
В воскресенье после работы, отоварившись чертежными принадлежностями, берусь за заданную начерталку. Поганю два листа. Звонит Ксю, сообщает сипло, что еще неделю на больничном. Снова вибрирует мобильник, номер незнакомый. Принять? Не принять? Может, старосте группы зачем-то понадобилась. Колесников у всех телефонные номера собрал, взамен выдал цидулю с номером своего мобильника, который я так и не внесла в контакты, сунула бумажку в конспект по физике и забыла до необходимости связаться с главой группы. Тычу в пиктограмму зеленой трубки.
- Привет, Розочка, - бархатный баритон.
- Кто это? - Абонент точно не Колесников. Голосовые связки нашего старосты еще не доковались до бархата, петушатся фальцетом на излете формирования.
- БУбуин, обретший право на членораздельную речь.
- Розовский! Сказала же, до вторника чтобы ни слуху, ни духу!
- Неправда. Ты велела не попадаться тебе на глаза, о слухе и духе речи не было.
- Сгинь! - Прерываю звонок, разгневанная его коварством, раз нельзя доставать воочию, буду по телефону.
Снова вибрация. Игнорирую. Пять минут спустя повторная.
- Чего тебе, Розовский? - раздраженно.
- Чем занимаешься?
- Общаюсь с назойливым бУбуином!
- А помимо? - ничуть не обидевшись.
- Пытаюсь чертить. - Гашу неудовольствие, вызванное его навязчивостью. Нервы себе еще трепать из-за какого-то примата! Велика честь!
- Помочь?
- Экономист! У тебя начертательной геометрии отродясь не было. Каким образом собираешься помогать?
- Морально.
- Пока от тебя только раздрай. - Вздыхаю. - Стас, пожалуйста, перестань доставать меня, - почти мольба. - Кстати, ты вчера нарушил наш договор.
- Как так? - фальшивое удивление.
- Поцеловал.
- Но свидание еще не наступило, твои претензии не обоснованы, моя прекрасная Роза.
- Розовский, я тебя покусаю! - рычу, поддавшись на провокацию.
- Во вторник я весь твой, кусай, лобзай, никаких ограничений, моя госпожа. - Бархат пачкает патока с зефирным налетом похотливого любопытства: - В качестве аванса поведай презренному рабу твоему, о моя наисладчайшая недотрога, что на тебе надето.
Хочешь секса по телефону, сладкоголосый искуситель невинных девиц? О-о-о, ты его получишь!
- Тоненький белый топик и трусики-танга. И тапочки с розовыми зайками, - шепчет с придыханием "наисладчайшая недотрога", обряженная в серые треники и мешковатую футболку, обутая в самые обычные тапки. Из тех зайцев моя стопа давно выросла.
Ишь чего захотел! Спешу и падаю одаривать тебя селфи в неглиже!
- Фантазию развивай. Ой! Что-то жарко мне, сниму, пожалуй, топик. Да и трусики такие мокрые, эти кружева совсем не гигроскопичны. Долой и их.
Кли-нь - отбой в трубке. Впору показывать средний палец любителю секс-трепа.
Понедельник проходит без приключений, если не считать бестактного любопытства Токсирыбок.
- Ну, и каков он? - спрашивает Яна.
- Кто? - Смотрю на неё удивленно, то в упор не замечает, то жаждет общения.
- Стас. Говорят, он в постели такой мачо.
Кравцова с Синюковой видели, как я укатила с Розовским на Бене. В субботу ни той, ни другой на занятиях не было, чтобы удовлетворить любопытство врожденных сплетниц.
- Если честно, - тон на порядок ниже до шпионского шепота, - слухи о его моджо сильно преувеличены. Размер, пусть и не имеет значения, но три сантиметра есть три сантиметра.
- Такой маленький? - Глазные яблоки Яны готовы выскочить из орбит.
- Увы. Зато кошелек большой и толстый - безотказный компенсатор.
- Какая же ты меркантильная! - почти с восхищением.
- Угу, обожаю разводить мажоров на бабки, - с самым честным видом.
- Знаешь, а ты ничего. Тихушница, и вдруг такое. Только подруга у тебя с придурью. Может, к нам? - Кивок на скучающую невдалеке Ольгу.
- В другой раз. - Улыбочка.
На том инцидент исчерпан.
Вторник. Ура! Могу спать до половины седьмого. Собираюсь неспешно. Завтракаю, пережевывая бутерброд размеренным темпом, как предписывают диетологи.
Наносить боевую раскраску ради Высочества - обойдется. Губы только жирным блеском покрою, чтобы и думать не смел целоваться. Самые старые джинсы, футболка пошире и толстовка-антисекс - прикид, достойный свидания с прЫнцем. На ноги раздолбанные кроссовки. Волосы в хвост.
Взгляд в зеркало: "Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи". "Ты ужасна, спору нет", - режет правду-матку мое отражение. Надеюсь, Высочество оценит и сбежит к фиЯлкам еще до начала рандеву.
Тянущаяся к дверной ручке рука вздрагивает от звонка. Открываю на автомате, не удосужившись взглянуть в глазок на пришельца.
- Привет. - Стас с одинокой кроваво-красной розой стоит по ту сторону порога. - Завазируй. - Вручает цветок и огибает застывшую фигуру хозяйки крепости, в которую его не приглашали.
- Чего? - недоуменно на сбой в семантике. - Ты куда? - на вторжение.
- В вазу поставь, - объясняет словотворец. - И через порог дарить нельзя, плохая примета.
Как назло, ни одной вазы в доме. Лидия весь хрусталь пропила. Пластиковая бутылка из-под воды - единственный подходящий сосуд для одинокой тезки.
- В следующий раз подарю букет с вазой, - вгоняет меня в краску даритель, пока набираю воду в вазозаменитель.
Мать моя женщина! Британская тряпка сохнет на батарее. Лишь бы бывший владелец не заметил пропажу. Пячусь бочком к подоконнику прикрыть попой улику.
- Стас, мне пора на занятия, - попытка выпроводить нежданного гостя.
- Поехали. - Он выходит из кухни к моему глубочайшему облегчению.
Фетишный флажок экспрессом отправляется в шкафчик под мойкой. Позже выброшу. Или сожгу, как исламисты американский символ.
Беня мягко стартует и выносит нас из центра города.
- Стас, куда мы едем? Универ в другой стороне! - проявляет себя мое беспокойство.
- На свидание. - Водитель невозмутим.
- Не смешно, Розовский! Поворачивай! - тоном приказа. - Мне на пары нужно. Это ты можешь прогуливать сколько угодно, а у меня первый курс, еще и бюджет!
- Сегодня ты болеешь, справка в бардачке у тебя над коленями.
Убираю сумку, закрывающую обзор. Дверцу на себя. Извлекаю бумажку из кучи хлама. Печати, подпись эскулапа и почерк нечитаемый, все как полагается.
- Фальшивка? - Рассматриваю документ.
- Обижаешь, самая что ни на есть натуральная справка.
- Надеюсь, не от уролога, - скептически.
- От терапевта. Извини, к гинекологам не хожу. Но знакомые есть, могу свести, если нужно. - Косой взгляд.
- Обойдусь своими знакомыми! - скрываю стеснение от столь пикантного предложения за раздражением. - Куда едем? - будничным тоном.
- Сюрприз, - таинственно.
- Стас, я не люблю сюрпризы!
- На дачу. Шашлыки. На лодке покатаемся, пока еще погода хорошая.
Не про ту ли дачу речь, которую обозревала позапрошлым летом с веранды дома друзей Пановых? Перед глазами встает эротическая сцена на озере.
- Мне завтра рано на работу, и справка твоя там не прокатит, - намекаю на временные рамки.
- Не переживай, к девяти верну обратно, - со вздохом.
- К восьми, - настойчиво.
- Как скажешь, - нарочито покладисто, что подозрительно.
Въезд в элитный поселок перекрывает блокпост. Охрана - сама любезность. Дача Розовских - особняк в окружении сосен. Дерево и стекло, большой модерновый терем.
- Нравится? - интересуется Принц.
- Да, красиво и тихо.
- Здесь раньше дедова ведомственная дача была. Потом приватизация, дом с участком стал нашим. Отец все перестроил, но бор не тронул.
Стас открывает дверь ключом, отключает сигнализацию на пульте.
- Мы одни? - настораживаюсь.
- Да. Устроил персоналу выходной. Не хотел смущать тебя обилием прислуги.
- Ты уговор помнишь? - С прокурорским прищуром наблюдаю за лукавой миной Высочества.
- Без рук и поцелуев. Не бойся, ни один розовый зайка сегодня не пострадает.
- Еще бы, они дома остались.
- А трусики-танга? - Масляный взгляд.
- Заменены трикотажными панталонами, - умозрительный кукиш.
- Достаточно гигроскопичными? - вкрадчиво.
- Предельно! - с вызовом.
- Заинтригован. - В глазах жар адского пламени.
- Постираю, подарю на долгую память, - прячу за сарказмом внезапный испуг, вызванный эманацией страсти, исходящей от молодого кабеля элитной породы.
- Никакой стирки. Повешу их над кроватью и буду вдыхать твои ароматы одинокими холостяцкими ночами, - проникновенный шепот с обертонами урчащего зверя.
Неужели он в курсе, как я поступила с его британскими труселями, или попал наугад?
- Фетишист! - Представляю, как он будет стебаться, узнай про мои манипуляции с его флажком.
- С тобой не только фетишистом, мазохистом станешь.
- Зачем тогда притащил меня сюда? Ты же буквально вымолил это свидание.
- Веришь или нет, - тон серьезен до безобразия, - у меня такое чувство, будто знаю тебя тысячу лет. Всегда. Просто долго не видел и снова встретил.
То же самое я испытывала к Максу, потому не смогла забыть и разлюбить. Чушь! Ложь! Всего лишь ход соблазнителя, наврать с три короба, получить свое, и адью, свалить к фиЯлкам. Он даже не помнит, кто устроил ему пылесосные объятия. А тут сразу "тысячу лет"!
- Люди столько не живут! И ты совсем меня не знаешь.
- Да, мы из разных миров, но мне кажется, очень похожи, - не сдается обольститель наивных дев, но девы иногда попадаются совсем не с наивными мозгами.
- Не льсти себе, - нарочито надменно.
- Роза. - Стас стремительно сокращает между нами дистанцию, его дыхание обжигает мне щеку. Тягучая пауза. Сейчас поцелует, и тогда можно послать его за тридевять земель в тридесятое государство сватать царевну Нефертити. - Идем, дом покажу. - Обломщик моих упований следует дальше по коридору.
Вот же гад! Ладно, мы тоже в игры играть умеем, на Кроликах натренированы, да простит меня Валера.
В просторном холле панорамное окно с видом на озеро, пристань, веранду. Камин. Мебель в колониальном стиле, массивная, темное дерево, коричневая кожа и баракан. Фикусы в кадках. Паркет. Медвежья шкура ковриком у камина. Охотничьи трофеи на стенах, вроде кабаньей головы, скорее всего, дизайнерская бутафория, а там, как знать. Вон и паноплия над камином поблескивает раритетным арсеналом. Общее впечатление - уютно, солидно и дорого.
За холлом столовая, а-ля трапезная английских лордов.
- У нас здесь традиционные воскресные обеды проходят. Требование отца. Члены семейства собираются и терпят друг друга, давясь пищей, - звучит с едкой обреченностью.
- Терпите? - переспрашиваю.
- Увы, семью не выбирают.
- Проблемы с родителями?
- Трения отцов и детей неизбежны. Наше Розовое семейство не исключение.
А на фотографии в старом журнале все такие сплоченные. Выходит, показуха.
- Как-то раз я видела твоего отца. Он произвел на меня впечатление властного человека.
- Когда это ты с ним пересекалась? - Пристальный взгляд.
- Давно. Он грамоту мне вручал на школьной спартакиаде по легкой атлетике. Я и маму твою видела в торговом центре, у неё там салон свадебных платьев. Потрясающая женщина!
- Инга умеет пустить пыль в глаза, - температура тона падает до нуля. - Особенно тем, кто её не знает, - минус двадцать по Цельсию.
- Почему ты так о ней? - с готовностью отстаивать кумира. - Она же твоя мама!
- Формально, - столбик градусника на пять делений ниже.
- Что значит формально? - наперекор стуже.
- Неважно, просто так сказал, - потепление до весенней капели.
Не стану пытать его дальше, а то еще начнет расспрашивать о Лидии.
Стас самовольно берет меня за руку и увлекает за собой.
- Эй, ты обещал не прикасаться! - возмущаюсь.
- Это услуга поводыря-гида. - Очаровательный оскал. - Вдруг ты заблудишься.
- Откуда ты знаешь о моем топографическом кретинизме? - Останавливаюсь упрямо.
- Не знал, но теперь в курсе. - Он крепче сжимает мою ладонь. - Это прикосновение подпадает под определение помощи.
- Речь шла о падении, но я не падаю! - Тянет топнуть ножной, но сдерживаюсь, не капризная нимфетка, а серьезная, самостоятельная барышня.
- Зато можешь заплутать. Не нравится, покусай меня. Обещала ведь. Я готов, - с придыханием.
- Извращенец! - рычу, хотя готова пустить слезу от выражения его моськи и интонаций. Высочество сейчас смахивает на Прекрасного принца из "Шрека", осталось чубом махнуть, но нечем, не отрастил он сей сексапильный атрибут сказочного ловеласа.
- Шиповник! - дразнится прЫнц в ответ на мое оскорбление.
- Что еще у вас в доме есть? - сворачиваю наш детский сад, а то ещё песочком обсыпаться начнем и лопатками друг дружке по макушкам стучать.
- Прошу за мной. - Поводырь-гид заметно разочарован срывом очередной провокации.
Поднимаемся на второй этаж. В кабинет Папы Игоря Стас меня не ведёт. Спальню супругов Розовских тоже минуем. Рядом с будуаром Инги мои ноги врастают в пол, интерес к воображаемой матери сильнее воспитанности. Потакая нескромному любопытству гостьи, гид открывает передо мной дверь личных покоев Королевы.
Интерьер разительно отличается от холла и столовой. Нежный провансальский стиль. Кремовая мебель с гнутыми ножками и плавными изгибами, атлас обивки. Кушетка фантазийно завалена декоративными подушками. Журнальный столик с книгой, закладкой высушенная роза. Пастель акварелей в ретро-рамах на стенах. Ткань обоев с цветочным орнаментом. Трюмо с большим овалом зеркала, коробочки, шкатулочки, склянки духов. Растения в напольных горшках и на специальных этажерках, кактусы в основном. Широкий подоконник с подушками, сиди и любуйся озерной красой. В воздухе едва уловимый аромат жасмина и жимолости. Сразу видно обитель женщины с безупречным вкусом.
Взгляд на книгу, "Пятьдесят оттенков серого". Ей что, такое нравится? Или просто дань моде? Рядом в серебристой раме фотография белого кролика с вислыми ушами и голубыми глазами. И ни одного фото мужа или сына, нигде, ни на столе, ни на трюмо, ни на стенах.
- Это Белка, обожаемая крольчиха Инги, - поясняет экскурсовод, отпустивший мою конечность, чтобы экскурсантка могла взять фото.
- Милая? Да она кусалась, зараза! - вспышка неподдельного раздражения. - Только хозяйке руки лизала, на остальных шипела змеёй и кидалась. Бешеная тварь была.
- Была? - Поднимаю на Стаса глаза.
- Да, сдохла в мае, отправилась в свой кроличий ад всем на радость, - с неприкрытым злорадством. - Мы с Владом даже напились по этому "скорбному" поводу, устроили поминки адской твари. Инга до сих пор в тоске и печали, нового любимца не заводит, говорит: "Слишком больно терять родное существо", - кривляет голос матери.
Неужели Инга такая же, как и Лидия, мать? Или сын - неблагодарная скотина? Может, он ревнует её к бизнесу, злится на недостаток внимания или привязанность к кролику?
Отовариваю Высочество осуждающим взглядом, но высказывания держу при себе.
- Ты её просто не знаешь. Ты вообще ничего не знаешь. - Вздох.
- Так просвети, - вырывается у меня на волне осуждающего любопытства.
- Это семейная тайна, одна из многих. Правда, порой хочется кому-нибудь излить душу, исповедаться. Иррационально, но мне кажется, тебе довериться можно. - Пристальный взгляд серьезных глаз задевает некие струны в моей холодной сути, будоража то, что некогда я себе запретила, от чего навсегда отказалась, доверие к мужчине.
- Я этого не прошу. - Скелеты в чужих шкафах опасные для жизни.
- Извини, но меня распирает. - Ухмылка аллигатора. - Пообещай, что это останется между нами.
Тут бы отнекаться, но страсть к Королеве берет свое:
- Могила, - выталкиваю из себя вопреки здравому смыслу.
- Инга мне не мать. Я бастард, сын горничной, с которой отец изволил разгрузиться по пьяни.
Присаживаюсь на кушетку от такой новости, впору подбирать челюсть. Стас прикушетивается рядом.
- Как так вышло? - Гляжу на него потрясенно.
- Подробностей я особо не знаю. Тут больше мои домыслы на тех обрывках информации, которые есть. - Далее следует сумбурное повествование о тяжкой доле внебрачного Принца.
Четверть века назад Игорь Розовский попал в переплет любовной страсти к титулованной красавице Инге. У него уже была жена и сын, но любовница решила отбить олигарха себе. Она трепала ему нервы, пересекалась с его супругой, требуя подать в отставку. Накал страстей дошел до предела, скандалы в семье, скандальная страсть на стороне. Игорь Константинович разрывался меж двух женщин, погрязших в войне за титул его королевы.
В очередной раз разругавшись с любовницей и вернувшись домой злым и неудовлетворенным, олигарх не пожелал слушать упреки благоверной, хлопнул дверью и велел водителю везти его в бар. Напившись, он отправился на дачу, подальше и от жены, и от любовницы. Дверь ему открыла заспанная домработница. Алкоголь, стресс, похоть и миловидность девушки в одной ночной сорочке сделали свое дело, он овладел ею, не обращая внимания на возражения подвернувшей под руку жертвы.
Наутро, протрезвев и осознав, что невольно стал насильником, олигарх оплатил ущерб и даже извинился. Но это не решило проблему, горничная понесла от хозяина. С "радостной" вестью Татьяна пошла не к нему, а повинилась жене. Виктория Ильинична брала её на работу и была очень добра. Для супруги Игоря это превысило лимит терпения. Инга накануне тоже заявила ей о беременности.
Развод обошелся Розовскому покупкой бывшей жене квартиры в Москве и солидным ежемесячным содержанием, плюс сверхщедрые алименты. Виктория забрала сына и укатила в столицу, а Инга вошла в семью уже с солидным животом.
Игорь Константинович после вскрывшегося конфуза предлагал Татьяне аборт, но она наотрез отказалась по морально-религиозным соображениям. Он принял её решение с условием, что личность отца ребенка станет их тайной. При доме оставил и обещал обеспечивать бастарда. Инга посчитала, что дуреха залетела от швали подзаборной, но, будучи сама беременной, отнеслась с пониманием к великодушию мужа.
Роды второй жены Розовского обернулись катастрофой. Бывшая модель и Королева красоты наотрез отказалась от кесарева, не желая портить безупречную кожу шрамами. Врачи заверили, что она способна к нормальному деторождению. Перед самыми схватками плод перевернулся попой к выходу, ягодичное предлежание, на которое будущая мать не обратила внимания, посчитав обычным брыканием малышки. Гинеколог осознал неладное слишком поздно. Попытка перевернуть младенца в утробе не удалась. Девочку извлекли с трудом и уже мертвой, обвившаяся вокруг шеи пуповина задушила еще не рожденное дитя. У Инги началось кровотечение. Чтобы спасти ей жизнь, пришлось удалить матку. Так Королева осталась и без дочери, и без способности к деторождению.
Спустя неделю после трагедии Татьяна родила здорового мальчика, три восемьсот весом, нарекла Стасом в честь своего отца. Игорь настолько обрадовался сыну, что решил бастарда сделать законным, но без бюрократических проволочек с усыновлением и скандала из-за признания ребенка от прислуги. Взятки нужным людям сделали Ингу матерью Стаса, Татьяну - роженицей, потерявшей ребенка. Обе женщины в восторг от такой рокировки не пришли. Но Игорь пригрозил жене разводом, если откажется поддержать аферу. Инга смирилась и впала в затяжную депрессию. Татьяна согласилась и осталась при сыне няней.
Пять лет длилось счастливое детство Стаса. Нянюшка-кормилица была для него единственным родным человеком. Отца он видел редко, свою якобы мать - еще реже, но Татьяна стала его вселенной. Они жили на даче, подальше от Инги. Няня любила Пушкина, с колыбели читала мальчику сказки великого русского поэта. Стасик слушал, накручивая прядь её длинных волос на палец, впитывал, засыпая под "У лукоморья дуб зеленый" или "Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной".
Татьяна, нареченная в честь героини "Онегина", дочь сельской учительницы и агронома, четы Лариных, после школы решила пойти по стопам матери, поехала в город поступать в университет на русскую филологию, но не преуспела, пошла в домработницы на дачу к Розовским по протекции институтской подруги матери, которая удачно вышла замуж за партийного функционера. Два раза Татьяна пыталась осуществить свою мечту, но не прорвалась сквозь вступительные экзамены. Потом появился Стасик, и ей стало не до учёбы.
На празднике в честь пятого дня рождения Стаса угораздило принародно назвать Татьяну мамой, что окончательно подорвало терпение Инги. Этот день - годовщина её потери, а приходится разыгрывать радость, плюс такая публичная оплеуха. Маму Таню изгнали. Стасу сказали, что она вернулась в деревню по семейным обстоятельствам. Мальчик долго тосковал, но в конечном итоге смирился. Новый гувернер-тренер, футбол, школа оттерли потерю самого близкого человека на задний план. Со временем образ нянюшки-матушки окончательно померк бы в сознании Принца, если б не одно событие.
Как-то ночью пятнадцатилетнего Стаса понесло в кухню утолить жажду. Идя мимо кабинета отца, он услышал разговор родителей на повышенных тонах, щель в двери позволила стать невольным свидетелем очередного скандала. Он бы мимо прошел, но всплыло его имя. Тогда он и узнал о своем бастардском происхождении, что повергло подростка в шок и смятение. Отцу пришлось открыть сыну часть правды.
Стас вознамерился найти Татьяну, за что был сослан в Англию на учебу, подальше от возможного скандала. На футболе поставлен крест, хотя мальчик подавал надежды и уже играл за юношеский состав отцовского клуба. Но это волновало его меньше, чем потеря возможности вновь обрести маму.
Стас не смирился, дождался окончания школы и, вернувшись в родные пенаты, бросился на поиски биологической матери. Поездка в её родное село ничего не дала, она там даже не появлялась.
Татьяна училась в десятом классе, когда умерла её мать. Отец, не найдя утешения в водке, повесился накануне того, как дочь подалась в город на учебу. Похоронив родителя, Татьяна продала дом и уехала из села навсегда. Местная родня вестей от неё не получала.
Больше Стасу ничего выяснить не удалось. Татьяна Ларина бесследно исчезла, оставив после себя теплые детские воспоминания и любовь к курчавому классику.
- Считаешь, твой отец сделал с ней что-то нехорошее? - осторожно подбираю слова, пытаясь смягчить страшное предположение.
- Не думаю, что он убил её. Отец не до такой степени сволочь. Скорее всего, денег дал, новые документы сделал и услал куда подальше, хоть в ближнее зарубежье.
- А если она никуда не уезжала, если здесь, в городе. Может, где-то рядом, наблюдает за тобой, просто не замечаешь? - Беру Стаса за руку в порыве сочувствия.
- Вряд ли, я бы узнал. - Он сжимает мою ладонь, взгляд в никуда.
Ну-ну, ты меня не признал после недавнего пылесосного конфуза, а тут женщина, которую не видел почти два десятка лет.
- Лицо её хоть помнишь? - скептически.
- Смутно, но у меня есть фото. Хочешь, покажу? - с энтузиазмом.
- Конечно, - потакаю его эмоциональному всплеску.
- Оно в моей комнате, в одном из детских альбомов.
Последний взгляд на комнату Инги. Изысканность уже отдает аляповатостью, уют - нарочитой приторностью. Что-то поубавился мой пиетет к Королеве после откровений её пасынка.
Комната Стаса дальше по коридору, площадью с будуар мачехи. Большое окно тоже выходит на озеро. Широкая кровать. Полки со всякой всячиной, машинки, паровозики, кинжал в богато украшенных ножнах, диски с ретро-роком, тома полного сочинения Пушкина и детские книжки его сказок. Пока совершаю беглый осмотр сокровищ маленького Стасика и половозрелого Станислава, хозяин содержимого полок ищет фотоальбомы, которые у него на видном месте не хранятся, прячутся на самом верху в декоративных коробах. Рискуя свалить один такой себе на темечко, ищущий да обрящет.
- Вот, такая она. - Стас протягивает мне раскрытый альбом, тычет пальцем в фото.
Милый мальчик возраста Марка чуть не плачет перед красивейшим тортом с розочками и пятью свечками. За ним родители, молодая Инга и зрелый Игорь. Слева, почти на границе кадра, размытое изображение девушки с длинной косой и полными губами, то ли дернулась в момент съемки, то ли в фокус не попала. На неё и указывает Стас.
- Твоя мама не в резкости. - Всматриваюсь. - Трудно разглядеть черты.
- Это последняя фотография. В альбомах только она и осталась. Остальные исчезли, пока я в Англии учился. Я целый скандал отцу закатил, а он сказал, что не вернет их, пока поисковая дурь не выветрится из моей головы, или пока он не сдохнет. Короче, возврат только через его труп.
- Ты для этого кинжал приобрел? - шучу.
- Нет. Это подарок Раджа, друга, учились вместе в частной английской школе для мальчиков. Жили в одной комнате. Два иностранца-изгоя. - Горькая усмешка. - Он сын губернатора Гуджарата, штат такой в Индии. - Стас извлекает клинок. - Очень острый, способен шелк в полете резать. Продемонстрировать?
- Не стоит. - Отодвигаюсь от лезвия. - Верю на слово.
Кинжал возвращается в ножны и отправляется обратно на бархатную подушечку с кистями.
- Твоя очередь, Роза. Я рассказал тебе о своем детстве, теперь ты поведай мне о своем. - Высочество отбирает у меня альбом, кладет на полку над моей головой, нарочито прижимая меня к шкафу.
Пытаюсь отодвинуться. Руки с приличными такими бицепсами упираются в полки по обе стороны от моего лица, преграждая путь к отступлению. Глаза Стаса так близко, что расплываются, только губы его и вижу. Запах свежести с нотой хвои и чего-то еще приятно-мужественного будоражит мои девичьи гормоны.
- В моем детстве нет ничего занимательного. - К горлу подкатывает ком, пульс учащается. Неужели это аромат так действует? В нем что, феромоны для охмурения самок?
- Не верю, - отвечают полные губы, точная копия тех, что у девушки с фото.
- Дашь на дашь, говоришь? Хорошо, будет тебе мое откровение, только харизмой не дави, дышать трудно, - нахожу в себе каплю яда.
Стас отступает, давая угомониться моим разыгравшимся гормонам, увлекает меня на кровать и бесцеремонно усаживает к себе на колени.
- Ты обещал! - взвизгиваю. Вспышка воспоминания, как сидела на коленях у Макса, дает ощутить себя предательницей.
- Но так удобнее, - наивное недоумение.
Вскакиваю:
- Кому? - Предусмотрительно стою поодаль, пылая негодованием и стыдом.
- Мне и тебе. Располагает к доверию. Ты меня за руку брала в будуаре мачехи, я пошел чуть дальше.
- Это располагает к желанию послать тебя далеко и надолго!
Стас поднимается, шаг ко мне. Пячусь невольно.
- Прости. - Он замирает, словно энтомолог, боящийся спугнуть мотылька. - Не хотел тебя обидеть или унизить. Просто твой мораторий на прикосновения крайне сложно соблюдать.
- А ты держи себя в руках! - гневно.
- Я хочу держать в руках тебя, Роза. - Его взгляд накаляется, градус страсти в голосе выше.
- Розовский, если не прекратишь немедленно, я уйду! Но сперва отметелю тебя подушками! - Отступаю к дивану с кучей мягкого оружия.
- Приступай. - Он раскидывает руки, как Христос-Искупитель в Рио. - Дай мне повод для наступательной обороны, - коварно.
ОПАСНОСТЬ! Прекращай его дразнить, иначе расстанешься с девственностью здесь и сейчас.
- Ты, помнится, хотел услышать о моем детстве? - Лучше это, чем ТО. - Или уже не интересно?
- Почему же? Очень даже. - Взгляд Высочества остывает до нормальной температуры, голос снижает градус похоти.
Я присаживаюсь на диван. Хозяин комнаты по-турецки устраивается на полу у моих ног. Рассказ мой краток, такие детали, как Кеша-педофил, гражданка Торкина и Макс со Светой, опускаю, про Марка и Сандру рассказываю. Стас не знает Пановых, хотя Слава работает на Папу Игоря топ-менеджером в их банке, как бы личность заметная. Алкоголизм Лидии из исповеди выбросить не удается, но о краже бабулиных украшений и денег ни полслова.
- Тяжко тебе пришлось. - Пристроив локти мне на колени, Стас водружает на них подбородок.
- Не жалуюсь. - Тянет запустить пальцы в его средне-стриженную чуть вьющуюся шевелюру, погладить, потрепать, как пёсика, чего он явно ожидает, обдавая меня чувственным взором.
Хватит! Уже раз взяла его за руку, во что это вылилось - на колени к себе усадил. Поглажу - завалит и откексит, что мне и даром не нать, за деньги, подарки и рестораны - тем более. Полюбовно все должно быть, а любви нет нисколечко.
- Что еще интересное у тебя есть в доме? - меняю тему.
- Сауна с бассейном в подвале, можем попариться, - хитренько так.
- Нет, спасибо. Не люблю бани. А на третьем этаже что? - интересуюсь, пока он не начал настаивать на совместной парилке.
- Ничего особенного, художественная мастерская отца и кладовая со всяким старьем.
- Художественная? Твой отец пишет картины?
- Да, сублимирует на досуге. Хобби у него такое. Говорит, напряжение хорошо снимает.
- Можно взглянуть? - загораюсь любопытством.
- Все, что пожелаешь. - Стас освобождает мои колени, поднимается с грацией гибкого воина кунг-фу и галантно протягивает мне руку. - Прошу, прекрасная дева.
Бордовая ковровая дорожка устилает наш путь до самого конца коридора. Витая лестница на третий этаж находится в другом крыле, нежели та, что ведет на первый. Она отгорожена дверью. Стас пропускает меня вперед, принимаю это за галантность, не чуя подвоха, а зря. Пара ступеней, его руки уже на моей талии.
- Опять! - Луплю по назойливым клешням, те сползают на попу. - Стас! - визжу.
- Что? - Его руки перемещаются на мои бедра, убирать он их явно не собирается. - Сама сказала, у тебя какой-то там кретинизм, вдруг это и с лестницами связано. Просто страховка от падения.
- Топография никоим образом не связана с координацией, Розанчик! - Я возмущена и его поведением, и антилогикой.
- А за Розанчика ответишь! - Щипок за мою левую ягодицу.
- Ай! - И тут же за правую. - Ой! А это за что? - Оборачиваюсь, готовая наброситься на наглеца. Взгляд натыкается на черно-белую фотографию, висящую над дверью.
- Ты меня так уже дважды назвала, - поясняет агрессор, утыкаясь носом мне в грудь.
- Кто это? - Указываю на фото, чтобы отвлечь его от моего бюста и самой ущипнуть хотя бы за ухо, раз зад далече.
Стас со вздохом поворачивается в указанном направление:
- Отец и дядя Костя, рядом Влад и Виктория.
Фото старое, мой босс на ней пятилетний карапуз. В одном из молодых мужчин непросто узнать Папу Игоря. Виктория - фигуристая, темноволосая молодая женщина, типаж Кэтрин Зеты-Джонс. Второй парень, то бишь Костя, в боксерской экипировке. Судя по его легкой побитости, снимок сделан после боя в спортивной раздевалке. Наверное, чета Розовских пришла поздравить победителя.
- Дядя? - Мой щипательный запал улетучивается.
- Да, младший брат отца. - Стас кивает, нарочито роняя моську мне в бюст, опять.
Константин на фото выглядит младше Игоря, мой ровесник. Но братья однозначно похожи, оба высокие, спортивные, темноволосые.
- Никогда о нем не слышала. - Оттаскиваю Стасову голову за вихры на затылке.
- Ай! - Любитель сисек морщится. - Дядя пропал без вести, когда я еще в школу не ходил. Отец не любит о нем вспоминать, совсем, только это фото и оставил на виду, чтобы Ингу позлить изображением Виктории, а она его сюда перевесила в знак протеста.
- Почему у твоего отца такой негативизм к пропавшему брату? - Испытываю непонятную тревогу, пристально изучая изображение юного боксера, красив, харизматичен, взгляд бунтаря, тело напряжено, каждая мышца отчетливо прорисована светотенями, разбитые губы чуть приоткрыты, будто готовы сказать нечто важное, даже сакральное для меня.
- Тогда что-то нехорошее случилось. Подробностей я не знаю, но пропал дядя неспроста. После той истории дед второй инфаркт схлопотал и почил в бозе. Отец считает брата паршивой овцой. А у меня о нем только хорошие воспоминания, хоть и смутные. Если б не этот снимок, вообще забыл бы, как выглядит.
- И что, твой отец не искал его? - Даже я подала в розыск Лидию, а она овца паршивей некуда.
- Может, и искал, но я тогда няни, - заминка, - Мамы Тани лишился. Дядю, конечно, жаль, но мне не до того было. Еще и дед умер.
- Понимаю. - Давлю неуместную улыбку.
- Идем дальше или здесь зависнем? - Очередной сальный зрительный интерес к моей грудной клетке.
- Идем, только руки убери, - строго. - Если еще раз ущипнешь, нос откушу! Будешь прЫнц-сифилитик!
- Как страшно! - Чешет пятак. - Лучше уделай подушками.
- В них закопаю! - Возобновляю подъем на чердачный этаж. Высочество рук более не распускает, но дышит в затылок.
В узком коридоре всего две двери, левая - ближняя. В мастерской просторно и светло, окно во всю стену, опять же с видом на озеро. Стены скошены, почти чердак. Стоящий в центре мольберт накрыт простыней. Краски, кисти и прочие средства производства художника на тумбе подле. Вдоль стен прислонены полотна, женские портреты в основном, точнее, одной единственной женщины, веселой и печальной, в слезах, в гневе до боли знакомом. Гляжу на результат сублимации олигарха и глазам своим не верю.
- Кто это? - Я почти заикаюсь.
- Дама сердца моего отца, - спокойно отвечает стоящий позади меня Стас.
Вдруг Высочество в курсе, кто дама на портретах, и специально заманил меня сюда показать, что наши родители - любовники, либо были таковыми, а мы с ним - брат и сестра. Нет, не вяжется. Зачем тогда приставать с поцелуями? Извращенец жаждет инцеста? Возжелал стать Калигулой?
- Как её зовут? - Больше скуки, меньше интереса в голосе. Веди себя непринужденно, Роза.
- Не помню. Видел её всего раз, на том дне рождения, после которого изгнали Маму Таню.
Ух, пронесло! Выдох, Стас не знаком с Лидией.
Но следует продолжение:
- Постой, что-то припоминаю. Ли... - заминка. - Лилия, кажется. Да, точно. У меня цветочные ассоциации.
Одно из двух, либо это двойник Лидии, либо Высочество перепутал. От дамы сердца Папы Игоря могло пахнуть лилиями, или блузка, юбка, платье имели такой рисунок. А есть ли нечто подобное в материнском гардеробе? Не помню, но Лидия могла избавиться от тех вещей ещё в пору моего младенчества. В тот день мать была на двенадцатой неделе беременности мной.
- Неужели твой отец пригласил любовницу на днюху сына? - удивляюсь.
- Они не любовники. Она для него, как прекрасная дама для рыцаря, недосягаема, потому идеальна, - с налетом романтики в голосе.
- Откуда знаешь? Свечку держал?
- Если бы. Отец сказал, когда писал один из портретов, вон тот. - Указующий перст на "Прекрасную даму" в слезах.
- Так вот взял и сообщил подробности своей интимной жизни сыну? - скептически.
- Видишь ли, он, когда малюет, впадает в редкостное благодушие, его можно раскрутить на что угодно, ну почти.
- И ты этим пользуешься, - с пониманием.
- Угу, и Влад. Только Инге сюда путь заказан.
Бедная Королева!
- Неужели плакса на портрете тебя так заинтересовала, что ты потребовал у отца разъяснений по её поводу? - недоверчиво.
- Вообще-то, я пришел просить о харлее. Начал издалека, как ты верно заметила, проявил интерес к изображаемой особе. Он и рассказал, что любит её уже многие годы при полном отсутствии интима и на расстоянии, и, что предпочла ему другого, не умолчал. Кстати, в тот раз уловка не сработала, отец мне в харлее отказал, дабы уберечь сына от ранней смерти в ДТП.
Выходит, Лидия не врала, Игорь мне не отец. Кто же тот, на кого она променяла крутого бизнесмена? И почему назвала меня Розой? Не в честь же Розовского? Или назло ему? Но об этом может сказать только она, а её не сыскать. Продолжим допрос свидетеля. Наводящий вопрос:
- Почему Игорь Константинович не завоевал свою Прекрасную даму? С его-то возможностями и амбициями склонить к интимной связи можно почти любую. - Непутевую Лидию уж точно.
- Наверное, такая же строптивая, как ты, попалась.
- Что? - Вспыхиваю от такого сравнения. Неужели он знает, кем приходится мне дама с портрета?
- А то! Без рук! Без поцелуев! Рыкаешь по любому поводу, обзываешь по-всякому. Думаешь, я пофигист и тряпка, что не замечаю? Что меня это не задевает?
Хлоп-хлоп ресницами, и ответить нечего, Высочество по-своему прав.
- Тогда не пойму я твоих стараний. Зачем таскаешься за мной, звонишь, приглашаешь? Чего ты хочешь, Стас?
- Много чего, а вот чего не хочу, так это повторить печальную участь отца. Не собираюсь любить на расстоянии, страдать, мучиться, как он. - Пауза. - Женюсь и никому не отдам. Не отпущу и не уступлю!
Мое дыхание учащается, щеки заливает жар, будто он мне предложение делает, а не о гипотетической даме сердца разглагольствует.
- Все могут короли, все могут короли, - напеваю мотивчик древней песни, гася вспышку паники. - Жениться по любви не может ни один, ни один король.
- Я не король! - раздраженно.
- Так станешь им. Надеюсь, дама твоего сердца окажется принцессой, чтоб ты смог осуществить свою мечту. Буду держать за тебя кулачки, Высочество.
- Сколько же в тебе яда, Роза?
- Много. Кстати, не помнишь, с кем она пришла на твой праздник? - Указующий взгляд на портрет Лидии-Лилии. Пора вернуться к прерванному допросу.
- Нет. - Стас моргает, переключая канал с одной извилины на другую. - Народу там было полно. Я только потому на неё внимание обратил, что она с Мамой Таней общалась. Они смеялись, будто подруги. Не исключено, что Лилия к няне приходила. Почему у тебя интерес к ней? - с подозрением.
- Да так, - имитация безразличия, - похожа она на одну женщину.
- Какую? - пытливо.
- Соседку, - не вру, почти.
- В твоем доме живет? - Заинтересованность Высочества растет. С чего бы?
- Жила, - снова не ложь. Зачем нам эта правда, да, внутренний демон?
- Куда переехала, знаешь?
- Откуда? - Жму плечами. - Мы не общались. Просто иногда она попадалась мне на глаза. - И где я погрешила против истины?
- Жаль. - Стас чешет макушку.
- Почему? - скучающе, якобы.
- Вдруг она в курсе, куда Мама Таня подевалась.
- Теперь этого не узнать. - Улыбочка, надеюсь, сойдет за сочувственную. - Меня обещали шашлыками кормить. Время-то уже обеденное, - увожу опасный разговор в желудочном направлении. - Ты вообще их жарить умеешь? Прислугу ведь разогнал.
- Конечно! Разве я не мужчина?
- Не знала, что приготовление шашлыков - признак мужественности. - Направляюсь к двери, полная скепсиса к бахвальству дитя комфорта и полного обеспечения.
- Один из. - Мужчина-шашлычник сопит за спиной.
На лестнице пропускаю провожатого вперед. Виток пройден, вдруг авангард разворачивается и лицом мне в грудь шмяк, опять. Загребущие лапы фиксируют мою тушку в объятиях хватом за многострадальные ягодицы. Сильные пальцы стискивают мои булки с таким пылом, что хочется взвыть.
- Стас! Отвали! - Отталкиваю захватчика со всей дури, не подумав, что на лестнице такой маневр опасен обоим.
Не удержав равновесия, агрессор катится вниз, увлекая меня за собой. Дверь несколько сдерживает наше падение, все равно оказываемся на полу коридора второго этажа, я сверху на Стасе в позе наездницы. Он откидывается на ковровую дорожку и ржёт, жеребца понесло у меня под седлом. Пытаюсь сползти с кукушнутой лошадки, но тиски его рук на моих бедрах не позволяют.
- Пусти и прекрати ржать! - ору.
- Ты бы видела свое лицо, - сквозь всхлипы. - Умора! Ха-ха-ха! - заливается гад.
- Головкой шибко повредился?
- Не-а. Ха-ха-ха! С моей головкой все О'кей. Ха-ха-ха! В полной боевой. Ха-ха-ха! - Конь взбрыкивает подо мной: - Чувствуешь еще один признак мужественности? Ха-ха-ха!
- Розовский! - визжу, занося руку для отрезвляющей пощечины.
Высочество тут же перехватывает мое запястье. Переворот, я уже под ним. Наваливается, дышит мне в щеку у самого носа.
- Давай! Чего медлишь, дитя насилия? Вперед, поддержи отцовский почин! - ударом ниже пояса, в моральном плане.
Стас отстраняется, взгляд в глаза, полный ярости и почти детской обиды. Пара мгновений напряженного молчания, его решения, моего ожидания приговора, и несостоявшийся насильник скатывается с тушки несостоявшейся жертвы, садится подле, спиной ко мне.
- Нет, ты не Шиповник, ты Анчар, - разочарованный шепот.
- К нему и птица не летит, и тигр нейдет, - цитирую его любимого поэта. - Чего ж тебя понесло? - Копирую позу Стаса, согнутые в коленях ноги обнимаю руками.
- Кто он, Роза? - Высочество оборачивается ко мне, в глазах боль. - Кто превратил тебя в Розу из мороза? Что он сделал? Взял тебя силой?
- Не мели чушь! - Вскакиваю, смотрю на него сверху вниз, добавляет авторитета.
- Тогда почему ты такая? - Он поднимается вслед за мной.
- Какая? - кричу, не в силах сдержать эмоции. Мистер Проницательность подобрался близко к теме Рыцаря.
- Колючая, ядовитая, холодная! Кто сделал тебя такой? - Стас хватает меня за плечи, будто трясти собрался, если не отвечу.
- Жизнь! Все понемногу приложили старания! Наслаждайся результатом!
Высочество отпускает меня, идет по коридору к другой лестнице. Следую за ним, обозревая его ссутуленную спину, характерную для борцов перед нападением. Похоже, шашлыки отменяются. После таких излияний желчи кусок в горло не полезет ни мне, ни ему.
Зря я согласилась на рандеву, надо было послать прЫнца сразу, а не ждать, когда сам сбежит. Но ведь добилась желаемого, отбрила мажора. Тогда почему сожалею? Я на него не вешаюсь, матримониальных планов не вынашиваю. Откуда душевный дискомфорт? Стас меня чуть не изнасиловал, а я чувствую себя виноватой. Глупо, Роза, категорически глупо!
Оп-ля, вишу в воздухе, вернее, на руках у Высочества, и он со мной начинает спуск по лестнице. Я даже дернуться не могу, повторим судьбу беременной Скарлетт О'Хара. Пусть я и костлява изрядно, но попробуй снеси пятьдесят пять кило.
- Зачем, Стас? - ласково спрашиваю нОсильника.
- Вырабатываю привычку, - отвечает он ровно, не пыхтя натужно.
- Падать с лестниц со мной?
- Нет, падать желаю на тебя, - с игривым подтекстом.
- Что-то в толк не возьму, ты фанат падений или лестниц? - поддерживаю флирт.
- Я твой фэн. Планирую падать на тебя на кровати, на полу, можно на лестнице, на чердаке, в подвале, если возбуждает гранж, или в стогу, в шалаше, если тянет к природе. - Ноты пыхтения уже проклевываются в голосе нОсильника, но хвала лестничным троллям, мы уже на последней ступеньке.
Еще шаг. Финиш! Вцепиться "падальщику" в шевелюру, хвать зубами за ухо.
- Эй! Ты чего? - Стас сбрасывает меня с рук, словно ядовитую гадюку. Закрывает ладонью продегустированное ухо, прячет подальше от моих зубов.
Свирепо отплевываюсь, демонстративно, легонько цапнула, не до крови, не вампирша:
- Шашлыками долго не кормили! - Взгляд набычившейся фурии.
Гелос, бог смеха, вновь одолевает Розанчика, вырывая из его глотки бесконтрольное ха-ха, он даже про укушенный лопух забывает.
Внезапный бросок. Мы снова на полу, катаемся, то он на мне, то я на нем. Половые сношения полным ходом. Шутка. Все в пределах добрачного целомудрия викторианской эпохи. Стас хохочет, выталкивая в промежутках мое имя. Щекочет гад. Не выдерживаю, начинаю реветь ему в шею.
- Роза! - Он прекращает катание. - Розочка, что не так? Ушиблась? - Гладит меня по голове. - Цветочек мой, где болит?
- Не смей! - ору сквозь слезы. Вырываюсь, отталкиваю его, отползаю. - Не смей меня так называть! Никогда! Не смей! - Хохочу. Фэйсом в ковер, давлю истерический смех, плечи вздрагивают, со стороны похоже на плач, если в лицо не смотреть.
"Во как тебя накрыло! Давненько такого не было", - отстраненная мысль моей астральной проекции, зависшей на расстоянии двадцати сантиметров над левым плечом. Не спрашивайте, откуда столь точные цифры, астралу таких вопросов не задают.
Истерика постепенно ретируется. Позволяю Розовскому отодрать меня от ковра. Опять обнимашки, снова я у него на коленях. Стас целует меня в шею, в плечо, куда попадет. Глажу его по голове в ответ. Он замирает, потрясенный моей реакцией, отлипает чуток, губы в губы:
- Санкции сняты? - с чувственной хрипотцой.
- Нет. Как ты ко мне, так и я к тебе, обоюдная компенсация недостатка материнской ласки, - цинично.
- Готов продемонстрировать тебе любую. - Он трется носом о мою шею. - Но ты права, сперва девушку нужно накормить, - шепчет, ласково щекоча дыханием мое ухо, обводит языком родимое пятно, заставляя вспомнить, как нежно касался этой капли губами Макс.
- Потом спать уложить? - заканчиваю Стасову фразу едким вопросом. Отклоняю голову, злясь на себя за минутную слабость, очередную.
- Когда санкции снимешь. - Высочество поднимается с пола, галантно подает мне руку.
- Скорее "Титаник" потопит айсберг. - Принимаю его помощь.
- Технологии не стоят на месте, глядишь, и на айсберги управу найдем.
- Думаешь, прогрессируешь как соблазнитель? Как по мне, твой пикаперский уровень ниже плинтуса, - дразню самоуверенного мажора по пути в кухню.
- Что поделаешь, не доводилось мне охмурять строптивых девиц с санкциями.
- Сами вешались? - блещу очевидной догадкой. Высочество богат, красив, молод, полон страсти и обаяния, решителен и авторитарен - мечта девушки любого сословия, возраста, эстетического восприятия, кроме феминисток и лесбиянок, но и те могут соблазниться таким самцом, предав идеалы матриархата и изменив принципам однополой любви.
- Даже отбиваться порой приходится. - Стас берет из холодильника пластиковый контейнер с маринованным мясом. - Тут еще салатов полно, выбирай, чего твоей душеньке угодно, все отличные. - Приглашающий жест.
- Охотно верю, - отвечаю на вынужденное отбивание от назойливых обожательниц, к теме салатов тоже подходит.
Заглядываю в "Большого белого друга", а там рай гурмана.
- Значит, я тебе нравлюсь? - Стас прижимается к моей спине.
- Ты прекрасен, спору нет. - Изучаю богатство и разнообразие содержимого полок, игнорируя паховую выпуклость, отчетливо идентифицируемую моим кобчиком.
- Но, есть кто-то, кто тебе милей? - ревниво.
Захлопываю дверцу холодильника, выбрав пластиковый бокс с салатом немайонезной заправки, не потому что на диете или не люблю майонез, просто интересно, как стряпуха выкрутилась, не употребив сей вездесущий соус.
- Есть один неоспоримый фаворит моих устремлений. - Поворачиваюсь к Высочеству.
- Как зовут? - Стас вроде бы расслаблен, но напряжен, и не только в паху, куда стараюсь не смотреть, закрыв обзор пикантной области боксом с салатом.
- Их Величество Знания! - с пафосом.
- Серьезный конкурент. - Мыслитель чешет подбородок в раздумье. - Так и быть, уступлю Им твой разум, но остальное - МОЁ.
- Сперва противоядием запасись, - фыркаю, абстрагируясь от жадного блеска глаз и животного магнетизма половозрелого самца с богатым опытом сношений. - Где мангал, шашлычник?
- Снаружи. - Разочарованный вздох.
На подворье основательно обосновался кирпичный мангал под навесом. В расположенной рядом беседке прислуга все подготовила для демонстрации мужественности Высочества. Стас разводит огонь. Пока угли прогорают, уплетаем салат, распиваем неспиртные напитки, треплемся, продолжая пикировку.
Розовский не позволяет мне даже мясо на шампуры нанизать, все сам. Ну-ну. Как подсобный рабочий режу помидоры ломтиками, он чередует их с кусками мяса, так сочнее, по его словам. Еще парочка шампуров с баклажанами, паприкой и луком из шашлычного маринада - гарнир к мясу.
Мужчина колдует над мангалом. Я стою подле, наблюдая, как он мужественно обрызгивает мясо смесью воды и уксуса и очень по-мужски поворачивает шампуры. Бицепсы и трицепсы мужественно напрягаются. Струйки пота не менее мужественно стекают по шее мужчины, держа путь по загривку, очень, кстати, мужественному, и маскулинно расплываются пятном мускусной влаги между лопаток на мужской футболке.
- Чего так смотришь? - Стас оборачивается ко мне.
- Наблюдаю за обретением мужественности. - Уголки губ вниз.
- Ну, все! - Он наводит на меня брызгалку с уксусным раствором.
Чудом уклоняюсь от кислого залпа, отскакиваю зайцем и стрекоча. Стас за мной. Петляю вокруг сосен. Серый волк не отстает. Под ногами шишки-снаряды, в ход их. Ура! Попала! Стас чертыхается, бросает свое химическое оружие и преследует меня уже серьезно. Побегай-побегай, Розанчик! Ускоряюсь. "Нас не догонят! Нас не догонят!" - вопят в голове престарелые Татушки. Только бывшая бегунья забыла, что за ней гонится бывший футболист.
Оценка дистанции оборачивается падением, коряга посодействовала укладыванию косого на хвойную подстилку. Ап - Стас прыгает на меня тигром. Возня, объятия, жаркое дыхание.
- Попалась, которая стебалась! - Высочество прижимается ко мне всем телом. - Хочу тебя, Роза! - Его рука шарит под моей футболкой, подбираясь к груди. - Меня еще никто так не заводил! - Находит искомое, сжимает мой сосок сквозь поролоновую прослойку, тот, предатель, твердеет.
- Стас, прекрати! - Я выгибаюсь под ним, стараюсь оторвать его лапу.
- Роза! Роза! Розочка! - Поцелуи в шею, подбородок, щеки. Коварные пальцы проникают под чашку бюстгальтера. - Ох, Роза! - Он завладевает моим ртом, по-хозяйски орудует языком.
Зубами в агрессора. Не отстанет, язык прокушу, пусть пришепетывает или картавит в манере вождя мирового пролетариата. Стас замирает, освобождает мой рот от своего несанкционированного доступа, но сосок продолжает сжимать, отчего шалею. В голове полная муть, тело борется с разумом за контроль, а Высочество жмет на "кнопку", поддерживая первое и беся второе.
- Шашлыки сгорят! - пускаю в ход желудочный аргумент.
- Черт! - Захватчик вскакивает с меня, бежит к оставленному без мужского присмотра мангалу.
Поздно. Обозреваем обугленные останки кремированного мяса, даже помидоры не спасли Стасову шашлычную мужественность.
- Ничего, Стасик, - глажу его по плечу. - Станешь мужчиной в другой раз.
- Роза! - Он снова заключает меня в кольцо своих рук. - Есть еще один способ доказать тебе мою мужественность. - Наклоняется к самым губам.
- Э нет. - Отстраняюсь. - Мой черед быть мужчиной.
- Как так? - обескураженно.
- Я готовлю, ты наблюдаешь и учишься. - Пользуясь его минутной растерянностью, выскальзываю из захвата и направляюсь к беседке. - Усек?
- Отшлепать бы тебя. - Он потирает он ладони, топая рядом. - Руки чешутся.
- На, - вручаю ему нож с кухонного стола, - чеши помидоры, мальчик, и не мешай дяде Розе накормить-таки нас мясом, - копирую интонации Льва Исааковича, директора клуба, иногда он так выражается, в шутку, конечно.
- И таки накормишь? - Стас подхватывает новую манеру, поигрывая тесаком, как заправский урка из Одессы.
- Ша, молекула! Дядя Розя за базар отвечает! - Нанизываю новую партию мяса, благо, не все шампуры были задействованы в кремации предыдущей.
Высочество снисходит до резки томатов и освобождения мангала от огарков. Минут через двадцать вкушаем сочные, мягкие кусочки телятины.
- Да ты мужик, Дядя Розя, - констатирует Стас, причмокивая. - Сейчас доем, и сЫмай штаны.
- Достоинствами меряться будем. Мальчик должОн узреть, к чему стремиться.
- А-а-а! - Округляю глаза. - А то ужо грешным делом подумала, пороть изволите, барин.
- Роза, - шутливый тон как ветром сдувает, - я уже на пределе. Снимай санкции и идем в постель. - Во взгляде такое, что лучше не смотреть, испепелит, как давешние шашлыки.
- Стасик, в озере окунись, остынь чуток. - Скольжу по лавке к выходу из беседки.
- Хватит колоться! - Кулаком с зажатым ножом по столу хрясь, тарелки прыг, стаканы скок, приборы дзынь, мельницы с перцем и солью хлоп-хлоп на бок.
- А на полшипика? - Продолжаю скользить.
- За полшипика получишь полшишки! - Бросок ко мне через столешницу, валя кегли бутылок с кетчупом и аджикой.
Срываюсь и бежать, опять, только теперь на полный желудок. На этот раз жеребец остается в беседке, оглашая окрестности диким ржанием. Возвращаюсь к нему, понукаемая коварным любопытством.
- Роза, мне еще ни с кем не было так весело, - сообщает Стас отсмеявшись. - А на озеро сейчас пойдем, на лодке прокачу.
- Вот как ты поступаешь с девушками, увозишь их подальше от берега и... - затыкаюсь, вспомнив эротическую сцену, фактически публичную.
- И что, топлю, как Герасим Муму? - Почитатель Тургенева поднимается из-за стола.
- Возможно, но не сразу. - Отступаю.
Стас прет на меня "Арматой". Вот бы заглох по дороге, но у прЫнца лучшая комплектация, отчасти британская. Зря вернулась, надо было бежать с дачи, пока он животик надрывал. Насколько помню с прошлого пребывания, в поселок ходит автобус, прислугу два раза в день возит.
- Не приближайся. - Выставляю руки, ладони упираются в твердокаменную грудь. В лицо ему не смотрю, опасно.
- Не в силах сдерживать санкции? - вкрадчиво.
- Не в силах сдержать тебя.
- И не надо, себя отпусти. Ты же хочешь меня, я знаю, - безапелляционная правда, его.
- Что потом, покувыркались и разбежались?
- Любишь играть в догонялки - побегаем для разнообразия. Я даже отшлепаю тебя, если хочешь.
- Ролевые игры не по мне, Розанчик! - Получаю шлепок по мягкому месту. - Ай! Ты чего? - с обидой.
- Ответка за Розанчика! - Хвать мою тушку и на плечо, будто я мешок картошки.
- Немедленно верни меня на место! - кричу, насколько это возможно в перевернутом виде.
- Не дергайся, Муму, Герасим не подведет, - многообещающе.
Стас держит путь к пристани. Кровь приливает к моей голове, рождая фантазии публичного секса в моторке средь бела дня и последующего любовного утопление обесчещенной меня. Высочество в роли Герасима плачет навзрыд, но топит: "Так не доставайся же ты никому, Роза из мороза!" Стоп! Это уже из другой оперы.
Герасим возвращает Муму в стоячее положение у пришвартованного катера, довольно большого, не лодочка тургеневского инвалида. "Роза" - багровым по белому борту.
- Готова прокатиться на тезке? - весело интересуется потенциальный утопитель.
- Не рассчитывай, что это поможет меня соблазнить! Не собираюсь запрыгивать на тебя, как та девица!
- Какая девица?
- Та, с который ты развлекался на своей позапрошлой днюхе на этой самой лодке. Интересное вы тогда шоу устроили для тех, кого разбудили в два часа ночи.
- Откуда знаешь? - удивленно.
- Отдыхала на даче друзей Пановых, вернее, за Марком присматривала, пока его родители на юга ездили. Вон тот дом. - Указываю на противоположный берег.
- Да-а-а, - чешет он репу. - Погудели мы тогда.
- Ты хоть помнишь, как округу развлекал, порнозвезда доморощенная?
- Не то чтобы, но как-то смутно. Что-то такое было, но вот с кем...
- Приплыли, Стасик! - фыркаю.
- Неправда, не плавали еще. Прошу на "Розу", прекрасная Роза. - Приглашающий жест на катер. - Клянусь, - рука к сердцу, - разврат подождет до второго свидания.
Закатываю глаза, но на борт поднимаюсь.
Сделав пару кругов по акватории, Стас глушит мотор в центре водоема. Давно перевалило за полдень, но солнце припекает по-летнему. Капитан стаскивает с себя футболку, демонстрируя бронзовый загар, явно недачного происхождения, и литую мускулатуру с кубиками пресса. Решил сразить меня визуально. Ну-ну.
- Не жарко в этой хламиде? - речь о моей толстовке. - Снимай, позагораешь, пока еще можно. - Розовский очками глаза прикрыл и думает, не пойму, куда он клонит.
- Меня стесняешься? Зря. Я уже примерно в курсе, какую красоту ты там прячешь. - Акулий оскал. - Судя по тактильным ощущением, бюстгальтер у тебя глухой и скромный, как у старушек начала прошлого века.
- Ты еще мои панталоны не видел.
- Сама не захотела меряться достоинствами. А я с удовольствием измерил бы твою глубину.
- Озеро глубже. - Кивок за борт. - Пора освежиться, мачо.
- Только с тобой и не здесь. Вода уже достаточно холодная. Как насчет джакузи?
- Меня от пузырьков пучит, - вру, как умею.
- А ты пробовала? - скептический взгляд поверх очков.
- А ты наивно полагаешь, что прислуга отказывает себе в удовольствии принять хозяйскую джакузи? Мы ж их моем - имеем право.
- Коварная ты Золушка, как я погляжу, - очки на темя, - еще и привереда. Так и быть, свожу тебя на каникулах на Карибы.
- Что? - едва не поперхнувшись.
- Не устраивает? Тогда махнем на Бали или Мальдивы. Выбирай любую точку на глобусе.
- Стас, прекрати нести чушь! - Мне уже не до шуток.
- Какая такая чушь? Тетя Стася за базар отвечает не хуже Дяди Рози. Мечтаю увидеть тебя на пляже среди пальм, облаченную лишь в лунный свет. - Мечтатель приближается ко мне, обдавая жаром утомленного солнцем тела.
- Песок в попе - бесчеловечно! - И рада бы от него отодвинуться, но на лодке не так много места.
- Милочка, - тоном Раневской, - вам нужно чаще читать женские романы, с романтикой у вас беда. - Советчик обнимает меня за талию, жаркой рукой забираясь под футболку.
- Тетя Стася, а вы, судя по куртуазности речевых оборотов, другой литературы отродясь не нюхали.
- Зачем нюхать, я её вдыхала как кубинский табак, и вкушала как доминиканский ром, - с придыханием.
- Хемингуэй против Пушкина, значит.
- Зачем против, они в одной команде, вернее, лодке. - Стас облизывает мое ухо, прикусывает мочку, задевая рубин сережки. Рука, обнимающая меня за талию, ползет вверх по уже проторенной в бору дорожке.
Во мне поднимает голову первобытная самка, готовая оседлать самца, не взирая на условности общественной морали. Взбрыкиваю резво, катер качается.
Лизун ушных раковин отстраняется со вздохом:
- Когда-нибудь я обломаю все твои шипы, станешь нежной и податливой, - пауза, - моей Розой.
- С такими амбициями тебе сам Нельсон не брат. - Отпихиваю Стаса насколько это возможно. - Правь к берегу, адмирал! Хватит с меня твоего абордажа, не то оба отправимся кормить озерных карпов.
- Так и быть, дерзкая пиратка, продолжим сражение в порту. - "Адмирал" становится к штурвалу и заводит мотор.
Привожу одежду в порядок, чашка лифчика выше ватерлинии. Успел-таки Бармалеище добраться до груди, не пальцы, а спруты, зазеваешься, вообще без одежды оставят и... Так, Роза, не думай о белой обезьяне! Не смей!
Но фантазия уже рисует бронзовокожего Ясона в исполнении Стаса выходящим из бирюзы прибоя в лучах заката. Легендарный "Арго" маячит на горизонте за спиной героя Фессалии. На чреслах предводителя аргонавтов набедренная повязка, в зубах ксифос. Стройные, но крепкие ноги уверенно попирают золотой песок пляжа, жадный взор охотника за Золотым руном обшаривает пальмы, увитые дикими орхидеями, чьи гибкие стволы склоняются к самой воде. Сижу на одном из них в чем мать родила, болтаю ногами, Золотое руно приятно щекочет попу. Ясон издает победный кличь, не только вожделенный артефакт в его руках, но и стерегущий сокровище Колхиды дракон оказался пленительной морской нимфой, готовой наградить героя за лишения долгого морского перехода своими прелестями прямо на Золотом руне. Силой мысли, Калипсо я или кто, срываю кокос и швыряю в похотливого захватчика. Бомблю его нещадно. К моменту швартовки катера воображаемый герой уже роет носом кромку прибоя.
- Приплыли, - сообщает Стас.
Да уж, кто-то точно приплыл, пусть только в моем воображении.
После озерных приставаний Высочество ведет себя пуритански. Пьем чай, болтаем о литературе, фильмах, музыке. Я с интересом слушаю его рассказ об Англии, об индийском друге, с которым он продолжает поддерживать общение через соцсеть.
- Я искал тебя на Facebook и "ВКонтакте", даже на "Одноклассниках", не нашел, - признается мой сталкер.
- И не найдешь. Времени нет, да и общительностью не страдаю.
- Это я уже заметил.
Возвращаемся в город под лирические роковые композиции. Стас наслаждается скоростью и музыкой, а я ломаю голову, как отшить его. Еще одного свидания допускать нельзя. Если первое прошло столь напряженно, то на втором Высочество точно доберется до моего тела. С другой стороны, раз так рвется, пусть дефлорирует, не помирать же девственницей. Такой кавалер способен превратить мой женский старт в фешенебельную феерию, если не бегать от него по лесам и лестницам.
"Пользуйся, пока предлагают", - мое альтер эго голосом Лидии.
Не могу. Он не МАКС!
"Которому ты не нужна. Забудь его, как он тебя. Живи дальше, дои мажора нещадно. Чем ты хуже фиЯлок?"
Нет! Вот когда стану демоном окончательно и бесповоротно, тогда и дам тебе порулить. А пока изыди!
Беня тормозит у подъезда, перекрывая проезд, Стас выходит меня проводить.
- Заскочу за тобой завтра утром, отвезу в универ, - сообщает дырявоголовый кавалер.
- Стас, я работаю, оттуда на учебу, - повторяю уже не в первый раз.
- Говори где, подъеду. Какие проблемы?
- Ты проблема. - Вздох.
- В смысле?
- Ты нарушил условия рандеву. Продолжения не будет. Прощаемся здесь и сейчас.
- Что? - Оскорбленный прищур. - Роза, это же просто игра, веселая и заводит не по-детски, но...
- Игра, говоришь? Так вот, ты проиграл!
- Кому? Тому парню, по которому сохнешь?
Опять двадцать пять! Про мою работу забыл, а о несуществующем сопернике помнит.
- Нет у меня никого! - рявкаю. - Времени и сил на интрижки тоже нет! Выкраиваю минуты на сон, копейки на еду! Я выживаю, Стас! А шуры-муры и прочие амуры подождут!
- Как долго? - сквозь зубы.
- Не знаю! Пока не выучусь, не достигну вершин карьеры. - Вдох, больше воздуха в легкие, залп: - А ты препон, досадная помеха на моем пути к светлому будущему!
Обозванный Препоном прикрывает глаза, мерно дышит, усмиряя гнев, но кулаки по-прежнему сжаты:
- Успехов, - взгляд ледяной бездны, - в учебе и карьере. Не стану мешать. Надеюсь, мой рассказ останется между нами.
- Я не сексот, Розовский, - раздраженно, - и обещания свои держу. Сказала, могила, так и будет.
- Отлично. Счастливо оставаться. Пересечемся как-нибудь в светлом будущем, - последнее выделено интонацией.
Прощай, Розанчик. С тобой весело, но без тебя спокойней.
Серебристая стрела с ревом уносится прочь, оставляя после себя выхлоп легкой досады.
Подъем до квартиры сложен психологически из-за бомбардирующих воспоминаний сегодняшней лестничной эпопеи. На руках у парня ужасно, только в детстве у деда хорошо было, но в этом определенно что-то есть.
Закрыв дверь, сползаю на пол, устала бесконечно за этот день отдыха. В голове полная каша, в сердце игла вины и сожаление. Неужели Розанчик уже пророс сорняком мне в душу и корни пустил? Нет, только не это! Отправляю номер Высочества в игнор. Все, я его знать не знаю!
Звонок в дверь. Кого нелегкая принесла? Может, Стас? Конечно, он! Забыл что-то или решил плюнуть на мои шипы и аргументы. Вскакиваю, будто обездоленная псина, наконец-то нашедшая хозяина. Открываю дверь, на пороге полиция сверкает фуражкой и лейтенантскими погонами.
- Роза Викторовна Путилина? - интересуется молодец, которому впору стриптиз в женских клубах показывать, а не служить на благо общества стражем правопорядка.
- Да. - Давлю ком в горле, вспоминая дорожного полицейского, принесшего в наш дом скорбную весть в канун Нового года. Их братия с хорошими новостями по квартирам не ходит.
- Что-то случилось? - Гляжу на высокого шатена, смуглолицего и кареглазого, четверть века от роду, или чуть больше. Кого-то он мне напоминает, по мужским стриптизам я не хожу и в обезьянники ни разу не попадала, но наши пути где-то пересекались.
- Разрешите пройти? - вместо ответа.
- Да, конечно. - Пускаю участкового в квартиру. - Прошу в кухню.
Он следует куда велено, предварительно разувшись и оставив фуражку на трюмо в прихожей. Без неё ощущение, что уже имела честь лицезреть этого красавца, усиливается.
- Чай? - дань гостеприимству.
Барбашев занимает табурет у стола:
- Не откажусь.
- Давно у нас на участке? - интересуюсь, нажимая кнопку чайника.
- Третий месяц, только осваиваюсь.
- Увлекательная, наверное, работа? - поддерживаю разговор, пока вода закипает.
- Есть интересные моменты. Роза Викторовна, вы меня совсем не помните? Я играл на вашем выпускном, бас-гитара.
Значит, ощущения меня не обманули, а дырявая память подвела.
- В форме вас не узнать, - оправдываю голову-решето, запамятовавшую нахала, откровенно пялившегося на мои ноги и декольте. - Решили сменить амплуа с музыканта на защитника правопорядка?
- Нет. В милицию, то есть полицию, я подался сразу после армии. Сперва ППС, теперь вот участковый. А с парнями, одноклассниками моими, еще в общеобразовательной зажигал. Когда демобилизовался, Родька, вдохновитель наш, он на ударниках, предложил в свободное время подрабатывать на похоронах и свадьбах. Вдруг такое совпадение, меня только на этот участок поставили, и выпускной в местной школе. Я и подогнал Родиону клиента. Мне же с людьми знакомиться надо, а в неформальной обстановке это лучше всего.
Чайник отщелкивает кнопку. Наливаю кипяток сперва в чашку гостя, потом - себе. Водружаю на стол вазочку с сухими-пресухими сушками и одинокой конфеткой-желейкой, прибереженной с завтрака на вечер. Занимаю табурет напротив участкового, наблюдая, как он кладет третью ложку сахара в чашку. Хлебаем чай. Андрей Олегович конфету схарчевал, теперь хрустит сушками, видать, не докармливают нашу доблестную полицию сладким при исполнении.
- Роза, - вступает нечаянный гость, не допив пары глотков, - можно к вам без отчества и на "ты"?
- Конечно, Андрей. - Локти на стол, подбородок на арку согнутых рук. Переход на доверительное "ты" намекает на дурные вести.
- Новости у меня неважнецкие, - оправдывает он мое ожидание, - но вы... ты... не переживай. Тревога может оказаться ложной.
- Не томи, Андрей. С Лидией что-то случилось? - Других причин для его визита не нахожу.
- Да, но пока неизвестно. Тебе нужно в центральный морг для опознания. Только не волнуйся, это необязательно твоя мать, просто женщина, подходящая под описание.
- Почему следователь Круглов мне не позвонил? - спрашиваю о типе, который упорно не желал принимать аявление на розыск Лидии.
- Так звонил, только не к тем попадал. Наверное, ошибка в номере.
- Вполне вероятно. - Я тогда на нервах была, запросто могла цифры перепутать.
- Потому и послал меня Валентин Иванович к тебе, сообщить, так сказать. Вот. - Кладет на столешницу визитку следователя.
- Спасибо, у меня такая уже есть.
- Отлично. Позвони ему, договорись, когда подойти для опознания, чем раньше, тем лучше. Я уже второй день к тебе хожу, только сейчас застал.
- Непременно. Завтра утром.
Барбашев встает из-за стола:
- Спасибо за чай, Роза. И не волнуйся.
- Да-да, ложная тревога. Помню и понимаю.
Провожаю гостя в прихожую. Его широкие плечи перекрывают проход, еще пара пальцев, и голова заденет дверной косяк.
- Где ты служил? - мой внезапный интерес.
- ВДВ. Ты вот что. - Он извлекает из нагрудного кармана еще одну визитку, пишет ряд цифр и свое имя на чистой стороне изнанки, вручает мне. - Здесь контакты отделения и мой личный номер. Если понадобится помощь или еще что-то, звони. Ты несовершеннолетняя и совсем одна.
- Спасибо, Андрей. Обязательно позвоню, если что, - вежливая ложь. Обойдусь без благодетелей, которых привлекаю сексуально.
Распрощавшись с участковым, закрываю дверь на все замки, будто так можно уберечься от мира и грядущих неприятностей. Визитку отправляю в вазочку на трюмо к прочему хламу, вдруг пригодится. На душе пустота, никаких треволнений за Лидию.
Несмотря на эмоциональную усталость, сон не идёт, или именно из-за неё Морфей не спешит раскрывать мне свои объятия. На работе ползаю снулой мухой, рву рот зевотой. На первую пару безбожно опаздываю, но к девяти, к приходу Полины все же успеваю закончить уборку.
За порогом клуба звоню Круглову, договариваемся встретиться у центрального морга в половине одиннадцатого. Даренная Высочеством справка, действующая до конца недели, прикроет прогул.
Центральный городской морг при больнице, в которой когда-то работала бабуля, отдельное строение, стоящее особняком от других корпусов. Парковая зона выступает полосой отчуждения, символической границей между живыми и мертвыми. Здание одноэтажное, длинное, приземистое, карнизы зарешеченных окон на уровне колен. Лидия отсюда забирала тела родителей, теперь мой черед позаботиться о её останках. Интересно, кто будет увозить отсюда мой труп, внуки, дети, супруг или безликие сотрудники службы утилизации человеческих отходов? Боюсь, последние.
Стою у входа, ожидая опаздывающего Круглова. Мимо следует каталка с накрытым простыней новичком в сопровождении санитара-перевозчика. По наклонному пандусу слуга Харона катит клиента сквозь арку входа без названия: "Оставь надежду, всяк сюда входящий".
- Роза Путилина! - окликает меня дядька за тридцать с пивным брюшком и залысинами, следователь Круглов. - Привет! - панибратски.
Неприятный тип, слишком поверхностный для своей профессии. Ему бы аниматором на детских праздниках работать, а не людей разыскивать.
- День добрый, - приветствую "аниматора" чопорно.
- Готова, не готова, идем, - излишне бодро.
Круглов толкает дверь, за ней длинный коридор. Помещение полуподвальное. Тусклое освещение, прохлада подземелья и запах формальдегида. Вдоль стен пустые каталки. Редкие двери прозекторских, номер один, два и так далее, но вместо шестерки почему-то цифра двадцать один.
- Почему двадцать один? - интересуюсь нетривиальным числовым рядом.
- Большая тайна СанСаныча. Мужики шутят, у него двадцать один палец. А у кого его нет, если ты мужик? - казарменно шутит "мужик".
Нас встречает высокий худощавый мужчина за сорок. Темно-русые волосы еще не тронуты сединой. Кривизна ухмылки, въевшаяся с годами в мимику, и безумно мудрый взгляд серо-голубых глаз, будто их хозяину доступна тайна жизни и смерти, чистый Харон.
- Привет, СанСаныч! - Весельчак-Ку Харону. - Извини, руки не подам. - Еще бы, патологоанатом в перчатках, испачканных чем-то бурым.
- Александр Александрович Харинов, - представляется Харон. - А вас как величать, барышня?
- Роза Путилина. - Мой рот до ушей, хоть завязочки пришей.
- Мы на опознание субботней русалки, - сообщает следователь. - Успел её распотрошить?
- Да, вскрытие провел. Отчет на столе. - СанСаныч снимает перчатки, но с Кругловым не ручкается. - Вас, Роза, прошу сюда. - Манит за собой величественным жестом.
Прыткий Весельчак уже копается в бумажках, а я иду за Хароном в дальний угол прозекторской. Здесь нет боксов, как в сериальных моргах, покойники отдыхают на каталках, на одной дожидается идентификации тело "субботней русалки". Почему её так окрестили, могу лишь гадать, скорее всего, утопленница, выловленная в субботу.
- Хочу предупредить, тело сильно повреждено. До визита сюда неделю пробыло в воде и изрядно пострадало от речных гурманов.
- Гурманов? - Таращусь во все глаза на Мрачного жнеца.
- Все в порядке. - Невольно смущаюсь, вспомнив "мужицкую" шутку о двадцать первом пальце.
- Уверены? Если не готовы...
- Я должна, - твердо, насколько это возможно в моем состоянии.
Харинов пронзает меня рентгеновским взглядом и бережно откидывает простыню с лика покойной, которое и лицом не назовешь, месиво. Видимо, "речные гурманы" посчитали его особым деликатесом. Еле сдерживая рвотные позывы, концентрирую внимание на других деталях. Пепельно-русые волосы коротко острижены, неровно, безжалостно обкромсанные завитки. Прическа в точности такая, как у Лидии из сна. По моей спине крадется мистический холодок запределья.
- Александр Александрович. - Едва узнаю свой голос. - Не могли бы вы повернуть её на правый бок. - Нужно убедиться, что это действительно моя мать.
- Конечно. - СанСаныч бережно, как ребенка или больного, поворачивает труп.
Заглядываю за полуобглоданное ухо, на синюшной коже ни намека на родинку-каплю. У меня такая же на том же месте, единственное, что у нас с матерью схожее. Нет, это не Лидия.
- Ну что, Роза, как ты? - Подкравшийся Круглов хлопает меня по плечу. - Она, не она?
- Да, это мама, - вру неожиданно для себя. Прикрываю рот ладонью, и от тошноты барьер, и жест удивления собственной ложью.
- Соболезную, - ни намека на сочувствие в тоне Весельчака, ему оно просто не свойственно. - Так и запишем, опознана как Лидия Викторовна Путилина дочерью, Розой Викторовной Путилиной. Просю завизировать. - Вручает мне папку с листком протокола и ручку.
Ставлю подпись, не колеблясь. Харинов расписывается после меня как свидетель опознания.
- Чудненько! - радостно констатирует следователь. - Приятно оставаться, господа и девушки, а мне пора, дел по горло.
- Постойте, а дальше-то что? - окликаю его.
- Как что? - Он оглядывается на полпути. - СанСаныч справку выдаст, с нею в ЗАГС, там свидетельство о смерти получишь. Потом забирай и хорони.
- А где? А как? - растерянно.
- Где-где? На кладбище! - Смешок. - У Саныча полно буклетов похоронных контор. Звони им, они все сделают, если деньги есть.
Следователь убегает, оставив меня в полной прострации.
- С чего вы взяли? - Я в панике пойманного с поличным мошенника.
- Эту несчастную, - ласковый взгляд на труп, - зовут Лилия. У неё нет детей, только долги и больная душа, оттого и свела счеты с жизнью, прыгнув с моста.
- Откуда вы знаете? - Мои глаза готовы покинуть орбиты, глядючи на спокойную убежденность потрошителя мертвых. - Она ваша знакомая?
- В некотором роде. Бедняжка Лиля. - СанСаныч с нежностью гладит покойницу по голове и накрывает простыней обезображенный лик.
- Зачем вы тогда подписали протокол? Почему не разоблачили меня перед Кругловым? - Еще чуток, и свихнусь от этой жути.
- У Лили никого нет, - печальный ответ странного доктора, - но она очень хотела иметь такую дочь, как вы, милая обманщица.
- Откуда вы знаете? - Пячусь от каталки покойной нематушки.
- Она сказала, - кивок на тело, - сыпала комплиментами в ваш адрес, какая вы красавица и умница. До сих пор охает и ахает.
Тут бы грохнуться в обморок, но закаленная розовыми хлябями я просто столбенею на какое-то время. Мысли скачут. Сердце загнанно стучит. Волосы на затылке вздыбила жуть, хвост, небось, торчком стоит. Разум отказывается воспринимать реальность.
- А она не злится, что назвала её Лидией и выдала за другую? - безумный вопрос безумному доктору.
- Что вы, - с неким укором. - Лиля считает, что не зря здесь оказалась, раз обрела такую дочь, пусть и посмертно.
Приплыли! Сушите весла, а мне пора сваливать с этого парома, идущего в дурку.
Безумный Харон выписывает справку о смерти, награждает улыбчивую меня буклетами похоронных контор и отпускает в мир живых и нормальных. Вдыхая свежий воздух больничного подворья, бесконечно радуюсь жизни. Надеюсь, когда настанет мой черед увидеть свет в конце туннеля, СанСаныч еще будет по эту сторону Стикса, чтобы донести мое посмертное слово до живущих. Правда, тогда мне придется умереть молодой.
До ЗАГСа пара трамвайных остановок, но мне необходимо пройтись, проветрить легкие от формальдегида, а мозг - от безумия. По пути размышляю, почему опознала в Субботней русалке Лидию. Может, хотела поставить точку, перевернуть страницу этого жизненного этапа. Или дело в квартире? Имея на руках свидетельство о смерти матери, через полгода стану полноправной хозяйкой жилплощади. Что победило, меркантильность или желание двигаться дальше? Кто дернул меня за язык, ангел или демон? Ответом мне лишь шелест еще не тронутой золотом осени листвы и первые капли затяжного дождя.
Свидетельство о смерти матери получаю, проторчав в очереди три часа. Плачу сверх положенного за гербовое, чтобы никаких сомнений ни у кого не возникло.
Дома изучаю прейскуранты похоронных контор, цены не везде указаны, звоню, спрашиваю. Кремация не самый дешевый вариант, зато меня не уличить во лжи, анализ ДНК по пеплу не сделать. Но на неё моих сбережений не хватит, даже без ритуала прощания, урны и захоронения в колумбарии или на кладбище. Помимо денег нужны еще дополнительные документы. За услуги крематорий требует пятнадцать тысяч рублей с учетом доставки тела к месту кремации.
Если не забирать труп? Пусть хоронят за муниципальные деньги в общей могиле, или сделают учебным пособием для будущих эскулапов. Но, потакая кармическому расчету, решаю позаботиться об останках несчастной Лилии, вдруг и Лидию кто-то упокоит, если её тело найдут.
Дело за малым, достать деньги. Заработать не успею. Занимать не хочу, да и не у кого. Нужно что-то продать. Но что? За бабулину швейную машинку и старый дедов компьютер столько не выручить. Остальное давно пропито. Хотя нет, не все. Спальный гарнитур в комнате матери, купленный еще Кешей, его свадебный подарок, самая новая мебель в доме, кремовая с позолоченными ручками, в хорошем состоянии.
Вечер трачу на отмывание гарнитура до товарного блеска и освобождение шкафа от остатков гардероба Лидии. На антресолях у задней стенки затаился пакет со старыми вещами, среди них черное шифоновое платье с оранжево-красными лилиями. Я буквально зависаю над этой аляповатостью второй половины девяностых. Припоминаются цветочные ассоциации Стаса от первой встречи с Прекрасной дамой Папы Игоря. Может, отправить ему фотку для опознания? Нет, я же не призналась ему, что муза его папаши - моя мамаша. Пусть венценосный контакт остается в черном списке, вдали от соблазна.
Протирая крышку шкафа, смахиваю пыльную бумажку. Прыг со стула посмотреть, что сие есть. Пустой конверт, посланный мне неизвестным отправителем. Наш адрес виден отчетливо, обратный - полустертый штамп. Дата на почтовом штемпеле тоже нечеткая, но месяц и год разобрать можно, январь две тысячи тринадцатого. От кого оно? Где само письмо? Почему Лидия сохранила только конверт? Почему прятала его от меня? Эх, мама-мама, сколько тайн ты унесла с собой? И со сколькими мне еще предстоит столкнуться?
В десять вечера иду к соседям на четвертый этаж, Юлиным родителям. Прошу Юрия Сергеевича оценить спальный гарнитур.
- Сколько за него хочешь? - спрашивает сосед-мебельщик после придирчивого осмотра товара.
- Пятнадцати тысяч хватит, но срочно.
- Зачем, если не секрет?
- Лидию кремировать, так дешевле, - вру.
- Значит, померла-таки. - Он часто кивает, явно не зная, как себя вести, что говорить, соболезновать или поздравлять.
- Да, в реке выловили. Несчастный случай. - Не хочу очернять Лилию. Если жизнь довела её до края моста, то пусть это останется тайной.
- Царство ей небесное. Отмучилась, значит. А ты как? - сочувственно.
- Нормально. - Бодрая улыбка.
- Если деньги нужны, могу одолжить, вернешь, когда сможешь.
- Спасибо, и так вам за дверь должна. Просто посоветуйте, где его можно быстро продать.
- Ничего ты мне не должна, Роза, говорил же. А гарнитур я у тебя куплю, подрихтую слегка, освежу и перепродам.
- Спасибо, - смущенно. - Вам не накладно будет?
- Нет. Даже наварюсь чуток. Мебель почти новая, сразу видно, мало пользовались.
Юрий Сергеевич идет к себе и возвращается с оговоренной суммой, гарнитур обещает вывезти в пятницу.
В четверг после работы захожу в похоронное бюро при крематории "Пепел", обо всем договариваюсь и плачу. Сотрудник артачится, не найдя в документах квитанции оплаты кладбищенских услуг, но взятка способствует сговорчивости.
- Особые пожелания будут? - спрашивает он нарочито скорбно, пряча деньги в ящик стола.
- Да. - Достаю из пакета платье в лилиях. - Кремируйте маму в этом. - Считаю символичным предать огню Лилию в платье Лидии, сведя воедино ложь, правду и иллюзии, все тайны в одно пламя.
Похоронщик забирает у меня пестрый саван и сообщает, что в субботу после обеда можно получить прах.
В пятницу вывозят мебель.
Оповещенные Юлиными родителями соседи скидываются на похороны Лидии. Приходится их разочаровать, поминок не будет. Местных собутыльников матери это несколько огорчает, но остальные относятся с пониманием.
Пепел выдают в безликой картонной коробке, экономвариант, к нему справка о кремации. За первым корпусом университета есть сквер, где любила гулять в обеденное время Лидия. Там я собираюсь развеять не её прах над безымянным притоком нашей речки-вонючки.
Медленно иду, напевая мысленно похоронной марш, вдоль ажурной балюстрады пешеходного моста. Черная вязь ковки в ярких пятнах брачных замков выступает диссонирующим антуражем. Раньше здесь часто фотографировались брачующиеся парочки, теперь они перекочевали в более живописное и престижное место у "Голден Роуз". Узор ограждения с крестами, червами, бубнами и пиками - словно эпитафия проигранной судьбе жизненной партии Лилии, ушедшей за грань, пусть не с этого, но моста. Замки с сердечками и клятвами верности - напутствие тех, кто еще не разочаровался в любви.
Высыпаю содержимое картонной урны за перила. Ветер подхватывает пепел, уносит серо-бурым облаком вдаль. Бедная Лилия, ты искала покой в воде, не буду перечить твоей последней воле. Покойся с миром. Прощай. Церемония окончена, без кладбищенской скорби, с улыбкой на устах, за которую меня никто не осудит.
- Ты что творишь, красавица? - Передо мной будто из-под земли вырастает цыганка. Ветер колышет пеструю юбку, впору платью с лилиями обзавидоваться расцветке. Волосы стянуты в дулю, пара седых нитей на висках. Возраст не определить, от тридцати до пятидесяти. Кожаная куртка распахнута на груди.
- Отпускаю прошлое, - отвечаю нахалке.
- Главное, спиной к будущему не поворачивайся.
- Ни за что, - шепотом, больше себе, чем ей. Отныне только вперед, лицом к светлому будущему. - Спасибо за совет, - уже громче.
- Всегда пожалуйста, красавица. Если судьбу свою желаешь узнать или еще что, я всегда здесь. - Кивок на стайку цыганок на другом конце моста. - Розу спроси.
- Розу? - удивленно смотрю в очи черные.
- Зовут меня так. - Проблеск золотых коронок в улыбке.
- Меня тоже Розой зовут.
- Правда? Вот так совпадение! Ладно, бесплатно тебе погадаю. - Нечаянная тезка бесцеремонно берет мою руку, ту, что не занята коробкой. - Ай-яй-яй! - Качает головой, рассматривая мою ладонь.
- Все так плохо? - Улыбаюсь, застигнутая врасплох тактильной атакой хиромантки.
- На перепутье ты, красавица. Свернешь не туда - сгинешь.
- Направо пойдешь - коня потеряешь, налево пойдешь - смерть свою найдешь, - цитирую русский фольклор.
- Смеешься, а зря. Две дороги у тебя, милая, на одной валет бубновый, на другой король крестовый, а меж ними туз пиковый, от него и смерть свою примешь, если не того кавалера выберешь.
- Что за пиковый, - выдергиваю руку, - и прочие карты?
- Один при троне, другой в казенном доме, третий под носом, но невидим.
- Чушь! Какой еще казенный дом? - В памяти мелькает конверт с полустертым штампом.
- Известно, какой. - Цыганка разворачивается и уходит прочь.
Напустила туману и в бега! Думает, поскачу за ней, ручку позолочу, чтобы узнать подробности шарлатанской лапши, которую она мне тут навешала. Ошибаешься, тезка, не на ту напала! Пусть я и с кукушкой в голове, но суеверной бредятиной не страдаю!
Демонстративно удаляюсь в другую сторону.
Коробку отправляю в мусорный контейнер у соседнего дома, вспоминая, как видела тут Лидию в компании бичей, собирающих бутылки по помойкам. Следую к подъезду, изучая подсохшую слякоть под ногами. Капюшон толстовки призван скрыть от сердобольных соседей мою улыбчивую рожу.
- Роза! - Сильные руки уже знакомо хватают меня за плечи. - Где ты шлялась всю неделю, фанатка учебы?
Поднимаю глаза. Розанчик, только тебя мне и не хватало для полного улета этого дня!
Вылетаю на Бене из двора морозной Колючки. Чертовы повороты! Хренов лабиринт! Рулю на проспект. На Калиновском машин полно. Все дебилы чешут с работы или куда-то еще по своим дебильным делам!
Би-и-и-п - удар по клаксону. На фуа-гра под колеса лезешь, придурок? Трахнутые на всю голову пешеходы бросаются под машину! Ну, что за народ в нашем королевстве?
Би-и-и-п - убери свой розовый зад, дамочка! Не умеешь обгонять, не лезь в левый ряд! Обхожу INFINITI термоядерно-поросячье-розового цвета, разрисованную по бортам виньетками с цветочками на три оттенка термоядернее. За баранкой, само собой, блондинка.
Би-и-и-п - твою дивизию! Какого застрял на светофоре, дальтоник? Протри очки, ЗЕЛЁНЫЙ! Тянет боднуть в зад доисторический жигуленок, но Беню жалко, нищеброд за замену бампера до гробовой доски не расплатится.
Сваливаю с проспекта, чтобы на нервах в аварию не попасть. Паркуюсь в проулке. Надо срочно разгрузиться, а то член дырку в штанах прорвет. Листаю долгий список в мобильнике: не то, не та. На куй мне блондинки? Шатенку хочу, сероглазую с ногами от ушей, как у Розы. Черт! Да пошла она лесом! Уж лучше блондинки, готовые поддержать меня в борьбе с шипастой шатенкой.
Звоню Рите, надеюсь, меня не забыла.
- Алло, - томный голос.
- Марго, трахнуться не желаешь? - Предисловие излишне, она девушка взрослая.
- Кисуль, щас не могу. - Переходит на шепот: - Муж дома, ужинать садимся. Давай завтра днем, когда он в офисе свою секретутку жарит.
Вот так сюрприз! Муж, значит! О статусе замужней девушки она промолчала, когда замутила со мной в клубе, колечком на пальце не светила. С замужними барышнями я принципиально не связываюсь, дело не в порядочности, просто двуличности не терплю. Поставила закорючку в документе - блюди верность, либо разводись и гуляй на все свои отверстия.
- Мужу адюльтером мстишь? - догадываюсь о мотивах любительницы "Кисуль".
- Да нет. Просто ему можно, а мне нельзя?
- А-а-а, борешься за равноправие полов.
- В точку. Ну ладно, Кись, пока, завтра позвони, и я твоя. Чмоки!
И это брак? Он себе налево, она себе! Чего далеко ходить, у отца своя половая жизнь, у Инги своя. Она кувыркается с бомондными юношами в городских апартаментах, он трахает любовниц в комнате отдыха при офисе, где и ночует. В особняке, кроме прислуги, никто не живет, у каждого своя берлога. Брат тоже окучивает все, что шевелится, а жена в Москве давно с любовником жилплощадь делит, но разводиться не спешат. Нет! У меня так не будет. Жена моя, я её, а остальные связи остались в холостяцкой жизни.
Кстати, об этой самой жизни, продолжим поиск помощницы в разгрузке. Натали номер три по прозвищу Глубокая глотка, не красавица, но отсос крышесносный. За позолоченную цацку обслужит прямо в машине. Звоним:
- Натали, привет! - нарочито весело. - Свободна?
- Приве-е-т, Стасик! Для тебя в любое время дня и ночи.
- Дуй на Панфилова, через полчаса подберу тебя у ювелирки. - Надо еще побрякушку купить в оплату услуг.
Немного остыв благодаря глубокой глотке Натали, решаю от остатков колючек избавиться стритрейсингом. К полуночи подруливаю на объездную, где собирается гоночный тусняк. Мне здесь рады. Парни хлопают по плечу: "Привет, бро!" Девицы лезут целоваться, чмок-чмок губастыми ртами, оставляя яркие следы на коже, будто каждая стремится пометить, как собака территорию. А Роза помадой не пользуется. Черт!
Газ до упора, и только ветер нам брат. Давай, перец на Maserati, обгони нас с Беней! Слабо? Выкуси, итальяшка!
Снова победа. Здесь. А там, с Розой, динамо. Всё ОНА! Везде ОНА! О чем ни подумай - ОНА! Задолбала уже, шипастая сучка!
- Стасик, ты такой молодец! - Чип и Дейл, блондинка и шатенка, спешат на помощь моему отвергнутому уду.
Одну знаю, терлись телами, Мари - горячая блондинка. Вторую милашку в каштановых кудряшках вижу впервые. Фигура - то, что доктор прописал против иглорефлексотерапии моей Колючки.
- А нас покатаешь? - Мари виснет на шее, выпячивая яркие губы.
Шатенка скромничает чуть поодаль.
- На себе или на Бене? - Чмокаю блондинку в призывный рот.
- Сначала на нем, - кивок на мое автоприложение, - потом на себе. Знакомься, это Лана, - тычок алым ногтем в подружку.
- Привет, - шатенке. - Тоже желаешь прокатиться? - двусмысленно.
- Чего б я тут торчала? - Выдает себя вульгарностью плебейка, а по одежке не скажешь, что из простых, шмотки брендовые.
- Рванули, мазели! - Подталкиваю Чипа и Дейла к Бене шлепками по задницам в охренительных штанах.
Остаток ночи зажигаем в "Голден Роуз", где за мной закреплен люкс, чтобы не тащить первых встречных давалок в свою берлогу. Шампанское, закуски в номер и тройничок. Укатывают девки сивку. Это в порнофильмах секс с двумя партнершами - мечта задрота. На деле чувствуешь себя галерным рабом, греби и греби, доставь груз в два порта, и чтоб обе получательницы остались удовлетворенными.
Утро встречает нас в полдень. Выпроваживаю девиц, пока снова не пришлось ублажать. После душа и завтрака, заказанного в номер, возвращаюсь в родные пенаты сменить вчерашний прикид, испачканный помадой и пропахший женским парфюмом. А от Розы пахнет розами. Какого лешего думаю о ней? Сексом пресыщен по самое не балуй. В чем причина, наглый Купидон? А в ответ тишина. Крылатый пакостник пустил стрелу в сердце, и молчок.
Интересно, где Роза сейчас?
"Известно где, - бурчит оскорбленное эго, - грызет гранит науки, как любая заучка".
По расписанию третья пара у неё в первом корпусе. Сейчас ровно час. К окончанию её занятий успею добраться до университета, даже ждать придется. Не беда, поторчу в засаде.
"Совсем сбрендил! Отфутболили тебя, так нет, снова подкатывать! Одного раза мало?" - стыдит меня неугомонное эго.
И что с того? Ну, не забил раз в ворота, так игру слить, матч продуть! Нет уж, не с первого, так со второго или третьего раза атаку свою реализую.
"Где твоя гордость, Стас?" - качает головой мой отпетый внутренний эгоизм, мачо с демонической усмешкой и сполохами адского пламени в глазах.
"В далекой стране пушистых зверьков, ласковых и колючих. Туда и спешу на охоту, вернуть родимую домой и снова обрести душевный покой назло меткому тихушнику Купидону", - достойный ответ моего внутреннего охотника на самок, парня в зеленых лосинах, с внушительной мошонкой и пером на шляпе.
Стою недалеко от аудитории Колючки. Шифруюсь за колоннами, чтобы не заметила сразу, не успела шипы в боевую готовность привести.
- Кого я вижу? Стас Розовский! - полный сарказма голос завкафедрой за спиной.
Как это я проворонил пузана? Надо ж так глупо напороться на институтского камрада отца!
Невольно улыбаюсь, припомнив сладкую парочку давних собутыльников, Папу Игоря и Леню Заффа. Зафф - сокращение от заведующего кафедрой, придуманное отцом, когда его студенческого дружка наделили этой должностью. Напились они тогда знатно, старые песни на весь дом горланили, меня, утомленного учебой первокурсника, разбудили. Я тогда в особняке жил, это потом вытребовал себе отдельную берлогу. Спускаюсь в холл, а эти двое, а-ля Шварценеггер и Дэнни Де Вито, отплясывают менуэт под "Вспоминайте иногда вашего студента" собственного исполнения. Я быстро ретировался, чтобы не помереть со смеху. Хвала Бахусу, они меня не заметили. С тех пор не могу смотреть на Заффа без улыбки, которую он неизменно принимает за отражение моей клоунской сути.
- Что, прямо сейчас? - Вот незадача, грядет минимум получасовая нотация, а лекция у Колючки закончится через десять минут.
- А что такое? - Облысевшая копия Де Вито выгибает кустистую бровь. - Не рад моему обществу? Все равно ведь прогуливаешь. Марш в мой кабинет! И не дерзи! - Потрясает пальцем-сарделькой.
Следую за Заффом понуро, всем видом выражая раскаяние, вдруг сократит курс нотаций. Главное, не перечить и согласно кивать, мол, осознал и больше не буду.
- Стас, занятия идут уже третью неделю, а ты появился только на одной лекции. - Завкафедрой угнездил тело-шарик в рабочее кресло, сложив лапки на экваторе.
Я стою у двери, полный раскаяния:
- Этого больше не повторится, Леонид Антонович.
- Трех недель занятий, пропущенных тобой, точно не повторить!
- Перепишу лекции, - стандартная отмазка.
- Стас, это последний семестр, потом практика и дипломирование. Дотерпи! И не забывай, кто твой руководитель диплома. - Тычок сарделькой в северное полушарие, где у стройных людей располагается грудь.
Ага, пузан, тебя, по ходу дела, в этот ранг лишь для того и возвели, чтобы у меня диплом вел, вернее, написал его вместо меня, или кого-то из своих аспирантов напряг. Думаешь, я тупой клоун, не догоняю, почему бывшего главу кафедры скоропостижно отправили на заслуженный отдых? Ты же душу свою карьеристскую моему папаше за эту должность продал, цена - мой красный диплом. Вот и пыхти! Меня-то чего к ногтю прижимать?
- Леонид Антонович, клянусь, с этого дня и до конца семестра не пропущу ни одного занятия, - ложь во благо, по-другому от Заффа в кратчайший срок не избавиться.
- Смотри, Стас, я лично проконтролирую! Еще один прогул - сообщу отцу, пусть сам с тобой разбирается! - Пронзительный взгляд черных маслин поверх очков.
- Не придется. - Заискивающая улыбка.
- Посмотрим.
Зафф фокусируется на мониторе компьютера. Пора.
- Я пойду? - Примеряюсь толкнуть задницей дверь.
- Куда-то спешишь?
- На четвертую пару в седьмой корпус. - Правая рука к сердцу. - Выполняю клятву.
- Иди уже, паяц, - милостиво.
Смываюсь за дверь, пока Зафф не передумал. Подмигиваю очаровательной секретарше Алине, с которой пока не имел честь делить ложе. Выскакиваю из приемной под грохот звонка. Успею! Должен. Два пролета вниз на второй этаж, где лекция у моей Колючки. Первые студенты уже покидают аудиторию, но Розы среди них нет. Жду, сканируя выходящих. Последние - две девицы, мордашки знакомые, Кум их кадрил, когда я вляпался в Шиповник.
- Привет, девчонки! - губастым подружкам.
- Привет! - дружным хором под хлопанье накладных ресниц. В боевой раскраске они за близняшек сойдут, даром, что одна блондинка, а другая шатенка.
- Розу Путилину видели?
- Нет! - фыркает блондинка.
- Со вторника её нет, - уточняет шатенка. - Я, кстати, Оля. - Протягивает мне руку то ли для пожатия, то ли для поцелуя, для первого высоковато, для второго низковато, поди разбери.
Выбираю второе, корчу из себя кавалера начала прошлого века. Губами кожи не касаюсь, просто куртуазный жест, располагающий к себе барышень.
- Простите мою бестактность, прекрасная Ольга. Позвольте представиться, Стас Розовский. - Тут бы по-кадетски каблуками щелкнуть, но в кроссовках этого не провернешь.
- Очень приятно! - "Прекрасная" Ольга польщённо хихикает.
- А я Яна, - оттирает подругу блондинка.
О, конкурентная борьба! Право слово, не стоит, девочки, никого не обойду своим вниманием.
- Сражен наповал! - Проделываю ложное лобзание и с ручкой Яны, вызывая прилив краски удовольствия на её щеках. Как же падки девицы на лесть, но только не Роза. Кстати, о ней: - Не в курсе, почему Путилина не явилась?
- Болеет, наверное, - предполагает Ольга, пытаясь вернуть себе моё внимание.
Так-так, значит, заучка решила воспользоваться справкой и гульнуть без меня. Вот и совершай после этого благотворительные поступки! Расчет был, что это время мы проведем вместе, выползая из постели лишь ради еды и естественных нужд. А она, хитрая лиса, не просто продинамила меня, но и обманула. "Его Величество Знания", как же!
- Зачем она тебе? - прерывает моё внутреннее негодование Яна.
Эх, милая, сам ищу ответ, кто б подсказал.
- Да так, забыл у неё кое-что, - речь о неудовлетворенном "сердце".
- Правда, что у тебя три сантиметра? - выпаливает Ольга.
Яна шикает на подругу, дергая её за юбку.
- В смысле? - удивляюсь, хотя он, то есть смысл, уже просачивается в сознание.
- Путилина сказала, что у тебя такой размер, там. - Ольга косит глазами на моё причинное место.
- Что? - Вот так рекламу сделала мне Розита! Ну, я ей покажу "три сантиметра" в полный рост и на всю глубину!
- Стас, не обращай внимания, - спешит успокоить меня Яна. - Наверняка Путилина мстит за то, что ты её отшил.
Во-первых, отшили меня, во-вторых, давать дурные рекомендации без соответствующего опыта - либо злословие, либо устранение потенциальных конкуренток. Надеюсь, второе. Моя ледышка затеяла свою игру, а в игры мы играть умеем, и эти две цыпы отлично подойдут на роль пешек. Итак, заставим интриганку ревновать.
- Поехали кататься, девчонки! - современный вариант "прокатимся в нумера". - Вы как, свободны? - дань вежливости после почти непристойного предложения.
- Да! - Оля радостно.
- Конечно! - счастливо Яна.
- Вот и чудно! - Обнимаю красоток за талии и увлекаю к разгульной жизни золотой молодежи.
Сперва суши-бар, не розы, кормить их в ресторации "Голден Роуз". Затем боулинг, где обучаю кегли сбивать: обнимаю за талию, руку под грудь, показываю, как правильно замахиваться. Яна вздрагивает трепетной ланью, Ольга сама готова переложить мою кисть выше. Напоследок клуб "Белая Роза". Коктейли, танцы с намеком на более тесные сношения. Кокотки еще зеленые, до секса втроем не дозрели, да и меня после Чипа и Дейла на тройничок не развести. Отправляю Ольгу домой на такси, она живет у черта на рогах. Яну прогуливаю ко мне домой под романтическим покровом звездной ночи. Беня остается на стоянке у клуба. Завтра заберу. Часто так делаю, когда надираюсь.
Яна такая неопытная, с девственностью рассталась недавно, но старается девочка. Даже змия моего рискует приласкать губастым ртом. Позволяю, пусть тренируется. После постельной возни домой начинающую вакханку не отправляю, она наврала матери, что ночует у подружки, не стоит подставлять старательного губастика. Засыпаем вместе.
***
Роза в розовом беби-долле расчесывает волосы у зеркала, томно потягивается, поднимаясь с пуфа, медленно приближается к кровати, на которой жду её я.
- Иди ко мне, - тяну к ней руки.
Она отступает, дразня. Начинает танцевать, доводя меня до экстаза обещанием гибкого тела. Тонкие пальцы развязывают бант. Сексуальный халатик распахивается, уже не скрывая великолепной груди, которую почему-то не могу видеть четко. Прозрачная ткань стекает с точеных плеч, но нагая чаровница не спешит ко мне, продолжает эротический танец.
Вскакиваю, хватаю вожделенную девицу, толкаю на кровать. Пора показать ей мои "три сантиметра" в действии! Она изворачивается змеёй, встает на колени, упирается локтями в подушки, прогибает спину. Передо мной аппетитнейшая попка сердечком. Кружевная полоска стрингов меж сомкнутых створок - последняя преграда на моем пути к райским вратам.
Но стоит сдвинуть кружева, как из заманчивых глубин вылетает костяная челюсть, полная шипастых зубов. Отскакиваю в ужасе, пока мои девять дюймов не укоротили до трех сантиметров. Не тут-то было! Колючая пасть, брызжа кислотной слюной, выпускает на свет еще одну зубатку, как у инопланетного монстра из старого фильма "Чужой".
***
Вскидываюсь в холодном поту. Яна сопит рядом. Член стоит так, что вот-вот лопнет от прилива крови. Бужу партнершу и избавляюсь от остатков кошмара наиприятнейшим способом, минетом, пусть неумелым, но во врата рая меня сейчас ничем не заманишь.
За завтраком дарю ночной спасительнице браслет, купил по случаю, когда приобретал безделушку для Глубокой глотки. Обратил внимание на позолоченную бижутерию от Swarovski из-за роз на ней. Взял весь гарнитур, вдруг представится возможность вернуть Розу с помощью ювелирных подарков, на которые барышни столь падки. Но вряд ли гордячка на них поведется, зато на одногруппнице заметит и поймет, от кого подарочек, либо пешка сама похвастается. Моя мимолетная любовница довольна, виснет на шее, лезет лобызаться. Потакаю её благодарности.
- Поможешь? - Она протягивает мне запястье с висящей обновкой. - Ой, что я Ольке скажу?
- Правду говорить легко и приятно, - цитирую какого-то классика, застегивая браслет.
- Это да. Но она обидится.
- Ничего, я это исправлю.
- Как? - В серых глазах наивное удивление.
У одной подружки очи, как у Розы, у второй - масть. Как же неуловима золотая середина!
- И ей что-нибудь подарю. - Подмигиваю наивности.
- Ой, Стас, ты такой классный! - Новый бросок мне на шею. Не понимает, глупая, за какие заслуги подружка получит цепочку или серьги.
Ранний променад к клубу за Беней. Какая-то девушка скрывается за углом, прошмыгнув мимо меня быстрой тенью. Роза? Или показалось? Мне скоро в каждой девице, носящей унисекс, будет мерещиться Колючка.
Везу Яну на первую пару, и сам учиться пойду. Пусть уляжется бдительность Заффа. Сталкиваться с неудовольствием отца чревато.
- Яна, солнышко, - обнимаю девицу за талию на прощание, - если Роза объявится, звякни или sms пришли.
- Конечно, Стасик. А что ты у неё забыл? Пусть через меня передаст, - несколько ревниво.
- Мне еще потолковать с ней по душам надо. - Корчу зверскую рожу.
- Это из-за "трех сантиметров"? - Смешок.
- Как догадалась?
- Кто ж такое спустит? Тем более у тебя там все супер.
- Понравилось, значит. - Глажу пешку по попке.
- Да, очень. Вечером продолжим? - с надеждой.
- Опять дома ночевать не будешь? - корректно отшиваю очередную липучку.
- Ой, и правда! Предки такой вой поднимут. Ладно, тогда завтра или в субботу.
- Посмотрим. Иди, а то опоздаешь. - Придаю ей ускорение шлепком по пятой точке.
Яна бежит к своей аудитории, а я иду в свою, как дурак, на первую пару.
Жду обещанного сообщения два урока. На перемене не выдерживаю, звоню информаторше, заучка опять в прогуле. Хорошо ей, а мне торчи в универе с самого утра и до конца четвертой пары!
Наплевав в очередной раз на гордость, звоню Розе, сбрасывает, мой контакт в черном списке.
Измучившись неизвестностью, после занятий еду к дому Путилиной, целую замок, Колючки нет дома. Жду битый час в машине, кручусь возле подъезда, но ни её, ни знакомой девочки-соседки не наблюдаю.
Отец требует немедленно явиться в офис. Неужели Зафф настучал? Я же весь день, как проклятый, проторчал на занятиях. Вот жук! Но нет, родителя напрягают мои частые визиты в "Белую Розу", опасается, что стану нариком, как брат. Приходится прокатиться в больницу на анализ мочи, доказать чистоту. После уже никуда не тянет, ни на гонки, ни в клуб, ни к дамам. Зато высплюсь перед первой парой.
***
Роза в алом платье подобна цветку, чьё имя носит по праву. Волосы завиты в локоны и украшены атласными розами цвета артериальной крови. Губы в тон платью требуют поцелуя. Невеста совершенна, величественна и без пяти минут моя. Беру её под локоть, веду к алтарю.
- Да, - отвечает она робко на вопрос священника.
- Да, - подтверждаю желание обладать ею, пока смерть не разлучит нас.
Поцелуй с лепестками слез на её щеках, как тот, самый первый.
На выходе из храма нас осыпают зерном и монетами, наш путь устлан розами. Беру жену на руки и кружу под требовательное "Горько!"
Медленно расстегиваю молнию на платье жены. Торопиться незачем, Роза теперь только моя. Раздеваю её, целуя каждый дюйм атласной кожи. На ней кроваво-красное бюстье, крохотные трусики, чулки со свадебной подвязкой, которую стягиваю зубами со стройного бедра. Прижимаюсь лицом к влажным от соков кружевам, вдыхая восхитительный аромат моей Розы.
Вдруг стены содрогаются, и потолок обрушивается прямо на нас.
***
Просыпаюсь, дрожа от напряжения. Будильник, причина моего облома, вопит, пора на первую пару. Прибегаю к услугам Машки Кулаковой, жена ведь осталась там, во сне.
Я просто обязан трахнуть Шиповник, иначе свихнусь от таких сновидений. То чуть член не откусила, то с первой брачной ночью прокатила. А завтра что приснится? Роза на столе патологоанатома, мечта некрофила? Увольте! На желтый дом не подписывался!
А если с ней что-то случилось? Несчастный случай, к примеру? Или обидел кто? По стенке размажу гада!
Все! Хватит себя накручивать! Пойду в универ. Может, она сегодня придет. По расписанию мы не пересекаемся, но Яна должна позвонить.
Весь долгий учебный день жду сообщения о явке Розы на занятия. После пар опять еду к ней. Беню паркую в соседнем дворе, чтобы не отсвечивал. Подхожу к её дому. Еще издали вижу открытое окно и мою Золушку, рьяно полирующую стекло. Ага, не пропала, не погибла и даже не больна, судя по трудовой деятельности.
Прячусь за кустами сирени, наблюдая за гибкой мойщицей окон. В кои-то веки она без толстовки, в черной футболке и лосинах, тянется, пытаясь достать до верхнего дальнего угла рамы, спина прогнута, грудь вперед, попа выпячена. И такое шоу она регулярно устраивает на обозрение всего двора? А корчит из себя недотрогу. Или специально так делает, дразнится и не дается?
Потерявшая инстинкт самосохранения Колючка становится коленями на подоконник. Мать твою! Свалишься же! Уже готов бежать к ней, но она спрыгивает в комнату и скрывается из виду. Жду, сам не зная, чего.
Она возвращается с мужиками в рабочих комбинезонах, о чем-то говорят. Рабсила принимается разбирать мебель. Наблюдаю дальше. Через какое-то время рабочие выносят части явно спального гарнитура, грузят в фургон, припаркованный на пятачке возле соседнего подъезда.
- Что, съезжают Путилины? - спрашиват водителя.
- Не, - скучающе, - спальню продали, перевозим.
Мать-алкоголичка предсказуемо пропивает добро. Не буду вмешиваться. Нарываться на чужие семейные склоки - спасибо, своих хватает.
Пятница-тяпница, клуб - святое дело, назло отцу. Звоню Ольге, надо окучить вторую пешку. Встречаю её у "Белой Розы". Она несколько обижена из-за рандеву с Яной. Поднимаю ей настроение коктейлями и танцами впритирку. За полночь веду к себе логично продолжить веселье.
Утренний диалог.
- Собираешься наказать Путилину за клевету? - Ольга на кровати демонстрирует свою бритую женскую прелесть. В отличие от подруги она знает толк в сексе.
- Непременно. - Я у окна хмурюсь утру. Сегодня всего две пары, но как же отстойно учиться в субботу! Всё никак не привыкну после британской школы.
- Помощь нужна? - Соблазнительница потягивается, переворачивается на живот и выпячивает попу.
Толчок дежавю бросает к кровати, глажу загорелые полушария, веду пальцем по светлой полоске кожи, след от стрингов купальника. У Ольги та же масть, что у Розы, легко перепутать в таком ракурсе. Пользуясь оказией, погружаюсь в доступные глубины, представляя под собой совсем другую девушку. Обязательно поимею Колючку, а то буду искать её в каждой шатенке.
- О какой помощи ты говорила? - спрашиваю Ольгу после секса.
- Да о любой! Могу шпионкой на тебя поработать, втереться в доверие и все такое.
- Что, так сильно не любишь Путилину?
- Она лживая сучка! Я таких на дух не переношу, - с отвращением.
- А ты, значит, честная? - Я готов защищать Колючку даже от той, с кем только что делил ложе.
- По крайней мере, клеветой не грешу!
Достаю из прикроватной тумбочки цепочку с кулоном-розочкой:
- Аванс за шпионаж.
- Служу Принцу! - салютует она, принимая взятку.
Роза и в субботу на пары не является, о чем сообщают сразу два sms, от Оли и Яны. Снова к Путилиной после занятий, но опять целую замок. Жду во дворе, пинаю ржавые качели на детской площадке, торчу на лавочке у подъезда, курсирую вдоль дома. Смеркается. Вот и она, идет, натянув капюшон. Не от меня ли прячется?
Бросок, хватаю её за плечи:
- Роза! Где ты шлялась всю неделю, фанатка учебы?
Она таращится, явно застигнутая врасплох:
- Стас, пусти! - шипит рассерженно.
- И не подумаю! - Прижимаю к себе хрупкое тело. - Попалась, клеветница! Готовься познать мои "три сантиметра"! - Целую сахарные уста.
Колючка знакомо не отвечает. Брыкается, вырывается, ожидаемо. Усиливаю натиск. Щипок за упругую ягодицу. Она размыкает губы, вторгаюсь языком ей в рот. У-у-у! Как же сладок вкус победы, пусть и столь ничтожной. Нужно убираться с публичного места и развить успех в интимной обстановке. Тащу Розу к Бене.
- Стас! Пусти! - Она отбивается, лупя меня по чем попадя.
Строптивая кобылка, будем объезжать.
- Что здесь происходит? - грозный рык за спиной.
- Андрей! Спаси меня! - вопит Роза.
В паре шагов от нас шампиньоном из навоза торчит участковый.
- Отпусти девушку немедленно! - требует гриб-навозник.
- А то что? - Сверлю его взглядом, замечая, что признал меня лейтенантик, хоть и не имел чести быть ему представлен.
- В обезьянник упрячу! - бычится служивый. Смел, однако.
- Погоны не треснут? Новенькие, небось. Не жалко?
- Дальше ППС не сошлют. - Конкурент надвигается, собираясь вырвать у меня добычу.
Прячу Розу за спину, её запястье приходится отпустить. Одной рукой не побоксируешь, а противник уже подступает с кулаками. Классическая стойка. Давай! Проверим, чей хук круче!
- Ребята, не надо! - Роза ввинчивается между нами.
Вот же девы! Доведут сильный пол до мордобоя, а потом голосят: "Ребята, давайте жить дружно!"
- Кто он тебе? - спрашивает полицейский Розу, продолжая сверлить меня взглядом соперника.
- Никто, Андрюша, никто! - Она виснет у него на шее.
Вот так поворот!
- Что у тебя с этим Гаврюшей? - Меня накрывает яростью, до ломоты в суставах хочется врезать по наглой роже. Тоже мне мачо-мент!
- Он мой парень! - Колючка чмокает Андрюшу в губы, отчего тот обалдевает.
Из меня вырывается монстр:
- Что? - Лютый взгляд на лживую девицу. - А кто мне тер, что учеба превыше всего? Когда это ты успела оттаять, Роза из мороза?
- Как тебя выпроводила, так и сразу! - сварливо.
- Шлюха! - плевком.
- Эй ты, мажор! Не смей оскорблять мою девушку! - отходит от поцелуйного очумения Гаврюша.
- Подавись своей Колючкой! Совет да любовь, ёжики! - Иду прочь.
Но, скрывшись с их глаз за кустами сирени, догоняю, что Роза в очередной раз продинамила меня, использовав подвернувшегося мента. Гаврюша для неё лишь пешка, как Оля и Яна для меня. Нужно остаться и выяснить это наверняка.
Слежу за парочкой сквозь ветки куста. Лейтенант провожает "свою девушку" до подъезда. Она украдкой из-за его плеча посматривает в мою сторону, но заметить не должна, сирень, сумерки и пасмурная погода способствуют скрытности моего наблюдения.
Парочка топчется под козырьком подъезда минут десять, потом скрывается за дверью. Ну-ну, спешащие трахаться не задерживаются на улице. Подождем развития событий. Лишь бы дождь не пошел. Правильно! Лучше думать о погоде, чем о том, что сейчас происходит между ними, заговор с целью одурачить меня или лобзания с предварительными ласками.
В окне квартиры Путилиных вспыхивает свет. Роза демонстративно смыкает портьеры. Ага, а предаваться страсти вы где будете, на полу или на подоконнике, раз спальный гарнитур продали?
Свет гаснет. Суки! Жду, отдав ревности эго на растерзание, два внутренних беса сошлись на турнире схоластов, от их пикировок мозг пухнет.
Минут через двадцать соперник выходит. Лампочка под козырьком подъезда освещает его довольную мину. Быстро он, пять минут, если исключить обжимания, раздевание, одевание, прелюдию, правда, не всегда обязательную.
А-а-а! К черту все! Не хочешь Принца, Колючка, довольствуйся скорострельным Стражником!
Снова наблюдаю ссутуленную спину удаляющегося Стаса. Дико повезло, что Андрей проходил мимо.
- Ты как? - Избавитель от Высочества заботливо обнимает меня за плечи. - Только сегодня узнал результат опознания. Шел высказать соболезнования и с похоронами помочь. Опыт имеется, в прошлом году я отца хоронил.
- Соболезную. - Я растрогана заботой малознакомого мне человека.
- Спасибо. Когда похороны?
- Уже. Пара часов как развеяла прах по ветру. - Недоуменный взгляд Барбашева поощряет к фантазии: - Мама с детства боялась подземелий. Как-то раз высказалась, что желает кремации после смерти, и чтобы прах развеяли в красивом месте.
Доля истины в этом есть. Лидия опасалась подвалов и погребов. Еще ребенком, гостя в деревне у бабы Сони, старшей сестры бабули, она нечаянно сама себя заперла в подполе и просидела там целую вечность, по её словам, с полчаса, по мнению бабушки. Но у страха глаза велики, даже минута в беспроглядном мраке может показаться вечностью, особенно в детстве. Не хотела бы я пережить те полчаса "вечности", а если бы довелось, то предпочла бы могиле кремацию.
- Что ж, это можно понять, - принимает мое вранье Барбашев.
Мы уже стоим у двери подъезда. Из-за широкого плеча участкового осматриваю окрестности, покинул Царевич двор или где-то притаился и наблюдает за нами.
- Ушел? - интересуется мой спаситель.
- Могу поспорить, он за кустами сирени. - Смейтесь, крутите пальцем у виска, но шестое чувство вопит: "На тебя смотрят!"
- Все может быть, - кивает мой щит. - Я бы тоже так поступил.
- Спасибо, что поддержал мою ложь, - алею. - Извини, что втянула тебя в разборку. Просто некоторые женские угодники не понимают слова "нет".
- Еще бы! Таким, как он, не отказывают. Тот еще неприкосновенный засранец!
- Вы уже сталкивались? - В надцатый раз удивляюсь тесноте нашей "деревни".
- Имел неприятность, когда в ППС служил. Сопровождал этот золотой отброс до места проживания, хотя стоило в вытрезвитель, он едва на ногах держался. Облевал меня, пока тащил урода до будки охраны его элитного дома. Роза, оно, конечно, не мое дело, но как тебя угораздило вляпаться в это "золото"?
- Не поверишь, пришла на занятия, стою у корпуса, никого не трогаю, глазки никому не строю. Одета как сейчас, полный антисекс. Вдруг Розовский жаждет знакомства, а когда отшиваю, набрасывается с поцелуями! Третий раз посылаю его извилистой дорогой в далекие дали, без толку!
- Есть предложение. - Лукавый взгляд цвета байхового чая предвещает шалость. - Зайдем в подъезд, продолжим игру.
В этом есть смысл. Если Андрей уйдет сейчас, Стас тут же явится обратно. Вряд ли Высочество станет выносить дверь квартиры, но шум поднимет на весь подъезд - соседские пересуды гарантированы.
Страж закона галантно пропускает меня вперед. Стоим в темноте, ждем. Андрей совсем близко, чувствую тепло, исходящее от него, что несколько напрягает. Где-то наверху хлопает дверь, шаги вниз, звонок кому-то этажом ниже, краткий неразборчивый диалог, новый хлопок, снова тишина.
- Идем ко мне, чаем напою. Чего здесь торчать? - предлагаю шепотом. Повезло, что пока никто из соседей не застукал тут с участковым, но ведь могут, в любой момент.
В квартире приглашаю гостя к себе в комнату, сама направляюсь в спальню Лидии, только её окно и кухонное выходят во двор, где сидит в засаде Высочество. Да будет свет - щелчок выключателя. Смыкаю шторы. Мысли в правильном направлении, Розанчик!
В кухне ставлю чайник впотьмах, стараясь не приближаться к окну. Еще недостаточно темно, чтобы Стас меня не заметил. Перед чаепитием выключаю свет в спальне, пусть прЫнц интерпретирует ситуацию в меру своей распущенности.
Пьем чай за моим учебным столом. Я сижу в изголовье кровати, отодвинув подушку. Андрей занимает единственный стул. Разговор не клеится. Я напряжена, и Барбашев далеко не расслаблен. Начинаю уже сомневаться в правильности своего приглашения, вдруг нечаянный защитник решится получить то, что отстоял у захватчика.
Последний глоток, вскакиваю с кровати, держу путь в кухню. Подхожу к краю окна, осматриваю двор в щель между рамой и занавеской.
Сильные руки опускаются мне на плечи:
- Как обстановка? - шепот у самого уха подвигает мурашки на моей коже пуститься в Половецкие пляски.
- Трудно сказать. Может, ушел, может, еще там.
Горячие ладони скользят вниз по моим плечам и отпускают. Андрей бесшумно ретируется в коридор, в прихожей вспыхивает свет.
- Уже уходишь? - Наблюдаю за процессом его обувания.
- Предлагаешь остаться?
- Нет, но... - Понятия не имею, что отвечать, сама задала дурацкий вопрос из воспитанной вежливости, сама и загнала себя в ловушку неловкости. Вежливость хороша только при общении с воспитанным человеком, о чём нельзя забывать в обществе хама. Барбашев до сей поры хамства не проявлял и провокационных вопросов не задавал, я и расслабилась.
- Роза, я все же мент, а ты несовершеннолетняя, но в Валентинов день мы к этой теме вернемся, - дает понять, что в курсе моей биографии. - Если этот урод еще раз полезет, звони, обязательно.
- Конечно, Андрей, но заступничество может тебе навредить, погоны и все такое, - припоминаю Стасову угрозу.
- Не беспокойся. Мы своих не сливаем без серьезных причин.
Ну-ну.
На прощание Барбашев целует меня в щеку далеко не братским поцелуем. Закрываю за ним дверь и без сил опускаюсь на тумбу трюмо. Да, попала я из огня да в полымя, не тот поимеет, так этот.
Срочно в душ, смыть с души пепел похорон нематери и похотливые намерения двоих альфа-самцов. Горячая вода расслабляет, унося стресс в сливное отверстие, в клоаку людских нечистот, где ему самое место. Закрываю блаженно глаза, и чудится мне, что не капли стекают по лицу, а горячие уста целуют невесомо губы, щеки, нос. Нежные пальцы воды скользят по соскам, животу, бедрам. Ложусь на дно ванны, развожу колени, подставляя струям лобок. Падая с высоты, они создают иллюзию прикосновений уже не столь невесомых и нежных, настойчивых, требовательных, жадных. Невольно представляю, что это пальцы Высочества, дерзкие и неожиданно желанные. Впору одернуть себя за непристойные мысли, но это же просто вода, всего лишь вода.
Натешившись водными ласками, беру станок, которым регулярно брею ноги, и принимаюсь за лобковые кущи. Раньше я только область бикини обрабатывала, теперь полностью избавляюсь от зарослей в пикантном месте, поддавшись наставлениям умудрённой сексуальным опытом Сандры: "Девушка должна быть готова раздеться в любой момент, при этом ей не должно быть стыдно за бельё, небритые ноги или волосы на лобке".
После душа обозреваю результат содеянного в зеркале трюмо, напоминает козьи губы. Не слишком ли вульгарна такая беззащитность для взора? У детей так же, и никакого стеснения, ходят без трусов по пляжу, не парятся. Жизнь прекрасна, когда тебе три года.
Ложусь в постель, не удосужившись надеть ночнушку, привыкаю к наготе. Глажу грудь под одеялом, сдавливаю соски подушечками пальцев. Стас это проделывал, и, справедливости ради, признаю, телу его ласки понравились. Стыдно - да, но пикантно приятно. Иду дальше, тру бугорок вверху козьих губ, клитор, кажется - еще приятнее. Почему раньше лишала себя этого удовольствия? Так и засыпаю с пальцем меж бритых губ.
***
Я в алом платье, том самом из витрины бутика Инги, с юбкой, похожей на полураспустившуюся розу. Рядом Стас в белом костюме с красной розой в петлице и кровавого цвета рубашке. Розовский берет меня под локоть и ведет к алтарю.
Храм киношный, как в романтических голливудских фильмах. Слева от прохода, по которому мы медленно движемся, сидят мои одногруппники: улыбающаяся Ксю в черной кепке, хмурые Токсирыбки, зелёный Авдеев. В первом ряду бабуля с дедулей, живые и счастливые. Рядом строгая Лидия с женщиной очень на неё похожей, только та мне улыбается. Обе в одинаковых платьях, оранжевые лилии по черному шифону. Справа восседает чета Розовских, суровый Папа Игорь и прекрасная Инга, взирающая на меня с материнской заботой. Влад зыркает по сторонам безумным взглядом. Подле него красивая девица, ухоженная и напыщенная.
Священник о чем-то говорит, но смысл его слов ускользает. Он замолкает, вопросительно глядя на меня. Смотрю на Стаса, стальные очи пылают ожиданием на грани фола. Зал выжидающе притих. Кошусь на дверь, заблокирована плечистыми бодигардами, не сбежать.
Покоряюсь судьбе:
- Да, - шепчу, но мою позорную капитуляцию слышат все.
Вздох облегчения публики. Стас заметно расслабляется.
- Да, - вторит он, уверенно и безапелляционно беря меня в свои законные жертвы.
Покидаем храм. В лицо летит какая-то мелочь, твердая и бьющая наотмашь. Ступни колют шипы разбросанных на нашем пути роз, только сейчас замечаю, что боса. Новоиспечённый палач подхватывает меня на руки и кружит прямо на ступенях, будто желает сбросить вниз, в ад розовых хлябей.
На свадебном пире чувствую себя покойником на собственных поминках. Терплю поцелуи мужа под скорбное "Горько!" "Украдите меня! - молю проведенье. - Явись, мой Рыцарь, увези свой Цветочек на край света, туда, где не будет ни одной Розы, кроме меня!" Но никто не придет на мой мысленный зов, не спасает от супружеского рабства. Нет больше Рыцаря в моей жизни, ушел, бросил.
Пьяная толпа провожает нас в спальню, делясь похабным опытом соитий. Муж захлопывает перед носом советчиков дверь. Пячусь под его плотоядным взглядом, пока кровать не останавливает мое отступление. Белые лепестки роз по алому шелку брачного ложа - насмешка над тем, что предстоит на нем пережить, нет ничего романтичного в потери невинности в объятиях нелюбимого мужчины.
Поворачиваюсь спиной к мужу, не в силах выдержать его взгляд. Стас расценивает это по-своему, дергает вниз молнию платья, целует, разоблачая меня. Дрожу, но терплю, сама дала ему это право у алтаря. Он стягивает зубами подвязку с моего бедра. На пиру отказался проделать это публично, сообщив толпе, что слишком большой собственник. Он прижимается к моему лобку лицом, и единственная преграда меж нами - кружева.
"Я предназначена другому!" - кричит моя душа, но жестокая судьба считает иначе.
"Крестовый король или бубновый валет - смерть или смерть! - грохочет в ответ глас цыганки, содрогая стены кошмара. - Ты сделала свой выбор, расплата близка!"
На меня обрушивается небо.
*** Стас
Злой как черт заезжаю в торговый центр за побрякушками в оплату услуг давалок. Одержим желанием перетрахать весь универ, чего мелочиться, всю телефонную книгу, чтобы смыть с души очередное фиаско с Колючкой.
Звоню Яне, хочу начать с её неопытности. Заезжаю за ней, везу к себе, не хрен терять время на кормежку и клуб. Она злится, что с Ольгой закрутил интрижку, но на рандеву соглашается. Языком возвращаю её былое расположение, предварительно поработав бритвой, куни с мохнатками несовместимы, в моем понимании. Довожу начинающую давалку пальцами до оргазма, чтобы совсем разомлела перед моим удовлетворением. Партнерши, уже слетавшие на небеса во время прелюдии, более раскованы и раскрыты, делай с ними, что пожелаешь, даже грубость примут на ура.
- Стас, что это было? - Рассеянный взгляд удовлетворенной самки.
- Небо в алмазах. - Чувствую себя богом, приобщившим смертную к амброзии. - Твоя очередь, прелесть моя, покажи и ты мне алмазы своим сладким ротиком. - Подталкиваю её голову к чреслам.
Благодарная Яна сосет на славу, даже спермой не брезгует, за что получает серьги с розочками. В постели меняем орал на меч в ножнах, то бишь традиционное соитие. После секса выпроваживаю начинающую вакханку домой на такси вопреки её упорному желанию остаться на ночь. Главный аргумент - незачем давать пищу для подозрений родителям, пусть и дальше считают свою принцессу девственницей.
Только Яна тю-тю, звоню Ольге. Она заливает горе отвергнутой в "Бункере", самом отстойном клубе города. Велю ей немедля явиться на потрахушки. Она обещает примчаться на всех парусах, минут сорок пять на такси, что вполне достаточно на заправку белковой пищей для запланированного секс-марафона.
В серебристом платье, из-под которого выглядывают резинки чулок, фиолетовой в стразах куртке-косухе и на лжелабутенах Ольга выглядит ночной бабочкой, прилетевшей на вызов клиента. Стеная о жажде, она сбрасывает куртку на пол, обдавая запахом химии и мускуса.
В кухне страждущая подставляет голову прямо под кран и жадно пьет, повернув рычаг на предельно холодную температуру. Утолив жажду, вспоминает, зачем вызвана, лезет обниматься. Зрачки расширены, глаза закатываются, челюсть в беспрерывном движении, дыхание надсадное. Девица под экстази - грех не воспользоваться.
Тащу её в холл, включаю музыку, да будет стриптиз. Она скачет как заведенная, стаскивая с себя платье. Бюстгальтером запускает прямо в меня, потакая штампам эротического кинематографа. При филигранной операции снятия трусиков спонтанная стриптизёрша валится на пол и хохочет, весело ей. Смех переходит в рвотные позывы. Опасаясь за шелковый ковер, привезенный отцом из Дубая, тащу тусовщицу в туалет, кляня себя за выбор партнерши. Терпи теперь зрелище инверсного опорожнения разъедаемого кислотой желудка.
Ольга снова пьет. Больше не подпускаю её к холодной воде, пою из чайника теплой. Выхлебав вместительный сосуд до дна, она курит. Сам я избавлен от пагубной привычки, пробовал ради ганджубаса, но не пристрастился ни к куреву, ни к травке.
- Давно сидишь на кислоте? - спрашиваю курильщицу.
- Только сегодня попробовала, стресс снимала. Чел один сказал, таблетка развеет мои печали.
- Он не просветил, что тебя завтра ждет?
- Нет. А что?
- Депрессняк дня на два, на три. Жить не захочешь, а есть не сможешь, - делюсь негативным опытом.
- Что, правда? Почему? - тон безразличен к обрисованным перспективам.
- У тебя сейчас серотонин в мозгу зашкаливает, потом будет нехватка, пока не восстановится нормальный уровень. И челюсть болеть будет из-за постоянного жевания.
- Так то завтра. - Ей сейчас все нипочем, мир прекрасен и полон любви, все люди братья и сестры.
- Давно куришь? - праздно интересуюсь, наблюдая за истаивающим колечком дыма, выпущенным весьма умело.
- С четырнадцати. Но только когда выпью или сильно нервничаю. Перед ЕГЭ целую пачку скурила.
- Родители в курсе?
- Маман не до меня. Она только своим бизнесом интересуется. У отца другая семья, давно. Он нас бросил, когда мне десять было. Ушел к молодой любовнице, которая от него залетела. Мать у него тогда полфирмы оттяпала, с тех пор только ею и занимается, семью обеспечивает. - Тушит окурок в пепельнице. - Слушай, Стас, хочу попробовать анал.
- Что? - ушам своим не верю, девушка сама просит об извращенном сексе.
- Ты что, еще никого в попу не трахал? - искреннее удивление.
- Приходилось.
- А мне нет. Смелости как-то не хватало, да и брезговала, если честно. Но надо же когда-то переходить на новый уровень ощущений.
- Не многовато ли уровней? Ты и так уже под кайфом.
- И что? Может, по-другому и не решусь.
- Тебе восемнадцать хоть есть?
- Конечно. Меня в школу с семи отдали.
Перед началом сакрального таинства устраиваю партнерше гигиенический ликбез, не только устный, но и практический. На какие жертвы не пойдешь ради анального кайфа с девицей под кайфом. Получив мой собственноручный цветок клизматис, неофитка анала поначалу сжимает сфинктер, потом расслабляется, позволяя приобщить себя к "новому уровню ощущений".
Отправлять Ольгу в таком состоянии домой не рискую, оставляю у себя. Излив душу до дна, она отключается. Экстази - находка для шпиона, накачай им языка, все выложит. Но вот незадача, моя шпионка сама глотнула таблетку откровения и всеобщей любви.
***
Морг - мрачная обитель мертвых. Стены цвета запекшейся крови. Трупы на каталках под простынями, только ступни с бирками торчат. В центре зала под беспощадным светом люминесцента на патологоанатомическом столе девичье тело, сияющее наготой.
Приближаюсь. Роза. Кто же еще! Бледная до синевы кожа еще не тронута трупными пятнами, не изрезана скальпелем потрошителя мертвых, не изуродована трилистником постаутопсического шрама. На бескровных губах умиротворенная улыбка, соски бесстыдно торчат. Повелительница моих грёз кажется спящей, только не дышит.
Глажу холодную кожу, сжимаю грудь, трупное окоченение еще не наступило. Веду пальцами до выбритого лобка, проникаю в плотно сжатые створки, в недрах покойницы еще сохранилась искра тепла. Не стоит терять время. Забираюсь на такое желанное тело, втискиваюсь меж бледных бедер. При жизни не дала, так хоть после смерти урву своё.
За окном рассвет воскресенья. Хвала Харону, я в своей постели. Рядом Ольга в отключке, краше в гроб кладут. На всякий случай трогаю её руку, теплая, и пульс есть.
Стоило подумать о Розе, мечте некрофила, как на тебе кошмар по заказу! Или дело в жевательном рефлексе Ольги, она вчера реально на живого мертвеца походила, да и сейчас не лучше. Как бы то ни было, причина снов известна только Морфею и покойному Юнгу.
Спускаюсь в кухню жаловаться кофемашине на недостаток кофеина и переизбыток тестостерона. Несмотря на последний фактор, снимать напряжение с помощью Ольги совсем не прельщает - что труп трахать, только теплый. Благодарю покорно, сыт по горло некрофилией! Вот же Роза! Заморочила так, что скоро меня к Заборовскому увезут после очередного кошмара.
К одиннадцати, приведя начинающую наркоманку в чувство, отвожу депрессивную домой. Она даже новой побрякушке не рада, стонет только, как ей хреново, и челюсть болит. Впредь будет знать, как употреблять всякую дрянь.
Сегодня семья собирается на даче за обеденным столом, еженедельное испытание нервов и воли. Отец, как всегда, суров. Инга холодна и величественна. Чем-то они с Розой похожи, нет, не внешне, выражением лица, морозный взгляд, вздернутый подбородок, надменная кривизна губ. Почему эта колючая копия мачехи так меня зацепила?
Никогда не понимал, почему отец женился на Инге. По залету? Так от него достаточно баб беременело. Правда, после неё и Мамы Тани он категорически настаивает на аборте, если какая-нибудь любовница решит захомутать его ребеночком. Даже контракт заставляет подписать перед вступлением в половые сношения. Откуда знаю? Сам сказал, когда отчитывал за беременность Виты.
Дело было на втором курсе. Запал я на одногруппницу, пригрел на груди меркантильную гадюку. Виталина охмуряла меня медленно, целый год морочила френдзоной, потом все же допустила к телу. Я от счастья на крыльях летал, надышаться на неё не мог, всех девиц задвинул, даже контакты их удалил. Думал, все, нашел свою суженую.
Когда она предъявила справку о беременности, повел к отцу знакомиться. Рановато, конечно, спиногрызов заводить, но ведь любовь. Всеведущий Папа Игорь и раскрыл мне глаза на предательство моей избранницы, предоставил видео, где она ублажает своего бывшего. Домашнее порно сняла камера, установленная отцовскими секьюрити в квартире, арендованной на мои деньги для нашего с Виталиной совместного проживания. У меня тогда своей берлоги еще не было.
Вита со слезами на глазах клялась, что ребенок от меня, а с бывшим у неё вышло случайно, просто вспомнила прошлое с первым мужчиной. Выслушав её "уважительную" причину, отец потребовал аборта. Я промолчал, сцепил зубы, чтобы не высказать свое "восхищение" вероломством невесты. Даже на отца не обиделся, что его сексоты подсматривали за нами.
Ушлая Виталина наотрез отказалась избавляться от приплода, стенала о моральных принципах. Папа Игорь это принял при условии, если тест подтвердит мое отцовство, её и ребенка он обеспечит жильем и содержанием, но на большее пусть не рассчитывает. Вита согласилась и не прогадала. Живет в трехкомнатной квартире в центре, ездит на Toyota Prado, как бандит средней руки. На учебу забила, сперва по беременности, потом из-за отсутствия необходимости. Шляется по бутикам и СПА, а с сыном сидит няня. Жизнь удалась.
Стаса-младшего я иногда навещаю, но он пока слишком мал, чтобы нуждаться в отцовском обществе. Да и Вита каждый мой визит использует, чтобы затащить в постель. А оно мне надо?
Обед традиционно проходит в мрачном молчании. Анна Васильевна, домработница и отменная кухарка, как обычно, расстаралась на славу. Только её стряпня и компенсирует напряженное уныние застолья. Влад на воскресное семейное воссоединение не явился. После того, как отец насильно в очередной раз упек его в клинику, брат старается не отсвечивать лишний раз, особенно когда под кайфом.
- Как ты, сын? - интересуется Папа Игорь за чашкой эспрессо в своем кабинете.
Семейные встречи удручают не столько совместной трапезой, сколько последующим кофепитием в обществе отца. Будь здесь Влад, все шишки ему на темя, но в его отсутствие все голы в мои ворота.
- Учусь. - Прихлебываю горький напиток.
- Неужели? И как долго?
- Пап, не начинай! - Отставляю кроху-чашку.
- Хорошо, - покладисто, что настораживает. - Но учти, один звонок Леонида Антоновичи, будешь ездить на такси.
- Нет! Ты не отберёшь у меня Беню! - Вскакиваю.
- Не отберу, если продолжишь посещать занятия, - взгляд удава, способного проглотить меня целиком, - до конца семестра.
Все-таки Зафф поведал отцу о моем обещании, иначе тема не поднималась бы. Что удручает, Папа Игорь никогда не угрожает напрасно. Сказал, лишит Бени, так и будет. Спорить и возмущаться бесполезно. Отец не делает поблажек никому, даже сыновьям.
Отмучившись на встрече с семьей, еду в клуб к брату выяснить причину его отсутствия, заодно выказать неудовольствие такой подставой. Но по дороге заезжаю к Розе, сам до конца не осознавая, зачем потащился к морозной стерве.
*** Роза
После свадебного кошмара иду на работу с некоторым мандражем. Успокаиваюсь, лишь когда охранник сообщает, что клуб чист от царских личностей. С того утреннего конфуза Стаса с пылесосом Виталий упросил коллег предупреждать меня.
Возвращаясь домой, натыкаюсь на Марину, спешащую в гости. Вчера она приехала в родные пенаты на выходные, первый визит за три недели с начала занятий, сегодня пришла навестить подругу, поделиться впечатлениями о новых знакомых и мои новости послушать.
Наши посиделки за чашкой чая в сладкой компании фирменного торта тёти Ани прерывает трель дверного звонка.
- Тс-с-с! - Палец к губам.
На цыпочках крадусь к входной двери, Марина за мной. Гляжу в глазок, Розовский.
- Кто там? - шепот в полутьме прихожей.
Тремя пальцами изображаю корону на затылке. Чуть отхожу от двери и издаю протяжный вой озабоченной кошки:
- Да, Андрюша! - Стон. - Еще! Глубже! - Постанывание: - Ох! А-а-а! О да! - Надрывно: - Какой ты мужчина! - Всхлипы.
Справившись с удивлением, Марина подхватывает мою игру басом:
- Да, девочка! Вот так! Ух!
- Еще! - кричу. - Не останавливайся! Дай мне кончить!
"Андрюша" продолжает рычать и ухать гориллой.
Я уже плачу:
- О! Любимый! О! Еще чуть-чуть! Еще! О-о-о! - протяжно под победный рык "любовника".
Дверь сотрясает страшный удар. Имитаторши в шоке, пялимся друг на друга перепуганными лемурами, и только дробь удаляющихся шагов вниз по лестнице выводит нас из ступора, чтобы увести на новый виток истерии веселья.
- Ну, ты даё-ё-шь, Ро-о-зка! - икает Марина от смеха.
- Зажигаю, как могу, - давлю всхлипы, вытирая глаза рукавом кофты.
- Кто этот Андрей?
- Помнишь бас-гитариста на выпускном?
- Того мачо, который в твоем декольте взглядом чуть дыру не прожег? Конечно. Красавчик. Валерка еще порывался ему репку начистить.
- Правда? - Надо же, как много я пропустила, покинув выпускной бал досрочно!
- Ага. Когда ты его послала и ушла домой, а не со всеми рассвет встречать, Кролик взбесился, решив, что ты сговорилась с музыкантом. Парни его еле отговорили лезть на рожон. Так ты все-таки снюхалась с тем Андрюшей, да?
- Не совсем. Он наш участковый. Познакомились на этой неделе, когда он пришел сообщить, что Лидию нашли. Если бы не он, Розанчик поимел бы меня еще вчера. Барбашев буквально вырвал меня из его лап, потом мы разыграли примерно такой же спектакль.
- Охали и ахали под дверью? - Марина опять хихикает.
- Нет. Андрей сделал вид, что пришел ко мне, как к своей девушке.
- Так вы того? - Трет указательные пальцы друг о друга.
- Что, того? - возмущенно от таких подозрений. - Чай пили, пока Розанчик думал, что того! - Повторяю её жест.
- Это ж надо, какие у тебя тут страсти-мордасти! Не то, что сонное болото моей периферии. И чего я в ту Тмутаракань подалась? Надо было вместе с тобой документы подавать, на платный бы точно взяли.
- Ты ведь с первого класса мечтала учителем стать, а не инженером.
- Да уж, хотела измываться над детишками, как училки над нами. Власть над неокрепшими умами и душами заманчива. Но кто его знает, где обрящешь себя. - Вздох. - А ты не боишься Розовского? О них ведь всякое говорят.
- Страх не повод складывать лапки и идти ко дну, - с обреченной верой в собственную храбрость.
Выпроводив Марину в девять вечера, долго ворочаюсь, не могу уснуть. Наша выходка не дает покоя. Стас отомстит, и к цыганке не ходи.
Мастурбация горячим душем смывает беспокойство, пусти и временно, но это позволяет наконец-то вступить в чертоги Морфея.
***
Мои запястья и лодыжки прикованы к стене мрачного подземелья, слой серебра на оковах, не вырваться. Посреди узилища поигрывает плёткой Его Высочество, пряча лицо под черной полумаской палача. В свете факелов его рельефный торс поблескивает от масла. Черный латекс штанов подчеркивает каждую мышцу, не только ног.
Принц неторопливо приближается ко мне, предвкушая скорое издевательство над жертвой. Одним движением он срывает с меня сорочку, оставляя беззащитно нагой и дрожащей, нет, не от холода - в подземелье жарко из-за пылающего очага, на котором раскаляются прутья для пытки - а от страха перед неизбежным причинением боли. Венценосный палач, почти лаская, обводит плеткой мои груди, спускается вниз по животу, доходит до бритого лона. Замахивается коротко и бьет, оставляя болезненный росчерк от правого соска до пупка. Вздрагиваю всем телом. Кандалы жгут кожу запястий. Кляп сдерживает крик до глухого мычания. Еще удар и еще заставляют меня дергаться от боли, семихвостка дополнена серебряными шариками.
- Вижу, ты разогрелась достаточно. - Экзекутор так же неторопливо, как шел ко мне, возвращается к столу с орудиями пыток, перебирает их медленно, рассматривает пристально, вертит в руках, будто примеряется, останавливает свой выбор на серебряном шипе длиной с указательный палец: - Как тебе моя колючка, Розамунд? Настал мой черед провести сеанс иглорефлексотерапии, - любовно так.
Мелко дрожу, истекая холодным потом. Когда же закончится этот кошмар? Морфей, умоляю, верни меня назад в розовые хляби! Но бог Лимба глух.
Под аккомпанемент моего отчаянного мычания палач клеймит мой лобок своими инициалами, выцарапывая их с особой тщательностью. Прижал жертву локтем к стене, чтобы не мешала каллиграфии своим дерганьем, и пишет, высунув от усердия кончик языка.
- Приступим к финалу, упырица! - Закончив с прелюдией иглорефлексотерапии, палач демонстрирует орудие её апофеоза, осиновый кол с грубо выстроганной головкой члена вместо острого конца.
Очумело гляжу на плохо обработанную деревяшку, гарантирующую занозы всюду куда ни сунь, и туго соображаю, о каком финале речь. Как он собирается пробить корсет ребер высшего вампира этой тупорылой штуковиной?
- Не хотела мои "три сантиметра", получи девять дюймов осины! - И вгоняет во врата моей чувственности свой недокол.
*** Стас
Тварь! Сука! Шлюха! Такая же, как все!
Чуть не влетаю в какого-то зеваку на Mazda, а все из-за этой шалавы! Паркуюсь на еще пустой стоянке у клуба, до открытия два часа. Вбегаю по служебной лестнице на второй этаж. В кабинете брата нет, на двери будуара табличка "Не беспокоить". Влад с Арсланом нежат тела в обществе здешних королев пилона. Все укуренные или вмазанные. Не отказываюсь от пары затяжек дури, марафет не мое. Дальше все пестро и весело. Безудержный секс и полная внутренняя свобода от шипастой прошмандовки.
В какой-то момент осознаю, что пора сваливать, пока не отключился прямо здесь, а то утром жестокосердная поломойка отсношает своим пылесосом.
Домой меня доставляет охранник из клуба. Укладываюсь на диване в холле, тащиться в спальню на второй уровень просто нет сил.
В квартире отсутствуют камеры, сообщившие бы отцу о моем срыве. Наученный горьким опытом, я регулярно проверяю помещение на наличие шпионской техники. Жаль, в лифте есть "всевидящее видеоко", которое не убрать. И охрана на пропускном пункте отцу стучит. Но об этом я подумаю завтра, все завтра.
***
Розамунд в черном кринолине. Алебастровые плечи оголены. Пышная юбка времен конфедератов Дикого Запада. Алая роза млеет меж полных грудей, сдавленных корсетом, которые почему-то не вздымает дыхание. Волосы цвета сандала уложены в высокую причёску, лишь одинокий локон скучает на плече. Красавица плывет ко мне грациозным лебедем, будто не ступает вовсе по глади паркета. Лес канделябров разгоняет тьму тронного зала, в свете свечей она мистически прекрасна, таинственно совершенна и невероятно желанна.
Чаровница приближается ко мне так близко, что улавливаю исходящий от неё холод. Багровый ноготь скользит по моей груди, батист рубашки расползается, словно разрезанный бритвой.
- Ты сам этого хотел, мой Принц. Придется разделить со мной вечность! - И карминовый рот впивается мне в шею.
Чувствую, как клыки прокусывают яремную вену. Краткий миг боли, и наступает запредельный экстаз. Мне уже не жаль ни крови, ни тепла, ведь хладное тело вампирши в моих руках нагревается. Теперь я спокоен, мои девять дюймов больше не рискуют превратиться в сосульку во вратах её чувственности.
***
Просыпаюсь в холодном поту и сперме, как тринадцатилетний пацан с ночными поллюциями. Откуда такой декаданс в кошмарах? Клыкастой темой не увлекаюсь, не мой стиль, не чокнутый эмо.
Пора избавиться от проклятия Лимба, плюнуть на принципы и задрать Розе юбку. Хочет, не хочет - её проблемы! Лучше быть насильником, чем шизоидом, свихнувшимся от недотраха одной конкретной Колючки! А Гаврюше яйца вырву, если еще раз влезет, защитничек!
На часах начало первого дня. Мать! Три пары в пролете! Лишь бы Зафф не просек, что вряд ли. Черт с ним, я и так проштрафился. Что там у Дикой Розы - тоже три пары, последняя в моем корпусе. Ну, держись, Шиповник! Сегодня я точно насажу тебя на кол!
*** Роза
Вскидываюсь раньше зума будильника. В груди давящая боль. Неужели кошмары способны довести до сердечного приступа? Или это банальная паника?
На работе все, как обычно, если не считать комнаты отдыха хозяина клуба. Такого бардака давно не было. Семнадцать - итоговая сумма использованных презервативов. Впору открывать банк спермы. Наверняка треть из них Стасовы. Его дисконтная карта из Levi's лежит на журнальном столике рядом со следами дорожек белого порошка. Стасик, похоже, не только трахальщик, но и кокаинщик, недалеко ушел от братишки.
У корпуса на меня набрасывается Ксю с обниманиями:
- Азка! Как я рада тебя видеть! Не поверишь, так по тебе соскучилась, аж жуть! Ты почему трубку не брала, на sms не отвечала?
- Мать хоронила.
- Что? - Она разжимает объятия.
- Все уже, проехали.
- Что значит, проехали? - Недоуменный взгляд из-под козырька чуть съехавшей набекрень кепки.
- Кремировала, и дело с концом. - Вернее, концы в воду, но ей об этом знать не стоит.
- Ой! Прими мои соболезнования, - растерянно.
- Брось! Ты ведь в курсе, что у меня с ней не ладилось.
- Да, но мать все-таки. А давай сегодня после занятий заглянем в итальянскую мороженную. Утопим скорбь в сладком.
- Давай. - Что-что, а утопить стресс хоть в чем-то не помешает.
- Вот и чудно! Гляди, Токсирыбки рассорились, - взгляд поверх моего плеча.
Полуоборот в сторону толпы однопоточников. Яна улыбается, со всеми здоровается, демонстрируя приподнятое настроении. Ольга как в воду опущенная, одета во все черное, будто у неё траур.
- Наверное, гарнитурчик от Swarovski не поделили, - выдвигает версию глазастая Ксю. - У Янки сережки и браслет позолоченные с розочками, а у Ольги цепочка с кулоном из того же комплекта.
- Действительно. - Рассматриваю бижутерию на девицах, пока Ольга не скрывается за дверью корпуса.
- Привет, убогие! - К нам фланирует походкой от бедра сияющая Яна.
- И что ты мне сделаешь? - Ксю срывает кепку и выпячивает плоскую грудь колесом, угрожающе подаваясь к оскорбительнице.
- Угомони своего щеночка, лгунья! - обращается ко мне Яна. - У Стаса не "три сантиметра", а очень даже приличное достоинство. - Поглаживает браслет с розочками.
Похоже, Высочество времени зря не терял, не только Кравцову очаровал, но и Синюкову приласкал. Но одна до сих пор в фаворе, а вторая уже в игноре, потому и рассорились подружки.
- Так вы с Ольгой прЫнца не поделили? - озвучивает мою мысль Ксю.
- Что ты там пищишь, прыщ на попе? - дует ботоксные губы Яна.
- Я, может, и прыщ! - Руки в боки. - А ты дешевка, раз Розанчик с тобой этой палью расплатился!
- Это золото! Глаза разуй, слепошарая! - Кравцова выставляет запястье с браслетом для экспертной оценки Заборовской.
- Позолота, милая! Бижутерия от Swarovski, уж поверь дочке ювелирши! Продешевила ты, рыбка! Надо было полцарства требовать за такие рабочие губки, что верхние, что нижние!
Яна заносит руку, желая влепить Ксю пощечину, перехватываю её запястье, безжалостно вдавливая фальшивое золото в кожу.
- Тронешь Ксю, будешь иметь дело со мной! - Сверлю скисшее от боли лицо Кравцовой недобрым взглядом. - У меня рука тяжёлая, шваброй натренированная.
- Отвали, убогая поломойка! - Яна вырывает свою конечность из моей хватки, браслет падает, застежка не выдержала тяжелой руки "убогой поломойки". - Стас еще покажет тебе козью ферму за клевету! - Она наклоняется поднять сломанную награду за доступ к телу. - Ты за это ответишь! - Потрясает испорченным браслетом и гордо удаляется со сцены.
- У тебя правда мать ювелирша? - интересуюсь, пока она не стала допытываться обо мне и Розанчике.
- Не совсем, продавец-консультант в "Кристалле", это салон на Панфилова. Может, видела, там вывеска яркая, бутафорский бриллиант вращается, и подсветка соответствующая, блестит даже днем.
- Доводилось мимо проходить. - Сжимаю саднящую ладонь в кулак, потом рассмотрю повреждения, чтобы подруга не впала в истерику от вида моей жертвы в её защиту.
- Вообще-то у меня мать геолог по образованию, кстати, наш универ окончила, разбирается в камушках. Домой каталоги приносит. Я их с детства листаю, потому знаю, где драгоценность, а где фуфло позолоченное.
- У нас нет геологического факультета.
- Его расформировали в середине девяностых. У матушки последний выпуск был.
- Почему? - поощряю словоохотливость подруги.
- Недоборы. У неё на потоке всего двадцать студентов училось, а диплом получило только пятнадцать. А у нас сколько?
- Сотня точно будет.
- Вот, в пять раз больше, и это непрестижный механический.
- Жаль, что расформировали. - Осторожно исследую подушечками пальцев ладонь, крови вроде нет, ничего страшного, поноет и пройдет.
- Да, ладно! - Взмах руки. - Лично бы ты согласилась всю жизнь по горам-лесам лазать, камни собирать?
- Нет. Но ведь твоя мама пошла в геологи.
- Уж поверь, не из-за таежной романтики. Туда поступить было проще всего, а распределение уже отменили, получил корочку и иди, куда хочешь, хоть брюликами торговать. Она и подалась в ювелирный бизнес. Одно время даже подумывала свой салон открыть, но там такие акулы, что лучше не соваться.
- Мафия вездесуща и непотопляема.
- Черт с ней, лучше признавайся, что за "три сантиметра"? - Цепкую память Заборовской не проведешь.
- Дала Царевичу негативную характеристику. - Улыбаюсь. - Дернул черт за язык.
- Плохо. Он этого так не оставит. Насколько поняла, Токсирыбки тебя уже заложили.
- Да, имела честь получить предложение изведать его "три сантиметра". Еле отбилась с помощью участкового. Но ты права, Стас отомстит.
- Еще бы! Такой слух о первом мачо города распускать!
- Не трави душу, Ксю! Сама знаю, что глупость сморозила. - Кусаю губы.
- Прости, я лишь озвучила риски. С другой стороны, он же не насильник, но жизнь твою превратить в ад может. Слушай, а если отдаться Мистеру Непостоянство, тогда точно отстанет.
- Легко сказать. - Краснею.
- Ты что, еще ни с кем ни разу? - Её глаза округляет догадка. - Ну, ты даешь, Аза! С твоей-то внешностью и фигурой!
- Не до парней было. Выжить пыталась! - завершаю разговор, пока Ксю из меня историю Макса не вытащила. О Рыцаре даже Марина не знает, только дневник, который давно пора сжечь.
*** Стас
Звонок прозвенел, но преподаватель держит Первоклашек на лекции, а они, бараны, пока не в курсе, время вышло - встал и ушел. Зависаю под аудиторией Розы уже десять лишних минут. Лишь бы Заффу на глаза не попасться, как в прошлый раз. Наконец-то поток Колючки вытекает в коридор. Вот и она со своей смешной подружкой в неснимаемой кепке. Хватаю её за руку и увлекаю за собой, краем глаза замечая удивление Яны, появившейся из дверей.
- Стас! Пусти! - вырывается дикарка.
- Будешь дергаться, понесу на плече, - угрожающе.
- Куда ты меня тащишь? - Брыкание идет на спад, мой блеф сработал.
- Туда, где нет свидетелей. Не люблю советчиков! - Знаю, пошло и избито, но подходит к ситуации.
- Что ты задумал? - истерично.
- Догадайся с трех раз.
Дергаю двери одну за другой, заперто, заперто, открыто. Аудитория небольшая, для проработок, в ней ни души. Вталкиваю туда Розу. Дверь старая, в ручку можно продеть ножку стула, снаружи тогда не открыть. Пленница пятится от меня, пока блокирую дверь.
- Вот мы и одни, дорогая! - Надвигаюсь на Розу.
Отступая, она наталкивается спиной на колонну. Здание послевоенное, в свое время его дополнительно укрепили подпорками, и натыкали их преизрядно, за что первый корпус еще называю колонным.
Прижимаюсь к Колючке. Она упирается в меня кулаками, желая то ли оттолкнуть, то ли протаранить мою грудь. Сопротивление заводит, моя вожделенная жертва. Не зала? Так познай!
Борьба поцелуев, касаний, моралей. Нежная девичья плоть под моими руками. Сладкими соками пропахли твои негигроскопичные кружева, моя мнимая недотрога. В голове круговерть, в паху пламя. Остуди его! Почему ты молчишь партизанкой? Кричи! Требуй взять тебя! Твой влажный зной на моих пальцах вопиит о желании. Так отдайся ему! МНЕ!
Кто-то дергает ручку двери, требовательный стук:
- Откройте немедленно! - визг Заффа. - У меня здесь занятия!
Насильник, глядя прямо в глаза, вытаскивает из моего поруганного лона свои пальцы, демонстративно облизывает их, медленно, со смаком, несмотря на грохот в дверь и крики рвущегося в аудиторию преподавателя. Мое эго, разделенное ужасом осознания непоправимого на две равновеликие части, одной своей половиной отстраненно наблюдает за испачканными в сукровице шипами насильника, другой - дрожит, не только от страха, есть в этой дрожи привкус греха, жажда запретного, предвкушение удовольствия, которое могло бы случиться, но ускользнуло. Может, Гюго и прав, добродетель переполовинена пороком.
- У тебя месячные? - Дефлоратор морщится, распробовав вкус содеянного, но с выводом мимо.
Молчу, с насильниками принципиально не разговариваю.
- Роза! - Стас со стоном прижимается своим лбом к моему. - Почему не сказала, девочка моя?
Дошло-таки! Только я, похоже, уже не девочка.
- Открывайте сейчас же! - продолжают стенать за дверью. - Я зову охрану!
- Дома поговорим! - в голосе насильника злость то ли на жертву, то ли на преподавателя, обломавшего окончательное лишение меня чести.
Застегиваю штаны, пуговица болтается на нитке, но, хвала Вьетнаму, не оторвана. Чашки бюстгальтера на место, футболку вниз, молнию на толстовке вверх, сумку, валяющуюся у ног, на плечо. Стас держит стул, блокирующий дверь, наблюдая за мной. Кивком даю отмашку о готовности предстать перед свидетелями.
Створка открывается, пропуская в аудиторию смешного коротышку. Колобок, очень похожий на Дэнни Де Вито, катится на обороняющегося стулом Стаса.
- Розовский, я тебя предупреждал! - Грозит Высочеству пальцем. - Сегодня три пропуска! Ещё и этот спектакль!
- Леонид Антонович, тяжелая ночь, - оправдывается венценосный прогульщик, вызывая девичье хихиканье в коридоре.
- Настолько тяжелая, что ты решил явиться на четвертую пару ко мне? Желаешь освежить программу третьего курса? Подзабыл пропущенное? А дверь зачем запер? Недоспал? - Косой взгляд на меня.
С пылающим от стыда лицом прячусь за спинами вошедших студентов и выскальзываю за дверь. Протискиваюсь через людскую пробку. Парни расступаются, девушки стоят истуканами, смотрят как на отброс общества.
Несусь по коридору к лестнице. Выбегаю из корпуса, мчу к остановке, махнув на прощание стоящей на крыльце Ксю. Заборовская в обществе Токсирыбок, что странно, но не до того мне сейчас. Трамвай подходит - чистое везение, не взглянув на номер, заскакиваю в ближайшую дверь, пихая входящих.
- Эй! Чего толкаешься, торопыга? - укоряет меня какой-то парень.
Коротко извинившись, пробираюсь в хвост к окну, чтобы узреть погоню, если таковая последует. Двери закрываются, трамвай отходит, подгоняемый моими мысленными воплями. Из дверей корпуса появляется Стас, бежит. Увидев меня, прибавляет скорость. Транспорт набирает разгон, догнать можно, чтобы поцеловать на финише закрытую дверь. Пиррова победа, Розанчик! Демонстрирую насильнику оттопыренный средний палец, чувствуя себя относительно защищенной. Зря подливаю масло в огонь его одержимости поиметь меня, но сдержать даже столь ничтожную месть не могу. Высочество перекашивает, адовы муки мне гарантированы.
- Лихо ты его. - Смешок за спиной. - Чего-то не поделили? - спрашивает укоритель "торопыг".
- Куклу! - Отворачиваюсь и протискиваюсь подальше от лишних знакомств.
Выключаю телефон, потакая паранойе. Выхожу на следующей остановке. Розовского на горизонте не видно, не хватило на полный забег бывшего футболиста. Сливаюсь с толпой ожидающих трамваи других маршрутов. Серебристый Беня проносится мимо, преследуя ложную цель. Правильно сделала, что вышла здесь. На подходе следующий транспорт, девятка, как тогда, когда сбегала от Кеши. Знак судьбы, не иначе. Сажусь и еду, вопреки логике и здравому смыслу надеясь, что Рыцарь меня и теперь спасет. Угнездившись в пластиковый зев сиденья рядом с грузной теткой, посматриваю из-за её необъятного бюста в окно, вдруг Высочество обнаружит, что не за тем трамваем гоняется, и ринется за этим. Две остановки, полет нормальный, можно выдохнуть.
На адреналине бегства мне было не до осмысления случившегося, но теперь, когда гормон страха покидает кровь, в сознание вползает стыд, что не дала отпор насильнику. Я банально не смогла противостоять его силе, оставалось лишь сдерживать эмоции. Звать на помощь - смысла не имело. Никто не остановил Розанчика, когда он тащил меня по коридору и вталкивал в аудиторию, не вступился, когда вырывалась из его хватки. Даже Ксю охрану не позвала. Может, не сообразила, либо ей помешали Токсирыбки, неспроста они окружили её на крыльце. Мысли в моей голове нарезают круги в тщетной попытке обосновать бездействие, хоть так взгляни на ситуацию, хоть этак, вывод один - сама дура.
Тетка, желающая выйти, прерывает мой мысленный хоровод. Подъезжаем к той самой остановке, где когда-то, бесконечно давно, в трамвай вошел Макс, напугав меня. Может, и Стас ложно пугает, а на деле не такой уж кретин, каким кажется. Нет, лучше считать его уродом, чтобы наверняка не влюбиться. Ненависть предпочтительнее любви. Больше я не доверюсь мужчине, одной спокойнее и безопаснее для сердца.
Доезжаю до конечной остановки и обратно в центр, выхожу у первого корпуса университета. Бени на стоянке нет, наверняка Розовский меня у дома караулит. Пусть подождет.
В попытке оттянуть неизбежное, прячусь под сенью библиотечных сводов. В большом читальном зале беру самую толстую книгу, корешок которой маячит за спиной молодой библиотекарши, незнакомой, наверное, недавно здесь работает, что и к лучшему, не спросит о Лидии. Сажусь в дальний угол лицом ко входу. Раскрыв для вида взятый "Экономикс", принимаюсь переписывать конспект Ильи, наверстываю пропущенное за прошлую неделю. Можно сфотографировать, но надо себя чем-то занять, чтобы успокоиться, отвлечься от кутерьмы в голове и теле.
Сижу в читальном зале до закрытия. На улице уже темно. В животе урчит голодный червь. Сегодня только позавтракала рано утром, почти ночью, чашка растворимого кофе с бутербродом. Потом Розовский напрочь отбил потребность в пище. Похоже, переписывание конспектов убийственно действует на стресс, волшебным образом возвращая аппетит. В пиццерии на Студенческом бульваре дешево и сердито, рассчитано на вечно голодных бедных студиозов. Два куска большой пиццы морят моего червя перевариванием, стакан колы топит в блаженстве.
Приближаюсь к дому, будучи морально готова к нападению. Высочество застыл черной тенью на лавочке у подъезда, выкрутил лампочку, надеясь, что я его не замечу или вовремя не опознаю. Зря, добыча чует хищника нутром, поруганным твоими пальцами, Розанчик.
*** Стас
Роза сбегает, пора сворачивать препирательства с Заффом, пока беглянку можно догнать:
- Леонид Антонович, можно вас на минутный тет-а-тет? - Отставляю стул в сторону.
- В любви признаваться будешь? - завкафедрой поощряет публику хихикать.
- Да, к знаниям, - с придыханием.
- Что ж, давай выйдем, коль не шутишь.
- С любовью не шутят! - пылко.
Девушки уже откровенно хохочут. Зафф снова грозит мне пальцем-сарделькой, но отвоеванную аудиторию покидает. Иду за ним, раздавая воздушные поцелуи дамам.
- Леонид Антонович, - начинаю за дверью, - давайте так, вы не говорите отцу о моих сегодняшних пропусках, а я даю вам контакт Глубокой глотки.
- Какой глотки? - с негодующим интересом.
- Глубокой. Минет крышесносный. Только быстрее решайте, спешу.
- Давай контакт, - без колебаний.
- Сброшу чуть позже sms. Но учтите, Натали большая любительница злата.
- Не слишком ли за минет? - Скупердяя даже глубокой глоткой не пронять.
Выскакиваю из корпуса. На ступенях крыльца Яна с Ольгой, первая препирается со смешной подружкой Розы.
- Где Путилина? - спрашиваю хмурую Ольгу.
- Там. - Вялый жест в сторону остановки.
Не успеваю, трамвай смыкает двери и отходит. Я за ним во всю прыть ошалевшего зайца. Роза в окне, смотрит на меня презрительно, демонстрирует средний палец. Что ж, заслужил. Нет, так её не догнать. Мчу обратно к стоянке, с Беней есть шанс перехватить беглянку на следующей остановке. Но и туда не успеваю, ничего, на следующей остановке точно поймаю. Торможу прямо на путях, жду. Трамвай почти упирается тупым носом в Бенин бок, вагоновожатая заливается матом. Заскакиваю в переднюю дверь, сотню баксов матерщиннице:
- Сейчас поедешь, только одного человека найду. Двери остальные закрой.
- Давай быстрее! - Он принимает мзду. - Пока народ возмущаться не начал.
Пробегаю по салону под ропот пассажиров, Розы нет. Куда же ты подевалась? Неужели раньше вышла?
Гоню Беню назад на предыдущую остановку, но и тут её нет. Уехала по другому маршруту? Или ушла дворами? Ладно, подожду у её дома, туда точно вернется. Надо успеть перехватить мою девочку у подъезда, а то запрется в квартире и Гаврюшу своего призовет, который ей совсем не парень, как оказалось.
Давлю кнопку звонка квартиры Путилиной, не открывают. Прислушиваюсь. Тихо. Затаилась или еще не пришла? Жду, оперев пятую точку о перила лестницы. Часики тикают, а Розы все нет. За дверью по-прежнему тишина.
Вспомнив об обещании Заффу, звоню Натали:
- Тут такое дело, есть один пузатый старикашка, желающий с тобой познакомиться. Ты уж будь добра, не отталкивай его.
- Что мне за это будет? - деловым тоном.
- Он осведомлен о твоих пристрастиях, с него и требуй.
- Но это ведь тебе надо, - намек на взятку. - Кстати, кто этот пузан? И чем ты ему обязан?
- Зовут Лёня. Он мой завкафедрой. Если поможешь, отец не узнает о прогулах.
- Что ж, студент студента покрывать обязан. - Натали учится в медицинском. - Ладно, помогу, но не за просто так.
- Чего хочешь?
- Зависит от того, насколько старикашка мерзкий, и насколько он щедр.
Придется раскошелиться из-за трех пропущенных пар, но Беня дороже.
- Так и быть, свожу тебя в "Кристалл", сама выберешь компенсацию.
- Стасик, ты душка! - Смачный чмок.
Натали - интересный экземпляр, обожает золото, при этом носит одни и те же серьги и колечко, подаренные родителями. Как-то полюбопытствовал, почему не надевает мои подарки. Призналась, что хранит свои сокровища в сундучке и любуется ими перед сном.
Персональная "Золотая лихорадка" будущей Глубокой глотки началась с пещеры дракона, полной золота, о которой в детские годы она прочла в книжке Толкина "Хоббит, или Туда и обратно". Натали из простой семьи, родители медики, сокровищ в их доме отродясь не водилось, но во сне она владела несметными богатствами, что породило страсть к собирательству всего блестящего. Пока девочка Ната училась в школе, её сокровищница пополнялась бижутерией на подаренные или сэкономленные деньги. Поступив в институт, девушка Наташа открыла в себе нечаянный талант, подавленный рвотный рефлекс, вернее, и раньше о нем знала, но не понимала, как можно обратить его в золото. Отсутствие комплексов и ханжества позволили девице Натали перевести свою коллекцию на драгоценный уровень. За три года она скопила приличный золотой запас на таких, как я. Причем в традиционные половые сношения с мужчинами дева Наталья не вступает, то бишь девственница с глубокой глоткой, такой вот парадокс.
Кстати, о девственницах, точнее, плевах! Что нам поведает Интернет? Google выдает немало ссылок. Ткнув в первую, черпаю кучу полезной информации. Плевы бывают разные, от полностью закрытых, что большая редкость, до с большой дырой в центре, которую и членом не заметишь. Наверняка у Розиты такой тип девичьей мембраны, раз я осознал содеянное лишь по металлическому привкусу её соков.
Вообще-то, я принципиально избегаю девственниц, опыта ноль, а ожиданий выше крыши. Как-то не горю желанием за сомнительное удовольствие быть первым мужчиной стать причиной слез и разбитых грёз. Первый раз не забывается, а оставлять за собой дурную память - минус в карму. К тому же имею отрицательный опыт соблазнения девственницы, мой первый, даже нулевой, с учетом облома, половой контакт.
В шестнадцать, вернувшись из Англии на каникулы, я, на свою беду, столкнулся с Дашей Лукашевой, бывшей одноклассницей из лицея, в котором учился до ссылки на Туманный Альбион. Дашуне я всегда симпатизировал, как и она мне, имеются в виду первые поцелуи и исследование на ощупь еще незрелых, но многообещающих девичьих форм. Лукашева была самой фигуристой из отроковиц нашего класса, уже в четырнадцать её бюст притягивал наши юношеские взоры и бередил мысли пылкой похотью. Довести свою исследовательскую прелюдию до логического конца мне не позволила внезапная ссылка в Англию, но некий должок в душе остался, тлея надеждой как-нибудь при встрече залезть Дашуне в трусики. И вот долгожданный случай представился, кандидатка в мои первые женщины сама пригласила меня на чай об Англии расспросить. И я, как телок за телочкой, поплелся за фигуристым искушением по Приречной в особняк семейства Лукашевых. За прошедший в разлуке год фигура моей бывшей однокласснице налилась фактически женской зрелостью. Родителей юной соблазнительницы дома не оказалось, а прислуга не лезла в дела хозяйской дочки. Запершись в Дашиной комнате под предлогом чаепития, мы сразу перешли к тому, что прервала моя ссылка. За поцелуями и тисканьем последовало частичное оголение пикантных мест. Баррикада трусиков была успешно преодолена, их владелица уже гостеприимно раздвинула ноги, но стоило моему головастику ткнуться в вожделенную щель, как взвыла сирена: "Мне больно!"
Я тогда чуть половой функции не лишился, и если бы Алла, одна из бомондных подруг Инги, не обратила на меня свой взгляд женщины-вамп, не исключено, что так и остался бы девственником-женоненавистником.
Алла Шадрова - божественная нимфа зрелой чувственности, равных ей в альковных утехах я не встречал. Пусть она и старше на два десятка лет, но даже сейчас, в свои сорок пять, даст фору тридцатилетним и внешне, и вообще. Красива, умна, светская львица, хозяйка крупного рекламного агентства, свободна от брака и предпочитает исключительно молодых жеребцов.
Как-то после бурного секса Алла призналась, что соблазнила меня ради маленькой мести подруге, что-то они с Ингой не поделили в бизнесе. Но я не обиделся на свою первую женщину за то, что использовала меня столь восхитительным образом, и продолжает пользовать время от времени. Порой хочется после пресных вчерашних девственниц устроить себе пиршество плоти с многоопытной партнершей.
Соседи Розы, периодически снующие по лестничным пролетам, уже косятся на меня, могут Гаврюшу вызвать, потакая общественной бдительности. Покидаю подъезд. Смеркается. Лампочку под козырьком предусмотрительно выкрутил, чтобы добыча не сбежала, едва меня заметив. Сижу на лавочке, жду.
Половина десятого. Где же Роза? Может, глупостей натворила? Девушки зациклены на своей девственности. Если для парня стать мужчиной - почти подвиг, для них лишиться невинности - почти трагедия, будто плева не рудиментарный отстой, а неприкосновенное сокровище.
Вот и Колючка, идет, опустив голову, силуэт, пересекающий мрак меж пятен света, льющегося из окон, но я даже в кромешной тьме её учую.
Хватаю добычу за хрупкие плечи:
- Где тебя носило, Розочка моя? Зачем сбежала?
Беглянка даже не вздрагивает, будто ожидала встречи.
*** Роза
- А ты не понял? - вопросом на вопрос Розовскому.
- Прости, я не знал. Совсем ты меня заморочила этим Гаврюшей, - с налетом смущения.
- Незнание не освобождает от ответственности! - Пытаюсь вырваться из хватки мажора. - Ты изнасиловал меня пальцами!
- Я лишь пытался тебя расшевелить! И да, отомстить за шашни с Гаврюшей! Ты даже не представляешь, до чего меня довела тем воскресным спектаклем!
- Наверняка до оргии с кучей партнерш! - Припоминаю семнадцать использованных презервативов, собранных сегодня утром в будуаре его брата.
- Ревнуешь? - Горячее дыхание у виска.
- Я достаточно уверена в себе, чтобы не страдать этой глупостью! - Стараюсь не поддаваться сексуальному притяжению, исходящему от насильника. Пусть я не вижу его лица, зато ощущаю тепло тела, сильные руки, перекочевавшие на мою талию, бархат голоса, запах знакомого парфюма с нотой мускуса мужского пота, все это помимо воли поднимает уровень эстрогенов в крови.
- Лукавая Роза, - поцелуй в висок, едва касаясь губами, - опять врешь. - Стас будто чует мой гормональный настрой, словно кобель, унюхавший течку у суки.
- Оставь меня в покое! - Отпихиваю горячее мускулистое тело наперекор самке, не желающей отлипать от самца.
- Не получается, Розита. - Насильник целует меня в шею, пресекая потуги вывернуться из его объятий.
- Если так сильно желаешь меня, заключим сделку! - Пришло время притворить обдуманный в библиотеке план.
- Какую? - Стас отстраняется, желая заглянуть мне в глаза, бесполезно в темноте.
- Я даю тебе то, чего так упорно добиваешься, но один раз, потом оставляешь меня в покое! - выпаливаю на одном дыхании, пока не передумала, пока самка не завопила: "Стасик, я твоя! Имей меня, сколько пожелаешь!"
- И чего я, по-твоему, так упорно добиваюсь? - Бархат тона меняет молекулярную решетку на сталь, объятия ужесточаются до тисков.
- Трахнуть меня!
- Ошибаешься! Я хочу заниматься с тобой любовью, долго и часто.
- Любовью? - едко. - С чего вдруг такие запросы у первого пикапера города!
- С того, что ты моя девушка!
- Думаешь, если залез в меня пальцами, то можешь присвоить! Я не твоя, Розовский!
- Это не конструктивный разговор! Либо соглашаешься на сделку, либо отваливаешь несолоно хлебавши. Решай сейчас, потом ничего не получишь! - припечатываю ультиматумом.
- За что ты меня ненавидишь, Роза? - почти устало.
- Ты урод! Мажор! Самовлюбленный кретин с замашками Наполеона! Богатый ублюдок! Бабник, готовый задрать юбку первой встречной! Тебе плевать на всех и вся, кроме своего удовольствия! Ты без пяти минут насильник! Ты жалок, Стас! И мне тебя жаль! - Выдох гордячки, дымок с кольта сдуть, отстрелявшись по обидчику.
- Едем в мотель! Особ, заключающих сексуальные сделки, я вожу туда! - оскорбительно.
- Ты согласен? - Дергаю рукой в его хватке, требуя остановиться.
- Да! Или уже передумала отдаваться богатому ублюдку? - зло.
- Нет, если пообещаешь отстать от меня!
- С превеликим удовольствием, но только после того, как трахну! - сквозь зубы.
Высочество усаживает меня в Беню, почти вталкивает, срывается с места бешеным гонщиком. Сжимаюсь в комок, обхватив сумку руками, будто она мой щит. Где взять силы, чтобы пройти через предстоящее с честью, хотя какая честь в лишении таковой, нужно просто перетерпеть и забыть как дурной сон.
Тормозим у "Голден Роуз", в шикарный мотель Высочество возит шлюх.
- Роза, одно слово, и едем ко мне. Откажись от сделки, прошу, - моляще, гнев выкипел, пока ехали.
- Нет! - наперекор желанию согласиться.
- Тогда выходи из машины! - предельно холодно.
Ночной портье встречает нас заискивающей улыбкой, выдает, насколько поняла из краткого диалога, постоянному здешнему постояльцу ключ-карту от номера, попутно предлагая шампанское, фрукты и шоколад для дамы. Но даме сейчас совсем не до сладкого, чего не скажешь о прочих подружках, водимых сюда Высочеством до меня, предложение портье прозвучало с оборотом "как обычно".
Сгорая от стыда, следую за насильником к лифту. За спиной смыкаются створки, отсекая последнюю возможность побега. В окружении зеркал и позолоты возносимся на один из верхних этажей гигантской розы. Молчим, стараясь не смотреть друг на друга, чему зеркала совсем не способствуют, краем глаза ловлю, как отражение Стаса наблюдает за моим отражением.
Номер - двухкомнатный люкс с террасой на одном из лепестков позолоченной крыши, её видно через панорамное окно гостиной, а дальше эклектическое великолепие ночного города с высоты птичьего полета. Сексодром, застеленный золотым покрывалом, где меня будут окончательно лишать невинности, не худший вариант по сравнению с аудиторией или лавочкой у подъезда.
Запираюсь в ванной, нужно собраться перед прыжком в омут без посторонних. На восторженную оценку сантехнического рая не остается душевных сил. Раздевшись до трусов, смотрю в зеркало над рукомойником. Меж грудей болтается гранатовая капля, прощальный подарок Макса. Снимаю цепочку, больше не имею права её носить. Отпускаю тебя, мой Рыцарь, верность тебе исчерпана до дна. Во мне больше нет любви, только голый расчет! Стягиваю последнюю деталь одежды, испачканную сукровицей. Подмываться не собираюсь! Пусть насильник видит, что натворил! Стальной волей отринув желание закутаться в полотенце, покидаю ванную в чём мать родила.
Дефлоратор времени зря не терял, постель расстелил, разделся и улегся, прикрыв чресла простыней. В свете ночника он кажется Аполлоном, сошедшим с небес ради охоты на прекрасную Дафну. Жаль, я не нимфа, способная превратиться в лавровый куст при приближении божественного насильника.
Подхожу к кровати под прицелом жадного взгляда, невольно вспоминая, как "муж" смотрел на меня в свадебном кошмаре, когда мы остались в опочивальне наедине. Ложусь у края, взгляд в подвесной потолок. Высочество поднимается, включает полное освещение, заставляя меня зажмуриться. Несмотря на моральную готовность к предстоящему аморальному акту, прикосновение мужских рук к моим бедрам побуждает взбрыкнуть.
- Лежи смирно! - приказывает насильник, разводя мои ноги и пристально рассматривая то, что между.
- Что ты делаешь? - пищу, полная стыда. Зря не подмылась.
- Оцениваю ущерб.
- Ты что, гинеколог?
- Нет, предпочитаю исследовать вагины как любитель.
- Тогда к чему осмотр? - Вздрагиваю, когда его дерзкие пальцы раскрывают створки половых губ.
- На одном сайте сказано, что плеву можно увидеть. Она практически у самого входа.
- И ты решил заняться со мной таким исследованием? - сарказм побеждает стыд.
- Зачем упускать шанс познать неизведанное? - не менее едко. - Что ж, Розита, твоя плева сильно растянута, надорвана, но еще держится. Поздравляю, технически ты все ещё девственница.
- А ты насильник во всех смыслах, техническом тоже! - Сомкнув колени, отползаю вглубь сексодрома.
- Не надоело меня оскорблять?
- Поторопись, чтобы мне осталось меньше времени на оскорбления! - Мою храбрость затыкает вид его нефритового стержня. Мамочки! Он же размером с кол из кошмара. Сжимаюсь в комок, представляя, как этот таран будет рвать моё нутро. - Ты бы обрядил свое достоинство в резиновый костюмчик, мне твои отпрыски ни к чему, - едва узнаю свой внезапно севший голос.
- Надеялся, пососешь его перед тем, как...
- Извращенец! - Пылаю негодованием от столь оскорбительного предложения. - Уговор был на традиционный секс!
- Насколько мне не изменяет память, на один раз без оговора деталей, - вкрадчиво.
- Розовский, надевай резинку, и приступим уже к традиционному соитию!
- Что, так не терпится изведать мои жалкие "три сантиметра"?
Молчу, прожигая насмешника ненавидящим взглядом.
- Что ж, желание дамы - закон для кавалера.
Прижимая меня своим телом к матрацу, Стас тянется к тумбочке, на которой только сейчас замечаю одинокий пакетик презерватива. Закрываю глаза, чтобы не следить за процессом облачения его гиганта в скафандр, вообще не смотреть на лишения меня чести, может, вслепую терпеть проще, еще лучше все органы чувств отключить, но, увы, не имею такой возможности.
Мужские руки снова разводят мои бедра, что-то горячее и влажное раздвигает створки половых губ, касается клитора. Распахиваю глаза, хоть и зарекалась, меж моих бесстыдно раскинутых ног курчавая макушка.
- Прекрати немедленно! - Отталкиваю голову лизуна. Боже, как стыдно! Я же там грязная! А он туда языком! Фу!
- И это нельзя? - притворно удивляется бесстыдник.
- Что в слове "традиция" тебе непонятно? - Свожу колени, едва не заехав правым лизуну в челюсть, а жаль, может, язык бы свой прикусил, и впредь думал бы, куда его тыкать и кому.
- Девочка моя, традиции у всех разные, по некоторым девственности лишают каменным членом.
- Хоть не осиновым колом с кучей заноз!
- Какие у тебя дикие фантазии! Мне пойти поискать деревяшку?
- Специально надо мной издеваешься? - мой голос дает петуха. - Передумал трахать, так и скажи!
Но нет, насильники головой думать не умеют, тем паче передумывать, когда истинный носитель их нехитрого интеллекта упирается в беззащитные створки райских врат жертвы. Он будто специально тянет время, смакует момент, упиваясь своей властью надо мной. А я выдохнуть не могу, в зобу, что называется, дыханье сперло.
- Отмени дурацкую сделку, - шепчет мне в губы насильник. - Роза, в последней раз прошу, стань моей девушкой.
- И что потом? Все равно ведь трахнешь! - Каким-то чудом наполняю зоб кислородом, продолжая трепетать перед тараном у моих врат.
- Да, черт возьми! - Стас скатываясь с меня. - Буду любить тебя по-всякому, где и когда захочу! Буду водить по ночным клубам, ресторанам и боулингам! Переодену в нормальную одежду, выброшу это уродское рубище, в котором ты прячешь свою красоту!
- Добавь еще золото и бриллианты! - кричу в тон. - И обещанные райские острова на каникулах! Я не продаюсь, Розовский!
- А я не покупаю! - Он нависает надо мной. - Просто хочу тебя! ВСЮ тебя! - Глаза в глаза, до пара из ушей, до электрических разрядов в воздухе, до грома и молнии за окном.
- А я тебя нет, - мой, на удивление, спокойный голос спустя невыносимо долгие кванты времени.
Насильник дергает меня под себя и входит до упора. Взрываюсь смехом от дикой боли, что превратно принимается за экстаз. Резкие толчки, последовавшие за беспощадным в своей стремительности дебютом, лишь подстегивают мой хохот. Не сдерживаю истерику, пусть насильник думает, что хочет. Мне теперь на все плевать, есть только боль и ненавистное существо, причиняющее её. В какой-то момент меня выбрасывает в астрал, те самые двадцать сантиметров над левым плечом, где отстраненно наблюдаю за терзанием моей физической оболочки, так и дотягиваю до финала.
Сползаю с кровати, едва насильник покидает мое поруганное тело.
- Роза! - стон в спину.
- Отстань! - Закрываю за собой дверь ванной.
Одеваюсь со всей возможной скоростью. Вымоюсь дома. Прочь отсюда как можно скорее, прочь от насильника, от стыда, бежать, как обычно бегу в тщетной попытке удрать от себя. Не убегу, знаю, но бегать не перестану ради иллюзии обретения равновесия, ради мнимого успокоения.
Покидаю ванную. Стас все еще на кровати, голый, даже чресла простыней не прикрыл, раскинулся морской звездой на весь сексодром, блаженствует. Последний взгляд на причиняющего боль Аполлона, красив паразит, но ничего, кроме ненависти, вид его обнаженного совершенства в душе не рождает, разве что зависть к представителю гендерного доминирования. Прав был Фрейд, пенис - извечный орган женской зависти, особенно такой большой и толстый. Черт, снова торчащий!
- Уже уходишь? - вялый интерес насильника вопреки бодрому состоянию тарана.
- Сделка консумирована, мне здесь больше делать нечего, - холодностью тона пытаюсь заморозить его возрождающуюся похоть. - Надеюсь, ты выполнишь свою часть договора! - небесполезное напоминание головастику, что одного взятия с моих врат довольно.
- Надейся. Только ответь, почему смеялась? - Стас поднимает голову с подушки, опирается локтями на матрац, бодрый член вздрагивает и укладывается чуть косовато, с уклоном в мою сторону.
- Потому что ты мне смешон! Нет, Стас, ты не первый любовник города, ты всего лишь отстойный трахальщик!
- Совет отстойного трахальщика хохочущему бревну на будущее, хоть немного отвечай на действия партнера, а не лишай его потенции диким ржанием! - пинок под зад моей гордячке.
- Прощай! - голосом полным презрения.
Бегу прочь из номера, из отеля, мимо удивленного портье, сквозь струи холодного осеннего ливня. Где это видано, гроза в сентябре? Но погода как по заказу, природный душ, смывающий грязь и ложь.
Столько восторгов о сексе, а на деле сплошной обман, нет в нем никакого удовольствия, только боль и грязь. Гадость! Мерзость! Воистину бесчестие! Пусть другие верят в чушь об оргазмах, терпят своих парней и мужей, занимаясь самообманом. Я больше никогда, ни за что, ни с кем! С меня довольно!
*** Стас
Как же так, Роза? Почему? Лицом в подушку, хоть удавись. Хочется сдохнуть прямо сейчас. Подставить шею под гильотину. Выброситься из окна тридцать шестого этажа. Выйти в открытый космос без скафандра. Разорвать грудь и бросить сердце львам, жрите, алчущие, я так смертельно устал от боли.
Марка ЛСД - галлюциноген на двенадцать часов без последующей ломки. Прошлой ночью купил у Арслана, будто чуял, что пригодится. Говорят, расширяет сознание, позволяет познать себя и истину, найти ответы там, где их бесполезно искать. Проверим. Кладем под язык, ждем. Обещанный приход через полчаса-час.
Главное, не думать о Розе. Забыть, её не вернуть. Она не простит, никогда. Не подпустит к себе. Она ушла, отпусти её, пусть идет, пусть живет как хочет, пусть будет счастлива не со мной. Пусть любит того, кто достоин, не меня...
Фотография в кабинете отца, он среди группы юных спортсменов. Рядом красивая девочка в белой футболке, темные волосы стянуты в конский хвост, в руках грамота, прикрывающая прилично обозначившуюся грудь, уголки губ знакомо опущены. Как же она хороша, центр композиции, приковывающий взгляд двадцатилетнего меня. Хотел её разыскать, снимок сделан для отцовской газеты, можно было выяснить в редакции личности запечатленных, не стал. Она совсем еще ребенок, лет четырнадцать, не больше, а я взрослый. Не в куклы же мне с ней играть, пусть подрастет.
Пылесос - чертов монстр под ногами. В голове хмель. Уборщица прячется за широкой спиной охранника, всхлипывает, чуть не плача, та самая девочка с фото, только уже подросла, превратившись в прекрасную розу.
Ветер врывается в открытое окно, рев лошадей под капотом Бени. Стройная фигурка летит прямо под колеса, не разбирая дороги. Удар по клаксону, тормоза до упора. Повезло, что только вырулил со стоянки отеля, ещё не разогнался. "Стой, полоумная!" - кричу убегающей прочь красавице. Она бегунья, каждое движение выверено и четко, натренировано до автоматизма. Копна каштановых волос шелковой гривой за плечами. Та самая девочка, победительница школьной спартакиады на стометровке по легкой атлетике. Та самая уборщица в клубе брата. Та самая моя Роза.
Дверь ванной открывается. Она нага, лишь укрыта облаком волос. Она совершенна. И она мне рада. Подхватываю её на руки, кружу, сходя с ума от запаха роз, шалея от прикосновения бутонов сосков к моей коже, от хрупкого тела, доверчиво и стыдливо прильнувшего ко мне, от тонких рук, обвивающих мою шею, от трепещущих пальцем, зарывшихся в мои волосы на затылке, от сладких губ, робких и неискушенных.
Шелк простыней принимает нас. Поцелуи, вздохи, ласки. Одергиваю себя, чтобы не торопиться, не напугать рвущейся страстью, желанием обладать ею неистово, жадно, поглощать, брать, дарить наслаждение. Её боль неизбежна, для моей Розы это впервые, но так надо, чем усмиряю вину перед ней. Она всхлипывает от требовательных ласк, по рдеющим щекам слезы радости, в заплаканном взгляде возбуждение, просьба, мольба, сносящая мои жалкие потуги не торопиться.
Слизываю соленые дорожки, распаляя еще больше себя и её краткой передышкой перед единением. Миг предельного искушения, нет, не шанс одуматься, повернуть обратно, возможность набрать в легкие воздух перед ступенью на пьедестал, где тебе вручат кубок победителя над одиночеством, перед последним рывком к звезде пленительного счастья, перед нырянием в омут за сокровищем, которое сделает богачом до конца дней, перед поступком, способным изменить жизнь навсегда, мы оба знаем, что к лучшему.
Бережное проникновение. Её закушенная губа, прячущая улыбку боли. Толчок. Выдох бесконечно счастливого мужчины, соединившегося со своей единственной. Ты теперь только моя Роза, навсегда, это судьба, моя и твоя, наша.
Прошлое не переписать, но можно изменить будущее. Теперь я знаю, что должен сделать.
Ты просто космос, Стас! Ты просто космос!
Впадаю я в экстаз! Ты просто космос, Стас!
Группа "Ленинград", "Экстаз"
Роза
Домой добираюсь пешком, вернее, почти вплавь. Трамваи в грозу ходить отказываются, ни одного за получасовое мое дрожание на остановке. Скорее в предельно горячую ванну. Покалывание обжигающей воды прогревает до костей, потом просто хорошо, как младенцу в материнской утробе, пока остывающая купель не возвращает ненавистную дрожь. Самая теплая пижама, зимняя, байковая, махровый банный халат поверху. Ды-ды-ды - дробь зубами. Второе одеяло из шкафа достать, расстелить кровать, его на первое. Ныряю в постельное кубло, закукливаюсь, поза зародыша, дрожь все равно со мной. Неужели я простыла под осенним ливнем?
Лишь под утро удается согреться и задремать. Меня посещает уборочный кошмар. Лепестки и розы, сердечки и свечи, огромные букеты избрали своей вазой ванную, усыпанная розовыми лепестками лестница в подъезде, ведущая к моей двери, как и гостиная, и прихожая, и комната Лидии, полная корзин колючих королев цветов. Убирать это романтическое безобразие даже для меня ужас.
Утро вторника хмурится под стать моему настроению, несмотря на выходной. Из-под одеял выползать не имею ни малейшего желания. Вообще ничего не хочу, вставать, куда-то идти, что-то делать, кого-то видеть, с кем-то общаться, даже думать лень. Полная и беспредельная апатия. Провалявшись до критического срока сборов, заставляю себя подняться. Их Величества Знания требуют жертв, а Авдеев - конспектов, взятых мной на переписывание. Термометр не раскрывает тайну моего непрекращающегося озноба, нормальные тридцать шесть и шесть.
- Аза! На тебе лица нет, белая как мел, круги под глазами. Что с тобой? - набрасывается на меня Ксю, не озаботившись приветствием.
- Приболела, наверное. Знобит что-то.
- Не от меня ли заразилась? - обеспокоенно. - Вечно я лезу со своими обнимашками.
- Зараза к заразе не пристает. - Подобие антиулыбки.
- Не нравишься ты мне, подруга. - Ксю берет меня за руку. - Давай так, после пар ко мне, пусть папа́ на тебя вечером глянет.
- Зачем на меня смотреть психиатру? - раздраженно.
- Я не спец, конечно, но, по-моему, у тебя нервный срыв. Озноб при отсутствии температуры, то бишь фантомный, один из признаков. Говори, что вчера приключилось. Розанчик тебя догнал?
- Лучше ты расскажи, почему не позвала охрану, когда он меня в аудиторию затащил? - попытка сбить дознавателя с намеченного курса допроса.
- Янка, зараза, помешала! Мы с ней как кошки сцепились. Эти две фуги догнали меня почти у вахтерской и выволокли из корпуса. "Не лезь, придурочная, пусть Стасик Путилину отчихвостит как следует!" - пародирует она голос Яны.
Так и знала, что без Кравцовой и Синюковой не обошлось!
- Они тебя не тронули? - беспокоюсь за подругу.
- Пусть только попробует! Я им не только козью ферму покажу, лоботомию без наркоза устрою, мекать будут всем козам на зависть!
- Разошлась ты однако! - фыркаю нечаянным всхлипом. До чего же забавна Ксю в гневе, даже моя телесная дрожь отступает перед воинственной мордашкой субтильной девчонки.
- Я-то, может, и разошлась, а ты опять ушла от ответа! - Прищур.
- Пара вот-вот начнется, потом поговорим. - Нарочито спешу ко входу в родной пятый корпус.
Всю лекцию Заборовская сидит как на иголках, съедаемая любопытством. Яна пару раз оборачивается окинуть нас презрительным взглядом. Ольга по-прежнему пребывает в апатии, расположилась особняком и ни на кого не глядит. Завидую, её подруга не донимает расспросами, как меня.
- Ну? - наседает на меня Ксю, едва покидаем аудиторию.
- Поздравь меня, я женщина, - усмехаюсь.
- Стас? - Глазища с царский пятак.
- Есть другие кандидаты на мою тушку?
- Полно! Каждый встречный парень на тебя пялится. Одевайся, как Янка, проходу не дадут.
- То-то и плохо. - Вздыхаю.
- Почему? Что за нелюбовь к себе? Стас тебя обидел? Изнасиловал? - Заборовская виснет на моем локте, заставляя остановиться.
- Нет, все случилось по обоюдному согласию. Решила последовать твоему совету, избавиться от агрессора капитуляцией, открыть ворота для одноразового разграбления. Надеюсь, теперь он оставит мои бастионы в покое.
- Азка! Это называется добровольное насилие! Совсем не то я имела в виду! - Ксю отпускает мой локоть, прячет взгляд под козырьком бейсболки. - Я предлагала использовать Стаса по максимуму, чтобы он постарался и доставил тебе удовольствие.
- Извини, недопоняла. Мой косяк. - Держу курс на остановку, следующая пара у нас в седьмом корпусе.
После занятий подруга конвоирует меня к себе домой, игнорируя мои вялые попытки отбиться от назойливой заботы. Она устраивает гостье экскурсию по антикварной сокровищнице преуспевающего потомственного психиатра. Заборовские отлично живут за счет душевных недугов богатеньких буратин и мальвин. Попытка накормить меня деликатесами терпит фиаско, аппетит напрочь отказывается проявлять себя. Дщерь психиатра, обеспокоенная моим пофигизмом к элитному съестному, тычет пальцем в контакт отца, спеша сообщить ему о новой пациентке, ожидающей его немедленного профессионального внимания.
- Пойми, мне жутко неловко! - Со стоном пытаюсь остановить заботливую подругу, но прыткая девчонка скрывается в уборной.
Защёлка отрезает мне доступ к ней и её смартфону. Через дверь слышу, как она продолжает излагать родителю мой диагноз. Хочу уйти, но не могу покинуть квартиру, стратегически запертую Ксю изнутри на ключ, который она утащила с собой в уборную.
Ждем явления Кузьмы Аристарховича, я - рухнув в широкое кресло в гостиной, она - укрывшись в туалете от моего вялого гнева. Укутавшись в меховой плед, которым наверняка с весны не пользовались, изучаю потолочную штукатурку. Заборовские не стали устраивать новомодные фальшпотолки, даже не оклеили их обоями, наверное, из-за карнизов, украшенных лепным аканфом. Вокруг люстры из богемского стекла тоже овальное панно с лиственным орнаментом. Солнечные блики, отраженные гранями хрусталя, скользят радужными зайчиками по выпуклостям барельефа, завораживая взгляд банальным чудом световой дисперсии.
Спустя час, судя по напольным раритетным часам, терзающим мой слух бесконечным тик-так, является долгожданный избавитель Ксю от добровольного туалетного заточения. Подруга выскакивает навстречу родителю. Я обреченно наблюдаю за разуванием главы семейства с порога гостиной.
Заборовская представляет меня отцу. Солидный мужчина лет сорока пяти, с проседью в светло-рыжих волосах и теплой улыбкой протягивает мне для пожатия руку. Мямлю ответное приветствие под его проницательным взглядом, отмечая, что Ксю похожа на отца, только телом миниатюрна в отличие от родителя. Кузьма Аристархович сразу переходит со мной на "ты", но мне ему тыкать воспитание не позволяет, старших и мудрых надо уважать, особенно изъясняющихся речевыми оборотами времен Фрейда.
В кабинете психиатра множество книг, двух стен из-за них не видно, корешки от пола до потолка. Большое окно плотно укрыто тюлем от уличного пейзажа. Рабочий стол массивен и антикварен, модерновый штрих - серебристый монитор Apple на зеленом сукне. В центре на хаотично пушистом коврике кушетка и такое же широкое кресло, как в гостиной. Ксю не показывала мне рабочий кабинет родителя во время ознакомительной экскурсии, наверное, из боязни, что сбегу раньше срока.
Кузьма Аристархович указывает пациентке на кушетку, сам располагается в кресле напротив:
- Знаешь, Роза, я мечтал с тобой познакомиться после того, как дочь поведала мне о твоих инверсных эмоциях. В моей практике такого случая не было, но мой покойный отец сталкивался с подобным отклонением от нормы.
- У кого? - прорывается мой интерес сквозь общую апатию.
- Не могу сказать, врачебная тайна.
- Скажите хоть, женщина это или мужчина, - просительно.
- Мальчик. Приляг, Роза, расслабься, представь, что ты дома или в приятном месте.
- Спасибо. Попробую. - Но мысли о похожем мальчике донимают. Кто он? Мой биопапаша? Не исключено, если дело давнее. - Когда это было, тот пациент у вашего отца? - не сдерживаю вопроса.
- В начале восьмидесятых, насколько мне не изменяет память, да, восемьдесят первый год.
Значит, вполне вероятно, что это он. Лидия семьдесят шестого года рождения. Допустим, мой отец старше её на пару лет, тогда в восемьдесят первом ему было от семи до десяти или чуть больше. Если, конечно, такая инверсность передается по наследству.
- Ваш отец его излечил?
- Нет, это не нуждается в лечении. Просто интересный случай.
- У того мальчика это наследственное?
- Роза, может, поговорим о тебе? - мягко, но настойчиво.
- Разве не обо мне речь? Очень интересно, передается ли мой дефект по наследству. У родни по материнской линии его не было.
- А по отцовской?
- Не знаю. Не знакома ни с отцом, ни с его родственниками.
- Предполагаешь, что тот мальчик твой отец? - Вопросительный изгиб кустистой брови.
- Если тот пациент вашего отца унаследовал это, то вполне вероятно, что и мне передал, - выдаю сумбур, смущенная проницательностью Заборовского.
Кузьма Аристархович смотрит на меня долгим рентгеновским взглядом и делает предложение, от которого не могу отказаться:
- Так и быть, Роза, я отвечу на твой вопрос, если поделишься своей проблемой. Ты должна выговориться. Выплесни это из себя.
Подавляя тяжкий вздох, начинаю повествование о Высочестве, называя его "один парень". Опускаю интимные подробности, но делюсь мотивацией и переживаниями. Немного вру или, скорее, недоговариваю.
Выслушав меня внимательно, доктор выносит вердикт:
- Седативные тебе не нужны, но гомеопатия будет полезна, у нас в аптечке есть отличный сбор. Настой валерианы на сон грядущий тоже не помешает, если бессонница продолжит беспокоить. Приглашаю тебя перебраться к нам хотя бы на неделю.
- Зачем? - удивляюсь.
- Тебе необходимо общество подруги. И ещё один совет. Я понимаю, это для тебя сейчас болезненно, потому не первостепенно, но ты должна простить того парня.
- Простить? - Почти вскакиваю с кушетки.
- Да. Думаю, ему сейчас не менее больно, чем тебе.
- Он уже и думать обо мне забыл! - ожог внезапной обидой. Что же это такое? Чудовище мне ненавистен, видеть его не могу, но почему-то не хочу, чтобы он отстал. Так получается? Совсем я запуталась.
- Вижу, ты меня понимаешь, - психиатр читает пациентку без слов.
- Вы обещали ответить на мой вопрос, - ухожу от опасных размышлений.
- Мой отец не выявил наследственности эмоциональной инверсности. Никто из родственников того мальчика не имел подобного отклонения. Но ребенка усыновили.
Мой отец сирота? Детдомовец, усыновленный людьми достаточно образованными и состоятельными, чтобы показать его профессору психиатрии? Или загадочный мальчик-пациент не мой родитель? Каша полная. Уравнение со всеми возможными неизвестными. Приму-ка я приглашение Заборовских, вдруг удастся выяснить что-то еще о похожем пациенте.
Ксю готова прыгать от счастья, узнав о недельной приживалке. Надежда Аркадьевна, миниатюрная блондинка, выглядящая не старше тридцати с хвостиком в свои сорок с небольшим, оправдывает обещание мужа, принимая меня радушно.
На работу хожу, стараясь не беспокоить ранними сборами Заборовских, но Надежда Аркадьевна, жаворонок по натуре, неизменно встречает меня в кухне с уже готовым завтраком. До "Белой Розы" от дома Ксю рукой подать, соседний квартал. Мать подруги выходит со мной, у неё пробежка. Отчаянно сожалею, что не могу составить ей компанию.
В среду Монстр на глаза не попадается. Но копившееся с утра напряжение отпускает меня лишь на пороге квартиры Заборовских. В их приглашении есть еще один положительный момент, если Чудо-юдище будет искать меня по месту жительства, то поймает птицу обломинго. Прощать я его не собираюсь. Никогда!
В четверг у меня начинаются регулы, ровно в срок, вздох облегчения. Чудовище пользовался защитой, но брак вездесущ и повсеместен, презервативы не исключение.
Пятница. Первая и вторая пары в корпусе Монстра. Две недели, как он меня прилюдно облобызал на ступеньках. Всего четырнадцать дней, а столько событий! Не задерживаюсь крыльце с одногруппниками, чтобы случайно не нарваться на еще одно жуткое столкновение, сразу в аудиторию.
Нежданно-негаданно к нам с Ксю подсаживается Ольга, оттеснив уже привычного Илью. Подруга смотрит на неё недобро. Токсирыбка извиняется, даже просит прощения, объясняя свое поведение тяжелыми месячными.
- У всех бывают критические дни, - милует её Ксю. - Ты из-за них всю неделю поникшая ходила?
Синюкова кивает в ответ.
- У меня три дня и никакой боли, но перед началом реально крышу сносит, ПМС, - признается Заборовская без капли ложной скромности.
- А у тебя, Роза? - втягивает меня в сугубо женский разговор Ольга.
Илья с горящими ушами упорно делает вид, что не слышит нас.
- Пять дней, - поддерживаю женские откровения. - Иногда болит, - чуть морщусь, - особенно, если на конец месяца выпадают.
- Как сейчас? - догадывается Ольга.
Улыбаюсь согласно.
Суббота. Монстра не видно. Отлично! Пью успокоительный чай, валерьянка уже не нужна, засыпаю нормально и сплю без кошмаров.
В воскресенье слоняемся по городу, бесцельный шопинг Ксю в моем сопровождении. Смотрим фильм в кинотеатре. Меня не задевает, а ей нравится. Она обожает фэнтези и аниме, а я ко всему этому равнодушна.
Понедельник, моим регулам конец. Ровно неделя как я стала женщиной и ровно столько же не вижу Чудовище. Моей склонности к статистическому анализу любопытно, сколько новых побед он внес в свой список за эти семь дней. Наверняка немало. После занятий посещаем "Желатерию" на Театральном проспекте, но радости лично мне это не прибавляет.
Вторник. Вместе с Надеждой Аркадьевной на пробежку. Получаю море позитива с послевкусием тоски по брошенному спорту. Золотая проседь в кронах предупреждает, скоро октябрь. Стаса нет, то есть Монстра. Забыл меня? Или смертельно обиделся? Ну и пусть, на обиженных воду возят.
В среду срок съезжать от Заборовских, но Ксю требует остаться до воскресенья, родители её поддерживают. Уступаю из шпионских интересов. За все время, что провела у них, ничего нового о давнем пациенте с инверсными эмоциями так и не выяснила, вдруг ещё удастся.
Стас не попадает в поле моего зрения, зато вижу его неприятного друга, который в день поцелуя, кадрил Токсирыбок. Он и сегодня к Яне подкатывает, получает динамо. Ещё бы, такое убожество после Высочества - понижение планки. Куда же подевался Стас? Уже готова спросить у Ольги, застав её курящей за корпусом, но вовремя себя одергиваю, он ведь и её бросил.
Четверг. Его нет. Почему меня это волнует? Навязанный Заборовским должок извиниться перед Розовским за провокационную сделку, бомбардирует мою совесть. Избавившись от нервной дрожи и фантомного озноба, я заработала давление на диафрагму, проявляющееся каждый раз, когда думаю о Стасе, что происходит гораздо чаще, чем Монстр того заслуживает.
Пятница. Где он? Беня на стоянке у первого корпуса, а хозяина нет. Ловлю себя на том, что смотрю на сайте экономического факультета расписание его группы, рассуждая, как близко наши аудитории. Глупо! Ни за что и никогда не стану искать с ним встречи! Не буду унижаться перед Чудовищем!
Суббота, первое октября. Уже не надеюсь увидеть Стаса, и правильно, хватит терзаться безосновательным чувством вины. Пусть Монстр истязает другие жертвы!
Воскресенье. Возвращаюсь в родные пенаты. За проведенное у Заборовских время так ничего и не выяснила о моем вероятном родителе. Пока жила у них, Ксю почти задвинула своего Гешу. Пару раз она все же оставляла меня в квартире одну, убегая к нему на свидания. Её отлучки я использовала для шпионажа, аккуратно искала в кабинете Кузьмы Аристарховича записи его отца, но полезной для себя информации не нашла.
Понедельник. Две недели без Стаса. Стоит отметить событие, но радости ноль. Почему?
Вторник. Я уже и выходному не рада.
Среда. Не думай о нем! Забудь и живи себе дальше!
Четверг. Тупо смотрю на его контакт в мобильнике. Разблокировать или нет? Позвонить ему, или пусть катится в ад? Быть или не быть? Не быть!
Пятница. Охранник, открывший мне дверь черного хода, новый, впервые вижу его в "Белой Розе". Буркнув приветствие, он пропускает меня внутрь, не представившись. Может, нелюдим от природы, бывает, сама такая.
Убираю под английский речитатив. Остается кабинет хозяина и будуар. В первом чисто, достаточно пройтись пипидастром по горизонтальным поверхностям. Во втором барская постель разобрана, в центре на полу крошки, будто некто с дырявым ртом закусывал тут булкой. По-хорошему, стоит сперва заняться постелью, потом пылесосить, но нутро золушки восстает против чертовых крошек. Включаю уборочный агрегат.
Сильные и такие знакомые руки обнимают за талию, прижимая спиною к горячему твердому телу, отчего буквально впадаю в ступор. Босая мужская стопа давит на кнопку пылесоса, даря тишину, прерываемую лишь иностранными словами. Дрожу, но не так, как тогда, во время нервного срыва, ноги слабеют и подгибаются.
Стас губами сдергивает с меня левый наушник:
- Я обучу тебя английскому быстрее и лучше, - шепчет мне на ухо, - посредством губ и глаз, - переиначивает известную фразу.
- Стас, - выдыхаю, не способная сказать что-то еще из-за внезапной всепоглощающей радости, пугающей меня до чертиков, до мотыльков внизу живота, до спазма под диафрагмой.
Высочество разворачивает меня к себе. Прямой взгляд - мгновение, достаточное хищнику определить, что жертва пала. Поцелуй, сладкий, нежный, напористый, глубокий, именно в такой последовательности. Моя самка берет контроль, запечатав гордячку в темницу, и отвечает на лобзание самца. Стас подхватывает меня на руки, несет к кровати. Нужно отбиваться, но здравый смысл в темнице, а самка сгорает от нетерпения отдаться, несмотря на пытку болью, которую он ей устроил в прошлый раз.
Почти обнаженный захватчик, только полотенце на бедрах скрывает тяжелую артиллерию, стаскивает с меня брюки вместе с нижним бельем и припадает губами к своему дружку Клиторовичу. Надо бы возмутиться этаким бесстыдством, но из меня вырывается лишь долгий стон ошалевшей без ласки самки, что в свою очередь толкает самца на продолжение языкового флирта. В ход идут пальцы, мои гадкие, мерзкие дефлораторы, такие, ох, отвратительные, ужасные, настырные, оскорбительно дерзкие и желанные, что возмутительно до слез.
- Стас, что ты делаешь? - Гляжу на захватчика сквозь влагу на ресницах. Хочу оттолкнуть его голову, но вместо этого зарываюсь пальцами во влажные вихры на его макушке.
Он резко вскидывается, лишая меня ощущения ласкового языка в чувствительном месте, а мои пальцы - шелковистых прядей. Целует в ладонь, смотрит в глаза:
- Плачу по счетам. - Втягивает мой мизинец в рот, посасывает и отпускает.
- Каким? - вялый интерес сквозь нарастающее наслаждение, его пальцы продолжают упорно трудиться.
- Я тебе должен минимум один оргазм. А мы, Розовские, всегда платим свои долги! - Должник возвращает язык к оплате счета.
Во мне вскипает прибой, выплескивая брызги сквозь слезные каналы. Волна погоняет волну, подступает прилив, от которого нет спасения. Давлюсь всхлипами. Хватаюсь за спинку кровати, как за соломинку, лишь бы не смыло бурным потоком.
- Стас! Остановись! Я сейчас описаюсь! - кричу, полная паники.
- Давай! Не сдерживай себя! Это сквирт, струйный оргазм. Так нужно!
Подчиняюсь приказу и захлебываюсь в море слез.
Прихожу в себя в его жарких объятиях. Он покрывает поцелуями мои щеки, слизывая соленую влагу:
- Теперь я знаю, почему ты плакала тогда на ступеньках первого корпуса. Тебе понравилось.
- Глупенький Стас. - Снова завладеваю чуть влажными вихрами на его затылке. - Всего лишь вспомнила про твою борьбу с пылесосом.
- Я тоже тебя вспомнил. - Он отстраняется, смотрит в глаза.
- Потому знал, где меня искать? - Вытираю влагу с лица, чтобы видеть его четко.
- Знал и ждал.
- Сидел в засаде? - пытаюсь возмутиться. Вот откуда в клубе новый охранник, не предупредивший меня.
Стас бросается на амбразуру лобзанием, не давая моему доту пальнуть по его коварству. Отвечаю на его поцелуй. Окрыленный маленьким триумфом, он избавляет меня от остатков одежды. Помогаю ему, вернее, моя самка, которой все мало.
- Мои бутончики! - восклицает он радостно. - Как я по вам скучал! - Припадает к моим соскам.
Выгибаю спину, подставляя грудь его ласкам. Совсем ошалела от этого, как его там, сквирта. Одумайся, Роза! Вспомни о боли!
"Идите вы лесом, ханжи и гордячки! - вопит самка, рычит львицей. - Хочу его! Мой самец!"
- Девочка моя, будет больно, ты еще такая узкая, - шепчет Стас, будто прочтя мои опасения. - Но я осторожно. Скажи, если слишком. Хорошо?
- Да, - выдыхаю нетерпеливо.
Самец верен слову, что самку совсем не устраивает. Ноги сами обхватывают его талию, голени в замок, бедра инстинктивно подаются вперед, требуя полного проникновения. Больно - да, но, черт возьми, как изумительно сладко!
- Роза! - Он замирет во мне.
- Не останавливайся! - Ногти ему в плечи.
Дважды повторять не надо. Мою боль смывает новым приливом, не столь бурным, но не менее слезным. Руки жадно курсируют по его бицепсам, трицепсам, по гладкой загорелой коже, по бритой груди, снова зарываюсь пальцами в короткий шелк на его затылке. Мои ноги то на его плечах, то на талии, то упираются пятками в матрац, так проще двигать бедрами навстречу его фрикциям в этом бесконечно чувственном танце. Финал близок и неизбежен. Напряжение самца растет, что ощущаю всем своим рыдающим существом, всем нутром, всей сутью утомленной оргазмами самки. Меня давно болтает меж волн, периодически накрывая девятым валом и отпуская, а ему все мало. Жадина Принц!
- Люблю тебя! - наконец-то взрывается рыком, утаскивая и меня в запределье.
Понятия не имею, как долго пребываю в нирване, но выбрасывает меня оттуда ощущение почти болезненного поцелуя в основание шеи. Самец присосался пиявкой. Ну и пусть, не жалко, в теле беспредельная нега, в мозгу полный пофигизм.
- Засос? - мой вялый интерес.
- Метка. - Он щерится довольным троглодитом. - Теперь ты моя девушка.
Стас по-прежнему во мне и на мне, вес его тела уже тяготит, между ног саднит.
- Ты всем "своим девушкам" в любви признаешься в момент семяизвержения? - дают о себе знать разомлевшие шипы, гордячка выбирается из темницы, пока самка зависает в нирване.
- Нет. Была, правда, одна до тебя. Думал, любовь, а вышел облом. Но с тобой её не сравнить.
- Почему? - Пытаюсь сфокусировать на нем заплаканный взгляд.
- С тобой острее, ярче, намного. Не знал, что вообще так бывает.
- Как? - Ёрзаю бедрами, желая сбросить с себя довольно массивную тушку моего самопровозглашенного парня.
- А так! - Он вжимается в меня сильнее. О, ужас! Его уд снова бодр!
- Стас, мне еще убирать и на первую пару успеть надо! - Уклоняюсь от его поцелуя.
- Забей на уборку! И универ от нас не сбежит. Успеем. - Конец идиллии, Высочество включил авторитарного урода.
- Слазь с меня немедленно! А то засношаю пылесосом и палерну пипидастром! - Придаю физиономии зверское выражение.
- Смело. - На полных губах коварная ухмылка. - Долго мне придется вытравливать из тебя золушку. Но ничего, я упорный.
- Иди в Беню, упорный! Мне еще за нами это безобразие убирать! И вообще, мне больно!
- Хорошо-хорошо, как скажешь. Но после занятий продолжим. - Стас нехотя скатывается с меня.
По внутренней стороне бедер что-то течет. Не может быть! Подскакиваю, оторопело глядя на его бодрый член без скафандра.
- Стас! - Вплетаю в свой вопль ненормативную лексику, которую принципиально не употребляю, но сейчас воспитание не сдерживает натиска русского мата. - Как ты мог? - Непечатные эпитеты. - Головой думал? - Тру-ля-ля и тра-ля-ля. - Той, которая на плечах? - Цензура. - Или ты ей только ешь? - Междометия. - Что ты наделал! - Витиеватая куртуазность.
Поток моей брани затыкает наглый язык. Подлый Троглодит, в силу своей головной деградации забывший, для чего нужны презервативы, снова наваливается на меня, сжимает в объятиях. Бью его по чем попадя, отпихиваю, оттаскиваю за волосы его голову, пытаюсь укусить верткий язык, мычу проклятия, полосую, жаль, короткими, ногтями те самые бицепсы и трицепсы, которые недавно гладила на пиках страсти. Но вся моя борьба за свободу брани-излияния ему - что слону дробинка.
Стас вторгается в меня своим нефритом. Боль перекрывает матерный поток. Слов нет выразить восхищение его маневром, даже междометия иссякли. Принимая мою немоту за капитуляцию, агрессор начинает двигаться во мне яростно и резко.
Самка, сбежавшая на какое-то время в нирвану, тут как тут, стонет, подмахивает бедрами, выгибает спину, трется сосками о могучую грудь своего самца. Ей по барабану, что больно, что саднит, что секс без защиты от троглодитовых головастиков. Подумаешь! Одной тысячей захватчиков больше, одной - меньше, при штурме яйцеклетки количество штурмовиков роли не играет, достаточного одного героя. Гордячка в ярости, здравый смысл рвет и мечет, а самка хнычет, только ей и счастье. Когда все закончится, затолкаю сучку в самую глубокую дыру подсознания, вход запечатаю и забуду, где находится.
- Люблю-люблю тебя, Розочка, люблю, - на выдохе, - люблю, - на вдохе, - люблю, - между поцелуями, - люблю, - на пике фрикции, - люблю, - заклинанием против шипов, - люблю, - заезженной пластинкой, - люблю, - будто других слов нет.
Реву, обнимая захватчика, вернее, самка, чуя близкое заточение, раскручивает основной инстинкт по максимуму, словно это последнее соитие перед концом света. Гордячка в шоке, здравый смысл в глубоком обмороке, а боль, оказывается, не препятствие для удовольствия, либо моя самка - мазохистка без тормозов.
Долго ли, коротко ли, одной Венере ведомо, Стас заправляет меня новой порцией кандидатов в наследники.
- Все, Высочество? - Вытираю левым предплечьем глаза, когда отстрелявшийся нефритовый жезл покидает благодатное лоно моей жемчужницы, оставив после себя задел для будущего перла. - Натешились? Можно уже золу выгребать? Или еще желаете бастардов строгать?
- Роза, - стон, - почему мне хочется вымыть тебе рот с мылом?
- Насчет мытья ты местом ошибся, - себе под нос.
- Что ты там бормочешь?
- Уходи, Стас! Видеть тебя не могу! - Отпихиваю бастардодара, сползаю с кровати, закрывая ладонью интимную течь.
- Возьми. - Заботливый оплодотворитель протягивает мне полотенце, в которое были упакованы его производительные чресла до акта зачатия. - По-прежнему дуешься на меня?
- Дуюсь? - Принимаю махровую подачку для впитывания армии лишних штурмовиков. - Да я готова порвать тебя на куски за такое неуважение!
- Причем здесь неуважение? - Стас вскакивает с ложа благодатной любви.
- Ответь, только честно, - снижаю тон, поберегу голосовые связки. - Когда ты в последний раз сношался без резинки, не считая этого?
- Ну, давно, года три назад. А что?
- А то! Что всех этих бесчисленных партнерш ты уважал, считаясь с их безопасностью, а на мою наклал большую зловонную кучу! О моих интересах, планах, черт возьми, возрасте ты подумал? Мне всего сем-над-цать! - четко, по слогам, чтобы дошло. - Я только на первом курсе! И не горю желанием менять памперсы, возиться с твоим отпрыском, задвинув учебу, потеряв работу и оставшись без средств к существованию!
- Считаешь, я оставлю тебя с ребенком одну? - градус возмущения потенциального отца бьет рекордную отметку.
- Нет, просто денег на аборт дашь! - Меряю его уничижительным взглядом и гордо удаляюсь в ванную, придерживая махрового коня между ног.
- Роза, открой! - Высочество стучится в захлопнутую перед его носом дверь.
- Уходи! - тоном, не терпящим возражений.
- Прикажешь идти голым? Моя одежда там! - И правда, лежит хаотичной кучкой на закрытой крышке унитаза. Мокасины с носками валяются подле.
- Сейчас отдам, - отвечаю через закрытую дверь, - но если еще раз полезешь ко мне, познаешь, насколько зима близко! - возвращаю излишки долга Розанистеру, бравирую, конечно, но мою злость на этого без девяти месяцев биопапашу не сдержать.
Стас молчит, явно затаился, приготовившись к нападению. Вот бы оставить его без одежды, пусть шествует к Бене завернутым в простыню, аки римский сенатор, только босой. Увы, на такую подлость мое коварство еще не созрело, несмотря на акт вандализма в отношении моих жизненных планов. Выталкиваю одежду несостоявшегося сенатора в приоткрытую дверь, пусть облачается и уходит с глаз моих долой.
- Учти, аборт я тебе сделать не позволю! Если забеременела, родишь! - Будущий папа прет на меня яростным танком, даже ствол навел.
- Ты совсем кукушнутый? Зачем тебе от меня ребенок? - Пячусь, пока не плюхаюсь попой на крышку унитаза.
- А зачем дети вообще? - Он нависает надо мной.
- Чтобы бросать их, Стасик, на произвол судьбы! - Смотрю на него снизу вверх, старательно игнорируя такое близкое к лицу дуло. - Не знал?
Высочество сразу сдувается, не орудием, оно по-прежнему держит меня на прицеле, будто его яички работают в режиме непрерывного семяпроизводства, как разливка стали на "РозМете".
Стас присаживается на корточки, берет мои ладони в свои:
- Я никогда тебя не брошу, Роза. - Смотрит мне в глаза бесконечно уверенным в своем обещании взглядом. - И не надейся, - добавляет с усмешкой.
- Какой же ты наивный, Стасик! Даже жаль тебя. - Кривлюсь улыбкой.
- Причем здесь наивность?
- Не понимаешь, потому и жаль. - Вздох. - Все просто, ты - Принц, я - Золушка.
- У этой парочки дело кончилось свадьбой, насколько помню.
- Мы не в сказке, Стас! - наперекор наивности пикапера, вдруг ставшего романтиком.
- И что! Я свой выбор сделал! - Остепенившийся Казанова переплетает свои пальцы с моими, сжимая их до хруста в суставах.
- Это ты мне доказываешь или репетируешь речь перед родней?
- Роза, какие еще тебе нужны доказательства? Почему ты мне не веришь? - Взгляд побитой хозяином собаки прилагается.
- Верю, что ты веришь в свои слова и чувства. - Опускаю глаза, мой ледяной панцирь дает трещину, очень опасную для оборонительной системы в целом.
- Хоть это. Ты больше не сердишься на меня? - Побитая собака уже смотрит щеночком, которого тянет потрепать за ухом, прижать к груди, уложить с собой в кроватку.
"Заткнись, самка! У тебя карантин до второго пришествия!" - реплика гордячки.
"А кто еще должен прийти? - притворное удивление. - По-моему, все тут: мама, папа и будущий ребеночек".
"Сучка!"
- Зависит от причин, по которым ты пренебрег безопасным сексом со мной, - предельно строго, в духе классной руководительницы.
- Прости засранца. Ты права на все сто, любимая. Не подумал я, вернее, не о том думал. Вообще, когда ты рядом, у меня башню сносит. И когда тебя нет, одна мысль, и все, полный торчок. Сама видишь, да? - Его "торчок" показывает полпервого.
- Ты в курсе, что секс без защиты - признак дебилизма? - Сбавляю обороты: - Я тоже хороша, не проконтролировала.
Чудовище с новым воодушевлением принимается лобзать мои руки. Замечаю красные росчерки, оставленные мной на загорелой коже рельефных мышц.
- Стас, царапины не болят? - нейтрально, как бы из вежливости.
- Нет, что ты. - Он улыбается, оторвавшись от целования виновниц отметин. - Даже приятно. Боевые шрамы украшают мужчину.
Гордячка фыркает, а самка кокетливо выдает:
- Даже когда мужчина воюет с девушкой? - И ресницами хлоп.
"Потаскуха!" - эпитет гордячки в адрес оппонентки.
- Тогда тем более. - Руки захватчика скользят по моим бедрам, по внешней стороне, пока. Во взгляде полная готовность к атаке.
Ёрзаю попой по крышке унитаза, пытаясь отодвинуться от угрозы нового вторжения:
- Даже не думай! - Ага! Самое время взывать к его мозгу, девятидюймовый мыслитель меня внимательно слушает.
- А ты как думаешь? - поощряю его мозговую деятельность.
- Сильно болит? - обеспокоенно.
- Саднит. - Улыбаюсь.
- Давай подмою, легче станет. - Высокородный подмывальщик подхватывает рдеющую скромницу под локти и тащит к биде без моего согласия.
- Стас, перестань! - Прихожу в себя от чуть прохладной воды и его руки на моем интиме.
- Сама перестань стесняться. Это мои, уже знакомые тебе, пальцы, только в мыле. - Трение клитора вызывает мой всхлип. - Не больно? - лукаво.
- Нет. Просто, мыло щиплет, - лукавлю в ответ.
- Потерпи чуток, сейчас смою. - Но сладкая пытка продолжается, хоть плачь.
- Смывай уже! - Хлюпаю носом. - Время не резиновое, а мне еще убирать.
- Я помогу.
Пока высокородный член общества помощи золушкам подает беспомощной уборщице полотенце, воображение угнетенной прикрывает взведенный уд добровольного помощника фартуком горничной. С пипидастром в руке Высочество воюет с пылью. Топорщащийся в причинном месте фартук маняще покачивается влево-вправо, влево-вправо, в такт движениям пипидастра. Умозрительная картинка уморительна до слез.
- Понравилось подмывание? - делает Стас свой вывод, изучая мои увлажнившиеся очи.
- Ты мастер. Небось, немало кисок на своем мужском веку подмыл, - сладенько мурлычет самка.
- Стас, мне еще пылесосить чертовы крошки, постельное белье менять, тут все вымыть, а время уже... - Отпихиваю кавалера с дороги, несусь к толстовке, валяющейся на прикроватной тумбочке, телефон из кармана. - Черт!
- Что? - Стас обнимает меня сзади за талию, пятерня собственнически на грудь, пыльцы щимят сосок, поцелуй в шею.
- Без двадцати восемь! - Убираю руку любителя "бутончиков".
- Хрень! - Троглодит отрывается от очередного засоса, смотрит через моё плечо на экран смартфона, будто я его обманываю. - Опять первая пара в пролете.
- Когда ты из-за этого парился? - Выпутываюсь из его объятий.
- Не было печали в жизни студиоза, пока папаня не прижал, сказал, Бени лишит, если прогуливать буду, стопроцентной посещаемости требует.
- Веский аргумент. - Смотрю на приунывшего самоуверенного красавчика без капли сочувствия. - Марш одеваться и прыг-скок на выход!
- Я же тебе помочь обещал. Черт с ним! Выкручусь как-нибудь.
- Стасик, радость моя, - руки в боки, - бегом учиться, пока я добрая! Твоя помощь мне, как собаке пятая нога, только помеха. К тому же не хочу стать причиной лишения тебя колес. Утешай потом пешехода, сопельки вытирай, по головке гладь.
- К груди прижимай, - перехватывает он инициативу, - ножки раздвигай, попку подставляй.
Не выдерживаю, луплю сластолюбца по торсу левой, в правой зажат мобильник. В ответ он припечатывает свои уста к моим в затяжном лобзании.
- А Беню потерять хочешь? Выбери из двух зол меньшее и вали на занятия!
- Вообще-то я тебя выбрал. - Взгляд пристальный, настырный.
- Дело не во мне, а в Бене и прогулах. Все, иди, некогда мне тут с тобой антимонии разводить, потом языками почешем.
- Правда, ты меня языком потешишь? - переиначивает он мои слова на свой кобелиный лад, сальная улыбочка и масляные глазки прилагаются. - Я всегда тебя с удовольствием куни порадую. Кстати, антибиотик выпей, а то цистит будет, куннилингус коварен.
- Стас! - Закатываю глаза. - Спасибо за заботу о моем здоровье, но я сейчас на тебя пылесос спущу, в этот раз включенный. Топай! Без четверти восемь уже. - Демонстрирую ему экран смартфона. - Тебе еще за Беней бежать, я его на стоянке не видела.
- Он в проулке припаркован, с другой стороны клуба, куда ты не заходишь, - сообщает конспиратор по пути в ванную.
- Стратег чертов! - ему в спину.
"А задница у него классная, часами можно любоваться и трогать".
"Заткнись, самка!"
Принц облачается с поистине солдатской скоростью, меньше минуты, я только трусы успеваю натянуть и бюстгальтер застегнуть.
- Точно справишься? - Он притягивает меня к себе, чмок в губы. - Заехать за тобой после пары?
- Нет нужды. - Отстраняюсь. - Ко второму часу успею.
- Я загляну к тебе на большой перемене. У меня лекция этажом выше.
- Знаю. Иди уже! - Шлепаю его по заднице в брендовых джинсах. Желание ущипнуть за твердую от натруженных мышц трахальщика ягодицу сдерживаю, чревато задержкой на еще один кекс.
- Ты интересовалась моим расписанием? - У обладателя шикарной пятой точки улыбка до ушей.
- Конечно, надо быть в курсе, как близко бродят монстры.
- Люблю тебя, - уже на пороге.
- Лети, любовничек, - тихо, чтобы не быть услышанной, а то еще вернется доказывать, что он мой суженый-ряженый, а не просто парень-трахнул-забыл.
Нельзя терять ни минуты. "Понеже пропущение времени подобно смерти невозвратно", - как говаривал Великий Петр, то бишь: "Промедление смерти подобно", - как осовременил какой-то там вождь. Первым делом выясню, насколько велик риск залета. Запрос всезнайке Google "расчет цикла овуляции" выдает ссылку на онлайн калькулятор благоприятных для зачатия дней. Вводим данные: "первый день последней менструации" - двадцать второе сентября, "длительность цикла" - двадцать девять, "длительность менструации" - пять. Подсчитать. Черт! Так и знала! Сегодня, седьмого октября, залет мальчиком мне гарантирован. Гад этот Розовский, будто специально момент подгадал, чтобы подгадить по максимуму и наверняка.
Ищем пути решения. Что нам скажет друг Интернет по поводу посткоитальной контрацепции? Первая фраза, выданная поисковиком, внушает оптимизм, три дня у меня есть. Но список предложенных медикаментов удручает. Фавориты доступны только москвичкам, остальные беспечные россиянки призваны исправлять демографическое положение страны. Препараты следующих позиций либо нуждаются в одобрении гинеколога, документальном, либо вредны девушкам моего возраста.
Переходим к дедовским методам предохранения: горячая ванная или спринцевание марганцовкой, собственной мочой, отварами трав и прочими жидкостями сразу после полового акта. Первое отпадает, в наличии только душевая кабина. Второе - спринцовка есть, марганцовки нет, а собственной мочой, во-первых, фу, во-вторых, не дает стопроцентной гарантии, в-третьих, грозит вагинитом и эрозией шейки матки.
Прохожусь по шкафчикам и полочкам в поисках марганцовки, авось где-то завалялся в обители плотской любви этот народный контрацептив, но авось, как всегда, себя не оправдывает. Зато в тумбочке у кровати полно презервативов, о которых одержимый страстью Стасик забыл. Либо у меня паранойя, либо Высочество осознанно пренебрег защитой. Глупости! Инфантильным мажорам самим нужна мамочка, в папочки их не тянет.
Чем можно заменить марганцовку? Думай, Роза, думай, шевели извилинами. Спринцевание призвано нарушить благоприятную для зачатия среду. Сейчас кислотно-щелочной баланс в норме. Для его дестабилизации нужна либо щелочь, либо кислота. Каустическая сода в моем уборочном хозяйстве имеется, а пищевой - нет.
"Заткнись! Не собираюсь я использовать едкий натр, из ума еще не выжила. Поищу в баре лимонную кислоту", - отвечает мой трезвый расчет.
"Лимончик к устрицам - самое то, главное, в концентрации маху не дать".
"Не боИсь, станочница, кислотный процент будет в самый раз, чтобы секс медом не казался", - гордячка, как всегда, оставляет за собой последнее слово.
Пластиковая бутылочка едко-желтого цвета в форме соответствующего цитрусового на две трети пуста, но остатков мне хватит.
- Роза! - окликает меня Виталий, чуть не поймав с поличным.
Откуда он здесь, если дежурит другой охранник? Спрятав рабочую кражу в карман толстовки, извлекаю мобильник, уже начало девятого, а пересменка охраны в восемь. Понятно, почему Басов по клубу рыщет, осматривает принятую под охрану территорию.
- Привет, Виталий! Совсем я забыла о времени, думала, еще смена нелюдимого новичка, не считающего необходимым представляться уборщице.
- Вова Дзержавский не новенький, он из безопасников "КонРоз", у нас подменяет Сашу Тарасова, халтура на одну ночь. Не бери в голову, Вова чуток себе на уме, из бывших гэбэшников. Роза, я тут Розанчика встретил. Парень вышел из клуба весь сияющий, даже поздоровался. Он тебе ничего плохого не сделал?
О, еще как сделал! Заправил живчиками по самые яичники.
- Нет. - Улыбаюсь. - В этот раз мы с ним мило пообщались, и он ушел. - Если сквирт - это не мило, то я закоренелая лгунья. - Извини, Виталий, мне уборку закончить надо, и так задержалась из-за Розовского, а Полина в девять придет.
- Да. Графиню злить не стоит.
- Почему графиню? - Любопытству плевать на цейтнот.
- Она из этих, новых аристократов или забытых старых. Утверждает, что благородных кровей. В местном "Дворянском собрании" состоит.
- Все может быть. Есть в ней нечто породистое. И фамилия Ростова Львом нашим великим воспета.
- Иди уже, - смеется Басов. - Умеешь ты шутить с серьезным видом.
Вверх по лестнице молнией. Запереться в ванной. Вымыть тщательно спринцовку, не хочу даже думать, кто и куда её совал. Развести в стакане воду с лимонным концентратом. Хватит ли одной струйки из пластикового цитруса, может, две, нет, три. Втянуть резиновой грушей раствор. Штаны вниз. Попу на биде. Залп.
"Молчи уже! И без тебя лимонно до хохота!" - куксится гордячка.
Промокнуть полотенцем, крайне осторожно, убитую кислотой устрицу. Штаны на попу. И за уборку с подвижностью страдальца от геморроя размером с кедровую шишку. Перестелить постель - ох и ах! У-у-у, у-у-у, у-у-у - пылесосное диско. Фьють-фьють пипидастром, фьють. Пшик-пшик средством для стекол на гладь зеркала в ванной, следом инфразвук натирания бумажным полотенцем. Шурх-шурх ёршиком по унитазу, шурх-шурх - по биде. Ляп половой тряпкой о кафель. Шмыг-шмыг шваброй, шмыг-шмыг. Уборочный концерт окончен вопреки лимонному зуду в промежности уборщицы.
Половина девятого, на второй час пары не успеваю. Пробегусь по аптекам, вдруг найду фаворитов списка посткоитальной контрацепции в нашем захолустье.
- Пока, я пошла. - Заглядываю в комнату охраны.
Б/у-гэбэшника уже нет, только Виталий и Олег. В дневную смену дежурят два охранника, в вечернюю - три, после закрытия клуба остается только один вахтенный.
- Роза, постой! - Виталий выходит в коридор, прикрывая за собой дверь комнаты охраны. - Ты прости, конечно, это не мое дело, но Розанчик не тот парень, который... - Заминка на подбор цензурных слов. - Короче, не достоин он тебя. Беги от него, смени работу. Пусть тут хорошо платят, но оно того не стоит.
- Спасибо, Виталий, - не могу скрыть вспышку стыда, - подумаю над твоим советом.
- Вот и ладушки. - Кивок. - Только не обижайся.
- Нет, что ты. Все верно. Мне приятна твоя забота. - На том и расстаемся.
На крыльце аптеки "Айболит", что в паре кварталов от клуба, меня задерживает звонок Ксю, беспокоится обо мне подруга в пятиминутку между уроками пары.
- Азка! Где тебя черти носят? Стас уже обыскался! - нарочито нервно.
- Без паники! Ко второй паре буду.
В ответ звук возни и возмущенный вскрик подруги.
- Роза! - голос Стаса. Похоже, это он настоял на звонке и теперь силой завладел смартфоном Ксю. - С тобой все в порядке? За тобой заехать? Ты еще в клубе? - Не дает и слова вставить. - Вытащи мой контакт из игнора. Невозможно же дозвониться!
- Остынь! В порядке я, просто последствия твоего нападения неблагоприятно сказались на скорости моей трудовой деятельности! - А лимончик-то все свербит.
- Ходить тяжело? - самодовольно.
- Все, Стас! - голос Ксю на заднем фоне. - Давай сюда телефон, мне в аудиторию пора!
- Делай, как говорят, дорогой, и дуй на лекцию. Заезжать за мной не надо, сама доберусь, - пресекаю даже намек на оспаривание.
- Есть, мамочка!
Тварь! Прерываю звонок. Хочется громыхнуть дверью аптеки, но она на ограничителях.
За прилавком, отгороженным от болезных покупателей стеклом, девушка предпенсионно-климактерического возраста с фиолетовой химической завивкой и дерзким макияжем верхней части лица, нижняя сокрыта противозаразной маской. Не знала, что в городе очередная эпидемия куриного гриппа. Торговый зал пуст, не считая стендов рекламы бесполезной гомеопатии и лечебной косметики, что радует мою стыдливую инженю.
Как и ожидалось, эффективные и безопасные средства против нежелательной беременности доступны лишь по заказу через Интернет, что долго и дорого. Остальное либо распродано, либо больше продаже не подлежит из-за побочных эффектов. Перманганатом калия аптеки уже лет пятнадцать не торгуют, к садоводам-цветоводам обращайтесь за марганцовкой. Беру самый дешевый антибиотик, следуя совету Стаса. После оплаты коммунальных услуг наличности в кошельке кот наплакал, деньги надо экономить.
За дверью аптеки достаю из сумки пол-литровую бутылку воды, ношу её с собой по требованию Ксю. Подруга помешана на новомодном веянии безмерного поглощения жидкости. Извлекаю лимонного цвета таблетку антибиотика из фольгированной пластинки, в рот жёлтенькую, запить, проглотить, с негативными последствиями куни покончено. Насчет беременности остается уповать на милость судьбы-злодейки, которая ко мне никогда не благоволила.
Одна остановка на трамвае до первого корпуса, время еще есть, до конца пары полчаса. Погода чудная, солнышко, бабье лето, золотая осень. Ноги сами несут меня в сквер, где развеяла пепел Нелидии. Облокотившись на перила моста, смотрю в мутно-грязные, как в ведре поломойки, воды, представляя свое вероятное будущее с нежеланным ребенком.
- Вот и ты, красавица, - знакомый голос за спиной. - Вернулась, когда проблемы нагрянули.
- Так заметно? - отвечаю через плечо настырной цыганке, пудрившей мне мозги в день похорон Нелидии.
- Я давно в этом бизнесе. - Тезка опирается пятой точкой о кованую балюстраду справа от меня. - Многое повидала. Вот ты, к примеру, особенная, смеёшься, когда грустно, плачешь, когда весело.
- Откуда вы знаете? Только не надо заливать мне про мистику!
- Не веришь? И бог с тобой! - Взмах руки в массивных перстнях. - Не ты первая на моем веку такая особенная.
- Вы встречали похожего на меня человека? - Моя внутренняя ищейка на изготовке, учуяв дух близкого раскрытия многолетней тайны.
- Да, приметный был случай. Интересуешься?
- Нет, - вру. - Лишняя информация.
- Отлично блефуешь. Но так и быть, расскажу тебе. Давно это было, мне тогда только шестнадцать минуло. Первый мой рабочий день вот тут, на этом самом мосту, потому и запомнила четко. Вижу, парочка ругается. Она красивая, белокурая. Он тоже красавец, высокий, статный, мускулистый. Последний день лета, влюбленные на лодках катаются, мимо бродят, а эти ругаются.
Поворачиваюсь к цыганке, захваченная интересом. Слушаю, не перебивая.
- Она ему пощечину как влепит! Потом развернулась и ушла. Некоторые парочки даже оторопели. А он ото всех отвернулся, глядит в воду, будто прыгнуть собрался с горя. Я так испугалась! - Рука к бюсту. - Потом смотрю, а он смеётся. Думаю, обрадовался, сам девушку бросил, но чутьё говорит другое. Я к нему, любопытство меня взяло. Тетка моя меня за юбку хвать: "Стой, Розка! Не в себе парень, не лезь!" Но я её не послушала, подол вырвала и пошла к нему, погадать предложила. Он и согласился. Сам улыбается, а в глазах тьма, будто мертвый он, обреченный.
- Хм! Так уж и тьма? - восторгаюсь её пафосом.
- Тоска, боль, в общем, ничего светлого. Мне даже боязно стало, а я не робкого десятка.
- Заметно. Что потом?
- Смотрю я на его ладонь и вижу недоброе, и будто язык проглотила, не могу ему правду сказать. А он: "Что там, казенный дом или дорога дальняя?" Я и отвечаю: "Дорога есть, долгая". - Она замолкает, смотрит на золото прибрежных кленов.
- Дальше-то что? - не выдерживаю её паузы.
- Ничего, денег дал, щедро, и ушел. Больше я его не видела. Так и не сказала ему, что другой любви ему в жизни не видать, а жить он будет долго.
- Когда это было? Хотя бы примерно год?
- Мне сейчас тридцать четыре, восемьдесят второго я года рождения, - а выглядит на сорок плюс. - Вот и посчитай, студентка.
- В девяносто восьмом, - шепчу онемевшими вдруг губами. Последний день лета, Лидия на четырнадцатой неделе беременности мной. Белокурая девица и парень с инверсными эмоциями, как у меня. Все сходится.
- Как его зовут? - Не узнаю свой голос, севший, почти хриплый.
- Почем мне знать? - Пожатие плеч. - Я его имени не спрашивала, а он мне не представился. Но та блондинка его, кажется, Колей называла или Костей. Далековато я тогда стояла, только обрывки её криков и слышала. Она ругалась, а он молчал.
Типично для Лидии, чуть что, сразу в крик. Значит, Николай или Константин, но не Игорь. Радует, что с Розанчиком у нас не инцест. Хотя постой, как зовут младшего брата Стасова отца? "Дядя Костя", - память голосом Высочества. Точно! Константин Розовский, боксер. "Какой отец, такое и имя", - реплика Лидии. Ребус решен.
Чё-ё-ёрт! Колени сами собой подгибаются, перед глазами плывет.
- Что с тобой, красавица? - вопрошает цыганка. - Плохо тебе? Вроде только через месяц тошнить должно.
- Что? - Я охвачена ужасом осознания того, что натворили мы со Стасом, вернее, он под мою безответственность. Нет-нет-нет! Заборовский сказал, тот мальчик приемный, значит, Костя и Игорь не родные братья. Выдох. Но на корточки все же присаживаюсь, спину царапают замочки вечной любви.
- Побледнела-то как! - Цыганская тезка склоняется надо мной.
- Как он выглядел, тот парень? - Удерживаю её взгляд. - Какой масти?
- Крестовый, милая, крестовый, как ты. Отец твой. Я еще в нашу первую встречу смекнула, что дочка ты его от той блондинки. Я и потом её много раз тут видела, с пузом и без. Придет, постоит, будто потеряла что-то. Странная она, как не в себе. Я к ней не подходила и своих, - кивок на пеструю стайку цыганок, - просила не трогать.
- Какое великодушие! - Не скрываю насмешки.
- Думаешь, у цыган совести нет? - с вызовом.
- А у кого она есть? И есть ли вообще? - тихо.
- Понимаю, горько тебе без отца пришлось, еще и с малахольной мамашею. Но он вас не по своей воле бросил, пришлось ему.
"Горько" не то слово. Мать всю жизнь изводила себя и окружающих. Отцу век счастья не видать. И мне та же доля.
- Вы сказали, меня через месяц тошнить должно. - Проглатываю ком в горле. - Токсикоз?
- Тебе решать. Купишь у меня травку, не будет ребеночка, не купишь, родишь первого июля следующего года.
От такой конкретики передергивает.
- Какую травку? - ведусь на сомнительное предложение.
- Вот эту. - Она демонстрирует крохотный пакетик с сушеной и мелкоизмельченной консистенцией. - Девяносто процентов гарантии. Остальные десять - на божье усмотрение и природную фертильность. Пятьсот рублей. Тебе, как тезке, со скидкой отдаю.
Достаточной суммы у меня нет, зато можно торговаться, не в аптеке:
- Почем мне знать, что это не газонная травка? - недоверчиво.
- Не поможет, деньги верну.
- А если не забеременею по другой причине, не из-за вашей сомнительной гомеопатии? - Авось пытка лимончиком себя оправдает.
- Не хочешь, не бери. - Прячет пакетик в складки юбки.
- У меня только двести рублей, - признаю свое поражение.
- Давай. Остальное занесешь, когда тест на беременность сделаешь.
- Каков состав? - интересуюсь, получив девяностопроцентно верное средство. Содержимое пакетика пахнет сеном. - Как употреблять?
- Травы разные, горькие, действенные благодаря заговору. Завари кипятком, подожди пять минут и пей, не тяни с приемом.
Без магии в наше время никуда, но вопреки скептицизму прячу покупку в сумку.
Возвращаюсь к центральному входу. Ларек со всякой всячиной, в том числе растворимым кофе и чаем на разлив, открыт.
- Чего тебе? - вопрошает битая жизнью продавщица.
- Стакан чая, самого дешевого, и, пожалуйста, пакетик в кипяток не кладите.
- Двенадцать рублей. - Она выставляет в окошко белопластиковую емкость с парком, кладет "Лисму" рядом.
Роюсь в кошельке в поисках остатков наличности, наскребаю десять рублей мелочью, хоть хохочи, хоть кричи.
- Ладно, бери. Потом занесешь, - милуют меня небеса в лице ветерана жизненных битв.
Аккуратно вскрываю пакетик, меняю чай на мистический контрацептив, вяжу нить узелком, чтобы не вывалился состав, опускаю в кипяток. Ожидание подобно бесконечности, глаза напряженно следят за отсчетом секунд на экране смартфона. Пора, пью горькую гадость. Давясь рвотными позывами, опорожняю стаканчик до дна.
Звонок оглашает окрестности, возвещая об окончании моей свободы. Ровно через две минуты Стас выбегает из корпуса. Дрожь телефона.
- Да, - отвечаю на звонок реабилитированного из игнора контакта, наблюдая за его владельцем с мобилкой у уха.
- Ты где? - панически.
- А сердце тебе не подсказывает? - холодно.
- Роза! - упреком.
- Оглянись и узри.
Стас находит цель, движется ко мне, ускоряясь с каждым шагом. Подбираюсь как для атаки. Он чует неладное, вспыхнувшая было улыбка тает.
- Говори, что уже не так? - Розовский тормозит у высокого столика, за которым я стою.
- Ничего нового, - чеканю слог. - Пока не узнаю, беременна ли, не приближайся!
С Колючкой сплошные качели, то хорошо, что дух захватывает, то плохо, что хоть "марочку" под язык клади. Все же удачно сложилось, план сработал, захват прошел без сучка и задоринки, девочка сдалась, даже поверила в серьезность моих намерений. Но стоило оставить её на каких-то полтора часа - новый бзик розарианского ёжика. Хоть не отпускай её от себя, пока основательно не пропитаю любовью, пока не отучу от шипастой рефлексии.
Три последние недели я безотчетно следил за Розой. Знал, что гостит у подруги. Высматривал у аудиторий, прячась за колоннами. Маялся от эротических снов, неизменно заканчивавшихся обломом. Фотографировал её издали, но ничего толкового не получалось. Бродил в воскресенье по магазинам за ней с подругой. Торчал по вечерам под окнами, когда она вернулась домой, наблюдая за перемещениями милого силуэта. Опять столкнулся с Гаврюшей, чуть до драки не дошло. Участковый отступил, признав мое первенство.
- Роза! Я три недели пихал Машку Кулакову, у меня уже мозоли на руках! - Мои эмоции сейчас контролю не поддаются.
- Почему только её? - Ни капли ревности к Машке или сострадания к моей верности.
- Потому что выбор свой сделал! Говорил же уже! Или повторить, чтоб дошло? - Воздуха в грудь набрать, с ударением на каждом слове, четко, чтобы пробить полынью в ледяном сердце: - МНЕ НУЖНА ТОЛЬКО ТЫ!
- А мне нужен отдых от тебя. - Она тушит мой запал тяжким вздохом.
Гляжу на неё, хочу дотронуться, прижать к себе, отогреть. Пальцы сами ползут по грязно-белому пластику столешницы к её руке, сжимающей одноразовый стаканчик.
- Не надо. - Она отдергивает руку, отворачивается выбросить пустую тару в мусорный бак. - Просто дай мне время. Пожалуйста.
Отпустить? В прошлый раз сработало, хоть и стоило мне легиона нервных клеток.
- У тебя семь дней, - нехотя уступаю. - Столько ведь необходимо для экспресс-теста?
- Минимум, но чем больше, тем надежнее. Нужно ждать задержки и уже тогда делать. Тут так написано. - Предъявляет мне смартфон с каким-то сайтом.
- Две недели - много.
- Тогда, сам видишь, можно получить ложно-отрицательный результат.
- Ладно. Встретимся через две, - делаю над собой усилие. - И попробуй только не отвечать на мои звонки или sms, пропустишь хоть один и не перезвонишь в течение часа, твой отдых от меня закончится! - Ну же, Роза, выпусти шипы! Дай повод не отпускать тебя.
- Конечно, Стас. Обещаю своевременно реагировать. Только в рабочее и учебное время, будь добр, не отвлекай меня.
- Само собой.
Что еще сказать? Нужно откланяться, пожелав приятного времяпрепровождения невесте, но так не хочется уходить. Еще секунду, нет, две, три, пять, десять. Роза уже смотрит выжидающе. Прощаюсь и убираюсь прочь. Только не оборачивайся! Только не обернуться бы! Только...
Остаток занятий я как в дыму, какофония вокруг, бессмысленная возня, мельтешение фона. Я словно выпал из потока, окончательно и бесповоротно свихнувшись на девушке с ласковым именем тропического урагана. Еще четырнадцать суток без неё, а потом она моя, если я не прокололся. Не должен.
В копии документов Розы, которые она подавала в университет, есть справка из поликлиники. Мило пообщавшись с девушкой в регистратуре, я получил копию карточки моей зазнобы. Подсчет и расчет с помощью Интернета на основе данных последнего осмотра дал четкую дату овуляции. Шпионка Ольга её подтвердила.
Чисто случайно выяснилось, что в клубе подобраться к Розе незамеченным не получится, вся охрана за неё горой, пришлось подбить своего человека на халтуру.
Прошлую ночь я не спал, маялся. Когда пришла sms от Дзержавского, что "птичка в клетке", раскрошил булку на ковер, зная, что моя Золушка не пройдет мимо такого безобразия, первым делом включит пылесос, а не станет перестилать постель, в которой я изволил валяться. Затаившись в ванной комнате, я ловил шум приближающейся уборки, подавляя мандраж и нетерпение.
Гудение пылесоса уже за дверью, уловка с крошками сработала. Обмотав полотенцем чресла, чтобы не смущать мою скромницу, я шагнул за дверь. Не зря выжидал. Соскучилась по мне девочка, растеклась лужицей, стоило в моих объятиях оказаться.
У меня чуть пальцы не отвалились, пока доводил её до сквирта, но оно того стоило. Колючка и отсутствие резинки не заметила, и отдалась полностью. Даже потребуй она защиты, все презервативы из прикроватной тумбочки проколоты.
Такого драйва я еще никогда не испытывал, чистый кайф. Во второй раз вообще башню снесло. Роза сжималась так, что чуть член мой не вытолкнула, пусть и дралась поначалу, но это только завело.
Звонок, четвертая пара окончена. Есть не тянет, на тренировку - нет желания, в боулинг - скука, в клуб - рано. Сейчас бы с Розой прокатиться по городу, отобедать в ресторации "Голден Роуз", потом ко мне. Даже до спальни не дотянул бы, взял прямо на ковре в гостиной, потом на софе, потом на лестнице на второй уровень, потом на кровати, в душе и снова на кровати... Прекрати! Иначе придется пользовать себя прямо в Бене. Саднящие от вожделения чресла требуют разрядки, но о других дамах даже думать не хочу. Вот возьму и удалю их контакты, чтобы неповадно было, только Натали номер три оставлю, полезная девочка, но уже не для меня. Как бы там Билли не утверждал, что минет сексом не является, отныне мой ствол только для Розы.
Рука послушно и безотказно выполняет привычный менуэт поступательных движений. Под прикрытыми веками вздрагивающая от нетерпения Роза, стройные ноги призывно расставлены, пальцы трут Клиторовича, кончик языка скользит по припухшим от моих поцелуев губам, бутоны сосков напряжены, вожделенные створки сочатся влагой. Ух! Отстрел. Осоловелое удовлетворение, дрема и очередной кошмар.
***
Полнолуние. Старый погост с покосившимися каменными крестами. Опять вампирская хрень! Задолбало! Где-то вдали волчий вой. Что-то новенькое, неужели встречу Розу-волчицу, белую, само собой.
- Что ты здесь забыл? - окликает меня Лара Крофт в исполнении моей зазнобы. Короткие шорты, топ, обтягивающий аппетитные формы без бюстгальтера, кобура на левом бедре, на правом близняшка, берцы, коса, неуместные ночью солнцезащитные очки, за плечами рюкзак с притороченными кольями, в руке лопата.
- А ты? - Мои пальцы млеют от желания потискать столь вызывающе нестесненные формы, но сдерживаюсь, девушка вооружена не только лопатой.
- Клад ищу. - Лара-Роза проходит мимо меня, пристально вглядываясь в надгробия.
- А колья тебе зачем? - Иду следом.
- На всякий пожарный. Говорят, тут нечисти полно.
- И тебе не страшно?
- Деньги сильно нужны. Это ты у нас мажор, а мне приходится могилы расхищать.
- Помочь?
Она оборачивается:
- Копать умеешь? Или не царское это дело?
- Не царское, но умею.
- Тогда держи. - Бросает мне лопату. - Надеюсь, больших мозолей, чем от Машки Кулаковой, не натрешь.
- Злая ты, Розка. За что только люблю тебя? - недоумеваю, поигрывая шанцевым инструментом.
- Нашел, у кого спрашивать! Сама удивляюсь, как ты меня терпишь.
- Любовь зла. - Вздыхаю.
- Если назовешь Розочкой-козочкой. - Она выхватывает Glock-17, у которого даже предохранителя нет. - Пиф-паф, и прикопаю прямо тут! Понял?
- Доходчиво до предела. - Смотрю на дуло наставленного на меня пистолета. Готов отбивать пули лопатой, если что, но агрессорша прячет оружие в кобуру.
- Кстати. Клад мой. У тебя денег и так хватает.
- Без проблем. - Облегченный кивок. - Что ищем?
- Золотой уд.
- Что-о-о? - Я спотыкаюсь на ровном месте.
- То-о-о! Девять дюймов чистого золота, девятьсот девяносто девятая проба.
- И зачем он тебе? - с нехорошим предчувствием.
- Распилю и продам по частям или целиком какому-нибудь коллекционеру. А ты что подумал? - Полуоборот ко мне, взгляд поверх очков.
- Да нет, ничего. - Смотрю себе под ноги, чтобы Лара-Роза не просекла моих истинных мыслей, а то опять пукалкой тыкать начнет.
Идем дальше. Присматриваюсь к надписям на могилах, в свете полной луны они вполне читабельны. Вот тут покоится Рита, вон там - Ольга, за ней - Яна, чуть дальше двойное надгробие Чипа и Дейла. Получается, это кладбище удаленных мною контактов бывших подружек. Или их самих?
Огибаем мрачный склеп с фигурой скорбящего ангела на крыше, на двери надпись золотом: "Любимой Клодие от родителей и мужа. Скорбим и помним. Покойся с миром, дорогая Кло". И Прохорова здесь. Не знал, что уже успела выйти замуж студентка Сорбонны. С лета её в наших краях не видел, но ложе делить приходилось, и не только его, тот страстный секс на лодке, который подсмотрела Роза, был с Кло.
Интересно, чью конкретно могилу ищет моя восхитительно расхитительная Лара Крофт. Она останавливается у каждого надгробия, нагибается для прочтения, выставляя на обозрение попу сердечком в натянутых до предела шортах. Вдуть бы ей прямо сейчас!
Будто чуя мои греховные мысли, Лара указывает на скудный холм на краю кладбища. На покосившемся кресте надпись готическим шрифтом: "Розамунд". Не припоминаю даму с таким именем в списке моих постельных побед.
- Уверена? - Чешу щетину на подбородке в ответ на отданный приказ копать.
Лара сбрасывает рюкзак, роется в нем, извлекает какую-то бумажку и фонарик, подсвечивая, изучает. Заглядываю ей через плечо, план кладбища с жирным крестом на этой самой могиле. Вопросов больше не имею. Приступаю к трудовой деятельности, раз напросился.
Яма меньше аршина, а лопата уже скребёт по дереву, неглубоко оказалась прикопана Розамунд.
- Вскрывай. - Запасливая расхитительница гробниц протягивает мне фомку.
Крышку поддеть по углам, долой её. Быстро поддалась, будто на гвоздях экономили, когда заколачивали.
Гляжу на покойницу. Ба! Это та самая вампирша, пившая мою кровь в другом кошмаре.
- Что за черт? - Резко отклоняюсь. - Она же меня сейчас покусает!
- На, нытик! - Лара бросает мне кол. - Пригвозди её к гробу. Только в самое сердце бей, а то не поможет.
- Но это же ты? - Смотрю на свою спутницу, такую неотвратимо опасную с руками на "Глоках". Кого больше бояться, охотницу за сокровищами на краю могилы, в которой стою, или вампиршу в гробу между моих расставленных ног?
- А кто обещал, что обломает мне все шипы? - Отраженный блеск луны на стеклах солнцезащитных очков, перебор пальцев на рукоятях пистолетов. - Эта, - кивок на немертвую, - один из них. Или жаль её?
Жаль, конечно, такую грудь дырявить. И кусается она сладко.
- Что, прямо тут? С ней? - Кошусь на дергающуюся вампиршу, Розамунд замирает в предвкушении своего счастья. - Или втроем? - Теперь уже я в предвкушении, одну лижу, другая сосет кровь из моей бедренной артерии.
- Кобель ты, Высочество! Только о сексе и думаешь! Клад извлекай, балда! - осаживает мои непристойные фантазии Лара.
- Так, а где? - недоумеваю.
- Где-где? - едко. - В Караганде! Где еще члену быть, тем более золотому?
- Ах, там! - доходит до меня простая истина.
Задираю кринолиновый подол, скольжу рукой по атласной коже хладных бедер, шарю в шелковых завитках, вампирша постанывает от вожделения. Нащупываю нечто неуместно препятствующее проникновению, вытаскиваю рывком. Розамунд всхлипывает облегченно. Рассматриваю находку в свете луны - грубо-выстроганный осиновый хрен в девять дюймов, размер тот, а материал подкачал.
- Дай сюда! - требует Лара, сдвигая очки на темя.
Бросаю ей клад.
- Суки! - возмущается она. - Опять накололи! Вечно так, ищешь золото, а находишь лишь палки! - Обманутая охотница за сокровищами швыряет артефакт в кусты у кладбищенской ограды и уходит прочь, надевая на ходу подхваченный с соседнего надгробия рюкзак.
- Лара! - тьфу ты. - Роза! Постой! - Я выбираюсь из могилы.
Неимоверно удлинившаяся рука вампирши хватает меня за штанину.
- Стасичек! - дует окровавленные губы красотка с колом меж пышных грудей. - Не оставляй меня, зачахну я тут без тебя. Освободи или добей. - Клыкастая улыбка.
- Потом, Рози, потом, не до тебя мне сейчас! - Выползаю из ямы, оставив в руках немертвой возлюбленной существенную часть штанов.
Бегу за Ларой, скрывшейся за склепом, а её и след простыл. Вокруг меня, как в фильмах про зомби, разверзаются могилы, выпуская упыриц, тех самых девицы, которых я удалил из контактов. Противный скрип за спиной, дверь склепа отпирает Кло в свадебном платье, в руках букет увядшего флёрдоранжа:
Мать! Бегу от этой жути, распихивая по пути упыриц. Куда там! Наваливаются всем скопом, погребая меня под массой разлагающихся тел и гнойных поцелуев.
***
Раскрываю глаза. Я в Бене на стоянке у первого корпуса. Уже фонари горят. Без четверти восемь на часах. Звоню Ларе. Черт, Розе!
- Как ты, девочка моя? - спрашиваю, едва гудки сменяет её вздох.
- Нормально, мальчик мой.
- Мой мальчик по тебе соскучился, сильно-сильно.
- Удивил! Чего надо, Розовский! - грубое нетерпение.
- Розочка, селфи свое пришли. У меня ни одной твоей фотографии нет.
Через минуту приходит фото затылка. Звоню:
- Издеваешься?
- Нет, - сама невинность. - Что, не нравится моё темечко?
- Мне все в тебе нравится, кроме шипов.
- Привыкай, если залетела, тебе их долго терпеть.
- Ничего, я стойкий. Кстати, ты ужинала?
- Нет, только обедала.
- Перезвоню. - Завожу Беню. Мою девочку нужно накормить, в её холодильнике наверняка шаром покати.
В самый дорогом супермаркете набираю деликатесов, сладостей и нормальных продуктов тоже, овощи, фрукты, мясо. Еду к ней. Оставляю пакеты у двери, спускаюсь вниз, отхожу к кустам сирени, смотрю на освещенное окно её кухни, звоню:
- Роза, дверь открой.
- Зачем? - Зевок. - Ты же обещал!
- Нет меня там. Продукты забери, пока никто из соседей не спер.
- Какие продукты? - недоуменно.
- Питания. Тебе с малышом нужно хорошо питаться.
- Стас, еще рано думать о питании малышей! - раздраженно.
- В самый раз, - настойчиво. - Не возьмешь, буду барабанить в дверь, пока не откроешь.
Моя гордая зазноба подходит к окну, пытается рассмотреть меня в темноте. Выхожу на светлое пятно, чтобы увидела.
- Люблю тебя, Роза.
- Спасибо за заботу, Стас.
Смотрим друг на друга, разделенные стеклом, двумя этажами и её гордостью, последнее - самая сложная преграда.
- Роза, забери продукты и поешь, пожалуйста, - мягко.
- Хорошо. Иди домой и выспись, тебе завтра на первую пару. Не ходи в клуб.
- Не пойду. - Невольно улыбаюсь.
Вот же бабы! Еще не жена, а уже запреты. Но ради тебя, Роза, я готов стать домоседом и нянем нашему малышу. Готов менять памперсы и мыть ему попу, готов не спать по ночам и качать его на руках, чтобы ты отдохнула от забот и выспалась. Готов терпеть твой токсикоз и противоречивые желания во время беременности, и первой, и второй, и третьей. Готов держать тебя за руку во время родов. Готов быть рядом, пока растут наши дети, и потом, пока смерть не разлучит нас.
На волне обуреваемых меня чувств посылаю ей ссылку на клип Леонардо Коина Dance Me to the End of Love (Танцуй со мной до конца любви). Чисто случайно набрел на него на просторах Интернета, и если бы не встреча с Розой, прошел бы мимо. Сажусь в Беню, ожидаю ответа, а его нет.
*** Роза
Хохочу, обнимая пакеты благотворительной помощи Принца, сидя на полу у двери. Стас! Ты не имеешь права рвать мое сердце и душу!
"Танцуй со мной под обжигающий мотив".
Ни за что!
"Танцуй со мной сквозь страх, пока не станет сил идти".
Это подло, Стас! Подло и низко!
"Позволь почувствовать твои движения".
Ты просто сволочь, Стас!
"Танцуй со мной дальше и дальше, танцуй со мной очень нежно, танцуй со мной очень долго, мы оба ниже нашей любви, и оба выше".
Зачем ты так со мной?
"Веди меня в танце к нашим детям".
Тварь!
"Танцуй со мной сквозь занавес, износившийся от наших поцелуев".
Подонок!
"Танцуй со мной до конца разлук, танцуй со мной до конца любви".
Нет!
Истерика, снова она. Я не должна! Любовь не для меня! Слишком больно, Стас! Слишком тяжко.
*** Стас
По газам и на объездную, рано еще для гонок, но наши уже собираются. Не могу спать. И метаться по квартире не хочу. Роза не ответила на посланный клип, будто плюнула в раскрытую душу.
Гоночный тусняк уже подтягивается. Все те же лица. Джени, Женька, на красном Maserati, та еще оторва, все ноет, что пацаном не родилась, прокурорская дочка. Лес, Лёшка Лесовский, на желтом Ferrari, футболист в отцовском клубе, центрфорвард основного состава, когда-то вместе тренировались. Сом, Серега Сомов, на ультрамариновом Lamborghini, сын губернатора. Кас, Буба Касидзе, на белом Porsche, отпрыск главы грузинской мафии. Лорд, даже имени его не знаю, на черном Aston Martin, местная звезда рэпа. Прочая знать на тачках классом ниже. Что-то новенькое, вернее, уже позабытая старенькая, золотая Бетси, Bentley Кло Прохоровой. Откуда? Неужели Водочный король дал кому-то прокатиться на любимой игрушке обожаемой доченьки? Нет, за рулем хозяйка. Кло изящно, как истинная француженка, извлекает себя из авто. Толпа кавалеров вокруг. Она впитывает мужское обожание, становясь еще краше, хотя и так предел совершенства.
Грациозно ступая на неимоверных шпильках, Прохорова приближается ко мне:
- Стасик, рада тебя видеть! - Лезет обниматься.
- Какими судьбами, Кло? Сорбонну на карантин закрыли? - скучающе на её горячее приветствие.
- Бросила я это гнилое дело, mon ami (мой друг, франц.), - томно. - Ты же знаешь Европу, их образование для нашего русского бизнеса не годится.
- Значит, не потянула, - зрю в корень.
- А сам почему в Оксфорд не пошел?
- Потому и не пошел.
- Какой ты душка, Стасик. - Она гладит меня по щеке. - Мне всегда импонировал твой незамысловатый самоуничижительный юмор. Но я-то знаю, что ты умнее многих, только прикидываешься дурачком.
- С дурака спрос невелик. - Отстраняюсь от неё.
- Как и с дурочки. - Понимающая улыбка. - Я тоже частенько глупенькой прикидываюсь перед папочкой. Кстати, как там у вас в альма-матер?
- Весело пока. Неужели к нам надумала? - Мне уже страшно.
- Если зачтут мои два года Сорбонны за ваши четыре курса, будем учиться вместе.
- К чему тебе напрягаться? С твоим папой могут сразу диплом выдать, красный.
- А что о нас люди скажут? Нам ведь ими править, нужно хотя бы видимость приличия соблюсти. Ты тоже томишься в этом убогом учебном заведении, чтобы быть ближе к народу, пройти тем же путем, познать его нужды и чаянья, - с пафосом потенциального политика. - Ну что, по коням? - Её глаза вспыхивают азартом. - Я жажду реванша за бастильский проигрыш.
Было дело, покатались в День взятия Бастилии, эта русская француженка продула нам с Беней на своей Бетси, а она не терпит проигрышей. Дам ей возможность отыграться, а то весь мозг выест. Специально придерживаю Беню на финише, пусть Кло пожинает лавры.
- А-а-а! Я тебя сделала! - ликует Прохорова, бросаясь мне на шею после заезда. Лезет целоваться: - Стасик, к тебе или ко мне?
- Я к себе, ты к себе. - Отстраняю опьяненную победой Принцессу.
- Что так? - Её радость несколько угасает.
- Устал. Пока. Поехал спать, завтра на занятия рано вставать.
- Один спать будешь? Или тебя кто-то ждет? - Кло не дает мне открыть дверь Бени.
- Один! Совсем один!
- Как безрадостно. Может, скрасим друг другу одиночество?
- Ты лучший. - Она кладет руку мне на грудь, забирается пальцами под куртку.
Не все так считают, а жаль.
- Нет, Кло! - твердо.
- Кто она, Стас? - Пристальный взгляд.
- Ты о ком? - разыгрываю непонимание.
- Не прикидывайся дурачком, со мной так не выйдет!
- Отстань! - Убираю назойливую девицу с дороги, аккуратно. Сажусь в Беню.
- Я все равно узнаю! - настырно.
- Удачи! - Захлопываю дверь и по газам, прочь от навязчивых принцесс, но, увы, не к Розе.
Просыпаюсь в семь по требованию будильника, еле глаза разлепляю. Сообщение от Розы, её селфи, волосы распущены, но мою метку на шее видно, уголки губ опущены. Она в голубом сарафане в ромашку, плотный лиф обтягивает грудь, бретелек бюстгальтера не видно. Глажу экран смартфона и улыбаюсь. Хочется убрать непокорную прядь, падающую ей на лицо. Откинуть назад шелковистые волосы. Провести пальцами по засосу, коснуться его губами, поддразнивая Колючку. Пробраться под лиф, нащупать соски, усадить недотрогу на себя и войти. Опять наяриваю жезл, а что остается, если Розы нет рядом.
После занятий еду в магазин элитного белья и скупаю много чего пикантного для Розы. Отсылаю с курьером, сам жду под окнами.
Звонит:
- Стас! - возмущенно. - Как это понимать?
- Что, не подошло или не понравилось?
- Я не ношу такое! - Ханжа во всей красе. - Не собираюсь это даже мерить!
- Без трусов ходишь? - невинно.
- Нет! - гневно. - Стринги не мое!
- Зря. С твоей попой в самый раз. Не ломайся, любимая, позволь тебя в этом увидеть.
- Не стану я делать селфи в неглиже, не надейся! - Переубеждать бесполезно.
- А по Skype? У них самый защищенный канал. И никаких записей. Покажешь мне обновки, и все.
- Больной извращенец!
- Хочешь, чтобы твой персональный вуайерист стал маньяком и охотился на тебя по пути на работу? - дожимаю колючую скромницу угрозой.
- Ты уже поохотился у меня на работе!
- Тебе не понравилось? - Улыбаюсь, представляя её румянец.
- Мне не понравилась твоя беспечность, дитя природы.
- Розочка, от подглядывания никакого ущерба, - подтекстом: пузо не надует.
- Тебе это так нужно? - Вздох.
- Мне нужна ты. Хотя бы так, удаленно.
- Сбрасывай контакт, соединюсь, когда разберусь, как это на себя напялить.
Радостный иду в Беню, жду, сжимая в руках планшет. Проходит час, я уже весь на нервах. Неужели опять кинула меня девушка моей мечты? Наконец-то Skype пучится сигналом дозвона, соединяюсь. На экране Роза в отвратительном махровом халате, затертом до предела.
- Здравствуй еще раз, любовь моя. Что это на тебе? Вроде в покупках такого не было.
- Стас, мне сейчас не до шуток! - Моя девочка напряжена, явно нервничает.
- Прости, я ждал несколько иного.
- Это "несколько иное" создано доводить меня до белого каления!
- Какие-то проблемы? - Сдерживаю улыбку.
- Ага! Попробуй застегнуть корсет, когда крючки на спине! Руки сломаешь! А пояс с подвязками! Зачем он вообще нужен? Пока разобралась в крепеже, чулки порвала, теперь они в стрелках.
- Роза, это всего лишь нейлон.
- Очень дорогой, такие на рынке не продают, чтоб без липучек. Зачем ты их купил?
- Представил тебя в этом и захотел увидеть в реале.
- Тебя ожидает разочарование. - Она краснеет.
- Это мне решать. Не томи, Розочка, покажи, что получилось.
- Только не смейся, ладно?
- Что ты. - Улыбаюсь помимо воли. - Мне сейчас совсем не до смеха. Ну же, любимая, не стыдись.
Роза со вздохом снимает уродский халат и демонстрирует черное белье, короткое бюстье, кружевной пояс с подвязками, чулки с идентичным кружевом резинок, трусики, самые скромные из тех, что послал. Она сидит на кровати, монитор с камерой несколько выше, наверное, на столе.
- Как тебе? - Выстрел кротким взглядом.
- Я уже на взводе. Отмени карантин, чаровница. Я тут рядом, минута, и у тебя. - Член реально рвет ширинку.
- Нет! - испуганно. - Даже не думай, не открою. Вообще выброшу это чертово белье!
- Тише, красавица, не бузи. Лучше бюстье приспусти, покажи бутончики.
- Ты! - Она задыхается от возмущения.
- Розочка, я тебя уже видел и не только. Хватит скромничать.
- А если кто-то увидит? - обеспокоенно.
- Кто? Я один в машине. Папарацци тут не толпятся, в окна не лезут. - Поворачиваю планшет в разные стороны, чтобы убедилась. Она стыдливо оголяет грудь. Лед тронулся, продолжим: - Какая прелесть, любовь моя! Погладь соски.
- Стас, ты просто хотел посмотреть на меня в неглиже! - с упреком.
- Ладно, тебе! Не говори, что не делала так наедине с собой.
Краска ланит гуще, но скромница выполняет мою просьбу. Тереблю уд, стесненный штанами, наблюдая за ней.
- Покажи киску. - Лихорадочно расстегиваю болты джинсов. - Ну же, Розочка, сними трусики, хотя бы сдвинь.
Одарив меня дерзким взглядом, она отодвигает кружева, являя бритую красотку. Наверняка из-за бритья задержалась с видеосеансом, а не только из-за застежек. Лестно.
- Три клитор, - требую, работая кулаком.
- Стас! Чем ты там занимаешься? - Она замечает мои манипуляции.
- Роза! - рычу. - Дай мне разрядку!
Скромница опускает ресницы, двигает пальцем у верхнего угла половых губ. Наше дыхание учащается, я ловлю каждое её движение, непостижимым образом попадая в такт. Она смелеет, идет дальше без моего понукания, вводит в себя палец, второй. Ритм ускоряется, она всхлипывает, одинокая слеза катится из-под полуприкрытых ресниц.
- Ох, Роза! - Отстрел. Оба тяжело дышим. - Люблю тебя, - шепчу, глядя на раскрасневшееся от страсти лицо, на поблескивающие влагой глаза.
- Ты извращенец, Стас! - Она вскакивает с кровати и скрывается из обзора камеры, прихватив с собой уродский халат.
Привожу себя в пристойный вид. На душе полный раздрай. Несмотря на разрядку, порываюсь бежать к ней, мало мне Skype-любви, катастрофически мало, но не хочу снова нарваться на ссору. Лежу, максимально откинув спинку сиденья, пережидаю, когда утихнет тяга.
- Стас. - Роза вновь возникает на экране планшета, она в серой футболке с длинными рукавами и теплых лосинах, на плечах старый пуховый платок.
Отопление еще не включили, ей должно быть холодно в одном белье. А я даже мурашек на её коже не заметил, будучи одержим совсем другим зрелищем.
- Прости меня, Розочка, что заставил тебя раздеться в такой холодине.
Она снова смущается:
- Все нормально, Стас. Я, не особо чувствовала холод. Мне было жарко.
- Роза, мать твою! Я сейчас приду! - Меня буквально подбрасывает на сиденье, рука на дверной рычаг.
- Две недели, мой Принц. Ты обещал, - робко и нежно.
Мое сердце замирает на мгновение от щемящих душу интонаций и пускается вскачь. Никуда ты от меня не денешься, Роза, даже если план залета не сработал.
Две недели ежедневный стриптиз по видеосвязи с последующим самоублажением, потом курьер с подарками или продуктами, обед, учеба, ужин, чай, разговор не о чем и обо всем, нежное прощание на ночь. Мы будто супруги, живущие на разных континентах, объединенные цифровым сигналом к спутнику и обратно.
В стотысячный раз хлещу себя мысленно за видеобесстыдство и в то же время признаю, что получаю драйв от роли порноактрисы для Принца. Вид обнаженного Стаса, Эросом возлежащего на широком ложе, с напряженным достоинством и жадным взглядом - наркотик, афродизиак, заставлявший меня творить безумства перед камерой на радость хитрому демону, упивающемуся бесстыдством растленной подружки. Самка, которой уступаю место в пикантные видеомоменты, окончательно потеряла стыд, вытворяет такое, что даже пересказывать не хочу. Ладно, поведаю о паре-тройке ярких моментов.
Ромашковая коллизия.
Стас упрашивает меня облачиться в пресловутый сарафан, затем оголить грудь, задрать подол и ублажать себя пальцами перед камерой. За эпизод видеопозора я удостаиваюсь хрустальной вазой с букетом ромашек, на весь срок карантина хватит гадать залет-незалет. К подарку записка: "Не могу налюбоваться на ромашковый сарафан. Твой Принц". Самка тут же записывает самца в неисправимые романтики. Опираясь на опыт отношений дедули с бабулей, она считает ромашки серьезной заявкой на "жили долго и счастливо". Гордячка с ней не согласна из чистого упрямства извечного оппонента, но ей приятно, что Высочество не забыл об отсутствии вазы в моем хозяйстве.
Медовый боди-арт.
Поливаю себя жидким медом, присланным Стасом среди прочих продуктов. Рисую липкие узоры на теле, облизываю пальцы. Дальнейшие манипуляции носят более интимный характер, настолько, что слипшуюся пятую точку потом еле отмыла и не только её. Награда - новое покрывало, кипенно-белое, стеганное розочками золотой нитью, и шелковое постельное белье.
Плюшевая зоофилия.
Венценосный мальчик одаривает меня медведем в человеческий рост, короткий кремовый ворс, умильная морда, на шее голубой бант, машинная вышивка "Стасик" на конце ленты. При подарке записка: "Моей девочке в мое отсутствие".
Один взгляд на плюшевый заменитель предрешает мою реакцию. Прикид - неглиже в тон бантику: два кружевных треугольника на лямках - бюстгальтер, трусики - две тесёмки, одна вокруг бедер, другая между. Прическа девочки-припевочки, два высоких хвоста с голубыми резинками. В таком виде трусь о мишку грудью, целую в нос, обнимаю себя его лапами, вертя попой перед ошалевшим от зрелища дарителем на том конце цифрового сигнала. Окрыленная реакцией Стаса, осёдлываю его плюшевого тезку, скачу неистовой всадницей. В порыве изображаемой страсти срываю с себя нагрудные кружева, размахиваю ими, как лассо, тряся сиськами цыганочку. Чтобы окончательно добить зрителя до финала, усаживаюсь мишке на морду, балую Клиторович трением о нос плюшевого милашки, издавая животные стоны. Пускаю скупую слезу, все, что могу выдавить из себя, благодаря комичности ситуации в большей степени, нежели эротичности. Высочеству обязательно нужно видеть мой оргазм, иначе примчится спасать "свою девочку" от фригидности. Он и сейчас порывается защищать плюшевых животных от человеческого насилия. Демонстрирую ему вечно довольную морду мишки, испачканную моими соками, заверяя, что ни одна плюшевая тварь при съемках зоопорно не пострадала. Стас нехотя признает, что тезка выглядит более довольным, чем при покупке. Помахав ему на прощание медвежьей лапой, сообщаю, что мы с моим новым другом совсем не скучаем без папочки. Высочество рыкает медведем, обещая отшлепать плохую девочку за плюш-измену.
Беличьи страсти.
Барин жалует мне меха, шубу, с запиской: "Зима близко". В долгу не остаюсь, после двухчасовой репетиции являюсь пред его светлы очи в мехах и исполняю стрип-танец нанайских девочек. Высочество жаждет присоединиться, чтобы лично погреть нанайку трением. Остужаю его пыл заявлением, что тундра не близко, и у меня уже есть толпа беличьих шкурок, готовых согревать мое беззащитное девичье тело долгую суровую зиму. Несостоявшийся нанайский мальчик клянется, добравшись до тундры, отодрать меня в этой шубе так, что беличьи шкурки вспомнят, как бегали при жизни, и разлетятся по закоулочкам.
Теперь понимаете, почему в день окончания секс-карантина у медовой девочки-ромашки-плюшзоофилки нанайского происхождения душа в пятках, вернее, разрывается между мандражем гордячки и томлением самки. Сижу на лекции как на иголках, слушаю и не слышу преподавателя из-за круговерти в голове и теле. Встреча с раздраконенным до предела самцом назначена на перемену после первой пары.
Локоть в бок:
- Азка, в чем дело? - шепот Ксю. - Чего зависла?
Подруга не в курсе моих перипетий с Высочеством, не смогла ей рассказать о возможной беременности и наших ролевых видеоиграх.
- Все нормально. - Давлю улыбку, пытаясь вернуться к записи конспекта.
На пятиминутке между уроками я аудиторию не покидаю, не уверена, что ноги не подведут. Ольга тоже остается, Ксю при ней меня расспросами не пытает. Появление в дверном проеме Стаса, пристально изучающего меня, подобно удару током. Держать его взгляд через барьер монитора - одно, а вот так, в живую - то в жар, то в холод, бабочки под диафрагмой и мокрые трусы. Качаю головой, не выйду, потом. Он кивает и исчезает, провожаемый тихим вздоом Ольги.
- Что у тебя с ним? - шепчет мне на ухо Ксю.
- Деловой разговор.
- Что за дела такие?
- Личные.
Ольга нарочито роется в сумке, шестое чувство подсказывает, прячет слезы. Возвращается преподаватель, и лекция продолжается назло любопытству Ксю.
К концу второго академического часа меня уже трясет, не могу ни четко мыслить, ни говорить. Стоит звонку поразить нас громом небесным, как Ксю набрасывается на меня с расспросами, а я словами давлюсь. Руки дрожат, неспособные даже тетради в сумку сложить, пихаю как попало.
- Аза, у тебя опять нервный срыв из-за этих личных дел с Розовским! - подруга утверждает, не спрашивает, помогая мне собирать вещи. - Нет! Так не пойдет! Это уже ни в какие ворота не лезет! Я ему все выскажу!
- Не стоит. Сама разберусь. - Отчаянно на это надеясь, вынести стихийное бедствие по имени Стас никаких шипов и ядов не хватит.
Принц ожидает меня за дверью аудитории, хватает за руку и увлекает за собой. Даже пикнуть не успеваю, воспротивиться, осадить его, будто он мой хозяин, а я его рабыня, безвольная и бесправная. Ксю застывает с открытым ртом, наблюдая за моим похищением. Ольга увядает скошенным цветком. Бедная, ей бы радоваться, что такое "счастье" мимо проплыло, мне вот не повезло.
Попиратель женских святынь заводит меня в дамскую уборную, вызывая возмущенные крики посетительниц, толкает в пустую кабинку, закрывает за собой дверь на защелку.
- Стас! - ко мне возвращается дар речи. - Это женский туалет!
- И что? Я не стесняюсь. Но если тебе тут неловко, идем в мужской. Только там я стесняться буду! - Выражение его лица отбивает всякое желание спорить. - Снимай штаны! Тест на беременность пройдешь. - Потрясает белым пакетом с логотипом аптеки, незамеченный мной ранее.
- Что, прямо здесь? - Я в шоке. - Может, после занятий, дома?
- Роза, я лишнюю неделю ждал! Никаких проволочек!
Выполняю его повеление, сама хочу знать ответ. Стас выхватывает у меня обписанный тест, темнеет лицом. Одна полоска. Мое сердце стучит радостным боем: "Не залет, не залет, не залет!"
- Ещё! - Не состоявшийся папаша вручает мне второй тест.
- Зачем? - удивляюсь.
- Вдруг ошибка. Писай давай!
- Больше нечем. - Рдею.
- Поднатужься! Хоть пару капель.
Давлю из себя эти "пару капель", как Антон Павлович давил внутреннего раба. Результат - одна полоска. Ю-ху!
- Убедился? - Поднимаюсь с унитаза, застегиваю штаны.
- Да! - зло.
Гляжу на Высочество потрясенно, позабыв даже на кнопку слива нажать.
- Ты хотел этого ублюдка? - доходит до меня абсурдная истина.
- Ребенка, Роза, нашего с тобой ребенка!
Что-то ломается внутри, трещит, трескается, распадается, так знакомо, и в то же время с новыми обертонами. Нет, в этот раз меня не бросили, просто обманули, но разрушительный эффект от того не меньше. Оттираю Стаса в сторону, щеколду вверх, толкаю дверь. У рукомойников ни души, хорошо, что у нашей драмы нет свидетелей.
- Роза! - Коварный обманщик ловит меня за талию, прижимает спиной к себе, целует в макушку. - Я хотел как лучше, иначе отца не уломать.
- Ты остолоп, Стас! - взрываюсь криком, высвобождаясь из его рук. Отскакиваю на безопасное расстояние, смотрю на него с яростью: - Такие вещи должны решать оба родителя! Но и тогда последнее слово за женщиной!
Мою руки и на выход.
- Не так быстро, прелесть моя! - Несостоявшийся папаша заслоняет собой дверь.
Поцелуй, на который не отвечаю, сцепив зубы, жду, когда его пыл остынет.
- Роза, перестань меня динамить! - Стас выдыхается толкать свой язык в мой закрытый рот. - Это больно!
- А мне больно оттого, что ты рядом! - Упираюсь руками ему в грудь. - Все кончено!
- Нет! Все только начинается!
- Стас, ты только что растоптал мое доверие, а без него близость невозможна в принципе, разве что за деньги, но с этим в бордель! - Выталкиваю себя из его объятий.
- Погоди, не руби с плеча! Давай начнем все сначала, свидания, кино...
- Не питай мое презрение! - Уничижительный взгляд. - Твой статус и так уже ниже плинтуса!
Выскакиваю за дверь, пока Высочество не бухнулся на колени марать дорогие штаны о грязный кафель пола, вымаливая подачку моей благосклонности. Прочь отсюда, мимо Ксю и Ольги, топчущихся у туалета: "Не сейчас", - первой. - "Забирай его себе", - второй. Прочь из корпуса, не до учебы мне сегодня. В душе радость и боль, слезы на глазах, смех из уст, эмоциональный коллапс. Будь он не ладен! Ноги сами несут меня к скверу и мосту, время вернуть должок цыганке.
Тезка общается с клиенткой, дамой под тридцать:
- Послушай, милая, верное средство. Пьешь месяц, и кожа твоя разглаживается, становится упругая, как попка младенца, без всякого ботокса. Будешь довольна и судьбу свою встретишь, богом клянусь.
Дамочка кивает, тряся залакированными кудрями, что-то спрашивает, уточняет. Я не слушаю, отхожу, чтобы не мешать цыганскому бизнесу. Удовлетворившись ответом, охмуренная достает кошелёк и приобретает "верное средство". Нетерпеливо приняв пузырек из рук Розы, она удаляется мимо меня, цокая шпильками сапог.
- Что за средство такое? Заговоренная моча шанхайской макаки? - праздно интересуюсь вместо приветствия.
- Ай-яй-яй! - качает головой цыганка. - Больно остра ты на язык. Настой пустырника то.
- Успокоительное вместо ботокса - креативное решение.
- Зато спокойнее станет. Глядишь, и яд этот рыбий колоть не будет. Полюбит себя такой, какая есть.
- Гуманно. Вот, возвращаю долг. - Протягиваю гуманистке остаток суммы, но в последний момент отдергиваю руку. - Что было в том пакетике? И не надо мне заливать про магическую гомеопатию, я распробовала химию сквозь полынную горечь.
- Эскапел, - называет она препарат, фаворит списка посткоитальной контрацепции, доступный только москвичкам.
- Зачем с травой фасовать, не проще как есть толкать? Давись потом бурдой! - Так и тянет сплюнуть фантомную горечь.
- У нас тут черный рынок, милая. И клиент такой, которому целительство подавай, травы, наговоры, а не аптечную химию. - Цыганка выхватывает у меня деньги.
- Могли бы скидку сироте сделать за вкусовой ущерб при употреблении! - Везде сплошной обман, оттого и горько, и стыд потерян.
Тезка смотрит пристально на мою улыбчивую физиономию и возвращает сотню:
- На, мороженое себе купи, сиротка.
Не в силах выдержать её взгляд, бегу прочь, не взяв милостыню. Чувствую себя вывалянной в грязи, до того мерзко клянчить.
Спеша по улице, краем глаза замечаю вывеску "Центр планирования семьи". Останавливаюсь. Жизненно необходимо обезопасить себя от подобных стрессов. В любой момент в мою жизнь может ворваться мужчина, тот же Стас, сильно удивлюсь, если ничтожество отстанет. Пить противозачаточные - можно забыть, пропустить прием, да и не склонна я к употреблению колес. Спираль - достойный будущего механика способ, пусть и с малым риском внематочной беременности, но без побочных эффектов не бывает контрацепции, везде свои минусы.
Заведение на клинику не тянет, частная практика трех гинекологов, судя по рекламному постеру на двери: две улыбчивые дамы и мужчина в расцвете лет, пронзающие взглядом, ты записалась на прием. Что ж, если тут спирали ставят, помимо планов, я ваш клиент.
Медсестра выдает мне прейскурант услуг, не заикнувшись о вреде механической контрацепции нерожавшей женщине и прочих угрозах будущему материнству. Моих скромных сбережений хватает на оплату долгоиграющей спирали, за восемь лет успею и высшее образование получить, и карьеру начать, а там посмотрим, стоит ли вообще детей заводить. Врач интересуется, беременна ли я, и, получив отрицательный ответ, награждает меня защитой от спермопоработителей.
Дома собираю Стасовы подарки в большой мусорный пакет. Выбросить жалко, а раздать некому, знакомых ночных бабочек не имею, чтобы вручить в хорошие руки интимное белье. Беличья шубка на дворничихе Зотовой будет едва ли уместно смотреться, да и стоит она прилично, жаль, ценника и кассового чека нет, сдала бы обратно. Ладно, пусть лежит пока на радость местной моли, вдруг даритель потребует назад, что вряд ли, Высочество щедр за папин счет. Усадив мишку Стасика на пол в спальне Лидии, вручаю ему мешок, пусть бережёт.
Инспекция холодильника отправляет часть деликатесов в мусорное ведро, испорчены, не обладаю желудком бегемота, чтобы все это поглотить, но и оставшегося с лихвой хватит до конца месяца. После посещения гинекологии финансы мои почти на нуле, на прокорм не хватит.
В субботу стартуют регулы с однодневной задержкой. Поймав в лекционной аудитории взгляд Ольги, вспоминаю разговор о менструации месячной давности, недостающие части мозаики встают на свои места.
- Передай Розовскому, - обращаюсь к шпионке после пары, - у меня критические дни начались. Тебе ведь не впервой.
- Прости, он попросил. - Синюкова опускает взгляд.
- А ты не смогла ему отказать, безотказная ты наша!
Ольга к нам с Ксю на лекции не присоединяется, чему моя подруга несказанно рада:
- Знаешь, терпеть не могу эту Синьку. - Выстрел глазами в Ольгу, вернувшуюся в компанию Яны. - Гнилая она какая-то. Так что у тебя с Уродом?
- Больше ничего. - Вчера я отключила телефон после того, как снова отправила контакт прЫнца в черный список, потому Ксю устраивает мне допрос сейчас.
- Точно? Что он вообще хотел?
- Большой и светлой любви с кучей детишек.
- И ты его послала? Розовского, самого завидного жениха! - громче обычного.
Соседствующая публика навостряет уши, тут же притихнув.
- Да, избавилась от самого незавидного подлеца! И больше не хочу о нем говорить! - злым шепотом.
- Принято. - Ксю сворачивает допрос.
Каждый учебный день вижу Стаса, он нарочито появляющегося на моем пути. То на стоянке ест меня глазами, облокотившись на Беню. То в коридорах первого корпуса подпирает колонну живым атлантом. То в читальном зале садится напротив, мешая мне изучать литературу.
- Смотри, сама Прицепрошка. - Ксю указывает на группу студентов-старшекурсников. - Слышала, она теперь у нас на экономфаке учится.
- Ты о ком? - Разглядываю указанную группу. Мы стоим у запертой аудитории, ожидая начала пары.
- О Кло Прохоровой. Я тебе о ней в сентябре говорила.
Дочь Водочного короля, и правда, принцесса, одета, будто спустилась с парижского подиума последней осенне-зимней коллекции прет-а-порте, не чета местным модницам, и вкус, и стиль, и шик, все при ней. Вокруг свита: придворные дамы нашего разлива, миловидные кавалеры, ловящие каждый взгляд, слово, вздох примы.
Процессия медленно и вальяжно движется мимо нас, что позволяет рассмотреть Кло в деталях. Длинноволосая шатенка с тщательно уложенными спиралевидными локонами. Правильные черты лица лишены изысканной утонченности. Полные губы. Каре-зеленые глаза кажутся серыми из-за макияжа. Ростом она не вышла, даже на двенадцатисантиметровой шпильке не дотягивает до моей макушки. Грудь тоже подкачала, едва ли второй размер.
Водочная принцесса останавливается, поймав мой взгляд, одаривает полуулыбкой: проигрываешь по всем статьям, детка. На что я ей лучезарно улыбаюсь: не все то золото, что блестит. Не прочтя подтекста, она дрейфует дальше, увлекая за собой суетливую свиту.
- У меня глюки, или вы с Прицепрошкой мерились сиськами? - выдает Ксю.
- Мои больше! - хмыкаю на её меткое наблюдение. Что поделаешь, бабам при отсутствии членов остаются только сиськи.
- Стасик тоже так думает, раз пялится на тебя. - Кивок на живого атланта.
- Пусть смотрит, все равно женится на принцессе, хоть бы на этой.
- Точно, выгодная со всех сторон партия.
- Совет да любовь! - Представив золотую парочку у алтаря, испытываю безмятежное безразличие, лишь где-то на задворках сознания легкая рябь по глади - тихий вздох самки.
В четверг после пар спешу на трамвай. Мой номер подходит, по сторонам глядеть некогда. Летящую к общественному транспорту стрелу грубо хватают за локоть и разворачивают совсем в другом направлении.
- Какого черта! - Стрела врезается кулаками в грудь неугомонного сталкера, жаль, таким наконечником не пробить броню одержимости, не вонзиться в коварное сердце, не убить извращенную любовь ко мне.
*** Стас
Кулаком в стену. Мало? Еще! До кровавого следа на кафеле. Чтобы одна боль пожрала другую, только физической я не чувствую, а от душевной хочется голову размозжить, кулак - малая жертва.
- Стас! Что ты делаешь? - кричит Ольга, заходя в дамскую комнату. - У тебя кровь! - В глазах ужас.
Смотрю на неё через плечо, стиснув зубы, открою рот, пошлю куда подальше, а она ни в чём не виновата, всегда со мной ласкова, приветлива и открыта в отличие от Колючки. Но у меня свет клином сошелся на Розе, хоть волком вой, хоть сразу в петлю лезь.
- Можно, посмотрю? - Ольга осторожно приближается ко мне, осознавая, что я сейчас опаснее дикого зверя. - Позволь помочь.
Адреналин отступает, даря физическую боль.
- Спасибо, не стоит, - выдыхаю, мышцы расслабляются.
- Конечно, стоит! Столько кровищи! - Доброхотка уже смело берет меня за запястье поврежденной руки. - Ты куртку испачкал. Давай промою раны, и пятна нужно холодной водой замыть, пока свежие.
Не сопротивляюсь её заботе. Вода журчит, смывая кровь с ссадин на костяшках, смотрю на это отстраненно, будто не моя рука вовсе. Ольга промакивает раны одноразовыми платками, заклеивает пластырем, в её бездонной сумочке много чего припасено на жизненные форс-мажоры. Оставшиеся в пачке платки идут на уход за моей верхней одеждой.
- Брось, это всего лишь тряпка.
- Ничего себе тряпка от Burberry! Представляю, сколько она стоит! - Ольга остервенело продолжает тереть темно-зеленый полиамид, имитирующий сатин.
- Ну что ты, перестань. - Прижимаю к себе всхлипывающую девушку, вцепившуюся в полы моей куртки.
Так и стоим. Она плачет, то ли испугавшись за меня, то ли от невозможности моей взаимности. Я глажу её по спине с чувством полной безысходности. Меня любит девушка, которую я не люблю, зато схожу с ума по той, которой совсем не нужен. Вселенский закон подлости!
До конца пар плаваю в пустоте, лекции слушаю, даже что-то пишу, но при этом отсутствую. Дома аппетита нет вовсе, даже намека. На тренировку с разбитой рукой - дядя Паша выставит вон. Валяюсь на софе, глядя в потолок.
Почему я запал на такую бессердечную особу? Если установить причину, можно раз и навсегда вырвать Занозу из сердца. Но формула любви пока не открыта, противоядие не найдено. Сколько народу страдает, мучается от неразделенного чувства, но поделать ничего не может. Каждый ищет свой способ, и мне придется. Он обязан быть, этот светлый выход из крышесносного цикла.
Гуляю по темным улицам в поисках драки, чтобы мозги на место стали. Добредаю до дома виновницы моего душевного кризиса, изрядно промокнув. В её окнах темно. Уже спит. А мне не до сна, но не из боязни кошмаров с участием моей примы, просто не могу уснуть, стресс виновник. Сходить бы к мозгоправу, да толку, Инга регулярно посещает Заборовского, все равно употребляет антидепрессанты как "Тик-так".
Экспроприирую из отцовского кабинета фото с юной бегуньей, отныне её место на моей прикроватной тумбочке. Распечатываю её селфи в ромашковом сарафане, десять штук, развешиваю по квартире. Фото с макушкой тоже печатаю, креплю к соседней подушке, вроде как спит рядом. Увы, обделен отцовской способностью к рисованию, а то писал бы её портреты в рамках противолюбовной терапии. Хожу по комнатам, представляя, что она рядом, полный бред, но потакаю безумию. Скоро разговаривать с ней начну: "Доброе утро, Роза! Как спалось? Отлично выглядишь. Я в душ. Ты со мной? Приятного аппетита, радость моя! Правда, вкусно? Спокойной ночи, любимая! И тебе сладких снов".
Моральному "плинтусу" не зазорно быть сталкером. Мазохисту нужно видеть объект своих грёз хотя бы раз в день. Но грёза неизменно проходит мимо, смотрит сквозь меня, отчего готов усомниться в своей материальности, будто уже преставился от любви, но вместо преферанса с ангелами или серных ванн с демонами продолжаю волочиться за Колючкой, вынашивая план её похищения.
В дачном поселке есть недостроенный дом, отец купил его у разорившегося владельца. Стены, крыша присутствуют, всего остального нет, но подвал полностью сделан. Если поставить там раскладушку, вопрос отопления решить обогревателем, электричество туда подведено, то выйдет отличное место для похищенной.
Масла в огонь моей маниакальной одержимости Колючкой подливает Кло:
- Твоя фаворитка миленькая. Только я понять не могу, что ты нашел в этой simpleton (простушке, франц.)?
- Простоту. - Поздно пыжишься, подружка дней моих разгульных, маньяка не остановить пренебрежительным замечанием в адрес его желанной жертвы.
Видя, как Роза бежит к трамвайной остановке, вспоминаю её побег от меня после глупейшей дефлорации пальцами. Срываюсь с места. Тормоза отказывают. Стоп-кран сломан. Самка убегает - догнать.
Стас так близко, не вырваться, не оттолкнуть, смотрит с вызовом, готов напасть и мою атаку отразить. Я немею от бури чувств в его глазах, в выражении лица, ничего хорошего мне не сулящего.
- Если до конца семестра не станешь моей девушкой, вылетишь из универа! Тебя потом ни один ВУЗ города не примут, я об этом позабочусь. Будешь до пенсии швабру тягать! У тебя два месяца, Роза, дальше пеняй на себя!
Пораженная Розовым громом, беспомощно наблюдаю за силуэтом удаляющегося шантажиста. Кто он такой, чтобы лишать меня права на будущее!
- Ты еще здесь? - Ко мне спешит Ксю, задержавшаяся в корпусе ради припудривания носика. - Это Розовский был? - Взгляд в сторону скрывающегося за углом Стаса. - Азка! Не молчи! Что опять стряслось? Что ему снова нужно?
- Сказал, меня отчислят, если не буду с ним спать, - едва шепчу дрожащими от подступающего смеха губами. - И я больше ни в один ВУЗ города не поступлю.
- Что за бред! Аза, блеф это чистой воды! Ну же, успокойся! Козлина просто не знает, на какой козе к тебе подъехать, потому и запугивает.
- Думаешь? - Моя истерика отпускает.
- Конечно. Он же не совсем сволочь. Просто мальчиГ привык получать те игрушки, которые пожелает, а ты не даешься, вот и изгаляется.
- А если это не пустая угроза? Стас ведь Розовский. - Сомнения еще гложут.
- И что? Он же не Папа Игорь, всего лишь прЫнцик, нет у него власти, пока, по крайней мере.
- Если он отца попросит?
- Представляю себе эту просьбу: "Папа, хочу, чтобы эту девку выкинули из универа, потому что она мне не дает!" - Ксю закатывает глаза. - Отпадная мотивация!
Действительно, глупость.
- Хорошо, коли так.
- Да так-так. Выбрось из головы и забей на непристойное предложение мажорного шантажиста. Но можешь и согласиться, потерпишь пару недель или месяц, на дольше Высочества не хватит. Идем в кафешку, посидим, поболтаем, тебе сейчас доза успокоительной глюкозы не помешает. - Ксю берет меня под локоть, тянет в сторону кафе "Вкусняшка", чья вывеска сияет на противоположной стороне улицы. - Подоишь Стасика как следует, развлечешься, заодно раскрепостишься в сексуальном плане.
- Ты, правда, так считаешь? - Резко останавливаюсь, смотрю ей в глаза. За кого она меня принимает?
- Аз, ты не думай, не держу я тебя за шлюху, просто от войны с Розовским ты сама не своя. Прости, но ты борешься с собой, а не с ним. Будешь продолжать в том же духе, невроз гарантирован, это с твоей стороны, а с его - боюсь даже предположить.
- Почему? - Я заинтригована её мнением.
- Стас одержим тобой. Чем больше ты его посылаешь на три веселых буковки, тем сильнее он тебя хочет. Додразнишься, что спровоцируешь на насилие, тогда хреново будет обоим, причем на всю катушку. Он тебя в любом случае получит.
- Я подумаю над твоими словами. - Глубокий вдох, чтобы отогнать подступающую снова истерику.
До кафе добредаем, по порции успокоительной глюкозы принимаем. Платит Ксю, мои финансы уже даже романсы не поют, нечему петь.
Остаток дня и вечер загублены рассуждениями над пророчеством подруги. Две недели интенсивного секса я выдержу, даже месяц, пока Чудовище не умчится охмурять других простушек. Но смогу ли не влюбиться? Очерствело ли мое сердце достаточно, чтобы не повторить печальный опыт? Не знаю. Оставляю вопрос открытым. Решения принять не могу, не хватает уверенности в собственном безразличии.
Две недели тяну кота за хвост, пока подлый шантажист не ловит меня после занятий.
*** Стас
- Ты не видел фотографию, где я с юными спортсменами? - интересуется отец за чашкой кофе в своем кабинете после воскресного дачного обеда.
- Нет. Может, горничная уронила, стекло из рамы разбилось, она и прибрала его подальше от твоего гнева, - подставляю ни в чем неповинную Оксану.
- Может быть. - Взгляд с прищуром.
Черт! Насколько он осведомлен о моей личной жизни? После истории с Виталиной обещал не совать свой вездесущий нос в моё личное пространство, но веры ему нет.
- У тебя все в порядке, сын?
- Так заметен мой беспорядок?
- В прошлый раз это закончилось героином.
После предательства моей первой зазнобы я пустился во все тяжкие, один раз потянул герыч носом, не укололся же, просто попробовал. Отец тогда озверел, запер меня в подвале, где раньше Семёна, циркового медведя, держали, пока тот не сдох, и его шкурой не устлали пол у камина в гостиной.
- Хватит напоминать мне об этом! - Эпизод, когда тебя ломает в каменном мешке на спортивном мате, из тех, что хочется вычеркнуть из жизненного опыта, совсем.
- Я беспокоюсь за тебя, сын, такова доля родителя. Сам в свое время узнаешь, каково это, когда дети не оправдывают твоих вложений. Влада я упустил, не стоило доверять его воспитание Виктории, но с тобой не все потеряно.
- Спасибо, папа, обнадежил! - сарказмом скрашиваю горькую пилюлю правды, я действительно неблагодарный сын, избалованный и дерзкий.
- Стас, я тебе только добра желаю. И всегда желал.
- Твоя манера желать лучшего мне хорошо известна. - Еле сдерживаюсь, чтобы не нахамить.
- У каждого свои методы.
- Но твои почему-то бьют ниже пояса. - Сложно не быть хамом.
- По-прежнему напрашиваешься на ссору? - Лукавый взгляд Люцифера с чуть приподнятой левой бровью.
- Я меньше всего желаю вступать с тобой в противоборство, проще подождать, когда твоя весовая категория усохнет от старости! - Я совсем мозги, а с ними и осторожность потерял из-за разлада с Шиповником.
- Лет двадцать ждать придется. - Всемогущий Игорь Розовский не обижается на мою дерзость.
Молчим, пьем кофе.
- Если всегда желал мне добра, почему выгнал маму? - Пусть думает, что именно это снедает меня в данный момент. Про Колючку рано говорить, сперва уговорю её быть моей, потом поставлю ультиматум отцу.
- Я дал Татьяне шанс на новую жизнь, на семейное счастье с другим мужчиной, на образование. Останься она здесь, с тобой, ничего этого у неё бы не было. Я отпустил её, Стас. Раньше стоило, пока она не укоренилась в твоей памяти.
- Ты разрушил связь матери и сына! - горько.
- Я создал, мне и разрушать! - Папа Игорь признает свои ошибки крайне редко, на моей памяти, никогда. - С Татьяной все в порядке, муж, дочь.
- У меня есть сестра? - загораюсь. Вот так сюрприз! Проблеск солнца сквозь тучи эмоционального ненастья.
- Да. Надеждой зовут, в две тысячи седьмом родилась.
- Ух, совсем еще девочка! Где они? Как их найти? - Готов сорваться и лететь на встречу с мамой и сестренкой. - Почему ты раньше не сказал? Не помог их разыскать?
- Всему свое время, Стас. Получишь диплом, дам адрес.
- Ты по-другому не можешь, сплошные сделки! Расскажи хотя бы о них.
- Живут в другом городе, на юге. Татьяна окончила университет, работает в школе, вышла замуж за коллегу, учителя труда. Родила дочь. С тех пор я её жизнь не отслеживаю.
Значит, у мамы все хорошо. Такой нежданный и безумно приятный сюрприз от отца. Только почему сейчас? Об этом и спрашиваю.
- Хотел развеять твою угрюмость. - Папа Игорь никогда ничего не говорит и не делает просто так.
- Тебе удалось. Скажи, почему ты не добился той женщины, которую рисуешь столько лет? - дергает меня черт за язык.
- Потому что любил. - Его лицо каменеет, давая понять, что тема ему неприятна.
Меня же наоборот, несёт напролом, будто хищника, почуявшего слабину противника:
- Тогда почему не боролся за свою любовь?
- Любовь - приз, который нельзя завоевать. Её дарят, не требуя ничего взамен, и получают как дар свыше, если он тебе, конечно, нужен, - удрученно под конец фразы.
- Советуешь сложить лапки и отступиться, чтобы оставшуюся жизнь малевать портреты или вздыхать на фото? - Во мне снова вскипает гнев на Колючку.
- Предпочитаешь мучить любимую женщину и сам от этого мучиться? - ответный укол вопросом. - Пусть хоть она будет счастлива. Альтруизм - соль любви, Стас. Страсть и одержимость не любовь, поверь моему горькому опыту с Ингой.
Неужели мои чувства к Розе - пустышка? Стоит перетерпеть, побыть вдали от Колючки, и страсть развеется дымом, оставив после себя неприязнь или безразличие к бывшему объекту грёз, как вышло у отца с мачехой.
- С женщиной на портретах у тебя было иначе?
- Лидия любила другого, и глядя на то, как она на него смотрит, я испытал непреодолимое желание, чтобы она так же смотрела на меня. Когда соперник сам ушел с моего пути, я предложи ей брак. Она отказалась, предпочла мне дочь от другого мужчины. Я это принял, насильно мил не будешь.
Лидия? Так зовут мать Розы. Колючка узнала даму на портрете, но почему-то выдала её за соседку.
- Только не говори, что предложил ей избавиться от ребенка, - что типично для Папы Игоря.
Отец молчит, глядя мимо меня. Стрела поразила цель. Мой заботливый родитель хотел избавить меня от сердечной занозы превентивно, на этапе утробного существования проблемы. Всесильный Игорь Розовский способен опекать непутевого отпрыска на уровне бога. Теперь понятны отказы Розы, наверняка мать просветила её о причине своей несостоявшейся семейной жизни с олигархом. Дело не во мне, а в отце. Да и я хорош, шантажом и преследованием зарекомендовал себя истинным сыном чудовища.
Поднимаюсь в отцовскую мастерскую, фотографирую портреты Лидии. Еду к дому Розы, надеясь, что Катя появится во дворе, несмотря на неприветливую погоду, дождя нет, но пасмурно и промозгло. Старая знакомая с девочкой постарше выходит из подъезда спустя час моего караула.
- Привет, Катя! Помнишь меня?
- Конечно, Стас! - звонко и радостно. - Ты к Розе?
- В этот раз к тебе.
- Опять нужна информация? - хитро.
- В точку. Что это за прекрасная барышня с тобой?
Нескладная девочка-подросток полыхает румянцем так, что внушительный прыщ на левой щеке уже не отсвечивает столь нарочито.
- Лизка, сестра моя.
- Очень приятно, Стас. - Протягиваю скромнице руку.
Лиза смотрит на мою ладонь, не зная, что делать, потом все же решается её пожать.
- Девушки, приглашаю вас в кафе.
- Нас мама в магазин послала, - отказывается старшая.
- Ладно тебе, подождет чуток, - машет рукой Катя.
- Скажите, милые барышни, более приличного заведения тут нет? - Бросаю скептический взгляд в сторону местного кафе.
- У супермаркета есть, это целый квартал топать, - заявляет младшая.
- Поехали. - Приглашающий жест на Беню.
- Что, правда? В твоей тачке? Как здорово! - Катя скачет от радостного нетерпения. - Лизка, соглашайся! Это ж Bentley! Мне все пацаны обзавидуются!
Старшая робко кивает:
- Нам все равно туда надо.
Девочки размещаются вдвоем на переднем сиденье, совсем худышки, ветром дунь, унесёт, былинки, закутанные в обноски с чужого плеча. Поездка проходит без происшествий, не считая неуемного любопытства Кати, желающей за все подергать, на все нажать, и её громких восторгов. Лиза ведет себя тихой мышью.
Кафе довольно уютное, фастфуд, а не питейное заведение для уголовных элементов. Дети с родителями тоже присутствуют среди немногочисленных посетителей. Покупаю девочкам полноценный обед с десертом.
И Катя, и Лиза признают в портрете дамы сердца моего отца мать Розы.
- Она сильно изменилась, когда пить начала, - кивает Лиза на фото, - но я помню её такой, царство ей небесное.
- Лидия умерла? - удивляюсь. - Когда?
- В сентябре, - отвечает Катя с набитым картофелем фри ртом.
- Когда конкретно, какого числа?
- Где-то в середине месяца. - Лиза отрывается от стаканчика колы. - Эльвира, её соседка, ходила по квартирам деньги собирала.
- Ага, - кивает Катя, продолжая жевать. - Только похорон не было. Роза её спалила.
- Кремировала, - поправляет старшая.
- Розе тех денег, что Эльвира собрала, не хватило, - сообщает Катя, вытащив очередной золотистый ломтик картофеля из бумажной кюветы. - Пришлось мебель продавать, такая дорогая эта кремация.
Сволочь я! Рядом был, все видел, а выводы сделал неверные. Нужно поговорить с Розой, извиниться, попросить прощения, на коленях ползать, лишь бы простила.
*** Роза
- Что опять, Стас? - с вызовом. - Если ты по поводу моего ответа, то не трать пыл, на шантаж не ведусь!
- Роза, есть разговор. Это важно, правда. - Во взгляде подлого мажора вина и мольба.
- Если откажешься от своей нелепой угрозы выжить меня из ВУЗа, поговорим. - Грех не воспользоваться просветом совестливости у первостатейного морального урода.
- Прости, злой был как чёрт. Спонтанно вырвалось.
- Блефовал? - Даже легче дышать стало.
- Конечно. Теперь поговорим? - просительно.
Так и быть, выкажу ему толику милости за блеф.
Высочество приглашает меня в суши-бар, расположенный неподалеку от первого корпуса. Ехать с ним на Бене в другое "приемлемое для личного разговора" место отказываюсь, еще завезет куда-нибудь ради своих похотливых интересов, как предрекала Ксю.
"Три самурая" - симпатичное заведение с японским антуражем. Половина столиков пустует, то ли время нерыбное, то ли цены кусачие, то ли кухня отстой. Стас заказывает бэнто номер три на две персоны. Судя по цене, которую цепляю краем глаза, должно быть нечто стоящее. В ожидании заказа пьем зеленый чай.
- Роза, я хочу извиниться за все. Прости меня. Ты во всем права. Я многого не знал, поторопился, наделал глупостей.
- Что же такое ты узнал, раз решил покаяться? - С одной стороны, меня распирает любопытство, с другой - боязно оттого, что он выяснил.
- Почему ты не сказала, что дама сердца моего отца - твоя мать?
- Не обязана была! - раздраженно отстаиваю свое право на ложь.
- Хорошо. Только не злись, пожалуйста. Я тебя не обвиняю.
- Проехали! Но с чего ты решил, что понимаешь мои мотивы?
- Отец выдал некоторые подробности своих отношений с Лидией.
- Мы брат и сестра? - вырывается помимо воли.
- Нет! - удивленно. - С чего ты взяла?
- Мы внешне похожи: масть, цвет глаз, даже форма носа и скул. Неужели не замечал?
- Брось, с таким же успехом можно считать всех китайцев продуктом инцеста: волосы, глаза, нос, скулы - один цвет, одна форма.
- Мы не китайцы, у нас вариантов больше, - отметаю его шутку.
Приносят заказ, большое блюдо, полное разных суши: роллы, маки со всякой начинкой, нигири с кусочками лосося и тунца, две пиалы с зелеными водорослями и сопутствующие соевый соус, васаби и маринованный имбирь. Выглядит красиво. И весьма вкусно, гораздо лучше того, что мы с Мариной поглощали в нашем местном суши-баре.
- Что тебе отец рассказал о Лидии? - решаюсь спросить, осмелев от риса и сырой рыбы.
- Он предложил ей избавиться от тебя в обмен на брак с ним.
Меня бросает в дрожь. Папа Игорь желал убить свою племянницу. Или Константин не мой отец? Стас видел Лидию на своем пятом дне рождения, но с кем она пришла, не помнит. Не исключено, что мой биопапаша из элиты, но не Розовский, и зовут его Николай. Тогда почему мать нарекла меня Розой?
- Ты случайно, не знаешь, кто мой отец? - спрашиваю приунывшего Стаса. Вдруг он в курсе, а я тут терзаюсь неопределенностями.
- Нет. Роза, прости, что я не был рядом, когда ты мать хоронила. Не догадался, вернее, сделал неправильные выводы, когда увидел, как вашу мебель из подъезда выносят.
- Я по ней не горевала, даже облегчение испытала, когда Андрей, наш участковый, сказал, что нашли её труп.
- Все равно я вел себя отвратительно, просто безобразно. Простишь меня?
- Ещё что-нибудь заказывать будете? - встревает в наш разговор так не вовремя или, наоборот, вовремя миленькая официантка.
- Спасибо, я уже сыта. - Улыбаюсь ей, как принято у эмоционально нормальных.
- Счет, пожалуйста, - поддерживает мой отказ Стас.
Принц ждёт моего ответа, а я не знаю, что сказать. Прощение не рвется из недр моей души, слишком много между нами всякого разного произошло, чтобы списать и забыть.
Приносят счет. Высочество расплачивается, галантно помогает мне надеть полупальто. Выходим в промозглую ноябрьскую сырость. Ранние сумерки из-за обложных облаков.
- Не против, если провожу тебя? - Странно слышать от Розовского вопрос, а не приказ. Может, и правда, осознал свое наполеоновское поведение и решил исправиться.
- Пойдем, коли долгая пешая прогулка тебя не страшит. - Не хочу ехать на трамвае, тянет пройтись, проветрить мозги, тут всего-то полчаса ходьбы, если дворами.
- Мне это полезно с моим автоспособом передвижения, - отвечает он с довольной улыбкой.
Бредём по улице. На светофоре Стас берет меня за руку, будто ребенка, которого нужно перевести через дорогу. Я не спешу выдергивать ладонь из-за приятной порции тепла, поступающей от него через стыковку наших конечностей. Так и идем рука об руку, словно дети или влюбленная парочка. Молчание нас не тяготит, оно словно показатель хрупкого равновесия, установившегося между нами.
Вот и родимый подъезд, лампочка не горит, в этот раз не по вине провожатого.
- Роза, если возникнут проблемы, трудности, что угодно, звони. Помогу в любом случае. - Стас не спешит отпускать мою руку.
- Не станешь навязываться?
- Нет. Только если сама захочешь, чтобы я был рядом.
- Зачем тебе это? Твой отец не допустит наших отношений.
- Вдруг ты согласишься со мной бежать, - мечтательно.
- Стас, я ни за что не обрекла бы тебя на вечное бегство и нищенское существование. Не до романтики, когда есть нечего, поверь моему опыту.
- Ты, как всегда, права, а я идиот. Только поделать с собой ничего не могу. И не думаю, что время излечит меня от чувств к тебе.
- Ты этого не знаешь. Пройдет месяц, другой, даже имени моего не вспомнишь.
- Я должен доказать обратное? - вкрадчивость его голоса напрягает.
- Нет нужды, и так знаю, что твоя страсть не любовь.
- Ты не можешь этого знать? - с желанием отстаивать свое заблуждение.
- Имею опыт, "сын ошибок трудных", - цитирую его любимого поэта. - Был один Рыцарь, да сплыл, прельстившись другой. Я его отпустила, не стала навязываться, принуждать, клянчить. И гордость тут ни при чём, просто я приняла его выбор. - О, как меня прорвало! С чего вдруг разоткровенничалась перед Монстром?
- Кто этот козел? - Недолго в мажоре совесть играла.
- Какая разница? Один парень, который спас меня от отчима-педофила, потом разбил сердце малолетке.
Стас стремительно обнимает меня, прижимает к себе:
- Прости меня, Розочка. Прости, что не разыскал тебя, когда увидел на той фотографии. - Покрывает поцелуями мою шапку.
- О каком фото речь? - Пытаюсь отстраниться.
- Со школьной спартакиады, ты на нем совсем еще девочка.
- Где ты его видел?
- На даче, в кабинете отца. Я его себе забрал.
У меня тоже есть такая фотография, вырезка из газеты вместе со статьей, приклеена к одной из страниц дневника. Но зачем Розовскому-старшему хранить это фото у себя в кабинете? Только потому, что он на нем запечатлен? Ага, как же! У него таких публичных снимков пруд пруди, никаких стен и полок не хватит разместить.
- Не вини себя, Стас, ты тогда в Англии учился, когда меня Макс спас.
- Макс, значит, - в голосе металл.
- Не ревнуй, не к кому, и давно. - Невольно вздыхаю.
- Ты же до сих пор по нему сохнешь! Никого к себе не подпускаешь!
- Не знаю. Чувства не поддаются анализу.
Молчим. Мы снова в словесном тупике.
- Стас, я пойду.
Он нехотя размыкает кольцо рук, удерживающих меня:
- Приятного вечера, Роза. Звони. Ладно?
- Да. - Шаг назад, спиной к нему не поворачиваюсь. - И ты не делай глупостей.
- Каких? - Он подается вперед, будто собирается схватить меня.
- Наркотики не употребляй, пожалуйста.
- С чего ты взяла, что я наркоман? - несколько раздраженно.
- Потому что убираю в клубе. Мусор о многом может рассказать.
- Даю слово, если простишь.
- Уже простила, - едва слышно.
Весь диалог я пячусь от него, моя спина уже упирается в подъездную дверь.
- Тогда у меня есть надежда, - его голос искрится счастьем, несмотря на безнадежность наших обстоятельств.
- Пока, Стас! - Я скрываюсь за дверью с бешено колотящимся сердцем.
Возвращаю мишку Стасика в кровать, перестилаю постель дареным шелком, новый банный халат занимает свой крюк в ванной. Я даже в кружевную ночнушку ко сну обряжаюсь, глупая-глупая Роза.
Моя эйфория примирения с Высочеством длится ровно до следующего дня.
- Путилина, тебя в деканат вызывают? - оповещает меня на второй перемене староста группы.
- Зачем?
Колесников пожимает плечами:
- Без понятия.
Последняя пара в родном пятом корпусе, удобно, до деканата рукой подать. После занятий иду туда, не подозревая неладного, а зря.
Приемная деканата. Слева дверь с табличкой "Декан", справа - "Заместитель декана", посредине стол секретаря. Блондинка под тридцать общается с кем-то по служебному телефону, меня она не вызывала в отличие от её старшей коллеги.
Галина Аскольдовна Пучкова - дама-зверь, истинная хозяйка деканата, несмотря на секретарскую должность. Коллеги в неофициальной обстановке величают её Гала, ей льстит сравнение с музой Дали, но в студенческой среде за ней прочно закрепилась кличка Пучок.
Знающая все и обо всех Ксю немало поведала мне про эту грандиозную личность. Карьера Гали-Пучка началась в деканате механического факультета лет двадцать назад. Она, тогда еще юная особа, на пару лет старше, чем я сейчас, окончившая техникум по делопроизводству, была оформлена на должность помощницы секретаря. Со временем она заменила вышедшую на пенсию коллегу и сама обзавелась девочкой на побегушках, той, что сейчас послала меня к Аскольдовне. Поначалу обе секретарши делили переднюю между кабинетами декана и его зама, но амбициозную и деятельную Галу это не устраивало. При старом декане прав у неё особо не было, старик, помнивший её еще девушкой на подхвате, не ценил ни деловой хватки, ни организаторских способностей своей помощницы. Его уход на заслуженный отдых ознаменовал приход власти Аскольдовны. Новый декан был спущен сверху, чей-то там сын, в деканатской кухне ничегошеньки не смыслящий. Этим и воспользовалась предприимчивая секретарша, убедив нового шефа в своей незаменимости. Проникшийся мажор сбросил свои обязанности на Пучкову, оставив себе лишь представительские. Заполучив такое влияние, Гала выбила себе отдельный кабинет, оттяпав часть помещения факультетского архива. Теперь её помощница подает кофе и чай, отвечает на звонки, записывает посетителей на прием, а Аскольдовна правит факультетом из своего личного кабинета.
Поворачиваю ручку двери с табличной "Ответственный секретарь". Можно стебаться сколько угодно, но власти у этой ответственной дамы достаточно, чтобы внести мою фамилию в список на отчисление. Толкаю дверь, но порог не переступаю:
- Здравствуйте, - приветствую молодящуюся поджарую шатенку, обладательницу лошадиного лица и стрижки каре на ножке. - Вызывали?
Мадам Пучкова смотрит на меня поверх очков стильной формы в тонкой оправе:
- А, Путилина. Проходи.
Приближаясь к разделочному столу шеф-повара деканатской кухни, мысленно восхищаюсь памятью Аскольдовны, способной вместить всю плеяду студентов факультета, в том числе и только что поступивших.
Гала переводит взгляд на монитор компьютера:
- Твоя оплата за семестр все ещё не поступила. Если до конца месяца денег не будет, можешь расслабиться, к сессии не допущена, считай, отчислена. Все, свободна. - Она отмахивается от меня жестом, похожим на стряхивание пылинки с рукава педанта.
Мое удивление сменяет гордыня:
- Я учусь на бюджете, Галина Аскольдовна. Посмотрите внимательно ваши записи. - Рановато я поставила пять баллов её памяти.
- В базе данных ты числишься среди платников, - с налетом раздражения.
- Ошибки могут встречаться где угодно. Будьте добры проверить бумажные документы.
Гала таранит меня недовольным взглядом с минуту, потом все же покидает свой офисный трон и цокает каблуками к внутренней двери с табличкой "Архив". Я ожидаю её возвращения стоя, присесть не предложено. Нервы кипят, желая спустить парок смешком, но держусь, внешне оставаясь каменным истуканом.
Пучок возвращается из архива, неся тонкую папку с моим личным делом, пристально рассматривает содержимое, будто глазам не верит. "Еще б очки протерла!" - фыркает моя внутренняя стерва.
- Что ж, Путилина, ты действительно принята на бюджет.
Аллилуйя!
- Надеюсь, вы исправите ошибку в базе данных, чтобы подобные инциденты не повторялось. - Давно замечено, вежливое пренебрежение сильнее любых матерных выражений, оппоненту придраться не к чему.
Пучок снова смотрит на меня оценивающе:
- Конечно, Путилина. Можешь идти. - Повтора стряхивания пылинки в этот раз не наблюдается.
- Непременно, после того, как вы извинитесь за свою ошибку. - Глупо лезть на рожон с самой могущественной особой факультета, но гордячка требует моральную компенсацию за минуты нервного шторма.
- Давненько я не встречала таких студентов, - с нотой уважения. - Правда, был один, дверь в деканат ногою открывал. Никого ни во что не ставил. Но Розовским многое позволено. Кстати, его все же отчислили за прогулы.
О ком речь, об Игоре или о Константине? Не о Стасе же, не здешнего он фака ягодка и не отчислен пока. Без понятия, на каких факультетах учились братья Розовские, но вряд ли Аскольдовна застала Игоря студентом, он её лет на десять старше.
- Вы говорите о Константине? - решаюсь уточнить.
- О нем, - удивленный взлет бровей. - Не думала, что его еще кто-то помнит. Откуда ты о нем знаешь?
- Тетка с ним училась, - лгу.
- Тоже Путилина?
Соврала на свою голову! Вдруг Пучок все же обладает феноменальной памятью на фамилии, знает поименно всех студентов, отучившихся здесь за последние два десятилетия её рабочего стажа.
- Иванова, - авось попаду.
- Хм, - без продолжения, либо я поймана на лжи, либо омуты её памяти не столь глубоки.
Жду извинений, пока Аскольдовна, игнорируя мою укоризненную фигуру, садится за стол и принимается яростно кликать мышкой.
- Исправила, - сообщает она через пару минут. - Ты еще здесь?
- Обостренное чувство оскорбленности не позволяет мне покинуть ваш кабинет, уважаемая Галина Аскольдовна. - Если уж нарываться, то до конца, дабы поддержать наследие вероятного папочки.
- Деканат механического факультета приносит тебе, студентка Путилина, официальные извинения за компьютерную ошибку.
Покинув кабинет Аскольдовны, размышляю о причине инцидента. Не озвучь Розанчик ультиматум, списала бы произошедшее на сбой в системе, вирус, хакерскую атаку или рассеянное внимание оператора при внесении данных в базу, что вероятнее всего. Но после шантажного блефа я почти уверена, что акция срежиссирована Стасом. Он мог уговорить неответственную секретаршу подправить информацию в базе или напрямую к университетскому сисадмину обратиться. Потом обстоятельства изменились, но рогатка все равно выстрелила, не будучи вовремя деактивированной. Как бы то ни было, мирному договору конец. И чур меня чур еще раз довериться Розовому кретину!
В фойе одинокая фигура Заборовской околачивается у окна, сердобольная подруга решила дождаться меня исключительно из чувства неизбывного любопытства.
- Что сказали? - спрашивает Ксю, заинтригованно поблескивая глазами.
- Денег потребовали за учебу. По какой-то мистической причине мое имя фигурирует в списке платников.
- "Мистическая причина" - Розовский. - Заборовская, как всегда, зрит в корень. - И что теперь? - обеспокоенно на мой согласный кивок.
- Не переживай, недоразумение улажено, и с Розовским, и с Пучком. - Предвосхищая её допрос, делюсь подробностями общения с перечисленными персонами.
- Мне это не нравится. Стас говорит одно, а делает другое. Он явно что-то замышляет. - Лицо Ксю принимает сосредоточенно задумчивое выражение. - Его надо спровоцировать на срыв замыслов, чтобы стало окончательно ясно, блефовал он, или нет. Предлагаю устроить провокацию, феерически оскорбительную пакость. - В глазах вспышка азарта.
- Если ты о том, чтобы вывесить его британские труселя в фойе первого корпуса, то поздно, я их утилизировала, - вру, сопротивляясь её заманчивой идее.
- Это мелко! - фукает крупная пакостница. - И потом, их бы пришлось подвесить к потолку, чтобы долго никто снять не мог. Нет, мы ударим по самому дорогому, по его обожаемой тачке.
- Беню-то за что? - вступаюсь за несчастный Bentley, которому просто не повезло с владельцем.
- Без паники! Никакого вредительства, а то влетим на бабки, причем немалые. Мы просто разрисуем его розовой массой.
- Какой массой?
- Застывающей, которую отмыть можно только в автомойке. Гарантирую, краска машины не пострадает, только самолюбие Розанчика, пока он будет ехать к мойке. Представь себе картину: прЫнц рассекает по центру на Bentley в розовых матах, серебристый забор, только движущийся.
- Уговорила, пусть будет автоарт, но без матерщины, размалюем Беню розочками, - заражаюсь глупой идеей мести вопреки здравому смыслу, уж больно хочется поквитаться с Высочеством, хотя Беню все равно жалко.
- Класс! - Ксю готова прыгать от радости. - Ты малюешь розочки, а я - сердечки и пенисы. О, сердечки, пронзенные пенисами! Таков компромисс, - затыкает она мое желание возразить. - Теперь надо четко рассчитать время для провокации. Состав нужно варить и использовать, пока не застыл.
Вечером сооружаю из двух литровых пластиковых бутылок пульверизаторы для чудо-краски Ксю. Встав поутру и отработав в клубе, не отказываюсь от плана мести, чем несказанно радую деятельную подругу.
После третьей пары, убедившись, что Беня на положенном месте, мы едем к Ксю домой для варки зелья. Состав - банальный мучной клейстер с пищевым красителем и крахмалом. Мерзкую гадость разливаем по бутылкам.
Погода милостива к запланированной провокации, пасмурно, но без осадков.
Поблизости от обреченного на публичный позор Bentley никого, приступаем. Пока я рисую розочки на капоте и ветровом стекле, Ксю облагораживает багажник. Потом мне достается крыло со стороны водителя, ей - пассажира. Когда дохожу росписью до художеств подруги, из моих рук валится бутылка с остатками розовой бяки. На заднем стекле огромное сердце, пронзенное чем-то отдаленно напоминающим член, и надпись: "Охмурдец".
- Это что? - Давлю подступающие всхлипы.
Ксю подбегает ко мне, довольная до предела:
- "Охмуритель сердец" сокращенно. Ты сказала, без мата, пришлось импровизировать. Аз! Пора сваливать, пока охрана не очухалась. Камера-то вон, пишет на нас компромат! - Кивок на видеооко чуть поодаль от стоянки.
На втором этаже первого корпуса есть дамский туалет, единственное окно которого выходит на стоянку, оно из матового стекла, но открывается, чем пользуются курящие студентки. Туда и направляемся насладиться реакцией Стаса на "Охмурдец". Ждем, приоткрыв створку ровно настолько, чтобы не быть замеченными.
Звонок - гром пред бурей. Каждая минута ожидания - смерть десятка моих нервных клеток. Наконец-то в поле зрения появляется хозяин жертвы нашего художества. Высочество застывает в нескольких метрах то Бени, он к нам профилем, потому созерцать всю гамму его эмоций не получается. Ксю открывает окно шире в надежде большего обзора. Это движение привлекает внимание Розовского, он резко поворачивается в нашу сторону. Подруга отскакивает от окна, впечатывая локоть мне в живот, я сгибаюсь пополам. Створка распахивается шире. Если ранее Высочество вряд ли рассмотрел бы соглядатая, то теперь наши взгляды встречаются. Даже на таком расстоянии вижу, как меняет его лицо узнавание. ВСЕ! Мне конец!
Стас мчит к ближайшему входу. Выталкиваю Ксю из сортира, велю ей бежать на верхний этаж и затаиться там в какой-нибудь аудитории. Розовский Заборовскую не видел, авось пронесет. Подруга срывается с места болидом. Я несусь галопом к другой лестнице, в сторону противоположную той, куда направился Стас. Длинный коридор дает фору, в корпусе не догонит, а там дворами, не найдет. Но на моем пути в конце этажа появляется фигура преследователя, хитрый охотник сменил направление, заметив, что за ним больше не наблюдают. Лечу обратно, добегаю до лестницы. Преодолев полпролета, замечаю у выхода неприятного приятеля Стаса, стерегущего дверь. Обложили, демоны!
Вверх по лестнице, сделаю петлю этажом выше и выскочу на другой выход. Но в конце коридора тупик. Первокурсница не разобралась еще в нюансах архитектуры главного корпуса в отличие от догоняющего её пятикурсника, знающего тут все ходы и выходы.
Вокруг ни души, как назло. Что же делать? Шмыгнуть в незапертую аудиторию - загнать себя в ловушку окончательно. К тому же где-то за одной из этих дверей притаилась Ксю, нельзя раскрывать её убежище.
Преследователь уже не бежит, медленно приближается, как паук к трепыхающейся в паутине мухе, выражение его лица ничего хорошего мне не сулит. Да, хотите раздраконить мажора, разрисуйте розовым клейстером его Bentley, взрывная реакция "Ксю и Ко" гарантирована. Только потом пеняйте на себя, компания за действия прЫнцев ответственности не несет, ибо падет жертвой рейдерского захвата еще на этапе тестирования.
В поисках выхода дергаю дверь типографии "Радуга". Откуда она тут взялась и почему, понятия не имею. За ней лестница вверх, куда я немедля устремляюсь. Первый корпус реально может запутать, наверное, Эшер был его архитектором.
Глупая надежда на наличие в типографии пожарного выхода приказывает долго жить, вокруг только двери с табличками названий отделов. От безысходности заскакиваю в дамский туалет - последний оплот женщины, как православный храм от набегов татаро-монгольского ига. Запершись в кабинке, забираюсь на обод унитаза с ногами, предварительно подняв сидушку, чтобы преследователь не заметил мое присутствие в зазоре между полом и стенами. В позе царевны-лягушки прислушиваюсь к происходящему в фойе "Радуги", абстрагировавшись от грохота колотящегося сердца и журчания воды в сортире.
Дверь уборной распахивается, мое сердце пропускает удар. Взгляд в пол в ожидании появления мужских кроссовок или ботинок, не рассмотрела, во что Царевич обут. Ботинки, отличные такие замшевые темно-синие шузы от какого-то супер-пупер бренда, которые дамы типографии носить не могут.
Благородную ярость побеждает плебейское веселье, сдерживаемое из последних сил. Квакушку стаскивают с унитаза, прижимают спиной к стене кабинки и целует глубоко и нагло, авось превратится в полноценную царевну, да просто в бабу, которой можно подол задрать, чтобы не квакала. Как не ответить на такой шквал, руки сами обхватывают царскую шею, пальцы зарываются в короткие волосы на мужском затылке.
Разрешение получено, надо брать, пока дают. Царевич разворачивает Квакушку к себе спиной, рвет пуговицу моих джинсов, молнию вниз, штаны вместе с трусами в том же направлении, и проникает в меня пальцами. Закусываю губу, чтобы не всхлипнуть в преддверии скорого оргазма соскучившейся по самцу самки. Коварные пальцы движутся во мне, вырывая предательские всхлипы. Откидываю голову назад, на его плечо, из глаз катятся слезы, и он это видит.
- Что здесь происходит? - гневный женский голос нарушает нашу болотную идиллию. Даму можно понять, единственная кабинка занята студентами на грани полового сношения, и это в типографии "Радуга", а не в сортире этажом ниже.
- Спасите, насилуют! - квакает лягушка человеческим голосом, застывшая на полпути трансформации в осчастливленную бабу.
Из уст Царевича вырывается витиеватый мат, а Квакушка, пока дама призывает охрану, всецело отдается девятому валу, подстегнутому адреналином ситуации.
- Что тут такое? - слышится простуженный мужской голос.
- Пусти меня! - Я натягиваю штаны на пятую точку. - Ты животное, Розовский! - Выскакиваю из кабинки, оттолкнув опешившего Царевича.
- Роза! - стрелой в спину полужабе.
Поздно стрелы разбрасывать, Ваше Царское Высочество, Квакушка уже под присмотром типографских работников, возмущенной Кикиморы и простуженного Водяного, охраняющего покой тихой заводи "Радуга".
- Тюрьма по тебе плачет, насильник! - Я вытираю слезы со щёк в лучших традициях Вероники Кастро в роли Дикой Розы. Да, представьте себе, исключительно из-за тайны моего имени нашла в сети этот древний мексиканский сериал и зевотно пересмотрела.
"Насильник" зол, обескуражен и возбужден. Не будь здесь свидетелей нашей ролевой драмы, отшлепал бы лягушку по мягкому месту перед тем, как окончательно превратить в бабу.
- Девочка, с тобой все в порядке? - Кикимора озабочена моим состоянием.
Водяной хмуро глядит на Царевича, хотя сам супротив него, что блоха супротив скорпиона, и физически, и социально.
- Нет, я не в порядке! - стенаю, надеюсь, не переигрываю. - Этим мажорам все позволено! Все с рук сходит! - имею в виду порочные пальцы, с которых я так вовремя соскользнула.
- Что тут происходит? - к нашему фарсу присоединяется еще один сказочный персонаж, солидный мужчина в дорогих очках и костюме, пиджак топорщит не менее солидное брюшко. - Станислав Игоревич! - замечает Царевича болотная нечисть высокого ранга.
Пора покинуть "Радугу", пока все не опомнились, пока новоявленный пузан не предоставил Царевичу сортир для продолжения "насилия". Протискиваюсь мимо сердобольной дамочки и администратора, опрометью к лестнице, вниз, на третий этаж, на второй, первый, выход свободен. И я свободна!
О нет! Меня хватает за руку мерзкий приятель Стаса. Совсем вылетело из головы, что этот громила караулит вход. Вырваться - черта с два, у крепыша руки-клещи.
- Пусти! - бесполезный надрыв голосовых связок.
- Стен придет, тогда отпущу! - Захватчик отвлекается на телефон, давлю пяткой его ботинок, мысленно сетуя на отсутствие у кроссовок каблуков. - Ах ты! - Непечатные излияния. - Сучка! На больную мозоль!
Сатрап выворачивает мою конечность силовым захватом. Как воспитанная лягушка, крою кваками царского ловчего и его хозяина исключительно мысленно.
Удерживая меня в позе "Зю", мой мучитель держит телефонную речь перед Царевичем:
- Стенли, попалась твоя пташка. Поторопись к центральному входу, а то трепыхается.
Что отвечает хозяин, не слышу, но смерть моя однозначно близка.
Сатрап больше не выворачивает "пташке" лягушачью лапку, и на том спасибо, просто держит за предплечье и ухмыляется от осознания своей силы и власти над бедным пернатым земноводным. Впору сожалеть, что не родилась быком с пудовыми копытами и острыми рогами, дабы забодать сияющего ловчего, заодно и затоптать все его "больные мозоли".
Из дверей, как из врат преисподней, появляется сын Повелителя Ада:
- Спасибо, Кум. Дальше я сам. - Стас хватает меня за свободную руку.
Царевич конвоирует меня на стоянку, где разрисованный Беня пользуется ажиотажем у студентов, особенно студенток. Селфи на фоне "Охмурдец" - писк сезона. Да, заварили мы с Ксю кашу, украсили Instagram и Facebook своим автоартом. Явление разъяренного владельца опороченной машины вызывает новый всплеск активности доморощенных папарацци. "Художница" тоже попадает в фокус камер, что для моей скромной натуры совсем не комильфо, не люблю славу, скандальную - вдвойне.
Царевич бесцеремонно запихивает Квакушку в "коробчонку":
- Не вздумай сбежать, хуже будет! - сквозь зубы.
Куда бежать, если сатрап тоже тут, то ли для подстраховки явился, то ли желая позубоскалить над унижением хозяина.
Царевич невозмутимо и грациозно обходит разрисованный розочками капот, будто вокруг нет хихикающе-фотографирующей толпы бывших воздыхательниц, садится за руль и трогает "коробчонку", заставляя "папарацци" расступиться.
"Серебристый забор" неторопливо катит по центральной улице из-за пробок и светофоров. Наш с Ксю план осуществился, только я теперь пассажир позора - достойный урок пакостнице.
- Зачем? - нарушает молчание Царевич на очередном светофоре, где Беню опять ловят камеры смартфонов прохожих и переходящих дорогу пешеходов.
- Месть за деканат. - Обвинять всегда проще, чем оправдываться, этим и пользуется моя гордячка, выкладывая свои резоны оскорбленному владельцу оскверненной машины.
- И ты решила, что это я, - усталая констатация после моего изложения.
В ответ лишь киваю, хотя нужно извиниться, но язык приклеился к небу, моя гордость даст фору клейстеру, которым мы с подругой разукрасили "серебристый забор".
Подъезжаем к СТО, при нем есть мойка. Царевич загоняет "коробчонку" в ангар. Вокруг собирается общество давящих веселье слесарей-автомехаников и прочих работников станции.
- Кто это тебя так? - панибратски обращается к царской персоне чумазый парень в рабочем комбинезоне, симпатичный и улыбчивый. - Привет! - Протягивает Стасу испачканную руку, и, как ни странно, мажор её принимает без намека на пренебрежение. - Не ожидал увидеть тебя так скоро, только вчера Беню мыл. Опять бывшие постарались? В прошлый раз было не так симпатично. Охмурдец, - читает, обойдя машину. - Оригинально, а то: "кАзел, бабник, трахальщик", - дает понять, что мы с Ксю отнюдь неоригинальны в художественном набеге на авто Розанчика.
- В этот раз будущая, - отвечает Стас. - Привет, Никита. Ведро и тряпка есть? Буду проводить сеанс воспитательной трудотерапии, - вгоняет меня в немоту.
- Это ты, что ли, устроила? - улыбается мне Никита во все тридцать два белых зуба, что на чумазом лице выглядит экзотично.
Опускаю взгляд, стыдно.
- Скромная девушка, - пуще прежнего смущает меня автомеханик. - Будет вам ведро с тряпкой.
- Приступай, Золушка, - велит Царевич, указывая глазами на "забор", когда Никита приносит обещанное.
- А через мойку прогнать? - вскипает гордячка.
- Хочешь подискутировать на эту тему? - холодно.
Осматриваю притаившуюся публику. Работники СТО наблюдают, делая вид, что вернулись к своим обязанностям. Один Никита открыто наслаждается зрелищем моего позора.
Что ж, плата унижением за унижение - справедливо. Ты золушка, Роза, драить - твой удел, тем более, что сама нагадила.
Давя гордость, полощу губку в мыльной воде и приступаю к ликвидации розовой хохломы. Начинаю с капота. Царевич контролирует, скрестив руки на груди. Никиту поначалу ситуация забавляет, судя по широкому оскалу, потом он отправляется заниматься своими делами. Клейстерные сопли отмываются с трудом, как и предрекала Ксю. Приходится размачивать, ждать, потом тереть и смывать по несколько раз. Но я профессионал, находящий успокоение в уборке, если бы не жгучий стыд. За капотом следует крыло со стороны водителя. Услужливый Никита трижды меняет воду в ведре.
- Хватит! - Царевич вырывает у меня губку, когда добираюсь до багажника. - С остальным справится мойка.
Уступаю с безразличием, тебе решать, барин. Стас смотрит на меня пристально, в его взгляде много чего, а в моем - пустота. Ты решил поквитаться со мной, ты это сделал, но насладиться победой я тебе не дам.
"Забор" прогоняют через щетки мойки дважды до полной незапятнанности розовой бякой.
Царевич доставляет Квакушку домой в гробовом молчании. Когда тормозим у подъезда, Стас выносит вердикт:
- Роза, я устал доказывать тебе свои чувства. Выдохся. Ты свободна. Передумаешь, звони.
Разговор окончен, как и наша дикая связь. Гляжу вслед газующему гонщику и не верю, что его больше нет в моей жизни. Как-то прониклась я нашей игрой в догонялки. Стас посадил меня на иглу обожания, одержимости, преследования, адреналина жертвы добровольного насилия, перевернул с ног на голову мою жизнь, перетряхнул сознание, завоевал и бросил. Ломка неизбежна, переживу, опыт имеется.
Домой не иду, отправляюсь пешком к Ксю, у неё моя сумка с учебниками и конспектами, надо забрать. Длительная прогулка под начавшейся моросью усугубляет мрачное настроение, порождая диковатую улыбку на моем лице.
Подруга поит меня ромашковым чаем с каплей настойки пустырника, озаботившись моим здоровьем, телесным и психическим. Рассказываю ей о своём унижении и добровольном уходе Стаса.
- Даже не знаю, Аза, жалеть тебя или поздравлять, - говорит Ксю, на что мне нечего ответить.
Дом, милый дом. Еда в рот не лезет, уроки не учатся, телевизор не смотрится, Интернет раздражает. Начало одиннадцатого, сна ни в одном глазу. Мечусь по квартире. Мне плохо! Мне больно! Мне реально хреново с этой чертовой свободой от Стаса! Сколько можно лгать себе? Пора взглянуть правде в глаза! Тебе без него никак!
Реанимирую царский контакт, звоню. Долго не отвечают. Уже готова нажать на отбой, когда: "Роза!" - удивление на фоне кислотной музыки. Стас в клубе, развлекается, напрочь забыв обо мне.
Поделом тебе, Квакушка, так и не ставшая царевной! Наверняка Царевич уже подцепил себе новую подружку, свято место пусто не бывает. Так и вижу, как он в одной руке держит сматфон, другой обнимает за талию длинноногую нимфу гламура, шаря взглядом в её декольте.
Отгоняю видение, к черту ревность:
- Я согласна быть твоей девушкой! - мой белый флаг, моя капитуляция.
Молчание. Только музыка на том конце. Неужели поздно?
- Что? - Царевич то ли не слышит, то ли не верит.
- Я хочу тебя, Стас! - кричу в трубку как глухой тетере.
Пауза, снова, рвущая душу безнадежностью. Почему он молчит? Почему медлит? Наслаждается триумфом, чтобы послать меня ко всем чертям, раздавить, растоптать, как я его топтала?
- Сейчас буду! - стрела достигает цели.
Вот и все, выбор сделан на радость самке. Сколько самцу ехать сюда от клуба, минут десять, пятнадцать, а я не готова к приему. Быстро в ванную, брить щетину на интиме. Самые откровенные стринги из ассортимента. Беби-долл, ничего не скрывающий. Надеюсь, даритель пикантных вещичек оценит мое неглиже.
Четверть часа истекает, а Царевича все нет. Плюхаюсь попой на шелк расстеленной постели, обнимаю мишку Стасика, ожидая его тезку.
Полчаса. Час. Звоню - абонент не абонент. Столько раз я прокатывала Стаса, теперь он прокатил меня - бумеранг, что посеешь, то пожнешь.
Маюсь ожиданием до часа ночи, звоню периодически, результат неизменен. Ты в черном списке, Роза, нежеланна и нежелательна. Прими и утрись. Истерики нет, просто апатия, разочарование, не в Принце, в себе.
Круговерть мыслей, черным смерчем опустошающая душу, в какой-то момент сменяется кошмаром забытья.
*** Стас
Что теперь? Трахать все, что шевелится - проходили. Пить - без толку. Тяжелый допинг - проще застрелиться, чем снова оказаться в "медвежьей яме". Я не жил до Розы, существовал и был доволен скукой пресыщенности. Колючка разбудила меня своими шипами, вытащила из апатии, оживила, заставила чувствовать. Изменила до такой степени, что теперь сама мысль о возвращении в светское болото претит.
Роза будто послана мне в наказание или в искупление. Кто-то там, наверху, решил покарать циничного бабника за похоть без чувств, за разбитые женские грезы, пусть и замешанные на расчете. Было ведь что-то еще, кроме корысти, в попранных мной девичьих сердцах, то, что я намеренно игнорировал, порхая от цветка к цветку, гонимый сладострастием без обязательств. Тут ткнулся хоботком в нектар, там сиропа хлебнул, пока не испил сладкий яд дикой розы. Увяз беспечный мотылек, отравлен одержимостью, не взлететь ему больше под гнетом кары небесной, не перепорхнуть на другой цветок, только падать вниз, раня слипшиеся крылышки о шипы.
Гляжу на фотографии Розы, ощущая горечь мёда однокрылой любви. Зачем заставил её мыть Беню? Покуражиться хотел? Проучить? Унизить за то, что обозвала при посторонних насильником? Розочки на машине, "Ква!" в туалете, ответ на мой поцелуй, её оргазм, ложь о насилии - все это элементы игры, заставляющие мою кровь кипеть, изгоняющие скуку. Моя девочка заигрывала со мной, наконец-то, а я бестолково упустил шанс на счастье. Отпустил мою Розу.
К черту все! В клуб, расслабиться, а то мозг взорвется.
Зависаю у барной стойки в "Белой розе" уже не первый час. Музыка глушит мысли. Алкоголь тешит хандру. Знакомые лица богемы мелькают перед моим замутненным взором. Арслан предлагает убойное зелье, отказываюсь. Девицы предлагают себя, тактично посылаю их на хрен к другим кавалерам. Звонят бывшие подружки, не отвечаю. Скука и обреченность. А завтра сюда придет невыспавшаяся Роза и преобразит это место своей красотой, своими золотыми руками. В памяти всплывает цитата, услышанная где-то, когда-то: "Она ранит тебя как роза, но не шипами, роза ранит своей красотой". Запредельно пафосно, согласен, зато верно.
Очередной звонок, вяло обращаю внимание, кому понадобился на этот раз. На дисплее знакомая до последнего пикселя фотография моей зазнобы в голубом сарафане в ромашку.
- Роза! - Не верю глазам своим, вдруг почудилось спьяну.
- Я согласна быть твоей девушкой, - едва слышно из-за чертовой музыки доносится любимый голос.
Чуть не роняю мобильник от внезапно привалившего счастья, предатель решил сбежать от меня в столь поворотный момент.
- Что? - С замершим сердцем жду подтверждения отсутствия у меня слуховых галлюцинаций.
- Я хочу тебя, Стас!
Мое сердце пускается вскачь. Неужели я получил все, отказавшись от всего? Так просто? Это не сон? Не наркотический бред? Я её отпустил, а она вернулась, сама. Что ж я, дурак, раньше этого не сделал! Или всему свое время?
К черту психологию! Роза моя! И больше я её не отпущу. Никогда!
- Сейчас буду! - Готовься, Квакушка, сотру тебя до ушей! Ты у меня выплачешь море слез этой ночью, будешь реветь часто и долго с завидной регулярностью. Я тебе все свое воздержание припомню!
Почти выбегаю из клуба. Такси поблизости нет, нужно вызывать, а это время её ожидания и моего нетерпения. А пошло оно лесом! Доеду подшофе.
- Станислав Игоревич! - Ко мне спешит охранник из клуба. - Не стоит вам в таком состоянии за руль.
- Сгинь! Она ждет! - Захлопываю перед его носом Бенину дверь, трогаю, чуть не отдавив прилипале ноги.
Её дом уже близко. Вдруг из-за поворота трамвай. Красный бок стремительно приближается. Не успеваю отреагировать, мозг тормозит вместо Бени. Бам! Полный аут.
...Сирена, сирена, сирена - я море и волны, и пена.
Я сон печальный морякам и свет неверный маякам... Алла Пугачева, "Сирена"
Роза
Я бегу за Стасом по длинному коридору или туннелю, сложно однозначно идентифицировать это пугающе странное место. По стенам стекает розовая слизь. Лампы дневного света тревожно мигают, то погружая коридор во тьму, то освещая силуэт Принца, уходящего все дальше и дальше от меня. Как ни спешу, ни прилагаю усилий догнать его, не выходит, ноги вязнут в кисельной хляби, плотность воздуха препятствует движению. Зову его, кричу, срывая голос, но он не слышит или не желает слышать. И уходит. Уходит от меня.
***
Зуммер будильника - спасение от кошмара. Мой нос уткнулся в мишкину грудь, причину затрудненного во сне дыхания. Три часа ночи, пора собираться на работу. О Стасе больше не думать, забыть как можно скорей - установка-соломинка, за которую хватаюсь, чтобы не утонуть в море апатии. Разбито ли опять мое сердце? Понятия не имею. Плохо ли мне? А черт его знает. Все как-то неопределенно и давяще.
Стою на трамвайной остановке, мерзну двадцать минут, зевая от недосыпа и холода. За ночь подморозило, в фонарном свете поблескивает тонкий ледок на давешних лужах, седина инея на жухлой траве газона. Неожиданно подъезжает маршрутка, обычно они стартуют с шести, а сейчас и четырех нет. Сажусь в белую "Газель" с черными шашечками на борту. Кроме меня в салоне только водитель.
- Доброе утро, - приветствует меня заспанный мужчина среднего возраста, принимая плату за проезд. - Значит, не зря в такую рань на маршрут вышел. - Зевок.
- На Калиновском авария. Какой-то крутой ночью решил с трамваем бодаться. Нажрутся в драбадан и за руль. Мажорье, мать их! Проспект до сих пор перекрыт, техники нагнали, ментов - в оцепление. Надеюсь, как транспорт основной пойдет, откроют. А пока придется боковыми улицами объезжать.
Первый звоночек тревоги: не Стас ли это? Пусть Высочество с авто на "ты", но вчера он был в клубе, наверняка напился. Неужели сел нетрезвым за руль?
Возле "Белой Розы" оживление, на стоянке полно автомобилей - второй тревожный звонок. Центральный вход открыт, направляюсь туда, не вижу смысла обходить здание, если через парадный пускают.
За дверью мается Виталий:
- Роза, привет, - пасмурно.
- Доброе утро. У нас ЧП? - Ощущаю внезапный мандраж.
Басов озирается по сторонам. Никого в радиусе слышимости.
- Розанчик разбился, - шепотом.
Вот тебе и третий звонок, вернее, полноценный вой сирены.
- Что? - Прикрываю рот ладонью, в ногах слабость. - На смерть? - дрожащими от смехо-страха губами.
- Нет. Жив пока. Оперируют его, по слухам, уже не первый час.
- Как же он так? - то ли Виталия спрашиваю, то ли себя, то ли высшую суть, недоступную пониманию смертных.
- А так! Пьяный за руль сел. Еле на ногах стоял, а туда же, к шалаве какой-то спешил! - Басов собирается сплюнуть на пол по мужской привычке, но при мне, уборщице, подавляет порыв негодующего пренебрежения. - Тоха на дверях стоял, он у нас новенький, не в курсе, как с мажориком нянчиться, не удержал. Теперь нам всем кранты!
- Почему? - сквозь внутренние стенания проклёвывается инстинкт самосохранения.
- Здесь Папа Игорь такой разгон устроил. Его охрана посторонних выставила за дверь. Нас в зале собрали. Розовский-старший как заорет: "Кто допустил?" Даже зеркала задрожали. Мы реально струхнули. Арслан смылся, как только люди Игоря в клуб вошли. Ушлая тварь! Тоха признался, что упустил золотого пацана, но его не тронули. А вот боссу от папаши досталось, при всех его за грудки схватил и давай трясти. Потом спокойно так говорит: "Если Стас не выкарабкается, ты в соседней могиле ляжешь. Собственными руками удавлю!" У Влада очко взыграло, Папа Игорь слов на ветер не бросает. Короче, клуб закрыт. Нас наверняка раком поставят, если не хуже. - Лоб бывшего спецназовца лоснится от испарины страха.
Кошмар! Если Игорь Розовский готов убить сына, то меня и подавно раздавит, узнав, к какой "шалаве" спешил Стас.
- Полина здесь? - спрашиваю посеревшего Виталия.
- Да. Влад вызвал, как только папаша укатил. Орал на неё в кабинете так, аж сюда слышно было. Он и на Тохе зло сорвал, еле оттащили обдолбыша, один Тохин хук, и ушел бы Влад в коматозку.
- Пойду займусь делом. - Уборка мне необходима как воздух, успокою нервы монотонной работой.
- Забей! Это уже никому не нужно.
- Спрошу Полину, - упрямо. Вдруг Ростова в курсе, что конкретно со Стасом.
Виталий лишь качает головой с видом, я бы не нарывался.
В общем зале обычный бардак после ночи праздника жизни. Даже если клуб отныне закрыт, убрать необходимо. Поднимаюсь наверх. Останавливаюсь у двери кабинета Полины и бухгалтера. В служебные помещения не стучат, но вдруг Ростова там с Владом. Прислушиваюсь, вроде бы всхлипы. Войти и застать вечно строгую и невозмутимую начальницу в слезах - спасибо, не хочу ставить ни себя, ни её в неловкое положение. Начну уборку самовольно, никто ведь не отстранял меня от рабочих обязанностей.
Стартую, как обычно, с туалетов на первом этаже. Дело движется. Никто мне не мешает и не запрещает. Охранники позволяют прибрать у себя. На их лицах печать озабоченности безрадостным будущим, увольнение уже не вопрос, а почти свершившийся факт, о котором пока не уведомили официально, но дали понять отнюдь не намеком: закрытому клубу охрана не нужна, впрочем, как и уборщица.
Мысли беспощадными стаями голодных волков бродят в моей голове, пожирая нервные клетки и воя от страха неопределенности. Даже работой их не отвлечь, звуком пылесоса не заглушить, когда в воздухе висит общее ожидание лиха.
Терзаемая противоречиями, вскрываю смартфон, извлекаю обличающую меня SIM-карту и топлю её в унитазе, нажатие кнопки смывает улику в океан городских нечистот - глупый порыв, но, возможно, он даст фору, если подамся в бега, если инстинкт самосохранения возьмет верх над лишенным на продолжение чувством.
Самка бьется в истерике, стеная по самцу, рвется туда, не знаю куда, где его оперируют. Но кто меня пустит в частную клинику? Кто я Принцу? Никто, очередная подружка, сирена, коварно позвавшая очарованного моряка на смертоносные рифы. Пусть Стас не моряк, а трамвай не рифы, и город не море, но я, определенно, орудие в руках злодейки-судьбы.
Лишь бы Стас жил! Господи, если ты есть, пусть он живет! Я не умею молиться, но готова поверить в тебя, всесильный Боже! Живи, Стас! Пожалуйста, живи! Даже если это конец нашей безумной связи, живи! Даже если я тебя больше никогда не увижу, живи! Просто ЖИВИ! Хватит с меня потерь в ДТП! Бабуля с дедулей - достаточная жертва! Довольно с тебя, злодейка-судьба!
Бармен ушел или сбежал вместе с Арсланом. В его отсутствие Лев Исаакович надирается за счет заведения и уже клюет носом. Прошу парней из охраны вызвать ему такси и отправить домой, что они и делают, не спросив разрешения у начальства. После инцидента с новичком Антоном никто не горит желанием общаться с боссом.
Топчусь у двери барского кабинета, борясь с малодушием. Из двух зол, тревожить расстроенную Полину или предстать пред очи "обдолбыша", выбираю Влада, как родственника Стаса, наверняка он более осведомлен о состоянии брата.
- Владислав Игоревич, убрать у вас? - спрашиваю сидящего в расслабленной позе за рабочим столом мужчину. Перед ним открыт ноутбук, но смотрит он мимо монитора.
Пиджак на боссе отсутствует, ворот бледно-голубой рубашки расстегнут. Вьющиеся черные волосы длинной стрижки растрепаны. Влад Розовский по-своему красив, пиратский типаж с обложек дамских романов, но не в моем вкусе: истеричен, капризен, зависим от наркотиков - конфетка с тухлой начинкой.
- Да, проходи. - Он фокусирует на мне рассеянный взгляд. - Ты ведь Роза?
Кивнув вместо ответа, возвращаюсь в коридор за пылесосом и прочим инвентарем, вношу свое хозяйство в кабинет, шестым чувством ощущая пристальный взгляд Влада. Штекер в розетку - агрегат готов к поглощению пыли.
- Поли говорила о тебе, но нам так и не довелось познакомиться.
Пожимаю плечами, обозревая его кривую ухмылку:
- Я слышала о трагедии, - перехожу к интересующей меня теме, раз он так словоохотлив и вроде бы доброжелателен. - Как ваш брат?
- Жив пока твой любовник, - желчно.
Откуда он знает? Неужели Стас похвастался брату победой над его поломойкой?
- Удивлена моей осведомленности? - Влад читает меня как открытую книгу. - Полюбуйся. - Разворачивает ко мне свой ноутбук.
Мамочки! На экране наше со Стасом порно, снятое в будуаре начальника.
- Не знала, что у меня там скрытая камера? Братец молодец, глазастый, рассмотрел в навозе перл. - Босс поднимается из-за стола, идет ко мне. - Могу понять его резоны. А меня ублажишь, Розочка? Я не хуже в постели, даже лучше, опыта больше! - И обнимает оторопевший "навозный перл" за талию.
- Пустите! - Пытаюсь отстраниться, глядя в булавочные зрачки наркомана.
- Что так? - Одной рукой харассматик прижимает меня к себе, другой стискивает мою грудь. - Ого! Какие у нас буфера!
Хреновы мужланы! Чуть что, сразу за сиськи хватают! Или это только у братьев Розовских бзик на "буферах" и "бутончиках"?
- Ему, значит, дала, а мне нет! - Влад продолжает свои домогательства, сминая неистово мою грудную плоть. - Я заплачу, щедро. - Лезет целоваться. - На видео ты страстная девочка.
Я уклоняюсь, чем спасаю губы, но шея подвергается нападению. В порыве борьбы цепляюсь ногами за шланг пылесоса и падаю, Влад валится на меня.
- Какая ты горячая штучка! - Он ерзает на мне, давая ощутить свое возбуждение. Его рука проникает под мою одежду, снова добирается до груди, жесткие пальцы стискивают сосок до боли.
- Пусти! - Брыкаюсь под навязчивым начальником, воюя на два фронта: первый - сексуальные домогательства, второй - рвущийся из меня смех.
- Тебе весело! Любишь сопротивляться, в недотрогу играешь? - Влад придавливает меня своим весом. - Я ведь и жестко могу!
Верю, можешь, но и я полна сюрпризов:
- Погоди, - притворно сдаюсь. - Давай в спальне. Табличку повесим, чтобы никто не зашел, пока мы... - Кокетливый взмах ресниц, чуть закушенная губа.
- Разумно мыслишь, скромница. Иди раздевайся, подмойся, сейчас буду. - Харассматик слезает с меня, его член весьма заметно топорщит гульфик, похоже, у братьев Розовских помимо одинакового цвета глаз еще и размер "достоинств" схож.
Стоит боссу повернуться ко мне спиной, вскакиваю, хватаю швабру и прикладываю его черенком по затылку. Обескураженность на лице дамского пирата сползает к фазе "очень злой разбойник". Отпрыгиваю назад, поводя шваброй, как монах Шаолиня палкой:
- Не подходи! - со злобной гримасой.
Дура! Это со Стасом можно в такие игры без ущерба для здоровья играть, с Владом не до игрищ. Нужно срочно менять тактику, запугать, как Папа Игорь давеча, только я не всесильный родитель-олигарх, а жалкая золушка. Что же делать? Думай, Роза! Думай! Включи мозг на полную мощность! Но он, сволочь, не реагирует, захлестнут адреналиновым шквалом.
Влад надвигается, рожа красная, взгляд бычий. Хватается за швабру, рвет на себя. Выпускаю черенок, даже отталкиваю, чтобы не оказаться в зоне досягаемости рук насильника.
- В отличие от Стаса, ты тряпка! - тоном Снежной королевы.
- Разбираешься в тряпках, шлюха? А по одежке не скажешь! - Новый бросок.
Отскакиваю к столу, швыряю ноутбук во владельца. Влад ловит. Пока он занят гаджетом, давлю ногой кнопку пылесоса, краем глаза замечая вздрагивание харассматика от резкого звука. Мой страх выходит на новый уровень, как у загнанной в угол жертвы. Пру на Влада с включенным агрегатом.
- Сейчас проверим, насколько желейные у тебя яйца! - ору, тыча сосущей пыль щеткой боссу в пах.
- Ты больная! - доносится сквозь шум.
Влад пытается перехватить пылесосную палку, но его правая рука занята ноутбуком, а левая не столь успешна в баталиях. Резко отступаю назад, шаг вперед, стремительный выпад щеткой, поражающий цель. Влад не успевает прикрыться ноутбуком, не может решить, чем жертвовать, роняет компьютер, сгибается пополам и матерится. Продолжаю беспощадно бодать его пылесосом куда придется, эйфория победительницы зашкаливает.
Чьи-то сильные руки оттаскивают меня от истязаемого босса. Кто-то выключает пылесос.
- Роза, что за цирк? - голос Виталия.
- Даю бой харассменту! - Выдыхаю гневно на прядь, выбившуюся из хвоста и частично закрывающую обзор. - Владислав Игоревич возжелал побаловать уборщицу своим хреном!
Басов поджимает губы, чтобы не выдать все, что думает о начальнике, но его мнение явно проступает на лице, суровом, будто вытесанным из камня, глянешь - до туалета не добежишь.
- Идем, сестренка. - Он отнимает у меня пылесос, который с трудом отпускаю.
- Одну секунду, - охраннику. Полуоборот к боссу: - Я на тебя больше не работаю, отброс! Сам убирай свое дерьмо!
Золушка гордо удаляется за дверь непобежденной, вернее, не изнасилованной. Сегодня просто черный день, чернее некуда!
- Роза, ты это, - мнется за моей спиной Виталий, - поосторожней с этим козлом. Он тварь злопамятная. - В противовес сказанному суровое лицо искажает гримаса веселья, Басов прыскает смехом, потом начинает хохотать: - Ой, не могу, Роза... Как ты его... - и так до икоты.
Подтягиваются еще два охранника, Александр и Сергей.
- Виталь, ты чего? - спрашивает первый.
- Ничего... - продолжает смеяться Басов.
Я ускользаю в кабинет Полины, скандальная слава не мое. Вхожу без стука и застаю непосредственную начальницу пакующей вещи в коробку из-под бумаги для копировального аппарата и принтера. Одна такая уже стоит заполненная на столе, вторая в процессе наполнения.
- А, Роза. - Ростова бросает на меня заплаканный взгляд. - Что там за шум в коридоре? - Опускает голову, пряча раздрай.
- У охраны проблемы со стрессом. Простите, Полина Михайловна, вас уволили?
- Нет, сама ухожу, - нервозно.
- Что случилось? - Приближаюсь к менеджеру по персоналу, потакая желанию утешить эту строгую женщину, может, потому что сама нуждаюсь в утешении, или из солидарности с еще одной жертвой Влада.
- Ах, Роза! - всхлипывает всегда невозмутимая Полина, выпуская из рук фотографию рыжего кота, её домашнего любимца. - Я так устала от всего этого! - Она опускается в свое рабочее кресло, будто заявленная усталость выкачала из неё последние силы.
- Может, чай или кофе? - предлагаю расстроенному человеку отвлечься, излить наболевшее за чашкой бодрящего напитка левому слушателю, который не осудит, которого она наверняка больше не встретит.
- От кофе не откажусь, - кивает Ростова, убирая полузаполненную коробку со стола.
Пока электочайник греет воду, Полина молчит, рассеянно созерцая кружащиеся над столешницей пылинки, видимые только её обращенному в себя взору. Чтобы лишний раз не тревожить медитацию начальницы, раскладываю по чашкам растворимый кофе и сахар на свое усмотрение, на полезную при стрессах глюкозу не скуплюсь. Полина морщится при первом же глотке, наверное, бережет фигуру, отказывая себе в сладком, но выговора мне не делает, пьет дальше.
- Представляешь, Роза, я два года убила на мужчину, который даже мизинца на моей левой ноге не стоит, - её голос тих, даже по-философски равнодушен. - А биологические часики всё тикают. Время идет, а я у разбитого корыта, опять.
- Вы поссорились с Владом? - подталкиваю её выговориться.
- Я от него ушла, теперь уже окончательно. Можешь считать меня крысой, бегущей с тонущего корабля, но если честно, я давно собиралась. Порывалась пару раз, но Влад умеет уговаривать. Пустозвон клялся, что разведется с женой и женится на мне. Я, дура, жениха из-за него бросила, от хорошей партии отказалась.
- Не понимаю, что вы, такая красивая и умная, нашли в этом наркомане? - смелею. Раз она разоткровенничалась, почему не спросить о том, что давно интересует.
- Банально потеряла голову из-за козла, прости за грубость.
- Не стоит извиняться. Он, и правда, кАзел, - не сдерживаю злости в голосе.
- Влад к тебе приставал? - Взлет бровей.
- Увы, не обошел своим вниманием. - Кривлюсь улыбкой.
- Похотливая тварь! Танцовщиц ему мало, еще и на несовершеннолетнюю полез! Ты поэтому ко мне зашла? - Она откидывается на спинку кресла, едва справляясь с гневом.
- Не совсем. Я за расчетом. Тоже, как видите, бегущая крыса.
- Правильно. Нечего делать в этом вертепе! - Полина решительно поднимается, идет к сейфу, прячущемуся за спинкой бухгалтерского кресла, открывает незапертую дверцу, достает пачку стодолларовых купюр, перетянутую зеленой резинкой. Выдергивает три бумажки, потом еще одну, кладет передо мной: - Вот расчетные и за моральный ущерб. - Остальное бросает себе в сумочку. - А это моя компенсация за терпение, нервы и слезы.
Четыреста баксов - гораздо больше, чем моя месячная зарплата, но отказываться не намерена, мне тоже нужна моральная компенсация за домогательства босса.
- Рекомендация нужна? - Полина возвращается за свой стол, выдвигает полку с клавиатурой.
- Было бы здорово, - киваю согласно, пряча деньги в карман толстовки.
Ростова быстро набирает текст и посылает на печать. Ставит на документе две подписи, свою и Влада Розовского, избавляя меня от необходимости возвращаться в кабинет босса. Пробежка глазами по тексту, начальница, уже бывшая, не поскупилась на комплименты моей работе, за что ей сердечное мерси. На прощание мы жмем друг другу руки с искренними пожеланиями всего наилучшего в будущей карьере и личной жизни.
Уходя, заглядываю к охранникам сообщить, что уволилась, и попрощаться. Басов выходит меня проводить, на крыльце обнимает за плечи:
- Удачи тебе, сестренка.
- И тебе. Увольняйся, Виталий, - возвращаю его давний совет. - Неужели желаешь и дальше работать на это убожество? Даже Полина уходит.
- Нет, Роза, не желаю. Но семью кормить надо. Жена неделю назад в декрет вторым ребенком ушла, сама понимаешь, живем только на мою зарплату, еще и пополнение на подходе. Но новое место искать буду.
- Удачи с поиском. Кстати, ты знал, что в будуаре босса скрытая камера? - вспоминаю о подлом порно.
- Откуда? - удивленно. - На наши мониторы оттуда картинка не идет, все-таки интимная берлога шефа.
- А из кабинета?
- Нет, - качает головой.
- Как же ты появился так вовремя? - недоумеваю.
- Санёк сказал, что ты к Владу зашла. Решил проверить, все ли в порядке. Босс ведь того, не в себе был после трепки Папы Игоря.
- Не за что. - Он похлопывает меня по плечу. - Ты и сама отлично справилась. Ловко орудуешь пылесосом, даже я испугался. - Округляет смеющиеся глаза.
- Ладно тебе. - Толкаю его в грудь, слегка.
Басов снова раскрывает для меня свои дружеские объятия, которые я благодарно принимаю. Так и стоим минуту или две под кружащими белыми мухами, вестницами скорой зимы. Никогда не знаешь, в ком обретешь нечаянного брата, а в ком отыщешь сестру по несчастью.
На первую пару не иду. Брожу по улицам, не чуя холода, оставляя темные следы на саване тротуара, теряясь в призрачной пелене снега, слушая его шорох вопреки городскому шуму. Прохожие, идущие мне навстречу, выныривают из белого полога и скрываются, проходя мимо. Чудится мне, что сейчас пелена вытолкнет Стаса, спешащего ко мне, ищущего меня, чтобы заключить в кольцо рук и не отпускать - глупые мечты влюбленной девушки, вновь разбившиеся о жестокую реальность. Он никогда не простит мне тот роковой звонок, как и я не прощу себя за роль сирены в его судьбе. Нужно отпустить его, как Макса. Живи, мой Принц, и будь счастлив.
Захожу в лавку мобильного оператора, не того, у которого обслуживалась ранее, и приобретаю предоплачиваемую симку. Потом в офис "Золушки", отдаю тёте Ане рекомендацию, рассказываю об аварии и закрытии "Белой Розы". Она охает над судьбой несчастного Стасика и заверяет, что в ближайшее время подыщем мне "рыбное" место. Прошу сменить мой рабочий график с утра на вечер и оставляю свой новый номер телефона.
Вторая пара - лабораторная по физике, которую пропускать не стоит, тем более на излете семестра. Ксю набрасывается на меня с новостями о Стасе и претензиями, что не могла ко мне дозвониться:
- Представляешь, вчера вся наша городская тусовка на Instagram была завалена фотками размалеванного розочками Бени, комменты соответствующие. А сегодня видео об аварии выложили, и тут же все в слезах и соплях: "Мы тебя любим, Стасик! Выздоравливай!"
- Покажи! - Я готова выхватить у подруги смартфон.
- Смотри. - Ксю сама протягивает его мне. - Но там мало, что разберешь. Запись с чьего-то видеорегистратора, к тому же ночная.
Картинка, действительно, темная и нечеткая, но багажник Бени и трамвай идентифицировать можно. В правом нижнем углу счетчик времени, авария случилась ровно через четверть часа после моего звонка.
- Аза, что с тобой? Ты так побледнела! - Ксю забирает из моей ослабевшей руки свой смартфон.
- Это из-за меня, - шепчу подрагивающими в преддверии смеха губами. Одно дело, слышать из чьих-то уст, другое - увидеть воочию последствия своего зова.
- С чего ты взяла? - Подруга обнимает меня за талию. - Что за глупые мысли! Даже если Стас ехал к тебе пьяный, то сам дурак!
- Ты не ведаешь всей картины. - Отстраняюсь от её утешительных обнимашек. - Он не по своей инициативе ехал ко мне, я ему позвонила и позвала.
- Ты что? Азка! Где твоя звонилка? Немедленно выбрось симку! - В глазах Ксю тревога пополам с беспокойством.
- Уже. Потому ты и не могла дозвониться. Только поможет ли? - Рассказываю ей об инциденте в клубе между отцом и сыном Розовскими.
- Плохо дело, - мрачнеет она. - Одна надежда, что Розанчик выживет, а если нет, то Папа Игорь не станет искать крайнего вместо или кроме Влада.
Да уж, сплошные упования на высшие силы и тревожное ожидание худшего расклада. На бога надейся, а сам готовься к беде.
Стас гладит мои бедра, неторопливо стягивает с меня нижнее белье, припадает к груди, лаская языком то один сосок, то другой. Дорожка поцелуев вниз к пупку, далее в том же направлении. Откидываюсь на подушки, отдаваясь его ласкам. Партнер настойчиво и самоотверженно доводит меня до сквирта. Струйный оргазм порождает мою безмерную благодарность его золотым перстам. Облизываю их, глядя ему в глаза. Покрываю поцелуями бугры его мышц, прикусываю мужские соски. Изюминка в булке - облизывание головки члена. Дальше больше, вбираю его стержень в рот и сосу. Стас накручивает мои волосы себе на руку, раскачивает бедра в такт ритмичному сосанию, понукая к более глубокому заглатыванию. Рвотный рефлекс уже на пределе. Пытаюсь возмутиться, но с набитым ртом выходит нечленораздельное мычание, придающее процессу пикантную вибрацию. Стасику нравится, чумачечая улыбка на приоткрытых в блаженстве устах.
Партнер дергает меня за волосы вверх, разворачивает к себе спиной и ставит в позу речного омара. Сильные руки раздвигают полушария моей пятой точки, демонстрируя камере глубокое внутреннее содержание. Красный конь Принца вторгается во врата моей чувственности.
- Разверни её, не закрывай собой! - кричит оператор Влад порноактеру Стасу.
Высочество убирает руку с моего бедра себе за спину, увеличивая обзор нашего интима, и продолжает фрикции. Вывернув шею, наблюдаю за его гордым профилем, вздернутым подбородком, ритмичным покачиванием торса. Принц царственен даже во время сношения Золушки.
- По заднице ей врежь, чтобы пятно осталось! - командует Влад, оторвавшись от объектива, он продолжая крутить ручку допотопной кинокамеры.
От унизительного шлепка по мягкому месту я вздрагиваю всем телом и...
***
Просыпаюсь. Темно. На часах мобильника и трех часов ночи нет. Чертов кошмар! Вчера мне было не до осмысления постыдного порноэпизода, других тягостных мыслей хватало, но запоздалый страх публичного позора догнал-таки во сне.
Сношу на ноутбуке Skype, из-за виртуальных шашней с Высочеством он у меня стойко ассоциируется с конструкцией "секс и видео".
После душа и двойной порции бодрящего кофе несколько легче.
Взгляд натыкается на британские трусы Стаса, они по-прежнему лежат под раковиной мойки, не избавилась от них, как собиралась. Фетиш свой щегольской вид потерял, не столь ярок и кое-где дыряв. Не беда. Стираю его руками, пусть на батарее сохнет, заштопаю потом перфорацию.
Брожу по квартире, прислушиваясь к бубнежу телевизора, не сообщат ли по местному каналу что-нибудь о Стасе. Надежду мою оправдывают утренние новости, передают, что Высочество прооперирован и теперь находится в стабильном состоянии, но, стабильно плохом или стабильно хорошем, не уточняют.
Ксю приносит на хвосте название клиники, в реанимации которой лежит младший сын олигарха, зарождая у меня идею устроиться туда уборщицей или санитаркой. Но в "Золушке" говорят, что в частном медучреждении профессора Саворского свой уборочный персонал. Анна Матвеевна уже нашла мне новое место в одной купи-продажной конторе, уборка раз в неделю по четвергам после шести вечера, заступать с декабря. На прощание мой рабочий ангел-хранитель обещает ещё что-нибудь подыскать на оставшиеся рабочие дни недели.
Дома штопаю Стасовы трусы и обряжаю в них плюшевого тёзку в честь профуканной любви.
"Растешь, Роза, раньше дневник марала, теперь спишь с медведем в фетишных труселях первого мужчины, - стебётся гордячка. - Думаешь, если то не помогло, это выстрелит?"
Нет, просто лелею память о Принце.
Ни на следующий день, ни через неделю о Стасе никаких известей в СМИ. Вдруг он в коме, из которой уже не выйдет. Вдруг овощ на жизнеобеспечении аппаратуры, которую Папа Игорь запрещает отключать, то есть фактически жив, но реально мертв. Тяжко на сердце от неизвестности, но прояснить ситуацию не в моих возможностях.
Кошмары почти каждую ночь. Начинаются красивой эротикой с Высочеством. Потом то тройничок с Владом, где я - прослойка между братьями. То у Стаса останавливается сердце во время соития, и я лежу под трупом, орошенная его посмертным семенем. То безбашенный гонщик на предельной скорости врезается в трамвай, пока я балую его минетом, отчего просыпаюсь с фантомным привкусом крови и ощущением откушенного члена во рту.
- Роза! - окликает меня техничка в коридоре первого корпуса. Потрепанная жизнью женщина мнется, подбирая слова для начала разговора.
- Вы Татьяна Ларина? - На догадку меня наталкивает точная копия губ Стаса.
- Да. - В её взгляде удивление. - В девичестве была Ларина.
- Хотите спросить о Стасе?
Она кивает, вытирая набежавшую слезу:
- Ты ведь его девушка, видела вас вместе.
- Нет. - Улыбаюсь. - Так и не довелось ею стать. Но Стас мне о вас рассказывал, даже фото показывал.
- Значит, не забыл. - Слез прибавляется, и в голосе тоже.
- Стас жив, находится в клинике Саворского, а там лучший медперсонал. Его вылечат. Он обязательно поправится, - с упрямой надеждой и верой, чтобы утешить несчастную мать, отлучённую от сына, и саму себя успокоить.
- Дай-то бог, девонька, дай-то бог.
- Татьяна Станиславовна, давно вы здесь работаете? - пытаюсь отвлечь её праздным разговором. - Стас считал, вы уехали.
- Уезжала, да. Пришлось. - Вздох. - Что ж мы тут стоим? Идем ко мне, чайку попьем. Или спешишь куда?
- К шести нужно быть на работе, но время еще есть. С удовольствием составлю вам компанию.
- Вот и хорошо. - Она подхватывает ведро и швабру, держит путь в конец коридора.
- Вам помочь? Давайте ведро донесу.
- Не надо, справлюсь, не старая еще. А ты где работаешь?
- В одном офисе, уборщицей.
- Так мы с тобой коллеги!
Татьяна Станиславовна ставит ведро у неприметной двери под лестницей и отпирает допотопным ключом свою святая-святых. Голая груша лампочки озаряет знакомую обстановку хозяйства золушки: ведра, тряпки, моющие средства, швабры, веники. В дальнем углу за рукомойником притулился стандартный для хрущёвок кухонный стол. Электрочайник, пачки дешевого чая, початый пакет пряников оккупировали почти половину покрытой клеенкой столешницы.
- Располагайся. - Хозяйка указывает на один из двух табуретов.
За чашкой ромашкового чая пересказываю ей перипетии Высочества, ищущего маму-золушку.
- Вон оно что, значит, не зря я вернулась. - Она снова вытирает слезы.
Татьяна Станиславовна вынуждена была покинуть сына. В качестве малой компенсации за моральный ущерб Игорь Константинович купил ей квартиру в приморском городе. Там она поступила в педагогический институт на русский язык и литературу, после учебы работала в школе, где познакомилась, а потом и сошлась с учителем трудов, бездетным вдовцом, его жена умерла от рака еще молодой.
Когда Татьяна забеременела, они с Александром расписались. Дочь назвали Надеждой в честь покойной матери мужа. Савины неплохо жили до болезни ребенка. Диагноз девочке поставили неверный, сказали, поболит голова и пройдет, бывает у детей, ничего страшного, перерастет. А оказалось, менингит. Надежду не спасли.
Смерть дочери разбила семейную лодку Савиных. Александр запил, даже умом тронулся, твердил, что смерть его преследует, отбирая дорогих сердцу женщин: сперва мать, потом жену, теперь дочь. Вторую супругу он не любил, жил с ней из-за ребенка, которого не стало. Они развелись по обоюдному согласию, быстро, без войны за раздел имущества, Александр на жилплощадь второй жены не претендовал.
Продав квартиру, Татьяна вернулась в наш город, к сыну, на свой страх и риск, Папа Игорь запретил ей здесь появляться. Купила малометражную гостинку: комната-конура, кухня еще меньше, ванная - только ребенка купать, и туалет, где дверь не закроешь, колени мешают, когда на унитазе сидишь.
Савина, Татьяна не стала возвращать девичью фамилию, устроилась уборщицей в первый корпус университета, чтобы быть ближе к сыну-студенту. На прямой контакт идти не решалась, считая, что он её забыл. Стас столько раз проходил мимо, не обращая внимания на женщину в синем халате технички, ничего в сердце сыновнем не ёкнуло. А ей хоть иногда видеть его, наблюдать издали, знать, что у мальчика все хорошо, уже отрада.
- Доля у меня такая, - сокрушается несчастная мать, - нелюбимой быть и любимых деток терять.
- Что вы такое говорите? - Я сжимаю её подрагивающую ладонь. - Все хорошо будет, еще на свадьбе его погуляете и внуков понянчите.
- Ой, Роза! - Ответное пожатие. - На вашей свадьбе погуляла бы, хорошая ты девушка, не то, что эти вертихвостки. И любит он тебя. - Она вытирает слезы уже мокрым, истрепавшимся бумажным платком. Протягиваю ей новый из пачки. - Спасибо, деточка. Я многое подмечаю, видела, как он на тебя смотрит. Любит, да только женится на другой. Не ровня мы им, не пара.
- Я не питаю на сей счет иллюзий. - Не позволяю себе вздох. - Главное, чтобы у него все хорошо было.
- Понимаю тебя. Сама, глупая, влюбилась в Игоря. Не устояла перед таким мужчиной, сильным, умным, волевым, хозяином жизни. Умом понимала, не для меня он, а сердце иное твердило. Вздыхала по нему украдкой, пока случай не представился.
- У вас с Игорем Константиновичем все полюбовно было? Стас считает, что он вас силой взял. Простите, конечно, - смущенно за столь личный вопрос.
- Какой там силой! - Она розовеет, опуская заплаканные глаза. - Самый мой счастливый раз с мужчиной и был. Я до Игоря с парнями не гуляла, засиделась в девках, робкая в этом плане была. Все по обоюдному согласию вышло. Он таким нежным и ласковым был, удовольствие мне доставил и Стасика зачал. И потом ко мне захаживал, когда на дачу один ночевать приезжал. Я его тайной любовницей была. После родов он почти каждую ночь со мной проводил, Стасика нянчил и меня вниманием не обделял. А потом выгнал, на пустом месте велел убираться из города. Конечно, страсть его ко мне тогда уже остыла, да и Инга крепко прижала. Ненавидела я её люто, ревновала, хоть Игорь с ней уже и не жил как муж. Потом простила, поняла, когда сама дочку потеряла.
- Соболезную вашей утрате.
- Спасибо, Розочка. Я уже приняла это. Скорблю, но надо жить дальше. В отпуск езжу на могилку. Плачу жене кладбищенского сторожа, чтобы убирала там, когда нужно. А ты, случайно, от Стасика не беременна? Я бы с радостью понянчила внука или внучку, помогла бы поднять, присмотрела, - с отчаянной надеждой.
- Нет, не беременна, - заливаюсь румянцем стыда. Я не желала этого ребенка, а теперь, если Принца не станет, у меня останутся от него только британские трусы на медведе-тёзке. - Обещаю, Татьяна Станиславовна, если узнаю что-нибудь о Стасе, обязательно сообщу.
Новый год уже на носу. О Принце ничего, будто без вести пропал, но и о Владе слухами земля не полнится. Клуб "Белая Роза" по-прежнему закрыт.
Перед самыми праздниками тётя Аня делает мне поистине королевский подарок: уборка два раза в неделю в модельном агентстве Инги Розовской. Я готова прыгать от радости и реветь, наконец-то смогу приблизиться к Королеве и о Стасе хоть что-то узнаю. Выходить сразу после Рождества, когда у меня сессия в самом разгаре. Ничего, справлюсь как-нибудь, такую возможность упускать нельзя.
Ксю зовет отмечать Новый год в компании её парня. Но кто я там? Одинокая девушка с постной миной. Отказываюсь, чтобы не портить людям веселье. Идти в общагу к нашим парням - терпеть присутствие Оли и Яны, с которыми до сих пор бойкот. Звонит Татьяна Станиславовна, слово за слово, договариваемся о совместном праздновании у меня, места больше. Британские трусы прячу в коробку сокровищ, чтобы не испытывать неловкость перед мамой владельца. Праздник проходит тепло, переживания за Стаса сближают две одинокие женские души, изгнанную несвекровь и брошенную неневестку.
Сессия. Два зачета, три экзамена: физика, математика, инженерная графика - минимум для первого раза, но корпеть ночами и потеть от страха в экзаменационных аудиториях приходится. Мы с Ксю "сдаемся" успешно. Ольга заваливает математику и инженерку, Яна срезается на физике, пересдача на каникулах, две неудачные попытки, и прощай, универ.
Есть в самом центре нашего города один крохотный переулок, даже проулок, с претенциозным названием Модный, там всего один дом, в нем и располагается Модельное агентство номер один. Еще при Советском Союзе и позже при Ельцине в этом здании сталинской постройки с высоким цоколем и потолками под четыре метра располагался дом моделей, где в девяностые начинала свою подиумную карьеру Инга Кузьмина, потом она вышла замуж за Игоря Розовского и приобрела строение разорившегося мастодонта моды ушедшей эпохи. Дом полностью обновили и отреставрировали в начале двухтысячных. Теперь здесь на первом этаже модельное агентство, на втором - издательство журнала "День и Ночь" и рекламная фирма. Все это, что де-факто, что де-юре, принадлежит Королеве. Моя задача - уборка первого этажа по средам, по пятницам - второго.
В первый рабочий день я с Ингой не встречаюсь, общаюсь с менеджером по персоналу. Ухоженная сорокалетняя дама, просто Тамара, без отчества, доверительно сообщает, что меня взяли по рекомендации Полины Ростовой, известной своим реноме педантичной чистюли. Объем уборки: несколько кабинетов, подиумный зал, гримерная моделей, фотостудия размером с ангар, холл, маленькая мастерская по подгону одежды, все, что осталось от бывшего дома моделей, туалеты для посетителей и персонала.
Перед последним экзаменом Заборовская приносит на хвосте новость, Стаса отправляют в Швейцарию для серии операций на позвоночнике. Её предки шептались, что Игорь Розовский посылал запросы в разные зарубежные клиники, пока не выбрал лучшую. Наши хирурги тоже могли прооперировать, не здесь, в столице, но олигарх предпочел швейцарцев.
- Все так плохо? - спрашиваю Ксю.
- Жить будет, но ходить без оперативного вмешательства не сможет. Сама понимаешь, ногами сына Папа Игорь рисковать не станет, значит, та швейцарская клиника лучшая из лучших.
С великолепной Ингой судьба сталкивает меня в начале февраля. Королева сама обращает свой царственный взор на уборщицу:
- Ну-ка, ну-ка, дай мне на тебя посмотреть. - Холёная ручка берет зачарованную меня за подбородок и весьма бесцеремонно вертит то в фас, то в профиль. - Очень хорошо. Иди в студию, проверим твою фотогеничность.
- Инга Андреевна, - мямлю, - я ваша новая уборщица, а не модель.
- Роза, верно? Необычное имя, яркое, даже псевдоним не нужен. Оно идет тебе, пока еще дикий, но многообещающий цветок. Поверь моему опыту, я модель вижу сразу.
- А как же уборка? - "Пока еще дикий цветок" обескуражен таким многообещающим вниманием со стороны хозяйки отборного модельного цветника.
- Подождет, - безапелляционно.
Меня отдаю в руки визажиста. Макияж, модный прикид. Волосы распускают и расчесывают, похвалив их сандаловый оттенок и блеск.
Потом мною занимается Денис, тридцатилетний привлекательный фотограф с аккуратной испанской бородкой, калька с Джонни Деппа. Он мучает меня под софитами битый час, заставляя то так встать, то этак, то сесть, то попрыгать, то улыбаться, то грустить, хоть плакать не требует. Затем Инга велит дефилировать по подиуму на двенадцатисантиметровой шпильке, желая посмотреть, как я двигаюсь.
- Одно из двух, либо у тебя врожденная грация, либо учили ходить, - констатирует бывшая модель.
- Меня обучала походке Сандра, я няней её сына подрабатывала. - Осторожно спускаюсь с подиума по боковой лесенке, опасаясь навернуться, ноги гудят, стопы крутит.
- Ах да, Саша Сабицкая. Помню её. Так, Роза, фотографии получились приличные, я уже просмотрела их на планшете. Походку нужно доводить, но не с нуля начинать, что несомненный плюс. Ты готова заключить с моим агентством контракт?
Мое эго тяготеет к одобрительному кивку, множество девушек города мечтает услышать такое предложение от Королевы, но:
- У меня учеба и работа.
- Большая часть моих сотрудниц - студентки, а уборщицу мы другую найдем. График у тебя будет достаточно гибкий. Два раза в месяц вечерние показы, плюс съемки для фото- и видеорекламы, если подойдешь под требования заказчиков. Зарплата, не скрою, маленькая, зато за каждый показ премиальные, и десять процентов от продажи снимка твои. Иногда придется выезжать на натурные съемки, но это по договоренности, когда сможешь.
- Мне нужно подумать. - Лестно, конечно, стать моделью лучшего в городе агентства, но принимать скоропалительные решения не в моих правилах.
- Завтра скажешь ответ, - тоном, не сомневающимся в моем согласии.
Возвращая себе привычный облик ватным тампоном с тоником для лица и переодеваясь, обдумываю предложение Инги. Драя полы и туалеты, когда все, кроме охранника, покинули здание, взвешиваю "за" и "против". И в трамвае обмозговываю, как и дома за ужином порчу себе аппетит, прикидывая резоны. Даже ночью мешаю себе уснуть раздумьями.
Ксю велит не рефлексировать. Сразу после занятий, видя мою неуверенность, она тянет меня в Модный переулок и буквально вталкивает в дверь агентства. В отделе кадров уже готов мой контракт, Инга распорядилась еще утром. Поставив на нем подпись, поломойка совершает головокружительный карьерный скачок в модели.
С работой на "Золушку" расставаться не рискую, продолжаю ездить по четвергам в офис купи-продажной конторы, в остальные дни хожу в агентство после занятий. Оно, кстати, рядом с главным корпусом университета.
Неофитку подиума вверяют заботам хореографа походок Макара, забавного индивидуума, телом парня, но женщиной в душе. Двигается он на максимально возможной шпильке с поистине кошачьей грацией, томно покачивая бедрами, создавая стойкую убежденность, что рожден на каблуках. Его жеманство, нарочитая манерность сперва коробят, потом веселят, придавая гримасу уныния моему лицу.
- Что за кислая мина, милочка? - Негодующе вздернутая бровь. - Улыбайся, хотя бы как Мона Лиза. И не шатайся пьяным матросом в качку. Увереннее ступай. Ты же женщина, богиня! Покажи это! - требует так и не определившейся с гендерной принадлежностью индивидуум, капризно топнув ножкой.
Часами: "Не сутулься, держи ритм, не болтай руками, как сосисками, легче шаг, перестань спотыкаться на ровном месте, колени прямые", - и прочее в том же духе. Хоть бы раз похвалил или ободрил, но нет, вечное недовольство, претензии. Зато едва его смартфон томно вздыхает голосом Бори Моисеева: "Голубая луна, голубая". Флюгер настроения Макара разворачивает с севера на юг, он щебечет с бойфрендом в превосходно-ласкательной степени: "Ну, Мика, ну сладенький мой. Какой ты у меня умница и няшечка! Как хорошо ты придумал! Конечно, я не против пиццы на ужин", - и прочие хвалебные оды на пустом месте.
Отставим претензии, за две неполные недели подиумной муштры Макар поднимает мою походку на качественно новый уровень, когда уже не задумываешься над каждым шагом, не замечаешь предельного подъема стопы, не шатаешься на высоких каблуках, а уверенно попираешь твердь, всецело осознавая свою власть над гравитацией.
Четырнадцатое февраля, вторник. Сегодня в агентстве показ, но я не допущена, Макар добро не дал. Ксю поздравляет меня перед началом пар и дарит дорогую помаду, ярко-красную, по её мнению, давно пора показать миру, что я истинная Роза. После занятий отмечаем мою днюху в кафе-мороженом и расходимся, я - домой, она - к парню, праздновать Валентинов день.
Звонок в дверь. Смотрю в глазок - полиция, участковый Барбашев с букетом роз и тортом. Гляди ты, запомнил. Открываю:
- Здравствуй, взрослая девушка! - Сексуальная улыбка. - Чаем напоишь, именинница? Или у тебя гости?
- Проходи, чая на тебя хватит, других гостей не держим. - Пропускаю его в прихожую, где позволяю себя дружески обнять и облобызать в щеки.
Сидя за кухонным столом, потягиваем ароматный напиток из Стасовых подарков, прибереженный для особых случаев и хороших гостей, лопаем медовик из престижной кондитерской и общаемся. Андрей рассказывает забавные случаи из полицейских будней, о старичке, верящем в пришельцев и всемирный заговор нелюдей, о торговке с рынка, постоянно обвиняющей своего соседа по прилавку в краже клиентов, и прочие курьезы. Я повествую о Макаре, копируя ужимки, фразы и тон хореографа походок. Барбашев смеётся, я почти плачу.
- Андрей, сегодня день влюбленных, а не только моя значимая днюха. Тебя наверняка девушка ждет.
- Увы, не везет мне с девичьим ожиданием. Не дождалась меня суженая, выскочила за богатого папика, пока меня по горячим точкам на сверхсрочке мотало.
- Печально.
- Да нет, - морщится он, - отгорело все. Оно, знаешь ли, к лучшему, ошибок не наделали, раньше разбежались. Я с Ритой в одном классе учился, первая любовь, первая женщина, и все такое. Но раз не сложилось, знать, и не должно было.
- Философски. А другие девушки? Неужели не встретил ни одной достойной?
- Встречался с некоторыми, ромашками, незабудками, лилиями. - Он прихлебывает чай, не отрывая от меня взгляда. - Но не розами.
- Девушки-цветы - необычные ассоциации для мужчины. - Намеренно не замечаю его намека. - А Рита - маргаритка?
- Нет, пион. Яркая, лепестков много, как граней души, казалось бы, но засияй злато на горизонте, раскрылась вся до меркантильного нутра.
- Хм, интересный взгляд. А ромашки? Какие они, по-твоему?
- Нерешительные. Все гадают, быть или не быть. Рефлексии выше крыше.
- Остальные цвето-типы? - продолжаю любопытствовать.
- Незабудки милые, ласковые, но простые и невзрачные внешне. С ними тепло, уютно, но страсти нет. Лилии нежные, томные, требовательные, с ними хорошо в постели, но хочется сбежать от их капризов.
- А розы? - отваживаюсь на флирт.
- Роковые королевы цветов. Красивые, яркие, сильные, многогранные и опасные. Если такая полюбит, осчастливит мужчину на всю жизнь. Роз не бросают, ими живут, дышат. Отдать такой девушке сердце - большой риск, но либо ты король рядом со своей королевой, либо несчастен под каблуком у лилии или в ласковых тисках незабудки.
- Да ты романтик, даже поэт! - Прячу глаза от такого признания. Или не обо мне сказано? Мало ли, как меня зовут, а сутью я банальная ромашка или пион, жаждущий богатого мужа, раз связалась с Принцем.
- Было дело. - На смуглых скулах проступает румянец. - Баловался стишками, бренчал под гитару. Парни из группы, те, что на твоем выпускном играли, иногда исполняют мои юношеские экзерсисы на свадьбах.
- Тебя это смущает?
- Если честно, то да. Такая наивность. Да-а-а, подрастерял я романтику в армии и на нынешней службе. - Он поднимается из-за стола. - Пойду я, Роза, поздно уже, а тебе завтра на занятия, да и мне на работу к восьми.
Провожаю гостя в прихожую, наблюдаю, как он обувается, надевает куртку. Подаю ему фуражку:
- Не пропадай, заходи иногда с чем-нибудь сладким.
Затяжной взгляд. Он забирает свой головной убор, притягивает меня к себе и целует. Отвечаю невольно. Фуражка летит на пол. Барбашев прижимает меня к себе плотнее, поцелуй глубже, жарче.
Мой мозг кипит от перегрузки. Самка не знает, что делать, хранить верность ушедшему безвозвратно Принцу или покорять новые пики со Стражем. Гордячка записывает меня в шлюхи, которым лишь бы с кем трахаться.
Андрей избавляется от куртки. Примостившись на трюмо, усаживает меня к себе на колени. Поцелуи продолжаются, а я не могу решить, быть с ним или не быть, точно, девушка-ромашка.
Я уже топлес подставляю соски его губам. Как приятно, так похоже на Стаса, если глаза закрыть. СТОП! Что ты творишь, шлюха! Это не СТАС!
- Андрей, извини. - Отстраняюсь, красная как помидор согласно отражению в зеркале за спиной Барбашева. - Я не могу. - Запоздало прикрываю грудь, уже исследованную вдоль и поперек его руками, губами и глазами.
- Понимаю. Мажор добился-таки своего. - Он отпускает меня с колен, поднимается.
- Выходит, и я пион. - Отступаю к кухне, руки крестом на груди, ладони прикрывают соски, ноющие от его ласк.
- Нет. - Он качает головой с отстраненным видом, присаживается на корточки подобрать фуражку, смотрит на меня снизу вверх. - Ты роза, с именем твоя мать не ошиблась. Телефон мой у тебя есть. Понадобится что-нибудь, звони, помогу, просто так, без долгов и обязательств. Захочешь большего, я всегда тут, поблизости и свободен.
- Пока, Андрей. - Закрываю за ним дверь и всецело отдаюсь истерике: "Нет, Страж Барбашев, я не роза, я репейник, которому самое место в модельном серпентарии номер один!"
Пока мной занимался Макар, с коллегами моделями я не общалась, видела их мельком, и только. Как оказалось, хореограф по сравнению с ними душка, а Оля с Яной - нежнейшие фиалки. Девушки из агентства у меня категорически с цветами не ассоциируются, а вот со змеями - определенно.
Наш модельный коллектив разделен на два противоборствующих лагеря. По одну линию фронта пай-девочки из хороших семей тешат самолюбие игрой в манекенщиц, по другую - кандидатки в содержанки выставляют себя на показ потенциальным спонсорам. Первые - студентки престижных ВУЗов и престижных специальностей. Вторые - кто как, кто-то учится-мучится, остальные профессионально потакают низкой социальной ответственности. Как в любых стаях, тут имеются вожаки, красавицы из красавиц. Линда верховодит первыми, Клео - вторыми. Мирскими именами здесь интересоваться не принято, в обители моды приемлемы только псевдонимы, исключая меня.
Обе группы гремучих созданий осведомлены, кем я начинала. Первые брезгуют и презирают. Вторые видят во мне наглую выскочку и конкурентку. Косые или открыто оценивающие взгляды, уничижительные фразы, ядовитые замечания способны и камень довести до слез, но не меня. Улыбаюсь, смеюсь в лицо, плююсь ответным ядом, действующим не сразу, а когда до жирафа дойдет, что это шип сарказма, а не комплимент. Кобры, гадюки, гюрзы и прочие аспиды окружают меня почти ежедневно, а на дефиле их собирается слишком много для помещения гримерной-раздевалки. Война красоты настойчиво подталкивает новоиспеченную модель вернуться к безмятежной карьере уборщицы.
Получаю за этот падеж нервных клеток я ничтожные гроши. Может, столичные модели и в шоколаде, но в нашей пятой точке мира иной финансовый расклад. Пару раз снялась для около спортивных статей в журнале "День и Ночь", благодаря рельефу мышц бегуньи, процент от снимков - двести рублей. ВАУ! Какая я "богачка-модель"! За показ всего три сотни премии, не долларами, не обольщайтесь. В "Белой Розе" я в месяц зарабатывала в пять раз больше, чем здесь за тот же срок.
Истинное положение вещей таково, что бизнес Королевы не приносит прибыли, а существует на дотации от мужниных капиталов, если, конечно, Игорь Розовский не отмывает деньги через модельное и рекламное агентства супруги, что не исключено.
Модную истерию выдерживаю до мая, голодая не по причине поддержания фигуры, банально не достает средств на еду. Даже успокоительные пробежки по утрам с началом весеннего потепления не снижают уровня моего душевного раздрая. Прошу Анну Матвеевну подыскать мне новые места для уборки и увольняюсь, как только она предоставляет таковые.
Ухожу без сожалений, зато полна разочарований и разбитых иллюзий. Образ Королевы потускнел, пиетет к ней померк. Полезного о Стасе я не узнала, кроме того, что кобель переспал со всеми гадюками. Девицы из-за него даже дрались до вырванных волос и расцарапанных физиономий, полным составом сообществ стенка на стенку ходили, мутузились коллективно. Стасик умудрился сперва Черную Мамбу Клео попользовать в ВИП-туалете "Белой Розы", потом Гюрзу Линду приласкал в темном углу за клозетом, что заметила наушница предводительницы содержанок.
Майские праздники бодрят утренней прохладой, душистая пена сирени радует глаз. Бегу по аллейке вокруг микрорайона. Солнышко светит, лепота. И полная свобода от змеиного царства, даже дышать легче, несмотря на третий круг.
Лихой свист за спиной:
- Классные булки! Я б вдул! - хамоватый мужской баритон.
Обычно я на такие "комплименты" не реагирую, но тут зло берет, что какой-то урод одним махом перечеркнул хорошее настроение, столь редкое в последнее время. Останавливаюсь, взгляд в упор на маргинальную личность, еще толком не протрезвевшую после вчерашнего отмечания Праздника Весны и Труда:
- Себе вдуй! - презрительно, натренировалась в серпентарии.
- Ты чё, борзая? - Он приближается нетвердой походкой. - А-а-а, это ты, коза!
- Мы разве знакомы? - Где-то мелькала его физиономия, но не помню, чтобы нас представляли друг другу.
- Ты девка Грозы. Бригадир сказал тебя не трогать. Хоть ты и шалава, как все! Пацан сел, а ты бегом под мажора! - Уничижительный плевок мне под ноги.
- Ты о Максиме Грозовом? - Меня бьет озноб, сердце ускоряет ритм, не из-за пробежки. - Как сел? - Ощущаю, как рушится мой мир.
- А так, чалится он за мокруху! Чё, забыла? Короткая же у вас, шлюх, память!
*** Макс
Иду по коридору, руки за спиной в замок, позади конвоир. Рано Косяк пожаловал, обычно летом приезжал, а тут на майские. Интересно, кого в этот раз привез мой член побаловать. В прошлом году Снежок приезжала, до неё Ириска была. Колян разнообразит мои редкие половые сношения.
Камера для свиданий - шестнадцать квадратов. Оконце под потолком зарешечено. Стены выкрашены краской-зеленкой. Зато кровать с сеткой, а не нары. Грязный матрац рулоном. Постельное белье - забота посетителей арестанта. Отхожее место в углу, дыра в полу за шторкой. Рядом обшарпанный рукомойник.
Щерящийся Косяк развалился на одном из двух табуретов у стола, на его коленях примостилась повзрослевшая Катя. Её декольте притягивает мой оголодавший взгляд, как и стройные ноги ниже короткой юбки.
- Максик! - Она кидается мне на шею. - Какой же ты! - Поцелуй в губы.
Прижимаю её к себе:
- Какой? - после долгого поцелуя.
- Такой же красавчик! Тебе даже ёжик идет. - Она треплет мою короткую поросль на затылке. - Всегда тебя хотела. А ты, бука: "Подрасти сперва". - Дует пухлые губы, частично избавленные мной от алой помады. - Так вот, мне уже восемнадцать, понял! Могу паспорт показать! - Но показывает язык, из задиры он превращается в похотливого зазывалу посредством облизывания верхней губы.
- Сама напросилась, - кивает Косяк, - полгода мне мозг парила: "Хочу к Максику", - передразнивает голос юной проститутки.
- И что? - Катя оборачивается к своему сутенеру, не выпуская из объятий мою шею. - Я Максика с детства люблю. Как увидела, так и улетела!
- Ты, Губки, от всех улетаешь с первого взгляда. Шлюха от бога. Прости, Господи! - Шмаров поднимается с табурета. - Ну, Гроза, дай тебя обнять, дружбан.
Отстраняю такое желанное женское тело и братаюсь с бригадиром, упекшим меня в каталажку.
- Постель стели, - приказывает Косяк давней сотруднице. - А мы с Максом пока дела перетрем. - Он извлекает из сумки бутылку "Прохоровки", кое-какую снедь, кружки, разливает водку. - С майскими! - Поднимает свою тару.
- Сперва базар. - Отодвигаю кружку.
- Как был кремень, так и остался. Далеко пойдешь, Гроза.
- Твоими стараниями, Косяк. - Глаза в глаза. - Как Света, мать?
- Сеструху твою я в технический универ пристроил на экономический, самый престижный, знаешь ли. Башляю. Она не тупит, учится, сессию сдала. Все, как обещал. А вот с Валентиной Дмитриевной... - Вздох вместо продолжения.
- Снова рецидив?
- Да, повторную химию прошла, но без толку. Резать еще раз не будут, смысла нет.
- Сколько ей осталось?
- Пара месяцев, потому и приехал раньше. Летом Свете нужен буду, похороны и все такое, еще и сессия у неё. Пока Валентину в больнице держат, но уже давят, пора домой забирать умирать.
Косяк опрокидывает в себя содержимое кружки, занюхивает куском хлеба. Я не поддерживаю его почин, не нуждаюсь в такой анестезии.
- Что с моей досрочкой? Почему отказали?
- Пока Матюшин, сука, свое кресло очком давит, не видать тебе досрочной свободы, Гроза. Для него, ты ж знаешь, это дело личное. Сожалею, что не сможешь с матерью проститься. Но ходят слухи, кресло под сукой шатается, пасут его уэсбэшники. Перешел он дорогу какой-то шишке. Как только падлу прищучат, сразу дам на лапу кому надо, чтоб тебе досрочное организовали.
- Опять долг?
- Какие долги? Не должен ты мне ничего. - Он плещет себе в кружку новую порцию сорокаградусной.
- Эй, Косячок, - подает голос Катя, - и мне налей, а то зябко.
Она уже застелила постель, разделась, развалилась призывно, едва прикрыв прелести одеялом, журнал листает. Заметив мой взгляд, демонстрирует темные набухшие соски.
- Что с Розой? - С трудом отвожу взгляд от девичьей груди.
- Она тоже в техническом универе учится, на бюджет поступила. Умная девка и красивая, даже слишком. Мать у неё прошлой осенью померла.
- Роза одна? - Меня охватывает тревога - первый проблеск эмоций за долгий срок. Только Цветочек способна пробудить во мне хоть что-то человеческое.
- Да как сказать, непросто все с твоей зазнобой. Хорь у неё появился, мажор из мажоров, короче, мажорный прЫнц.
- Кто? - протуберанец ярости.
- Розовский. - Колян изучает взглядом дно кружки.
- Влад?
- Нет. Младшенький, Стас. Ты его не застал. Он из Англии вернулся, когда тебя уже закрыли. То еще недоразумение! Довыёживался, в трамвай въехал, жаль, не с концами. Лечится сейчас в Швейцарии. Клуб Владов потому и прикрыли, что там младший мажорик спиртным накачался перед ДТП. Теперь абреки к нам полезли, хотят дилерскую точку открыть вместо "Белой Розы". Беспредел, короче, из-за этого кАзла! - Пауза на усмирение эмоций. - Я, Гроза, насчет него и твоей Розы, свечку не держал, но братва местная не раз видела его тачилу у её дома. Да и сейчас за ней кент Папы Игоря присматривает, но издали. Девка твоя моделью заделалась, щас покажу. Журнал гони! - Катерине.
- Меняю на водяру. - Она прячет полиграфию за спину.
Совершив обмен, Косяк возвращается к столу с нашим городским глянцем, открывает на нужной странице. Гляжу на фотографию Розы рядом со статьей о пилатесе. Мой Цветочек сидит на большом резиновом шаре, широко разведя стройные бедра. Короткий топ подчеркивает пышную грудь.
- Полистай, там еще есть, - щерится Косяк на мой зрительный интерес.
На следующей странице серия снимков с упражнениями. Позы такие, что...
- Забирай. - Отпихиваю от себя журнал.
- Быстро ты! Запомнил уже, ничего не забывающий ты наш. Эх, мне б такую память. Губки, тащи сюда свой рот! Отсоси Грозе, пока его не рвануло!
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди.
Константин Симонов, "Жди меня, и я вернусь"
Стас
Снег. Хлопья лопатой. Вьюжит, кружит, заметая следы, пряча, скрывая их от меня, охотника за снежной пери. Добыча где-то там, за пеленой, уходит прочь, ускользает от своей судьбы быть отогретой мной, растаять в моих объятиях, растечься лужицей слез от моей страсти, возродиться живой плотью в горниле моей любви.
Зима внемлет моим мольбам, распахивает полог, являя свою пери. Белая кожа, белое тело в саване ледяных лепестков. Иней на ресницах, морозная пустота в глазах. Посиневшие губы и ногти. Босые ступни едва касаются тверди.
- Роза! - Прикосновение - ожог холодом.
Снежная пери не слышит меня, не чувствует касания. И уходит. Уходит от меня.
***
Я почти отдал концы на операционном столе. Раздавленные подушкой безопасности ребра проткнули левое легкое. Мое сердце запустили вручную на грани допустимого срока. Ничего не помню, провал без туннелей со светом в конце. Но почему-то упрямо верю, что не ушел исключительно потому, что Роза ждет - несусветная глупость больного на всю голову романтика, теперь и телом болезного.
Неделю назад меня вывели из искусственной комы. Глаза и пальцы на руках - все, чем способен двигать. Я оплетен трубками с катетерами и датчиками, облеплен гипсом, укутан повязками. Ног не чувствую. Ем с ложечки, как младенец. О справление естественных нужд вообще молчу, утка и судно - мои неизменные подружки как в малых, так и больших "радостях". Зато член исправно встаёт каждый раз при мысли о Розе. Жестокая насмешка физиологии - сам вдребезги, а уду хоть бы хны, ему девушку подавай, причем конкретную.
Каждую ночь вижу Розу во сне. Она неизменно уходит от меня - мой самый большой страх, кошмар не только во сне, но и наяву. Я не доехал, предал её ожидание, лишил нас будущего. Убогому калеке остались лишь сопли сожаления, мечты и бессмысленная ревность.
Меня навещает отец, утром и вечером. Мачеха заходит почти каждый день, поддерживая реноме любящей матери. Сядет возле кровати, скажет пару утешительных, ничего не значащих фраз и уйдет после десятиминутного пребывания.
Влад сослан на Алтай в лагерь по реабилитации зависимых, сам выбрал такой вариант наказания. Уединенный поселок в горах, куда только на вертолете можно добраться, трудотерапия, полное бытовое самообслуживание и отсутствие допингов - факторы, способствующие эффективности лечения. Лагерь открыл один московский биржевой верхолаз, который отшельничеством на грани выживания избавился от кокаиновой зависимости. У гуру Гвоздецкого оздоравливаются только состоятельные наркоманы, оплата годичного курса - половина стоимости помещения "Белой Розы".
Отец продал клуб ресторатору, лишил чеченцев дилерской точки. Арслан сбежал. Полина и бармен уволились сами. Танцовщиц, директора и ротозея, позволившего нетрезвому сыну сесть за руль, отец уволил. Остальные трудоустроены в другие структуры нашего семейного бизнеса. О судьбе карьеры Розы отец умолчал, то ли специально, то ли не посчитал уборщицу значимым персоналом.
Перед новогодними праздниками является Кло поохать-поахать. Еле выношу её причитания. Она помнит меня здоровым, и вот он я, чурбан в лубках.
Роза не приходит, не может, не пустят - понимаю, но почему-то надеюсь и жду вопреки здравому смыслу.
Я уже избавлен от капельниц, датчиков и большей части повязок, но гипс на обеих руках еще присутствует. Ниже пояса по-прежнему ничего, кроме члена, не чувствую. Ноги не сломаны, а вот позвоночник, увы. Инвалидное кресло - мой новый пожизненный Беня. Грудь еще ноет и дыхание затруднено, но обещают, что пройдет.
Новый год в больнице - безрадостное событие. Встречаем две тысячи семнадцатый вдвоем с отцом. Инга представляет семью на балу у губернатора. Всесильный Папа Игорь кормит меня из ложечки деликатесами, икрой, фуа-гра с трюфелями. Шампанское дает хлебнуть из своего бокала. Единственный светлый луч в моем состоянии - я снова чувствую себя сыном, забытое ощущение пятилетнего мальчика.
После боя Курантов не выдерживаю:
- Папа, я хочу позвонить одной девушке, поздравить.
- Диктуй номер. - Он скользит колесиками кресла к моей тумбочке, снимает трубку стационарного телефона. Мобильную связь в клинике Саворского глушат из-за операционного оборудования.
Номер Розы помню до последней цифры, хотя все остальные, даже личный отцовский, забыл.
- Не отвечает. - Он прикладывает к моему уху трубку, ревущую длинными гудками безнадежности и тревоги. - Я еще попробую через полчаса, час. - Трубка возвращается на рычаг. - Ты ведь не Клодию хотел поздравить?
- Не стоит, - сквозь сжатые от ревности зубы. - Кло я уже поздравил.
Папа Игорь не допытывается, чей номер я ему дал, что наводит на мысль, он в курсе нашего с Розой недоромана.
На Рождество отец сообщает, что несколько клиник готовы вернуть мне способность ходить. В данный момент он рассматривает предложения, выбирая лучший вариант, сопоставляются репутации медучреждений, опыт хирургов, гарантии успешного исхода операций и так далее, и тому подобное.
- Каковы шансы? - проклевывается во мне росток отчаянной надежды вернуть не только полноценную жизнь, но и Розу.
- Пятьдесят на пятьдесят дает только цюрихская "Хирсланден". У них ортопедия - приоритетное направление, и хирургия позвоночника на первой позиции. Если операции пройдут удачно, реабилитацию тоже будешь проходить в Швейцарии, там и пластику сделают на шрамы.
Двадцатого января зафрахтованный частный самолет доставляет нас с отцом в Цюрих. Три дня на снимки, выработку стратегии, консилиумы. Клер Шанте, сорокапятилетняя целеустремленная дама, высокая и ширококостная с цепким взглядом, намечает план из трех операций, призванных вернуть мне способность ходить, даже бегать со временем. Судя по её виду и интонациям коротких английских фраз с ужасным французским акцентом, она нисколько не сомневается в удачном исходе.
Все дни до старта отец проводит со мной. Вижу его первым, когда открываю глаза после наркоза. Доктор Шанте заверяет, что начальный этап пройден отлично, вторая операция состоится по плану, первого февраля. Отец улетает, пообещав вернуться двадцать восьмого января, и слово свое держит.
Вторая операция проходит не так гладко. Шансы на благополучный исход уменьшаются, но Клер обещает не сдаваться. Следующее оперативное вмешательство откладывается на шестнадцатое февраля из-за осложнений.
Скрашиваю скуку ожидания играми на планшете, который даже к Интернету не подключен. Меня держат на обезболивающих. В спине адское пекло, когда действие препаратов заканчивается. Ортопед с нейрохирургом разворошили мой Конский хвост, пучок нервных корешков поясничного отдела.
Тринадцатого февраля уговариваю Аниту, симпатичную девушку-интерна Клер, одолжить мне свой ноутбук с доступом в сеть. Захожу на страницу доставки цветов моего города. Какой букет послать Розе на совершеннолетие? Само собой, розы. Но сколько? Восемнадцать не принято, четное число только покойникам. Семнадцать - мало. Девятнадцать - много. Девять - ровно половина, как и мои шансы вернуться к ней. Послание кропаю на онлайновой клавиатуре: "С днем рождения, Роза! Стас". Написать "моя Роза" и "твой Стас" не имею права, пока.
Пятнадцатого прилетает отец, долго разговариваем ни о чём, футболе, политике, бизнесе. Вижу его страх даже за улыбкой. Он переживает больше, чем я, желающий просто избавиться от боли.
Никогда прежде не замечал за ним ничего подобного, страх не свойственен всесильному Папе Игорю. Неужели надо пройти через ад, чтобы узреть родительскую любовь? Думал, её давно уже нет, ушла, оставив после себя стойкое разочарование непутевым сыном, который вполне способен загубить дело его жизни, его истинное детище, его бизнес. Оказывается, я совсем не понимал, не осознавал, что за всеми его, даже жесткими, мерами стоит любовь и забота. Не было и нет никакой проблемы отцов и детей, есть только вопиющее непонимание последними первых.
Третья операция оправдывает наши с отцом упования. Он задерживается на три дня, чтобы убедиться в хорошем результате. Меня больше не мучают боли в пояснице, пальцы ног реагируют на тестовые уколы. Неделю спустя уже вовсю шевелю ими, чувствуя себя несказанно счастливым. Впереди еще долгая реабилитация, но теперь есть, что реабилитировать.
Через день после отъезда отца ко мне является Полина, бывший менеджер "Белой Розы", Игорь Константинович нанял её моей помощницей. Ростовой предстоит заняться переводом меня в другую клинику.
- Полина, ты случайно не в курсе, что с Розой? - мой первый вопрос после её подробного изложения своих задач и обязанностей.
- Она уволилась в тот же день, когда ваш отец закрыл клуб, Станислав Игоревич.
- Перестань мне выкать и зови по имени, как раньше. - Её чопорная холодность не располагает к разговору по душам.
- Теперь вы мой босс. - Она расправляет несуществующую складку на серой юбке.
- Помнится, с Владом ты на "вы" не была.
- Как хочешь. Но только не при Игоре Константиновиче. Эта работа мне очень важна.
- Замётано. Так что там с Розой, где она теперь работает?
- Без понятия. Я написала ей рекомендацию для "Золушки", выдала премию по-черному, как компенсацию за, - заминка, - потерю работы, на том мы расстались. Стас, почему она тебя так интересует, а не брат, к примеру? - с ударением на "она".
- Влад на Алтае, лечится, отец сказал. А что с Розой - полное отсутствие информации. - Откидываюсь на подушку, давая понять, что разговор окончен.
- Я могу ей позвонить, если хочешь, в контактах остался её номер. Собиралась с ней связаться, если буду нуждаться в хорошей уборщице.
Невольно морщусь. Понимаю, такова профессия моей девушки, причем временная, все равно коробит, когда напоминают, что она поломойка.
Ростова покидает клинику, чтобы воспользоваться мобильной связью. Через полчаса моего нетерпеливого ожидания возвращается с двумя стаканчиками кофе из Starbucks. Один мне, латте с корицей и карамелью, со вздохом принимаю "парфюмерную" девчачью бурду, не портить же из-за такой мелочи отношения с новоявленной помощницей.
- Роза по телефону недоступна, - разбивает мои надежды Полина. - Я еще попробую в отеле связаться с ней по Skype.
Но и тут облом, неуловимая пери - эта Роза из мороза.
В начале марта стараниями Ростовой и за деньги отца меня переводят в клинику "Ла Прэри" в маленьком городке Монтрё, специализирующуюся на пластической хирургии, чтобы избавить от постоперационных шрамов. Неделю я наслаждаюсь видами Женевского озера из окна палаты. Операция всего одна, плевая по сравнению с предыдущими, но отец все равно со мной. Даже Инга пожаловала, не ради меня, из-за СПА центра при клинике.
В последний день перед отцовским отъездом рискую обратиться к нему с просьбой:
- Папа, есть одна девушка, которая мне дорога, но я не могу с ней связаться и беспокоюсь.
- Роза Путилина, верно? - Всезнающий родитель, как всегда, в курсе моих личных дел. - Забудь о ней. Она тебе не пара, сын.
- А кто пара? - выкриком. - Кло Прохорова?
- Не исключено. Клодия - девушка твоего круга, за ней капиталы отца.
- Значит, с бесприданницей Розой мне не по пути! - горько. - Или дело в её матери, которая тебя послала из-за неё?
- Лидия тут не причем! Из-за Розы ты чуть не погиб! Твоя страсть к ней пагубна и, поверь моему опыту, недолговечна.
- Это мне решать! - упрямо.
- Ты не способен сейчас мыслить здраво. Тебе предстоит долгая реабилитация. Посмотрим, что скажешь после. До встречи, Стас. Вылет через три часа, нужно еще добраться до аэропорта. Увидимся через две недели.
- Нет, постой! Я хочу знать, что с Розой! - Жаль, что ноги еще не работают, а то вскочил бы его удержать.
- Я приставлю к ней человека. Он присмотрит, но кавалеров отгонять не станет, если ты об этом печешься. Будешь получать отчеты раз в месяц, это все.
- Раз в неделю! И попробуй только подослать к ней какого-нибудь мачо!
- Стас, уйми свою ревность! Если девушка любит, то дождется, а если нет, нужна ли она тебе. Не желаешь проверить её чувства разлукой?
- Роза красива и неопытна, а уродов вокруг хватает!
- Даже будучи рядом, ты не оградишь женщину от измен, если таково её желание, как и она не остановит тебя от интрижек на стороне, - ударом под дых. - Проверь её. И себя заодно.
Мачеха вместе с отцом не летит, остается на курс омолаживающих процедур. Инга из скуки приглашает Полину на ужин, и в разговоре всплывает имя Розы. Оказывается, моя девушка стала моделью. Сдерживаю при Ростовой, принесшей на хвосте эту весть, бешенство. Мачеха до эскорт-услуг не опускается, но её модели те ещё шлюхи, и на виду они, любой кретин с деньгами может добиться желанной девочки.
Я перебираюсь в реаклинику "Цильшляхт", неврологический реабилитационный центр. Здесь предстоит провести от четырех до шести месяцев, зависит от темпов восстановления. Полина остается при мне. Она снимает флигель у зажиточного швейцарца в местечке Цильшляхт, так дешевле, чем в гостинице.
Ростова приобретает для меня ноутбук и iPhone, в клинике доступный Wi-Fi. Кантон Тургау немецкоязычный, клавиатура на немецком, непривычно, что Y с Z поменялись местами, есть и другие отличия от английской раскладки, но я еще на Туманном Альбионе наловчился набору русского текста вслепую.
Ровно через неделю после отлета отца получаю по электронной почте первый отчет от Дзержавского. Он подтверждает слова Полины, Роза работает моделью, но с карьерой уборщицы не простилась. Согласно отчету, Путилина сменила SIM-карту. Новый номер Дзержавский не указал, скорее всего, по требованию отца. Правильно сделал, иначе я позвонил бы и высказал все, что думаю. Привет, новая ссора!
Я отчаянно и интенсивно отдаюсь физиотерапии, плаваю в бассейне под присмотром инструктора, тренируюсь с роботом, обучающим меня ходить заново. Я должен выйти отсюда как можно скорее и на своих двоих, пока Колючка не сорвалась в пропасть, не утонула в грязи пороков, не стала гламурной девицей, готовой за деньги отдаться любому.
Отец привозит мне второй отчет на флешке.
- Почему не заставишь Ингу уволить Розу? - спрашиваю его. - Она пропадет в этом гадюшнике!
- Я так не думаю. Твоя зазноба умна и упряма. Она боец, - в голосе всесильного Папы Игоря уважение, мной он так никогда не гордился.
Полину я вижу реже обычного, раньше заглядывала четыре раза в неделю, сейчас - два. Причиной тому дела сердечные, конкретно, пятидесятилетний вдовец, у которого она снимает флигель. Хайнер бодр, активен и состоятелен, крупный акционер клиники "Цильшляхт".
Первый майский отчет. Роза уволилась из модельного агентства. Ура! Троекратно. Второго мая к ней на пробежке приставал какой-то маргинал. Дзержавский сфотографировал их разговор. У Розы на снимке такое лицо, будто вот-вот грохнется в обморок. В тот же день она ездила в Заречный район. Долго бродила по микрорайону Солнечный, искала конкретный адрес. Вошла в пятый подъезд семнадцатого дома, через десять минут вышла, скорее всего, не застав того, к кому приходила. Дзержавский не выяснил, кто это. В девятиэтажке шесть квартир на этаже и лифт, за тот срок Путилина могла постучать в любую дверь. Она еще час бродила около дома, сидела на лавочке у подъезда, потом вернулась домой.
К кому она ездила? К одногруппницам - нет, Заборовская живет в центре, Яна - в Кировском, как и Роза, Оля с Петровки. К одногруппнику - возможно, у меня нет перечня их адресов. Но зачем - учиться, не смешите меня, никто не страдает образовательной фигней во всероссийский день шашлыков. К парню - очень может быть. Она говорила о неком Максе, разбившем её юное сердце. Неужели искала с ним встречи? Пора дать ей о себе знать. Хватит испытывать её верность и мою ревность!
После аварии я в соцсети не выходил, не хотел отвечать на вопросы, что со мной, многочисленным бывшим подружкам и знакомым. Сейчас ткнулся - неверный пароль. Папа Игорь позаботился о моей изоляции. Я, дурень, держал все коды доступа в блокноте в ящике стола, его программистам ничего не стоило мне подкузьмить, даже взламывать аккаунты не пришлось. Завожу новый профиль на Facebook, связываюсь с Кумом и даю конкретное указание.
*** Роза
В Заречный еду, терзаюсь мыслями о Максе. Вряд ли он сел за убийство Бельского, тогда расследование коснулось бы нашей семьи, Лидия ездила бы на опознание и свидетельствовала в суде. Кого лишил жизни мой Рыцарь и почему? Не верю, что преднамеренно. Макс просто не может быть монстром, хладнокровным, безжалостным душегубом.
Путь от трамвайной остановки до микрорайона Грозовых пройден. Где сворачивать - помню, куда дальше - увы. Пять лет здесь не была. Вроде эта девятиэтажка, а может, та, за углом, мимо которой только что прошла. Подъезд пятый - это еще сохранилось в дырявой башке, третий этаж тоже не забыть из-за трагической истории Валентины Дмитриевны. Шарю глазами по телу строения. На третьем этаже единственная незастеклённая лоджия, это здесь.
На кодовом замке пятерка, тройка и семерка затерты более остальных цифр. На пятой комбинации дверь открывает девочка лет тринадцати с лабрадором на поводке, повезло взломщице кодов.
Грозовые не открывают, Светы нет дома, а Валентина Дмитриевна банально не может подойти к двери. Час топчусь у дома. Расспрашиваю о Грозовых хозяйку лабрадора, вернувшуюся с прогулки, но она не в курсе. Дом большой, квартир много, можно годы прожить, не встретив соседа с другого этажа.
Возвращаюсь домой, не получив ответы на свои вопросы. У подъезда поджидает Марина. Чаепитие и болтовня с подругой отвлекают от мыслей о Максе.
- Как там Дима? - спрашиваю Соткину о её парне. - Когда из армии возвращается?
- Он на сверхсрочную остался, послала я его куда подальше, не намерена тратить отпущенные на загул годы на пустое ожидание.
- О чем ты? - Я потрясена. - Какой такой загул?
- Самый конкретный, туда-сюда-обратно - тебе и мне приятно. У меня уже десять звездочек на фюзеляже.
- Десять мужчин! - Ушам своим не верю, скромная толстушка Марина перековалась в руанскую деву по прозвищу Пышка. - Тебе известно, что количество не означает качество?
- Увы, хороших трахальщиков, как твой Розанчик, мало. С ним можно было и одной звездой на борту обойтись. - Она достает из сумки тонкую книжицу "Как стать сексуальной женщиной" и подталкивает ко мне: - Очень рекомендую. Почитай, расширяет мировоззрение.
- Спасибо. - Не спешу брать в руки чтиво, столь кардинально изменившее подругу, на мой взгляд, не в лучшую сторону.
Марина восторгается откровениями писательницы, поведавшей о своем Великом пути в секс, о смелости и отваге, и прочих сомнительных достоинствах. Слушаю, киваю, а что ещё остается, если оппонент одержим идеей плотской любви в ущерб любви возвышенной, платонической.
Выпроводив подругу, обнаруживаю на кухонном столе библию её сексуального раскрепощения. Содержание - путь женщины в шлюхи времен сексуальной революции, оправдание физиологической потребностью демарша против общественной морали того времени. Непременно верну хозяйке.
Третьего мая иду на учебу, завидуя народу, отдыхающему вплоть до Дня Победы. У корпуса меня окликает смутно знакомый голос:
- Эй, пташка! - Неприятный дружок Высочества подходит к нам с Ксю. - Тут это, Стен со мной связался, просил передать, жди.
Бой барабанов, завывание рожков, визг волынок. Сегодня финал ежегодного турнира на соискание звания сильнейшего рыцаря Розового королевства. Победитель получит переходящее золотое копьё - там только наконечник из благородного металла, древко позолоченное - и сделает королевой турнира свою Прекрасную даму. На ристалище мой возлюбленный жених сэр Макс на вороном жеребце и в вороненых доспехах готовится преломить копье с Его Высочеством Станиславом, непревзойденным Золотым рыцарем, уже пять лет по праву лучшего владеющим золотым копьём. Принцу повезло, что все эти годы сэр Макс провел в далеком походе за Гробом Господнем. Ныне Его Высочество познает силу Черного рыцаря, выкованную в боях и лишениях, а не на пирах и турнирах.
Своего батюшку, сэра Константина, названного брата короля, я никогда не знала. По словам покойной матушки, он отправился в крестовый поход еще до моего рождения и не вернулся. После безвременной кончины леди Лидии Её Величество Инга взяла меня фрейлиной, как родню своего супруга Его Величества Игоря.
Статус фрейлины королевы почетен, но неуютно мне при дворе. Сплетни, шепотки за спиной, интриги, в коих я ничего не смыслю, и неуместное внимание Его Высочества Станислава лишь подстегивали мое ожидание жениха. Обручившись со мной еще до отъезда, сэр Макс обещал вернуться, снискав славу героя и поправив свои финансовые дела, дабы стать мне достойным мужем. Я ежедневно молилась о нём. Вышивая гладью его лик, мечтала о нашей встрече.
Сердце радует мысль, что скоро мое пребывание при дворе закончится. После турнира намечена наша с сэром Максом свадьба и отъезд в имение, унаследованное мной от отца. Леди Лидия должна была управлять им до моего замужества, но преставилась раньше этой счастливой даты. Этот брачный союз подарит безземельному рыцарю титул барона с правом владения и управления имением моего рода, а меня вернет к той тихой пасторальной жизни, которая столь мила моему сердцу. Уповаю, что сим браком жених спасет мою честь, даже если проиграет турнир принцу Станиславу.
Его Высочество уже не намеками, а прямо заявляет, что намерен взять меня фавориткой. В разгар пира в честь начала турнира он пригласил меня на эстампи и сокращал дистанцию до непристойно близкой, его рука неоднократно касалась моей талии у всех на виду. Стоило музыке смолкнуть перед началом следующего танца, как я покинула зал торжеств во избежание столкновения сэра Макса с принцем и возможных сплетен, порочащих реноме юной девы. Жениху я сказалась уставшей. Сэр Макс хотел проводить меня до покоев, но его призвал к себе Его Величество Игорь для беседы о походе в Святую землю. А леди Марина, моя дуэнья, уже подала руку кавалеру, приняв приглашение на танец, потому сопровождать меня не собиралась.
Мы с леди Мариной ровесницы, но она уже успела побывать замужем и овдоветь. Когда я прибыла ко двору, юная фрейлина королевы оплакивала безвременно почившего сэра Димитрия, своего супруга, павшего жертвой вепря на охоте. Её Величество Инга, введенная в заблуждение белым вдовьим блио своей придворной дамы, приставила её ко мне дуэньей, как более опытную и сведущую в дворцовой жизни особу. Но леди Марине самой нужен страж морали. Она, почти не таясь, наслаждается вниманием рыцарей и прочих кавалеров, отчего порой не спит в своей постели, объясняя ночные отлучки прогулкой под луной с прекрасным юношей, каждый раз новым. Статус вдовы позволяет некую вольность в любви, чем она и пользуется лунными ночами под ракитовыми кустами дворцового парка.
Я почти бежала по лабиринту коридоров к своим покоям, находящимся в левом крыле замка на половине королевы, что довольно далеко от пиршественной залы. Но Станислав оказался быстрее. Его Высочество поймал меня и утащил бы к себе, если б не был столь пьян, что я смогла вырваться и скрыться в своей комнате. Служанка помогла мне с засовом. И мы с ней, как две мыши в норе, у которой притаилась кошка, испуганно пережидали осаду венценосного сластолюбца. Разъяренный принц не щадил плеч в попытке снести преграду, но, к счастью, живой таран оказался слабее дубовой двери.
О случившемся нападении я не поведала ни жениху, ни дуэнье, первой сплетнице при дворе, и служанке велела держать язык за зубами. Незачем злить сэра Макса перед турниром, хладнокровие дает больше шансов на победу. Пусть принцу ревность застит глаза, что он не особо и скрывает, видя меня в обществе жениха.
По традиции, знатные девицы на выданье и вдовы, согласные на повторный брак, занимают места на помосте невест - первый ряд высокой трибуны слева от королевской ложи - чтобы победитель мог склонить наградное копье перед своей избранницей. В турнире Золотого копья участвуют исключительно холостые и вдовые рыцари. До того, как принц Станислав стал победителем, королева турнира шла под венец с доблестным рыцарем Золотого копья, невзирая на обручение с другим кавалером и прочие договоренности родителей невесты. Победа считается ордалией, божьей волей, потому право победителя на выбор спутницы жизни неоспоримо даже королем и всецело поддерживается духовенством.
Только Его Высочество обязан жениться на равной, его избранницы становятся лишь кратковременными альковными забавами. Мимолетных фавориток потом выдавали замуж за их женихов или знатных вдовцов, не брезгующих "объедками" со стола Его Высочества и готовых воспитывать его бастардов. Три из пяти последних королев турнира пошли к алтарю на сносях. Если победит принц, чего я крайне не желаю, моя девственность достанется ему, а не возлюбленному сэру Максу. И упаси меня Господь понести от Его Высочества.
Я умоляла жениха не участвовать в турнире, сразу обвенчаться и уехать. Но сэр Макс желает наказать принца за непристойное отношение ко мне. Турнир - единственный способ это осуществить, дуэли с венценосными особами запрещены. Максимилиан уверен в своей победе. Его право на меня обосновано и справедливо по людским и божьим законам, как он сказал.
Гонг. Ощетинившись копьями, рыцари, золотой и черный, летят навстречу друг другу. Сшибка. Оба попали, но остались в седлах, копья лишь чиркнули по броне, будто примериваясь.
Пока поединщики возвращаются на исходную позицию, я прижимаю руки к колотящемуся сердцу. Пальцы нервно комкают алый шарф. Отрез венецианского шёлка, подаренный моим возлюбленным, почти весь пошел на свадебное блио, остаток стал турнирным шарфом. Эта деталь одежды давно вышла из моды, но так положено, чтобы знатные девицы имели при себе шарф, который королева турнира повяжет на золотое копье победителя.
Сэр Макс замечает мой взгляд, салютует турнирным копьем. На ненавистного наследника престола даже взглянуть не хочу.
Гонг ко второму раунду отдается в груди болью дурного предчувствия. Топот копыт, крики трибун, блики солнца на золоченых доспехах против грозовой тучи вороненой стали сливаются в какофонию света и тьмы. Столкновение. Страх заставляет зажмуриться, но дружно ахнувшая толпа понукает открыть глаза, дабы узреть, как вылетевшие из седел рыцари с грохотом приземляются у копыт своих дестриэ.
Что это значит? Ничья? На моей памяти такого не было. Станислав неизменно побеждал в первом раунде. Только один рыцарь, сэр Андриан, смог выдержать две сшибки на прошлом турнире, но третью проиграл. Леди Маргарита, его невеста, стала любовницей принца. Позже её выдали замуж за старого, но состоятельного графа. Посрамлённый сэр Андриан разорвал помолвку. Принц нарочно выбирает королевами турнира невест побежденных в финале рыцарей, закрепляя таким манером ристалищный успех правом первой ночи с будущей супругой проигравшего.
Станислав старается подняться после оглушительного удара о твердь. Сэр Макс уже на ногах, идет к нему, по пути извлекая меч.
Взгляд украдкой на короля. Мое будущее зависит от его реакции на проигрыш наследника. Как бы не попал сэр Макс в немилость. Победителей не судят, только если побежденный не принц. Самодержец напряжен, но знака об окончании поединка не дает. Королева ко всему безразлична, будто не её сын валяется в пыли ристалища. Может, и есть зерно истины в слухах о её бесплодии, что приняла ребенка служанки как своего, дабы у трона был наследник.
Когда я в детстве свалилась с пони, две недели провела в постели, думала, помру. А рыцарям хоть бы что, топчутся, чиркают сталью о сталь.
Мои пальцы дрожат, сердце на пределе ритма, вот-вот заржу перепуганной лошадью. Леди Ксения, моя подруга, сидящая справа, ободряет меня рукопожатием:
- Не волнуйся, Азель, - так она меня называет, - небеса не позволят случиться неправедному.
Будто внемля её словам, сэр Макс оглушает принца ударом по шлему. Станислав падает на одно колено.
- Сдавайтесь, Ваше Высочество!
- Ты её не получишь! - Принц тяжело поднимается, опираясь на меч.
Король по-прежнему не машет белым платком в знак окончания поединка. Я уже готова выть белугой, но молчу, как истинная леди.
- Вы не в состоянии продолжать поединок, - пытается образумить упрямца мой жених.
Трибуны притихли, ожидая ответа на столь неслыханную дерзость.
- Это мне решать! Продолжим! - Его Высочество принимает боевую стойку.
Закаленный в реальных боях рыцарь легко уклоняется от атаки любимца турнирных трибун и наносит ответный удар, вернее, собирается. Коварный принц молниеносно применяет хитрый финт. Мой возлюбленный падает. Не давая ему подняться, Станислав наносит колющий удар сверху вниз в смотровую щель его шлема.
Мое сердце пропускает удар. Сижу ни жива, ни мертва. Все кончено!
Под ошеломленную тишину зрителей, еще никого не убивали на турнире Золотого копья, победитель идет к помосту невест, он не собирается ждать церемонии награждения, не терпится ему заявить права на невесту мертвеца. Убийца моего семейного счастья останавливается напротив, меж нами лишь бортик преградой. Его шлем на одном уровне с моим лицом, хоть он стоит, а я сижу, но помост выше поля ристалища.
- Леди Роза, я объявляю вас королевой турнира! - Станислав протягивает мне окровавленный меч вместо золотого копья: - Ваш шарф, моя прекрасная госпожа. И вашу благосклонность, - чуть тише.
Я все еще в ступоре, ни слово молвить, ни шелохнуться.
- Розка, отомри! - Толчок в левый бок. - Шарф вяжи! - шепчет мне леди Марина. - А то я сейчас свой повяжу.
- Нет, Станислав! - без титулов и сэров. Какой он рыцарь, если поступил столь бесчестно! Сэр Макс дважды просил его сдаться, а венценосный подлец даже не дал моему жениху ответной милости.
- Никогда я не буду вашей! - Подаюсь вперед, падая грудью на оружие, лишившее меня будущего. - Никогда! - Золочёная сталь пробивает плоть под весом моего тела. Боли нет, как и паники. - Никогда, - шелест губ, струйка крови по подбородку. - Никогда. - Глаза в глаза, удивленное неверие против триумфа последнего дыхания. - Никогда. - Свет меркнет.
***
Сон, это всего лишь сон, Роза! Успокойся, выпей водички и перестань икать от смеха!
Дрожащими пальцами подношу стакан ко рту, зубы стучат о край, но пью, глотаю, как алкаш спасительную водку. Кошмар отпускает, распадается, тускнеет в памяти. С марта не вижу Принца во сне, и на тебе, подарочек после его "жди".
Так кого же ждать леди Розе, сэра Макса или принца Стаса? Оба недосягаемы, и оба желанны, но по-разному. С Высочеством совместное будущее мне заказано, максимум, что получу - недолгосрочный интим. С Рыцарем все зыбко и туманно, неизвестно, когда он выйдет, и каким станет после отсидки. Местная шпана считает меня девкой Грозы, значит, на то есть резоны. Наверняка они были изложены в пропавшем письме, от которого остался лишь конверт со штампом казенного дома. Надо бы перечитать дневник, освежить воспоминания перед принятием решения. На часах три ночи, времени до сборов на учёбу должно хватить.
Листаю исписанные еще детским круглым почерком страницы, лекционная стенография испортила мою каллиграфию окончательно и бесповоротно. Чтение оставляет после себя жирный кукиш, совсем не приблизив меня к решению дилеммы. Для сердечного выбора взрослой девушке соплей малолетки прописью не достаточно.
А не сыграть ли мне с судьбой в рулетку по принципу, кто первый встал, того и тапки, кто первым доберется до моей тушки, тому и отдамся. И никаких поблажек никому из соперников, ни о Максе ничего узнавать не стану, ни с Высочеством налаживать контакты не буду. Один мне не доверился, другой мучил ожиданием и неизвестностью. Мой черед быть стервой, мальчики!
Май проходит, как обычно, быстрее других месяцев. Экзамены сдаю на отлично. Когда сердечный раздрай улажен, учебе ничто не мешает.
На каникулах работаю по вечерам, днем переоформляю квартиру. Полгода со смерти Лидии прошли, в права наследования я вступила, но заняться бумагами возможности не было.
Разобравшись с бюрократией и получив жилищное наследство, предаюсь отдыху. Хожу на пляж, подставляю бледные телеса солнцу, но купанием в речке-вонючке брезгую. Ко мне подкатывают загорелые парни. Отклоняю их интимные предложения, но с радостью играю в пляжный волейбол. Утренняя пробежка теперь обязательный моцион. Чувствую себя отлично, избавившись от сердечных оков. Хорошо быть свободной от любви.
В бабулин день рождения, который я неизменно отмечаю на кладбище, вернувшись со скорбного места, застаю у двери почтальоншу. Служащая почты вручает мне телеграмму от бабы Сони: "Как вы? Болею".
Черт! Я совсем забыла о своей единственной родственнице.
В моей детской жизни дедуля каждое лето отвозил нас с бабулей к её старшей сестре в село. Муж Софьи Григорьевны умер молодым, детей они не нажили, то ли не успели, то ли не смогли из-за его болезни. У бабы Сони мы проводили неделю. Пока я паслась среди кустов смородины и малины, бабуля помогала сестре с соленьями и вареньями. Дедуля, забирая нас, загружал багажник частью той консервации. Лидия никогда нас не сопровождала, терпеть не могла сельский антураж. После смерти бабули она к тётке ни разу не съездила и мои просьбы навестить старушку категорически отклоняла.
На две недели коллеги из "Золушки" меня подменят, потом я - их в качестве компенсации. Поселок бабы Сони почти на окраине области, добираться двумя электричками.
Спозаранку под стук колес читаю Франца Кафку с планшета. После рыцарского кошмара пристрастилась к литературным страшилкам, потакаю глупой надежде, что прочтение поднимающей уровень адреналина истории заблокирует пугающие сновидения. Пока действует. Кинг уже пройден, теперь Кафка.
Вагон не забит, но дачников хватает. Пассажиры потихоньку рассасываются с каждой остановкой. На диком полустанке, где ожидаю вторую электричку, негде спрятаться от палящего солнца. Недавние попутчики спешат по тропинке под сень деревьев, стеной стерегущих железную дорогу. На платформе, кроме меня, всего один мужчина, до него метров сто. Кажется, в последние месяцы цепляла взглядом его чуть сутулую высокую фигуру. Похоже, моей паранойе пора переходить от страшных сказок к шпионским романам.
Вялая электричка прибывает на станцию "Свиридовка" в полдень. Шпик прытко ускользает от моей бдительности за будкой вокзала. Больше в Свиридовке никто не сходит. Вот незадача! Спросить, как добраться до улицы Советской, не у кого. Будка с окошком "Касса" закрыта, удивлюсь, если она вообще работает.
Дорожка, вытоптанная множеством ног, идет через внушительную посадку. Шпика не видать, сколько ни оглядывайся. Адреналин нашептывает, что он маньяк, мастурбирующий на фото бывшей модели. Сейчас тюкнет меня камушком по темечку, затянет в кустики и трах-тебе-дох. Потом прикопает в лесочке, и не достанется леди Роза ни сэру Максу, ни принцу Станиславу. Вернутся оба молодца в славный Розовый град, а зазнобы их нетути, сгинула дева красная, ищи-свищи, не найдешь. Зато не подерутся из-за меня.
За посадкой лоскутное одеяло огородов, затем улица, черт его знает, какая, на заборах даже номеров домов нет. Нужно добраться до сельсовета, там, надеюсь, всплывет в памяти какой-нибудь ориентир. Иду по грунтовой дороге, радуясь долгому отсутствию осадков, тротуары деревенскими улицами не предусмотрены. Навстречу мне катит спортивный, довольно дорогой, велосипед парень лет двадцати. Крестьянский загар оттеняет белая футболка и выгоревший до платины залихватский чуб.
Местный мажор оценивает меня свистом:
- Откуда ты, принцесса? - Показывает ровные белые зубы в располагающей улыбке.
- С бала. А скажи-ка мне, добрый молодец, как к сельсовету пройти? - Спросить-то больше некого, все по домам от пекла попрятались, а куры с утками, свободно гуляющие за заборами, человеческой речью не обладают, как и собаки с кошками, разомлевшие под сенью будок и плодовых деревьев.
- Я провожу, дева красная. Нам туда. - Взмах руки в направлении обратном моему следованию. - Ты к кому приехала?
- К Софье Григорьевне Корневой, она на улице Советской живет.
- А-а-а, к бывшей училке. Так тебе к сельсовету не надо, лишний крюк. Постой, ты, случаем, не Роза? - Белозубый парень вглядывается в меня пристально, пытаясь рассмотреть часть лица, скрытую солнцезащитными очками.
- Мы знакомы? - Очки на затылок.
- Я Сеня, Семен Арсеньев! Забыла, что ли?
Память услужливо предоставляет образ голопузого мальчишки с синими до нереальности глазами, автора ненавистного прозвища Розочка-козочка. У семьи председателя Арсеньева была коза с таким же именем.
- Здравствуй, Сеня-хреня! - Дразнила я его так в отместку за Розочку-козочку. - Как там моя тёзка поживает?
- Коза давно сдохла. Знаешь, а я тебя всегда помнил, думал, какой ты стала.
- Длинная у тебя, однако, память, - скептически.
- Ты самая чумовая девчонка из всех, кого знаю. Как такую забыть? - Сеня катит велосипед с моей поклажей, я плетусь с другой стороны транспортного средства. - Как жизнь городская? Учишься, работаешь?
- И то, и другое. А у вас как? Баба Соня телеграмму дала, что болеет. Тебе об этом что-нибудь известно?
- Нет. На Советской я в прошлые выходные был, мы у Вована на свадьбе гуляли. Но твоей бабы Сони там не видел. Вовку лопоухого помнишь? Ты его Вовочкой, как в анекдотах, дразнила, а он в тебя дважды из рогатки попал.
Оставшуюся дорогу вспоминаем горячие эпизоды из моего летне-сельского детства, потом Семен травит армейские байки, он только в мае демобилизовался.
Баба Соня признает меня не сразу. У неё со зрением совсем плохо, пару недель как сделали операцию, удалили катаракту на левом глазу. Удостоверившись, что я все же Роза, не без подтверждающего кивка председательского сына, её бывшего ученика, она раскрывает мне объятия и двери своего дома.
Богато украшенный снаружи наличниками дом внутри пропах сыростью. Деревянное кружево облицовки вырезал еще покойный супруг бабы Сони. По профессии он был столяром, да не простым, а влюбленным в свое ремесло мастером. Несколько домов по Советской и на прочих улицах Свиридовки красуются работой его золотого лобзика.
Я определена в гостевую спальню со скрипучей кроватью. Тюлевая накидка прикрывает горку подушек в цветастых наволочках. Плюшевый коврик на стене повествует о жизни косуль на лоне природы. Ходики с кукушкой умиротворенно помалкивают, то ли не заведены, то ли сломаны. Массивный шкаф забит старой одеждой, постельным бельем и прочими вещами, но место для моих скудных пожитков найти можно.
За обедом рассказываю бабе Соне о смерти Лидии и её алкоголизме.
- Бедняжка Лида. - Софья Григорьевна качает головой. - Не зря Тоня за неё беспокоилась, таблетки заставляла пить.
- Какие таблетки?
- Антидепрессанты какие-то, я в этом не разбираюсь. У Лиды психическое расстройство диагностировали сразу после твоего рождения. Не знала?
- Нет, - шепчу. - А что конкретно?
- Тоня говорила, да я позабыла название. Если простыми словами, то Лиду страхи всякие одолевали. Бабушка твоя опасалась, что она руки на себя наложит.
Всегда знала, что моя недомаман чокнутая, но чтобы диагноз! Наследственность моя заиграла новыми одиозными гранями.
После еды я принимаюсь за уборку, несмотря на протесты бабы Сони. Из-за болезни хозяйка подзапустила дом, а гостье крайне необходимо успокоить нервы, не каждый день сообщают, что в твоих генах яд безумия.
Неделя проходит в прополках, сборе ягод, консервации. В перерывах хожу загорать на берег местной реки, притока нашей городской вонючки, даже купаюсь, тут гораздо чище. Сеня выступает неизменным спутником моих пасторальных променадов, но только как друг и защитник от других кавалеров. Непривычно, когда тебя не хватают за руки, не целуют без спроса, не тянут в постель, просто общаются и находят это веселым.
- Кто это к вам? - спрашивает Сеня, провожающий меня с сельского пляжа. - Крутая тачка! - в адрес черного Jeep Cherokee, припаркованного у дома бабы Сони.
- Не знаю, - взволнованно. Это однозначно за мной. Но кто, Макс или Стас?
*** Стас
- Привет, Поли. Тебя можно поздравить? - Замечаю кольцо с бриллиантом на безымянном пальце Ростовой.
- Да! - приподнято. - Вчера обручились. Свадьба через месяц на Мальдивах. Уже всё забýхано.
- Чего? - недоумеваю её речевому обороту.
- Отель зарезервирован, перелет и церемония оплачены. Извини, у меня сейчас что в голове, что на языке полный русско-немецкий суржик, герр Розовский.
- Прогресс налицо, фрау Ростова.
- Без пяти минут Барч. - Полина поигрывает пальцами, слепя блеском граней бриллианта.
- Ты не в курсе, где твой будущий герр его купил? - Кивок на кольцо.
- В курсе. Мы вместе ездили к ювелиру. Я выбирала и примеряла.
- Как! Без сюрприза? Без флешмоба? - подтруниваю над счастливой невестой.
- Стасик, мы же взрослые люди! Какие сюрпризы, когда речь о двух каратах? Что, тоже охота колечко прикупить? Для Розы?
Вздох. Для неё, повелительницы моих мыслей и снов. Колючка на весточку не откликнулась. Ухажера себе не завела, но и меня игнорирует. Днем постоянно думаю о ней, а по ночам теряю её в кошмарах. Роза гибнет тысячей разных способов, а я не могу ни защитить, ни спасти мою девочку, то сил не хватает, то банально не успеваю. Как за соломинки хватаюсь за веру, что после женитьбы вся эта чехарда закончится.
Полина по телефону договаривается с ювелиром о встрече. На следующий день едем к нему на такси, взяв взаймы у клиники складное инвалидное кресло для еще едва ходящего меня. Герр Клаузен, розовощекий здоровяк, показывает свои сокровища. Все не то, кроме одного единственного камня, капля, бриллиантовая слеза в четыре карата. Она будто создана для Розы, будто меня тут дожидалась. Беру, невзирая на цену. Оправа - белое золото. Мерку снимают с пальца Полины, у Розы примерно такие же пальчики, длинные и тонкие.
В середине июля лечу домой частным самолетом. Отец встречает у трапа. В отличие от Швейцарии у нас жара, на аэродроме пекло. Марево колышется над бетонным покрытием. Спасаюсь от жары в кондиционированной прохладе представительского Mercedes-Benz, подогнанного почти к самому трапу.
По дороге в особняк отец осчастливливает новостью, что остаток физиотерапии я буду проходить на дому, его дому, под присмотром врача-физиотерапевта. Алиса, симпатичная тридцатилетняя блондинка со спортивной фигурой, встретившая нас в холле особняка, решительно настроена окончательно поставить меня на ноги.
После ужина, на котором нашу тесную мужскую компанию скрашивает лишь присутствие Алисы, мы с отцом уединяемся в его кабинете для беседы за бокалом виски.
- Что ты приобрел у ювелира? - первый вопрос родителя.
- Кольцо. - Транзакция в сто тысяч долларов не осталась незамеченной олигархом, на что и надеяться не стоило.
- Передумал оставаться холостяком?
- Когда-то же надо обзаводиться семьей.
- Рад это слышать. - Отец одаривает меня скупой улыбкой.
- Папа, я хочу встретиться с Розой, - твердо и настойчиво.
- Чтобы подарить кольцо? - Во взгляде готовность к отказу.
- Чтобы поговорить, - полуправда во имя разрешения.
- Нет, - сталь непоколебимости.
- Ты обещал! - Мой гнев сильнее пут воли и здравого смысла.
- Я обещал, что присмотрю за ней. Мой человек это сделал. Отчеты ты получал каждую неделю.
- Пожалуйста, мне нужно её увидеть! - Я готов на коленях ползать и в ногах валяться.
- Нет! - безапелляционно.
*** Роза
На крыльце у бабы Сони в тени навеса околачивается Шпик, тот самый, что следил за мной в электричке. Вблизи узнаю в нем бирюковатого охранника из клуба, засланного казачка Высочества. Представившийся Владимиром Юрьевичем Дзержавским посланец Игоря Константиновича Розовского пожаловал по мою душу. От встречи с олигархом не отвертеться, отказов он не принимает, чужой свободы воли не уважает.
Дзержавский милостиво выделяет мне пять минут на сборы. Принять душ и переодеться не успею, поеду на встречу с сильным мира сего в сарафане и влажном купальнике.
Прощаюсь с бабой Соней, обещая вернуться завтра-послезавтра, как получится, я провела в Свиридовке только неделю, а собиралась две.
- Розочка, во что ты вляпалась? Это ж мафия! - Руки старой женщины дрожат от страха за непутевую младшую родственницу, единственную родную душу.
- Не мафия, а власть, бабушка Соня. Не переживайте, все со мной будет хорошо, скоро увидимся. - Поцелуй в морщинистую щеку.
- Одно другого не лучше. Будь осторожна. - Слезы за стеклами очков.
- Обязательно. - Обнимаю хрупкую старушку крепко, но бережно.
Три часа угрюмого молчания в салоне джипа минута за минутой, километр за километром нагнетают мой страх. Ничего хорошего ждать от предстоящей встречи с Королем не приходится.
Стеклянный портал в царство искусственной прохлады автоматически растворяется, пропуская нас с Дзержавским в здание "КонРоз". На ресепшен две красавицы, блондинка и брюнетка, в обществе плечистой стражи, стерегущей вход в бизнес-святилище Папы Игоря. Скоростной лифт возносит нас на самый верх офисной свечки. Строгая секретарша в летах предлагает мне незамедлительно проследовать в кабинет Игоря Константиновича, опозданием на три минуты я заставила негласного хозяина города себя ждать. Глубоко вдохнув, как перед нырянием, переступаю порог просторного кабинета.
Всесильный Папа Игорь при моем появлении покидает внушительное офисное кресло во главе длинного стола для конференций, чем по-своему выказывает уважение, как хотелось бы думать, но я в этом сильно сомневаюсь.
- Проходи, Роза. Присаживайся. - Приглашающий жест на диван у стены. - Мы с тобой уже знакомы, не так ли?
- Да. Вы вручали мне грамоту на спартакиаде. - Опускаюсь на самый край кожаного исполина.
Розовский-старший располагается в кресле напротив. Дама-секретарь торопится с кофейным сервизом на подносе, сгружает содержимое на журнальный столик, разделяющий нас с Игорем Константиновичем, и покидает кабинет.
- Эспрессо пьешь?
- Предпочитаю чай, но спасибо. - Из приличия приходится пригубить отвратительную гадость, сплюнуть некуда, глотаю.
- Запей водой, смывает горечь, - делится премудростью кофеман.
Нестерпимо хочется залпом опорожнить содержимое высокого стакана, но позволяю себе лишь пару глотков.
- О чем вы хотели со мной поговорить, Игорь Константинович? - беру быка за рога, терпения не хватает скромно дожидаться его реплики.
- Предлагаю тебе работу.
- Какую? - Вдруг ему не уборка помещений нужна.
- Мой сын помешан на тебе, и я могу его понять. Но это пройдет.
- Несомненно. - Во мне закипает злость на его прозорливость, подстегнутая его правотой.
- Вот контракт. - Он пододвигает ко мне черную папку, прихваченную им с рабочего стола, когда я вошла в кабинет.
Пробегаю глазами печатный текст и отказываюсь верить в реальность прочитанного:
- Что это? - со смесью горечи и возмущения.
- Ты будешь спать с моим сыном за ежемесячное содержание и не станешь лезть в нашу семью.
- Спасибо, Игорь Константинович! - Поднимаюсь с дивана. - Не заинтересована в вашем предложении! - Вот так, как Стасу при знакомстве. Не заинтересована я ни в ваших деньгах! Ни в вашем обществе! Ни в вас самих, господа Розовские!
- Не советую отказываться. Ты же не хочешь, чтобы всплыла твоя афера со смертью матери? Это чревато солидным штрафом, даже условной судимостью.
- Вы ничего не докажете, - высказывается мое логическое мышление. Тело субботней русалки было столь обезображено "речными гурманами", что любой мог обознаться. Харинов не станет свидетельствовать против меня. Что он скажет суду, что общается с мертвыми, чтобы ему предложили проследовать в дурку. Мое слово против твоего, всесильный Розовский!
- Поверь, у меня есть доказательства, - звучит угрозой.
- Мне без разницы! - блещет храбростью моя злость. - Я не стану подписывать это! - Бросаю папку на столешницу, пугая стакан до резонирующей дрожи.
- Достаточно твоего устного согласия. - Розовский покидает кресло, смотрит на меня с высоты своего роста.
- Тысяча баксов в месяц - мало, проститутки средней руки зарабатывают больше. Пять! - Выкуси, тварь! Посмотрим, насколько ты щедр.
- Договорились. - Улыбка рептилии шире.
Сволочь! Надо было десять просить, чтобы наверняка отказал!
- Но учти, Роза, никаких поползновений к браку с моим сыном.
- А то что? Откроете Стасу глаза на то, какая я меркантильная дрянь?
- Наоборот, я настаиваю на конфиденциальности нашей сделки. Мой сын не должен о ней узнать.
- Опасаетесь, что его реакция будет не в вашу пользу.
- Я с этим справлюсь. Всего хорошего, Роза. И береги себя, никто не застрахован от несчастных случаев.
Плюнуть бы в лицо торговцу судьбами, и на его пряник в ежемесячные пять тысяч долларов, и на кнут санкций за нарушение устно-негласного контракта на половые услуги, но тогда придется бежать из города и области, что нищей топографической кретинке Розе заказано.
Пока Дзержавский везет меня в особняк Розовских на рандеву с Высочеством, размышляю об угрозе Папы Игоря. Он явно знает, где Лидия, наверняка упек её в психушку Заборовского. Не зря Кузьма Аристархович распахнул для меня двери своего дома после известных событий. Хозяин приказал присмотреться к зазнобе сына, составить психологический портрет, выявить склонность к психическим заболеваниям. Судя по сегодняшнему разговору, Псих Кузя не рекомендовал столь порченный в генетическом плане товар на роль матери Розовых внуков. Чокнутая бесприданница Роза - отличная невеста для зека-убийцы, но не для племенного мажора.
Улица Приречная, именуемая в народе районом Демьяна Бедного, местная Рублевка, гордится своей копией Воронцовского дворца. Гнездо Розового короля утопает в зелени парка, подъездная аллея вьется меж лужаек с ухоженными клумбами. Интерьер особняка под стать архитектуре, деревянные панели, картины, паркет, антикварная мебель.
Владимир Юрьевич конвоирует меня до дверей одной из комнат второго этажа. Следуя за ним, борюсь с желанием заложить руки за спину на манер заключенных, грех стебаться над человеком при исполнении.
Принц сидит на диване викторианской эпохи, рядом трость, все внимание планшету, пристроенному на коленях. Пережитое наложило отпечаток на облик самоуверенного красавца, продольная морщина перечеркнула некогда безупречно гладкий лоб, нити седины на висках, у губ тревожные складки.
Заметив меня, Стас подскакивает, роняя гаджет на персидский ковер, ковыляет ко мне, опираясь на трость:
- Роза! - Удивление и радость в глазах. - Ты в своем сарафане, мечтал тебя в нем увидеть не на фото.
- Как ты? - Мне и больно, и радостно, хочется реветь и смеяться, обнять его, прижаться всем телом, стереть неуместную морщину со лба поцелуями.
- Теперь отлично. - Тревожные складки у рта сменяются улыбкой. - Роза, выходи за меня.
"Согласишься - напишите свою печальную повесть о Ромео и Джульетте. Тебя погубит обещанный несчастный случай, Стаса доконает неудовлетворенная страсть к мертвой возлюбленной. Откажешь - разобьешь ему сердце, больно, но не смертельно. Ты пережила, и он со временем утешится с другой, свято место пусто не бывает, обязательно найдется та, ради которой он забудет тебя, как ты забыла Рыцаря, встретив Принца", - выдает трезвый расчет.
Умом признаю его правоту, а сердцем не могу принять, помню, каково это, жить, собирая себя по осколкам.
- Нет. Я не выйду за тебя, Стас. Прости. - Выдергиваю пальцы из его вмиг ослабевшей руки.
- Почему? - яростно в спину.
Давай, Роза, добей ненавистное чувство:
- Я не люблю тебя. - Гляжу на вожделенную дверь. - Никогда не любила. - Теперь прочь отсюда!
- Врешь! - стрелой меж лопаток уже на пороге. - Ты позвала, и вот он я, дополз!
Не отвечай, не объясняй, не оправдывайся, иначе обоим конец:
- Прощай! - Стремительно удаляюсь по коридору, ловя звук удара чего-то тяжелого о дверь комнаты.
Дзержавский сопровождает меня до стоянки личного транспорта работников Розовских, где возвращает мою сумку, путешествовавшую в недрах багажника джипа. На любезное предложение подвезти отвечаю гордым отказом.
Путь меж шикарных вилл местной знати долог. Я не любуюсь роскошью, выглядывающей из-за высоких заборов башенками и мансардами, давлю смех. В этот раз бросила я, и каково мне - однозначно плохо.
Наконец-то привычный простому человеку пейзаж, обшарпанные многоэтажки, выгоревший бурьян газонов, мусор где ни попадя, остановка общественного транспорта с изнывающей от зноя очередью в три человека. Маршрутку сменяет трамвай с душной толпой пролетариев, едущих с работы.
В квартире за неделю отсутствия скопилась пыль. Вещи в стиралку, за ночь должны высохнуть на балконе. Холодный душ. Потом уборка, мой душевный спаситель. Холодильник пуст, специально подчистила запасы перед поездкой, но желудок не взывает к набегу на продуктовый магазин - здравствуй, депрессия.
Сон - сумбурный бред, прерываемый частыми просыпаниями. Из того, что удается запомнить, я гибну во множестве несчастных случаев. В четыре часа решаю, что с меня хватит чертогов Фобетора, бога кошмаров. В шесть первая электричка в направлении Свиридовки. Вернусь к бабе Соне, как обещала, отгуляю остаток отпуска. Хоть на неделю сбегу из ставшего вдруг ненавистным города.
На платформе вокзала, почти у подножки поезда меня догоняет оклик Дзержавского. Владимир Юрьевич уполномочен Игорем Константиновичем вручить персональной шлюхе Станислава Игоревича пухлый конверт с предоплатой сексуальных услуг.
- Верните шефу, - тоном, не терпящим возражений. - Передайте ему, что я пошутила. Не нуждаюсь ни в его предложении, ни в деньгах! И в Розовские лезть не собираюсь! Пусть оставит меня в покое!
В Свиридовку прибываю к десяти, уже пекло. Баба Соня со слезами на глазах рассказывает, что провела бессонную ночь, переживая за меня. Вру с три короба, что на работе проверка, пропали какие-то бумаги, а я убираю тот кабинет, вот и попала под подозрение, но они во всем разобрались и более претензий ко мне не имеют.
После полудня Сеня зовет на пляж, отказать зной не позволяет. Сбросив сарафан, устремляюсь в манящие воды. У берега парное молоко, прохлада дальше. Плыву. Уже глубоко, ногами не достать дна. Продолжаю плыть. Вода все холоднее. Плыву. Впереди коварные омуты, о которых Семен еще в первый пляжный день предупреждал. Плыву. Иглы судороги скрючивают ногу, барахтаюсь, течение тянет ко дну.
- Роза! - доносится сквозь воду в ушах. Рывок за волосы, отплевываюсь уже на поверхности. Сеня держит меня мертвой хваткой: - Сдурела!
- Су-д-д-дорога! - Зуб на зуб не попадает, будто в полынью окунули.
Пока Семен буксирует несостоявшуюся утопленницу к берегу, силюсь осознать случившееся. Папе Игорю даже несчастный случай устраивать не придется, сама сдохну.
На берегу спаситель заворачивает дрожащую меня в полотенце, притягивает к себе на колени. Не сопротивляюсь, так проще не смотреть в пронзительно-синие очи. Сеня гладит меня по спине, прижимает к себе, даря покой. Потихоньку смиряю эмоции. Сидим молча, обнявшись.
- Это из-за него, того чувака на джипе? - нарушает он тишину.
- Нет, просто судорога, говорила же!
- Роза, не стоит он того.
- Знаю. - Как говорила мудрая доктор Настя: "Жизнь - все, что у нас есть". И она права, даже если эта жизнь - боль, лишаться её из-за любви не стоит. - Сень, прости чокнутую дуру. Минутная слабость, право слово. Сама не пойму, что на меня нашло.
- Нет, ты не чокнутая, не такая, как твоя прабабка.
- Что? - Ловлю его взгляд. - О чем ты?
- Баба Соня тебе не рассказывала? Хотя, конечно, о таком неохота вспоминать и распространяться.
- Тогда ты расскажи, что там с моей прабабкой. - До боли в пальцах сжимаю его плечи.
- Эй, синяки оставишь!
- Прости. - Разжимаю хватку. - Для меня это очень важно.
- Понял уже. Моя баба Маня, мамина мать, с твоей бабой Соней в одном классе училась. Они в шестом были, когда твоя прабабка в речке утопилась. Она и до этого не в себе была, сама с собой разговаривала, в одной рубахе по морозу ходила, будто ей лето. Говорят, раньше нормальной была, первой красавицей на деревне, а как замуж вышла, детей родила, так и свихнулась.
Треск кустов за полосой пляжа побуждает нас отпрянуть друг от друга. Семён бежит к источнику шума, через минуту возвращается, качая головой:
- Чертова Дашка! Все не угомонится!
- Какая Дашка? - Я полагала, что в кустах устроил засаду Дзержавский.
- Ты её видела, она постоянно на пляж приходит сразу за нами.
Припоминаю невысокую русоволосую девицу чуть младше меня, на лицо миловидная, но взгляд недобрый.
- Сохнет по тебе девушка? - Подмигиваю первому парню на деревне. - Может, стоит к ней присмотреться? - Хотя особа совсем не для Арсеньева, на мой взгляд.
- Уже. Пару недель с ней сразу после дембеля ходил, больше не смог. На людях она милая, скромная, а как наедине остаемся, придирки, упреки: "Ты на эту пялился! Ты с этой заигрывал!" Обычно на свидании с девушкой поцелуи и все такое, а с Дашкой только выяснения, когда и с кем я ей изменял.
- А ты изменял?
- Ага! Как же! Она ж меня до сих пор пасёт, а разбежались еще в июне. Эта ненормальная вбила себе в голову, что я обязан на ней жениться. Она, видите ли, меня с первого класса любит, из армии ждала, хоть её никто и не просил. Я вообще её раньше не замечал! А тебя всегда помнил.
- Зря. - Улыбка. - В моем омуте черти страшнее, чем у твоей сталкерши.
- Не наговаривай на себя. Ты мировая, с тобой легко и весело. И ревности в тебе ни капли.
Как и любви, милый друг Сеня. А ты заслуживаешь семейного счастья и здоровых детишек. Со мной тебе это не светит. Второй случай безумия в роду через поколение говорит о наследственном недуге, мне не достался, как и бабуле, а Лидии и моим детям - пожалуйста.
Спустя неделю Семён провожает меня на железнодорожную станцию, обещает периодически наведываться к бабе Соне, поможет, если что-то понадобится, и мне позвонит отчитаться. Надо купить старушке мобильник, простенький, с парой больших кнопок, как для детей, чтобы не общаться через телеграф или Сеню, нехорошо парня напрягать.
- Слушай, Роза. - Семён берет меня за руку, когда электричка подходит. - Я с сентября в городе, в колледже учиться буду, вчера ответ пришёл, что приняли. Пересечемся, ладно?
- Конечно. Сходим куда-нибудь, город тебе покажу. Давай сумку, пора.
- Розка! - Он обнимает меня, чмокает в губы. - До сентября!
Напомнить Арсеньеву, что мы просто друзья, не успеваю или не хочу, скажу при новой встрече. Давать ложные надежды отличному парню - плохо, но желание нравиться мужскому полу неистребимо, несмотря на здравый смысл и этику.
Домой возвращаюсь в сумерках, уже не так жарко, скоро август. Бросаю сумку в прихожей, надо еще выскочить в супермаркет. Захожу в кухню оценить запасы круп и сахара. На столе белеет пухлый конверт. Дрожащими пальцами, как ядовитую гадюку, вскрываю. Сотенные купюры веером по столешнице, пять тысяч долларов - плата за мое тело и отказ Высочеству. Твари! Ненавижу!
*** Стас
Шаг за неисправимой динамщицей, ноги подгибаются, падаю на пол. В бессильной ярости запускаю тростью в уже закрытую дверь.
- Роза! - стон жалкого раба жестокой госпожи. - Не уходи! - Ползу к двери. Я раздавлен, растоптан, унижен - ничтожен. Принц стал слизняком, безнадежно зависимым от бессердечной особы.
"Ты наркоман, парень! Признай и излечись!" - требует внутренний демон.
- Тебе легко говорить! Ты, кроме себя, никого не любишь!
"А ты уже сам с собой вслух разговариваешь из-за Колючки, абсолютно тебя недостойной. Скоро к Заборовскому упекут".
- Пусть. Мне теперь все равно, - апатично. - Сам не справился, может, Псих Кузя излечит.
"Ага, через лоботомию! Поднимайся, утри сопли! Трахни кого-нибудь, это тебе всегда помогало".
Дверь открывается. Неужели Роза вернулась? Готов вскочить ей навстречу, но это всего лишь Алиса.
- Стас! С тобой все в порядке? - обеспокоенно. - Что случилось?
- Решил вздремнуть на полу.
- У двери? Опять шутишь! Давай руку, помогу подняться. Это моя вина, переборщила утром с нагрузками.
- Чушь! - Опираюсь на её предплечье. - Сам дурак! Не мог остановиться, бегать захотел, калека убогий!
- Прекрати! - Алиса рывком ставит меня на ноги. - Бегать ты у меня точно будешь, просто не все сразу. Стоять можешь? Сейчас трость подам.
- Могу.
- Не сильно ушибся? - Она возвращает мне ненавистный костыль.
- Я не ребенок!
- Извини, готова загладить вину массажем.
- Не откажусь. - У неё просто волшебные руки, разминающие мои мышцы после занятий по физиотерапии буквально в желе.
Ночью снится Роза в кошмаре по сюжету фильма "Челюсти", пугавшего меня в детстве до мокрых штанишек. Я теряю любимую супругу в разгар медового месяца на Карибах. Подлая акула оставляет лишь верхнюю половину супруги, нижнюю - с аппетитом пожирает на моих глазах.
День рождения. Двадцать четыре года, уже не мальчик, муж, но лучше бы оставался ребенком без забот и Колючки в сердце. Отец устраивает праздник на даче в тщетной попытке развеять мою тоску-печаль. На сабантуй приглашена публика нашего круга, Инга составляла список по просьбе отца, бомонд, золотая молодежь и нужные люди Игоря Розовского - скучная пафосная толпа, кичащаяся капиталами и возможностями, брендами и трендами, глубокими познаниями в эзотерике и низменными биржевыми страстями.
- Стасик, поздравляю! - Расфранчённая Кло лезет обниматься. - Как ты? - Косой взгляд на костыль. - Я так по тебе скучала, mon cher (дорогой, фр.)!
- Брось, Кло. Половая скука и ты несовместимы. Спасибо за поздравление.
- Представь, по тебе я тосковала. Очень. - Она придвигается ближе, обдавая жаром тела. Бюстгальтера на ней нет, соски бесстыдно торчат, заметные даже под фалдами лифа.
- Не стоило, отыграл я в эти игры. - Уклоняюсь от её губ. - Даже целая женская рать не может Шалтая-Болтая поднять.
- Стасик, ты уверен? - В кошачьих глазах неподдельное удивление. - Давай, попробую, тебе ведь известны мои способности. - Бесстыжие пальцы ложатся на мою ширинку.
Только не встань, придурок! Не подведи меня! Кло не девица-трахнул-послал, а серьезная претендентка на брачный контракт!
Член послушно не откликается на откровенную ласку. Во дела! У меня женщины с прошлого октября не было. Шалтай должен стоять от одной мысли о женских прелестях, что он исправно делает, когда думаю о Колючке, а тут искусительница Кло гладит его, тискает - ноль реакции, мягок и апатичен.
- Видишь. - Давлю панику, ложь во спасение обернулась горькой правдой. - Профи не помогли, - вру дальше. - Не трать зря свое сексуальное время, лучше подцепи вон того жеребца. - Указываю глазами на юного кавалера Аллы. Моя первая женщина, как близкая подруга мамочки, тоже приглашена на торжество.
Потенциальная кандидатка в супруги переносит свой интерес на более чуткие к её сексуальности члены. А я заливаю в себя алкоголь до рвоты, но вдали от пригляда родителя.
Полночь близится, распугивая гостей и маня пьяного калеку на пристань к тёзке моей зазнобы. На середине водоема мотор глохнет, топливо на нуле, приплыл ты, Стасик-карасик. От воды веет прохладой, купол неба поблескивает глазами богов. Сейчас бы смотреть на звезды с Розой, обнимая её за талию, как на нашем первом свидании, но прошлое не вернуть, а будущего без неё не хочу.
Освобождаюсь от оков одежды, прыгаю за борт. Утону - так мне и надо. Но пьяному море по колено, плыву, гребу к пристани на автопилоте. А там ажиотаж. Отец застыл грозной фигурой. Кто-то направляет прожектор на воду, ослепляя меня. Увидев, отводят луч. С пирса прыгает Дзержавский. Не позволяю ему себя спасать, сам доплыву.
- Как это понимать, Стас? - в голосе отца сталь.
Алиса протягивает мне полотенце, не скрывая тревоги, ей, небось, уже выписали люлей за потерю бдительности.
- Жарко стало, решил проветриться. На топливный индикатор не глянул, вот и застрял посреди озера. Не ночевать же там - поплыл.
- Ты пьян, мог утонуть!
- Не мог, как видишь, я теперь лучше плаваю, чем хожу. - Вытираю волосы с пофигистичным видом.
Отец подходит ко мне совсем близко:
- Из-за Розы чудишь? - тихо, чтобы никто из суетящихся вокруг не услышал.
- Нет! Из-за дури в башке.
- С этого дня алкоголь под запретом!
- Ай-ай, кэптен! - Салютую ему в стиле Губки Боба.
Август катится к сентябрю, началу занятий. Мне предстоит вернуться на пятый курс, окончить никому ненужное образование.
Время отбросить трость и шагать на своих двоих без вспомогательных средств, но не получается. Алиса рвет и мечет, увеличивая нагрузки. Заборовский утверждает, что это фантомная хромота, некий психологический блок мешает мне нормально ходить. Догадываюсь, что за блок, наверняка тот, который наградил фантомной импотенцией.
Визит элитной проститутки не помог моей беде, специально заказал длинноногую сероглазую шатенку. Профессионалка битый час старалась поднять Болтая, умаялась и сдалась. Либо я приплыл к берегам импотенции, либо потенция моя стала исключительно избирательной, исключила всех, кроме Колючки. Прямо напасть какая-то, роковая страсть, рак сердца, мозга, простаты, умозрительный, но не менее страшный.
Учебный старт в альма-матер выпадает на пятницу-тяпницу. За руль меня не пускают, на занятия доставляет Дзержавский на выделенном из "царских конюшен" вороном представительском мерине. Хромой импотент Стасик ковыляет по ступенькам родного корпуса, тем самым, на которых год назад потерял сердце, душу, разум и прочее здоровье.
Группа новая, но многих нынешних одногруппниц я через постель пропустил в свое время, они поступили на год позже меня, пересечься удалось. Некоторые девицы до сих пор дуются на ускользнувшего из их сетей мажора, другие строят глазки, лелея надежду на второй шанс. Увы, Марины, Оли, Наташи, Маши, мои вчерашние подружки, напрасно сохнете по мне.
По расписанию у Розы вторая пара в моем корпусе. Если думаете, что пропущу встречу с любовью всей моей жизни, заблуждаетесь, страсть моя давно наступила на горло эго.
Колючка выруливает из-за поворота вместе со своей смешной подружкой. Вялое моджо тут же восстает фениксом, моя одержимость заметна даже сквозь брюки. Зазноба с подругой проплывают мимо, обдавая хихиканьем последней. А Королева арктической стужи даже взглядом не удостаивает.
Одногруппник Евгений приглашает всю группу на праздник начала учебы, обещано море водки и прочего "бухла". Студиозы подготовились загодя, сегодня спиртным не торгуют. Меня на групповое возлияние не пускают, отец пока не отменил сухой закон. За сотку баксов Женька соглашается сгонять за бутылкой на дачу, где намечена пьянка. К концу последней пары он возвращается с алкоголем производства Прохорова. Дзержавский мою учебную сумку на предмет контрабандного спиртного не обыскивает - везение в первый и последний раз.
Очень занятой отец ночует в офисе, оправдывая мои ожидания. Пей, хоть залейся, Стасик!
Буль-буль - из горлышка. Буль-буль - теплой мерзостью обжигая гортань. Буль-буль - без закуски. Буль-буль - подавляя рвотный рефлекс. Буль-буль - до полного крышесноса, до спасительного забытья. Буль-буль - до зеленых чертей на дне бутылки.
*** Роза
Настойчивая трель звонка заставляет метаться под душем, голая и мокрая скачу по кафелю, экстренно вытираясь. Тюрбан полотенца на волосы, халат на плечи, поминая всех чертей ада. Кого нелегкая принесла на ночь глядя? Соседей не затапливаю. О пожаре никто не вопит. Лишь одна дама на моей памяти обладала уполномоченной наглостью бесконечно давить на кнопку звонка, опекунша Торкина, но её контора надо мной уже не властна.
За линзой глазка волосатое нечто, предположительно, макушка пришельца. Чутье подсказывает, несостоявшийся суженый явился. Так и есть, за порогом Стас еле на ногах стоит, несчастная кнопка - последняя опора в жизни, отпустит - свалится. Втаскиваю пьяницу внутрь, сгружаю на трюмо. Стоит склониться над, казалось бы, невменяемым Принцем, как тут же оказываюсь у него на коленях, хватательный рефлекс работает вопреки драбадану.
- Розочка, - бормочет он где-то в область моей груди, - это ты?
- Нет, Стасик. - Глажу его по кудрявой макушке. - Это Настенька или Дашенька, а может, Машенька с Глашенькой. Выбирай.
Пьяница отлипает от моего бюста, фокусирует взгляд на лице самозваной "Настеньки-Дашеньки-Глашеньки":
- Врешь, Колючка! - Грозит пальцем. - Ты это, мой барометр не обманешь.
- Какой такой барометр?
- На котором ты сидишь. Он у меня только на тебя реагирует.
Вскакиваю со Стасовых колен. Давление ртутного столба, и правда, предельное. Владелец барометра пытается за мной подняться не только столбом, но и общей массой, толкаю его обратно на трюмо.
- Сидеть, Высочество! - Как же мне нравится над ним командовать, кто б знал! - Дай Золушке тебя разуть, в обуви в квартиру не пущу. - Присаживаюсь на корточки подле его ног.
- Ты меня не гонишь? - трогательно до атиулыбки.
- Чтобы ты еще в одно ДТП попал? Спасибо, мне одного раза хватило! - Снимаю с Высочества первый кроссовок. - Кстати, как ты добрался? - Снимаю второй.
- Вовка Дзержавский подвез. Он в машине у подъезда ждет. Ик!
Заставляю Розовского позвонить Конвоиру, чтобы поскорее сбагрить пьяного ухажера, зря только разула мужчину не моего полета. Но подлая самка на вопрос Владимира Юрьевича из iPhone Высочества, забрать ли подопечного, выдает прямо противоположный намерениям гордячки ответ:
- Стас ночует у меня.
Оставив пьяницу смотреть очередной сон на трюмо в прихожей, стелю ему в гостиной на диване. Предмет мебели дряхл и скрипуч, но Высочество одну ночь выдержит, в чем уже начинаю сомневаться, таща соню к месту спячки. Высокие и крепкие мужчины имеют большой недостаток при транспортировке в пьяном виде, они очень тяжелые, просто неподъемно, даже для закаленных физическим трудом золушек. Уложенную тушку раздеваю до трусов.
Банный халат меняю на распашонку для взрослых девочек с бантом на груди, дерни за веревочку - доступ к телу не ограничен. Прикид выбирала самка, гордячка объявила бойкот сразу после ответа Владимиру Юрьевичу.
Погасив свет, составляю компанию спящему Принцу под одеялом. Он повернут ко мне спиной. Обнимаю его за талию, рука сама нащупывает полное отсутствие трусов на соседе по дивану. Ай да Стасик, ай да сукин сын! Пока я готовила себя к утреннему интиму, он тоже подготовился. Поворачиваюсь к мужчине спиной, сопротивляясь искушению исследовать пальцами его хозяйство.
Мой мирный эротический сон нарушает болезненное вторжение. Оставленные без надзора райские врата поступательно таранит орудие самца, пока владелец вторженца давит Морфея. Просто шик!
- Стас! - кричу секс-лунатику.
- Роза? - Пробудившийся самец прижимается пахом плотнее, фрикция до упора. - Какой приятный сон! - Хвать меня за сосок.
- Это не сон, Розовский! Ты меня трахал во сне! В себя приди хоть немного!
- Я не хочу быть в себе, хочу быть в тебе. - Он подминает меня под себя и выверенными движениями доводит до рева в подушку. - Черт! - Резко останавливается и покидает мое тело. - Я ж без презика!
- О! Ваше Высочество соизволило вспомнить о защите, - притворное восхищение. - Как мило с вашей царственной стороны! Сердце Золушки трепещет от пиетета.
Стас хватает меня в охапку, разворачивает попой к себе, ставит на четвереньки и отвешивает ощутимый шлепок по мягкому месту:
- Ты была плохой девочкой! - Шлепок. - Ты плохо себя вела! - Шлепок. - Ты меня игнорировала! - Шлепок. - Отказала! - Шлепок. - Сколько раз ты меня динамила, Розита? - Шлепок. - Молчишь? - Шлепок. - Тебе мало? - Шлепок. - Останови меня! - Уже кричит. Шлепок. - Я сам не могу! - Шлепок.
- Бей! Заслужила! - Хихикаю в подушку. Нет, мне не больно, мне чертовски стыдно.
Проблему предохранения решает мое откровение о спирали, самец недоволен выбором контрацепции самки, но рад возможности продолжить акт активного трения.
- Выйдешь за меня? - его шепот нарушает нирвану единения после финальной дрожи тел.
- Нет! - Пытаюсь выползти из-под туши самца.
- Почему? - Он вдавливает меня чреслами в скрипучий диван.
- Нельзя выйти замуж за мужа, - начинаю игру на выживание. - Я уже твоя жена, Стас, без всякой бюрократии.
- Роза, гражданский брак не для нас! Мне нужны гарантии! Где чертов свет? Хочу видеть твое лицо! - Самец наконец-то покидает саднящее лоно самки.
- Единственная гарантия, имеющая значение, мое слово. - Тянусь к торшеру, моему врагу на пути лжи.
- Ты так часто посылала меня, что не уверен, какая вожжа тебе завтра под хвост попадет. - Пауза на оценку моего потрепанного неглиже в свете вспыхнувшей лампы. - В браке ты точно от меня никуда не денешься, даже если поссоримся, даже если разругаемся вдрызг.
- Розовский, институт брака сейчас не пожизненный, разводы не запрещены. - Провокационно потягиваюсь, соски таранят прозрачную ткань. Я готова снова отдаться, лишь бы закрыть опасную тему.
- Кто тебе его даст? - Самец дергает за бантик, желая сорвать кружева.
- Если я захочу от тебя уйти, меня ни один брачный контракт не удержит!
- Роза! Говори истинную причину отказа! - Стас прижимает меня к подушке, наши носы соприкасаются. - И не надо врать, что не любишь меня! Ты отдалась полностью. Так кончать способны лишь нимфоманки и влюбленные бабы.
Возразить нечего, время приоткрыть завесу лжи:
- Нас разлучат, если рискнем официально оформить отношения. И не разочаровывай меня заявлениями, что любовь не имеет преград и границ. Они есть между такими, как ты и я.
- Плевать! Я хочу, чтобы все знали, что ты моя, официально, по всем законам и навсегда! Свадьба через месяц! - неоспоримо.
- Нет! Я решу, когда узаконить наши отношения! - Раз не получается отказаться от брака, буду тянуть время, отпущенное мне на жизнь. - Таково мое условие! Не устраивает, убирайся!
Стас бычится, играет бровями, сопит, нависая надо мной:
- Ты из меня веревки вьешь, женщина! Хорошо! Но я оставляю за собой право уговаривать!
И понеслись уговоры под скрипучий аккомпанемент архаичного дивана до спасительного зума будильника. На занятия! На занятия! Ура, я выжила после интимного марафона! Не сломалась и не сдалась!
Ползу в ванную улиткой, между ног сплошная водянка, прикрываемая Стасовой футболкой, хлопок более гигроскопичен, чем кружева неглиже. Самец скачет подле стрекозликом.
- Что-то ты слишком резвый, Стасик. Где трость забыл?
- Не помню. - Чешет сексуальную небритость, от которой у меня лицо горит раздражением. - Черт с ней! Костыль мне более не надобен стараниями твоей целительной вагины.
- Стераниями! - Вручаю ему футболку, обильно пропитанную спермой: - Брось в стиральную машинку, она в кухне. Только в чем ты выйдешь из квартиры, без понятия.
- Голым пойду.
- Валяй! - Улитка переползает через бортик ванны и задергивает шторку. - Прынцеждалок я отгонять не стану, пусть мстят за мою походку. - Поворачиваю кран.
Стас что-то вещает, не слышу, отдавшись водe, шампуню и интим-гелю.
Гражданский муж забирается под душ, когда гражданская жена заканчивает отмывать себя от следов его страсти. Его орудие снова бодрячком, несмотря на шесть выигранных баталий. Ценой нытья о бедственном состоянии "целительницы" удается выбить отсрочку секса на сутки.
Гарантом моей секс-способности выступает обильная смазка интимной водянки детским кремом. Самец самолично забоится о своей самке, пока чищу зубы, то есть возразить не могу, лишь благодарно плююсь пастой в стекло зеркальной полки.
Голодного мужчину надо кормить, запасы моего холодильника щедры только на омлет. На десерт смородиново-малиновое варенье, сваренное под руководством бабы Сони, собиралась открыть его ближе к зиме, но ради воссоединения со Стасом, не стоит ждать.
Высочество входит в кухню босиком и в джинсах. На груди светлая полоса тонкого шрама, не замеченная мной раньше в тусклом свете торшера и ванной комнаты. Лопатка для жарки падает в сковородку, сминая яичную смесь.
- Прости. - Икаю от смеха, пробегая дрожащими пальцами по метке смерти на его груди. - Я так перед тобой виновата. Если бы не позвала тебя тогда...
Стас прижимает меня к себе, гладит по мокрым волосам, по спине:
- Ни в чем, Роза, слышишь, ни в чем нет твоей вины. Посмотри на меня, девочка моя. - Поднимает и удерживает моё лицо в ладонях. - Ты позвала, я пришел и больше не уйду.
Завтрак проходит легко и весело, несмотря на разыгравшуюся накануне драму, пикировки, шутки, все, как обычно, даже привычно.
- Не надо заезжать за мной после занятий, дождись возле своей аудитории. - Я обнимаю Стаса на прощание. В ветровке на голое тело он смотрится забавно, но очень сексуально, полумрак прихожей скрывает страшную метку.
- Что ты задумала, хитрая Роза? - Чмок в губы.
- Сюрприз, приятный. Только от Конвоира избавься.
После пар Стас дожидается меня в коридоре на подоконнике. Веду его к каморке уборщиц. С Мамой Таней я договорилась заранее, но не сказала, что приведу с собой гостя.
- Крем настолько помог, что тебе уже невтерпёж, готова отдаться мне прямо тут, под лестницей? - Стас обнимает меня за талию, лезет целоваться.
- Угомони гормоны, я не столь публичная личность. - Открываю дверь университетской территории золушек. - Проходи. - Пропускаю его вперед.
- Мама! - Сжимаю в объятиях плачущую женщину, такого родного и долгожданного человека. У самого глаза на мокром месте, что совсем не по-мужски.
- А где Розочка? - Татьяна Станиславовна отстраняется от моего плеча, утирает счастливую влагу. - Она такая хорошая девушка, такая хорошая.
- Самая лучшая. Пойду поищу её, сейчас вернусь.
Моя отрада примостилась на подоконнике, завидев меня, спрыгивает со своего насеста. Беру её под локоть, потакая неизбывному желанию прикасаться, держать, демонстрируя свое право владеть ею.
- Стас, ты уверен, что я там не лишняя?
- Что за глупости, жена? Ты не можешь быть лишней априори. Мы семья.
Роза опускает ресницы, на щеках проступает румянец, подстрекая меня к поцелую, но за публичное проявление чувств можно и по мордасам схлопотать от моей скромницы.
За чаем мама рассказывает о своей нелегкой судьбе. Соболезную её утрате. Надо поговорить с отцом, негоже матери его ребенка жить в конуре-малосемейке и работать уборщицей, имея квалификацию и опыт учителя словесности.
Попрощавшись с мамой, едем в супермаркет, хозяйка пустого холодильника наотрез отказалась посетить ресторан. Роза бьет по дешевым целям и редко, я отстреливаю крупную, то бишь дорогую, дичь и часто. Она пыжится, сопит недовольно, но молчит, пока дело не доходит до замороженных щупалец осьминога.
- Стас! Я не умею готовить инопланетных монстров!
- Монстры местные, обитают в морях и окиянах. - Чмокаю её в вертикальную морщинку меж сведенных в негодовании бровей.
- Слишком экзотично! Может, просто рыбу? - Кулинарная ханжа склоняется над морозильной витриной, отодвигает дверцу, перебирает заморозку. - Смотри, акулий стейк, тоже не лишено экзотики.
- Убери! - Перед глазами картины из сна "Челюсти". Правда, тогда акула сожрала половину Розы, а не наоборот, как сейчас, Роза собирается слопать часть акулы. Все равно такой кусок в глотку лично мне не полезет. Выхватываю у неё трофей, бросаю обратно в морозильник. - Обойдемся без морской экзотики.
Поборница российских пищевых традиций, отвергнув "до лучших времен", как она выразилась, выбранные мной деликатесы, готовит "простую пищу". Набиваюсь в помощники, чтобы потереться об округлые ягодицы, обтянутые домашними лосинами, коснуться как бы невзначай локтем груди, свободной от оков бюстгальтера, сокрытой от моих глаз серой тканью короткой футболки. Моя б воля, заставил "кухарку" готовить голой, в одном переднике, кружевном, ничего не скрывающем. Но скромница наотрез отказалась исполнить моё "постыдное" желание. "Мне ничего не надо, лишь бы ты ходила голая рядом", - процитировала Дельфина с таким выражением, будто я чокнутый извращенец. Может, и так, сладость моя, готов жарить тебя всегда и всюду, но приходится терпеть обещанную отсрочку.
Не сдержав порыва мужского естества, забираюсь руками под ненавистную футболку, скрывающую от меня бутончики. Прижимаюсь к упругим ягодицам своим возбуждением, получаю лопаткой для жарки по носу.
- Стас! Убери лапы! - требует скромница, сверкая очами. - Не отвлекай меня у плиты! Не до тебя сейчас! Дождись десерта!
С тяжким вздохом отступаю, пряча руки за спину, чтобы не вернуть обратно на такие заманчивые сиськи.
Еда отменная. Вроде ничего особенного - овощное рагу, жаркое в томатном соусе, огуречно-помидорный салат - но вкусно. Я благодарен моей Золушке за отличный обед, но пора отучать её от плебейства.
Пока хозяюшка возится с посудой, готовлю ей маленький сюрприз в гостиной, водружаю на стол ноутбук, нахожу в сети романтическую комедию.
Роза появляется с двумя креманками клубничного мороженого. Обиженно принимаю из её рук порцию розового пломбира, не ту клубничку хотел.
Смотрим фильм, постукивая ложками о борта креманок. Роза ест как ест, а я не тороплюсь, вынашивая план сладкой мести.
Расправившаяся со своим десертом сладкоежка заинтересовано косится на мою ополовиненную порцию:
- Не любишь мороженое?
- Очень даже люблю. - Отбираю у неё пустую тару, ставлю на пол, чтобы не мешала, и свою пока там оставляю.
- Стас, что ты задумал? - обеспокоенно.
- Сейчас узнаешь. - Стягиваю с неё футболку. - И испытаешь. - Припадаю губами к желанному лакомству.
Её всхлипы дают команду: "На старт!" Беру креманку, ложка мороженого в рот, и к её соску губами.
- Ах! - Она вздрагивает всем телом. - Стас! - Дергается.
- Будешь брыкаться, свяжу. Сама предложила игру в десерт, теперь терпи.
Молчание - знак согласия. Продолжаю пытку мороженым. Кап-кап сладкой талостью на бутончик - слизываю, кап-кап дорожкой вниз по плоской чаше живота - слизываю. "Ой!" - кусочек холода на пупок - слизываю. Стягиваю с неё лосины.
- Стас! - Вялое возмущение.
- Я только ласкаю, Роза.
- Если ты такой любитель мороженого с детским кремом, то продолжай, - томно.
Тьфу! Совсем забыл!
Раз язык в отставке, применим пальцы. Роза стонет, всхлипывает. Намеренно не довожу её до финала, пусть мучается, как я.
- Стас, пожалуйста! - Слезы по щекам.
- Что, пожалуйста? - Мои трудяги пахнут детским кремом, а жаль.
- Дай мне кончить, изверг! - крик неудовлетворенной самки.
- Дашь на дашь, Роза!
- Хочешь сделать мне больно? - трогательно невинно вопрошает маленькая девочка у большого мальчика.
- Удовлетворить мужчину можно по-разному. - Возвращаю пальцы к работе, пока не разгорелся скандал из-за намека на минет.
Немного отдышавшись и придя в себя, Роза приказывает:
Млея от предвкушения, выполняю. Неофитка оральных ласк обхватывает кольцом пальцев мой трепещущий в ожидании её губ член. Глаза стыдливо укрыты бархатом ресниц, ланиты алеют смущением. Расслабляюсь, отдаваясь свое головастое сокровище её власти. Пробежка шаловливого языка по головке, круг по кромке, щекотка уздечки.
- Обхвати его губами и соси, как леденец. - ЦУ выходят сбивчивыми по вине колдовского языка, заигрывающего с крайней плотью.
Роза поднимает голову, ловит мой взгляд, снова опускает ресницы, порозовев:
- Только не смотри, мне очень стыдно. - Краска щек гуще. - Пожалуйста, Стас. И не подглядывай, а то не буду сосать твой Chupa Chups.
- Уговорила. - Локоть на глаза, для пущей наглядности. Жду, а минета все нет. - Роза?
Головки члена касается что-то холодное - мороженое. Готов взорваться негодованием, но мой детородный орган обхватывают жаркие губы, втягивают в рот вместе с мороженым, заставляя меня задохнуться. Розе до Глубокой глотки далеко, но я извергаюсь почти сразу.
***
...Право решать...
Роза переписывает конспект за столом, а я в созерцательной прострации валяюсь на дряхлом диване. Первые две пары в понедельник мы пропустили по любовным причинам, теперь заучка наверстывает. Пальцы млеют от желания поправить прядь, упавшую ей на лицо, коснуться упругой груди, будоража соски. Губы рвутся втянуть мочку с сережкой, обновить уже поблекшую метку страсти на шее.
Опять торчу! Прямо пытка! То страдал без Розы, теперь страдаю при ней неудовлетворенностью - семейная жизнь во всей красе, жена рядом, глаз видит, да хрен неймет по банальной причине ежемесячных кровотечений.
Заучка ставит точку, качает головой, замечая мое шило в штанах, но не комментирует.
- Не желаешь помочь? - наглею.
- Машку попроси! - Она с нарочитым безразличием складывает конспекты в учебную сумку. - О минете даже не заикайся! У меня до сих пор челюсть болит после сегодняшнего утра!
- Хотя бы визуально. Сжалься над убогим, морозная Роза! - канючу.
- Скорее, Кровавая Мери, - бурчание себе под нос. - Стриптиза не жди, не в том состоянии, чтобы оголяться, еще и танцуя!
- Быстро ко мне! -Хлопаю себя по бедру. - Просто посиди на коленях у мужа, недотрога!
- Только недолго, мне еще на работу. - Тяжкий вздох, то ли в адрес моего требования, то ли над долей работающей студентки, надеюсь, в сторону последнего.
- Никуда ты не пойдешь. - Обнимаю её за талию, прижимаю к себе. - Разве что за расчетом.
- Это не тебе решать! - Трудоголик изволит гневаться.
- Мне, женщина, мне. - Стягиваю резинку с её волос, зарываюсь носом в пахнущие розами пряди. Меня накрывает невероятной нежностью: - Люблю тебя. - Невесомо касаюсь её губ. - Хочу заботиться о тебе. - Пробежка поцелуями к виску. - Не нужно работать, отдохни, учись спокойно, я буду оплачивать твою квартиру и все остальное.
- Я так не могу! - Упрямица отстраняется, смотрит в глаза. - Это даже не твои деньги, а Розовского-старшего.
- Девочка моя, не забивай себе голову финансами, просто позволь мне заботиться о тебе. Для меня это важно. Понимаешь? Чувствую себя ущербным каждый раз, отпуская тебя швабру тягать. Пожалуйста, пойди мне навстречу хотя бы в этом! - с нажимом.
- Стас, я привыкла работать и отвечать за себя! - Некоторые золушки до невозможности гордячки.
- Знаю, любимая, но прошу об уступке. Умоляю, не губи мое мужское достоинство феминизмом. - Поцелуй в губы. - Нет, я категорически настаиваю! - Еще поцелуй, более глубокий и требовательный. - Если так хочешь заниматься уборкой, - отрываюсь от припухших губ, - переберемся в особняк, отводи там душу сколько угодно, площадь большая. Заодно порадуешь тамошних горничных, покажешь им мастер-класс, как будущая хозяйка.
- Стас! Мне сейчас не до сарказма!
- Я серьезен как никогда, любимая! Не позволю тебе работать! Дуйся на меня, злись, отказывай в сексе. Не уступлю!
- Выгоню! - грозно.
- Смирись, жена, эпоха твоего динамо канула в Лету, - уверенным тоном. - Меня с этого скрипучего монстра даже твой фирменный отсос пылесосом не сгонит.
- Почему ты такой несносный, Розовский?
- Потому что прав. - Поцелуй в поджатые губы, бой языков, сражение до укусов.
Колючка уступает, отдаваясь моей власти, моим рукам, моему праву решать.
*** Роза
...Ремонт исподтишка...
У Татьяны Станиславовны новоселье. Хлопотами сына из фонда риэлтерского агентства Игоря Константиновича она получила шикарную квартиру в том же доме, где проживают Заборовские. Жилплощадь укомплектована евроремонтом, мебелью и горничной. Татьяна Станиславовна теперь преподает русский язык и литературу в металлургическом колледже, меценатом которого является Игорь Розовский. Олигарх облагодетельствовал мать своего ребенка, как и его шлюху, выплатив мне очередную "зарплату".
После пар ожидаю Стаса у пятого корпуса, его мерс застрял в пробке на Калиновском. Шум тормозов, хлопанье дверей привлекают мое внимание к зданию суда, расположенного на другой стороне улицы. Братки высыпают шумной толпой из черных внедорожников, курят. Один кивает мне как старой знакомой. Из глубин памяти всплывает февральский вечер, Макс держит меня за руку, трое гопников выступают из мрака, старший интересуется моей персоной. Это он скалится мне сейчас.
Би-би-б - звук клаксона по мою душу. Меркантильная шлюха, предавшая любовь Рыцаря, покорно присоединяется к мажору в салоне автомобиля на глазах кореша Грозы.
Неожиданно подъезжаем к элитной высотке, где я раньше работала няней. Вспоминать гениального мальчика Марка и его непутевую мамашу грустно.
- Почему мы здесь? - спрашиваю гражданского мужа.
- В пентхаусе мои хоромы. - Стас глазами указывает на самый верх и подталкивает меня к подъезду архитектурной свечки. - Наша новая обитель.
- Нет! - Упираюсь. - Ты заставил меня бросить работу! Теперь желаешь, чтобы сменила отчий дом на твои хоромы! Ты постоянно что-то требуешь, Розовский! А я должна безропотно исполнять!
- Может, поднимемся в квартиру и там будем ругаться! - Он зол как черт, но прав, публичность нам ни к чему.
В мажорский пентхаус нас доставляет персональный лифт. Просторная прихожая плавно перетекает в холл-гостиную. Сливочно-белый интерьер вызывает уважение к домработнице, поддерживающей здесь чистоту. В спальню владельца заоблачных высот ведет витая лестница на второй уровень. Сексодромом меня не удивишь, ожидаемо в берлоге первого трахальщика города. Зато зимний сад с выходом на террасу, превращенную в летний садик, показывает Стаса с совсем новой для меня стороны.
- Ты не говорил, что любишь флору. - Провожу ладонью по мягким иголкам можжевельника в синих бусинах шишкоягод. Растение произрастает в большой кадке на террасе в обществе других вечнозеленых "кадочников".
- Сад - заслуга Инги, она жила здесь раньше, мне было лень что-то менять.
Представьте себе, квартирный вопрос портит не только простых смертных. Игорь Константинович приобрел эту квартиру для младшего сына еще во времена строительства дома, будущий владелец тогда учился в здешнем лицее. Когда его отправили в Англию, Инга временно облюбовала пентхаус и не пожелала возвращать вернувшемуся пасынку жилплощадь, распланированную и обустроенную по её вкусу. Бедняжке пришлось жить в особняке. После второго курса взрослый мальчик бунтом заявил права на свою берлогу. Покочевряжившись, Королева уступила, сделав Стаса владельцем еще и сада и работодателем садовника.
- Так как, остаешься? - интересуется борец за отдельное жилье. - Тут и тренажерный зал есть с беговой дорожкой, - нота соблазна. - И мы ортопедический матрац еще не опробовали, - мазок страсти в завершении.
Даю добро, но только на неделю. Стас тут же увлекает меня в спальню тестировать ортопедичность матраца.
Потные и разгоряченные тестовым соитием лежим на сексодроме, созерцая себя голых в овальной лужице зеркала подвесного потолка: "Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи. Я ль в постели всех милее, всех развратней и резвее?"
- Подло. - Утомленный самец подавляет зевоту. - Оно просматривается с темной стороны, как в сериальных допросных, за ним раньше камера была.
- Зачем? - Заливаюсь краской стыда, вспомнив видеозапись из будуара Влада, где мы с Принцем отжигаем в постельном танго.
- Может, отец установил за Ингой следить. Может, сама постаралась в силу извращенной натуры. Не вдавался в причины, просто вычистил помещение от подслушивающе-подсматривающих паразитов. Только в лифте камера осталась.
Плюнув на этику - во-первых, не обязана покрывать харассмент босса, во-вторых, на том видео мы оба сверкаем попами - рассказываю любовнику о мерзком инциденте сексуальных домогательств Влада.
- Тварь! - Стас садится, тело напряжено, кулаки сжаты. - Он у меня огребёт, когда вернется из своего санатория! Пусть пинает Машку сколько ему угодно на мои шашни с другими, но за тебя я его порву!
- Сперва отбери запись и уничтожь. - Поглаживаю затылок нечаянной порнозвезды. Мой внутренний мститель не собирается отговаривать защитника моей чести от возмездия порнопирату Владу.
В чертогах сексуально-ненасытного Чудовища я работаю на износ, не убираю, не мою посуду, служу наложницей по утрам и вечерам, до и после сна, и днем после занятий. В остальное время парю телеса в огромной ванной, к сожалению, не джакузи, но ароматная пена мыльных бомб компенсирует недостаток пузырьков. Наедаюсь деликатесами до отвала, чтобы потом сгонять жировые излишки на беговой дорожке. Смотрю порно в обнимку со Стасами, один - живой и любвеобильный, второй - плюшевый и умильный.
Трудовая нега одалиски Розы длится до четверга, ровно до того момента, когда Тролль с Марса опрокидывает на мой бюст стаканчик, благо, уже остывшего кофе. Задвигаю первый академчас второй пары, чтобы съездить к себе переодеться. Заметьте, не к Стасу, где сейчас убирает домработница, не хочу лишний раз попадаться Петровне на глаза, банально стыдно за статус наемной шлюхи, о котором она наверняка осведомлена от работодателя. Демонтировав "подслушивающе-подсматривающих паразитов", Стас, сам того не ведая, подтолкнул прислугу к шпионажу на Папу Игоря. Доказательств стукачества Нины Петровны у меня нет, но логика настаивает на правомерности подозрений.
На подходе к дому диафрагму сжимает дурное предчувствие. Мои окна грязные, занавески в кухне отсутствуют. Бегу к подъезду, сверкая улыбкой. Дверь квартиры приоткрыта. Из щели доносится гортанная речь мужчин с дальнего юга, заставляя хозяйку захваченной крепости настороженно замереть на лестнице. Мой ступор тревожит представитель бывших южных республик в рабочем комбинезоне строителя, с большим мусорным пакетом, из которого торчат обрезки ржавых труб, гастарбайтер выходит из квартиры:
- Проходы, дэвушка, нэ стой на лэсница, мэшаешь.
- Что вы делаете? - Уступаю ему дорогу.
- Рэмонт.
Мамочки! В прихожей обои содраны, мебели нет, линолеума тоже. Полный разгром!
- Девушка, вы кто? - интересуется абсолютно русский голос.
- А вы? - Фиксирую мечущийся по разгрому взгляд на мужчине средних лет в более чистой, чем у гастарбайтера, робе строителя.
- Бригадир.
- Очень приятно, - холодно. - А я хозяйка квартиры.
- Роза Викторовна, я Павел Васильевич. - Улыбка в ответ. - Приятно с вами познакомиться.
Бригада Павла Васильевича сейчас меняет проржавевшие трубы на новые металлопластиковые, которым, по мнению специалиста, сносу не будет. В планах сменить колонку, полный автомат, установить итальянскую сантехнику, заменить батареи. Окна и двери тоже подлежат обновлению. И так далее, и тому подобное на полтора месяца. Любовник сделал мне щедрый сюрприз, оплатив все это "безобразие".
Всю прошлую неделю Высочество ныл, что вода с перебоями, что колонка не зажигается из-за слабого напора, что диван пора выбросить на помойку и купить нормальную мебель, что его истерзанному позвоночнику нужен ортопедический матрац. Сдалась его нытью, Роза, согласилась на временный переезд - пожинай плоды его хитрости и своей неосмотрительности.
- А вещи где? - Я охвачена новым страхом, в коробке сокровищ лежит, по меркам подавляющего большинства россиян, целое состояние.
- Мебель на свалку вывезли, остальное в коробки запечатали, в маленькой комнате стоят, там дверь с замком, запер их, а то знаете, всякое может случиться. - Бригадир скашивает глаза на гостиную, откуда долетают звуки работы, шпателем сдирают обои.
Павел Васильевич отпирает дверь в мою комнату. Здесь еще сохранились обои и линолеум. Последний батальон моих пожитков держит оборону в центре комнаты под охраной картонных стен и клеенчатых убежищ сумок, любимиц рыночных торговок китайским ширпотребом. Оставшись наедине с вещами, вскрываю коробки одну за другой, в третьей нахожу заветную жестянку из-под печенья, содержимое на месте. Запихиваю сокровищницу в сумку. Переодеваюсь в первую попавшуюся футболку.
*** Стас
...Неприличный шопинг...
После разноса за несанкционированный ремонт, Колючка выписывает мне штраф, сократив интим до двух раз в неделю, по вторникам и субботам. Скрипя головастиком, принимаю сексуальную аскезу, как меньшее зло. Большее - обещание сменить общее ложе на кровать в гостевой комнате. Компенсация - выторгованное право на выбор места и времени любить обиженную хозяйку ремонтируемой квартиры в оговоренные дни.
Роза не провоцирует, одевается в своей антисексуальной манере, спит исключительно в глухих пижамах, пристроив плюшевого тёзку вместо меча, барьером между нами, но от этого не легче.
В первый день дозволенного секса вывожу зазнобу на шопинг, еле уговорил неприхотливую в одежде девицу. Методично обходим дорогие бутики, заставляю Розу совершать с десяток примерок в каждом, что-то берем, что-то нет. Покупки вверяем курьерской доставке, чтобы не таскать кучу пакетов. Колючка уже пыхтит раскаленным самоваром, но и я на пределе, ещё чуток, и сорвусь. Последняя остановка - "Розовый бархат", бутик элитного женского белья, название почти вульгарное, но даже Алла отоваривается тут, когда по какой-то причине пропускает распродажу в Париже.
- Нет, я сюда не пойду! - упирается Роза, чуя неладное.
- Пойдешь и в одной из тутошних штучек порадуешь меня сегодня. У них есть коллекция от Victoria's Secret, если тебе это о чем-то говорит.
- Эй! Я не пещерная самка! - Колючка все же переступает порог царства шёлка и исключительно натурального кружева.
Салон невелик, две примерочные кабинки, одна продавщица-консультант с бейджем "Евгения", один охранник в черном костюме. В центре зала розовый диван для ожидающих своих дам мужчин, но в данный момент на нем размещается Роза, а я копаюсь в женском неглиже, как дамочка, собирающаяся реанимировать давно иссякшую потенцию мужа. Когда интимные вещички уже вываливаются из рук Евгении, следующей за мной по пятам, киваю Розе на кабинку, приступай к примерке. Она морозной королевой удаляется за занавеску.
Сто долларов охраннику - дверь заперти с табличкой "Перерыв". Евгения несколько удивлена, но за халявный гарнитур от Victoria's Secret охотно удаляется в подсобку на кофе-паузу. Охранник демонстративно втыкает наушники, потакая мужской солидарности. А мне пора наведаться к Розе.
За розовым бархатом занавески меня подстерегает остановка дыхания, на моей гражданской супруге чёрное кружевное боди, предназначенное исключительно для интима. Не будь красавица моей, смело могла дефилировать по подиумам мировых столиц моды в нижнем белье.
- Как тебе? - Роза поворачивается ко мне почти полностью открытой спиной и попой.
Умом понимаю, дразнится, но крышу сносит. Руки сами прилипают к девичьим бедрам, ловлю взгляд любимой в зеркале.
- Ты совершенна. - Вторгаюсь в неё пальцами.
- Стас! - Она извивается гибким станом. - Не здесь же!
- Здесь, моя прелесть, здесь!
- Там же люди! А камеры?
- Это примерочная кабинка, приватная территория, а не будуар Влада. А люди поймут, они же люди.
Скромница еще пытается возражать. Разворачиваю её к себе и затыкаю рот поцелуем. Дальше все тонет в извечном ритме, в пульсации крови, в сердцебиении, в едином дыхании, в её всхлипах, слезах, без оглядки на время, место и обстоятельства. Только я и она, только моя, до полного катарсиса, до резонанса тел и сердец.
- Стас, что мы наделали? Как стыдно! - Роза плачет мне в шею, обвившись вокруг меня руками и ногами.
- Не допускай этого, отмени нелепое условие. - Прикусываю мочку её уха.
- Вот чего ты добиваешься! Специально это подстроил?
- Кхе-кхе, - раздается за занавеской, прерывая наше посткоитальное воркование.
Оставив Розу одеваться, иду разбираться с дамочкой "кхе-кхе".
- Стасик, привет! А я думаю, ты ли это там зажигаешь или не ты! - Кло Прохорова, занесенная сюда злым ветром, не особо старается сдерживать гнев. - Вроде твой характерный рык в момент извержения, но ты ж у нас теперь импотент. Поздравляю с чудесным исцелением, дорогой! Жаль, не я доктор, но, может, и со мной в соседней кабинке порычишь, мой тигр?
Кло подступает ко мне, держа за крючок плечики с таким же боди, в котором я только что любил Розу. Охранник виновато опускает глаза, едва заметно разводит руками, прости, брат, я пытался. Да уж, если Прохорова захочет войти, закрытых дверей и непрошибаемых стен для неё не существует. Женечка стоит за левым плечом новой покупательницы по стойке смирно, бледная, несмотря на румяна.
Роза появляется из-за занавески, величественная в своей невозмутимости:
- Стас, мы все берем. Евгения, будьте добры, - повелительно.
Продавщица срывается с места исполнять приказание. Роза и Кло сцепились взглядами в немом противостоянии, только повторяющиеся пиканье ручного сканера нарушает гробовую тишину торгового зала. Прохорова потрясена, нарвавшись на достойную конкурентку.
- Это ты, Cinderella, - с прононсом. - Необычное постоянство, Стас. - Взгляд на меня, лишая Розу ответной реплики. - Удивлена.
- Да, Клодия, я вполне созрел для брака. Познакомься с моей невестой Розой. - Обнимаю суженую за талию.
- Отличная шутка, mon cher. Твой юмор, как всегда, на высоте. Впрочем, и вкус недурён. - Оценивающий взгляд на соперницу.
- Надеюсь, Клодия, вы придете на нашу свадьбу, - выдает Роза тоном Снежной королевы. - Отправлю вам приглашение, как только определимся с датой. А сейчас прошу нас простить, спешим. Приятно было познакомиться.
Я счастлив, царица моей души публично подтвердила наш брак. Неприличный шопинг сделал свое дело, причем с бонусом.
***
...Навстречу страхам...
Стас
Роза величественно шествует к эскалатору, едет вниз, пересекает холл, но на улице сдувается, её начинает трясти, адреналиновый запал исчерпал себя, уступив место откату. Передав пакеты подоспевшему Вове, обнимаю Колючку.
- Давай сбежим куда-нибудь, где нет Дзержавском, где меньше народа, - просит она.
Подхватываю её под локоть и увлекаю через дорогу по пешеходному переходу, зелёный загорается как по заказу. Вова бесстрастно наблюдает за нами, качаю ему головой, жди здесь.
Ныряем в первую попавшуюся арку, ведущую во внутренний двор старых, послевоенных домов. На детской площадке никого, не время для игр, прохладно и морось. Беседка для любителей домино и прочих настольных игр пуста. Веду Розу туда, усаживаю на лавку. Её сотрясает беззвучный хохот, зажимает рот ладонями, утыкается лбом в колени и дрожит. Опускаюсь на корточки подле неё, обнимаю, целую в макушку.
- В чём дело, любимая? Расскажи, легче станет, не прячь это в себе, не потакай страху, сделай шаг ему навстречу, пройди сквозь него! Если дело в Прохоровой, забудь, она для меня ничего не значит!
- Не её, Стас! Любви! Я боюсь тебя любить!
- Почему? Не доверяешь? Не веришь, что способен на верность? После того, что было между нами, продолжаешь сомневаться в моих чувствах?
- Нет, в тебе я ни капли не сомневаюсь. Ты не уйдешь, не бросишь меня, не предашь по собственной воле, но обстоятельства сильнее наших желаний и чувств. Я уже проходила через потерю, было больно. Очень. Не хочу повторять горький опыт.
- Речь о Максе? - Имя соперника горчит. - Ты говорила, он тебя бросил.
- Его посадили, а я узнала об этом слишком поздно.
- Поздно для чего? - глухо, ревность сжимает горло.
- Для разбитого сердца. Ты тоже оставишь меня не по своему желанию, но от этого не легче, если позволю себе в тебя влюбиться, если поверю в сказку о Золушке.
- Роза, ты уже любишь меня, но продолжаешь бороться с собой, что, прости, глупо. Не трать попусту силы, направь их в другое русло, борись за любовь, а не с ней! Бери пример с меня. Пока я не принял её, не осознал, что это судьба, было реально больно. Потом понял, если и дальше идти против себя, свихнусь. Сделай любовь силой, Роза, объедини с моей! Тогда нам никто не страшен! Вместе мы пройдем через что угодно! И никто нас не разлучит, никакие, на хрен их, обстоятельства!
- Вау, Стас! С таким пафосом только призывные речи толкать за мир во всем мире и торжество великой идеи!
- Я серьезно, Роза! Вместе мы - сила!
- Смерть сильнее, - туше.
*** Роза
Стас вздрагивает, черты лица каменеют. Он боится смерти, что неудивительно после пережитого ДТП.
- Прости. - Беру его за руку. - Я согласна, что бороться с собой глупо и бессмысленно.
- Тогда скажи, что любишь меня. Признайся в этом себе и мне заодно. Давай! Сделай это прямо сейчас! Перейди Рубикон, Роза, сражайся со мной за нас! Ну же!
Эх, была не была, помирать, так с любовью!
- Я люблю тебя, Стас, - тихо.
- Громче!
- Я люблю тебя! - В омут с головой.
- Ещё!
- Люблю тебя! - Отворяю дверцу клетки, где томится птица-душа.
- Ещё! - Он прикрывает в блаженстве веки.
- Люблю тебя! - Воспаряю свободой ото всех, кроме него.
- Ещё!
- Люблю! - Меня уже не остановить. - Люблю! - грохочет лавиной, сорвавшейся от потревоженного ныне камня. - Люблю! - набатом к битве за нас. - Люблю! - Назло всем, кто против. - Люблю! - в едином порыве, единым фронтом.
Стас прав. Любовь - сила, любовь - мощь, пока мы вместе, пока нас двое, пока мы живы.
Молчим, слова не нужны. Не целуемся, не набрасываемся друг на друга, время страсти ушло, пришло нечто новое, куда более сильное. Когда есть МЫ, Ты и Я отступают, нет места личному эгоизму. Страх остается, но теперь он наш общий враг.
Вскидываюсь среди ночи. Стас мечется во сне, стонет мое имя.
- Проснись! - Тормошу его. - Слышишь меня, любимый? Проснись!
- Роза! - Он обнимает меня с такой силой, что ребра рискуют треснуть. - Ты жива?
- Да, любимый. - Глажу его по голове. - Конечно, жива. Всё хорошо.
- Прости, я просто... - Он ослабляет хватку, отстраняется. - Думал, этот кошмар больше не повториться, но... - Замолкает, пряча глаза под локтем.
- Поделись им со мной. Сделай шаг навстречу своему страху! Ты удивился, что я жива, приснилась моя смерть? Как я умерла? - храбро, а самой жутко.
- Может, не надо? - Он убирает руку с лица, принимается гладить мои бедра.
- Потом дадим смерти бой жизнью, любимый, сейчас исповедь, - непреклонно.
- Ты перерезала себе вены портняжными ножницами, когда шила розы из лоскутов разорванного красного свадебного платья.
У меня перехватывает дыхание от столь яркой картины, полной мистических совпадений с моими кошмарами.
- Глупый сон! - развеиваю наваждение. - Я никогда не наложу на себя руки, не слабачка, чтобы лишать себя жизни из-за неудачной любви. Тем более из-за неё!
- Это радует. Пока ты жива, есть смысл бороться, но если тебя не станет... - Он отворачивается, не собираясь продолжать.
- Такое не исключено. Несчастный случай. - Угроза его отца не пустой звук, надо подготовить жениха к вполне вероятной трагедии. - Авария, рак, аневризма...
- Замолчи! - Стас опрокидывает меня на спину, собираясь отвлечь актом любви.
- Пообещай, что если меня не станет, будешь жить и постараешься стать счастливым. Нет, поклянись!
- Роза, - стон, - какая же ты жестокая! Я столько раз терял тебя в кошмарах! Не знаю, смогу ли вынести такое наяву. Не проси, пожалуйста.
- Нет, прошу! - Упор ладонями по обе стороны метки смерти. - Даже требую! Если тебя не станет, я буду жить дальше, не сомневайся. И ты живи! Не отступлюсь и не отстану, пока не поклянешься!
Стас молчит. В предрассветных сумерках не рассмотреть его глаз, но знаю, в них боль. Побори её, Принц, как сделала я в беседке, подчинившись твоей воле. Твой черед подчиниться моей!
- Я буду жить, если тебя не станет, - тихо. - Но больше этой темы не касаемся!
- Как скажешь. - Целую его в губы, глубоко и призывно, теперь действительно пора отпраздновать победу над еще одним общим врагом.
***
...Шлюха...
После ремонта, затянувшегося до последней недели ноября, меблировка и покупка бытовой техники. Стас милостиво позволяет мне участвовать в процессе. Кухню заказываю дяде Юре с четвертого этажа, с остальной мебелью он тоже помогает, подсказав, у кого что брать, и подрядив своих людей на сборку.
В день долгожданного переезда Стас хмурится все утро, рыкает по любому поводу. Наверняка сознательно затягивал ремонт, чтобы передумала съезжать. Но уже пять конвертов раскаляют коробку сокровищ так, что прикасаясь к ней, фантомно обжигаю пальцы, потому не могу остаться.
Люди Розовского разнообразят способы вручения мне зарплаты. Конверт за октябрь я нашла в учебной сумке, выгружая конспекты. Ноябрьский обнаружился в кармане куртки, купленной Стасом в памятный день шопинга. Декабрьский выпал из спортивной формы, когда собиралась переодеваться к уроку физкультуры. Любопытно, январский под ёлочкой отыщется, или Дедушка Мороз принесёт?
Благо, Стас в моих вещах не роется, что удивительно при его патологической ревности и тяге к тотальному контролю. Я так и не рассказала ему о контракте с Папой Игорем, а должна была еще тогда, в сентябре, в беседке, но не решилась. С каждым днем этот непобежденный страх растет снежным комом, летящим с горы, чтобы раздавить меня у подножия.
После пар Стас забирает меня, везет к себе, а не ко мне, оттягивает переезд.
- Я же не бросаю тебя. - Обнимаю его после обеда, прошедшего в угрюмом молчании.
- Ты отдаляешься.
- Ничего подобного. Теперь у меня есть шикарная спальня и ортопедический матрац. Можем ночевать у меня время от времени. Кстати, мы его еще не опробовали. - Рисую ногтем витиеватую загогулину на груди "тюремщика", намеренно задевая сосок под тонкой тканью футболки.
- Марш собираться! - Стас с рыком шлепает меня по попе. - Не надо заставлять матрац ждать!
Мой грозный самец сдался, я победила, а отдуваться самке. Все довольны и счастливы.
К разбору вещей мы приступаем не сразу, тест-драйв матраца важнее. Потом тест-душ. Потом набег на местный супермаркет для пополнения нового холодильника. Потом Стас желает посмотреть фильм, а позволить мне работать, когда он отдыхает на диване, не может, что заканчивается тестом дивана. Потом я готовлю ужин, попутно расставляя новую посуду по полкам и шкафчикам. Стас берется помогать, бьет две тарелки и изгоняется из кухни.
Все готово и накрыто для празднования новоселья, а Стаса не слышно и не видно. Нахожу его сидящим над раскрытой коробкой сокровищ. Конверты с торчавшими баксами валяются у его ног, в руках мой раскрытый дневник.
- У тебя красивый почерк, Роза, и стиль изложения неплох. Скажи, меня ты так же любишь? Или просто за деньги спишь? - Пихает носком тапка ближайший конверт с надписью "август", я, идиотка, их подписала. - Пять штук зелёных в месяц - крутая зарплата для шлюхи. Отец не поскупился, нанимая тебя, лицемерка!
- Ты весьма проницателен, - выпускаю на волю гордость.
- Разве? - с болью. - Я тупица! Ты водила меня за нос почти полгода. Теперь понимаю, почему не желала выходить за меня. Это одно из условий контракта, не так ли? - Он швыряет дневник на журнальный столик. - Можешь не отвечать, вопрос риторический!
Обманутый в светлых чувствах гражданский муж, уже бывший, следует мимо "лицемерки" в прихожую. Даже не пытаюсь его остановить, просто наблюдаю, как обувается, надевает куртку и уходит прочь, оставляя дверь открытой, будто приглашая бежать за ним. Но я вросла в пол и хохочу, затыкая рот руками, чтобы не быть услышанной на лестничной клетке.
Несъеденный ужин отправляется в холодильник, аппетит совсем не дружит со стрессом. До полуночи занимаюсь разборкой вещей. Над одеждой Стаса, уже сложенной в шкаф, снова трясусь от смеха. Потом уборка до утра, пока уборщица не валюсь с ног от усталости.
Проснувшись от очередного кошмара, обнаруживаю у себя температуру под сорок - симптомы разбитого сердца налицо.
***
...Новое счастье...
В этот раз ОРЗ, а не пневмония, намек, что сила чувства снизилась за прошедшие годы борьбы с любовной напастью. Ксю самопровозглашается моей сиделкой. Она порой раздражает меня, а порой я ей благодарна за участие и сочувствие. Больше недели больничного себе не позволяю, хотя справка на две, но надо сдавать курсовой, потом зачеты.
Стаса в университете не вижу, даже в первом корпусе наши пути не пересекаются. Он все еще избегает меня, имеет право. Самой страшно его увидеть, вот так, случайно, на лестнице или в коридоре, вдруг пройдет мимо, сделав вид, что не заметил. Когда-то сама так поступала, теперь боюсь, что поступят со мной. Расплата неизбежна, Роза, она всегда настигает. Сколько ни верь в правильность своих поступков, для кого-то они зло, а оно бумеранг.
Тридцать первое декабря, все сдано, к сессии допущена. Дома, одна. Начало седьмого вечера. Я опять отказалась встречать Новый год в компании Ксю и её парня. Вообще праздновать не собираюсь, не крошу салаты, не наряжаю некупленную ёлку. В девять помяну стаканом молока бабулю с дедулей и отправлюсь на боковую.
Звонок в дверь, за порогом Стас с рюкзаком за плечами и пакетами из супермаркета в обеих руках:
- Пустишь бездомного? Или мне на лавочке Новый год встречать?
- Проходи, конечно. - Пячусь от двери, пораженная нечаянным подарком. - Почему бездомного?
- Потому что из дома ушел. Ты моя семья. Не хотят принимать тебя, значит, и я им не нужен. - "Дед Мороз" ставит пакеты у трюмо, сбрасывает с плеч рюкзак. - Как же я соскучился по тебе, моя Снегурочка! - Прижимает меня к холодной куртке, снег с его шапки сыпется мне на макушку.
Губы находят губы, тела стремительно освобождаются от одежд, и пусть весь мир подождет, пока мы заКончим.
Половина девятого. Я крошу оливье в алом беби-долле. Стас рядом, сидит нагой на табурете, гладит меня по бедру. Не пеняю ему, что отвлекает. Пусть кубики картошки выходят кривыми параллелепипедами, желудкам влюбленных их геометрия без разницы.
- Стас, скажи, что заставило тебя вернуться, помимо любви, конечно? - решаюсь затронуть больную тему. Нужно расставить все точки над "Ё". Больше никакой недосказанности.
- Я ушел из ревности. - Высочество обнимает меня сзади. Откладываю нож, оливье подождет. - Она сыграла решающую роль, а не деньги отца. Планку мне тогда сорвало от твоих откровений в дневнике.
- Но ты вернулся. - Поворачиваюсь к нему.
- Да, когда стал рассуждать здраво. Ты хранила мои трусы, которые даже не помню, где и когда потерял, что говорит само за себя. Не взяла ни цента из тех денег, значит, отец навязал тебе сделку.
- Я отказалась их брать, тогда их стали подбрасывать.
- Хитро. И очень по-отцовски.
- Это не все. - Опускаю глаза, не зная, как сказать ему горькую правду об отце. - Папа Игорь угрожал несчастным случаем, если соглашусь выйти за тебя.
Стас вздрагивает, шумно втягивает ноздрями воздух, крепче прижимает меня к себе:
- Это блеф, Роза, - убежденно. - Он понял, что бессилен против нас, потому и запугивал. А все из-за... - Стас отстраняется, выпуская меня из кольца своих рук, идет на выход. - Думал дождаться Курантов, но и сейчас момент подходящий, - кричит из коридора.
Он возвращается через минуту, опускается передо мной на одно колено, берет мою дрожащую кисть. По моему безымянному пальцу скользит холодный обод кольца. Подношу к слезящимся глазам руку, бриллиантовая капля дробит электрический свет в радугу. Уже одна гранатовая лежит в моей коробке боли, вестница разлуки, вот и вторая.
- Я не могу его принять, оно очень дорогое, - шепчу подрагивающими губами.
- Любовь дороже. - Он поднимается с колена, нависает надо мной. - Я не приму отказа, Роза.
- И не надо, - выдыхаю ему в губы.
Миска с салатом летит на пол, как и доска, как и нож. Стол - наше ложе. Какая разница, где отпраздновать помолвку, главное, с кем.
Без пяти минут полночь, без оливье и шампанского. Стас забирает у меня бокал с соком, отрывает от телевизора:
- Иди сюда. - Увлекает за собой на диван. - Говорят, как встретишь, так и проведешь. Хочу встретить Новый год в тебе и провести так всю жизнь.
Я плачу, снова поверив в счастье, в наше новое счастье. Плачу, пока бьют Куранты. Плачу, когда они замолкают. Плачу и хочу плакать всю жизнь.
Третьего января мы отрываемся друг от друга и разбегаемся по корпусам, гонимые сессионными вихрями. Стас не возвращается, его телефон отключен, Skype не активен, полная нарастающего беспокойства тишина. Капля сделала свое злое дело, нас разлучили.
...Что же вы наделали?
Вы мне, бать, любовь,
Вы мне, бать, любовь перебили...
Группа MMdance, "Батя"
Стас
- Какого чёрта твои громилы притащили меня сюда? - Я нарезаю круги по отцовскому кабинету в особняке.
- Ты перешел границу, сын! - Всесильный Игорь Розовский сидит за рабочим столом, взирая на меня, аки бог на младенца.
- Знаю, ты против моего брака с Розой, но это мой выбор! МОЙ! - даю волю голосовым связкам. - Я решаю, с кем мне жить!
- Нет, я! - Ладонью по столешнице. - Ты мне должен, Стас! Ты часть семьи! Мой наследник! Сядь и угомонись, поговорим как разумные люди, без крика.
Плюхаюсь в кресло напротив отцовского стола:
- Я уже всё сказал, и тебе меня не переубедить! - Скрещиваю руки на груди.
- Посмотрим. - Долгая пауза. - Роза - отличная девушка, но ты не можешь жениться на сестре.
- Что? - Подскакиваю, упор кулаками в столешницу, глаза в глаза отцу. - Какая, к черту, сестра?
Меня почти трясет. В памяти проносится эпизод давнего разговора с Розой в суши-баре, когда она указала на нашу внешнюю схожесть. Тогда я посмеялся, приплетя одноликих китайцев, а сейчас мне не до смеха.
- Роза моя племянница, дочь Кости. Мне жаль, сын. - Отец снимает очки, трет переносицу.
Я медленно опускаюсь в кресло. В голове полный бардак, будто тону, захлебываясь в обречённости.
- Но дядя Костя приемный, - хватаюсь за соломинку.
Вспышку моей надежды гасит очередная семейная тайна. Константин Игоревич Розовский породил двоих сыновей от разных матерей, Игоря - от жены, Марии Кирилловны, Константина - от любовницы, Елены Семененко. Будучи ответственным партийным работником, он не афишировал побочной любовной связи, бастарда официально не признал, свою фамилию не дал, но с любовницей не расставался и Кости не чурался. Елену тайная жизнь с чужим мужем довела до нервного срыва и суицида. Она перерезала себе вены портняжными ножницами. Отец нашел копию протокола осмотра места происшествия в архиве деда, когда разбирал вещи покойного Константина Игоревича.
После смерти любовницы мой дед не сразу взял бастарда в семью, Костя год провел в детдоме. Мария Кирилловна пасынка куском хлеба не попрекала, одевала, обувала, но ласки от неё он не видел, покойную мать она ему не заменила. Игорь не принял предательства отца, максимализм подросткового возраста не способствовал пониманию. Отыгрывался он на Косте. Только остепенившись, став отцом, сблизился с младшим братом.
- Мне без разницы, что Роза моя кузина! Официально мы с ней не родственники! Даже если журналисты разнюхают, что она дочь дяди Кости, приемного сына деда, - "приемного" подчеркиваю, - это допустимо для брака!
- Стас, она твоя двоюродная сестра! Инцест считается до четвертого колена.
- Чушь! Плевать на генетику! Я люблю Розу и не отступлюсь!
- Какой же ты эгоист! А о ней ты подумал, о ваших детях, о внуках, наконец? Хочешь сделать её матерью инвалидов?
- Это можно решить, есть тесты и прочее.
- Которые не дают стопроцентной гарантии, - безжалостно. - Учитывай еще психическое заболевание её матери.
- Какое? - Чем дальше в лес, тем злее волки.
- Диагноз Заборовского - диссоциальное расстройство личности с элементами состояния декомпенсации и периодами фанатичной одержимости.
- Лидия лечилась у нашего Психа?
- Лечится.
Оказывается, Роза опознала труп другой женщины как свою мать, причем намеренно. Отец её за это не осуждает и готов покрывать, потому Лидия Путилина официально останется мертвой. Заборовский запер её в клинике, держит на медикаментах, но от алкоголизма не лечит, не выявил его у пациентки. Упомянутые психические расстройства не наследственные, но Псих Кузя подозревает предрасположенность потомков Лидии к шизофрении. Если к этому экибана добавить инцест, то от брака с кузиной нужно отказаться.
- Мы не будем заводить детей. Роза не горит желанием стать матерью, - продолжаю гнуть свое.
- Загорится, материнский инстинкт силён. Настанет время, когда она захочет взять на руки ребенка, своего и здорового. Перетерпи малую боль сейчас, сын, чтобы не умножать её в будущем.
- Никто не знает будущего, отец!
- Хорошо. Давай пошлём за Розой и продолжим этот разговор с ней. Пусть сама решает, выходить замуж за брата или нет.
Качаю головой, зная, что Правильная Колючка ответит.
- То-то же, - в голосе Великого интригана нота довольства.
- Постой! Почему ты не рассказал Розе о нашем родстве, когда предложил платить за её благосклонность ко мне? - Подаюсь вперед, учуяв отцовскую слабину, он мог решить проблему инцеста еще тогда, но не сделал этого.
- Я много думал над тем, какой ход будет лучшим. Полагал, Лидия рассказала Розе о том, что предшествовало её появлению на свет, о нашем конфликте, и кто её отец. Потому присматривал за племянницей издали, не приближался, не хотел оттолкнуть. Один раз не удержался, специально организовал школьную спартакиаду по легкой атлетике ради знакомства с ней. Контракт на интимные услуги был призван выяснить, знает ли Роза о нашем родстве. Она, конечно, возмутилась, но из-за гордости, а не инцеста.
- Зачем ты ей вообще платил? Почему угрожал несчастным случаем?
- Чтобы обеспечить, Стас, по-другому она не взяла бы денег. Пришлось надавить на упрямицу. Спасибо, что сделал ремонт в её квартире, от меня она такой подарок не приняла бы.
Дубинка инцеста, оглушившая меня, лишь затравка для клетки брака с Клодией Прохоровой. Папа Игорь пока окончательного согласия Феде Водочному не дал, искал альтернативное решение, конкретно, где бы раздобыть состоятельного партнера для миллиардной сделки с Митталами, индийским металлургическим магнатами, но не нашел. Прохоров согласен поддержать Розовских финансово только через брак наследников, поддался желанию доченьки наказать нас с Розой за сцену в "Розовом бархате", чует стерва, кто ей опасен, из-за других я её не посылал. За три года отец обязуется вернуть долг Прохорову с процентами. Брачный контракт предусматривает автоматический развод, если не появится ребенок, или оба супруга не захотят продлить его.
- За спасибо я в брачное рабство не продамся!
- Назови свою цену. - Деловой человек всегда деловой.
- Пообещай, что разрешишь и признаешь наш с Розой брак после моего развода с Прохоровой.
- Подписывай! - Отец толкает ко мне папку с контрактом. - Твое условие я принимаю.
Листаю брачный контракт. Свадьба для прессы и публики назначена Клодией на начало июля, официальная помолвка тоже будет.
Черт с тобой, будущий миллиардер! Расписываюсь в конце документа рядом с размашистой закорючкой Прохоровой, не удосужившись прочесть текст внимательно.
- Мне нужно поговорить с Розой, все ей объяснить. - Отталкиваю от себя папку, как ядовитую гадину, уж цапнула, так цапнула, теперь три года страдать от интоксикации.
- Нет. - Отец быстро прячет змею под колоду, то есть в ящик стола. - Дополнительные условия Клодии вступили в силу, ни встреч, ни звонков, ни sms, ни переписки, ни Skype-конференций с Розой. Более того, ты намеренно будешь избегать её. Я не позволю твоей страсти или ревности Прохоровой сорвать столь выгодную для нашей семьи сделку!
- Это жестоко, отец! Розе будет больно! - моя бессильная ярость сквозь зубы.
- Переживет. Её ждет приличная компенсация, после университета сделает хорошую карьеру в нашем бизнесе, даже если твои розовые мечты о браке с ней развеются дымом, что, скорее всего, и произойдет.
- Это мы еще посмотрим! - Хлопаю дверью его кабинета так, что стены вздрагивают. Бегу к себе, падаю на кровать фейсом в подушку. Что же я натворил, идиот?
"Продал любовь за миллиард", - глумится мой внутренний демон.
*** Роза
Как не заваливаю сессию, толком сказать не могу. Мое сознание разделяется на два параллельных потока, один зубрит дни и ночи напролет, посещает консультации, сдает на отлично, второй молча страдает, не мешая первому.
Назад в "Золушку" меня не принимают. Клининговую компанию купил холдинг "КонРоз", и насчет меня поступили четкие указания. Начальник вызвал Анну Матвеевну к себе на ковер и заявил: "Чтобы Путилиной в нашей фирме не было. Примешь её на работу - уволю обеих, тебя по статье". Моей благодетельнице никак нельзя терять место, у Соткиных кредит на автомобиль еще не выплачен. Всесильный Розовский нашел-таки способ наказать отступницу за несоблюдение неподписанного контракта.
Сдав сессию, поджидаю Стаса у элитной свечкой, один день, второй, но лишь попусту мерзну на злом январском морозе. Петровна, вернувшая мне мои пожитки, оставленные в квартире жениха, не обманула, Высочество перебрался в особняк с концами по требованию отца.
Зато встречаю Алину, бывшую коллегу, которую сосватала на свое место к Панову. Она в норковой шубе с заметно выпирающим животом выходит из подъезда, ведя сына за руку.
Мальчик смотрит на меня озорно и робко одновременно.
- Привет, парень! - Протягиваю ему руку как взрослому. - Какой ты большой! Наверное, в школу ходишь?
- Ой! Сплошное мучение с этим школьником, совсем учиться не хочет, а так рвался, так рвался. - Алина качает головой. - А ты как? Слышала, захомутала Золотого мальчика.
- Это всего лишь слухи. Вижу, у вас с Владиславом Титовичем все сложилось, - ухожу от неприятного разговора об отношениях с Розовским.
- Да. - Она расцветает улыбкой, полной внутреннего света, рука, затянутая в лайковую перчатку, поглаживает мех шубы на животе. - В ноябре расписались. Поначалу боялась, что Славик не сделает предложения. Уж больно испугался, когда я справку из поликлиники принесла. Потом УЗИ показало, что будет девочка, он обрадовался и тут же повел меня в ЗАГС заявление подавать. Наверное, из-за Марка опасался, что мальчик таким же чудным выйдет.
Мой воображаемый сын, где ты, как ты?
- Поздравляю, Алина, и с браком, и с будущей дочкой. Рада за вас. Ты, случайно, не в курсе, что с Марком?
- Ходит в спецшколу, занимается с разными репетиторами. Славик ездил в Москву этим летом, в командировку, заодно сына навестил. Я боялась, что у него с бывшей снова сладится. Шурка ведь своего футболиста бросила.
- Правда? А говорила, любовь!
- Какая там любовь? - Взмах руки. - Меркантильность одна! Подцепила футболиста в столицу перебраться. Покрутилась на разных тусовках, встретила чинушу из "Газпрома" и ушла к нему любовницей. Сандра-сусандра никого, кроме себя, не любит. Даже сына хочет возвести на Олимп дизайна, чтобы устроить себе безбедное существование в старости, когда, извини за грубость, - шепотом, чтобы Андрюшка не услышал, - её вагина перестанет приносить бабло.
Слова Алины хоть и коробят грубостью, но достойны понимания, ревность и страх за семейное счастье с новым мужем тревожат бывшую разведенку, брошенную первым супругом на сносях.
Каникулы напролет пытаюсь трудоустроиться, ищу в газетах и Интернете предложения, шлю резюме, хожу к потенциальным работодателям на собеседования, но везде получаю отказ. Никто в лоб не заявляет, что Папа Игорь не велел брать Розу Путилину на работу, но и без того понятно, чья тут воля себя явила. Даже смена вектора поиска с уборщицы на официантку или посудомойку дает отрицательный результат. В одном кафе меня вроде принимают, но на следующий день с извинениями выставляют вон под благовидным предлогом, путаница произошла, на это место чуть ранее взяли другую девушку. Подряжаюсь раздавать рекламные флаеры. Смену стою на морозе у входа в торговый центр, почти все раздаю, хвалят, платят положенные гроши, и пинок под зад: "Иди, Путилина, не мешай бизнесу".
На какие средства существовать и оплачивать коммунальные услуги? Придется жить на проклятые деньги Папы Игоря. Но траты минимизирую, не привыкать к вынужденному голоданию. Установленные при ремонте счетчики дают возможность экономить на коммуналке. Буду мыть посуду не в новенькой посудомойке, а по старинке руками под тонкой струёй воды, чтобы счетчик не реагировал на расход, смывать унитаз не из бачка, а из ведра, набранного таким же хитрым способом. Домашние занятия перенесу в читальный зал библиотеки, там есть розетки, можно подключать ноутбук и мобильник зарядить. Романтические свечи, купленные Стасом, пущу для вечернего освещения. Выкручусь. Врешь, Игорь Константинович, не возьмешь меня мораторием на работу и разлукой с любимым! Не сломаешь!
В самом начале семестра Ксю, видя мою улыбчивую тоску-печаль, идет на разведку и приносит неутешительную новость. У Высочества началась преддипломная практика в отцовском банке. С апреля он будет писать диплом дома, появляясь в университете только на консультации с руководителем, но на самом деле духу его тут не будет вплоть до защиты. Шанс снова увидеть его представится только на вручении дипломов. Полгода вынужденного одиночества выдержу, нас и на больший срок разлучала судьба.
*** Стас
Спускаясь в холл после воскресного кофепития с отцом, натыкаюсь на Ингу, поднимающуюся в свою комнату. Думал, мимо проплывет Лебедь черная, безмолвно, как обычно, но нет, разверзает клювик:
- Жаль, что так вышло с Прохоровой, Роза тебе больше подходит.
- Почему? - Я потрясен, сочувствие, одобрение моего сердечного выбора, и от кого, от врага, не скажу, что злейшего, но почти.
- Она мне нравится. - Странная улыбка, тем не менее, чарующая. Что-что, а улыбаться мачеха умеет мастерски. - Роза напоминает меня в молодости.
- Она другая! - раздраженно, хотя сам их когда-то сравнивал.
- Либо ты её не знаешь, либо не знаешь меня. - Легкая морщинка досады портит гладкий лоб неувядающей Королевы, пора обновлять вливание ботокса. - Роза умная, амбициозная, дерзкая, с разумной меркантильностью. Девочка знает, чего хочет, и достаточно сильна, чтобы добиться желаемого. Правда, излишне горда, но это нормально в её возрасте.
- Хочешь сказать, она намеренно подцепила меня ради брака, как ты - Игоря? - Тема Розы после нашей насильственной разлуки заводит меня с полуоборота. - Ошибаешься! Я еле говорил Колючку выйти за меня!
- Хитро и тонко, аплодирую стоя. Жаль, Розочку родила чокнутая истеричка Лидия, а не я. Даже имя её украла! Этой твари досталось все, сердца двух братьев и чудный ребенок! - в голосе мачехи злая боль. - Это я должна была родить от Кости, а не она!
- Что? Я не ослышался, ты спала с дядей? - Как же много скелетов в нашем семейном шкафу!
- Тебе вдруг стало интересно мое прошлое? Если желаешь покопаться в грязном семейном белье, идем ко мне, не на ступеньках же исповедоваться.
В комнате мачехи я был в последний раз, когда показывал её Розе. Инга останавливается у окна, глядит на заснеженный пейзаж скованного льдом озера, обнимая себя руками, будто замерзла. Я располагаюсь на кушетке.
- Я никогда не любила Игоря. Использовала его, чтобы обеспечить себе безбедное существование. Тогда мне казалось, что только деньги имеют значение.
Любовница моего отца с первого взгляда воспылала чувством к моему дяде, но от намеченного курса не отказалась, Игорь должен был стать её мужем, Костя - любовником. Первое ей удалось с помощью второго. Она затащила в постель подвыпившего Константина, от которого и залетела. Игорь с Ингой никогда не пренебрегал предохранением, не желал давать любовнице такой рычаг давления, как беременность, разводиться с Викторией он не собирался. Ребенок от его брата позволил Инге захомутать богатого мужа, установить отцовство было бы сложно, тогда тест ДНК еще не делали, а группы крови у братьев совпадали. Игорь поверил сказочке о бракованном презервативе.
- Выходит, ты знала, что Костя не совсем приемный брат отцу, - спрашиваю Ингу после её мелодраматичной исповеди.
- Твой дядя проговорился об этом, когда мы пили в баре, я и запомнила.
- Отец в курсе твоей аферы? - Обманывать Папу Игоря чревато даже для меня, а тут прямо "безумство храбрых", достойное песни на их могилке.
- Может, да, а может, нет. От Игоря трудно что-либо утаить, но я ему не говорила.
- Почему тогда мне рассказала?
- Мне жаль Розу. Она практически в том же положении, что и я до брака с твоим отцом. Только ей повезло больше, не нужно разрываться между любовью и выгодой, нет нужды выбирать.
Мачеха почти влюблена в мою Колючку, видит в ней свою мертворожденную дочь. Когда Роза устроилась работать уборщицей в модельное агентство, Инга не смогла устоять перед знакомством с дочерью Кости, потом и вовсе прикипела к ней душой. Её тянуло приласкать Розу по-матерински, потому и позволила ей уволиться, боялась выдать свои чувства, испугалась тоски по ребенку.
- Я не потерял Розу, она еще станет твоей невесткой, но через три года.
- Её уведут, Стас. Из-за вашего бурного романа многие обратили на неё внимание.
- Кто конкретно? - Напрягаюсь.
- Весь бомонд о ней говорит. Инцидент в "Розовом бархате" оброс такими подробностями! Якобы они с Кло чуть не перегрызли друг другу глотки, вы с охранником их еле растащили.
- Бред! - Вскакиваю с кушетки, мечусь по комнате, понукаемый ревностью. Популярность такого рода ничего хорошего не сулит, тут мачеха права, моя брошенная невеста - лакомый кусочек для состоятельных сволочей.
- Молва есть молва. - Инга безмятежно созерцает мои метания. - Одна прыткая журналистка из "Дня и ночи" до сих пор на меня дуется, что запретила печатать её статью в светской хронике о вашем любовном треугольнике. Коновалова собиралась взять у Розы интервью, но люди Игоря её завернули. Она расспросила моделей, сам понимаешь, что за статья получилась, сплошные злобные сплетни.
Значит, Розу пасут, не подобраться. Отцовские сексоты наверняка и квартиру её жучками нашпиговали. Меня к ней точно не подпустят, а вот других могут.
- Инга, ты готова помочь нам с Розой?
- Как? - Удивленный взлет бровей.
- Отправь ей подарок ко дню рождения. - Нужно дать Розе понять, что моё предложение в силе, что не предал её, не отступился.
- Что ей подарить? - с энтузиазмом.
- Алое свадебное платье, которое периодически продают в твоем салоне для новобрачных. Пару лет назад там было такое, с юбкой, похожей на бутон розы.
- Его до сих пор не купили. Девочки-продавщицы иногда выставляют его в витрину для контраста, потом убирают. - Лицо мачехи освещает улыбка: - Хорошо, Стас! Будет моей будущей дочери платье, достойное свадьбы с Принцем Роз.
*** Роза
Интернет и пресса пестрят объявлениями о помолвке Прицепрошки со Стасом. Дата назначена на день моего рождения, дело не в романтике дня влюбленных, Прохорова желает пнуть зарвавшуюся Синдиреллу побольнее, чтобы знала свое место. В очередной раз моя дерзость вернулась ко мне бумерангом.
Ксю частенько ночует у меня, боится подругу одну оставлять, поддерживает в печали, как она говорит. Хочется выставить её вон, закрыться на все замки, забиться в угол и тихо давиться смехом, что недопустимо слабо, потому не гоню её прочь, при ней не расклеюсь окончательно.
В день рождения отправляю Ксю на свидание с парнем, Валентинов день надо отмечать с любимым человеком, а не куковать с брошенной подругой. Хитрая бестия возвращается с кавалером и тортом. Геннадий Чижов производит приятное впечатление, не красавец, худ, долговяз, в очках, но обладает цепким умом и эрудицией. После чаепития выталкиваю парочку на свидание, заработав благодарный взгляд Геши.
Восемь вечера, сижу на двуспальной кровати в пижаме, обнимаю плюшевого заместителя без пяти минут бывшего жениха, а в "Голден Роуз" начинается бал, съезжаются гости. Воображение рисует дам в вечерних туалетах, кавалеров в смокингах. В отличие от сказочного прототипа у меня нет феи-крестной, которая одарила бы замарашку бальным нарядом и каретой с кучером, но есть выпускное платье, и такси можно заказать, только не пустят соперницу Принцессы на бал. Да и сама не пойду. К чему унижаться, множить боль, длить агонию, пугая гостей безумной улыбкой? Нет желания выслушивать шепотки за спиной: "Смотрите, его бывшая пожаловала. Возомнила дура, что может стать принцессой". Верно, золушкам везет лишь в сказках, в жизни каждый сверчок знай свой шесток. Мне мой указан.
Мои невеселые думы прерывает визит курьера с большой красной коробкой и букетом в подарочной бумаге с сердечками. Отправитель - Кристина Садовникова, она же Кристел, бывшая коллега по агентству Инги. Кристина, пожалуй, единственная, кто не задирал меня и не пакостил. Но с чего вдруг дарить мне подарки? Подругами мы не стали, общались в рамках привет-пока. Снедаемая сомнениями, принимаю посылку, курьер свою миссию выполнил, а за содержимое он не в ответе, даже если там Сибирская язва.
В коробке платье из моих брачных кошмаров, подарочек от Стаса, только Высочество был осведомлен о моих вкусах, наивная девица делилась свадебными мечтами с будущим мужем. Букет - девятнадцать белых роз. Записки нет, понимай, как хочешь. Запрос в Google "Белые розы" первой ссылкой выдает старую попсовую песню, в ней намек: "Люди украсят вами свой праздник лишь на несколько дней и оставляют вас умирать на белом, холодном окне". Так и Высочество скрасил моим обществом свое предбрачие и толкнул в сугробы зимы-одиночества.
В отстраненно-заторможенном состоянии примеряю насмешку бывшего жениха. Большое зеркало шкафа отражает улыбающуюся девушку-розу, брошенную у алтаря. На меня снисходит ледяное спокойствие, холодная ярость разрушителя. Молча и скрупулезно рву юбку и лиф на лоскуты до полного уничтожения лживой брачной тряпки. Головки цветов лишаю лепестков. Белое живое и красное мертвое кружит по комнате вьюгой разрушительной мести. И чудится мне, что с каждым клочком, с каждым лепестком моя растерзанная любовь убывает, будто не платье рву, не розы потрошу, чувства свои убиваю, становясь кем-то другим, кем-то холодным, расчетливым и спокойным.
Сижу на полу спальни, окруженная результатом бессмысленного возмездия. Стас подарил на прощание нечетное количество белых роз, я одарю его в ответ, заодно верну то, что мне уже не принадлежит. Ночь напролет шью розы из атласных лоскутов, ровно двадцать на могилу нашего несостоявшегося брака.
В пять утра звоню Конвоиру, прошу приехать по срочному делу, не могу больше ждать. Красная коробка, гробик моей любви номер два, устланная по дну белыми лепестками, с двадцаткой кровавых лоскутных роз, к одной из которых пришито кольцо с бриллиантовой каплей. Посылка ждет курьера-гробовщика на трюмо в прихожей. Белая лента фиксирует крышку вместо гвоздей.
Хлопок двери за спиной Дзержавского, забравшего прощальный дар бывшему жениху, возвещает, что второй любовный роман в моей жизни окончен. Надо двигаться дальше. Впредь мое сердце не растоптать, нечего топтать.
Унылое сборище, убогая публика в брендах, лживые эмоции, заученные поздравительные фразы, навязчивая Кло. Постылая невеста собирается залететь от меня еще до свадьбы и стартовать планирует этой ночью. Советую суженой, ряженной в золотую тряпку, призванную соблазнять, поберечь фигуру для платья от Веры Вонг, о котором она мне все уши прожужжала.
Прохорова реально действует мне на нервы. До чертовой помолвки избегал её всеми возможными способами, то сессия, то болен жутко заразным гриппом, то улетел в Китцбюэль кататься на лыжах. На самом деле сидел на даче, топя дурь в виски. Но здесь и сейчас, в день рождения Розы - как назло, Кло выбрала именно эту дату для официальной помолвки - отвязаться от навязанной невесты не представляется возможным. Она льнет ко мне, лезет целоваться, демонстрирует всем кольцо, всученное мне отцом. Пришлось пройти через обручальный фарс, но без коленомарательства, обойдутся, и она, и наши папаши, и прочая публика без приличествующей случаю романтики.
Я держусь, пока. Не улыбаюсь. Не ем ничего и не пью. Прицепрошка достаточно беспринципная и целеустремлённая особь, чтобы подмешать наркотик для моей сексуальной сговорчивости. Одурманит, затащит в номер и оседлает невменяемого, потом наследничек и бессрочный контракт.
Мачеха выражает поддержку, обрядившись в глухое черное платье, будто на поминках. Клодия едко комментирует прикид Инги, естественно, за глаза, на что получает ответку в грубой матерной форме. Публика несколько ошеломлена нецензурной вспышкой "счастливого" жениха. Новоиспеченная невеста исправляет неловкость демонстративным смехом, Принц шутит. Ну-ну.
- Когда это ты с ней спелся? - спрашивает Кло, отсмеявшись. - Раньше сам над ней потешался.
- Мне можно, она моя мать.
- Так и моей скоро станет.
- Не обольщайся.
- Что-то я тебя не пойму, Стас! Решил пойти на попятную?
- Нет. Но консуммации брака не жди!
Я даже пальцем её трахать не стану и отсосать не дам, а то еще повторит трюк Ермаковой с Беккером, сплюнет сперму в пробирку и заделает себе ЭКО, Кло на все способна.
- Посмотрим! - Постылая невеста хватает меня за бубенцы, прикрыв бедром действие от посторонних.
- Ты! - Вдох-выдох, терпя резкую боль. - Отпусти! - С силой сжимаю её запястье.
- Ай! Руку сломаешь! - Любительница яиц всмятку разжимает пальцы. - Ты никогда не получишь свою долбаную Золушку!
- Зато ты получишь Принца-недолбила своей дыры! - Отталкиваю невестушку.
Прочь отсюда! Официальную часть отстоял. Кольцо надел. Остальные политесы без меня! Сыт по горло матримониальными ритуалами! Здесь и сейчас со мной должна быть Роза, а не эта Водочная прошмандовка!
Дома упиваюсь в хлам и отправляюсь в отключку до полудня следующего дня.
Продираю глаза, я в своей спальне в особняке. Большая красная коробка, перевязанная белой лентой, прикорнула на тумбочке, будоража беспокойством. Под крышкой белые лепестки вперемешку с красными атласными розами. Один цветок блещет слезой, выделяясь из общей массы.
Роза вернула кольцо! Она меня отвергла!
В порыве бессильной ярости сметаю коробку на пол. В рубашке, трусах и носках вылетаю в коридор наперекор головной боли. Дзержавский скучает на диване чуть дальше по коридору, бдит.
- Что она сказала? Дословно! - Нависаю над доставщиком очередного динамо от возлюбленной.
- Просила передать посылку лично в руки. Извинилась, что не вернула кольцо к помолвке с Прохоровой.
- И все? - повышаю голос. - Там даже записки нет! Или её изъяли?
- Нет, Станислав Игоревич. Роза Викторовна не писала вам посланий.
Как и я ей из-за конспирации. Но кого мы с Ингой пытались обмануть, сексотов отца, глупцы!
- Каким тоном она это сказала? Как выглядела? - Присаживаюсь подле отцовского шпика. - Покажи видеозапись!
Дзержавский артачится, но в конечном итоге уступает, отец не накладывал вето на предоставление мне видеоматериалов слежки за кузиной.
Смотрю кино "Прощай, Стас" в исполнении Розы. Сцена, когда она рвет на себе платье, доводит до исступления, когда шьет лоскутные цветы - до апатичной безысходности. Двадцать - четное, могильное число. Она могла пошить больше, лоскутов хватало, но остановилась на двадцатой, её и осчастливила кольцом.
Да уж, обменялись, мать его, символами! Я ей - выходи за меня, она мне - сдохни, предатель!
Ты обещала бороться, Роза! Почему сдалась?
*** Роза
Свадьба Розовского и Прохоровой. Торжество проходит на крыше, на садовой террасе квартиры Стаса. У беседки некое подобие алтаря, красная ковровая дорожка - путь брачующихся. Слева и справа на белых венских стульях расселись гости и родня, на плечах людей головы животных нужной пропорции. Тут и птицы, и рептилии, и травоядные, и жвачные, и парнокопытные, и хищники - обширный срез представителей фауны с единственным исключением, чиновница ЗАГС человек от макушки до пят, как официальное лицо на звероферме.
Первым под марш Мендельсона появляется жених, черный козел с позолоченными рогами, облаченный в белый смокинг. Золотую овцу-невесту в платье от Веры Вонг ведет к алтарю боров, вручает её руку козлу-жениху. Чиновница начинает положенную речь о ячейке общества.
- Готова, Розочка-козочка? За ними наш черед, - шепчет мне на ухо черный лис в белом смокинге с лоскутной розой в петлице, его рука собственнически окольцовывает мою талию.
Стеклянные двери зимнего сада отражают девушку с головой белой козы Розки Арсеньевых в красном подвенечном платье, короткие рожки украшены веночком из атласных роз.
- Идем, козочка! - Лис увлекает обалдевшую меня к уже освободившемуся алтарю. - Хочу сожрать тебя на законных основаниях.
***
Ксю спасает меня от козьего бытия в момент бракосочетания с кровожадным лисом:
- Азка! - кричит с порога квартиры. - Какого трубу не берешь? На занятиях тебя нет, на звонки не отвечаешь! Я чуть с ума не сошла! Еле высидела первую пару! Думала, хоть на вторую явишься. У нас же лаба! Забыла?
- Мобильник разрядился. - Давлюсь зевком.
За чашкой кофе выкладываю подруге причину бессонной ночи.
- Уверена, что платье от Стаса? - Ксю включает режим следователя.
- Только он знал о моей брачной причуде? - Еще Грозовая, но та история быльем поросла, чтобы брать в расчет.
- Где ты о нем говорила, здесь, в этой квартире, или где-то еще?
- В гостиной. - Заливаюсь краской, обмен свадебными мечтами происходил сразу после новогоднего интима.
- Пойдём-ка поедим где-нибудь, я жутко голодная. - Подруга поднимается из-за стола, подавая мне некие знаки глазами.
Разговор переносится в фасфуд у супермаркета. Для гарантии тайны следствия мой разряженный мобильник по требованию Ксю забывается дома. Подруга подозревает Розовских или Прохоровых в шпионаже за мной. Я с ней согласна, Игорь Константинович должен был как-то контролировать соблюдение нашей сделки. Исчезновение с моего горизонта Стаса сразу после новогодней помолвки подтверждает версию о слежке. Беде моей можно помочь, у друга парня Ксю, хакера-любителя, есть сканер жучков.
Дома на кухонном столе меня дожидается знакомый конверт. В этот раз удостоена десятью тысячами американской валюты, то ли выплатили выходное пособие, то ли премировали за возврат кольца, то ли компенсировали проигрыш в шоу "Холостяк". Конверт проторенной дорожкой отправляется в коробку сокровищ, жестянка от пополнения с трудом закрывается.
Чистка паразитов назначена на вторую часть дня воскресенья. До той поры принимаю душ в потемках, переодеваюсь в шкафу в отсеке для одежды на плечиках.
Чиж и подруга являются на спецоперацию вовремя. Детектор жучков, приборчик с навигатор, реагирует на микрофоны и камеры. Обходя квартиру, аки лозоходец, Геша отыскивает в розетках и подвесных потолках достаточно электронных глаз и ушей, чтобы повергнуть нас с Ксю в шок. Только туалет чист от прослушивания и подглядывания, хоть что-то святое есть в людях.
- Такие устройства далеко сигнал не передают, - поясняет Чижов. - Приемник в близлежащих квартирах. Подходящего фургона у твоего дома я не заметил.
В нашем подъезде за последние месяцы жильцы не менялись, за соседние - ничего сказать не могу. Наведу справки у сестер Зотовых, младшая Катя в курсе дворовых дел.
Чиж проверяет мой смартфон, ноутбук и планшет, все гаджеты заражены программами скрытого мониторинга. Сексоты в курсе моих разговоров, электронной переписки и прочего. Геша ставит защитный софт, но предупреждает, что его можно обойти.
После ухода группы зачистки спускаю обнаруженную нечисть в унитаз, наплевав на стоимость шпионского оборудования. Баста с экономией! Ничего не должна подлым Розовским! Их денежки я честно отработала и выстрадала игрой в реалити-шоу "Роза дома".
Собираю Стасовы пожитки, чтобы доставить на квартиру бывшего женишка и распрощаться с ним окончательно. Складываю не торопясь, будто прощаюсь через каждую вещь с хозяином. Серо-голубой пуловер от Ralph Lauren еще хранит древесные ноты аромата Ambre Tokapi. Стас не взял с собой флакон этих дорогущих духов с античным бюстом на крышке, но их запах настолько силен, что одного пшика хватает надолго. Черные джинсы от Gucci, ткань с отливом, талия сексуально занижена, едва уловимый дух семени пробуждает во мне древний инстинкт к совокуплению. Светлые треники от Nike, чуть широкие у бедер, зауженные у голени, будоражат ноздри амбре мужского пота. Стас носил их вместо домашних штанов, вызывая желание запустить руку под резинку и исследовать его выпуклости как спереди, так и сзади. Трусы от Calvin Klein я сдирала с него в порыве страсти, извлекая весьма немаленькое содержимое.
Что это? На дне его рюкзака притаилось нечто в холщовом мешке для обуви, совсем не туфли от Louis Vuitton, как гласит логотип. Вытряхиваю на покрывало, такой же детектор паразитов, как Чиж приносил, и зарядку к нему. Стас говорил, что периодически сканирует свою квартиру. Наверное, и мою собирался, но без меня, втихую, пугать и расстраивать не хотел, только зря не доверился. Еще и трахался со мной на виду у соглядатаев папаши! Хотел как лучше, понимаю, а оскорбил до глубины души. Очень по-Стасовски!
Прибор я оставляю себе, полезный трофей в моей ситуации, остальное возвращаю Петровне.
Плановая операция "Антижук", проведенная четвертого марта, выявляет новую партию паразитов. И не жалко им тратить ресурсы на сошедшую с дистанции козу? Ситуация уже напоминает шпионский фарс.
Конвертов мне более не подбрасывают. Наверное, вычли стоимость жучкового оборудования, в очередной раз скормленного унитазу, и вышло по нулям. Ладненько, обойдусь без подачек, я девушка скромная.
Привыкаю постоянно оглядываться и подозревать каждого. Прибор ношу с собой, чтобы не выкрали в мое отсутствие. Катя Зотова за мое выпускное платье для сестры сдает с потрохами наблюдательный пункт сексотов Розовского, квартира на третьем этаже в соседнем подъезде, которую снял молодой мужчина бандитской наружности, большой и бритый наголо. Сама сунуться туда не рискую, но участкового, все еще неравнодушного ко мне, направляю, пожаловавшись, что странный тип, проживающий там, ходит за мной. Андрею никто не открывает, сколько ни ломись. Через неделю туда въезжают новые жильцы, студенческая пара, обычные ребята из моего ВУЗа, проверено.
Катю напрягаю и впредь сообщать о новичках в доме или о подозрительных личностях, крутящихся возле. Она берет в дело дворовых мальчишек, своих друзей. Теперь я спокойна, ни одна посторонняя тварь не приблизится ко мне без предупреждения.
Добровольно одеваю траур. Как рыцари средневековья, даю себе зарок носить аскезу до свадьбы Принца. Через полгода саванного кокона на свет появится новая бабочка, легкая, порхающая от цветка к цветку в духе подавляющего большинства современниц, либо черный мотылёк, госпожа ролевых игр, доминатрикс. Если добавить к стеку и плетке пипидастр и пылесос, равной мне угнетательницы членистохреновых не сыщется. В ожидании преображения погружаюсь в тему, читаю соответствующую литературу, общаюсь с представителями садо-мазо по Интернету, прикольное сообщество.
Ксю приносит местную желтую газетёнку, извиняясь, что должна показать статью на первой полосе. На большом фото Прицепрошка цветет и благоухает на фоне частной клиники по репродуктивной медицине и планированию семьи. На вопрос журналиста, ожидает ли она ребенка от Принца, отвечает, что не хочет делать никаких заявлений до свадьбы, но у неё есть приятное известие для жениха.
Что я чувствую? Досаду. Стасик - бык-производитель, по себе знаю. Кло не первое и не последнее чрево для вынашивания Розанчиков, с той лишь разницей, что её отпрыск будет рожден в законном браке и унаследует империю Розовских-Прохоровых.
Вручение дипломов студентам экономфака приближается. Церемония намечена на десять утра в малом актовом зале первого корпуса - мой последний шанс увидеть Стаса не по телевидению, не в прессе, вживую. Зачем мне на него смотреть? Чтобы проверить действенность антилюбовной терапии. Ради чего облачаюсь в черное коктейльное платье от Donna Karan, подарок Стаса, который еще ни разу не надевала из-за отсутствия повода. Макияж женщины-вамп.
Ксю остается у меня дома с моим телефоном, будет отвечать моим голосом на случайные звонки якобы попавших не туда. Последние месяцы меня частенько донимают непопаданцы. Я редко беру с собой мобильник, чтобы не отсвечивать на мониторах слежения, вот сексоты и проверяют, при звонилке объект или где-то еще. Считаете меня сдвинутой на шпионофобии, спорить не стану, но в моем случае лучше перебдеть, чем недобдеть.
Такси заказано с телефона Ксю, будто она домой собралась. Поверх платья надеваю её ветровку, кепку на голову, балетки на ноги, чтобы казаться ниже, лабутены подождут в сумке, беру с собой смартфон подруги для окончательной рокировки.
Машина с шашечками тормозит прямо у подъезда по предварительной договоренности с оператором. Прошмыгнуть незаметно на заднее сиденье помогает толпа дворовой детворы под предводительством Кати, устроившая у бумера соглядатаев полномасштабные "Голодные игры".
Без четверти десять проникаю в почти предельно заполненный зал. Первый ряд кресел для преподавательского состава кафедры. Далее рассаживаются выпускники, за ними те, кому повезло занять оставшиеся места. Я протискиваюсь в свободный пузырь, образовавшийся за спиной внушительного дядьки, с этой позиции обзор невелик, но и меня не заметят. Живой щит держит под руку невысокая блондинка родительского возраста. Завидую их отпрыску. Со мной никто, кроме одногруппников, не разделит радость обретения высшего образования.
Ажиотаж у входа, явились Розовские. Толпа расступается, пропуская Игоря Константиновича и Стаса в окружении охраны. Уже знакомый мне коротышка, похожий на Дэнни Де Вито, суетится, освобождая Папе Игорю место в первом ряду подле себя. Стас пристраивает пятую точку среди выпускников. Начало церемонии задерживает Кло Прохорова, охрана довольно шумно расчищает место своей госпоже в рядах гостей. Платье с завышенной талией намекает, что она в тягости, хотя никакой особой выпуклости в области живота не наблюдается.
Приветственная речь декана сокращена до минимума, зато выступление коротышки "Де Вито" затянуто до невозможности. В зале невыносимая духота, окна закрыты, кондиционеры не справляются. Живой щит потеет, лысина и шея приобретают багровый оттенок, надсадно дышит. Мужчине реально плохо, а жена смотрит лишь на дочь на сцене, обладательницу красной корочки, машет ей рукой. Розовского среди учебной элиты нет, все-таки постеснялись вручить неучу красный диплом, несмотря на очень волосатую лапу папы-олигарха.
Синие дипломы выдаются уже в четыре руки, декана и коротышки, но это мало ускоряет церемонию. Выпускники поднимаются на сцену в алфавитном порядке. Больше половины списка пройдено. Стоящий впереди меня дядька пошатывается, вытирает лоб платком, вот-вот грохнется в обморок. Блондинка наконец-то замечает состояние мужа, выводит его из зала. За этим событием пропускаю вручение Стасу диплома.
Уход великана привлекает внимание к тому месту, где стою. Взгляд на сцену в образовавшийся просвет, встречаюсь глазами с Высочеством, спускающимся в зал. С его стороны узнавание и радость, с моей - ничего, ни эмоций, ни боли, ни сбившегося дыхания, ни кратковременной остановки сердца.
За спиной вырастают крылья, из глаз плещет слезой радость освобождения из тенет любви. Лечу сквозь толпу, сквозь охрану олигархических семей, мимо пыхтящего дядьки-щита, мимо других людей, вниз по ступенькам, на выход.
- Роза! - раскат голоса Стаса в зазоре лестничных пролетов.
Прощай, повелитель безрадостных дней одиночества! Хватит с меня душевных метелей и вьюг твоего царства! Я спешу, меня ждет беззаботное лето!
- Роза, стой! - снова грохочет вдогонку.
Под плетью повелительного зова спотыкаюсь на последней ступеньке, ломаю каблук туфельки за шестьдесят тысяч рублей. К черту! Даже хромой мотылек будет лететь к лету свободы.
Распахиваю вожделенную дверь и сталкиваюсь с какой-то блондинкой:
- Эй! Гляди, куда прешь! - возмущается до боли знакомый голос, даже сквозь годы его не забыть.
Сетка трещин по возрожденному сердцу, крылья летнего мотылька облетают осенними листьями и уносятся прочь ветром судьбы.
Выбегаю из зала за Розой, расталкивая толпу. Без отмашки отца охрана не реагирует, принародно хватать-вязать меня не станут, кривотолки ни нашему семейству, ни Прохоровым не нужны.
- Роза! - кричу в след ускользающему счастью.
Беглая Золушка останавливается, поднимает голову, во взгляде молния, бьющая в меня сквозь зазор лестничных пролетов. Последний разряд дефибриллятора. Бесполезно! Пациент труп. Запишите время смерти.
- Станислав Игоревич, это неразумно. - Дзержавский уже рядом с покойником.
- Роза, стой! - Ведь так еще хочется жить, с ней.
Вуайерист Лёша, следивший за Колючкой по приказу дядюшки Игоря, озабоченного психической нестабильностью племянницы, преграждает мне путь шкафообразной фигурой.
- Стасик, что случилось? - Кло виснет на моем локте, источая лживое удивление.
Кольцо охраны растет.
- Вам стоит вернуться в зал, Станислав Игоревич, - настаивает Дзержавский.
- Можем и тут постоять, - мурлычет невеста, - там так жарко, что тошнит.
- Брюхатую из себя не строй! - В печенках уже её затянувшаяся игра со СМИ! Наверняка она и отвратила от меня Розу.
Клодия прячет ярость под лучезарной улыбкой.
Из дверей зала появляется отец с охранником, последним, который при нём остался, остальные хороводят вокруг меня. Любопытствующие зрители покидают зал за олигархом, и воздуха больше, и пьеса интересней.
- Нам пора, сын, - буднично велит самый деловой мужчина города. - Добрый день, Клодия. Отцу привет.
Охотно иду за родителем. Вдруг Роза еще не покинула корпус, есть шанс её снова увидеть. После обнаружения ею повторно установленных камер у меня не было возможности лицезреть лик любимой Колючки.
Моя зазноба препирается с какой-то блондинкой у выхода. Что за цыпа? Вроде мелькала раньше среди студентов экономфака, но я не присматривался, кроме Розы вообще никого не замечал.
Выдергиваю руку из захвата Кло, демонстрирующий свои "нежные чувства" при виде соперницы, но Роза даже не смотрит в мою сторону, снова игнорирует. Ну, доберусь я до тебя, Колючка! Ходить не сможешь весь наш медовый месяц! Скоро, моя морозная радость, уже скоро ты будешь только моей!
Идея о спасении из брачного рабства родилась внезапно, когда Влад вернулся с реабилитации и удивил семью о намерении расторгнуть брак с Кристиной.
История семейной жизни Влада печальна и в чем-то банальна. Бедная девушка захомутала богатенького одногруппника залетом. Виктория была категорически против этого мезальянса, но бывшего мужа о матримониальных планах сына не уведомила. Брат с избранницей тайно расписались без брачного контракта. Они только после рождения Костика поставили в известность родителей об узаконенных отношениях. Отец бесился, но дело сделано, пришлось принять Кристину в семью.
Спустя три года, когда молодая чета гостила у нас, Папа Игорь, подмечающий все на свете, усомнился, что белобрысый Костик его внук. Анализ ДНК подтвердил подозрения. Брат в тайне от жены прошел обследование и узнал о своем бесплодии, перенесенная в детстве краснуха не оставила шансов взять на руки собственного малыша. Признание Кристины о зачатие ребенка от другого мужчины, с которым она не прерывала любовной связи, толкнуло рогоносца в наркотическую пучину. Благоневерная потребовала развод и раздел имущества, что упечённый на реабилитацию супруг проигнорировал.
После клиники брат перебрался в наш город, оставив вероломной супруге московскую квартиру, но не свободу, считая, что наказывает Кристину удержанием в браке. Он боялся окончательно потерять Костика, отныне проживавшего под одной крышей с биологическим отцом.
В желании Влада наконец-то сбросить оковы давно почившего брака я увидел шанс для себя и предложил новоиспеченному холостяку жениться на Прохоровой вместо меня. Брат сперва посмеялся над идеей рокировки женихов, но, осознав перспективы брака с единственной дочерью водочного магната, согласился при условии, что помогу сделать их союз бессрочным своими сперматозоидами. Спустить парок в пробирку ради великой цели соединения с Колючкой - цена, достойная сделки.
*** Роза
- Все-таки вляпалась! - воротит от меня нос Грозовая. - Два года тебя избегала! Рожу твою видеть не могла!
- Это после того, как наврала про залет подружки Макса и их скорый брак? - Я тоже ругаться умею, дорогая Золовка.
Появление Розовских и Прохоровой со свитой бодигардов ставит на паузу наш "обмен любезностями", заставляя посторониться. Нарочно не смотрю в их сторону, чуя затылком взгляд бывшего.
- Каково оно, быть брошенной прЫнцем? - едко интересуется Грозовая.
- Не так больно, как потерять Рыцаря из-за лжи подруги! - ответная колкость. - Почему не сказала мне, что Макса посадили по убойной статье?
- Не твое дело! - Она пытается меня обойти.
- Моё! - Заступаю ей путь.
- Пропусти! У меня пересдача через двадцать минут, а еще бомбы прицепить нужно!
- Какие бомбы? - недоумеваю. - Универ решила взорвать?
- Дура! Шпоры такие, только на нормальном листе, типа написала в аудитории, а не дома с конспекта содрала.
- А-а-а, слыхала об этом трюке. И куда ты их цеплять собираешься?
- Под юбку, резинкой к бедрам прикреплю.
- А как определишь, что именно тянуть нужно? - Нет, реально любопытно. - У тебя там третий глаз или камера установлена?
- Иди ты, знаешь, куда, со своими шуточками, Путилина! У меня мандраж, а ты подкалываешь! - обиженно.
- Извини. Что за предмет требует такой бомбардировки?
- Математика. Я её уже дважды завалила. Вернее, к первому экзамену меня не допустили из-за не сданного вовремя курсача. Во второй раз сука-преподша со шпорой спалила. Повезло, что сейчас не она принимает, но плохо, что не наш лектор, Коте я хотя бы нравлюсь как девушка.
Котельников только у экономистов преподает, знаю из-за Стаса, в бытность свою первокурсника Розовский конфликтовал с этим молодым преподавателем, один волокита повстречал другого на одних охотничьих угодьях. Но откуда у Грозовой деньги учиться на экономическом? Она далеко не семи пядей во лбу, но даже при наличии светлой головы и высокого балла ЕГЭ туда без солидной взятки не пробиться.
- Кто принимает? - спрашиваю "богатенькую" Золовку.
- Какой-то Ящицкий. Он у нас даже замены не вел.
И я такого не знаю, что к лучшему:
- Бомбы свои покажи. Гляну, что вам читали, может, помогу.
- Как? Экзамен скоро начнется!
- Вот и не тяни кота за хвост. Давай их сюда. И зачетку. - Я тоже трюки знаю.
Бомбардировщица извлекает из сумки пачку исписанных мелким почерком тетрадных листов. Судя по содержанию, у механиков более углубленное изучение математики. Осталось переставить обложки зачеток, и вперед сдавать хвост за Грозовую.
- Что ты задумала? - волнуется хвостатая, наблюдая за моими манипуляциями.
- Спасаю твою блондинистую задницу. Вуаля, теперь я - это ты. - Демонстрирую её документ с моей фотографией.
Хитрость в том, что на внутренней стороне обложки есть фото, но нет имени, только печать факультета и место для подписи, которую я в свое время не ставила. ФИО указано на соседней странице. Студенты пользуются этой лазейкой, чтобы сдавать друг за друга экзамены. Главное, чтобы пол и факультет совпадали. С первым попадем, со вторым промашка, но штамп на моей обложке нечеткий, начало слова "механический" почти не просматривается, сойдет за "экономический", если особо не присматриваться. В остальном факультетские печати идентичны.
- Ты пойдешь сдавать вместо меня? - догадывается сестра Макса, и обрадованная, и испуганная одновременно. - Да ты больная на всю крышу экстремалка! А если не сдашь?
- Смотри. - Тычу ей в нос нутро моей зачетки.
- Путилина! Ты как была заучкой, так и осталась! Круглая отличница! - не без зависти. - На красную корку метишь?
- В аспирантуру хочу. В какой аудитории лицедейство?
- Двести семнадцатой. Постой, а ты уверена, что препод тебя не узнает. Ты ж у нас знаменитость из-за Розанчика.
- Риск есть, но мизерный. - Если б экзамен принимала женщина, можно попасться, а мужчины, как правило, не интересуются студенческими сплетнями. - Кто-нибудь из твоих знакомых на пересдаче будет?
- Лерка Мещерякова из Б-группы и Артур Дубовой из моей. А что?
- Предупреди Дубочков, что я вместо тебя "сдаваться" пойду, чтобы конфуза не вышло, не то обеих попросят покинуть стены альма-матер.
- О, черт, и правда! Скажу, конечно! А если все равно спалят?
- Иди сама, - беру на понт дочь зека.
- Нет. Лучше ты. - Она уже почуяла вкус халявы, с плеч сняли тяжесть ответственности и мандраж, теперь даже риск вылета не прельстит вернуть ношу.
- Только учти, не бесплатно. С тебя откровенный разговор после сдачи. И попробуй что-нибудь утаить или соврать! - с налетом угрозы.
- Да, пожалуйста, хоть залейся и утопись в правде!
- Договорились. - Достаю из сумки пакет с балетками, хромать в аудиторию на лабутенах не комильфо.
- Ты что, каблук сломала? - Грозовая буквально выхватывает у меня изуродованную туфлю. - Ты хоть осознаешь, сколько они стоят?
- Они мне только на нос! - Она возвращая мне современный заменитель хрустальной туфельки с притворным видом "не очень-то и хотелось".
У аудитории знакомлюсь с Дубочками, оба задолжника меня знают, Стасик удружил сомнительной популярностью. Пока студенты ожидают запаздывающего преподавателя, уединяюсь в женском туалете. Макияж женщины-вамп подлежит упразднению, лишнее внимание мне ни к чему, достаточно и того, что Лера Мещерякова оценила по достоинству бренд моего платья. Сломанные лабутены скармливаю мусорной корзине как символ завершенности романа с дарителем. Упор руками в умывальник, гляжу в зеркало, собираясь с духом наперекор сожалению о всплеске спонтанного идиотизма доброй самаритянки.
- Роза, пора! Препод уже аудиторию открывает. - Света заглядывает в уборную. - Или передумала?
- Иду! - Отбрасываю сомнения и страхи.
Сдаем зачетки, рассаживаемся. Хвостатых человек двадцать, с механического факультета никого. У нас неспособных к математике после первого семестра отчислили. Экзамен на девяносто процентов письменный, на десять - устный. Полтора часа на первую часть. Один вопрос по теории, две задачи и два уравнения, по одному заданию на раздел, пройденный в семестре. Потом сдаваться экзаменатору, то бишь отвечать на каверзные вопросы, если таковые последуют, или на уточняющие по написанному, доказать, что не списал.
Через полчаса занимаю стул у преподавательского стола. Кладу перед пятидесятилетним дядькой с въедливым взглядом листы с решенными заданиями.
- Кто это у нас такая шустрая? - тоном лисы, забравшейся в курятник.
- Грозовая. - Излучаю уверенное безразличие.
В аудитории слышится женское хмыканье, которое игнорирую наперекор фантомной капле пота, зародившейся между лопаток и медленно стекающей вдоль позвоночника.
- Посмотрим, - бубнит Ящицкий, сверяя результаты моих решений с правильными ответами в своих бумажках. - Все верно. Удовлетворительно. - Ищет мою зачетку среди прочих.
- Я не согласна! - словом останавливаю руку преподавателя, уже зависшую над ведомостью. - Мой ответ на отлично! - Не в моей ситуации качать права, сдала, и ладно, но, черт возьми, студентка Грозовая мириться с несправедливостью не будет, не та фамилия.
- Вот как! Что же вы забыли на пересдаче, Светлана Романовна? Отчего с первого раза не сподобились? - Лиса все-таки учуяла дичь в пустом курятнике.
- С курсовой задержалась, была не допущена.
- А на первой пересдаче почему срезались? - Едкая кривизна тонких губ.
- Магнитные бури. Голова разболелась. - Безмятежно разглядываю зрачки Ящицкого.
- Насколько вижу, - листает миксовую зачетку, - вы не особо упорная студентка. За первый курс удовлетворительно по моему предмету.
- Семейные обстоятельства не позволяли в полной мере отдаться учебе.
- А теперь вы перестали ломаться и уступили-таки образованию? - иронично. - Любопытно, угроза отчисления вас подстегнула, или резко изменились "семейные обстоятельства"?
- Прозрение снизошло. - Демонстрирую широко распахнутые глаза прозревшей.
- Ага! Тогда контрольный вопрос вашему просветленному разуму.
Ящицкий спрашивает меня по теме, которую мы проходили вскользь, лектор сказал, её только математики углубленно изучают, а нам дают для общего развития, чтобы знали, что оно такое и к чему применимо. Но я ботан, копнула глубже, спасибо Интернету.
- Да, Грозовая, прозрение налицо! - Посрамленный преподаватель карябает "отлично" сперва в ведомости, потом в зачетке, расписывается напротив оценки. - Да не вернется ваша слепота. - Возвращает мне документ. - Так держать!
- Спасибо, профессор! - Поднимаюсь со стула, сжимая Светкин пропуск на третий курс.
- Доцент, - поправляет он механически.
- Благого карьерного роста. - Взглядом мудрой предсказательницы в лучших традициях тёзки-цыганки. - Всего доброго. - Выхожу за дверь.
- Что, уже? - Ко мне торопится новоиспеченная третьекурсница. - Выгнали? Раскусили?
С печатью высокомерия на челе вручаю ей зачетку, которую она лихорадочно листает.
- Отлично? Как! - Троечница поражена в самое сердце учебной гордыни.
- Виртуозно и цинично, как и положено аферистке с мозгами гения, - "скромничаю".
Обойдя застывшую в потрясении сестру Макса, устремляюсь по коридору к лестнице, менять обложки зачеток лучше подальше от аудитории. Грозовая следует за мной. В кафе "Вкусняшка", взяв по порции фантазийного мороженого, приводим документы в первозданный вид.
- Рассказывай! - требую, смакуя первую ложку замороженной сливочной пены.
От её повествования меня две пираньи, совесть и вина, грызут где-то в точке манипура. Я причастна к отсидке Макса, пусть косвенно, но это мой крест.
Малодушие порывается обвинить судьбу-злодейку, сбросить ответственность, как ящерица старую кожу, самоустраниться, вопя: "Невиноватая я! Ребенком была, ничего не знала, не понимала, принимая чужую помощь!" Но так ли это? Я уже тогда смекнула, что фактически даю заказ на убийство, только платить пришлось Рыцарю.
Макс в кутузке долг Косяку отдает, чье преступление взял на себя. Света этого не знала, когда каша заварилась. Год назад, после смерти Валентины Дмитриевны, Колян навязался ей в любовники. Шмаров не первый её мужчина, но вынужденный, ибо оплачивает учебу и житье-бытье. Грозовая вытянула из пьяного папика правду о Максе, с тех пор ненавидит его, как и меня, но не бросает, ждет возвращения брата, надеясь, что тот отомстит.
- Как с досрочным, шанс есть? - По приговору Максу сидеть еще три года.
- Возможно. Матюшин, прокурор, который его засудил за убийство племянника, кокнул себя. Через неделю едем на свиданку. Косяк еще собирается бабу для Макса захватить на потрахушки, шлюху.
- Я с вами! - Долг на мне, моральный, огромный камень на совести, его не оплатить, как и не вернуть Максу годы, проведенные в неволе, не обелить репутацию убийцы. Все, что могу, толика тепла и ласки.
- С чего ты взяла, что Макс захочет тебя видеть?
- Он писал мне из зоны, но я не прочла то письмо. Лидия его уничтожила, один конверт остался.
- Я ничего не решаю, Коляна дело, кого с собой брать. Мы на его тачке поедем.
- Сведи нас. Сама все улажу, - решительно.
- Ладно, хочешь в нашу клоаку - добро пожаловать!
В Заречный добираемся на такси, Золовка пренебрежительно относится к общественному транспорту. Интерьер квартиры Грозовых разительно преобразился, ремонт, новая мебель, судя по прихожей и кухне, в гостиную меня не приглашают. Грозовая доит любовника без стеснений, свидетели: дорогой холодильник, печь с керамической платой, немецкий кухонный комбайн пыжится никелированными боками рядом с микроволновкой. Неизменной осталась лишь теснота, узкий стол едва ли позволит троим отобедать.
Пьем чай, дожидаясь благодетеля Золовки. Калякаем за жизнь, если так можно назвать чистосердечное признание гражданки Грозовой в желании отравить гражданина Шмарова. Крысиный яд в стряпню добавить рука не дрогнула, а тарелку с роковым супчиком до стола донести - коленки дрогнули, вывернула на пол. Косяк списал инцидент на неуклюжесть любовницы, даже заподозрил в беременности, голова там закружилась от гормональной перестройки организма. Не понял "несчастный", что временно помилован мстительницей, которая совсем не горит желанием понести от него, потому не пропускает прием противозачаточных ни при каких обстоятельствах.
Фантомно икающий объект пересудов является на втором раунде чаепития. Света бежит в прихожую встречать папика, едва раздается звук соития замочной скважины с ключом, играет роль ручной собачонки, разве что тапки в зубах не подает.
- Ну, привет, Розочка! - В кухню входит тот самый тип, которого видела у здания суда. - Как жизнь половая? На кого мажора сменила? - Он занимает табурет, согретый попой любовницы, развалился барином, а хозяйка квартиры косяк двери подпирает за неимением третьего посадочного места. - Конфетка мне твою просьбу вкратце обрисовала. Оки-доки, возьму тебя вместо Снежка. Понимаешь, на что подписываешься?
- Не девственница.
- А ты резкая, с шипами девка. Вот Гроза обрадуется такой шмаре!
Обговорив детали, прощаюсь и ухожу, нет желания задерживаться в обществе маргинальной личности. Как Света его терпит? Понимаю, ради выживания, но я не смогла бы лечь под врага, растоптавшего мое детство, под мужчину, которого ненавижу, чьей смерти желаю.
До отъезда пребываю в странном возбуждении. Убираю каждый день в попытке хоть чем-то занять руки и голову, чтобы не думать, изгнать из мыслей и тела мандраж. Решение принято, слово дано, за базар отвечать надо, если хоть чуточку себя уважаю, если желаю, чтобы и другие со мной и моим мнением считались.
В ночь с четверга на пятницу глаз не сомкнуть. В три часа титаническим усилием воли заставляю себя встать с кровати. Свет не включаю, шпики, торчащие на стоянке у дома, засекут активность объекта. Гранатовая капля возвращается на прежнее место, в ложбинку между грудей. Телефон оставляю дома в рамках сокрытия локации.
Ухожу через чердак. Маршрут освоен заранее благодаря Кате Зотовой, стащившей у матери связку ключей от подсобных помещений нашего дома. Вчера друзья младшей Зотовой по моей просьбе выкрутили лампочку под козырьком её подъезда, чтобы я могла выйти, не привлекая внимания шпиков. Пригнувшись, перебежками скрываюсь за углом дома.
Ожидаю Шмарова на трамвайной остановке, лелея малодушно надежду, что не заедет, передумает, кинет, ошибется местом встречи. Увы, черный Geländewagen тормозит за трамвайной колеей. Мое место на заднем сиденье, Света впереди рядом с водителем.
Покидаем город в напряженном молчании. Похоже, у любовников произошла размолвка из-за меня.
- Ощущаю себя третьей лишней, - нарушаю затянувшуюся молчанку, когда выезжаем на объездную трассу.
- Зря, - отвечает Косяк. - Макс тебе обрадуется, несмотря на загул с мажором.
Водитель оживляется, нахваливает свою тачку, приобретенную два года назад, подозреваю, незаконно, травит пошлые анекдоты, байки из бытия сутенёра, попутно подкалывает любовницу. Света отвечает грубо и матерно, будто на грани срыва. Она еще ни разу в зону не ездила, сперва несовершеннолетней была, потом мать хоронила.
Дорога - сплошные трассы, города объезжаем стороной. Колян часто курит, Света иногда составляет ему компанию, моё мнение пассивного курильщика никому не интересно.
Обед в чебуречной на придорожном пятачке с заправкой. После перекуса за руль садится Грозовая, любовник купил ей права и машину обещал подарить. Она ведет не столь быстро, как Косяк, но сосредоточенно. Хозяин гелика дремлет на переднем сиденье, периодически срываясь на храп. Через три часа на похожем пятачке обратная рокировка кормчих. Теперь спит Света, а я не могу, лишь изредка выпадаю из реальности на несколько минут.
Ночевка в машине, даже такой большой, сущий кошмар. Моё ложе сзади, казалось бы, козырное место, но нет, Грозовая и Шмаров откинули сиденья предельно, оставив моей тушке мизер. Сплю урывками, просыпаясь то от громкого всхрапывания Косяка, то от постанывания во сне Золовки, то от затекшего в неудобной позе тела. В четыре утра не выдерживаю, выползаю из авто, иду к врытой в землю конструкции, стол и лавки по бокам, место приема пищи дальнобойщиков и прочих автостранников. На стоянке две фуры, а ночевать оставались три, одна укатила минут двадцать назад, в очередной раз вырвав меня из тревожного забытья. Присев за стол, наблюдаю рассвет над холмистой лесостепью.
- Вставай, соня! - Косяк треплет меня за плечо, вокруг его головы нимб поднявшегося солнца. - Пора.
В поселке рядом с зоной затариваемся едой на вынос в кафешке под названием "Кафе". Время почти обеденное, но голод решено утолять вместе с Максом.
Пока Косяк утрясает с зоновской охраной суточное рандеву с арестантом, мы тлеем душами в машине.
Нагруженных баулами и торбами, предварительно проверенными, нас пропускают в барак для свиданий, жмущийся к высокой стене, огораживающей зону, над дверью кто-то углем пошутил: "Отель". Номер - камера с зарешеченным окном под потолком. Душок нечистот и сырости. Стены окрашены в темно-зеленый. Из мебели стол, два табурета и железная кровать со скрученным в рулон матрацем. Рукомойник и отхожее место в углу за занавеской.
Света накрывать на стол. Я стелю постель, пряча буро-желтые пятна отсыревшего, воняющего плесенью матраца под белой простыней. Комковатую единственную подушку с грязным, пожелтевшим наперником облачаю в чистейшую наволочку. Шерстяное одеяло еще советских времен, колючее, местами вытертое до залысин, не пустила бы и псу на подстилку, но приходится обряжать его в новенький пододеяльник.
Звук отпираемой двери, порог переступает Макс. Ежик волос, более резкие черты, чем помню, руки за спиной, черная арестантская роба. Рыцарь смотрит на застывшую у стола сестру, на бригадира, потом на меня. Словно наяву вижу, как древний змей Уроборос заглатывает свой хвост, слышу призрачный скрип колеса времени, завершившего оборот и вернувшегося к истоку, будто не было и нет лет, проведенных вдали друг от друга.
Около тебя мир зеленее,
Около тебя солнце теплее,
Около тебя я понимаю, что счастье есть...
Ёлка, "Около тебя"
Стас
Я в ярости на Колючку, сбежавшую из-под венца, на ротозеев, упустивших её, на Вову, их рукоблуда, а не руководителя, и на себя за то, что не заставил охрану ночевать под дверью беглянки. Спокойно, Стас! Сперва женим Влада на Кло, эта часть плана не должна сорваться ни при каких обстоятельствах.
Особняк Прохоровых тужится переплюнуть дворец Розовских, всего дом разделяет родовые гнезда местных королей бизнеса, извечных конкурентов даже в архитектуре жилищ.
Стоило отцу приобрести участок в смутные девяностые на девственно-пустынном берегу нашей речки-вонючки, где никто не строил из-за почти ежегодного затопления талой водицей, как тут же мутной волной прибило соседей. Рядышком прикупил землицу Шадров, бывший муж Аллы. За ним поспешил Прохоров, босс Шадрова, узнав от подчиненного, что Папа Игорь напряг город построить дамбу для решения проблемы затопления пойменных лугов. Так была заложена улица Приречная, ныне одна из городских достопримечательностей.
Невеста еще не готова, жених явился на полчаса раньше. Старую перечницу, грудью заступившую путь в покои внучки, передаю Владу, пусть ему выставляет требования о выкупе будущей супруги. Клодия в комнате не одна, ей помогает облачаться толпа визажистов и стилистов. Гоним помощников прочь, жених желает перекинуться с невестой парой слов тет-а-тет.
- Соскучился, Стасик? Не терпится тебе? - Клодия идет ко мне, как кошка на мартовский загул, виляя бедрами, что кринолин только подчеркивает, колокол юбки раскачивается, будто звонят к обедне. Взгляд кошачьих глаз полон похоти.
Тянет прикрыть чресла как перед штрафным, но не стоит демонстрировать свой страх врагу, а она мне враг, с тех самых пор, как разлучила с любимой.
- Свадьбы не будет, Кло, моей и твоей, нашей. - Зад в кресло, ногу на ногу с видом хозяина ситуации. - Но твоя и Влада может состояться, если не желаешь быть брошенной невестой.
Прохорова бледнеет, краснеет, открывает рот и кроит на меня французским, реально французским матом. Молча пережидаю поток её брани. В комнату заглядывает Карина, подружка невесты, получает от меня взгляд "пошла прочь" и убирает свой обеспокоенный нос за дверь.
- В общем, так! - прерываю невесту. - Я свое слово сказал! Жениться на тебе не стану даже под дулом пистолета! Сделка с Митталами заключена, деньги вложены, крутятся, не аннулировать, твоему папаше это невыгодно. Так что, если он по-прежнему хочет свои гарантии в виде брака с Розовскими, пусть выдает тебя за Влада. - Покидаю кресло. - Ну что, Кло, едем в ЗАГС, или остаешься в девках? - с намеком, в дурах.
Несмотря на гнев, трезвый расчет у фурии работает, плюс патологическая боязнь проигрыша, дуэту подпевает гордыня, противница бежать жаловаться папочке, фоном вступает хор таинственных, чисто женских бзиков, они припирают самолюбие Принцессы к стенке, заставляя реагировать ожидаемо:
- Едем! Но ты мне за это заплатишь! - грозный выхлоп проигравшей стороны.
- Влад рассчитается, с него теперь требуй. Я умываю руки, - с апломбом победителя.
В салоне белого лимузина меня, Влада, Клодию и Карину сопровождает гробовое молчание всю дорогу до дворца бракосочетаний. Родители едут отдельно. Некоторые из гостей и родственники Прохоровых тоже явятся на церемонию, остальная публика нагрянет в ресторан "Голден Роуз", где состоится пьянка-гулянка, пардон, светский раут в честь соединения отпрысков двух главных семей города.
В ЗАГСе брачный фарс проходит достаточно гладко, не считая дрожащего голоса чиновницы и периодического подергивания её левого века. Оно, то есть веко, начинает свою пляску еще на подходе нашей четверки к столу для росписи, за которым стоит означенная дама, хозяйка века, в розовом платье, обтягивающем внушительный бюст, и с такой же монументальной прической. Подозреваю, люди Вовы ей не только заплатили, но и запугали до нервного тика.
У алтарного стола я передаю руку невесты брату, уступая ему свое место. Глазные яблоки Карины готовы покинуть уютные гнезда глазниц. Зрители приглушенно ропщут. Чиновница непроизвольно икает, хватает приготовленный заранее стакан, пьет прозрачную жидкость, надеюсь, воду. Мой требовательный взгляд с подтекстом "продолжай церемонию", вновь заводит дребезжащую шарманку.
Кошусь на отца - невозмутим, как моаи, истукан с острова Пасхи, ни один мускул не смеет дрогнуть на каменном лике, уголки губ опущены в суровой гримасе, но глаза отвечают мне искрой веселья. Старый интриган обо всем догадался, но не вмешался, позвол сыну совершить брачную авантюру, то есть унизил давнего недруга-друга Федю Водочного моими руками. Как был я лопухом против него, так и остался. Браво, Папа Игорь! Брависсимо!
Прохоров заметно зол, но держит удар молча. Его бывшая жена, мать Кло, в недоумении, но тоже помалкивает. Вторая супруга, тридцатилетняя красотка-блондинка, возмущается шепотом на ухо мужу. Мама Таня из второй линии гостей прикрывает рот ладонью. Инга светится радостью, ей еще не сообщили, что Роза в арендованный салон красоты не явилась.
Брачующиеся ставят подписи, дело сделано. По плану наш с Розой черед узаконить отношения, но Колючка отсутствует.
За порогом церемониального зала меня поджидает Дзержавский с отчетом:
- Алексей отзвонился. Розы Викторовны в Свиридовке нет. Ехать она туда не собиралась, родственницу не предупреждала о визите.
К раздражению прибавляется нешуточное беспокойство:
- А если она у людей отца? - Папа Игорь позволил первой части моего "гениального" плана осуществиться, а второй мог воспрепятствовать. Похитил племянницу и спрятал в башне за тридевять земель под охраной одного из своих драконов. Ищи её теперь по всему белому свету!
- Нет, - отвечает Владимир Юрьевич на мои опасения.
- Ты так уверен, потому что слуга двух господ? - вскипаю подозрительностью.
- Игорь Константинович не получал от меня информацию о вашем плане и не распоряжался похищать вашу сестру, я бы знал, - наступает он на мою больную мозоль инцеста.
Умеет, тварь, поставить меня на место!
- Тогда где она? - громче, чем следовало, благо, основные слушатели уже спустились на первый этаж.
- Мы проверяем все контакты, одногруппников, общежитие её факультета, школьных подруг. Заборовскую уже допросили, она не в курсе.
- А та блондинка, с которой я видел её после вручения дипломов. Выяснил, кто она такая?
- Пока нет, но за ней с Путилиной следили. В тот день они общалась в кафе "Вкусняшка", потом поехали в Заречный район, видимо, в гости к блондинке. Кстати, Роза Викторовна уже бывала там год назад, в мае, наверняка искала именно эту знакомую. Я зафиксировал это в отчете, который посылал вам в клинику.
- Ты тогда не нашел квартиру, куда она ходила, - припоминаю те записи наблюдения за Колючкой.
- Теперь найдем. Я распоряжусь, чтобы парни обошли подъезд и выяснили, где проживает блондинка, и кто она такая. Дмитрий сфотографировал её на мобильник, когда следил за ними, с фото быстро найдут.
- Сделай это первоочередным. - Чует мое сердце, во всем виновата блондинка. - И чиновницу предупреди, что роспись откладывается.
На крыльце дворца бракосочетаний представители местного телевидения и прессы мысленно щелкоперят заголовки завтрашних выпусков желтых газет: "Жених узнал, что невеста беременна от брата, уже в ЗАГСе", или "Невеста выбрала брата жениха в последний момент", или "Любовь победила предопределенность".
Через три часа ресторанного веселья, лживого счастья новобрачных и подавляемого недоумения гостей ко мне незаметной тенью приближается Вова. Отходим в сторонку.
- Что ты узнал? - вопрошаю нетерпеливо.
- Блондинку зовут Светлана Грозовая. Проживает одна. Мать умерла год назад. Старший брат в тюрьме по убойной статье. Любовник - местный криминальный бригадир Николай Шмаров по кличке Косяк, сутенер, но она на него не работает. Студентка экономического факультета, любовник оплачивает обучение. Неизвестно, откуда Путилина её знает, они нигде не пересекались, ни в школе, ни в спорте, живут далеко друг от друга, в соцсетях никаких контактов.
- Как зовут брата Грозовой? - Дурное предчувствие уже знает ответ.
- Максим. В две тысячи двенадцатом осужден по сто одиннадцатой статье, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Потерпевший скончался, потому дали девять лет. Дальше я не копал.
- Так раскопай! - клокочет во мне ревность. - Роза у этой блондинки?
- Нет. Грозовая с любовником уехали в пятницу рано утром в зону к брату, так её сосед сказал. Светлана попросила его присмотреть за квартирой. Они должны вернуться в понедельник поздно вечером.
Быстрым шагом покидаю не мой праздник, взрыву нужно больше пространства и меньше свидетелей. Вова следует за мной неотступно.
- Роза Викторовна не обязательно поехала с ними, - его жалкая попытка разминировать мою бомбу на веранде ресторана.
- Сам-то в это веришь? - Я почти бегу в парк, часики вот-вот дотикают. - По твоим словам, она пропала в ночь с четверга на пятницу.
- Это лишь мое предположение. У неё были сутки на побег.
- Тогда почему решил, что она покинула квартиру именно тогда? - Останавливаюсь с робкой надеждой на самообман.
- Всю неделю она проявляла активность, каждый день мыла кухонное окно, но не в пятницу, и свет вечером не включала. В электронном ящике корреспонденция за вчера и сегодня не прочитана, рекламный спам, но все же.
- То есть абсолютной уверенности у тебя нет? - Ах, как хочется обмануться, только голова чешется от растущих рогов!
- Если она вернется в понедельник вечером, то... - Дзержавский разводит руками. - Но пока рано делать выводы.
- Потряси людей Косяка, его работниц, узнай наверняка, с ними Роза или нет. В конце концов, позвони Грозовой или её любовнику и спроси!
- Телефон Светланы отключен, я уже пытались к ней дозвониться. Скорее всего, они в зоне, а там свои правила.
- Звони туда, в эту гребаную колонию! Ищи, Вова! - Тычок пальцем ему в грудь. - И выясни все о Максе Грозовом, всю, мать его, подноготную!
- Хорошо, Станислав Игоревич. Людей из ЗАГСа отпускать?
- Да! - кричу, пугая мамаш с колясками, прогуливающихся по дорожкам парка после спада дневной жары. Семь вечера, и ежу понятно, что сегодня Колючка не объявится.
Ни отец, ни Прохоров поговорить со мной по душам не удосуживаются. Кло сияет, словно все свершилось по её великому плану, даже вежливо прощается со мной.
До полуночи жду известий от Вовы, представляя, как зек ублажает мою Розу. Я уже изрядно пьян, еще на банкете начал, но без фанатизма, а дома меня понесло. Урывками воспринимаю, как Дзержавский тащит меня в спальню, где отключаюсь до следующего полудня.
Утопив похмельную сухость в половине содержимого графина, выхожу в коридор искать Вову. Он тут как тут, чует ловца, к нему и скачет бодрой походкой русского Джеймса Бонда.
- Ну? - Обозреваю его подтянутую фигуру завистливым взором похмельной личности. - Все плохо? - Сжимаю виски ладонями.
Он смотрит на меня сочувственно:
- Не могу это утверждать на сто процентов, Станислав Игоревич.
- Она с ним, да? - с болью в голове, сердце, паху.
- Я изложу факты, а выводы делайте сами.
*** Макс
Весь мир сузился до меня и Цветочка. Шаг к мечте, невольный, но на шее виснет сестра. Зачем Косяк её привез? Бригадир отводит глаза. Нечисто дело.
- Давно с ней спишь? - "другу", засадившему меня в каталажку, догадался, язык их тел подсказал.
Света вздрагивает, отступает, будто боится, что ударю. Косяк застывает в шаге от меня:
- Так все серьезно, братан, в ЗАГС под Мендельсона поведу. Благословишь?
Сестра охает, прячет лицо в ладонях, явно не горит желанием идти замуж за шмаровоза, но сказать боится.
- Откинусь, побазарим на эту тему, - отвечаю бригадиру.
- Это уже скоро. Матюшин сдох, падле падлова смерть. Если подмазать кому надо, осенью выйдешь.
- Сколько? - спрашивает Роза, голос тверд, даже повелителен.
Она уже не тот нежный Цветочек, с которым простился две тысячи двести шестьдесят три дня назад, царицей стала и внешне, и характером. Что ж тебя так изменило, Роза, или кто?
- Десять косарей, - называет Косяк цену моей свободы, - лучше пятнадцать для ускорения процесса, зеленью, а не деревяшками.
- Я заплачу.
- Ага, мажорика своего на бабло развела! Молодца, девка! Наш человек!
- Заткнись! - Кулаки зудят врезать Косяку, что обозвал Цветочек шлюхой. - Спасибо, обойдусь, - отвечаю на предложение Розы.
- Не обойдешься. Я возвращаю долг, пусть и частично. Это мое право помочь тебе выйти отсюда, не допущу, - она подходит ко мне вплотную, - чтобы ты влез в новые долги из-за меня.
- Вот это баба! - восклицает Косяк. - Свезло тебе, Макс. Как разглядел в малолетке такой потенциал? Хотя да, ты ж у нас умник.
Повторно затыкаю бригадира взглядом. Внутри все клокочет, он проболтался, почему я здесь.
- Ты ничего мне не должна, Цветочек, - шепотом, только для Розы.
- Не спорь, Макс. Тебе меня не переупрямить. Не возьмешь деньги добровольно, договорюсь с Косяком.
- Правильно, я ломаться не стану, - скалится Шмаров.
- Я верну. - Не отвожу глаз от Цветочка, пропуская реплику бригадира мимо ушей. - Все до копейки, когда выйду.
- Себя мне верни. В остальном сочтемся.
Её волосы пахнут розами, улавливаю едва ощутимый интимный аромат, она не была в душе больше суток. От этого запаха буквально дурею, в паху горит, член дубовый.
- Так, голубки, вам уже в койку пора. - У сутенера глаз наметан. - Давайте хавать, и мы с Конфеткой отчалим.
После трапезы, прошедшей почти в молчании, не считая неуместных скабрезных шуток бригадира, Шмаров и Света отправляются на ночевку в поселковый мотель. Цветочек сидит на кровати, сложив на коленях руки, я - на табурете у стола. Друг на друга не смотрим, я изучаю искарябанную матом столешницу, она - грязный бетонный пол.
- Нет. Мы расстались полгода назад. Сегодня Стас женится на другой. С ним все кончено, банальная страсть, одержимость с его стороны.
- А с твоей - расчет, заработок? - Умом понимаю, все сложно, у моего Цветочка по-другому не бывает, но чувства, выскочившие чертом из табакерки, гонят упреки.
- За сексуальные услуги сыну мне платил Черная роза. - Она сжимает пальцами колени до побелевших костяшек. - Деньги я не брала, но получала, поэтому не тратила. Хотела при случае бросить Папе Игорю в лицо, но тебе они нужнее.
- Как тебя угораздило связаться с этой семейкой?
Роза излагает монотонно и поэтапно, что более свойственно мне, ценестезику, а не полноценно эмоциональному человеку. Борюсь с желанием разбить костяшки о столешницу за отсутствием рожи Стаса Розовского. Своими действиями он лишил мой Цветочек желания чувствовать, загнал в кокон безразличия.
- Плохо, что у Папы Игоря есть на тебя компромат, и эти шпионские игры мне не нравятся. Мажор тебя не отпустил.
- Его проблемы. - Она поднимается с койки, подходит ко мне. - Прости, я слишком поздно узнала, где ты, и еще позже, почему. - Тонкие пальцы касаются ежика на моем виске.
Хочется схватить ласковую кисть, прижать к лицу, вдохнуть запах, поцеловать в ладонь.
- Я писал тебе через год, как закрыли. Зарок давал, но не смог удержаться. - Смотрю на неё снизу вверх. Девичья грудь так близко, но уткнуться, обхватить манящие полушария себе не позволяю, и без понятия, как мне это удается.
- Письмо получила Лидия, мне не показала. - Трепетные пальцы гладят мой затылок. - Я нашла конверт уже после её якобы смерти, но и тогда не догадалась, от кого он.
- В том письме я просил прислать чистый лист, если откажешься ждать. Но почерк на конверте с ответом был не твой, что оставляло надежду.
Роза шумно вздыхает, прижимает мою голову к своей груди, руки сами обхватывают её талию. Титаническим усилием воли отстраняю такое желанное тело.
- Ты ничего мне не должна, Цветочек, - хрипло. - И жалости твоей я не приму.
- А любовь примешь?
- Не надо, Роза! - Мотаю головой, пытаясь вернуть контроль. - Твоя детская увлеченность не любовь.
- Тогда прочти это наследие детской увлеченности. - Она возвращается к кровати и достает из большой спортивной сумки старую тетрадь.
Девичьей дневник - мир моего Цветочка, которого больше нет. Девушка, ждущая моего вердикта, совсем другой человек, стальная роза, в чем я полностью согласен с гениальным Марком. Последняя запись, что мы слишком похожи, меня добивает:
- Роза, ты сотворила из меня кумира, а я не такой!
- Так открой мне глаза на разницу! Убеди, что мы не пара!
- Я убийца, Цветочек, хоть и сижу не за свою мокруху.
Это случилось, когда после побоев отца я ушел из дома, вернее, сбежал, прихватив с собой его выкидной нож. Сперва ночевал у приятелей, но папаша принялся меня искать, чтобы вернуть свою выкидуху и отметелить за кражу. Март не располагает к ночевкам в посадках, кантовался в подъездах, но лафа быстро закончилась. Кто-то из жильцов стуканул участковому, тот выдворил меня прочь, пообещав в следующий раз отвести в ментовку и сдать в детскую комнату.
Слоняясь в потемках по частному сектору, я наткнулся на обиталище бомжей, сообщество попрошаек облюбовало недостроенный особняк пристреленного в начале двухтысячных бандита, именно этот дом позже купит Косяк под элитный бордель. Бомжи меня приняли, но не из альтруизма, дали выбрать род полезной деятельности, либо попрошайничай, либо стеклотару по помойкам собирай. Я предпочел второе, гордость тогда еще имела для меня значение. Напарником ко мне приставили Костыля, мужичка возраста моего бати с татуировками рецидивиста на руках. Он прикидывался добрячком, но я-то в курсе человеколюбия подобных типов.
На третий день пребывания в бомжатнике мы с напарником остались жилье сторожить, остальные разошлись по рабочим местам и делам. Костыль велел заварить чифир и, пока я возился с керосинкой, тюкнул меня по темени. Сознания я не лишился, дернулся в последний момент, удар пришелся по касательной, но дезориентировал он меня не слабо. Костыль потащил меня к ближайшему лежаку, приговаривая, что бояться не надо, он быстро управится.
Батя рассказывал, по воровским понятиям, насилие карается опусканием, на зонах только опущенные насилуют новичков, ломают их, чтобы те потом добровольно подставляли очко остальным. На Костыле наколки петуха, педофильской свиньи или короны опущенного я не видел, на открытом месте такой не было, а он при мне не раздевался, но стопроцентно знаю, что живущий по понятиям урка на меня не полез бы.
Отощавший за две недели скитаний тринадцатилетний пацан не противник кряжистому, жилистому мужику. Вырваться не получилось, за мою честь вписалась отцовская выкидуха. Царапина лишь озлобила педофила, игра пошла на выбывания, либо он меня пришьет, либо я его кокну. Конфликт разрешился ударом в печень, моим, батя в свое время обучил паре приемчиков зажмурить противника. Рома Гроза - урка из девяностых, когда жизнь по понятиям сильно прогнулась под веяньями беспредела, честные воры уже не брезговали мокрухой.
После содеянного сожалением меня не накрыло, во мне будто что-то умерло вместе с Костылем, атрофировалось, как ненужный хлам. Я хладнокровно расчленил труп ржавым топориком, расфасовал по пакетам, переоделся в шмотки из запасов Костыля, следы крови устранил хлоркой, старясь не пропустить ни одного пятна. Пакеты закопал в лежалом сугробе в посадке неподалеку. Собирался потом по одному отправлять их в мусорные контейнеры у разных домов в дни приезда мусорщиков. Два раза задуманное удалось. На третьем выносе меня застукал Шмаров прямо у схрона в сугробе, но в ментовку не сдал, предложил помощь. На его старой шохе мы отвезли оставшиеся пакеты в крематорий, где у Коляна работал кореш.
Шмаров предложил мне место в своей банде, предоставил кров и гарантировал защиту от бати. Наш район тогда контролировали беспредельщики, к которым относился мой внезапный благодетель, а отец был из конкурирующего лагеря блатных. Всех воров в законе еще в девяностые выставил из города Папа Игорь, потому на районе заправляли бандюки новой формации, вроде Коляна, а урки ездили на поклон к авторитетам в область, там и промышляли.
Спустя месяц после убийства у меня начались головные боли, сперва слабые, потом до тошноты и рвоты. Думал, опухоль в мозгу, но дело оказалось в памяти. Я разучился забывать, наверное, ценестезия поспособствовала. Интернет дельным советом, как избавиться от напасти, не помог. Поиск привел меня в центральную городскую библиотеку, где я познакомился с одухотворенной библиотекаршей возраста матери. Она посвятила меня в хитрости каталогизации и упорядочивания информации, в хранилище на экскурсию сводила, там на меня снизошло озарение, как навести порядок в мозгу. Я создал библиотеку на чердаке моей памяти, расставил все по полочкам и корешки пометил кодами-ассоциациями. Научился стирать ненужные, бесполезные воспоминания, представляя сжигание книг. Люди не ценят врожденную, интуитивную забывчивость, а зря, она совершенна по сравнению с моим методом. При необходимости, в снах, под гипнозом, в стрессовых ситуациях они могут извлечь забытое, а я, если сжег воображаемую книгу, никогда не вспомню стертой информации. Но это единственный способ избавиться от выматывающей мигрени.
Пять лет я пребывал в эмоциональном вакууме, играя роль нормального человека. Выходило хреново. Старые друзья, одноклассники учуяли разницу, записав меня в бирюки, но это лучше, чем бездушный автомат, которым я стал. Угрюмые одиночки пугают меньше бесчувственных убийц.
Так бы и шло, если б однажды стылым февральским вечером я не встретил в трамвае тринадцатилетнюю девчонку, сбежавшую от отчима-педофила. Посреди моей библиотеки возникла дверь в мир нормальных, в потерянную человечность. Она приоткрылась, и оттуда потянуло эмоциями. Не знаю, что конкретно спровоцировало их появление, схожесть ситуации, в которой оказалась моя новая знакомая, или она сама, но это случилось, и возврата к полному эмоциональному штилю больше не было. В присутствии Розы, или просто думая о ней, я чувствовал, пусть однобоко, пусть только по отношению к ней, но это стало отдушиной и слабостью, за которую и поплатился.
*** Роза
Как ни кручу в мыслях поступок Рыцаря, не могу его осуждать, но ценестезия - серьезный диагноз, один из симптомов шизофрении или биполярного расстройства.
- Я нужна тебе? - Беру Макса за руку.
- Цветочек, я тебе не нужен. Мне не выбраться из этого дерьма, увяз по уши. Здешний смотрящий на меня планы имеет. Жора Кривой еще с моим отцом чалился и деда помнит, и о способностях моих догадался. Блатным тоже мозги нужны дела проворачивать. Он уже черкнул обо мне маляву Крученому, это вор в законе, в нашей области общак держит. Роза, найди себе хорошего парня, достойного, а я прослежу, чтобы он не обижал.
- Опять решаешь за меня? Достало уже, что мужики указывают, что носить, с кем спать, кого любить! - Вскакиваю с кровати. - Баста, Макс! Я выбрала тебя еще ребенком, и с тех пор много чего со мной случилось, но одно осталось неизменным - чувства к тебе. Да, я загнала их в угол, спрятала от себя, похоронила под другими отношениями! Даже когда ехала сюда, сомневалась. Но стоило тебя увидеть, и все! Они тут как тут, никуда не делись! Да и не могли. - Нависаю над Максом, лицом к лицу на пределе аккомодации. - Нелюбовью не открыть дверь в твою библиотеку. Истинные чувства всегда взаимны.
- Цветочек! - Его ладони обхватывают мою голову, губы почти соприкасаются, но он удерживает меня, препятствуя поцелую. - Остановись и меня останови.
- И не подумаю! Ты задолжал мне чертову прорву поцелуев за три года. Пора возвращать обещанное!
- В последний раз прошу, отступись! - почти рычание.
- Сама тебя изнасилую, если и дальше будешь в нас сомневаться!
- Роза, я хочу для тебя лучшего. - Его губы касаются моей щеки, опаляя жаром.
- Ты лучший, мой Рыцарь, - жарким шепотом ставлю точку в этом бесполезном споре.
Наше соитие подобно лесному пожару, сжигающему на своем пути все препоны, разбегающемуся по жилам магмой, раскаляющей нас до плазмы. Мы парим над телами ифритами, сплетенными в единый сгусток огня, мы и есть огонь, первородная стихия. Мои слезы - керосин, оргазмы - выплески лавы, девятый вал - взрыв сверхновой.
- Будешь и впредь желать мне достойного парня? - спрашиваю огненного джина после извержения. Моя голова покоится на его плече с наколкой распустившейся розы на рыцарском щите.
- Я слишком эгоистичен для этого, но если передумаешь, отпущу.
- Скорее ад замерзнет! - Приникаю к его губам снова поддать жару.
- Выйду, распишемся, - обещает джин после затяжного поцелуя и приступает к обжигающим ласкам, даря предвкушение ночи, полной огня.
*** Стас
Дзержавский выяснил, что Максим Грозовой сел за преступление Шмарова. Следователь Колмыкин поделился с ним перипетиями дела шестилетней давности. Причина, по которой Грозовой так подставился, неизвестна.
Дмитрий снял одну из работниц Косяка для приватного разговора. Сто долларов и отказ клиента от секса развязали ей язык. Она рассказала, что все "девочки" тянули спички, кому ехать в зону, Снежок вытащила короткую. Потом бригадир дал отбой. Он взял с собой Светлану, но кто заменил Снежка - гадай. Любопытные девицы спрашивали свою охрану, но те не в курсе.
Людям Вовы удалось дозвониться до Шмарова. Он не стал скрывать, что знаком с Путилиной, как с подругой своей девушки, но без понятия, где сейчас Роза. Отыскали телефон зоны, позвонили туда. Ответивший охранник отказался давать сведения без официального запроса на имя начальника колонии. Шмаров наверняка заплатил, чтобы его визит к Грозовому прошел без регистрации.
- В понедельник я свяжусь с бывшими сослуживцами, пусть надавят на зоновских по своим каналам, - обещает Дзержавский.
Точной уверенности, что Роза с зеком, нет. Но, черт возьми! Чую, что с ним! Придушу, когда вернется, как Отелло Дездемону, хотя та была безвинна, в отличие от моей Колючки!
Утром мы едва успеваем привести себя в порядок после неистовой ночи. Мои глаза откровенно слипаются. Даже умывание холодной водой не изгоняет желания отключиться на сутки, катастрофическое недосыпание последней недели дает о себе знать.
- Херово все, Розу люди Розовского ищут, - заявляет с порога Косяк, прямо дурной будильник.
- Старшего или младшего? - уточняет Макс.
- Хрен их разберет. - Шмаров усаживается за стол.
- Папе Игорю на меня плевать, я его наследника оставила в покое, а вот Стасу... - Замолкаю, в горле ком.
- Тебе нельзя возвращаться в город. - Макс смотрит на меня пристально.
- Куда мне податься? - У бабы Сони место засвечено, там будут искать в первую очередь. Родни по дедовой линии нет, пра-поколение давно на кладбище, а братьев-сестер у Виктора Дмитриевича не было.
- В Батайск к моей троюродной тетке поедешь? - предлагает Косяк. - Она баба незамужняя, взрослый сын живет отдельно со своей семьей. Квартира трехкомнатная. Работой обеспечит, ресторан у неё. Примет радушно, гарантирую, мне не откажет. Тетка мировая.
- Езжайте сразу туда. Вырубите мобилы, вытащите симки, - велит Макс Коляну и Светке. - Вообще от них избавьтесь, толкните или выбросьте.
Пока они возятся с телефонами, возражаю:
- Я должна вернуться в город, забрать деньги для твоей досрочки и взять академку. Хвост как-нибудь собью, полгода вожу топтунов за нос.
Нехотя признав мою правоту, Макс излагает дельный план, как объегорить сексотов олигарха и благополучно доставить меня в батайское убежище.
Прощание с любимым невыносимо, пальцы не хотят отпускать арестантскую робу, тело не готово покинуть камеру свиданий.
- До скорого, Цветочек. - Жаркий, но горький поцелуй, наплевав на свидетелей.
- Не задерживайся здесь, мой Рыцарь. - Смотрю в его глаза, они сейчас серые под цвет робы. - Пока. - Решительно за дверь, пока не вцепилась в него мертвой хваткой, пока не стали оттаскивать силой.
В ближайшем городе приобретаем телефоны и симки, уболтав троицу бабулек за существенную прибавку к пенсии, чтобы не светить свои паспорта. Посещаем вещевой рынок, мне необходим прикид для перевоплощения.
Ночевка на уже знакомом пятачке для дальнобойщиков проходит в нервном напряжении. Несмотря на хронический недосып, уснуть не получается, вздрагиваю от любого звука, ожидая кавалькаду меринов людей бывшего, меня вытащат из машины и пустят в расход за измену Его Высочеству.
Под Юлю, соседку с четвертого этажа, переодеваюсь на заправке. Света одалживает свою косметику, с которой не расстается нигде и никогда.
Поздним вечером Шмаров тормозит за два квартала от моего дома. В соседнем дворе шумный тусняк, парни и девушки, пара моих одноклассников, пьют "Балтику", смеются.
- Привет! - честной компании.
Замолкают.
- Розка, это ты? - идентифицирует меня в мизерном свете фонаря Роман Крылов, одноклассник. - Ты что, масть сменила и раздобрела? - оценивает блондинистый парик и спрятанное под пестрым платьицем банное полотенце, обмотанное вокруг талии для придания упитанности.
- Так надо, - заговорщически. - Есть дело на ящик пива. - Если он меня узнал, то и шпики Папы Игоря идентифицируют. Нужна дымовая завеса.
- Какое? - заинтересованно с разных сторон.
- Провожаете меня до шестого подъезда сорок третьего дома. Называете Юлей. Тусите там, пока не выйду. Потом возвращаемся сюда, и расчет.
- Ты кого разыграть решила? - интересуется другой мой одноклассник, Антон Поддубный.
- Розанчика.
- Так чего сидим? Почапали накалывать мажора! - Роман решительно поднимается с лавки, он тут альфа.
Движемся веселой гурьбой к моему подъезду мимо стоянки, где припаркована машина соглядатаев. В порыве рефлексии беру Антона под руку, он подыгрывает:
- Ой, Юленька, моя ты пышечка!
- Юль, ты не задерживайся, - громкая реплика Романа у подъезда. - Одна нога там, другая здесь.
Взлетаю на второй этаж, ключ в замочную скважину, замираю, запоздало испугавшись, что люди Розовского могут дожидаться в квартире. Делать нечего, отпираю дверь в возможную западню. Чутье подсказывает, я здесь одна, но в мое отсутствие тут побывали, душок чужой.
Коробка сокровищ не влезает в ридикюль, оставлю дома, с британскими труселями бывшего не соскучится. Остальное перекладываю в сумку. В скудном свете, льющемся из окна, отсчитываю пятнадцать тысяч для УДО Макса и еще одну для новых документов, обещанных Шмаровым для жизни в Батайске. Перетягиваю обе суммы канцелярскими резинками. Для поиска паспортного фото в верхнем ящике учебного стола приходится воспользоваться фонариком, благо, окна не выходят во двор. Зачетка и студенческий билет для оформления академ-отпуска отправляются следом в сумку. Ноутбук и планшет придется оставить. Прибор для ловли жучков покоится в ячейке камеры хранения железнодорожного вокзала, пусть там и лежит, целее будет.
- Юленька, наконец-то! - громко радуется Антон, лезет обниматься, прикрывая меня от соглядатаев. - Не прошло и полгода!
- Идем! - отвечаю пискляво. - Я только мусор выброшу, предки потребовали. - Забрала остатки снеди из холодильника, неизвестно, насколько затянется мое отсутствие, пусть гниют на помойке, а не цветут плесенью в Большом белом друге.
У мусорных контейнеров вручаю тысячную купюру альфе дымовой завесы и скрываюсь за углом дома. По пути к машине Косяка делаю круг дворами, чтобы убедиться в отсутствии хвоста.
Ожидать липовых документов мне предписано планом Макса в квартире, купленной заботливым папашей Шмаровым для дочери, будущей студентки Анютки.
- Конфетка здесь ночует, когда влом в Заречный ехать, зимой так постоянно, если не забираю, - проясняет хозяин жилья наличие женских вещей. - Нужны постирушки, не стесняйся, пользуйся машинкой, тут и сушка есть. В магазин не ходи. Хавку я завтра привезу, потом в универ сопровожу.
- Это лишнее, за тобой могут следить. Сама схожу в деканат и перекушу где-нибудь. Приезжай, когда документы будут готовы, и хвост не приведи.
Вожделенный душ и свежее белье дают почувствовать себя обновленной. Засыпаю, едва голова касается диванной подушки.
***
Опять я на том злосчастном балконе. Хмурый летний день, ветер холодный, до костей пробирает. Развешиваю белье. Несмотря на угрозу дождя, высохнуть должно быстро. О ноги трется кот, розовый перс, мурлычет, пушистый попрошайка. На балкон влетает Макс, взъерошенный, на пределе алертности, куртка распахнута, "Мой Рыцарь" - снежной белизной по бирюзовому полю футболки.
- Уходим! - Он хватает меня за локоть, отпихивая кота ногой.
- Куда? - удивляюсь.
- Туда! - Бросок через перила.
Мы летим сквозь розовую мглу. Воздух уплотняется, трудно дышать. Черты лица любимого заостряются, кожа сереет, натягивается на скулах пергаментом, бирюзу глаз заполняет пелена бельм.
- Проснись! Сейчас! - скрежет челюстей скелета, в которого превратился мой Рыцарь. - Беги! - Он размыкает кольцо рук-костей, отдавая меня розовой массе. - Не верь ему! - мысль на грани яви. - Не бойся! Не проси!
***
Передо мной на корточках сидит молодой мужчина в черной футболке и джинсах.
- Вы от Косяка? - Испуганно рассматриваю скуластое лицо незнакомца, прикрываясь пледом.
- Угу. Собирайся. Эта хата засвечена. Уходить надо, срочно.
Дмитрий, как представился нечаянный пришелиц, любезно предоставляет мне время на утренний моцион и сборы. Постиранные машинкой вещи влажные, в сушку так и не удосужилась их положить, дрыхла без задних ног. Из сухой одежды только мятое платье, в котором изображала Юлю и спала за неимением пижамы. Придется "срочно уходить" в нем.
У дома темно-синий Jeep Cherokee, за рулем дубль Дмитрия, не внешностью, внушительностью габаритов. Парни больше смахивают на силовиков, чем на бандитов, что беспокоит.
Паркуемся на неприметной улочке, боковом аппендиксе Театрального проспекта, у салона "Милена". Я пару раз проходила мимо, но не посещала, парикмахерская не из дешевых. На стеклянной двери табличка "Закрыто", что не мешает Дмитрию сопроводить недоумевающую меня туда. На все вопросы провожатый однообразно отвечает: "Так надо".
- Проходите! Уже заждались вас. - Нас встречает тридцатилетняя шатенка, голубоглазая и улыбчивая. - Я Милена, мастер и хозяйка салона.
Дмитрий придиванивается в крохотной комнате ожидания, буквально заполнив её собой. Милена ведет меня в скромный по размерам зал на два парикмахерских кресла, между ними жмется тюльпан мойки для волос, столик маникюрши сиротски приютился в углу, то ли подсобка, то ли ниша в стене притаилась за плотной шторой.
- Сперва педикюр, - щебечет хозяйка салона. - Затем я займусь волосами, а Люба сделает маникюр.
- Зачем педикюр с маникюром? - Я несколько обескуражена её напором и планами. - Разве вы не красить меня будете? - Полагала, дело в конспиративной смене масти. Мне нравится мой цвет волос, но раз "надо", то надо.
- Покраска? - Удивленный взлет профессионально выщипанных бровей. - Можно, конечно, мелирование сделать, рыжим поверху, тонкими прядками, это даст более насыщенный оттенок. Но вы приехали на час позже, не успеем.
- Тогда просто стрижка? - Вздыхаю, не хочется расставаться с шевелюрой, но безопасность требует жертв.
- Зачем? Я только кончики чуток подравняю. Из длинных волос прическа выйдет лучше. Люба, принимай невесту, - в сторону занавески.
Я открываю рот, как рыба, выброшенная на берег, рыбья немота прилагается. Из прострации меня выводит грудной бас дамы, появившейся из-за шторы, закрывавшей, как оказалось, педикюрную часть салона. Кудрявая дородная маникюрша требует показать руки, качает головой на удручающий её профессиональное восприятие вид моих ногтей, сетует, что придется повозиться.
- Роза Викторовна, вы только не волнуйтесь! - Милена чутьем знатока душ клиентуры женского пола улавливает мой настрой. - Конечно, такой день, без волнений не обойдется, но с нашей стороны проблем не будет. Мой салон специализируется на свадьбах.
- Свадьбах? - вякает рыба человеческим голосом.
- Да. Вы проходите. - Она подталкивает меня к занавеске. - Пора приступать, а то в ЗАГС опоздаете, еще макияж.
- Что это? - Меня прошибает холодным потом. Боль от впившихся в ладони ногтей говорит, что не сплю.
- Платье. Цвет не совсем свадебный, на мой вкус, но оригинально. К нему и розочки есть, сейчас покажу. - Милена берет белую овальную картонку с полки перед ближайшим зеркалом, в ней ворох моих лоскутных творений. - Милые, правда? Я к ним шпильки пришила, когда вас в прошлый раз дожидались. Теперь можно в прическу вставить веночком.
- Кто жених? - вопрошаю, подавляя тошноту. Догадываюсь, конечно, но уточнить стоит.
- А есть варианты? - Гоготок маникюрши.
- Кто? - рыбьи связки дают петуха.
- Стас Розовский. А тебе кто нужен? - Люба продолжает скалиться. - Или ты последних мозгов от счастья лишилась? Да-а-а, говорят, модели - дуры, но чтобы до такой степени!
- Люба! - одергивает грубиянку начальница.
- Стас женился на Прохоровой в прошлую субботу. - Улыбаюсь на оскорбление.
- Отстала ты от жизни! - фыркает маникюрша. - Нас предупреждали, что невеста не в курсе, но чтобы телик не смотреть!
- Клодия вышла за Влада. Стас собирался жениться на вас, но случилась какая-то накладка. Мы всю субботу вас прождали, - сообщает Милена. - Перенесли на сегодня.
Слабость бьет меня под колени, в глазах темнеет, и второй раз в жизни я лишаюсь чувств.
