Колокольные звоны на Руси, это «умозрение в звуках» восходят к языческим временам. Колокола и их предшественники — била — предупреждали о нашествии неприятелей, поднимали на общее дело, ликовали о победах. Последующее включение звонов в христианскую обрядовость послужило их распространению — к XVI веку колокола зазвучали по всей Руси. Стремительное развитие получило искусство колокольного литья, и вскоре русские мастера уже считались лучшими в мире. В христианской традиции колокольный звон стал уникальным общенациональным явлением. Цари и полководцы почитали за честь подняться на колокольню и прозвонить к заутрене. Так, например, А. В.Суворов был славен не только как военный гений, но и как замечательный звонарь.

   «Это такой же отдел нашего искусства, и таинственный пока, как и наши народные песни... Вообще наша «музыка будущего» имеет источники своей мощи именно здесь, в своих началах.... Простоту эту легко почувствовать, мудрено уловить и еще труднее объяснить в своей совокупности... Мы только удивимся нашей мощи, нашему неисчерпаемому богатству в имеющихся наследствах и откроем дороги блестящему русскому будущему». Так писал о русском колокольном звоне в начале XX века С. В. Смоленский, дирижер, исследователь древнерусской музыки.

  Константин Сараджев (Сараджян), герой документальной повести Анастасии Цветаевой «Сказ о звонаре московском», подвижник колокольного звона, человек, обладавший уникальным слухом — он слышал в октаве более 1700 звуков! — считал звучание музыкальных инструментов фальшивым и неестественным. Только колокольные звоны воспринимались им чистыми тонами. Сараджев так писал о колоколе: «Музыка его так бесконечно прекрасна, так неимоверно сложна, в высшей степени трудна, когда пытаешься ее объяснить... Можно говорить о некотором основном тоне колокола, по которому оценивается высота его звучания: к нему всегда приложен богатый или характерный набор добавочных чистых тонов, более низких и более высоких... ».

  

К.С. Сараджев

  

   Среди множества прославленных на Руси имён колокольных дел мастеров особняком стоят два: Андрей Чохов, который работал во второй половине XVI — начале XVII веков, и Александр Григорьев, начавший свою деятельность в середине XVII века. Между двумя этими выдающимися мастерами пролегло Смутное время. Великий «литец» Андрей Чохов не оставил после себя школы — колокольное дело, как и другие искусства, пришло в упадок в Смутное время. Поумирали, состарились литейщики, но секреты мастерства не погибли безвозвратно, их выучили «как Отче наш» и сохранили сыновья прежних мастеров.

  Одним из таких сыновей был Александр Григорьев. При нехватке опытных мастеров он в семнадцать лет возглавил артель литейщиков. Юный «литец» проявил незаурядные качества, и вскоре ему доверили отливку Большого Успенского колокола в Московском Кремле. Колокола Григорьева современники называли чудесами, «превосходящими силы человеческие».

  Лучшим творением Григорьева стал, по всеобщему мнению, Большой Благовестный колокол звенигородского Савино-Сторожевсего монастыря. Он был отлит из колокольной бронзы по заказу царя Алексея Михайловича в 1668-ом году и весил 2125 пудов (около 35-ти тонн).

  

Саввино-Сторожевский монастырь, вид с неба.

  

  Саввино-Сторожевский монастырь был основан в 1398 году сыном Дмитрия Донского звенигородским князем Юрием Дмитриевичем вместе с преподобным Саввой, учеником и сподвижником Сергия Радонежского.

  

  

Памятник князю Юрию Звенигородскому и преподобному Савве Сторожевскому. Звенигород. Скульптор Андрей Ковальчук.

  

  Благовест, обладавшим глубоким и мелодичным звоном, считался самым благозвучным колоколом России. Знаток колокольного звона, знаменитый звонарь В. И. Мошков (sic!) вспоминал так: «Самый лучший колокол я слышал в Саввино-Сторожевском монастыре. Звук просто волшебный: ноги приросли к земле; ударов колокола не слышно: как в море волна — звук то нарастает, то затихает... ».

  Звенигородцы гордились колоколом, прославившим их город на всю Россию. При Екатерине Великой изображение Большого Благовеста поместили на герб города.

  
Герб Звенигорода

  

Этот знак с непременным колоколом установлен на въезде в Звенигород.

  

  В конце XIX-начале XX века интерес к корням, к своей древней культуре, возрос в России необычайно. Многие композиторы и музыканты тогда обратились к колокольному звону, и Саввино-Сторожевский монастырь стал одним из центров притяжения. Нотные записи звонов Большого Благовеста составляли К.С. Сараджев, композиторы А.К. Глазунов и С.Н. Василенко, а также выдающийся музыкально-общественный деятель, композитор и ректор московской консерватории С.И.Танеев, много лет снимавший дачу под Звенигородом.

  

  

Дом-музей С.И. Танеева в деревне Дюдьково.

  

   В Дюдькове, в «чистой избе», как называл свою более чем скромную дачу сам Сергей Иванович Танеев, побывал, кажется, весь цвет музыкальной, литературной и художественной Москвы. Своих гостей Танеев любил водить в соседний Савино-Сторожевского монастырь — слушать Большой Благовест. Фёдор Шаляпин, восхищавшийся этим колоколом, писал М. Горькому: «Был на днях в Звенигороде, ездил в монастырь преподобного Саввы... два дня лазил на колокольню...»

  

   Колокольня, на которую «лазил» Шаляпин, чтобы звонить в Большой Благовест.

  

  Любил бывать там и А.П.Чехов, который был связан со Звенигородом собственной историей — здесь он начинал свою врачебную службу по окончании университета.

  

Звенигородская больница, в которой работал молодой доктор Чехов.

  

   С Чеховым пришёл в Дюдьково его друг художник И. Левитан, который тоже высоко ценил звоны Большого Благовеста. Левитан, влюбившийся в окрестности Звенигорода, до конца жизни приезжал сюда на этюды. С тех пор эти места называют левитановскими.

  

Упал туман, и скромный пейзаж левитановских мест чудесным образом преобразился. Околица деревни Дюдьково.

  

   Часто гостил у Танеева и слушал Благовест Пётр Ильич Чайковский. Бывал здесь и Сергей Васильевич Рахманинов, создавший на стихи Эдгара По в переводе Константина Бальмонта вокально-симфоническую поэму "Колокола", в партитуру которой включил колокольные звоны.

   После большевистского переворота колокольный звон вызывал у новой власти какую-то особенную ненависть. К началу 30-х годов все церковные колокола замолчали, большинство из них было сброшено и разбито. Часть изъятых колоколов отправили на крупные стройки с целью изготовления из них котлов для столовых, наиболее известные их собратья продавались за границу. Лучшие российские колокола охотно покупали — они были бесценны, а сбывались как бронзовый лом. Огромное количество колоколов ушло в частные зарубежные коллекции. Знаменитые старинные колокола, если по техническим причинам вывезти их за рубеж не представлялось возможным, безжалостно разбивались. В 1930 году в Троице-Сергиевой лавре был уничтожен колокол «Годунов» отлитый самим Андреем Чоховым в 1594-ом году. Писатель Михаил Пришвин так вспоминал об этом трагическом событии: «Я был свидетелем гибели... сбрасывались величественнейшие в мире колокола годуновской эпохи... это было похоже на зрелище публичной казни». В течение нескольких лет было уничтожено почти все колокольное богатство, столетиями собираемое Русью.

  Соображение, что массовая казнь колоколов шла исключительно в русле борьбы с «культом», не кажется убедительным, если учесть некоторые факты. Например, тот, что Константин Сараджев приложил неимоверные усилия, убеждая власти устроить «светские звонницы», то есть использовать колокола вне православных служб — как использовался орган вне католических месс. Заручившись поддержкой известных деятелей культуры, склонив на свою сторону просвещённого наркома Луначарского, Сараджев надеялся пробиться к здравому смыслу советских вождей — русские колокольные звоны являются уникальным явлением мировой культуры — но тщетно.

  В середине 30-ых годов, когда большая часть колоколов уже была уничтожена, советское руководство приняло постановление о переплавке колокольной бронзы для нужд народного хозяйства. А до того колокола разбивали «просто так», безо всяких экономических соображений — бессмысленно, казалось бы. Чтобы почувствовать метафизику этого явления, нужно знать, что к колоколу на Руси издревле относились особенно. Самым тяжёлым наказанием для побеждённого города было лишение его колоколов — это выступало символическим лишением воли. Онтологическая память укоренена в культурных хронотопах, к коим в России, без сомнения, относится колокольный звон.

  Звенигородский Большой Благовест долго оставался живым. Молчащим, но живым. В 1918-ом году Саввино-Сторожевский монастырь был закрыт. Отряд латышских стрелков бесчинствовал в древней обители с особенной свирепостью — с убийствами, с изощрёнными надругательствами над святынями, с разгромом и грабежом. На территории бывшего монастыря был организован один из первых в России концлагерей. Заключённые содержались в царском дворце Алексея Михайловича. Позже во дворце располагалась колония (!) для умственно отсталых детей.

  

Дворец царя Алексея Михайловича в наши дни.

  

   Все колокола обители были сброшены и разбиты, только Большой Благовест непонятным образом оставался целым и невредимым до октября 1941-ого года.

  Тогда немцы находились уже в трёх километрах от Звенигорода. Официальная версия такова: уникальный колокол пытались снять, дабы спасти его от фашистских захватчиков, но вот незадача: случайно уронили, и он разбился. Любопытно было бы узнать, каким образом собирались вывозить тридцатипятитонный колокол, когда враг был уже в часе прогулочного шага. Или, может быть, собирались бросить все силы на рытьё огромной ямы, чтобы спрятать колокол на территории монастыря? Так никто ничего не рыл. И невозможно было этим заниматься в той крайне тяжёлой ситуации. От одного старого краеведа я услышала объяснение гибели Большого Благовеста, заслуживающее, мне кажется, внимания. Когда немцы продвигались вглубь страны, они открывали церкви, давно замолкнувшие колокола вновь начинали звонить. Этот приём до некоторой степени менял отношение части населения к захватчикам — «свои» уничтожали, а враги возвращали народу его ценности. А тут речь шла не просто о колоколе, а о самом лучшем и самом знаменитом колоколе России.

  

От Большого Благовеста остался лишь его «язык» весом 7 центнеров.

  

   В 1998-ом году началось возрождение Савино-Сторожевского монастыря.

  

Сейчас здесь снова Русью пахнет.

  

   К сегодняшнему дню восстановлен из руин главный храм обители, один из древнейших и ценнейших памятников архитектуры на московской земле — Рождественский собор.

  

Собор Рождества Богородицы. 1405г.

  

   В 2003 году было решено восстановить Большой Благовестный колокол. По сохранившимся записям и исследованию фрагментов Благовеста был досконально исчислен состав бронзы. Фотографии и рисунки позволили полностью соблюсти форму колокола, изучались технические особенности литья Александра Григорьева. Колокол был изготовлен на средства жертвователей и водружён на свое прежнее место. Но он не запел. Звук новодела глухой, бедный. Никто не ездит в Звенигород, чтобы послушать его звон.

  

  P.S. C момента гибели Большого Благовеста в октябре 41-ого немцы ни на шаг не продвинулись к Звенигороду. И хотя всё вокруг было разрушено во время той войны, ни одна бомба не упала на территорию Савино-Сторожевского монастыря.

  P.P.S. Осенью 2008-ого года, колокола, вывезенные с участием Константина Сараджева в 1930-ом году в американский Гарвард, вернулись на родину, и были с почтением водружены на своё прежнее место.