Эту историю мне рассказала приятельница, когда однажды мы назначили друг другу встречу на открытой веранде кофейни. Свежесть утра. Самое начало лета. Чудесный кофе. После того, как за приятной болтовней мы выпили по чашечке, подруга неожиданно проявила себя с незнакомой мне стороны: принялась гадать на кофейной гуще. Вот тут-то я произнесла то, что подвело к нижеизложенному рассказу:

   — У меня дома валяется книжонка по разнообразным гаданиям, там и про кофейную гущу, и про чай, и много чего еще.

   — «Много чего еще» — это, дорогая моя, «ни о чем». Там, между прочим, могут оказаться не такие уж невинные вещи. С книгами, особенно с теми, которые мы приносим в дом, я посоветовала бы тебе быть осторожнее. Книга, конечно, «источник знания», только вот любить книгу как таковую, без разбора, все же не стоит. Я стала серьезнее относиться к этой теме после того, как со мной приключилась одна небезынтересная история. Хочешь, расскажу? Как у тебя со временем?

  Со временем у меня в тот день было нормально, рассказчицей моя приятельница была замечательной, и я охотно согласилась.

   Хочу предложить вам этот поразивший меня тогда рассказ.

  Так как я весьма уважаю эту, много старше меня, женщину, считаю человеком вполне уравновешенным и здравым, то отношусь к рассказанной ей истории с полным доверием. От себя мне остается только обозначить место действия: город Москва. Далее предоставляю слово своей доброй знакомой:

   — В начале восьмидесятых я в очередной раз заглянула в букинистический магазинчик, что располагался на Маросейке. Тогда эта улица, правда, еще именовалась именем того самого гетмана, который, пофлиртовав, то со Швецией, то с Османской империей, скрепя сердце пошел на присоединение Украины к России, за что и был увековечен в памятниках и топологии. Магазинчик этот вследствие непонятных причин иногда давал коммерческие сбои: порывшись в куче литературного хлама, выпущенного в последние десятилетия, там можно было откопать настоящие букинистические раритеты, притом по весьма сходной цене.

   И в тот раз я кое-что откопала. Это была книга в дешевом переплете, на грубой бумаге, изданная «Товариществом Сытина» в начале двадцатого века. Привлекло меня интригующее заглавие: «Загадочные и злосчастные события, происходившие в некоем италианском монастыре в лето 1327 от Р.Х.» Орфография, разумеется, была дореформенной, с ятями, ерами и прочими ижицами. Имени автора нигде обнаружить не удалось. Стоила книга для такого года издания сущие пустяки; тем не менее, что-то удерживало меня от покупки.

   Полистав книгу, я уже, было, собиралась вернуть ее на место. В эту минуту, человек, стоявший рядом, неожиданно произнес:

   — У вас хороший вкус. Поздравляю с удачной находкой.

   Я мельком улыбнулась незнакомцу и принялась еще раз просматривать книгу. Спустя минуту, решившись все же на покупку, я посмотрела туда, где только что стоял человек, похваливший мой выбор, и обнаружила, что он уже ушел из магазина.

  Вечером я начала читать купленную книгу и пришла в замешательство: это было что-то совершенно непривычное, не похожее на всё, что мне приходилось читать до сих пор. К тому же текст был неудобочитаем, рассуждения лица, от имени которого шел рассказ, предлинными.

  Старый монах описывал события, очевидцем и участником которых был в дни своей ранней молодости.

   Тогда он вдвоем с ученым монахом-францисканцем, пожилым уже человеком, направлялся в неназванный автором монастырь, располагавшийся на севере Италии. Только спутник юноши, человек для него авторитетный - он называл францисканца учителем - ведал истинную цель путешествия. Рассказчик, человек праведных установок, настолько доверял своему старшему товарищу, что даже весьма любопытные факты не могли поколебать его высокого мнения о благочестии учителя. Так, похоже, ученый францисканец слегка наркоманил, пожевывая травку и запасаясь ею впрок. Неведомая трава приводила монаха в состояние умеренной экзальтации, затем, естественно, следовал спад, прострация — все описано было автором, как надо.

   Да и с самим рассказчиком тоже было непросто: у него безо всяких психоделиков случались галлюцинации, к которым он довольно спокойно относился и называл «видениями». Уже добравшись до места, он рассматривал фасад монастырского храма, с вырезанным из камня «Сидящим» на его фронтоне, с гидрами, грифонами, сколопендрами, саламандрами и прочей такого же плана живностью на портале храма. Так вот: он увидел всю эту нечисть ожившей, двигающейся; при этом не испугался, не насторожился даже, а стал преспокойно всё это осмыслять, рассуждая о моральных уроках Армагеддона.

   Еще до их прибытия в монастыре случилось то самое обозначенное в заглавии книги «загадочное и злосчастное событие»: молодой монах погиб при странных обстоятельствах.

  К тому времени уже выяснилось, что францисканец отлично владеет дедуктивным методом. Вообще по ходу развития сюжета в этом ученом монахе стало проявляться все больше и больше черт средневекового Шерлока Холмса.

  Внезапно мне пришла в голову мысль, очень меня развеселившая: так это же стилизация, розыгрыш! Ну, конечно! В тысяча девятьсот втором году, когда была издана книга, сочинения Конан Дойля о знаменитом сыщике вполне могли быть переведены на русский язык, во всяком случае, должны были быть знакомы российскому читателю. Остроумная, однако, идея — поместить мистера Холмса в четырнадцатый век, причем рассказывать о расследовании им средневековых преступлений от имени вымышленного очевидца тех событий, и в манере, присущей той эпохе!

   Книга сразу перестала казаться мне хоть информативной, конечно, но невыносимо скучной. Монах, балующийся травкой, использующий дедукцию в детективном расследовании — прелесть какая! Это даже не аллюзия, не реминисценция, эта прямой отсыл читателя на Бейкер-стрит.

   Телефонный звонок прервал мое чтение в тот вечер, потом дела закрутили, и я несколько дней не возвращалась к этой забавной вещице.

  В пятницу вечером — мое гостевое время — ко мне забрели друзья и привели своего знакомого. Мы мило проводили вечер, слегка выпивали, болтали вперемежку, как всегда, о пустяках и о достаточно серьезных вещах. Те, кто бывал на московских «кухнях» того времени, тот понимает, о чем речь. Если бы я тогда уже научилась доверять своему внутреннему голосу, с самого начала застолья могла бы почувствовать, что не все идет так, как обычно. Что-то меня неясно тревожило с момента появления в доме гостей, но у меня получилось это осознать, когда новый знакомый, приведенный друзьями, начал рассказывать о своей поездке в Испанию. Он там был в какой-то командировке, о содержании которой говорить явно не хотел, и мы не сочли удобным расспрашивать. Но вот о Барселоне, и, тем более о «Саграда Фамилия», гость, которого звали Валентином Сергеевичем, говорил охотно. Странное дело: чем дольше он — непринужденно, легко, с очаровательной иронией — рассказывал о знаменитом соборе, тем сильней я ощущала тревогу. А когда он начал говорить о грифонах, горгульях, химерах, крокодилах и прочих визуализированных обитателях ада, украшавших фасады Собора Святого Семейства благодаря фантазии Гауди, я поняла, что рассказ Валентина обращен лишь ко мне — смотрел он только на меня, и очень внимательно смотрел.

   — Собор так до сих пор и не достроен. Когда я спросил своего испанского коллегу, когда, хотя бы предположительно, он все же будет закончен, тот без тени юмора ответил, что «Саграда Фамилия» не будет закончен никогда по той простой причине, что этого не может быть никогда.

   Все еще немного пошутили по этому поводу и сменили тему.

   Когда гости ушли, что-то подтолкнуло меня взять «Загадочные события» с полки. События в книге стали развиваться значительно динамичнее, чем в начальных главах. В аббатстве случается череда загадочных смертей, которые монах-детектив силится раскрыть. Автором акцентируется тема аббатской библиотеки. Книги, книгохранилища, их роль в этих преступлениях, вообще их тайная роль в истории — вот что стало проступать из той книги, что я держала в руках. Сама же она перестала казаться мне забавной, и я решила прервать чтение. К тому же назавтра мне предстояло рано вставать — по выходным я уезжала на дачу, на которой летом дети жили с моими родителями.

   Книгу я зачем-то унесла на кухню. Когда утром я опустошила холодильник — там лежали продукты, накупленные для моих дачников, я, поколебавшись, сунула «Загадочные события» в морозилку, причем под пластмассовую решетку, которая всегда лежала там. Мне самой были смешны и непонятны эти манипуляции с книгой, но почему-то я почувствовала себя спокойнее.

  Воскресным вечером, возвращаясь домой, я предвкушала пару часов, остававшихся до сна, которые я смогу провести в моем разлюбезном уединении. Его мне всегда доставалось слишком мало. Пользуясь тем, что дети на лето пристроены, я взвалила на себя горы работы, приходила по будням домой поздно, а на выходных, как уже говорила, ездила к своим на дачу. Да, забыла сказать: мой муж уже вторую неделю был в командировке, и раньше, чем через неделю, я не ждала его возвращения.

  Так вот, в самом разнеженном расположении духа, включив телевизор, я плюхнулась в кресло. И тут прямо перед собой на журнальном столике я увидела листок бумаги. «Дней прервалась связующая нить. Как мне обрывки их соединить? Бэкон» — было написано незнакомым почерком. У меня было чувство, что к моему затылку приставлено пистолетное дуло, и еще несколько стволов направлены на меня по всему периметру комнаты. Немного придя в себя, я обошла квартиру, проверила замки на входной двери. Никого не было, не было и следов незваного посещения, признаков взлома я также не обнаружила. Закрыв дверь на задвижку, я приступила к обдумыванию ситуации. Ключей от квартиры ни у кого кроме меня, родителей и мужа нет. Ничего не украдено. «Дней прервалась...» — это Шекспир. Вот и все, что мне удалось сконцентрировать в тот вечер в своей голове.

   Назавтра, вместо того, чтобы спешить к своим колбам и пробиркам, я бегала по магазинам в поисках замков, а потом полдня ждала слесаря. Он мне, кстати, сказал: это правильно, что я решила сменить замки — отмычкой тут не действовали. Значит, у кого-то были дубликаты ключей.

   После ухода слесаря мне в голову пришла простая мысль: листок мог затеряться между книг, и, когда я в пятницу вечером брала с полки «Загадочные события», он выпал и оказался на полу. А утром в субботу я автоматически подняла его с пола и положила на столик. Ну, конечно! Что это за воры такие, которые ничего не крадут, только демонстрируют плохое знание классики? Должно же быть какое-то рациональное объяснение этому загадочному собы.... Я осеклась в своих мыслях и пошла на кухню.

   «Загадочные события» оказались в том же месте, куда я их и пристроила — в морозилке под решеткой.

  От этой книги надо избавляться, это мне было уже ясно. Она, кажется, произвела на меня слишком сильное впечатление. Чрезмерная впечатлительность раньше за мной не водилась, но ведь все, что есть на этом свете, тоже сначала не водилось, а потом завелось. «Завтра не получится — работы выше головы, а вот послезавтра отнесу ее в тот магазин, в котором и купила ее на свою голову» — решила я и успокоилась. Послезавтра сдать букинисту «Загадочные события» не получилось — забыла захватить книгу с собой, она так и оставалась лежать в морозилке.

  Возвращаясь домой, я решила пройтись, подышать немного уже слегка остывшим от дневного зноя воздухом. Мы жили в десяти минутах ходьбы от метро, и, чтобы прогуляться, и сделать крюк по причудливо изгибающимся, разбегающимся, пересекающимся под разными углами горбатым переулкам от Покровки к Солянке, я вышла не через ближайший к моему дому выход из метро, как обычно, а пошла в противоположную сторону. Я жила в этом районе Москвы много лет, но мои глаза, каждый раз, когда я тут проходила, не переставали радоваться его странной красоте, совсем не очевидной случайно попавшим сюда людям. Прогуливаясь здесь, я каждый раз немного меняла маршрут. Мне то хотелось пройти мимо барочных палат гетмана Мазепы с которыми было связано много легенд о немыслимых сокровищах, то увидеть приятный, но — прав был альтист Данилов — тяжеловатый модерн дома его Наташи. Иногда забредала на площадь, на которой раньше располагался Хитров рынок с его знаменитым домом-утюгом, описанным, и Гиляровским, и Горьким. Когда в десятитысячный, по меньшей мере, раз передо мной открывался вид на мрачный Ивановский монастырь, у меня захватывало дух — сама история смотрела на меня из его полуразрушенных стен. Многое я могла бы рассказать о загадочной и зловещей истории монастыря, о его царственных пленницах, о тайне томившейся в нем настоящей, не той, что на картине у Флавицкого, княжны Таракановой. Вот и в этот раз я не просто шла к себе домой, а соприкасалась с древней Москвой. Чего мне меньше всего хотелось, так это встретить кого-нибудь из знакомых и разменять очарование моей одинокой прогулки на пустяковую болтовню. И тут, как назло, один из шедших мне навстречу людей остановился и развел в стороны руки, как бы для объятия со мной. Обниматься со мной он не стал, но обнаружил крайнюю степень обрадованности нашей случайной встречей. Это был Валентин Сергеевич, тот самый, который недавно вернулся из Испании.

   Мне очень не нравится, когда мне кто-то не нравится без причины. Тогда я стараюсь демонстрировать подчеркнутую приязнь, мне это дается с трудом, я раздражаюсь, стараюсь избегать общения с этим человеком, испытывая при этом чувство вины. Вот и сейчас — у меня не было причин плохо относиться к Валентину Сергеевичу, но он мне определенно не нравился, поэтому я усиленно ему радовалась. Он предложил проводить меня до дома, и я, конечно же, согласилась. По дороге он начал почему-то рассказывать о Богдане Хмельницком, а я по непонятной причине опять, как и в первую нашу встречу, начала испытывать неясную тревогу.

   — А вы знаете, Маргарита Павловна, что Хмельницкий получил у иезуитов хорошее по тем временам образование? — задал он мне неожиданный вопрос.

  В тот момент мне было абсолютно наплевать и на Хмельницкого, и на иезуитов, хотелось только одного — как можно скорее дойти до дома и распрощаться со своим спутником.

   — Конан Дойл тоже начинал свое образование в колледже иезуитов, — безо всякой связи с предыдущим сказал он затем.

   Неожиданно для себя я разозлилась:

   — Что за поток сознания вы на меня выплескиваете? Где Хмельницкий, а где Конан Дойл?! При чем тут иезуиты? Что вы все ходите вокруг да около? Что вам от меня нужно?

   — Книга нужна, — коротко ответил Валентин Сергеевич.

   — «Загадочные события»? Про монахов четырнадцатого века?

   — Именно.

   — Если она вам так до смерти нужна, почему бы вам было просто не по-про-сить её у меня? Откуда вам известно, что я купила эту книгу? Я еще ни с кем о ней не говорила. Как вы нашли меня? Мои друзья, что, с вами заодно были? Это вы про «связующую нить» написали? Почему Бэкон? По какому праву вы устроили мне психологическое гестапо? Как вы попали без меня в квартиру?

   — Так много вопросов, Маргарита Павловна. Но я отвечу на все. При одном условии: сначала вы расскажите, что вас связывает с Петровским.

   — С каким еще Петровским? Что за чушь вы опять несете?

   — В букинистическом магазине на улице Богдана Хмельницкого, когда вы покупали книгу, вы были с Петровским. Вы с ним разговаривали, я видел.

   — Я была там одна! А..., это тот человек, который одобрил мой выбор? Тот, что стоял со мной рядом? Этого человека я тогда видела в первый и в последний раз в своей жизни.

   — Вы совершенно случайно оказались там четырнадцатого июля сразу после открытия магазина. И, совершенно случайно рядом с вами стоял неизвестный вам Петровский. Потом вы совершенно случайно нашли книгу. Маргарита Павловна, вы же взрослая женщина — неужели вы всерьез рассчитываете, что я во все это поверю?

   — Мне нет дела до того, поверите вы мне или нет! Хотите получить книгу, гоните двадцать один рубль — я столько за нее заплатила — и катитесь. И чтобы я вас больше никогда и нигде «случайно» не встречала!

   — Двадцать один рубль! Очень мило! — Валентин Сергеевич рассмеялся.

  Я не поняла, чем так его развеселила, но подтвердила:

   — Да, двадцать один рубль. За что купила, за то и продаю. Только сначала вы ответите на мои вопросы.

   — Если вы сказали правду, если Петровский, действительно, остался с носом — а я об этом непременно узнаю — отвечу на ваши вопросы письмом, адрес мне известен. В качестве аванса сейчас только посоветую не оставлять ключи от квартиры на тумбочке в прихожей, когда у вас в доме находятся незнакомые люди. Все ваши недоумения, Маргарита Павловна, со временем прояснятся, слово чести.

   — А вот это вы, Валентин Сергеевич, зря сказали! Люди чести не залезают в чужие квартиры, не делают слепки с ключей, не подкарауливают женщин на улицах! Подождите, подождите... Откуда вы могли знать, что сегодня я не сразу пойду домой, покружу сначала, и потом вернусь именно Подкапаевским переулком? А ведь сначала я хотела по бульварам пойти. Что это за гнусные методы у вас?!

   — Наши методы перестанут вас волновать, если вы поймете, что, избавив вас от этой книги, мы избавили вас от очень больших неприятностей. Для вас самой было бы хуже всего, если бы мы потеряли вас из вида по выходе их букинистического магазина.

   — Поняла. Вы пеклись исключительно о моем благе.

   — Уместная ирония, Маргарита Павловна. Ваше благо, действительно, волновало нас в последнюю очередь. Но, тем не менее, не без того. Подниметесь за книгой одна, или пригласите меня на чашку чая?

  Это он сказал потому, что мы уже подошли к моему дому и остановились у подъезда.

   — Без конвоя обойдусь. Только... Вы проникли в мою квартиру из-за этой злосчастной книги. Каким же образом вы ее искали, если я не заметила никаких следов обыска?

   — Это лишняя информация, поверьте, Маргарита Павловна. Встречный вопрос: как вы умудрились так скрыть книгу в квартире - а она, точно, была в квартире - что наши способы обнаружения объекта не сработали? А они у нас нехилые, прямо скажем.

   — А вот это — лишняя информация для вас, Валентин Сергеевич.

   Я уже, было, вошла в подъезд, но внезапная мысль заставила меня вернуться.

   — Куча вранья — вот что это всё! Некая драгоценная книга валяется на прилавке букинистического магазина в грудах макулатуры! Сначала мне советуют ее купить, а потом играют со мной в шпионские игры! Или вы мне говорите правду, или я сейчас же иду в милицию.

   — В милицию, дорогая Маргарита Павловна, я вам идти не советую. Там вас или поднимут на смех, или, хуже того, примут за сумасшедшую. Уверяю вас, на эти грабли уже наступал предыдущий хозяин книги — тот, который, наконец, и отнес ее в букинистический магазин. А ведь он был защищен значительно лучше вашего. Эта книга испортила человеку жизнь, а он никак не мог решиться от нее избавиться.

   — А вы, получается, собираетесь ее уничтожить, раз от нее столько вреда?

   — Ни в коем случае.

  Я подумала-подумала и пошла за книгой.

   Так и закончилась первая часть истории о «Загадочных и злосчастных событиях». Письмо от Валентина Сергеевича пришло осенью, когда мы с мужем проводили отпуск у нашего друга. Он уехал из Москвы в самую глухую глушь, служил лесником и работал над каким-то невероятно сложным историческим сочинением. Демифологизация российской истории — вот чем занимался наш старинный друг, ни больше, ни меньше. Его исследования приходились отнюдь не на первые десятилетия текущего столетия востребованные тогда, в те бурлящие перестроечные годы. В своем доме на лесном кордоне он углублялся в далекие XI — XIV века. Больше мне, собственно, нечего сказать по этому поводу — ведь не поиски исторической правды привели нас в лес. Мы с головой ушли в наше тогдашнее увлечение — в охоту. Впрочем, я отвлеклась. О письме. Оно напугало мою маму, это странное письмо без обратного адреса, без фамилии отправителя, с одним только именем на конверте. Связь с домашними у нас была односторонней, да и то нерегулярной. Чтобы позвонить по межгороду, нужно было ездить на почту за тридцать километров по разбитой, раскисшей от дождей дороге. Вот мама и вскрыла письмо, прочитала, ничего не поняла, испугалась еще больше и в волнении куда-то его засунула. Письмо потерялось, причем навсегда. Ни при генеральных уборках, ни во время ремонта оно так и не обнаружилось. Ясно было одно: некто Петровский остался с носом. Да, мои друзья оказались ни при чем, но это я уже и без письма знала.

   А сейчас будет продолжение загадочной истории с «Загадочными событиями». Несколько лет спустя, во время того, что теперь называют горбачевской перестройкой, расплодились ранее неведомые нам бульварные издания, в том числе с заявками на некую научность. Мужу в каком то присутственном месте под руку попала такая вот газетенка, «Тайное учение» или что-то вроде того. Ожидать приема у чинуши пришлось довольно долго, читать было совершенно нечего, от скуки муж стал ее просматривать. Морщась от претенциозности и дутой сенсационности чтива, он наткнулся на опубликованное письмо в редакцию. Его автор, генерал, орденоносец и, похоже, вполне вменяемый человек, писал о закодированных книгах. Он утверждал, что существуют якобы книги, в которых под видом детектива, фантастики, исторической литературы, выдается некая закодированная информация, способная негативно повлиять на судьбы и здоровье их владельцев. Генерал сокрушался, что несколько лет тому назад, поддавшись давлению людей, которых называл «охотниками за текстами-кодами», он не сжег одну из таких книг, как собирался. Муж, зная, естественно, о моей странной книжной эпопее, насторожился и через редакцию газетки попытался разыскать автора письма. Ничего, как он ни старался, из его затеи не вышло.

   Заинтригованная нами сотрудница Государственной исторической библиотеки — что в Старосадском переулке — выяснила, что в каталогах издательского дома Сытина «Загадочные события» не значатся. По межбиблиотечным каналам она старательно искала хоть какое-нибудь упоминание об этой книге. Абсолютно никакой информации о сочинении «Загадочные и злосчастные события, происходившие в некоем италианском монастыре в лето 1327 от Р.Х.» так и не обнаружилось.