Ермилов Александр Александрович : другие произведения.

Глянцевая кожа. Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Черные аллеи города дышат вечерним воздухом. Чтобы успокоить себя, делаю несколько фотографий в отражении небольшого торгового центра, оказавшегося внезапно за несколькими поворотами. Получилась бы отличная публикация, если бы "Свитерр" позволил мне вернуться... Марсен ходит за мной прилипшим комком шерсти или чего-то похуже, вонючей, и несколько посетителей бара уже обратили на него свое недовольное внимание, морщиня носы. Наверняка, каждый из них думает, что вход в этот бар слишком свободный. Я говорю Марсену, чтобы занял место у стойки, и ныряю в толпу в поисках бывшей. Ударяясь плечами и спинами о танцующих девушек и парней, несколько раз попадаю в прямой эфир, который они ведут, снимая себя и выступающую группу, показывая всем сердечки и посылая поцелуи, все то, что обычно делал я раньше. Меня недовольно спихивают прочь из кадра, но я по-прежнему надеюсь, что у нас есть общие последователи, которые заметят меня в чужой публикации.
  Утром, едва проснувшись, прилежно фотографируюсь в постели для своих последователей. Отправляю всем воздушный поцелуй, а потом записываю видео, на котором качаю головой в такт громкой музыкальной новинки лета, заряжая всех энергией на новый день. Загрузив видеозапись с новой фирменной подписью в "Свитерр", замечаю, что проснулся на час раньше обычного, даже мать с отцом еще храпят за стеной, а солнце едва появляется из-за подоконника. Я включаю ТВ, переключая телеканалы со скоростью моргания, пока не проверяю все 200 предложенных программ, но к сожалению не нахожу нигде упоминания о вчерашнем показе. Ни одного репортажа. Наши местные телеканалы видимо даже не потрудились приехать. В смартфоне просматриваю новости знаменитостей, а также знакомых моделей. У половины из них загружена фотография вчерашнего заката, поэтому я быстро-быстро фотографирую рассвет, который еще не полностью залил мою комнату, покрываю фильтрами, немного размываю облака, и публикую. Открыв свои пометки, я листаю записи за несколько месяцев, отрывочно читаю, складывая из разрозненных предложений единый текст своих раздумий.
  "В каждодневной суете работы или учебы мы забываем рассматривать окружающую нас красоту, природу в своем естественном, иногда устрашающем, величии, которую перестали бояться с совершенствованием науки и появлением новых моделей смартфонов. Кажется, что благодаря смартфонам мы теперь всегда подготовлены к любой непредвиденной в прошлом веке ситуации, как внезапный град или нашествие саранчи. Всегда верный помощник просигналит срочный прогноз погоды, и мы успеем укрыться дома. Поэтому я свой смартфон берегу лучше, чем себя, и никогда не заставляю его голодать без подзарядки. Он мой питомец, который предупредит об угрозе величественных сил природы. Берегите свой смартфон!"
  Свои мысли я публикую под собственным рисунком смартфона с ушками и лапками щенка и даже рисую мордочку на экране.
  Я вновь смотрю на солнце, еще не слишком яркое, и понимаю, что впервые за несколько лет лежу в полной тишине наедине с собой, так еще и любуюсь рассветом. Трезвонит ненавистный будильник за стеной, свой я никогда не включаю, и мать вновь пытается поднять меня на учебу поцелуем в щеку. Вчера, когда я вернулся, она ждала на кухне при свете лампы, и частенько высматривая меня в окне. Ее домашний халат с необъятными карманами трясся при возмущенных и гневных взмахах рук. Заставил ее нервничать. Ходил где-то в темноте, ночью, один, а я ответил ей, что оставаясь у всех на виду, никогда не будешь одиноким. Отец даже не вышел из спальни. Теперь мать ведет себя, не выдавая настоящих чувств, но я уверен, в ней по-прежнему бурлят гнев и недовольство, что я перестал быть послушным мальчиком, как еще пару лет назад. Но она совершенно не желает понимать, что мне уже восемнадцать, и если захочу, то могу и вовсе не приходить домой. Вчера я сделал первый шаг по подиуму и в модельный бизнес. Кстати, я попросил, чтобы везде в новостях меня называли Глянцевая кожа, но видимо просьба оказалась бессмысленной.
  Разглядываю себя в зеркало в ванной комнате и размышляю над побегом из дома. Отправлюсь автостопом по стране, потом по миру, кочующий манекенщик, так назову свое шоу, вся земля ― подиум, и буду транслировать свою жизнь в "Свитерр". Уверен, от предложений участвовать в показах отбоя не будет. По пути можно стараться улучшать природу, показывать важность чистой экологии. Нужно еще немного поработать, чтобы накопить начальный капитал, а в пути буду находить подработку. Мои последователи наверняка согласятся спонсировать мой поход за красоту и чистоту.
  За кухонным столом отец вновь читает газету и дует на горячий кофе. Я замечаю над его головой и головой матери крутящиеся моргающие ноли, как над водителем такси вчера вечером. Мой завтрак состоит из творога с медом и кешью, черного кофе, кусочка зефира. Пошлый или смешной натюрморт из зефира или творога сделать не получается. Рассказываю последователям, что сегодня ночью я почти не спал из-за вечеринки с блондинками. Ищу обновления Юлиана и нахожу фотографию с его надменным лицом: он фотографируется на фоне двух полицейских, стоящих за раскрытой входной дверью в его Берлогу. Надпись гласит, что его пытались арестовать за красоту и слишком крутую музыку, которая не понравилась кому-то из соседей. На фотографии блондинки почти успели попасть в кадр, но запечатлели только свои гладкие лбы и прически. Юлиан не прислал мне и строчки, возможно даже не заметил, что я уехал вчера. Очень вероятно, что не запомнил и нашего похода в бар. Был он один, выпивал, подмигивал симпатичным девчонкам, познакомился с блондинками, будет его ответ. С ним часто такое бывает: если не опубликовал фотографию, то и не запомнит. Потом я нахожу нашу совместную с ним фотографию, сделанную вчера в баре, и чувствую укол злости.
  Среди тридцати вчерашних фотографий нахожу одну, куда угодила шатенка. Она широко улыбается, смотрит на одну из подруг, держит двумя пальцами бокал мартини. Жаль, что момент, когда она мне подмигнула, не удалось запечатлеть. Я пытаюсь найти ее по фотографии, но к своему удивлению шатенка не только не пользуется "Свитерр", но ее вообще нет в сети. От этой новости я даже слегка вскрикиваю, а отец, приподняв бровь, посматривает на меня из-под газеты, и я уверен, прокручивает в голове какую-нибудь старую шутку или анекдот. Каждый раз он напоминает мне Юлиана и его анекдоты про блондинок.
  Запиваю по-прежнему горячим кофе белый кусочек зефира и слышу жуткий грохот с улицы, а там пухлый сосед сверху пытается отремонтировать свой старый автомобиль. Почти каждый день я наблюдаю его трясущийся над резинкой спортивных брюк живот, как он гладит и моет свою машину, и могу поклясться, чехлы сидений в салоне выполнены с рисунком автомобиля и своего хозяина. Пару раз я отправлял в "Свитерр" фотографию его голой поясницы и начинающейся впадинки ягодиц, когда он наклонялся к колесам. Собирал сотни смайликов и тысячи "нра". А усовершенствованная фильтрами, рисунками и смайликами фотография пользовалась особым успехом.
  Я снова делаю пару фотографий соседа, его покрасневшее от напряжения и гнева лицо, но опубликовать в "Свитерр" не получается: ошибка, ошибка поперек экрана. Яростно стучу пальцем по смартфону, но "Свитерр" неприятно сигналит, не разрешает загрузить, а потом появляется пустой экран, а все мои публикации, сообщения и надписи исчезли. Не осталось даже заглавной фотографии, на которой я тяну губы и отправляю всем поцелуй. Смартфон выпадает у меня из рук. Колени подкашиваются, и я мешком плюхаюсь на пол. Слышу шуршание газеты, отец беспокойно спрашивает что случилось, а я могу только смотреть прямо перед собой, роняя тяжёлые, кажется, тягучие и горячие слезы. И мать рядом, щупает мой лоб, щеки, потом слышу ее голос, что случилось, Антоша, где болит? Приезжает "скорая помощь", оповещая окрестности жутким ревом двигателя и, наверняка, спугнув соседа. Кажется, я слышу его возмущенное кошачье шипение внизу. Меня слегка подташнивает, кружится голова, и я не могу смотреть куда-то, кроме свалившейся на пол отцовской газеты. Я чувствую подступающий жар, горячо где-то в груди, а руки и ноги холодеют. Отец пытается поднять меня, давай, Антон, приляг на кровать, но меня слегка подташнивает, я упрямлюсь, пытаюсь капризничать. Туман перед глазами с серого сменяется на синий и белый, а голос, мужской, уставший, бубнит вдалеке, и меня все же поднимают. В кровати почему-то прохладно, и меня даже укрывают. Потом переворачивают, чувствую укол, и вскоре дрожь в теле исчезает, а жар в груди тлеет.
  
  ***
  
  Проснувшись, я привычно тянусь к смартфону, чтобы сфотографироваться, но не нахожу его на тумбочке; и под подушкой отсутствует. Потом замечаю сумерки за окном, и голову пронзают воспоминания. Простыня подо мной смялась и пропиталась по́том, а одеяло я и вовсе скинул во сне на пол. В комнату тихо просачивается мать; либо услышала, что я проснулся, либо ходила-проверяла меня периодически, пока я спал.
  Она спрашивает и спрашивает о моем самочувствии, перемешивая вопросы со своими переживаниями, наблюдениями за мной, а потом пересказывает все случившееся со мной за сегодня. В дверях появляется отец, тоже спрашивает и спрашивает, а потом предлагает провести время за видеоиграми, словно мне двенадцать. Но никому из них не понять моей проблемы, даже когда из моих глаз текут слезы, мать передает слова врача, что я переутомился и нужен покой. Как до них донести, что мой привычный и самый лучший мир изгнал меня, выдает ошибку и не признает своим жителем? Мать и отец беспокойно переглядываются, потом протягивают мой смартфон, снова советуют отдыхать и выходят, а я остаюсь в темной комнате, освещенной отсветом дворового фонаря, и безуспешно пытаюсь починить свой "Свитерр".
  К своему удивлению, я не могу теперь даже войти в "Свитерр", беспомощно выключаю и включаю, но темный экран смартфона упрямо меня не пускает. Потом я удаляю (с дрожью в руках) "Свитерр" и устанавливаю заново, но мои данные при регистрации недействительны, а вновь пройти регистрацию "Свитерр" не разрешает. Зарычав, я кидаю смартфон на пол, а потом чуть не плачу, скатываюсь, скорее-скорее, поднимаю телефон и умоляю меня простить. Ковер с высоким ворсом, который мать купила мне несколько месяцев назад, смягчил падение смартфона. Я ненавидел этот ковер всей душой, но сейчас целовал его за спасение электронного питомца. Не зная где получить помощь, я делаю пару сотен фотографий, позирую с одеялом, натянутым на нос, слегка скидываю его, показываю на лице отчаяние и траур, болезненное состояние, специально для своих последователей, но почти сразу ною и колочу кулаками по подушке, вспомнив, что потерял всех своих поклонников. Представляю, как они рыдают и пытаются найти меня в сети или хотя бы немного новостей о моем исчезновении. Из-за незначительной глупой ошибки в мире появилось несколько тысяч несчастных людей. И самую сильную боль приносит неведение. Я чувствую подступающий к горлу комок и снова едва удерживаюсь от слез. Делаю несколько фотографий, которые потом обрабатываю в редакторе, отчетливее выделив крапинки слез и оставленные после них мокрые следы. Внезапно меня посещает идея настолько простая и гениальная, что я начинаю громко хохотать. Я одеваюсь и выскакиваю из комнаты, на ходу стараясь успокоить родителей, все хорошо, мне лучше, скоро вернусь.
  В трамвае трясусь с несколькими пассажирами, привалившимися к окнам после тяжелого рабочего дня, и их взгляды тусклые, безжизненные, напоминают взгляды моего отца и моей матери в пятницу вечером. Только у некоторых над головой вертится число больше ноля. Я звоню Юлиану, но он не отвечает, и я уже несколько раз прослушал, что абонент недоступен после серии гудков. Впереди сидит девушка с короткими волосами и почти без перерыва делает фотографии своего лица, выреза в блузке, и я с завистью замечаю, что сразу выкладывает их в "Свитерр". У меня начинает гулко стучать сердце, и стук перемещается выше и выше, уже в голове, и я почти ощущаю боль от невозможности открыть "Свитерр", опубликовать новую порцию фотографий своего красивого лица и тела, услышать звонок "нра", безостановочную трель одобрения, и почитать восхищенные сообщения фанатов. Я начинаю слегка покачиваться, стараясь отвлечься от сложных мыслей, посматривая на вечерний город и слепящий свет фар. На минуту я представляю, что это вспышки фотокамер и софитов, и меня снимают на подиуме, когда я вышагиваю фирменной походкой. У меня берут интервью, в котором я разговариваю только своими главными фразами. Меня отвлекают, и я вздрагиваю от требования кондуктора оплатить проезд. Над его головой крутится неоновый ноль. Сую ему под нос смартфон, но оказывается, что моя карточка пуста, а клатч я оставил дома. Размахиваю руками и возмущенно спрашиваю, что же дальше, выкинете меня, столкнете на ходу? А кондуктор смотрит на меня из-под бровей холодным взглядом, руки упирает в бока и словно действительно подумывает столкнуть меня. Нет денег у меня (!), кричу ему в рожу, а он неожиданно хлопает мне пощечину, обращая взгляды пассажиров на нас. От моей ругани, кажется, трескаются стекла. Я чувствую стекающие из уголков рта капли слюны и вижу брызги. При этом косо и неодобрительно смотрят именно на меня, никак не осуждая кондуктора, который уже тянется ко мне пухлыми волосатыми ручонками, намереваясь выкинуть мое беспомощное отощавшее тельце в раскрытую форточку. Опережаю его, перепрыгиваю через сиденья и, крикнув напоследок: "Ты так и останешься никому неизвестным, сволочь!", выпрыгиваю на остановке.
  Я бегу по тротуару, а в голове звучит песня из фильма, который я недавно посмотрел, завидуя, что главного героя играл не я. Там была погоня и перестрелка, и мне теперь кажется, что кондуктор тяжело дыша, гонится за мной темными улицами, а водитель трамвая стреляет мне в спину. Возможно все пассажиры трамвая ― участники заговора против меня или, что хуже, засады, подстроенной главным злодеем. Ловушка безвкусицы и глупости. Я прячусь за деревом, но позади, разумеется, никого, кроме пары уличных собак. Трамвай проезжает мимо, водитель смотрит куда-то далеко вперед, но кондуктор, клянусь подиумом, смотрит в темноту бесцветными глазенками, ищет меня. Перепрыгивая между деревьями, оказываюсь на асфальтовой дорожке между коттеджами, а потом выхожу на широкий проспект, где шумят и мычат автомобили. С высоко поднятой головой пересекаю дорогу фирменной походкой, выставляя руки перед тормозящими со свистом машинами и кричащими водителями. При этом делаю несколько фотографий, уверенный, что скоро опубликую их, когда недоразумение с "Свитерр" будет исчерпано.
  Дом, в котором живет Юлиан, высится башней стиля и моды, но домофон установлен обычный, как у меня. Номер квартиры не помню, нажимаю наугад несколько раз, пока пьяный мужской голос из тридцать второй не подсказывает правильный. Сотню звонков спустя, меня пропускают, при этом Юлиан не говорит ни слова. Дверь в Берлогу приоткрыта, я аккуратно захожу, и в прихожей на меня набрасывается Юлиан, протягивая несколько купюр и хрипло удивляясь быстроте доставки пиццы, которой у меня, разумеется, нет. Его брови тянутся вверх, а вид удивленный и слегка недовольный. И он даже спрашивает, неужели я устроился доставщиком, но я спешу его успокоить.
  Мы проходим в гостиную, где всего день назад я мучил себя размышлениями о шатенке и пытался отвлечься от доступной блондинки. Юлиан грациозно устраивается в кресле, предлагая мне дизайнерский диван без спинки, на котором я укладываюсь подобно посетителям у психотерапевта в фильмах. Друг цедит губами кофе, а я громко и надрывно повествую историю своего несчастья и снова теряю слезу за слезой, тряся никчемным смартфоном в воздухе. Юлиан несколько раз понимающе и вдумчиво кивает, просит продолжать, и на его лице отражается настоящая скорбь. Окончив, я прошу друга и наставника мне помочь, но Юлиан внезапно кривит губы, как обычно кривится при виде некрасивых людей или быстрорастворимого кофе. Отдать свой смартфон, чтобы я попробовал открыть "Свитерр", он отказывается. Тогда я умоляю сделать совместную фотографию, чтобы он опубликовал ее в своем "Свитерр" и сообщил последователям, что Антуан Милк жив, любит своих поклонников и пытается вернуть свою жизнь. Я бы, разумеется, хотел получить разрешение на публикацию в его "Свитерр" всех своих фотографий, сделанных после поломки. Юлиан мельком смотрит на меня, потом взгляд его устремляется на свои ноги, пушистый ковер, словно он ищет в нем следы вчерашнего веселья или, может, кто-то из блондинок забыла свои трусы, как бывало не раз. Он громко хлюпает кофе, пока не опустошает чашку, а потом строго говорит: "Нет". Ответ на все мои просьбы. Я смотрю на него беспомощным теленком, которого уводят на убой, и глупо спрашиваю, почему он отказывает мне в помощи? И он вновь кривит губы, потом слизывает с них кофе и уходит на кухню. Возвращается с охлажденным смузи, который, видимо, приготовил до моего прихода. Причмокнув, Юлиан уверяет меня, что если я прошу помощи в решении такой легкой проблемы, то я не достоин публикаций в "Свитерр" и не достоин стать моделью. Я снова чувствую слезы на щеках, а из носа течет и течет, и я едва успеваю вытирать шелковым платком из нагрудного кармана пиджака. Мысли о пиджаке заставляют взглянуть на него, и я замечаю новые капли, на этот раз собственных слез и соплей. Я бегу в ванную, где пытаюсь немного застирать пиджак, а потом сушу пятно феном. Под шум воды я смотрю на себя в зеркало, успокаивая и приказывая держать слезы под контролем. Я выхожу из Берлоги, не попрощавшись с Юлианом, продолжающим вещать о правильном поведении и каким должен быть настоящий манекенщик.
  
  ***
  
  Черные аллеи города дышат вечерним воздухом. Чтобы успокоить себя, делаю несколько фотографий в отражении небольшого торгового центра, оказавшегося внезапно за несколькими поворотами. Получилась бы отличная публикация, если бы "Свитерр" позволил мне вернуться. Как обычно, позднее, чем надо, я придумываю достойный ответ на наглость Юлиана. Признание в вызове полиции по его громкую душу убавило бы спесь с наглого лица моего бывшего друга. Только сейчас я осознаю, что все контакты, полученные мною после показа Вениамина Пяткина, сгинули вместе с попытками войти в "Свитерр" и всеми стертыми публикациями. И общение с Гелианом тоже было в "Свитерр". Я рычу, рычу раненым львом, как мне кажется, но моим тонким чувственным голосом получается скорее писк обиженного котенка.
  Я чувствую легкую боль в груди, кажется, сердце сжимается слишком сильно. Хочу увидеть привычный интерфейс "Свитерр", его приятные мелодии принятых публикаций, полученных сообщений. Последователи наверняка скучают по мне, а мне невыносимо тяжело оказалось без них. Сжимаю кулаки впервые за несколько лет, и бегу, бегу по тротуару. Поздним вечером всего несколько проезжающих машин и беззаботно гуляющих прохожих, смотрящих в смартфоны прямо под носом. На бегу сталкиваюсь с девушкой, мы падаем двумя манекенами, комично раскидав руки-ноги и постанывая от удара. Едва ли понимая свой поступок, хватаю ее упавший на газон смартфон и убегаю, не оглядываясь, под визг и вопли, чтобы схватили вора. Вскоре мои ноги каменеют, и я начинаю закашливаться от нехватки кислорода: слабый никчемный неудачник. Сворачиваю в первый проулок, во двор и прячусь между мусорными баками: достойное место для меня. Украденный смартфон заблокирован, требует пароль или отпечаток пальца хозяйки, а у меня, разумеется, ничего этого нет. Я набираю числа наугад, как и многое в моей жизни, но не получается, новые ошибки и недовольная вибрация телефона. Я стучу пальцами по экрану смартфона сильнее и сильнее, а потом бью бесполезным куском стекла и пластика об асфальт, еще раз и кидаю прочь. Между двумя мусорными баками сквозит ветер и воняет протухшим арбузом. Я мог бы сейчас прижиматься в танце с шатенкой. Целовать ее губы. И тогда сквозь слезы и боль в груди проступают яркие вспышки шатенки в баре и ее подмигивание, такое знакомое, даже привычное, и я вспоминаю, что желанная и недоступная теперь шатенка, пару лет назад превратилась в мою бывшую любовь. В своем смартфоне я нахожу ее номер. Возможно, уже не рабочий..., но вот гудки, и она берет трубку. Я приветствую ее голосом бодрым и слегка веселым. За все время после расставания я ни разу не думал о том, с чего начать разговор, если бы решил ей позвонить. К моему стыду, она сразу узнает меня и припоминает вчерашний бар и мое глупое, по ее мнению, выражение лица. И почему я не подошел? Где-то на фоне у нее играет музыка из списка топ популярных и шум, шум множества голосов, смех. Я предлагаю встретиться сегодня, в том же баре, а она смеется и говорит, что уже веселится там.
  Рассмотрев ближайшие дома, пытаюсь понять, как мне добраться до бара, и смогу ли поймать попутную машину, хотя все эти безликие водители опасны и непредсказуемы. Множество раз читал в "Свитерр" новости об очередном нападении похотливых водителей на беззащитных девчонок, согласившихся бесплатно погреться зимой в машине по дороге к дому. Поднявшись, отряхиваюсь, и тут из-за края заборчика, ограждающего мусорные баки, появляется Это. Косматое и грязное Нечто, хрипящее и кашляющее, а над головой у него ноль, но не крутится-вертится, не мигает неоном, а безжизненно прилип к макушке чудовища, покрыт коркой и ржавчиной. Кажется, он хочет на меня наброситься, возможно, он из тех бывших водителей-извращенцев, освободившихся из тюрьмы. Я визжу и от испуга бью его между ног. Нечто складывается пополам, из недр его бороды шипит стон, протяжный, болезненный. Оседает на асфальт, прижимая ладони к месту моего удара, а потом я слышу его жалостливый голос, и он отчаянно спрашивает, за что я его ударил. Я отхожу на пару шагов, готовый бежать, бежать, громко стуча подошвой, но, поняв, что передо мной человек, а не мифологическое животное, я икаю и прошу прощения. Он чертыхается, вспоминает, что сегодня уже дважды его били, и вдруг заходится в, кажется, бесконечном кашле. Окончив, сплевывает, глубоко сипло вздыхает, и тут я замечаю его черные глаза из-под густых бровей. Несмотря на лето, он одет в зимнюю куртку нараспашку и шапку, из-под которой сразу растет горбатый нос. Я стою, вкопанный в яму собственной неуверенности и страха, а когда, наконец, чувствую руки и ноги, даже подхожу и усаживаюсь рядом с ним. Всего день назад я бы убегал без оглядки, проклиная этого человека, кривя носом и губами из-за исходящего от него запаха нечистот и немытого много месяцев тела. Пока он глубоко вдыхает-выдыхает и даже пару раз приседает, я спрашиваю, не найдется ли у него смартфон. Он смотрит на меня, словно я только что испражнился в его присутствии, и тогда я понимаю глупость своего вопроса. Он бормочет, что не держал в руках смартфон уже несколько лет, а в "Свитерр" не появлялся и того дольше. И у меня такая проблема (!), вскрикиваю я, уже сутки не был в "Свитерр". Я тяжело вздыхаю, показываю бесполезный смартфон и вкратце рассказываю свою историю лишений и скорби. В его взгляде читается понимание, настоящее понимание моего горя, потому что и он пережил подобное. Оказывается, его зовут Марсен, по крайней мере, звали так раньше, и он был манекенщиком! Но теперь его лицо покрыто грязью и морщинами, тело исхудало, покрылось черствой коркой, при этом ему еще нет и тридцати. Однажды утром после показа, он проснулся, повалялся в постели, полистал новости в "Свитерр", а потом увидел темный экран: все его публикации исчезли. Вернуться, с тех пор, он так и не смог. Мы оба издаем глубокий стон-выдох. В тишине, в молчании, в исступленном бессильном гневе сидим между двух мусорных контейнеров. Потом неожиданно я приглашаю его пойти вместе в бар, а он стыдливо шепчет, что совершенно без денег, как потерял "Свитерр". Я успокаиваю его тем, что показываю свои пустые карманы, и мы оба смеемся в дороге.
  В баре вновь толпа и непрекращающийся гомон. Мои ровесники и кто-то постарше топчут импровизированный небольшой танцпол, подняв руки и даже успевая делать глотки́ из бокалов и кружек. Полумрак взрывается вспышками смартфонов, и почти все фотографируются, чтобы показать свое веселье и радость, дабы каждый, кто не пришел сегодня в бар, завидовал и плакал от собственной лени и глупости. Я подпрыгиваю и бегу на танцпол. Музыка ласкает нежно мне уши, и мне даже удается пристроиться рядом к нескольким девушкам и парням, сделав импровизированное совместное фото и, возможно, таким образом, я попаду в "Свитерр". Я брожу по бару, стараюсь попасть на фон к следующим фотографирующимся счастливчикам, а потом встаю, замерев, вдруг посмотрев на себя со стороны: рыщу в поисках крох фотовспышек и жалких попыток попасть в "Свитерр". Постепенно превращаюсь в своего нового знакомого ― чудовище без последователей. Меня уже забывают, ведь я больше суток ничего не публиковал в "Свитерр" и полностью исчез из сети.
  Марсен ходит за мной прилипшим комком шерсти или чего-то похуже, вонючей, и несколько посетителей бара уже обратили на него свое недовольное внимание, морщиня носы. Наверняка, каждый из них думает, что вход в этот бар слишком свободный. Я говорю Марсену, чтобы занял место у стойки, и ныряю в толпу в поисках бывшей. Ударяясь плечами и спинами о танцующих девушек и парней, несколько раз попадаю в прямой эфир, который они ведут, снимая себя и выступающую группу, показывая всем сердечки и посылая поцелуи, все то, что обычно делал я раньше. Меня недовольно спихивают прочь из кадра, но я по-прежнему надеюсь, что у нас есть общие последователи, которые заметят меня в чужой публикации. Поэтому бреду между посетителями, постоянно улыбаясь рабочей улыбкой и стараясь выгодно получаться при каждой вспышке фотокамер. Тут появляется нанятый профессиональный фотограф, которого облепила куча желающих получить фирменную фотографию с вечеринки. Он вспотел, машет огромным объективом по сторонам и на каждый крик с просьбой сфотографировать. Мне кажется фотограф знакомым, возможно, он снимал вчерашний показ или это один из напарников Гелиана. Я липну к парочке девчонок, и мы фотографируемся вместе, а потом они почти сразу исчезают в толпе, так и не узнав меня, не попросив автограф. Овладев собой, спрашиваю фотографа, не знакомы ли мы, может, дружишь с Гелианом (?), но он словно и не слышит моих слов, увяз в бурном потоке охочих за бесплатной съемкой.
  У меня начинает кружиться голова, а лица вокруг, лица незнакомых мне людей, кажутся одинаковыми, их выражения идентично блаженны. Возле меня появляется высокая брюнетка, хватает меня за руки и кружит в неизвестном странном танце, при этом, не переставая громко хихикать, а потом мои ладони скользят и избавляются от ее потных рук, и я влетаю спиной в дверь, за которой оказывается женский туалет. Парочка девушек визжат, громко возмущаясь, но почти все остальные смотрят на меня туманными взглядами или широко раскрытыми глазами с крапинками красных вен вокруг огромных зрачков. Дальняя кабинка открывается и из ее глубин на меня смотрит шатенка ― моя бывшая школьная любовь. У нее тоже блуждающий взгляд, но вот она подзывает меня к себе, заманивает улыбкой. Над ее головой по-прежнему кружится неоновый ноль. Когда я захожу к ней в кабинку, она запирает дверцу и расстегивает "молнию" у меня на брюках. И я, не веря себе, ловлю ее руки, отстраняю от себя, что-то бормочу, не понимая происходящее. У нее под носом прилипшая сахарная пудра или что-то другое, неизвестное мне. Я прошу ее успокоиться, хотя спокойствие больше требуется мне. Она делает серьезный вид, а потом ее руки вновь у меня в расстегнутой ширинке, и я уже не сопротивляюсь. Смотрю на ее макушку, затылок, крутящийся ноль, почему-то рассматриваю черную плитку на стенах кабинки и белую на полу. Всего через пару минут нас прерывают, невоспитанно громко стучат в дверцу, а мужской голос требует выходить. Под напором ударов мое тело сотрясается дрожью, и животом я стукаюсь о лоб бывшей. И тогда я вспоминаю, вспоминаю, что ее имя Татьяна. Охранники грубо вытаскивают нас из туалета, показывая всем и каждому мою открытую ширинку и смазавшуюся сахарную пудру под носом Тани. У всех, кто смотрит на нас, крутятся неоновые числа над головами, и у многих они четырех и даже пятизначные. Мимолетно я замечаю Марсена, невинно сидящего возле барной стойки, и радуюсь, что он не видит моего позора и, главное, не следует за нами. Мысленно прощаюсь с Марсеном навсегда.
  На улице меня и Таню кидают в душный летний вечер и говорят, чтобы никогда не возвращались, проход в бар для нас теперь закрыт. Бывшая тихо хихикает себе под нос, ковыряется в смартфоне, а потом подмигивает мне, как подмигивала вчера и еще раньше, в школе. Я думаю, как попросить у нее смартфон на пару минут, а она усаживается на тротуар и шлепком по плитке приглашает присаживаться рядом. Тротуар еще теплый. Таня прижимается ко мне, кладет голову на плечо, а рука ее вновь опускается ниже моего ремня. Под ее пьяное хихиканье я пытаюсь убрать руку и вызвать нам такси. Вокруг толпятся новые посетители бара, кто-то указывает пальцами на нас, снимает видео. И я улыбаюсь, радостно хохочу на камеру, но меня по-прежнему никто не узнает.
  В такси мы катимся по дырявой дороге, часто подскакивая на кочках, пытаемся поймать вертлявые огни города. После нескольких поворотов, Таня засыпает на заднем сиденье, привалившись вновь ко мне. Я вытаскиваю из ее вялых рук смартфон, но вновь не могу войти без пароля, а функция отпечатка пальца отсутствует. Брезгливо прячу устаревшую модель смартфона Тани в ее сумочку. Я бы хотел тоже уснуть, а проснувшись обнаружить, что все было просто сном, горячечной фантазией разболевшегося организма. Прильнуть к смартфону, посмотреть новых последователей, опубликовать утреннюю фотографию. Хочу вновь чувствовать подиум под ногами. Чтобы успокоиться фотографирую себя вместе с заснувшей Таней, а на фоне у нас проносятся размытые городские изображения. Водитель пару раз оборачивается, недовольно и удивленно посматривая на нас, моргая от вспышек, но молча продолжает давить на гашетку. Красивые, но бесполезные фотографии упали на дно моего смартфона. Таня пару раз всхрапывает, и вскоре такси тормозит возле пятиэтажки, адрес которой успела сообщить моя бывшая до отключения на заднем сиденье. Расплатившись парой купюр, которые я выудил из кошелька Тани, я говорю водителю, что думать только о себе, значит быть свободным. Потом расталкиваю подругу и вывожу на свежий ночной воздух. Поднимаясь по ступеням, тащу Таню за собой и вспоминаю осуждающий взгляд таксиста, подметившего мои руки в сумочке бывшей.
  Квартира просторная, ремонт новый, и я пытаюсь понять, кем же работает Таня или кого пускает в постель ради двухметрового телевизора и двухстороннего холодильника. У нее такой же дизайнерский диван, как у Юлиана. Может они знакомы, а Юлиан прикидывался? Таня включает громко музыку, начинает неумело танцевать, кружиться, и ей явно кажется, что ее движения грациозны. Смахнула несколько книг с полки, столкнулась с дверью, засмеялась, а потом стекла по стене и уселась возле кресла. Я нахожу комнатный бар и наконец-то выпиваю такое желанное шампанское, но из чайных кружек, так как фужеров нигде не видно. Сидя на полу, Таня качает головой в такт музыке, но постепенно успокаивается и вновь похрапывает, посапывает. Я выключаю музыку и в потемках ночника отношу тельце Тани в спальню на кровать, где она в позе морской звезды бормочет увиденные во сне картины. Влажной салфеткой стираю оставшиеся у нее под носом следы сахарной пудры.
  Из окна спальни видно широкую ленту реки и несколько пароходов, а на горизонте мелькают разноцветные неоновые фонари и лучи прожекторов. Из проплывающего речного трамвайчика звучит популярная и устаревшая музыка, под которую кричат и визжат в беспорядочном танце несколько десятков отдыхающих. Их движения становятся развязнее, а вспышки фотокамер чаще. Я бы хотел увидеть каждую сделанную ими фотографию. Свет уличного фонаря красиво падает на кровать, освещая треугольником края простыни и подушки, немного не доставая до кончика уха Тани. Я устраиваюсь удобнее в кресле, подтянув под ноги прикроватный пуфик так, чтобы выглядеть непринужденно и особенно красиво при пробуждении. С собой у меня книга с однотонной обложкой, какой-то роман писателя из прошлого века. Раскрываю книгу на половине и кладу ее себе на грудь. Настраиваю камеру смартфона, закрываю глаза и фотографируюсь с выключенной вспышкой, будто бы меня заснувшего фотографирует любимая девушка. В темноте подкручиваю яркость и насыщенность цветов фотографии и сохраняю получившуюся отличную фотографию со своим прекрасным видом в ограниченное пространство смартфона. Я чувствую катящиеся по щекам слезы, но больше не могу плакать, поэтому вскоре вытираю их тыльной стороной ладони и стискиваю кулаки. Я шепчу Тане пожелания спокойной ночи, нет, только подумать, желаю ей доброй ночи и закрываю глаза.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"