ЕЛКИ-ПАЛКИ
(По следам альманаха "Кедр" Љ 4. Иерусалим, 1999)
СЕЛФ-ПОРТРЕТ
Вот тело, прожившее отрезок времени
длиной чуть более двадцати пяти лет.
Ворон пепельно-белый сидит на темени,
олицетворяя сфинкса. Изредка меняя цвет.
Константин БЕРЕЗОВСКИЙ
Бренное тело, отрешившись от моего имени,
Влачит тягомотину жизни целых четверть века.
Орел-стервятник сидит на главе, как на вымени,
Олицетворяя грифона, напавшего на человека.
А душа, сидящая в теле, словно хавает зону,
За замками семью, за железною дверью,
Абсолютно глуха к ключей перезвону,
Так как научилась у плоти безверью.
Эта узница оценивает обстановку, и скоро
Для нее наступят Содом и Гоморра.
Трудно скакать, когда вокруг ухабы,
А мне в одном и том же седле не сидится.
Ни на спине кобылы, ни на брюхе бабы.
Потому что все - дерьмо, а золото лишь снится.
Я мечтал построить невиданный храм,
А получился сплошной срам,
Над которым смеется хам,
Но храм останется - судить не нам...
* * *
А зря ты испугался, мальчик Ося,
Реалий иудейского хаоса.
К российскому как раз претензий нету,
Но он-то и сживет тебя со свету.
Марк ВЕЙЦМАН
А зря ты испугался, мальчик Марик.
Ты не оголодаешь - вот сухарик.
И пусть он мал и жертва недовесов,
Галутных слаще он деликатесов.
И пусть сухарь на вид ужасно скверный,
Зато он наш, еврейский и кошерный.
Уж лучше стать мошенником и спиться,
Чем стать христианином и креститься.
Не смей креститься - нет в крещенье толку.
Надень ты лапсердак, напяль ермолку.
И в этом путь твой - праведный и точный,
Регламент жизни всей и дух чесночный.
Не льстись на веру чуждую, голуба.
Она ужасна как воронья шуба.
И помни: черный ворот лапсердака
Превыше всех творений Пастернака.
Свинины не едим, бород не бреем,
А, в общем, как прекрасно быть евреем.
* * *
Со мною женщина лежит в постели,
Лежит, как на реке зимою лед.
Мы, видимо, друг к другу охладели,
Мне женщина себя не отдает.
Виктор СОКОЛОВ
Лежу в мертвецкой, только не один,
Свезли вчера нас - небольшую группу.
Я голый весь - от пяток до седин,
Как и положено валяться трупу.
И рядом женщина лежит со мной,
Покойница мила и сексуальна,
Но я перешагнул предел земной,
Я труп - судьба теперь моя печальна.
И одолела тут меня тоска,
И безнадега мною овладела.
Я недвижим и хладен, как доска.
Да и она - не женщина, но тело.
* * *
Я ухожу по лезвию листа
в страну, где иногда живут поэты,
где большее решает строчка та,
что искренней и более, чем эта...
Юрий СУПОНИЦКИЙ
Я музе поэтической служу,
Претят мне все огрехи и обманы.
По серпантину строк я ухожу
В тот край, где проживают графоманы.
И этот край назначен мне судьбой,
Отсутствуют в нем омуты и рифы.
Живут коллеги там, они наперебой
Стишки кропают, составляя рифмы.
Я тоже буду им всегда под стать,
Я буду сочинять. При всем при этом
Лишь надо вдохновенья подождать,
Чтоб сделаться талантливым поэтом
О, я всегда благодарю судьбу,
В стихи я въехал на ее горбу.