Эсаул Георгий : другие произведения.

Мифи 2016

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Потрясающее произведение, душещипательное, рассчитанное на научных людей и на милосердных дам.
  
  
  
  
  
  В восемь часов пятьдесят шесть минут утра 2016 года Евсей Игоревич Небоданов бодро вышел из переполненного автобуса "Волжанин" и легкой походкой направился к проходной МИФИ.
  Ничто не предвещало бури, и на сердце у Евсея Игоревича легко и спокойно, поют соловьи, как в Бирюлевском парке культуры и отдыха.
  На проходной Евсей Игоревич шутливо козырнул, или, как говорят военные - отдал честь - солдату вертухаю и прошел на священную землю МИФИ.
  Здесь, за проходной, за непреодолимыми заборами, находился уникальный, неповторимый мир инженеров-физиков.
  Настроение у Евсея Игоревича, несмотря на хмурое утро и завтрак с несвежими яйцами, прекрасное.
  Он свернул направо, вошёл в арку, и тут злая пуля ударила Евсея Игоревича в грудь.
  Стреляли, судя по всему, из пистолета с глушителем, потому что отбросило Евсея Игоревича всего лишь на пару шагов.
  Евсей Игоревич не растерялся - не в первый раз в него шмаляли из-за угла, откатился к сугробу так быстро, насколько позволяли отдышка и круглый живот.
  На наносекунду мелькнула досада на себя, за то, что не послушался Наташу, жену свою, и не надел бронежилет.
  "Нет, Натаха, да кому я нужен, чтобы на меня покушались так часто".
  "Евсейка! Сюша, не ерепенься! Может быть, ты никому и не нужен, но убить тебя - значит - нанести урон проекту "Невод".
  А "Невод" нужен всем, даже китайцам!"
  К Евсею Игоревичу бежали, но не быстро, слышны свисты из старческих легких и хриплые голоса:
  - В голову бей, добивай контрольным!
  - Не попаду в голову, сначала в брюхо надо, в него уж точно, не промахнусь.
  - Стреляй же, чувахлай! Уйдет! В колодец нырнёт!
  Топот приближался, как приезд Президента.
  Вертухаи с проходной с интересом наблюдали за бойней, но не вмешивались во внутренние разборки МИФИстов.
  Вертухай охраняет МИФИ от посторонних, а свои физики пусть делают всё, что им вздумается, может быть, сейчас физики ставят эксперимент по проникновению пули в грудную клетку пя-тидесятилетнего мужчины.
  Евсей Игоревич услышал "Уйдет! В колодец нырнет" и возрадовался радостью великой.
  "Спасибо, склерозные убийцы, надоумили!
  Про колодец я как-то сразу и не подумал!"
  Евсей Игоревич наугад пнул ногой назад - удачно!
  Послышался стон и приглушенный вой:
  - Собака! Коленную чашечку выбил вместе с ревматизмом! Садист!
  Но Евсею Игоревичу не до чужих коленных чашечек, когда на кону его жизнь и честь седьмой кафедры Экспериментальной ядерной физики и космофизики.
  Крышка колодца откинута, словно специально, приглашая Евсея Игоревича прыгнуть в темноту.
  Наверно, студенты-практиканты забыли вчера закрыть коло-дец, это - к счастью.
  Евсей Игоревич не думал о том, что в колодце его ждет заса-да.
  Он нырнул в колодец, как карась в водопровод, над головой щелкнула запоздалая пуля.
  Евсей Игоревич быстро задвинул крышку и поставил её на защелку - бросать гранаты убийцы не осмелятся - Закон МИФИ запрещает использование тяжелой артиллерии, мин, гранат и ручных ракет.
  Евсей Игоревич нащупал выключатель, включил свет на под-земную дорогу.
  Лампочки из экономии горели тускло, каждая освещала не-сколько метров, затем шла темнота, и снова слабый свет, как в аду.
  Некоторые лампочки перегорели или разбиты, и Евсей Игоревич подсвечивал дорогу экраном мобильного телефона.
  Путь хорошо известен, нахожен, и Евсей Игоревич, если бы возникла необходимость, мог обойтись и без света ламп.
  Под ногами шныряли лабораторные крысы, белые с красными глазками.
  На некоторых животных отчетливо видны раны, рубцы, язвы - крысы убежали из лаборатории тридцать пятой кафедры Медицинской физики.
  Или, что более вероятно, студентки нарочно отпустили крыс на волю, жалели бедных подопытных животных.
  Евсей Игоревич поправил шапку-петушок, попытался восста-новить дыхание: появляться в чувахлайском виде перед коллегами - не по Уставу Седьмой Кафедры.
  Развилка, Евсей Игоревич уверенно свернул направо.
  До родной Мюонной лаборатории осталось несколько де-сятков метров.
  Под ногами заскрипело, Евсей Игоревич инстинктивно от-прыгнул в сторону, но увидел пачку из-под сигарет "Мальборо" и успокоился.
  Евсей Игоревич поднял пачку, заглянул, как в Рог Изобилия:
  - Ого! Ещё три штуки остались! Повезло же мне, как нуво-ришу!
  Пачка с тремя сигаретами отправилась в карман пуховика, Евсей Игоревич от радости даже засмеялся, словно обрел не только сигареты, но и звание Народного артиста России.
  Вдруг, из ниши в стене, там, где отстала теплоизоляция на трубах, выплыло привидение.
  Надо бы пообщаться с призраком, но Евсей Игоревич находился уже не в столь веселом настроении, которое грело душу до прихода в МИФИ.
  - С дороги, Келдыш, не до тебя сейчас!
  - Хороши же ученые будущего, если не находят времени на диспут с академиком прошлого! - иронично заскрежетал призрак Келдыша.
  Почему-то Келдыш чаще всего донимал сотрудников седьмой кафедры.
  Может быть, у призраков строгое распределение по кафедрам: кто за кем следит?
  Евсей Игоревич пожурил себя за то, что раньше не задумывался над простым вопросом об обязанностях призраков.
  "В обед узнаю на кафедре теологии", - Евсей Игоревич решил твердо, и знал, что не успокоится, пока не разгадает загадку привидений МИФИ.
  - Не тренди, - Евсей Игоревич грубо оборвал призрака - на то он и призрак, чтобы с ним обращаться не по-человечески. - Что с тобой говорить? Ты даже компьютера никогда не видел!
  А без компьютера нет физики.
  - Голова! А голова на что? - призрак Келдыша зашипел и снял голову, хотя к сказанному жест никакого отношения не имел.
  Евсей Игоревич молча прошел сквозь старого брюзгу - при-зрак Келдыша любил поворчать - и начал подъем по крутой, как бедра Натахи, лестнице.
  Последняя ступенька даже не скрипнула, и отсутствие скрипа не понравился Евсею Игоревичу.
  "Вячеслав, наверно, смазал ступеньку, - Евсей Игоревич по-прыгал на ступеньке, прислушивался. - А, если враги подберутся слишком близко, и ступенька не сработает?"
  Ступенька традиционно скрипела уже не одно десятилетие, предупреждая охрану мюонной лаборатории о врагах, которые крались к люку из подземелья.
  Много лет назад смысл скрипа ступеньки стал исчезать, потому что появились фотоэлектронные системы слежения, датчики движения и другая шпионская техника, но потом статус ступеньки восстановился, когда она скрипнула под ногой вражеского лазутчика с третьей кафедры Электроники.
  Электронщик, или - Электроник от неожиданности грязно громко выругался, и его обнаружили, хотя он тщательно спланировал диверсию: предварительно отключил все системы слежения на своём пути.
  Датчики подвели, а скрипящая ступенька - нет, оказалась молодцом на все сто процентов.
  Евсей Игоревич набрал на панели код - один, два, три, и люк мягко отъехал в сторону.
  Евсей Игоревич на всякий случай спросил:
  - Есть ли кто? - и осторожно высунул голову, как тушканчик в степях Забайкалья.
  Предосторожность не лишняя - забывчивый практикант мог не заметить открытый лаз и рухнуть на голову, или прокатит по голове тележку с жидким азотом.
  Молчание успокоило Евсея Игоревича, и он вылез из колод-ца, люк закрылся.
  - Привет, Калистратыч, - Евсей Игоревич поднял правую руку в приветствии.
  Калистратыч мотнул головой, но ничего не сказал.
  Он никогда не здоровался и не прощался, большую часть службы молчал.
  Старый охранник, но держится, как Джеймс Бонд.
  Калистратыч к науке никакого отношения не имел, но гордо именовался кандидатом физико-математических наук, как и Евсей Игоревич.
  Но Евсей Игоревич получил ученую степень за знания, а Калистратыч - за боевые заслуги на Седьмой кафедре.
  В девяностом году, простой сторож, охранник в мюонной лаборатории Калистратыч, выпускник Рязанского десантного училища, один отразил атаку тринадцати инженеров Кафедры теплофизики.
  Теплофизики во что бы то ни стало, хотели захватить экспе-риментальный модуль с фотоэлектронными умножителями, но на их пути встал молчаливый отважный охранник-вертухай Калистратыч.
  Тринадцать теплофизиков пропали, внутреннее расследование МИФИ не дало никаких результатов, потому что теплофизики исчезли бесследно, словно их радиоактивная стотонная корова стометровым языком слизала.
  Ни слуху от них, ни духу!
  В МИФИ работники мюонной лаборатории распустили слухи, что тринадцать теплофизиков давно готовили побег из МИФИ и России.
  Вооруженные последними знаниями в области теплофизики, они надеялись вымолить индульгенцию и вид на жительство в Уругвае, где грибки съедают деревянные дома на корню.
  Легенда подвергалась критике со стороны пятьдесят четвертой кафедры Философии.
  Философы утверждали, что ничто во Вселенной не возникает из пустоты и не исчезает далеко и надолго, следовательно, трина-дцать упитанных инженеров теплофизиков с горящими взорами находятся где-то рядом.
  Философы для доказательства своей теоремы пригласили экстрасенса из передачи "Битва экстрасенсов".
  Экстрасенс долго ходил по территории МИФИ, курил трубку, вздыхал, щелкал пальцами, капал на щеки студенток воск с черной свечи, а в конце расследования сказал:
  - Тринадцать - число несчастливое, поэтому зря тринадцать теплофизиков пошли в поход против Седьмой кафедры.
  Вот, если бы они выступили в количестве двенадцати или че-тырнадцати человек, тогда успех кампании был бы им обеспечен, но тринадцать - никуда не годится.
  Теплофизики не ушли далеко, но и здесь их нет!
  
  Мутный ответ экстрасенса не удовлетворил въедливых ученых, которые хотели всё-таки докопаться до истины (лучше бы они науку двигали, а не трупы искали).
  Но точку в споре поставила кафедра Теологии.
  Экстрасенса назвали слугой сатаны, а речи его - дьявольское искушение.
  После резюме теологов интерес к поиску бесследно исчезнув-ших тринадцати теплофизиков постепенно угас.
  Калистратыч через пару месяцев получил от Седьмой кафедры звание - кандидат физико-математических наук.
  Тринадцать теплофизиков растворились, и в воду канули в прямом и переносном смысле.
  Калистратыч их растворил в кислоте, а мутную жижу слил в Канализацию МИФИ, которая на своём веку повидала много разной слизи, вплоть до радиоактивной.
  С тех пор около стола Калистратыча стоят три двухведерные стеклянные бутыли с кислотой.
  Калистратыч живет на кафедре, иногда отлучается на пару часов, но в нужный момент он всегда на посту, как дрессировщик у клетки с тиграми в Московском зоопарке.
  Другие кафедры, после происшествия с тринадцатью, как их потом назвали, летучими теплофизиками, пытались перекупить Калистратыча, но он остался верен родной Седьмой.
  
  Евсей Игоревич поднял с пола пластиковую бутылку с желтой водой и полил герань: успокаивает дух и цветку полезно.
  Послышалось дыхание профессора Творога, за дыханием поспешил и сам профессор:
  - Евсей! Опаздываем в молельню! Слава Мюону!
  - Слава Мюону! - привычно поздоровался Евсей Игоревич. - Сейчас, только куртку скину, да тапочки возьму молельные. - Евсей Игоревич заметил ресничку в глазу профессора, аккуратно, кончиком не совсем свежего платка вынул ресничку.
  Профессор Творог с благодарностью пожал руку спасителю:
  - Что за дыра в куртке? Стреляли? - Творог принял из рук Евсея Игоревича пуховик, повесил на вешалку рядом с антикварным бушлатом товарища Сталина.
  - Стреляли, но, наверняка, старики! Даже попасть в голову не могли! - Евсей натянул молельные тапки: - Всё, можно бежать в молельню!
  - Третье покушение на Седьмую за месяц! - Творог покачал головой и посмотрел на Калистратыча.
  Калистратыч в ответ молча покачал головой, словно отвечал:
  "Мимо меня враг не пройдёт, а за другую территорию МИФИ я не отвечаю!"
  - Кто стрелял? Ранили?
  - Нет, не ранили! Пуля в мюоний попала! Слава Мюону! - Евсей Игоревич постучал по титановому медальону на груди. На медальоне выгравирован процесс распада пи-мезона на мюон и мюонное нейтрино. Мюонии носили все сотрудники мюонной лаборатории: - По голосу - профессор Мориарти стрелял, но я могу и ошибаться.
  Снег, волнение, серные пробки в ушах, нет времени сходить в ЛОРу, - Евсей Игоревич почти бежал за сухоньким юрким профессором Творогом. - Все волнуются, бесятся к приезду Президента.
  - Мориарти? Конечно, профессор Мориарти, кто же ещё? - профессор Творог захохотал.
  Евсей тоже засмеялся.
  Профессор Мориарти играл в МИФИ роль шута.
  Угораздило же человека родиться с фамилией известного злодея из рассказов о Шерлоке Холмсе.
  Степень доктора наук и профессорское звание бездарному Мориарти тоже присвоили ради смеха, уж очень потешно звучало - профессор Мориарти.
  Настроение Евсея Игоревича стало повышаться: в молельню нельзя приходить в унынии!
  Мюоны на то и даны человеку, чтобы избежать печали.
  Когда Евсей, ещё студентом, вошёл в молельню мюонной ла-боратории, то воспринимал процесс моления, как забавную игру.
  Но с годами молельня и всё в ней происходящее приобрело важный смысл.
  Что может быть важнее радения в мюонной молельне?
  Люди ищут смысл жизни, а он здесь, рядом - в молельне.
  Евсей Игоревич вспомнил поучения подполковника Валяева с двадцатой кафедры Военной подготовки, он так напутствовал своих учеников:
  "Мать родная пусть умирает! Ученый должен идти не к родной умирающей матери, а - в молельню!
  Молельня превыше всего!"
  Все уже собрались, начальник лаборатории профессор Овод готовил Чашу с Дарами.
  Он не посмотрел на входивших последними профессора Тво-рога и Евсея, но и не требовалось.
  Профессор Овод - легендарная величина даже среди бессмертных, и один его взгляд воспринимается, как награда.
  - Воздадим же Мюону хвалу за наше благополучие! - про-фессор Овод начал будничное радение. - Кто не с нами, тот против нас!
  Хороший мюонщик - живой мюонщик!
  Профессор Овод вещал густым басом, и на душе у Евсея ста-новилось всё спокойнее и спокойнее, он уже забыл о недавнем по-кушении и отдавался всецело телом и душой предстоящей работе.
  Сотрудники лаборатории взялись за руки, и пошли хороводом вокруг профессора Овода.
  Мюонии блестели в зеленом свете ламп осциллографов.
  Профессор Овод закончил краткую службу, и мюонщики один за другим, строго по старшинству, стали к нему подходить и принимать Дары!
  - Кто не с нами, тот против нас! - профессор Овод протянул Евсею блюдечко с мучным мюоном.
  Евсей Игоревич принял Дар, проглотил, смахнул крошки с подбородка:
  - Слава мюону! - и поцеловал руку профессора Овода.
  На миг Евсею Игоревичу показалось, что профессор Овод задержал на нём взгляд чуть дольше обычного, будто бы губы профессора чуть дрогнули в ласковой отцовской улыбке.
  Евсей Игоревич опустил глаза - нескромно смотреть во время радения в глаза начальнику - и вышел из молельни.
  Теперь можно сесть за компьютер и погрузиться с головой в любимую, как молодая невеста, работу.
  Евсей Игоревич скинул в мешок для мусора одноразовые молельные тапочки и пошёл в лабораторию.
  Профессор Творог чуть отстал, он обсуждал с Вячеславом необычные результаты ночного эксперимента: прилетели несколько мюонов большой мощности, хотя их, как и татарина во время обеда, никто не ждал.
  Евсей Игоревич опустился в кресло на своём рабочем месте, ударил по клавише "Еnter", но вместо ожидаемого жирного мюона и графика увидел нечто, что его очень заинтересовало и слегка шокировало, потому что - ну нельзя же в рабочее время.
  С экрана на Евсея Игоревича смотрела обнаженная женская попа, недолго смотрела, затем начала двигаться, камера увеличила обзор, и Евсей Игоревич понял: кто-то поставил для него, шутки ради, любимый порно сериал про проказниц студенток физичек.
  
  Оксана Чумак вчера задумала выспаться, но отчего-то проснулась рано, в девять часов, словно в поясницу стрельнули зарядом соли.
  Оксана вздрогнула, скинула одеяло на пол - она могла себе позволить побезобразничать, когда находилась в квартире одна.
  Подружка, соседка по квартире, которую внимали на двоих, Оля, уже ушла на работу, и Оксана вольно вздохнула:
  - Как хорошо жить одной!
  Оксана провела рукой по телу, можно привычно ласкать себя, пальцы прошлись по шелку бедра.
  Но прошла минута, затем - вторая, и Оксана поняла:
  - Не хочу! Надоело рукоблудство!
  И парни надоели! И подруги надоели!
  Пора замуж выходить!
  Давно пора, да не зовут!
  Девушка обнаженная прошлась по комнате, подошла к зеркалу, стала придирчиво себя рассматривать.
  Стройная, высокая, длинноногая, черноволосая, с правильными чертами лица, грудью третьего размера, тонкой талией, соразмерными бедрами, - всё вроде бы по стандарту, и где-нибудь в Гренландии, эскимос прельстился бы Оксаной.
  - Возможно... - сказала Оксана вслух и потрогала левую грудь. - Но внешность девушки в наше время не самое главное!
  Чтобы выйти замуж, нужны деньги, или... мужчина лох.
  Двадцать два года для незамужней украинки - много, слишком много!
  Семнадцатилетние конкурентки наступают на пятки! - Оксана Чумак разговаривала сама с собой, надеялась, что звуки речи помогут прийти в надлежащее спокойное состояние духа. - Молодые, надо признаться, намного интереснее, чем я!
  Куда я смотрела, где мои семнадцать лет?
  Давно бы уже вышла замуж и развелась бы, а потом ещё раз вышла бы, и снова развелась.
  На разведенку мужчины клюют охотнее, потому что - прове-ренная! - Оксана приблизила лицо к зеркалу, натянула кожу на лбу. - Ещё год, два, и морщинки уже будет трудно скрыть, разве что за толстым слоем пудры.
  Черные волосы тоже седеют рано, ужас!
  Вчера на пизде один белый волосок срезала... или серый? или показался седым?
  Оксана внимательно осмотрела треугольник волос на лобке, волосы в промежности.
  Можно было бы сбрить всю растительность на теле, как поступают молодые студентки и проститутки, но они же стараются для сверстников.
  К сожалению, молодые парни замуж не позовут, а надо рассчитывать на солидных мужчин, в возрасте, как Карлсон, который живет на крыше.
  А солидным мужчинам нравятся густые заросли на лобках девушек, особенно - черные кудрявые волосы, похожие на угольную подушку.
  Состоявшиеся мужчины находят интерес в том, чтобы искать пизду в зарослях волос.
  - Евсей Игоревич! Ах, Евсей Игоревич! Почему вы ко мне равнодушны?
  У вас всего лишь одна жена, и пришло время выбирать вто-рую!
  Разве я не хороша? - Оксана выгодно выгнула спинку! - Ко-нечно, я подданная другой страны, Украины, девушка без приданного, и мне уже двадцать два года, но я после свадьбы расцвету пышным цветом.
  А гражданство? Гражданство вы мне сделаете, Евсей Игоре-вич!
  Ни один москвич не устоит перед натиском жены украинки! - Оксана Чумак вздохнула.
  Женить на себе своего научного руководителя Евсея Игоревича - мечта уже двух лет!
  Как только Оксана сдала экзамен Евсею Игоревичу, так сразу и решила: "Вот он, суженный, ряженный мой!".
  Евсей Игоревич жених завидный: кандидат физико-математических наук, малопьющий, радетельный, спокойный, в загулы не уходит, а самое главное - бессмертный.
  В МИФИ, как только физик защищает диссертацию, сразу становится бессмертным.
  Феномен ещё не успели изучить, потому что в России, кроме МИФИ, много других мест, где можно стать бессмертным, и намного проще, чем в МИФИ.
  Выйти замуж за бессмертного - мечта каждой студентки МИФИ!
  - И сынок у него тоже - ОГОГО! В бессмертные метит и хо-рош собой! - Оксана облизнула губы и почувствовала, как кровь приливает к бедрам. - Максим меня не замечает сейчас.
  Кто я для него, первокурсника? Старая тётка с выпускного курса, двадцатидвухлетняя мадам без роду, без племени.
  Но, как только я стану второй женой его отца, мачехой, так Максим сразу мной заинтересуется.
  Одно дело, когда любишься с теткой, другое - когда тайно навещаешь жену отца.
  Запретный плод сладок! - Оксана вздохнула и стала готовиться к зачету.
  Она подбрила ноги, руки, почистила зубы, выдернула черный волосок из левой ноздри, приняла душ, побрызгала под мышки дезодорантом, надушилась, сделала макияж, попутно повторяла свойства элементарных частиц.
  Перед уходом из квартиры Оксана Чумак ещё раз взглянула на себя в зеркало:
  - Ах! Я помолодела на два... три года!
  Макияж преображает, омолаживает! - Оксана для бодрости хлопнула ладошкой по левой ягодице и выскочила на лестничную клетку.
  Она шла к автобусной остановке и вспоминала, как вчера ловко перенастроила компьютер Евсея Игоревича, чтобы сегодня Евсей Игоревич включил и напоролся на любимую порнуху.
  - Пусть возбудится! Ему полезно перед экзаменом! - Оксана засмеялась, обнажив ровные белые зубы, в которых всего-то две пломбы.
  
  - Ну-с, что у нас новенького? - профессор Умоляев, начальник тридцатой кафедры Высшей Математики небрежно бросил вопрос своим подопечным.
  Он сидел левым боком к столу, закинул ногу на ногу и смотрел в потолок.
  Подчиненные давно изучили привычки начальника и знали, как себя вести, чтобы не вызвать его гнев.
  Заместитель начальника кафедры профессор Волкогонов по рангу смотрел смело и открыто на начальника, но без вызова и дерзости.
  Практиканты и простые математики опустили очи, словно виноваты в гибели Москвы.
  На груди математиков сияли небольшие золотые медальоны.
  Математики МИФИ озабоченные тем, что Нобелевскую пре-мию они никогда не получат, потому что Нобель запретил выдавать премии математикам, назло давно умершему Нобелю отлили себе медальоны из золота.
  На медальоне выгравирован девиз тридцатой кафедры: "2х2=4!"
  Медальон - непрактичный, пулю не удержит, но математики гордились золотом!
  - Василий Петрович! Старший научный сотрудник Семенов сделал открытие в теории комплексных полей... наше общее от-крытие... под вашим чутким руководством!
  - В теории комплексных полей, говоришь? - профессор Умоляев перевел взор с потолка на профессора Волкогонова (профессор Волкогонов взгляд начальника выдержал). - Это хорошо, что в теории комплексных полей!
  Комплесные поля нынче в моде!
  Да и непонятные они, вот поэтому и хороши! - профессор Умоляев изволил улыбнуться.
  Сотрудники кафедры расслабились, как солдаты перед генералом, который рассказывает анекдоты.
  Назревал кафедральный праздник по поводу радости начальника и открытия старшего научного сотрудника Семенова.
  Комплексные поля могли дать реальные деньги на кафедру, деньги, которые осядут в карманах сотрудников в качестве премий.
  Профессор Умоляев не жадничал, но и не разбрасывался деньгами почем зря.
  Не ошибся в профессоре Умоляеве господин Президент, не ошибся!
  Три года назад произошло знаменательное событие, которое оставило яркий след в истории МИФИ.
  В очередной раз с научно-изыскательским визитом господин Президент посетил МИФИ.
  К приезду господина Президента, как всегда готовились за много месяцев - шутка ли, сам господин Президент пожалует, и от его визита зависит многое!
  Кафедры сражались друг с другом за право первыми приветствовать господина Президента!
  Много раненых, бывали и трупы.
  Ни одна из кафедр не одерживала верх, а из Кремля требовали отчетов: кто встретит господина Президента, кто поднесет хлеб и соль?
  На военном совете кафедр было принято вынужденное реше-ние: господина Президента встретят и поднесут ему традиционную соль с хлебом - бабы.
  От каждой кафедры - по бабе, то есть, восемьдесят шесть са-мых красивых баб.
  От тех кафедр, где баб отродясь не водилось, разрешено выставить покупную встречающую бабу, то есть девушку по вызову, за деньги.
  Милость господина Президента, если она прольется на покупную бабу, приравнивается к милости на всю кафедру.
  Кафедры постарались себе на потребу: столько красавиц сразу и в одном месте Москва давно не видела, даже на конкурсах красоты.
  (Королева Красоты Мисс Юниверсал, полячка Йолка от зависти к русским красавицам, во время прямой трансляции встречи Президента в МИФИ, отрезала себе правую грудь в знак протеста перед произволом русских.
  Йолка истекла кровью без медицинской помощи, и до самой смерти находилась в уверенности, что видит фотомонтаж, потому что невозможно найти столько красавиц!)
  Ни одна кафедра не хотела уступать перед другими.
  Милость господина Президента ждали, как манну Небесную, как неуловимый тахеон на гравитационной волне.
  Наконец, наступил день Прибытия Великого Президента в МИФИ.
  За час до приезда господина Президента, нейтронщики, не-смотря на временное перемирие, бросили в чан с жидким азотом стажера кафедры Ядерной медицины Степана Бульбу.
  Веским основанием для казни нейтронщики посчитали слова Степана Бульбы, которые он неосторожно обронил, когда проходил мимо группы нейтронщиков:
  "Нейтрон - дерьмо! Ядерная медицина - мёд!
  Президент выберет мёд!"
  Господин Президент прибыл в назначенное время в окружении плотного кольца автоматчиков.
  На крышах зданий МИФИ засели снайперы из охраны Президента.
  Загремел гимн МИФИ, и к господину Президенту стройными рядами направились красавицы, представительницы кафедр.
  Девушки по этикету МИФИ одеты в белые лабораторные халатики и красные лакированные туфли.
  На груди каждой красавицы висел медальон определенной кафедры, как клеймо американского быка.
  Восемьдесят шесть представительниц, восемьдесят шесть не-родных сестер, каждая с хлебом и солью.
  Господин Президент при виде великолепия Российской науки заметно расслабился, словно только что вернул России Аляску без золота.
  Он соизволил улыбнуться и дал знак охранникам, чтобы расступились и пропустили к нему представительниц кафедр.
  Девушки улыбались, господин Президент воспарял духом, он шагнул в гущу событий, купался в улыбках, выбирал ту, единственную, у которой отщипнет кусочек хлеба и обмакнет в Гжельскую солонку.
  Вроде бы взор господина Президента остановился на Василисе Иванчук, дипломнице шестой кафедры Общей физики.
  Или представители шестой кафедры потом утверждали, что милость господина Президента готова была излиться на их представительницу, но то, что каравай лежал на огромных, удивительно упругих грудях Василисы, грудях, на которые не действуют силы гравитации, признавали все, видевшие церемонию.
  В разгар, в преддверии, в предвкушении, вдруг, откуда ни возьмись, как термоядерный синтез в чайнике, перед господином Президентом вырос инженер Умоляев с восьмой кафедры Электротехники.
  От неожиданности снайперы сплоховали, не изрешетили ин-женера Умоляева, возможно опасались, что попадут и в господина Президента.
  Музыка замерла, голоса смолкли, слышно только, как тикает метроном в лаборатории твердого тела.
  Инженер Умоляев захохотал искренне и жизнерадостно, как смеются миллиардеры или дурачки перед казнью, он поднял руки: в правой - бутылка водки "Зимняя дорога" (почему Умоляев выбрал "Зимнюю дорогу" ни философы, ни теологи до сих пор не нашли ответа), в левой - стопка пластиковых стаканчиков.
  - Господин Президент!
  Кто же вкушает хлеб и соль всухомятку? - вопросил всё ещё живой инженер Умоляев. - Водочки не изволите?
  - Отчего же? Изволю! - Президент улыбнулся, и снайперы успокоились. На то он и Президент, чтобы любую, пусть даже неожиданную ситуацию, повернуть в свою сторону. Пусть страна и вражеские державы видят, что Президент живет на одном ды-хании со своей Отчизной, с научной интеллигенцией! И тут господин Президент сказал исторические слова, которые с тех пор печатают во всех учебниках физики: - Водка выводит радиацию!
  - Ура! - закричал инженер Умоляев и вслед за господином Президентом осушил стакан.
  - Какую отрасль науки вы выбрали для себя, молодой человек? - господин Президент похлопал инженера Умоляева по плечу и повернулся к камерам.
  - Мы... Я... считаю... - косноязычный Умоляев хотел толкнуть заготовленную речь, но господин Президент показал, кто главный.
  - Считаете? Это правильно! Счетоводы нам нужны!
  Автоматчики вежливо пригласили инженера Умоляева в пра-вительственный автомобиль.
  Праздник продолжался без Умоляева.
  Через три недели бывший инженер Умоляев прибыл в МИФИ, но уже в ином качестве, словно переродился в котле с кипящим молоком.
  Он уже не инженер, а - доктор физико-математических наук, бессмертный, орденоносец - Орден за заслуги перед Отечеством Первой степени, депутат Государственной Думы Российской Федерации, Член Счетной Палаты (там надо считать), и самое удивительное - начальник кафедры Высшей математики.
  С высшей математикой инженер Умоляев не дружил, но начальнику кафедры не обязательно вдаваться в мелкие подробности, он руководит, задаёт направление.
  Вместе с Правительственными наградами и новыми назначе-ниями Умоляев приобрел лоск и шик человека из высшего научного общества, возможно, он прошёл в Кремле краткие курсы Руководителей Высшего звена.
  Никто в МИФИ не рискнул спросить депутата Умоляева - дурак он, или прикидывался, когда подбежал к господину Президенту с водкой.
  Но все отмечали необыкновенную предусмотрительность бывшего инженера Умоляева: он никого не предупредил, ни с кем не обмолвился, что пойдет к Президенту пить водку.
  Даже бывших близких друзей не поставил в известность, что-бы не сглазить и не было утечки информации.
  Возможно, что инженер Умоляев перед приездом господина Президента в МИФИ изрядно выпил от страха и потерял бдительность, и шаг его продиктован безрассудством, но никак не расчетливостью.
  Ходили сплетни, что Умоляев - незаконнорожденный пле-мянник господина Президента, и весь спектакль подстроен, но над сплетниками смеялись, потому что сплетники всегда - неудачники.
  Василиса Иванчук, та, которая с хлебом на большой груди, тоже вскоре переехала в Кремль на перспективную научную работу.
  
  Профессор Умоляев внимательно посмотрел на сотрудников, словно искал золотые зубы на благо науки:
  - Благодарю за службу, братцы!
  Спасибо! Услужили! Не обижу! - Умоляев начальственно по-казал на дверь.
  Подчиненные со вздохами облегчения ("Пронесло!"), отталкивая друг друга, выбежали из аудитории, как овцы из овчарни с волком.
  Остался профессор Волкогонов, он догадался, что сейчас время секретного разговора.
  Он молчал, потому что по статусу младше, значительно ниже своего начальника.
  Умоляев из портфеля извлёк колбу с синей жидкостью, очень похожей на денатурат.
  Физику или математику положено пить дешевый технический спирт, окрашенный ради безопасности, в фиолетовый или синий цвет.
  Но, разумеется, никто давно не травится денатуратом, хотя традиция пить синее из колбы осталась.
  Профессор Умоляев по-царски отхлебнул из горлышка текилы, замаскированной под технический спирт, крякнул, вытер губы рукавом пиджака.
  Профессор Волкогонов со вздохом "Сегодня ещё экзамен принимать" последовал примеру своего начальника.
  В комнате стало намного теплее и душевнее, как в публичном доме после предварительной оплаты услуг.
  - Не за горами приезд в МИФИ господина Президента, - начал Умоляев и внимательно посмотрел в глаза профессору Волкогонову, как охотник взглянул.
  - Стараемся, Василий Петрович, не подведём! - Волкогонов не знал, какую линию поведения сейчас выбрать, и эта неопределенность его злила, как кошку банка, привязанная к хвосту. - Уже подобрали кандидатку, носильщицу хлеба и соли.
  Студентка второго курса Мария Миронова, славная девушка, только грудь ей надо силиконом увеличить, а всё остальное в норме.
  Я видел, я у неё экзамен два раза принимал.
  - Миша! М-ишшш-а! - депутат и орденоносец Умоляев разделил буквы для придания фразе значительности! - Ты же знаешь, что на этот раз нашу кафедру и близко не подпустят к господину Президенту!
  Враги помнят прошлый случай, когда облажались!
  Депутат Умоляев захохотал, глотнул текилы и протянул колбу профессору Волкогонову.
  На этот раз заместитель отхлебнул изрядно и с удовольствием.
  - Я тоже так думаю, Василий Петрович, - Волкогонов эхом засмеялся подобострастно. - Но, полагаю, вы уже придумали, как нашей тридцатой кафедре выступить, приблизиться к господину Президенту.
  - Приближаться на этот раз к господину Президенту нет надобности! Я запросто вхож к нему! Вот давеча в бане в Ленин-ских Горках вместе парились! - депутат Умоляев закурил, а про-фессор Волкогонов опустил голову в знак почтения пред столь высоким положением своего начальника. - Наш Президент истинно народный избранник, справедливый и умнейший! - голос депутата Умоляева торжественный, что зафиксировали все подслушивающие устройства. - Вопрос в другом, Миша!
  Как нам найти союзников, к кому примкнуть в МИФИ и что мы с этого получим? - профессор Умоляев сказал главное, а профессор Волкогонов Миша пусть додумывает, он же высший математик, не школьный учитель какой-то.
  - Полагаю, что со второй кафедрой Автоматики не предви-дится проблем! - на лету схватил мысль профессор Волкогонов.
  В сказанном вторым смыслом звучало:
  "Вторая кафедра богатая, много денег гребёт от банкиров за свою автоматику.
  Они могут щедро заплатить за покровительство депутата Умоляева.
  Тридцатая кафедра Высшей математики откажется от привилегий во время встречи с господином Президентом, откажется в пользу кафедры Автоматики.
  Но за эту милость автоматики должны хорошо заплатить депутату Умоляеву, а он, в свою очередь, поспособствует, чтобы представительница второй кафедры Автоматики оказалась в нужный момент ближе всех к господину Президенту, и самое главное - господин Президент, разумеется, по наводке депутата Умоляева, заметит представительницу второй кафедры, тем самым возвысит кафедру!"
  - На твою ответственность, М-и-ша! - депутат Умоляев бро-сил депутатское слово.
  Военный совет закончился, и начальник кафедры позволил себе расслабиться, он снял туфли и носки:
  - Знаешь что, М-и-ш-а! Почеши-ка мне пятки!
  
  Оксана Чумак робко постучала в косяк двери, хотя дверь в комнату Евсея Игоревича и его сотрудников всегда открыта.
  - Евсей Игоревич, можно?
  - Что можно? - Евсей Игоревич с неудовольствием оторвался от мандаринки и апельсинки, которыми завтракал.
  Во время завтрака он вспоминал кадры из сериала: лаборантка Жизель проводила научный эксперимент, но осциллограф внезапно загорелся, и халатик на Жизель сгорел в три секунды.
  Обнаженная Жизель (в туфлях на высоких каблуках и белых лабораторных перчатках) металась по лаборатории, искала, что накинуть на голое тело, а в это время в лабораторию вошла юная круглая практикантка с косичками и веснушками.
  Что произошло дальше между Жизель и практиканткой, Евсей Игоревич не увидел - помещал Владислав, который стремительно ввалился в комнату и уселся за свой компьютер.
  Евсей Игоревич резко выключил компьютер в аварийном ре-жиме, но оставалась мыслишка, что Вячеслав всё-таки заметил картинку на экране, где обнаженная Жизель стояла с открытым ртом.
  Злость на Вячеслава и воспоминания о покушении на жизнь, снова испортили настроение Евсея Игоревича, хотя он думал, что после молельни забудет про выстрел.
  Тут ещё студентка совершенно не к месту заявилась, Чумак.
  - Вы же назначали мне на сегодня, на двенадцать зачет сда-вать, Евсей Игоревич! - напомнила Оксана Чумак и покраснела под слоем тональной пудры.
  Она, после третьего курса думала, что ничто её уже не смутит в жизни, особенно мужчины, но почему-то всегда робела перед Евсей Игоревичем.
  - На сегодня? Зачет? - Евсей Игоревич сделал вид, что мучительно вспоминает про зачет, но он прекрасно помнил, а зачет принимать нет сейчас желания и сил.
  - Чумак! Знаешь что? Приходи завтра, или лучше всего - послезавтра! - Евсей Игоревич улыбнулся!
  Сегодня, боюсь, у меня ничего не получится с зачетом.
  Обстоятельства иногда сильнее преподавателей.
  - Ну, Евсей Игоревич! - Оксана Чумак к своему удивлению заныла тоненьким голоском. В её планы не входила сдача зачета в другой день. Вдруг, Евсей Игоревич уже нашёл себе кандидатуру на роль второй жены? - Ну, пожалуйста!
  Я очень старалась, готовилась! - Оксана Чумак надула губки, и, следуя советам "Как войти в доверие к мужчине", вошла в кабинет.
  Под словами "старалась, готовилась" скрывалось - "Подмывалась, брилась, учила!"
  - Сомневаюсь, что у меня получится принять у тебя сегодня зачет, - Евсей Игоревич раздумывал, нервно теребил медальон с мюоном на груди. - Нервы, накопилось много всего!
  - А я вам таблеточку принесла, нашу, украинскую! - Оксана Чумак поняла, что преподаватель сдается. Она протянула Евсею Игоревичу таблетку украинской виагры, которая слабее американской, но сильнее индийской. - Половинки хватит, а другую половинку оставьте на второй зачет.
  - Сам знаю, что мне надо, а чего хватит или не хватит, - Ев-сей Игоревич ворчал, потому что преподавателю полагалось напускать на себя сердитый вид. - С вашей виагрой, особенно украинской, всё здоровье растеряю!
  - Ой, Евсей Игоревич! Здоровье у вас отменное, тем более что вы - бессмертный! - Оксана закатила глазки, приступила ко второму этапу подготовки сдачи зачета. - Я слышала, что вы по пять зачетов от студенток раньше принимали в один день!
  - Приходилось и по пять зачетов! - Евсей Игоревич улыбнулся, проглотил половинку таблетки украинской виагры, расстегнул штаны. - Но это в молодости, когда сил много, а преподавателей - мало.
  Сейчас, даже на подъеме, больше трех зачетов в день не при-нимаю, тем более что жена стала требовательней.
  Евсей Игоревич пыхтел, как паровоз, снимал теплые шерстя-ные кальсоны.
  Оксана Чумак, быстро, чтобы преподаватель не передумал принимать зачет, оголилась полностью ниже пояса, осталась только в белой блузке и в туфлях на высоких каблуках-шпильках, достала из сумочки шпаргалку, положила перед собой, оперлась локтями на стол, расставила ноги.
  Евсей Игоревич, кряхтя, как хряк на водопое, тоже разделся ниже пояса, носки не снял - в кабинете по полу дует.
  Он внимательно осмотрел студентку с тыла:
  "Подготовилась Оксана неплохо - чистенько всё, аккуратненько, и волосня на лобке прёт, как из джунглей Конго.
  А туфли, туфли у неё, как у лаборантки из сериала!"
  То ли воспоминания о сериале, то ли таблетка виагры начала действовать, но настроение Евсея Игоревича и всё остальное под-нялось.
  Он привычно вошел в студентку и медленными движениями стал принимать у неё зачет.
  - Скажи-ка мне, Чумак, самое простое!
  Сколько весит фотон?
  И, кстати, у тебя ТАМ слишком мокро - использовала смаз-ку?
  - Фотон, Евсей Игоревич, масса фотона - пол электрон-вольта, - Оксана Чумак не поворачивала голову, она изредка подсматривала в шпаргалку, хотя про массу фотона помнила. - А смазку, согласно Декрету МИФИ, я никогда не использую!
  У меня природное так обильно выделяется при виде вас, Евсей Игоревич!
  - Похвально, похвально, Чумак!
  Что ты знаешь о каскадных атмосферных ливнях?
  Да чуть ноги в коленках согни, а то ноги у тебя длинные, и на каблуках, мне приходится подпрыгивать, как зайцу за яблоком.
  - Каскадные ливни образуются в атмосфере, когда в неё проникает пи-мезон, - Оксана чуть присела: - Так удобнее, Евсей Игоревич?
  - Намного лучше, продолжай, Чумак!
  - Пи-мезон при вхождении в атмосферу Земли распадается на мюон и нейтрино! Ой!
  - Я сделал тебе больно, Чумак?
  - Нет, что вы, Евсей Игоревич! Разве вы кому-нибудь когда-нибудь сделали больно?
  Наоборот, мне приятно сдавать вам зачет!
  А ойкнула, потому что вспомнила, что не всякий пи-мезон распадается.
  Евсей Игоревич, если вам не трудно, почешите, пожалуйста, мне спинку! Ага! Между лопаток, а то у меня локти заняты.
  Спасибо огромное! У меня от чесания больше влаги выделяется!
  - Вижу, Чумак! Даже на пол капает!
  - Я после зачета вытру, Евсей Игоревич!
  - Уборщица уберёт! А зачёт ты пока ещё не сдала, Чумак!
  Расскажи про принцип работы фотоэлектронного умножителя.
  - ФЭУ! Это очень просто, вопрос для второкурсников.
  Фотоэлектронный умножитель...
  АХ-АХ-АХИ-АХ!
  УУУФФФФФ! Евсей Игоревич, я всё!
  - ААААА! ЧУУУММАААКК!
  Сдала зачёт, давай зачётку! - Евсей Игоревич тяжело дышал, вышел из студентки, обтёрся влажной гигиенической салфеткой. - Что-то сегодня быстро зачет сдала!
  Ты не разбрызгивала феромоны, Чумак?
  - Никакого допинга, Евсей Игоревич! - Оксана Чумак не спешила одеваться, она протянула зачётку, преподаватель распи-сался, Оксана дунула в зачётку - на удачу. - Я хорошо знаю предмет, вот поэтому быстро сдала!
  - Одевайся, Чумак, и уходи! - Евсей Игоревич натянул одну брючину, прыгал, стараясь натянуть вторую! - Мне через четыре часа ещё у Быстрицкой принимать зачёт!
  То нет никаких баб, а то валом идёте.
  - Нас всего трое в группе, Евсей Игоревич! - Оксана надула губки. - Я, Быстрицкая и Балашова!
  Валом мы никак не можем идти, тем более что я всегда быстро сдаю! - студентка присела на край стола, улыбалась преподавателю.
  - Почему не одеваешься, Чумак? - Евсей Игоревич потерял равновесие, Оксана заботливо подхватила преподавателя под локоток, держала дольше обычного.
  - Евсей Игоревич! Евсей Игоревич! - Оксана от веления по-чти плакала, она с трудом сдерживала слёзы, кусала губы, покраснела. - Возьмите меня замуж!
  - Вот те раз, Чумак! - Евсей Игоревич развёл руки в стороны (Вячеслав хихикнул из-за своего компьютера). - Сдала зачёт - и сразу замуж за меня!
  - Во-первых, Евсей Игоревич, не в первый раз вам сдаю зачет, а во-вторых, вам уже пятьдесят, и пора вторую жену брать!
  А кто лучше меня, украинской невесты, вам подойдет?
  Украинки всегда в моде у Московских женихов, Евсей Игоревич!
  Берите - не прогадаете!
  - Да, пятьдесят, и вторая жена нужна молодая, - Евсей Игоревич почесал переносицу! - Но у тебя, Чумак, ни кола ни двора!
  Приданного нет, родословной нет, никаких перспектив нет!
  - Евсей Игоревич! Если бы у меня нашлись хорошие деньги, и я крепко стояла бы на ногах, имела бы положение в обществе, то не пошла учиться в МИФИ!
  Богатые украинки за москвичами не бегают!
  Наши богачки - самодостаточные, покупают себе украинских парней на час, затем прогоняют и живут для себя до другого парня! Вот! - Оксана Чумак взяла руку преподавателя и положила себе на лобок: - Евсей Игоревич, чувствуете, какие у меня жесткие кучерявые волосы на лобке?
  Вам нравится повышенная кучерявость ТАМ?
  - А кому не понравятся заросли на лобке бабы? - Евсей Игоревич усмехнулся! - Но ни волосом бабьим сыт будешь!
  - Евсей Игоревич, а Евсей Игоревич! - Оксана Чумак чув-ствовала перемену настроения преподавателя, боялась упустить шанс, как кошка держит мышку за хвост. - Не только волосом моим, Евсей Игоревич, не только!
  Я умею готовить, плюшки пеку, всё мучное умею!
  Мы, украинки, любим покушать, и готовим на славу!
  Мои борщи с мослами, вареники... Нет, вареники не умею так хорошо, как борщ!
  Как сядем мы с вами, Евсей Игоревич за стол, как налью я вам миску наваристого борща, а на второе - свинина с творогом и говядина - вы только покупайте, а я приготовлю!
  Мои вещи мне пришлют в Москву с проводником поезда, и сало пришлют, и компот из черешни!
  Я буду называть вас, Евсей Игоревич сладким и коханым!
  Вы меня бить можете, но не сильно!
  У нас, на Украине поговорка даже сложилась исторически - если не бьёт муж жинку свою, то не любит! - Оксана исчерпала все аргументы, нахмурила лобик, думала - что ещё добавить, чем соблазнить упирающегося преподавателя.
  - Но у меня нет места в квартире, живём, как в караван-сарае! - раздумывал вслух Евсей Игоревич.
  - Вот и славненько, Евсей Игоревич! В тесноте, да не в обиде, - и подумала: "Сынок твой посмотрит на наши утехи втроём с твоей первой женой, и западёт на меня, как кот на масло!"
  - Нет! Быстрицкую возьму, у неё квартира большая в Мед-ведково, - Евсей Игоревич пошёл в отказ, как преступник на суде.
  - Быстрицкую?! ХА-ХА, ЕВСЕЙ ИГОРЕВИЧ! Она же вам не нравится.
  Вы подолгу у неё зачет принимаете, а иногда и принять не можете, - Оксана прекрасна в своей ревности, даже спрыгнула со стола и каблучком стукнула по полу звонко, как лошадка Пржевальского.
  Евсей Игоревич посуровел, упоминание о том, что долго принимал зачёт у Быстрицкой, не понравилось.
  Да, Быстрицкая не в его вкусе, бедра у неё не красивые и вы-глядит сзади не эффектно.
  Приходилось долго расспрашивать, за это время Быстрицкая успевала высохнуть, и дальнейший приём зачета проводился всухую, к вреду преподавателя и студентки.
  Пользоваться мазями во время сдачи зачетов и экзаменов в МИФИ студенткам категорически запрещено, вплоть до исключе-ния.
  Чем дольше длился зачёт, тем больше материала Быстрицкая должна ответить, что увеличивало вероятность ошибки.
  - Нравится-не нравится - не важно в семейной жизни! Зато - богатая! - Евсей Игоревич пытался убедить себя в том, что Быстрицкая в качестве второй жены ему лучше подходит, чем Чумак. - Вроде бы у Быстрицкой волос на лобке круче и чернее.
  - ХА-ХА-ХА! ЕВСЕЙ ИГОРЕВИЧ! Куда уж круче, чем мой! - Оксана Чумак стояла нагая до пояса (снизу), уперла кулачки в бока. Она похожа на торговку на рынке, вот-вот сорвутся слова "Ну, так и идите к своей Быстрицкой!", но благоразумие русифицированной украинки взяло верх. - Ни капли не круче у неё волос!
  Быстрицкая, к тому же, еврейка!
  Мюону вашему не станет поклоняться, а, если и поклонится, то с издёвкой, нехотя, лицемерно!
  Самое главное я забыла! - Оксана хлопнула ладошкой по лбу, - Быстрицкая ВАША, Евсей Игоревич, слово дала Барабальскому, что его женой станет!
  Барабальскому тоже пятьдесят, как и вам, Евсей Игоревич.
  Ученый Совет не одобрит инженера, который в пятьдесят хо-дит без второй, молодой жены!
  Барабальский подсуетился, в отличие от вас, Евсей Игоревич!
  - Барабальскому? - Евсей Игоревич вытер о штаны, внезапно вспотевшие руки. - Барабальскому - это меняет дело!
  Разве я возьму в жену ту, которая Барабальскому слово дала?
  Ну, погоди же у меня, Быстрицкая!
  Ты зачёт до Нового Года, до Второго Пришествия не сдашь! - Евсей Игоревич в досаде хотел плюнуть на пол, но вспомнил правило, что на хате не плюют, и вовремя спохватился.
  Последние слова он сказал почти шёпотом!
  Оксана переживала, что дело охмурения приняло неожиданный оборот!
  Если бы Евсей Игоревич находился в отличном настроении, то охмурить его легче, а теперь, когда он разозлился из-за Барабальского и Быстрицкой, то может и взашей прогнать.
  Оксана кокетливо, насколько позволяли двадцать два года, хлопала ресницами, и решилась на последний шаг:
  - Евсей Игоревич! Вы же не видели меня ПОЛНОСТЬЮ ОБНАЖЕННОЙ!
  Я вам обязательно понравлюсь, не устоите!
  - Чумак, ты совсем стыд потеряла! - Евсей Игоревич вспых-нул, как факел на Олимпиаде в Сочи.
  Одно дело - сдача зачёта и экзамена студентками, когда они обнажены для сдачи, наполовину, снизу, и совсем другое, когда студентка показывает грудь, полностью обнажается.
  Подобное бесстыдство карается, называется распутством.
  Вот, если бы в бане, или в бассейне проекта "Невод", когда никто не видит - тогда можно, если осторожно!
  Что Натаха скажет, если узнает, что студентка грудь показала?
  Это же измена жене, а Натахе Евсей Игоревич ещё ни разу не изменял!
  Его бросило в жар, когда представил студентку полностью обнаженной!
  Соблазн, как в любимом порно сериале про физичек!
  - Не смей показывать грудь, Чумак! - Евсей Игоревич произнёс хриплым голосом. - Не обнажайся полностью, бесстыдница!
  - Мне терять нечего, Евсей Игоревич! - Оксана натянуто улыбнулась! - Либо за вас замуж, либо домой на Украину!
  Но вы, как увидите меня голой, Евсей Игоревич, так обалдее-те от моей красоты!
  Сразу под венец потащите среди рабочего дня!
  Потрогайте, Евсей Игоревич! - Оксана Чумак требовательно взяла правую руку преподавателя и приложила к своей левой груди! - Чувствуете, как бьётся моё сердце?
  Сейчас я покажу, что находится над ним!
  Сраженный Евсей Игоревич молчал, он ни разу не видел девичью грудь за всю свою практику приёма экзаменов и зачётов у студенток!
  И не слышал от друзей преподавателей, чтобы студентка смело скинула с себя кофточку во время зачёта.
  Вячеслав понял, что назревает большое и великое, покраснел от смущения и стремительно выбежал из комнаты, но дверь плотно закрыл.
  Он побежал в туалет и заперся в самой дальней кабинке.
  Евсей Игоревич и Оксана Чумак остались в комнате одни, и студентка поняла - пора!
  Она скинула белую блузку и предстала перед преподавателем в блистательной украинской наготе, которую так любил писатель Гоголь!
  "Беру! Беру Чумак во вторые жены! - Евсей Игоревич молча ликовал, разглядывал нагую студентку. - Она - воплощение красоты!
  Умна, остроумна, великолепна и любит меня до беспамятства, готова ради меня даже на стыд!
  Выглядит, точь-в-точь, как Жизель из порно сериала, когда у неё сгорел халатик!"
  За дверью раздались голоса и покашливание!
  Оксана Чумак мигом набросила блузку, которая доставала ей до пупка, и вовремя!
  Дверь открылась, и в комнату уверенно, потому что в мюонной лаборатории всё его, вошел профессор Овод!
  - Евсей! Зачёт принимаешь?
  - Да я уже закончил, Борис Дмитриевич! - Евсей Игоревич успокаивал дыхание.
  - Почему в штанах?
  - Так я, Борис Дмитриевич, уже оделся, а студентка показы-вает мне кучерявость волос на лобке.
  - Кучерявость у неё отменная, - Борис Дмитриевич щелкнул пальцами, что означало - "прекрасно!". - Подобная кучерявость встречается у особо радетельных девушек.
  Чумак, если не ошибаюсь?
  - Оксана Чумак, - студентка присела с поклоном. - У вас отличная память, Борис Дмитриевич, как у Ленина!
  - Я помню, что ты приобщалась к дарам Мюона!
  Не желаешь ли работать после распределения в моей лаборатории?
  - О большем я и не мечтала! - вскрикнула Оксана Чумак, даже хотела броситься на шею благодетелю, профессору Оводу, но природная скромность помешала. - Работать под вашим руководством, радеть за мюоны - товарки обзавидуются, а мои родные на Украине сразу прославятся!
  Ещё бы: их Оксана Чумак в лаборатории самого профессора Овода!
  "Овод! Ему около семидесяти пяти, значит, нужна третья же-на!
  Попытаться? - расчетливый ум Оксаны Чумак работал со скоростью полета фотона. - Евсею Игоревичу дам от ворот поворот, принесу ему гарбуз, а профессора Овода охмурю!
  Хотя - вряд ли!
  Овод - прожженный ученый, может на мои прелести не клю-нуть, и, наверняка, вокруг него давно море невест намного интереснее, чем я!
  Ладно! Пусть Евсей Игоревич станет мне мужем!"
  Ещё несколько минут назад Оксана Чумак мечтала стать же-ной Евсея Игоревича, а теперь уже принимала это, как должное и досадовала слегка, что до профессора Овода не дотянется!
  - Бёдра твои мне знакомы, Чумак, - профессор Овод рассматривал студентку, но мыслями, казалось, находился в верхних слоях атмосферы, где рождались космические мюоны. - Я не принимал у тебя раньше экзамен?
  - Принимали, Борис Дмитриевич! - Оксана смутилась, но внешне не показала растерянность.
  Что ответить суровому начальнику лаборатории и радетелю мюона?
  Два года назад Борис Дмитриевич устал к концу дня, но попытался принять экзамен у Оксаны Чумак.
  Как Оксана не старалась: и родным украинским салом угощала профессора, и виагру в чай подмешала - ничего у него не получилось, возможно, потому, что в аудитории стоял жуткий холод.
  Экзамен не сдала, потом пришлось пересдавать.
  - Вы приняли у меня экзамен на "отлично", - Оксана соврала - будь что будет!
  - Евсей, зайди ко мне минут через пятнадцать, - профессор Овод уже забыл про студентку, - не забудь принести последние отчеты по вчерашним мюонам.
  Профессор Овод вышел, чем-то озабоченный.
  Евсей Игоревич махнул рукой Оксане, подгоняя её:
  - Одевайся! Быстрицкой передай, чтобы сегодня не приходила.
  Мне кажется, что на неё время не найду, и семя иссякло моё.
  - С удовольствием передам Быстрицкой ЭТИ ваши слова, Евсей Игоревич! - Оксана Чумак влажной гигиенической ароматизированной салфеткой протерла промежность (сегодня ещё надо сдавать зачет по матанализу преподавателю Карнаухову), натянула трусики, затем колготки в клеточку: - Не забудьте про наш уговор, Евсей Игоревич!
  Вы теперь мой наречённый московский жених!
  
  На кафедре Автоматики профессор Волкогонов чувствовал себя неуютно!
  Высшие математики любили маленькие кабинеты, старые столы, толстые книги, а у автоматиков, наоборот - роскошь, золото, фонтаны с шампанским.
  Начальник второй кафедры профессор Иван Иванович Драга (отец назвал его в честь киногероя) важно восседал на троне.
  Трон из Зимнего Дворца, подлинный, дорогой, как стадо ра-бынь из Нубии.
  Профессор Волкогонов присел на дамский пуфик у ног про-фессора Драги - ничего не поделаешь, в гостях, как в гостях.
  "Я, словно проститутка, перед шейхом! - подумал профессор Волкогонов и принял из рук профессора Драги бокал с французским шампанским, традиционно подкрашенным в синий цвет денатурата: - Шампанское на текилу - хорошо ли это?"
  - Иван Иванович, я к тебе по делу, - профессор Волкогонов пригубил шампанского и отставил в сторону.
  К бокалу подбежал оцелот, обнюхал, брезгливо сморщился и побежал дальше по своим оцелотским делам.
  - На кафедру Автоматики давно без дела не ходят, - профессор Драга шутливо развел руки в сторону. - Время сейчас тяжелое, Михаил Матвеевич, вот и ломаем шапки друг перед другом!
  Но, представь, как прекрасно было бы, если просто так зайти, без дела. - Иван Иванович в деланном волнении покачал головой.
  Профессор Волкогонов уловил лицемерие, но улыбнулся.
  Иван Иванович Драга сделал в МИФИ головокружительную карьеру - от аспиранта до профессора, руководителя кафедры Автоматики за два года, словно нашёл золотую гору.
  Аспирант Иван Драга в своё время понял, что ему предстоит долгий путь по карьерной лестнице.
  Ни дяди влиятельного, ни богатых щедрых знакомых нет.
  Нет и денег на покупку звания кандидата физико-математических наук.
  Но наступили смутные времена - виртуальная война Миров, и Иван Драга подсуетился!
  На второй кафедре Автоматики дела шли плохо: автоматика Расейская никого не интересовала и значительно проигрывала американской, европейской и китайским автоматикам.
  Ивану Драге терять нечего, он взял и заказал в Китае, вместо автоматических шестеренок-шатунов, начинку мобильных телефонов.
  В Москве китайскую электронику Иван Драга поместил в красивые корпуса, получились - недорогие, модные, красивые телефоны, которые Иван Драга выдавал за Отечественные, производства МИФИ.
  Начальник Ивана Драги профессор Козловский бурчал на аспиранта, но особо в дела лаборатории не вникал, у профессора Козловского хватало дел со своими тремя женами.
  И пошло-поехало! Через год с кафедры Автоматики МИФИ уже сходили не только "отечественные" мобильные телефоны, но и автоматические системы управления производством, "наши, отечественные".
   Старики ругались на Ивана Драгу, грозили уволить из МИФИ за мошенничество, но Иван Драга уже обрел силу, и к нему потянулись умные!
  Завистливые старые работники послали на Ивана Драгу кляузу в Генеральную Прокуратуру, и эта кляуза вознесла Ивана Драгу на Олимп.
  В Кремле признали, что покупать за границей начинку приборов и механизмов, а затем помещать её в Отечественные корпуса и кожухи и выдавать изделие за родное, Отечественное - не мошенничество, а - Патриотизм!
  Главное, что техника - русская, собрана в МИФИ, а то, что начинка у неё китайская - так в себя заглянуть надо, у кого чья начинка, может и арап в роду найдется.
  Профессора Козловского отправили (страна учеными не раз-брасывается!) на специально созданную для него сорок первую кафедру Кибербезопасности, а Иван Драга возглавил вторую кафедру Автоматики, где и процветает (вместе с кафедрой).
  Все знали, что денег у Ивана Ивановича Драги куры не клюют, но он мудро делился доходами с Кремлём, то есть покупал покровительство.
  Сейчас профессор Драга, милостиво взирал на профессора Волкогонова, к которому относился с симпатией, потому что ува-жал за математический склад ума.
  - Иван Иванович, Президент в МИФИ скоро пожалует, - начал профессор Волкогонов и тут же выругался: - Как у тебя сотрудники на пуфиках сидят?
  Неудобно, словно на мягком унитазе!
  - ХА-ХА-ХА! На пуфике, да не в обиде, - профессор Драга вытер слезу смеха. - Мы готовимся к приезду господина Президента, даже представительницу кафедры выписали... из Франции... из кабаре.
  Та ещё штучка, баловница судьбы, - профессор Драга при-чмокнул. - Господин Президент обязательно обратит на неё свой милостивый взор!
  - Обратит, если на другую не захочет посмотреть, - профессор Волкогонов наконец-то уселся удобнее, но ноги пришлось вывернуть, как хвост русалки.
  - Что ты имеешь в виду, Михаил Матвеевич? - профессор Драга стал серьезным, словно подкову проглотил. Он всегда чув-ствовал запах денег и славы. - Неужели, вы Кристину Паркер в штат зачислили ради приезда господина Президента?
  Я Василь Петровича знаю, он всё может! Молодец!
  - На Кристину Паркер мы не замахнулись, да и зачем она нам, порченая, - профессор Волкогонов улыбнулся красным солнышком. - Но Василий Петрович передаёт вам привет и обещает, что господин Президент обратит внимание на вашу представительницу... пусть она даже выглядит, как Баба-Яга... обратит, если благоприятно сложатся обстоятельства.
  - Сколько денег? - профессор Драга сразу понял смысл сказанного профессором Волкогоновым.
  - Двадцать миллионов долларов США! - выдохнул профессор Волкогонов.
  Он на свой страх и риск, себе на потребу добавил пять миллионов долларов к требованию депутата Умоляева.
  Риск велик, но жить надо как-то, пусть ты даже профессор МИФИ.
  - Двадцать - большая сумма, - профессор Драга потирал руки. - Вот что я тебе скажу, Михал Матвеевич.
  Я дам восемнадцать миллионов, без торга! - профессор Драга предостерегающе поднял правую руку, но профессор Волкогонов и не собирался спорить. - Но хотелось бы, чтобы вместе с благосклонностью господина Президента к нашей кафедре Автоматики я получил бы место в Совете Федераций, или в Государственной Думе.
  - Я передам твои слова, Иван Иванович Василию Петровичу.
  Полагаю, что всё сложится к нашему обоюдному согласию.
  Василий Петрович упомянул, что вы нужны России, и он рад был бы видеть рядом с собой соратника из МИФИ.
  - Славно, Михал Матвеевич! Мы договорились! - профессор Драга встал с трона и подошёл к поднимающемуся навстречу профессору Волкогонову. - В какой валюте Василий Петрович желал бы получить деньги: золото, бумага?
  - Доллары США! - профессор Волкогонов повторил, к голове поднималось тепло счастья.
  На бонус в три миллиона долларов, столь высокую премию для себя профессор Волкогонов и не рассчитывал.
  "Надо же! Это я за миллион долларов куплю место нотариуса в Москве.
  Прекрасный гарантированный доход!
  На другой миллион приобрету должность начальника РОВД в Махачкале - доход не меньший, чем от нотариальной конторы.
  На оставшиеся деньги построю дом в Великом Устюге и за-куплю новые компьютеры для кафедры.
  Сотрудники получат по тысяче долларов премии каждый!
  Слава господину Президенту!
  Слава великому Интегралу!"
  На прощание профессор Волкогонов пожал руку профессору Ивану Ивановичу Драге, отметил, что у Драги рука потная, наверно от волнения, что сделка состоялась, незаметно от хозяина кафедры Автоматики прибрал чайную серебряную ложечку со стола и опустил в карман сюртука - на счастье!
  
  Евсей Игоревич дал указания Вячеславу, как регистрировать особо быстрые мюоны и направился к кабинету начальника - профессора Овода.
  Что-то сильно тревожило Евсея Игоревича, и он знал, что ЭТО ЧТО-ТО очень важное, но никак не мог поймать мысль за хвост.
  "Память стала, как у девушки. Скоро забуду, сколько у меня жен и как меня зовут, но это не страшно! Страшно - если забуду про час радения и опозданию когда-нибудь в молельню"! - Евсей Игоревич кивнул Калистратычу и нахмурился.
  Охранник у двери кабинета начальника - не шутка, разговор предстоит серьёзный, как на плахе.
  В особых случаях Калистратыч дежурил, как сегодня, у кабинета, а не сидел за своим столом.
  Калистратыч разложил на газетке, на тумбочке бутерброды с селедкой и луком, рядом стоял графинчик с водкой и одна стопка работы чехословацкий богемских мастеров.
  Никто и никогда не запрещал Калистратычу выпивать на работе, и тем более, никто ни разу не подшутил над ним.
  Пошутишь, а потом на тебя бак с серной кислотой опрокинется.
  В кабинете уже находились Творог и Овод, Евсей Игоревич смутился: он опоздал.
  Дверь за спиной Евсея Игоревича захлопнулась, значит - собрание трёх, больше никого не ожидается!
  - Не метеорит, а снова капсула с пришельцами, - профессор Творог наклонился к столу, но смотрел в окно, продолжал разговор, начатый до прихода Евсея Игоревича: - Евсей!
  Вчерашний метеорит в Магнитогорске оказался не метеори-том, зеленых человечком в нём нашли.
  Наверно, заразные, как стадо прокаженных.
  - Мне-то что до инопланетян, - Евсей не отличался полите-сом. - Главное - что не мюон стотонный грохнулся.
  Вот, если бы - мюон, то - другое дело, тогда бы я заинтересовался.
  Слава мюону!
  А зеленых человечков пусть МЧСники трахают!
  - Евсей! Ты не перетрудился, принимая зачет у студентки? - засмеялся профессор Овод. - Всё трахи, да трахи на уме, даже до инопланетян дошёл!
  Творог и Евсей Игоревич смеялись.
  Евсей Игоревич пригладил волосы, улыбнулся:
  - Начальник! Меня трахи давно затрахали!
  То жена, то студентки, а тут ещё чуть по дороге на работу не трахнули. - Евсей Игоревич постучал пальцами по медальону с изображением мюона.
  - Когда стреляют в МИФИ - это привычно, жизнь у ученых тяжелая, - профессор встал, подошёл к окну. - Но перед приездом Президента, - профессор Овод никогда в кругу особо приближенных сотрудников не называл Президента господином, - всё приобретает особый таинственный смысл, как пи-мезон без мюона.
  В кого стреляют? Кого устраняют? - профессор Овод, словно читал лекцию перед студентами. - Во все времена пытаются устранить тех, кто много знает, много значит или претендует на ОСОБОЕ.
  Для нас похвально, потому что другие кафедры посчитали нашу лабораторию значимой, опасной в гонке за милость Прези-дента.
  Да, конечно, нам эта милость нужна: мне пора в академики, на проект "Невод" неплохо бы получить миллионов сто и так далее и другие привилегии.
  Но, к сожалению, мы не настолько сильны, как многие другие кафедры, чтобы обойти конкурентов на приеме в честь Президента.
  Наша представительница с хлебом и солью - Виктория Бульба - хороша, представительна, во вкусе Президента, но этого мало.
  Так почему же, на нас устраивают покушения, полагают, что мы можем, на равных с БОЛЬШИМИ кафедрами претендовать на милость Президента? - профессор Овод стучал пальцами по столу.
  Евсей Игоревич и профессор Творог почувствовали себя, как двоечники на экзамене.
  Профессор Творог отвёл взгляд, словно увидел обнаженную жену начальника.
  Евсей Игоревич чесал выю: терять ему нечего, кроме жены, радений в молельне, лаборатории и жизни.
  - Может быть, в нашей лаборатории находится нечто, о чём я не знаю? - профессор Овод взглядом и тоном не щадил соратников по лаборатории. - И это, неизвестное мне, настолько важное, что вызовет интерес Президента?
  - Не кипятись, профессор, - студенческий друг профессора Овода профессор Творог развел руками, словно показывал размер палтуса, выловленного в Норвежском море. - Мы тоже не знаем... Правда, Евсей Игоревич?
  - За себя скажу - в политику я не лезу, а о том, что в нашей лаборатории, могло бы заинтересовать другие кафедры, и заставило бы нам завидовать - мне не известно.
  Но стреляли... Тренировались на мне? Хотели запугать... убить... именно меня, но не лабораторию?
  - Не фантазируй, Евсей, - гнев профессора Овода прошел, но профессор и по совместительству - Главный Радельщик Мюонной лаборатории, никогда не отступал, пока не похоронит вопрос. - Мориарти - я узнал - он стрелял в тебя - хоть и шут, но просто так на тропу войны не выйдет.
  Либо ему приказали, либо сам надеется на лучшее.
  Все знают, только мы в неведении! - профессор закусил губу.
  - Начальник! Давай отловим двух-трех лаборантов, например, с двадцать восьмой и тридцать пятой кафедр - за них мстить не станут, но они много знают, потому что кафедры - болтунов и сплетников.
  Под пытками что-нибудь да расскажут интересненькое?
  - Мысль дельная, Евсей, - профессор Творог ответил за профессора Овода, - но вдруг - пустышка окажется?
  Зря только время потеряем и силы, а враг не дремлет.
  Незнаек будем пытать, а другие в это время, нас начнут от-стреливать, как куниц на ферме.
  Наступило молчание, каждый обдумывал свою Судьбу.
  Евсей Игоревич смотрел на худенького профессора Творога, думало том, что Творог за последний год сбросил несколько килограммов, стал похож на юного студента.
  "Плечи у Творога уменьшились, появилась гибкость.
  Плечи, как же они уменьшаются? Куда размах костей уходит? В страну сказок?"
  Евсей Игоревич вспомнил другие плечи - плечи студентки Оксаны Чумак, бесстыдно обнаженные плечи.
  В паху появилась тяжесть, а во тру внезапно стало сухо, как у диабетика в пустыне.
  В мозг ударила взрывная волна, сердце бухнуло вниз, затем забилось, как у соловья в поднебесье, выступил обильный холодный пот.
  - Евсюша, тебе плохо? - профессор Овод склонился над Ев-сей Игоревичем, смотрел в глаза, словно высасывал душу для радения. - Ты побелел, как бумага для компьютера.
  Что случилось? Представил, как принимаешь зачет сразу у трех студенток?
  - Вам бы шутки шутить, начальник, - Евсей Игоревич выдохнул, но боль осталась.
  Он понял, что его терзало, о чём не вспомнил раньше.
  - Господа! - Евсей Игоревич начал торжественно, словно подносил Президенту чашу с Дарами. - Я утром принимал зачет у Оксаны Чумак, студентки. Вы знаете... - Евсей Игоревич ждал шуточек, издёвок, но начальники молчали, смотрели серьёзно, словно у Евсея Игоревича на лбу вырастал рог. - Принял зачёт, а студентка не уходит, замуж за меня просится.
  - Нормально! - профессор Творог усмехнулся. - Тебе пора брать вторую жену, а то стукнет пятьдесят один, тогда выговор получишь на Ученом Совете, если без второй жены.
  Но профессор Овод строго взглянул на Творога, и Творог замолчал, словно кляп из Творога проглотил.
  Начальник понимал, что не зря сейчас Евсей сказал про Чумак, не стал бы Евсей Игоревич так волноваться из-за простой, к тому же, необходимой, свадьбы.
  - Ну, почти уговорила меня студентка взять её в жены.
  Хотя и безродная, с Украины, бедная, но пообещала, что щи сварит лучше всех украинок.
  Я раздумывал, почти согласился, если не сказать - согласился, а Оксана, чтобы закрепить договор, чтобы я в неё влюбился взяла да и разделась догола в лаборатории, соблазняла меня верхней частью тела.
  - Разделась? - профессор Творог даже привстал с кресла? Щеки его покраснели, а глазки забегали, как у нашкодившего енота. - Да ты что!
  Круто! До какой степени падения дошла нынешняя молодежь!
  Студентки совсем стыд потеряли, как уличные прошмандовки.
  И что, Евсей, сиськи показала?
  - Да сиськи обнажила, и у меня дыхание сбилось от волнения! - Евсей Игоревич опустил голову, словно говорил: "Виноват, казните меня, не удержался от соблазна!" - Стоит голая и не стесняется.
  - МДААА! - профессор Творог протянул мычание. - Я понимаю, когда студентка плохо сдает зачет, когда преп принимает сзади, и у студентки, разумеется, ниже талии ничего не надето, кроме туфель, некоторые девушки, чтобы соблазнить преподавателя, чтобы процесс приема зачета шёл быстрее, словно бы нечаянно, задирают блузочку или кофточку, чуть повыше пупка.
  Молодость, игривость! Но о том, чтобы студентка полностью разделась на зачете - я не слышал!
  - Ну, вроде бы и не на зачете, Оксана обнажилась, - Евсей Игоревич защищал будущую жену, потому что очень хотел попробовать украинских щей. - Зачёт она сдала, а потом меня соблазняла, как будущего мужа. - Евсей Игоревич посмотрел на профессора Овода, Овод молчал, как после казни, и Евсей Игоревич решил рассказать быстрее, чтобы не сбиться и не упасть в обморок от открытия: - Разделась, оделась, ушла, а меня начало что-то тревожить.
  Конечно, если бы я находился в полном уме и здравии, то сразу бы догадался в чём дело, но после зачета устал, а тут ещё Оксана мне мозги выбила своими сиськами, вот я и поплыл - только сейчас в сознание пришёл, а как пришёл, так и вспомнил, понял, что меня волновало.
  Под левой грудью у Оксаны Чумак, разумеется, наколот мюон, потому что она наша практикантка...
  - Сисьски красивые? - профессор Творог не удержался от вопроса.
  - А то! Лучше, чем у Николь Бергман, - охотно отозвался Евсей Игоревич. - Где это видано, чтобы у украинок сиськи подводили общий вид?
  Ну, случается, я на нудистком пляже в Крыму видел, что у неладных баб сиськи ну, это, не того.
  Так, возможно, эти бабы и не чистокровные украинки, а какие-нибудь полукровки, пришлые с гор.
  - Евсей, не отвлекайся! - профессор Овод подгонял подчи-ненного, как электрическим кнутом.
  - Беда в том, что на сиськи я засмотрелся, а всё другое, как в тумане прошло, только в памяти отпечаталось и затем меня будоражило.
  Оксана Чумак блестела, как на Солнце, она, наверно, потому что кадрила меня, замуж просилась, забыла о другой татуировке, нечаянно показала!
  - Другая татуировка? - профессор Овод и Творог подбежали к Евсею Игоревичу, Овод тряс Евсея Игоревича за плечи, как пыль выбивал из ковра: - Ты не ошибся, Евсеюшка?
  Что за татуировка и где?
  На ягодице? Нет? На попке ты бы увидел во время приёма зачета... на животе? на лопатке? на сиське?
  Кафедра юриспруденции, аудита, физики конденсированных сред?
  Кому она продалась до диплома, шкура?
  - Всё гораздо хуже, начальник, - Евсей Игоревич почти за-кричал: - да отпустите же меня, больно плечам.
  Не уверен, но, кажется, что видел на левом плече нейтрон.
  Похоже, что она - тайная нейтронщица?
  - Вот это новость! Почище, чем зеленые человечки и весть о тайной любовнице Президента. - Творог закашлялся, испугался подслушивающих тайных устройств.
  В кабинете Овода вроде бы не должна присутствовать посто-ронняя прослушка, но времена меняются.
  Овод подошёл к сейфу, достал папку с бумагами, затем снова убрал в сейф, словно передумал сейчас рыться в бумагах:
  - Нейтронщица тайная, с пятой кафедры Теоретической и экспериментальной физики ядерных реакторов.
  Соседка, значит!
  Удружили нам соседи, вместо свиньи бабу подсунули, но, по крайней мере, мы знаем хоть что-то.
  Только одно непонятно мне, Евсей: как Чумак собиралась с тобой заниматься сексом после свадьбы, полностью оголяться?
  Ты бы, рано или поздно, увидел второе клеймо, татуировку нейтрона.
  - Не знаю, начальник! - Евсей Игоревич задумался, даже нечаянно проглотил конфетку, которую намеревался сосать долго: - У вас, ширинка расстегнута.
  Ага, всё нормально.
  Может быть, Оксана Чумак рассчитала, что до окончания Института протянет, как-нибудь спрячет своё клеймо, заретуширует, припудрит или - не знаю, во время занятий любовью не снимет ночнушку.
  - Ну, это, как на зачете, - профессор Творог не улыбался. - В ночнушке не интересно.
  Зачем тогда заниматься любовью, если в ночнушке.
  - А после института официально устроится к нейтронщикам работать, - профессор Овод закончил за Евсея мысль. - Тогда два клейма - практикантское и рабочее - ни у кого не вызовут вопроса.
  Но сейчас - это же преступление против МИФИ, грандиозная афера: практиковаться у мюонщиков, а принадлежать нейтронщикам.
  Что, если нейтронщики её насильно клеймили?
  - Тогда почему Чумак не обратилась в полицию с заявлени-ем? За насильную татуировку сейчас двадцать лет лагерей дают... на Украину ссылают, на угольные копи в Днепропетровск. - Евсей Игоревич уже не защищал Чумак.
  Преступление её перед мюонной лабораторий настолько велико, что надо в студентку закачать всю воду из бассейна.
  - Вероятно, стреляли в тебя, Евсей, из-за предстоящего зачета, - профессор Овод расслабился, как борзая, взявшая след зайца (профессор Творог налил чаю, добавил в чашку дольку мятого лимона, положил два кусочка сахара и пододвинул чашку начальнику). - Опять же, неясно, что затевается, но главное - вопрос вокруг нашей кафедры!
  - Не узнали ли они о... - профессор Творог, на всякий случай, если кто подслушивает через приборы, кивнул головой вниз, намекая про тайную молельню.
  - Не думаю, что настолько всё плохо! - профессор Овод от-хлебнул из чашки, чай не понравился, и он вернул чашку профессору Творогу. - Придется просить совета...
  Сегодня после обеда, господа, жду вас у себя снова.
  - А с Чумак, что делать? - кровожадный профессор Творог не желал упускать добычу: распутную студентку, которая дошла до последней степени бесстыдства - снимает блузку перед преподавателем.
  - Участь Чумак уже предрешена, - профессор Овод посмот-рел на Евсея Игоревича и усмехнулся. - Мне хотелось бы, чтобы Евсей Игоревич ещё раз посмотрел на татуировку: нейтрон или нет.
  Ошибка дорого стоит.
  Евсей! Чумак разденется перед тобой снова?
  - Сомневаюсь, начальник, - Евсей Игоревич теребил мочку уха, словно в ней находился компьютер с подсказками на все слу-чаи жизни. - На шлюху она не похожа, вероятно, до свадьбы, как порядочная девушка, больше не оголится.
  - Пригласи её куда-нибудь, раздень, - профессор Творог не унимался! - Любовное свидание - так романтично.
  - На какие деньги? - Евсей Игоревич почти закричал, вы-плескивая наболевшее? - И куда я её приведу?
  Домой до свадьбы - нельзя! Там и так куча народа, как на Казанском вокзале.
  В сауну - денег нет, зарплата не позволяет.
  Да и не пойдёт она в сауну, испугается, что я её за шлюху приму.
  До свадьбы затаится, ошибок не наделает.
  - Замкнутый круг получается, - Творог пододвинулся к Ев-сею Игоревичу, словно хотел поцеловать в щеку: - А, что, если я её соблазню?
  - Мою невесту? Очумел, да? - Евсей Игоревич подпрыгнул на месте, как на электрическом стуле малого напряжения. - И не пойдёт она до свадьбы с другим. Я же сказал - опасается, что свадьба расстроится из-за измены.
  - Со мной бы пошла, - профессор Овод произнёс задум-чиво.
  - С вами, начальник, хоть Царица Тамара пойдёт, хотя уже померла давно, - Евсей Игоревич согласился, да и измена с начальником за измену не считается.
  - Но я не стану мараться о нейтронщицу! Никогда не опущусь до предательницы.
  Смотреть на голую шпионку - Родину предать! - профессор Овод, решением, словно гвоздь забил в проблему с Оксаной Чумак.
  Он подошёл к двери, выглянул.
  В комнату зашёл Калистратыч, готовый по приказу начальника спокойно, без угрызений совести, без нравственных мук, задушить и профессора Творога и Евсея Игоревича.
  - Сегодня после обеда, господа! Важно! - профессор Овод напомнил, и тем самым дал Калистратычу понять, что после обеда тот должен находиться в полной боевой готовности, как Швед под Полтавой.
  Калистратыч невозмутимо выпил чай из кружки профессора Овода и выдохнул аромат водки, селедки, лука, черного хлеба и чая с лимоном.
  
  На глубине сорока трех метров под мюонной лабораторией в одиночестве, в клетке томился узник.
  Старцу давно уже минуло сто лет, но он не умирал, хотя очень старался уйти из жизни.
  Густые седые волосы ниспадали на плечи, борода доставала до пояса, а мохнатые брови похожи на куски из шкуры барана.
  Одет старец в холщовую рубаху, а в камере тюремной его из мебели только кровать с китайским матрасом и стульчак над дырой в полу.
  Старца зовут Мудрый, и он давно привык к прозвищу, погонялу.
  Лампочка в сто свечей освещает тюремную камеру и тамбур перед ней.
  Сегодня проснулся Мудрый (времени он не знал в подземелье, как и не знал какой на воле год) от смутной тревоги, словно в его мозгах копошился кто-то посторонний с мохнатыми лапами.
  Чувство не похоже на то, когда Мудрый общался с Разумом на Луне и на Марсе.
  Он проснулся и попытался схватить за лапу негодяя, что осмелился хозяйничать в мозгах, но Чужой легко ускользнул, как на салазках с горки.
  Мудрый задумался и обдумывал своё положение долго: ему не жалко времени, впереди - вечность!
  Он не нашёл никакого объяснения появлению Чужого в голове, покряхтел - больше для удовольствия, чем от неудобства на жестком матрасе и вышел на телепатическую связь с Юрием Гагариным на Луне.
  - Что новенького, Юра? - Мудрый мысленно зевнул, и этот мысленный зевок не ускользнул от Юрия Гагарина, которого два века назад Разум забрал на Луну, трудиться.
  - Мудрый, опять не спится? - Юрий Гагарин после пятими-нутного просмотра абонентов определил Мудрого. - Работаю помаленьку, палочки подкармливаю.
  Мы вывели новый сорт протеиновый огурцов, они спасут от голода восемь миллиардов человек через триста лет.
  - Очень интересно! - Мудрый иронизировал. - Как будто мне нужны твои протеиновые палочки.
  - Не нужны, а людям понадобятся, - Юрий Гагарин оборвал разговор. - Извини, Мудрый!
  Много работы, потом поговорю с тобой.
  Связь прервалась, но это нисколько не обеспокоило Мудрого.
  За много лет заточения он привык находиться на низшей сту-пеньке.
  Мудрый, из ядовитости, снова вышел на телепатическую связь с Юрием Гагариным, хотя мог бы побеседовать и с Мэрилин Монро.
  Но Мэрилин Монро - попозже, на сладкое.
  - Юра, вкусные твои протеиновые палочки?
  - Не то, чтобы вкусные, напоминают влажную туалетную бумагу, но питательные... - первый космонавт Планеты Земля почти простил Мудрого, потому что вопрос шёл о любимом детище - протеиновых дубинках, Юрий Гагарин продолжил бы разговор, но тут, в мозгу Мудрого, словно заслонка в печи упала.
  Связь с Юрием Гагариным исчезла, и, когда Мудрый уже хотел обрушить на телепатию град бранных слов, в мозгу четко, как льдом на катке, обозначился мохнатый Чужой.
  Он властно засел в левом полушарии, точнее - его образ, а телепатический голос звучал четко, словно Чужой находился рядом, на койке.
  - Так вот ты какой, Мудрый!
  - Да, погоняло у меня - Мудрый, - старик смутился, впервые за много лет. - А ты... вы кто?
  Разум с Луны или с Марса?
  - Не с Луны и не из Марса, - Чужой, казалось, усмехнулся. - Я издалека.
  - Но это невозможно! Насколько мне известно, земляне не общались с Разумами дальше Луны и Марса! - руки Мудрого за-тряслись, телепатический голос задрожал от волнения.
  - Я не дальше Луны и Марса, я в другом измерении.
  Я далеко от тебя по времени.
  - В Будущем или в Прошлом? - Мудрый быстро сориентировался, на то он и Мудрый.
  - В Хреновом времени, - Чужой хрипло засмеялся. - Тело моё умерло, а дух и Разум во времени не умирают.
  - Ты на меня случайно набрел, скитаясь или по делу? - Мудрый говорил поспешно, боялся, что новый оригинальный собеседник исчезнет.
  Вдруг, ему станет скучно, или связь (телепатическая?) обо-рвется. - Я сижу под Землей, а ко мне гость в голове.
  Ты материально не воплотишься, а то выпустил бы меня из узилища?
  - Увы, материальное мне недоступно, - Чужой скрипел голосом, как несмазанные петли двери в узнице. - Но зачем материальное, если есть вечное?
  Разве люди любят живое больше, чем мертвое, человека - сильнее, чем образ?
  - Любопытно! Да, люди общаются друг с другом по телефону или через интернет, вместо того, чтобы встретиться.
  Даже давно секс по телефону и интернету придумали, хотя баба рядом, живая, за стенкой.
  - Не о сексе тебе бы размышлять, Мудрый, - Чужой укорил.
  - А о чём же тогда размышлять мне одному под землей? - Мудрый спросил с сарказмом.
  За годы заточения остроумие его отточилось до блеска.
  - О Вечном! О Мюоне думай! - Чужой произнёс с пафосом, как над гробом.
  - И ты туда же! Мюоны тебе мерещатся, как профессору Оводу! - с языка Мудрого капал яд. - Скитаешься вечно в Мирах, а глупости говоришь, как студентка.
  Зачем тебе сдался мюон? И почему я, заросший, одинокий под землей должен думать о Мюоне?
  Я лучше о бабах помечтаю, даже забыл, как они выглядят, а хочется - нет терпения!
  - Женщины - слишком просто!
  Женщина - пустота, вакуум, воронка, в которую засасывает Космос.
  А Мюон - ОГОГО! Реальность!
  - Ты не сумасшедший? - Мудрый спросил с тревогой.
  Обидно, если Чужой окажется простым сумасшедшим, кото-рому дарована телепатическая связь.
  - У меня нет ума, у меня только - Разум!
  Если сомневаешься - спрашивай!
  Я знаю ответы на все вопросы!
  Сомневающиеся всегда спрашивают, вместо того, чтобы ра-деть о Мюоне.
  - Мюон! Мюон! - Мудрый приложил руку ко лбу, чтобы телепатическая связь грела пальцы. - Если ты знаешь ответы на все вопросы то ответь мне... скажи... ответь... например... Что на свете всех милее, всех румяней и белее?
  - Сусанна Хорватова - любовница профессора Овода - всех милее, всех румяней и белее! - Чужой ответил сразу же, словно готовился к вопросу.
  - Любовница профессора Овода? - Мудрый, хотя ничему давно не удивлялся, всё же удивился, скорее скорости ответа и четкости, чем факту. - Сусанна Хорватова, судя по слухам, телепатической болтовне, красавица.
  Но на самом ли деле она лучше других женщин?
  - Лучше, потому что Сусанна Хорватова - мюон! - Чужой провозгласил с восторгом, словно поймал дикую кошку за лапы.
  - Ты... Вы... Ты серьезно телепортируешь мысли, или я не-допонимаю?
  Как это Сусанна Хорватова - мюон?
  - Сусанна Хорватова, как воплощение женщины - мюон.
  - Не понял я, хотя и Мудрый! А проще объяснить можно?
  - Проще некуда! - Чужой не обиделся, не возвысился голо-сом. - Я специально подобрал наипростейшую схему общения с тобой, Мудрый.
  Остальное - сложнее!
  - Значит я не Мудрый, а - глупый? - Мудрый озадачился и опечалился одновременно. - Но тогда зачем профессор Овод держит меня в темнице, если я не Мудрый?
  - Ты - Мудрый! - Чужой не находил бреши в логике. - Но мудрость твоя слишком велика, чтобы нисходить до низшей мудрости.
  Незачем человеку, которому дан талант Разумом двигать Звезды, уметь понять смысл таблицы умножения.
  Ищи в себе и найдешь, Мудрый!
  - Только сейчас я подумал, что слово "мудрый", иногда звучит, как издевательство, - Мудрый пробормотал под нос: - Сусанна Хорватова - мюон!
  А профессор Овод - тоже мюон?
  - Профессор Овод не мюон, он - радетель мюона.
  - Что радетель, я знаю, - Мудрый задумался над тем, какую пользу извлечь из общения с Чужим. - Ты можешь меня освободить из узницы?
  - Материальное мне неподвластно! - снова сказал Чужой. - Не могу!
  Но и незачем тебе удаляться отсюда!
  В узнице ты - бессмертный, а на воле тебе мигом вкатят пулю между глаз, и - поминай, как звали Мудрым.
  - ХМ! ГМ! АХМЫ! - Мудрый пытался найти рациональнее зерно для себя, как жемчужное зерно для петуха. - Кто я для тебя в первую очередь: узник? человек? мудрый?
  - Ты - мотивировка в науке, выражающая собой причинные связи, существующие между элементами научных противоборств в жизни мюона.
  Содержание и форма твои, Мудрый, для меня, как для ничего, соответствуют принципам Вселенского метода постижения мюона, с дальнейшим решением временных задач.
  - Если я ошибусь, то поправь меня, - Мудрый усмехнулся. - Не с той ли ты целью бродишь во Вселенной и по Времени, чтобы найти возможность воплотиться материально, то есть начать снова жить?
  Ты ищешь возможность вселиться во что-то живое?
  Тебе надоели скитания бесплотности твоего Разума?
  - Больше да, чем нет, - Чужой признался. - Но не имею пока возможности выйти из своей временной ямы.
  Если бы мой дух, разум витал в твоём Мире, где существует пространство, время и мюоны, то нет ничего проще, чем вселиться в кого-нибудь или во что-нибудь.
  Но там, где нахожусь я, подобное невозможно... или возможно, но я не знаю ответа.
  - Ты пришел ко мне в мозг, чтобы попытаться через меня выйти из своего Мира и попасть в наш Мир? - Мудрый почесал нос, в последнее время кожа на носу стала прочной и упругой, молодой.
  - Ты не зря носишь имя или кличку - Мудрый! - Чужой не восхитился, возможно, он знал, что Мудрый - мудр. - Проще говоря: один ум - хорошо, а два - лучше!
  - Мне грустно, если моё состояние в тюрьме можно охарактеризовать, как грусть, - Мудрый засмеялся. От смеха задрожали стены, стульчак сместился от дыры в полу. - На какое-то время мне показалось, что я общаюсь с Истинным Разумом, но, даже, если ты и Истинный Разум, то, оказывается, что не бескорыстный.
  Даше Высший бескорыстный Разум хочет за свои советы что-то получить взамен.
  - По крайней мере, это честно! - Чужой сказал и замолчал.
  Мудрый обеспокоился, что Чужой обиделся и исчез навсегда!
  - Ты можешь телепортировать изображение и звуки? - Мудрый спросил с испугом, боялся, что Чужой ответит - нет!
  - Образы и звуки мне подвластны для телепортации, - Чужой отозвался спокойным тоном, не зная, как его ответ всполошил Мудрого.
  Человечество и Разум на Луне и на Марсе до сих пор не освоили передачу на расстояние образов и звуков: только - мысли.
  "Но тогда мне незачем покидать свою тюрьму, - Мудрый вскочил и в волнении ходил по камере. - Здесь моё тело в безопасности, даже Чужой отметил этот факт.
  А все остальные ощущения: запах женщин, пищи, эмоции я смогу через Чужого, да хранит его Время, получать сюда.
  - Покажи мне женщину, - Мудрый прохрипел, и затем словно оправдывался: - Я давно не видел женщин.
  - Какую женщину? Любую? - Чужой, словно официант принимал заказ. - Живую? Мертвую?
  - Нет! Лучше Сусанну Хорватову! Со звуками... и в крас-ках... - Мудрый хихикнул, потирал потные ручки.
  И вдруг, словно лось в Беловежской Пуще, возникло, но не внутри черепа, а перед Мудрым, в камере, голографическое изображение Сусанны Хорватова, молодой любовницы профессора Овода.
  Мудрому чрезвычайно повезло: Сусанна Хорватова только что приняла ванну, и распаренная обнаженная прогуливалась по квартире.
  Она что-то искала, часто нагибалась, и у бессмертного Мудрого, если бы он не был бессмертным, возможно не выдержало бы сердце от лавины чувств в голове и ниже.
  Мудрый, несмотря на то, что мудрый, продержался меньше минуты - слишком давно он видел жжу, даже на картинке.
  С красным лицом, потный, похожий на взволнованного учителя сельской школы, Мудрый присел на теплый пол.
  Сусанна Хорватова наконец-то нашла то, что искала - мани-кюрные ножнички, забралась в кресло с ногами, извернулась и начала подравнивать ногти на пальцах ног.
  Молодая красавица не подозревала, что за ней подглядывают через цветную телепортическую связь, пела песенку с непонятными, для Мудрого словами ("Я отстал от жизни, социальной жизни", - Мудрый вздохнул в унисон с трудягой Сусанной Хорватовой).
  Девушка изловчилась, подняла ногу выше, и Мудрый снова не выдержал, во второй раз.
  Она давно так не расслаблялся, разве что, во после еды, да и то в сто раз слабее.
  - Убери её, - Мудрый махнул рукой невидимому Чужому, на миг испугался, что Сусанна Хорватова услышит, но молодая красавица не слышала. - А других женщин можешь показать? Мертвых?
  Мэрилин Монро, Царицу Клеопатру, Царицу Савскую? - Мудрый вытаскивал из памяти, первых попавшихся в ловушку ума, знаменитостей.
  - Мэрлин Монро - молодые годы? - Чужой спросил без всякого удивления. - Или сразу всех баб показать? Оптом? Скопом? Гуртом? Навалом?
  Перед Мудрым возникла Мэрлин Монро в период зрелости.
  Она на смешанном польско-американском языке ругала кого-то невидимого.
  Красавица оказалась меньше ростом, чем предполагал Муд-рый, и грудь у неё не так уж, чтобы очень понравилась ему.
  Можно и побольше грудь отрастить, если ты знаменитость.
  "Не впечатляет Мэрилин Монро, - Мудрый,, утомленный свиданием с телепатической голографией Сусанны Хорватовой, чмокал, почесывался, как енот-полоскун на рыбалке. - Все бабы мои!
  Всех времен и народов!
  Мечта всех мужчин сбылась для меня одного!"
  - ЭЭЭЭ! - Мудрый ощущал себя Повелителем. - Хорошо! Но пока баб достаточно... через пять минут покажешь ещё...
  Я вспомнил, что ты говорил... телепортировал мысль про мюоны.
  Но я не понимаю, извини меня, узника за скудость мышления - слишком мало информации извне поступает - причем здесь мюоны?
  Сусанна Хорватова и мюоны?
  Почему не ка-мезоны, не бозоны?
  - Мюон - потому что он - мюон! - Чужой пытался подобрать образы проще, чтобы Человек понял. - В ваших понятиях существует определение стандарта.
  Стандарт на красоту женщин, золотой стандарт, стандарт производства автомобилей "Мерседес".
  Стандарты со временем меняются, например - женская красота: если раньше в моде были пухленькие невысокие женщины, то в настоящее время стандартом женской красоты считаются женщины высокие, худые, но с огромными сиськами.
  Всё течет, всё меняется, как в Москве-реке под городом Бронницы.
   Во Вселенной, за пределами Земли - да и на Земле тоже - существует множество стандартов, независимых от времени.
  И одним из Вечных стандартов является - мюон.. по определению...
  Под мюон во Вселенной всё подстраивается: и женская красота, и строение молекул золота и другие стандарты.
  Не важно, что подстраиваемые стандарты плавают, меняются - они же не оригиналы.
  В узком смысле стандарт мюона, или мюон выступает как конкретизированный способ, приём Вселенского решения обычно в связи с функцией оформляемого компонента элементарно-комплексной среды (например, в ежедневных радениях или в оформлении квантования).
  Через механизм радения мюону осуществляется процесс переосмысления действительности, актуализации бытия, становления, вычисления наиболее значимых точек в науке, отражающей социально-научное своеобразие.
  - Любопытно! - Мудрый почесал подбородок под бородой, но из головы не выходил образ голой Сусанны Хорватовой в кресле. - Я осмыслю положение мюона... на досуге.
  ХМ! А что, кроме досуга у меня имеется.
  Но связь между Сусанной Хорватовой и сущностью мюона, в чём она?
  - Разве ты не понял, Мудрый? - Чужой удивился. - Ты же наблюдал за обнаженной Сусанной Хорватовой, и ничего не заметил мюонного?
  - ГМ! может быть, и заметил, но не отнёс к мюонному, - Мудрый впервые за много лет застеснялся.
  - Когда Сусанна Хорватова наклонялась за ножницами, восседала, как элементарная частица, в кресле, ты что, Мудрый, не заглядывал ТУДА?
  - Заглядывал! Ну и?!! - Мудрый покраснел, почувствовал, что покраснел.
  В жар бросило, как в Жар-птицу.
  - ТАМ - мюон!
  
  Оксана Чумак, Елена Балашова и Алла Быстрицкая стояли у триста семнадцатой аудитории и чирикали, как птички на веточке.
  Оксана Чумак светилась, будто Солнышко ясное - ещё бы - скоро станет женой бессмертного ученого Евсея Игоревича.
  Аллочка Быстрицкая тоже не особо горевала.
  Она рассказывала, как доцент Кондаков поставил ей зачет-автомат по теории комплексных чисел.
  - Ой, девочки! Я даже и не надеялась, а тут - бац - автома-том! - Аллочка приложила ладошки к щекам и качала головкой, как миленький китайский болванчик. - Я снимаю джинсы, трусики уже спустила до коленочек, а Кондаков даже не смотрит и не готовит себя к приему зачета.
  "Быстрицкая! У вас по контрольным положительные оценки!
  Давайте зачетку, вам - автомат!"
  Представляете, девочки! Я даже не подготовилась к зачёту, шла в надежде на чудо, оно и произошло.
  - Чуда нет! Ты же помолвлена с Барабальским, а Кондаков и Барабальский дружат! - Леночка Балашова злобствовала. Она Кондакову зачет сдавала-сдавала, да не сдала. - Я вызубрила, выучила, да пизда подвела.
  Не везет мне, как мартовской кошке.
  - С твоими-то шикарными бедрами, да и не сдала? - Аллочка притворно удивилась, снова покачала головой. - У тебя нормальный преп дольше пяти минут зачет не принимал.
  Ты же у нас - голубушка!
  - Ладно, издеваться! - Леночка Балашова вздохнула, поправила бантик на косичке Аллочки Быстрицкой. - Из-за Кондакова я теперь неделю никому не смогу зачет сдать, как напильником по мне прошелся. - Леночка Балашова приподняла юбку, спустила колготки и трусики: - Смотрите, не пизда, а - Ледовое побоище.
  - Ого! Это Кондаков тебя так? - Оксана Чумак и Аллочка вскрикнули, разглядывая красную, словно губной помадой разу-крашенную, промежность подружки.
  Мимо проходили преподаватели, студенты, бросали косые взгляды на низ живота Балашовой и сострадали молча.
  - Не только Кондаков! У меня в последнее время полоса невезений! - Леночка не опускала юбку. - Но Кондаков доконал каналья.
  Красиво сказано, но больно.
  Он почему-то меня невзлюбил в последнее время, а тут ещё его личные проблемы наложились - не везет в науке, начальники его ругают.
  Пришел на зачет злой, взъерошенный, штаны скинул, мой конспект раскрыл и цедит сквозь зубы:
  - Балашова! Начинайте, не тяните время!
  Я быстро разделась, локти поставила на стол, а Кондаков тут же начал принимать зачёт.
  У меня ещё сухо, от волнения я не подготовилась внизу.
  Он на сухую пытается, не получается - вот и злится.
  Наконец, начал принимать зачёт, а мне больно, и чувствую, что насухо и ему больно, но молчит, злобствует.
  Я Кондакову про комплексные поля шпарю, а он себя и меня мучает.
  Можно было догадаться уже тогда, что зачёт не выйдет.
  Через пять минут я кричать от боли начала, он тоже подвывает.
  На нас пшикают, в аудитории другие зачеты принимаются, мы своими воплями боли мешаем препам сосредоточиться.
  Растеребил меня Кондаков, ни капли влаги не выжал, я ему три параграфа за это время рассказала, но толку - никакого.
  Зачёт он не принял, натянул штаны и пообещал, что я ему ещё долго сдавать буду, если не научусь готовиться к зачёту, как следует.
  - Да, подружка, попала ты! - Оксана Чумак сочувственно погладила Лену Балашову по затылку. - Не печалься! Среди препов много дураков, но исправимых.
  Всё переменится, и комплексные поля покажутся тебе сказкой! В хорошем смысле...
  - Привет, девушки! Скучаете без меня? ОГОГО! Леночка!
  Кто тебя так разворошил? Кондаков? - Миша Борт улыбался, словно получил визу в США.
  Балагур, охальник, симпатяшка, он не видел стоп-сигналов в разговорах.
  В последнее время Борт приставал к Балашовой.
  - Сам ты догадался, или он сказал? - Лена Балашова натянула трусики и колготки, опустила юбку.
  - Не ты первая пала жертвой его зачёта!
  Принимает зачет у девушек, хотя давно пора ему лечиться. - Миша Борт приобнял Леночку за плечи: - А перед зачётом смазывать не пробовала, немного, тайно?
  - Совсем обалдел? Да? - Леночка Балашова оттолкнула ухажера. - Если кто узнает - меня из МИФИ выгонят.
  Аллочка и Оксана Чумак переглянулись, улыбнулись: они часто смазывали себя перед зачетами и экзаменами у особо придирчивых преподавателей.
  Дорогая, но эффективная французская смазка ничем не отли-чалась от естественных выделений.
  Кто докажет?
  Миша Борт долго не зацикливался на одном вопросе:
  - Леночка! Может быть, в сауну сходим?
  - В сауну? Жарко! У меня нет подходящей маечки.
  - А ты маечку снимешь...
  - Гадкий, мерзкий, Борт, - голос Лены Балашовой зазвенел, как сталь на коне Александра Македонского: - Если ты ещё раз скажешь мне пошлость, или предложишь гадкое - то пожалеешь.
  Как тебе не стыдно предлагать девушке подобные гадости - грудь оголить?
  Только после свадьбы! И не за тебя замуж выйду...
  - О чём спорим? - Саша Хохлюк расцеловал девушек - дурная американская привычка, но прижилась в МИФИ. - Представляете, я вчера выиграл велосипед в Ашане.
  На входе девушки всем раздают лотерейные билеты, бесплатно, мне тоже всучили.
  И через час слышу: билет номер, ну, вообщем, мой, выиграл велосипед.
  Не скутер, конечно, но приятно.
  - Везет тебе, Хохлюк! - Аллочка Быстрицкая подумала, что её жених, Барабальский, на велосипед для невесты не расщедрится.
  - Не без везения, живу! - Саша Хохлюк нежно обнял Оксану Чумак за плечи.
  Он полагал, что, если, как и Оксана, приехал в МИФИ с Украины, то они, земляки, должны держаться вместе, вплоть до кровати.
  Оксане нравился Саша Хохлюк, она даже иногда думала о совместной жизни с ним, или - О! мечты! - о свадьбе.
  Саша Хохлюк знал, что нравится девушкам, смотрел на Оксану Чумак свысока, и никак не думал взять её в жены.
  Хохлюк мечтал о москвичке, пусть старше, пусть некрасивой, но о москвичке с большими возможностями.
  И сейчас он шутливо, с иронией поглядывал на Оксану Чумак, но она, неждано-негаданно, чуть в гроб не заколотила Хохлюка.
  - Эй! Сашок-горшок! Аккуратнее! Не твоя, не лапай! - Оксана высвободилась из объятий земляка. - По-моему я повода для близких отношений не давала.
  И что за день сегодня? Один с пошлостями пристаёт к Балашовой, другой на мне виснет.
  Ударная волна ваши мозги сдвинула, мальчики?
  - Ну, а что тебе не нравится, Ксюша? - Саша Хохлюк из последних сил сдерживался.
  Он считал себя импульсивным, эмоциональным, словно с гор спустился, и не привык, когда девушки ему отказывают.
  Хохлюк криво улыбался, но в глубине души боялся:
  "Вот она, пропасть-то!
  Сорвался! Началось моё падение!
  Неужели, старею?"
  - Я теперь невеста! - Оксана Чумак старалась говорить спо-койно, но голос слегка дрожал от волнения. Каждая нормальная девушка мечтает вот так запросто, в кругу подружек и друзей, обмолвиться о том, что скоро выходит замуж. - Евсей Игоревич Небоданов берет меня в жёны, - и затараторила быстро, хотя не в свою пользу: - Ему нужна вторая жена, пятьдесят исполнилось, он меня выбрал...
  Я оказала ему честь, согласившись стать женой!
  - Небоданов? Поздравляю! Это так неожиданно, как груша с яблони! - Аллочка Быстрицкая первая поздравила подружку, почти искренне, потому что сама выходила замуж, и повода для особой зависти не имела: женихи одинаковые по возрасту и по статусу. Нет... Небоданов чуть выше стоит.
  - Да, счастливая ты, подруга! - Саша Хохлюк позеленел через смуглую кожу. - В Москве останешься, за бессмертного ученого выходишь.
  Он и тебя бессмертной сделает!
  - Ну, бессмертие не так важно, - Оксана Чумак кокетничала. - Главное, что человек хороший с большим членом.
  Саша Хохлюк для неё стал совсем маленьким, неинтересным, непривлекательным, как сдувшийся воздушный шарик.
  - Вот и он, лёгок на помине! - Миша Борт кивнул головой в сторону приближающегося Евсея Игоревича.
  Евсей Игоревич направлялся в столовую, и встретить своих студентов (особенно - Оксану Чумак) не особо желал.
  - Евсей Игоревич, здравствуйте! - студенты прокричали хором (Саша Хохлюк тише всех).
  - Здорово студентам! - Евсей Игоревич отозвался излишне бодро.
  - Евсей Игоревич, а Евсей Игоревич! - Аллочка Быстрицкая решила одним махом двух зайцев убить: узнать - не обманывает ли Оксана Чумак насчет женитьбы, и зачет сдать: - поздравляем вас!
  - Спасибо! - Евсей Игоревич отозвался с иронией. - С чем поздравления-то?
  С тем, что в меня стреляли, но не убили?
  - Нет, стрелялки - ерунда! - Аллочка засмеялась самым вы-годным проверенным своим смехом. - Вы же берете в жены Оксану Чумак, нашу лучшую подружку, красавицу.
  Вас даже не останавливает то, что она с Украины...
  - А! Чумак? Да! - Евсей Игоревич опустил глаза.
  После клейма нейтронщков на плече студентки, о свадьбе нет и речи. Но не ставить же студентов в известность.
  - Евсей Игоревич! Евсей Игоревич! Примите у меня сейчас зачёт! Я готовилась! - Аллочка быстро достала зачётку и конспекты.
  - Быстрицкая! Сегодня у меня нет сил и времени, чтобы принимать у тебя зачёт, - голос Евсея Игоревича наливался свинцом, но расплавленным, мягким. - Приходи завтра... лучше - через пару дней.
  - Ну, у нас же экзамены начинаются, Евсей Игоревич! - Быстрицкая надула губки. - Я учила, я готовилась.
  Вы быстро и нежно принимаете зачёт, студентки вас любят.
  - Уговорила, Быстрицкая, - Евсей Игоревич вздохнул. Ещё ни разу в своей жизни он не отказал девушке. - Пойдем, вроде триста семнадцатая свободна.
  Евсей Игоревич вошёл в аудиторию, за ним последовали сту-денты - посмотреть, как Аллочка будет сдавать зачёт.
  Быстрицкая быстро скинула джинсы, трусики и колготки, по-вернулась к преподавателю блестящим задком, наклонилась.
  - Так, Быстрицкая, расскажи мне про методы детектирования мюонов! - Евсей Игоревич собрался уже пристроиться сзади студентки (Оксана Чумак с неудовлетворением заметила, что её жених готов принять зачёт), но тут же вскрикнул: - Быстрицкая! Что это у тебя за дела?
  - Что там, Евсей Игоревич? - Аллочка спросила слишком сладким голоском.
  - У тебя пизда красная, как из автомойки.
  Ты же сказала, что подготовилась к зачету, но так я у тебя не приму зачёт.
  Принеси справку из деканата и из медсанчасти, когда будешь готова, - Евсей Игоревич стал натягивать свои трусы.
  Чумак, Борт, Хохлюк и Балашова подбежали, тоже осмотрели горящие красные половые губы Быстрицкой, Борт присвистнул, а Балашова от волнения задержала дыхание.
  - Евсей Игоревич! - Аллочка Быстрицкая чуть не плакала, но умудрилась и подружку "засветить"! - У меня не менее разворочена, чем у Балашовой.
  - Балашова не просила принять у неё зачет, - Евсей Игоревич сказал, как провод медный отрезал.
  - У меня меньше краснота, чем у Быстрицкой, - Леночка Балашова отомстила подруге, сноровисто приспустила трусики: - Красная, но не до ссадин и микротрещин.
  - Всё, залечивайте свои раны, готовьтесь к зачету, жду вас со справками, - Евсей Игоревич уже выходил из аудитории.
  Аллочка Быстрицкая теряла последний шанс сдать зачёт, она догнала преподавателя, повисла на руке:
  - Евсей Игоревич! А зачёт-автомат? Вы же с моим будущим мужем Барабальским, друзья... и я учила, готовилась!
  - При других обстоятельствах я бы поставил тебе автоматом, - Евсей Игоревич сказал чуть слышно и так, чтобы видела только одна Быстрицкая, кивнул головой в сторону студентов.
  Аллочка поняла намёк преподавателя: если бы без свидетелей, то Евсей Игоревич сжалился и проставил бы зачёт автоматом.
  Но болтун Борт, обозленная Балашова и опущенный свадьбой землячки, Хохлюк, обязательно пожалуются в деканат на преподавателя, который нарушает правила приёма зачетов.
  Аллочка прикусила губу до крови - сама виновата, надо было думать раньше.
  Теперь Евсей Игоревич станет принимать зачёт только в при-сутствии свидетелей.
  Евсей Игоревич вышел из аудитории, Оксана Чумак, уязвленная тем, что жених её не позвал в столовую, натянуто улыбнулась и побежала за ним следом.
  Евсей Игоревич остановился, посмотрел на Оксану, как на разбитый фотоэлектронный умножитель:
  - Чумак! Мне нужно позвонить, позволишь?
  Эти слова означали: "Отойди, не мешай!"
  Оксана Чумак захохотала натянуто, но смеяться необходимо, потому что веселых девушек все любят, а мрачных - только черти.
  Чуткая, потому что украинка, Оксана Чумак решила не надо-едать жениху - у мужчин часто случаются срывы - и пошла вниз, в гардероб, где надеялась, пока никто не видит, выудить из карманов чужих пальто, несколько монет на ужин.
  
  Евсей Игоревич прошёл немного по коридору, остановился у окна и набрал на мобильном номер жены:
  - Аллё, Натаха, ты как?
  - Нормально, приветик, - отозвалась жена, словно из-под чужого мужа.
  - Голая танцуешь перед хахалем? - Евсей Игоревич запустил стандартную шутку с женой.
  - Каким хахалем? Хватит ерунду молоть, господин бессмертный, - жена каждый раз, когда произносила эту фразу, задумывалась: где бы взять хахаля, перед которым можно оголиться.
  - НАМ сегодня жену предлагали, - Евсей Игоревич радовался, что озадачил жену.
  - Жеееееену? - Наталья подумала, что муж продолжает шу-тить, но вспомнила: - Ах, тебе же пора вторую брать.
  И кто она? Богатая? Красивая? Молодая? Старая? Странная? Здоровая? Толстая? Худая? Белая? Черная? Блондинка? Брюнетка? Сколько приданного за собой несет?
  Кто предлагал?
  - Украинка, Оксана Чумак! Она сама себя предложила. Ничего девушка, приятная, в твоём вкусе.
  - В моём вкусе? Ты, Евсеюшка знаешь мой вкус? - в голосе Натальи сквозила злая ирония. Жена намекала на Новый Год, когда Евсей Игоревич подарил ей вместо золотого кольца сноуборд.
  Она отлично борщ варит, сама сказала.
  Приехала с Украины, беспородная, но обещает, что нам понравится.
  - С Украины? За москвичом пожаловала очередная? - Наталья распалялась. - Как это так, без приданного?
  Мы и так ютимся втроём в одной комнатке, а тут ещё одна жена.
  Я мечтала, что в пятьдесят ты возьмешь жену с квартирой, с домом, с машиной, а ты буксуешь на одном месте, как трактор "Беларусь".
  Евсей, нам что, квартиру ждать до семидесяти пяти лет, до следующей твоей жены?
  А, если ты опять, безродную бесприданницу с Украины возь-мешь?
  - Две украинки в одной московской семье не уживаются, - Евсей Игоревич гордый своим открытием засмеялся в трубку. - Но ты не волнуйся, родная!
  С этой женой ничего не получится.
  - Почему не получится? - Наталья уже мечтала о молодой домработнице, которая варит украинский борщ. - Сначала наобещал с три короба: и красавица, и в моём вкусе, а теперь - не получится.
  - Она - порченая! - Евсей Игоревич сказал тихо, прикрывая телефон рукой.
  Рядом никого не оказалось, не подслушали.
  - Порченая? - Наталья вскрикнула. - Ведьма?
  Про них Гоголь много писал. Как старая баба у него, так - порченая.
  Но ТВОЯ же, не старая...
  - Потом расскажу! Не телефонный разговор, - Евсей Игоревич подпустил в голос таинственности, игра ему нравилась.
  Остался только один вопрос - Оксана Чумак, шпионка нейтронщиков.
  "Чумак, наверняка, сама не возрадуется, когда узнает, что свадьбы не будет из-за того, что мы раскрыли предательство нейтронщицы!".
  - Приходи быстрее, расскажешь, я горю! - Наталья захихикала. - Я тебе устрою сегодня ночь пыток.
  Наталья нескромно расхохоталась на другом конце телефона, а Евсей Игоревич сплюнул на пол.
  После тяжелого зачета, принятого у Оксаны Чумак, ещё и с женой ролевые игры - слишком много сил уйдет.
  "Уехать, улететь подальше от всех.
  Спрятаться в таёжной избушке, чтобы на сто верст ни одной живой души", - Евсей Игоревич молча выказал желание, которое приходит на ум каждому мужчине после сорока пяти лет.
  - До свидания, любимая! - Евсей Игоревич чмокнул телефонную трубку.
  - И я тебя тоже люблю! - Наталья притворно вздохнула, словно расставание с любимым мужем очень её расстраивает (она выключила связь, и задумалась: "Да! Где же найти хахаля, перед которым можно плясать голой?").
  Евсей Игоревич с облегчением закончил разговор и продолжил путь в столовую, как Афанасий Никитин брел из варяг в греки.
  В столовой в обмен на продовольственный талон, он принял поднос с тарелкой горохового супа (гороховый, щи, борщ - на выбор), картофельной запеканкой и килограммовым куском запечённой осетрины (осетр, камбала, лосось, семга, угорь - на выбор), куском торта "Прага", бутылкой воды "Святой источник" и колбой с тремястами миллилитрами водки "Столичная", подкрашенной под технический спирт.
  Обед сытный, но не изысканный.
  Евсей Игоревич предпочитал трюфеля и свиные пятачки.
  Когда от горохового супа осталась половина, к столику подсел профессор Мориарти со своим подносом.
  - Гороховым супчиком увлекаешься, Евсей?
  Он же - музыкальный.
  Взял бы борщ с мослами.
  - Хвощ с москалями, - Евсей Игоревич передразнил и они засмеялись: - Гороховый супчик - для веселья.
  Вечером, когда нечего делать, хоть одно развлечение.
  А ты зачем в меня стрелял, Ваня?
  - Стрелял и стрелял - стоит ли об этом спрашивать! - про-фессор Мориарти не удивился вопросу, налил в пластиковую рюмку синей водки, чокнулся с Евсей Игоревичем: - Поехали!
  Не убил же! За это и поплатился, налетел на штраф и выговор с занесением в личное дело.
  - Так тебе и надо, Ворошиловский стрелок, - Евсей Игоревич жадно закусывал холодную водку осетриной. - Если уж взялся за пистолет, то не промахивайся.
  - Мстить станешь? - профессор Мориарти не беспокоился - стрельба в МИФИ - обычное дело.
  Но столовая, спортзал и ещё несколько мест объявлены зоной, свободной от распрей и сведения счетов.
  Закон, конечно, нарушался, но виновных наказывали столь сурово, что у новых будущих нарушителей долгое время не возникало желания последовать примерам трупов.
  - Ты же знаешь, Ванька, что я не стреляю, не гоняюсь. Лень! - Евсей Игоревич сосал рыло осетра.
  Выпили ещё по одной. - К приезду господина Президента хорошо подготовились? - Евсей Игоревич задал стандартный, но обязательный вопрос.
  Без него не обходился ни один разговор в МИФИ.
  - Куда уж там! - профессор Мориарти размахивал руками, словно отбивался от диких пчёл. - Наша представительница, Мария Воронова, загремела в декретный отпуск.
  Новую ищем, но с большими сиськами.
  Хотим поразить господина Президента масштабами научной работы на нашей кафедре.
  - Большие сиськи - это по-научному, это - одобрительно, - Евсей Игоревич согласился, задумчиво смотрел на торт.
  - Евсей! Давай на выходные, на рыбалку, на Селигер?
  Может быть, русалку поймаем? - профессор Мориарти вдохновился.
  - Рыбалка? Можно? - Евсей Игоревич ответил после некоторого раздумья и трех глотков подсинённой водки, но затем передумал: - Не получится! Дел навалилось, как снега на голову.
  И ты, кто знает, может быть, завтра опять в меня палить начнешь?
  - Может, и постреляю, - профессор Мориарти согласился легко. - Но, думаю, что профессор Овод усилит охрану сотрудников, так что я рискую получить пулю от вашего Калистратыча или от другого наймита.
  Творог неплохо стреляет с левой, словно норвежский биатлонист, а не ученый.
  - Как атмосферные ливни поживают? - неожиданно спросил профессор Мориарти, когда разговору следовало перейти на баб и вино.
  Евсей Игоревич насторожился: профессор Мориарти не интересовался наукой так близко, чтобы знал об атмосферных ливнях.
  - Нормальные атмосферные ливни, как всегда! - Евсей Иго-ревич обманул. Мюоны сигали с неба, как полоумные.
  Профессор Овод связывал повышенную активность пи-мезонов со звёздными катастрофами.
  Евсей Игоревич прищурился, чуть отодвинулся от профессора Мориарти, назад, почти незаметно.
  Со стороны должно показаться, что Евсей Игоревич непри-нужденно откинулся на спинку стула, как во Дворце.
  "Выпытает у меня Мориарти нужное ему, или его заказчику, а потом вилку в глаз воткнёт, - Евсей Игоревич справедливо опасался подвоха со стороны профессора Мориарти.
  В столовой воевать нельзя, а убийство вилкой в глаз можно отнести к несчастному случаю: держал вилку, да неосторожно коллеге в глаз она улетела. - Смерть не страшна. Страшен мой вид после нелепого покушения.
  Из глаза кровь хлещет, из черепа вилка торчит, а я, если живой ещё, катаюсь по полу, кричу от боли и досады, что ослеп на один глаз.
  ФУ! Унизительно, мерзко и постыдно.
  После этого - сам на себя руки от стыда наложишь.
  Ещё обязательно коллеги увидят позор!
  И студенты соберутся, и Быстрицкая, которую я опустил с зачётом, и Оксана Чумак.
  Нет уж, если вилку мне в глаз, то не сейчас!"
  Евсей Игоревич опасался покушения не напрасно!
  К столу приближался, с самой что ни на есть, доброй улыбкой, Барабальский.
  Что-то в поведении Барабальского насторожило Евсея Игоревича.
  После покушения утром чувства временно обострились.
  "У Барабальского на подносе одна миска с супом!
  Огромная миска, как таз для мытья ног в коммунальной квартире.
  Где же графин с синей водкой? Второе? Торт?
  И почему от миски поднимается густой пар, словно суп разо-грели до тысячи градусов по Цельсию?"
  Барабальский уже подошёл к столу:
  - Можно, господа к вам?
  И Евсей Игоревич проворно метнулся в сторону, двигая сто-лик в Барабальского.
  За долгое время учебы и работы в МИФИ Евсей Игоревич привык к подлостям коллег ученых и к покушениям различной степени хитрости.
  Уловка Барабальского не из самых изощренных, но старая и проверенная.
  Если бы не ловкость Евсея Игоревича, не сноровка, то лежать бы ему сейчас с ошпаренной головой.
  Барабальский, в планы которого входило, потешно якобы запнуться и обрушить тяжеленую миску с расплавленным жиром на голову Евсею Игоревичу, от удара столиком чуть сместился вправо, и жирный суп - орудие убийства - водопадом выплеснуло на голову профессора Мориарти, но не на Евсея Игоревича.
  Большая часть расплавленного жира улетела на пол, что спасло жизнь профессора Мориарти, но то, что осталось, ошпарило, как струя из ядерного реактора.
  Профессор Мориарти взвыл, как волк в сумерках.
  Горячая жижа вместе с волосами сползала на лицо.
  Кожа на лице и на голове профессора Мориарти покрылась вологодскими волдырями, покраснела.
  "Как пизда у Быстрицкой" - Евсей Игоревич невольно срав-нил.
  Часть высокоградусной жижи прожгла штаны профессора Мориарти и выжигала гениталии.
  Профессор Мориарти вопил, не знал, за что хвататься: за обожжённое лицо, за кожу на черепе или за промежность.
  Он дико озирался в поисках холодной жидкости, но ничего не нашел, кроме водки подсинённой, и вылил водку на голову.
  Болевой шок тотчас лишил профессора Мориарти сознания.
  Мориарти свалился на пол, упал в том виде, в котором Евсей Игоревич сам больше всего боялся оказаться - идиотском: страшное изуродованное лицо, обожжённые гениталии, которые, вероятно восстановлению не подлежат, куски отслаивающейся кожи на черепе.
  - Я нечаянно! - Барабальский объяснял подбежавшим, улы-бался Евсею Игоревичу. - Шел, оступился и опрокинул миску с супом на коллегу.
  Что у нас за полы в столовой МИФИ?
  Не полы, а адское покрытие.
  Я буду жаловаться на Учхоза: надо же, я, без пяти минут профессор, мог бы ногу себе подвернуть.
  
  Пока вокруг профессора Мориарти суетились, Евсей Игоревич быстро докушал обед, допил подсинённую водку и посмотрел на остатки трапезы профессора Мориарти.
  "Ко второму и торту он не притронулся, - Евсей Игоревич размышлял, но руки уже сами услужливо полезли в карман за целлофановым пакетиком (пакетом регулярно снабжала жена Наталья, "чтобы не тратить деньги на новый, когда понадобится"). - Профессору Мориарти сейчас не до разносолов, а добро пропадёт. - Евсей Игоревич сноровисто закинул в пакет обед профессора Мориарти, и внимательно посмотрел на колбу с недопитой водки. - Не многовато-то ли мне будет ещё и водку Мориарти выпить?
  Триста грамм моих, плюс двести остатки у Мориарти в колбе - грамм двести - пол-литра!
  Профессор Овод, наверняка, нальёт перед послеобеденной беседой.
  Итого - ОГОГО!
  Но должен же я как-то возместить ущерб, поправить здоровье после покушения профессора Мориарти.
  Напрасно он в меня стрелял, ОХ, напрасно! - Евсей Игоревич пододвинул графин с синей водкой к себе - никто не обратил внимания. - А водку Мориарти я выпью не сразу, по частям", - Евсей Игоревич обманывал себя!
  Тут он вспомнил, что посуду из столовой нельзя выносить, даже категорически запрещается под страхом штрафа, и уже, не раздумывая, по-казацки, приложился к горлышку графина.
  Двести грамм синей водки ухнули в желудок мягким комом.
  Желудок вздрогнул, в голове на миг прояснилось: Евсей Игоревич увидел небо в мюонах.
  Затем на мозг набежали тучи, и Евсей Игоревич поспешил покинуть столовую.
  На середине дороги к инженерному корпусу Евсея Игоревича догнал озабоченный профессор Творог.
  Творог на ходу рассматривал листы с графиками, таблицами и мелким текстом, словно перед Вечностью пытался надышаться.
  - Евсей, посмотри, из издательства прислали на подпись, - профессор Творог всучил Евсею Игоревичу несколько листков. - Наша книга скоро выходит, надо прочитать, исправить ошибки.
  Как ты полагаешь, Евсей, может быть, слово мюон нам стоит выделить жирным шрифтом?
  Евсей Игоревич принял листки, но шрифт после синей водки расплывался, водка поднялась на уровень сердца, немного мутило.
  "Не споткнуться и не грохнуться бы, а тут Творог с листками, - Евсей Игоревич озадачился, пытался выровнять шаг, потому что очень скромный. - Мюон, тахеон, блеватрон.
  Как много в этих звуках слилось и полилось!"
  - Не думаю, - Евсей Игоревич ответил важно, держал голос, тщательно выговаривал слова, чтобы во рту не возникла пьяная каша.
  - Не думаешь о чем, Евсей? - профессор Творог обрадовался, он непременно после обеда желал дискуссии. - Ты считаешь, что мюон не следует выделить жирным цветом?
  Но это красиво, в духе времени, и, возможно, привлечет вни-мание господина Президента, когда он возьмёт в руки нашу книжку.
  - Да! Ик! - Евсей Игоревич ответил мужественно. Он сдер-живал натиск врага - синей водки. Кто кого?
  - Что да? Выделять или не выделять? - профессор Творог от усердия даже забежал вперед перед Евсеем Игоревичем, заглядывал ему в глаза, что, конечно, устойчивости Евсею Игоревичу не придало.
  Евсей Игоревич чуть не сбил с ног коллегу по работе.
  - Да фигня всё это, - Евсей Игоревич ответил в своём по-фигистком духе. - И мюон выделять, и про господина Президента с книжкой в руках.
  - Фигня? - усы профессора Творога поползли вверх, как на веревочках.
  - Ну, это не та фигня, - Евсей Игоревич пытался выкрутиться из леса слов, который сам и нагородил. Вдруг, да профессор Творог доложит куда-не-надо о словах Евсея Игоревича, что господин Президент с книжкой в руках - фигня. - Господин Президент очень занятый человек, о России радеет.
  Он поглощает горы книг... ик... по политике, а на научные изыскания у него времени не хватает.
  Нет, хватает времени, иногда, когда он делает детальный обзор всей Российской науки. - Евсей Игоревич не смотрел в глаза профессору Творогу, но профессор Творог понял ход мысли коллеги.
  "Молодец, Евсей, выкрутился, - профессор Творог забрал листы у Евсея Игоревича. - Враг не дремлет, кругом прослушка, да и я по долгу службы...
  Старая гвардия никогда не подведет на словесном фронте.
  Лопатой мы не очень, но языком лопатим отлично!"
  - Если выделим мюон жирным, - Евсей Игоревич почувствовал, что водка профессора Мориарти отступает - хорошая водка в МИФИ - быстрый отходняк. - Получится, что мы привлечем внимание читающих наши книги к слову мюон, но хорошо ли это?
  Мюон - он наш, родной, интимный и не для широкого использования.
  - Возможно, ты прав, Евсей, - профессор Творог поразился глубине мысли Евсея Игоревича, задумался, чуть не потерял часть листков для правки. - В жизни каждого человека случаются минуты озарения, а у тебя, Евсей, этих минут с каждым днём всё больше и больше.
  Это я тебе, как коллега говорю.
  В самом лучшем настроении, на подъеме душевных и физических сил профессор Творог и Евсей Игоревич вошли сразу в кабинет профессора Овода.
  Если начальник приказал - "После обеда", то приказ значил только одно - "После обеда и никаких промедлений".
  Около кабинета дежурил Калистратыч, что показывало - опасность велика.
  В кабинете профессора Овода уже накрыт стол, по-походному: на старом архивном табурете, на котором, ходят легенды, распивал синюю водку ещё сам основатель МИФИ Кириллов-Угрюмов, лежала газетка, на ней - неразделанная жирная селедка, две луковицы, горбушка черного хлеба, внушительная "юбилейная" колба, французский коньяк, разумеется, тоже подкрашенный в синий цвет.
  Евсей Игоревич вздохнул, но организм показал: можно ещё принять на грудь, если дело того стоит.
  Профессор Овод сам закрыл за Творогом и Евсеем дверь кабинета, налил по полному пластиковому стакану синего коньяка, поднял стакан, торжественно произнёс, как на похоронах бессмертного академика Явлинского, которого сбил самосвал:
  - Пришло время радеть по-крупному, господа!
  - Радеть - не бздеть! - Евсей Игоревич выпил вместе с начальниками и пошутил после длительной паузы.
  - Красиво сказал, Евсей! - профессор Овод задумчиво жевал хвост селедки. - Радеть - не бздеть!
  А бздеть, возможно, придется, несмотря на нашу отвагу. - Он налил снова, и опять по полному стопятидесятимиллилитровому стакану: - Пришло время Большого радения!
  - Большого радения? - профессор Творог и Евсей Игоревич вскрикнули: Творог в замешательстве, а Евсей Игоревич - в радостях.
  "Давно я не радел по-большому! - Евсей Игоревич встал, прошёл по комнате, выпитое просилось наружу, но вкус селедки и лук загоняли спиртное обратно в желудок - до поры до времени. - Наконец-то порадею всласть!"
  Вдруг завыла сирена (снятая с крейсера "Минск").
  Датчики показывали, что нейтронщики разогнали ядерный реактор, и пучок нейтронов большой энергии достиг мюонной лаборатории.
  Профессор Овод, больше разозленный, что приходится прерывать совещание на самом интересном месте, чем фактом нейтронного нападения, поднял трубку телефона:
  - Алло! Вы совсем очумели? Поставьте заслонки, а то "Не-вод" на вас выльем и на ваш реактор.
  Через несколько секунд сирена отключилась - поток нейтронов снизился до приемлемого уровня, как в Хиросиме двадцать лет спустя.
  - Всё, пошли радеть по-большому! - профессор Овод открыл сейф. - Не дадут поговорить о науке, гады. - Он раздал по пакету одежды для Большого радения: красные туфли с загнутыми носами, высокие колпаки с мюонами и накладные бо-роды.
  Троица стала облачаться - без должного одеяния нет Большого радения по мюону!
  Профессор Творог и Евсей оделись, прицепили накладные бороды и следом за начальником шагнули в лифт, который замаскирован под шкаф.
  Во время непродолжительного спуска все молчали.
  Профессор Творог вспоминал молодую жену: как она без него целый день мается, бедняжка.
  Оленьке тяжело, она сразу не поладила с первой женой, вот и ругаются, что - плохо для семьи.
  Ну, ничего, скоро появится третья жена, тогда и подружатся троицей.
  Втроём - либо воевать, либо дружить.
  Евсей Игоревич о семье не думал, он полностью погрузился в розовые мысли о Большом радении мюону.
  О тайной молельне, о Большом радении знали в мюонной ла-боратории только три человека: профессор Овод, профессор Творог и Евсей Игоревич.
  Калистратыч тоже знал, но он не в счёт, и в последнее время возникали сомнения, что он ещё человек.
  Возможно, сердце Калистратыча давно остановилось, и он живет за счет вживленных компьютеров и чужой крови.
  Тем не менее, на Калистратыче лежала полная обязанность по уходу за Мудрым: кормёжка, гигиена, исполнение малых просьб Мудрого.
  О Мудром, как и о молельне для Большого радения, тоже никто не знал, кроме Творога, Небоданов, Калистратыча и Овода.
  Лифт остановился, дальше лифтовой шахты нет, словно её закопал Стаханов.
  Вышли, профессор Овод прошел три метра в тупик, приложил руку к датчику, скрытому под тонким слоем земли.
  В полу открылся проход, словно в преисподнюю.
  Профессор Творог и Евсей Игоревич последовали вниз по лестнице, за начальником, словно гуси за свиноматкой.
  Винтовая лестница уходила вниз, на сорок пять метров.
  Глубоко, но не в обиде. Здесь, под землей, исчезали все звуки, кроме собственных, и наступал Момент Ответственности и Истины перед мюоном.
  Молдавские рабочие, которые рыли проход и устанавливали лестницу, сразу по завершении работы, все отравились техническим спиртом.
  Одному рабочему удалось выжить, но он ослеп и разбился насмерть, когда упал в открытый люк на железный кол.
  Подобная участь постигла и других наемных рабочих, строителей бассейна "Невод", но ни начальство, ни следственные органы совпадению не предали значения.
  Несчастный случай, он и под землей - несчастный случай.
  Профессор Овод каждый раз, когда спускались втроём в тай-ную молельню, представлял, как его толкает в спину профессор Творог или Евсей.
  Убийство под землей, особенно в тайном проходе даже и скрывать не надо - никто посторонний не найдет входа в тайную молельню.
  Труп можно оставить на ступеньках лестницы на века.
  Калистратыч ни профессору Творогу, ни Евсею Игоревичу не задаст вопроса: куда делся профессор Овод.
  Дело Калистратыча - охранять начальство, а если начальство сменилось, то не его дело до войн в науке.
  Профессор Творог, в случае несчастного случая с профессором Оводом, автоматически станет начальником лаборатории, Евсей Игоревич займет его место, а вместо Евсея появится третий, например, Владислав.
  "Но слабы! Нет в них силы духа, - профессор Овод прислушивался к шагам за спиной. - Они без меня - ничто, пшик, мюоны без оболочки!
  Я для лаборатории и папа, и мама, и Главный радетель!"
  Если бы звук шагов профессора Творога и Евсея Игоревича изменился, то профессор Овод - наготове.
  В случае нападения коллег сзади на лестнице, профессор Овод отработал следующую тактику: он поворачивается к нападающему (Творогу) боком, пропускает его вперед, придавая ускорение пинком в поясницу.
  Профессор Творог с воплями улетает в бездну.
  А с одним Евсей Игоревичем, пузатым и неповоротливым, спортивный, моложавый профессор Овод справится легко на лестнице, особенно, когда в одной руке жертвенный нож, а в другой - электрошокер.
  Евсей Игоревич и профессор Творог не подозревали, что профессор готов к отражению атаки, но и о покушении даже не задумывались.
  Слабаки, или верили в своего начальника - не важно.
  Наконец достигли Главной молельни (а потом ещё и назад подниматься по крутой лестнице).
  Главная молельня представляла собой небольшую комнатку, совершенно пустую, если не считать подсвечника с одной свечей.
  Подсвечник стоял посреди пещерки, аки сноп сена в чистом поле.
  Отдышались, ритуал знали отлично, как таблицу элементарных частиц.
  Профессор Овод, зажег свечу, молча взял правой рукой левую руку профессора Творога, а Евсей Игоревич замкнул круг.
  Молча, потрясая приклеенными бородами, пошли вокруг свечи.
  Большое радение началось.
  Со стороны казалось, что три подземных гнома водят хоровод, или детишки в детском саду развлекаются.
  Но так, как всё проходило в зловещем молчании, в полумраке, а одежда радетелей и накладные бороды - поражали таинственностью, то картина - жуткая.
  Радеть по-большому следовало до Откровения, до видений, до появления Идеи.
  Первым Откровение посетило профессора Творога, на десятой минуте Большого Радения.
  Сначала, как всегда, звенела тишина в глазах и ушах, затем свет свечи исчез, на его месте возникло Северное Сияние, в кото-ром много высокоэнергичных мюонов.
  Северное сияние сменилось тьмой, а из тьмы выплыл пыльный угол, как профессор Творог потом понял, подвала.
  Где находится подвал, кому он принадлежит, Откровения не было.
  В углу подвала, в который давно не спускался человек (воз-можно, что подвал засыпан, а над ним возвышается какое-нибудь новое здание) стоял сундук, окованный медью.
  Большим радением профессор Творог откинул крышку сундука и возрадовался: сундук доверху наполнен пиратскими сокровищами, как в фильмах показывают.
  Золото, ювелирные изделия, драгоценные камни.
  Осталось только Большим радением узнать - где это место, где этот сундук.
  Но Откровение дальше показа сундука с драгоценностями не шло, место не выдавало, значит, не сундук с драгоценностями является истиной сегодняшнего тайного радения.
  Появилась в мечтах Сусанна Хорватова, молодая любовница профессора Овода.
  Сусанна ослепительно красивая, танцует на вечеринке, обла-ченная в полупрозрачное платье.
  Профессор Творог видит, сквозь легкую ткань соски грудей прелестницы, наблюдает, открыв виртуальный рот, как тяжело ходят груди во время танца.
  Сусанна Хорватова ослепительно улыбается профессору Творогу, он опускает взгляд, не может различить сквозь ткань: трусики ли малые одеты на любовнице начальника или так просвечивает лобок.
  В чем же Откровение Большого радения в тайной молельне сегодня?
  Не в лобке ли любовницы начальника?
  Но как лобок женщины, пусть очень красивой женщины, свя-зан с наукой?
  Сусанна Хорватова манит профессора Творога изящным пальчиком, Творог в откровении следует за ней, и - о ЧУДО - возле кожаного белого дивана стоит сундук с пиратскими сокровищами.
  ТОТ самый сундук!
  Сусанна Хорватова по-прежнему обворожительно улыбается, скидывает платье, остается в туфлях на высоких каблуках, присаживается на диван, широко расставляет ноги.
  Профессор Творог на грани истерики: Откровения откровениями, никто не видит Откровения, которое пришло другому радетелю, но вдруг, всё же, появится в Истине профессор Овод и застанет его, профессора Творога, рядом со своей обнаженной подругой.
  Пока профессор Творог в Большом откровении мучается со-мнениями, потеет от страха быть уличенным в позорном, Сусанна Хорватова откидывает крышку сундука с сокровищами, и начинает с хохотом швырять в профессора Творога золотые монеты, драгоценные камни и всякую другую тяжелую юве-лирную утварь.
  Профессор Творог выходит из Откровения, продолжает кру-житься с коллегами вокруг свечи.
  Последняя картинка в Большом радении и есть Истина, Откровение от мюона, но профессор Творог никак не может связать обнаженную Сусанну Хорвтову, сундук с золотом и науку о мюоне.
  "Пусть профессор Овод толкует Откровение, данное мне, - профессор Творог боится гнева начальника, но пытается найти себе оправдание. - На то он и Главный радетель, чтобы толковал радения.
  Но что, если вознегодует, что я видел его Сусанну Хорватову, голой?
  Я же не специально, оно мне дано от Истины.
  И что, интересно придет за Откровение начальнику и Евсею?
  Истина Откровения или Истинное Откровение тайного Боль-шого радения у всех радетелей должны быть, похожи, как братья-кефалы".
  Евсей Игоревич и профессор Овод ещё не получили своё От-кровение, смотрели на профессора Творога, но не видели его.
  Профессор Овод сражался с черным слизким осьминогом.
  Осьминог выполз из бассейна "Невод" и набросился на про-фессора Овода сразу же, как только Главный радетель вошел в радение.
  Лица у осьминога постоянно менялись: случались и незнако-мые, проходили и смутно знакомые, но когда с ними встречался и где видел - профессор Овод не вспомнил, затем пошли лица про-фессоров, почти все кафедры прошествовали.
  Осьминог пытался душить, но получалось у него вяло, словно играл какую-то роль.
  "Возможно, осьминог что-то мне хочет сказать, передать, - подумал профессор Овод в тайном радении, откидывая щупальце от горла. - Нападение - шуточное, потешное, как американский реслинг".
  Когда профессор полностью расслабился в поисках Истины, Откровения, осьминог неожиданно напал не шутя.
  Профессора Овода сковало, кости затрещали, дыхание остановилось.
  "Как студент на экзамене у профессора Колпаковой потерял бдительность, - Главный радетель сжал зубы. - Осьминог только и ждал, чтобы я расслабился.
  Вот тебе и Истина, последнее Откровение!"
  Профессор Овода приготовился к смерти.
  Пока неясно: смерть в Откровении или физическое уничтоже-ние тела.
  Подобных случаев на тайном радении ещё не было, но должно же когда-то начинаться, особенно в ожидании приезда Президента в МИФИ.
  Если человек умер в простом, не тайном, Откровении, то со стороны кажется, что ничто с ним не произошло: живет, сердце стучит, ходит, питается, разговаривает, но для последующих откровений, бдений о мюоне человек мёртв.
  А невозможность порадеть о мюоне хуже смерти физиче-ской.
  Профессор Овод должен был издать предсмертный крик, но постеснялся: негоже Главному Радетелю даже в Откровении, перед смертью проявлять слабость.
  Вдруг захват чудовища ослаб, щупальца медленно опадали, и сам осьминог начал испаряться.
  Сквозь кровавую пелену, глотнувший воздуха профессор Овод, увидел свою молодую любовницу, Сусанну Хорватову.
  Золотые сандалии на высоких каблуках (ленточки сандалий доходили до коленей красавицы), золотые латы на плечах, золотой напиздник и золотой шлем, из-под которого выбивались золотые волосы.
  В руках ослепительная красавица держала золотой меч и этим волшебным мечом рубила чёрное чудовище - слизкого осьминога.
  Когда тушка злодея уменьшилась до размеров свиньи (американской свиньи), Сусанна Хорватова бросила в уми-рающее чудище золотой меч, за мечом последовал и напиздник с наплечными золотыми латами, остались только сандалии и шлем.
  "Откровение в виде моей молодой любовницы Сусанны Хор-ватовой? - профессор Овод удивился бы, если бы не потерял спо-собность удивляться. - Но где здесь наука?
  Где мюоны и пи-мезоны?"
  - Спасибо, Сусанна (профессор Овод называл любовницу только - Сусанна, никаких "зайка", "рыбка", "ласточка", "Су-санночка")! - Ты спасла мне жизнь и моё радение.
  Знаешь, что, Сусанна, хотя и не положено по-научному, законы МИФИ не велят, но я поставлю перед Ученым Советом вопрос, чтобы ты стала моей официальной женой, вне конкурса.
  Есть в тебе что-то от настоящей жены.
  - Мы и так с тобой, Овод, муж и жена (Сусанна Хорватова) называла любовника по фамилии - Овод! - Никакого согласия Ученого Совета МИФИ не требуется.
  - Но мы же не расписаны, не играли свадьбу в столовой МИФИ, - профессор Овод спорил с любовницей. Даже в Откровении он не хотел, чтобы баба взяла над ним верх. - Официально мы - чужие, тайные любовники.
  - Повторяю, Овод! Мы давно женаты, - Сусанна Хорватова упорствовала в Истине, значит, имела право.
  - Сколько лет мы официально женаты? - с иронией спросил профессор Овод, хотя ирония в тайном Большом радении неуместна, особенно, когда исходит из уст Главного радетеля.
  - Мы женаты вечность! - Сусанна Хорватова грациозно присела на корточки, как кавказский парень.
  Женская сущность видна очень отчетливо.
  "Сусанна говорит иносказательно, - профессор Овод успокоился. Возможность того, что его переиграет баба - исчезла. - Вечность! Мы знаем друг друга целую вечность!
  Слова, болтовня, красивые словесные обороты".
  Профессор Овод вышел из радения, не менее задумчивый, чем профессор Творог.
  Осталось дождаться Евсея Игоревича, чтобы поделиться от-кровениями.
  Евсей Игоревич полностью протрезвел в тайном Большом радении, и вышел через пять минут после начальника, веселый, жизнерадостный и трезвый, как первоклассник.
  - Вы уже получили Откровение? - Евсей Игоревич отстегнул бороду (теперь можно, Большое тайное радение закончено). - Быстренько сегодня!
  Обычно я - первый, как самый простой, а начальник послед-ний.
  - Последние станут первыми, - профессор Творог автоматом пошутил, но смутился и покраснел под резким взглядом профессора Овода.
  Первым об открытой Истине, об Откровении поведал начальник, потому что старший по лаборатории и по молельне.
  Профессор Овод подробно описал всё, что с ним происходило, как получал Откровение, и в конце признался, что в сегодняшнее Истине, Откровении не видит целостного, не выделяет главное.
  - Раньше всё просто происходило, открывалось на тайных радениях, - профессор Овод бороду не отстегнул, зато снял колпак, под которым голова, после борьбы с чудовищным осьминогом, изрядно вспотела, как в бане с тремя африканками. - Если показывала Истина врага, то и фамилию и фотографию указывала, чтобы без ошибки.
  Если Откровение говорило об открытии, то всё до формулы прописывало каждому радетелю!
  А сейчас никак не пойму: что хотело сказать - да, моя любовница Сусанна Хорватова, ну победила чудище, а отчего же голая и зачем?
  Может быть, ваши Откровения прояснят Истину? - профессор Овод требовательно посмотрел на коллег по радению и по работе.
  - К своему стыду признаюсь, - начал профессор Творог, потому что его очередь пришла. Он потирал потные от волнения руки, прятал взгляд от сурового проницательного взора Главного Радетеля, - и мне Сусанна Хорватова явилась в Откровении, ваша любовница, голая... - профессор Творог перевел дыхание. - Но я сразу понял: если в Откровении, то нагота, что-нибудь важное означает.
  Я так особо вашу Сусанну не рассматривал во всех подробностях, - профессор Творог соврал, голос его сорвался на петушиный.
  - Не рассматривал её прелести? - профессор Овод спросил строго, но затем улыбнулся.
  Профессор Творог понял: Истина восторжествовала, Откровение превыше всего, превыше подозрений на коллег.
  Слава мюону!
  Профессор Творог поведал и о сундуке с несметными сокро-вищами, и о хохочущей Сусанне Хорватовой, которая разбрасывалась драгоценностями, как туалетной бумагой.
  Откровение, пришедшее к профессору Творогу, не про-яснило Истину радения.
  Профессора, после того, как профессор Творог закончил От-кровение, с любопытством ждали, что скажет Евсей Игоревич.
  - А я что? Я - ничего! Не я же Откровения вызываю, - Евсей Игоревич заранее оправдывался. Его Откровение не более откровенно, чем откровения начальства. - Сначала, музыка, розовые пузыри - как всегда.
  Затем резкое протрезвление.
  - Ты опьянел от водки в столовой и нашей дозы? - профессор Овод удивился.
  - Не опьянел, это я так сказал, для красного словца. - Евсей Игоревич выкручивался. Говорить о том, что выпил водку профессора Мориарти, не следовало. - Устал сегодня после покушения, зачета у Оксаны Чумак, вот и хожу весь день, как пьяный.
  После радуг, звонов колоколов, вспышек сверхновых в глазах, вижу себя на горе за письменным столом.
  Холодно, вокруг вечные льды, разряженная атмосфера, а я в свитере, как сейчас, тапочках, штанишках без подштанников.
  На столе передо мной чистый лист бумаги, формат А4, - Евсей Игоревич не упускал ни одной подробности: неизвестно где окажется Откровение, и в чём проявится Истина тайного Большого радения. - Сижу, смотрю на листок, а затем начинаю писать формулы, как одержимый.
  Формулы простые, я пишу, а затем их все перечеркиваю, переворачиваю лист и рисую главную нашу диаграмму - распад пиона на мюон и нейтрино.
  Диаграмма простенькая, о ней весь свет знает, но на горе на меня сошло Откровение... ГМ! Я полагаю, что сошло Откровение, - Евсей Игоревич в смущении прокашлялся, потому что решать, где Откровение, где Истина имеет право только Главный радетель - профессор Овод. - Чувствую, что в формуле что-то не так, неправильное.
  Но что неправильного в выверенной, начищенной до блеска, формуле?
  В то же время я прекрасно осознаю, что в тайном Большом радении ничто не даётся случайно, просто так.
  Вглядываюсь в формулу, пытаюсь понять Откровение и Истину, а мороз крепчает.
  Наступила ночь, чувствую, что замерзаю насмерть.
  С горы бы сбежать, но бесполезно - нет подходящего снаряжения, и не успел бы, обморозился, заморозился, как Снежный Человек.
  Мороз сковал веки, приходилось разлеплять пальцами, пальцы задубели, а смысл непонятного в схеме распада пиона на мюон и нейтрино, не приходил.
  Откровение и Истина молчали.
  Всё, думаю, отбрасываю кони, и тут вижу, что в формуле появляется Сусанна Хорватова... голая.
  - Опять голая? - профессор Овод спросил в глубочайшем волнении.
  - Не совсем голая, - Евсей Игоревич ответил, вспоминая. - На ней надеты только белые сапожки, высокие, до пизды, и - всё...
  Сусанна Хорватова улыбается мне из формулы, смеется, но молчит.
  Раздвинула ноги, засмеялась мило, и тут я вышел из Большого радения.
  - Всё сказал, Евсей? - профессор Овод направился к лестнице - больше в тайной комнате Большого радения сегодня не узнать.
  - Вроде бы всё! - Евсей Игоревич почесал переносицу, пе-реглянулся (за спиной начальника) с профессором Творогом.
  Оба пожали плечами в недоумении.
  Откровение и Истина не открылись им.
  - Полагаю, что нынешние Откровение и Истина настолько глубоки по сути и велики по существу, что не поддаются простому описанию и восприятию, - профессор Овод сказал через несколько минут подъёма. - Возможно, наш мозг не выдержал бы чистого Откровения, и взорвался бы, как пион в слоях атмосферы.
  Надо додумывать постепенно, а лучше всего - обратиться к Мудрому.
  У Мудрого мозг выдержит.
  Евсей Игоревич и профессор Творог со значением молчали.
  На лифте поднялись пять метров, вышли, оказались на маленькой площадке, как в обезьяннике в полиции.
  Профессор Овод приложил руку к массивной железной двери, дверь неожиданно легко, как на салазках в Басне Крылова, открылась.
  За решеткой, на нарах возлежал Мудрый и разговаривал, вроде бы сам с собой, но в то же время и с пришедшими.
  Всё у Мудрого есть, и даже больше (после налаживания кон-такта с Чужим), но не хватает простого человеческого общения.
  Калистратыч, когда приходит, всегда молчит, ему всё равно за кем ухаживать - за пленным человеком или за китайским драконом.
  - Лифт туда-сюда гоняете, как деловые, а самих дел не знаете, - Мудрый бурчал с видимым удовольствием. - Пришли ко мне за советом, а у самих нет советов.
  Что у вас за Ученый Совет МИФИ, если в простых вопросах не разбираетесь?
  Мудрый скажи, Мудрый, подскажи, Мудрый, как ты полага-ешь... - Мудрый засмеялся.
  Он даже не сделал замечания по поводу странного наряда посетителей.
  - Что-то ты сегодня излишне веселый, Мудрый? - скорее спросил, чем констатировал профессор Овод. - Может быть, в твоей жизни произошло важное событие?
  Последние слова звучали, как ирония, но никто не засмеялся, кроме Мудрого.
  - А тебе какое дело до моей жизни, Овод? - Мудрый никогда не добавлял "профессор". - Тебе нужны мои знания, толкования, а не эмоции.
  Я - печка, а от печки берут жар, но не кирпичи.
  - Странные, тяжелые события, Мудрый, - профессор Овод начал беседу. - В Евсея стреляли, профессор Мориарти с инжене-рами.
  Наша практиканта, украинка Оксана Чумак хотела выйти за Евсея замуж, уже сговорились, но оказалось, что она - тайная нейтронщица, предательница.
  В столовой Барабальский чуть не ошпарил Евсея, но досталось профессору Мориарти, - профессор Овод стучал пальцами по зубам.
  Евсей Игоревич не удивился, что начальнику известно о покушении в столовой.
  Телефон доносит информацию быстрее, чем ноги гонца.
  - Что ты... - профессор Овод хотел задать вопрос, но узник злобно прервал его.
  Мудрый вскочил с нар, размахивал руками, брызгал слюной, как бесноватый - так и положено Мудрому предсказателю ученому.
  - Президент скоро приезжает, хотя срок неизвестен: хоть завтра, хоть через месяц. - Это ли не грозное предзнаменование, которое нарушает Мировое равновесие в МИФИ.
  Я чувствую, как бесятся нейтроны в реакторе, бунтуют, ждут приезда Президента, как люди.
  Но приезд Президента не главное, хотя возмушение в нейтринные поля вносит немалое, - Мудрый сделал театральную паузу (физики замолчали, знали, что сейчас последует самое важное). Он торжествовал, чувствовал, как волнуются его тюремщики, вертухаи. - Вы забыли про студенток.
  - Каких студенток? Всех помним! - профессор Творог снова выступил не в свою очередь, и тут же потух под суровым взглядом профессора Овода.
  Но вопрос уже завис в воздухе, как монах во время медитации.
  - Помните, но не радеете! - Мудрый погрозил белым, как стебель белого редиса, пальцем. - Две студентки ждут приобщения к Дарам мюона, а вы про них забыли.
  Конечно, кто они - простые бабы, а вы о Великом думаете, - Мудрый прокаркал нарочно измененным голосом. - Вы их не приобщили, знак мюона под левую грудь не поставили.
  Ищите ответ кто виноват в ваших беда?
  Вы сами и виноваты. Как только приобщите студенток, так сразу и глаза ваши откроются, словно у котят малых.
  - Дружок, ты виноват? - профессор Овод недобро по-смотрел на профессора Творога, который таял, как снежная баба в марте.
  Сейчас профессор Творог с удовольствием спрятался бы за решеткой в камере Мудрого.
  - Почему сразу виноват? - профессор Творог извивался, как студент на зачете у доцента Квасовой. - Я помню, знаю.
  Второкурсницы Котова и Маргаритова ждут приобщения.
  Я думал, что как только господин Президент посетит МИФИ, так сразу после визита и приобщим второкурсниц в "Неводе".
  ДО приезда - дел много, словно из шкафа на голову все папки с документами свалились.
  - Немедленно! Немедленно найди, и завтра второкурсниц на приобщение! - профессор Овод в величайшем гневе отвернулся от профессора Творога и пошел к двери.
  - Не забудь на приобщение пригласить Сусанну Хорватову! - Мудрый крикнул вдогонку и захихикал, словно у него под балахоном мышки гнездо вьют.
  Профессор Овод резко остановился, словно столкнулся с паровозом "Овечка".
  Евсей Игоревич налетел на начальника:
  - Извините, шеф!
  Главный радетель больше не расспрашивал Мудрого, всю дорогу назад не промолвил ни слова, не смотрел на профессора Творога и на Евсея Игоревича.
  В комнате, когда сняли туфли, бороды и колпаки, затем их сожгли в мусорном ведре, наконец, произнёс:
  - Мне кажется, что я понял Откровение и Истину, данные нам в тайной молельне на Большом радении.
  Ну и Мудрый помог...
  Дело не только в студентках, которых не приобщили. Может быть, правильно, что не успели приобщить до Большого радения.
  Откровение - в Сусанне Хорватовой!
  - В голой Сусанне Хорватовой! - Евсей Игоревич добавил и зачем-то постучал рукой смутившегося профессора Творога по левому плечу.
  
  Евсей Игоревич пришёл домой в девятом часу, ноги уже отказывали от усталости, словно прошли через Альпы и Дунай.
  "Сейчас завалюсь спать, - Евсей Игоревич мечтал, но по опыту, как ученый, знал, что редко хорошие мечты сбываются. - Натаха, надеюсь, сегодня, приставать с сексом не надумает.
  Слишком для меня много новых потрясений, будто я - не я, а - Челябинский метеорит.
  Может быть, Натаха уже спит - вот бы мне повезло!"
  Не повезло, Евсею Игоревичу, ох, как не повезло!
  Он открыл дверь ключом, не позвонил ("Вдруг, Натаха уже спит"), вошёл в прихожую и столкнулся с Ленкой, сестрой Натахи.
  Ленка в белых трусиках и в фиолетовой блузке смерила Евсея Игоревича оценивающим взглядом с ног до головы и крикнула сторону кухни:
  - Я подмоюсь!
  "У нас гости, - Евсей Игоревич закручинился, как Владимирский князь Игорь, когда услышал о набеге печенегов. - Ленка! И уже напилась до потери сознания, меня не узнаёт.
  Ну и пусть пируют с Натахой, разве мне это запретит лечь спать пораньше?"
  Евсей Игоревич улыбнулся Ленке, Ленка (в январе ей испол-нилось сорок три года) уцепилась за дверь ванной, но потеряла равновесие и начала заваливаться набок.
  Евсей Игоревич успел подхватить пьяную женщину за талию, словно танцевал последний вальс в своей жизни.
  Лена, Ленка, Елена обвила шею Евсея Игоревича руками, дыхнула перегаром, посмотрела в глаза Евсею и неожиданно тонким голосом закричала.
  - Отпусти! Что ты меня лапаешь, мужик!
  Отпусти, кому сказала, а то морду набью, - пьяная женщина начала вырываться, хотя Евсей Игоревич её уже не держал.
  Она пыталась расцарапать лицо Евсея Игоревича длинными ногтями, с модным маникюром "цветочки".
  На крик из кухни выбежала Наталья - это понятно, но за её спиной возник и Андрей, ухажёр Ленки.
  Андрей ранее судимый, трижды отсидевший по разным уго-ловным статьям, недавно откинулся с кичи, "остепенился" и работал шофером, читал "умные" книги, и каждый раз пытался поймать Евсея Игоревича на какой-нибудь несуразности в разговоре.
  Комплекс неполноценности ущербного человека.
  Застолья с Андреем очень утомительные.
  Евсей Игоревич содрогнулся, как от удара током:
  "Почему всё в один день? И покушение, и признание в любви от Ольги Чумак, и предательство той же Чумак, оказавшейся нейтронщицей, и... и... многое другое.
  Разве сегодня большой праздник?"
  - Евсей, ты зачем Ленку лапаешь? - Андрей сразу вступил в тему, но спросил с иронией. - Своих студенток тебе не хватает, если на сеструху жены полез?
  - Сдалась мне Ленка, - шнурок на ботинке не развязывался, и Евсей Игоревич чувствовал себя неловко в своей квартире под недобрыми и любопытными взглядами. - Пьяная, сама на меня упала, я и поддержал.
  - Я тебе сдалась? - Ленка отстранилась от Евсея Игоревича, обиделась. В голосе появились трезвые нотки. - Да кому ты нужен, плешивый очкарик?!!
  Последние слова Ленки потонули в дружном хохоте, даже Натаха не сдержалась.
  - А со студентками мы наукой занимаемся, но не пьянствуем, - Евсей Игоревич зачем-то пытался оправдаться, но подкинул дров в костер издёвок над собой.
  - Знаем, чем вы занимаетесь! - Андрюха подмигнул Натахе. - Трахаетесь на экзаменах!
  - Не трахаемся, а выполняем программу Министерства Высшего и среднего образования России, - Евсей Игоревич отвечал, как на Ученом Совете.
  - После вашей программы у студенток пизды красные, - Андрей снова заржал, а женщины смотрели на Евсея Игоревича с плохо скрываемым презрением.
  - Отличницы могут получить зачёт-автомат, - Евсей Игоре-вич понимал, что не следует ввязываться в разговор, лучше уйти к себе в комнату, но воспитание не позволяло, и Евсей Игоревич в очередной раз ругал своих родителей интеллигентов за "правильное" общение с людьми. - Двоечницы, они, конечно, все враскаряку ходят и с красными, потому что по несколько раз сдают зачёты и экзамены, да, к тому же, и подолгу.
  - Пойдём, и мы трахнем по маленькой, НАУКА, - Андрюха скаламбурил, ему срочно захотелось снова выпить, он быстро сменил тему. - Горло пересохло от научных фактов?
  - Нееее! - Евсей Игоревич заблеял, стекла очков запотели от волнения. - Я очень устал, а завтра снова напряженный день.
  Спать пойду один.
  - Обижаешь, наука! - Андрюха в издёвку называл Евсея Игоревича НАУКОЙ. - Чураешься рабочего класса?
  Брезгуешь с пролетарием выпить? - Андрюха шофёр почему-то давно себя причислил к вымирающему, но славному роду пролетариев, хотя шофёры никогда в класс пролетариев не входили.
  - Устал я! - Евсей Игоревич обреченно поплелся за Андрю-хой на кухню. Большие бдения в тайной молельне сняли прежний алкоголь. - Но разве только по маленькой, немножко.
  - А кто говорит, что - по большой? - Андрей налил Евсею Игоревичу половину граненого стакана водки "Фабричная".
  Водка стоила баснословно дорого, не по карману ученому или шофёру.
  "Наверно, Андрюха снова кого-нибудь обокрал, - Евсей Игоревич выпил, закусил черным хлебом с красной икрой. - Но это к лучшему!
  Снова сядет лет на пять!"
  - Сюша (Натаха называла Евсея Игоревича Сюшей)! - в тебя опять стреляли?
  Евсей Игоревич усмехнулся, как кот на переводной картинке,
  "Наверно, Натаха по карманам пошла шарить, вот и увидела дырку от пули на куртке.
  Закатит или не закатит скандал?
  Можно заключать пари..."
  Наталья скандал не подняла, но и без надзора дырку в куртке не оставила:
  - Сколько раз тебе говорила, Сюша - осторожнее ходи.
  Не напасешься на тебя курток.
  А, если убьют тебя, то кто меня на содержание возьмет?
  Меня и Коленьку?
  - Коленьке уже двадцать один год, сам себя содержит, - Ев-сей Игоревич вспомнил про сына. - Кстати, где он сегодня?
  С друзьями курит траву?
  - У своей остался, - Наталья ответила со змеиным ядом в голосе, как обычная мать упоминает про подружек сына. - Сказал, что сегодня у неё ночует.
  Совсем современные девки стыд потеряли.
  "У своей остался, это - плохо! - Евсей Игоревич вздохнул и отодвинул стакан, в который Андрюха сноровисто налил ещё водки. - Натаха теперь с меня всю ночь не слезет, к тому же - пьяная.
  Ну почему я не уехал в командировку?!"
  Командировки были единственным спасением Евсея Игоревича от семейных бурь и институтских заговоров.
  Далеко от Москвы, на озере Лох-Несс, или в тайге на трассе БАМа, где много комаров, но нет ни жен, ни их сестер с пьяными ухажерами, ни покушений, ни институтских проблем Евсей Игоревич, несмотря на лишения, голод, холод и набеги диких медведей, чувствовал себя, словно в Раю для ученых.
  - Наука, а Наука, - Андрюха насильно вложил в руку Евсея Игоревича стакан с водкой. - Скажи мне, наука, а как поживает Тёмная материя?
  - Нормально поживает, а что с ней станется? - Евсей Игоре-вич пытался перевести разговор в шутку. "Андрюха начитался научно-популярных книг, теперь мучить начнёт". - Проводятся исследования, но никаких обнадеживающих результатов, тем более - открытий, пока нет. - Евсей Игоревич отвечал, как на Учёном Совете - умно, но пусто.
  - Не пожрёт Тёмная материя Землю? - шофёр озаботился не на шутку, словно прогонял из постели дикого кабана. - Пока вы по кабинетикам сидите, зачёты принимаете у студенток, Тёмная материя расширяется, наступает, а вы, учёные, бездействуете.
  Евсей Игоревич хотел ответить, что не только ученые бездей-ствуют, но и шоферы, но не решился: Андрюха вспыльчивый, мо-жет и ножом полоснуть.
  - Если и доберётся Тёмная материя до земли, то через миллиарды лет, - Евсей Игоревич успокаивал Андрюху. - Кто знает, может быть, Тёмная материя поможет людям выжить, и не собирается никого пожирать.
  Отрицание отрицания, как говорил Гегель.
  - Все вы, Гегели, так говорите, а работать, думать не желает, - Андрюха говорил по-пролетарски, но не забыл подливать себе и Евсею Игоревичу водку: - Только зря Государственные денежки переводите, дармоеды.
  Результаты где? Где результаты? - Андрюха вопрошающе, как самый главный профессор строго смотрел в глаза Евсея Игоревича.
  Евсей Игоревич отвёл взгляд, словно провинился, молчал.
  Результаты в науке очень редки, и даже по мнению многих учёных, не соответствуют затратам на науку.
  - Евсей, а мюоны стареют? - Андрюха приподнялся и завис над Евсей Игоревичем, как Правда. - Люди умирают и стареют.
  Мюоны тоже умирают, но от старости ли они умирают?
  У элементных... алиментных... анальных... тьфу - элементарных частиц существуют понятия зрелость, старость, молодость?
  "Всё понятно, - Евсей Игоревич улыбнулся своей догадке. - Андрюху на этот раз подготовили к встрече со мной, напичкали умными знаниями.
  Но кто и зачем? Враги седьмой кафедры?
  Или из Кремля, перед Приездом господина Президента в МИФИ, проводят проверку учёных, даже в домашних условиях.
  Но, может быть, Андрюху завербовали иностранные ученые?
  В любом случае, я не выдам научные тайны, хотя какую-то информацию придется слить, иначе Андрюха доложит обо мне, скажет, что я - некомпетентный.
  Вопрос о моих "незнаниях" может дойти до Ученого Совета".
  - Я не спрашивал у элементарных частиц об их молодости, но в науке существуют понятия старения элементарных частиц, - Евсей Игоревич отодвинул табуретку, пропустил на кухню Ленку и Натаху. - Кванты стареют, бозоны стареют.
  - Гамма кванты стареют? - шофёр удивительно схватывал на лету, как стриж.
  - Мальчики, перестаньте болтать о делах, - Натаха схватила Евсея Игоревича за левую руку, поднимала со стула. - Девушки желают танцевать!
  Натаха отпустила Евсея Игоревича, он плюхнулся обратно, больно ударился копчиком о сиденье.
  Жена подошла к компьютеру, выбирала песни.
  Елена в тех же трусиках, сквозь белую ткань которых просвечивали темные волосы на лобке, важно восседала на коленях любовника, гладила его по прилизанным волосам:
  - Умный ты у меня, Андрюшенька! Академик всех наук.
  При слове академик, почти недосягаемом звании, которое стоит около двадцати миллионов долларов США, у Евсея Игоревича неприятно засосало в животе.
  Или - водка желудок разъедает?
  "Ленка разгуливает в трусах и блузке по моему дому, словно не в гостях, а в собственной спальне! - Евсей Игоревич старался не смотреть в широкий разрез блузки сестры жены, но получалось плохо. - Может быть, меня и ЭТИМ проверяют перед приездом господина Президента в МИФИ?
  Всё сложно, как в кино про индейцев.
  Но буфера у Ленки, знатные..."
  - Оп, оп, оп! Хай квитне витчизна! - из компьютера загрохотала любимая песня Натахи, да и Ленке, судя по сразу загоревшимся глазам, песня не безразлична, хотя никто к Украине из присутствующих никакого отношения не имел.
  - Хай, хай, хай! - Наталья, не дождавшись кавалера - мужа, пошла плясать.
  - Захисники, захисники! Свято! - Ленка присоединились к сестре.
  Женщины взялись за руки, подпевая компьютеру, повизгивая, с топотом, что означало - высшую степень веселья, бегали по кухне.
  Снизу по батарее застучали, призывая к тишине.
  Под Небодановыми живёт одинокая вредная старуха, которая развлекается целый день тем, что подслушивает, что делается у соседей: снизу, по бокам, сверху.
  Возможно, предприимчивая бабушка приобрела подслушивающую недорогую аппаратуру китайского производства, которая не только усиливает звуки, но и видит сквозь стены.
  Даже ночью, когда Евсей Игоревич на носочках осторожно шёл в туалет, бабушка начинала стучать по батарее и требовать "угомониться", не шуметь.
  На стук соседки снизу Ленка и Натаха чуть притихли, но Ан-дрюха, потому что настоящий мужчина и хозяин в чужом доме, не сплоховал.
  Он подошёл к батарее, от души ударил по кожуху - раздался непередаваемый грохот Московских колоколов - и рявкнул со всей шоферско-кичинской дури:
  - Харе стучать, а то кишки выпущу!
  Стук по батарее немедленно прекратился: теперь бабушка либо полицию вызовет, либо затаится - нашелся и на косу камень.
  Наталья и Елена подождали десять секунд, затем снова пустились в безудержный украинско-бразильский пляс - по-русски это.
  Бабушка больше не стучала, значит, признала Андрюху паханом.
  Андрюха увеличил громкость, теперь друг друга не слышно, и присоединился к пляске (к большому облегчению Евсея Игоревича).
  В белой рубашке, в черных штанах и черных брюках Андрюха являл собой образ примерного шофера, который и на работе не оплошает, и книги читает, и умную речь поддержит, и пить умеет, и дам развеселит.
  Евсей Игоревич почувствовал в сердце лёгкий укол зависти:
  "Я всего лишь ученый, не могу так легко жить, как Андрюха.
  Бабы меня не любят, начальство не жалует, перспектив - ноль!
  Может быть, в шофёры податься?
  Нет! Не получится у меня шоферить, как у Андрюхи.
  Харизма у меня прогнившая!
  Уеду! Уеду в дикую деревню, куплю дом в тайге и стану жить-доживать.
  Лошадь, коза, собака... три собаки... - все меня любят... ружьё, охота, рыбалка!"
  Евсей Игоревич размечтался, на душе стало легче, потеплело.
  Андрюха, как марсоход "Атлантика" ворвался в мечты.
  - Евсей, а энергия пи-мес... пи-пи... Ну, как его там.
  - Пи-мезона? - Евсей Игоревич снисходительно улыбнулся.
  Андрюха посуровел, он понял, что научный спор надо заканчивать.
  - Мезона, фюзона - мне пофигу, - Андрюха перешёл на родные рельсы скандала. - Евсей, я заметил, что ты всё время на сиськи Ленки пялишься.
  Нравятся тити?
  - Не пялюсь, - Евсей Игоревич ожидаемо оправдывался, хотя чуть было не ответил: "Нравятся". - Кухня маленькая, надо же куда-то смотреть.
  Тебе, Андрюха, чай с лимоном или как?
  - Подожди! Чай - это значит, ты нас выпроваживаешь! - Андрюха захохотал, показал золотые зубы. - Водки - море! Пей, сколько хочешь! Гуляй, Наука! - он приблизил потные полные губы сладострастца к правому уху Евсея Игоревича: - Евсей! Ты никогда не думал, чтобы по парам заняться сексом?
  - Думал, но не хочу! - Евсей Игоревич ждал от Андрюхи подобного предложения. Свинг давно вошёл в моду, и в некоторых случаях отказываться от обмена партнёрами было неприличным. - Я - старомоден. Моя жена - моя жена!
  - На нет и суда нет! - Андрюха подмигнул, словно с Евсеем штурмовал Зимний Дворец. - Но, признайся, Евсеюшка!
  На голую Ленку взглянул бы с удовольствием?
  - Зачем лясы точить? - Евсей Игоревич пытался уйти от те-мы, казаться строгим, суровым, как пограничник на Луне, но перед глазами вставала яркая картинка: Ленка снимает блузку, а под блузкой... что под блузкой Ленки Евсей Игоревич не знал, но живо представлял. - Твоя девушка, а чужого мне и даром не надо!
  Мне Натахи хватает выше головы, да ещё новая жена на под-ходе.
  - Не ври! Не ври сам себе, Евсей, - Андрюха закурил, хотя курить в доме Евсея Игоревича не принято, гости обычно выходили на балкон или на лестничную клетку. Андрюху никто не осадил. - Представь, как Ленка сейчас разденется, начнет титьками трясти.
  Оп-оп-оп, да хай квитне!
  - Глупости всё это, - Евсей Игоревич махнул рукой, отвер-нулся от Андрюхи: - "К чему провокации?
  Почему к моей персоне столько внимания?
  Никому нельзя доверять!".
  - Девочки! - Андрюха гаркнул по-шоферски, ухарски (Евсей Игоревич подумал, что, если и на этот крик сварливая старуха под ними не отзовется стуком по батарее, то напугана бабушка, как шведы под Полтавой). - Евсей требует стриптиза!
  - Враки! - Евсей Игоревич привык к мелким (да и к крупным подлостям) Андрюхи, но приходилось каждый раз мямлить, выставлять себя в дурном свете, оправдываться. - Ничего подобного я не говорил!
  - Говорил, говорил! - Андрюха вдохновлялся, как парашютист перед прыжком на Джомолунгму, он подмигнул Евсею Игоревичу, как заговорщику, вроде: "Не оправдывайся, Евсей! Здесь все свои, и прекрасно понимаем, что ты хочешь!" - Мечтал, подталкивал меня, скажи, мол, Рюха, чтобы красавицы наши станцевали голые, и непременно - на столе!
  Ножки среди бутылочек - чах, чах, чах!
  - Ах, Сюша! - Наталья благодушно потрепала Евсея Игоревича по щеке. - Сладенького захотел?
  - Не ожидала от тебя, Евсеюша! - Елена милостиво смотрела на Евсея Игоревича (кто же из девушек откажется станцевать стриптиз перед пьяными мужчинами?). - Но желание мужчины для меня закон!
  Лена попыталась забраться на стол, стол пошатнулся.
  Андрюха пришёл на помощь и столу и подруге.
  Шофёр опасался, что затея не удастся, и праздник оборвется на самой веселой волне.
  Евсей Игоревич от досады кусал губы, подумал даже, что лучше оставить веселую компанию, а сам уйдет - пусть Андрюха лопнет от злости - спать.
  Но праздник продолжится и без него, неизвестно чем закон-чится, а оставлять Наталью на поругание шофёру Андрюхе Евсей Игоревич не собирался.
  Елена с помощью ухажёра уже забралась на столик: правая нога около бутылки с водкой, левая снесла тарелку с колбасой.
  Столик угрожающе качался, и Евсей Игоревич, потому что - инженер-физик, пришёл на помощь оборудованию, он присел за стол, и держал его, как мог.
  Возникла опасность получить туфлей Ленки по зубам.
  Пока Евсей Игоревич раздумывал над судьбой своих зубов, Андрюха подсаживал Натаху на стол, причем шофёр толкал жен-щину в попу, как выталкивал буксующую машину со льда.
  Наталья хихикала, улыбалась Андрюхе и Евсею, как дипломница профессорам.
  Евсей Игоревич воспринимал происходящее сквозь туман усталости и безразличия: "Может быть, я потерял жизненную энергию, если стриптиз баб на столе меня не волнует?
  Можно долго разглагольствовать о неуместности стриптиза, о глупости танцев на шатающемся кухонном столе, но только все понимают: чем больше мужчина брюзжит и говорит, тем больше он импотент".
  Наталья взвизгнула, чуть не упала со стола, но сестра её под-держала.
  Евсей Игоревич подумал, что, возможно Натаха с сеструхой давно, ещё до знакомства с ним, не раз танцевали стриптиз на столах в разных заведениях и домах.
  Андрюха пришёл на помощь покрасневшему Евсею Игоревичу, и крепко держал стол, но со своей стороны - вес на столе около полутора центнеров.
  Разумеется, танцевать на столе так, как на полу, не получилось бы, но никто и не желал танцевального особого творчества.
  Женщины переминались с ноги на ногу, хихикали, ожидая подначек.
  И подсказка пришла, ожидаемая, как электричка на Шатуру.
  - Танцуем, девочки! - Андрюха руководил процессом, как ученый в лаборатории МИФИ. - Где же ваш стриптиз?
  Веселее, смелее, оголеннее!
  - Тебе так это надо? - Елена жеманилась, хотя все понимали: что девушкам нужно раздеться, и их желание оголиться перед мужчинами, намного сильнее мужского желания - посмотреть. - Ты что, голых баб не видел?
  - Не видел на зоне! - Андрюха захохотал.
  - Ну, так смотри! - Елена быстро скинула трусики и шалов-ливо опустила их на голову Евсею Игоревичу. - Хай, хай, хай, и я танцую!
  Парик Елены съехал набок, как бескозырка у ре-волюционного матроса.
  Евсей Игоревич снизу вверх смотрел на обнаженные ягодицы сестры жены, словно подглядывал за пингвинами:
  "Мда! Обвисла попа - возраст!
  Хотя... снова критикую голую бабу.
  Наверно, во мне дело - не могу и не хочу... а жаль..."
  Ленка сняла блузку и швырнула на пол:
  - Иыых! Гоп, гоп, гоп, и я танцую!
  - Круто! - Андрюха похвалил подругу, но жадно смотрел на её сестру.
  Натаха поняла, что надо немедленно присоединяться к сестричке, иначе всё внимание уйдет на Ленку.
  За несколько секунд Наталья разделась, старалась не смотреть на мужа.
  Евсей Игоревич равнодушно сравнивал женщин ниже пояса:
  "Натаха покрасивее будет, стройнее.
  Попа у Натахи подтянутая, как у акробатки из цирка на Ленинских горах.
  Лобки у сестричек подбриты одинаково - ёлочкой, словно к одному стилисту ходили или брили друг дружке.
  Хм! Может быть, всё запланировано ради меня, и Натаха с Ленкой заранее подготовились к "импровизированному" стриптизу?
  Кому это надо, зачем это надо? - Евсей Игоревич посмотрел выше и чуть не задохнулся от восторга: - Голая! ОГОГО! Вот так сиськи у Ленки, как у Вирджинии Фокс.
  Интересно, настоящие или Ленка накачала силиконом?
  Вот потрогать бы..."
  Евсей Игоревич покраснел, сглотнул слюну, и, чтобы скрыть смущение выпил водки.
  - Молодец, Наука! Так держи, человеком станешь! - Евсей тоже выпил.
  Праздник продолжался, дамы обнаженные и танцуют на столе.
  Андрюха почувствовал, что накал спадает, пик веселья прой-ден:
  - По койкам! - Андрюха нарочно громко засмеялся, показывая: кто как хочет, тот так пусть и понимает призыв.
  - Да, пора и спать, - Натаха неожиданно пришла на помощь Евсею Игоревичу: - Сюше завтра рано на работу, сер-дечному.
  Наталья встала на столе на четвереньки (раскрытые ягодицы смотрели на шофёра) и затем осторожно (с поддержкой Андрюхи) спустилась.
  Она пошла в гостиную, Андрюха, после трехсекундной за-держки, последовал за Натальей.
  Евсей Игоревич и Елена остались на кухне одни, хоть на ко-роткое время, но одни.
  Ленка без помощи Евсея Игоревича спустилась со стола, наступило неловкое молчание.
  Кровь ударила в мозг Евсея Игоревича, выбила всю интеллигентность.
  "Если не сейчас, то - никогда, - Евсей Игоревич подгонял себя, как электрошокерами на скотобойне загоняют быков и коров под нож мясника. - Потрясающие сиськи. Я обязан их потрогать!"
  - Лен! - голос Евсея Игоревича сорвался на писк.
  - Мда? - сестра жены, как в танце, почти прижималась к Евсею Игоревичу.
  Расстояние между её сосками и грудью Евсея Игоревича не больше пяти сантиметров.
  - Я вот тут хотел, ну, не знаю, как сказать, - Евсей Игоревич проклял себя за застенчивость, чувствовал, что краснеет, словно первоклассник на генеральной уборке.
  - Мда?
  - Сиськи потрогать можно? Твои...
  - Что? - Елена сделала вид, что не расслышала.
  - Грудь твою прекрасную хочу потрогать! Можно? - Евсей Игоревич пищал, хрипел, словно умирал, и выказывал своё последнее желание.
  - Размечтался! Обойдешься! - словно ведром холодной воды окатила сестра жены и отвернулась к столу, будто она хозяйка в доме, а не Евсей Игоревич.
  "Да чтоб тебя! Что я особого сказал? Сволочь, а не баба! - Евсей Игоревич разозлился, но вида не показывал, держал натянутую улыбку, как флаг. - Голая плясала на столе, пила, а за сиськи не дала подержаться.
  Издевается над ученым?
  Может быть, завидует, что у её сестры муж - ученый, а у самой - ухажер шофёр?
  Но зачем же меня так посылать, унижать, словно я нечаянно стер с диска результаты измерений мюонов за сутки?"
  Обозленный, но с улыбкой, Евсей Игоревич резво вышел из кухни.
  Андрюха при его появлении отпрыгнул от Натахи:
  - ООО! Наука пришёл!
  -Ага! - ответил Евсей Игоревич, хотя собирался высказаться полностью.
  "Шоферюга, наверно, не спрашивал Натаху - можно ли её потрогать за сиськи.
  Наверняка, облапил сразу, как грушу.
  У Натахи глаза сияют, будто вазелином протерли.
  Ладно, каждому своё: шоферу - прыткость и бесшабашность, учёному - интеллигентную улыбочку".
  Евсей Игоревич прошёл в спальню, следом вошла Наталья и закрыла дверь на замок, что подразумевало: сейчас начнется без-удержный интим не для посторонних глаз.
  Жена деловито расправила кровать, присела на краешек, расплетала тяжелую косу.
  Евсей Игоревич раздевался, до конца надеялся, что обойдет-ся, вечером закончится без секса.
  Из гостиной донеслись излишне громкие стоны: Андрюха и Ленка работали на публику, имитировали бурную страсть, как отец Ромео и мать Джульетты.
  Наталья прилегла рядом:
  - Сюша, у тебя волос из носа торчит.
  - Из какого: левого или правого?
  - Из левого. Выдерни завтра, а то, вдруг, господин Президент, когда прибудет в МИФИ, на тебе милостивый взор остановит, а у тебя волос из носа торчит.
  - Подстригу, милая. Ты у меня всё замечаешь, как ФСБ.
  - Сюша, что нового в теории мюона? - глаза жены блестели, как у чучела.
  - Чтоооо?!!
  "Всех завербовали! - сердце Евсея Игоревича ухнуло в область ливера. - Но почему меня не вербуют? Даже на роль шпиона не подхожу, словно у меня чума бубонная".
  - По идее, мюон в атмосфере земли живет недолго, две, две с половиной микросекунды.
  За это время мюон не достигнет поверхности земли и ваших детекторов.
  Но вы, ученые, придумали, будто время жизни мюона увели-чивается за счет релятивистских скоростей, то есть, опираетесь на лживую теорию относительности.
  Не кажется ли тебе, Сюша, что все ваши теории за уши притянуты?
  "Обалдеть! - изумился Евсей Игоревич познаниям жены. - До сегодняшнего дня Натаха не интересовалась наукой, знания её в физике на уровне четвертого класса средней школы, то есть - никакие.
  Что же произошло?"
  - Дурак! Куда лезешь? Я же сказала - не туда, мюон тебе в печенку! - в соседней комнате неожиданно взвизгнула Елена.
  
  Алёша Барабальский проснулся рано, до официального подъема осталось два часа, но не спалось.
  Всю ночь Барабальский ворочался с боку на бок, считал баранов, но назойливая мысль - "Вдруг, она меня бросит?" - мешала уснуть.
  Барабальский с нетерпением ждал свадьбы с Бытрицкой.
  Девушка не из бедных, папа у неё в Израиле, руководит мел-ким производством, в Москве - трехкомнатная квартира на Пят-ницкой улице.
  Очень выгодная партия, как коммунистическая.
  За Алексеем Барабальским приданное беднее: первая жена, разбитая параличом и почти безумная, плюс комнатка в коммуналке в Митино.
  Оставалось бессмертие Барабальского и его должность ученого в МИФИ, но Евсей Барабальский понимал, что квартира - навсегда, это надежно, а должность - сегодня есть, а завтра уволят по сокращению штатов.
  Волноваться, вроде бы, не стоило, потому что Быстрицкая никаких поводов к отказу от свадьбы не давала, даже, наоборот, стремилась под венец.
  Но Барабальский постоянно требовал от девушки уверений в любви, и это в последнее время стало настораживать Быстрицкую.
  Преподаватель МИФИ не должен гоняться за девушками, де-вушки сами бегают за бессмертными препами.
  К мыслям о свадьбе добавлялась досада, что вчера не облил в столовой кипящим жиром Небоданова, а добро ушло на голову профессору Мориарти.
  Досадная оплошность, за которую Барабальского высшее начальство, разумеется, по головке не погладило.
  Профессор Егоров даже намекнул, что криворуким ученым не место в МИФИ.
  В самом гнусном настроении Алексей Барабальский вышел из дома, на час раньше обычного:
  "Подготовлю рабочее место, загодя разложу бумаги, чтобы гадина Егоров не придрался!"
  В то время как Алёша Барабальский проходил через ворота МИФИ, мимо вертухая, проснулся Небоданов.
  Он осторожно, чтобы не разбудить жену, взял одежду и вышел из комнаты.
  Ленка и её ухажер уже ушли: либо ночью, либо под утро, и оставили после себя скотный двор.
  На полу в кухне валялись пустые бутылки (количество прибавилось против вчерашнего).
  В сахарнице лежали окурки.
  Евсей Игоревич отметил, что Андрюха специально в сахар накидал бычков, из вредности, зависти к "Науке".
  Евсей Игоревич наскоро позавтракал бычками в томатном соусе и красной икрой, прошел в прихожую "Умоюсь и почищу зубы в лаборатории".
  Из спальни вышла всклокоченная, как черная курица, Натаха.
  В левой руке она держала гранату системы "Лимонка".
  - Сюша, возьми на всякий случай! - жена попыталась поло-жить гранату Евсею Игоревичу в карман куртки.
  - Зачем? Откуда взяла? Кто дал? - Евсей Игоревич не соби-рался с собой брать гранату.
  - Какая разница, где взяла? - Наталья оборонялась с гранатой в руке. - В подземном переходе купила.
  Вдруг, на тебя снова покусятся, ты их гранатой и забросаешь, наступательная - радиус разлета осколков всего лишь двадцать метров.
  - Покушения закончились! - Евсей Игоревич уверенно от-странил руку жены с гранатой. - Два дня подряд не покушаются.
  История МИФИ не знает подобных случаев. - Евсей Игоревич гордый своим ответом и историей МИФИ, вышел из квартиры, на прощание дежурно поцеловал Натаху в правую щеку.
  - Напрасно от гранаты отказался, Сюша! - Натаха, словно в воду глядела.
  За проходной МИФИ, чуть ближе к арке, Евсея Игоревича уже ждали, как во вчерашнем сне наяву: профессор Мориарти и два студента стажера из Анголы.
  Будущий оплот Ангольской физики ежился от холода и потрясал бамбуковыми кольцами в носу.
  Евсей Игоревич вздрогнул, он вспомнил, как принимал зачет у нигерийской студентки стажерки - у девушки ТАМ всё черно-зеленое, как в джунглях.
  Студентка, вопреки ожиданиям, потребовала, чтобы Евсей Игоревич принял у неё зачет повторно, за что была осмеяна другими студентами и преподавателями.
  Два стажера из Анголы не проявляли особой храбрости, они, толстые, как бегемоты, пытались спрятаться за тонкую спину худого профессора Мориарти.
  Профессор Мориарти после вчерашней трагедии в столовой МИФИ немного оклемался, хотя и перевязан бинтами, как мумия или солдат в госпитале.
  Череп замотан, глазницы прикрыты очками со стеклами минус двенадцать.
  Штаны подозрительно топорщатся, под перевязкой - бинты с вазелином и мазью Вишневского.
  В правой руке профессора Мориарти зловеще поблескивал отполированный пистолет ТТ.
  "На военной кафедре позаимствовал? - Евсей Игоревич с не-одобрением покачал головой. - Двадцатая кафедра сдаёт в аренду оружие, но не убийцам же.
  Если выживу, доложу о безобразиях на Ученом Совете".
  - Что, профессор Мориарти, не терпится меня застрелить? - Евсей Игоревич оттягивал время, как учили на уроках без-опасности жизнедеятельности. - А как же рыбалка?
  Мы вместе не поедем на рыбалку, если меня застрелишь.
  "Почему я не послушался Натаху и не взял гранату?
  Зачем показывал свой норов, спорил?
  Ну, выиграл спор с Натахой, зато сейчас - без гранаты.
  Куда бежать? Куда податься?
  Люк, наверняка закрыт - не глупец же Мориарти с сотовари-щами второй раз упускать меня через люк.
  В подкате уйти за угол?
  Можно, но живот пучит, опасаюсь, что красивого рывка не получится - сплошной позор!"
  Профессор Мориарти молчал, тщательно прицеливался, руки после вчерашнего ошпаривания дрожали, как лапы кенгуру в течке.
   За спиной Евсея Игоревича захихикали две студентки, но ко-гда поняли, что попали в гущу событий, отпрыгнули в сторону и с любопытством наблюдали: кто кого?
  Профессор Мориарти опасался, что попадет в студенток, волновался.
  От усилий у него вспотел лоб, и профессор Мориарти маши-нально провел рукой по лбу, но забыл, что лоб забинтован.
  Евсей Игоревич, воспользовавшись заминкой профессора Мориарти, сделал шаг влево, как в пропасть.
  Услужливые Ангольские стажеры выскочили, как толстые пантеры и перегородили дорогу.
  Профессор Мориарти снова прицелился, как маньяк на пляже.
  Евсей Игоревич повернулся к профессору Мориарти боком - пуля может и не задеть жизненно важных органов, и тогда, после госпиталя МИФИ - снова в строй... если, конечно, профессор Мориарти не добьет раненого выстрелами в голову.
  Евсей Игоревич выдохнул, уменьшая объем легких, пригото-вился к удару пулей.
  Но вдруг, как в сказке, за спиной профессора Мориарти загрохотало, загремело.
  Из арки появился трудолюбивый Барабальский с тележкой, как колбасник Али.
  Барабальский усердно катил тачку, на которой стояли два сосуда Дьюара с жидким азотом.
  Жидкий азот понадобился в лабораторию для проведения опытов со сверхпроводимыми схемами мобильных телефонов.
  Профессор Мориарти обернулся на звук и побледнел под бинтами и очками.
  Вчерашний ужас - воспоминание о Барабальском с миской расплавленного жира в столовой МИФИ - ударил в голову, как моча.
  "Меня преследуют! Барабальский! - профессор Мориарти уже не думал о Небоданове. - Почему? Кто меня заказал?
  Почему хотят умертвить столь жестоким способом: ошпарить кипящим жиром или облить жидким азотом, как японцы в войну сорок пятого года ставили опыты над китайцами.
  Барабальский сейчас плеснет мне в лицо жидкий азот.
  Я превращусь в Снежного Тролля!"
  Может быть, профессор Мориарти, сначала бы выстрелил в Евсея Игоревича из пистолета, а затем бы побежал от Барабальского.
  Но тут случилось непредвиденное, словно Солнце упало на Луну.
  Барабальский, бережно кативший тележку с сосудами Дьюара, поскользнулся на банановой кожуре, которую минуту назад небрежно бросил под ноги Маука, один из Ангольских стажеров.
  Ноги Барабальского взметнулись выше головы, но отважный ученый не выпускал из рук ручки тачки с жидким азотом.
  Тележка подпрыгнула, сосуды Дьюара выкатились на асфальт и покатились в сторону профессора Мориарти.
  Профессор Мориарти взвизгнул, как белка летяга в колесе, выстрелил в воздух, и, короткими перебежками, падая и поднимаясь, зигзагами побежал в сторону двадцатой Военной кафедры.
  Ангольские студенты остались без командующего и приуныли: воевать с Евсей Игоревичем им перехотелось.
  Евсей Игоревич не сплоховал, как в детстве у пионерского костра.
  Он сноровисто лягнул ближайшего студентка - Мабуку в ко-ленку:
  - Это тебе за меня и за Абрама Линкольна!
  - ООО! Мбвана! - Мабука оскалил зубы, завопил и запрыгал на одной ноге, как в ритуальном танце.
  Второй студент не пришел на помощь боевому товарищу, а рванул спринтерскую дистанцию в сторону башни Колобашкина.
  Евсей Игоревич вздохнул, зачем-то поправил шапку и потрусил мимо барахтающегося Барабальского в сторону инженерного корпуса.
  Барабальский проклинал судьбу, банановую кожуру и тех, кто кушает бананы, кряхтя, поднимался.
  - Смотри, Быстрицкая, твой жених нам кланяется, - послы-шался тонкий девичий голосок, а затем дружный смех.
  Барабальский уловил и смех Быстрицкой, причем, самое обидное, что невеста смеялась громче подружек.
  "Я опозорен! Честь ученого запятнана.
  Потеряю работу, Быстрицкая не выйдет за меня замуж - не получу трехкомнатную квартиру.
  Остается мне одна дорога - в физический институт в Тель-Авив".
  Евсея Игоревича печали Барабальского не занимали, он вбе-жал в здание - не опоздал, сверил часы с лабораторными.
  Профессор Творог дружески подмигнул, пожал руку:
  - Опять стреляли, Евсей?
  Ты у нас, словно заговоренный - никак в тебя не попадут.
  Подаришь амулет?
  - Почему стреляли? Откуда вам известно, что на меня поку-шались? - Евсей Игоревич не удивлялся, но должен что-то сказать в ответ коллеге. - Покушение, между прочим, не только на меня, но и на кафедру.
  - Не волнуйся, Евсей, - профессор Творог смягчил шутку приятной правдой: - Начальник принял меры твоей защиты, словно ты - принц Монако.
  Покушения, может быть, и не прекратятся, но нападающие станут осторожнее.
  У нас есть чем ответить врагу!
  Слава мюону!
  - Слава мюону! - Евсей Игоревич натянул молельные тапочки, высморкался (нельзя идти в молельню с грязной душой, непрочищенным носом и излишними каловыми массами в кишечнике). - Что нового? Ну, кроме того, что на меня покушались.
  Хотя покушение на меня - уже не новость.
  - Приятная весть! - профессор улыбнулся в пышные усы. - На молении мюону приобщим студенток!
  Я вчера с трудом их нашёл, шляются по клубам, вместо того, чтобы к зачётам готовиться.
  Ничего, девочки, сразу согласились приобщиться.
  Даже радовались, что теперь будут не просто студентки, а студентки с клеймами. - Профессор Творог замолчал, но Евсей Игоревич чувствовал: профессор ждет вопроса.
  - Наверно, ждешь, что я спрошу про Сусанну Хорватову? - Евсей Игоревич подыграл коллеге, как в футбол. - Спрашиваю: будет ли на приобщении студенток Сусанна Хорватова, писаная красавица, любовница начальника?
  - Сусанна Хорватова прибыла и ждёт нас в "Неводе", - профессор Творог от удовольствия потёр рука об руку. - И, полагаю, что появится в виде, рекомендованном грёзами из Большого Радения.
  - Голая что ли? - Евсей Игоревич снова не выбирал слова.
  - Ну, Евсей, зачем же так прямо, как кулаком в нос, - профессор деланно скривил рот в недовольной гримасе, но не выдержал и засмеялся от радости: - Не голая, а это называется - в подобающем случаю виде.
  - Да, конечно! Большая разница! - Евсей Игоревич иронизировал. Он включил компьютер, настроил на прием вчерашних данных по мюонам, взял профессора Творога под локоток и повел в коридор к бассейну. - В следующий раз, когда я захочу видеть голой бабу, я предложу: Сударыня, не появились бы вы передо мной в виде, подобающем случаю случки без трусов и без лифчика.
  
  В молельне профессор Овод выдал всем праздничные балахоны с рисунками мюонов.
  Евсей Игоревич с пониманием залез в балахон, а, когда вы-нырнул, увидел закаменевшего, словно его Барабальский жидким азотом облил, профессора Творога.
  Взгляд у профессора Творога, как у Страшилы Мудрого из Изумрудного города.
  Усы топорщатся, а по лбу весенними белорусскими ручейками стекает пот.
  Евсей Игоревич посмотрел туда, куда смотрит профессор Творог и тоже закаменел.
  На помосте из старых блоков питания величественно восседала (на блоки положены подушки, вышитые золотом) ослепительная Сусанна Хорватова.
  Совершенно обнаженная, если не считать золотой короны и золотых туфелек на высоких каблуках, Сусанна Хорватова, каза-лось, испускает таинственное Черенковское излучение.
  Евсей Игоревич ни разу в жизни не видел подобных красавиц, Сусанна Хорватова - совершенство!
  Сусанна Хорватова царственно поднялась с седалища, словно Солнце взошло.
  - Она - само совершенство! - Евсей Игоревич шептал, а по щекам катились слезы восторга. - Идеальные пропорции, золотое сечение!
  Изумительные губы, восхитительные брови, потрясающей глубины и ума глаза.
  Груди же её уподобляются небесным сферам, и ни один фотоэлектронный умножитель не сравнится по идеальности с грудями Сусанны Хорватовой.
  Она - воплощение Разума и чистоты, она...
  - Она - мюон! - профессор Творог высказал мысль Евсея Игоревича.
  - Мюон! Сусанна Хорватова - воплощение мюона! - Евсей Игоревич вытирал лицо рукавом, но слёзы бежали и бежали, как фотоны по небу. - Мудрый прав, и Откровение нам открылось одно на троих, только я вчера не понял, а сегодня вижу Истину и Откровение от мюона.
  Профессор Овод поднёс Сусанне Хорватовой первой чашу с Дарами.
  Красавица прикоснулась к мюону из теста двумя пальчиками, но кушать не стала.
  По залу понеслись вздохи, ахи и охи:
  - Умопомрачительная!
  Профессор Овод поднял руки, отвлекая внимание от своей молодой любовницы, и затянул песню без слов, песню мюона.
  Сотрудники лаборатории подхватили песню без слов, и цепочкой, вслед за профессором Оводом пошли к бассейну.
  На краю бассейна стояли две студентки, готовые к приобще-нию
  Они одеты в белые с желтым балахоны, цвет - мюона.
  Студентки заметно волновались - потому что слишком радостно улыбались - скрывали за улыбками волнение.
  Профессор Овод по лесенке поднялся к студенткам (Евсей Игоревич время от времени косился в сторону прелестной Сусанны Хорватовой, красавица стояла, словно золотая статуя), поднёс им чашу с Дарами.
  Студентки, заранее выучившие сценки обряда приобщения, взяли по хлебному мюону, откушали осторожно.
  - Приобщаются! Начало приобщения! - послышались вос-торженные вздохи, кто-то отчетливо всхлипнул около детектора мюонов.
  - Слава мюону! - профессор Овод поставил чашу с Дарами на край бассейна, воздел руки к крыше: - Пришедшие к мюону, да получат от мюона всё: и покровительство мюона, и научные знания о мюоне и мюона, и блага и радости и щедрости мюона.
  Слава мюону!
  - Слава мюону! - повторили все в зале, кроме Сусанны Хорватовой.
  Возможно, что студентки ожидали продолжения, поэтому, когда профессор Овод толкнул ближайшую к нему студентку, в бассейн, она испуганно вскрикнула, как лебедь белая.
  Раздался всплеск и одновременно треск.
  Первым догадался Евсей Игоревич:
  - Кабель! Кто не отключил пятый кабель? - и побежал к стенду управления проектом "Невод".
  Тело студентки дергалось в воде под ударами слабого электрического тока.
  При радениях бассейн не отключали, но в обряды приобщения отключение обязательно: иначе приобщаемого убьет током в воде.
  Студентке повезло, если можно так выразиться.
  Пятый кабель питал светодиоды, и сила тока не достаточна, чтобы за считанные секунды убить человека, но всё же - оглушает.
  Евсей Игоревич рванул рубильник вниз, пятый кабель обесточен.
  Вячеслав кивнул головой профессору Оводу, молча спрашивая разрешения.
  Профессор Овод также молча кивнул в ответ, и Вячеслав прыгнул в бассейн.
  Через мгновение он поднял над поверхностью воды тело приобщаемой студентки.
  Девушку вынесли из воды, положили на одеяло, приготовленное для вытирания приобщаемых.
  Вторая студентка широко открытыми от ужаса очами смотрела на неподвижную подругу.
  Профессор Творог, как старший после профессора Овода, подбежал к телу студентки, приложил ухо к её левой груди.
  - Живая! - после томительный десяти секунд обрадовал профессор Творог. - Сердце бьется, дыхание в норме.
  Не повезло студентке, током ударило. - Профессор Творог ладонью хлопнул девушку по щеке.
  Студентка резко присела, как в фильмах про зомби.
  - Где я? В Раю?
  - Девушке повезло, - Сусанна Хорватова неожиданно подала голос, отвечая профессору Творогу. - Она - избранная!
  Она - жертва мюона!
  Мюон принял её и возвратил.
  Девушку ждет большой успех в МИФИ и, разумеется, лояль-ное отношение преподавателей во время учебы.
  - Слава мюону! - выдохнул Евсей Игоревич, за ним закричали и другие.
  Даже воскресшая студентка слабо прокричала, плохо соображая, как это так сильно она приобщилась.
  Вторая студентка, после судорог подруги, боялась бассейна, как черт ладана.
  Профессор Овод, прекрасно понимая, душевные муки девушки, не стал долго объяснять и успокаивать, он толкнул девушку в бассейн.
  Она закричала, излишне громко, колотила руками по воде, "Тока нет, но я не умею плавать!" - затем медленно пошла ко дну.
  - Что ж ты, раньше не сказала? Не предупредила? Мы бы выдали спасательный круг! - профессор Творог в два прыжка поднялся на бортик и самоотверженно прыгнул в бассейн, хотя добровольцев набралось немало.
  Через тридцать секунд он подплыл с притихшей, но довольной приобщенной студенткой, к лесенке, при этом профессор Творог так умело держал девушку, что обе его ладони покоились на её грудях.
  Сотрудники сделали вид, что так и надо, так положено по спасательному кодексу МИФИ.
  Девушка подошла к подруге, отходившей после удара током, присела рядом на одеяло.
  Все отвернулись, встали спинами к приобщенным студенткам, только профессор Овод имел право ставить клеймо мюона и видеть обнаженную левую грудь радетельницы.
  Евсей Игоревич стоял рядом с профессором Творогом, даже ущипнул его за лопатку, но чувствовал, что коллега далеко от приобщенных, наверняка, думает о голой Сусанне Хорватовой, которая является сущим мюоном.
  За спиной послышалось - Ой, затем второе - Ой!
  - Больно? - профессор Овод участливо спрашивал приобщенных.
  - Жжёт немного! - избранная приобщенная захихикала.
  - Пощипывает! - согласилась её подруга.
  - До свадьбы заживёт! - профессор Овод пошутил и изволил засмеяться. - Я вам найду достойных женихов, с горячим сердцем, большими... деньгами и преданных мюону!
  - АХА-ХАХ! Спасибочки! - студентки зачирикали, как сне-гири около куска украинского сала. - Красивые татуировочки вы нам поставили.
  Женихи, надеемся, окажутся не менее красивы.
  - Слава мюону! - профессор Овод закончил обряд приобщения!
  - Слава мюону! - повторили все в зале, все, кроме Сусанны Хорватовой.
  Сотрудники повернулись к студенткам, как к хлебу с солью.
  Профессор Овод торжественно надел на шею девушек кулоны с нацарапанными мюонами, мюонии.
  Евсей Игоревич искоса поглядывал на изумительную Сусанну Хорватову, пожирал её глазами и душой.
  Сусанна Хорватова, царственная, словно почувствовала жар взгляда Евсея Игоревича (и профессора Творога и других), присела на подушки и широко расставила ноги.
  Евсей Игоревич готов поклясться, что увидел ТАМ НАСТО-ЯЩИЙ мюон.
  С неохотой коллеги сделали круг почета по молельне и направились к выходу.
  Вдруг, как гром с ясного неба, как мюонный дождь, зазвенел золотом и серебром голосок Сусанны Хорватовой:
  - Вы, профессор Овод и профессор Творог, останьтесь!
  Профессор Овод вздрогнул, как на ядерных учениях, а профессор Творог от неожиданности хихикнул.
  - А вы, Евсей Игоревич, приведите ко мне Оксану Чумак! - Сусанна Хорватова, словно пела, но все поняли: это приказ, и исполнить его нужно немедленно.
  
  - Ай, больно! - Барабальский обжег паяльником палец и машинально засунул грязный пальчик (тонкий, как у пианистки) в рот, как чупа-чупс. - Проклятая микросхема, даже жидкий азот её не берет, будь она неладна! - Но испугавшись, что подслушивающие детекторы переврут его слова и донесут мысль в другом смысле, добавил: - Схема, впрочем, отличная.
  Я справлюсь с работой легко, потому что - профессионал. - На душе Барабальского немного полегчало, хотя мыслишка об Аллочке Быстрицкой, которая видела его поверженным, под тачкой, на банановой кожуре, иногда всплывала, как фекалия.
  Словно проверяя рвение сотрудника, в кабинет стремительно вошел начальник кафедры Прикладной ядерной физики профессор Абдулов.
  Начальник склонился над столом, не обращая на Барабальского внимания, потрогал пальчиком микросхему.
  - Ну-ну! - профессор Абдулов многозначительно крякнул и вышел из кабинета.
  - Пронесло! Мама, не горюй! - Барабальский обрадовался радостью великой, как шейх ибн Абдул. - Не обругал, значит - возвысит, повысит. "Ну-ну" начальническое много значит. - Барабальский размечтался о повышении и снова ткнул паяль-ником в палец. - Ёшкин кот!
  Барабальский подбежал к крану с водой, включил холодную, и три минуты охлаждал покалеченный палец.
  На рассматривание припухшего покрасневшего пальца ушло ещё три минуты.
  Барабальский вздохнул, прошёлся по просторной лаборатории, посмотрел в окно: во дворе оживленно беседовали начальник Абдулов и профессор Кабанов.
  - Радуются! - Барабальский пробормотал, но снова испугался прослушки: - Обсуждают насущные проблемы науки!
  Профессора, они - наша элита. - Барабальский отошёл от окна, насвистывал, подумал: "Треплются гады на улочке, а я один, за всех тяну лабораторию, кафедру спасаю!"
  Где остальные сотрудники? Гуляют? На репетиции встречи господина Президента?
  Всех позвали, одного Барабальского забыли.
  ГАГАГА! Пусть Барабальский прозябает, паяльником пальцы жжёт!".
  Настроение Барабальского испортилось, он посмотрел по сторонам: как бы себя утешить, чем занять - не работать же!
  Утренний энтузиазм исчез, пропало желание славить себя трудом во имя науки.
  Всё равно вся слава достанется начальнику кафедры профессору Абдулову.
  Барабальский подошёл к столу Абдулова, присел осторожно, прислушиваясь к голосам и шагам в коридоре: не застанут ли его на месте начальника.
  Начальник кафедры редко заседал на своём месте, у него от-дельный кабинет, рядом с ректорским.
  Но правила МИФИ требовали, чтобы в лаборатории у каждого начальника кафедры имелось своё рабочее место.
  Барабальский раскачивался на стуле и размышлял о том, как хорошо быть начальником.
  Мебель профессора Абдулова вселяла в Барабальского силы и надежды на светлое будущее.
  Начальник двадцать четвертой кафедры Прикладной ядерной физики профессор Абдулов свой трон, место и звание получил по наследству.
  Дедушка профессора Абдулова, тоже профессор Абдулов, отец профессора Абдулова, также профессор Абдулов командовали двадцать четвертой кафедрой, каждый в своё время.
  Дед сейчас заседает в Академии наук РФ, отец, член-корреспондент Академии наук, готовится в скором времени занять место отца (деда), а профессор Абдулов знает, что пойдёт дальше по пути отца и деда: место для него в Академии наук уже забронировано и оплачено заранее.
  Династия Абдуловых уходит корнями в пустыню Кара-Кум.
  Давным-давно нищий предок Абдуловых - Гайнутдин, при-был в красавицу Москву за женой.
  В пустыне Кара-Кум невест мало, и стоят они дорого.
  Бедному Гайнутдину за кривую, горбатую, никому ненужную Фатиму пришлось бы работать лет двадцать пять, носить воду из арыка на поля.
  Прослышав про русских податливых невест, которые ничего не стоят, Гайнутдин мудро отправился в Москву, тем более что терять ему в пустыне Кара-Кум нечего.
  Москва ошеломила Гайнутдина, словно верблюд в лицо плюнул.
  Столько женщин, сколько Гайнутдин увидел на вокзале в Москве (когда вылез из ящика под вагоном), он даже представить не мог.
  Сначала Гайнутдину показалось, что он умер, и его окружают прекрасные гурии.
  Но захотелось в туалет, а в Небесных Садах нужды нет, значит - ещё на Земле.
  Дальше Гайнутдин зажил, как в сказке, он устроился дворни-ком, и в первый же рабочий день потерял девственность.
  Марья Ивановна, коллега по метле и лопате, изнасиловала робкого Гайнутдина, причем калым не потребовала, и даже напоила Гайнутдина вкусной и питательной водкой.
  Пятидесятилетняя Марья Ивановна показалась девятнадцати-летнему Гайнутдину сказочной красавицей.
  Через месяц Гайнутдин обрел ещё несколько Принцесс, и дальше процесс пошёл, словно на санках с трамплина.
  Гайнутдин выгодно женился на москвичке Наталье Сергеевне, она от радости родила чернобровому мужу двух сыновей.
  Гайнутдин бросил, теперь уже постыдную для него, работу дворника и с головой ушёл в торговлю водкой и табаком.
  Для своих детей Гайнутдин возжелал лучшей доли (жена поддерживала умного Гайнутдина), и дети пошли в науку.
  Так, обтесываемые, топором времени, Абдуловы влились в Московскую жизнь.
  Пустыня Кара-Кум уже забыта, но остались в генах стремление к лучшей доле и восточная мудрость.
  Барабальский тайно завидовал профессору Абдулову, полагал себя умнее и красивее начальника, тем более что предки Барабальского тоже скитались в своё время по пустыне, и также благополучно вышли из неё.
  Но, очевидно, что сила предков Барабальского оказалась меньше силы предков профессора Абдулова.
  Барабальский продолжал раскачиваться на стуле начальника, из озорства, попытался выдвинуть верхний ящик стола: что там профессор Абдулов хранит? фотографии любовниц?
  Ящик, как и ожидал Барабальский, оказался закрыт.
  Барабальский усмехнулся и попробовал второй ящик - тоже заперт.
  Третий ящик, также закрыт, как рот немого.
  Барабальский, не отпуская ручку ящика, качнулся на стуле, как в шезлонге на океанском лайнере.
  Равновесие нарушилось, и стул с Барабальским начал неумо-лимо заваливаться назад.
  "Как с тележкой утром, - Барабальский покраснел от натуги, из последних сил держался за спасательную ручку запертого третьего ящика. - Если грохнусь, то обязательно войдут профессор Абдулов с Аллочкой Быстрицкой, моей невестой.
  И начнут хохотать надо мной, как над прокажённым нейтронщиком.
  Почему, когда ученый попадает в беду, всегда найдется куча свидетелей его позора?"
  Неожиданно (или ожидаемо) передняя панель ящика стола не выдержала, и Барабальский вместе со стулом грохнулся назад.
  В поднятой руке победно сияла Олимпийским факелом вы-дранная дощечка с ручкой.
  "Клей! Клей "Момент", он спасёт меня! - Барабальский вскочил, как боксер при счете "Восемь". Мозг работал на пределе возможностей Барабальского. - Приклею досочку обратно, шеф и не заметит".
  Клей "Момент", разумеется, в лаборатории отсутствовал, но нашлась эпоксидная смола.
  Окрыленный Барабальский подбежал к столу, щедро обмазал место разрыва передней стенки ящика эпоксидкой, и собрался уже приложить дощечку с ручкой к ящику, но вздрогнул от увиденного.
  В дыру хорошо видно, что ящик почти доверху заполнен пачками с зелеными деньгами.
  Одну наносекунду Барабальский колебался - взять или не взять, но затем решительно засунул руку в ящик.
  "Доллары! Настоящие доллары США! - дыхание Барабальского остановилось, сердце на миг замерло. - Зачем шефу столько денег? И откуда они у него?
  Может быть, заработаны неправедным путём?
  Грязные деньги? - Барабальский больше оправдывал себя, чем очернял начальника. Он благоразумно молчал, чтобы подслушивающие устройства не зафиксировали факт находки. Видеодетекторов в лаборатории нет, профессор Абдулов приказал убрать все видеокамеры после того, как обнаружил в интернете постыдное видео про себя и профессора Фирсанову. - Настоящие или муляж?"
  Доллары оказались новые и настоящие, в банковских пачках по десять тысяч долларов в пачке.
  "Я только посмотрю, а затем обратно положу в ящик, - Барабальский оправдывался перед собой и выгребал пачки с долларами на пол. - Много денег! ОГОГО! Как много денег!
  Здесь хватит на покупку звания профессора, нет - член-корра...
  Но деньги не мои!
  Ой, да зачем мне член-коррство или профессорство.
  Домик с видом на Мертвое море в Израиле...
  Чужого не возьму! Это же деньги начальника!
  Да с этими деньгами я сам начальник, и Мертвое море мне не нужно во веки веков.
  Скромная квартира в центре Москвы, а на остальное - бизнес куплю.
  Ой, таки, о чём это я? Нечистые деньги и чужие, не испачкаю о них руки!
  Хотя, одну пачечку на свадьбу с Аллочкой Быстрицкой можно взять.
  От большого не убудет, а нам - радость!
  И профессор Абдулов не заметит пропажи маленькой пачки денег, малюсенькой!
  А, если заметит?
  Аллочка Быстрицкая мне уже не нужна, куплю много покор-ных Аллочек, из степей...
  Одна, две пачки на благое дело... - Барабальский уговаривал себя, что если и возьмет, то немного, но деньги почему-то выгребал, пока не опустошил ящик. Барабальский даже заглянул - не осталось ли пачечки в ящичке? - А, если поймают? - Барабальский уже не думал о том: хорошо или дурно присвоить пачку-другую денег шефа.
  Он обдумывал пути ухода с деньгами, так сработали гены и мозг: - Не поймают! Откуплюсь!
  Но всё же?!! - Барабальский думал, а руки уже прилаживали крышку ящика на место, к ПУСТОМУ ЯЩИКУ. - Умереть с большими деньгами - красиво, но непрактично. - Оторванная крышка встала на место, как пришитая. - Теперь пусть эпоксидка схватит - не оторвешь! - Барабальский приставил стул к столу, подбежал к мусорной корзине, выхватил пакет с мусором, мусор высыпал за шкаф, и начал кидать деньги в мешок для мусора. - Кто скажет, кто докажет, что я украл... взял деньги на свои нужды?
  Никто не докажет, граждане судьи!
  Да я больше заработал за всё время трудов, на всех горбачусь, вот мне и зарплата!
  Начнут искать деньги, а я отвечу: "Какие деньги?
  У меня, что, ключ от ящика имеется?
  Или вы подозреваете во мне вора?
  Свои претензии можете высказать на заседании гражданского суда.
  Может быть, кто другой украл... позаимствовал деньги?
  Мало ли кто ходит в нашу лабораторию?
  Работаю я один, а захаживают к нам толпы - вот и взяли деньги, а я никаких денег не видал".
  Вот так я им отвечу, силовикам профессора Абдулова. - Барабальский с трудом поднял мешок с деньгами, потащил к своему столу, затем неестественно засмеялся: - Но как я вынесу деньги за пределы МИФИ?
  Вертухаи не пропустят, обокрадут честного трудягу ученого.
  Ладно, пусть денежки здесь побудут, а я что-нибудь приду-маю!"
  Барабальский поднял мешок на стол, сам забрался, дотянулся до потолка.
  Потолочная гипсовая плита отошла легко, Барабальский в арматуре давно устроил лаз, где прятал синий коньяк, синюю водку, инструменты на вынос.
  Он давно придумал беспроигрышную схему: прятал прибор, паяльник или другую вещь, вплоть до цветочных горшков и затем выжидал.
  Если в лаборатории вспоминали про эту вещь, начинали её искать, то Барабальский, когда оставался один в комнате, со вздохом изымал припрятанное из тайника и оставлял в комнате, где-нибудь в углу.
  Вещь находили, удивлялись:
  "Ишь, куда я её положил, и не помню, как и зачем СЮДА".
  Барабальский немного горевал, а затем прятал очередную полезную вещицу.
  Он полагал, что ему мало платят, оклад занижен, а так хоть как-то идет малая компенсация за непосильный труд.
  Поднять мешок с деньгами до потолка и протиснуть в тайник трудно, но Барабальский, окрыленный открывающимися перспективами, совершил подвиг Геракла.
  Потолочная плитка встала на место, а деньги перекочевали из одного тайника в другой.
  Барабальский разумно спрятал эпоксидку, открыл окно, чтобы выветрился её запах, сел на своё рабочее место: к паяльнику и микросхеме.
  - Да, сижу, не вставая с места, - Барабальский сказал нарочно громко для скрытых микрофонов, будто бы разговаривает сам с собой, - спина затекла, ноги устали.
  Но ничего, доделаю работу, и пройдусь до столовой.
  Пища питает мозг физика.
  Открылась дверь, пришел старший научный сотрудник Кирьянов Олег, от которого вчера ушла жена к негру.
  Барабальский поздоровался, пожаловался на большой объем работы и сделал вид, что погрузился в работу, как Трудолюбивый Дровосек.
  Постепенно лаборатория наполнялась сотрудниками, и чем больше коллег приходило, тем радостней и легче становилось на сердце у Барабальского - попробуй, допроси каждого!
  Он ощущал себя богачом, огромной летучей мышью с крыльями, обклеенными долларами США.
  Когда улыбка превосходства пробивалась, Барабальский сильнее склонялся над столом, чтобы никто не видел триумфа.
  Ученый должен страдать, а улыбаются ученые только по приказу начальников кафедр.
  К концу рабочего дня снова появился профессор Абдулов.
  Сердце Барабальского упало, он с трудом сдерживался, боялся, что сойдет с ума от напряжения и через стекло выпрыгнет из окна, со второго этажа.
  Профессор Абдулов находился в отличном настроении, он поговорил с Киселевым о матрицах, пообещал Маргаритовой торт к выходному, осведомился у Барабальского, как движется работа.
  Барабальский открывал рот, что-то говорил, но даже слов своих за волной страха и ужаса не слышал.
  Профессор Абдулов ничего подозрительного ни в поведении, ни в словах Барабальского не заметил, он улыбнулся, как всегда.
  Если бы профессор Абдулов сейчас спросил, кто украл деньги, то Барабальский не выдержал бы, начал бы рыдать и бить себя кулаками в грудь.
  Но профессор ещё не знал о краже, он сел за стол, как Бара-бальский, стал раскачиваться на стуле.
  Барабальский замер, слоено жидкого азота напился.
  В один из моментов раскачивания, профессор Абдулов потянул на себя ручку ТОГО САМОГО ящика.
  Барабальский почувствовал, что умирает, как карась на сковородке.
  Но ящик не открылся, словно запечатал свои уста навеки.
  Профессор Абдулов удовлетворился поверхностной оценкой и больше за ручку ящика не дергал, словно у него руки отсохли.
  "Слава! Слава! Трижды слава эпоксидной смоле за то, что приклеила намертво!" - Барабальский снова запустил сердце и до крови прикусил губу, чтобы не разрыдаться от счастья.
  
   Оксану Чумак Евсей Игоревич нашел около триста пятой аудитории, и от счастья расправил плечи.
  Шанс, что Оксана Чумак сегодня пришла в институт, и её можно быстро отыскать небольшой.
  Болезни, просто прогул, поход в кино вместо консультаций по зачетам, забавы с молодыми парнями и девушками, неожиданный приезд мамы и папы, распродажа в "Максмаре", ругань с автобусным контролёром - всё возможно.
  Но Евсею Игоревичу повезло, как давно не везло, он расплылся в улыбке от радости.
  Оксана Чумак восприняла улыбку Евсея Игоревича по-своему.
  - Мой жених идёт, улыбается, словно солнышко, - Оксана похвасталась перед подружками и помахала Евсею Игоревичу рукой: - ЕВСЕЙ ИГОРЕВИЧ, жених мой, я здесь, дорогой!
  Евсей Игоревич от слова "жених" поежился, будто проглотил морского ежа, но продолжал улыбаться по инерции.
  - Оксана, профессор Овод срочно просит тебя зайти, - Евсей Игоревич взял студентку под локоток, как учил этикет общения преподавателей со студентками. - Если у тебя сейчас зачёт, то он договорится, и зачёт примут автоматом. - Евсей Игоревич понял, что обманывает - ничего подобного профессор Овод не говорил, тем более что командовала Сусанна Хорватова, но риск, что Оксана Чумак заупрямится, не пойдет - велик.
  Оксана Чумак возражать не стала, а, наоборот, захлопала в ладошки, начала прыгать, как стрекоза первокурсница:
  - Евсей Игоревич! Как это прекрасно! Профессор Овод - наш шафер на свадьбе? Евсей Игоревич... хм! Можно я буду звать вас Евсей? - Оксана с мольбой посмотрела в глаза Евсея Игоревича.
  Евсей Игоревич многозначительно молчал, и все поняли - отказ!
  - Ну, хорошо, Евсей Игоревич, только после свадьбы назову вас без отчества! - Оксана Чумак пошла с Евсей Игоревичем, как с Королём Иордании.
  Аллочка Быстрицкая догнала подружку:
  - Я провожу вас до выхода из корпуса, - Аллочка мило улыбнулась Евсею Игоревичу.
  Она не хотела упускать инициативу, и пройтись с подружкой и её женихом (даже, если тебя не приглашали) - так увлекательно!
  - Евсей Игоревич! Где свадьбу справим? На Украине? У нас всё дешево, а сало - даром, и самогонка - даром!
  Я бочку первача заготовлю - все упьются!
  Борщ! Борщ с мослами, ложка стоит! - Оксана Чумак пыта-лась расшевелить жениха.
  Евсей Игоревич молчал, недоумевал:
  "Неужели, Чумак думает, что я возьму её в жены, предатель-ницу?
  Она предала мюон и поклоняется нейтрону, тайно, до сдачи диплома, и думает, что никто не заметит.
  Как от неё отделаться? Может быть, профессор Овод что-нибудь подскажет?"
  - Алла, ты выходишь замуж за Барабальского? - Евсей Игоревич намеренно не отвечал на вопрос Оксаны и обратился к Аллочке Быстрицкой (Оксана Чумак надула губы от злости).
  - Барабальский сделал мне предложение, и я считаюсь его невестой, - Аллочка отвечала туманно.
  Ответ можно трактовать в любом смысле: Аллочка подумает над предложением Барабальского, или - Барабальский может передумать.
  - Барабальский - хорошая пара! Надежный! Крепко стоит на ногах! - Евсей Игоревич расхваливал своего институтского товарища (вдруг, Барабальскому доложат его слова, так лучше - пусть о хорошем донесут).
  В ответ на похвалы Евсея Игоревича студентки переглянулись и одновременно захохотали, как две подружки из массажного салона.
  Евсей Игоревич сначала не понял причину смеха, но потом догадался: о том, как Барабальский сегодня упал с тачкой, а сосуды с жидким азотом покатились, словно колобки - известно всему институту.
  В этом свете фраза "крепко стоит на ногах" звучит иронично.
  - Привет, счастливчику, - профессор Мориарти на ходу по-жал руку Евсею Игоревичу. - Жив ещё? ХА-ХА-ХА!
  - Жив, как видишь! - Евсей Игоревич комично развел руками, словно показывал размер пойманного сома. - А ты не рад, что я жив?
  - ХА-ХА-ХА-ХА! - профессор Мориарти захохотал ещё громче, удалялся. - Ну, ты и юморист, Евсей Игоревич!
  Аллочка Быстрицкая и Оксана Чумак с немым вопросом по-смотрели на Евсея Игоревича.
  Девушки не узнали под бинтами профессора Мориарти.
  - Профессор Мориарти, - пояснил Евсей Игоревич. - Его вчера в столовой Барабальский расплавленным жиром ошпарил... нечаянно.
  Голова пострадала, да и мужские половые органы задеты ки-пятком.
  - Ужас! Ужас!!! Как он без пениса зачёт у студенток будет принимать? - вскрикнули девушки и надолго задумались.
  У выхода из корпуса МИФИ после пары незначащих фраз Аллочка Быстрицкая отстала, но на прощание удивила всех: она быстро, по-студенчески чмокнула Евсея Игоревича в правую щеку.
  Оксана Чумак не видела, как Аллочка мило подмигнула её "жениху".
  Евсей Игоревич озадачился, но и возгордился, каждый мужчина в глубине души считает себя Казановой и суперменом!
  
  В молельне Евсея Игоревича и Оксану Чумак ждали с нетерпением.
  Евсей Игоревич всю дорогу мучился вопросом: пустят ли его в молельню, или профессор Овод прикажет ждать за дверью.
  Профессор Овод вышел из молельни, кивнул Оксане Чумак:
  - Чумак? Заходите, есть разговор, - и когда Оксана Чумак скрылась за дверью, тихо сказал: - Евсей, подожди здесь, пожа-луйста.
  Дело решает тройка: я, профессор Творог и моя... Сусанна Хорватова.
  Ты же получаешься четвертым.
  - Я что? Я - не в претензии, - Евсей Игоревич ответил спо-койно, хотя легкая досада грызла сердце. - Разве я не знаю, что тройка это - три человека.
  Пойду, мюоны ночные посчитаю.
  - Евсей, - профессор Овод придержал Евсея Игоревича за локоток, как Евсей Игоревич несколько минут назад держал Оксану Чумак: - Я тебе сейчас открою тайну, хотя и не должен.
  - Не должны, не открывайте, начальник! - Евсей Игоревич ответил в своём беспечном стиле. - Меньше знаю - лучше сплю!
  - Без тайны ты можешь до сна не дожить! - профессор Овод сделал вид, что не обратил внимания на вольный тон подчиненного. - Покушения на тебя происходили и будут происходить из-за кафедры.
  Ты - и козёл отпущения и избранный, называй себя как хо-чешь.
  По замыслу врагов мы должны усилить твою охрану, отвлечься на твою безопасность, и тогда враги ударят по мне и по лаборатории.
  - Веселая у меня перспектива, - Евсей Игоревич задумался, носком тапочки водил по кафелю пола: - Начальник, у тебя крошки от хлебного мюона на подбородке.
  - Спасибо, Евсей! - профессор Овод убрал крошки. - Будь внимателен, без особой надобности по территории МИФИ, не разгуливай, в столовой кушай в гордом одиночестве.
  Сам понимаешь, не для себя, а для всех мюонщиков стараешься!
  - Как не понять, я же ученый! - Евсей Игоревич улыбнулся в ответ на улыбку начальника.
  Порадеть ради кафедры, значит, получить в дальнейшем ми-лость профессора Овода и других профессоров.
  Задание больше почетное, чем опасное.
  Смерть, она и под трамваем на улице - смерть, а подвиг ради лаборатории, ради мюона - высшая награда ученому.
  - С Оксаной Чумак что решите?
  - Не я решаю, а - тройка! - профессор Овод усмехнулся. - Ну, ты, Евсей, не печалься.
  Я тебе другую невесту подберу, благонадежную и более пер-спективную
  Твоя свадьба становится под мой контроль.
  - Аллочку Быстрицкую можно? - слова нечаянно сорвались с губ Евсея Игоревича.
  - Аллу Быстрицкую?- профессор Овод жевал губами, чмокал. - Но она - невеста Барабальского, если не ошибаюсь.
  - Невеста! Невеста без места, - Евсей Игоревич засмеялся. - Вы, начальник, обо всех всё знаете.
  - Посодействую с Аллочкой, - пообещал профессор Овод. - Была ваша, стала - наша!
  - Начальник, быстрее! Зовут! - профессор Творог приот-крыл дверь и сверкал очками в щель.
  Профессор Овод молча пожал Евсею Игоревичу руку и, по-спешнее, чем требовали правила приличия и проведения радения, скрылся за дверью.
  - Дела! - Евсей Игоревич почесал затылок. - Как это, профессора Овода, Главного радетеля, начальника зовут, да побыстрее.
  Кто? Разумеется, Сусанна Хорватова, наш мюон!
  Но сиськи, сиськи у неё! Ах! Надеюсь, что у Аллочки Быст-рицкой хоть немного, но похожи на совершенство Сусанны Хорватовой. - Евсей Игоревич уже стер из памяти Оксану Чумак.
  Того, кого судит тройка - не вспоминают!
  
  Комиссия во главе с ректором МИФИ академиком Сыромятниковым подобна ледоколу на малой речки.
  Впереди вышагивает сам глава МИФИ со своей охраной, сзади и по бокам трутся начальники кафедр, тоже с охранниками (кто может себе позволить по деньгам).
  Участие в комиссии - дело добровольное, как субботник, но и почетное.
  Каждая кафедра к торжественному приезду господина Президента подготавливает не только хлеб соль (с представительницей кафедры), но и НАУЧНЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ.
  Если у господина Президента останется время на посещение лабораторий, если появится желание, если... то он должен быть поражен размахом и величием отечественной науки на базе МИФИ.
  Но как удивить господина Президента, который всякого повидал на своём веку, даже свадьбу английского певца Элтона Смита с голубым китом.
  Ученые на то и ученые, чтобы не только науку двигать, но и показать её выгодно... её или околонаучные достижения.
  Как удивит господина Президента, например, нейтрон, если он маленький и юркий, очень опасный?
  Господин Президент не увидит нейтрон, но если устроить шоу с нейтронами, да около нейтронов, то Первое лицо Государства умилится и денег даже даст на науку.
  В сегодняшней комиссии роль господина Президента негласно играл ректор МИФИ академик Сыромятников.
  Мило улыбнувшись, он прошествовал на научное шоу в лабораторию двадцать восьмой кафедры Системного анализа.
  Казалось, что можно показать в сфере системного анализа? Чем заинтересовать - общей теорией управления? совокупностью методов?
  Но системщики приятного удивили ректора, словно выкопали из навозной кучи жемчужное зерно.
  Комиссию встретили три веселых молодца в костюмах трой-ках, высоких котелках, как у буржуев и в с тросточками в руках.
  К академику Сыромятникову, отчаянно вихляя бедрами, под музыку Элтона Смита, приплясывая, приблизился первый юноша с мятым лицом.
  - Я веселый А-на-лиз! Сис-те-ма-ти-ческий подлиз!
  - Я - си-сте-ма упра-вле-ния!
  - А я - си-стем-ное реш-ение!
  Два других системных аналитика подскочили к первому. Парни взялись за руки и исполнили несколько танцевальных фигур.
  Ректор МИФИ академик Сыромятников скрестил руки на животе:
  - Мило! Очень оригинально, ново!
  Коротко и ясно, оттого и прекрасно!
  В нескольких словах и движениях обрисовали суть системного анализа, запоминается.
  Если господин Президент в Кремле вспомнит про кафедру системного анализа МИФИ, то в его очах запляшут, как чертики, веселые аналитики.
  Главное, чтобы другие кафедры не повторялись... повторяли... но с вариациями. - ректор добавил, глядя, как несколько начальников кафедр застрочили в блокнотиках, делая пометки: "Танцы, песни".
  Следующая презентация - тридцать пятая кафедра Медицинской физики.
  На лабораторном столе лежит дородная студентка, прикрытая до подбородка простыней, на которой большими красными буквами написано: "Тридцать пятая кафедра Медицинской физики.
  К студентке подведено огромное количество проводков, при-крепленных к телу зажимами, клеймами, пластырем, клеем.
  На голове девушки - шлем с огоньками.
  Раздался щелчок, под простыней включился мини вентилятор, простыня чуть съехала в сторону, обнажив правую огромную грудь студентки.
  - ОООО! - пронесся вздох членов комиссии.
  Ректор Сыромятников стыдливо отвернулся, но щеки порозовели, как у поросенка Ксавера.
  - Очень научно! - академик Сыромятников кивнул референту, референт поставил в блокнотике галочку: - Красиво, наглядно!
  Скажите, вентилятор включается, и простыня поднимается... всегда?
  - Абсолютно, господин ректор! - инженер Самохина поправила простынь. - На эффекте турбо надува простыни держится весь аттракц... опыт лаборатории.
  - Потешно! Занимательно! Замечательно! - одобрили члены комиссии во главе с ректором.
  Следующая, десятая кафедра Молекулярной физики препод-несла комиссии неприятный сюрприз.
  Лаборатория, ученые в белых халатах, приборы, микроскопы, тишина, шелест бумаг.
  Ректор стоял посреди лаборатории, но ничего не происходило, ровным счетом ничего.
  - ГМ! А где достижения кафедры? - за ректора спросил референт (ректору не положено спускаться с небес на землю).
  - Извольте посмотреть в микроскоп, - рыжий младший научный сотрудник оторвался от окуляров микроскопа и вышел из-за стола. - В кристаллической решетке графита мы обнаружили непостоянство доменных границ в силовых полях низких энергий.
  Квазивибрация базовых угловых молекул входит в резонанс с вибрацией нижних слоев графита.
  Посмотрите, очень любопытно!
  Инженер сделал приглашающий жест рукой, словно ангажировал даму на танец.
  Академик Сыромятников стоял, как скала, из-за его спины выбежал профессор Фингеров, присел за микроскоп.
  Наступила неприятная тягучая, как ириски на Солнце, пауза.
  Через минуту профессор Фингеров поднял красное, отмечен-ное ответственностью лицо, от окуляров и в недоумении пожал плечами.
  Ректор молча развернулся и в гневе вышел из лаборатории.
  - Господин Президент удивится, если в качестве научных достижений молекулярной физики ему предложат картинку в микроскопе, - ректор Сыромятников саркастически улыбнулся: - Если в корне не изменится подход к презентации достижений кафедры, то придется лабораторию, на время посещения господина Президента, закрыть.
  Со всеми вытекающими отсюда штрафами сотрудникам ка-федры.
  - Господин ректор, мы учтем! - заместитель начальника десятой кафедры вытирал полотенцем вспотевшую лысину. - Бунт в корне подавим, как восстание поляков под Москвой.
  Надо же иметь наглость предложить Президенту... ректору присесть за микроскоп.
  - Графит - это недоделанный алмаз, насколько я помню из курса школьной физики? - на помощь десятой кафедре пришел референт Максимов (у него любовница на десятой кафедре, очаровательная брюнетка Леночка). - Может быть, коллеги покажут господину президенту алмаз, или лучше - бриллиант - небольшой, карата на три, в качестве достижений кафедры молекулярной физики?
  - Свежая и своевременная идея, Иван Павлович, - академик Сыромятников похлопал референта по плечу. - Назначаю тебя временно исполняющим обязанности начальника десятой кафедры...
  Но бриллиант сами покупайте, в бюджете МИФИ эта статья расходов не предусмотрена.
  За спиной ректора начальники кафедр зашушукались, обсуждая, как взлетел по карьерной лестнице референт Максимов: от мальчика на побегушках до начальника десятой кафедры.
  Бывшему начальнику кафедры Молекулярной физики некоторые сочувствовали, но большинство злорадствовало, потому что профессор Агапов в разгар учебного года с любовником укатил на Гавайи отдыхать.
  Придет в МИФИ, а его должность - тю-тю, другому отдана, как Татьяна Ларина.
  В волнении члены комиссии вошли в следующий зал - на тридцатую кафедру Высшей математики.
  Чем порадуют математики, чем удивят комиссию, что приготовили для господина Президента?
  Задачки, пусть даже занимательные - скучны, как одетая женщина.
  Книги, отчеты, графики - зубная боль.
  Но математики не подкачали, не опростоволосились, как молекулярщики.
  На столе посреди комнаты, на высокой подставке лежал бле-стящий шар.
  К шару подведен всего лишь один провод, а другой конец провода воткнут в розетку.
  Шар грозно гудит, как трансформаторная будка в деревне Кулаково.
  - Осторожно, сейчас бабахнет! - профессор Волкогонов подбежал к ректору. - Пару шагов назад, Владимир Вениаминович, пожалуйста.
  Академик Сыромятников заинтригованный попятился от стола с шаром.
  Два шага назад, и раздался сильный хлопок.
  Шар раскололся на две половинки, но осколки не разлетелись.
  Из шара повалил едкий дым.
  Члены комиссии вздрогнули, профессор Волкогонов ра-достно засмеялся, довольный эффектом.
  - Что это? - ректор задал вопрос, который маячил в голове каждого.
  - Математический шар! Шар высшей математики! - профес-сор Волкогонов открыл окно, проветривал комнату. - Надеюсь, что господин Президент не потребует дополнительных объяснений.
  - Полагаю, что не потребует, - академик Сыромятников согласился с профессором Волкогоновым. - Смело! Мне нравится, запоминающаяся высшая математика.
  Но, как бы это сказать помягче, не сочтет ли господин Прези-дент и его охрана взрыв, ну... доскажите за меня...
  - Покушением? Террористическим актом? - профессор Волкогонов досказал за ректора, потому что ректору МИФИ непозволительно упоминать вместе слова "Президент" и "терроризм". - Мы думали и в настоящее время бьемся над разрешением этой проблемы.
  Если шар поместим под толстое пуленепробиваемое стекло, то эффект, согласитесь, от шара высшей математики, значительно снизится, да и запах гари в нос не шибанет.
  Последним нашим аналитическим выводом, решением было: предупредить господина Президента и его охрану о безопасности бабаха!
  - Полностью согласен с мерами предосторожности, - академик Сыромятников потрогал пальцем горячую половинку шара. - Делегируйте ответственность начальнику охраны господина Президента.
  Пусть они решают, что опасно, а что - развлекательно.
  У вас много шаров... шаров высшей математики?
  - Шаров достаточно, чтобы встретить сто господинов Президентов, господин ректор, - профессор Волкогонов обдумывал согласие академика Сыромятникова. - Мы закупаем шары на китайском рынке.
  Да, мы сначала продемонстрируем бабах охране господина Президента, а они дальше - как посчитают нужным.
  Но, полагаю, что получим согласие: Шар Высшей математики не каждый день можно увидеть!
  Визит к математикам повысил настроение, упавшее после не-удачи с молекулярщиками.
  На двадцать второй кафедре Кибернетики ожидали увидеть робота, и увидели.
  Робот-собачка гавкал, поочередно обнюхал членов комиссии, даже потешно задрал ножку на профессора Масленникова, но не пописал.
  Писающие роботы-собачки вышли из моды.
  Робот-собачка закуплен в Японии специально для демонстрации господину Президенту (если он посетит кафедру Кибернетики) взлета Российской кибернетики.
  - Мы предложим господину Президенту нашу Зизи, в пода-рок, - ассистент Федоров, погладил робота-собачку по замше, приклеенной на металлический череп - собачка залаяла. - Господин Президент порадует нашими достижениями жену или... другую жену.
  - Разумный подарок, - почти в один голос решили члены комиссии.
  На четырнадцатой кафедре Электрофизических установок грохотало, искрило, гудело, замыкало множество больших ящиков с электронными начинками.
  Эффект, как от ста шаров высшей математики.
  Члены комиссии с удивлением отметили, что шум и гам, гро-хот и лязг - не простая мешанина звуков, а очень ловко подобраны под гимн России.
  Электроустановки без динамиков, одним только шумом исполняли национальный гимн.
  - Патриотично! - академик Сыромятников поспешил уда-литься из лаборатории, подальше от избыточных децибел. - Громко, но господин Президент знает: наука не пустышка.
  Наука - барабанная дробь, торжество ученых МИФИ над зарубежными недоделанными инженеришками.
  На сорок девятой кафедре Русского языка (МИФИ - не только научно-исследовательское, но и учебное заведение) столбом стоял мат.
  Спиной к двери сидели сотрудники в русских национальных одеждах, орали друг на друга матом и театрально делали вид, что не замечают комиссию.
  - Расстудыть ить... ... мать... коромысло, - начальник кафедры профессор Селезнёва вдохновенно ругалась чистым русским языком.
  - Чувахлайка... мать... дикого коня... дохлой собаки... мать... - отвечали начальнице.
  - Ой, - профессор Селезнёва словно удивилась приходу ко-миссии. - Извините, мы по-русски беседуем, не услышали, как вы вошли.
  - Продолжайте, - академик Сыромятников милостиво раз-решил продолжение спектакля. - Не думаю, что господин Прези-дент, столь занятый, найдет время на посещение кафедр, не отно-сящихся напрямую к физике.
  Но, если зайдет к вам, то не подкачайте!
  Подслушать, как ругаются между собой, да ещё и чистым русским языком, полагаю, для господина Президента будет приятная неожиданность.
  - Будем стараться, ... мать... господин...осла... ректор.
  Настроение после посещения кафедры Русского языка ещё выше поднялось, члены комиссии делились впечатлениями, применяли изредка слова чистого русского языка.
  - К теологам зайдем? - академик Сыромятников решил посоветоваться с коллегами. - После русскоязычников, боязно как-то! Шутка!
  - Мы можем не пойти к теологам, - референт Максимов, те-перь уже - врио начальника десятой кафедры Молекулярной физики, почесал за левым ухом. - Но, если господин Президент соизволит посетить теологов: специально, или нечаянно, а они - не готовы, или подготовились, но не в нужном направлении?
  Нас может ждать конфуз!
  И тогда никакая физика с шарами высшей математики не по-может.
  Академик Сыромятников сказал - ХМ! и зашли в гости к теологам.
  Зашёл и в священном ужасе попятился назад к двери.
  Охранники схватились за пистолеты, но тоже раскрыли рты, будто увидали голую балерину Баландину.
  Членам комиссии стало боязно, но в то же время - до крайней степени любопытно: что там за дверями, что так напугало несломимого, несгибаемого железного академика Сы-ромятникова.
  - Заходите, не бойтесь, он не живой! - послышался голос начальника восемьдесят шестой кафедры профессора Феофана. - Мы рады, что добились совершенства!
  Ректор академик Сыромятников с некоторой опаской вошёл в кабинет, за ним ринулись, как школьники, отталкивая друг друга, члены комиссии.
  Вошли и ахнули, будто носы отморозили на Северном Полюсе.
  На золотом троне в белом одеянии, с золотым нимбом над головой (нимб подсвечен направленным светом) восседал господин Президент.
  Глаза господина Президента (из черного агата) излучали вселенскую скорбь, мудрость и понимание.
  Тонкие руки покоились на Земном шаре (глобус с арабского рынка).
  - Поразительное сходство, - академик Сыромятников вы-дохнул зачарованный. - Слезы выступают от восхищения и любви.
  Вы сделали макет... чучело... образ Бога в виде господина Президента?
  - Божественное начало присутствует в каждом из нас, - профессор читал лекцию. - В одних Божественного больше, в других - меньше.
  В людях, отмеченных печатью Бога, Божественного, разумеется, больше, чем всего остального.
  - Всё остальное в человеке это что? - любознательный профессор Мориарти (в своём виде мумии) перебил лектора.
  На профессора Мориарти зашипели, кто-то даже ущипнул за спину.
  Все знали дурную привычку профессора Мориарти выезжать на заслугах других.
  Главное для профессора Мориарти - не сделать, а охаять дела другого, подначить с иронией, той дубовой иронией, на которую профессор Мориарти способен.
  - Вы, профессор Мориарти, задайте этот вопрос господину Президенту, - профессор Феофан ловко выкрутился, да ещё и перевел стрелку на ошпаренного профессора Мориарти.
  Умел профессор отец Феофан словами мосты складывать.
  После того, как профессор Мориарти пристыженно спрятал забинтованную голову за спинами коллег, профессор Феофан продолжил.
  - Образ Господа Нашего Бога во все времена трактовали по разному: от общепринятого - огня, голубя, до совсем диковинных.
  Смута исходит из США, из Голливуда.
  Во многих фильмах Господь Бог показан афроамериканцем, извините, с черной кожей.
  Иногда наш Господь рисуется американцами, как женщина.
  "Почему Бог не может быть женщиной? - задают себе вопрос американцы, задавленные железной пятой феминизма, и сами же на него трусливо отвечают: - Может Господь Бог быть женщиной".
  Мы, на нашей кафедре не пошли по пути хулы, смуты и беззакония.
  Наш макет Бога... образ Господа Бога основан на личной интуиции каждого работника кафедры теологии.
  Во время очередного совещания мы устроили мозговой штурм, каждый нарисовал образ Господа Бога, как он представляет себе Всевышнего.
  Результат оказался поразительным, но закономерным, как течение реки Волга.
  Образ Господа Бога оказался у каждого максимально приближен к образу нашего господина Президента.
  Мы доверились своей интуиции и создали фигуру... Господа Бога... по нашим представлениям.
  - Потрясающе, отец Феофан, - академик Сыромятников, вопреки ожиданиям, импульсивно пожал начальнику кафедры теологии пухлую руку. - Вы меня поразили в сердце.
  Даже, если в планы господина Президента не входит посеще-ние кафедры теологии, я приложу усилия, чтобы он к вам заглянул, хоть на секундочку.
  Не физикой единой жив МИФИ.
  Отец Феофан благословил академика Сыромятникова
  Ректор промокнул глаза батистовым платочком (вышитом руками отличниц) и спешно покинул кафедру теологии.
  Посещать другие кафедры расхотелось, слишком сильно по-следнее впечатление от образа Господа Бога, совпадающего с образом Господина Президента.
  Комиссия в торжественном молчании, как шествие рабе среди ночи по улицам Нью-Йорка, направилась в столовую МИФИ откушать супчика и отпить синей водки.
  Когда проходили мимо лаборатории шестьдесят седьмой ка-федры Физики конденсированных сред, за дверью послышался плеск воды и девичий хрустальный смех.
  Ректор МИФИ вздохнул: работа - есть работа, и переменил мнение:
  - Столовая подождет, водка пусть стынет! - он решительно вошел в лабораторию.
  На могучих высоких стеклянных ножках красовалась стеклянная прозрачная ванна.
  В ванне плескалась студентка с достойными формами тела.
  На ванну с разных сторон, под различными углами светили прожектора, но не ослепляюще, а - душевно!
  Ванна находилась в двух метрах над полом, и короткие члены комиссии могли наблюдать студентку снизу.
  Девушка в закрытом, скромном купальнике, который сделает честь любой старой леди, даже - Английской Королеве.
  - Я рада вас приветствовать, господа, - студентка нисколько не смущалась купаться под суровыми взорами профессоров и академика.
  - Вы одна в лаборатории? - референт Максимов поинтересовался, не зная зачем.
  - Разве нужен вам ещё кто-то, кроме меня? - студентка снова засмеялась мелодично и завлекающе. - Мы подготовили для господина Президента показ достижений нашей Кафедры физики конденсированных сред с уклоном на физику жидкостей.
  Вы заметили, господа, что я нахожусь в жидкости?
  Я не просто плаваю, а телом изучаю свойства воды с морской солью. - Девушка большой белой рыбой крутанулась в ванной.
  Купальный костюм на студентке неожиданно исчез, словно его морская корова языком слизнула.
  Наступило неловкое молчание, но члены комиссии глаз от русалки не отрывали, словно приклеены взгляды.
  По теням на нагом теле угадывались очертания купальника, но его нет.
  - Оптический эффект в конденсированной среде? - референт Максимов прокашлялся, словно подавился куском каменной соли. - В направленных лучах купальник пропадает, как деньги в банке.
  Фактически он остался, но его не видно.
  - Поразительный результат! - академик Сыромятников делал вид, что интересуется научным поворотом в деле обнаженной студентки. - Нужное изобретение для нужд обороны и народного хозяйства.
  Самолеты-невидимки, подводные лодки-невидимки, солдаты-невидимки.
   Члены комиссии с сопением подошли поближе к ванной с го-лой студенткой, даже отталкивали друг друга локтями.
  Девушка неосторожно повернулась, поляризованный свет показал купальник.
  Члены комиссии разочарованно загудели, в лаборатории больше нечего делать.
  - А не выпить ли нам с устатку? - академик Сыромятников дал понять, что официальная часть закончена, всматривался в со-провождающих: - Почему я не вижу профессора Овода?
  Вопрос конденсированных сред, особенно воды, должен его очень интересовать, как ворону сыр.
  - Профессор Овод занят своими делами в бассейне, - профессор Мориарти высунул перевязанную голову из-за спины профессора Коновалова.
  Студентка, увидев, мумиеобразного профессора Мориарти, страшно закричала.
  Фильмы с привидениями и ожившими мумиями расшатали её некрепкую нервную систему.
  Девушка пыталась выскочить из ванны, но постоянно поскальзывалась и снова падала в воду.
  Услужливые лучи света то скрывали её купальник, показывая красавицу в ослепительной наготе, то снова одевали, как артиста за кулисами.
  Создавалась цирковой эффект стриптиза: голая-не голая, голая-не голая, голая - не голая.
  Члены комиссии задержались было, но академик Сыромятников уже вышел, поэтому пришлось следовать за ним с чувством глубокого неудовлетворения.
  
  Евсей Игоревич терпеливо ждал около двери в бассейн, иногда наклонялся, прикладывал ухо к замочной скважине, но ничего не слышно, словно профессор Овод, профессор Творог, Сусанна Хорватова и Оксана Чумак разговаривали под водой.
  Неожиданно дверь открылась, и Евсей Игоревич едва успел отскочить, чтобы его не уличили в подслушивании.
  Впереди с опущенной головой плелась Оля Чумак с покрас-невшими заплаканными очами.
  Она мельком взглянула на Евсея Игоревича, но промолчала и снова опустила голову.
  Оксана одета в белый балахон покаяния.
  "Не всё так плохо, - Евсей Игоревич обрадовался за студентку (он добрый). - Профессор Овод мог Оксану за предательство в бассейне утопить, или током пробить насквозь.
  Балахон покаяния значит - девушка будет жить!"
  - Евсей, пойдем с нами к нейтроншикам, - профессор Творог улыбался, он тоже доволен результатом совещания тройки. Усы профессора Творога победно торчали вверх, как у маршала Буденного на картинке. - Нейтронами клеймо студентке сведем, выжжем.
  Не так страшны нейтроны, как их энергия.
  Евсей Игоревич кивнул в сторону двери в бассейн, молча спрашивал:
  "А начальник? Сусанна Хорватова?"
  Профессор Творог пожал плечами и развёл руки в сторону, словно отвечал:
  "Сказали, чтобы мы без них управились!"
  По дороге к нейтронщикам Евсей Игоревич рассказывал анекдоты из сети интернет.
  Болтовней он скрывал неловкость, забивал пустоту, которую необходимо прикрыть словами утешения Оксане Чумак.
  Оксана Чумак иногда всхлипывала: непонятно - то ли от волнения перед операцией, то ли от досады, что свадьба с Евсеем Игоревичем не состоится.
  То, что Евсей Игоревич на ней не женится, после того, как стало известно про клеймо нейтронщиков, Оксана Чумак уже знала от профессора Овода.
  Евсей Игоревич чист перед мюоном, а Оксана Чумак запятнала своё доброе имя, и тень легла на мюон.
  За дверью в здание реактора Евсея Игоревича, профессора Творога и Оксану Чумак встретил лаборант Парфёнов.
  Парфёнов - веселый парень, но от постоянного общения с нейтронами, слегка высох, румянец сошёл со щек, а зубы пожелтели, как у курильщика со столетним стажем.
  - Делегация от мюонщиков! - лаборант Парфёнов обрадовался (на реакторе скучно, без особой надобности сюда никто не заходит за лишней дозой радиации). - Студентку привели на покаяние?
  Бух в ядерный котёл, и там сварилась, - лаборант Парфёнов пошутил.
  Эту шутку из поколения в поколение передают друг другу реакторщики-нейтронщики.
  - Дважды клейменная, - профессор Творог улыбался, настроение отличное. - Ваша девушка, но наша практикантка.
  Придётся клеймо нейтронщиков сжечь!
  - Слава нейтрону! - лаборант Парфёнов вытянулся по стойке "Смиииирнаааа"! - Но она также наша, как и ваша.
  Двух клейм не носить, одному бывать, а двух - миновать!
  Матку нейтронами бомбардировать?
  - Зачем издеваться над девушкой? - профессор Творог возмутился. - Мы же не садисты французские во главе с генералом де Садом.
  - Почему издеваться? - лаборант Парфёнов удивился, взглянул на счетчик нейтронов, прикрепленный к карману халата. - К нам много студенток обращаются за абортом, даже деньги платят.
  Некоторые дамы, совсем уж современные, фанатки науки, просят навсегда выжечь матку, чтобы случайно дети не получились.
  - Дети - цвет нации! - Евсей Игоревич важно вступил в раз-говора, даже в порыве душевной теплоты приобнял Оксану Чумак за плечи: - Оксанка ещё нарожает стране ученых... мюонщиков.
  Но после... Правда Оксана?
  - УГУ! - Оксана Чумак кивнула головой и заплакала.
  Она хотела детей от Евсея Игоревича, а получится от неизвестно кого: кого МИФИ назначит в женихи.
  За разговорами дошли до ядерного реактора, сердца научной жизни МИФИ.
  Вдоль стенок реактора, как улитки к днищу корабля, лепились каморки за тонкими ширмами.
  Лаборант Парфёнов провел в свою комнатку и включил приборы, словно стартовал на Марс:
  - Фон немного выше нормы, - лаборант Парфёнов подмигнул Оксане Чумак, - но терпимый, как жар в бане.
  Мюонщики любят нейтроны!
  - Мюонщики любят мюоны, - сразу отозвался профессор Творог. - Вы нас уже доконали своими нейтронами, через стенки достаёте, как лазерным щупом.
  Надо на вас жаловаться в Учёный Совет!
  - Наши нейтроны и до Учёного Совета добьют! - пообещал лаборант Парфёнов и подвёл Оксану Чумак к заслонке канала ядерного реактора. - Так, студентка, чуть присядь.
  Балахон с плеча можешь не спускать, нейтрон и через ткань достанет, до костей прожжёт.
  А где эмблемка наша мне хорошо известно, - лаборант Парфёнов услужливо пододвинул Оксане Чумак стул, как подтолкнул к эшафоту.
  Оксана Чумак покорно присела, прислонилась грудью к свинцовой подушке под заслонкой.
  Лаборант Парфёнов открыл заслонку, профессор Творог и Евсей Игоревич отошли подальше от Оксаны и лаборанта.
  Быстрые мощные жирные нейтроны потекли из реактора на плечо Оксаны Чумак, на татуировку нейтрона.
  Лаборант Парфёнов радиации не боялся, он давно привык к ней, а радиация привыкла к Парфёнову.
  - Замуж за меня пойдешь? - неожиданно предложил лаборант Парфёнов Оксане Чумак.
  - Сейчас не пойду, ты же ещё не бессмертный, - сразу ото-звалась студентка, словно всю ночь обдумывал предложение Парфёнова о свадьбе. Боль от несбывшейся мечты - стать женой Евсея Игоревича - медленно проходила. - Неизвестно станешь ли преподавателем МИФИ, или останешься на всю жизнь лаборан-том.
  Мне простые учёные в мужья не годятся.
  Что я на родине скажу? Что я вышла замуж за лаборанта МИФИ?
  Нет уж, лучше в девках подожду до своего часа.
  - Я - перспективный! - лаборант Парфёнов не обиделся. Подошёл, поправил плечо Оксаны Чумак перед каналом нейтронов. - Не жжёт?
  - Жжёт! - Оксана Чумак вздохнула, но терпимо. Слишком горячие нейтроны.
  - Зато быстрее операция пройдёт! - лаборант Парфёнов подложил под попу Оксаны Чумак подушку из старых лабораторных халатов: - Насчёт того, что я бесперспективен - неправда!
  Осенью в аспирантуру поступаю, потом диссертация и лекция.
  Вот я и бессмертный.
  - Вот тогда и поговорим! - Оксана Чумак свободной рукой вытерла пот со лба. - Я не хочу в первые жены, желаю во вторые, чтобы муж уже устоялся, крепко стоял на ногах, солидный, с брюшком и седыми висками.
  У тебя от радиации волосы выпадут, и живот усохнет, как у бобра.
  - Я перейду на кабинетную работу, подальше от реактора, - лаборант Парфёнов всерьёз занялся кадрением Оксаны Чумак. - Живот отрастёт, и волосы новые появятся, как у француза.
  Не ерепенься, девушка. Смотри, как бы после нашей операции однорукой не осталась, как Венера Милосская.
  - Однорукие учёные нынче в моде, - Оксана Чумак даже засмеялась. - Инвалидность плюс почёт и уважение.
  А в постели однорукие девушки вытворяют чудеса.
  У тебя денег сейчас не хватит, чтобы купить на час однорукую инвалидку.
  - Да ты что? - профессор Творог неожиданно вскрикнул.
  Он внимательно слушал диалог, а при упоминании об одноруких кудесницах вопрос нечаянно вылетел, как кукушка из старинных бабушкиных часов.
  - Абсолютная правда, профессор, - Оксана Чумак повернула очаровательную головку к профессору Творогу, но лаборант Парфёнов, двумя руками развернул голову студентки к реактору. - Если я вместе с татуировкой лишусь руки, то ко мне в очередь бессмертные станут записываться принимать зачёт.
  Но, разумеется, предпочтение я отдам мюонщикам.
  - А нейтронщикам? - лаборант Парфёнов обиделся. - Я же стараюсь, чтобы у тебя рука отсохла, нейтроны быстрые гоню.
  - Нейтронщиков тоже не забуду, но... во вторую очередь, - Оксана Чумак вдохновилась мыслями о светлом будущем без руки: - Не хватит? А то меня уже подташнивает от радиации, и голова от избыточной дозы болит.
  - Проверим! - лаборант Парфёнов подошел, потянул за край балахона на плече.
  Оксана Чумак вскрикнула от боли:
  - Осторожно! Тряпка прилипла к коже.
  - Кожа нам не нужна, - лаборант Парфёнов рассуждал здраво. - Чем больше кожи сойдёт, тем лучше.
  Татуировка нейтронщиков глубоко вошла.
  Он приподнял край материи вместе с кусочками прилипшей кожи с черной кровью:
  - Готово! - лаборант Парфёнов пальцем ткнул в красное мясо: - Не болит?
  - Не чувствуется! - Оксана Чумак обрадовалась завершению процедуры. - Татуировка полностью сошла?
  - Аккуратно, точь-в-точь! - лаборант Парфёнов засмеялся. - Идеальный эксперимент!
  Дело мастера нейтронщика боится.
  Недаром ко мне студентки на аборты заглядывают.
  - Не даром! - Евсей Игоревич перефразировал и вздохнул с облегчением, он волновался за Оксану Чумак, свою студентку. - Не бедствуешь на абортах.
  - Кожа и мясо сожжены на полсантиметра, костный мозг, полагаю, не весь утрачен, - лаборант Парфёнов сделал вид, что не слышал последних слов Евсея Игоревича. - Месяца три пролежишь в больнице, в академическом отпуске.
  Если ампутируют руку и плечо, то ещё пару месяцев проваляешься.
  Счастливая ты, студентка, столько времени отдыхать, как на курорте.
  Сейчас скорую вызову, а то дозу хватанула изрядную.
  - Голова кружится, тошнит, - Оксана Чумак застонала и упала в обморок на матрас, заботливо подстеленный шустрым лаборантом Парфёновым.
  - Спасибо, коллега, - профессор Творог протянул лаборанту Парфёнову бутыль с подсиненной водкой - обычная плата за услугу, предоставленную одной кафедрой МИФИ другой. - Мы пойдём к себе.
  Ты тут не балуй с нейтронами, обожжешься!
  - Зачем мне с нейтронами развлекаться, когда прекрасная девушка у моих ног, - лаборант Парфёнов показал на Оксану Чумак в обмороке.
  Все засмеялись, как в столовой МИФИ!
  - Заслонку закрой, а то нейтроны сифонят, - напомнил про-фессор Творог.
  - Ширинку закрой, а то всё торчит, - заметил Евсей Игоревич под общий хохот.
  - У меня давно нет пуговиц на ширинке, - лаборант Парфёнов проводил гостей до дверей. - Без пуговиц удобней в туалет ходить: грязными радиоактивными руками за пипиську не надо хвататься, она сама вываливается в открытую ширинку.
  - Господа! - дверь распахнулась, как в сказку, возник блед-ный Вячеслав. Глаза красные, как у снеговика, руки дрожат, с носа капает. - К нам едет господин Президент, - Вячеслав от избытка чувств обнял профессора Творога за плечи и мелко затрясся, как в танце с женой индейского вождя.
  Профессор Творог аккуратно отстранился от Вячеслава и побежал - маленький, но быстрый и юркий - в кабинет начальника.
  Евсей Игоревич долго не думал, последовал за профессором Творогом.
  Начальник уже ждал, но не один, с воплощением мюона - Сусанной Хорватовой.
  Сусанна Хорватова одета в обтягивающее платье, но, кажется, что обнаженная: каждая жилка играет, всё в прелестнице говорят о любви к жизни и мюонам.
  - Профессор Овод молча налил три стакана синей водки, Сусанне Хорватовой не предложил, мюоны не пьют.
  - Что со студенткой? - профессор Овод, как начальник, решал в первую очередь дела насущные.
  - Нормально! Лежит в обмороке, ждёт скорую, - Евсей Игоревич покосился на Сусанну Хорватову, отошёл от неё подальше.
  От красавицы исходили волны необыкновенного притяжения.
  - Клейма нейтронщиков на Оксане Чумак больше нет, - Творог выпил синей водки, поискал глазами закуску, не нашёл, недовольно крякнул: - Всё сожжено быстрыми нейтронами, почти до кости.
  - Отрадно слышать, это хорошая новость, - профессор Овод барабанил пальцами по пустому стакану. - Главное, что нейтронщики не бунтовали, могли бы и отказаться или плату потребовали бы огромную, например, нашу студентку, радетельную мюонщицу. - Профессор Овод, словно не замечал Сусанну Хорватову, разговаривал, будто в комнате её нет.
  Сусанна Хорватова молча сидела и внимательно, с понимаю-щей и всеобъемлющей улыбкой мюона смотрела на руководящие органы лаборатории.
  - Теперь, о главном. Президент в своём духе, духе неожиданности и ревизорства, завтра прибудет в МИФИ.
  Все ожидали его не раньше, чем через месяц, но, очевидно, что другие дела внесли изменения в график работы Президента.
  Ректор Сыромятников, в связи с неожиданным приездом Президента, объявил научное положение.
  Никого домой не отпускаем, за территорию МИФИ не выхо-дим.
  - Торжественная одежда у меня дома, - профессор Творог словно разговаривал сам с собой.
  Он, как и Евсей Игоревич, старался не смотреть в сторону обольстительной Сусанны Хорватовой.
  - Парадную научную одежду для всех сотрудников МИФИ доставят сегодня к вечеру из Кремлевского Дворца Моды, - про-фессор Овод внимательно посмотрел на Евсея Игоревича: - Евсей, полагаю, что новость о приезде Господина Президента, тебя обрадовала.
  После его отбытия, покушения на тебя, надеюсь, прекратятся.
  - Я привык смотреть смерти в лицо, - то ли серьезно, то ли в шутку ответил Евсей Игоревич: - Одно меня беспокоит, начальник! - Евсей Игоревич вытер потные руки о штаны, но вспомнил, что в кабинете присутствует дама, и покраснел от своей нетактичности. - Если господин Президент к нам в бассейн заглянет, то, что мы ему покажем?
  Научное шоу мы не готовили.
  Можно, конечно, запустить перед господином Президентом пару механических мюонов, которые заводятся ключиком.
  Но, господин Президент, думаю, после других шоу, не впечатляется.
  - Сусанну Хорватову ему покажем, - профессор Овод налил по новой, на закуску достал из сейфа банку с крабовым мясом.
  - Сусанну Хорватову? - профессор Творог осмелел и взглянул на безмятежную красавицу. - В каком качестве?
  - Голую? - Евсей Игоревич снова допустил бестактность, но его вопрос, вопреки ожиданиям, рассмешил присутствующих.
  Сусанна Хорватова тоже изволила улыбнуться.
  - Не голую, а в лабораторном халате, с ФЭУ в руках, - профессор Овод ответил после недолгого раздумья.
  Решение он принял только сейчас, как на поле брани в Бородино. - Сусанна в халате выглядит более обнаженная, чем бабы в бане.
  Но не в обнаженности дело, а в мюоном сиянии, которое исходит от Сусанны. Впрочем, - профессор Овод подошёл к окну, - до нашей лаборатории, господин Президент, полагаю, не дойдёт - далеко.
  По дороге перехватят, или устанет, или завлекут его другие кафедры. - В голосе профессора Овода сожаление, по поводу того, что господин Президент не появится в мюонной лаборатории, не проскакивало. - Нам бы ночь простоять, да день продержаться!
  - Я привык дежурить по ночам, мне нормально, даже в кайф, - Евсей Игоревич потянулся. - В столовую тоже нельзя?
  - В столовую - обязательно! - профессор Овод усмехнулся, постучал пальцем по медальону с мюоном на груди Евсея Игоревича. - Угощение - царское, шведский стол в лучших эмиратских традициях.
  До приезда господина Президента прибудут его курьеры, они всё осмотрят, обо всём доложат, так что, через час, по приказу Сыромятникова, всем в столовую на торжественный приём пищи.
  - Мне клубничку принеси! - Сусанна Хорватова облизнула губки.
  Профессор Творог и Евсей Игоревич покрылись мурашками от чарующих звуков голоса Сусанны Хорватовой.
  
  Через час втроём пошли в столовую МИФИ, сзади, на почти-тельном расстоянии, шествовали остальные сотрудники лаборатории.
  Когда подходили к входу в столовую, сзади раздался топот, будто стадо носорогов охотилось на бизона.
  Евсей Игоревич втянул голову в плечи:
  "Покушение по мою душу?
  Но, вроде бы, не должны!
  Да и все вместе отобьемся, как от немецко-фашистских захватчиков".
  Не враги, а Калистратыч догнал начальство:
  - Мюоны исчезли! - доложил он профессору Оводу, не обращая внимания на вытянутые шеи профессора Творога и Евсея Игоревича. - Этот ваш, который у установки остался, доложил мне.
  Сам не имеет права покидать пост, меня попросил.
  Беги, говорит, Калистратыч, скажи начальнику, что мюоны исчезли.
  Аппаратура работает исправно, другие частицы детектируются, а мюоны - фьють, пропали, как в диком лесу. - Калистратыч замолчал: не его дело о мюонах докладывать, но в данном случае отсутствие мюонов, возможно, косвенно угрожало жизни профессора Овода.
  Профессор Овод остановился, молчал несколько секунд, затем принял волевое решение, потому что - начальник, всегда начеку:
  - Всем молчать! Информацию не разглашать.
  Калистратыч кивнул, приступил к исполнению приказа, побежал обратно в лабораторию, как в лес за финиками.
  Евсей Игоревич и профессор Творог выжидающе смотрели на начальника, как цыплята на петуха.
  - Из-за Сусанны всё это, она - мюон, - профессор Овод по-морщился, будто три лимона скушал на банкете. - Когда Сусанна рядом случаются дела и позагадочнее, - профессор Овод махнул рукой, дал понять, что разговор закончен.
  Если появится необходимость, он сам расскажет о феноме-нальных явлениях вокруг своей молодой очаровательной любовницы.
  В столовой МИФИ царило предпраздничное оживление, как на пиру в Древнем Риме.
  Роль официанток исполняли балерины Большого Академиче-ского Театра России.
  Пробегали и смазливые черноволосые балероны - официанты на любой вкус.
  Столы ломились от дорогой пищи и бутылок различной формы.
  Традиционно, жидкость в бутылках подсинена пищевой синькой, этикетки сняты, и определить содержимое можно только по запаху или по вкусу.
  Евсей Игоревич забыл на время о возможных покушениях, переходил от стола к столу, запускал руки в салаты, в ведра с икрой, прикладывался к разным бутылкам - снимал стресс.
  На сердце становилось теплее, приезд господина Президента уже не казался экзаменом, испытанием на прочность ученых, но - радостное, долгожданное событие.
  Ещё и денег дадут в карманы!
  - Евсей Игоревич, а Евсей Игоревич! - к Евсею Игоревичу подошла, отчаянно виляя бедрами, красавица Аллочка Быстрицкая. - В правой руке она держала бутылку с синим шампанским, в левой - тарелочку с виноградинками и креветками. - Выпьем на брудершафт?
  - Выпьем! Отчего же не выпить, - Евсей Игоревич отклик-нулся легко, словно ждал Аллочку Быстрицкую.
  Он даже не озаботился тем, что важные преподаватели очень редко панибратствуют со студентами.
  - Евсей Игоревич! - Аллочка непозволительно прижалась к Евсею Игоревичу. Глаза её влажно мерцали. Красные губы - жаркие! - Вы не видели Оксану Чумак?
  Куда она пропала?
  - Чумак срочно ушла в академический отпуск, - настроение Евсея Игоревича упало, воспоминания об Оксане Чумак не вязались с праздником в столовой МИФИ.
  - И она уже больше не ваша невеста, Евсей Игоревич? - Аллочка Быстрицкая схватывала мысли, как голавль мошкару.
  - Не невеста она мне больше, не невеста! - Евсей Игоревич выпил с Аллочкой Быстрицкой на брудершафт. От кислого синего шампанского в горле драло, как наждачной бумагой.
  - Клико! - Аллочка пояснило. - Клико всегда кислое.
  - Дрянь это Клико! - бестактно ответил Евсей Игоревич, но ему можно, он - бессмертный преподаватель МИФИ. - Водка вкуснее.
  - Евсей Игоревич! Нас не выпустят до отъезда господина Президента! - Аллочка Быстрицкая напомнила и многозначительно посмотрела на своего преподавателя. - Мы, значит, ночуем вместе в МИФИ!
  - Значит, ночуем вместе в МИФИ, - легкомысленно повто-рил Евсей Игоревич.
  - Евсей Игоревич! Можно я приду к вам и покажу... пока-жу... как готовилась к зачету?
  Вы же, теперь, свободный жених, на выданье?
  - Приди и покажи, Быстрицкая, - Евсей Игоревич осмелел после выпитого и обильной пищи, как и миллиарды женихов по-пался на простую уловку обыкновенной девушки с руками и ногами.
  Он захватил с собой блюдо с целым запеченным осетром, две пузатые бутыли с синим содержимым, корзиночку с клубникой для Сусанны Хорватовой и ведерко черной икры.
  Ожидание приезда господина Президента становилось всё приятнее и жарче.
  
  Утром, ровно в девять часов на проходной МИФИ раздалась барабанная дробь.
  Через турникеты торжественно прошествовали курсанты: ба-рабанщики и барабанщицы в красно-сине-белых одеждах.
  Барабанили столь громко, что казалось, будто барабанной дробью прогоняют злых духов.
  (Призраки в подземельях МИФИ притихли от страха.)
  На крышах с ночи дежурили снайперы охраны господина Президента.
  Основной отряд охраны занял позиции под ёлками, на сту-пеньках, в кабинетах и в кабинках туалетов.
  Площадь перед главным зданием МИФИ заполнена научным народом, как клубникой в сливках.
  Встречальщицы, восемьдесят шесть красавиц (по одной от каждой кафедры) с хлебом и солью хвастали друг перед дружкой дородностью или красотой.
  Начальники кафедр, инженеры, стояли поодаль, но каждый был готов сорваться с места и побежать хоть на край света по одному только кивку господина Президента.
  И наконец, под звук фанфар, под гимн России (исполняет хор арфисток и певиц Большого Театра) с неожиданным визитом появился господин Президент.
  Близкий, до боли в глаза, до слез, знакомый и родной.
  Послышались всхлипы наиболее впечатлительных барышень, и даже старой гвардии - несколько профессоров вытирали слезы батистовыми платочками с вышитым изображением Кремля.
  Господин Президент вышел на середину площади, остановился, скрестил руки на животе - свой, наш!
  Он, стоял, как в прошлый раз, когда к небу пробился Умоляев.
  Сердца начальников кафедр вздрогнули, каждый потел и размышлял:
  "А, что, если я? Вдруг, подвиг Умоляева оценится по достоинству и во второй раз?
  У меня шанс! Что я теряю, кроме своего бессмертия и кафедры МИФИ?
  Но приобрету от милости господина Президента намного больше, чем даже смею помыслить!"
  Пока слабые размышляли и потели, сильные разминали мышцы, готовясь броситься к господину Президенту в величественные ноги.
  И вдруг, как лягушка из пасти цапли, из толпы вылетела мумия - профессор Мориарти в бинтах и в черных очках.
  Вид профессора Мориарти настолько необычный, что снайперы на долю секунды озадачились, но быстро опомнились и открыли огонь по профессору Мориарти.
  Правую ногу профессору Мориарти разрывной снесло сразу, и тело, подрагивающее и теплое, под ёлочку моментально убрала похоронная команда.
  Следы крови смыты меньше, чем за десять секунд.
  Профессора облегченно вздохнули, каждый хвалил себя за рассудительность, за осторожность, потому что не выбежали вперед профессора Мориарти.
  Подвиг Умоляева на этот раз не повторился!
  К левому уху рослого господина Президента подтянулся Со-ветник и что-то прошептал.
  Тотчас, по сценарию, из толпы встречальщиц, выделилась красавица, представительница кафедры Автоматики, профессора Ивана Ивановича Драги - Мишель Моруа, танцовщица кабаре.
  Утончённая француженка мило улыбнулась господину Президенту и преподнесла хлеб и соль.
  Господин Президент - подношение традиционно не принял - вдруг отравлены? - но представительницу по щечке потрепал, от-метил.
  Иван Иванович Драга с облегчением вздохнул:
  "Не обманул Умоляев!
  Деньги на подкуп не зря пошли!
  Господин Президент нас отметил!"
  Представители других кафедр скрипели зубами от злости, но ещё оставалась надежда, что господин Президент, вторым номером отметит научную деятельность какой-нибудь кафедры.
  Озабоченные профессора, инженеры, лаборанты, студенты, представительницы кафедр, в суматохе не обращали внимания на, неожиданно растолстевшего, Барабальского.
  Барабальский, как ему казалось, придумал отличный план, как вынести деньги из МИФИ.
  Когда внимание всех будет отвлечено на господина Президента, на его милости, слова, улыбки, движение бровей, Барабальский рассчитывал тихонечко, бочком-бочком пробраться к проходной и улизнуть из МИФИ с ценной добычей.
  Барабальскому план казался гениальным, продуманным до мелочей.
  Всё шло неплохо, вспотевший Барабальский, с деньгами под халатом, похожий на доброго снеговика, по краю толпы медленно, но верно продвигался к проходной.
  Осталось несколько метров, скрыться помогали ёлочки, и ни-что, казалось, не помешает смелом Робин Гуду МИФИ - Барабальскому.
  Но... нога наступила на что-то мягкое, оказалось - рука тяжело раненого профессора Мориарти.
  - Барабальский! - профессор Мориарти открыл глаза и завопил из последних сил.
  Воспоминания о покушении с тарелкой расплавленного жира в столовой МИФИ - Барабальский, с жидким азотом - опять Барабальский, и сейчас - Барабальский, убили наповал профессора Мориарти.
  Он был уверен, что Барабальский пришёл за ним, чтобы за-брать душу.
  На вопли профессора Мориарти первыми, как всегда, отреагировали снайперы.
  Первые две пули разбили голову многострадальному Бара-бальскому, а остальные пули уже били в пустое место, где секундой раньше гордо реяла голова нового богача.
  Барабальский упал на труп профессора Мориарти, со стороны казалось, что спят два утомленных геодезиста.
  Евсей Игоревич, который скромно стоял под ёлочкой, ин-стинктивно ринулся проверить - не бьется ли сердце у Барабаль-ского.
  О том, что у институтского товарища отсутствовала голова, Евсей Игоревич сразу не подумал.
  "Растолстел Барабальский на харчах МИФИ, - Евсей Игоревич с удивлением пытался пробиться рукой к сердцу трупа Барабальского. - Несчастный, но, может быть, ещё жив? - Евсей Игоревич наткнулся на первую пачку денег, затем - вторая. - Ого! Деньги! Касса кафедры!"
  Евсей Игоревич, потому что - ученый, сразу запахнул халат Барабальского, отошёл к заборчику, где стояла тачка для уборки мусора.
  Никто не удивился, когда скромный и добрый Евсей Игоревич, подъехал с тачкой, взвалил тело Барабальского на катафалк и повез обходными путями, вокруг толпы по дорожке.
  Люди расступались, хвалили Евсея Игоревича за доброту.
  За аркой Евсей Игоревич остановил тачку около одного из люков, люк оказался открыт, не запаян.
  Виднелись следы лазерного резака: после того, как команда профессора Мориарти заварила люк, рабочие снова его открыли.
  Евсей Игоревич с усилием стащил тело Барабальского и бро-сил в люк, затем спустился следом по ступенькам.
  - Евсей Игоревич, подождите! - над головой показались прекрасные ножки Аллочки Быстрицкой. - Я с вами.
  Под халатиком у студентки нет нижнего белья, и Евсей Игоревич увидел то, что часто видел на приеме зачёта.
  Аллочка Быстрицкая задвинула крышку люка, спустилась и стала рядом со своим любимым преподавателем.
  Евсей Игоревич усмехнулся, наклонился и разорвал халат на трупе Барабальского.
  Деньги, много денег, очень много денег!
  - ООО! Мой будущий муж! - Аллочка Быстрицкая задрожала, и впилась губами в губы Евсея Игоревича.
  После продолжительного поцелуя, она покраснела и засмущалась.
  - Да! Я твой будущий муж! - Евсей Игоревич разгребал деньги, раздумывал, как их вынести из МИФИ.
  Но, вдвоём, с Аллочкой, что-нибудь придумают, более удач-ное, чем придумал покойный Барабальский. - Мы теперь богаты, как... как... как академики!
  Я построю для всех нас огромный дом с маленьким бассей-ном... бассейном для ловли мюонов.
  Мы откроем в нашем мини бассейне филиал МИФИ!
  - ООО! Евсей! Я не ошиблась в тебе, - Аллочка застонала и прикрыла глазки.
  - Не проболтался бы про НАШИ деньги призрак Келдыша, - Евсей Игоревич погладил будущую жену по животику.
  - С призраком академика Келдыша я договорюсь! - пообещала Аллочка Быстрицкая и доверчиво опустила головку на плечо своего любимого преподавателя и жениха, гордость МИФИ.
  Они вылезли из люка и посмотрели на небо, общее для всех людей.
  
  С заднего двора МИФИ стартовала ракета с пятидесятилетним космонавтом Владимиром Рукавишниковым, сыном космонавта.
  Вова Рукавишников с испугом смотрел в иллюминатор и прижимал к груди тубус, с которым летал его отец.
  Евсей Игоревич и Аллочка Быстрицкая проследили полет космического корабля, пока он не превратился в звездочку.
  Звездочка, вдруг начала увеличиваться в размерах, словно забеременела.
  - Евсюша! Смотри, звезда падает! Загадай желание, - Аллочка Быстрицкая прижалась крепко-крепко к Евсею и пачкам с деньгами..
  - Загадал, - Евсей Игоревич затушил окурок о щёку.
  Аллочка улыбнулась, потому что низом живота угадала желание своего будущего супруга.
  На заднем дворе грохнулась ракета с Вовой Рукавишниковым, так и не долетевшим до Марса.
  Багровое пламя ознаменовало новую эру в истории человечества и МИФИ.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"