Седьмой день кряду он жалел, что не брал с собой музыки. Единственная песенка, завалявшаяся в недрах бортового компьютера, бессмысленно билась в стенах корабля, разъедая повторяющимися строчками. Его маленький раненый кораблик - исследовательская мошка, слишком близко подлетевшая к гравитационной аномалии, - готов был испустить свой бедный на кислород дух. Ким сочувственно вжался в пилотское кресло и подумал о сильном дожде. Пожалуй, цокот капель по кленам возле дома был бы его лучшим гостем.
Они жили на отшибе - в окружении густого подлеска, и окна его комнаты выходили на круглоликую заброшенную обсерваторию. Когда шел дождь, грохот воды по листве и старому металлу заполнял собой весь дом. Мальчишкой он прятался на чердаке от матери и сестры, звавших к ужину, и слушал его в полной темноте. И тогда этот волшебный шум складывался в клекот кричавших вдалеке птиц, и Ким каждый раз обещал себе, что однажды непременно найдет этот мир, из которого они так отчаянно зовут его.
Но прежде находили самого Кима. Прибегала Ринка и спугивала его егозливыми шагами. В те времена он считал, что младшая сестра - самое страшное наказание для будущего космолетчика. Лет до тринадцати она бегала за ним по пятам, но потом внезапно повзрослела, и каждый раз, когда Ким пытался вспомнить ее лицо, перед глазами вставала высокая красавица с пепельной челкой и двумя малолетними сыновьями.
Он перевернулся набок и попытался заснуть. Всем, кто ринулся в Глубокий Космос в надежде найти что-то ценное, было знакомо это терпкое, вязкое одиночество. Часы и дни полета; часы и дни перед спасением или концом. Впрочем, Ким как-то раз обнаружил, что разучился бояться с первобытной силой; всё, что ему осталось от нее - это мягкая тяжесть в теле, словно после долгого плача. И он смотрел, как сладко жмурятся в темноте разноцветные звезды, и ни о чем не мечтал. У него еще пять с половиной часов, а потом несложный выбор - лететь дальше, в надежде, что его услышат и подберут, или же сесть на одну из неуютных планет молодой солнечной системы, чье неспокойное солнце плещется на мониторах.
* * *
Одинокий желтый карлик косматился на него сквозь изображение на экране. Ким сосчитал в уме скудно розданные судьбой карты и уныло взглянул на соседний монитор. Тонкие ниточки эллипсов пяти планет-спутников были на своих местах. Лет восемь назад торопливая экспедиция пробежала здесь по своим делам, соблаговолив собрать для Каталога немного сведений о местном житье-бытье. Теперь от достоверности этих фактов зависела жизнь Кима; впрочем, сам Ким иллюзий не питал, предпочитая более скромный термин "продолжительность жизни". Желтый карлик на мониторе плюнул в его сторону длинным протуберанцем.
Ким пристально рассматривал альтернативы. Каталог тем временем уверял, что выбор сделать проще, чем он думает. Четыре планеты из пяти были гигантами: три кутались в пухлые, аммиачные облака, а одна и вовсе была безжизненна, как кусок пемзы. Лишь на пятой, ближней к солнцу, наблюдалось некое подобие кислородосодержащей атмосферы, что давало человеку шанс продержаться до прибытия спасателей.
Спуститься на поверхность, установить радиомаяк и оксигенную минифабрику. Затем ждать. Пока до ближайшей станции добежит его сигнал, и сердитые люди в оранжевых скафандрах-балахонах плотненько набьются в спасательный бот. А может всё будет совсем иначе.
* * *
Для посадки он выбрал высокое плато на дневной стороне - хотя планета была в перигелии и находилась от солнца не дальше, чем Земля, температура не желала подниматься выше семнадцати градусов. Небо светилось розовым, словно на старых открытках. Просторная площадка приняла Кима целым и невредимым, хотя у корабля успели отвалиться обе правые дюзы. Переведя дыхание и проверив радиационный фон, Ким нахлобучил скафандр и полез наружу.
Вокруг плато простирались горы. Не слишком высокие, но вполне снежные. Среди камней он обнаружил хилые кустики, похожие на чертополох: только вместо цветов на шипастых ветках торчали прозрачные, как стекло, ягоды с крохотными семенами внутри. Никакой живности видно не было (возможно, она попряталась до поры, до времени). Ким попинал валун, разминая мышцы, и отправился собирать минифабрику.
Задача была простая, и уже через полчаса он снова уселся в свое кресло, чтобы проверить подачу кислорода. Всю неделю после крушения дышать приходилось "впроголодь", и теперь свежий, словно после грозы, воздух опрокинул его навзничь. Ослабевшей рукой он установил программу безопасной адаптации и закрыл глаза. Апатичная грусть плавно перетекала в блаженную обморочность, и он позволил себе соскользнуть в сон.
Ему приснилась пустошь за лесом. Глубокая синева в рытвинах, оставленных ушедшим на запад городом. В вечернем небе носятся ласточки. Он сидит на заросшем холме и считает звенья на утянутой у отца цепочке с якорьком. Отец был моряком и гордился этим, словно залежью орихалка. Чуть в стороне топчется Ринка: он видит краем глаза ее желтый сарафан. Она опять хочет играть - бегать туда-сюда, обжигаясь крапивой, пока не споткнется о кочку и не разревется, перепугав местных ласточек. У нее и так все колени в ссадинах, а достается от матери только ему. Конечно, не доглядел... Что он, нянька ей, что ли?
Сестра подходит поближе, садиться рядышком на корточки, теребя длинные светлые хвосты. Ким бурчит что-то себе под нос и встает. Ринка тут же вскакивает следом, жалобно смотрит ему в лоб. Он отворачивается и идет своей дорогой. "Кимка, подожди меня!"
"Киииим!.."
Он открыл замутненные сном глаза и уставился в прозрачный люк в потолке, сквозь который пробивалось темно-синие вечернее небо.
- Ким!
Он вздрогнул и подскочил в кресле. Сквозь оставленный включенным внешний микрофон доносилось смутно знакомое шебуршание. Затем кто-то поскребся в гладкий металл шлюзового люка, и снова раздался тоненький Ринкин голос: - Ким... Ты где?
Ким был здесь. А вот Ринки - тем более маленькой Ринки - здесь быть не могло.
Должно быть, он "обдышался". Но на помощь уже мчались тысячи историй о том, сколь многообразна бывает смерть на неразведанных планетах.
Ким беззвучно перебрался в соседнее кресло и включил камеры возле шлюза. На экранах мгновенно появилась сумеречная трава по пояс, и в ней, почти уткнувшись лицом в люк, Ринка в желтом сарафане. Он видел ее макушку с торчащими хвостами и белые руки, прижатые ладошками к металлу. - Кииим...
Ким бездумно таращился на экран. Ринка топталась у входа. Трава шевелилась от легкого ветерка, натужно раскачивая сонных бабочек; быстро темнело. Потом сестренка тяжело вздохнула и запрокинула голову, глядя на небо. И Ким увидел ее лицо - обиженное, с зареванными глазами. Она хлюпнула носом прямо в микрофон и закусила губу.
Сердитые люди в скафандрах сказали бы ему, что он спятил. Но Ким вскочил на ноги и бросился к выходу, где за прочной стеной корабля его ждала чудовище-Ринка.
Она и впрямь ждала. Когда отъехала задвижка шлюза, он споткнулся о ее радостный взгляд. Она вспыхнула улыбкой, потупилась. Лес за ее спиной с любопытством вперился в Кима бледными огоньками неизвестного происхождения, и он неуверенно шагнул вперед.
- Привет, Ринка.
- Ты со мной поиграешь?
Он кивнул.
Они пошли к лесу, задевая высокие одуванчики. Ринка то и дело косилась на него зеленым глазом. Потом надумала что-то, схватила за руку и потянула следом за собой - вниз по песчаной тропинке, терявшейся в вислоухих лопухах.
Она даже не споткнулась ни разу.
У подножия заросшего лесом плато лежало небольшое озеро. Ринка весело заскакала по белому песку, пиная еловые шишки. Ким замешкался, вдыхая запах воды; на темной озерной глади отражалось три маленьких луны и гирлянды ярких звезд. Одна, совсем огромная, слезилась неподвижным огоньком в самом центре. - Давай играть! - крикнула ему Ринка. Он вздрогнул, оглянулся. Белые хвосты мотались из стороны в сторону, пока она приплясывала в нетерпении.
...Позже, набегавшись, они сидели на берегу и швыряли в воду теплые камешки. И Ринка смеялась над его неуклюжестью, но ему не было обидно. И было уже всё равно, когда явятся сердитые люди в скафандрах. Здесь, у Ринкиного озера, ему оказалось спокойнее всего. Сестренка мечтательно свернулась на песке, глядя в ночное небо.
- Кииим... Ты ведь еще придешь поиграть?
- Конечно. - Он улыбнулся сам себе. - Не так уж страшно быть братом, когда тебе тридцать.
- А? - Ринка захлопала сонными ресницами.
- Тебе спать пора. Пойдем домой?
- А я дома, - прошептала задремывающая Ринка.
- Что, так и заснешь на песке? Попу отморозишь.
Она заулыбалась. Потом придвинулась поближе и прижалась теплой щекой к его руке: - Ты только не забудь поиграть со мной в следующий раз... Я буду стараться. Мне так нравится, что у меня есть ты... - Она заснула, и Ким, смущенный до глубины души, уставился на середину озера.
"Поиграй со мной в следующий раз".
Неподвижная звезда отражалась в черной воде. В озере растворились облака, унеслись вглубь три крохотных луны. Звезда приблизилась, чтобы стать безжизненной, словно пемза, планетой. И Ким, стоя на ее серой земле, увидел, как в солнечном сиянии исчезает маленькая планета Ринка.
Не было нужды в радиомаяке. Не было и самого радиомаяка - ведь корабль Кима потерялся тысячи лет назад, а потом прошло время. Время Кима. Кто-то говорил, что всё меняется. Хрупкие молекулы перестраиваются в танце, забывают, заставляют забывать. Но кое-что остается. Он по-прежнему любит цокот капель и глаза Ринки, и мир, откуда зовут птицы. Поэтому однажды на его серой поверхности тоже пойдет дождь.
Две планеты, так близко увидевшие друг друга, вновь побежали к афелию. "До следующего раза".
