К чему призывали все фильмы о зомби? К объединению людей? К стиранию грани между религиозными конфессиями, политическими взглядами, любыми социальными или не социальными группами. Я сам, размышляя, приходил к мысли, что только в том случае Россия объединиться, если произойдет что-то глобальное, страшное. Да что там Россия - весь мир объединиться, сотрутся все границы, все внутренние и внешние конфликты тут же будет решены. Люди перестанут бояться друг друга, будут любить друг друга, дорожить соседом, дорожить жизнью и пытаться ее сохранить. Истинная утопия - это когда нет страха перед соседом.
Я думаю, так произошло везде.
Улицы Москвы опустели. Лишь изредка одинокая машина проносилась мимо моего окна на проспекте Генерала Буденого. Пробок не было. Не было сгоревших машин, взрывов. Деревья так же качались, как качались и неделю назад до начала всего этого. Лишь где-то по углам дворов лежащие труппы или кострища уже обгоревших тел выдавали то, что все таки что-то произошло.
Людей казалось, что вроде бы нет, но кто-то же собирает тела мертвецов в кучи и сжигает?
Мертвецы, или зомби, как вам будет проще, выходят по ночам, но и днем их довольно много. Только в отличие от цивилизованных стран, где эвакуация перевезла людей в убежища, в Москве, да, наверное, как и во всей России, этого не сделали. Нет, конечно "первых людей" вывезли, а мы все остались в своих квартирах и домах. Слава богу, электричество не выключили, да и воду тоже, да и газ. Так что если не считать того, что на улице сильно воняет запахом тухлятины и шашлыка, то ничего сильно не изменилось.
"Россия страна заборов", - сказал мне однажды знакомый француз. - "У вас везде заборы, даже на кладбище, - здесь он ухмыльнулся,- маленький забор". Это, наверное, хорошо. Я живу на первом этаже, на окнах решетки с большой палец, дверь в квартиру железная с тремя замками, двери в подъезд железные. В общем, место на Апокалипсис у меня в первом ряду.
Моего друга Тоху позавчера съели. Мы пытались попасть в супермаркет недалеко от нашего дома. Эти твари устраивают что-то вроде засад, ловушек. Я не знаю как, но большее их скопленье возле того места, где есть еда. Это отчасти логично: чтобы выследить жертву, нужно идти туда, где она питается. Супермаркет был практически пуст, пара банок с корнишонами, пакет какой-то крупы, и несколько рулонов туалетной бумаги. На выход, Тоха заметил закрытый ларек фаст-фуда, он побежал к нему, и его съели. Это сейчас, через несколько дней, могу так спокойно говорить об этом. В тот момент я, как ребенок, плакал и бежал, бежал от лучшего друга, который хотел меня сожрать.
"Погибнуть за гамбургер" - как это глупо и нелепо, сама ситуация, настолько сильно пропитана американщиной. Зомби, гамбургер, трясущиеся руки с ключами от подъезда, выпавший из рук ключ в последнюю секунду до того, как меня чуть не схватили, открывшаяся дверь. Сейчас уже не помню, от чего мне было плохо, от того, что я вижу в окно моего лучшего друга теперь уже зомби, или от всей этой ситуации. Телевидение опошлило саму тему зомби так, что в первые часы люди не верили, они думали, что это флеш-моб или съемки кино, акция, митинг, что угодно, но только не то, что это есть на самом деле. В эти первые часы погибло большое количество людей. Армия, полиция - каждый сам за себя.
Пишу то, что произошло буквально пару часов назад. Я курил, сидел на кухне на подоконнике. Со стороны улицы прямо под окном вход в подвал с небольшой пристройкой покрытой жестяными листами. Так вот. По улице пробежала девушка, блондинка. В отличии от тех блондинок, которых обычно показывают по телевизору, она не визжала, не пищала, она очень ловко убегала от мертвецов. В руках у нее была какая-то палка, но она ей не пользовалась, так как пыталась не подходить к ним близко. Она не кричала "помогите" - это глупо. Никто все равно не успел бы ей помочь. Блондинка, увидев меня в окне, заскочила на жестяную крышу, вцепилась руками в решетку и только тогда, когда поймала мой взгляд, сказала: "Помоги." Ее сине-зеленые глаза с красным раздражением вокруг радужки умоляюще смотрели на меня. Я не знал, что ей сказать, я же понимал, что эту решетку не выдернуть. Я пытался еще в самом начале всего этого ужаса спасти Илью, мы вдвоем с двух сторон дергали ее, но его стащили за ногу вниз и съели. "Ее не вырвать", - сказал я, как мне кажется, с большим выражением ужаса в глазах, чем у нее. Это понятно: ей нужно было спастись, она искала выхода из ситуации. Она сейчас умрет, а мне еще жить. Это конечно цинично, но это сейчас я так думаю. Когда все это происходило, я тоже искал способ, чтобы ей помочь. "Я могу дверь открыть", - вдруг выпалил я. Она же лишь улыбнулась. "Я сейчас", - крикнул я ей уже из прихожей. Схватив молоток, я открыл первую дверь, посмотрел в глазок - там было чисто; открыл вторую дверь и вышел в подъезд, но когда открыл дверь на улицу не один десяток мертвецов резко повернули головы на меня. Они видимо шли, приманенные блондинкой. С того момента, как я спрыгнул с подоконника, а после вернулся к нему, прошло не больше тридцати секунд, но мне показалась, что прошли минуты, часы. Помню, когда понял, что не смогу ее спасти, вдруг решил подождать, решил, пусть ее съедят, и я не увижу больше ее глаз, не услышу ее голоса, но я подошел к подоконнику, сам, непроизвольно, залез на него и шепнул: "Прости." Она спросила сигарету и воды, я просунул сквозь решетку все, что она попросила. Она говорила. Я попытаюсь точно передать все то, что она сказала, но не гарантирую, что вспомню все именно так, как услышал. Мы сидели напротив друг друга. Она смотрела на меня, не обращая внимания на тварей внизу, а их становилось все больше и больше.
Рассказ Блондинки.
"Меня Света зовут, я здесь в соседнем доме живу с братом и мамой. Отец ушел, когда мне было девять, а брату пять. Мы с братом Витькой постоянно дрались, даже сейчас иногда. Дрались. Мама красавица, нас обоих вырастила, на двух или трех работах работала, нам с братом всегда чего-то не хватало, а мама придет сядет на диван, ее так жалко всегда было, но мы не понимали тогда этого. Я водила Витьку сперва в садик, потом в школу. Черт..."
Здесь она замолчала и молчала, пока сигарета не погасла.
Его первого убили, а он потом маму. А я его убила, а мама вон стоит. Мамочка.
Она не плакала. Я плакал, я слушал ее рассказ и плакал, плакал от осознания того, что я ничем не могу ей помочь. Света попросила еще сигарету, закурила, потом спросила, нет ли чего выпить. У меня не было. Она продолжила рассказ.
"Представляешь, этот сопляк в пять лет сбежал из садика. Пришел домой и стоял в подъезде пока мама не пришла с работы. Вот он по заднице получил, мне даже жалко его было. Он весь в соплях забился под подушку, а я подошла к нему, сначала хотела поиздеваться, но не смогла. Села, так, рядом, на краешек кровати и по спине его погладила, а он из-под подушки вылез и на шею мне бросился. Я даже сейчас помню его маленькие горячие слезки, они прямо мне за воротник катились. Он потом горячими своими чуть мокрыми губами к щеке моей прикоснулся и сжал меня так сильно... Я, наверное, только тогда поняла, что люблю его как брата, как часть... Он через час убежал на улицу играть с друзьями, а я сидела за компом и прийти в себя не могла.
Мама...
А последнее знаешь что было? Я с отцом созвонилась. Мама, несмотря на то, что... ну... она не разочаровывала нас в нем, она сохранила его для нас хорошим. Она любила его все равно. И я нашла его номер. Нет, не нашла. Мама дала. Я позвонила и договорилась с ним о встрече, и мы встретились. Мы сидели в кафе, пили кофе и разговаривали. Я увидела его впервые за десять лет. Такой солидный, с кольцом из белого золота, лысый уже. Он говорил о том дне, когда они встретились с Мамой, о том, как меня из род дома встречал, как был счастлив, когда я делала первые шаги. Мое первое слово было "папа". Он потом замялся, и я спросила, почему они с мамой расстались. Он рассказал, что когда маму встретил, не знал, что я почти сразу появлюсь. Он в другую был влюблен, любил точнее, а мама была, как способ забыться. Но появилась я, он немного привык к маме. Хотя он больше занимался мной, а не мамой, на этом и основывались их отношения. Через меня. Когда мне было четыре, они попытались развестись, но появился брат, и тогда он стал держать отца с нами. Потом брату стукнуло пять лет. Папа ушел. Мы говорили с ним обо всем, он просил прощенье, говорил, что многое пересмотрел, понял, сказал, что мы с ним поедем в Европу, поедем кататься в горы, на рыбалку сходим все втроем - я Витька и он. Прошло не больше месяца, и его... у него... инсульт. И все. А потом вся эта..."
Здесь она попросила еще одну сигарету, и, когда брала ее, дернула ногой, видимо из-за того, что отсидела. Один из мертвецов схватил ее за щиколотку и потянул к себе. Она брыкалась, кричала, а я беспомощно смотрел на то, как она боролась. Она, наконец, отбилась от мертвеца, но это ничего не меняло - нога была в крови. "Я стану как они?" - вдруг спросила она меня. Я лишь судорожно потряс головой. "Не уходи, - взмолилась она, - побудь со мной, пока я... пожалуйста." "Хорошо", - ответил. И только здесь я увидел слезы на ее глазах.
"Я на физика учусь... училась в МГУ, - продолжила она свой рассказ, прикуривая испачканную кровью сигарету.
Поступила сама, на бюджет, все экзамены сама сдала, сейчас на третьем курсе. У нас в группе есть один парень, очень умный, при этом высокий, красивый, застенчивый. Я когда к нему обращаюсь, он вечно краснеет, и, пробормотав что-то невнятное, уходит. Такой обояшка. Я думала, что он позовет меня на свидание, но он стеснялся, тогда я сама его позвала в кино. Мы потом всю ночь шли до моего дома, от Художки."
Опять замолчав, она стряхнула пепел мизинцем правой руки, тяжело вдохнула и посмотрела на меня. "Как тебя зовут?" - спросила она. "Саша." "Саша, спасибо тебе, спасибо, что слушаешь меня, мне так легко становиться. Это, конечно, глупо, очень глупо, но почему так, почему? Я не понимаю, мы же ни в чем не виноваты, я же никого не убивала, не воровала, я же наоборот, хотела, чтобы мир стал лучше, чтоб брат ни в чем не нуждался, чтобы мама перестала работать как лошадь. Мы же ни в чем не виноваты, я ни в чем не виновата... блять... блять.... Господи, прости меня, пожалуйста, за все, за все. Саша, а ты знаешь какую-нибудь молитву?" "Нет", - ответил я, - "но у меня есть Библия и икона в комнате, маленькая, мне ее бабушка дала, когда мы в Москву переехали." Света попросила принести все. Она поцеловала икону, перекрестилась и начала читать Библию.
Я смотрел на нее. Я знаком с ней не больше часа, но она стала для меня такой родной, близкой. Я ловил каждый жест ее головы, каждое движение волос, пульс. Она изредка поднимала на меня свои сине-зеленые наполненные влагой глаза и улыбалась. Она улыбалась, понимая, что через несколько минут навсегда исчезнет, что мы с ней видимся первый и последний раз. Непроизвольно мои глаза опустились чуть ниже ее глаз, и я уставился ей на грудь, у нее замечательная фигура. Сейчас я виню себя за те мысли, потому что я думал, как бы было замечательно заняться с ней любовью. Блин, нет, не так. Я думал, как было бы хорошо, чтобы она спаслась и осталась со мной здесь. Мы бы ходили голые и нам было бы наплевать на этот гребаный апокалипсис. Мы занимались бы любовью, добывали пищу, рожали детей и восстанавливали численность населения.
"Мне плохо", - проговорила Света. - "На, возьми", - она протянула мне икону и Библию. "Саш, можно я тебя поцелую?" - я не знал, что ей ответить. Страх охватил меня: а вдруг она меня укусит и я превращусь в зомби. "Да, можно", - ответил я. И мы поцеловались сквозь решетку.
"Спасибо тебе", -проговорила она еще раз и начала биться в довольно странных конвульсиях. Чувство жалости переросло в гнев. Я запер окно и ушел в ванную комнату. Я умывался, не знаю, толи от того, что хотел отстраниться от всего, что произошло, толи пытался смыть остатки ее слюны с моих губ. Я испугался. Я как трус просидел в ванной комнате больше часа. На кухню в этот день я еще пока не входил. А вдруг она до сих пор там.
Заметка 2.
Я один. Прочел "Приглашение на казнь" Набокова, "Левый берег" Шаламова. Библию осилить не смог. Это очень сильно действует. Мой университетский друг, когда косил от армии, записался в психи и ради эксперимента взял с собой пару книг: "Идиот" Достоевского, "Пролетая над гнездом кукушки" К.Кизи и еще что-то, я не помню, толи Сартра, толи Камю. Это уже не важно. Смысл в том, что литература, вдруг ненароком попавшая в ту тему, в которой ты прибываешь, настолько все сублимирует, что ты погружаешься в материал так глубоко, что выбраться оттуда становиться очень сложно. Мой университетский друг до сих пор в психушке. Я надеюсь, что в ней. Так как там есть стены, трех разовое питание, медсестры.
Отключили свет, воду, остался газ. Так что, в крайнем случае, я могу взорвать этот дом к чертям собачьим.
Еда почти кончилась. Печально. Вот сижу, думаю, может ногу себе отрезать и приготовить ее на газу. Да, ни капли не смешно. За окном стоят три мертвеца, тянут ко мне руки, хотят меня. Уроды. Машины перестали ездить еще позавчера, может быть была эвакуация, а я ее проспал. Все может быть.
"Сижу за решеткой в темнице сырой"
Вот, вопрос у меня возник. В фильмах зомби превращаются в зомби, и чтобы их убить, нужно выстрелить в голову, или проткнуть ее чем-нибудь. В общем, нужно уничтожить мозг. Так? Но зомби питаются мозгами. Значит они те, кого съели уже без мозгов. И как тогда их убить, если мозга нет?
Я посмотрел. То есть для того, чтобы стать зомби нужно, чтобы тебя укусили, но при этом не тронули твой мозг. Потому как те, у кого мозг съели, просто труппы.
С улицы страшно несет. Вместе с машинами исчезли и те люди, что складывали и сжигали труппы. Видимо действительно, что-то произошло, а я и не заметил.
И еще важная штука: я выбрался на крышу. Это крутое место, видно практически все. Шучу. Что можно увидеть с пятиэтажки в Москве? Двор внизу, да соседнюю стену. Зато здесь не так сильно воняет, как в квартире. Обошел все квартиры, никто не открыл, никого нет. Двери смог взломать только на четвертом. В ней жил какой-то старик. Продуктов было мало. Пахло плохо, потому как старик умер в кровати. Рядом стояла коляска. Он просто не смог встать, а на помощь к нему никто не пришел. Порылся в его вещах, да простит меня этот старик, - хоть какое-то развлечение. Старик - ветеран, так как в шкафу висел китель, полностью завешенный медалями да орденами. В семейных альбомах у него было много фотографий со своей женой, детьми, внуками. У старика была огромная семья, а умер он в одиночестве. Парадокс времени. Мы не ценим своих родных и близких, уезжаем как можно дальше, пишем редко, звоним редко. И лишь когда родные умирают, приезжаем и плачем на могиле. После клянемся, что будем навещать остальных, еще живых, как можно чаще, но ничего не меняется. И так до бесконечности. Ну как до бесконечности - до последнего. В квартире старика нашел початую бутылку водки, пару пачек гречи и папиросы.
Самое смешное произошло, когда я вышел из квартиры старика-ветерана. На площадке меня уже ждали, и как вы думаете кто? Ну и конечно же вы тут же отгадаете. Толи я тормоз, толи совсем вылетело из головы, что когда отключается свет, отключается так же и домофон с держателем двери.
Я не убивал до этого раза, но об этом чуть позже. Взлетев на пятый этаж, я выбрался на крышу. Это, наверное, только в кино двери чердака находятся в свободном доступе. В России же они находятся под потолком и без лестницы. Так что еле как забравшись уже по пройденной однажды дорожке, я спасся. Они учуяли меня, в подъезде их было как минимум шесть или семь.
Они бывшие люди. У них, как и у меня, тоже была семья, родные, друзья. Схватив камень, я не смог бросить его в мертвеца. Трижды я собирался бросить, но не смог. В итоге сидел на крыше и маленькими глотками пил водку, закусывая сухой гречей. Изрядно охмелев, начал бросать камни в тех, кто внизу, в надежде, что те в подъезде вылезут. Схватил огромную плиту, бросил вниз. Два мертвеца упали на асфальт рядом с остатками расколовшейся плиты. Если бы я не был пьян, то наверное совесть загрызла бы меня. Но я разгорячился, и к тому времени, когда из подъезда вышли мертвецы, на асфальте неподвижно валялось семь или восемь зомби. И вот тут то все и началось. Остальные мертвецы набросились на тела мертвых, набросились на своих же. Я такое видел только в фильмах ужасов, когда свора волков налетает на добычу и через минуту на том месте, где было тело, остается скелет. Видимо людей совсем не осталось, раз они набрасываются на своих. Я спустился в свою квартиру.
Мне звонила мама. Десятки пропущенных вызовов и одно единственное смс. Попытавшись дозвониться им, я вновь наткнулся на "абонент находиться вне зоны действия сети или выключен". В смс одно предложение: "Сынок,Если ты жив,Мы на дачу,Люблю.Все Целы.Ответь как сможешь.хранибог". Почему то после прочтения этого сообщения мне стало очень плохо. Не знаю, может от мысли, что они живы, а я их давно похоронил, и сейчас могу потерять их вновь. Или от мысли, что мне нужно выйти из своего убежища и ехать на дачу. Не знаю. Может от всего этого одновременно. Я не побежал, не полетел спасать их, а начал баррикадировать входную дверь подъезда, в перерывах пытаясь дозвониться до мамы, пока не села батарейка телефона. И вот сейчас сижу на этом проклятом подоконнике, и пишу всю эту хрень. Я трус, я маленький трусливый мальчик. В детстве меня от чего-то считали смелым, хотя я боялся буквально всего: собак, мышей, змей, пьяных. Да, всего, чего только можно бояться. Это единственный стимул всей моей жизни - дрожать, пытаясь не попасть в неприятности, избегать наркотиков, пьянок, секса, избегать дышать полной грудью, с надеждой, что со мной ничего не случиться, зарывать голову в песок и молчать. Сколько раз я видел людей, которым нужна была помощь, а я отворачивался и уходил, плевал на всех и на вся. Самый трусливый человек на земле, это я. Сейчас, когда мои родители черт знает где, черт знает что с ними, я забился на этот гребанный подоконник и пишу, вместо того чтобы спасать их.
"Прости меня мама, прости, что я настолько трус, что не хочу бежать к вам на встречу. Я очень люблю тебя, люблю папу, но я не могу выйти на улицу. Я пытался, честно. Не раз я выходил, проходил метров сто и возвращался. Их много, их слишком много. Но я наберусь смелости. Вы, главное, держитесь. (Кому я это все пишу?) Прости меня мама, если мы с тобой никогда не увидимся, прости. Может когда-нибудь ты прочтешь эту записку, все поймешь и простишь меня. На моих глазах съели всех: Тоху, Илью, Настю, и блондинку Свету (о ней здесь написано). Я видел, как их разрывали на части, как они превращались в них и как потом пытались достать меня. Я видел все это, и мне страшно, я боюсь. Прости. Люблю тебя."
Заметка 3
Я вышел из дома. Не знаю от чего, я сразу направился на завод "Салют". Он находится напротив нашего дома. Наверно подумал, что найду там оружие. Но то, что я там обнаружил, поразило и испугало меня. Все улицы, дворы, скверы, что видны из окна, приобрели такую чистоту, которую я и до начала апокалипсиса не видел, ломая голову. Я думал "как?". Я думал, что это люди в близлежащих домах убирают тела и скелеты, но я ошибся. Наверное, только в фильмах о концлагерях можно увидеть горы тел, скелетов, черепов. Огромные, огромные кучи тел, по всему заводу. Ни одного живого или неживого существа я не нашел рядом. Пройдясь по пустынным цехам, я также ничего не нашел. В состоянии полной прострации я вышел с завода и направился к магазину. Я шел как пьяный. Это, конечно, не только от голода, но и от того запаха и вида на заводе. Войдя в "Пятерочку", на последних силах забаррикадировал дверь и упал. Пролежав с час, я пришел в себя, начал искать еду, но кроме рисовых и макаронных крошек на полу ничего не нашел. Скорее всего потому, что даже встать на ноги не мог. Раньше я весил семьдесят пять кило, теперь меньше полтинника. Я слизывал крошки с пола и пережевывал их, зубы ныли, а в те две дыры, что я не залечил, залетали рисовые зерна и втыкались в десны. Кровь текла скупо, лишь привкус крови вперемешку со вкусом муки. Я вновь потерял сознание.
И вот тут мне сон приснился. Город, парк, в парке зомби играют в волейбол, гуляют со своими маленькими зомбятами, выгуливают зомби-собак. Тихо, спокойно, они улыбаются своими немного вывалившимися зубами, с застрявшими там кусочками мяса. В зомби-кафе подают "Мозги в собственном соку", "Мозги в маринаде", "Мозги Болоньезе", "Мозги с кровью". Аж слюнки потекли.
Зомби живут полной жизнью, а я, как последний трус, сижу в своих четырех стенах. Вот сижу, смотрю на них. У них нет ни расовой принадлежности, ни конфессий, у них ничего нет, только голод. Да, "человек человеку волк", а зомби зомби зомби. Рай. Может, у них свой язык. "Аораррараор!!!" - означает "Привет! Как обед?" Бред.
Я бродил по улице, и на меня все показывали пальцем. Зомби-мамы заслоняли собой зомби-детей, а один зомби-старик начал кричать мне что-то невнятное: "Уходи, иди, пошел вон, урод." Его собака подскочила ко мне и начала тяфкать. Я лишь брыкнул ногой. И вдруг оказался возле Большого театра. На живых еще лошадях сидели детишки, мамы поддерживали их, боясь, что они упадут и что-нибудь себе сломают. Лошадка с ярко выпирающими ребрами, еле передвигая иссушенными копытами, двигалась в сторону Красной площади, а вслед за ней шло несколько мертвецов, не считая мамы и зомби-поводыря. Вдруг лошадка споткнулась, мама бросилась спасать свое чадо, а все пять провожающих быстро приблизились к лошадке. "Вон пошли, она встанет!" - кричала поводырь, отмахиваясь от желающих полакомиться свежей кониной. - "Вон, я сказала!" Лошадка напряглась и, выпрямив сухожилия, поднялась. "Давай, милая, - сочувствующе прошептала поводырь, - не падай!" Но лошадка, пронеся маленького зомбенка, споткнулась вновь. "Отвалите, дармоеды!" -проорала она вновь подскочившим. Лошадка, собрав последние силы, встала и совсем неуверенно продолжила свой последний путь - до мавзолея и обратно к Большому. "Все, хватит," - прошипела мать, стаскивая своего упитанного малыша. "Пойдем на мумию посмотрим." И она, держа за руку свое зомби-дитя, ушла в темноту мавзолея. Взяв по узду лошадку, поводырь повела ее обратно к Большому. Вся свита держалась поодаль. Вдруг чуткий нос поводыря приблизился к окровавленному коленному суставу лошади. Она обмазала палец лошадиной кровью и сунула его себе в рот. Зрачки расширились, и мертвое сердце, наверно, забилось бы, если бы не было мертвым. Поводырь вцепилась зубами в спину лошадки, и теплая густая кровь потекла на булыжники Красной площади. Все пятеро преследующих подскочили на помощь, но поводырь, тут же ударив одного из них деревянной палкой по голове, заорала: "Мое! Мое! Мозг размажу!!!" С этими словами она потащила бедняжку в сторону Гостиного Двора. Обессилевшие зомби упали на булыжники и принялись слизывать капли кровы, упавшие на них. Вдруг один из них оказался возле меня. Он принялся нюхать меня, всего, с ног до головы, сантиметр за сантиметром. Но вдруг взвизгнул и с криками "Живой! Живой!" бросился вниз по Васильевскому спуску. Через минуту огромная толпа зомби загнала меня в тупик через Александровский парк к храму Христа Спасителя. На ступенях меня схватили и потащили в телегу, запряженную полуживыми клячами.
Меня выбрасывают в странно сконструированный загон. Он находится на всей территории Чистых прудов. Огромные решетки с током и колючей проволокой по верху, внутри может сотня живых людей. "Еще один! Еще один!" разноситься по Чистым прудам. "О Господи!" звучит в ответ. Армия полуживых людей подходит ко мне, они трогают меня, обнимают, плачут, молятся. Вдруг ворота распахиваются, и к ним подъезжает карета, запряженная тремя белыми лошадьми. К карете подбегает извозчик и падает на колени. Дверца распахивается и, наступив ему на спину, из кареты выходит зомби в белом костюме. Он важно снимает пиджак, рубашку, туфли и носки и идет в сторону загона. Люди начинают причитать и пятиться назад. "Беги, беги!" - кричат мне, - "спасайся!" Элитный зомби ловит маленького худого ребенка и, одним жестом оторвав ему голову, начинает пожирать его. Покончив с ним, ошметки он бросает извозчику. Тот судорожно доедает дитя. А зомби в белых брюках, не на шутку разыгравшись, устраивает забег. "Только трех, только трех",- кричит ему владелец загона. "Еще, еще!" - кричит элитный. Я же стою как вкопанный. Он подбегает ко мне и, проведя мертвецки холодным языком по щеке, кусает меня.
Я просыпаюсь на полу "Пятерочки", и дикий женский крик прорезается сквозь ночь за окном. Девушка бежит от толпы мертвецов. Не знаю, может сон, может страх одиночества, но начинаю разбирать баррикады и звать ее вовнутрь. Она вбегает, я вновь баррикадируюсь. Еще не совсем отойдя от этого дурацкого сна, сижу на полу рядом с ней, пытаясь привести себя в чувства. "Спасибо", - шепчет сквозь сбитое дыхание она. "Тебя укусили?" "Нет," - отвечает она. "Есть еда? Вода?" "Не знаю, я только проснулся." "Ты что, спать сюда пришел?" - огрызается она.
Мы начали искать еду. За стендами нашли старые плесневелые хлеба да иссушенные яблоки. Устроили маленький пир. Термопакет с вином, отдающий плесенью, ударил в голову. Не буду рассказывать всего, что произошло дальше. Лишь одна мысль за все то время, пока я находился в добровольном заточении, я думал только об одном - о сексе. Мысли ни о еде, ни о родных. Жесткое желание соприкосновения к женскому телу, желание обладать, чувствовать пульс, чувствовать запах пота и жизни. Мы как ненасытные нюхали друг друга, трогали, пытались почувствовать ощущение жизни рядом. Мы не спрашивали друг друга ни о чем, мы знали друг про друга все, все истории похожи, все люди разные. Секс, секс, секс, даже со своей бывшей невестой я не испытывал таких чувств, такой радости, такого возбуждения от простого прикосновения теплой руки.
Утром я ее не обнаружил, она ушла, забрав все то, что мы нашли. Я вернулся домой.
Я хочу есть! Я бы зомби съел, если бы он меня не съел.
Заметка 4.
Это конечно очень странно, но зомби как-то подскисли. В первые дни от них было невозможно убежать, они, наверное, за минуту пробегали километр. А сейчас я пешком от них спокойно ушел. Они лишь скалятся, визжат, ревут, но тормозят. Я взял скутер и прокатился до Красной площади. С того дня, как начался весь этот Апокалипсис, прошел почти месяц. Все чистенько. Людей нет, трупов нет, птиц нет, никого нет.
Дальше было очень интересно. На Болотной площади было много мертвецов. Они ели других мертвецов. То есть ходячие мертвые ели неходячих мертвых, в смысле мертвых-мертвых, совсем мертвых.
Дело не в этом. Как только они увидели свой ужин, то есть меня, они двинулись за мной. Я думал, что они как те, другие, медленные, но я ошибся. Поев, они, видимо, приобрели силы. Я еле от них уехал.
Заметка 5.
Людей то ли совсем нет, то ли они прячутся. Искал способы быть невидимым для мертвецов. На что они реагируют? На тепло тела? На запах? На звук? Взяв материал, из которого делают термопакеты, я сделал плащ с капюшоном. Отчасти для них теперь я невидим, они шмыгают носом, рычат, но не могут меня найти.
В Москве по данным последней переписки населения жило около 26 миллионов человек. Это только легально. Вместе с нелегалами их было 50 миллионов или больше. Где они все? Где хоть какой-нибудь киргиз, хоть кто-нибудь? Даже в зоомагазинах пусто, ни одного живого существа. Мышки, крысы, паучка, человека.
Город пуст.
Я этого боялся. Не писал. Мои родители. Последний раз, месяца два назад, когда у меня был свет, связывался с ними по телефону. Они говорили, поедут на дачу, а дача у нас в лесу, 30 километров от города. Если здесь никого нет, может, и их нет. Или мертвецы мигрировали на те территории, где есть еда?
Забравшись в машину, я поехал на поиски своих родителей, но на даче их не было. Не было и следа, который говорил бы о том, что они здесь были. Есть еда, все целое, ни намека на присутствие здесь мертвецов. Я остался в нашем доме. Здесь вроде бы безопасно, так я все равно решил переночевать на чердаке. Утром я вернусь в Москву.
Я нашел их машину.
Заметка 6
Они мутировали. Не знаю, как им это удалось, видимо некий эволюционный скачек. Пока я заметил только две разновидности мертвецов. Первые в принципе похожи на простых людей, но они слишком сутулые, очень быстро движутся и передвигаются стаями по 5-6 особей. Пока я буду называть их так. Я видел одну стычку: одна группа налетела на другую. Они разрывали друг друга, а после ели. Они очень чувствительные к запахам (как я понимаю), потому что я сидел дома, когда они учуяли меня, а находился я метрах в трехсот от них. Особи бросались на окно, держались руками и ногами за решетку, визжали, будто недорезанные собаки. Лишь когда, закрыв окна, я все обрызгал освежителем воздуха, они немного успокоились. Они не видели меня, у них практически нет глаз, из этого я могу заключить, что ночью на улицу лучше не выходить.
Вторые же появились сразу после того, как первые устроили междоусобную бойню за право обладанием мясом соседа. Вторые собирали кости, ломали их и высасывали оттуда костный мозг. Как я понимаю, вскоре эти твари станут умными, так как по одной из теорий, развитие человечества начиналось с высасывания костного мозга животных. Внешне они тоже похожи на людей. Ну само собой, они из людей произошли. Только вот у них длинные острые когти. Или пальцы, не знаю. Очень жилистое худое тело, огромные глаза, нет ушей, носа, губ и волосяного покрытия. Они ходят прямо. Будто марсиане со старой картинки только без огромной головы.
Уже через несколько дней, после того как я увидел вторых первый раз, они видоизменились, не сильно конечно, но это всего несколько дней. Они научились надевать одежду. Они развиваются, но мне все равно. Я увидел её, ту, с которой был в "Пятерочке". Она шла по улице в сторону завода. Нет, не правильно, ее вели в сторону завода вторые.
Заметка 7
Когда были просто зомби, я не так сильно боялся, как сейчас с этими человекоподобными. Иногда возникает идиотская идея попробовать пойти с ними на контакт, может быть получится? Еда кончилась, воды нет, сигарет нет, все бычки, все до последней табачной щепки выкурено.
По какому критерию мертвецы делятся на свои классификации, я не понимаю. Почему я выжил, не понимаю. Почему не видоизменился? Мутация возможна в условиях радиации, была война, которую я не заметил, был выброс, тогда почему я не лысею, не понимаю. У меня слишком много вопросов, на которые не могу себе ответить. Где все люди? Где мои родные, друзья? Где вообще все, есть ли еще люди? Что случилось с "Пятерочкой"? Я скучаю по ней, хочу ее...
Завтра пойду на контакт с вторыми.
Конец.
Записки последнего
Заметка 1
К чему призывали все фильмы о зомби? К объединению людей? К стиранию грани между религиозными конфессиями, политическими взглядами, любыми социальными или не социальными группами. Я сам, размышляя, приходил к мысли, что только в том случае Россия объединиться, если произойдет что-то глобальное, страшное. Да что там Россия - весь мир объединиться, сотрутся все границы, все внутренние и внешние конфликты тут же будет решены. Люди перестанут бояться друг друга, будут любить друг друга, дорожить соседом, дорожить жизнью и пытаться ее сохранить. Истинная утопия - это когда нет страха перед соседом.
Я думаю, так произошло везде.
Улицы Москвы опустели. Лишь изредка одинокая машина проносилась мимо моего окна на проспекте Генерала Буденого. Пробок не было. Не было сгоревших машин, взрывов. Деревья так же качались, как качались и неделю назад до начала всего этого. Лишь где-то по углам дворов лежащие труппы или кострища уже обгоревших тел выдавали то, что все таки что-то произошло.
Людей казалось, что вроде бы нет, но кто-то же собирает тела мертвецов в кучи и сжигает?
Мертвецы, или зомби, как вам будет проще, выходят по ночам, но и днем их довольно много. Только в отличие от цивилизованных стран, где эвакуация перевезла людей в убежища, в Москве, да, наверное, как и во всей России, этого не сделали. Нет, конечно "первых людей" вывезли, а мы все остались в своих квартирах и домах. Слава богу, электричество не выключили, да и воду тоже, да и газ. Так что если не считать того, что на улице сильно воняет запахом тухлятины и шашлыка, то ничего сильно не изменилось.
"Россия страна заборов", - сказал мне однажды знакомый француз. - "У вас везде заборы, даже на кладбище, - здесь он ухмыльнулся,- маленький забор". Это, наверное, хорошо. Я живу на первом этаже, на окнах решетки с большой палец, дверь в квартиру железная с тремя замками, двери в подъезд железные. В общем, место на Апокалипсис у меня в первом ряду.
Моего друга Тоху позавчера съели. Мы пытались попасть в супермаркет недалеко от нашего дома. Эти твари устраивают что-то вроде засад, ловушек. Я не знаю как, но большее их скопленье возле того места, где есть еда. Это отчасти логично: чтобы выследить жертву, нужно идти туда, где она питается. Супермаркет был практически пуст, пара банок с корнишонами, пакет какой-то крупы, и несколько рулонов туалетной бумаги. На выход, Тоха заметил закрытый ларек фаст-фуда, он побежал к нему, и его съели. Это сейчас, через несколько дней, могу так спокойно говорить об этом. В тот момент я, как ребенок, плакал и бежал, бежал от лучшего друга, который хотел меня сожрать.
"Погибнуть за гамбургер" - как это глупо и нелепо, сама ситуация, настолько сильно пропитана американщиной. Зомби, гамбургер, трясущиеся руки с ключами от подъезда, выпавший из рук ключ в последнюю секунду до того, как меня чуть не схватили, открывшаяся дверь. Сейчас уже не помню, от чего мне было плохо, от того, что я вижу в окно моего лучшего друга теперь уже зомби, или от всей этой ситуации. Телевидение опошлило саму тему зомби так, что в первые часы люди не верили, они думали, что это флеш-моб или съемки кино, акция, митинг, что угодно, но только не то, что это есть на самом деле. В эти первые часы погибло большое количество людей. Армия, полиция - каждый сам за себя.
Пишу то, что произошло буквально пару часов назад. Я курил, сидел на кухне на подоконнике. Со стороны улицы прямо под окном вход в подвал с небольшой пристройкой покрытой жестяными листами. Так вот. По улице пробежала девушка, блондинка. В отличии от тех блондинок, которых обычно показывают по телевизору, она не визжала, не пищала, она очень ловко убегала от мертвецов. В руках у нее была какая-то палка, но она ей не пользовалась, так как пыталась не подходить к ним близко. Она не кричала "помогите" - это глупо. Никто все равно не успел бы ей помочь. Блондинка, увидев меня в окне, заскочила на жестяную крышу, вцепилась руками в решетку и только тогда, когда поймала мой взгляд, сказала: "Помоги." Ее сине-зеленые глаза с красным раздражением вокруг радужки умоляюще смотрели на меня. Я не знал, что ей сказать, я же понимал, что эту решетку не выдернуть. Я пытался еще в самом начале всего этого ужаса спасти Илью, мы вдвоем с двух сторон дергали ее, но его стащили за ногу вниз и съели. "Ее не вырвать", - сказал я, как мне кажется, с большим выражением ужаса в глазах, чем у нее. Это понятно: ей нужно было спастись, она искала выхода из ситуации. Она сейчас умрет, а мне еще жить. Это конечно цинично, но это сейчас я так думаю. Когда все это происходило, я тоже искал способ, чтобы ей помочь. "Я могу дверь открыть", - вдруг выпалил я. Она же лишь улыбнулась. "Я сейчас", - крикнул я ей уже из прихожей. Схватив молоток, я открыл первую дверь, посмотрел в глазок - там было чисто; открыл вторую дверь и вышел в подъезд, но когда открыл дверь на улицу не один десяток мертвецов резко повернули головы на меня. Они видимо шли, приманенные блондинкой. С того момента, как я спрыгнул с подоконника, а после вернулся к нему, прошло не больше тридцати секунд, но мне показалась, что прошли минуты, часы. Помню, когда понял, что не смогу ее спасти, вдруг решил подождать, решил, пусть ее съедят, и я не увижу больше ее глаз, не услышу ее голоса, но я подошел к подоконнику, сам, непроизвольно, залез на него и шепнул: "Прости." Она спросила сигарету и воды, я просунул сквозь решетку все, что она попросила. Она говорила. Я попытаюсь точно передать все то, что она сказала, но не гарантирую, что вспомню все именно так, как услышал. Мы сидели напротив друг друга. Она смотрела на меня, не обращая внимания на тварей внизу, а их становилось все больше и больше.
Рассказ Блондинки.
"Меня Света зовут, я здесь в соседнем доме живу с братом и мамой. Отец ушел, когда мне было девять, а брату пять. Мы с братом Витькой постоянно дрались, даже сейчас иногда. Дрались. Мама красавица, нас обоих вырастила, на двух или трех работах работала, нам с братом всегда чего-то не хватало, а мама придет сядет на диван, ее так жалко всегда было, но мы не понимали тогда этого. Я водила Витьку сперва в садик, потом в школу. Черт..."
Здесь она замолчала и молчала, пока сигарета не погасла.
Его первого убили, а он потом маму. А я его убила, а мама вон стоит. Мамочка.
Она не плакала. Я плакал, я слушал ее рассказ и плакал, плакал от осознания того, что я ничем не могу ей помочь. Света попросила еще сигарету, закурила, потом спросила, нет ли чего выпить. У меня не было. Она продолжила рассказ.
"Представляешь, этот сопляк в пять лет сбежал из садика. Пришел домой и стоял в подъезде пока мама не пришла с работы. Вот он по заднице получил, мне даже жалко его было. Он весь в соплях забился под подушку, а я подошла к нему, сначала хотела поиздеваться, но не смогла. Села, так, рядом, на краешек кровати и по спине его погладила, а он из-под подушки вылез и на шею мне бросился. Я даже сейчас помню его маленькие горячие слезки, они прямо мне за воротник катились. Он потом горячими своими чуть мокрыми губами к щеке моей прикоснулся и сжал меня так сильно... Я, наверное, только тогда поняла, что люблю его как брата, как часть... Он через час убежал на улицу играть с друзьями, а я сидела за компом и прийти в себя не могла.
Мама...
А последнее знаешь что было? Я с отцом созвонилась. Мама, несмотря на то, что... ну... она не разочаровывала нас в нем, она сохранила его для нас хорошим. Она любила его все равно. И я нашла его номер. Нет, не нашла. Мама дала. Я позвонила и договорилась с ним о встрече, и мы встретились. Мы сидели в кафе, пили кофе и разговаривали. Я увидела его впервые за десять лет. Такой солидный, с кольцом из белого золота, лысый уже. Он говорил о том дне, когда они встретились с Мамой, о том, как меня из род дома встречал, как был счастлив, когда я делала первые шаги. Мое первое слово было "папа". Он потом замялся, и я спросила, почему они с мамой расстались. Он рассказал, что когда маму встретил, не знал, что я почти сразу появлюсь. Он в другую был влюблен, любил точнее, а мама была, как способ забыться. Но появилась я, он немного привык к маме. Хотя он больше занимался мной, а не мамой, на этом и основывались их отношения. Через меня. Когда мне было четыре, они попытались развестись, но появился брат, и тогда он стал держать отца с нами. Потом брату стукнуло пять лет. Папа ушел. Мы говорили с ним обо всем, он просил прощенье, говорил, что многое пересмотрел, понял, сказал, что мы с ним поедем в Европу, поедем кататься в горы, на рыбалку сходим все втроем - я Витька и он. Прошло не больше месяца, и его... у него... инсульт. И все. А потом вся эта..."
Здесь она попросила еще одну сигарету, и, когда брала ее, дернула ногой, видимо из-за того, что отсидела. Один из мертвецов схватил ее за щиколотку и потянул к себе. Она брыкалась, кричала, а я беспомощно смотрел на то, как она боролась. Она, наконец, отбилась от мертвеца, но это ничего не меняло - нога была в крови. "Я стану как они?" - вдруг спросила она меня. Я лишь судорожно потряс головой. "Не уходи, - взмолилась она, - побудь со мной, пока я... пожалуйста." "Хорошо", - ответил. И только здесь я увидел слезы на ее глазах.
"Я на физика учусь... училась в МГУ, - продолжила она свой рассказ, прикуривая испачканную кровью сигарету.
Поступила сама, на бюджет, все экзамены сама сдала, сейчас на третьем курсе. У нас в группе есть один парень, очень умный, при этом высокий, красивый, застенчивый. Я когда к нему обращаюсь, он вечно краснеет, и, пробормотав что-то невнятное, уходит. Такой обояшка. Я думала, что он позовет меня на свидание, но он стеснялся, тогда я сама его позвала в кино. Мы потом всю ночь шли до моего дома, от Художки."
Опять замолчав, она стряхнула пепел мизинцем правой руки, тяжело вдохнула и посмотрела на меня. "Как тебя зовут?" - спросила она. "Саша." "Саша, спасибо тебе, спасибо, что слушаешь меня, мне так легко становиться. Это, конечно, глупо, очень глупо, но почему так, почему? Я не понимаю, мы же ни в чем не виноваты, я же никого не убивала, не воровала, я же наоборот, хотела, чтобы мир стал лучше, чтоб брат ни в чем не нуждался, чтобы мама перестала работать как лошадь. Мы же ни в чем не виноваты, я ни в чем не виновата... блять... блять.... Господи, прости меня, пожалуйста, за все, за все. Саша, а ты знаешь какую-нибудь молитву?" "Нет", - ответил я, - "но у меня есть Библия и икона в комнате, маленькая, мне ее бабушка дала, когда мы в Москву переехали." Света попросила принести все. Она поцеловала икону, перекрестилась и начала читать Библию.
Я смотрел на нее. Я знаком с ней не больше часа, но она стала для меня такой родной, близкой. Я ловил каждый жест ее головы, каждое движение волос, пульс. Она изредка поднимала на меня свои сине-зеленые наполненные влагой глаза и улыбалась. Она улыбалась, понимая, что через несколько минут навсегда исчезнет, что мы с ней видимся первый и последний раз. Непроизвольно мои глаза опустились чуть ниже ее глаз, и я уставился ей на грудь, у нее замечательная фигура. Сейчас я виню себя за те мысли, потому что я думал, как бы было замечательно заняться с ней любовью. Блин, нет, не так. Я думал, как было бы хорошо, чтобы она спаслась и осталась со мной здесь. Мы бы ходили голые и нам было бы наплевать на этот гребаный апокалипсис. Мы занимались бы любовью, добывали пищу, рожали детей и восстанавливали численность населения.
"Мне плохо", - проговорила Света. - "На, возьми", - она протянула мне икону и Библию. "Саш, можно я тебя поцелую?" - я не знал, что ей ответить. Страх охватил меня: а вдруг она меня укусит и я превращусь в зомби. "Да, можно", - ответил я. И мы поцеловались сквозь решетку.
"Спасибо тебе", -проговорила она еще раз и начала биться в довольно странных конвульсиях. Чувство жалости переросло в гнев. Я запер окно и ушел в ванную комнату. Я умывался, не знаю, толи от того, что хотел отстраниться от всего, что произошло, толи пытался смыть остатки ее слюны с моих губ. Я испугался. Я как трус просидел в ванной комнате больше часа. На кухню в этот день я еще пока не входил. А вдруг она до сих пор там.
Заметка 2.
Я один. Прочел "Приглашение на казнь" Набокова, "Левый берег" Шаламова. Библию осилить не смог. Это очень сильно действует. Мой университетский друг, когда косил от армии, записался в психи и ради эксперимента взял с собой пару книг: "Идиот" Достоевского, "Пролетая над гнездом кукушки" К.Кизи и еще что-то, я не помню, толи Сартра, толи Камю. Это уже не важно. Смысл в том, что литература, вдруг ненароком попавшая в ту тему, в которой ты прибываешь, настолько все сублимирует, что ты погружаешься в материал так глубоко, что выбраться оттуда становиться очень сложно. Мой университетский друг до сих пор в психушке. Я надеюсь, что в ней. Так как там есть стены, трех разовое питание, медсестры.
Отключили свет, воду, остался газ. Так что, в крайнем случае, я могу взорвать этот дом к чертям собачьим.
Еда почти кончилась. Печально. Вот сижу, думаю, может ногу себе отрезать и приготовить ее на газу. Да, ни капли не смешно. За окном стоят три мертвеца, тянут ко мне руки, хотят меня. Уроды. Машины перестали ездить еще позавчера, может быть была эвакуация, а я ее проспал. Все может быть.
"Сижу за решеткой в темнице сырой"
Вот, вопрос у меня возник. В фильмах зомби превращаются в зомби, и чтобы их убить, нужно выстрелить в голову, или проткнуть ее чем-нибудь. В общем, нужно уничтожить мозг. Так? Но зомби питаются мозгами. Значит они те, кого съели уже без мозгов. И как тогда их убить, если мозга нет?
Я посмотрел. То есть для того, чтобы стать зомби нужно, чтобы тебя укусили, но при этом не тронули твой мозг. Потому как те, у кого мозг съели, просто труппы.
С улицы страшно несет. Вместе с машинами исчезли и те люди, что складывали и сжигали труппы. Видимо действительно, что-то произошло, а я и не заметил.
И еще важная штука: я выбрался на крышу. Это крутое место, видно практически все. Шучу. Что можно увидеть с пятиэтажки в Москве? Двор внизу, да соседнюю стену. Зато здесь не так сильно воняет, как в квартире. Обошел все квартиры, никто не открыл, никого нет. Двери смог взломать только на четвертом. В ней жил какой-то старик. Продуктов было мало. Пахло плохо, потому как старик умер в кровати. Рядом стояла коляска. Он просто не смог встать, а на помощь к нему никто не пришел. Порылся в его вещах, да простит меня этот старик, - хоть какое-то развлечение. Старик - ветеран, так как в шкафу висел китель, полностью завешенный медалями да орденами. В семейных альбомах у него было много фотографий со своей женой, детьми, внуками. У старика была огромная семья, а умер он в одиночестве. Парадокс времени. Мы не ценим своих родных и близких, уезжаем как можно дальше, пишем редко, звоним редко. И лишь когда родные умирают, приезжаем и плачем на могиле. После клянемся, что будем навещать остальных, еще живых, как можно чаще, но ничего не меняется. И так до бесконечности. Ну как до бесконечности - до последнего. В квартире старика нашел початую бутылку водки, пару пачек гречи и папиросы.
Самое смешное произошло, когда я вышел из квартиры старика-ветерана. На площадке меня уже ждали, и как вы думаете кто? Ну и конечно же вы тут же отгадаете. Толи я тормоз, толи совсем вылетело из головы, что когда отключается свет, отключается так же и домофон с держателем двери.
Я не убивал до этого раза, но об этом чуть позже. Взлетев на пятый этаж, я выбрался на крышу. Это, наверное, только в кино двери чердака находятся в свободном доступе. В России же они находятся под потолком и без лестницы. Так что еле как забравшись уже по пройденной однажды дорожке, я спасся. Они учуяли меня, в подъезде их было как минимум шесть или семь.
Они бывшие люди. У них, как и у меня, тоже была семья, родные, друзья. Схватив камень, я не смог бросить его в мертвеца. Трижды я собирался бросить, но не смог. В итоге сидел на крыше и маленькими глотками пил водку, закусывая сухой гречей. Изрядно охмелев, начал бросать камни в тех, кто внизу, в надежде, что те в подъезде вылезут. Схватил огромную плиту, бросил вниз. Два мертвеца упали на асфальт рядом с остатками расколовшейся плиты. Если бы я не был пьян, то наверное совесть загрызла бы меня. Но я разгорячился, и к тому времени, когда из подъезда вышли мертвецы, на асфальте неподвижно валялось семь или восемь зомби. И вот тут то все и началось. Остальные мертвецы набросились на тела мертвых, набросились на своих же. Я такое видел только в фильмах ужасов, когда свора волков налетает на добычу и через минуту на том месте, где было тело, остается скелет. Видимо людей совсем не осталось, раз они набрасываются на своих. Я спустился в свою квартиру.
Мне звонила мама. Десятки пропущенных вызовов и одно единственное смс. Попытавшись дозвониться им, я вновь наткнулся на "абонент находиться вне зоны действия сети или выключен". В смс одно предложение: "Сынок,Если ты жив,Мы на дачу,Люблю.Все Целы.Ответь как сможешь.хранибог". Почему то после прочтения этого сообщения мне стало очень плохо. Не знаю, может от мысли, что они живы, а я их давно похоронил, и сейчас могу потерять их вновь. Или от мысли, что мне нужно выйти из своего убежища и ехать на дачу. Не знаю. Может от всего этого одновременно. Я не побежал, не полетел спасать их, а начал баррикадировать входную дверь подъезда, в перерывах пытаясь дозвониться до мамы, пока не села батарейка телефона. И вот сейчас сижу на этом проклятом подоконнике, и пишу всю эту хрень. Я трус, я маленький трусливый мальчик. В детстве меня от чего-то считали смелым, хотя я боялся буквально всего: собак, мышей, змей, пьяных. Да, всего, чего только можно бояться. Это единственный стимул всей моей жизни - дрожать, пытаясь не попасть в неприятности, избегать наркотиков, пьянок, секса, избегать дышать полной грудью, с надеждой, что со мной ничего не случиться, зарывать голову в песок и молчать. Сколько раз я видел людей, которым нужна была помощь, а я отворачивался и уходил, плевал на всех и на вся. Самый трусливый человек на земле, это я. Сейчас, когда мои родители черт знает где, черт знает что с ними, я забился на этот гребанный подоконник и пишу, вместо того чтобы спасать их.
"Прости меня мама, прости, что я настолько трус, что не хочу бежать к вам на встречу. Я очень люблю тебя, люблю папу, но я не могу выйти на улицу. Я пытался, честно. Не раз я выходил, проходил метров сто и возвращался. Их много, их слишком много. Но я наберусь смелости. Вы, главное, держитесь. (Кому я это все пишу?) Прости меня мама, если мы с тобой никогда не увидимся, прости. Может когда-нибудь ты прочтешь эту записку, все поймешь и простишь меня. На моих глазах съели всех: Тоху, Илью, Настю, и блондинку Свету (о ней здесь написано). Я видел, как их разрывали на части, как они превращались в них и как потом пытались достать меня. Я видел все это, и мне страшно, я боюсь. Прости. Люблю тебя."
Заметка 3
Я вышел из дома. Не знаю от чего, я сразу направился на завод "Салют". Он находится напротив нашего дома. Наверно подумал, что найду там оружие. Но то, что я там обнаружил, поразило и испугало меня. Все улицы, дворы, скверы, что видны из окна, приобрели такую чистоту, которую я и до начала апокалипсиса не видел, ломая голову. Я думал "как?". Я думал, что это люди в близлежащих домах убирают тела и скелеты, но я ошибся. Наверное, только в фильмах о концлагерях можно увидеть горы тел, скелетов, черепов. Огромные, огромные кучи тел, по всему заводу. Ни одного живого или неживого существа я не нашел рядом. Пройдясь по пустынным цехам, я также ничего не нашел. В состоянии полной прострации я вышел с завода и направился к магазину. Я шел как пьяный. Это, конечно, не только от голода, но и от того запаха и вида на заводе. Войдя в "Пятерочку", на последних силах забаррикадировал дверь и упал. Пролежав с час, я пришел в себя, начал искать еду, но кроме рисовых и макаронных крошек на полу ничего не нашел. Скорее всего потому, что даже встать на ноги не мог. Раньше я весил семьдесят пять кило, теперь меньше полтинника. Я слизывал крошки с пола и пережевывал их, зубы ныли, а в те две дыры, что я не залечил, залетали рисовые зерна и втыкались в десны. Кровь текла скупо, лишь привкус крови вперемешку со вкусом муки. Я вновь потерял сознание.
И вот тут мне сон приснился. Город, парк, в парке зомби играют в волейбол, гуляют со своими маленькими зомбятами, выгуливают зомби-собак. Тихо, спокойно, они улыбаются своими немного вывалившимися зубами, с застрявшими там кусочками мяса. В зомби-кафе подают "Мозги в собственном соку", "Мозги в маринаде", "Мозги Болоньезе", "Мозги с кровью". Аж слюнки потекли.
Зомби живут полной жизнью, а я, как последний трус, сижу в своих четырех стенах. Вот сижу, смотрю на них. У них нет ни расовой принадлежности, ни конфессий, у них ничего нет, только голод. Да, "человек человеку волк", а зомби зомби зомби. Рай. Может, у них свой язык. "Аораррараор!!!" - означает "Привет! Как обед?" Бред.
Я бродил по улице, и на меня все показывали пальцем. Зомби-мамы заслоняли собой зомби-детей, а один зомби-старик начал кричать мне что-то невнятное: "Уходи, иди, пошел вон, урод." Его собака подскочила ко мне и начала тяфкать. Я лишь брыкнул ногой. И вдруг оказался возле Большого театра. На живых еще лошадях сидели детишки, мамы поддерживали их, боясь, что они упадут и что-нибудь себе сломают. Лошадка с ярко выпирающими ребрами, еле передвигая иссушенными копытами, двигалась в сторону Красной площади, а вслед за ней шло несколько мертвецов, не считая мамы и зомби-поводыря. Вдруг лошадка споткнулась, мама бросилась спасать свое чадо, а все пять провожающих быстро приблизились к лошадке. "Вон пошли, она встанет!" - кричала поводырь, отмахиваясь от желающих полакомиться свежей кониной. - "Вон, я сказала!" Лошадка напряглась и, выпрямив сухожилия, поднялась. "Давай, милая, - сочувствующе прошептала поводырь, - не падай!" Но лошадка, пронеся маленького зомбенка, споткнулась вновь. "Отвалите, дармоеды!" -проорала она вновь подскочившим. Лошадка, собрав последние силы, встала и совсем неуверенно продолжила свой последний путь - до мавзолея и обратно к Большому. "Все, хватит," - прошипела мать, стаскивая своего упитанного малыша. "Пойдем на мумию посмотрим." И она, держа за руку свое зомби-дитя, ушла в темноту мавзолея. Взяв по узду лошадку, поводырь повела ее обратно к Большому. Вся свита держалась поодаль. Вдруг чуткий нос поводыря приблизился к окровавленному коленному суставу лошади. Она обмазала палец лошадиной кровью и сунула его себе в рот. Зрачки расширились, и мертвое сердце, наверно, забилось бы, если бы не было мертвым. Поводырь вцепилась зубами в спину лошадки, и теплая густая кровь потекла на булыжники Красной площади. Все пятеро преследующих подскочили на помощь, но поводырь, тут же ударив одного из них деревянной палкой по голове, заорала: "Мое! Мое! Мозг размажу!!!" С этими словами она потащила бедняжку в сторону Гостиного Двора. Обессилевшие зомби упали на булыжники и принялись слизывать капли кровы, упавшие на них. Вдруг один из них оказался возле меня. Он принялся нюхать меня, всего, с ног до головы, сантиметр за сантиметром. Но вдруг взвизгнул и с криками "Живой! Живой!" бросился вниз по Васильевскому спуску. Через минуту огромная толпа зомби загнала меня в тупик через Александровский парк к храму Христа Спасителя. На ступенях меня схватили и потащили в телегу, запряженную полуживыми клячами.
Меня выбрасывают в странно сконструированный загон. Он находится на всей территории Чистых прудов. Огромные решетки с током и колючей проволокой по верху, внутри может сотня живых людей. "Еще один! Еще один!" разноситься по Чистым прудам. "О Господи!" звучит в ответ. Армия полуживых людей подходит ко мне, они трогают меня, обнимают, плачут, молятся. Вдруг ворота распахиваются, и к ним подъезжает карета, запряженная тремя белыми лошадьми. К карете подбегает извозчик и падает на колени. Дверца распахивается и, наступив ему на спину, из кареты выходит зомби в белом костюме. Он важно снимает пиджак, рубашку, туфли и носки и идет в сторону загона. Люди начинают причитать и пятиться назад. "Беги, беги!" - кричат мне, - "спасайся!" Элитный зомби ловит маленького худого ребенка и, одним жестом оторвав ему голову, начинает пожирать его. Покончив с ним, ошметки он бросает извозчику. Тот судорожно доедает дитя. А зомби в белых брюках, не на шутку разыгравшись, устраивает забег. "Только трех, только трех",- кричит ему владелец загона. "Еще, еще!" - кричит элитный. Я же стою как вкопанный. Он подбегает ко мне и, проведя мертвецки холодным языком по щеке, кусает меня.
Я просыпаюсь на полу "Пятерочки", и дикий женский крик прорезается сквозь ночь за окном. Девушка бежит от толпы мертвецов. Не знаю, может сон, может страх одиночества, но начинаю разбирать баррикады и звать ее вовнутрь. Она вбегает, я вновь баррикадируюсь. Еще не совсем отойдя от этого дурацкого сна, сижу на полу рядом с ней, пытаясь привести себя в чувства. "Спасибо", - шепчет сквозь сбитое дыхание она. "Тебя укусили?" "Нет," - отвечает она. "Есть еда? Вода?" "Не знаю, я только проснулся." "Ты что, спать сюда пришел?" - огрызается она.
Мы начали искать еду. За стендами нашли старые плесневелые хлеба да иссушенные яблоки. Устроили маленький пир. Термопакет с вином, отдающий плесенью, ударил в голову. Не буду рассказывать всего, что произошло дальше. Лишь одна мысль за все то время, пока я находился в добровольном заточении, я думал только об одном - о сексе. Мысли ни о еде, ни о родных. Жесткое желание соприкосновения к женскому телу, желание обладать, чувствовать пульс, чувствовать запах пота и жизни. Мы как ненасытные нюхали друг друга, трогали, пытались почувствовать ощущение жизни рядом. Мы не спрашивали друг друга ни о чем, мы знали друг про друга все, все истории похожи, все люди разные. Секс, секс, секс, даже со своей бывшей невестой я не испытывал таких чувств, такой радости, такого возбуждения от простого прикосновения теплой руки.
Утром я ее не обнаружил, она ушла, забрав все то, что мы нашли. Я вернулся домой.
Я хочу есть! Я бы зомби съел, если бы он меня не съел.
Заметка 4.
Это конечно очень странно, но зомби как-то подскисли. В первые дни от них было невозможно убежать, они, наверное, за минуту пробегали километр. А сейчас я пешком от них спокойно ушел. Они лишь скалятся, визжат, ревут, но тормозят. Я взял скутер и прокатился до Красной площади. С того дня, как начался весь этот Апокалипсис, прошел почти месяц. Все чистенько. Людей нет, трупов нет, птиц нет, никого нет.
Дальше было очень интересно. На Болотной площади было много мертвецов. Они ели других мертвецов. То есть ходячие мертвые ели неходячих мертвых, в смысле мертвых-мертвых, совсем мертвых.
Дело не в этом. Как только они увидели свой ужин, то есть меня, они двинулись за мной. Я думал, что они как те, другие, медленные, но я ошибся. Поев, они, видимо, приобрели силы. Я еле от них уехал.
Заметка 5.
Людей то ли совсем нет, то ли они прячутся. Искал способы быть невидимым для мертвецов. На что они реагируют? На тепло тела? На запах? На звук? Взяв материал, из которого делают термопакеты, я сделал плащ с капюшоном. Отчасти для них теперь я невидим, они шмыгают носом, рычат, но не могут меня найти.
В Москве по данным последней переписки населения жило около 26 миллионов человек. Это только легально. Вместе с нелегалами их было 50 миллионов или больше. Где они все? Где хоть какой-нибудь киргиз, хоть кто-нибудь? Даже в зоомагазинах пусто, ни одного живого существа. Мышки, крысы, паучка, человека.
Город пуст.
Я этого боялся. Не писал. Мои родители. Последний раз, месяца два назад, когда у меня был свет, связывался с ними по телефону. Они говорили, поедут на дачу, а дача у нас в лесу, 30 километров от города. Если здесь никого нет, может, и их нет. Или мертвецы мигрировали на те территории, где есть еда?
Забравшись в машину, я поехал на поиски своих родителей, но на даче их не было. Не было и следа, который говорил бы о том, что они здесь были. Есть еда, все целое, ни намека на присутствие здесь мертвецов. Я остался в нашем доме. Здесь вроде бы безопасно, так я все равно решил переночевать на чердаке. Утром я вернусь в Москву.
Я нашел их машину.
Заметка 6
Они мутировали. Не знаю, как им это удалось, видимо некий эволюционный скачек. Пока я заметил только две разновидности мертвецов. Первые в принципе похожи на простых людей, но они слишком сутулые, очень быстро движутся и передвигаются стаями по 5-6 особей. Пока я буду называть их так. Я видел одну стычку: одна группа налетела на другую. Они разрывали друг друга, а после ели. Они очень чувствительные к запахам (как я понимаю), потому что я сидел дома, когда они учуяли меня, а находился я метрах в трехсот от них. Особи бросались на окно, держались руками и ногами за решетку, визжали, будто недорезанные собаки. Лишь когда, закрыв окна, я все обрызгал освежителем воздуха, они немного успокоились. Они не видели меня, у них практически нет глаз, из этого я могу заключить, что ночью на улицу лучше не выходить.
Вторые же появились сразу после того, как первые устроили междоусобную бойню за право обладанием мясом соседа. Вторые собирали кости, ломали их и высасывали оттуда костный мозг. Как я понимаю, вскоре эти твари станут умными, так как по одной из теорий, развитие человечества начиналось с высасывания костного мозга животных. Внешне они тоже похожи на людей. Ну само собой, они из людей произошли. Только вот у них длинные острые когти. Или пальцы, не знаю. Очень жилистое худое тело, огромные глаза, нет ушей, носа, губ и волосяного покрытия. Они ходят прямо. Будто марсиане со старой картинки только без огромной головы.
Уже через несколько дней, после того как я увидел вторых первый раз, они видоизменились, не сильно конечно, но это всего несколько дней. Они научились надевать одежду. Они развиваются, но мне все равно. Я увидел её, ту, с которой был в "Пятерочке". Она шла по улице в сторону завода. Нет, не правильно, ее вели в сторону завода вторые.