"Не еби где живёшь, не живи где ебёшь", гласит народная мудрость. Но мало кто следует мудрости, пусть даже и народной. К Лучезарову приехала жена, было тёплое, скорее даже жаркое время года. На три дня у них хватало терпения, страсти, любви и даже заботы друг для друга.
Лучезаров давно уже не рисовал с натуры ни природу, ни модель, всё рождалось из его нутра. Но многие фотографические идеи требовали для реализации обнажённую модель и он пользовался всяким удобным и неудобным для этого случаем. Так и в этот раз он снимал это знакомое, до отдельно и упорно торчащей волосинки на лобке, до розовато-лиловой лопнувшей жилке на ляжке, белое тело. Кажется, в этот раз он от жадности и тоски по работе с натурщицей использовал все свои камеры: 35 мм., 6х4,5см., 6х6см., 6х9см., 4х5 инчей, 13х18см., 8х10 инчей. К счастью, количество чёрно-белых негативов и цветных слайдов не уменьшало жену, не снимало с неё слой за слоем, она оставалась в тех же габаритах, того же солнечного цвета, только взгляд становился всё угрюмее и угрюмее.
В её редкие приезды он сам готовил еду и мыл посуду, старался, хотя это не стоило ему особого труда. Его блюда были скромные, питательные, вкусные и выразительные по цвету. Всё венчало мороженое, которое он позволял себе изредка - берёг фигуру, а она и вовсе не могла себе позволить - её холодильник дома был без морозилки.
Они могли говорить на все темы, но тем не менее всегда оставалась какая-то недоговорённость, что-то повисало в воздухе, проникало между ними, не давало из двух превратиться в одно. Может быть они и сливались воедино в плотской любви, в синхронном оргазме, но это был миг не фиксируемый сознанием.
Вечером они долго, до утомления, смотрели кинофильмы Тарковского на видеокассетах, они оба его очень любили и который был одной из немногих точек их согласного соприкосновения. Для подъёма эроса на своих крыльях им не нужны были искусственные приёмчики, достаточно прикосновения - и запыхтели оба. Он трахал её попкой кверху на своей неудобной походной койке и через анус касался пальцем своего члена. Немного давила душная жара, волнами поднимающаяся от нагретого за день асфальта за окном. Он не кончал и чувствовал, что ей становится скучно под мерными движениями члена и исследовательского пальца в заднем проходе.
Раздался короткий, жалкий, виноватый звонок в дверь, было далеко за полночь. Лучезаров немного охуел и вылез из жены и её попки. Она неторопливо перевалилась на бок и с интересом посмотрела на своего ёбаря. Свет от уличных фонарей освещал её раскрасневшееся, слегка встревоженное лицо.
Лучезаров рванул в ванную, одел халат, подошел к двери, глянул в глазок. Как и подозревал он - это была соседка с шестого этажа. Он брякнул хитроумной дверной цепочкой, повернул два раза ключ в замке и окрыл дверь. Соседка была в вечернем наряде, подкрашенная и, на первый взгляд, не очень пьяная. Ни ножа, ни револьвера у неё в руках не было. Она сказала, что ей плохо и попросилась к нему. Он отказал, сообщив, что не один. Она скользнула взглядом по его запахнутому, но не завязанному, кровавому халату, по голым ногам, как-то мучительно повела головой и пошла к себе наверх. Её жилистые, не очень красивые ноги, которые иногда так сильно сжимали его поясницу и вбивали член в её нутро, были одеты в отличные тёмные брюки женского костюма.
Сердце Лучезарова перестало трепыхаться в груди и он вернулся к жене, скинув халат по пути; член меланхолично висел, как тюльпан на фотографии Андре Кертеца. Жена не заснула, наверняка прислушивалась. Он что-то соврал о несчастной соседке-пьянчужке, поставил жену раком, сунул нос в промежность, подрочил член и снова вошёл в неё как ни в чём не бывало. Разумеется, они не разговаривали во время любви о посторонних делах. Лучезаров пытался сконцентрироваться на своём оргазме и мысленно поставил соседку раком рядом. Кажется помогло, он энергичнее стал вбивать свой кол в мякоть жены, которая начала потихоньку постанывать.
Раздался довольно решительный звонок в дверь. Сердце Лучезарова снова подпрыгнуло вверх - этакий кайфолом! Он вылез из жены, член стоял горизонтально и поблёскивал слизью на свету сочащемся с умолкнувшей улицы. Он одел халат, запахнулся - член ещё стоял - и пошел открывать дверь. Он знал, что это соседка, но всё же заглянул в глазок, она стояла как пень и даже не качалась. Опять брякнула цепочка, опять два раза повернулся ключ, опять она с болью смотрела ему в глаза. В руках у неё не было широкогорлой банки с дымящейся кислотой. Он готов был заорать и треснуть её по морде, но сдержался и тоном заботливого психиатра стал уговаривать её лечь спать, а "поговорить" можно будет и послезавтра. Она что-то мычала, сумасшедшее упорство светило в её тёмно-зелёных глазах, провалившихся от неяркого лестничного света у неё за головой. Она сделала себе причёску, которую больше всего любил Лучезаров. Она тяжело вздохнула, ранив его обоняние пивным перегаром - хорошо ещё, что без лука, - блеснула слезами в глазах, повернулась, и шатаясь, держась за перила, полезла к себе наверх.
Лучезаров повесил халат в ванной, член висел без всякого блеска, слизь начала высыхать. Жена, без всякого раздражения спросила, не хочет ли соседка втроём трахнуться. Лучезаров промямлил что-то о несчастьях соседки ищущей утешения и продолжил начатое и два раза уже прерванное дело. Он поставил жену раком, сунул язык во влагалище, а нос в анальное отверстие, подрочил член, а другой рукой - клитор. Член встал и занял место языка, а указателный палец правой руки - место носа. Он дрочил головку члена через прямую кишку жены. Виртуального присутствия соседки больше не требовалось. Он сотрясал белое мясо жены, жидкую кровать, начавшую легко стучаться в стену; яйца летали по воздуху между ног и липко хлопали по клитору. Член увеличился до размеров Вселенной, Лучезаров исчез, жена застонала, запричитала своё оргаистическое слово. Лучезаров зарычал, мозг взорвался и сперма ринулась в горячую, мокрую темноту, только за тем, чтобы обнаружить, что во входе в святая святых стоит преграда - хитроумное сооружение человека, по форме напоминающее спиральную Галактику, но почему-то с длинными усами.
Немецкая раскладушка заскрипела с повизгиваниями всеми своими пружинами и сочленениями. Лучезаров с женой чудесным образом улеглись на узком ложе. Он опять не выпил смесь сочащуюся из лона, хотя давно мечтал об этом, а заткнул её промежность комком бумажного полотенца, берёг свои простыни. Он получил вербальное подтверждение от жены, что она кончила синхронно с ним, отдышался и начал рассказывать ей о теории Большого взрыва и о возможных сложностях устройства Вселенной. Лучезаров любил философствовать после ебли. Жена внимала без комментариев и скоро заснула. Истерия осталась за кадром.