Срочный вылет в Барнаул был обусловлен болезнью отца. Испугавшись, что сложная операция может вызвать необратимые последствия, я рванул домой, бросив все дела. В первом терминале Дубайского аэропорта я едва дождался прохода через таможню. Купив в Duty Free бутылку Jack Daniels, я выпил в ожидании посадки на самолет почти половину. В Москве мне повезло с рейсом, и утром следующего дня, еще толком не протрезвевший, я уже был в Барнауле.
Все оказалось лучше, чем я думал, и у меня отлегло от сердца. Отец перенес операцию хорошо, пошел на выздоровление, и я решил посвятить несколько дней нормализации запущенных на малой родине процессов.
Первым делом я решил посетить Анну, с которой мои отношения зашли в тупик около года назад, но так и не закончились, а продолжались в виде смс и сообщений по мэйлу. Девушка Анна в своих сообщениях, после того, как я выехал из страны, клялась, что любит меня и хочет быть со мной. Анна хочет в Эмираты, думал я. Но все же, надо было проверить: действительно ли переезд мужчинки в другую страну может так повлиять на чувства девушки, которая сказала когда-то: "Я больше не буду с тобой никогда".
Анна открыла дверь с улыбкой и нежно обняла меня. Проходи, - и еще что-то такое среднее банальное встречальное. Далее был скучный стандарт с чаем, блинами, салатиками и тортиками.
Ну, как ты? Каким ветром? спрашивала она.
Да вот решил на родину вернуться! Что там делать? хитрил я. От улыбки Анны осталась только растяжка губ, и она выпрямилась в кресле. Достоинства ее фигуры были налицо.
А что так? Что, не понравилось там? еще не веря своим ушам, выдавила Анна.
Все понравилось, Аннушка, кроме одного: там нет тебя, и я решил, что надо быть рядом. (Я редко так издеваюсь над людьми, но я стал злым.) Я прикоснулся ладонью к ее ноге.
Неужели? Я польщена таким признанием! Спасибо! дрожащим голосом сказала она, убирая мою руку. Натянутая улыбка исчезла.
Так что сейчас устроюсь тут на работу, обживу-усь...продолжал я. Слушай, пойдем куда-нибудь! Давай пойдем в кино! Завтра! выпалил я.
Конечно, хотя...завтра...завтра я... не могу, ответила Анна. Я договорилась с подругой, и мы идем на день рождения.
Нет, послезавтра я хочу отоспаться. М-м... и она посмотрела в окно.
На следующий день! я почти кричал, и мне хотелось смеяться и плакать одновременно.
Это в понедельник? Не-ет, Пашуня, в понедельник я не могу. У меня будет трудный день. Давай так, ты решай свои дела, а когда определишься - позвони. Что-нибудь придумаем, и она улыбнулась провожающей улыбкой.
Вот это девчонка! воскликнул я, закончив тестирование. Так и сделаем: устрою все дела и позвоню. Ну, а сейчас я пойду, да? и я вопросительно посмотрел на нее.
Да, лучше так, я еще хотела прибраться в квартире, и потом - спать, спать, спать! и Анна потянулась и легко зевнула. Изгибы тела были прелестны.
Ты - само совершенство! Ты даже не представляешь, как ты сейчас хороша! сказал я и начал обуваться.
Анна стояла поодаль, в глубине комнаты, и смотрела, как я одеваю куртку. Она улыбалась жалкой воровской улыбкой и была безобразна в своей неискренности. Возможность слинять из России обломилась, и стоявший в прихожей мужичонка был больше не нужен. Траур в форме суффикса "онк" был написан у нее на лице.
Я же не испытал облегчения, узнав реальное отношение к себе. Я будто подглядывал в глазок за кем-то, кто меня дешево продает. Меня затошнило.
Я выходил молча, делая на прощанье витиеватые движения кистями рук, и это было воспринято, как шутка.
Ты позвони, тихо сказала она. Я не ответил.
Зачем ты так! От чего ушли, к тому и вернулись! услышал я, уже выходя из двери. Не понимаю тебя! в ее голосе появились ненавистные нотки. Она хлопнула дверью, и замок нервно прошкворчал два раза.
Так завершился день первый.
Я провел оставшиеся дни под впечатлением нового открытия в области человеческой глупости, неверности и непорядочности. Ремонт автомобиля, помощь родителям по хозяйству, встречи с закадычными друзьями, поездка в Горный Алтай - все прошло, как в тумане. Скорее - уехать. Окунуться в дела с головой, забыть постыдность случившегося - таков был настрой.
Я решил лететь в Дубай из Алматы, а до Алматы ехать поездом. Просто захотелось вдруг посмотреть город, который я люблю, а еще хотелось ехать почему-то именно поездом.
В купе подобралась вполне приятная компания, но я все же проводил основное время на перроне (во время остановок) и в вагоне-ресторане.
Было противно. Я был разочарован, унижен, оскорблен. К этому состоянию примешивалась еще и оставшаяся тяга к Анне. Ведь она была хороша, черт возьми! Несколько раз я порывался позвонить ей и сказать: я тебе говорил неправду, поедем со мной. Но, вспоминая перемены в ней, когда она поверила в то, что я более не живу за границей, я останавливал себя и шептал: не смей!
Днем, возвращаясь из вагона-ресторана в свой родной вагон, я увидел симпатичную казашку лет двадцати двух, которая стояла у перил и смотрела в окно. Она взглянула на меня и резко отвернулась. Чуть позже мы стали периодически встречаться в узком проходе купейного вагона. "Пожалуйста" и "спасибо" были двумя словами, которыми мы редко обменивались, пропуская друг друга в проходе, в туалет и при выходе на перрон. В три часа ночи я пошел курить, а она очутилась сзади, и когда проводник открыла дверь, я помог приятной незнакомке сойти по лесенке.
Спасибо! сказала она и стала прогуливаться рядом с вагоном.
Я не решался завязать разговор. Да и настрой был не тот. Меня терзали мысли об Анне. Однако мысли не мешали мне оценить внешность представительницы монголоидной расы, и, признаюсь, параметры были впечатляющие.
Поезд отправлялся, и мы по приказу проводника зашли в вагон. Я заметил, что она не торопится. Очевидно, ей не хотелось спать, не хотелось возвращаться в вагон. Она снова стояла у перил. Стояла, стояла...
Заинтригованный, я совершал фиктивные проходы по коридору, разделяя чистку зубов, умывание и другие гигиенические процедуры на самые несусветные мелкие компоненты: вот я иду чистить зубы, но забыл пасту, а вот я иду мыть ноги, но забыл мыло. Чередуя задачи и симулируя забывчивость, я прошел мимо прекрасной совагонницы около десяти раз. И это был не предел. Я так и мотался бы по вагону всю ночь, если бы она со мной вдруг не заговорила.
Послушайте, ведь Вас, кажется, Павел зовут? спросила она.
Да, а Вас? спросил я, совершенно оторопевший от простоты решения вопроса общения.
Я - Кимбат. Послушайте, Павел, у вас в купе есть свободное место на верхней полке, мне проводник сказала. Можно я к вам перейду? Мне очень не повезло с соседями по купе: пьют, матерятся, пристают с разговорами... Такие пошлые люди. А у вас спокойные люди там? она посмотрела на меня серьезно и вопросительно.
Да, очень спокойные! Ну, мы будем только рады, сделал я глупейшее заявление.
Можно перейти прямо сейчас? спросила она.
Конечно! Вам помочь? спросил я.
Если нетрудно, устало сказала она.
С трудом сдерживая позитивные эмоции, я принялся помогать Кимбат превращаться из совагонницы в сокупейницу.
Не обошлось и без конфликта с бывшими соседями девушки.
Подвыпивший парняга и, наверное, его отец или старший брат принялись сначала обсуждать молчаливые сборы Кимбат, а потом откровенно оскорблять меня и девушку. В грязных выражениях, они излагали предположительные причины поступка Кимбат и мотивы моей помощи. Когда дело дошло до приставаний к девушке, я, страшно волнуясь, взял молодого за руку и предложил ему прекратить. Он засмеялся и прекратил, но через полчаса явился к нам в купе и предложил мне выйти поговорить.
Парень был крепкий, и холодок страха пробежал у меня в области желудка. Мы вышли в тамбур. Я сразу понял, что мое внешнее спокойствие его несколько обезоруживает, поэтому решил вести конфликт вербально насколько возможно долго. Физическая подготовка, рост и вес распоясавшегося имбицила не позволяли предполагать равность поединка. Когда мои возможности по урегулированию конфликта иссякли, он пнул мне коленом в живот, схватил руками воротник куртки и передавил мне горло. Но некоторая возможность вдыхать и выдыхать к счастью оставалась. Меня душили. Прошло около тридцати секунд. Когда он начал уставать, я повис всем телом на его руках и ткнул ему в левый глаз указательным пальцем правой руки. Он отшатнулся, схватился за раненый глаз ладошками и тихо взвыл. Я взял его за локоть и правое плечо и, по методике Валентина Захаровича Пермякова, сделал перевод в партер. Он послушно подался вперед и громко ударился головой о дверь вагона. Была небольшая пауза, и я приготовился к драке. Однако воин вдруг закричал: все, все, брат! Все! Ты че, брат?
Оставив деморализованного бойца в тамбуре, я прошел к его собутыльнику и сказал: Иди, забери родственника. Тот хрюкнул что-то угрожающее и вяло отправился в указанном направлении.
Я ожидал шумных разборок и поножовщины. Так или иначе, подумал я, мне нужно идти в купе и ложиться. Уже поздно и надо отдохнуть.
В купе было тихо. Кимбат осведомилась все ли в порядке и скоро уже заснула.
Я закрыл дверь купе на замок, надел свой Брайтлинг в качестве кастета на правый кулак и лег спать. Меня потряхивало еще долго по двум причинам: мне понравилась Кимбат, и я хотел с ней познакомиться ближе. Вторая причина: страх перед возвращением боевых настроений в лагерь противника. Но мы спали спокойно весь остаток ночи.
Я проснулся от нехарактерной тишины. Поезд стоял. Выяснилось, что впереди с рельсов сошел товарняк, и наш поезд двинется только через много-много часов. Все были в шоке.
Кимбат гуляла на полянке. Вчерашних подонков я нигде не увидел. К поезду стали подъезжать частники из ближайших населенных пунктов и предлагать услуги такси до Алматы. Подумав, что сто долларов - это, хоть и много за такую услугу, но является решением проблемы, я нашел Кимбат и предложил ей ехать. Она согласилась.
Дорожный роман с Кимбат развивался спокойно и равномерно. Я был в ее глазах героем. Она постоянно обращала мое внимание на красоты природы, встречающихся причудливых людей и животных. Рассказывала откуда она родом, про своих родителей и про свою школу в поселке на юге Казахстана.
Прощание в городе было простым, быстрым, и ничего поделать было нельзя. Мы были очень недавно знакомы. Она дала мне свой номер, и мы договорились созвониться на днях.
Остаток времени до самолета я занимался поразительно негодным делом. В своем черном пиджаке я заходил в продуктовые супермаркеты и воровал коньяк в бутылочках-фляжках, которые входили во внутренние карманы. Покупая ириски, я вынес из алматинских супермаркетов шесть фляжек коньяка, одну из которых в скором времени выпил и был бесконечно доволен.
Так или иначе, все последующие дни я был занят Кимбат. Из Дубая я ей звонил, мы болтали о том, о сем, но все-таки, она не подпускала меня близко. За повседневными делами звонки мои становились все реже, а наши разговоры - все обыденнее.
Шли дни, и через пару-тройку недель мне выдалась командировка в Россию. Я по привычке заказал билет в Москву, но, вдруг вспомнил о Кимбат. И решил лететь через Алматы, прекрасный город, в котором живет прекрасная девушка. Хотя бы увижу ее, подумал я.
По прибытии в Алматы, меня за руку вывел из очереди прилетевших невысокий казах-таможенник и, свирепо глядя мне в глаза, спросил: Сколько у Вас валюты?
Ну, долларов восемьсот, оторопело ответствовал я.
Пройдемте, сказал таможенник и, взяв мой кейс, указал на дверь своего кабинета.
Покажите, приказал он, закрыв за собой дверь.
Я открыл бумажник и показал деньги.
Сядьте и подождите, громко сказал он и вышел.
Я сидел в кабинете один около трех минут. Казах-таможенник вернулся и сказал громко: Идите! И я ушел.
Кимбат ждала меня у выхода. Я поцеловал ее в щеку, и мы пошли к стоянке такси.
Я снял большую комнату в квартирных гостиницах. Мы пили сухое вино. За окном была прохладная, почти зимняя погода. Кимбат примерила костюм, который я ей привез в подарок. Это было красиво. С ней было уютно и спокойно. Она ничего не требовала и не приставала с разговорами. Однако, все ухаживания, вкусную еду и подарки принимала жадно и с благодарностью. Ее молчание было легким, и это обязывало меня заботиться о том, чтобы все было хорошо. Я старался.
Мы смотрели только что появившийся "The Island" с Эваном МакГрегором и Скарлетт Йохансон. Нарушив культуру просмотра, я задремал прямо в одежде. Мне снились Роберт де Ниро и Шон Пенн в фильме We"re No Angels. Я был там почему-то в роли хозяина лавки, в которой они покупали сигареты. В конце сна героиня Деми Мур пришла ко мне в спальню начала массировать мне ноги.
Я проснулся и не сразу понял где нахожусь. Это состояние - довольно привычно для тех, кто много путешествует. Я увидел Кимбат в одних плавочках, стоявшую у края постели. Она смотрела в зеркало на свое тело, которое тускло отражалось в нем. Начинался рассвет. Все предметы в комнате были едва различимы. Так же плохо была различима фигурка Кимбат. Маленькая красивая грудь, торс древней статуэтки и чуть полные ноги.
Привет! тихо сказал я. Прости, я заснул. Чего ты не ложишься? спросил я.
Она молчала.
Я почувствовал жажду и встал, чтобы попить воды. Разделся. Когда я вернулся из ванной, Кимбат лежала под одеялом на самом краю кровати, оставив незанятыми три четверти лежбища.
Я лег на своей стороне.
Расстояние между нами сокращалось по мере того, как каждый поворачивался с боку на бок, и когда мы впервые нечаянно коснулись друг друга ногами, я понял, что мое желание становится 32-битным. Когда возник следующий поворотный шанс, я привлек ее чуть грубее, чем предполагал, и поцеловал в губы.
Мы спали до обеда, а потом медленно приводили себя в порядок. Молчание с Кимбат было очаровательно. Мы что-то делали, касаясь друг друга руками. Нам было приятно находиться вместе, и эта уверенность росла с каждой минутой. Мы не хотели расставаться. Она провожала меня печальной улыбкой. Я не обещал позвонить или приехать, потому что такое обещание было бы банальным. Но меня подмывало это сделать. Я угловато удалился на посадку и через несколько секунд оглянулся. Она все еще смотрела в мою сторону, но не на меня. Я поднял руку, легонько помахал ей на прощанье. Она - тоже. Когда я оглянулся во второй раз, она смотрела в сторону. Через минуту я оглянулся еще, и ее уже не было.
Уже в самолете мой мобильник завибрировал. Я обрадовано нажал зеленую иконку. Хотелось услышать Кимбат еще раз.
Привет! Ты где? Это же этисалатовская симка! Ты меня обманул? услышал я голос Анны.
От неожиданности я потерял дар речи.
Ну, чего ты молчишь? Ты меня обманул? Зачем?! закричала она.
Мне нечего сказать в свое оправдание, Аннушка, сухо ответил я.
Зачем ты так сделал? Твоему поступку нет названия! Ты - дурак... вдруг устало сказала она и выключила связь.
Будьте добры, выключите Ваш сотовый телефон, сказала подошедшая ко мне в этот момент стюардесса, и я послушно отключил его. Я заказал пробник Jack Daniels и отказался от еды.
Через три часа березовые колки домодедовского терминала вызвали у меня сладкую тоску, а уже через пару часов я ехал среди разномастных москвичей по Замоскворецкой ветке, боясь опоздать на встречу.