Аннотация: рассказ из цикла "Архипелаги" Она не придет. Она пахла пряностями и фруктами с Восточных островов. Она не придет. Она жива, но лучше бы... и поделом ей!
В грязной девушке, сидящей на площадке лестницы, спускающейся к большому Крессильенскому рынку, все еще можно было различить остатки былой красоты. И хотя золотые волосы свалялись колтунами, а кожа приобрела сероватый оттенок, какой обычно бывает от частого употребления Порошка, но время пока не тронуло ни точеный аристократический профиль, ни алые губы, ни серые глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами.
Она сидела на механической четырехколесной тележке, прикрывая то, что осталось от ее ног, неровно обрезанной юбкой, и большую часть времени смотрела на стоящую перед собой корзинку для мелочи. Редко, когда вниз сыпались монетки, девушка поднимала голову и с тоской смотрела на сжалившегося над ней человека, словно все надеялась дождаться кого-то, кто просто не может не прийти.
По вечерам она вешала корзинку на шею и, ловко орудуя короткими рычагами, уезжала прочь. Окрестные мальчишки: дети торговцев и слуг, называли девушку "немая Сафи". Никто никогда не слышал, чтобы она промолвила хоть словечко, пока однажды маленькая девочка-квени из прибывшего недавно в город цирка не присела рядом с ней прямо на гранитную плиту, и не протянула ей зеркало в дорогой оправе.
Тогда немая Сафи жутко завыв, рванула с места, рыдая в голос. Больше ее никогда не видели.
1.
Когда его мать, гэла Габетта, решила, что устала от странствий, и увела свой фургон на вечную стоянку в Бравирский лес, Яну было всего семнадцать. Но уже к этому возрасту он умел отлично находить общий язык с самыми разными людьми и животными, с животными - особенно. Его дрессированная собачья труппа была известна многим от Стенвенфа до Крессильена. Все дети каравана собирались по вечерам слушать его сказки и валяться на спинах его мохнатых артистов. Юные красавицы-акробатки старались почаще попадаться ему на глаза, и матери с отцами никогда не упрекали их за это. Он не был красавцем, но его сильные руки, широкие плечи, голубые глаза и открытая улыбка заставляли вздыхать даже богатых зрительниц-горожанок.
Ян был одинаково вежлив и обходителен со всеми. Его единственным, причем отравляющим жизнь исключительно самому юноше, недостатком, казалось, было неумение отказывать. Квени из каравана этим не пользовались. Велико было уважение к гэле, и оно распространялось на ее сына даже после ее ухода.
Но даже если бы он и умел говорить "нет" - разве смог бы он сказать это короткое словечко золотоволосой Сафи? Уже стемнело, хоть и время было еще не позднее, когда девушка вышла на огни каравана. У костра в окружении своих собак лежал Ян и наносил замысловатые узоры на кожаный ошейник.
- Добрый вечер! Простите, господин, - красавица замерла на краю света и тени. - Я заблудилась. Мне нужно в город.
Ян оторвался от своего занятия и встал с бревна. Девушка куталась в огромный плащ с капюшоном и комкала в руках расшитый шелковыми розами ридикюль. Собаки подняли головы и повернулись к незнакомке. Она тут же сделала шаг назад, в тень.
Циркач направился навстречу девушке, жестом остановив решивших было встать с места лохматых членов своей труппы.
- Не пугайтесь, мэм, они вас не тронут. Куда же вы!
Сафин сделала еще шаг назад, и готова была скрыться в зарослях кустарника, когда Ян догнал ее.
- Город в другой стороне...
У златовласки были раскосые миндалевидные глаза. Она хлопнула ресницами, посмотрев на Яна, и спросила:
- Может, вы меня проводите? Только без собак...
И он ответил "да".
2.
Собакам не понравилось, что их оставили. Девушкам акробаткам не понравилось, что их променяли на низкорослую горожанку с алыми губами. Детям не понравилось, что Ян уходит куда-то на ночь глядя с незнакомкой. Но юноша этого не заметил.
Какое-то время они шли молча. Девушка сжимала ручкой в тонкой перчатке его локоть. Освещенная поляна с цирком осталась позади.
- Меня зовут Ян Вилен, - представился, наконец, циркач, переборов внезапный и несвойственный ему приступ смущения.
- Сафи... Сафи Баррис, - обладательница хитрых глаз и роскошных волос тоже, казалось, была смущена.
От нее пахло пряностями и фруктами.
- Как вы оказались под вечер в лесу одна? - Ян попытался завязать беседу.
- Случайно, - выпалила она, сделала паузу и продолжила. - Заснула в дилижансе и проехала свою остановку. Кучер и забыл про меня...
- Ну, хорошо, что не в Ане проснулись, - улыбнулся юноша.
- Это уж точно! - рассмеялась она тихо в ответ. - Так стемнело быстро.
- Боитесь темноты?
- Ну, не самой темноты. Но мама в детстве переборщила со сказками про чудовищ...
- И вы разлюбили сказки?
- Нет, - когда она улыбалась, у нее на щеках появлялись ямочки, а у глаз - мелкие морщинки. - Разлюбила темноту.
- Тогда хотите я вам сказку расскажу? Про красавицу и чудовищ.
- Я думала - вы выступаете с собачками...
- У меня много талантов. Но вы верно догадались. Придете смотреть?
- А и приду, - кокетливо отозвалась Сафи. - Вот завтра. Давайте вашу сказку.
Она так забавно гримасничала и так нежно теребила его за рубашку, требуя продолжения, что Ян даже расстроился, когда они остановились перед низким заборчиком из ржавых железных прутьев. Сафи приложила палец к губам Яна:
- Чшшшш, брат услышит - устроит мне разнос. До завтра, - и, подняв пыль юбкой, юркнула в калитку.
Юноша постоял еще немного, увидел, как в окнах проплясал свет уносимого светильника, и, вздохнув, двинулся в обратный путь.
3.
Она пришла, даже заплатила сверху десять лидов, чтобы сидеть в первом ряду, прямо у манежа. И Ян выступал только для нее. А она смотрела блестящими глазами, и улыбалась жемчужной улыбкой.
А потом он снова проводил ее до дома. И следил, как пляшет в окнах свет от светильника. И вдыхал аромат оставленного ею платка - аромат заокеанских пряностей и фруктов с Восточного архипелага. На третий день он ее поцеловал, и почувствовал, как Сафи дрожит. Девушка вырвалась и убежала прочь. Но на следующий день пришла снова. Она не краснела, не стеснялась, она отвечала на его не слишком умелые ухаживания с таким пылом... и лишь иногда, когда Ян говорил, какая она замечательная, добрая, милая - она опускала глаза и сжималась. "Потому что скромная," - думал он.
Так продолжалось почти неделю. Квени редко стоят где-то дольше. И цирк собрался - опустела поляна, свернулись тенты, все расселись по фургонам. Ян понял, что хочет, чтобы Сафи уехала с ним. Но они уже попрощались накануне вечером.
Осеннее небо зарыдало, стекая по брезенту, натянутому на дуги. Мокрые лошади замесили мощными ногами дорожную грязь - караван двинулся в сторону Ана. Ян обернулся, отчего-то решив, что сейчас увидит ее, одиноко стоящую на дороге. Но ее не там было...
4.
Прошла зима. Караван добрался до Ганфа на далеком горном севере и вновь отправился на юг. Сафи снилась Яну. Не каждую ночь, но постоянно. Постоянно он думал о том, сколько всего не спросил у нее, постоянно он боялся вернуться и не обнаружить ее в маленьком домике за ржавым забором на окраине Берна.
"А может она уже нашла другого? Может, когда я приеду, она меня даже не вспомнит..." - нет, такие мысли Ян гнал прочь. Он вез своей златовласке подарок: красивое зеркальце в дорогой оправе - игрушку, сделанную мастером-венси. Особым образом собранные слои стекла преломляли лучи света так, что оно убирало морщинки, наполняло кожу сиянием, рассыпало по волосам бриллианты, зажигало глаза, превращало простую ткань одежды в расшитые шелка. Такие зеркала в шутку называли "королевскими".
Конечно, Сафи и без того была прекрасна. Но выбирая между музыкальной шкатулкой и этой безделицей - он выбрал зеркало. Шкатулка будет не нужна, если Сафи согласится уехать с ним. Габетта оставила сыну граммофон и много пластинок с самыми разными мелодиями.
5.
Циркачи еще не успели поставить тент, а Ян уже распряг свой фургон и улетел в Берн, сжимая под мышкой подарок для сероглазой похитительницы своего сердца. Привязав коня к забору, он с замиранием сердца открыл скрипучую калитку, прошел по усыпанной лужами дорожке к дому и замер у дверей, услышав громкие пьяные выкрики, перемежающиеся взрывами мужского гогота. Ян заглянул в ближайшее грязное мутное окно, но из него видно было лишь закуток, в котором висели плащи.
"Ладно, лучше зайти завтра - это, наверное, брат Сафи гуляет с друзьями" - решил Ян, и развернулся было, чтобы уйти, когда дверь распахнулась.
- Ик... ик-то... и кто это тут отирается? - уставился на Яна сверху вниз долговязый детина, от которого несло прокисшей едой и перегаром.
- Я хотел бы видеть леди Сафи, - циркач повернулся и отступил на шаг назад. - Она дома?
- Леди-бледи, - расхохотался пьяным смехом незнакомец. - Нету ее, и не будет.
- Джоооон, - донесся откуда-то из глубины протяжный и скрипучий старческий голос.
- Все, нету ее, будет к лету, - пьяница вдруг решил захлопнуть дверь, но Ян остановил его.
- И где мне ее найти?
- В Креслеене...ик... в "Доме с синим фонарем", - оскалился тот. - Приветы ей передавай, аха.
И так налег на дверь, что она, наконец, захлопнулась. Лязгнул засов, изнутри снова донесся хохот и протяжное "джоооон".
- Там нашу бледи дурак какой-то ищет, - услышал Ян, растерянно стоящий посреди неухоженного сада.
Внутри сжалась какая-то пружинка и начала больно давить под ребра. Дом с синим фонарем. Бледи. Его золотоволосая Сафи - девочка из квартала утех?
Ян вышел со двора, отвязал коня, постоял еще немного. Хотелось что-нибудь разбить. Кого-нибудь ударить. Сделать что-то громкое, резкое, болезненное. Он швырнул коробку с зеркальцем в грязь и изо всех сил врезал по ней ногой - та отлетела в сторону. Затем Ян пнул так кстати подвернувшийся камень у забора. А после, обнаружив, что на него пялится какая-то седовласая женщина из дома напротив, показал ей кулак. Потом пошел, подобрал треснувшую коробку, закинул ее в седельную сумку, и, вскочив на лошадь, умчался прочь.
6.
Выехав из города, Ян пустил лошадь шагом. Пока он ехал до стоянки, боль утихла и вернулась способность думать. А не они ли ее прогнали? С такими родственниками - неизвестно еще, что лучше: дом или дом утех. Он даже дошел до того, чтобы ругать себя. Вот если бы он предложил тогда Сафи уехать с ним... она бы согласилась, точно бы согласилась. А он не предложил, и когда эти чудовища ее выгнали - куда ей было пойти? Может, они ее вообще сами продали?
Том, на все руки мастер, а потому совершенно незаменимый в караване человек, отремонтировал разбитую шкатулку. Зеркальце внутри и вовсе не пострадало. Через неделю квени отправились в Крессильен.
7.
"Дом с синим фонарем" был заведением не для бедных. Освещенный электрическими светильниками, многократно отраженными в высоких зеркалах, с драпировками и безвкусными картинами по всем стенам, он представлял собой так называемый фешенебельный мужской клуб. Здесь курили сигары, играли в карты, пили и рассказывали анекдоты пузатые торговцы во фраках и белоснежных рубашках. А между ними сновали разукрашенные и полураздетые молодые девочки, сверкая чулками в юбках "павлиний хвост".
Ян, выряженный этаким джентльменом, чувствовал себя клоуном. Хозяйка, встретившая его у дверей, небезосновательно решила, что мальчик у них впервые, и тут же начала его обрабатывать. Стесняясь смотреть в ее до неприличия глубокое декольте, циркач стал объяснять, какую бы он хотел девушку... и тут краем глаза заметил Сафи.
Она сидела на коленях у подтянутого мужчины с орлиным носом и пила вино из бокала в его руках.
- Вон ту, - указал на златовласку Ян.
Хозяйка чуть не поперхнулась собственными словами.
- М, молодой господин, вы так пальцем-то не тыкайте в девушку. У нее сегодня другие гости...
- Я вам двойную цену дам, но я хочу ее.
У хозяйки масляно заблестели глаза.
8.
Когда закрылась дверь комнаты, Сафи, глядя прямо Яну в глаза начала расшнуровывать свой корсет.
- Я пришел не за этим, - только и нашелся выговорить он. - Я просто очень хотел тебя увидеть...
- На, смотри, - зло выкрикнула она, разводя в стороны руки.
И вдруг разрыдалась, сжалась, спрятала лицо в ладонях и тяжело опустилась на кровать. Он обнимал ее, гладил по волосам, шептал на ухо, что заберет ее, увезет отсюда навсегда, что он думал только о ней, всю зиму, что он никогда ей не напомнит о прошлом, что все будет хорошо... И не заметил, как так случилось, что они уже лежали рядом, судорожно хватая друг друга за руки, за плечи, запуская руки в волосы, целуясь так жадно и нетерпеливо, словно желая друг друга проглотить. Их охватило безумие, жаркое и непреодолимое. В словах не было смысла, слова превратились в звуки, звуки - в стоны. А когда все закончилось, и туман страсти стал потихоньку развеиваться, он сказал, что готов увезти ее прямо сейчас.
- Нет, - печально покачала головой Сафи. - Ничего у нас не выйдет. И даже не потому, что меня будет кто-то искать. А потому, что ты бросишь меня... я не смогу жить в кочевом фургоне. Я привыкла к наличию ванны, перины, к сну до обеда, к дорогим платьям и безделушкам. Я уже испорчена, совсем Ян, совсем...
Она не смотрела на него, она смотрела в окно. Юноша провел рукой по ее обнаженному плечу:
- Сафи, это все мелочи. И это все можно даже возить с собой.Квени не бедные люди. У нас просто... такой образ жизни.
Яну даже не хотелось спрашивать, как она попала в "Дом" - он не хотел знать. Единственное, чего циркач хотел: чтобы Сафи согласилась уйти с ним. Он сполз с кровати, дотянулся до своего саквояжа, достал шкатулку с зеркалом и протянул ей:
- Это тебе.
Он знал, что выглядит глупо, стоя на коленях в исподнем. Но его это мало беспокоило.
Когда она смотрела в зеркало - то улыбалась. И у нее снова играли ямочки на щеках.
Ян отдал за эту ночь почти все свои накопления.
9.
Они договорились встретиться в семь вечера последнего дня недели.
Ян ждал ее в фургоне у моста через Тамс. Сразу за рекой начинались бедные кварталы, а потом город заканчивался петляющей через лес дорожкой, которая сливалась с Анским трактом через несколько миль. Стемнело.
Циркач часто поглядывал на часы, а Сафи все не появлялась. Возможно, сообразил он, у нее не было часов. Восемь. Пятнадцать минут девятого. Двадцать. Половина.
Закутанная в плащ фигурка показалась из узкого переулка, воровато оглядываясь, перебежала мост, и приблизилась к фургону. Ян соскочил со своего места, двинулся ей навстречу. Девушка откинула с головы капюшон.
Каштановые вьющиеся пряди падали на ее плечи. Темные большие глаза смотрели на циркача с жалостью и любопытством одновременно. Она подошла к Яну вплотную, так что он почувствовал, как она пахнет лавандой и солью. Она подняла голову - и взгляды их встретились.
- Сафи не придет. И не пришла бы даже, будь все хорошо, - как-то сухо начала девушка, а потом вдруг разошлась. - Забудь ты о ней, она любила только деньги. Она должна была уплыть сегодня в Стенвенф с моим постоянным гостем. Но их паромобиль взорвался на подъезде к порту. Забудь ее!
Ян схватил незнакомку за плечи и встряхнул:
- Что с ней? Она жива?
- Жива, да только зря она жива, говорят, и долго не проживет! И поделом ей, поделом, - девушка вырывалась. - Отпусти!
Он отпустил. А она достала из сумки шкатулку:
- Забери. Сафи все равно это выбросила, уезжая. А еще того лучше - забери меня. Меня зовут Ирма. Я устала так от всей этой грязи, - тут Ирма расплакалась. - Кому любовь даром не нужна - того любят, а мне... а я...