- Импрессионизм, кубизм, всё это уже устарело, всё не то, не говоря уже о натурализме - эти живые копирки. Нужно что-то новое, революционное, невероятно простое и в то же время, воплощающее в себе мироздание, начало-начал. Но что же, что же!
Казимир, бормоча себе под нос и порой выкрикивая отдельные междометия, метался по крохотной мастерской взад и вперёд, то подходил к холсту, хватаясь за кисть, то опять бросал её и снова принимался мерить комнату нервными шагами. Он садился на стул, прикуривал папиросу, через секунду вскакивал, тушил её и вновь колебал спёртый воздух мастерской тем же маршрутом.
В сотый раз, проходя мимо двери, двери вздумалось распахнуться и больно ударить его по плечу.
- Чёрт подери, больно же!
Из-за двери показался его сын-оболтус.
- Папа, можно тебя попр...
- Сын, - оборвал его папа, потирая ушибленное плечо, - оставь меня, у меня творческий кризис, мне нужно побыть одному.
- Всего минутку, папа! Мне нужна твоя помощь.
- Ну что там ещё? - недовольно осведомился Казимир, прекративший, наконец, рассекать пространство.
- Нам задали на дом задание по изобразительному искусству. Я не знаю, что делать. Ты всё-таки художник, помоги!
- И из-за такого пустяка ты врываешься и прерываешь мой творческий процесс?
- Ну, папа! Пожалуйста! У меня и так по половине предметов неуд. Меня скоро попрут из гимназии. Что тебе стоит? Один раз!
- Один раз! Я тебе уже помогал по геометрии. Ну, ладно, что нарисовать?
- Бесконечность.
- Что?! Они там с ума посходили, что ли? Как я им бесконечность умещу на маленьком листке, а? - и Казимир уставился на сына, ища ответ в его глазах.
Глаза отпрыска были пусты и беспечны.
- Надо подумать, - почесал затылок Казимир, - цвет возьмём чёрный, потому как чёрный - это мрак, неизвестность, загадка, первоначальный хаос, космос... Да, чёрный в самый раз! Иди сюда и учись, бестолочь!
Мастер подошёл к столу, схватил лист бумаги, расположил его на мольберте поверх холста и быстро нарисовал квадрат чёрной краской.
- Слишком чёрный, - раскритиковал его сынуля.
- Ну, да. И нужен чёрный.
- Лучше бы как ночное небо, - изъявил желание оболтус.
- А оно что, по-твоему, не чёрное? Иди и посмотри в окно, балбес!
Сын направился к окну разглядывать ночное небо.
- Вроде немного синевой отдаёт.
- Ну, синевой, так синевой, добавим синего, - согласился папаша.
- И как будто немного зелёное, - не унимался сын-перфекционист.
- Ты издеваешься?! - возмутился Казимир. - Ладно, будь по твоему, вот ещё зелёный.
- И вроде...
- Знаешь что? Заткнись. Я все краски сюда намешаю. Доволен?
Сын оценивающе оглядел эскиз бесконечности.
- Папа, а почему у тебя бесконечность квадратная, разве у неё могут быть рамки?
- Вот умник, а! Если я весь лист зарисую, холст под ним запачкаю!
- Да, но бесконечность и вдруг рамки. Это как-то...
- Пусть это будет окно в бесконечность, раз тебе рамки мешают. Ишь ты, придира выискался!
- Окно мне нравиться! - одобрил сын, слегка наклонив голову и с видом знатока разглядывая предложенный вариант. - А как ты думаешь, папа, если бы на самом деле существовало окно в бесконечность, это было бы творением рук человека или природы?
- Чаво?! - всё больше раздражался Казимир. - Наверное, человека, или природы. Не знаю. Пусть будет природы.
- Но ведь природа не терпит строгих прямых линий, квадрат не подходит.
- Природа! Плевать мне на природу! Это абстракция, дурень! - Малевич глубоко вздохнул, чтобы не взорваться, - Ладно, подай циркуль и новый лист.
Казимир ловко очертил циркулем круг и закрасил его сначала чёрным, а после на всякий случай, добавил и всех остальных красок, не желая вновь выслушивать претензии по поводу оттенков.
Сынок опять критически осмотрел рисунок, зачем-то выставляя вперёд большой палец и зажмуривая один глаз.
- Я вот что подумал, - перестав жмуриться, сообщил дотошный сынок, - сказано ведь: "Через Христа обретёте вечность, бесконечность", может, лучше крест, а? Это будет гораздо символичней.
- Чёрный крест - бесконечность?! Я тебе сейчас покажу, что транслирует чёрный крест! - Казимир быстро с завидной точностью очертил и раскрасил крест. - Вот смотри! Это не портал в бесконечность, это бесконечное страдание! Видишь?
- Действительно, - разделил мнение отца сын. Затем присел на отцовский стул и прикурил его сигарету.
Глаза Казимира округлились до размеров, дозволенных природой, он подошёл к ибн Казимировичу и отвесил ему звонкий подзатыльник.
- Ты что спятил, сопляк!
- Извини, папа, увлёкся, - взвизгнуло дитя, выбрасывая сигарету и вскакивая со стула. - Не злись, я придумал. Это последнее, честное слово.
- Точно последнее? - недоверчиво покосившись, удостоверился Казимир.
- Да, точно. Нарисуй, пожалуйста, чёрное яблоко. Будет очень метафорично: через яблоко люди лишились вечности, и через него же обретут. Здорово?
- Молодец, сынок, - Казимир довольно потрепал сына по щеке, - вот что значит -гены!
Казимир одним дыхом исполнил заказ сына и вручил тому чёрное яблоко.
- А теперь убирайся, живо! И больше не смей мешать!
- Ещё было бы хорошо... - уже на пороге обернулся неугомонный сынок.
- Вон, я сказал, а то сейчас запущу банку с оставшейся краской тебе в башку!
Ибн Казимирович рисковать не стал и одним прыжком скрылся за дверью и тут же наткнулся на друга отца, Ивана Клюна.
- Здрасте, дядя Ваня! Вы там поосторожней! У отца творческий кризис.
Иван Клюн опасливо проследовал в мастерскую.
- Это опять ты! - разъярённо зарычал Казимир, но обернувшись и увидев, что это не его отпрыск, осёкся, - А, это ты.
- Как ты? - участливо поинтересовался Клюн.
- Да так, на распутье.
Клюн прошёл в мастерскую и остановился возле стола с разбросанными на нём попытками изобразить бесконечность. Он взял в руки изображение квадрата и спросил:
- Что это?
- Где? А это. Окно в бесконечность.
Глаза Ивана Клюна загорелись и ожили. Лицо преобразилось, как будто на него снизошло откровение.
- Боже! Окно в бесконечность, ну, конечно же! Сколько в этом смысла, глубины! Это зародыш мироздания, чистая материя, альфа и омега! Это переворот в искусстве, прорыв, новая эпоха!
- Как ты сказал? Да! Мы назовём это - супрематизм!
Казимир только сейчас заметил, что Клюн чем-то бурно восторгается. Он оставил холст и подошёл к нему. Тот весьма возбуждённо развернулся к Малевичу и полез зачем-то обниматься.
- Ты гений, брат, гений! Это шедевр! - голосил Клюн, потрясая перед носом Малевича листом с квадратом. - Я сию же минуту покажу это кому надо! Начинается новая эра!
С этими словами Клюн выбежал из мастерской и, перескакивая через ступеньки, пустился вниз по лестнице.
Малевич проводил его, мягко говоря, изумлённым взглядом, потом, сообразив, подошёл к двери и крикнул Клюну вдогонку:
- Эй! У меня ещё круг есть и крест!
Но тот его уже не слышал.
Такая вот история о зарождении супрематизма.
И вот уже как почти сотню лет знатоки и специалисты считают квадрат Малевича иконой изобразительного искусства. И каждый видит в нем что-то своё (по мере своей испорченности), утверждают, что он обладает невероятным магнетизмом и собственной ментальностью и чуть ли ни художественной ценностью. А, возможно, это даже портал в вечность.
Я ужасно злюсь на себя, потому что не вижу в подобном ни одного, ни другого, ни тем более третьего. Неужели я тупее и грубее их?
Вчера я опять ходила в Третьяковскую галерею, пытаясь проникнуться этим жанром.
Когда проходила мимо Квадрата Малевича, мне вдруг показалось, что из него до меня доноситься гомерический хохот. Я прошла ещё раз и теперь услышала жалобный вой.
- Неужели новые таблетки доктора Мандельштама тоже не помогают? Жулик!
Я засобиралась уходить. На свежий воздух! Прочь от галлюцинаций! И спешно минуя квадрат, мне опять послышалось, будто он меня тихо зовёт:
- Тсссть...Тсссть...
Да, представьте себе! То ли звёзды в тот день сложились по-особенному, то ли какая чудотворная комета как раз мимо пролетала. Или, может, был прав наш великий эстет, Оскар, сказав, что "жизнь подражает искусству". В общем, это действительно оказался портал куда-то.
Я приблизилась к картине и прислушалась. Даже попыталась заглянуть внутрь. Потом снова уловила тихий шёпот:
- Эй. Вы должны мне помочь, прошу вас.
- Кто вы? - тоже шёпотом спросила я.
- Как кто? Казимир Малевич, разумеется.
- Как вы там оказались?
- Известно как, через портал, мной же созданный.
- И как там?
- Никак. Паршиво. Темно очень, ни хрена не видно. Бесконечно на что-то натыкаешься, все коленки себе отбил.
- А почему не вернётесь назад?
- Заклятье не позволяет. Боги наложили за издевательство над живописью.
- И ничего нельзя сделать?
- Можно. И вы мне поможете.
- Как?
- Заклятье потеряет силу, только тогда, когда люди узнают правду о моём квадрате. Вы должны поведать об этом миру: рассказать или написать.
- Как, опять развенчивать миф. Но ведь люди их так любят эти мифы! К тому же ваши приверженцы, они почувствуют себя полными идиотами, узнав правду. Может не надо?
- Нет! Умоляю вас! Я не могу боле тут находиться. Клянусь, я стану учителем геометрии и больше никогда не притронусь к кисти. Ну, будьте милосердны!
- Хорошо, хорошо, рассказывайте. Я напишу об этом, - сжалилась я над бедным Малевичем.
И он поведал мне всю правдивую историю, которую я, как и обещала, только что изложила на бумаге.
О! А вот и Малевич пожаловал из портала!
- Здрасте, мэтр!
- Да ну вас! - отмахнулся мэтр, вдыхая аромат, где-то стыренной по дороге, жёлтой розы и расплылся в блаженной улыбке.
Или это мой психотерапевт, доктор Мандельштам нюхает мою жёлтую карточку*?
Уф... Нет роза, Малевич. Слава Богу.
Примечания:
* жёлтая карточка в психиатрии означает диагноз - параноидальная шизофрения