Молодой человек был в потёртой кожаной куртке, кожаных же штанах, сапогах и перчатках. Длинные, соломенного цвета, волосы раскачивались от быстрого шага и выглядели на фоне чёрного одеяния нелепо, как и очки, оправленные в тонкую проволоку.
Когда путник достиг околицы, селяне только что в пляс не пустились: подфартило деревне несказанно. Удачники ценились на вес золота. Хотя, что там золото? Металл этот слыл благородным и в пищу не годился, а потому давно уже пал в цене. То ли дело удача. Не хватало её до зарезу. Весна на дворе, а радости мало. Прошлый урожай почти весь полёг. На подати зерна осталось, на жиденькую кашицу, да на сев. Но какой тут сев. Поля, что болота - впору рис сажать, вместо ржи. Скотина тощает, болеет от гнилого сена. Молоко киснет чуть ли не в вымени. Куры дохнут не дожидаясь котла. На реке не рыбалка - одно расстройство. Из лесов зверьё разбежалось. Городские закупщики дают за продукты гроши, а за товары дерут три шкуры. И который год так. Всё реже концы с концами сходились. А на поясах так наоборот.
Так что удачник вовремя появился. И пусть ходили зловещие слухи, будто позакладывал их брат душу дьяволу, нынче, однако, было не до религиозной полемики. Попросту хотелось выжить.
Мужики баб да детей по домам разогнали, а сами сгрудились на улице - посмотреть на путника вблизи, оценить, а разговор завяжется, так и слово вставить. Молодой человек кивнул селянам и, не справляясь о дороге, направился прямиком на заезжий двор.
***
В первый день, как водится, с разговором не лезли. Присматривались. Парень курочку с дороги умял, самогону выпил, да спать завалился. Ночью же по деревне новость пронеслась - у хромой Валги отелилась успешно корова, которая до этого всё больше мёртвых телят приносила. Такая новость, что верительная грамота - удачник самый настоящий. Можно и разговаривать.
Старого Репу никто в старосты не выбирал, и не назначал. Так сложилось, что с редкими проезжими караванами, да со сборщиками налогов, старик дела вёл, как самый головастый, за что и прозвище такое обрёл. Умел он, с выгодой для общины, тему повернуть. Кому же, как не ему, и с удачником переговоры вести?
Удачники - это не колдуны какие-нибудь из сказок. Они не ворожат, и вообще с печи не слезают, но вёрст на тридцать вокруг, вдруг, удача просыпается. Потому всякое селение удачника к себе заполучить мечтало, да на подольше.
Что потребует парень взамен, было неизвестно, знали только, по слухам, что жизнь удачники в уплату не принимают. Это строго. Но в любом случае никакая цена не показалась бы селянам чрезмерной. Без удачи долго не прожить. Вон, Осинки два года назад угасли от мора. Неужто тамошние мужики торговаться бы стали? Что хочешь отдали бы за удачу. А пожелай гость красавицу какую с собой увести - это вообще не плата. Они красавицы для того и родятся. Так что Репе открытый лист выдали: обещай что хочешь, а парня удержи.
Молодой человек ожидал Репу за столом. Хозяин выставил пару кувшинов пива и исчез.
- Удача бы нам не помешала, - заметил Репа, чтобы как-то начать разговор.
- Я догадался, - Парень тряхнул гривой и кивнул на протекающую крышу.
Даже здесь, в единственном на всю деревню доходном заведении, царил упадок. Чего тут добавишь? Репа и не стал попусту жалиться. Сразу к делу перешёл.
В первую голову обсудили обычный ряд: удачник соглашается остановиться у них до праздника урожая, а миру вменяется кормить его вдоволь весь срок и ночлег предоставить достойный. Ну, по субботам баня, а выпивка в любой час, по потребности.
Меньшего и пастуху не предлагают.
Ополовинив кувшины, к главному перешли.
- Удача - товар необычный, - произнёс парень. - И расчёт за него особый.
- Не тяни. Назови, что просишь.
- Любовь.
- Любовь? - не понял Репа.- Чтобы мы полюбили тебя? Так?
-Нет, не так,- парень даже не улыбнулся. - В уплату я заберу вашу любовь. Ваши чувства. Совсем заберу. Навсегда. И у всех. Тех, кто живёт здесь ныне, и кто родиться потом. Вы просто перестанете любить друг друга, вот и всё.
Не ожидал Репа такой необычной цены. Смутился. Но возразил по привычке:
- Просто? Удача на сезон, а любовь-то навсегда.
Парень кинул в рот солёный сухарик.
- Почто вам, сиволапым, любовь? Стихов вы не сочиняете, песен не пишите, а бабу и без любви обрюхатить можно. Да и ты, старик, своё отлюбил поди.
- А не слишком самоуверенно? Мудрецам, вон, жизни не хватает, чтобы сущность любви понять, а ты так, запросто, в карман её положить собрался.
- Не беспокойся, старик. Я положу.
- И всё же как-то необычно и потому тревожно, - Репа замешкался. - Может, другое что попросишь?
-Я не торгуюсь, старик. Просто думаю вслух.
Перчатки липли к кувшину и когда парень менял руку, отставали с противным хрустом.
- Не мною цена назначена. Те, кто меня способностью наделили, они свой интерес имеют. И поверь, - любовь не самая высокая плата...
Бумагу чин-чином составили, ударили по рукам. Сам Репа, пожалуй, и остерёгся бы такие сделки заключать. Но гость прав - его землякам любовь не дороже жизни.
Перед уходом старик не удержался.
- Как это произойдёт? - поинтересовался не без сарказма. - Ты у нас что ли в головах будешь копаться, любовь выскребая?
- Выскребают любовь гинекологи.
Репа не засмеялся. Парень снял очки и потёр глаза.
- Всё проще,- сказал он. - Когда придёт время платить, я произнесу Слово. А как покину деревню, любовь ваша уйдёт со мной. Многие ничего и не почувствуют.
Односельчанам Репа всего не поведал. Сказал только о прокорме, да о ночлеге. А что сверх того, мол, по осени видно будет. На том народ и успокоился. За один-единственный удачный сезон можно года на три вперёд запас сделать. По нынешним временам три года - вечность.
***
Попёрло!
Погода наладилась, и отсеяли славно. А через неделю из Города пришла бумага. Селянам сообщали, что в результате перерасчёта, они освобождаются в текущем году от продовольственного налога. Дескать взяли с них когда-то лишнего.
Удача к удаче. Куры неслись, что икру метали. Скотина подобрела, раздалась, аж шкуры трещали.
Радовалась деревня, один Репа не радовался. Когда невмоготу стало, ища одиночества, отправился он на Гиблое Поле. Верстах в пяти от деревни оно находилось - великое скопище ржавых танков, бэтээров, обглоданных до остовов, грузовиков, - всего того, что осталось от безвестной механизированной группы. И кости солдатские раньше лежали в избытке, но зверьё растащило. Репа приходил сюда поразмыслить. И вспомнить. Здесь легко вспоминалось.
До Вторжения он успел закончить педагогический институт и распределится в эту глушь. Но недолго пришлось учительствовать. Через несколько лет не до учёбы людям стало - каждая пара рук была к работе приставлена. Школы всюду позакрывались, а учителя, коли хотели выжить и сами полями-огородами занялись.
Кто они, сказать толком никто не мог. То ли инопланетники, то ли из иномирья пришельцы, то ли из далёкого будущего. Были они настолько чужды землянам, что захватив мир, не знали что с ним делать дальше. Территория как таковая их не привлекала, убогие земные ресурсы тем более, а включить человечество в свою систему, чужаки не смогли.
Их почти и не видел никто воочию, да и слухов ходило не много. Селяне так и вовсе скоро забыли о вторжении. Крестьянину испокон веку безразлично, какая власть в городах укрепилась. Продналог не слишком отличается. Вот только неудачи валом пошли. Будто и не изменилось ничего, и раньше случались неприятности, но тут через край хлынуло.
Знал старый учитель - бомба это была. Ну, не бомба в общепринятом смысле, но оружие как бы такое, чужацкое. Окатили Землю этой самой неудачливостью, точно напалмом. И понеслось. Армии тогда первыми на себе странный эффект испытали. Как старательно ни рисовали генералы стрелки на картах, ничего-то у них не вышло. Разгромили генералов. Партизаны, те чуть дольше продержались, но и от них удача отвернулась. А там и правительства послетали, что осенние листья.
Чужаки победили, но и сами в тупике оказались - обратно вернуть удачу у них не вышло. Не годился человеческий материал для такой регенерации.
На тридцать с лишним лет хаос повсеместно воцарился. Промышленность загнулась, общество быстренько скатилось к средневековью. А новые хозяева никак себя не проявляли. Вроде как плюнули на недоступных их пониманию землян.
Но вдруг, не так давно, появились откуда-то удачники. Невежды считали их эдакими ходячими талисманами. Но учитель подозревал, что те никакой удачи не приносят, а, всего-навсего, нейтрализуют действие той самой дурацкой бомбы. Всё бы хорошо, вот только плату они странную требуют.
Вернувшись с Гиблого Поля, Репа зашёл к Комару. Потолковать зашёл. Из молодых, тех кто после Вторжения родился, Комар, пожалуй, самым разумным был. Книжки Репины все перечитал, размышлял здраво.
Хозяин встретил учителя приветливо. Достал бутыль с первачём, стаканы довоенные. Выпили. Луковицей закусили. Рассказал Репа, чем договор с удачником обернётся. Согласился Комар - не дело от любви отказываться. Тут он не просто со стариком согласился, у него и собственный интерес имелся. Любил он девушку Рашку, а та его любила, и на осень как раз свадьба намечалась у них. Так что не отмахнулся Комар от болтовни стариковской. Подумал.
- Здесь Шахеризада нужна, - решил он. - Сказки ему читать. Или нечто подобное. Заморочить бы парню голову, чтобы забыл зачем пожаловал.
Выпили по второй. Закусили. Долго потом говорили, прикидывали так и эдак. Но ничего не надумали толком.
- С братанами ещё покумекаю, - пообещал Комар на прощание.
***
Летом поля и сады изобилием вспучились. Таких видов на урожай никто из старожилов не вспомнил. Даже Репе показалось, что до Вторжения скуднее земля рожала. И виды обещали не просто остаться видами. Погода больше не лютовала. Градом не била, засухой не жгла, влаги давала в меру.
Караван торговый, разбойниками побитый, по дешёвке товар скинул. Приоделась деревня. У тех же купцов и лошадей перекупили. На деревне лошадь - первый признак зажиточности. Теперь в каждом дворе или жеребец или кобыла пристроились.
Полюбили селяне своего удачника. Без малого святым почитали. При встрече кланялись. Кабы в городе каком дело было, давно бы подписку открыли на памятник. На селе такой дурью не баловались, однако по-своему признание проявляли. Парень как сыр в масле катался. Ел что желал, пиво пил, самогон. И девки к нему частили, надеясь в тайне прижить ребёночка с толикой отцовской удачи. Дуры они, девки. Не бывает у удачников детей. Зря только ноги раздвигали. Была, правда, у Репы надежда, что приворожит какая из молодых красавиц гостя и останется он в деревне. Но очень уж слабенькой была та надежда. Тут не удача, тут чудо потребно.
Сам он парня сторонился. Но однажды не выдержал, зашёл в гости.
- Скажи, вы, удачники, ведь от чужаков появились? Зачем? Что им нужно от нас?
Парень нахмурился. Обычная его весёлость куда-то пропала. Некоторое время он раздумывал, не выпроводить ли Репу вон. Однако, подумав, решил ответить.
- Я их не видел и с ними не говорил. Нас с младенчества в особом лагере содержали. Обучали, воспитывали. Там ни людей, ни чужаков не работало, только андроиды.
Он помолчал.
- А зачем всё это, не знаю. Может понять нас хотят.
***
Осенью, как клёны разделись, пришла пора расставаться.
Репа пришёл к удачнику, пригласил на праздник.
- Сельчане желают проводы тебе устроить. Отблагодарить за добро. На площади столы накрыли. Кабана на рожне зажарили. Твоя удача, видишь, и кабанов в леса привела.
Ну, а после праздника и расчёт будет.
Парень лёгок на подъём, когда дело веселья касалось. Впрочем, другой жизни, он, верно, и не знал. Вдвоём и отправились на площадь. А там уже вся деревня собралась. Приоделся народ. Лучшее платье из сундуков повытаскивал. Обвешался монистами да мишурой. У Комара на груди, на верёвочке, массивная шестерня от танка - ни дать ни взять, орден средневековый.
- Нам с тобой во главе стола сидеть, - показал Репа.
Шагнули.
Свистнуло над ухом старого учителя. Орден из шестерёнки наградился его спутнику точно в затылок. Парень как бы споткнулся, нырнул вперёд. Тут и братаны Комара подоспели. Навострённые загодя колья клюнули в спину. Раздался хруст, чавканье.
Хватило сил у парня перевернуться. Взглянул он Репе в глаза. Тоскливо так глянул. Репа аж застыл от ужаса. Парень захотел что-то сказать, но тут уж оцепенение с учителя спало. Не желая понапрасну рисковать, выхватил у Комарова брата кол и резко всадил в открывающийся рот удачника, пробив заодно и мозг.
- Прости, - пробормотал еле слышно Репа.
Тут только до остальных дошло. Селяне, кто не был посвящён в лиходейство, метнулись по сторонам. Столы опрокинулись. Бабы завизжали истошно.
Мужики колья выпустили, побледнев от содеянного. Дело, однако, довершить требовалось. Комар рявкнул на братьев. Те взялись за багры, крючья и поволокли тело к яме. Там уже и лопаты торчали из свежего отвала, а Гомжа спешно тащил саженец с комом земли на корнях. Быстро закопали удачника. Берёзкой молодой запечатали.