Дед поднялся с широкой лавки, застеленной для мягкости ватным одеялом и, растирая руками спину, подошёл к ходикам. С прерывистым лязгом опустив гирьку, он привычно перевёл пальцем стрелку на полчаса вперёд. Шесть утра. Дед всегда, сколько себя помнил, вставал в шесть. Вот по вставанию и правил часы. А больше всё одно не почему - радиоприёмник замолк давно, вместе с сельским движком от которого питался силой.
Дед попил воды, вышел из дома на солнечную сторону и задремал. Ночами-то он спал плохо - нечисти боялся, а на солнышке с утра добирал, если, конечно, оно среди нынешних дождей появлялось. Сегодня как раз появилось и судя по чистому небу на весь день. Добрый знак.
Так он дремал часа три, пока не проснулся от детского гвалта.
- Шерстень, шерстень, ищи перстень. Меня не трогай, укажи дорогу, - орали по очереди мальчишки бегая то за шершнем, то от него.
Пацанят на целую деревню всего трое. Один учительский и двое погодков Лёшки Федькина. А больше не предвидится. Вымирала их деревня потихоньку, как и другие вокруг.
Подремав ещё с час, дед решил что довольно. Мальчишки давно притихли, видимо нашли себе другое занятие. Дед поднялся и направился к узкоколейке, осторожно ступая по редким твёрдым островкам среди топкой грязи. Солнце так и не сумело подсушить землю за несколько вольных часов.
***
Густо заросшая травой узкоколейка поднималась от берега озера на холм и заканчивалась тупиком возле самой деревни. Рядом с тупиком открывался не отрытый до конца котлован. Крутые некогда его склоны давно завалились, поросли лопухами и молодыми деревьями. В тупике, подпёртые ржавыми как и рельсы башмаками, стояли две цистерны.
В цистернах хранился бензин. Превосходный девяносто третий бензин, предназначенный для военных "Уралов", что пожирали его в огромных количествах. Ни одного "Урала" здесь так и не появилось. Военные тоже пропали, оставив добро без присмотра. Так оно и стояли в тупике годами. В деревне бензин никому не был нужен. В керосиновую лампу он не годился, да и мало осталось тех ламп. Вот если бы в цистернах плескалась солярка, другое дело. Может Лёшка-тракторист и не удержался бы от соблазна.
Мальчишки вертелись возле вагонов. Используя металлический прут, как рычаг, они курочили сцепное устройство. Дед молча подошёл и, будто пролетающую мимо мошку, проворно цапнул за ухо старшего Федькина. Тот не вырывался, смирился. Остальные тоже не убежали. Встали рядом, ожидая неизбежного выговора.
- Не тобой сюда поставлено, - сказал дед без злобы. - Ты и не трогай.
Он отпустил ухо и трое пацанов сорвались с места.
От озера донеслись крики, девичьи голоса и плеск воды. Дед настороженно повернул на шум голову и негромко ругнулся - упыри до того обнаглели, что и среди дня забавлялись с русалками.
Когда-то узкоколейка вела мимо озера, через долгий сосновый бор к биостанции, а оттуда к городу до которого вёрст не счесть. Однако лет пять назад возле озера поселились упыри. Они срыли насыпь, разобрали дорогу, поставили вокруг озера забор. Веками деревенские в озере рыбу ловили, а тут, вдруг, забор - не на речку же убогую за рыбой ходить.
Деревня во всей округе считалась староверской. Говорят, жившие здесь в прошлом веке староверы стреляли без промаха в полной темноте на запах табачного дыма, если прохожий человек приближался по глупости или по неведению к деревне. Прочих, кто не курил, спроваживали за Кежарский лес без смертоубийства. Суровые люди. Эти бы не позволили упырям на озере логово свить.
У селян же озеро отстоять не вышло. Как забор появился, мужики чин чином отправили к чужакам депутацию. Упыри в ответ спустили собак. Собаки - одно название, на собак не похожи. Гладкие, белые с розовым, словно свинка морская, что у учителя в клетке обитала, пока не сдохла в прошлом году. Но звери свирепые, подстать хозяевам. Прохоровского Мюллера, овчара немецкого, разорвали как игрушку плюшевую. Прохор разогорчился тогда, схватил карабин и кинулся к озеру. С трудом удержали его селяне, упасли от безумства.
***
По пятницам на озеро садился аэроплан. С огромными поплавками под брюхом вместо колёс. От тупика было видно как он заходил на посадку, ревя моторами, касался воды, поднимая волну и затем исчезал за деревьями. Гул усиливался на мгновение и смолкал. И в эту ночь упыри особенно беспокоили. А следующим утром вновь раздавался рёв и уродливая птица поднималась к облакам.
Сегодня как раз была пятница. Дед дождался появления аэроплана, проводил его взглядом до самой озёрной глади, ругнулся в сердцах:
- От, чума болотная!
Затем, подождав, пока двигатели смолкнут, и ещё раз осмотрев цистерны, он побрёл к заготконторе.
***
Никогда деревню власть не жаловала. И селяне отвечали ей тем же. Ещё при царях наведывался с обыском урядник с казаками, или попы приходили с проповедями (но тоже с казаками). То и дело неразумных селян плетьми учили. А потом, вместо урядника, попов и казаков появились парни в кожанках.
Мужики с дальних сёл все в лес ушли поголовно, стали кожаных стрелять в распадках, да на дорогах лесных. Староверы лишь плечами пожимали - одна бесовская власть сменила другую, ради чего тут лезть на рожон.
Зря, может быть, пожимали, напрасно не стреляли. Власть кожаных когда укрепилась, самых упёртых, устойчивых в вере, скоро забрали. Никто из них не вернулся. Сгинули без следа. И дедов дед среди прочих.
Колхоза в деревне новая власть так и не затеяла, даже при Сталине. Затеяла артель промысловую. Лёшкиного отца - Николая, председателем назначили. Кедровый орех, корень, ягоду, а раньше и мех заготовителям сдавали. Через это дело и трактор получили и всякой всячины по обмену. Заготовители перестали прилетать в тот же год, когда и военные пропали. А там и нечисть поселилась на озере.
***
Ближе всех к озеру стоял дом травницы бабы Насти. Вот её-то упыри и сгубили в первую очередь.
Как-то в ночь гвалт поднялся со стороны её дома. Крики, хамёж, треск дерева, звон стекла... Пока деревня поднималась, злыдни назад откатили, а травницу в доме нашли мёртвой. Лежала она на полу, вроде и не притронулись к ней, а на лице ужас застыл.
Мужики побежали за топорами, острить осину. Но двинуться на нечисть тогда не решились. По следам судя много их было, гораздо больше чем деревенских. Да ещё эти звери их бесовские на память пришлись.
Учитель тот вообще сомневался на счёт упырей. Но если про молекулы и планеты его слушали с любопытством, вместе с детьми малыми, то по нечисти учитель на авторитет не тянул - тут своим разумом рассуждали. Что осталась у селян от предков, так это склонность к трезвости. На деревне не то что самогона, но и браги ни у кого не водилось. Тот командир, что бензин для "Уралов" привёз, даже обрадовался. На точках, говорил он, что офицеры, что солдаты быстро спиваются. Трезвый ум и не позволил тогда мужикам на упырей до срока пойти. Сперва, решили они, подумать надо.
Дом деда стоял от озера следующим, потому, пока селяне думали, он каждую ночь ожидал гостей. В первый же вечер, как бабу Настю схоронили, достал из ларца серебро, от покойной жены оставшееся, поломал кусочками и смешал с картечью. Пороху - полуторный заряд отмерял. С двух стволов может всех и не положит, но первые ряды, с божьей помощью, сметёт.
***
Мужики собрались у ветхого сарайчика заготконторы. Баб и ребятишек по домам отослали, только Дунька уходить отказалась. Не нашлось Дуньке мужика вовремя, некому было и настоять. Дед подошёл последним, как бы давая добро затее.
Никто слова не произнёс, начали молча. Открыли дверь (а замка на сарайчике сроду не висело) - сыро, запах гнилой древесины, пусто, лишь железная бочка с соляркой посредине стоит.
Бочка эта досталась им по случаю. Вертолёт, видимо заблудившись в тайге, ошибочно сбросил груз на деревню. Ушлые снабженцы, чтобы на дорогой парашют не тратиться, на каждую бочку, для смягчения удара, нацепили по несколько старых шин. Но всё равно при падении три бочки лопнули, залив соляркой землю. Одна эта и уцелела.
Селяне сами её в сарай поставили. На чёрный день приберегли, или если вдруг хозяин объявится. Но хозяин так и не появился, а день - вот он, чернее некуда.
Прохор с Учителем вдвоём повалили бочку, толкнули к выходу, тут и остальные подхватили, покатили к Федькинскому дому.
***
Лёшкин "Беларусь" давно без дела стоял. Облез весь, колёса воздух уже не держали. Но Лёшка сказал, что и так сойдёт и даже лучше по грязюке на спущенных колёсах пробираться.
Шлангом сливали солярку в ведёрко, сделанное из железной банки, в которой когда-то давно продавалась томатная паста, и потом переливали в бак. Можно было и не тащить всю бочку, но поздно додумались.
Прохор едва скрывал своё нетерпение. Остальные спокойно ждали.
Долго Лёшка стартёр дёргал, наконец зацепил искру. Трактор выпустил плевок копоти и затарахтел. Федькин ещё что-то регулировал, прислушивался, потом уверенно кивнул.
Дружно и споро накидали в кабину ветошь, на крышу - охапки сена. Лёшка тронул рычаги. "Беларусь" ринулся вперёд, начал елозил по глине, но пёр уверенно, а его след тут же заливала вода.
Пошли рядом.
***
Вот и тупик.
Тряпьё и сено уложили на узкие тормозные площадки. Костылём и кувалдой пробили дыры в намазученных с потёками боках. А когда пахнуло горючим, той же кувалдой, выбили из-под колёс башмаки. Однако цистерны не шелохнулись.
Тогда "Беларусь" взобрался на насыпь, рыкнул громче, пихнул вагоны и тут же заглох. Но дело сделалось. Оси заскрежетали, что-то хрустнуло, вагоны тронулись с места. Дед метнул в ветошь факел, следом за ним и остальные бросать стали, Прохор, рискуя опалить лицо, подбежал вплотную и сунул свой факел в самое нутро.
Цистерны, нырнув под горку, быстро разогнались, пламя раздулось, поглотив сцепку целиком. Вдоль дороги потянулась густая полоса сизого дыма. Со стороны упыриной лёжки послышался вой. Но было поздно. Тяжелые снаряды соскочили с рельсов, пробили стену и влетели в самую серёдку зловещего логова. Селяне услышали несколько взрывов, но увидели только один единственный огромный огненный шар. Затем, видимо, рванул аэроплан.
Горело всё, всё что скрывалось за забором, и сам забор тоже горел. Мужики держали ружья на случай, если какой упырь вырвется из огня. Но никто не уцелел. Может только русалки в озере укрылись.
Пожара мужики не боялись - дни сырые стояли, а от забора лес отделяла широкая просека. Да даже если бы и пожар, рассуждали они, лучше в огне сгореть, как поступили бы предки, чем живодёрам достаться.
***
Дед ушёл сразу, а мужики и Дунька ещё долго стояли возле осиротевшего тупика, завороженные огнём. Солнце опускалось за озеро, и закат слился с отражением угасающего пожара. А когда совсем стемнело, лишь отдельные сполохи подкрашивали черноту неба...
Лёшка, с трудом запустив трактор, уехал. Деревня разошлась по домам. Уходивший последним учитель завернул к деду.
При тусклом свете жирника, хозяин перебирал леску, вязал крючки, проверяя прочность узлов редкими здоровыми зубами. Учитель остановился в дверях, опёршись на косяк, и молча смотрел на деда.
- Утром на рыбу пойду, - объяснил тот.
14 июля, 28-30 октября 2003 года. Дзержинск - Киев.