По мотивам сюжета И. Прута, М. Ромма (фильм 'Тринадцать') и А. Куросавы, С. Хасимото, Х. Огуни (фильм 'Семь самураев')
Сразу признаюсь, данный текст не в чистом виде мое собственное произведение. И не только потому, что использует идею, почерпнутую из двух упомянутых фильмов. Идея применить сюжет "семерки" на материале освоения Сибири Русским царством сначала сподвигла меня провести форумную (текстовую) ролевую игру. Игра получилась. Причем во-многом благодаря творчеству каждого отдельного игрока, боровшегося за своего персонажа и самостоятельно подбиравшего решение под каждую задачку. Результат настолько мне понравился, что подвиг на обработку полученного текста в литературный вид. Ради читабельности и литературности пришлось изменить текст довольно сильно. И, тем не менее, вклад игроков достаточно велик, чтобы обязательно упомянуть их и сказать "спасибо". Я бесконечно благодарен им за этот подарок.
Форумная РПГ 'семь безумцев', проводилась на ресурсе TARRASQUE.net (ныне не функционирует)
Даты проведения игры: 23.07.2006-23.04.2007
Участники (практически соавторы):
Фрол, подьячий стрелецкого приказа - игрок Андрей aka Slider
Иван Калина, запорожец, енисейский посадский человек - игрок с ником Red Ganz
Кайсар, казах, енисейский посадский человек - игрок с ником Ghola
Кадысин Кереметь, промышленный человек, бессермянин (удмурт) - игрок с ником #Камиль#
Никодим, отставной стрелец - игрок с ником Ali
Мишка Без-башки, голутвенный казак - игрок с ником DarkDwarf
Амир, казах, гулящий человек - игрок с ником Grunge
Татьяна, дочь Николина, слобожанка - игрок с ником Бася
Год действия 1651, лето. (7159 от сотворения мира)
Это спустя 65 лет после событий фильма 'Семь самураев', примерно за 230 лет до событий 'Великолепной семерки' и примерно за 270 лет до событий фильма 'Тринадцать'.
А еще это:
- примерно через 20 лет после событий 'Трех мушкетеров' и почти одновременно с событиями 'Двадцати лет спустя';
- примерно 30 лет спустя событий 'Капитана Алатристе';
- в год окончания событий романа 'Огнем и мечом'.
Пролог
Пашня была устроена лучшим порядком, на долгом южном склоне. В полугоре: ни у подошвы, чтобы жито не потратили ранние заморозки, ни у вершины, где земля тощая. У межи возле меленькой рубленой сторожки караулили двое слободских дозорных. Дядька Федот сидел на завалинке, опираясь на посошок, щурился на зажелтевшую уже ниву. Любовался волнами, которые пускал по колосьям ветер. Долгоногий малец Федька лежал в мягкой мураве, глядел в небо, нежился на отходящем уже солнце. Лета оставалось немного, стоило ценить ясные деньки.
'Татары' появились от дальней опушки с гиканьем, свистом и резкими вскриками. Неслись во весь опор на невысоких мохнатых монгольских лошадках. Коротко глянув на них, Федот шепнул мальцу:
- Ну, давай, Федька.
Федька, не переспрашивая и не уточняя ничего, был уже на ногах. Чуть пригибаясь, и держась так, чтобы сторожка закрывала его от татар, малец сквозанул к давно примеченному ложку. Им совершенно незаметно от всадников выскочил на опушке, чтобы нырнуть в нее, и так же скрыто добежать до слободки, упредить. Федот, глядевший за ним, пока татары еще не доскакали до сторожки, успел облегченно вздохнуть и напрасно. Тотчас же, только малец мелькнул перед тем как скрыться в кедраче, из лесу куда ближе к нему, выскочило четверо всадников и во весь опор, но без шума, понеслись за ним.
Влетев в лес, они осадили коней. Дальше пошли почти шагом, скрываясь и приглядываясь, где мелькнет меж деревьев рубашка Федьки.
Тем временем первая ватага всадников скакала во весь опор, лихо и буйно. От удальства несколько татар влетели в колосья и понеслись по ниве. Федот не выдержал, кинулся им наперерез.
- А ну назад! Назад, сучье племя! Куда хлеб топтать?
Он целился к первому, ближнему к нему татарину, целясь перехватить узду лошади, но другой татарин вырвался вперед наперерез мужику, и с ходу сшиб лошадью его наземь. Тут же остановив лошадку, заставив ее заплясать на месте, он свесился с седла на одном стремени и принялся хлестать и хлестать нагайкой Федота. Крестьянин сначала не был виден в колосьях, но чем больше плясал конь, тем лучше было видно неподвижное тело. Резкий свист и окрик заставил его бросить это занятие. Он мигом снова сел в седло и подскочил к сторожке. Туда уже подъехала и первая ватага и третья часть всадников уже спокойно подъехавшая из леса. Всего около четырех десятков человек.
Среди них выделялся старший. Он был одет ярче и богаче остальных, держался князем. Конь плясал под ним, остальные еле сдерживали разгоряченных лошадок. На опушке, где скрылся Федька, появился один из поскакавших за мальцом всадников. Долгим свистом и взмахом руки с нагайкой он позвал остальных, и вся ватага прянула вскачь к нему.
Слободка, вытянулась на двух буграх, разделенных болотистым распадком на крутом (северном) бережку неглубокого ручья. В основной части семь домов да кузня в распадке, да амбар на сухом пустыре. На верхнем конце, на другом бугре - четыре дома поновее. От домов к опушке - огородики. На другом (южном) бережку ручья - зеленели долгие луга до леса.
Федька появился от западной опушки и на бегу попытался крикнуть:
- Татаре!
Но на бегу какой крик, так, рваные выдохи. Так что ему пришлось остановиться, и тут уж он истошно закричал так, чтобы слышно было в слободке:
- Татааареее! Татааарее идуууть!
Этот крик получился что надо. Но в тот же миг из-за его спины с совсем другими криками и свистом появились всадники, разворачиваясь в лаву и обнимая слободку с двух концов.
//
Термин 'татары' русские часто использовали в качестве общего наименования для любых представителей тюркских народностей Сибири.
//
Малец согнулся, упираясь ладонями в колени, не имея уже сил, ни кричать, ни дышать. Когда он разогнулся, всадники уже неслись кругом него, облетая мимо. Наконец один из них, не останавливая коня, ткнул его каблуком меж лопаток, бросая кубарем наземь.
Хотя Федька и крикнул, слободке все одно было никак не приготовиться к налету. Лишь в иных избах прятали девок под стреху, да детишек в погреб. Кой-какие мужчины хватались за вилы и топоры, но толку не было никакого. Татары не стремились налетать на них, мгновенно собирались возле, оттесняя боевитых крестьян, а другие налетчики продолжали метаться по слободке, врывались в дома, залетали верхом в ворота дворов.
Князец, остановил коня посреди основной части слободку, по-хозяйски оглядывал ее и довольно щурился, поглаживая жидкие усы.
Прихрамывая, к нему выскочил из ближнего дома слободчик Никифор.
- Пошли прочь, басурмане! Что творите, ироды?! Убирайтесь, пока за татьбу не ответили!
Князец покосился на него, усмехнулся, махнул рукой подручному. Тот выскочил вперед, оттесняя слободчика назад грудью лошади.
//
Кроме крестьянских поселений, организованных государственными чиновниками, в Сибири были селения, созданные самостоятельными инициаторами - 'слободчиками'. Они сами собирали 'охочих людей', обеспечивали переезд, получение земли ('государевой пашни') и устроение на новом месте. Такие поселения назывались 'слободы'.
//
Подтягивались и остальные крестьяне, кружком вставали татары. Ни девок, ни крестьян они пока не трогали.
- Вы чьего роду-племени такие?! - негодовал Никифор, отступая, - будет вам укорот от воеводы!
Татары же явно забавлялись тем, как пожилому хромому слободчику приходится отступать от лошади. Когда же он вывернулся, подручный князца тут же хлестнул его плетью через все лицо. Слободчик устоял на ногах, но остановился, схватившись рукой за ссадину.
Отсмеявшись, князец оглядел слобожан и слободку. За спинами крестьян его люди тянули со дворов мелкую скотину, выносили из амбара зерно.
Он приосанился и начал выкрикивать через толмача из своих людей:
- Грязный орыс! Эта земля принадлежит беку Карачаю!
Князец явно назвался иначе, но толмач почему-то выбрал именно это имя, пахнущее татьбой и душегубством.
- Вы прогнали ызыр от Енисея, но мы не ушли! Мы вернулись и заберем у вас эту землю! Алтын-хан за нами! Он отнимет обратно у вас земли ызыр, и мы обменяем эту землю на свою. Вы можете принести шерть беку Карачаю или умереть! Не надейтесь на людей Белого царя с огневым боем! Мы пришли, и не уйдем отсюда! Если не пойдете под руку ызыр, в пору урожая мы вернемся и заберем весь ваш хлеб. А зимой вы будете приносить нам весь ясак, и так пока не передохнете как сабаки! Старик! - обратился он к Никифору, хотя тот был еще довольно крепок, - спаси своих людей, принеси шерть Карачаю и Алтын-хану!
//
Шерть - присяга на верность.
//
Слободчик молчал. Он снова выпрямился, отнял руку от лица, на котором набух и местами сочился сукровицей след от удара.
Пока татары с пиками сбили в сторону оружных мужиков, другие татары глядели за спокойными слобожанами, третьи продолжали шерстить дома. Врывались в избы, проверяли все вокруг. Алчно хохоча, вытаскивали соболиные и лисьи шкурки. Несли довольно к князцу. Один из татар, обыскивая дом, полез под крышу и наткнулся на девку, упрятанную под стрехой. Расплылся в улыбке, подползая к ней.
- Пожалеете, собаки! Подумайте до урожая. Мы оставим вам жизнь, пока вы не уберете хлеб. Надо же кому-то убирать хлеб! А то, что у вас есть сейчас, мы забираем! Хозяин должен хорошо есть, а доля сабаки - кормить его!
Татары засмеялись. Выли бабы, пытаясь схватить за руки татар, которые несли припасы из домов и амбаров. Уводили скотину. Особо назойливых они грубо отталкивали, не чинясь ударить или вытянуть плеткой.
Слободчик, сжав зубы, молчал.
- Ждите, сабаки! Мы вернемся и заберем свое!
Подручный князца крепко свистнул, пешие татары повскакали на коней. Остальные заспешили приторочить награбленное к седлам и тоже вскочить верхом.
Свист одернул и того татарина, что уже подобрался к девке под крышей. Он оглянулся, нехотя отступил, и уже скоро вся ватага прянула с места с тем же свистом и улюлюканьем помчали обратно к лесу, гоня перед собой коз, коров и баранов. Бабы с проклятьями трясли им вслед кулаками и коромыслами.
- Видно, затаились загодя в тайге. Перва ватага издаля кинулась, а друга ближе сидела, глядели, куда Федька побежит, - с трудом выговаривал Федот рассеченными губами.
Его доставили в слободку и, пока бабы и остальные мужики пытались приводить в порядок разрушения, произведенные татарами, старшина, в том числе слободчик Никифор и кузнец Никола, столпились возле Федота. Его все предлагали отнести в дом, но он, отмахиваясь как от мухи от жены, пытавшейся отмочить и отереть запекшиеся и забитые землей раны на его иссеченном лице, торопился рассказать старшине, что видел.
- Может, уйдут? - спросил один из старших мужиков. - Чего им тут? Постращали, нагнали страху и уйдут. Вона жито чуть не все выскребли.
- То-то и оно, - говорил другой. - Сам гляди - грабить не стали, насильничать не стали. В полон никого не угнали. Нужны мы им. Видать, и правда, обосноваться решили. Вернутся.
- Видно, хотят не малость, а разом все забрать, - подал голос кузнец. - Пока нас оставили. Жито на ниве мы не бросим. Уберем. А без харча до того ослабнем. Тут они налетят, уже все заберут. Тогда уж нас не жалко. А с животами, к спине прилипшими мы от них не оборонимся.
- В Енисейск, к воеводе надо идти, - сказал еще один, - ратных людей просить. Не их ли дело нас оборонить?
- Верно! Нам самим-то куда с оружным татарином справиться?
- Воеводе надо с подарком идти. Поднести ему шкурок в почесть, - хрипло сказал Никифор, - а что у нас для того есть, коли все забрали? Петруша! Как, проверили, осталось чего?
Откликнулся и подбежал его дородный сын Петр, держа в руках несколько соболиных шкурок.
- Вот, уцелело у кого-нито по разным избам. Семь, больше нету!
- Негусто, - сказал один.
- Глядишь, в почесть хватит... - сказал другой.
В тревожных думах Никола ворочал железо в кузне. Брал в руку то одну снасть, то другую. Примеривался, откладывал в сторону. У дверей кузни стояла крупная его жена. Снаружи заглядывала крепкая и сочная дочь Татьяна.
- Что решили? - требовательно спросила жена.
- Понятно что, - взвешивая в руках один топор, и беря вместо него серп, ответил Никола, - челобитчиков посылать. Пойдем мы с Никифором, да Петрушей.
Он поднял глаза на нее, чуть качнул головой, соглашаясь. Остановился, ткнул в ножны выбранный нож, заткнул за пояс выбранный топор.
- Буде. Собирай в путь, что ли...
Когда он уже выходил из кузни, за него уцепилась дочь Татьяна:
- Возьми с собой, тятя!
- Тебе куда, дуреха? - удивился тот, мать же просто отвесила Татьяне оплеуху.
Утром следующего дня Никола, слободской кузнец, и Петр, сын старосты, отправились в путь. И когда они уже отмахали день пути, вечером к их костру вышла Татьяна, дочь Николы. Все это время она шла за челобитчиками. Как ни ругался Никола, а отправлять ее домой возможностей уже не было.
Глава 1. Семь безумцев
Через два дня пешего пути челобитчики вышли к Енисейскому острогу. Сговорились с мрачным испитым инородцем о перевозе и вышли на левый берег Енисея. Острог поднимался на сухом высоком месте рублеными башнями, еще желтыми снову. Все еще стучали топоры, город только-только срубили заново по приказу строгого нового воеводы Пашкова после разрушительного потопа двухлетней давности. Однако уже поднимались шатры башен и серебрились осиновым лемехом маковки пятиглавого Богоявленского собора, стоявшего прямо у въезжей башни за рублеными пряслами стен.
Посадского строения между Енисеем и городом не было, и Енисейск представал сразу во всей своей красе с шатрами и куполами церквей, заборолами на стенах и высокими кострами над башнями. Татьяна вертела головой во все стороны, разглядывая все это разом, казавшееся единым невиданным теремом.
В проезжей башне они встретились казаку, который тут же строго окликнул их, кто такие есть и куда направляются. Никола прямо и честно сказал, что слободские, и идут с челобитной к воеводе. Казак невесело ухмыльнулся и посоветовал прежде зайти в приказную избу. Небось, там разберут дело. Заодно сказал, где что в городе сыскать.
За башней посыльные сразу попали на гостиный двор. Сейчас он был, считай, пуст, но и от того числа людей и всякого укрытого на возах и в рядах товаров разбегались глаза. Впечатляли сразу и стены двора, окружающие их как бы еще одной крепостью сразу от входа, и поднимающиеся вокруг него сразу три церкви - тот же Богоявленский собор, да шатровая Воскресенская церковь слева, да прямо еще пятиглавая Введенская. Все трое челобитчиков не уставали креститься, Никола да Петруша ломали шапки, кланяясь на все кресты, как входили через башню под иконой, так и теперь встав посреди гостиного двора.
Отбив положенные поклоны, Никола да Петруша тронулись дальше через двор, а Татьяна все стояла столбом, пялилась. Николе пришлось ее ощутимым тычком привести в чувство.
Прошли через ворота гостиного двора, и снова пришлось шапки ломать. Вроде оказались среди жилых домов и улиц, но теперь был виден крест Спасской башней с надвратной церковью, что размещалась на противоположной стене города. Справа поднимались меж башенками прясла ограды воеводского двора. Над стеной был виден и сам воеводский дом в три поверха.
//
Поверх - этаж
//
- Туда, что ли? - позвал Петр.
- Не зная погоды, не ходи к воеводе, - проворчал Никола, - давай сперва к приказной избе наведаемся. Послушаем, чего умные люди скажут. А пуще того - упросим челобитную выписать. Там, чай, сидят грамотные. Не то отмахнутся от нас, а так, понимай, бумага!
Он указал на дом недалеко от Спасской башни, на крыше которой желтел свеженький царский двуглавый орел. Подходя к приказной избе, прошли мимо огороженного тыном тюремного двора и еще одного строения, вызвавшего любопытство Тани и Петра таможенного двора. Вернее сказать, больше привлекла обоих не таможня, а кабак, располагавшийся при ней. Даже сейчас, днем, через его распахнутые двери слышны были голоса и стук то ли ложек, то ли кружек и чарок. Стоял, пошатываясь, какой-то казачина без шапки в дверях. Лежал, жадно хватая воду из корыта возле крыльца, инородец. Судя по 'русскому' платью - крещеный.
В приказной избе было тихо и пусто. Стояли заваленные бумагами лари и столы. Жужжала под матицей муха. Здесь скрипел пером лишь один подьячий в стрелецком кафтане и с шельмовским, но деятельным взглядом. Был он, можно сказать, молодой, среднего телосложения, наружности вроде не особо выдающейся, но все-таки с приятным лицом, темными, округло подстриженными волосами, в добротной одежде, представляющей из себя обычный поношенный кафтан неопределенного цвета, и неплохие сапоги. Оружия при нем не было видно. Тонкие длинные пальцы и довольно чистое лицо и руки выделяли его среди других посетителей кабака, и было ясно, что он зарабатывает отнюдь не крестьянским, охотничьим, или воинским ремеслом.
Скинув с головы шапку, Никола задвинул назад Петра и тем более Татьяну, глянул по сторонам, нет ли тут еще кого, и обратился к этому единственному приказчику. Излил ему душу: вот они, слободские переселенцы в Сибирь, с Курехиного ручья. Во главе их стоит слободчик. Они преодолели полугодовой переезд, они выжили, когда им при распределении земли выдали паскудную землю, им удалось поднять пашню и луга, они пережили болезни и голод в этих болотистых неприветливых землях и вот через двадцать лет после переезда, свалилась новая напасть - воровские татары. Добавил про избитого Федота и слободчика, про обещание татарского князца вернуться и отобрать весь хлеб, какой уродится.
- От нам бы челобитную до воеводы выправить. Чтобы воевода, значит, стрельцов аль казаков, аль еще каких ратных людей нарядил от татар оборониться, - закончил Никола, - Не то впрямь вернутся, и нас побьют и урожай отберут. Ни подать, ни тягло будет отдавать нечем. Помоги, отец родной, выручи!
- Воевода, - усмехнулся приказной. - К воеводе с пустыми руками не ходят, голой рукой и челобитную не нацарапаешь. Принесли, небось, чего в почесть да на подарок?
Петруша вроде открыл рот, да кузнец его опередил:
- Все выгребли, паскудники. Сколько-то кур забрали, две коровы, а пуще того - выскребли все запасы мягкой рухляди, и какая в тягло копилась, и что в запас хранилась. Нечем отдариваться! А не поможешь, не оборонишь, и самого живота лишимся!
Фрол покачал головой:
- Тяжко сейчас. Сам гляди, один сижу. Все стрельцы и даже приказные - на разных посылках и в походах. Выгонит нас взашей воевода, а то и вовсе палками бить прикажет. Слышали, небось, про суровость Офанасья Филипыча?
Посыльные помотали головой, но Никола добавил:
- А какой воевода не суров?
Фрол усмехнулся, поводил битой палками спиной:
- А все ж без подарков к нему нельзя. И мне битым быть и вам ноги не унести. Давай, не таись, знаю вашу породу, что-нибудь да принесли. Показывай, сколько есть?
Петр беспомощно глянул на Николу, тот пожал плечами и махнул рукой. Тут уж парень вышел вперед, вытащил из мешка тщательно завернутых соболей. Фрол, однако, поглядел их как будто без особого любопытства. Почти равнодушно переворошил рукой, потер пальцами мездру.
- Поживиться-то у вас и впрямь нечем, - проговорил он, - за такой барыш воевода людей с посылок, да из похода не вызовет.
- А что ж делать-то? - сокрушенно, но требовательно спросил Петр.
- Да! - выступила вдруг Татьяна. - Чего делать? Помирать ложиться? Или самим татаровьям хлеб вынести? Так что ли пристало православным нехристям кланяться?
Никола тут же отпихнул ее к двери, шикнул, Фролу сказал, виновато:
- Прости, отец родной, не губи за дурехины слова. Скажи, прошу, что делать, где правды искать?
Фрол поначалу усмехнулся, хотел было ответить, что в таком деле ничем помочь не может, но глянул снова на огнем сверкающие глаза Татьяны, выглядывавшей из-за плеча Николы, и крякнул:
- Ишь, укорила! Спровадил бы вас, но больно жалистные. Ладно, давай схожу к воеводе, сам с вами схожу.
Он с сомнением поглядел на соболей:
- Жаль только, зазря битому быть. А что выпорют меня - к ворожее не ходи ясно, - намекнул, значит.
Никола тут же сунулся к столу, сгреб верхнего соболя и давай пихать его в руку Фролу, понял намек, значит:
- Возьми! Возьми себе шкурку, отец родной! Даже если не выйдет, все одно себе за труды оставь!
Фрол руку тут же одернул:
- Тише! Кинь ее вон на ларь. Как бы невзначай, - Никола повиновался, Фрол продолжил, - значит, пойдем без бумаги. Потому челобитной воевода ход дать будет обязан. А потому людей у него нет, только озлится, да вас еще казнит. А без грамоты он вроде как волен своею волею. Глядишь, отнесется по-людски, не по-воеводски. Говорить буду я, вы только поддакивайте. Иной раз он может какое на вас напрасное слово сказать, чтобы получилось, что вы перед ним виноватые. А вы все молчите, ему перечить не смейте. И себя под палки подведете, и мне их не миновать. Ладно?
- Все как скажешь, сделаем! - обрадовался Никола.
Петруша поклонился, согласно. Только Татьяна все ярилась, и видно было, рвались у нее с языка явно нелестные слова, но Никола вовремя дал ей тычка и она их проглотила.
Свернув в торбу шкурки, Фрол вытолкал слободских из избы вон. В дверях оглянулся на шкурку на ларе, с сомнением поджал губу и затворил дверь.
- Это какие же слободские? - грозно свел брови воевода, глядя на крестьян, - не те ли самые, что своей волей на правом берегу поселились, где шальные татары гуляют? Теперь, значит, защиты просят?
Петр не удержался, раскрыл рот и попытался возразить, хотя и вполголоса:
- Да нам же ж нарочно...
Но Фрол наступил ему на ногу и, чувствительно навалившись, ткнул плечом. Парень шатнулся, потеряв равновесие и замолк.
- Нашлась воля против воеводского слова, сыщите и волю оборониться без подмоги! - так же свирепо объявил воевода.
- Батюшка, государь наш Офанасий Филипыч! - взмолился Никола, - не губи нас! Не оставляй своей рукой! Казни любыми казнями! Но оборони! Самим нам как оборониться? Никак не можно! Мужиков мало, каждый на счету!
- Перечить мне вздумал?! - взрычал воевода, - ну тебя сейчас в палки возьмут! И тебе, Фролка, выпишу! Ты пошто мне этих привел?
- Воля твоя, государь Офанасий Филипыч, - смиренно согласился Фрол, - побьют их. А как так, мы государевых податей хлебных и всяких иных с той слободы не досчитаемся...
Тут воевода вообще рассвирепел:
- Про подати вспомнил? Вот ты и занимайся этим делом! За государеву подать мне головой отвечаешь. Что хошь делай, а и подать, и тягло должно быть, как велено - и хлебом, и шкурками, и... что там еще?
Фрол подождал, но Пашков только сердито сопел. Челобитчики же вовсе обомлели, не зная, чего ждать. Фрол бухнулся на колени:
- Не губи, государь! В том деле не сносить мне головы! Пошли людей ратных!
Воевода оскалился:
- А где все наши казачки да стрельцы?
- Кто на посылках, кто в походах, кого ты в дальние остроги выслал, - послушно ответил Фрол.
- А где этот ваш бывший голова, про какого вы мне все в уши жужжите, 'коего искусство и прилежание известны'?
- Петрушка Бекетов? Все еще на Москве, в отъезде...
Воевода с обещающей смертельную казнь вкрадчивостью подался к Фролу через стол:
- Так чего же ты, шельма, меня спрашиваешь, коли все знаешь? Сказано тебе - реши дело, знать, выполни наказ, хоть голову сложи, а выполни! Не мне тебя приказного крючка учить! Покажи, на что ты, писаришка, годен! Отстоишь слободку, может, и отмечу тебя добром. А нет, казню батогом! Считай, назначил я тебя приставом к этому делу. Как пристав можешь посадских людей взять, из поруба достань кого-ить.
- Всякого оттуда могу взять? Без казни? - уточнил Фрол.
- Как без казни?! - как будто снова рассердился Пашков, - Кого хошь бери, но только уследи, чтобы четыре десятка палок ему выдали, чего бы он там ни сделал, разбираться недосуг. Да к присяге приведи, крест целовать заставь! Все, ступай, не гневи, а то и тебе плетей велю, и этих прикажу бить!
- Это чего ж вышло? - озадаченно помял шапку в руках Никола, когда все четверо вышли уже с воеводского двора, - получилось или как?
Фрол и сам был крепко озадачен, такого поворота он не ожидал вовсе.
- Разве ж не получилось? Тебя же приставом назначил, значит, сила теперь за тобой, что хочешь сделаешь, да? - подала голос неуемная Татьяна, полная уверенности, что дело повернулось хорошо.
Никола повернулся к ней, собрался цыкнуть, да только рукой махнуть.
- Поди разбери, - посетовал Фрол, - то ли радоваться, то ли в бега подаваться. Шутка ли, одному на сорок отправляться?
- Как одному, воевода же сказал людей взять? - удивился Петруша.
- Чего ж не взять, если бы было кого, - с досадой ответил приказной, - а так нету людей. Вовсе нету. Кто на посылках, кого тут должно для охороны оставить. Разве что наемщиков бы привлечь, да ить и платить нечем... Или есть?
Он с надеждой вгляделся в глаза слободских. Те встретили взгляд спокойно, даже не поняли, о чем он говорит:
- Все, что было, тебе отдали... - подтвердил Никола.
- Вот и выходит, - покивал Фрол, - Ратных людей нет, посадских не заставишь, а наемщикам платить нечем. Кабы еще сам воевода занимался, его бы послушали, такого поди не послушай. А меня самого взашей ткнут, да еще бока намнут... А что, может вам и впрямь самим оборониться? Кто, кроме вас-то?
- А ежель больше некому, так и бабы вас, мужиков оборонять встанут! - запальчиво вновь выступила Татьяна.
Фрол усмехнулся, но поглядел на Николу с Петрушей. Петруша зарделся, Никола задумался. Положил руку на плечо Петруше:
- Сами, понятно, встанем. Но без настоящих ратных людей нас раскидают. Сила найдется, а умения с разумением нам бы занять. Может, хоть кого найдем, да те научат?
- Все одно больше ничего и не остается, - усмехнулся Фрол, - глядишь, кого и вправда посад даст, кого из колодок заберу. А то еще охочих людей приищем. Все одно с татар сабелек да коней соберем, уже серебра стоит. Да и чего греха таить, после ратного дела вы в слободке все одно людей не досчитаетесь. Глядишь, кто из охочих или наемщиков польстится на землю сесть вместо тех, кто из ваших голову сложит?
Никола и Петруша смотрели на Фрола во все глаза. Неужто, и впрямь затеплилась надежда?
- Вот что, - хлопнул ладонью по кулаку писарь, - ступайте ка вы в кабак. Посидите, послушайте, глядишь и впрямь кого из охочих выслушаете. Одна шкурка ваша есть, может, долг какого питуха выкупим, да за то с нами идти подрядим. А я пока в поруб загляну, да с посадским старостой побеседую. Может и там повезет.
Слободские послушно развернулись и пошли к кабаку. Татьяна обернулась на ходу, поглядела на Фрола. Тот, смотря им вслед с сомнением хмурился. Все пытался понять, как бы вывернуться теперь из этой передряги. Наконец, пошел и сам вперед, целясь к тюремному двору.
Ворота тюремного двора были открыты. Внутри вдоль ограды стояло несколько амбарных клетей. В середке приземистая землянка - поруб с низенькими окошками у самой земли для передачи милостыни. У мелкой, в пояс дверки скучал на завалинке стрелец.
- Здравствуй, Федотыч, - поздоровался Фрол.
- И тебе не хворать, - кивнул тот, даже не собираясь тянуться к пищали или бердышу, прислоненным рядом.
- Открывай поруб, воеводское слово и дело!
- Эвона как, - удивился стрелец, - никак Офанасию захотелось к обеду чистой кровушки напиться?
Фрол хохотнул:
- А вроде того и получится! Открывай, да сказывай, кто у тебя там.
Стрелец, не вставая откинул засов, снаружи запиравший поруб, открыл дверку:
- Мало народишку, четверо всего.
Федот сел на корточки, заглядывая внутрь и пытаясь разглядеть в сумерках землянки, кто там внутри был.
- Попков, крещеный инородец, - сказал стрелец, - пропился до исподнего, да украл на гостином дворе куру, пытался в кабак снести.
Почти у выхода босой и в одной рубахе сидел худющий испитой инородец, страдальчески глядел на Фрола, протянул руку к нему:
- Господина! Дай чарочку, господина!
Фрол поморщился.
- Антон Перелеев, торговый человек, торговал вино инородцам за шкурки, да пытался те шкурки от пошлины укрыть.
У стены топтался стоя тучный рыхлый торговец, кутался в полукафтанье.
//
'Хлебным вином' или просто 'вином' тогда называли продукт перегонки хлебной (часто ржаной) браги. Это не было полным аналогом современной водки. Тогда крепость была около 20 градусов. Иной раз делали вино 'двойного' курения, которое давало около 40 градусов. Оно уже входило в обиход под названием 'полугар', но не было общераспространенным.
//
- Слышь, Перелеев! - позвал Фрол, - знаешь, за какую сторону пищали хвататься?
- За любую, так только, чтобы наемщику ее передать, - ответил тот.
Явно было, что боец он не стоящий.
- Я знаю! - откликнулся сидящий на земле рядом другой человек, - только вытащи меня отсюда!
Этот был крепкий и тоже в хорошем полукафтанье, смотрел прямо и смело.
- Ефим Гриднев, тоже торговый, - объяснил стрелец, - воевода его будто опять за какое-то воровство взял, не решил пока, то ли неуплату пошлины на него повесит, то ли незаконную торговлю, ждет, пока тот образумится и своей волей ему почесть не принесет. А пока выдерживает его тут.
Фрол покивал:
- Такого он мне не отдаст, верно, пока с него откуп не получит. Что, Ефим, не готов пока откупа дать?
- За какое такое неправое дело я ему откуп должон? - яростно ответил торговец, - ты, приказной, лучше глянь сам книги, все там записано, до копеечки, до денежки все уплатил, все бумаги выправил. Законом меня отсюда вытащи!
- Не отдаст, - снова покачал головой Фрол, - а четвертый?
У третьей стены, прямо на земле лежал, отвернувшись невысокий, но явно крепкий казак.
- То ж Мишка Без-башки, который!
- Опять подрался что ли?
- Ну! Полез на стрелецкого голову, успел славно бока ему намять, пока не оттащили.