Самая главная тайна
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Поймал вампира? Так убей его поскорее или беги прочь без оглядки. А то мало ли, что он может рассказать тебе... напоследок.
Текст не претендует на абсолютную историческую точность.
|
Вечер упал на город неожиданно, почти без предупреждения. Вспыхнули фонари, прорезав густую пелену мокрого вязкого тумана, заиграли в неоновом свете никого не привлекающие рекламы. Мерзкая осень. Никак не кончается, хотя давно пора бы уже собрать пожитки и убраться восвояси, уступив место старшей сестре. Но нет, упрямая... видно, решила царствовать в одиночку.
Летят машины, гремят поезда, звенят трамваи. Люди текут из метро, шлепая по лужам и
хмурясь на непогоду. Затягивая на ходу шарфы, разбегаются по своим делам. Вот один замер у входа: юноша лет двадцати, в наглухо застегнутом пальто и накинутом на голову капюшоне. Постоял немного, сунув руки в карманы, оглядел толпу, кивнул чему-то и устремился к ближайшему киоску, с интересом изучая представленные там продукты фастфуда. Звали его Аристарх. Странное имя, если учесть, что на дворе давно уже двадцать первый век. Родители, любители экзотики, начудили, но парень был не в обиде на них за это. Друзья звали его просто Сташ.
Каждый день в одно и то же время Сташ приезжал к этой станции метро в надежде увидеть что-то необычное. Вернее, кого-то необычного. Он встретил его впервые здесь, несколько дней назад. Тогда был такой же серый противный туман, проникающий, кажется, до самого сердца. Юноша заглянул в кафешку у дороги, выпить чаю и хоть немного согреться. Незнакомец уже был там. Он сидел вполоборота за угловым столиком, закинув ногу за ногу, и смотрел в окно, рассеянно вертя в руках нетронутую чашку кофе. Нет, от него не веяло замогильным холодом или ужасом, он не привлекал к себе посторонних взглядов и вообще не вызывал у окружающих интереса. И только мальчишку, совсем недавно оторвавшегося от легенд о вампирах, могло насторожить бледное лицо с тонкими чертами и слишком отрешенный взгляд. Забыв о чае и отмороженных напрочь руках, Аристарх наблюдал за таинственным посетителем, твердо решив выяснить правду. Но тот посидел еще немного, так и не притронувшись к кофе, вышел за порог и растворился, будто его никогда и не было. С тех пор парень возвращался сюда каждый вечер. И ждал, ждал...
И вот сегодня ему, наконец, повезло. Да! Знакомый силуэт мелькнул в толпе. Сташ поспешно оторвался от созерцания своего отражения в витрине, дернул из ушей
наушники и похлопал себя по карманам. Серебряный крест, осиновый кол, святая вода, зажигалка - вроде бы все на месте. Не угадаешь, что и когда может пригодиться. Особенно в таком деле, как это.
Незнакомец шел неторопливо, полностью погруженный в свои мысли. Лишь однажды он приостановился, проводив прошедшую мимо девушку заинтересованным взглядом. Так смотреть мог любой мужчина, тем более что он, кажется, был еще довольно молод. И, может быть, парню лишь показалось, что совсем другой, голодный огонек сверкнул в налившихся кровью глазах странного типа? Аристарх сильнее стиснул в кармане крест. Это твой последний вечер, вампир. Больше ты никого не сможешь убить.
Яркие многолюдные улицы остались позади, и темнота сомкнула свои объятья над крышами сонных домов. Небо опрокинулось, превратившись в лужи под ногами; мокрые шаги глухо отражались от стен, будто озябших и тянущихся друг к другу в бесполезной попытке согреться. Увлекшись слежкой, Сташ не сразу заметил, что оказался в глухом переулке, наедине со своим "объектом". И ни души вокруг. Ни одного огонька в притихших, спрятавшихся от греха подальше за железными щитами решеток окнах.
- Заигрался, малыш, - вдруг произнес незнакомец, резко остановившись.
От неожиданности юноша споткнулся, неловко взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, и замер. Вампир стоял спиной к нему, казавшиеся черными в темноте волосы разметались по плечам, полы легкого не по сезону плаща едва не касались мостовой.
- Что, вообразил себя великим Ван Хельсингом? - голос чуть громче шепота, но каждое слово звучало четко и ясно, будто сказанное в самое ухо. По спине Аристарха побежали мурашки.
- Вампир, я пришел, чтобы положить конец твоим злодеяниям и избавить мир от кровожадного монстра.
Тихий смех, звеня, прокатился по асфальту.
- Сколько пафоса. Тебе бы родиться веков на пять пораньше, малыш. Отличный вышел бы инквизитор. Наверное, и крест припас? Вынул из бабушкиного сундука или разбил копилку и наведался в церковь? Старинный, скажу я тебе, гораздо лучше, сейчас так освящать уже не умеют...
- Что ты говоришь?.. - не так, совсем не так представлял себе Сташ встречу с бессмертным убийцей. Разве не должен был монстр испугаться, разозлиться, кинуться в атаку? Нет... стоит себе. Смеется. И как-то не по себе становится от этого его смеха, леденящего кровь.
- А что ты хочешь услышать?
Быстрое, как дуновение ветра, движение - вампир развернулся лицом к охотнику, внимательно разглядывая его глубоко посаженными темно-вишневыми глазами. Холодные пальцы коснулись виска юноши. Он отшатнулся, отчаянно борясь с внезапно нахлынувшим ужасом. И в то же мгновение видение накрыло его.
...Большая полутемная комната. Свет уличных фонарей беспрепятственно проникает сквозь панорамные окна, вырисовывая контуры предметов, а дрожащее пламя свечей в старинном серебрёном подсвечнике придает причудливые очертания теням. Комната почти пуста, лишь диван, несколько стульев да рояль у окна составляют ее обстановку. На диване, раскинув руки, лежит мужчина, по запястью его стекает тонкая красная струйка. Кровь пропитала бархатную обивку, матово блестящей лужицей собралась на паркете. В углу рыдает, закрыв руками лицо, девушка. Черная тень склонилась над ней. Девушка вздрагивает, поднимает напризрака полные ужаса и отчаяния глаза. Сверкнули в тусклом свете острые клыки, запечатлев смертельный поцелуй на шее незнакомки...
...Тела, сотни обескровленных тел в грязи. С карканьем кружит над ними воронье...
...Кровь, крики, пылают костры...
...Темнота.
Сташ шагнул назад, освобождаясь от власти вампира, с трудом восстановил равновесие. По щекам его катились слезы.
- Ты... ты убил их всех!.. Гнусная тварь! Раз не боишься креста, я прикончу тебя вот этим!
Странные вещи порой проделывают с нами сильные эмоции, наделяя способностями, о которых мы раньше и не подозревали. В мгновение ока вампир оказался прижатым к стене, а остро отточенный кол летел ему прямо в сердце. В вишневых глазах мелькнула растерянность. Но в следующую секунду кровосос перехватил оружие, так и не дав ему коснуться тела.
- Осторожнее, мальчик, не шути с этим. Так ведь и пораниться недолго!
- Я и не шучу! - юноша попытался освободить кол, но хватка клыкастого лишь с виду была брезгливо-непринужденной. - Ты должен ответить за свои злодеяния, и даже смерть всего вашего рода не искупит совершенных вами грехов!
- Да что ты, - вампир усмехнулся. - Значит, мы плохие, а вы, люди, хорошие? А как же тогда быть с Гитлером, Сталиным, террористами и просто идиотами? Разве мало крови на их руках?
- Они наказаны обществом и Богом и вечно горят в аду!..
- Да знаешь ли ты, что такое ад?!
- ...но у них хотя бы была цель, а ты убиваешь ради удовольствия. Геенна огненная не будет достаточным для тебя наказанием!
- Уймись, мальчишка! - внезапно разозлившись, вампир толкнул от себя охотника. Кол, жалобно крякнув, покатился по мостовой; никто из двоих не повернул даже головы.
- Болтаешь о боге и наказании, а что ты знаешь об этом на самом деле? Считаешь, я убиваю из удовольствия? Что ж, хочешь, я помогу тебе на собственной шкуре почувствовать, что это за удовольствие! И где был твой бог, когда меня превращали в монстра?
Сташ отступил на несколько шагов. Вампир навис над ним, как скала, готовый обрушиться в любую секунду. Гнев исказил выточенное из мрамора лицо.
- Значит... ты заслужил это, - ляпнул юноша, не в силах молчать под пронзительным вишневым взглядом, - или Он в тот момент отвлекся на что-то... более важное.
- Более важное? - кровопийца грустно усмехнулся, отпуская охотника. - Я расскажу тебе, на что он отвлекся...
Холодные пальцы снова коснулись виска и, повинуясь ровному голосу вампира, время побежало назад...
***
Шел одна тысяча девяносто пятый год. Мне было тогда что-то около семнадцати. Мы жили в Руане, отец мой работал плотником, с того и кормились. У меня был лучший друг, сын мясника Робин, парнишка чуть младше меня. Оба недовольные своей участью - предполагалось, что когда-нибудь мы займем места наших отцов, - мы частенько бродили по улицам, отлынивая от работы, или же вовсе уходили за город и предавались там фантастическим мечтаниям. За что нам, несомненно, часто и крепко попадало. Но ничто не могло остановить полет фантазии, воспитанной на идеалах рыцарской жизни.
Был у нас еще один приятель, оруженосец, сирота по имени Гийом. Он считал себя истинным французом, хотя все мы трое родились и выросли на земле, принадлежавшей английским королям. Но Гийом держался обиженно-гордо и клялся, что рано или поздно отомстит "подлым англичанам" за все унижения своего народа. К нам он относился со снисходительным высокомерием, явно желая подражать в этом своему господину, но все же порой не гнушался перекинуться парой фраз, поохотиться на голубей или совершить совместную прогулку. Всегда и во всем он ставил себя выше нас.
Как-то зимой Гийом вернулся с хозяином из путешествия во Францию и стал рассказывать удивительные вещи. Чаще всего он вспоминал о визите в Клермон. Конечно, мы и раньше слышали, что Папа Римский созывает там большое собрание, прийти на которое может любой желающий, но сами даже не помышляли попасть туда.
- И зря. - говорил Гийом. - Такого зрелища больше в жизнь не увидеть. Там было столько народу, сколько вам и не снилось - съехались со всей Франции, и из Бретани и из Нормандии, как мы, были. На площади, где все собирались, некуда было яблоку упасть. Да что там яблоку! - плюнуть было некуда. Стояли так тесно прижавшись друг к другу, словно селедки в бочке. И все дома на площади были заняты, окна, крыши, трубы - повсюду люди. Конечно же, мы с господином стояли в первых рядах, где было немного посвободнее. Знати приехало много: красивые господа с женами, охраной и слугами, отважные рыцари с гербами на плащах. Но больше всего собралось таких вот, как вы, бедняков. Подумать только, они не постеснялись показаться на люди в своих обносках! Хотя их можно понять, каждому хочется увидеть своими глазами Папу Римского. И вот он появился перед собранием. На площади устроили помост для него, плотники трудились весь день накануне, а стража стояла плотным кольцом, чтобы кто-нибудь не проскользнул. Папа взошел на этот помост, поднял руку, и наступила мертвая тишина. Все замерли, затаив дыхание.Слышно было, как воркуют голуби на соседних крышах, да поскрипывают доски помоста. А потом Папа начал говорить...
Мы слушали Гийома с открытым ртом. Невероятно выразительно передавал он слова и целые отрывки из речи церковного главы. Он говорил о святом городе Иерусалиме, где стоит гроб Господень и где земля изобилует всеми возможными благами; о каких-то поганых сарацинах, захвативших эту чудесную страну и оскверняющих ее одним своим присутствием. Мы не знали, кто такие сарацины, и они представлялись нам в виде гигантской саранчи с человеческими головами. А оруженосец говорил о том, что Папа Римский призывает христиан исполнить свой долг и освободить святую землю, а взамен обещает богатства и отпущение всех грехов. Любой бедняк в Иерусалиме мог стать господином, несчастный - самым счастливым на свете.
Для нас с Робином это звучало, словно волшебная сказка. Мы пытались представить себе, как ряды рыцарей в сверкающих доспехах и на могучих благородных конях разбивают нестройную стену грязных, оборванных сарацин и въезжают в освобожденный город. И в ту же минуту расходятся тучи, солнце освещает распускающиеся сады, тонет в лесах и реках, запутывается в буйно цветущих хлебах. На золотые стены города больно смотреть, а с небес льется серебряный дождь, приносящий благодать и исцеление, и сам Господь поздравляет своих воинов с великой победой. И неизменно мы трое были среди тех героев, повзрослевшие, украшенные шрамами и заслужившие в боях гербы и славу. За тысячу лет не забыть этих мечтаний. Как глупы и наивны мы были!
Целую зиму фантазии о далеких странствиях и приключениях грели наши сердца, скрашивая серые однообразные будни. Но разговоры о клермонском собрании пролетели, стихли и забылись, и мечты тоже поблекли, перестав казаться реальностью. В начале весны мой отец серьезно заболел, мне пришлось заменить его, и стало совсем уж не до мечтаний. Все мои мысли отныне занимали дерево, инструменты, заказчики да забота о родителях. Не скажу, чтобы мне совсем не нравилась такая доля. Работа с деревом вызывала во мне особое трепетное чувство, которое не передать словами. И так сладостно пьянила мысль о том, что лишь в моей власти сделать из бесформенной коряги изящную, полезную в хозяйстве вещь. Но все же, это было не то, чего жаждало горячее юношеское сердце.
Однажды мне пришлось чинить двери в усадьбе сэра Балтиса, хозяина Гийома. И там я случайно стал свидетелем разговора, взбудоражившего мою душу. Рыцарь собирался на Иерусалим. Так значит, все это было правдой! Значит, воины всех стран действительно пойдут в освободительную войну. Начало похода было назначено на конец лета, но мог ли я, необразованный плебей, никогда в жизни не державший в руках оружия, надеяться попасть в великую армию?
Вскоре после этого на улицах Руана стали появляться странные люди - монахи или отшельники. Многие из них были босые и пыльные, будто прошагали пешком не одну тысячу километров. Может быть, так оно и было... Эти люди рассказывали о являвшихся им видениях и почти слово в слово повторяли то, что сказал нам когда-то оруженосец. Только теперь они обращались к простому народу, и народ подхватывал их слова: "Братья бедняки! Чем вы хуже зазнавшихся господ? Для Бога все равны. Так собирайтесь же на Иерусалим! Совершим подвиг во имя Господа, докажем всем, что мы не тупое мужичье, каковым они нас считают! Свобода, богатство, блага земные и небесные, отпущение всех грехов - вот, что ждет нас в конце пути. И пусть у нас нет оружия и доспехов, мы выполним волю Всевышнего, и да поможет он нам!"
Сердце мое взволнованно трепетало, когда я слышал эти слова. Вот оно. Мечта всей моей жизни в одном лишь шаге от исполнения. Но как сложно оказалось решиться! Бросить все: дом, престарелых родителей, налаженную, хоть и не очень обеспеченную жизнь, и отправиться навстречу неизвестному. Да, я оказался трусом. Мечтать о странствиях, зная, что вечером тебя ждет крыша над головой и горячий обед, было хорошо, но на деле все оказалось гораздо сложнее. А что, если ничего не получится? Нет-нет, в словах Папы и проповедников я не сомневался. Но что, если меня убьют раньше, чем я успею заслужить славу и отпущение грехов? Даже тогда жизнь на земле казалась мне дороже сомнительных идеалов.
Отряд собрался быстро. В считанные дни город практически опустел. Люди уходили с семьями, вещами, со скотом, как будто не надеялись больше вернуться. Те, кто оставался, смеялись над уходящими: нищее воинство! И все же, было в этом что-то торжественное. А может, и вправду сам Господь поведет их, как некогда Моисея? Я смотрел, как они уходили, и обидные слезы сжимали мне горло. Если бы в тот момент кто-то сказал мне: "Что ты стоишь, дурак? Иди, следуй за своей мечтой, ты ничего не теряешь!" - я бы, не задумываясь, подчинился. Но никто не сказал. Люди ушли. А я остался со своими деревяшками и гвоздями.
Прошло несколько дней. Вопреки запретам, я задержался в мастерской после захода солнца, но не работал, а думал, и сам не заметил, как уснул. Разбудил меня настойчивый стук в окно. Ничего не соображая, я вскочил, загасил свечу, пустив по комнате едкий дымок, и распахнул ставни. Передо мной стоял Робин, бледный, взволнованный, с горящими отчаянной решимостью глазами. Никогда прежде я не видел его таким.
- Что случилось? - встревоженно прошептал я, помогая другу забраться в комнату. - Как ты узнал, что я здесь?
Робин кивнул на сгоревшую свечу.
- Увидел свет в щелку. Кто еще, кроме тебя, мог сделать такую глупость. Родители тебя убьют.
- Я уснул случайно, - смутился я. Свечи были дорогим удовольствием, и родители уж точно не погладят меня по головке за то, что я зря и без разрешения спалил одну из неприкосновенного запаса.
- Послушай, - Робин схватил меня за руки, вынудив обернуться к нему. - Бог с ней, со свечой. Скажи, ты помнишь наши мечты? О подвигах, приключениях, рыцарстве? Ты все еще хочешь осуществить их?
По его взволнованному голосу я понял, что спрашивает друг не из праздного любопытства, и не просто так явился он ко мне с этими словами посреди ночи. Вздохнув, я отошел и сел на сундук возле стены. Что я мог сказать ему? Ведь все эти дни, пока народ собирался на Иерусалим, я задавал себе тот же вопрос. Но так и не нашел однозначного ответа.
- Не знаю, Робин, - после долгого молчания слова прозвучали неожиданно громко и резко. - Мы ведь с тобой уже не дети, чтобы верить в сказки. Куда же соваться нам, не видевшим ничего, кроме родного города, никогда не державшим в руках оружия? О каких подвигах мечтать?
- Ты что?! - забыв об осторожности, воскликнул мой друг. - А как же все эти люди, которые пошли в поход? Ты думаешь, все они ученые и умеют сражаться? Нет! Господь благословил их на это! Он сам, понимаешь, просил каждого, кто хочет совершить подвиг во имя Его, освободить Святую землю от неверных. При чем же тут оружие? Если с нами Бог, мы голыми руками задушим неприятеля!
Я промолчал, глядя в окно. Мелькнула полоска неровного света - дозорные прошли по соседней улице. Я хотел было закрыть ставни, но Робин преградил мне дорогу, серьезно глядя в глаза.
- Нейдж, это наш шанс. Неужели ты хочешь всю жизнь провести в этом своем чулане среди деревяшек, перебиваясь грошами и терпя насмешки богачей?
Я не хотел.
- Вспомни, как мы с тобой мечтали. Мы вернемся сюда совершенно другими людьми. Может, денег и не получим, но зато нас будут уважать! Мы станем героями! Вот к чему должен стремиться каждый настоящий мужчина. В конце концов, разве это не долг честного христианина?
- А если нас убьют?
- Нас не убьют. Господь защитит своих воинов. Ну, а если это все же случится... мы погибнем как герои. Поверь мне, умереть во имя Его - гораздо лучше и благороднее, чем сдохнуть от голода, старости или болезней. И никто не посмеет обвинить тебя в том, что ты трус.
Эта последняя фраза зацепила меня даже больше, чем все предыдущие доводы. Я трус? Да, я трус. Но никто не смеет называть меня так!
- Хорошо! Но отряд ушел три дня назад. Где же ты был раньше и как планируешь догнать их теперь?
Робин быстро глянул по сторонам и заговорщицки прошептал, склонившись ко мне:
- Я хотел уйти. Но отец запер меня в погребе. По счастью, он забыл там нож для мяса, я отодрал доски с окна и сбежал. Хорошо, что я такой худой! Еле протиснулся в этот кошачий лаз. А догоним отряд мы легко... Их много, и идут они медленно. А мы пойдем по следам, не задерживаясь.
Слушая это, я окончательно решился. Жажда приключений завладела мною. Поэтому, сунув в отцовскую сумку смену белья, краюху хлеба и несколько медных монет, я через окно выскользнул в ночь. Робин ждал меня, загадочно улыбаясь, за плечом у него виднелась такая же сумка. Крадучись, стараясь держаться поближе к домам, мы двинулись через город, замирая, когда слышали шаги или замечали отблески факелов дозора. Странно, но на пути мы умудрились не встретить ни единого человека. Больше всего меня пугали ворота - запертые на ночь, они хорошо охранялись, и выбраться из города до наступления утра казалось задачей непосильной. Но Робин, похоже, давно обдумывал идею побега. Он уверенно вывел меня к глухой южной стене, густо поросшей крушиной и бересклетом.
- Здесь когда-то хотели построить канал для чистой воды, но не построили и забыли, - пояснил он, что-то высчитывая и внимательно обшаривая кусты. - Я случайно нашел. Он сильно завален, но если постараться, можно пролезть.
Роб совсем исчез в зарослях, и скоро оттуда послышался его восторженный возглас. Я поспешил к нему, царапаясь о ветки, и что же я увидел? Узкий лаз с обвалившимися краями, надежно спрятанный меж корнями. Если не знать, что это, легко можно принять за старую нору или разрушенный склеп. Только откуда ему взяться, в городе-то?
- Давай за мной, - скомандовал Робин. - Только учти, придется ползти по-змеиному. И лучше закрой глаза, они тебе все равно не понадобятся.
И он с проворством ужа ввинтился в проход. Я тоскливо обернулся на город. Что ж, отступать уже некуда. Прощайте, мама и папа, прощайте, родные уютные улицы, зеленые холмы, берега Сены. Прощайте, друзья из ремесленного квартала и толстый лоточник, у которого мы, бывало, таскали пироги. Более мы с вами не увидимся. Прощайте все... Здравствуй, неизвестность. Я помялся еще немного, тяжело вздохнул и полез вслед за другом.
Лаз оказался узкий, точно шкуродерка. Если Робин и мог здесь свободно извиваться, то я был крупнее его и еле-еле протискивался вперед. Земля набилась под одежду и в волосы, то и дело норовила захватить нос. Изредка попадавшиеся камни царапали тело, сумка изрядно мешала, цепляясь за выступы. Но впереди все время слышались шорохи и сопение друга, и это поддерживало меня. Наверное, он уже был здесь и знает, что мы не застрянем. Ход извивался, петлял, я давно потерял чувство времени и направления. Дышать становилось все труднее, темнота давила на нервы, и конца этому, казалось, не существовало. Что это, мы погибнем, погребенные заживо, еще до того, как выступим в поход? Нет, я так не хочу! Меня охватила паника. Проход все сужался, назад повернуть невозможно, а воздуха оставалось все меньше. Зачем только мы сунулись в эту клоаку?! Мы умрем здесь.
Из последних сил я рванулся вперед, как вдруг стены внезапно исчезли, и я вниз головой вывалился в пещеру.
- Нейдж, это ты? - мгновенно отозвался из темноты голос Робина. - Как ты, живой?
Я растерянно молчал, пытаясь прийти в себя. Похоже, мы оказались в незаваленном участке канала, но особой радости мне это не прибавило. Что дальше, выберемся мы вообще отсюда?
- Вроде живой. Далеко еще?
- Не бойся, дальше будет легче, - горячая ладошка нащупала и крепко сжала мою руку. - Там впереди ход обрабатывали, даже подпорки стоят. Я здесь уже лазил.
- Ладно, - я попробовал встать, но уперся головой в земляной потолок и опустился на четвереньки. - Тогда пошли. Чем скорее мы выберемся из этого подземного царства, тем лучше. А то еще немного, и я поверю в существование языческих богов.
Друг засмеялся и потянул меня за собой. Остаток пути действительно оказался легче. Проход все больше расширялся, и скоро мы могли уже шагать рядом, выпрямившись в полный рост. Под ногами захлюпала вода - мы спускались ниже к уровню Сены.
- Конец коридора затоплен. Как только окажемся снаружи - сразу всплывай, - шепнул Робин. Я ничего не ответил, стуча зубами от холода. Вода оказалась такой ледяной, что я почти не чувствовал ног, а ведь мы погружались в нее все глубже. Река высасывала из нас жизнь, медленно, по крупицам, забирая тепло. Стоила ли наша цель подобных мучений? Но пути назад уже не было.
Дно оборвалось внезапно, мощный поток восходящей волны подхватил меня, закружил и выбросил на поверхность. Я отчаянно заработал руками и ногами, не понимая, где я и куда плыву, но бог был милосерден к нам. Течение выбросило меня на островок посреди реки, буквально на руках я вытащил из воды свое тело и без сил рухнул на песок. Не знаю, сколько провалялся так, может быть, потерял сознание на время. Когда я открыл глаза, ночь показалась мне ослепительно светлой, особенно после тьмы подземелья. Тело ломило, двигаться не было ни малейшего желания, но отсутствие друга беспокоило меня. Подняться удалось не с первого раза. Ноги дрожали от слабости, меня самого трясло от холода. Хотя стоял конец весны и ночи случались теплые, я слишком долго пробыл в ледяной воде. Робин ждал меня на другом берегу. Такой же мокрый, грязный, дрожащий, но жутко довольный собой.
- Нейдж! Здорово получилось, правда?
Я так не считал, но кивнул, чтобы не расстраивать его.
- Давай сюда, тут мелко, едва по колено. Нужно двигаться, иначе мы замерзнем.
И мы стали двигаться. Сперва медленно, почти ползком, то и дело падая передохнуть. К утру на пути показалась деревня, мы забрались в чей-то заброшенный с виду сарай и проспали там до полудня. По счастью нас никто не обнаружил, и мы спокойно продолжили свой путь. Угадать направление было несложно - следы прошедшей, хоть и несколько дней назад, огромной толпы людей отчетливо виднелись на дороге. Мы шли быстро, останавливаясь лишь для того, чтобы передохнуть и подкрепиться. Конечно же, прихваченные с собой запасы частью потерялись при побеге, а оставшееся давно закончилось; перебивались тем, что удавалось стянуть с окрестных полей или из садов во встречных деревнях. И вот, наконец, наши страдания были вознаграждены.
Это случилось на закате. Лагерь раскинулся у самой дороги, на берегу небольшого озера. Ярко пылало несколько костров, нестройный хор голосов далеко разносился в вечернем воздухе, заглушая соловьиные трели. Мы остановились в отдалении, не зная, что делать. Вот оно, цель достигнута. Но что же дальше? Просто присесть у костра, а утром отправиться вместе со всеми? Должны ли мы сказать кому-то о своем желании вступить в отряд? Мы не знали этого, и потому просто стояли и растеряно смотрели вперед. В лагере заметили нас. Какой-то человек на лошади приблизился со стороны дороги.
- Вы кто такие? - еще издалека поинтересовался он. - Здесь отдыхает священный отряд, идущий освобождать Иерусалим от неверных. Коли вы следуете по своим делам, так идите мимо, здесь вам не светит ни еды, ни наживы.
- Мы... с вами хотим, - севшим голосом ответил изрядно струхнувший Робин.
Всадник внимательно посмотрел на нас. Он был светловолос и синеглаз, ухоженная кожа и богатое платье выдавали в нем дворянина. Под его взглядом мы совершенно смутились, боясь сказать или сделать что-нибудь лишнее. Но мужчина наконец-то кивнул и развернул коня.
- Присоединяйтесь. Мы выступаем на рассвете.
Так и случилось. Ночью нам не спалось, слишком велико было волнение. Нам казалось, что теперь, когда мы соединились с отрядом, все пойдет как нельзя лучше; в два счета мы доберемся до Святой земли, и трусливые сарацины разбегутся при одном нашем появлении. Вспомнились старые фантазии, и снова мы, будто дети, мечтали и строили планы. Только на этот раз они должны были стать реальностью.
Воинство, собравшееся в поход, представляло собой удивительное зрелище. Огромная толпа плохо одетых людей, женщины, старики, малые дети. Здесь были уже не только руанцы, но люди, наверное, со всей Нормандии. Почти ни у кого из них не было оружия, зато каждый вел за собой быков или овец. Кто-то впрягал их в телегу с пожитками (но таких было мало), а кто-то и вовсе ехал верхом, заседлав рогатых наподобие лошадей. Лошади тоже имелись, но большей частью такие старые и страшные, что было удивительно, как они до сих пор живы. Хороший скакун принадлежал лишь тому воину, что встретил нас на дороге. Это оказался баронет Фредерик Безземельный, нищий дворянин из Гавра, решивший возглавить такое же нищее воинство. Возглавлять, правда, у него получалось плохо, и каждый делал что хотел. Объединяла эту толпу лишь общая цель - все они хотели дойти до Иерусалима. Никто точно не знал, где он находится. "Где-то там, на востоке, за Константинополем", - говорили самые просвещенные. Но где тот Константинополь? Каков он из себя? Кто его знает...
Командир вел нас по старым дорогам, которыми ходили тогда лишь разбойники и пилигримы. Но разбойники не трогали нас, куда там! Напротив, это наш отряд чем дальше, тем больше превращался в разбойников. Еды не хватало, ее приходилось выпрашивать в деревнях, мимо которых мы проходили. Но местные не всегда были рады поделиться своим со светлым воинством Христовым, и мы учили их, забирая необходимое силой. А как иначе? Нас послал в путь сам Господь, и те, кто не внял его призывам, обязан был хотя бы помогать нам! Мы забирали одежду, хлеб, молоко, мясо, иногда угоняли скот и лошадей. Накормить огромное войско этими скудными продуктами не удавалось, поэтому лошадей ели, ловили собак, не гнушались и человечиной. Люди гибли от голода, многие не выдерживали тяжестей пути. От недостатка пищи и гигиены распространялись болезни. Один раз человек упал прямо рядом со мной и моим другом, едва не придавив нас. Мы шли пешком, а он ехал на лошади; еще утром, когда мы только снимались с ночевки, я заметил, что глаза у этого мужчины странно остекленели, а лоб покрыт испариной, как в лихорадке. Он все время ехал рядом с нами и беспрестанно бормотал себе что-то под нос, а потом вдруг упал. Его тело свела судорога, он бился, страшно хрипя, а на губах выступила пена. Люди сгрудились вокруг, заклинали "одержимого дьяволом", но приступ все продолжался. Пока, наконец, кто-то из толпы не проткнул милосердно сердце бедняги своим мечом. Хоронить его не стали, просто подожгли труп, оставив его у дороги, а в изголовье поставили крест, наскоро слепленный из двух перевязанных ремнем жердей. Такие "могилы" не редко встречались вдоль тракта, по которому мы шли. Люди гибли один за другим, но остальные, как будто не замечая этого, продолжали двигаться дальше. От городов и деревень к нам вливались все новые и новые воины. Мы шли на Иерусалим! И ничто на свете не смогло бы отвернуть нас от цели.
Однажды под вечер мы увидели крепость на горизонте. К тому времени мы шагали уже несколько недель и давно потеряли счет времени. Никто, кроме, разве что, нашего командира, не знал, где мы находимся. Может, уже прошли всю землю и скоро вернемся обратно домой? И не будет никакого похода, потому что нет ее на свете, Святой земли, и сарацин тоже нет. И в этот момент из черной громады туч на горизонте появился замок. Он был далеко, на холме, но зубчатые вершины стен четко вырисовывались на фоне темнеющего неба, полоскал на ветру флаг, на расстоянии не разобрать, какой. Мы остановились, разглядывая твердыню. До сих пор на пути нам встречались лишь деревни, города, да усадьбы, замок же мы увидели впервые. Лучи заходящего солнца чуть золотили его стены, и, кажется, я уже слышал умопомрачительные запахи жареного мяса, свежего хлеба и звяканье оружия на часовых. По толпе пробежал взволнованный шепот. "Иерусалим!" - крикнул кто-то. И в ту же минуту радостное остервенение охватило воинство. С громким ревом кинулось оно на замок, мгновенно превратившийся в гигантский муравейник. У нас не было оружия, но мы мчались вперед с дубинами наперевес, и сами себе казались непобедимыми рыцарями.
- Назад! - заорал где-то позади наш командир.
Он ворвался галопом в людское море, неистово крича и изрыгая проклятия, но разве под силу одному человеку остановить беснующуюся толпу? Баронета увлекло за нами, будто лавиной. Обитатели замка, похоже, совсем не ожидали таких гостей. Тревожно заиграли трубы, пополз вверх подъемный мост, замерцали огни на башнях. Никто не обращал на это внимания. В ушах у меня стучала кровь, сердце отбивало победный ритм, а в голове образовалась звенящая пустота. Стены крепости внезапно оказались совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. И все завертелось в круговороте...
Толпа ревела, свистели стрелы, громыхали камни, которыми наше войско швыряло в защитников. Последних было слишком мало, чтобы остановить нас. Мы с Робином замешались где-то в середине толпы, откуда не видно было толком, что происходит вокруг. Руки, казалось, сами рвались в бой, но бить было некого, оставалось только бегать и кричать, самому не понимая, что. Самые смелые лежали под стеной с торчащими из тела стрелами, похожие на дикобразов. Где-то впереди сверкнула в лучах заходящего солнца сталь. Толпа увлекла нас, и только по изменившемуся движению мы поняли, что замок взят.
Внутренний двор крепости оказался просторным, но мрачным. Первые ряды нападавших смели последних остававшихся в живых защитников, и двор был украшен их кровью. С удивлением я обнаружил, что погибшие ничем не отличались от нас самих. Так значит, это не Иерусалим? Но какая разница. Жившие здесь наверняка были нечестивцами, иначе не убоялись бы воинства Христова и ни за что не стали бы противостоять ему. Получили по заслугам! Господь вознаградит нас за это праведное дело.
Мы с Робином были уже на пороге замка, когда услышали сзади громкий крик. Обернулись, как раз успев заметить, как конь сира Фредерика, все это время находившегося позади войска, встал на дыбы, и баронет, не удержавшись в седле, кубарем покатился вниз. На его несчастье, прямо под ним оказался колодец, баронет зацепился ногой за его край, да так и остался висеть вниз головой. В суматохе, царившей во дворе - каждый стремился найти и забрать себе что-то ценное - никто, кажется, не заметил случившегося. Робин бросил на меня быстрый взгляд. Не сговариваясь, мы кинулись на выручку пострадавшему. О чем я думал в тот момент? Да ни о чем, наверное. Командиру нужно было помочь, вот и все, что я знал, а все остальное меня не волновало.
Баронет оказался тяжелый, как мешок с мукой. Я ухватил его за ногу, пытаясь вытянуть наверх, но сам едва не полетел вместе с ним. Роб, перегнувшись через край, подал командиру руку, и так, вдвоем, мы вытащили его, тяжело уронив на землю у колодца. Фредерик открыл глаза и долго смотрел на нас, то ли не узнавая, то ли пытаясь запомнить каждую деталь. Выглядел он жутко: камзол порвался, лицо заливала кровь, в правой руке повыше локтя торчала стрела. Мы же с другом не получили ни одной царапины.
- Помогите встать, - наконец сказал баронет. Робин осторожно подхватил его под здоровую руку. Фредерик побледнел, качнулся, но удержался на ногах. Мутный взгляд его прояснился, и когда он рукавом отер кровь с лица, я вдруг понял, что он моложе, чем казался.
- Спасибо, - тихо проговорил он, глядя на нас по очереди. Потом улыбнулся и стал еще моложе. Кажется, он был не намного старше нас.
- Глупая была бы смерть. Там, кажется, глубоко.
Мы с Робином переглянулись и тоже несмело улыбнулись в ответ.
- Помочь вам с рукой? - предложил Робин.
Сир покачал головой.
- Думаю, справлюсь сам. Присоединяйтесь к остальным, пока в замке еще осталось, что грабить. Сегодня ночуем здесь.
И он, гордо вскинув голову, похромал к главному входу. Робин поспешил за ним, я же остался во дворе. Меня охватило странное чувство, будто чьи-то глаза пристально наблюдают за мной и чье-то упорное желание не дает мне уйти. Сделав несколько шагов вперед, я подобрал меч одного из защитников крепости. Хозяина он не спас... Мне тоже вряд ли помог бы, ведь я не умел с ним обращаться, но чувствовал себя увереннее так. Ночь опустилась на замок, и двор почти опустел, но тем сильнее стала моя тревога. Меж хозяйственными постройками мелькнула неясная тень, и я шагнул туда, держа меч на вытянутой руке впереди себя. За постройками обнаружился еще один дворик, куда выходили двери сараев, ветер гонял по твердой земле пучки пакли и соломы. И ни души, ни намека на чье-то присутствие, и даже тревога утихла. "Показалось", - решил я, опуская порядком онемевшую руку с мечом. И в этот момент что-то тяжелое ударило меня по голове. Звякнул о камни не удержавшийся в руке меч. Угасающим сознанием я уловил прикосновение к шее и рухнул во тьму.
Не знаю, как долго длился мой обморок. Когда я пришел в себя, вокруг было темно. Откуда-то издалека доносились шаги и приглушенные голоса, трещали цикады, множество других, самых разнообразных звуков, отпечаталось в моей голове. Понемногу привыкнув к темноте, я различил земляные стены, заставленные ящиками и бочками. Погреб?.. Но где он и кто бросил меня сюда? Память услужливо подсказала последний увиденный мной эпизод. Наверное, я наткнулся на последнего чудом уцелевшего защитника замка. Правда, странно было, что он меня не убил, а может, посчитал мертвым. Я встал, прислушиваясь к ощущениям. Почему-то казалось, что из меня вынули все внутренности и наполнили тело дымом, в груди повисла свинцовая тяжесть. Но боли не было. Меня охватил страх. Нет, я не хотел умирать, да еще так глупо в какой-то яме! Должно быть, это просто сон. Пока я пытался осознать ситуацию, моего обоняния коснулся божественный запах, подобного которому я никогда не чувствовал прежде. Он звал меня, так сильно, что сопротивляться не было сил. Осторожно я выбрался из погреба, преодолел лестницу в десяток ступеней и оказался в том самом дворе, где напал на меня неизвестный. И сразу увидел ее. Совсем юная девушка, она сидела на грубо сколоченной скамейке возле строения напротив и расчесывала длинные черные волосы. Ночь укутала ее в темные покрывала, звезды запутались в ресницах и густых прядях. Но лучше всего был запах. Он сводил с ума, заставляя забывать обо всем остальном. Очарованный, я шагнул вперед. Девушка подняла глаза, замерла испуганно, не донеся руку с гребнем до волос. Не владея собой, не отдавая отчета в происходящем, я приближался к ней. Я желал ее страстно, но не так, как мужчина желает женщину. Скорее это было похоже на... голод? Я не осознавал этого. До девушки оставалось всего лишь несколько шагов, когда тревога вдруг кольнула меня и заставила резко обернуться. В грудь уперлось острие меча.
- Отойди от нее. Быстро. Она не принадлежит тебе.
Фредерик. Правая рука командира висела на перевязи, сам он был бледен, но держался спокойно и уверено. Незнакомка мгновенно соскользнула с лавки, спрятавшись за его спину. Почему-то это сильно расстроило меня.
- Так вот где ты пропадал все это время. А мы перерыли весь замок.
- Вы искали меня? - спросил я и не узнал свой голос. Что это за звериный хрип, откуда взялись эти новые хищные нотки? Наверное, меня слишком сильно ударили по голове.
Фредерик внимательно посмотрел на меня ясными синими глазами.
- Твой друг поднял на уши половину отряда, но почему-то мы так и не нашли тебя. Мы думали, ты сбежал.
Многие чувства смешались во мне при этих словах. Беспокойство за Робина, благодарность, удивление. Раздражение и злость на командира, меч которого все еще был направлен мне в грудь, не давая пошевелиться.
- Ты отстанешь от девочки? - повторил баронет.
Беспричинная ярость полыхнула во мне. Броситься, задушить, разорвать! И так незнакомо мне было это желание, что я смертельно испугался и отступил, бормоча обрывки молитв. Что происходит со мной?!
- Ты убьешь меня?
Голос чуть дрогнул. Фредерик быстро оглянулся на девушку и вновь посмотрел на меня, наклонив голову.
- Не знаю, что за демон вселился в тебя, Нейдж, - наконец сказал он. - И, возможно, потом я прокляну себя за то, что собираюсь сделать сейчас. Но ты и твой друг спасли меня от смерти и позора. Мой долг отплатить вам тем же. - Он решительно загнал клинок в ножны. - Но знай. Если ты еще когда-нибудь будешь угрожать мне или моим людям, я убью тебя.
С этими словами он развернулся, обнял черноволосую за плечи и повел ее в сторону замка. Уже почти скрывшись за углом, он вдруг остановился и, искоса поглядев на меня, добавил:
- Мы задержались здесь, чтобы отдохнуть и подождать основной отряд. Выступление назначено на завтрашнее утро. Твой друг идет со мной, он был бы рад, если бы ты... присоединился к нам.
Остаток ночи я запомнил очень плохо. После ухода Фредерика мною овладело настоящее безумие. Мир превратился в сплошную мешанину боли, красок и невысказанных желаний. Я так и не понял, что происходило со мной, не заметил, что делал. Когда сознание вернулось и я, наконец, смог соображать здраво, над землей уже давно стоял день. Я обнаружил себя в том же погребе, что и раньше, лежащим под защитой пустых бочек и деревянных настилов. От вчерашнего не осталось и следа, только слегка саднило горло и в груди по-прежнему висела тяжесть. Я встал, помахал руками, чтобы разогнать кровь - ничего необычного. Никаких изменений, разве что слышать я стал лучше, и тишина вокруг подсказывала, что время сбора отряда я благополучно проспал. Так значит и все произошедшее было лишь сном? Не найдя иного объяснения, я с облегчением рассмеялся и выскочил во внутренний двор. Яркий солнечный свет больно ударил по глазам, заставив на мгновение зажмуриться. Конечно же, воинство уже ушло, его хвост хорошо виднелся на дороге в клубах пыли. Догнать их не представляло труда, но как найти одного-единственного человека среди толпы, растянувшейся на многие ярды по дороге? Фредерик сказал: "Твой друг идет со мной". Но если бы это хоть чуть облегчало задачу! Многие в отряде вообще не знали, что у нас есть командир. Отчаяние охватило меня. Я шел в поход в основном ради Робина, и моим долгом было теперь отыскать его. Оставалось только одно - пробиваться в голову войска. Роб там, где командир, а тот наверняка должен быть впереди.
За день прошли немного. Движение было медленным, ленивым, я петлял меж людьми, пытаясь пробиться вперед и внутренне содрогаясь. Напряженные взгляды воинства рождали во мне почти животный страх, желание спрятаться, но я убеждал себя, что все это только из-за моего одиночества. Я всегда чувствовал себя неуютно в толпе незнакомых людей. К вечеру небо оделось в тучи, легкий прохладный ветерок отрезвил меня, и идти стало легче. Странно, я совсем не чувствовал усталости, наоборот, чем ниже опускалось солнце, тем больше сил как будто становилось во мне. Болело горло и хотелось есть, но это чувство было настолько привычным, что я не обращал на него внимания. Я шел и шел, даже когда отряд остановился на ночлег, и наконец увидел впереди белую палатку командира. Это была единственная палатка во всем лагере, так кому же, как не Фредерику, занимать ее? И здесь знакомый, почти родной запах коснулся моих ноздрей. Я никогда не чувствовал его прежде, но перепутать не смог бы ни с чем.
- Робин.
Друг сидел спиной ко мне, глядя в огонь. Но услышав, или, скорее, почувствовав меня, немедленно обернулся. В глазах его отразилось непонимание, быстро сменившееся удивлением, а затем и восторгом.
- Нейдж!!! - заорал он, бросаясь ко мне с распростертыми объятиями. От неожиданности я не удержал равновесия, и мы покатились по земле, хохоча как безумные и лупя друг друга по спине.
- А я думал, тебя убили, - наконец успокоившись, сказал Робин. - Там под замком оказалась засада, много наших полегло. Я уже поклялся мстить за тебя всем неверным. Где ты был?
- Меня ударили по голове, и я все это время валялся без сознания в каком-то погребе. Потом очнулся, вылез, увидел, что вы ушли, и помчался догонять. - Да, это была не вся правда. Я хотел рассказать Робину про девушку и свои странные ощущения, но он был так счастлив, заражая меня своим весельем, что все остальное казалось совершенно неважным. Главное, что мы с другом снова вместе.
- Ох, бедный ты, - с оттенком зависти протянул Роб. - А наш Фредерик руку сломал, ту самую, в которую ранен был. Ему пытались наложить повязку, но, кажется, только хуже сделали. Теперь он ходит злой, ругается и шипит на всех. - Он помолчал немного, хитро глянул на меня и добавил: - А у меня теперь есть меч.
Я не успел ничего сказать, друг метнулся к палатке и вынес оттуда узкий продолговатый предмет.
- Вот, гляди, - меч мягко зашуршал, выползая из ножен. Робин держал его, словно величайшую драгоценность, и оба мы, затаив дыхание, смотрели, как пляшут огненные блики на полосе остро отточенной стали.
- Я забрал его у врага, - прошептал Роб. - Сир Фредерик сказал, что из меня выйдет хороший воин, и сам взялся обучать меня.
- Я тоже подобрал меч, но потерял его потом, когда меня ударили.
Друг искоса посмотрел на меня.
- Там, в замке, когда на нас напали, я убил одного неверного. Случайно, правда... выставил меч, а он не ожидал, и сам на него напоролся. Но сир Фредерик назвал меня молодцом и назначил своим оруженосцем.
- Он же не рыцарь.
- Да, у него нет шпор и пера на шлеме, ну и что? Не этим определяется рыцарство, Нейдж. А Фредерик уж точно лучше и достойнее нашего Балтиса, да и многих других, я думаю.
Я удивленно посмотрел на друга. Оказывается, он повзрослел, а я и не заметил. Странное это было чувство... Робин как будто стал выше, мудрее меня, и я вдруг почувствовал себя неловко рядом с ним. Словно эти несколько дней отдалили нас друг от друга. А может быть, так было всегда, да только я ничего не видел в своем эгоизме?
- Не грусти! - друг хлопнул меня по плечу, по-своему истолковав мое молчание. - Мы попросим его, и он возьмет тебя тоже, а оружие ты найдешь. Мало ли еще битв впереди. Мечты сбываются! А ты говорил - сказки...
Я хотел сказать что-то, но горло вдруг полыхнуло огнем, и голова закружилась. Я был так голоден, а от Робина пахло чем-то таким вкусным, что мне вдруг захотелось наброситься на него, вгрызться в его шею!
- Что с тобой? - в его голосе звучал страх. Я и сам перепугался, бешено затряс головой, на всякий случай слегка отодвинувшись.
- Есть хочу. Кажется, даже человека готов сожрать.
Робин вздохнул.
- Я тоже голодный. Но ничего нет, только вода. Разве что у других поискать. Только сир Фредерик будет ругаться. Он сказал, завтра будем проходить мимо деревни, там и возьмем, что нужно.
- До завтра я не доживу, - проскулил я; меня немного отпустило, и надо было поскорее отвлечься, чтобы не думать о пище. - Слушай, а почему вообще Фредерик с нами возится? В смысле, он же из благородных, ему надо было с рыцарями в поход идти, а не с неграмотной нищетой якшаться...
- Может быть потому, что он сам такая же нищета, как и вы, разве что грамотная? - вместо друга отозвался сам Фредерик.
Мы, вздрогнув, обернулись, не зная, как долго он слушает наш разговор. Баронет кинул свой плащ возле костра, опустился на него и жестом пригласил нас сделать то же самое. Плащей у нас не было, но сидеть на голой земле мы не боялись.
- Я только формально дворянин, - видя наши непонимающие лица, пояснил командир. - Младший сын, воспитанный простолюдинами и лишенный наследства, что же еще мне остается, кроме как идти в святой поход? А встать под знамена общества, отвергшего меня, не позволяет гордость.
Он замолчал, опустив голову. Мы с Робином переглянулись. Мы всегда считали, что принадлежность к дворянскому роду сама собой исключает бедноту и несчастья. Что же такое натворил наш баронет, чтобы оказаться изгнанником? Но в словах его было столько отчаяния, что мы невольно прониклись сочувствием к нему. Командир поднял глаза, заметил наши лица и невесело улыбнулся.
- Жизнь несправедлива, ребята. Вот так двадцать лет ждешь, когда на тебя обратят внимание и оценят по заслугам, а потом вдруг выясняется, что твой отец на самом деле совершенно чужой человек. А настоящий был трусом, изменником и предателем, и потому на тебя, не спросив, вешают такое же клеймо. Как хочешь с ним, так и живи...
Он протянул здоровую руку к огню, как будто собираясь зажать его в кулаке. Потом тяжело вздохнул, поднялся, чуть поморщившись от боли.
- Завтра мы должны соединиться с основным отрядом. Еще пара недель, и будем в Константинополе, а там уже до Святой земли рукой подать. Скоро прошлые обиды станут неважными.
С этими словами он повернулся и скрылся в палатке. Мы же с Робом долго молчали, думая каждый о своем. Я пытался представить себе, что должен чувствовать человек, выросший, как Фредерик, в богатстве и роскоши, но вдруг в одночасье лишенный всего этого. Каково же, должно быть, его отчаяние, если оно заставило его возглавить войско безоружной нищеты в походе на Иерусалим. Чего он хотел, погибнуть во имя Христа или доказать своим, что достоин называться одним из них? И чего хотел я сам?
Рассвет распустился в тучах кровавой розой, а я так и не нашел ответа на свой вопрос. Только заработал страшную головную боль, да мысли запутались окончательно. Мы не сомкнули глаз за всю ночь, и чувствовал я себя ужасно - спрятаться бы куда-нибудь в темный уголок и залечь там. Хотелось есть, горло горело огнем. И когда я успел простудиться? Но уже трубил рог время выступать, и воинство, а мы вместе с ним, двинулось в путь.
Мы шли уже несколько часов, когда внезапная тревога объяла меня, как будто предупреждая - дальше нельзя. Вместе с Фредериком и Робином я был впереди отряда, и глаз то и дело ловил какие-то неясные движения на горизонте. Но остальные ничего не замечали, и я тоже предпочел молчать. Вскоре впереди показалась деревня. Движение на горизонте стало более отчетливым, превратившись в темную быстро приближающуюся полосу. Кое-где среди нее поблескивала сталь. Я оглянулся на Фредерика. Тот, кажется, тоже заметил гостей, но не подавал признаков тревоги. Должно быть, это тот самый отряд, с которым мы должны были встретиться. И все же, волнение не оставляло меня.
Деревня встретила нас подозрительной тишиной. Мелькали тени за закрытыми ставнями, сдавленный шепоток раздавался то тут, то там. Словно какая-то тяжелая туча нависла над землей и душила ее, или это говорил во мне страх? Уж очень деревня напоминала гнездо чумы, о которых рассказывали заезжие странники. Наверное, мы прошли бы мимо нее, если бы не были так голодны. Но разве могут остановить двери и ставни обезумевшую толпу? Мы ворвались, будто и не было никаких засовов. Местные не хотели делиться - но брать самим уже вошло в привычку.
Внезапная песнь рога взметнулась над селением. За прошедшую пару месяцев мы привыкли к этому звуку, обычно обозначавшему привал или подъем. Но сейчас?! Тревога, нет, уже отчетливое предчувствие беды охватило меня. Забыв обо всем, я кинулся на улицу. В нос ударил кислый запах железа и чужих тел, смешанный с пряным ароматом чего-то еще, неизвестного мне, но манящего. Этот запах преследовал меня с момента пробуждения там, в погребе, но никогда еще он не был так силен! Я отыскал взглядом Фредерика. Он стоял в дальнем конце деревни, опустив бесполезный уже рог и сжимая в ладони рукоять меча. А с востока на нас надвигалось войско.
Это было чужое войско, не то, которое мы ждали, я понял это сразу. Их броня и оружие сверкали на солнце, но тьма и смерть галопом скакали впереди, накрывая все своим пологом. Они шли, чтобы убить нас. В последний раз заиграл переливчатый рог, созывая воинов Христа. Что толку! Разве могли мы, безоружное мужичье, противостоять хорошо обученному войску... Я бросился к Фредерику.
- Ух ты, неверные! - это возник рядом Робин. - Сейчас мы будем сражаться по-настоящему? Мы им покажем, как выступать против святого воинства и отбирать наши города!
Голос его дрогнул и сорвался на шепот.
- Это не неверные, - прошептал баронет, и у меня мурашки забегали по спине. - Это хозяева здешних земель, и они всего лишь хотят защитить свое.
Он обернулся на мгновение, и я успел заметить отчаяние, страх и растерянность на его лице. Свет вокруг меня померк. Если сам командир не знает, что делать теперь, на что же надеяться нам? Бежать, скорее бежать прочь!
- Поздно убегать! - словно в ответ на мои мысли произнес Фредерик. - Да и нет смысла, они все равно догонят. Мы примем этот бой. И да поможет нам Бог.
Страх в его глазах сменился отчаянной решимостью. Баронет выпрямился, расправил плечи, крепче сжав клинок. Рядом старательно копировал его позу бледный от волнения или страха Робин. Мне казалось, что я умру на месте, но не мог двинуться. В руку ткнулось что-то холодное - Фредерик протягивал мне кинжал в локоть длиной. Пальцы сами собой сжались на рукояти, но уверенности мне это не прибавило. Нам не выдержать бой. Мы все умрем здесь, под безымянной деревней, так и не дойдя до Иерусалима. Напрасно мы ушли из дома!
Враг был уже совсем близко. Их было не так много, как показалось вначале, но нам хватит и этого. Трепетали на ветру знамена. Хрипели кони. Обнаженные мечи и копья казались живым пламенем. Скрипнул зубами Фредерик. И вдруг закричал, вскинув руку с мечом:
- Вперед, воины Христа! Защитим имя Его в бою с неверными, и да пребудет с нами вечно благодать Его! Во имя Господа!
Взревела толпа - я только сейчас заметил, что воинство собралось вокруг нас, - и бросилась вперед. Две армии с криком схлестнулись.
Это было страшно, очень страшно. Кровь, крики, лязг оружия. Всадники ворвались в толпу, словно косари на поле, оставляя за собой полосу изувеченных и мертвых тел. Совсем ненадолго. Толпа поглотила их, и считать бы бой оконченным... но основные силы противника уже были здесь. Все смешалось, и тьма заполнила мир. Я уже не понимал, что происходит, не различал, где кто.Звон металла, предсмертные крики бились в уши, заставляя метаться, как раненого зверя, молясь всем известным богам. Дверь. Я бросился в спасительную пустоту дома. Плевать на всех, лишь бы спасти свою жизнь! Кто-то заметил меня, сунулся следом, я наугад ткнул кинжалом. Кажется, попал. Захлопнуть дверь, подпереть ее тяжелым засовом, забиться в самый дальний угол. И опуститься там на пол, закрыв лицо руками. Снаружи кипел бой, нет, не бой - убийство, и от этих звуков я сходил с ума. Нет, не хочу! Не хочу больше. Верните меня домой! Мое место не здесь, пусть сражаются те, кому это положено!
В отчаянии я прижал руку к груди и замер, как громом пораженный. Разве не должно мое сердце выскакивать из груди от страха? Но оно молчало. И только ледяной холод струился по телу. До этого момента я думал, что больше бояться уже невозможно. Однако то, что происходило со мной, походило больше на страшный сон, чем на реальность. Тяжелый удар в дверь заставил подскочить чуть не до потолка. А Робин ведь остался там, снаружи! Что, если его убьют?
Трясущимися руками я отворил ставни и вывалился на улицу, зацепившись по пути за раму. Что-то хрустнуло, но боли я не почувствовал. Стоял и смотрел в отчаянии. Основной бой развернулся чуть дальше, его скрывали от меня стены домов, только звуки и запахи врезались в тело. Но Робина я видел. Он и еще несколько человек из нашего отряда сражались с закованным в броню противником, по-настоящему сражались и, кажется, даже побеждали. Другая горстка наших рассыпалась по улице, спасая свои жизни. Еще дальше, у самого края деревни, враги теснили Фредерика. Секунду я размышлял, что делать. Но командир вдруг упал, споткнувшись, и времени на раздумья не осталось. Зарычав, выставив вперед кинжал, я бросился на помощь баронету.
Не знаю, как мы выдержали эту схватку. Сам того не заметив, я успел обменять кинжал на меч одного из неверных и, вцепившись в него обеими руками, с отчаяньем загнанного в угол зверя размахивал оружием. Фредерик прикрывал мне спину, я чувствовал его напряжение и злость. Мысли исчезли, в ушах бешено стучала кровь, пот застилал глаза. Выжить! Любой ценой, не дать им проткнуть себя железяками! Я не сразу понял, что все закончилось. Просто, внезапно оставшись без поддержки когда командир отошел, не удержался на ногах и рухнул на землю. Тело налилось свинцовой тяжестью, горело в нескольких местах, но я не решался посмотреть на себя. Достаточно было того, что я видел вокруг. Мертвые, Боже правый, меня окружали мертвецы! И я... я тоже причастен к этому! Я шарахнулся в сторону. Неужели все эти люди, что лежат здесь безжизненной окровавленной массой, совсем недавно чувствовали, смеялись, мечтали, верили во что-то и любили? Горло сдавило судорогой, меня затошнило. Совсем не так я представлял себе сражения, сидя дома в Руане! В реальности не было ничего героического, только отчаяние, животный страх и дикое желание спасти свою жизнь... за которую должен был погибнуть кто-то другой.
Робин. Мгновенно забыв об усталости, я бросился туда, где видел его в последний раз. О, нет...
Они лежали рядом, мой друг и двое его поверженных противников. Рука Роба все еще сжимала рукоять меча, окровавленная грудь тяжело и редко вздымалась. Мне стало холодно. Это не правда, это дурной сон. Сейчас я проснусь и окажусь дома, в мастерской, и не будет ни этого изнуряющего похода, ни крови, ни страшной битвы, кипящей в нескольких шагах от меня. Этого нет, нет!
Роб шевельнулся и открыл глаза. Слабо улыбнулся.
- Я знал, что ты справишься.
- Молчи, - я неуклюже опустился рядом. - Все будет хорошо, Робин. Я... мы... я найду кого-нибудь помочь тебе. Мы тебя вылечим.
Так глупо и наивно звучали эти слова! Даже я понимал, что друг обречен, но не хотел в это верить. Так не должно было быть.
- Только не вздумай умирать, слышишь?
Роб снисходительно усмехнулся.
- Перестань так бояться, Нейдж. Разве не за этим мы шли в поход? Погибнуть во имя Господа, разве не это высшее благо?
Меня затрясло. Что такое он говорит? И так спокойно, будто речь идет о ком-то постороннем!
- Ты не имеешь права!
- Каждый из нас рано или поздно умрет. Я выполнил свой долг. А ты должен идти до конца и добиться цели. Ты должен воплотить наши мечты.
- Но, Робин...
- Перестань. Не плачь обо мне. Уходить надо с легким сердцем, а мне и так слишком страшно...
Что-то мелькнуло в его глазах перед тем, как он закрыл их. Что-то, заставившее меня вздрогнуть и отдернуть не дотянувшуюся до пальцев друга руку. Сколько лет мы были с ним вместе. И только сейчас я понимаю, что, кажется, совсем его не знал...
- Не бросай все на полпути, - совсем уже слабо прошептал Робин. - Не бойся ничего. И береги сира Фредерика. А я...
Он не успел закончить. Тело вдруг напряглось, выгнулось дугой и резко обмякло. Я не сразу решился позвать его, так и сидел, глядя в неподвижное лицо. Сейчас... вот сейчас друг вздохнет, откроет глаза, улыбнется и скажет, что это была всего лишь глупая шутка. Но минуты текли, а Робин оставался все также неподвижен. Неужели это все взаправду?.. Почти не соображая, я положил руку ему на грудь. Сердце не билось. И в этот момент рухнуло небо, а мир вокруг перестал существовать. Я поднял голову, встретившись взглядом с Фредериком. Не знаю, когда он подошел, но его присутствие вызвало во мне волну ярости. Он! Из-за него погиб мой друг!
- Будь ты проклят, - прошипел я, глядя ему в глаза. Я ненавидел весь мир. И хотел убивать.
Крича от ярости и нестерпимой боли в груди, я бросился в гущу толпы и рубил, рубил мечом направо и налево, не разбирая, где свои, где чужие. Рубил, душил, рвал зубами, кажется, даже пил кровь. Я был словно неудержимый ураган, который не знает пощады и ничего не замечает вокруг. Ни подоспевшей к воинам Христа подмоги, ни пустоты вокруг себя, ни нашей победы. Об этом я узнал гораздо позже. Чьи-то руки схватили меня, усадили, влили в рот нечто отвратительное на вкус. Постепенно я успокоился. И вдруг обнаружил себя сидящим на голой земле под стеной дома. Вокруг сновали люди, пылали костры. Шатаясь, словно пьяный, я поднялся и побрел искать Робина. Тела погибших успели уже собрать в кучу неподалеку от деревни, несколько человек рядом копали яму. Я смотрел на все непонимающим взглядом. Забрать друга... Кто-то сунулся было преградить мне путь, но отступил, не промолвив ни слова. Я уходил, неся на руках бездыханное тело того, кто был - я понял это только в ту минуту - смыслом моей жизни, а позади стояла такая же мертвая тишина. Или звуки просто не достигали моих ушей, закрытых горем, так же, как не видели обращенные внутрь самого себя глаза?.. У кромки леса я остановился. Бережно опустил на землю свою ношу, сел рядом, положив голову друга себе на колени, обнял его и прижался лбом, совсем не чувствуя холода...
Так мы и встретили рассвет. Сбивчивый звук шагов заставил меня поднять голову. Снова Фредерик, словно ночной кошмар. Остановился рядом, молча протянул мне одну из двух лопат, что принес с собой. В таком же молчании мы вырыли неглубокую могилу, опустили в нее тело Робина. На лице его застыло спокойное умиротворенное выражение. Как будто и не погиб на войне от страшной раны, а просто спит и видит хорошие добрые сны. Нервы мои лопнули, как натянутая струна.
- Робин! Слышишь, Робин, просыпайся! Хватит пугать меня! Нам пора домой, слышишь! Там ждут!.. Там... родители... проснись!..
Фредерик поймал меня на краю могилы. Я отпихнул его, бросился в лес. Слезы застилали взгляд. Ненавижу всех. Робин! Как ты посмел бросить меня одного!
Не знаю, сколько времени я бродил в глуши, кидаясь на деревья. Когда вернулся к опушке, баронет сидел на корточках возле свежего холма, увенчанного воткнутым в изголовье мечом, и тупо смотрел в одну точку. На мое появление он никак не отреагировал. Я присел напротив, коснулся рукой земли. Прости меня, друг... нет, брат мой. Я не защитил тебя, когда ты так нуждался в моей помощи, я даже не пришел попрощаться с тобой. Ты был гораздо лучше, чем я, Робин, и кто, как не ты, заслужил дорогу в царствие небесное... Я верю, что ты там, потому что где же тебе еще быть? Надеюсь, тебе там хорошо. Поглядывай на меня со своих высот. Прощай... Ах, Робин, Робин, что же мы наделали, как же я буду без тебя?!
- Это я виноват во всем.
Я вздрогнул и поднял глаза на Фредерика.
- Я знал, что мы идем навстречу врагам, а не союзникам. И все равно повел их на смерть. Погиб почти весь отряд...
Он подобрал комок земли и со злостью швырнул его в дерево. Промазал. Я молчал. Не только я вчера лишился частички души, а командир, наверное, и вовсе чувствует себя мертвецом.
- Ты опять спас мне жизнь, Нейдж, - снова заговорил Фредерик и быстро добавил, не дав мне вставить ни слова. - Я знаю, чего тебе это стоило. Нет смысла благодарить и слова извинений прозвучат глупо. Просто хочу, чтобы ты знал - отныне и навеки, я твой должник. Если тебе понадобится что-то...
- Я запомнил твои слова.
Он поднял голову, на миг встретившись со мной взглядом.
- Что будешь делать дальше?
- Вернусь домой. Не хочу больше здесь находиться. Этот поход проклят.
- Ты не прав. Это война, а на войне не бывает без жертв. Все мы умираем рано или поздно, так или иначе. Нужно просто принять это.
Я сжал кулаки так, что кости захрустели.
- Но почему умирают лишь те, кто никому никогда не причинял зла? Кто вообще не должен иметь отношение к войне? Ради чего?
- Во имя Господа, Нейдж!
- Но если он проповедовал "не убий" и "возлюби ближнего своего", тогда почему допускает все это во славу свою?!
Фредерик открыл рот и закрыл его, не найдя, что ответить. Я поднялся, тяжело дыша.
- Прощайте, сир Фредерик. Надеюсь, хоть вы не обманетесь в своих мечтах.
- Ты добьешься большего, чем любой из нас, мальчик, - я удивленно глянул на баронета, но тот сидел молча, отвернувшись, голос звучал в моей голове! - Просто не беги от себя и делай то, что должен.
А что я должен?
Но голос не повторился. Пожав плечами, я бросил последний взгляд на могилу друга и медленно побрел вдоль леса.
Вот так мы расстались, как я думал, навсегда. Я возвращался домой, стараясь держаться подальше от людей и селений. Страх ли руководил мною, но большую часть времени я проводил под сенью лесов. Несколько раз навстречу мне попадались вооруженные отряды, и тогда я уходил еще дальше. Теперь-то я знал, кто были все эти рыцари, рвущиеся в Иерусалим. Убийцы, ослепленные жаждой славы и денег.
Очень скоро я начал понимать, что со мной произошло нечто страшное. Я шел несколько дней и не чувствовал при этом ни голода, ни усталости. Солнечный свет, особенно на восходе, причинял сильную боль; зато слух, зрение, интуиция... все чувства обострились до предела, а мир стал восприниматься совсем по-другому. Это сложно описать словами. Сердце мое по-прежнему не билось. Однако я ходил, думал, чувствовал! Я был жив и мертв одновременно и не понимал, что это значит. Но страшнее всего было то, что мне нравился запах крови... Я забивался все дальше в леса, боясь встретиться с людьми, и беспрестанно молил Бога о прощении. Но, видимо, он не слышал меня в глуши. Однажды, не смотря на всю осторожность, я наткнулся на человека, не совладал со своими инстинктами, бросился на него и выпил всю кровь. Когда эйфория от убийства сменилась животным страхом, я понял, что отныне помочь мне может только одно.
Деревенька выглядела пустой на первый взгляд. Еще бы, я пришел на закате, когда все дела уже были закончены, ужин съеден, вечерние молитвы прочитаны, и люди готовились ко сну. Меня раздирали противоречивые чувства, нечто между завистью, тоской и ненавистью. Кажется, я все отдал бы за то, чтобы вернуться к своей прошлой жизни! Но стоя там, наблюдая за людьми, чувствуя их запах, только представлял себе, как впиваюсь в шею зубами, и это было невыносимо. Поэтому, дождавшись, когда утихнут последние шорохи в домах, я крадучись направился к церкви. Это был единственный приход на много селений вокруг, и я довольно долго искал его, много раз меняя решение. Страх и сейчас сжимал горло. Может ли монстр войти в божий дом, или молния испепелит меня, едва переступлю порог? Но только здесь можно было найти ответы на вопросы.
Дрожа, я потянул дверь на себя, каждую секунду ожидая взрыва в небесах. Ничего не произошло. Я глубоко вздохнул и шагнул внутрь. В церкви было тихо, пахло травами и оплавленным воском. И людьми. Молодой священник возился в углу, явно собираясь домой. Мне казалось, я двигался бесшумно, но он все равно заметил, обернулся с удивлением.
- Вы что-то хотели? Простите, я уже ухожу...
У него были бесконечно добрые светлые глаза, и мне вдруг показалось, что я могу - и должен - рассказать ему все, без утайки.
- Святой отец, мне нужна помощь. Со мной сделалось что-то. И теперь я боюсь солнца, не сплю и не ем, и пью кровь. Я не хочу пить, но когда чувствую, не могу удержаться! В меня вселился дьявол. И он остановил мое сердце...
Чем дальше я говорил, путано, беспокойно, стараясь вывалить сразу все, что наболело, тем больше вытягивалось лицо у священника. Не верит? Не понимает? Убьет? Когда рука его потянулась к висящему на шее кресту, я не выдержал, пробормотал "извините" и попятился к выходу. Видимо, теперь мне уже ничто не поможет.
Голос священника догнал меня на самом пороге.
- Кто ты, чудо от Бога или кара небес?
Я замер, не решаясь обернуться.
- Я встречал вампиров, проклятых, как ты. И всегда считал, что вера губительна для вас. Но ты... переворачиваешь все мои представления. Останься. Расскажи все с самого начала.
И я рассказал. Отец Александер - так его звали - слушал внимательно, не перебивая, и выражение его лица оставалось задумчиво-непроницаемым. Когда я закончил, он еще некоторое время молчал, пристально глядя на меня. Мне было не по себе от этого взгляда, будто проникающего в самые сокровенные уголки моей души.
- Все это так странно, - наконец проговорил священник. - Твоя история удивила меня. Не стану скрывать, я всегда считал вампиров беспощадными монстрами, способными думать лишь об убийстве. Не так давно мы упокоили пару таких в нашей деревне... Но сейчас я смотрю на тебя и вижу не порождение дьявола, а заблудшую душу, смущенную и напуганную, ищущую дорогу обратно. Если то, что ты говоришь, правда...
Он вдруг поднял руку и перекрестил меня широким жестом, быстро произнеся первые строки молитвы. Я ничего не успел сделать. Несколько секунд мы просто сидели и смотрели друг на друга, потом отец Александер протянул с удивлением:
- Ты не одержим. Бог не отвернулся от тебя, сын мой. Он по-прежнему с тобой.
Да?!
- Но почему же тогда я стал ходячим мертвецом и убийцей?
- Не знаю, - он покачал головой и продолжил после паузы: - пути Господни неисповедимы, и нам не понять замыслов Его. Каждую минуту Он дает нам уроки, но иногда нужно время, чтобы понять и принять их.
- Что же мне делать?
- Следуй слову Его. То, что случилось с тобой... испытание, наказание или предвестие великих перемен?.. Я хотел бы помочь тебе, но, увы, никогда прежде не сталкивался с подобным, и даже не знаю, что сказать. Ты шел в Иерусалим. Так вот мой совет: продолжай этот путь. Там святая земля, быть может, там ты найдешь ответы на свои вопросы. Но главное - не поддавайся искушению, веруй, молись. Бог видит все, он не оставит тебя и простит, если ты будешь достоин этого. Я тоже буду молиться за тебя, удивительное создание. Боюсь, это единственное, что я могу сделать.
Он протянул мне крест и я, дрожа, коснулся его губами. Торжественность момента поразила меня, но снова ничего не произошло. Значит, я правда не проклят? Но, если это испытание, то, Господи, почему я?! Ведь я всего лишь неграмотный плотник и просто хочу домой!
- Ступай, сын мой, выполни свой долг. Поразмысли хорошенько над своей жизнью и не забывай мои слова. И вот еще что... никому не рассказывай своей истории. Люди слепы в большинстве своем, предрассудки владеют ими...
Наверное, мне повезло, что я наткнулся именно на этого священника. Я слышал истории о вампирах и должен был благодарить отца Александера за то, что он выслушал меня, а не попытался убить. Но как же реальность оказалась непохожа на те истории!
Уходя, я слышал, как недавний собеседник бормочет вполголоса: "Темны и неясны намеки Твои. Быть может, мы всю жизнь верили не в то..."
Я не забыл наш разговор. Следующие дни и недели, все так же скитаясь по лесам, я не раз возвращался к нему, но никак не мог принять решение. Лучше всего было совсем не думать о своих новых особенностях: в голове роилось слишком много вопросов, ответы на которые я не мог найти, а неизвестность пугала больше всего. Но все - Робин, священник, мой внутренний голос - твердили: иди в Иерусалим. И, в конце концов, мне пришлось подчиниться.
Это оказалось сложной задачей - найти войско, успевшее уйти очень далеко. Сам того не заметив, я заблудился по дороге домой и теперь совершенно не представлял, где нахожусь. Меня окружали все те же леса, поля, да деревеньки, но язык в них звучал незнакомый, и спрашивать дорогу было не у кого. Я пытался идти по следам, хотел даже вернуться к отцу Александеру, но лишь заблудился еще больше. Тем временем осень полностью вступила в свои права, солнце все реже показывалось на небосводе, скрывшись за пеленой облаков. Теперь можно было спокойно идти и днем, не опасаясь ожогов, а холод и частые дожди не причиняли мне особого вреда. Постепенно я привыкал к своему новому положению и даже начал извлекать из него выгоды. Например, я мог мчаться быстрее ветра или оставаться незаметным в толпе. Последнее было особенно удобно во время вылазок к людям - мне сложно было долго оставаться в одиночестве. Иногда я даже решался посещать мессы, каждый раз удивляясь их воздействию на меня. Точнее, отсутствию всякого воздействия, кроме, разве что, внутренней веры и надежды на чудо. Первое время мне приходилось очень трудно. Каждый раз, встречая человека, я испытывал непреодолимое желание впиться в его горло и ощутить на языке приятную горечь свежей крови. Я пытался обойтись без нее совсем, но сам едва не погиб и выпил со страху в два раза больше, чем всегда. Хуже всего было то, что мне нравилось убивать. Хотя потом, когда проходил краткий миг эйфории, на меня наваливалась такая свинцовая тяжесть... словами не передать. Потом - случайно - я обнаружил, что могу питаться кровью животных, и с тех пор полностью перешел на нее. Так было легче, хотя прежнего удовольствия от процесса уже не возникало.
От долгой жизни в лесах одежда моя истрепалась, превратившись в груду тряпья, волосы сбились в колтуны, и выглядел я хуже разбойников с большой дороги. Однажды во время очередного визита в деревню пожилая женщина пригласила меня к себе, помыла, подстригла и дала новую одежду. Она была одинокой вдовой, глухонемой к тому же, все объясняла знаками, и проблем с языком у нас не возникло. Я прожил у нее несколько дней, в благодарность выполняя всю работу по дому. Это было так... невероятно - снова чувствовать себя нужным, не одиноким, снова проводить дни и ночи под крышей. Но голод звал меня и, не желая причинять зла доброй женщине, я ушел прочь.
Много дней я скитался вот так, давно потеряв счет времени и отчаявшись найти свое воинство. До сих пор не понимаю, как все-таки сделал это. Но в один прекрасный момент знакомый запах пота, железа и лошадей коснулся моего носа, а вскоре впереди показалась и сама армия. Каково же было мое удивление, когда я понял, что это совсем не та толпа, которую я покинул! Дисциплинированное, хорошо вооруженное войско, состоящее из рыцарей и настоящих солдат, вот что предстало передо мной. Они шли строгим маршем, не трогая местных, а за ними катились обозы с едой и фуражом. О крестьянском ополчении они знали лишь то, что те должны быть сейчас где-то в Турции. Что такое "турция" я не знал, поэтому больше решил не расспрашивать. Командир отряда, к которому я прибился, долго смеялся над желанием грязного оборванца стать воином, но в конце концов определил меня к одному из обозов. Большего нельзя было и желать - иметь отношение к убийствам совсем не хотелось. Хватит и того, что уже натворил.
И мы двинулись дальше. Хорошо снабженное войско шло не торопясь, гораздо медленнее предыдущей толпы. Осень сменилась зимой, и мне уже казалось, что этот путь никогда не закончится. Пока мы будем ползти тут, неверные в далеком Иерусалиме построят нерушимую стену и соберут такую армию, что в жизни не одолеть. Непонятно только, зачем им город, который мы зовем святым, если они даже не верят в нашего Бога?