Фурзиков Николай Порфирьевич : другие произведения.

Дэвид Вебер "Брат по мечу" (Бог войны)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Заклинание белого волшебника Венсита для призыва грифона в помощь Базелу Бахнаксону по ошибке перенесло из параллельной вселенной бронетранспортер вместе с сержантом-артиллеристом и водителем. Техника и оружие совсем не помешали в сражении с демонами, черными волшебниками и приспешниками Богов Тьмы.


Дэвид ВЕБЕР

БРАТ ПО МЕЧУ

Перевод: Н.П. Фурзиков

   Заклинание белого волшебника Венсита для призыва грифона в помощь Базелу Бахнаксону по ошибке перенесло из параллельной вселенной бронетранспортер вместе с сержантом-артиллеристом и водителем. Техника и оружие совсем не помешали в сражении с демонами, черными волшебниками и приспешниками Богов Тьмы.
  

ПРЕДИСЛОВИЕ

   Когда Тони Вейскопф сказала мне, что Бэн Букс собирается переиздать "Клятву мечей" в мягкой обложке, я подумал, что это хорошая идея. Когда она сказала мне, что хочет, чтобы я написал к ней предисловие, я подумал, что это хорошая идея. Когда она сказала мне, что хочет, чтобы я написал к ней предисловие и дал ей новый короткий рассказ, действие которого разворачивается во вселенной Базела, я тоже подумал, что это хорошая идея. Конечно, это было до того, как я узнал, насколько плотным будет мой писательский график в этом году. Я все еще думаю, что все это хорошие идеи, но моя жизнь стала в китайском смысле этого слова немного более... интересной, чем я ожидал.
   Со мной это случается часто. Спросите Шэрон, мать моих детей (которую я вижу время от времени, когда выхожу из своей писательской мансарды в поисках пропитания).
   Но, когда Тони впервые предложила мне всю эту идею, это было в блаженно неизвестном будущем, поэтому я с радостью добавил ее в свою тарелку, даже не подозревая, какую огромную порцию я туда загрузил. И в духе счастливого творчества я спросил Тони, что бы она хотела видеть в предисловии.
   - Ну, - говорит она мне, - я думаю, тебе следует подумать о том, чтобы быть кратким.
   - Кратко? - говорю я. - Что ты пытаешься сказать, Тони?
   - Ну, - говорит она, - твои последние два или три романа содержат 300 000 слов... или больше.
   - И к чему ты клонишь? - спрашиваю я.
   - Не бери в голову, Дэвид, - говорит она.
   Я все еще пытаюсь понять, к чему именно она клонила.
   На более серьезной ноте, и несколько более печальной, решение о переиздании "Клятвы мечей" было принято Джимом Бэном фактически перед его смертью. Я начал говорить, до его "безвременной" смерти, но это, конечно, было бы излишним. На самом деле не было такого момента, когда мы могли бы потерять Джима, который не был бы "несвоевременным". Я скучаю по нему как по коллеге по профессии, как по наставнику, как по моему издателю и как по моему другу.
   По нескольким причинам я также получаю особое, хотя и горько-сладкое, удовольствие от осознания того, что переиздание этой книги было идеей Джима. Во-первых, потому что это была его идея, и это была моя последняя книга, которую он когда-либо планировал. Во-вторых, потому что Джим предлагал переиздать роман-фэнтэзи Дэвида Вебера, в то время как он мог бы включить в расписание еще один научно-фантастический роман. И в-третьих, потому что я всегда испытывал глубокое уважение к интуиции Джима, когда дело касалось составления расписания и размещения книг.
   Когда мы с Тони впервые обсудили это, никто из нас понятия не имел, что мы потеряем Джима. Тогда в предисловии мы оба предпочли бы (относительно) мягко подшутить над Джимом, поскольку он всегда был каким-то раздвоенным, когда дело касалось моих романов-фэнтэзи. Они ему нравились, и их продажи, безусловно, были приличными, но он правильно заметил, что я скорее более известен своей военной научной фантастикой, чем как автор фэнтези. Таким образом, продажи книг о Базеле никогда не были такими хорошими, как, скажем, показатели продаж книг о Хонор Харрингтон. Другими словами, как он обычно говорил мне, я как бы урезал доход всякий раз, когда садился писать о Базеле.
   Конечно, он был прав. Он, как правило, оказывался прав в подобных вещах с иногда раздражающей частотой. И как издатель - не говоря уже о бесстыдном торгаше, которым он тоже был, благослови его господь, - он был совершенно справедливо обеспокоен конечным результатом. На самом деле, это была одна из его обязанностей как издателя, поскольку некоторые писатели (о, я не говорю о себе, конечно!) испытывают некоторые трудности со счетом выше десяти, если не разуваются. Примечательным во всем этом было то, что, несмотря на то, что показатели продаж этих книг были ниже, чем у большинства моих научно-фантастических произведений, Джим все же нашел место в расписании Бэн Букс для трех из них, а еще на две заключил контракт. Видите ли, он знал, что они важны для меня, и это - в конечном счете или нет - делало их важными и для него.
   И почему они были важны для меня? Я рад, что вы спросили об этом. Вы ведь спрашивали, не так ли? Ну, кто-то это сделал, я уверен.
   Правда в том, что я всегда любил фэнтэзи. На самом деле, первый роман, который я когда-либо написал (который не был продан, как бы шокирующе это ни звучало для некоторых людей), был фэнтэзи. На самом деле, в этой книге тоже был Базел, и если бы в мире была хоть какая-то справедливость...
   Но я отвлекся.
   Одна из причин, по которой мне нравится как читать, так и писать фэнтези, заключается в том, что фундаментальные допущения, которые используются при создании фэнтезийного мира или вселенной, отличаются от тех, которые используются при создании научно-фантастического мира или вселенной, и все же похожи на них. Или, по крайней мере, так для меня. Параметры не столько более свободные, сколько более... гибкие.
   Есть определенные ингредиенты, необходимые для создания литературной вселенной, которая держится вместе, которая одновременно убедительна и достаточно последовательна, чтобы читатели действительно захотели посетить ее. "Технология", будь то основанная на науке или магии, должна быть последовательной. У персонажей должен быть набор инструментов как с преимуществами, так и с ограничениями, которые писатель соглашается соблюдать, и они должны решать свои проблемы без того, чтобы он внезапно не бросил совершенно новый инструмент в коробку, потому что обнаружил, что загнал себя в угол. Люди, которые в нем живут, должны быть правдоподобными, и они должны быть персонажами, которые действительно волнуют читателя. Читателям не обязательно нравятся персонажи (хотя помогает, если им нравятся хотя бы некоторые из них), но они должны заботиться о том, что с ними происходит. Социальная матрица должна быть внутренне последовательной, хорошо продуманной и правдоподобной. Независимо от того, занимает ли политика центральное место в романах, действие которых разворачивается во вселенной, писатель должен понимать, в чем заключается политический подтекст, и придерживаться его. И писатель должен помнить, что если он пишет о целом мире, то тот, вероятно, по крайней мере немного больше, чем Род-Айленд. Он может быть даже больше, чем Техас. В любом случае, здесь будут различия в климате, рельефе, людях, флоре и фауне.
   В фэнтезийной вселенной правила "ящика с инструментами" менее строгие, но это не освобождает писателя от ответственности быть последовательным. Работа по социальному и политическому дизайну тоже должна быть выполнена правильно, и, в некотором смысле, сам жанр традиционно был довольно ограничивающим. Есть ожидания, особенно в фэнтези "мечи и колдовство". Например, если вы поместите орков (или их эквивалент) в фантастический роман, они, вероятно, будут плохими парнями. Эльфы могут быть последователями света или тьмы, но есть определенные неотъемлемые "эльфийские" качества, которые мы обычно ожидаем обнаружить. Полуэльфы обычно сочетают в себе лучшее как от людей, так и от эльфов, и все знают, что гномы - жадные, хваткие, алчные существа, которые обычно заканчивают с коротким концом палки, по крайней мере, в том, что касается чьей-либо симпатии или восхищения ими.
   Пожалуйста, обратите внимание, как я сказал, что это ожидания. Я думаю, что лучшие авторы фэнтези - это те, кто может принять эти ожидания и увести своих читателей куда-то еще, не теряя их. По крайней мере, это те, которых мне всегда больше всего нравилось читать. Имейте в виду, я здесь говорю не о Толкиене. Большинство ожиданий в современном англоязычном фэнтези так или иначе проистекают из его работ, и, на мой взгляд, причина этого в том, что он сделал их очень, очень хорошо.
   В любом случае, одна из причин, по которой я хотел написать книги о Базеле, заключалась в том, чтобы самому оправдать некоторые из этих ожиданий. Например, градани, очевидно, в чем-то занимают ту же "экологическую нишу", что и орки Толкиена, но мой герой - градани. На самом деле, мы проводим больше времени с его народом, чем с кем-либо еще. Боги весьма вовлечены в действие, но они не всеведущи и в конечном счете зависят от действий смертных для достижения своих целей. Полуэльфы - мерзкие, фанатичные расисты. Эльфы проводят большую часть своего времени в мечтах и обычно избегают контактов с миром, который слишком часто причинял им боль и издевательства. И гномы управляют единственной настоящей сверхдержавой Норфрессы. (Ха! Возьми это, глупый эльфийский ры - ца - рь!) И с таким же успехом я мог бы пойти дальше и признать прямо сейчас, что я все еще не закончил наклоняться.
   Полагаю, я все же перенял довольно много мейнстрима "высокой фэнтэзи". В какой-то степени я думаю, что это неизбежно, учитывая те истории, которые я хочу рассказать. Но это различия, промежутки между ожиданиями, с которыми мне больше всего нравится играть.
   Фэнтези также является хорошим местом для игры с понятиями добра и зла, ответственности и морали. Это место, которое на самом деле предназначено для того, чтобы позволить нам создавать героев и злодеев, которые больше, чем жизнь. Это может быть чистым эскапизмом, но где-то глубоко в глубине всегда прячется зеркало, ожидающее, когда мы в него заглянем, часто тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем.
   И, наконец, с моей собственной точки зрения как писателя, фэнтези предлагает долгожданный перерыв в научной фантастике. Я писатель-постановщик, и я пишу где-то около двух миллионов слов в год. Это занимает много времени перед клавиатурой (ну, в моем случае, в наушниках с голосовой активацией), и переключение передач помогает освежить чувство удивления и удовольствия, которое заставляет меня писать. Как любой из вас, кто читал мою научную фантастику, несомненно, знает, мне нравится писать сериалы. Мне нравятся большие сюжетные линии, которые на самом деле не очень хорошо поддаются разрешению между одним набором обложек. И мне нравится наблюдать, как персонажи, события и общества развиваются и растут на протяжении нескольких томов. Но поддержание энергии в серии, поддержание собственного интереса писателя до уровня, который делает новые книги приятными для его читателей, требует периодических перерывов. Во многих отношениях романы о Базеле стали для меня прорывом.
   В то же время это не то, что я пишу только как отдых от своего "настоящего писательства". То, что делает их прорывом для меня, - это удовольствие, которое я получаю от работы над ними, и различные ограничения и возможности, с которыми сталкиваются мои фэнтезийные персонажи, в отличие от моих научно-фантастических персонажей.
   Если я когда-нибудь найду на это время, у меня есть еще по крайней мере семь романов, действие которых я хочу развернуть во вселенной Базела. Два из них будут иметь дело с Базелом, Брандарком и их дальнейшими приключениями. В остальные пять войдут все (выжившие) главные персонажи из первых пяти книг, но большинство из этих главных персонажей будут появляться в очень важных, но в конечном счете второстепенных ролях, поскольку я приближаюсь к окончательному разрешению затянувшегося конфликта между контоварцами и норфрессанцами. Проблема, очевидно, в том, как выкроить время, чтобы поместить эти книги среди научно-фантастических романов, которые, как указал мне Джим, действительно платят за аренду.
   Так вот, у меня есть теория на этот счет. Джим и я обсуждали это время от времени в течение многих лет. Мой аргумент состоял в том, что если бы у меня на полках было больше фэнтезийных изданий, то читатели фэнтези действительно могли бы решить поискать их и даже - ах! - рекомендовать их своим друзьям. Я мог бы даже - кто знает? - стать известным как автор фэнтези, а также как писатель-фантаст, и тогда романы-фэнтэзи, возможно, начнут приносить достаточный доход, чтобы Джим был рад их видеть. Вы понимаете, к чему я здесь коварно клоню? Если вы купите книги, и если вы поощряете своих друзей покупать их, тогда мне будет легче убедить Бэн Букс позволить мне написать еще больше книг, что приведет к появлению большего их количества на полках, что приведет к увеличению продаж, что будет... Ну, я уверен, что вы понимаете суть, и надеюсь, что по крайней мере некоторые из вас подумают, что это было бы хорошо.
   Я ожидаю, что Тони все равно пойдет дальше и позволит мне втиснуть их в мой писательский график. Она понимает, насколько они важны для того переключения передач, о котором я упоминал выше. Кроме того, я думаю, они ей нравятся. Конечно, она могла просто пытаться не ранить мои чувства...
   Нет, только не Тони!
   Во всяком случае, вот "Клятва мечей", первое из приключений и злоключений Базела Бахнаксона. Действие новой повести, добавленной к нему, не привязано к какому-то конкретному моменту жизни Базела. Те из вас, кто читал другие романы, поймут, что это происходит после определенных событий в них, но помимо этого, его точная хронология как бы плавает во временной шкале основного направления серии [действие повести разворачивается после кончины темного волшебника Варнейтуса. С другой стороны, в ней же отмечается, что в то время бог войны Томанак направил не менее четверых своих защитников на Равнину Ветров, а это могло быть только до гибели Вейжона в поединке с дьяволом Крашнарка на Вурдалачьей пустоши, предшествующей смерти Варнейтуса от рук Венсита, судя по хронологии "Выбора девы войны". Если, конечно, Томанак и автор не подбросили тайком еще одного защитника.]. Кто знает, может быть, все это было сном. С другой стороны, Томанак действительно предупреждал его обо всех этих альтернативных вселенных...
   Что? О, это было в "Клятве всадника ветра", не так ли? (Бесстыдная затычка для более поздней книги серии.)
   Я надеюсь, вам это понравится. Я надеюсь, вы скажете Тони, что вам это нравится, чтобы я мог написать раньше больше из них. В конце концов, если предположить, что в меня не попадет метеорит или что-то столь же радикальное, я уверен, что напишу их все. Но я не собираюсь жаловаться, если вы тем временем решите бомбардировать офисы Бэн Букс просьбами о большем количестве книг.
  
   Искренне ваш.
   Дэвид Вебер
  
  

I

  
   Когда это случилось, он думал о снеге.
   Ему действительно следовало бы полностью сосредоточиться на поставленной задаче, но в тот день температура превысила 110 градусов, и даже сейчас, когда солнце уже зашло, все еще было за девяносто. Этого было более чем достаточно, чтобы заставить любого человека мечтать о каком-нибудь месте попрохладнее, даже если это было - что? Три года с тех пор, как он по-настоящему видел снег?
   Нет, поправил он себя со знакомой болью. Два с половиной года... с той последней поездки на лыжах с Гвинн.
   Сержант-артиллерист Кеннет Хоутон сжал челюсти. После стольких лет боль должна была ослабнуть, но этого не произошло. Или, возможно, так оно и было. Сразу после того, как он получил известие о несчастном случае, она была такой огромной, такой ужасной, что угрожала поглотить его, как какой-то черный, ледяной прилив. Теперь это была всего лишь рана, которая никогда не заживет.
   Эта мысль промелькнула у него в голове, когда он стоял в командирском люке с правой стороны плоской башни бронетранспортера и вглядывался в ночь. Будучи старшим сержантом во взводе лейтенанта Алвареса, Хоутон командовал бронетранспортером номер два (неофициально известным своей команде как "Крутая мама"), с капралом Джеком Машитой в качестве водителя и капралом Диего Сантандером в качестве наводчика. Технически "Крутая мама" была БТ-25, легкобронированной машиной на базе канадской МОВАГ Пиранья, восьмиколесной машиной-амфибией, защищенной от огня стрелкового оружия и вооруженной 25-миллиметровой автоматической пушкой Бушмастер M242 и спаренным с ней 7,62-миллиметровым пулеметом M240. Второй M240 был установлен на командирском посту, и "Крутая мама" развивала скорость более шестидесяти миль в час на приличных дорогах. Она потребляла дизельное топливо JP-8 и технически имела запас хода более четырехсот миль при приводе на четыре колеса. При приводе на все восемь колес дальность хода быстро падала, а первые бронетранспортеры серии были печально известны негерметичными топливными баками, что еще больше уменьшало номинальную дальность. По крайней мере, самая последняя программа продления срока службы баков, похоже, наконец-то справилась с этой проблемой.
   В данный момент Машита сидел за рулем, справа от него располагался большой дизельный двигатель Детройт, а его голова и плечи торчали из люка над его отсеком. Двадцатилетний капрал только что закончил проверять уровень всех жидкостей - что он делал снова каждый раз, когда машина останавливалась. Сантандер стоял в стороне, методично пережевывая огромный комок жвачки, и тихо разговаривал с капралом Леви Джонсоном, старшим из их вечерних пассажиров. Разведывательное подразделение из четырех человек, за транспортировку и поддержку которого они отвечали, уже погрузило большую часть своего снаряжения на борт, и Хоутон напомнил себе проверить лаз от отсека водителя БТ до десантного отсека, прежде чем они на самом деле отправятся в путь. Предполагалось, что он всегда должен быть свободным, но у людей была привычка защищать от повреждений оборудование и принадлежности, захламляя ими лаз, вместо того, чтобы складывать их в открытый контейнер, установленный на задней части башни, или прикреплять их к внешней стороне транспортного средства, как должно быть.
   Хоутон уже завершил все свои другие проверки перед миссией. Топливо, аккумулятор, боеприпасы, приборы ночного видения, тепловизионные прицелы, связь, личное оружие... У него все еще оставалось добрых двадцать минут до запланированного выхода, но он и его команда твердо верили в то, что нужно опережать сроки.
   Никогда не помешает быть готовым раньше, чем нужно, - размышлял он, в глубине души все еще представляя тихий, ровный полет снежинок. В любом случае, это чертовски лучше альтернативы! И лейтенанту не понравится, если что-то пойдет не так, пока...
   Вот тогда-то это и случилось.
   Вселенная внезапно стала шокирующе серой. Не черной, не туманной, не туманно-серой. Его мозг настаивал на том, что невыразительная серость, окутавшая его, была почти болезненно яркой, но его зрачки и зрительный нерв одинаково настаивали на том, что уровень освещенности вообще не изменился. Его руки мертвой хваткой вцепились в край командирского люка, когда четырнадцатитонный БТ, казалось, вывалился из-под него, но даже когда его охватило тошнотворное чувство свободного падения, он знал, что на самом деле вообще не двигался.
   После шестнадцати лет службы в корпусе Кен Хоутон полагал, что видел и испытал практически все, что может встретиться на пути морского пехотинца. Однако это было нечто совершенно иное - нечто, для восприятия или описания чего человеческие чувства никогда не были предназначены, - и вспышка чего-то слишком похожего на панику пронзила его.
   Казалось, это продолжалось часами, но также казалось, что с его чувством времени было что-то не так. Казалось, он не мог говорить, казалось, даже не дышал, но ему удалось взглянуть на свои наручные часы, и цифровой дисплей полз, полз. Он мог бы сосчитать до десяти - медленно - за то время, пока каждая полудохлая секунда тянулась в вечность. Две мучительно медленные минуты, прихрамывая, прошли мимо. Затем три. Пять. Десять. А затем, так же внезапно, как цвета вселенной исчезли, они вернулись.
   Но они были не того цвета.
   Загар, седина и выжженный солнцем коричневый цвет Ближнего Востока исчезли. Так же как и ночь. БТ располагался на пологом склоне холма, покрытом степной травой высотой в три-четыре фута, под солнцем, до захода которого оставалось еще по меньшей мере два-три часа.
   Хоутон услышал глубокий, взрывной возглас изумления Машиты по каналу связи шлема, но он не понадобился сержанту-артиллеристу, чтобы понять, что они точно не в Канзасе.
   Хоутон ошеломленно уставился в высокое кристально-голубое небо, почувствовал осеннюю прохладу в легком ветерке, охлаждающем пот на его загорелом от пустыни лице, услышал пение птиц, которых здесь не должно было быть, и задался вопросом, что, черт возьми, произошло. Он медленно повернул голову, и именно тогда увидел высокого седовласого мужчину со странными глазами, стоявшего почти сразу за бронетранспортером.
  
   * * *
  
   Венсит из Рума удивленно поднял глаза, когда на свет появилось причудливое транспортное средство песочного цвета - а это, очевидно, было транспортное средство, даже если он никогда не видел ничего подобного. Это определенно было не то, чего он ожидал.
   Конечно, судя по выражению лица человека, стоявшего в проеме наверху, Венсит был не единственным, кто был удивлен.
   Мужчина, о котором шла речь, повернул голову достаточно далеко, чтобы увидеть Венсита, и его зеленые глаза внезапно сузились. Его правая рука метнулась к левому боку, на мгновение исчезнув из поля зрения с того места, где стоял Венсит, затем снова появилась, держа что-то еще, чего Венсит никогда раньше не видел. Однако, судя по тому, как новоприбывший повернулся, чтобы направить его в его сторону, это должно было быть какое-то оружие, и, вероятно, самое неприятное.
   Венсит решил, что было бы очень хорошей идеей держать свою руку подальше от рукояти меча, когда он пристально смотрел на новоприбывшего.
   - Кто ты, черт возьми, такой? - хрипло спросил мужчина в машине. Его губы двигались не точно в такт голосу, который услышал (и понял) Венсит, и волшебник отметил, что, по крайней мере, языковые аспекты заклинания сработали должным образом.
   - Меня зовут Венсит из Рума, - сказал он, говоря медленно и четко, и по выражению лица собеседника было очевидно, что он понимает Венсита так же хорошо, как Венсит понимал его.
   Другой мужчина на мгновение наклонил голову, пробормотав что-то, чего Венсит не расслышал, затем медленно и осторожно выбрался из люка, в котором он стоял. Он не сводил глаз с Венсита больше, чем позволял смещать точку прицеливания своего оружия, и Венсит, в свою очередь, воспользовался возможностью изучить его более внимательно.
   Громоздкий шлем был сделан из какого-то материала, которого Венсит никогда раньше не видел, но который, судя по тому, как он двигался, должен был быть довольно легким. И новоприбывший был одет во что-то, что, очевидно, было униформой. Она была хорошо оснащена разумно расположенными карманами, хотя ее диковинный узор из коричневых, серых и песочных пятен казался невероятно неуместным в его нынешней обстановке.
   А разве его машина не выглядит неуместной, Венсит? - сухо спросил себя волшебник.
   - Где мы? - спросил человек в форме, и Венсит был впечатлен. Голос незнакомца был напряженным, очевидно, более чем немного сбитым с толку, но он был очень сосредоточен, игнорируя все то, что должно было пугать, если не откровенно ужасать, в то время как он сосредоточился на главном.
   - Ты в империи Копья, - сказал ему Венсит. - Между болотом Даркуотер и Шипвудом, к западу от реки Спиар.
  
   * * *
  
   Глаза сержанта-артиллериста Хоутона сузились, когда стоящий перед ним сумасшедший ответил совершенно рационально звучащей тарабарщиной. Лунатик, о котором шла речь, не мог быть таким старым, как предполагали седая борода и волосы, - не с хорошо натренированными мышцами, видимыми на его руках, и этими сильными, жилистыми запястьями. На самом деле, он выглядел как неудачный кастинг для малобюджетного фантастического фильма. Очевидно, они выбрали кого-то слишком молодого для этой роли и попытались использовать грим, чтобы он выглядел старше, но почему-то Хоутон был уверен, что ответ не так прост. Потертый кожаный камзол, высокие сапоги всадника и неряшливый вид, который мог появиться только после нескольких дней, проведенных в поле, были слишком подлинными для этого. Если уж на то пошло, меч на его боку выглядел слишком поношенным и пригодным для использования.
   Теперь старик стоял там, слегка склонив голову набок, терпеливо ожидая, как будто то, что он только что сказал, действительно имело какой-то смысл. И когда мозг Хоутона снова заработал, он понял, насколько необычно на самом деле выглядел другой мужчина. Дело было не только в противоречии между его очевидным возрастом и физической подготовкой, не в его росте, хотя Хоутон привык видеть не так много мужчин, которые соответствовали его собственным шести футам четырем дюймам. Действительно странной вещью в нем были его глаза.
   Кеннет Хоутон никогда не представлял себе ничего подобного мерцающему, колеблющемуся, разноцветному дикому огню, который медленно и бесконечно танцевал под белоснежными бровями незнакомца. Это танцевало не перед его глазами; это заполнило сами глазницы, посылая маленькие протуберанцы колдовского огня, свернувшиеся выше его век, но как, во имя Бога, у кого-то могли быть глаза, которые выглядели так? И как мог кто-то действительно смотреть ими?
   Вопросы мелькали в его голове, но дуло его Спрингфилда XD 45-го калибра оставалось неподвижно нацеленным, как скала, на грудь другого мужчины. Пистолет в полимерном корпусе не был стандартной комплектацией, но когда человек служил в корпусе так долго, как Хоутон, он мог обойтись несколькими личными предпочтениями. Ему нравилась эргономика автомата и управление им... а также его убойная сила и емкость магазина на четырнадцать патронов. И то, и другое в данный момент казалось ему очень утешительным.
   - Как мы сюда попали? - спросил он резко, с вызовом. Почему-то он был уверен, что человек, стоящий перед ним, был ответственен за невозможный переход.
   - Боюсь, это моя вина, - признался незнакомец с горящими глазами. - Я искал помощи, но, - у Хоутона создалось впечатление, что глаза, которые он не мог полностью разглядеть за этим колеблющимся взглядом, сузились, - я, конечно, не ожидал, что получу тебя.
   - Что ты имеешь в виду под этим? - потребовал Хоутон.
   - Это будет немного сложно объяснить, - сказал Венсит, затем пожал плечами. - Если ты хочешь стоять здесь и продолжать направлять свое оружие - я полагаю, это оружие? - на меня, пока мы разговариваем, я полагаю, мы можем это сделать. Или мы можем вместо этого посидеть вон там у моего огня и насладиться чашечкой чая во время беседы.
   Он склонил голову набок, глядя на аккуратный костер, горящий в тщательно сложенном из дерна очаге, и на боевого коня, который размеренно щипал высокую траву с одной стороны участка, который он вытоптал для своего лагеря. Глаза Хоутона на мгновение проследили за движением, затем снова переключились на Венсита.
   - Как понимаю, мы останемся здесь, по крайней мере пока, - сказал он. - И, да. Это оружие.
   - Я скорее думал, что так и должно быть. - Венсит криво улыбнулся. - Не думаю, что мне следовало ожидать от тебя какой-либо другой реакции, особенно при таких обстоятельствах. - Он взмахнул рукой, описав небольшую дугу, указывая как на причудливое транспортное средство, так и на луга, простиравшиеся во всех направлениях.
   - Да, не следовало. И, - голос другого мужчины слегка посуровел, - я все еще жду этого объяснения.
   - Понимаю. Очень хорошо, короткая версия заключается в том, что мой друг вот-вот столкнется с ситуацией, которая еще более опасна, чем он осознает. Происходит больше, чем, как я подозреваю, он знает, и его враги гораздо могущественнее, чем у него были основания ожидать. Так случилось, что я следил за некоторыми из этих врагов по своим собственным причинам, и именно поэтому я знаю, что происходит. Итак, я применил заклинание призыва, отыскивая союзников. Очевидно, по какой-то причине оно принесло тебя, хотя ты и этот странный... твой фургон, - он еще раз указал на транспортное средство, - совсем не похожи на тот ответ, который я ожидал.
   Хоутон прекрасно понял эти слова, несмотря на то, что они были очевидной и вопиющей бессмыслицей.
   Прекрати это! - сказал он себе. Это может показаться безумием, но у тебя есть какое-нибудь лучшее объяснение, Кен?
   - Что такое "заклинание призыва"? - услышал он свой вопрос.
   - Это заклинание, которое должно быть очень тщательно настроено на определенную сущность или тип сущности, - ответил Венсит. - Заклинатель - в данном случае я - устанавливает качества и... личность, за неимением лучшего слова, для сущности, которую он надеется призвать. Заклинание предназначено для того, чтобы найти кого-то - или, иногда, что-то - что соответствует тому, что указал волшебник.
   - И - предположим на мгновение, что я поверил во все это - это просто дергает того, на кого ты направишь его, туда, куда ты хочешь, не так ли?
   Острая грань гнева, отточенная, несомненно, вполне понятными страхом и замешательством, была безошибочна, и Венсит покачал головой.
   - На самом деле, нет, - спокойно сказал он. - Я придерживаюсь ограничений Правил Оттовара, и по этому вопросу они очень ясны. Ни один волшебник не может принуждать какое-либо другое существо или сущность подчиняться его требованиям, за исключением определенных, очень тщательно оговоренных случаев самозащиты или в столь же специфических случаях защиты других. Я абсолютно не представляю, почему мое заклинание могло так внезапно принести тебя сюда. На самом деле, оно вообще не должно было приводить тебя сюда, если только ты сам не захотел прийти.
   - Что ж, в таком случае, - мрачно сказал Хоутон, - я предлагаю тебе просто отправить нас с Джеком туда, откуда мы пришли, поскольку, черт возьми, ни один из нас не вызвался добровольно участвовать в этой твоей маленькой экскурсии.
   - В машине есть кто-то еще? - смятение Венсита вовсе не было притворным.
   - Конечно, есть! Ты же не думаешь, что я бегаю по всей этой чертовой машине в одиночку, не так ли?
   - Я не знаю, - откровенно сказал Венсит. - Я знаю о тебе, твоем транспортном средстве или твоем спутнике не больше, чем, по-видимому, ты знаешь о колдовстве. Но тот факт, что с тобой пришел кто-то еще, является лишь еще одним признаком того, что, должно быть, что-то пошло не так с моим заклинанием. Я искал только одну личность.
   - Ты искал, да? Если этот твой друг в таком глубоком дерьме, почему ты попросил помочь только одного человека? Что? Ты ожидал увидеть Кларка Кента?
   - Я понятия не имею, кто такой "Кларк Кент", - ответил Венсит, осторожно выговаривая странно звучащее имя. - Я надеялся, что мне удастся убедить грифона прийти мне на помощь.
   Грифон? Против своей воли Хоутон начинал верить, что старик с горящими глазами говорит ему правду о том, как он, Машита и "Крутая мама" попали сюда. Где бы, черт возьми, это "здесь" ни находилось!
   - Ты имеешь в виду одну из этих тварей, гибридах льва и орла? - Он фыркнул от смеха. - Черт возьми, зачем соглашаться на что-то подобное? Почему бы не пойти напролом и не "призвать" гребаного дракона?
   - Объяснять что-то драконам слишком долго, - резонно ответил старик. - Или, скорее, убедить их, что они должны принять участие. К тому времени, когда они заканчивают исследовать временной поток и философствовать, обычно уже слишком поздно многого добиваться. Затем есть небольшая проблема в том, что большинство из них в наши дни не очень рады иметь что-либо общее даже с белым волшебником. Но в основном, честно говоря, потому, что мне нужно было что-то настолько мощное, насколько я мог достать.
   Хоутон еще мгновение пристально смотрел на него, затем вздохнул. Конечно, все это было полным безумием. К сожалению, казалось, что это действительно происходит с ним.
   Он сунул пистолет обратно в наплечную кобуру под левой рукой. Затем он снял шлем и обхватил его левой рукой, пока прохладный ветерок трепал рыжие волосы, все еще влажные от ближневосточного пота.
   - Ты, конечно, понимаешь, - сказал он непринужденно, - что я думаю, насколько ты, вероятно, чокнутый, как фруктовый пирог. С другой стороны, у меня нет лучшего объяснения тому, что, черт возьми, здесь происходит. На самом деле, на данный момент ты, кажется, единственный игрок здесь, когда дело доходит до ответов. И, по-видимому, если ты привел нас сюда, ты тоже можешь отправить нас домой.
   - Конечно, могу, - согласился Венсит и увидел, что другой мужчина расслабился, по крайней мере немного. - К сожалению, я не могу просто повернуться и сделать это щелчком пальцев, - продолжил он и мысленно поморщился, когда мгновенное расслабление исчезло.
   - И почему это может быть? - подозрительно зарычал Хоутон.
   - Это сложное заклинание, - извиняющимся тоном сказал Венсит. - Для подготовки к нему требуется время, и в данном случае это особенно верно. Поскольку вы даже отдаленно не похожи на то, что или кого я ожидал, мне придется быть очень осторожным в определении того, куда вы должны пойти. Это моя вина, что ты здесь, и если я отправлю тебя домой, то именно туда, куда тебе нужно. Я, конечно, не хочу в конечном итоге просто отбросить тебя в еще один мир, который тебе не принадлежит.
   - Я понимаю. - Хоутон знал, что его тон звучит недовольно. Что, теперь, когда он подумал об этом, было просто слишком плохо. Старик был прав - это была его вина, что Хоутон и Машита оказались там, где, черт возьми, они были. И все же, напомнил он себе, другой человек - волшебник, как он предполагал, - казалось, был готов признать свою ответственность и сделать все возможное, чтобы все снова стало на свои места.
   - Меня зовут Хоутон, - услышал он свой голос. - Сержант-артиллерист Кеннет Хоутон, морская пехота США.
   - Хоутон? - повторил другой мужчина, как будто это имя показалось ему странным в его устах. Затем он встряхнулся. - Люди зовут меня Венсит из Рума, - сказал он.
   - Ну что ж, Венсит, - сказал Хоутон, - как скоро мы сможем приступить к этому твоему "сложному заклинанию"?
   - По крайней мере, не в течение нескольких часов, - ответил Венсит. - Как я уже сказал, я ожидал призвать своего союзника из этой вселенной; мне никогда не приходило в голову, что мое заклинание может в конечном итоге распространиться на другую. К сожалению, так оно и случилось. Поскольку я этого не ожидал, я не включил команду для идентификации того места, откуда вы пришли, и заклинание создало рябь в поле волшебства. Мне нужно дать ему время немного успокоиться, прежде чем я смогу начать искать следы, которые приведут меня в вашу вселенную.
   - Мою вселенную? - Хоутон покачал головой. - Ты хочешь сказать, что я нахожусь в совершенно другой вселенной?
   - Очевидно, - ответил Венсит. Еще один взмах его руки указал на униформу Хоутона и ремни безопасности, а также на "Крутую маму", стоящую на траве позади него, и Машиту, который выбрался на броню через свой люк, маячивший на дальней стороне башни. Затем та же рука указала на собственную одежду Венсита, на костер и великолепную лошадь, пасущуюся неподалеку. - Возможно, я не узнаю твою машину, Кеннет Хоутон, - сказал он, - но не кажется ли тебе, что она здесь немного неуместна?
   - Я думаю, можно сказать и так, - признал Хоутон и оглянулся через плечо на Машиту.
   Капрал, очевидно, слушал ранние этапы, по крайней мере, той части разговора, которую вел Хоутон, по каналу связи своего шлема. Теперь невысокий, жилистый потомок японцев пожал плечами и небрежно устроился на вершине башни рядом с пулеметом М240 на командирском посту. Это позволило ему подойти достаточно близко, чтобы слушать разговор Хоутона с их... хозяином, и, несмотря на кажущуюся искренность этого Венсита, Хоутона ничуть не беспокоило, что пулемет на всякий случай был наготове.
   - Итак, мы в другой вселенной, - сказал он, поворачиваясь обратно к Венситу. - Что это? Одна из тех "параллельных вселенных", которые так любят писатели-фантасты?
   - Я не знаком с "писателями-фантастами", Кеннет Хоутон, - ответил Венсит. - Но назвать наши вселенные "параллельными" на самом деле может быть хорошим способом описать это. Или, по крайней мере, самый хороший способ, который я когда-либо слышал от кого-либо другого.
   - Ты можешь называть меня Кен, а не Кеннет, - сказал Хоутон. Его голос прозвучал резче, чем он намеревался, когда знакомый укол воспоминаний о потере пронзил его. Ему всегда не нравилось свое имя. На самом деле, Гвинн была единственной, кто когда-либо мог называть его "Кеннет", не заставляя его чувствовать себя каким-то слабаком.
   - Кен? - повторил Венсит, затем издал звук, подозрительно похожий на смешок.
   - Ну, Кен, - сказал он через мгновение, - как я уже говорил, наши вселенные, возможно, не совсем "параллельны", но время в них обеих течет с одинаковой скоростью и в одном направлении. Я полагаю, что лучший способ описать различия между ними - это сказать, что каждая из наших вселенных была сформирована из множества различных возможных исходов немыслимого числа отдельных событий. Судя по твоей внешности, твоему снаряжению и тому факту, что волшебство, очевидно, так же чуждо тебе, как твое снаряжение кажется мне, наши вселенные, должно быть, разошлись давным-давно.
   - Что, - продолжил он более серьезным тоном, - оставляет меня еще более озадаченным тем, как мое заклинание могло проникнуть так далеко от предполагаемого места назначения. И как вы могли появиться во плоти, так сказать. Обычно, когда вы пытаетесь переместить людей между вселенными, все, что вам на самом деле удается вызвать, - это человека-тень, своего рода... двойника, я полагаю, вы бы назвали это, а не реального человека. Я почти начинаю задаваться вопросом, не приложил ли кто-нибудь еще руку к этому конкретному пирогу.
   - Знаешь... Венсит, - сказал Хоутон, - в эту минуту больше всего меня беспокоит то, что я начинаю чувствовать, будто в твоих словах действительно есть смысл.
   Венсит усмехнулся сухому, как пустыня, тону Хоутона. Затем он снова покачал головой.
   - Ты сказал, что ты "артиллерийский сержант", - сказал он. - Это воинское звание, да?
   - Да. Сержант-артиллерист - старший унтер-офицер во взводе морской пехоты, - сказал Хоутон.
   - Ах. Я подумал, что это должно быть что-то в этом роде. И это. - Дикий волшебник снова указал на необычное, громоздкое, массивное транспортное средство. - Весь этот фургон, или что там еще. Это оружие, не так ли?
   - Он вооружен, - осторожно признал Хоутон, приподняв одну бровь. Он скрестил руки на груди и склонил голову набок. - Это не совсем основной боевой танк, но я бы предположил, что он может выстоять против всего, с чем мы, вероятно, столкнемся здесь.
   - Я понимаю.
   Венсит на мгновение потер свою аккуратно подстриженную белую бороду, затем поморщился.
   - Сержант-артиллерист, - серьезно сказал он, - как я уже сказал, ты совсем не такой, как я ожидал. Но если ты и твой друг, - кивком головы он указал на Машиту, все еще сидящего на восьмиколесном транспортном средстве, - оба солдаты, возможно, заклинание, которое привело вас сюда, сработало лучше, чем я сначала подумал.
   - Подожди минутку, Венсит! - сказал Хоутон. Он узнал этот тон. Это был тот тон, который офицеры - или, что еще хуже, гражданские разведчики или даже офицеры ВВС - использовали, когда им нужно было, чтобы кто-то вызвался добровольцем для какой-то совершенно дурацкой операции.
   Волшебник замолчал и пристально посмотрел на него. Или, по крайней мере, Хоутон думал, что так оно и было. Удивительно, как трудно было прочитать чье-то выражение, когда ты на самом деле не мог видеть его глаз.
   - Я уверен, что ты бы не "вызвал" нас - или грифона, которого ты пытался заполучить, в любом случае - если бы дерьмо действительно не попало в вентилятор. И, насколько я знаю, ты совершенно хороший парень, у которого есть совершенно законная причина обратиться за любой помощью, которую ты можешь получить. Но, как ты говоришь, это не наша вселенная, и у нас с Джеком есть свои обязанности дома.
   - Я понимаю это, - искренне сказал Венсит. - Но в то же время, разве у хороших людей не те же обязанности, где бы они ни оказались?
   - Не ходи туда, - предостерег Хоутон, твердо качая головой. - Каждый раз, когда я попадал в неприятности в своей жизни, это было потому, что кто-то убеждал меня, что это "правильный поступок". На этот раз это не сработает.
   - Так тебе даже не интересно, почему ты оказался здесь?
   - Я этого не говорил. Я только что сказал, что нам с Джеком нужно вернуться туда, где наши собственные люди ждут нас для операции, которую мы собирались провести. Поверь мне, Венсит, у нас и так более чем достаточно своего дерьма, с которым нужно разбираться дома.
   - Действительно? - Венсит скрестил руки на груди и откинулся на пятки. - Значит, вы на войне?
   - Да, это так, - мрачно согласился Хоутон. - Нам потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в этом. И мы облажались на этом пути, и не раз. Но это то, что мы есть.
   - Какого рода война?
   - Ха! На то, чтобы ответить на этот вопрос, уйдет больше нескольких часов! Давай просто скажем, что мы имеем дело с кучей дипломированных психопатов, которые более чем готовы убить столько мирных жителей, сколько потребуется, чтобы доказать свою точку зрения. И, - неохотно признал он, - многие из них вполне готовы сами умереть на этом пути.
   Венсит заметил, что голос высокого рыжеволосого "сержанта-артиллериста" стал ровным и жестким. Он скорее сомневался, что Хоутон осознал, насколько это было правдой, но это подтвердило несколько вещей, о которых Венсит уже подозревал.
   - Ты говоришь как человек, который видел слишком много кровопролития, Кен Хоутон, - тихо сказал он. - Слишком много невинно убитых.
   Мышцы челюсти Хоутона на мгновение сильно сжались. Затем он глубоко вдохнул.
   - Чертовски верно, что это так. - Его голос был таким же тихим, как у Венсита, но в нем слышались гнев, пепел и звон старой ненависти. - Не все они также являются результатом усилий другой стороны, - продолжил он. - Я не знаю о здешних войнах, но та, с которой мы сражаемся дома, - это покрытая медью сука. Мы делаем все возможное, чтобы свести к минимуму жертвы среди гражданского населения, но как, черт возьми, это делать, когда другая сторона растворяется в остальном гражданском населении? Когда ты ведешь свои чертовы бои прямо посреди чертового города?
   Он сильно покачал головой, и Венсит кивнул.
   - Это из-за детей, не так ли? - мягко спросил он. - Это из-за детей так больно.
   Ноздри Кеннета Хоутона раздулись, когда он услышал сочувствие - понимание - в голосе Венсита. Каким-то образом, он знал, старик, волшебник, действительно понял. И поскольку он знал это, сержант-артиллерист обнаружил, что признает правду.
   - Да. Это из-за детей. - Его челюсть снова сжалась. - Это все, кто попал в переделку, но особенно дети. Они никогда ни о чем таком не просили, им никогда не приходилось выбирать. Если бы мы были только против плохих парней, в открытую, один на один, это было бы одно дело. Но это не так. И я не думаю, что это может быть на самом деле. Мы называем это трусостью, и, возможно, так оно и есть. Но это также то, что они называют "асимметричной войной". - Он хрюкнул резким, горьким смехом. - Они не собираются выходить туда, где мы можем надрать им задницы, потому что они знают, что они не могут вести войну такого рода, как у нас, и победить. Так что вместо этого мы должны сражаться таким образом. И чем больше жертв среди гражданского населения будет нанесено, тем лучше это сработает для их планов. В конце концов, мы единственные солдаты в их городах. Если кого-то убьют, кого местные жители будут винить в этом?
   - Ты устал, - сказал Венсит. Хоутон посмотрел на него, и волшебник криво улыбнулся. - Возможно, не физически. Но устал - так устал - видеть, как убивают невинных.
   - Что? - Хоутон попытался собраться с силами. - Ты тоже умеешь читать мысли?
   - Нет, я волшебник, а не маг. Но мне не обязательно уметь читать твои мысли. Не видеть этой правды, артиллерийский сержант Хоутон. Поверь мне, - улыбка на мгновение стала еще более кривой, - даже если мы никогда раньше не встречались, я узнаю, что ты за человек. Я знавал таких, как ты. Иногда мне кажется, что их слишком много.
   - И? - сказал Хоутон, когда волшебник снова сделал паузу. Маленький предупреждающий звоночек пытался зазвучать глубоко в мозгу Хоутона. Каким-то образом разговор выходил из-под его контроля, заходя туда, куда он никогда не собирался его заводить. Он намеревался сосредоточиться на требовании, чтобы его и Машиту отправили обратно в их собственную вселенную, но что-то внутри него знало, что это происходит совершенно в другом направлении. И что-то еще внутри него не смогло устоять перед этим изменением места назначения.
   - И я боюсь, что вот-вот потеряю еще одного из них, - сказал Венсит. - Хороший человек, с чувством ответственности, который уже видел и столкнулся с количеством зла, достаточным на целую жизнь любого другого человека. Я думаю, он бы тебе понравился, если бы вы когда-нибудь встретились.
   - И ты собираешься пригласить меня сделать именно это, не так ли? - сказал Хоутон. Это был вызов, но без той грани конфронтации, которую Венсит наполовину ожидал. - Ты собираешься предложить, чтобы я пошел дальше и помог ему - и тебе - выбраться, как один хороший, ответственный человек другому.
   - Что-то в этом роде, - признался Венсит.
   - Я так не думаю, - ответил Хоутон. Но его тон был не совсем таким твердым, каким он хотел его видеть.
   - Ты сказал, что дома ведете уродливую войну, - сказал Венсит. - Я тоже, мой друг, и держу пари, я боролся с этим даже дольше, чем ты. На самом деле, намного дольше. Я знаю, что это такое - иметь кровь на своих руках. Терять друзей, товарищей. Видеть невинных, оказавшихся в центре всей этой бойни , - задаваться вопросом, не делают ли твои усилия на самом деле еще хуже . Если хотя бы часть тебя не становится тем самым, с чем ты борешься. Это то, что я делаю здесь, у черта на куличках, причина, по которой я применил заклинание, которое в конечном итоге привело сюда и тебя, и твоего друга.
   - Я поверю тебе на слово, - сказал Хоутон. - Это все еще не моя война.
   - Нет? - Венсит склонил голову набок. - Может быть, так оно и есть. Конечно, зло во многом одинаково в каждой вселенной, не так ли? И, - он посмотрел прямо в зеленые глаза Хоутона, - довольно много детей уже погибло на моей войне. И еще больше из них очень скоро умрут, если не остановить это.
   - Дерьмо случается. - Предполагалось, что это выйдет жестко, безразлично.
   Это не удалось.
   - Да, это так, - сказал Венсит. - Могу я хотя бы показать тебе, о чем я здесь говорю?
   Хоутон знал лучше. Он знал лучше, и все же кто-то другой, казалось, контролировал его голос.
   - Конечно, - сказал он. - Продолжай. Выкладывай, но тебе придется немного постараться, чтобы перекрыть то дерьмо, которое я уже видел.
   - Да неужели?
   Венсит странно улыбнулся, а затем его руки задвигались. Они нарисовали в воздухе нематериальный квадрат примерно на уровне груди, около четырех футов в поперечнике и два или три в высоту. Хоутон нахмурился и начал открывать рот, чтобы спросить его, что, по его мнению, он делает, но затем воздух в квадрате, очерченном руками Венсита, казалось, резко заколебался.
   Рот морского пехотинца снова захлопнулся, когда эффект пульсации исчез так же внезапно, как и появился. На его месте появились изображения - четкие, кристально чистые, как на любом видеоэкране или телевизоре, которые когда-либо видел Хоутон. И, увидев их, Хоутон почувствовал внезапную, полную уверенность в том, что видимое им было реальной, достоверной записью того, что действительно произошло.
   Это была одна из самых ужасных вещей, которые он когда-либо видел.
   Кеннет Хоутон видел мужчин, женщин и детей, искалеченных "самодельными взрывными устройствами", минометным и ракетным огнем, артиллерийскими снарядами, бомбами, пулеметным огнем и стрелковым оружием. Он видел ужас, который оставил после себя напалм, неописуемые ожоги от белого фосфора. И все же это...
   Он смотрел на изображения Венсита и видел жестокую схватку с мечами, топорами, пиками и алебардами - чистую, личную бойню, когда острая сталь рассекает плоть, достаточно близко, чтобы кровь врага брызнула человеку в лицо и глаза. Он видел ураганы стрел и грохочущую кавалерию. Он увидел фонтаны пламени, которые, как он почему-то знал, были порождены тем же самым "колдовством", которое привело его в этот мир, в это место. И он увидел другие языки пламени - языки горящих городов и деревень, их улицы, усеянные телами тех, кто когда-то жил в этих пылающих домах. Он видел тела женщин, матерей, изрубленных, когда они бежали с детьми на руках. Он видел детей, которых они пытались спасти. Он видел смеющихся воинов, бросающих кричащих детей в огонь. Он видел залитые кровью алтари, окруженные расчлененными телами жертвоприношений, в то время как еще больше отчаянно сопротивлявшихся жертв тащили навстречу своей судьбе. И он увидел... существ, для которых у него не было названий - существ из самых темных глубин кошмара - убивающих, калечащих, пожирающих. Он видел, как их направляли, контролировали во время их резни.
   И он увидел мужчин - и женщин, - которые противостояли волне резни и тьмы. Он наблюдал за ними, узнавал железную решимость и необузданное мужество, которые удерживали их на ногах перед лицом этой лавины ужаса, когда простое здравомыслие, должно быть, взывало к ним бежать, спасая свои жизни. Некоторые из них казались окутанными сверкающими коронами голубого света, похожими на какую-то молнию. Другие были просто мужчинами и женщинами, без света, без особой ауры. Только мужчины и женщины, которые не могли позволить Тьме восторжествовать без сопротивления. Которые должны были столкнуться с этим лицом к лицу.
   И которые погибали, сражаясь с этим.
   Он видел все это, и только гораздо позже он понял, что то, что, казалось, заняло несколько часов в то время, не могло длиться более нескольких минут.
   А потом, так же внезапно, как и началось, все закончилось. Образы исчезли, и он обнаружил, что смотрит в горящие диким огнем глаза Венсита из Рума.
   - Это моя война, артиллерийский сержант Хоутон, - сказал волшебник очень, очень тихо. - И это война, на которую мой друг отправляется совсем один.
  

II

  
   - Я думаю о том, как что-то новое добавляется в горшок, - сказал Базел Бахнаксон своему коню.
   За исключением, конечно, того, что великолепный чалый жеребец под его седлом не был конем. На самом деле Уолшарно, сын Матигана и Йортандро, был сотойским скакуном, намного крупнее любой простой "лошади" и таким же умным, как любая из человеческих рас. И, подобно градани с лисьими ушами в седле, защитником бога войны Томанака.
   <И какому же внезапному гениальному порыву мы обязаны этим конкретным наблюдением?> - спросил мягкий голос глубоко в мозгу Базела.
   - Тот факт, что мы видим, как к ним присоединяется еще одна целая партия отпечатков копыт, - ответил он, махнув рукой на след из вытоптанной травы, неуклонно ведущий на юго-восток от небольшого возвышения, на котором они остановились. К нему только что присоединилась вторая тропа, идущая под углом с запада.
   <Ах, это.>
   - Да, это, - сардонически согласился Базел.
   <Ну, может быть, их будет достаточно, чтобы они мешали друг другу>, - предположил Уолшарно.
   - И если ты хочешь в это поверить, то у меня есть кое-что на Вурдалачьей пустоши, что я мог бы отдать тебе по дешевке.
   <Я никогда не говорил, что думал, будто это произойдет именно так. Я просто указал, что это возможно.>
   - Да, так ты и сделал. И что касается принятия желаемого за действительное, то, на мой взгляд, это не менее вероятно, чем решение короля-императора о принятии меня в качестве своего наследника.
   Уолшарно подул через ноздри, качая головой с лошадиным весельем, и Базел усмехнулся. Не то чтобы кто-то из них действительно находил ситуацию такой уж забавной. Защитникам Томанака редко выпадали легкие испытания, но это становилось все более неприятным по мере того, как они продвигались вперед, и Базел расслабился в седле, размышляя о том, насколько простым все казалось вначале.
   Это началось как немного большее, чем неопознанный рейдерский отряд, нападавший на стада и небольшие деревни вдоль южной границы королевства Сотойи. Первым предположением всех было то, что за это ответственны рейдеры, которые правили королевством Речных разбойников в верховьях озера Сторм. Но они заявили о своей невиновности, и - в данном случае - они действительно говорили правду. Томанак был богом справедливости, а также богом войны, и никто не мог успешно лгать, когда один из его защитников напрямую призывал его силу.
   Если бы это действительно были Речные разбойники, ситуация была бы прямолинейной и относительно простой. Бандиты слишком хорошо знали градани, и, как и все остальные в северо-западной Норфрессе, они были достаточно хорошо знакомы с репутацией Базела, чтобы очень внимательно выслушать его предположение о том, что их нынешняя деятельность может быть... неразумной. К сожалению, в конце концов, это были не они, что подняло интересный вопрос о том, кто именно несет ответственность и почему.
   Набеги на сотойи всегда были делом с высоким риском, даже когда под рукой не было защитника Томанака. Кавалерия сотойи была самой смертоносной легкой кавалерией в Норфрессе, а всадники ветра - верхом на таких скакунах, как Уолшарно, - были самой ужасающей тяжелой кавалерией, которую когда-либо видел мир. Рейдеры продемонстрировали сверхъестественное мастерство в выборе моментов и целей, а затем исчезали прежде, чем могла отреагировать даже кавалерия сотойи, но никто не мог продолжать это вечно. Рано или поздно им бы не повезло, а людям, которым не повезло против кавалерии сотойи, действительно очень не повезло.
   Даже если оставить это в стороне, оставался вопрос о том, что именно рейдеры вообще делали со своей добычей. Если Речные разбойники здесь ни при чем, тогда кто платил им за награбленное и где они им распоряжались? Обширные холмистые просторы Норфрессы к востоку от королевства Сотойи и империи Копья все еще были заселены лишь частично. Границы Копейщиков медленно, но неуклонно продвигались на восток, но сотни лиг лугов и лесов все еще были почти необитаемы. Несколько отважных групп поселенцев образовали на дикой местности города и деревни, россыпь независимых баронств и карманных королевств, но это было все, и никто из них, вероятно, не смог бы заплатить за украденные товары. Если уж на то пошло, районы, в которых они жили, и так были достаточно опасны. Никто из них, вероятно, не был настолько глуп, чтобы усугубить ситуацию, вызвав гнев сотойи, расправлявшимися с любым, кто напал на них.
   Но если налетчики не отправляли свою добычу на юг через разбойничьи речные порты Крелик и Палан, и если они не продавали ее в одно из этих восточных поселений, тогда что они с ней делали?
   - Мне это немного не нравится, - сказал Базел вслух, и Уолшарно снова вскинул голову, и на этот раз не в шутку.
   <За последние несколько лет было слишком много подобных ударов>, - мрачно согласился жеребец. <И в этом есть что-то от Тьмы.>
   - Да, это так. - Тон Базела был таким же мрачным, как и у его компаньона. - Я думаю, что Он не зря отправил не менее четырех своих защитников на Равнину Ветров без всякой причины.
   <Он не "посылал" всех нас>, - указал Уолшарно. <Некоторые из нас родились на Равнине Ветров.>
   - Да, ты родился, - признал Базел. - И все же, на мой взгляд, я не очень доволен тем, какой большой интерес Темные проявляют к сотойи и моему собственному народу. Если уж на то пошло, сам Он тоже не очень-то этому рад. И если судить по количеству защитников, которых Он направил таким образом, то у меня есть ноющее подозрение, что впереди еще худшее.
   < Похоже, Боги Тьмы особенно обеспокоены отношениями, которые твой отец наладил с сотойи>, - сказал Уолшарно. < И с моим народом тоже, если уж на то пошло.>
   - И почему это может быть, как ты думаешь? - иронично спросил Базел.
   <Конечно, не знаю.>
   - И сам Он тоже не собирается нам рассказывать, не так ли?
   На этот раз Уолшарно просто фыркнул, а Базел хрипло усмехнулся. По большей части он понимал и соглашался с причинами Томанака, по которым тот не просто вел своих защитников руку. Тем не менее, были времена, когда человек мог бы оценить хотя бы несколько намеков на то, что имели в виду Боги Тьмы.
   Часть этого было достаточно легко понять. Отец Базела, князь Бахнак из клана Конокрадов градани, который наконец объединил враждующие северные кланы под единой короной и единым знаменем, не был другом Тьмы. Хуже того, он постоянно работал с бароном Теллианом и некоторыми другими высокопоставленными дворянами сотойи, чтобы положить конец тысячелетней вражде, ненависти и открытой войне между ними и его собственным народом. Его сердечные отношения с городами-государствами Дварвенхейма были чем-то еще, чего Боги Тьмы не могли одобрить, поскольку его народ неуклонно становился богаче, образованнее и процветал.
   Тьме ничего из этого не нравилось по очевидным причинам, которых было бы вполне достаточно, чтобы объяснить ее постоянное вмешательство в прогресс Бахнака. И все же Базел был убежден, что за этим кроется нечто большее. Усилия Тьмы были слишком целенаправленными, и сами Боги Тьмы вмешивались слишком открыто, чтобы он мог поверить в обратное. И, как только что заметил Уолшарно, в этом тоже чувствовался привкус Тьмы.
   - Ты все-таки думаешь, что я прав? - спросил он через мгновение.
   <Вероятно,> мрачно ответил Уолшарно. <В конце концов, похоже, это наша область специализации. Вопрос, который приходит мне в голову, заключается в том, рассчитывала ли на это другая сторона. Я уже порядком устал наслаждаться таким пристальным вниманием Богов Тьмы.>
   Смех Базела был полон гравия. У него развивалось все более и более конкретное представление о том, чего они добивались, и это чувство становилось все более знакомым. Как сказал Уолшарно, и у него, и у его спутника, по-видимому, была особая склонность иметь дело с последователями Шарны и демонами, которые им служили. Он признал, что были более безопасные "специализации", которыми мог бы заняться мужчина.
   - По крайней мере, это та работа, которую нам пока удавалось выполнять, - отметил он.
   < И это также та работа, на которой можно сразу потерпеть неудачу,> возразил Уолшарно, как будто прочитал предыдущую мысль Базела. Что, в конце концов, вероятно, так и было.
   - Послушай! Защитник Томанака не должен так думать! Это вызов, над которым тебе следует поразмыслить.
   <О, я думаю. Я думаю! Разве ты не можешь понять?>
   Базел снова усмехнулся. Затем Уолшарно опять двинулся вперед, идя по следам, которые привели их так далеко, и Базел взглянул на небо. Еще пара часов, подумал он. Им скоро придется подумать о том, чтобы разбить лагерь, но до захода солнца они могли бы пройти еще несколько миль. Не то чтобы они уже не проехали довольно большой путь. На самом деле, они были глубоко в империи Копья, менее чем в неделе или около того от Элфромы, даже для лошади, не говоря уже о скакуне, и выражение его лица слегка смягчилось при этой мысли. Заранта из академии магов Джашана находилась в Шерхане, недалеко от Элфромы. Он уже некоторое время подумывал о том, чтобы навестить ее, хотя у него и в мыслях не было ничего подобного. И все же было бы хорошо увидеть ее снова... при условии, конечно, что они с Уолшарно переживут это маленькое путешествие.
  

III

  
   Глаза Трейна Элдарфро снова открылись. На этот раз они действительно оставались в таком состоянии больше минуты или двух.
   Не то чтобы это было каким-то особым улучшением.
   Трейн лежал животом вниз поперек костлявого хребта лошади, крепко привязанный к ней, как вьючное седло. Его рана на голове наконец перестала кровоточить, хотя волосы были сильно запекшимися от крови, которую он потерял до этого. Сломанные ребра на левом боку - по крайней мере, два или три из них, подумал он, - причиняли ему острую боль каждый раз, когда опускалось одно из лошадиных копыт, и пара мускулистых гномов неуклонно колотили по наковальне позади его лба. Тем не менее, принимая во внимание все, что произошло, было удивительно, что он был так близок к целости, каким казался. Что, к сожалению, было не то же самое, что быть счастливым, оставшись в живых.
   Он снова закрыл глаза, в то время как острые, как кинжал, белые вспышки пронзали его мозг. Боли было более чем достаточно, чтобы нарушить его концентрацию, но он сомневался, что в любом случае был достаточно близко к Академии, чтобы добраться до нее. У него был лишь незначительный дар к телепатии, и его радиус действия был сильно ограничен даже в лучшие времена, которых сейчас определенно не было. Если уж на то пошло, он был близок к границе своих возможностей, когда на него и его товарищей напали, и это, очевидно, было несколько часов назад.
   Если уж на то пошло, - мрачно сказал он себе, - по тому, как я себя чувствую, это вполне могло быть несколько дней назад.
   Он попытался, по крайней мере, расширить свои чувства достаточно далеко, чтобы сказать, сколько других также было взято в плен, но непредсказуемые, зазубренные вспышки боли сделали даже это невозможным. По крайней мере, он надеялся, что это было из-за боли; он не хотел рассматривать другие причины, по которым он, возможно, не смог почувствовать присутствие кого-либо из своих друзей.
   Он тайком потянул за свои путы и обнаружил - как он был уверен, что это подтвердится, - что побег невозможен. Что предоставляло ему свободу сосредоточиться на всех неприятных возможных объяснениях того, почему он оказался в своем нынешнем затруднительном положении.
   Я должен был уделять больше внимания предупреждениям госпожи Заранты, с горечью подумал он. Это просто казалось таким нелепым. В конце концов, кто может быть настолько глуп, чтобы на самом деле напасть на академию магов? Особенно тот, кто находится под защитой самого герцога Джашана?
   Он все еще не знал ответов на эти вопросы, но был уверен, что скоро узнает. Он тоже не ожидал, что ему очень понравятся эти ответы.
   Он почувствовал, как его сознание снова начало колебаться. В некотором смысле, он был бы рад снова отключиться, но в этом говорила трусость, и он стиснул зубы, призывая дисциплины, которым его обучали, отодвинуть черноту назад. Головокружение прошло через мгновение, и он применил ту же дисциплину к преодолению жестоких приступов головной боли.
   Первые нападения в окрестностях академии казались не более чем совпадением. Заранта Джашанская была старшей дочерью герцога Джашанского, и ее отец помог ее академии набрать солидное ядро оруженосцев под командованием полковника Тотаса, личного оруженосца госпожи Заранты с детства. Более того, возможно, треть или более старших магов, которых Заранта привлекла в качестве инструкторов, были обучены мишуками, одними из самых смертоносных практиков ментально-рукопашного боя во всей Норфрессе. Если уж на то пошло, многие маги обладали боевыми способностями, которые даже черному колдовству было бы трудно преодолеть.
   Перед лицом этих соображений казалось очевидным, что даже самый отважный рейдер не стал бы намеренно нападать на академию. Если уж на то пошло, маловероятно, что нападавшие действовали по какому-либо продуманному плану. В империи Копья всегда происходили разбои, особенно в ее южных провинциях, где империя имела общую границу с Пурпурными лордами. Градани Уилд-Уош на западной границе Пурпурных лордов также периодически совершали набеги на империю, и было общеизвестно (хотя об этом редко говорили), что сами Пурпурные лорды-полуэльфы проводили политику субсидирования нападений на феоды знати Копейщиков, которые, казалось, становились слишком могущественными. Герцог Джашан, очевидно, подпадал под эту категорию, насколько касалось Пурпурных лордов, поэтому никто не был особенно удивлен, когда одна или две деревни в его герцогстве, ближайшая из которых находилась в нескольких днях пути к югу от академии, подверглись нападению.
   Оруженосцы герцога Джашана отреагировали быстро, но нападавшие исчезли как дым, оставив после себя только обугленные руины, тела и уведя пропавших без вести людей. К сожалению, они также оставили очень мало улик, по которым их можно было идентифицировать. Также никто не смог придумать убедительную теорию их мотивов. В деревнях не так уж много можно было украсть, и никто не совершал набегов на империю в поисках рабов со времен последних нападений корсаров Кири пятьдесят лет назад. Кроме того, насколько кто-либо мог судить, захваченные пленники в основном были детьми, вряд ли это был тот тип заключенных, которыми заинтересовались бы работорговцы.
   Но нападения продолжались, спорадически, с интервалом в несколько недель, даже месяцев. Герцог Джашан разместил вооруженные отряды в узловых местах для прикрытия городов и деревень, за защиту которых он отвечал, но налетчики избегали их с кажущейся смехотворной легкостью. Тотас расширил охват своих собственных патрулей, чтобы защитить территорию непосредственно вокруг академии, но все же атаки продолжались. Никакая оборона не могла быть сильной везде, и если герцог и Тотас были готовы защищать деревни, то нападавшие наносили удары по отдельным фермам и фригольдам.
   Нападения были нечастыми, а промежутки между ними непредсказуемыми и часто длительными. Временами было заманчиво поверить, что они полностью прекратились, но они всегда возобновлялись. Недавно начали появляться несколько зацепок, которые наводили на мысль, что за всем этим действительно стоят Пурпурные лорды, но ничего определенного не было. Что объясняло, почему Трейна послали с одним из патрулей Тотаса. Хотя он все еще был всего лишь подмастерьем, далеким от мастера-мага по мастерству или силе, у него был мощный дар чтения объектов. Если бы они смогли доставить его к месту нападения достаточно быстро, чтобы он мог изучить ауру, оставленную нападавшими, он вполне мог бы точно идентифицировать их. В противном случае он мог бы, по крайней мере, определить, откуда они организовывали свои атаки.
   Все это казалось Трейну совершенно очевидным, когда ему это объяснили. Только госпожа Заранта казалась особенно обеспокоенной. Что, учитывая тот факт, что одним из ее второстепенных даров было предвидение, должно было быть достаточно сильным намеком на то, что ему следует больше беспокоиться самому, как он признал теперь.
   - Знаю, что нет никаких конкретных доказательств в поддержку этой теории, - сказала темноволосая миниатюрная хозяйка академии, - но я все еще убеждена, что тот, кто это делает, также представляет прямую угрозу для Академии. Возможно, они были осторожны, оставаясь в безопасности за пределами нашей собственной территории, но посмотри на схему. Они били по деревням и отдельным фермам вокруг нас, даже когда они, должно быть, знали, что при выборе ими целей рискуют быть перехваченными отцовскими оруженосцами, а также нашими собственными. Я очень сомневаюсь, что они хоть на мгновение задумались бы о том, чтобы схватить любого мага, с которым они столкнутся.
   - Понимаю, госпожа, - ответил Трейн. - И обещаю, что мы будем осторожны.
   Он тоже имел в виду каждое свое слово, но он также чувствовал себя полностью уверенным в своей собственной безопасности. Двадцати пяти обученных, опытных воинов, вооруженных конными луками, а также легкими копьями, было бы более чем достаточно, чтобы справиться с бандитским сбродом, способным совершать подобные нападения.
   За исключением того, что кем бы ни были эти люди, они определенно не были чем-то таким простым, как "сброд вне закона".
   Засада была организована очень тщательно, но даже в этом случае вооруженные люди, обученные Тотасом, должны были суметь прорваться сквозь нее. Они бы это сделали, если бы не внезапный, неестественный туман, который ослепил их в самый неподходящий момент. И не отвратительные ядовито-зеленые молнии, которые пронеслись сквозь туман, чтобы убить Дарнота, командира патруля, и обоих его старших сержантов, даже не дав им вскрикнуть.
   Хотя туман ослепил Трейна и его спутников, нападавшие двигались и сражались так, как будто для них утро оставалось ясным. У оруженосцев Дарнота не было ни единого шанса перед лицом такого сокрушительного преимущества. Трейн слышал, как они отчаянно сопротивлялись вокруг него, невидимые сквозь поглощающую зрение серость, и он вообще ничего не мог сделать, чтобы помочь им. Несмотря на его способности, несмотря на свое собственное обучение в качестве мишука, он ничего не смог увидеть. Он даже не почувствовал удара, который выбил его из собственного седла за долю мгновения до того, как он приземлился.
   И теперь он даже не мог оценить, как давно это произошло.
   Отчаяние угрожало его концентрации, но он решительно отбросил его в сторону. По крайней мере, на это его тренировки годились, и его усилия подавить боль постепенно принесли, по крайней мере, частичный успех, поскольку гномы, бившие по наковальне в центре его черепа, наконец, решили опустить свои молоты. Это не очень помогло с болью от его сломанных ребер, или синяков, или грызущих его оков, или лошади, которая его трясла, но, по крайней мере, он смог призвать по крайней мере некоторые из своих собственных даров, и он осторожно потянулся, нащупывая ауры любого из людей Дарнота.
   Он ровно ничего не почувствовал, и горе пронзило его насквозь.
   Его глаза горели, но даже когда они горели, ужасающий вопрос горел сквозь его горе. Если никого из оруженосцев не стоило брать живым, почему для него сделали исключение? Что в нем было такого особенного, что их засада сохранила ему жизнь?
   Он не знал... пока.
   Но он был мрачно уверен, что собирается это выяснить.
  

IV

  
   - Босс, вы уверены, что это хорошая идея?
   Губы Хоутона дрогнули, когда по каналу связи раздался жалобный голос Машиты. Молодой капрал вел машину, высунув голову из люка. Ему пришлось бы опуститься внутрь машины и задраить люк, если - или когда - они столкнутся с неприятностями, которых все они ожидали, но таким образом у него было гораздо лучшее поле зрения, чем изнутри. Хоутон мог видеть только заднюю часть шлема Машиты, когда он смотрел вниз со своего места, но ему не нужно было видеть лицо водителя, чтобы точно знать, как выглядело его выражение. Джек Машита родился и вырос в Монтане, и, несмотря на его происхождение, казалось, что он никогда не слышал о "непостижимых жителях Востока".
   - Конечно, я не уверен, - ответил сержант-артиллерист, когда "Крутая мама" фыркнула через прерию. - Но ты слышал Венсита. Он говорит, что не сможет отправить нас обратно самое раннее до завтрашнего полудня. - Он пожал плечами, стоя теперь в люке наводчика, а не командира, и вглядываясь в постепенно сгущающийся мрак. - У тебя есть какие-нибудь идеи получше о том, как провести это время?
   - На самом деле, да, - сказал Машита. - Лично я думал, что твоя идея о том, чтобы разбить лагерь прямо там, пока он не дошел до этого, звучала просто великолепно.
   - Да, конечно, ты подумал, - фыркнул Хоутон.
   Машита начал отвечать, затем остановился, и сержант-артиллерист поморщился. Джек тоже видел волшебные образы Венсита, и Хоутон был почти уверен, что решение водителя определили дети.
   Машита был едва ли не вдвое моложе Хоутона. Иногда пропасть казалась гораздо шире... особенно со стороны Хоутона. Джек излучал своего рода цинизм уставшего от мира, который, как подозревал Хоутон, по мнению юноши, заставлял его выглядеть старше и опытнее. Он также взял за правило всегда ожидать худшего; таким образом, как он однажды объяснил, любые сюрпризы должны быть приятными. И он всегда утверждал - энергично, - что единственный раз в своей жизни он вызвался на что-либо добровольно, это был день, когда вербовщик морской пехоты воспользовался похмельем молодого выпускника средней школы... что, как Хоутон знал по личному опыту, было полной чушью. Но под этой броней скрывался кто-то, кто искренне верил, что работа таких людей, как Корпус морской пехоты Соединенных Штатов, заключается в том, чтобы изменить мир к лучшему. Кто-то, кто видел больше уродства и насилия, чем любая дюжина гражданских лиц его возраста, и кто был награжден не один, а дважды за то, что вытаскивал раненых гражданских лиц в безопасное место посреди перестрелок. Кто-то, кто проводил часы своего свободного от службы времени, помогая медицинским бригадам "сердец и умов", и кто помогал тренировать баскетбольную команду, спонсируемую морской пехотой, когда он не был с врачами.
   Кто-то, кто видел преднамеренное убийство детей в движущихся изображениях Венсита.
   Это было все, что на самом деле потребовалось бы, чтобы заставить Джека Машиту записаться на миссию, и Хоутон это знал. Но он также знал, что если бы он не согласился, Машита тоже не поехал бы, с детьми или без них. И если Кеннет Хоутон точно понимал, почему Машита вызвался добровольцем, он был менее уверен в своих собственных мотивах.
   Отчасти, как он знал, это было связано с тем фактом, что у Венсита было собственное расписание, которого он должен был придерживаться. Каким бы нелепым ни казалось все, что уже произошло, было очевидно, что на самом деле было только две возможности. Первая заключалась в том, что "Крутая мама" наехала на самодельное взрывное устройство, а некий Кеннет Хоутон переживал самый странный наркотический сон, о котором он когда-либо слышал, пока над ним работали врачи. Во-вторых, он действительно, действительно был в совершенно другой вселенной, и седовласый волшебник с зелеными глазами на самом деле был единственным человеком, который мог когда-либо вернуть его домой.
   Лично он во многих отношениях предпочел бы первый вариант, но сомневался, что ответ может быть таким простым. В любом случае, он мог бы действовать так, как будто это происходило на самом деле, и Венсит, очевидно, был слишком обеспокоен своим другом - этим персонажем "Базелом" - чтобы сидеть у костра, поджаривая зефир (или что там, черт возьми, они использовали вместо этого), пока он ждал успокоения "ряби" и возможности снова отправить их домой. Кроме того, что Хоутон наставил пистолет на волшебника, он не мог придумать никакого способа заставить Венсита оставаться на месте. И чем больше он видел старика, и чем глубже проникался приятием волшебства - по крайней мере, в этой вселенной - тем больше он сомневался, что Венсит позволил бы ему сделать что-либо подобное.
   Старый хрыч может "вызвать" четырнадцатитонный БТ из совершенно другой вселенной, размышлял он. Так что же заставляет тебя думать, Кен, что он позволит тебе сидеть там с направленным на него маленьким пистолетом 45-го калибра?
   Он не мог придумать ни одного ответа на этот вопрос, и поскольку Венсит, очевидно, собирался отправиться в ночь в попытке спасти этого Базела в одиночку, единственным логичным решением для Хоутона и Машиты было последовать за ним. В конце концов, они вряд ли могли позволить ему убить себя до того, как он отправит их домой.
   На самом деле, Хоутону скорее понравился такой анализ их ситуации. Это было логично, прагматично, с сильной долей жесткого эгоизма.
   Это также было, как и настойчивое заявление Джека о том, что он никогда ни на что не вызывался добровольно, полной чушью.
   Сержанту-артиллеристу Хоутону было не по себе от осознания этого, но не было смысла притворяться, что это неправда. Образы Венсита тоже дошли до него, и старый волшебник был прав. Были обязанности, которые должен был принять любой человек, независимо от вселенной, в которой он оказался, если он когда-нибудь хотел снова взглянуть на себя в зеркало.
   Но даже это не было полным ответом, и он почувствовал, что его разум возвращается назад, блуждая в воспоминаниях, которые он провел два года, запирая за непроницаемым барьером. Вернемся к тем дням, когда он был мужем, который ожидал, что скоро станет отцом.
   Гвинн всегда понимала, подумал он. Она знала, что заставляло меня "тикать", во что я должен был верить, чтобы быть собой. И она верила в это вместе со мной - верила в это за меня, достаточно глубоко, чтобы сохранить мне рассудок.
   Где он потерял эту уверенность, удивлялся он. Умерла ли она в том же "Форде Эксплорер", что и Гвинн? Была раздавлена вместе с ней и их нерожденным сыном на обледенелой горной дороге грузовиком с пробитой шиной? Или он потерял это позже, когда у него больше не было ее, с которой он мог бы поговорить, признаться, разделить боль. Предполагалось, что крутому сержанту-артиллеристу не нужно было делать такие вещи. Что, конечно, было глупо. Сержанты-артиллеристы тоже были людьми, какие бы неписаные правила ни требовали от них притворства. Но Гвинн всегда знала, что это не так, всегда была рядом с ним, всегда заставляла его делиться с ней как темными вещами, так и светлыми.
   Он понял, что она была его моральным ориентиром. Не единственным, которые у него были... просто самым важным из всех. Он выжил без нее, полагался на все те другие компасы, но это было не то же самое. Не так, как он столкнулся с миром, в котором люди превращали себя и даже своих собственных детей в живые бомбы во имя извращенного Бога. Тем, в котором враг убивал пленников перед камерами и транслировал изображения через Интернет, а снайперы регулярно открывали огонь по религиозным процессиям, в то время как бомбардировщики намеренно нацеливались на мечети, синагоги и церкви. Тем, в котором люди, сражающиеся с этими кровожадными фанатиками, слишком часто сами наносили ужасающий "сопутствующий ущерб", и даже некоторые из хороших парней - даже некоторые из товарищей Хоутона по морской пехоте - оказались заражены той же глубинной болезнью и совершали поступки, столь же жестокие, как и любой из "врагов". Все это обрушилось на его собственное чувство потери, его собственное горе, и он потерял уверенность. То, что когда-то было четким и недвусмысленным, стало чем-то другим, и он боялся, что сам тоже становится чем-то другим. Чем-то... испорченным, которого Гвинн бы не узнала.
   Это действительно верно, не так ли? - задумался он. Это так просто. Как бы ты ни оказался здесь, где бы ты ни находился, это так просто. Венсит предложил вернуть тебе эту уверенность, по крайней мере, на некоторое время. Ты свободен выбирать между добром и злом, между теми, кто сохраняет, и теми, кто разрушает, во вселенной, которая даже не твоя. Та, где ты можешь знать, что выбрал.
   Та, где ты сможешь снова стать тем мужчиной, которого любила Гвинн.
  
   * * *
  
   - Сколько еще? - спросил Хоутон примерно час спустя.
   Он повернул голову, чтобы посмотреть на человека, сейчас стоящего рядом с ним в правом люке. Машита, родившийся и воспитанный в Монтане, почти буквально стоял, пуская слюни, когда, наконец, смог хорошенько рассмотреть коня Венсита. Волшебник объяснил, что это было нечто, называемое "боевой конь сотойи", но каким бы великолепным он, очевидно, ни был, он не смог бы сравниться со скоростью БТ и, особенно, выносливостью. Хоутон не знал, что с этим делать, но Венсит просто спокойно что-то сказал на ухо оседланному коню, а затем указал в северном направлении. Конь в ответ с явной нежностью потрепал волшебника по волосам, а затем бодро потрусил в указанном направлении. Так или иначе, Хоутон был уверен, что у Венсита и жеребца не возникнет никаких проблем с тем, чтобы найти друг друга позже.
   Поскольку волшебник теперь был пассажиром (и совершенно не обучен каким-либо обязанностям члена экипажа транспортного средства), Хоутон поставил его на командирский пост, чтобы он сам мог взять на себя обязанности стрелка-наводчика, если это окажется необходимо. Технически, командир машины должен был ехать, стоя в своем люке с правой стороны башни и высматривая "полосы естественных укрытий", так, чтобы только его голова и плечи были видны из машины. Наводчик, с другой стороны, должен был сидеть на своем месте внутри башни, наблюдая через оптический и тепловизионный прицелы. Командир машины мог выполнять часть работы наводчика за него - ручной джойстик на позиции командира позволял ему контролировать вращение башни и вести огонь из двадцатипятимиллиметровой пушки и спаренного пулемета - но на самом деле это была ответственность наводчика. Он также был членом экипажа, специально выбранным и назначенным для устранения любых осечек, замятий подачи или других проблем с вооружением. Учитывая тот факт, что Венсит не имел ни малейшего представления о том, как работает мощное оружие БТ - или прицелы, - Хоутон решил, что у него нет другого выбора, кроме как занять место стрелка самому, но он все еще оставался командиром машины.
   Венсит расположился на сиденье, которое обычно принадлежало Хоутону, приспособленном так, чтобы ему было как можно удобнее сидеть в тесной башенке с плоским верхом. К счастью, Диего Сантандер оставил свой шлем на борту, что сделало две полезные вещи. Во-первых, это позволило Венситу подключиться к сети связи БТ. Во-вторых, это защищало его череп от всех многочисленных предметов, ожидающих болезненного контакта с ним, когда "Крутая мама" непредсказуемо подпрыгивала и раскачивалась по лугам.
   Хоутону было интересно, сколько времени Венсит потратил, восхищаясь толпой обнаженных и полуодетых молодых леди, чьи фотографии украшали потолок, но он понимал, почему волшебник решил отступить, несмотря на выдающиеся достопримечательности художественной галереи.
   Долгие марши в стоячем положении в люке могли быть как утомительными, так и болезненными, и для БТ вовсе не было чем-то неслыханным перевернуться. Когда это случалось, человек должен был иметь возможность быстро спрыгнуть в башню, если он не хотел быть раздавленным, как жук, что делало настройку его сиденья так, чтобы он мог сидеть, глядя наружу ... неразумной. Водитель, с другой стороны, должен быть защищен при опрокидывании, поскольку башня должна удерживать корпус транспортного средства от земли. Вот почему сиденье Венсита было отрегулировано таким образом, чтобы он мог безопасно сидеть с головой внутри. Но волшебник был такого же роста, как и Хоутон, а БТ явно был рассчитан на людей такого роста, как Машита. Клаустрофобия была бы достаточно серьезной, даже без всех этих интересных выступов, стремящихся оставить свой след на пассажирах "Крутой мамы", но Хоутон был уверен, что Венситу нужно было немного растянуть эту длину.
   - Трудно сказать, насколько дальше, - ответил Венсит на его вопрос. - Я все еще не могу ясно разглядеть их сквозь чары.
   - Звучит, как множество так называемой "информации", переданной мне за эти годы, - фыркнул Хоутон.
   - Я же говорил тебе, что будут проблемы, - мягко заметил Венсит, и Хоутон, к собственному удивлению, усмехнулся.
   - Да, говорил, - согласился он, почти так, как будто в конце концов все это имело какой-то связный смысл.
   Тьма закончила опускаться добрых два часа назад. Машита управлял с помощью своего прибора ночного видения, а Хоутон надел свои собственные очки. Хотя оборудование для видения в темноте не давало столь большого преимущества, как когда-то у себя дома, с тех пор как другая сторона начала приобретать такие же технологии, Корпусу удавалось, в общем и целом, оставаться на шаг впереди. "Здесь, однако, никто никогда даже не слышал об электронике", - подумал он, наблюдая, как серо-зеленая вселенная неуклонно движется мимо, пока колеса "Крутой мамы" взбивают высокую траву.
   Конечно, - сардонически подумал он, - некоторые люди, кажется, способны видеть чуть лучше, чем другие.
   - Скажи мне, Венсит, - сказал он, - ты всегда особенно любил морковь?
   - Что? - Яркие пятна в необычных глазах волшебника на мгновение исчезли, когда он моргнул в явном замешательстве, и Хоутон ухмыльнулся. Это был первый раз, когда ему удалось полностью вывести другого мужчину из равновесия простым вопросом.
   Затем в глазах Венсита снова появился блеск, и ухмылка Хоутона исчезла. Его вопрос, возможно, не прошел мимо ушей волшебника, но для него было очевидно, что Венсит, вообще без каких-либо искусственных средств, мог видеть в темноте по крайней мере так же хорошо, как и он.
   А почему бы и нет? Больше ничего из того, что произошло до сих пор, не имеет никакого смысла, не так ли?
   - Не бери в голову. - Он покачал головой. - Я знаю, ты что-то говорил о "чарах" и "заклинаниях прорицания". Я даже понимаю, что чары похожи на... камуфляж, или, может быть, то, что дома мы могли бы назвать скрытностью. И что заклинания прорицания - это способ, которым вы, волшебники, обходите чары. Но я простой болван из какого-то места, где никто никогда не слышал о колдовстве, которое действительно работает. Я понятия не имею, о чем ты говоришь, когда пускаешься в эти твои подробные объяснения. Так не мог бы ты попытаться выразить это очень, очень простыми словами, которые даже я могу понять? Если ты можешь пробиться сквозь их оборону достаточно хорошо, чтобы знать, в каком направлении идти, как ты можешь не знать, как далеко идти?
   - Проблема в том, что на другом конце этих чар не просто какой-то старый волшебник, - ответил Венсит через мгновение. Он повернулся, чтобы посмотреть вперед, и бриллиантово-яркие булавочные уколы его сияющих глаз исчезли из серо-зеленого мира Хоутона.
   - Чары и заклинания прорицания во многих отношениях похожи на... борцовский поединок. - Он кисло усмехнулся. - Ты действительно сказал, что хочешь провести простую аналогию, и это настолько элементарно, насколько это возможно. Каждый волшебник обладает определенной врожденной силой, и каждый волшебник знает определенное количество "захватов", которые можно использовать против другого в чем-то подобном этому. В зависимости от того, как проходит поединок, вы можете вырвать определенные фрагменты информации у другого игрока, но вы не всегда можете точно предсказать, какие из них вы получите. И чем лучше подобраны "борцы", тем менее предсказуемым становится результат.
   Он оглянулся на Хоутона, который кивнул, чтобы показать, что он все еще с ним... по крайней мере, пока.
   - Ну, - продолжил Венсит, - как я уже говорил тебе, я тот, кого люди называют "диким волшебником". Это означает, что я способен на гораздо более мощные заклинания, чем может создать большинство волшебников. И я также работаю здесь очень, очень давно, так что за эти годы я научился очень многим "трюкам". Но всему есть пределы, Кен Хоутон. И, к сожалению, есть также несколько очень могущественных и хорошо обученных "волшебников с волшебными палочками". Хуже того, дикие волшебники не могут сочетать свое колдовство с чьим-либо еще, но волшебники с палочками могут. И так получилось, что перед нами по крайней мере трое из этих могущественных волшебников с волшебными палочками, двое из которых объединяют свои усилия, чтобы сохранить свои чары. Они тоже очень хороши. На самом деле, если я не очень сильно ошибаюсь, они вовсе не из Норфрессы.
   - Что такое "Норфресса", и почему так или иначе это должно иметь значение? - спросил Хоутон.
   - Норфресса - это континент, по которому мы сейчас проезжаем, - сухо сказал Венсит. - Большинство людей на нем происходят от беженцев, которые бежали сюда около тысячи двухсот лет назад с другого континента, называемого Контовар.
   Он сделал паузу, и Хоутон поморщился.
   - Почему у меня такое чувство, что мне не понравится выяснять, что заставило их всех принять решение... так внезапно переехать?
   - Возможно, из-за того, что я назвал их "беженцами"?
   - Наверное, так оно и было, - согласился Хоутон.
   - Ну, это, безусловно, было подходящее слово, - продолжил Венсит более мрачно. - Краткая версия того, что произошло, заключается в том, что произошло восстание - возможно, точнее было бы назвать это гражданской войной, - которое привело к падению империи Оттовар, самой могущественной империи, которую когда-либо знал этот мир. Война началась как восстание против авторитета Правил Оттовара, основного закона, который Оттовар и его жена Гвинита установили, чтобы регулировать использование и злоупотребление волшебством в то время, когда они создавали империю. Мятежники победили.
   Всего на мгновение голос Венсита был подобен осколку ржавого льда, плоскому и холодному.
   - Совет Оттовара, совет волшебников, отвечающий за соблюдение Правил, был уничтожен вместе с империей. Я был членом этого Совета. На самом деле, я был его последним главой. Я знаю, ты видел ужасные вещи в войнах, в которых ты участвовал, но я очень сомневаюсь, что ты когда-либо видел ужасы, равные тем, которые Совет Карнэйдосы, черные волшебники и их союзники обрушили на мир в своем высокомерии и безумных амбициях. Демоны, которых они выпустили на свободу, то, как они извратили своих рабов и жертв. То, как они играли с человеческими расами, как злобные дети с игрушками.
   - Я готов поверить, что, по крайней мере, некоторые из них не собирались намеренно отдавать себя чистому служению злу. В любом волшебнике есть голод. Искусство подобно лихорадке, оно взывает к вам. Волшебник не может отказаться от этого призыва, и для некоторых из нас любое ограничение, любое притеснение, которое мешает нам полностью и свободно использовать наше искусство, почти невыносимо. Именно по этой причине Оттовар и Гвинита в первую очередь создали Правила, чтобы защитить тех, кто не мог повелевать волшебством, от тех, кто мог. Но как только Правила были нарушены или отвергнуты, соблазн необузданной власти сделал то, что он так часто делает. Это уводило их все дальше и дальше от Света, и по мере того, как они все глубже погружались во Тьму, они обнимали ее, как влюбленные.
   Он сделал паузу и глубоко вздохнул.
   - Мы спасли все, что могли. Это было не так уж много. И после того, как мы вывезли всех, кого могли, последние выжившие члены Совета Оттовара обстреляли Контовар. Мы обрушили смерть и разрушения на целый континент. Мы сжигали города и целые королевства, сержант-артиллерист, убивали каждое живое существо на тысячи лиг во всех направлениях от Трофроланты, древней столицы Оттовара.
   - Мы, конечно, не могли убить всех, и самые могущественные из их волшебников были защищены их собственными щитами, их собственными оберегами. Но мы убили их меньших союзников... и их армии, их рабов, их колдовские творения. Мы также убили жертв, которых они могли бы использовать в качестве своих инструментов для завоевания всей Норфрессы. Это было единственное, что мы могли сделать, единственный способ помешать им последовать за нами сюда, в Норфрессу, чтобы завершить свою победу, и цена этого опустошения была высока. Заклинания, которые мы создали и вызвали - заклинания, созданные мной, - стоили жизни почти каждому другому члену Совета, но они сработали. О, да, они сработали.
   - Господи, - пробормотал Хоутон. Возможно, он мало что понимал в причудливой вселенной, в которой оказался, но как бы мало он ни знал об этой "Норфрессе", он более чем достаточно разбирался в людях, чтобы уловить кровоточащую боль в глубине ровного, непоколебимого голоса Венсита. Возможно, эти люди никогда не слышали о ядерном оружии, но, похоже, они в нем тоже не нуждались. И, как бы нелепо это ни звучало на первый взгляд, он обнаружил, что ни на мгновение не сомневается в том, что человек, рассказывающий ему эту историю, видел события, которые он описывал, собственными глазами - что ему было более тысячи двухсот лет.
   - Ты причинил достаточно вреда, чтобы удержать их подальше от... Норфрессы? - больше тысячи лет? - спросил он.
   - И да, и нет. - Плечи Венсита дернулись. - Им потребовалось несколько сотен лет, чтобы начать восстанавливаться до чего-то похожего на их прежнюю силу, это правда. И к тому времени, когда они это сделали, норфрессанские королевства - особенно империя Топора - стали достаточно сильными, чтобы сдерживать любую мысль о вторжении через такое огромное расстояние. Или, по крайней мере, любую мысль о вторжении, не подкрепленную всей мощью их колдовства.
   - Итак, поскольку они, похоже, не вторглись и не завоевали вас за это время, я предполагаю, что есть какая-то причина, по которой они не могут использовать колдовство против вас?
   - Я все еще контролирую заклинания, которые поразили Контовар, - холодно сказал Венсит. - Однажды открытые и активированные, они остаются готовыми к моей руке до тех пор, пока я жив, и я остаюсь самым могущественным волшебником-одиночкой в мире. Они знают, что если бы они попытались открыто вторгнуться, я бы снова использовал эти заклинания, если бы это был единственный способ остановить их.
   Хоутон с трудом сглотнул от железной уверенности в голосе Венсита.
   - Но они также знают, что я не поступлю так легко, - продолжил Венсит через мгновение, его голос был намного ближе к нормальному. - Каковы бы ни были амбиции контоварских лордов, какие бы преступления они ни были готовы совершить, большинство их рабов не имеют права голоса в их решениях или действиях. Мои товарищи и я однажды убили миллионы этих рабов, потому что у нас не было выбора, никаких других вариантов, но, поступая так, мы слишком близко подошли к тому, с чем боролись. Правила, которые нарушили наши враги, запрещают использовать искусство против не-волшебников или даже против других волшебников, за исключением случаев прямой самообороны или защиты других, и все же за один день мы убили больше невинных, чем любой завоеватель или тиран в истории. Я... не хочу, чтобы на моей душе снова было так много смертей. Если бы не было другого способа сохранить берега Норфрессы от извращений колдовства, тех ужасов, которые карнэйдосцы - волшебники, посвятившие себя служению Карнэйдосе, покровительнице черного колдовства, - практикуют даже сегодня, я бы не колебался. Но я и не стал бы устраивать такое опустошение, если бы только не осталось другого выхода.
   - Что-то вроде старой холодной войны у нас дома, - размышлял Хоутон. Венсит снова повернул голову, вопросительно склонив ее набок, и настала очередь Хоутона пожать плечами. - В течение примерно пятидесяти или шестидесяти лет в моем мире существовало два основных силовых блока. У каждого из них было оружие, способное полностью уничтожить другого - черт возьми, убить каждого человека в мире, если уж на то пошло! И поскольку лидеры обеих сторон знали это, между ними возникло противостояние. Крупнейшие страны с обеих сторон не осмеливались напрямую воевать друг с другом, опасаясь, что это приведет к применению этого оружия.
   - Это действительно может быть подходящей параллелью, - согласился Венсит. - Особенно с тех пор, как я заметил, что ты сказал, будто они не осмеливались "сражаться друг с другом напрямую".
   - Вижу, к чему это ведет, - с несчастным видом сказал Хоутон. - Ты хочешь сказать, что где-то впереди нас находятся двое или трое из этих ваших "карнэйдосцев" или "контоварцев". Они не готовы или, по крайней мере, не желают идти на какую-то решительную, открытую атаку, но они вполне готовы откусить по краям, верно?
   - Точно, - тяжело вздохнул Венсит. - Очень немногие норфрессанцы знают об этом, но в тени идет постоянная, непрекращающаяся борьба. На самом деле большинство людей не хотят об этом знать. Они вообще не думают о Контоваре, если только в этом нет необходимости. И всякий раз, когда борьба выходит из тени, они склонны думать об этом как о чем-то чисто норфрессанском, а не как о чем-то, что поражает нас извне. Они не понимают, как постоянно Контовар продолжает прощупывать нашу оборону, продолжает искать способы ослабить нас или союзников, которых они могут завербовать, чтобы отвлечь нас или напасть на нас изнутри. Их правители очень осторожны, чтобы избежать чего-либо настолько открытого, настолько четкого - настолько немедленно угрожающего, - что я могу снова ослабить заклинания. Но вот уже почти тысячу лет я сталкиваюсь с попытками "откусить по краям", как ты выразился.
   - Именно это здесь и происходит?, - сказал Хоутон.
   - Да. Единственная хорошая вещь о контоварцах заключается в том, что их фракции ладят не намного лучше, чем сами Боги Тьмы. Они ненавидят нас гораздо больше, чем друг друга, но они постоянно борются за преимущество в своей чисто внутренней борьбе, что означает, что взаимная подозрительность и недоверие часто препятствуют их усилиям. К сожалению, иногда их божествам удается вколотить в них немного сотрудничества.
   - Подожди, - сказал Хоутон. - Подожди одну минуту. Ты хочешь сказать, что в этом замешаны боги - настоящие боги?
   - Конечно, - Венсит казался озадаченным. - В вашей вселенной это не так?
   - Люди в моей вселенной убивали друг друга во имя Бога в течение тысяч лет, Венсит, - медленно произнес Хоутон, - но Он не появляется лично, чтобы одобрить их усилия. Ты спрашивал о войне, которую мы с Джеком ведем дома? Что ж, многое из этого происходит от кучки сумасшедших, которые убеждены, что знают, чего хочет Бог, и что любой, кто с ними не согласен, слишком мерзок, чтобы жить. Но их убеждения основаны на их интерпретации Священных Писаний и учений, а не на прямом, недавнем откровении Бога в каком-либо личном проявлении. На самом деле, многие люди там, откуда я родом, больше не верят, что Бог вообще существует.
   - Я нахожу, что это... трудно вообразить, - медленно произнес Венсит. - О, я всегда знал, что силы Света и Тьмы проявляются по-разному в других вселенных. И, если уж на то пошло, что они вообще не вмешиваются напрямую в некоторые из них. Но вселенная, в которой люди даже не верят в их существование? Не видят своей собственной ответственности за выбор между ними?
   - Все не так уж плохо, - ответил Хоутон немного неловко, почти защищаясь. - Даже многие люди, которые не верят ни в каких богов, верят в разницу между добром и злом и в ответственность людей за выбор между ними. Это просто... отличается от того, что ты описываешь.
   - Должно быть, действительно так, - согласился Венсит. Затем он встряхнулся. - Но, да, отвечая на твой вопрос, боги действительно участвуют в нашей борьбе. Они не могут противостоять друг другу напрямую, потому что - как и ваши страны "холодной войны" - они слишком могущественны. Прямое столкновение между ними, весьма вероятно, полностью уничтожило бы эту вселенную, поэтому они действуют через своих последователей. Через своих почитателей, а в случае с Богами Света, особенно, через их защитников. Таких, как Базел.
   - Это твой приятель - парень, который едет в ловушку?
   - Да. На самом деле, если я не очень сильно ошибаюсь, основной мотив всей этой затеи - уничтожить его и Уолшарно. Имей в виду, я уверен, что у них есть и другие цели, но они уже много лет пытаются убить Базела.
   - Почему именно его? И если им так хочется его убить, то как насчет тебя?
   - У них есть очень много причин желать смерти Базела. Большинство из них были бы достаточно счастливы убить его просто ради мести, учитывая, какой ущерб он нанес их планам в прошлом. Но они - или, по крайней мере, их хозяева - также кое-что знают о его будущей угрозе их конечным целям. О чем сам Базел, конечно, на данный момент даже не подозревает. На самом деле, они хотели бы видеть его мертвым почти так же сильно, как и меня. И, да, периодически они тоже предпринимают попытки убить меня. Однако в целом, - Хоутон буквально слышал хищную улыбку в голосе Венсита, - они обнаружили, что такие попытки - проигрышное дело.
   Хоутон медленно, задумчиво кивнул. Он был уверен, что Венсит многого ему не говорит. Или, возможно, было бы справедливее сказать, что Венсит уже рассказал ему очень много вещей, для понимания которых ему просто не хватало предыстории. Но, по крайней мере, одна вещь была кристально ясна.
   Он действительно серьезно относится к прямому вмешательству богов. Хорошие парни и плохие парни, и различия между ними действительно настолько очевидны. Это... положительно.
   Было время, до смерти Гвинн, когда это было так ясно для сержанта-артиллериста Кеннета Хоутона. Не просто или упрощенно, но ясно. Когда он узнал, с какой стороны Свет, как выразился Венсит, а с какой Тьма, и на чьей стороне он стоял. Когда он смог отдать себя чистому служению тому, во что он верил... и смог поверить, что он сам все еще достоин своих убеждений.
   Куда это делось? Дело было не только в Гвинн. Не только она помогала мне знать, кто я такой и почему. Но потерять ее, особенно таким образом, так... бессмысленно...
   Он вспомнил, как был зол на вселенную, на самого Бога за то, что тот забрал его Гвинн. Ее жизнь. И когда он еще раз попробовал на вкус холодный, затвердевший пепел этого гнева, он наконец осознал правду.
   Это была не бессмысленность смерти Гвинн, которая разрушила его уверенность. Это был его гнев. Он был так зол, что отвернулся от того, во что верили и он, и Гвинн. Если Бог собрался забрать ее у него, то он нанес ответный удар единственным доступным ему способом. Он отворачивался от Света, как какой-нибудь капризный ребенок, никогда не понимая - или не заботясь - что в процессе он причинял себе боль гораздо больше, чем когда-либо причинял Свету, которого винил в потере Гвинн.
   Нет, мрачно подумал он. Не за то, что потерял Гвинн, а за то, что потерял себя, утратив ее. За то, что оставил меня разбираться с болью от дыры, которую ее смерть проделала прямо во мне.
   Впервые за два с половиной года он столкнулся с правдой принятого им решения. Он никогда не обращался к Тьме, как бы сильно он ни отворачивался от Света, но он сослал себя в холодную, серую пустошь между ними. Он убедил себя, что разница между ними была в степени, а не в виде, и он прижал к себе холодную горечь борьбы с тенями. Он сам был одной из этих теней, больше не сражаясь со злом по убеждению, а только по привычке. Только по инерции, и тупой укол стыда пронзил его, когда он наконец осознал сделанный выбор. В то время он даже не осознавал, что делает выбор, но должен был это сделать.
   Точно так же, как он должен был понять, как было бы стыдно за него Гвинн.
   - Ну, Венсит, - услышал он теперь свой голос, который едва узнал, - если эти твои Боги Тьмы так хотят прикончить твоего друга Базела, что скажешь, если мы пойдем и поспорим с ними по этому поводу?
  

V

  
   - Ненавижу все это, - проскрежетал голос.
   Этот язык был контоварским. Не чистым контоварским, на котором до сих пор говорят норфрессанские ученые, и не диалектом, который развился среди сотойи после Падения, а грубой, искаженной версией древнего языка Оттовара. Трейн Элдарфро не был знаком с ним, но у него было достаточно телепатического дара, чтобы в любом случае понять, что говорилось.
   Теперь он держал глаза закрытыми, лежа так тихо (и, по-видимому, без сознания), как только мог, там, где его бросили, когда они остановились, и внимательно слушал.
   - А кто-нибудь спрашивал твоего одобрения, Гарсалт? - насмешливо спросил другой голос.
   - Не больше, чем они спросили тебя, Ретак, - парировал первый голос. - И не говори мне, что у тебя нет... собственных угрызений совести. - Гарсалт издал звук плевка. - Просто нахождение на одном континенте с этим старым ублюдком заставляет меня нервничать.
   - Я заметил, что это не заставило тебя нервничать настолько, чтобы сказать Ей, что ты не пойдешь. - Тон Ретака был насмешливым, но Трейн мог уловить хотя бы часть эмоций, стоявших за этим. Во всяком случае, достаточно, чтобы понять, что Ретак использовал насмешку, чтобы скрыть свою собственную глубокую тревогу.
   - Может, и нервничаю, но я не склонен к активному самоубийству, - проворчал Гарсалт.
   - Я так не думал, - сказал Ретак более мягко. - Но если бы ты был, всегда есть пример Варнейтуса, не так ли?
   - Это то имя, которое лучше бы не упоминать, - пробормотал Гарсалт, и Трейн позволил своим глазам слегка приоткрыться.
   Не похоже было, чтобы его похитители собирались задерживаться здесь надолго. Они остановились в овраге, который русло ручья прорезало через луга, очевидно, чтобы дать отдых своим лошадям, и не больше. Некоторые из примерно тридцати оруженосцев группами вели лошадей к ручью, чтобы напоить их, в то время как другие рылись в мешках с зерном и сладким кормом. Вдоль русла ручья также росла цепочка небольших деревьев, и двое или трое других оруженосцев собирали дрова для трех разожженных костров. Над одним из них уже грелись котлы с водой, и ноздри Трейна дернулись, когда он уловил пикантный запах готовящегося рагу, исходящий от другого котла, но никто не выкладывал никаких принадлежностей.
   Нет, несмотря на запах кулинарии, это была всего лишь еще одна остановка для отдыха, и он снова задался вопросом, почему они так отчаянно спешили. Каким бы ограниченным ни был его телепатический диапазон, этого было достаточно, чтобы он был уверен, что за ними по пятам не идет погоня. И то, что случилось с людьми из патруля Дарнота, уже подсказало ему, что он находится во власти волшебников, которые, безусловно, должны быть по крайней мере так же способны вынюхивать преследователей, как любой наполовину обученный маг-подмастерье.
   Или, если уж на то пошло, расправиться с этими преследователями с той же смертоносной эффективностью, с которой были убиты Дарнот и его люди.
   - Сам я никогда особо не любил Варнейтуса, - продолжил Гарсалт, - но он заслуживал лучшего. "Сотрудничество" с... Другими тоже не очень хорошо сработало для него, в конце концов, не так ли?
   - Нет, но я не думаю, что Она винила Варнейтуса в том, что произошло, - сказал Ретак. - К сожалению, он тоже не совсем покрыл себя славой. А Паучиха и Крэйхана не собирались признавать, что это была вина их инструментов.
   - Нет, но Она не защищала его, когда Они возложили вину на него, не так ли?
   - Если бы он преуспел, Ей не пришлось бы этого делать.
   Трейн повернул голову на долю дюйма как раз вовремя, чтобы увидеть, как говорящий - Ретак - пожимает плечами. Мужчина был среднего роста, темноволосый и смуглолицый, одетый в удобную, практичную одежду для верховой езды, а не в кирасу и кольчугу, как у оруженосцев, которых видел Трейн. Несмотря на жесткий темп, который задали себе лихие рейдеры, Ретаку все же удавалось выглядеть каким-то образом холеным и ухоженным. У него был сильный, слегка крючковатый нос и аккуратно подстриженная борода, а в мочке его левого уха сверкал кроваво-красный рубин, отражавший свет костра.
   Другой мужчина, который, должно быть, был Гарсалтом, сидел на седле, сердито глядя на него. Гарсалт был выше и шире в плечах, и он казался старше, с венчиком тонкой уцелевшей бахромы светлых волос по краям лысой, блестящей макушки. Он был одет очень похоже на Ретака, но рядом с мужчиной поменьше казался неопрятным, почти неухоженным. Он также выглядел гораздо мрачнее.
   - Да, Она этого не сделала, - теперь признал Гарсалт. - Но, как ты говоришь, это была не его вина. И теперь она ожидает, что мы сделаем то, чего не смог он? - Он покачал головой. - Мне это не нравится. Ни капельки.
   - Все не так уж плохо, - сказал Ретак. - И ты, возможно, захочешь поразмыслить над тем фактом, что до сих пор все шло точно по плану.
   - Все имеет тенденцию идти "точно по плану" против Венсита... вплоть до последней минуты, не так ли? - возразил Гарсалт. - А Кровавая Рука едва ли не хуже!
   - Этого, пожалуй, достаточно. - Третий голос был более легким, высоким и гораздо более музыкальным, чем два других. В нем также чувствовалась четкая властность.
   Затем в поле зрения Трейна появилась новая говорящая, и это было все, что он мог сделать, чтобы его глаза не расширились от удивления, когда он увидел ее.
   Она была выше Ретака, хотя и не так высока, как Гарсалт, и ее волосы были цвета воронова крыла. Она была одета в богато расшитый костюм для верховой езды знатной дамы Пурпурных лордов; драгоценности сверкали в ее безукоризненно уложенных волосах, на руках и вокруг шеи; и двигалась она со смертоносной, знойной грацией какой-нибудь покрытой шелковым мехом охотничьей кошки. По тому, как Гарсалт быстро, почти испуганно, поднялся на ноги, а Ретак повернулся к ней лицом, было очевидно, кто здесь главный.
   - Я достаточно долго позволяла вам двоим жаловаться, волноваться и продолжать в том же духе, - строго сказала она, ее красивое лицо стало жестким. - Кое-что из этого, вероятно, полезно, но вам пора заняться делом и перестать ныть о том, как вам не хочется быть здесь. Это ясно?
   Ретак и Гарсалт взглянули друг на друга, не переставляя ног, как школьники, а затем кивнули в унисон.
   - Да, Тримэйла, - ответил Ретак за них обоих.
   - Хорошо! - Тримэйла на мгновение впилась в них взглядом, затем пожала плечами и позволила своему лицу расслабиться.
   - Я так же, как и вы, осознаю, какому риску мы подвергаемся, - сказала она. - Однако, в отличие от вас двоих, я также знаю, почему так важно, чтобы мы устроили что-то... навсегда происшедшее с Кровавой Рукой. К счастью, вам не нужно беспокоиться об этом. На чем вам действительно нужно сосредоточиться, так это на том, чтобы произошло это нечто постоянное, что Она задумала, не беспокоясь о его репутации или о том, что случилось с Варнейтусом или даже с Джергаром. Понимаете?
   - Конечно, мы знаем, - ответил Гарсалт. - И, честно говоря, я больше беспокоюсь о Венсите, чем о Базеле.
   - Именно поэтому мы здесь сотрудничаем со Скорпионом вместо того, чтобы пытаться сделать все это самостоятельно, - сказала Тримэйла.
   - При всем моем уважении, - вмешался Ретак, - поклонники Шарны точно не покрыли себя - или Его - славой ни в одном из других случаев, когда они выступали против Кровавой Руки.
   - Да, они этого не сделали. - Голос Тримэйлы был холоден, но она кивнула. - С другой стороны, на этот раз все немного по-другому, не так ли? И на этот раз мы не планируем атаковать наших врагов с их сильных сторон.
   Она еще мгновение не сводила глаз с Гарсалта и Ретака, затем улыбнулась. Выражение было холодным и голодным, почти шокирующе неуместным на этом прекрасном лице.
   - Мы все знаем, как сильно другие возмущаются и боятся Ее власти - нашей власти. Это мы, Совет Карнэйдосы, и наша сила свергла оттоварцев тысячу лет назад. Это были наши щиты, наши обереги, которые позволили всем нам выжить, когда Венсит обстрелял Контовар. И это наша сила - и наша воля - которые действительно доминируют в Контоваре сегодня. Вы удивлены, что другие обижаются на Нее, или что их поклонники обижаются на нас?
   Остальные молча покачали головами, и она пожала плечами.
   - Но точно так же, как Другие знают, что Она нужна Им, Они нужны и нам, если мы когда-нибудь добьемся успеха. Одна из причин, по которой Венсит, Базел и другие "защитники" Томанака так хорошо выступили против нас, заключается в том, что они сотрудничают друг с другом, а мы - нет. Это означает, что даже когда Другие соглашаются сотрудничать с Ней, их последователи действуют как отдельные силы, не сотрудничая и не комбинируя свои способности.
   - Да, но... - начал Ретак.
   - Забудь о "но", - перебила она жестким голосом. - Конечно, все они ищут способы использовать Ее - и нас - в своих интересах. Позволь им. Когда дело доходит до этого, у чьих последователей действительно есть сила править в этом мире?
   Ее смешок не был приятным звуком.
   - Так что не беспокойся о том, что будет потом, - сказала она. - Беспокойся о том, что произойдет сейчас, сегодня вечером. И подумай вот о чем. Кровавая Рука и его маленький пони достаточно хорошо справлялись с демонами-одиночками, но на этот раз мы посмотрим, как он справится, когда они приведут с собой друзей. Почему-то я не думаю, что ему понравится этот опыт.
  

VI

  
   Уолшарно поднялся на гребень холма и остановился. Он поднял голову, раздувая ноздри, и лицо Базела мрачно напряглось, когда они вдвоем посмотрели на все еще тлеющие руины. Последние двадцать или тридцать минут они улавливали запах дыма и бойни, несмотря на то, что ночной бриз дул почти прямо им в спину. Теперь они знали почему.
   - Итак, это сделало отродье демона, - прогрохотал градани голосом, похожим на кованое железо.
   <Похоже, что так>, - согласился Уолшарно. <И все же мне интересно, почему они ждали так долго, чтобы дать ему насытиться.>
   Мысленный голос чалого жеребца звучал бы спокойно, почти бесстрастно, если бы кто-нибудь другой мог его услышать. Для Базела это звучало совсем не так.
   - Вот этого я не мог бы тебе сказать, - сказал он. - Если, конечно, - он окинул взглядом развалины деревни, затем поднял глаза на звезды, усеивающие необъятное ночное небо, - они думали о том, как бы поскорее оставить нас двоих здесь одних, прежде чем допустить нас к их маленькому секрету.
   <Полагаю, что это могло бы быть именно так. Но почему-то у меня такое чувство, что за этим кроется нечто большее.>
   На этот раз Базел только хмыкнул. Уолшарно был таким же защитником Томанака, как и он сам, и способности каждого защитника отличались от способностей любого другого защитника, иногда тонкими способами, а иногда и более фундаментально. Они также воспринимали вещи по-разному, и у Базела было множество доказательств того, что "догадки" Уолшарно, как правило, были пугающе точными.
   - Думаю, нам лучше пойти посмотреть поближе, - сказал градани через несколько мгновений, и Уолшарно медленно и осторожно двинулся вниз по склону к обломкам.
   Этому не могло быть так уж много часов, размышлял Базел. Ни один из домов не был особенно большим. Им не потребовалось бы много времени, чтобы сгореть, но угли все еще светились в темноте. Они пронизывали ночь слабым сиянием цвета крови, но Базел был градани. Ни ему, ни Уолшарно не требовалось это прерывистое сияние, чтобы увидеть, что здесь произошло.
   <Некоторые из них, по крайней мере, пытались сражаться>, - сказал Уолшарно, и Базел мрачно кивнул.
   - Да, это они сделали, - согласился он, глядя на разорванные и изуродованные тела. Было ясно, что ни у кого из защитников деревни не было времени надеть доспехи - если предположить, что у кого-то из них они были, - но, очевидно, это не имело бы большого значения, если бы они были. Следы когтей и состояние полуобглоданных тел были всеми доказательствами, которые когда-либо понадобятся Базелу или Уолшарно о том, что здесь произошло, даже без знакомого запаха зла и ужаса, который ни один защитник Томанака не смог бы истолковать неправильно.
   Затем Уолшарно остановился. Они прошли мимо тел нескольких мужчин и женщин, все они были жестоко изуродованы и разорваны, но они были разбросаны по грязным улицам деревни. Очевидно, что они были убиты поодиночке и по двое, но это резко изменилось.
   Разрушенный фундамент гораздо более солидного здания дымился перед ними, и тела по меньшей мере тридцати мужчин и женщин лежали непристойными кучами вокруг него. Трудно было быть уверенным в их количестве, потому что ни одно тело, которое мог видеть Базел, не было целым. Большинство из них были так ужасно разорваны, их обрывки так разбросаны, что было трудно даже сказать, кто из них был мужчиной, а кто женщиной. Жалкая горстка мечей валялась в пропитанной кровью грязи посреди кровавой бойни, но большинство этих людей были вооружены, если можно так выразиться, не более чем топорами лесоруба, вилами или другими грубыми сельскохозяйственными инструментами.
   <Так вот где они заняли свою позицию>, - тяжело произнес Уолшарно.
   - Да. - В карих глазах Базела Бахнаксона вспыхнул холодный огонь. - Я думаю, это их ратуша.
   <И ты думаешь то же самое, что и я, о том, почему они это сделали?>
   - Да. - Голос Базела был резким. - Я не видел ни одного ребенка. Ни одного, - сказал он и почувствовал холодное, мрачное согласие Уолшарно глубоко в своем собственном сознании.
   Градани посмотрел вниз, на то место, где взрослые деревни погибли до последнего мужчины или женщины, столкнувшись лицом к лицу со своими невероятными врагами в том, что, как они, должно быть, знали, было безнадежной защитой их детей, и его лицо, казалось, было выковано из старого железа.
   <Как ты думаешь, почему им нужны дети?> - спросил Уолшарно.
   - Могу привести две или три причины, - ответил Базел. - В конце концов, старый Дух Демона достаточно любит детские души. Но у меня такое чувство, что на этот раз все не так просто. - Он еще раз посмотрел на искалеченные тела и покачал головой. - Кто бы это ни был, за кем бы мы ни охотились, он не собирался перекормить своего проклятого питомца, Уолшарно. Не совсем. Если бы это было так, то вокруг не валялось бы так много тел или кусков тел.
   <Ты думаешь, они знают, что мы следуем за ними по пятам?>
   - Либо это, либо у них есть какая-то другая неотложная необходимость быть где-то в другом месте. Думаю, они ищут какое-то место, где встретятся со своими друзьями.
   <И они везут детей к этим "друзьям".> - Уолшарно на мгновение задумался над этой мыслью, затем тряхнул головой. <Полагаю, что реальный вопрос заключается в том, собираются ли они "встретиться" с другими поклонниками Шарны или с кем-то совершенно другим.>
   - Что касается этого, у нас нет возможности узнать. Тем не менее, в своем собственном уме я был бы счастлив, если бы знал, что мы имели дело с Духом Демона и ни с кем другим.
   Уолшарно снова кивнул головой в знак согласия, и Базел глубоко вздохнул. Жертвоприношения детей всегда были приемлемы для любого из Богов Тьмы, но церковь Шарны обычно предпочитала более взрослых. Жертв с достаточным опытом, чтобы они в полной мере оценили ужасные, затяжные смерти, которым их подвергали поклонники Шарны, особенно для того, чтобы вызвать или контролировать демонов своего мерзкого покровителя. Маловероятно, что те, кто служил Скорпиону, потрудились бы напасть на деревню только для того, чтобы украсть ее детей.
   Но у других Темных церквей были другие предпочтения. Например, Карнэйдосы, Владычица черного колдовства не наслаждалась жестокостью ради жестокости, как это делали Шарна и некоторые другие. Но во многих отношениях ее полная аморальность, ее полное безразличие к жестокости или зверству до тех пор, пока их исход отвечал ее потребностям, были едва ли не хуже. И все ее старшие жрецы тоже были волшебниками, а дети ценились, когда дело доходило до ритуалов колдовства крови.
   <Шарна и Карнэйдоса не очень любят друг друга>, - заметил Уолшарно, следуя мыслям связанного с ним всадника с легкостью долгого знакомства. <Если уж на то пошло, ни один из Богов Тьмы не так сильно любит других.>
   - Да, я так слышал, - сказал Базел. - И все же, несмотря на то, что все люди продолжают говорить мне подобное, думаю, что мы с тобой чаще видели, как они работают рука об руку.
   <Возможно, нам просто повезло.>
   Ирония в мысленном тоне Уолшарно была лишь хрупкой маской для ледяной ярости, пылающей в сердце скакуна. Если бы он не сблизился с Базелом и сам не стал защитником Томанака, Уолшарно почти наверняка в конечном итоге стал бы табунным жеребцом, а скакуны на самом деле не думали так, как раса людей. Правда, каждый скакун был индивидуумом, но они также видели себя коллективно, как члены табуна. И, как члены табуна, каждый был ответственен за защиту всех. Особенно табунные жеребцы, которые вели свои табуны и управляли ими... и умирали, защищая их.
   Базел понимал это даже лучше, чем мог бы понять другой всадник ветра, поскольку, в отличие от большинства всадников ветра, он разделял чувство табуна скакунов. Даже если бы он этого не сделал, любой защитник Томанака разделил бы холодную, безжалостную ненависть, горящую, как лед, в сердце Уолшарно.
   - Что ж, - тихо сказал градани, - я понятия не имею, насколько удачливыми или невезучими можем быть мы с тобой после того, как догоним их, Уолшарно. Но я думаю, что те подонки, которые сделали это, - его подвижные уши прижались, когда он обвел рукой дугу, указывая на разрушенную деревню, - сами заслужили немного невезения.
   <Действительно, так оно и есть>, - согласился Уолшарно.
   - Тогда давай мы с тобой донесем это до них, - сказал Базел. - Но сначала...
   Градани протянул правую руку.
   - Приди, - тихо сказал он, и пять футов сверкающей стали материализовались в его кулаке, когда он призвал меч, который обычно висел в ножнах за его спиной.
   Он сжал его чуть ниже гарды, держа рукоятью вверх как символ бога, которому он служил, и почувствовал, как Уолшарно присоединяется к нему сердцем, разумом и душой.
   - Я думаю о том, как эти люди пали на службе Света, - сказал он, обращаясь к ночи и к их божеству за них обоих. - Любого мужчину или женщину, которые погибают, защищая детей, я с гордостью называю братом или сестрой. И я не оставлю своих братьев или сестер на растерзание волкам и пожирателям падали.
   <Ты уверен в этом, Базел?> - спросил глубокий, как землетрясение, голос в глубине его мозга. <С вами остаются только их тела.>
   - Да, уверен, - мы уверены, - ответил Базел, зная, что говорит от имени Уолшарно, и ничуть не удивившись, услышав голос Томанака.
   <Их души уже сидят за столом Исварии>, - произнес глубокий голос Томанака. <Как nы сказал, есть особое место, отведенное для тех, кто погибает, защищая детей, и мы с сестрой знаем наших собственных.>
   - Я в этом не сомневаюсь, - сказал Базел. - И я буду счастлив когда-нибудь встретиться с ними. Но пока этот день не настанет, мы с Уолшарно будем делать то, что должны, и мы их не бросим.
   <Вы понимаете, что если вы сделаете это, те, кого вы преследуете, будут знать, где вы находитесь, насколько вы близки>.
   - Да, - просто сказал Базел.
   < Разве вы не собираетесь спросить меня, за кем вы следите?>
   Базел услышал слабый оттенок веселья в голосе Томанака, несмотря на мрачный ужас происходящего вокруг них.
   - Что касается этого, если бы я думал, что это может принести мне хоть какую-то пользу, да, я бы попросил. Поскольку это не...
   Он пожал плечами и почувствовал, как огромная, нематериальная рука на мгновение легонько легла ему на плечо.
   <Вы мои настоящие мечи, ты и Уолшарно>, - сказал глубокий, рокочущий голос. <Но я скажу вам вот что. Братья приходят во многих формах и из многих мест. Вы правы, это работа Шарны. И боюсь, ваше подозрение, что вы сталкиваетесь не только с Шарной, также верно. И все же вы двое тоже не столкнетесь с Тьмой в одиночку. Даже я не знаю, чем все это закончится, но одно я знаю точно - ты окажешься в лучшей компании до того, как это произойдет.>
   - В таком случае, думаю, нам лучше заняться этим, если вам все равно, и все такое, - сказал Базел, и на этот раз Томанак действительно усмехнулся.
   <Очень хорошо. Полагаю, я уже должен был привыкнуть к градани - и, конечно... прямоте. Не говоря уже об упрямстве. Если вы двое полны решимости сделать это, тогда давайте сделаем это правильно, вы и я.>
   Базел не ответил словами. Вместо этого он просто поднял свой меч выше и почувствовал, как воля Уолшарно соединилась с его волей. Он и скакун слились в единое целое, более великое, чем любой из них когда-либо мог быть в одиночку, и это слияние достигло пылающей синевой славы присутствия их божества.
   Томанак снова потянулся к ним. Узы, соединявшие их троих, обычно почти незаметные, но всегда присутствующие, вспыхнули с внезапной, возрождающейся силой, когда Базел и Уолшарно широко открыли канал между Томанаком и миром смертных. Вершина сверкающего голубого света взметнулась вверх, лазурная игла вонзилась в звездное небо из поднятого меча градани. Затем кольцо синего огня вырвалось наружу, пронеслось по опустошенной деревне, заливая эту сцену ужаса очищающим светом Томанака. Кольцо мелькнуло над искалеченными телами, кровью, мрачным остатком агонии, отчаяния и мужества, и когда оно прошло, больше не было ни тел, ни крови. Была только ночь, все еще дымящиеся руины пустой деревни и глубокое и неизменное чувство покоя.
   Базел медленно опустил меч, испытывая прилив глубокого удовлетворения, и снова почувствовал руку Томанака на своем плече. Не в комфорте, а в одобрительном пожатии военачальника для своих самых надежных товарищей по мечу. И поскольку он и Уолшарно разделяли это чувство, они также чувствовали Томанака позади себя, смотрящего в ночь, где любой, у кого есть глаза, чтобы видеть, должен распознать взрыв силы, который очистил деревню.
   <Готово!> раздался голос Томанака, неслышимый для ушей смертных, но достаточно глубокий и мощный, чтобы потрясти вселенную, поднятый в его собственном громком вызове. <Готово, о Тьма! Знайте, что мои мечи направлены на вас, и трепещите!>
  

VII

  
   - Фробус! Что это было?
   Голос Гарсалта был высоким, почти пронзительным, его восклицание было таким внезапным, что Трейн вздрогнул и удивленно вскинул голову.
   Его снова привязали поперек лошади, и его болезненно подбросило, когда его похитители вновь направились через холмистые луга. Они следовали по течению ручья, у которого остановились ранее, и ему было трудно оставаться неподвижным и пару раз пришлось расслабиться, когда лошадь под ним продиралась сквозь хлещущие ветви низкорослого кустарника. Несмотря на это, он не забыл продолжать симулировать бессознательное состояние, что, безусловно, казалось успешным.
   До сих пор.
   - Как ты думаешь, что это было, Гарсалт? - презрительно спросило музыкальное сопрано Тримэйлы. - Давай посмотрим сейчас. Мы знаем, что Венсит где-то позади нас; это было перед нами, и вы знаете, как Кровавая Рука всегда любил покрасоваться. Хммм... разве это не наводит на мысль по крайней мере об одной возможности в твоем крошечном разуме?
   - Да, но...
   - О, отрасти хребет, Гарсалт! Ты ведь слушал, когда всем объясняли план, не так ли? Возможно, тебе тоже следовало бы делать заметки. Многие из них используют короткие, легко пишущиеся слова.
   - Конечно, я слушал, - ответил Гарсалт сердитым скулежом. - Но мы не должны были встречаться с ним здесь в одиночку!
   - И мы не будем, - вставил Ретак. Трейну показалось, что голос низкорослого, щеголеватого волшебника звучал почти весело. И затем - без предупреждения - сильная, звонкая пощечина обрушилась на затылок мага-подмастерья, посылая новые каскады звезд, болезненно сверкающих перед его глазами.
   - Я вижу, ты проснулся, мастер Элдарфро, - злобно сказал Ретак.
   - О, он не спит уже несколько часов. - Тримэйла казалась удивленной, заметил Трейн, моргая от непроизвольных слез боли. - Я думала упомянуть об этом, но решила, что вежливо позволить ему отдохнуть. В конце концов, - ее голос стал жестче, - ему это понадобится, не так ли?
   Все три волшебника рассмеялись. Это был насмешливый, злобный звук, но Трейн услышал в нем нечто большее, чем веселье и предвкушение. Он слышал, как маленькие мальчики насвистывали в темноте, пробираясь через полуночный лес.
   Больше не было смысла притворяться, и он поднял голову немного выше, оглядываясь на них. В темноте было невозможно четко разглядеть выражения их лиц, но Трейн был магом. Возможно, всего лишь подмастерьем, но все же магом. Ему не нужно было видеть выражения их лиц, чтобы понять, что его первоначальное впечатление об их нервозности было точным.
   - Если ты знала, что он не спит, почему ничего не сказала? - потребовал Гарсалт.
   - Возможно, потому что я хотела посмотреть, действительно ли у него есть какие-то "смертоносные способности разума". - Приторно-сладкий тон Тримэйлы превратил последние три слова в насмешку. - В конце концов, я знала, что он не спит, так что он вряд ли собирался удивлять меня какими-либо внезапными нападениями. Если бы он собирался кого-нибудь прикончить, ну, я полагаю, это был бы один из вас двоих, не так ли? - Оба ее спутника-мужчины повернулись, чтобы сердито посмотреть на нее, и она рассмеялась. - По крайней мере, это позволило бы мне убить двух зайцев одним выстрелом, так сказать. Это подтвердило бы, насколько "смертоносны" эти маги... и в придачу избавило меня от необходимости мириться по крайней мере с одним из вас.
   Трейн заметил, что никто из остальных, казалось, не разделял ее веселья, и сумел не вздрогнуть, когда открытая ладонь Ретака снова ударила его по затылку.
   - Прекрати это, Ретак, - мягко сказала Тримэйла. - У тебя есть дела поважнее, чем вымещать свои тревоги на мастере Элдарфро.
   - Мне не нравятся маги, - проскрежетал Ретак.
   - И ты достаточно напуган Базелом, чтобы нуждаться в новой паре штанов, теперь, когда ты знаешь, что он и его огромная кляча находятся поблизости, - усмехнулась Тримэйла. - Знаешь, тебе действительно следовало бы заняться чем-нибудь более полезным со всей этой энергией. Кроме того, мастер Элдарфро нам нужен... неповрежденным. На данный момент.
   Трейн мог бы обойтись без этих последних трех слов, но, по крайней мере, Ретак перестал бить его по голове. Что, как он решил, на самом деле было не таким уж большим улучшением, когда вместо этого он обнаружил, что смотрит в темные глаза Тримэйлы. Волшебница тонко улыбнулась ему, с веселой злобой, которую кошка приберегает для мыши в своих когтях.
   - Мне было бы не слишком удобно, маленький маг, - мягко сказала она ему. - Возможно, ты слишком ценен, чтобы в данный момент играть с тобой в игры, но, с другой стороны, нас послали забрать тебя не для нашего развлечения. Некоторым... сторонам стало немного любопытно, какими силами разума, похоже, обладаете вы, маги. И этот ваш довольно занудливый Совет Семкирка становится немного раздражающим. На самом деле мы не так уж сильно возражаем, пока вы создаете проблемы только для своих... э-э, доморощенных практиков, скажем так? Но ты тоже начинаешь доставлять нам неудобства, поэтому наше начальство хочет, чтобы у них был собственный маг, с которым можно было бы поиграть. Поучиться. - Ее улыбку можно было использовать как скальпель. - Чтобы... препарировать.
   Трейн был поражен, когда обнаружил, что продолжает смотреть ей в глаза, не дрогнув.
   - Они, должно быть, считают нас чем-то большим, чем "раздражающими", если вы проделали весь этот путь только для того, чтобы поймать в ловушку мага-подмастерья, который еще даже не закончил учебу, - услышал он свой собственный голос. - Полагаю, что ваше "начальство" предпочло бы кого-то немного более опытного в использовании своих способностей. А может, и нет. - Ему действительно удалось оскалить на нее зубы. - Возможно, они подумали, что во всех отношениях было бы... безопаснее довольствоваться подмастерьем?
   - Ретак, - сказала Тримэйла. Трейн приготовился к новому удару, но голос волшебницы остановил волшебника на середине замаха. Она склонила голову набок, задумчиво глядя на Трейна, затем пожала плечами.
   - В тебе немного больше мужества, чем я ожидала, мастер Элдарфро, - признала она. - И, насколько я знаю, в твоей теории действительно может что-то быть. С другой стороны, не часто нам сообщают имя конкретного человека, которого они хотят видеть. И очень боюсь, - она покачала головой с притворным сочувствием, - что это нередко заканчивается... плохо для людей, о которых идет речь, когда мы занимаемся ими.
   - Я польщен. - Он надеялся, что она не могла сказать, как трудно было сохранять ровный голос, когда кто-то только что заменил мозг его костей льдом. - Но разве не в этом смысл всех действительно плохих историй, где злорадствующие злодеи рассказывают своей несчастной жертве все о своих грандиозных, сложных планах?
   - Верю, что это так, - согласилась она. - У меня, с другой стороны, у меня есть дела поважнее, чем тратить время на тебя. У нас скоро будет еще несколько гостей, которых нам нужно как следует развлечь, так что, боюсь, мне придется предоставить тебя самому себе. Постарайся развлечь себя.
   Она лучезарно улыбнулась ему, ударила каблучком и легким галопом скрылась в темноте.
   - Не волнуйся. - Тон Ретака был отвратительным, когда Трейн позволил мышцам своей шеи расслабиться и снова прижался лицом к боку лошади, к которой был привязан. - Ты найдешь много того, что "развлечет" тебя, там, куда ты направляешься, маг. Я буду с нетерпением ждать возможности помочь тебе развлечься.
  

VIII

  
   - Все становится сложнее, - пробормотал Венсит.
   Кен Хоутон услышал волшебника через наушники и взглянул на него. Венсит пристально смотрел в темноту в направлении яркой синей вспышки молнии, расколовшей ночь. Определять расстояние в темноте всегда было трудно, но вспышка, должно быть, была значительно дальше, чем казалось на первый взгляд. Хоутон не слышал ни малейшего грохота, а любая такая яркая молния, должно быть, сопровождалась матерью всех раскатов грома.
   Он ждал, что Венсит скажет что-нибудь еще, но волшебник только задумчиво хмурился, пока тянулись долгие, медленные секунды.
   - Прошу прощения? - сказал наконец Хоутон, и ему захотелось рассмеяться над собственным удивительно банальным оборотом речи.
   - Эм? - Венсит повернулся к нему, глаза дикого огня превратились в яркие щелочки.
   - Ты сказал, что все становится сложнее. - Хоутон усмехнулся с резкой иронией. - Учитывая то, как мы с Джеком вообще попали сюда, и все те безусловно безумные вещи, о которые тебе пришлось рассказать с тех пор, как мы это сделали, "усложнение" - это не совсем та фраза, которую я рад слышать.
   - Могу понять, что ты можешь чувствовать таким образом, - признал Венсит со своим собственным смешком. - И я действительно не хотел показаться загадочным. Просто я продолжаю тот бойцовский поединок, о котором упоминал тебе ранее, и думаю, что их чары дали небольшую утечку. Если, конечно, они не захотят позволить мне заглянуть внутрь.
   - И зачем им могло понадобиться что-то подобное?
   - Я действительно не могу сказать... пока. - Венсит пожал плечами. - Полагаю, это скорее похоже на игру в шахматы. Или, возможно, тот вид дезориентации, на котором специализируется сценический фокусник. Вы показываете другому парню то, что, как вы надеетесь, он увидит, чтобы он не заметил, что кастет приближается к нему с совершенно другой стороны. - Он фыркнул. - На самом деле, я иногда делал это сам.
   - Почему-то я не нахожу это особенно обнадеживающим, - сухо сказал Хоутон, в то время как "Крутая мама" продолжала фыркать. Количество JP-8 в топливных баках БТ упало примерно до половины, и Хоутон надеялся, что они не израсходуют его досуха, прежде чем доберутся туда, куда, черт возьми, они должны были лететь.
   - Этот твой "взгляд" сказал тебе, сколько еще нам нужно пройти? - спросил он.
   - Нет, - сказал Венсит. - Но это, - он махнул одной рукой в направлении безмолвной молнии, - говорит мне о многом.
   - Как?
   - Этой вспышкой был Базел, - просто сказал Венсит.
   - Так он молниеотвод, не так ли?
   - На самом деле, - Венсит действительно громко рассмеялся, - это удивительно хорошее описание Базела Бахнаксона во многих отношениях. Но молния не попала в него, сержант-артиллерист. Это исходило от него. Ну, от него и Уолшарно.
   - Конечно, это так и было. - Хоутон решил, что ему следовало бы высказаться более скептически, чем это было на самом деле.
   - Они могут быть немного яркими, - сказал Венсит. - Имей в виду, Базел из клана Конокрадов. Он понимает цену ползания по кустам, и у него это неплохо получается, когда он прикладывает к этому усилия. Но он, должно быть, решил, что "плохие парни", как ты их называешь, уже знают, что он поблизости. Ты мог бы сказать, что это был его способ предупредить их, что он знает, кто они такие.
   - И он думает, что посылать сигнальные ракеты, сообщая другой стороне о своем приближении, - хорошая идея, потому что...?
   - Я мог бы сказать, что это потому, что он защитник Томанака. Или потому, что он градани. Оба эти утверждения верны, и любого из них было бы более чем достаточно, чтобы объяснить это. Но я полагаю, что простая истина заключается в том, что он и Уолшарно злы, сержант-артиллерист. И, поверь мне, ты действительно не хочешь быть тем человеком, который разозлит этих двоих.
   - Но если ты уже беспокоишься о шансах, не означает ли это...?
   Хоутон позволил своему голосу затихнуть. В конце концов, не было никакой необходимости заканчивать вопрос.
   - Очень немногие защитники Томанака умирают в постели. - В тихом ответе Венсита почти не осталось юмора. - Базел способен на удивительную тонкость, несмотря на образ медлительного варвара, который он любит преподносить неосторожным, но в глубине души, где сошлось воедино все то, что в первую очередь сделало его защитником, он не позволяет шансам диктовать его действия.
   - Отлично, - пробурчал Хоутон многострадальным тоном. - Я оказываюсь в совершенно другой вселенной, и я все еще имею дело с Джоном Уэйнсом.
   - "Джон Уэйнс"? - повторил Венсит.
   - Идиотом, которому трудно отделить фильмы - истории - от реальности и который думает, что он бессмертен и пуленепробиваем, потому что он герой пьесы. Или из тех, кто все еще думает, что люди выигрывают войны, умирая за свои страны, вместо того, чтобы поощрять другого парня умирать за свою страну. Или, что еще хуже, которым просто все равно, что случится с ними - или с кем-либо еще, - пока они умирают за "правое дело". Каким бы, черт возьми, ни было "правое дело" на этой неделе. Поверь мне, я видел более чем достаточно фанатиков такого рода, чтобы мне хватило на две или три жизни, Венсит!
   - Базел Бахнаксон так же далек от фанатика, как и любой другой человек, которого вы когда-либо встретите, - строго сказал Венсит. - И он ни на мгновение не думает, что он "бессмертен" или непобедим. На самом деле, я почти уверен, что он всегда ожидает, что однажды умрет на службе своему богу. Не потому, что ему "все равно", или потому, что он жаждет умереть, или потому, что он думает, что в этом есть что-то особенно славное. Он ожидает смерти, сержант-артиллерист, потому что по своей природе не способен стоять в стороне и позволить Тьме восторжествовать. Потому что он признает, что все люди умирают, но что некоторые из них выбирают сделать это, стоя на своих собственных ногах, с мечом в руках, между Тьмой и ее жертвами.
   Хоутон начал было возражать что-то волшебнику. Что-нибудь легкомысленное. Такого рода остроты он и его сверстники регулярно использовали, чтобы развеять претенциозность и предостеречь от любой веры в такие устаревшие и опасные понятия, как "героизм" или "честь". Но легкомыслие осталось невысказанным, потому что в тот момент он понял, что эти концепции, в конце концов, не устарели. Что они оставались в самой сердцевине кодекса, которого он и его сверстники продолжали придерживаться, как бы ни желали они признаваться в этом кому-либо еще... или даже самим себе.
   Никто лучше Кеннета Хоутона не знал, насколько уродливой, дикой и подлой на самом деле была война. Каким ненасытным был ее аппетит, как отвратительно она пережевывала и раздавливала невинных, а также виновных. Как мало "славы" было в ее реальности. Действительно, именно это уродство и дикость в первую очередь заставили Хоутона надеть военную форму. Вера - возможно, наивная, но от этого не менее реальная - в то, что он может изменить ситуацию, защитить то, во что он верил, людей, которые не могли защитить себя. Вера в то, что действительно есть вещи, ради которых стоит умереть, как бы сильно человек ни хотел жить.
   И будь честен, Кен, сказал он себе. Была причина, по которой ты выбрал Корпус. Немногие. Гордые. Морская пехота. Ты хотел быть частью этого. Быть известным не просто как солдат, но и как воин. Как человек, который решил взять на себя это обязательство, быть одним из лучших на службе тому, во что ты верил. Итак, ты действительно многим отличаешься от этого Базела, о котором говорит Венсит?
   - Что ты можешь сказать мне о шансах, с которыми он сталкивается сейчас? - сказал он вместо этого. - По этому поводу у тебя есть какие-нибудь рекомендации получше, чем раньше?
   - Полагаю, он начинает подозревать, что здесь происходит нечто большее, чем может показаться на первый взгляд, - ответил Венсит. - Чего он, возможно, не осознавал, так это того, что ему противостоят по крайней мере два отдельных слуги Богов Тьмы. К настоящему времени, я уверен, он понял, что на самом деле он преследовал слуг Шарны, а это значит, что он ожидает убийц и демонов. Но он, вероятно, не понял, что рейдеры, которых он преследует, работают заодно с волшебниками, с которыми они вот-вот встретятся. Или, если уж на то пошло, что для Тьмы почти так же важно убить мага, которого захватили эти волшебники, как убить его и Уолшарно.
   - Подожди минутку. "Маг"? Ты имеешь в виду другого волшебника?
   - Нет, совсем не волшебника. Силы мага - это силы разума, и они приходят исключительно изнутри. Они совсем не похожи на искусство волшебства.
   - Тогда что делает его таким чертовски важным? - Хоутон знал, что его голос звучит раздраженно, и его это не особенно волновало. - В любом случае, за сколькими людьми охотятся эти твои "Темные боги", Венсит? Я имею в виду, есть ли в Норфрессе кто-нибудь, кого нет в их списке "Нуждается в убийстве"?
   - Не думаю, что кто-то мог бы винить тебя за то, что при данных обстоятельствах ты задался этим вопросом, - криво усмехнулся Венсит. - Проблема в том, что начинает объединяться великое множество течений, планов и возможностей. Время пока еще не наступило, но обе стороны - Тьма и Свет - знают, что падение Контовара, каким бы катастрофическим оно ни было, на самом деле ничего не решило. В настоящее время это дает Тьме преимущество, но настоящая битва еще не закончена. Если уж на то пошло, она еще не полностью объявлена, и Боги Тьмы делают все возможное, чтобы устранить людей, наиболее важных для шансов Света на окончательную победу. Базел - один из таких людей. Это одна из причин, по которой я так стремлюсь сохранить ему жизнь. Имей в виду, у меня есть свои личные мотивы, особенно сейчас, но не они в первую очередь привлекли к нему мое внимание.
   Волшебник покачал головой, затем фыркнул.
   - На самом деле, своеобразным способом Базел действует в некотором роде как... фокусирующая линза. Ты можешь думать о нем почти как о каком-нибудь живом компасе или лозоходческой удочке. Тьма, похоже, не может прекратить попытки избавиться от него, несмотря на то, насколько... дорогостоящим продолжает оказываться этот процесс. И попутно их слуги продолжают добавлять в список других людей по мере того, как они осознают важность этих других для происходящих вокруг него будущих событий. Что, как правило, идентифицирует для меня тех же самых людей, если я еще не заметил их сам.
   - Во всех историях о подобных вещах у нас на родине волшебники и боги могут видеть будущее, - сказал Хоутон.
   - Это работает не совсем так. - Венсит покачал головой. - Увидеть будущее - во всяком случае, в каких-либо полезных деталях - почти невозможно даже для дикого волшебника. Большинство волшебников могут видеть прошлое, и существуют истории о волшебниках, которые действительно могли путешествовать в прошлое, хотя мне всегда казалось, что только сумасшедший или чрезвычайно отчаявшийся человек попытается это сделать. Это... сложно. Во-первых, никто не может путешествовать в свое собственное прошлое, в прошлое своей собственной вселенной. Он может путешествовать только в прошлое другой вселенной, и если он это сделает, то сможет там что-то изменить. Чаще всего совершенно непредсказуемым образом.
   - Такого же рода проблемы применимы к видению будущего, если не совсем таким же образом, - продолжил волшебник, явно увлекаясь своей темой. - Даже если ты сможешь это сделать, тогда ты похож на драконов. Вы не видите одного будущего; вы видите все возможные варианты будущего или, по крайней мере, столько из них, сколько способен увидеть смертный. Это одна из причин, по которой разговоры с драконами могут казаться такими... странными. Боги могут видеть все возможные варианты будущего, но даже они не могут заранее сказать, какое конкретное будущее произойдет в какой конкретной вселенной. И, просто чтобы сделать все еще более интересным, Боги Тьмы и Боги Света тратят довольно много своего времени, пытаясь запутать своих соответствующих противников относительно того, какое из различных будущих, которые они могут видеть, реализуется с наибольшей вероятностью.
   - Так вот, талант волшебника-предсказателя работает не совсем так, и это одна из причин, по которой волшебники находят его таким увлекательным. Очевидно, способ, которым это работает, таков...
   - Остановись, - жалобно сказал Хоутон. - Ты заставляешь мой мозг болеть. Ты хочешь сказать, что никто на самом деле не знает, что произойдет, только то, что, по их мнению, произойдет с наибольшей вероятностью, верно?
   - Более или менее, - согласился Венсит. - Однако по мере того, как обитатели любой конкретной вселенной становятся все ближе и ближе к событию, возможности конкретного исхода, который они испытают в своей вселенной, начинают сужаться до вероятностей. Это тот момент, к которому стремятся предсказатели с обеих сторон, - момент, с которого они могут начать точно определять наиболее важных игроков.
   - Как этот твой "маг", я полагаю, - сказал Хоутон, медленно кивая головой. - Но если он так чертовски важен, и они уже наложили на него лапы, почему бы им просто не пойти дальше и не перерезать ему горло прямо сейчас?
   - В основном, из-за высокомерия. - Венсит пожал плечами. - Вероятно, в этом также присутствует недоверие, и личный интерес, безусловно, является фактором. На самом деле, если честно, личный интерес, вероятно, даже более важный фактор, чем высокомерие. Я говорил тебе, что Боги Тьмы ладят друг с другом не намного лучше, чем с Богами Света. Никто из них не доверяет другим до конца, и все они - и их слуги - постоянно строят козни, чтобы убедиться, что они непреднамеренно не улучшат позиции одного из своих соперников больше, чем свои собственные.
   - На данный момент, подозреваю, что карнэйдосцы в первую очередь требуют мага для изучения в качестве платы за сотрудничество с церковью Шарны. Они вообще не понимают магических сил - в Контоваре нет магов; они существуют только в Норфрессе - и Совет Семкирка, который состоит из магов, специально обязавшихся бороться с черным колдовством, является одним из их главных потенциальных камней преткновения. Так что, я уверен, они находят идею изучения Трейна - Трейна Элдарфро, мага, которого они захватили, - особенно забавной. В конце концов, почему бы не извлечь как можно больше дополнительной выгоды из устранения кого-то важного для будущего Базела? Я уверен, что они будут совершенно готовы просто пойти дальше и убить его, чтобы помешать ему спастись, но они действительно предпочли бы использовать его в качестве своего... образца. Если в противном случае он мог бы сыграть значительную роль в их поражении, тогда они получат особое мстительное удовольствие, уничтожив его - как можно болезненнее и медленнее - в ходе изучения того, как лучше всего сражаться со всеми магами.
   Хоутон медленно кивнул. Он никогда не встречал никого из последователей Тьмы, которых описывал Венсит, - во всяком случае, не из этой вселенной, - но ему было остро знакомо такое же мышление. Он видел это достаточно часто.
   - Итак, что мы в основном имеем здесь, - сказал он, озвучивая свои мысли в процессе их организации, - это две теоретически союзные фракции, которые на самом деле ненавидят друг друга до глубины души. У них есть общие враги, которых они обе хотят победить, но они одновременно пытаются защитить и укрепить свои собственные базы власти для боев между всеми различными фракциями на своей стороне после того, как они вышибут сопли из другой стороны. Это означает, что, хотя они более или менее готовы сотрудничать в этой небольшой операции, у каждого из них есть своя цена, и цена "карнэйдосцев" - вот этот Элдарфро в качестве их подопытного кролика. Я имею в виду их подопытное животное.
   - Вот именно.
   - А другая фракция? Этот "Шарна", о котором ты все время говоришь. Какова специальная цена на его стороне?
   - О, цена Шарны - сам Базел, - тихо сказал Венсит. - Никому из Богов Тьмы не нравится то, что может случиться, если Базел выживет, но Шарне это нравится еще меньше, чем его родственникам. Отчасти это будет гораздо более... болезненно лично для него. На самом деле, вероятно, есть только один человек во всей Норфрессе, которого Шарна предпочел бы видеть мертвым, чем Базела.
   - И этот человек случайно не ты?
   - На самом деле, нет. Я, вероятно, не выше третьего, возможно, даже четвертого места в списке Шарны. Его внимание приковано к некоторым довольно молодым людям. И как бы сильно он, его друзья и семья - ну, семья, во всяком случае; я действительно не думаю, что у Шарны есть друзья - хотели бы видеть, как меня убьют, я не являюсь одной из главных достопримечательностей для этой конкретной "маленькой операции", как ты выразился.
   - Но с другой стороны, - сказал Хоутон, проницательно глядя на волшебника через свои очки ночного зрения, - вот ты и идешь прямо в это. И судя по тому, что ты говоришь, ты занимаешься подобными вещами уже довольно давно. Что, учитывая то, как ты говоришь о богах, дергающих за ниточки на другой стороне, наводит на мысль мой естественно подозрительный ум, что они, вероятно, сделали в своих планах по крайней мере некоторые допущения, как иметь дело с тобой.
   - Без сомнения, сделали, - признал Венсит с тем, что Хоутон про себя считал довольно ужасающей жизнерадостностью. Или, возможно, это только казалось таким из-за его собственной близости к Венситу и того, что другая сторона могла запланировать для него, признался себе морской пехотинец.
   - Без сомнения, - повторил Венсит. - С другой стороны, ни один из богов - ни Света, ни Тьмы - не может действовать слишком открыто в мире смертных. Как я отмечал ранее, если бы у них начались прямые столкновения друг с другом, они, вероятно, уничтожили бы всю эту вселенную, что скорее сделало бы всю их борьбу за то, кому она принадлежит, в конечном счете бессмысленной. Это конкретное ограничение является одной из причин, по которой Базел - и я - продолжаем так упорно и настойчиво выживать.
   - Понимаю. И могу ли я надеяться, что на этот раз ты намерен проявить еще немного упрямства, чтобы выжить?
   - О, действительно, я намерен, - мягко сказал Венсит, его улыбка была широкой и почему-то почти нежной. - Действительно, намерен, артиллерийский сержант. Мне еще слишком много чего нужно сделать... и со слишком многими людьми еще предстоит встретиться. Умереть было бы слишком неудобно.
  

IX

  
   Трейн снова поднял голову, когда лошадь под ним начала выбираться из глубокого русла ручья. Его кожу и, более того, разум начало покалывать от внезапного ощущения чего-то, с чем смертным никогда не суждено было столкнуться, и на этот раз он с трудом сглотнул, когда что-то слишком похожее на панику мелькнуло глубоко внутри него. Он почувствовал, как лошадь под ним напряглась, почувствовал, как сократились ее мышцы, когда она тоже осознала то, что он только что обнаружил, и он ни капельки не винил животное. Он никогда не ощущал ничего даже отдаленно похожего на это, но его магический талант предупреждающе кричал, и то, что он чувствовал, неуклонно приближалось.
   Лошади его похитителей перевалили через край русла ручья, но они также продолжали подниматься. Холм, на который они поднимались, был значительно выше большинства других в окрестностях, и он удивился, почему они взбираются на него, вместо того чтобы огибать его подножие. Он все еще удивлялся, когда узнал об этом.
   Лошадь под ним резко повернула влево, а затем, внезапно, они поскакали прямо на склон холма.
   Отверстие было по меньшей мере пятьдесят пять или шестьдесят футов в поперечнике, и глаза Трейна сузились, когда они прошли через какой-то нематериальный, но осязаемый барьер, который каким-то образом задерживал свет, исходящий от похожих на канделябры шаров, подвешенных к потолку. Барьер не пропускал свет из отверстия, но теперь, когда он был внутри него и мог ясно видеть, он понял, что туннель был явно искусственным, поскольку стены, которые окружали их по мере того, как они неуклонно продвигались вглубь, были из обработанного и тщательно подогнанного камня. Работа была такой же тонкой, как и все, что он мог видеть в столице империи, но в ней было что-то... неправильное. Углы слегка отклонялись от истинных, как будто геометрия архитектора была каким-то образом искажена. Скручена. Возможно, это было только внутреннее ощущение опасности и ослабленной энергии, потрескивающей в его таланте мага, но он почувствовал внезапную, инстинктивную уверенность в том, что архитектор, о котором идет речь, никогда не принадлежал ни к одной из человеческих рас. Или, если он начал с этого, его превратили во что-то другое еще до того, как он спроектировал этот великолепно построенный туннель.
   По мере того как они продвигались все глубже, гладкий, невыразительный камень уступал место сверкающей мозаике, и мышцы живота Трейна Элдарфро превратились в твердый кусок железа. Он ожидал увидеть символы Карнэйдосы, волшебную палочку, символизирующую ее статус божества-покровителя черного колдовства. То, что он на самом деле видел, было отвратительным скорпионом Шарны, Повелителя демонов и покровителя убийц.
   Трейн снова сглотнул, сильнее, когда к горлу подступила тошнота. Сцены, воспроизведенные в мозаиках туннеля, были ужасающими образами, свидетельствующими о резне и побоищах. Изображения огромных, усеянных шипами демонов - чудовищных существ из кошмара, искривленных гибридов насекомых, ящериц и летучих мышей - бесчинствовали в визжащих толпах перепуганных беглецов, в то время как города пылали, как факелы в ночи. Огромные жвалы разрывали воинов и боевых коней надвое, в то время как ураганы стрел отскакивали от хитиновых шкур и чудовищных панцирей так же безвредно, как множество дождевых капель. Клешни и чудовищные когти разрывали других воинов на части, а огромные глотки, усеянные похожими на клыки крючьями, заглатывали кричащих жертв живьем.
   И все же, какими бы ужасными ни были эти сцены, были и похуже. Гораздо хуже. Там были изображения обрядов жертвоприношения, которые позволяли поклонникам Шарны командовать его демоническими слугами. Именно агония и отчаяние, даже больше, чем кровь жертв и сама жизненная сущность, подпитывали темные аппетиты Шарны и заставляли его демонов служить смертным. Смерть любой жертвы Тьмы была ужасна; смерти, которых требовал Шарна - как и те, которыми наслаждалась его сестра Крэйхана, - выходили за рамки ужаса и безысходности.
   Трейну удалось, наконец, закрыть глаза. Это оказалось гораздо труднее, чем он мог ожидать. Было что-то почти завораживающее в этом чистом, душераздирающем восторге от жестокости ради жестокости. Что-то, что угрожало засосать зрителя и утопить его в бесконечном, ядовитом экстазе чистого, завораживающего зла, которое Шарна обещал тем, кто служил ему.
   - Мне нравится, что они сделали с этим местом, - беззаботно сказала Тримэйла Гарсалту и Ретаку. Ее веселый тон казался непристойным на фоне запредельного ужаса, но Трейн подозревал, что веселье было хрупким и потрепанным щитом, даже для ее собственных ушей, против волн злобы, одновременной ненависти и голода ко всему живому, которые наполняли этот широкий, великолепно построенный туннель, как ядовитый фимиам.
   - Мне не нравится находиться под землей, - пробормотал Гарсалт.
   - О? - Трейн держал глаза закрытыми, но он легко мог представить наклон головы Тримэйлы, презрительную дугу элегантной брови. - Тогда я полагаю, что ты предпочел бы встретиться с Кровавой Рукой - и Венситом; давай не будем забывать о нем, хорошо? - где-нибудь на открытом месте? Где-нибудь, где они могли бы напасть на нас с любого направления по своему выбору?
   - Он не беспокоится о том, откуда они приходят, Тримэйла, - едко сказал Ретак. - Он беспокоится о том факте, что есть только одно направление, в котором он может бежать после того, как они доберутся сюда.
   - И, полагаю, ты хочешь, чтобы мы думали, будто Базел и Венсит тоже не пугают тебя до чертиков, - парировал Гарсалт с силой, которая немного удивила Трейна.
   - Только идиот не будет хотя бы немного нервничать, Гарсалт. - Судя по ее почти примирительному тону, Тримэйла тоже казалась удивленной. - В конце концов, у них обоих довольно устрашающие показатели успеха - особенно у Венсита, если честно. Тем не менее, если мне придется выбирать между возможностью бежать более чем в одном направлении и точным знанием того, где кто-то вроде Венсита или Кровавой Руки и его скакуна должен напасть на меня, я выберу знание. В конце концов, по большому счету, бег не очень-то помогает в подобной ситуации, не так ли?
   - Да, это так, - вполголоса пробормотал Гарсалт в знак согласия. Тем не менее, Трейн заметил, что его голос звучал по крайней мере немного мягче. Хотя, возможно, это было просто потому, что он так сильно хотел, чтобы его успокоили.
   - А вот и наш хозяин, - внезапно сказала Тримэйла мгновение спустя.
   Глаза Трейна снова открылись, но на этот раз он решительно отвел их от мозаики, "украшающей" стены туннеля. Он почти ничего не мог разглядеть из-за других лошадей, столпившихся вокруг той, к которой он был привязан. Казалось бы, эти лошади или, возможно, их всадники хотели держаться как можно дальше от мозаик, как это сделал Трейн, но часть толпы расступилась, когда через нее прошел кто-то другой.
   - Приветствую, Тримэйла, - произнес чей-то голос. - Я уже начал думать, что в конце концов ты, возможно, решила не приходить.
   Голос был глубоким, звучным и гладким, как бархат. Это был тот голос, который инстинктивно очаровывал и успокаивал. Если, конечно, не прислушиваться к тому, что таилось в этих почти ласкающих глубинах. В данный момент легкое, но безошибочно узнаваемое острие, направленное на Тримэйлу, немного облегчало восприятие оскаленных клыков этого внутреннего голода.
   Лошади между говорящим и Тримэйлой закончили с беспокойством отходить в сторону. Если они хотели избежать мозаики, они хотели избежать пришедшего так же сильно, и Трейн не винил их.
   - Время - это все, Чердан, - спокойно ответила Тримэйла. - Если бы мы прибыли чуть раньше, кто-то вроде Кровавой Руки наверняка понял бы, что мы здесь, ты так не думаешь?
   - Полагаю, он бы так и сделал, - согласился Чердан. - И, - его улыбка обнажила удивительно острые зубы, - думаю, Венсит тоже понял бы, что мы здесь.
   Чердан был очень высок, и резной изумрудный скорпион верховного жреца Шарны размером с большой палец сверкал в падающем сверху свете. Простое обладание этим символом каралось смертью практически во всех королевствах Норфрессы, но здесь он висел на груди его богато расшитой алой мантии, открыто показываясь в этом месте, посвященном чудовищному божеству, которому он служил. Его волосы, почти такие же черные, как у Тримэйлы, были длиной до плеч, безукоризненно ухоженные и слегка посеребренные, а худощавое, с сильными чертами лицо и орлиный нос придавали ему выдающийся, почти ученый вид. Пока не присмотришься повнимательнее, так оно и было. Достаточно близко, чтобы разглядеть своеобразный блеск его кожи, тонкий рисунок, который, несомненно, напоминал чешую. Или столь же необычное красное свечение - несомненно, скорее ощущаемое, чем видимое, - которое, казалось, светилось в глубине его карих глаз, подобно тому, как пылает печь Дварвенхейма за закрытой дверцей топки.
   У Трейна хватило глаз - и талантов - рассмотреть это поближе, и к горлу снова подступила тошнота, когда он понял, что на самом деле видит. Неудивительно, что ни одна лошадь не хотела быть ближе к Чердану, чем это было необходимо!
   - Мой дорогой Чердан, - наполовину рассмеялась Тримэйла, - ты же не думаешь, что Венсит из Рума мог не понимать, что его ждет кто-то, кроме нас? - Она беззаботно покачала головой прямо перед лицом Чердана, что предупредило Трейна, что она, должно быть, сама по себе еще более могущественна, чем он предполагал. - Он уже несколько дней разрушает мои чары, и я была бы удивлена, если бы он уже не догадался о большей части того, что мы задумали, задолго до того, как увидел маленькую вспышку молнии Кровавой Руки.
   - В самом деле? - голос Чердана оставался таким же глубоким, как и прежде. Таким же голодным. И все же Трейн знал, что Тримэйла сама нанесла удар.
   - О, да, действительно. - На этот раз Тримэйла действительно громко рассмеялась. - Вот что настойчиво делает его таким... раздражающим. Тем не менее, он также неизменно предсказуем. Хитрость, Чердан, заключалась в том, чтобы доставить Базела сюда, несмотря на достаточно серьезные трудности, чтобы убедить Венсита, что на этот раз Кровавой Руке и его маленькой лошадке понадобится вся помощь, которую они смогут получить.
   - Итак, ты рассматриваешь Скорпиона как приманку? - почти добродушно осведомился Чердан.
   - Конечно, рассматриваю. Но не только в качестве приманки. Даже если оставить в стороне тот факт, что Он и Госпожа - союзники, никто, кроме дурака - которым, уверяю вас, я не являюсь - никогда не стал бы недооценивать силу Его высших слуг. Правда, в прошлом они не особенно преуспели в борьбе с Кровавой Рукой, но ведь и усилия Госпожи и слуг тоже, не так ли? - Тримэйла покачала головой. - Борьба с Базелом, особенно рядом с Венситом, потребует объединения всех наших сил. Тем не менее, нет смысла отрицать, что присутствие Скорпиона всегда почти невозможно скрыть от одного из защитников Томанака. Вот почему Он и Госпожа решили... воспользоваться этим фактом. Превратить вызов, так сказать, в преимущество. И, конечно, наши собственные скромные усилия по обеспечению того, чтобы в критический момент Венсит смотрел в правильном направлении, сами по себе являются "приманкой".
   - Понимаю. - Чердан несколько мгновений пристально смотрел на нее, затем пожал плечами. - Не думаю, что я мог бы придраться к чему-либо из этого. И, как ты сказала, на данный момент все, кажется, идет довольно хорошо. Не хотите ли спешиться и присоединиться к нам за ужином? Мы должны как раз успеть закончить ужин до того, как прибудут первые из наших гостей.
  

X

  
   <Я действительно ненавижу эти жалкие дыры в земле>, - сказал Уолшарно в глубине мозга Базела.
   Звездная ночь окуталась густеющим саваном облаков, и градани почувствовал запах быстро приближающегося дождя из-за усиливающегося восточного ветра. Исчезновение звезд и оранжевой полоски луны, проплывавшей среди них, сделало ночь непроглядно черной, но Уолшарно был скакуном, а Базел - градани, и оба они могли видеть с поразительной ясностью.
   Не то чтобы кто-то из них был очень рад тому, что они могли видеть.
   - Я нисколько не сомневаюсь, что старому Духу Демона и в голову бы не пришло расстраивать тебя, если бы ты только сказал ему это, - ответил Базел на возмущенное замечание Уолшарно.
   <Очень забавно. И я полагаю, ты все еще будешь смеяться, когда мы въедем в эту огромную водосточную трубу?>
   - Я не очень уверен, что мы собираемся спускаться по ней, - сказал Базел гораздо серьезнее.
   <Отправиться туда в одиночку было бы не самым умным поступком, который когда-либо совершал даже градани>, - едко заметил Уолшарно.
   - И это после того, как ты сказал мне, что согласился стать одним из защитников самого Бога и все такое после "яркого" поступка градани?
   <Не пытайся отшутиться от этого . Мы с тобой оба знаем, что там ожидает более чем достаточно неприятностей для любых двух или трех защитников.>
   - Да, это может быть. И все же, Уолшарно, я думаю, что это не так уж и вероятно, поскольку для тебя не нашлось бы места для драки.
   Градани повернулся, чтобы посмотреть на своего спутника. При росте чуть более семи футов девяти дюймов никто - даже другой Конокрад - никогда не счел бы Базела маленьким человеком, но Уолшарно был ростом в двадцать четыре с половиной ладони. Голова Базела не совсем доставала до плеча огромного жеребца.
   <Ты и сам не совсем тщедушный малыш>, - заметил скакун.
   - Может быть, так оно и есть, но я лучше подхожу для борьбы в извилистых закоулках под землей, чем ты, - парировал Базел и почувствовал неохотное согласие Уолшарно.
   Немногие существа во всей Норфрессе могли сравниться по смертоносности с жеребцом сотойи, но "коню" с размерами Уолшарно требовалось пространство для боя. Нужно было место для подъема на дыбы и ударов копытами, нужно было место, чтобы уворачиваться.
   <Это отверстие выглядит достаточно большим для нас обоих>, - сказал Уолшарно через мгновение.
   - Да. Но кто сказал, что так и останется? Я думаю, что если бы я хотел устроить ловушку для нас двоих, мы бы обнаружили, что твоя "водосточная труба" немного сузилась как раз в то время, когда мы наткнемся на одного из маленьких питомцев Духа Демона.
   <Так ты думаешь, что вместо этого я должен позволить тебе спуститься туда совсем одному?> Уолшарно фыркнул так выразительно, как мог только скакун. <Я всегда знал, что Брандарк был умным человеком. Теперь я понимаю, почему он никогда не хотел выпускать тебя без охранника!>
   - Я не говорю, как ты должен "позволить" мне делать что-то в этом роде. Не похоже, чтобы у нас был какой-то реальный выбор, не так ли сейчас?
   Уолшарно повернул голову и опустил ее, чтобы посмотреть Базелу в глаза. Молчание длилось несколько секунд, пока, явно против своей воли, жеребец не вскинул голову в неохотном согласии.
   <Почему мы всегда должны быть теми, кто забирается в их жалкие маленькие норы?> сказал он через мгновение. < Почему для разнообразия они не могут открыто подъехать к нашим воротам?>
   - Потому что мы хорошие парни, а они плохие парни, - беспечно ответил Базел. - И все же, - он протянул руку, отцепил от седла чехол из промасленной кожи и извлек смертоносный лук всадника ветра, - я думаю, не так уж вероятно, что мы проберемся в ту "жалкую маленькую нору" без того, чтобы кто-нибудь не заметил.
   Он натянул лук плавно и легко. Его товарищам-всадникам ветра потребовалось много времени, чтобы убедить его отказаться от своего арбалета со стальным луком, и он все еще не был таким хорошим лучником, как большинство из них. В конце концов, они буквально выросли в седле с луками в руках. В сопоставимый период своей собственной жизни Базел занимался другими вещами - например, сам совершал набеги на сотойи. Тем не менее, скорострельность конного лука была намного выше, чем мог бы похвастаться даже арбалетчик-Конокрад, и если Базел был немного менее метким, он мог натягивать лук намного сильнее, чем любой простой человек. В конечном счете, чистая, невероятная мощь его оружия компенсировала довольно многое.
   <Постарайся не выстрелить себе - или мне - в ногу этой штукой, ладно?>
   - И разве ты не самое забавное существо на четырех ногах? - ответил Базел, прикрепляя свой колчан к правой стороне пояса.
   <Во всяком случае, я стараюсь. Я обещал Брандарку, что не дам тебе слишком зациклиться на себе.>
   - Напомни мне поблагодарить его, когда увижу его в следующий раз.
   <Полагаю, ты все вспомнишь сам,> - успокоил его Уолшарно.
   Базел фыркнул, затем повернулся, чтобы изучить склон холма над ними.
   Большинство людей никогда бы не поняли, что там что-то есть, но Базел и Уолшарно не были большинством людей. Они оба могли чувствовать темные миазмы, скрывающиеся в сердце холма, и маскирующая сила Шарны, которая должна была скрыть вход в туннель, была бесполезна против глаз любого защитника Томанака.
   Базел оскалил зубы, увидев отвратительное изображение скорпиона Шарны, вырезанное на краеугольном камне внешней арки, и вспомнил, как впервые увидел это изображение. Чего он не увидел, так это ничего отдаленно похожего на часового, и это его беспокоило.
   - Я думаю, они должны знать, что мы здесь, - сказал он.
   <После того, что произошло в деревне?> Уолшарно снова фыркнул, на этот раз в знак решительного согласия.
   - Тогда не кажется ли тебе просто немного самоуверенно для них вести себя так, будто никто не приставлен присматривать за нами?
   Уолшарно кивнул, и Базел нахмурился еще сильнее. Хотя Шарна не мог скрыть вход от него или Уолшарно тайными средствами, его все еще можно было скрыть физически, и между лопатками Базела возникло неприятное ощущение мурашек.
   - Что ж, - вздохнул он, - я думаю, есть только один способ выяснить, что у них на уме.
  
   * * *
  
   Было удивительно, насколько тихим может быть что-то размером с сотойского скакуна, когда оно прикладывает к этому усилия. Способность Уолшарно передвигаться почти беззвучно, даже сквозь подлесок, всегда впечатляла Базела. Он сам потратил годы, оттачивая свою способность делать то же самое, и он был намного меньше жеребца, всего с двумя ногами в придачу. Несмотря на это, Уолшарно производил немногим больше шума, чем он произвел бы сам, и те звуки, которые они издавали, терялись во вздохах неуклонно усиливающегося ночного ветра.
   Глухо прогрохотал гром, и далеко на востоке на фоне облаков блеснула бело-голубая молния. Гроза приближалась, и было что-то почти успокаивающее в естественной силе надвигающегося шторма.
   Ни одному всаднику ветра и в голову не пришло бы воспользоваться поводьями, и ни один скакун не потерпел бы такой дерзости, если бы это случилось. И ничего столь грубого не требовалось. Уолшарно был связан с Базелом, их мысли мелькали взад и вперед почти так, как если бы они были единым существом. Базелу не было необходимости указывать Уолшарно, куда идти, или Уолшарно сообщать Базелу, куда они направляются.
   Что, размышлял Базел, накладывая стрелу на тетиву, также оставляло обе его руки свободными для других целей.
   Уолшарно выбрался из последних нескольких футов подлеска, окаймлявшего русло ручья, и начал подниматься по склону так же тихо и осторожно. Ощущение зла, вытекающего из отверстия туннеля, разлилось по склону холма подобно вязкому приливу, черному, как смола, и такому же липкому. Жеребец устремился навстречу потоку, устремляясь вверх, и Базел почувствовал, как они вдвоем погружаются в еще более глубокое слияние.
   <Сейчас, брат?>
   - Не совсем, - пробормотал Базел в ответ. - Давай подойдем как можно ближе, прежде чем...
   Ночь внезапно разлетелась вдребезги, когда что-то еще более темное и почерневшее, чем было на самом деле, и почти такое же огромное вырвалось из устья туннеля. Разум Базела настаивал на том, что оно никак не могло протиснуться в отверстие такого размера, как огромные сегментированные паукообразные ноги - чернее черного, но светящиеся болезненным зеленым светом для глаз, которые могли видеть, - и ребристые крылья, похожие на крылья летучей мыши, раскрылись сами собой. Голова, которая принадлежала чему-то из черных, как ночь, глубин, куда никогда не проникал солнечный свет, открыла пасть, обнажив изогнутые клыки длиной в половину Базела, и демон, яростно завопив, бросился вниз по склону холма к ним со всей невозможной быстротой, свойственной порождениям его ада.
   - Томанак! - проревел Базел в ответ и услышал дерзкий вызов Уолшарно, эхом отдающийся глубоко внутри него. Чистая голубая корона Томанака внезапно вспыхнула вокруг них обоих, и Базел протянул руку. Это было так, как если бы он протянул одну руку Томанаку, а другую - Уолшарно, и его пронзил электрический разряд, когда их руки потянулись назад.
   - Томанак! - крикнул он еще раз, черпая эту общую силу и поддержку глубоко в себе, даже когда он призвал к себе трансцендентную силу Ража.
   Его лук запел с музыкальным, щебечущим щелчком. Боевая стрела со стальным наконечником сорвалась с тетивы, и лазурная сила Томанака коснулась ее. Она пронеслась сквозь ночь, как голубой метеор, и демон снова завизжал - на этот раз не только от боли, но и от ярости, - когда метеор врезался в его длинную, извилистую шею. Он ударил чуть ниже головы, и в месте удара вспыхнул ослепительный свет.
   Отвратительное существо замахало головой в явной муке, но его атака почти не замедлилась, и Уолшарно, развернувшись на задних ногах, затем пустился в полный галоп со скоростью, с которой, возможно, мог сравниться только другой скакун.
   Дни, когда Базел сидел в седле, как брошенный мешок с мукой, давно прошли. Он и его конь были единым существом, и его правая рука метнулась к колчану на поясе. Еще одна стрела безупречно легла на тетиву, и он прицелился, натянул и выпустил ее одним плавным движением.
   Еще одна сине-пылающая стрела просвистела в ночи, но на этот раз демон не был застигнут врасплох. В прошлом простые стрелы никогда не представляли для него угрозы. Они бесполезно и безвредно отскакивали от его твердой чешуи и толстого панциря, но эти стрелы действительно были совсем другим делом. Они не только могли легко просверлить его броню, но и взрывались глубоко в его неестественной плоти, как молнии, когда они это делали. И все же это был один из величайших демонов Шарны. Он был чем-то большим простого аппетита. Он был способен мыслить. Он мог учиться на собственном опыте и понял, что эти стрелы могут причинить ему боль, поэтому увернулся в сторону с быстротой ящерицы, свойственной его породе. Он не смог полностью уклониться от стрелы - она была выпущена Базелом Бахнаксоном с расстояния менее пятидесяти ярдов, - но вместо этого стальной наконечник, который должен был попасть ему в горло почти поверх первоначальной раны, истекающей ихором, попал ему в грудь.
   Демон пошатнулся, взвыв от новой боли и ярости, но не упал. Вместо этого он снова подобрал под себя ноги, взмахнул крыльями для равновесия и сделал выпад. Ветер от этих хлопающих крыльев налетел на Базела и Уолшарно, как какой-то дурно пахнущий ураган, и времени на еще один выстрел не было. Базел опустил лук и поднял руки, призывая свой клинок, и пять футов полированной стали вспыхнули синей яростью бога войны.
   - Томанак!
   Уолшарно бросился навстречу демону, выкрикивая бессловесный свист своего собственного боевого клича, и сверкающий меч зашипел, опускаясь в двуручном ударе, как собственная булава Томанака.
   Демон в самый последний момент отклонил голову в сторону, и вместо этого меч Базела врезался в одно из его крыльев. Фонтан голубого света взметнулся вверх, демон взвизгнул, и Уолшарно развернулся с гибкой, невозможной грацией. Он вильнул в сторону, и оба задних копыта ударили, вспыхнув тем же синим светом, что и меч Базела. Они ударили демона в бок с ужасным, оглушительным "КРЭК!" раскалывающегося панциря и нового извержения голубой молнии.
   Даже более могущественный демон не смог бы оправиться от этого удара. Существо дернулось вбок, споткнувшись, едва не упав, с новым криком боли. Уолшарно резко развернулся к нему мордой, и на этот раз демон собирался медленнее. Он колебался, присев на задние лапы, шипя и пузырясь от смешанной ярости и муки. Уолшарно направился к нему, и он действительно попятился, бочком, склонив голову набок, наблюдая за своими врагами.
   <Что-то не так.>
   Базел и Уолшарно были слишком тесно связаны, чтобы градани мог с уверенностью сказать, от кого из них исходила эта мысль, но он знал, что она была точной. Он сражался с демонами Шарны раньше, и ни один из них никогда не реагировал так, как этот. Он буквально чувствовал его ненависть, его потребность атаковать, несмотря на мучительные раны, которые они с Уолшарно уже нанесли, но вместо этого тот продолжал отступать. Он не должен был этого делать. Какими бы болезненными ни были его раны, они были далеки от того, чтобы вывести его из строя, и их мучения только разжигали пылающую ярость и ненависть демона. Так почему же?..
   А потом реальность внезапно исказилась.
   <Позади нас!>
   На этот раз сомнений не было; мысленное предупреждение исходило от Уолшарно, а не от Базела, когда позади них открылось тщательно подготовленное заклинание. Несмотря на весь их опыт, ни один из защитников не следил за Карнэйдосой и ее поклонниками. Их внимание было полностью сосредоточено на Шарне и угрозе демона прямо перед ними, и идеально рассчитанное исполнение заклинания застало их врасплох. Твердая земля осыпалась, когда Тримэйла и Ретак открыли ворота между сердцем погребенного храма Чердана и холмом прямо за Уолшарно и Базелом. Из отверстия вырвалась отвратительная вонь, а вместе с ней - ураган свежих клыков, крыльев и когтей, когда второй демон бросился прямо им в спины.
  

XI

  
   - Поверни направо, Джек, - предложил Кен Хоутон, когда БТ пробирался сквозь спутанный подлесок. - Тот склон более пологий. Похоже, там, вероятно, есть канал для стока с той гряды холмов. Видишь большой валун около двух часов?
   - Да. Как бы то ни было, - проворчал Машита.
   - Это на левом краю канала. Видишь?
   - О, я все правильно понимаю, босс. Я просто не знаю, смогу ли я затащить эту сучку наверх!
   - Что ж, Венсит говорит, что нам нужно идти именно туда, и я знаю, что ты всегда лучше всего действуешь под давлением, - ободряюще сказал Хоутон.
   - Ну и дела, спасибо! Почему бы просто не приставить пистолет к моей голове и не покончить с этим?
   Хоутон усмехнулся, но правда заключалась в том, что Джек был прав. Сержанту-артиллеристу Хоутону многое нравилось в БТ-25, но, несмотря на все это, у "Крутой мамы" были свои недостатки. Во-первых, ни одна колесная машина не могла поворачивать так резко, как полностью гусеничная армейская "Брэдли". Та могла буквально крутиться на месте, поворачиваясь на триста шестьдесят градусов по своей длине, в то время как любое колесное транспортное средство должно было продолжать двигаться вперед по большему радиусу поворота. С другой стороны, хотя он и не ожидал, что это будет иметь значение в нынешних обстоятельствах, колесные пары БТ не могли быть так хорошо бронированы, как остальная часть машины, что делало их уязвимыми целями для вражеского огня. Но что беспокоило Машиту в данный момент - и Хоутона тоже, хотел он это признавать или нет, - так это то, что более высокий центр тяжести БТ просто делал его менее устойчивым. Что, учитывая природу местности, по которой Машита пробирался последние сорок пять минут или около того, было не совсем академическим соображением.
   - Нам действительно нужно идти туда, Венсит? - тихо спросил он - или, по крайней мере, так тихо, как только позволял шум от прохода "Крутой мамы".
   - Да, и так быстро, как только сможем. - Впервые голос дикого волшебника действительно звучал напряженно, почти бесцеремонно, и Хоутон почувствовал, как его собственные нервы напряглись в ответ.
   - Быстро и незаметно не очень хорошо сочетаются, - отметил он. Затем он фыркнул, забавляясь собственными словами. БТ был намного тише, чем гусеничная машина. К сожалению, это было почти то же самое, что сказать, что бензопила тише грозы. Оба утверждения были фактически верны, но это не совсем мешало слышать звук бензопилы, когда кто-то тихим воскресным днем решил срубить трехфутовый дуб на вашем переднем дворе.
   - На данный момент скорость важнее хитрости, - ответил Венсит. - Кроме того, - он оглянулся на Хоутона, и, несмотря на его напряжение, в его голосе было больше, чем намек на улыбку, - ты можешь удивиться тому, насколько тихо работает твоя машина в данный момент.
   - Тихо? - Хоутон не смог скрыть скептицизма в собственном голосе, и Венсит усмехнулся.
   - Помни, что я говорил о чарах, сержант-артиллерист Хоутон. Ты же знаешь, они действуют не только против заклинаний.
   Хоутон повернулся, чтобы посмотреть на него в течение нескольких секунд, в то время как Машита включил полный восьмиколесный привод "Крутой мамы" и начал - шумно - прокладывать себе путь по дренажному желобу, который заметил для него Хоутон. Затем морской пехотинец громко рассмеялся.
   - Венсит, если ты сможешь сделать эту штуку "тихой", тогда я действительно готов поверить в волшебство!
   - Это хорошо, сержант-артиллерист. Потому что, если я не ошибаюсь в своих предположениях, ты скоро увидишь его довольно много. На самом деле, я бы посоветовал тебе подготовить свое главное оружие. Скоро оно нам понадобится.
   Глаза Хоутона заострились, а ноздри раздулись. Затем он хмыкнул про себя.
   - Застегни свою задницу, Джек! - сказал он по каналу связи. - Венсит говорит, что мы вот-вот столкнемся с плохими парнями.
   - Черт возьми! Почему это всегда происходит посреди такой гребаной местности, как эта?!
   Сильное разочарование Машиты было очевидным. Неудивительно, учитывая, насколько ограниченным было поле зрения водителя БТ с задраенным люком. Но он опустил свое сиденье и захлопнул верхний люк, запершись в своем маленьком отсеке рядом с грохочущим дизелем, который никто больше не слышит, как Венсит только что заверил Хоутона,. Венсит, с другой стороны, остался на месте, вглядываясь в темноту своими светящимися глазами.
   - Пора опустить голову, Венсит, - резко сказал Хоутон.
   - Боюсь, что нет, - ответил волшебник. - Поверь мне, - продолжил он, прежде чем Хоутон успел объяснить, что "Крутая мама" не была ни демократией, ни дискуссионным обществом, - ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем сделать именно это. К сожалению, мне нужно не только видеть, что происходит; возможно, мне также понадобится способность произносить заклинания, а я не могу этого сделать, когда броня вашего транспортного средства находится между мной и объектом заклинания.
   Хоутон открыл рот. Теперь он закрыл его со щелчком. Ему это ни капельки не понравилось, и часть его задавалась вопросом, не скрывает ли Венсит правду, чтобы не терять голову. Но Венсит был здешним волшебником, и у Хоутона не было другого выбора, кроме как признать, что старик знал, о чем говорил.
   С другой стороны, у Хоутона не было выбора. Он снял свои защитные очки ночного зрения и опустился в кресло наводчика, с казенной частью большой двадцатипятимиллиметровой пушки и соосного пулемета у левого локтя. И орудие, и пулемет были в боевой готовности и находились в ней уже несколько часов. Для "Бушмастера" были выбраны фугасные снаряды, первый снаряд-"призрак" был дослан в патронник, ручной предохранитель был установлен в положение "ОГОНЬ", и остался только электрический предохранитель. Крышка пулемета в сборе была закрыта, затвор был отведен, и - как и у пушки - ручной предохранитель был установлен в положение "ОГОНЬ", а электрический предохранитель был включен. Теперь он настроил прицел DIM-36TH на тепловой режим и начал сканирование целей.
   Он только занял позицию, когда услышал в наушниках голос Венсита.
   - Направо от тебя, сержант-артиллерист! Справа от тебя!
   Хоутон нажал на джойстик наводчика и плавно повел башню вправо как раз в тот момент, когда "Крутая мама" приземлилась на плоскую площадку примерно на полпути вверх по вздымающемуся склону. Несколько мгновений он почти ничего не видел. Затем это резко изменилось, и его глаза расширились в явном, ошеломленном неверии.
   Несмотря на все, что произошло с ним за последние десять или двенадцать часов, ничто не могло подготовить его к этому. С прицелом в тепловом режиме цели часто было легче различить из укрытия, но детали обычно было трудно разглядеть. Не в этот раз. Тело этого кошмарного существа выделялось так ярко и отчетливо, как ни одна тепловая сигнатура, которую Хоутон когда-либо видел. Температура его тела, должно быть, была почти такой же высокой, как у блока цилиндров "Крутой мамы", но это едва ли ощущалось рядом с его невероятными размерами и непристойным сочетанием крыльев, когтей, клешней, жвал и рогов. Существо должно было быть по меньшей мере сорок или пятьдесят футов в длину, с приземистым бронированным телом, подвешенным на паукообразных ногах, которые выгибались на добрых десять футов над его спиной. Крылья летучей мыши - две пары, а не только одна - взмахнули в ночи, когда его змееподобная голова метнулась вперед, нанося удар по намеченной добыче.
   Ошеломленному, отстраненному уголку его сознания потребовалось мгновение или два, чтобы осознать, насколько велики на самом деле были всадник и лошадь перед монстром. По сравнению со своим ужасающим противником они выглядели как пигмеи, но этот отстраненный угол понял, что конь был крупнее любого клайдсдейла или першерона, которых он когда-либо видел.
   Не то чтобы это должно было иметь хоть малейшее значение. Каким бы огромным ни был конь, одна только голова монстра, должно быть, была больше половины его размера.
   Всадника и его коня обволакивал какой-то мерцающий от жары кокон. Очевидно, он был не таким яростно горячим, как существо, с которым они столкнулись, но каким-то странным образом он был на самом деле ярче. Или яснее. Возможно, более... сосредоточенным. Вращающиеся мысли Хоутона отскочили от поверхности какой-то концепции, которую они пытались сформировать, и затем он понял, что человек на спине этого коня был вооружен честным перед Богом мечом. Самым большим проклятым мечом, который Хоутон когда-либо мог себе представить, и тем, который сверкал своей собственной свирепой короной, но все же всего лишь мечом.
   Кем, черт возьми, он себя возомнил? Святым Георгием?
   Мысль промелькнула в мозгу морпеха между одним ударом сердца и следующим, а затем сумасшедший бросился в атаку.
   Челюсть Хоутона отвисла, когда этот сверкающий меч обрушился на огромного врага всадника. Внезапный всплеск света и энергии, когда он врезался в крыло монстра, почти полностью закрыл тепловизионное изображение. Сверкающая сталь рассекла неестественную плоть существа, как топор, отрубив самый внутренний сустав крыла, а затем огромный конь с нелепой точностью развернулся на передних ногах и ударил задними копытами.
   Монстр пошатнулся, едва не упав, затем развернулся мордой к своим тщедушным противникам со шквалом ярости, боли и неистовства, которые наполовину оглушили Хоутона в башне "Крутой мамы".
   Когда этот неземной, ужасающий звук пронзил его, морской пехотинец покачал головой, как боксер, получивший слишком много ударов в подбородок, и внезапная вспышка гнева пронзила его. Гнева, направленного на самого себя, на его собственное бездействие. Абсолютная, ужасающая невозможность того, что он видел, заморозила его, превратила в зрителя, и его губы растянулись, обнажив зубы, когда он повернул джойстик и направил пушку "Крутой мамы" на монстра... как раз вовремя, чтобы обнаружить всадника прямо между ним и монстром.
   - Водитель, стой! - рявкнул он. - Цель, три часа!
   Технически, он также должен был определить, какова была цель. К сожалению, у него не было ни малейшего представления, как назвать эту штуку.
   - Срань господня! - Машита, очевидно, уловил хотя бы проблеск того, что видел Хоутон, через свой собственный прибор ночного видения. Его реакция на это не совсем соответствовала учебному пособию, но он мгновенно отреагировал на команду Хоутона, и БТ остановился. В отличие от "Брэдли", пушка БТ не была стабилизирована, чтобы позволить вести точный огонь на ходу, и изображение прицела Хоутона стабилизировалось, только когда "Крутая мама" перестала двигаться. Дальность стрельбы составляла менее двухсот метров, что идеально подходило для ведения боя через прицел. На самом деле, Хоутон никак не мог промахнуться по цели такого размера с такого близкого расстояния.
   Теперь, если бы идиот на лошади только выбрался из...
   Живот Хоутона скрутило от внезапной тошноты. Это было почти похоже на то ощущение, которое он испытал, когда Венсит утащил БТ в эту нелепую вселенную, но все же это было по-другому. С заклинанием Венсита возникло ощущение падения, даже когда "Крутая мама" была неподвижна под ногами. На этот раз ничто вокруг Хоутона, казалось, не двигалось, и все же казалось, что две мощные руки схватили его за живот и повернули в противоположных направлениях. Это было невероятно неправильно, а затем, невероятно (хотя его опьяневший от ударов мозг уже порядком устал от этого конкретного ярлыка), появилась огромная воронка, абсолютно без предупреждения, и из нее вылез второй монстр... прямо за всадником.
  

XII

  
   Предупреждающий крик Уолшарно заставил Базела резко повернуть голову в сторону внезапной угрозы, возникшей из-под земли в шестидесяти ярдах позади них.
   Времени на раздумья не было. Нет времени анализировать то, что произошло. Градани едва успел начать проклинать собственное самодовольство. Осознать, что на этот раз они с Уолшарно угодили прямо в тщательно продуманную ловушку Тьмы.
   Что на этот раз они умрут.
   Он крутанулся в седле, пытаясь отъехать достаточно далеко, чтобы нанести хотя бы один удар, и тут в ночи что-то прогремело.
  
   * * *
  
   Башня слегка дернулась влево.
   Светящийся мечник и его лошадь могли находиться между Хоутоном и первым монстром, но у морского пехотинца был идеальный угол для стрельбы по второму, и краем сознания он отметил, что всадник был далеко от линии его огня и вне опасной зоны поражения осколками 25-миллиметровых снарядов. Прицельная сетка опустилась на бок огромного существа, между третьей и четвертой лапами с правой стороны, и рука Кена Хоутона сжалась.
   Вспышка из дульного среза 25-миллиметровой пушки "Крутой мамы" разорвала ночь, когда тройная очередь M792 HEI-T с визгом пронеслась вверх со скоростью более тридцати шести сотен футов в секунду. Трассирующие снаряды прочертили огненные трассы в наполненной ужасом темноте, а затем врезались в свою цель. Каждый снаряд содержал тридцать два грамма бризантной смеси, которая при детонации обычно разбрасывала стальные осколки и зажигательный наполнитель в радиусе пяти метров, и монстр визжал, когда они взрывались со стробоскопической яростью.
   Он завизжал... но в то же время развернулся к "Крутой маме". Детонирующие снаряды пробили относительно крошечные отверстия в его колючем панцире перед тем, как взорваться, затем проделали в нем полости размером с корыто для мытья посуды, когда они взорвались внутри него, и нанесли раны в ненатуральной плоти и мышцах под панцирем. Ихор и куски мяса размером с голову вырывались из его бока и стекали по бокам, но его порожденная адом броня была невероятно прочной. Снаряды могли бы пробить в ней дыры, могли бы нанести огромные сопутствующие разрушения под броней, но попадание сквозь нее замедлило их, не позволило им глубоко вонзиться в плоть цели до того, как они взорвались. Было очевидно, что ни одно из повреждений не проникло достаточно глубоко, чтобы достичь его жизненно важных органов... при условии, что они у него были! Вместо того, чтобы упасть, он яростно взвизгнул и бросился прямо к источнику внезапной боли.
   Кеннет Хоутон был квалифицированным мастером-наводчиком. Он точно знал, чем он только что ударил это существо, и рациональная часть его мозга не могла поверить в то, что он видел. Каким бы большим он ни был, он должен был упасть после трех попаданий почти точно в центр его массы! Неважно, что это было. Одна только кинетическая энергия должна была обеспечить это, не говоря уже о взрывах, зажигательном эффекте или осколках снарядов. И даже если бы он не пошел ко дну, эта чертова штука была почти такой же большой, как чертов синий кит! Он должен был весить по меньшей мере пятьдесят или шестьдесят тонн, и ничто такого размера не могло двигаться так быстро! Особенно не то, что покрыто броней, достаточно прочной, чтобы даже на мгновение противостоять Бушмастеру!
   К счастью, возможный отказ его мозга воспринимать информацию, поступающую от глаз, не оказал заметного влияния на его глубинные рефлексы.
   Его большой палец нажал на кнопку, мгновенно переключившись с фугасных на бронебойные, и он снова нажал на спусковой крючок. Сбрасывающий оболочку снаряд M919 вылетал из дульного среза со скоростью, почти на треть превышающей скорость осколочно-фугасного снаряда, а его стабилизированный ребрами "удлиненный" сердечник из обедненного урана мог пробивать практически все легкие бронированные машины и даже некоторые основные боевые танки. Он также мог пробить более шестнадцати дюймов железобетона или земляную стену бункера толщиной в три фута, что делало его все более популярным в городских боях, и на этот раз Хоутон дольше удерживал спусковой крючок. Двенадцать снарядов попали в его цель, и если панцирь демона был достаточно прочным, чтобы ограничить действие осколочно-фугасных снарядов, то бронебойный - это совсем другая история.
   Существо пошатнулось, завизжало, замахало крыльями, когда урановые молнии пронзили его броню - и плоть внутри нее - как огненные шила. Он наполовину приподнялся, когда удары обрушились на него, но это только обнажило его грудь, и Хоутон послал еще одну очередь из шести снарядов в новую цель. Входные отверстия были маленькими; выходные отверстия были огромными, и ихор разлетелся по склону холма. Трава зашипела и сморщилась под кислотными брызгами, и яростные вопли монстра превратились в булькающие вопли агонии.
   На этот раз все действительно пошло наперекосяк, но даже тогда это не было закончено. Его когтистые лапы царапали землю с неестественной живучестью, поднимая его обратно, и недоверчивый Хоутон выпустил в тварь четвертую очередь.
  
   * * *
  
   У Базела и Уолшарно не было времени беспокоиться о том, откуда взялась тварь, напавшая на второго демона, потому что тот, кого они уже ранили, ждал только атаки своего товарища, прежде чем снова напасть на них. Как только второй демон отвернулся на звуки, первый снова бросился в атаку.
   Но для него это было так же неожиданно, как и для Базела и Уолшарно. Он колебался всего мгновение, так же пораженный внезапным появлением БТ из сердца чар Венсита, как и два защитника, когда позади них активировалось заклинание, и это дало им достаточно времени, чтобы вернуть свое внимание к нему.
   Он бросился вперед, издав оглушительный боевой клич чистой, дистиллированной ярости, и Базел привстал в стременах, пока Уолшарно ждал, ждал, ждал до самого последнего мгновения. Клыки демона сверкнули в синей короне света Томанака. Базел мог ясно видеть огромную, влажную, слизистую глотку, чувствовать запах ее зловонного дыхания, и все же Уолшарно ждал. Он ждал, пока, очевидно, не стало слишком поздно... затем отпрыгнул в сторону с невероятной быстротой, возможной только для скакуна.
   Шквал ярости демона сменил тон. Это звучало почти ворчливо, как будто внезапное исчезновение добычи, которая, как он был уверен, была так же хороша, как и в его клыках, было каким-то обманом. Но если это было так, как он чувствовал, ему не пришлось долго смаковать свое разочарование.
   - Томанак!
   Нацеленная голова промахнулась мимо своей уклонившейся цели. Демон уже разворачивался, выгибая свою извилистую шею, чтобы нанести второй удар сбоку, когда Базел опустил свой пылающий синим меч в ударе двумя руками, движимый всей огромной силой своих плеч и спины и всей мощью своего Ража.
   Меч ударил с резким, отчетливым "ХРЯСЬ!" древнего дуба, расколовшегося в тисках зимнего льда. Но этот треск был достаточно громким, чтобы его услышали даже уши, оглушенные пушечным огнем БТ, даже сквозь оглушительный, разъяренный вопль оставшегося демона. Голубой свет вспыхнул, как яркая молния, отразившись от места удара с блеском, который запечатлел склон холма, деревья, каждую травинку с абсолютной, ослепительной четкостью, и сверкающая сталь прошла две трети пути через шею, толщина которой превышала рост большинства мужчин. Брызнул ихор, полетели осколки чешуи, и рев демона оборвался на полуслове с ужасающей внезапностью захлопнутой двери.
   Огромное тело рухнуло на землю. Инерция понесла его вперед скользящим размашистым движением, и Уолшарно споткнулся, едва не упав, когда самый кончик одного умирающего крыла взмахнул и врезался ему в плечо. Каким-то образом скакун удержался на ногах, развернувшись лицом к дыре, из которой появился второй демон... как раз в тот момент, когда из нее вырвались третий и четвертый монстры.
  
   * * *
  
   Челюсть Хоутона изо всех сил отвисла, когда этот ослепительно синий меч обрушился вниз. Потребовалось двадцать с лишним прямых попаданий из Бушмастера "Крутой мамы", чтобы уложить цель Хоутона, а этот Базел от Венсита уложил одного одним ударом меча?
   Но у него было мало времени, чтобы подумать о невозможности того, что он только что видел, потому что из того же отверстия выползали еще больше отвратительных существ. Один из них развернулся, бросаясь на Базела и его коня; другой бросился прямо на БТ... а пятый, извиваясь, вылез из земли позади него, как личинка, с безумными, горящими глазами, уже устремленными на "Крутую маму".
   Хоутон чертовски надеялся, что друг Венсита сможет справиться с тем, кто направлялся прочь от БТ, потому что у него, черт возьми, было полно дел с теми двумя, которые направлялись в его сторону.
   Единственным хорошим моментом - если что-то в этом можно было назвать "хорошим" - было то, что ему даже не пришлось менять прицел. Ближайший из двух монстров двинулся прямо на него, как будто пытался физически забраться внутрь ствола пушки, и он снова сжал джойстик. Урановые сердечники пронзили ночь, как смертоносные метеоры, и двенадцать из них пробили свой смертоносный путь в чешуйчатую грудь демона, а затем снова вышли через его шипастый панцирь. Монстр завизжал в агонии, когда его ноги внезапно подкосились, и он обрушился на склон холма лавиной смертельно раненой ненависти и ярости. БТ задрожал, когда сила этого многотонного удара передалась через землю, и умирающее существо ударило одной огромной, вооруженной когтями передней ногой.
   Когти вонзились в "Крутую маму", яростно царапая ее переднее правое крыло. Она закачалась, как шлюпка в штормовом море, и голова Хоутона в шлеме врезалась в радиоприемник, установленный на переборке позади него, когда правое переднее колесо БТ было полностью оторвано. Оно пролетело сквозь ночь, как брошенная хоккейная шайба, и он услышал неземной визг рвущейся боковой брони - рвущейся, как ткань, - когда когти прошлись по ней.
   Машита прокричал что-то пронзительное, невнятное и невероятно непристойное в наушниках шлема Хоутона, и сержант-артиллерист почувствовал неописуемый запах горячего металла и кислоты, когда кровь монстра залила носовую поверхность и переднюю часть башни.
   У него не было времени думать о том, какая невероятная сила потребовалась, чтобы раскачать четырнадцатитонный БТ, как игрушку. Четвертый демон уже бросился через дергающееся в судорогах тело своего умирающего товарища, и Хоутон снова нажал на спусковой крючок как раз в тот момент, когда существо опустило одну ногу на броню "Крутой мамы". БТ, казалось, присел в реверансе, проваливаясь вниз на своей поврежденной передней подвеске под этой невероятной нагрузкой, и голова демона метнулась вперед, нацеливаясь прямо в башню.
   Дуло девятифутовой пушки пылало, извергая проникающие снаряды прямо в разверстую пасть монстра с частотой двести выстрелов в минуту, и верхняя часть черепа демона буквально развалилась, когда стабилизированные оперением дротики пронзили его мозг. Бьющая голова отвернулась вверх и назад, и рев монстра превратился в отвратительное, свистящее бульканье. Он с грохотом рухнул на землю, упав прямо на своего товарища, и инерция его атакующего тела протаранила передний свес БТ и врезалась в переднюю часть башни с достаточной силой, чтобы отбросить всю машину на половину ее длины назад, несмотря на заблокированные колеса, и больно ударить по рванувшимся вперед головам Хоутона и Машиты.
  
   * * *
  
   Базел и Уолшарно слышали оглушительный грохот невероятного оружия их таинственного союзника, а также вопли и рев двух других демонов, но они не осмеливались отвлекать свое внимание от того, кто приближался к ним. Этот отличался от других. У него было еще больше ног, но он был немного меньше и быстрее, без крыльев, но с двумя полными наборами длинных конечностей, похожих на клешни омара. К тому же он был менее осторожен, чем первый, как будто решил, что его лучший шанс заключается в абсолютной скорости и свирепости. В отличие от других, он атаковал почти бесшумно, экономя дыхание, и высоко поднялся на дыбы, держа голову и шею вне досягаемости меча Базела, когда ударил Уолшарно своими длинными, в рост человека, клешнями.
   Скакун прыгнул вперед, ныряя под удар внешних клешней, трубя свой собственный вызов, и вторая пара клешней обрушилась на него, подобно острым как нож роговым ножницам. Уолшарно пошатнулся, когда скользящий удар оставил длинную кровоточащую рану на его боку, но Базел изогнулся в талии, описав мечом сверкающую дугу, которая ударила демона снизу в переднюю лапу. Сверкающая сталь глубоко вонзилась, наполовину разорвав клешню, и демон взвыл, нанося удары всеми тремя оставшимися конечностями.
   Но Базел и Уолшарно подобрались слишком близко. Они находились в пределах досягаемости внешних клешней и слишком близко к груди монстра, чтобы он мог ясно видеть их, не приближая свою рогатую голову к мечу Базела. Он вслепую ударил по ним, затем пригнулся, готовясь отпрыгнуть назад и уйти от своих крошечных противников и вернуть себе пространство для боя.
   Два защитника не собирались позволять ему делать что-либо подобное. Несмотря на глубокую кровоточащую рану, Уолшарно ехал прямо вперед, и Базел наклонился вперед в седле, перегнувшись через вытянутую шею Уолшарно, нанося удар так, как будто его массивный двуручный меч был кавалерийской саблей сотойи. Демон не мог их видеть... и когда он присел, он фактически приблизил свое собственное тело к своим врагам.
   Меч Базела вонзился в покрытую чешуей, мускулистую грудь монстра как раз у основания его горла. Чешуя и плоть зашипели, дымясь, когда из проникающей стали вырвалось голубое пламя, пожирая неестественный материал плоти демона, и его крик агонии был оглушительным. Он вывернулся от невыносимой боли, и когда это произошло, он дернулся вбок на лезвии, разрывая рану шире и глубже своей собственной огромной силой.
   - Томанак! Томанак! - Базел прогремел свой боевой клич, и свистящая труба Уолшарно подхватила его низкий горловой рев, когда тлеющий ихор фонтаном обрушился на них вонючим веером. Меч градани выдернулся из ужасной раны, когда атакующий скакун устремился вперед, и он обрушил его рубящим ударом, который полностью отсек оставшийся внутренний коготь демона.
   Стучащие копыта Уолшарно унесли их прочь от чудовищного врага, когда больше не молчавший демон встал на дыбы, шипя и вопя от боли. Он корчился, размахивая искалеченными передними конечностями, из ран хлестала дымящаяся кровь, и Базел с Уолшарно воспользовались тем, чтобы отвлечь его от агонии. Передние копыта Уолшарно вонзились в тлеющий склон холма, пропахивая глубокие борозды в его разорванном и покрытом шрамами дерне, когда они замедлили его скорость движения вперед, а его задние копыта взметнулись в стремительном ударе по плечу демона. Несмотря на свои размеры, несмотря на свой вес, чудовище упало, завалившись на бок, и Уолшарно, восстановив равновесие, откинулся назад, перенося вес тела на задние конечности, затем развернулся и обрушил оба передних копыта сбоку на шею существа, как раз над разорванной зияющей раной, нанесенной мечом Базела.
  

XIII

  
   - Джек! Джек!
   - Я в порядке, босс! - голос Машиты дрожал, но Хоутон никогда в жизни не слышал более желанного звука.
   - Хорошо. - Хоутон осознал, что все еще сжимает джойстик наводчика мертвой хваткой, и заставил свою руку расслабиться. Он снова включил электрические предохранители как на пушке, так и на пулемете, затем убрал руку с джойстика и глубоко вздохнул.
   - Насколько все плохо? - спросил он.
   - Довольно сложно сказать, учитывая, что пара сотен тонн этих, черт возьми, мертвых тварей сложены по всей броне, - ответил Машита. - Знаю, что передняя правая подвеска испорчена, но не представляю насчет других осей. И я не могу видеть ни хрена - прошу прощения за выражение - из-за этой штуки, лежащей поперек моих зрительных щелей. Не говоря уже о моем люке; мне придется ползти обратно по лазу, чтобы выбраться.
   - Почему-то я не удивлен. - Хоутон услышал искру неподдельного юмора в собственном голосе и встряхнулся.
   - Я так понимаю, ты тоже пока в порядке, Венсит?
   - Действительно, сержант-артиллерист, - сказал Венсит. - И, возможно, ты начинаешь понимать, почему мне нужен был самый могущественный союзник, которого я мог призвать, - сухо добавил он.
   - Из того, что я мог видеть, ваш парень Базел сам по себе чертовски плохая новость, - сказал Хоутон.
   - Защитники Томанака, как правило, такие. Говоря об этом...
   Волшебник, внезапно осознал Хоутон, никогда не закрывал командирский люк. Он остался там, где был, торча из всего этого, даже когда не менее трех демонов - и Хоутон, безусловно, был готов признать применимость этого термина после того, что только что произошло - бросились прямо на него. Что означало либо то, что он был еще большим сумасшедшим, чем думал Хоутон, либо то, что он был еще более могущественным волшебником, чем он предполагал. Или, что более вероятно, и то, и другое.
   Теперь Венсит взобрался на верхушку башни, небрежно поставив одну пятку на вытянутую переднюю лапу последнего демона.
   - Итак, Базел, - услышал Хоутон в наушниках своего шлема, - приятно встретиться с тобой здесь!
  
   * * *
  
   Уши Базела удивленно дернулись вверх, услышав знакомый голос, доносившийся до него из диковинного транспортного средства, наполовину погребенного под мертвыми демонами.
   <Ты знаешь, он может быть действительно раздражающим, когда появляется таким образом, не так ли?> заметил Уолшарно.
   - Да, это он может. Тем не менее, сегодня вечером у меня нет особого желания жаловаться на это, - рассудительно ответил Базел.
   <Знаешь, их было всего пятеро>, - проворчал Уолшарно.
   - Что, я думаю, было бы всего на четыре больше, чем нужно.
   <Хорошо, пусть будет так.>
   - И не мог бы ты так любезен, Венсит, - сказал Базел, повышая голос, но говоря с изысканной вежливостью, - объяснить нам, как получилось, что на этот раз ты оказался здесь именно в этот момент?
   Уолшарно подбежал к машине, как раз в тот момент, когда в ее крыше открылся второй люк, и незнакомец в униформе, которая выглядела так же диковинно, как и сама машина, высунул из нее голову и плечи.
   - Что касается этого, - сказал Венсит, - то человек, которого вы должны поблагодарить, - это артиллерийский сержант Хоутон. Он и капрал Машита были достаточно любезны, чтобы подвезти меня.
   - И как же это ты... втянул их во что-то настолько глупое, как это? Ты выехал к ним из снежного шквала на болоте?
   - Я использовал эту конкретную технику только один раз, да будет тебе известно, - сказал Венсит с достоинством. - В данном случае я просто упомянул им, что у меня есть друг - точнее, два друга, - которые вот-вот снова попадут в беду. Как только я объяснил, они решили, что сегодня вечером им больше нечем заняться.
   - Они так и поступили сейчас? - Уолшарно добрался до машины и остановился. Сидя в седле, Базел был выше неуклюжего на вид фургона и протянул правую руку к Хоутону.
   - Я думаю о том, что никто в здравом уме не стал бы добровольно участвовать в чем-то подобном, - сказал он. - Тем не менее, я благодарен за это. И впечатлен.
  
   * * *
  
   Голос Базела был самым глубоким из всех, что Кеннет Хоутон когда-либо слышал. Казалось, он скатывается с его ногтей на ногах, а затем грохочет внутри его огромной груди, пока не достигнет критической массы и не выплеснется наружу с силой Джеймса Эрла Джонса на стероидах.
   Это была первая мысль Хоутона. Затем он заметил хохлатые, похожие на лисьи уши Базела, торчащие вверх через специальные отверстия в его шлеме.
   "Нет, все еще не в Канзасе, Тотошка", - с усмешкой сказал он себе.
   - Я, вероятно, не вызвался бы добровольцем, если бы действительно понимал, во что мы ввязываемся, - услышал он свои слова вслух, протягивая свою руку, чтобы пожать руку Базела. - И полагаю, что ты произвел на меня еще большее впечатление, чем я на тебя. - Он покачал головой. - Ты можешь подумать, что я не в своем уме, но знаю, что это так! По крайней мере, у меня был бронетранспортер, а не простой меч!
   - А, ну, что касается этого, то на меня работало немного больше, чем "простой меч", - ухмылка Базела обнажила белые, крепкие зубы.
   - Это достаточно верно, - сказал Венсит. - С другой стороны, если вы двое сможете оторваться от общества взаимного восхищения, по соседству все еще остаются несколько довольно неприятных людей.
   - Да, значит, они есть. - Базел кивнул. - На самом деле, у меня есть самое странное представление, учитывая то, что здесь только что произошло, о том, как эти неприятные люди прилагали немалые усилия, чтобы пригласить Уолшарно и меня на их маленькую вечеринку. Ты бы ничего об этом не знал, не так ли, Венсит?
   - Кажется, я говорил тебе - по меньшей мере, однажды - что я волшебник, а волшебникам положено кое-что знать.
  
   * * *
  
   - Вот тебе и твои демоны! - прорычал Гарсалт.
   - Мои демоны? - Чердан сердито посмотрел на лысеющего волшебника.
   Жрец и три его "союзника"-волшебника сидели в роскошных удобных креслах вокруг длинного, гладкого, как стекло, каменного стола. Каменные стены были покрыты гобеленами - к счастью, менее ужасающими, чем мозаики главного туннеля, хотя все еще достаточно ужасными, чтобы повлиять на аппетит большинства людей, - а настенные бра, менее яркие, чем сферы над головой туннеля, мягко освещали роскошно обставленную комнату. Тарелки с ужином были убраны до прихода Базела, и они потягивали вино в предвкушении праздника, наблюдая за изображениями, которые заклинания Гарсалта спроецировали на парящий в воздухе над столом кристалл грамерхейна размером с голову. Но эти изображения не показали им того, на что они надеялись, и теперь их бокалы с вином стояли без внимания на столе, в то время как он и Чердан смотрели друг на друга горящими глазами.
   - Слуги Скорпиона сделали именно то, что они должны были сделать, - наполовину выплюнул жрец Шарны. - И, простите меня, если я кажусь немного сбитым с толку, но у меня сложилось впечатление, что вы знали, где находится Венсит. Очевидно, я ошибся, не так ли? И ты просто забыл упомянуть, что... что... что бы это там ни было?
   - Конечно, нет! Но если бы ты сделал то, что...
   - Хватит, Гарсалт! - огрызнулась Тримэйла, и оба мужчины (предполагая, что термин "мужчина" все еще применим к Чердану) повернулись и уставились на нее, а не друг на друга.
   - Да, - продолжила она, как только убедилась, что завладела их вниманием, - демоны не преуспели. Однако это, конечно, не было виной Чердана, Гарсалт. И это не наша вина. Мы открыли портал точно по плану, и без прибытия Венсита Кровавая Рука и его конь были бы уже мертвы, а демоны, пережившие столкновение с ним, ждали бы Венсита, когда он появился бы слишком поздно, чтобы спасти Кровавую Руку. Так что да, Чердан, мы должны были сказать тебе, где он был. К сожалению, мы это сделали. В последний раз, когда мы с Гарсалтом проверяли, Венсит все еще находился по меньшей мере в десяти лигах отсюда.
   - Тогда вам следовало проверить это совсем недавно, - ледяным тоном сказал Чердан.
   - В последний раз мы проверяли менее чем за двадцать минут до того, как Базел появился у вашей двери, - сладко сказала Тримэйла.
   - Это смешно!
   - Да, это так, верно? Если, конечно, он точно не знал, что происходит - именно то, что мы планировали, - и не создал чары внутри чар специально, чтобы обмануть нас.
   - Это невозможно, Тримэйла, - возразил Ретак. Она посмотрела на смуглого, щеголеватого волшебника, чьей специальностью было создание утонченных чар, и он покачал головой. - Он может быть Венситом из Рума, но даже в этом случае он не мог знать. Конечно, недостаточно давно, чтобы устроить что-то подобное!
   - О чем он говорит? - подозрительно спросил Чердан.
   - Единственный способ, которым Венсит мог обмануть нас таким образом, - это создать два набора чар, - сказала Тримэйла. - Один набор - тот, о котором мы не знали, - был разработан для того, чтобы вообще не дать нам его найти, по крайней мере, мы так думаем. И второй был предназначен для того, чтобы обмануть нас, заставив думать, что он был дальше, чем на самом деле, на случай, если нам все-таки удастся его отследить. И, просто по совпадению, позволил нам "знать", где он якобы был, не позволяя нам на самом деле видеть его или его окружение, что означало, почему мы ничего не знали об этом... транспортном средстве, которое он привез с собой.
   Она на мгновение замолчала, приподняв одну бровь, пока Чердан нетерпеливо не кивнул ей, чтобы она продолжала.
   - К сожалению, с такой возможностью связаны две проблемы. Во-первых, мы - или, скорее, некоторые... наши коллеги - следили за ним в течение нескольких недель. Мы знали или думали, что знаем, когда именно ему стало известно о наших планах, потому что именно тогда впервые проявились его чары скрытности. В этот момент, как мы и ожидали, мы на некоторое время потеряли его из виду. Но даже Венсит из Рума не смог бы создать два вложенных наваждения без того, чтобы те, кто наблюдал за ним, не поняли, что он делает, а вложенные наваждения нужно собирать очень осторожно. Сначала нужно создать внутренние чары, Чердан, и нет никаких сомнений в том, что чары, которое нам наконец удалось пробить, - это первоначальные, внешние, которые, как мы видели, появились в первую очередь.
   - Тогда, очевидно, ты ошибаешься насчет того, что он сделал.
   - Разве я должна объяснять тебе, как призвать слуг Скорпиона? - потребовала Тримэйла, презрительно скривив губы. - Я не ошибаюсь в том, что он сделал, но только что стало совершенно ясно, что мы все ошибались в том, когда он это сделал. Это вторая проблема, о которой я упоминала. На самом деле важен порядок, в котором произносятся заклинания, а не порядок, в котором они фактически активируются. Что Венсит, должно быть, сделал, так это наложил внутреннее наваждение до того, как наши коллеги начали следить за ним, сконструировав его таким образом, что оно не активировалось - не проявлялось - до тех пор, пока не сработало внешнее наваждение.
   - То есть ты говоришь, что твои "коллеги" были достаточно неуклюжи, чтобы он настолько раньше понял, что они делают?
   - Нет, это не то, что я говорю. Тот факт, что они не видели, как он это делал, означает, что он, должно быть, подготовил внутренние чары буквально недели, даже месяцы назад. И проблема, видишь ли, Чердан, в том, что для того, чтобы он запутал нас относительно того, где он находится по отношению к тому, где мы стоим прямо в эту минуту, ему пришлось включить это конкретное местоположение в свою конструкцию заклинания. Другими словами, он должен был знать, по крайней мере, приблизительно, где находится твой храм, прежде чем он мог произнести заклинание. Это означает, что любое предупреждение, которое он получил, должно было исходить с вашей стороны.
   - Это смешно!
   - Конечно, это так. Но это также то, что должно было произойти. Если бы он не знал этого местоположения, чтобы он мог привязать к нему вторые чары, каждый раз, когда мы проверяли его местоположение через щель, которую он "случайно" оставил в своих внешних чарах, мы бы получали разные показания расстояния - фиксированное расстояние от наблюдателя. Одинаковое фиксированное расстояние, был ли это один из нас, прямо здесь, или один из наших коллег в другом месте. И тот факт, что мы могли бы сравнить наши показания расстояния, неизбежно показал бы нам, что происходит, поскольку на самом деле он не мог находиться на одинаковом расстоянии от нас обоих. Единственный способ избежать этой проблемы для движущихся чар - привязать их к определенному, ранее известному и расположенному физическому местоположению. Другими словами, ему нужно было зафиксировать заклинание здесь, чтобы быть уверенным, что расстояния, которые мы получили, соответствовали друг другу.
   - Но он никак не мог этого сделать, - настаивал Чердан. - Он может быть диким волшебником, но мой Хозяин - бог. Ни один волшебник не мог проникнуть в Его укрытие. По крайней мере, без нашего ведома. Нет, Тримэйла, единственный способ, которым он мог попасть в это место, - это следовать за тобой, именно так, как он и должен был. Хотя, - Чердан показал свои острые зубы, - прямо сейчас он не должен был быть здесь, не так ли?
   - Нет, но...
   - Извините меня, - вмешался Ретак, его голос был резким. Они оба посмотрели на него, и он поморщился. - Действительно ли имеет значение, как он и эта тварь умудрились добраться сюда так, чтобы мы не поняли, насколько близко он был? Сейчас он здесь, ему удалось спасти Кровавую Руку, и они вдвоем собираются решить, что с нами делать. Вам не кажется, что нам было бы лучше беспокоиться об этом, чем спорить о том, чьи меры безопасности были виноваты?
   Тримэйла и Чердан сердито смотрели на него, наверное, три удара сердца. Затем волшебница резко вдохнула.
   - Знаешь, он прав, - сказала она Чердану. - Не забывай, что мы имеем дело с Венситом из Рума. Только боги знают, на что он способен, или как он мог сделать то, что он сделал. Но что сейчас важно, так это то, что он и Кровавая Рука здесь, а все твои слуги уничтожены.
   - Нет, это не так, - мрачно сказал Чердан. - На самом деле, самый могущественный из великих слуг Хозяина все еще находится внутри.
   - Это так? - глаза Тримэйлы заблестели, но Чердан резко рассмеялся.
   - Действительно, это так. К сожалению, это истинно великий слуга. Он намного мощнее тех, что были уничтожены, но его можно связать только один раз и только на ограниченное время. Чтобы отправить его против Базела, потребуется некоторое время. Жертвоприношение должно быть совершено должным образом, без опасной спешки, иначе слуга обратится против нас, вместо Кровавой Руки и Венсита.
   - Если он более мощный, почему его не использовали с самого начала?
   Чердан быстро повернулся к Гарсалту, но расслабился - по крайней мере, немного, - когда понял, что вопрос волшебника был искренним, а не просто тонко завуалированной критикой.
   - Как я уже сказал, он может быть связан только на ограниченное время. На данный момент воля Скорпиона сдерживает его, но как только эта воля ослабнет, чтобы позволить нам управлять им, период, в течение которого любой смертный мог бы надеяться контролировать его, будет коротким. Мы не осмеливались призывать его для службы нам, пока не узнали, когда прибудет Базел. И к тому времени, когда мы узнали это, мы также "знали", благодаря отчетам от ваших заклинаний прорицания, что Венсит был далеко позади него. Пяти слуг, которые у нас уже были, нанятых, как мы уже планировали, было бы более чем достаточно, чтобы справиться с Кровавой Рукой - если бы не вмешались Венсит и эта другая тварь - и мы все равно сохранили бы большего слугу, если бы оказалось необходимым использовать его для борьбы с Венситом.
   - Справедливо, - сказала Тримэйла. - Но теперь вопрос в том, сколько времени займет жертвоприношение?
   - Не менее получаса, а возможно, и дольше, - сказал Чердан. - Мы не смеем торопить смерть, иначе привязка может не состояться. И каждый великий слуга индивидуален. Может потребоваться несколько больше времени, чтобы вызвать достаточную боль, чтобы удовлетворить его потребность.
   - Итак, нам нужно занять Венсита и Кровавую Руку по крайней мере на полчаса.
   - Ты говоришь так, как будто думаешь, что это будет легко, Тримэйла, - возразил Ретак. - Но там Венсит из Рума.
   - Да, это так. И я точно знаю, какой у него послужной список, Ретак. Разве у тебя есть предложение получше?
   - Но...
   - Я не собираюсь возвращаться в Контовар, чтобы сказать Ей, что я решила сбежать, а не встретиться с ним лицом к лицу, - решительно заявила волшебница. - Ты же знаешь, боевое волшебство Венсита может только убить нас.
   Челюсть Ретака на мгновение задвигалась. Затем он резко кивнул.
   - В таком случае, - сказала Тримэйла, - давайте поприветствуем наших посетителей.
  
   * * *
  
   Глаза Трейна Элдарфро открылись в стигийской темноте его крошечной камеры.
   Конечно, это не имело никакого значения, поэтому он снова закрыл их, жалея, что не может так же легко отключить все остальные свои чувства. Его тесная конура находилась глубоко в недрах холма, оскверненного храмом Шарны, и он мог чувствовать ментальные ауры десятков других пленников вокруг себя. Большинство из них, очевидно, были детьми; все были сильно напуганы.
   Кто-то рыдал от отчаяния и ужаса. Кто-то другой - кто-то, чье испытание толкнуло его на грань здравомыслия, - разговаривал сам с собой или, возможно, звал сына или дочь, которых, как он знал, он больше никогда не увидит. Его длинные, бессвязные предложения перемежались приступами визгливого смеха или воплями ярости, и кто-то еще умолял его замолчать, остановиться, хотя человек, стоящий за этим голосом, должен был знать, что его мольбы были тщетны. И на все эти звуки, противопоставляя их друг другу, наслаивались стоны и всхлипы детей, попавших в ловушку кошмара наяву, и горстка взрослых тщетно пыталась их утешить.
   Отчаяние и безнадежность, обрушившиеся на Трейна в этой темноте, довели его до безумия. Довели его до самого края окончательного отступления мага в ментальное отключение, которое неизбежно привело бы и к смерти тела. Но даже там, в этой черной яме ужаса, тренировка, которая сделала его тем, кем он был, и какая-то внутренняя искра, что бы это ни было, что сделало его тем, кем он был, отказывались позволить ему сбежать. Потребовали, чтобы он остался, сделал все, что в его силах, если представится хотя бы малейшая возможность. Он смирился с тем, что побег был таким же невозможным, как и предполагала Тримэйла, но даже когда он принял это, мрачная, сосредоточенная решимость нанести ответный удар хотя бы раз до конца заполнила самые сокровенные уголки его души.
   Теперь, однако, он почувствовал нечто еще худшее. Почувствовал пробуждение еще большей недоброжелательности, еще большего зла. Он сел, цепи на его лодыжках звякнули, и его лицо стало мрачным и жестким в темноте, когда он услышал что-то еще - услышал голос молодой женщины, рыдающей, умоляющей, сопротивляющейся, когда ее вытаскивали из ее крошечной камеры. Она никак не могла ощутить то, что чувствовал он, и все же, казалось, все равно знала.
   Трейн мог слышать ее, чувствовать ее, когда ее тащили по коридору за закрытой дверью его собственной камеры, и он знал, для чего ее предназначали. Он знал, какая смерть ожидает жертву Шарны, знал, чего хочет от нее невыразимый аппетит, скрывающийся за злобой, которую он чувствовал. И он знал, что никто не сможет спасти ее от этого.
   Его глаза горели от этого знания. Затем его челюсти сжались, и он наклонился вперед, прижимая руки к вискам, призывая всю внутреннюю силу и фокусируя ее с помощью тренировки, которую он уже получил. Он протянул руку, протянулся сквозь эту тьму и камень, пока его ищущие ментальные пальцы не коснулись поверхности разума обреченной молодой женщины.
   Она была даже моложе, чем он думал, по его мнению, ей еще не исполнилось восемнадцати. И в тот момент, когда их разумы соприкоснулись, он понял, что она уже видела смерть своих родителей, братьев, сестры. Знал, что она точно понимает, что с ней тоже должно было случиться, и чувствовал, как ее безнадежный ужас бьется, как крылья умирающей птицы, о железные прутья неизбежной клетки вокруг нее.
   Она тоже почувствовала его, хотя и не так ясно, как он почувствовал ее, и он протянул ей свою мысленную руку. Он взял ее руку в свою, сжимая ее, предлагая единственное утешение, на которое был способен, и почувствовал, как она с отчаянной силой и благодарностью сжала его руку. Между ними не было никаких слов. Телепатия не была главным талантом Трейна, а у нее вообще не было таланта мага. И все же, если не было слов, было обещание, и Трейн пошел с ней, когда ее тащили по этому коридору из темного камня навстречу ожидающей ее мучительной смерти.
  

XIV

  
   - Итак, позвольте мне прояснить ситуацию, - сказал Хоутон. - Вы двое - я имею в виду, вы трое, - поправился он, кивая на огромного коня, которого, как ему сообщили, на самом деле называли скакуном (а также защитником) - планируете войти в туннель, который никто из нас даже не может видеть. Я правильно понял?
   Они с Машитой выбрались из "Крутой мамы", чтобы присоединиться к Венситу. Хоутон позаботился о том, чтобы держать свои ботинки подальше от ихора, который продолжал дымиться, проедая себе путь сквозь краску БТ. Помимо этого, он старался не слишком много думать о том, что именно представляла собой реальность "демонов". К сожалению, высокий Базел с лисьими ушами казался совершенно серьезным... что, вероятно, означало, что сержанту-артиллеристу придется подумать о них - или, по крайней мере, о том, кто их послал - очень скоро.
   Эта возможность действительно заставляла Хоутона очень нервничать.
   Машита, с другой стороны, казалось, почти не обращал внимания на такие незначительные проблемы, как гигантские, невероятно быстрые, бронированные, людоедские, оснащенные клешнями, проклятые существа из самой темной ямы Ада. Он был слишком занят тем, что пускал слюни на коня Базела - скакуна, механически поправил уголок мозга Хоутона, - чтобы уделять много внимания чему-либо еще, что, очевидно, бесконечно забавляло скакуна.
   - Да, и мы это сделаем, - согласился Базел в ответ на вопрос морского пехотинца.
   В его глубоком, как землетрясение, голосе было что-то такое, что заставляло все, что он предлагал, звучать разумно, размышлял Хоутон. Каким бы безумным это ни было на самом деле.
   - И там может быть еще что-то из этих тварей, - сержант-артиллерист мотнул головой в сторону отвратительных, искалеченных тел, развешанных перед - и поперек - его БТ, - ожидающих вас там?
   - Что касается этого, я думаю, что есть по крайней мере еще один, - сказал Базел, задумчиво почесывая подбородок. - Я все же чувствую что-то немного... странное в нем.
   - "Странное?" - фыркнул Хоутон. - Значит, все это, - он махнул обеими руками в сторону скотобойни на склоне холма, - не было "странным" для вас, люди?
   - На самом деле, - ответил Венсит с легкой улыбкой, - это не очень необычно для защитника Томанака.
   - Что касается этого, - Базел бросил на дикого волшебника уничтожающий взгляд, затем снова повернулся к Хоутону, - не слушай его, Кен Хоутон. Я был бы мертв, и Уолшарно был бы таким же, если бы не ты. И мы оба тоже благодарны за это. Тем не менее, у нас есть кое-какие незаконченные дела вон в той дыре.
   - Какого рода дела?
   В тот момент, когда Хоутон открыл рот, он понял, что ему не следовало задавать этот вопрос.
   - "Рейдеры", за которыми мы с Уолшарно охотились - да, и те, за кем Венсит охотился вместе с вами - находятся там, внутри, и с ними по крайней мере дети целой деревни, не говоря уже о десятках других людей.
   - И ты пойдешь за ними, - решительно сказал Хоутон.
   - Да. - Глубокий, рокочущий голос Базела был таким же ровным, таким же твердым. - Видишь ли, у меня нет выбора. Я уже говорил, что там, внизу, есть еще по крайней мере один из этих красавцев, и так оно и есть. И единственный способ, которым церковь Духа Демона может контролировать таких, - это кормить их.
   Ему не нужно было объяснять, что он имел в виду, и у Хоутона скрутило живот от такого намека. Последствия, которые, как он знал, он должен был уже осознать для себя.
   - И сколько же людей - сколько солдат - у них там с собой? - спросил он.
   - Где-то больше сотни оруженосцев, - сказал Венсит. - Я не могу точно сказать, сколько их, но это минимальное число. И потом, есть по крайней мере три волшебника, возможно, больше. Плюс демон, конечно.
   - Да, - согласился Базел. - И все же, Венсит, они еще не связали демона. Думаю, это займет у них больше минуты или двух. Так что, если бы так случилось, чтобы мы могли бы попасть туда достаточно быстро, возможно, тогда мы могли бы помешать им вообще связать его.
   - Так или иначе, - вздохнул Хоутон, - я просто знал, что ты это скажешь. - Он покачал головой, затем посмотрел на Машиту с кривой усмешкой. - Что скажешь, Джек?
  
   * * *
  
   Было ясно, что Уолшарно не очень высокого мнения о планах своего всадника.
   Хоутон наблюдал за Базелом и огромным жеребцом, стоящими буквально нос к носу. "Градани" (как Венсит сказал ему, так называлась ветвь "человеческих рас" Базела) издалека не казался такой горой, особенно по сравнению со "скакуном", и Хоутон решил, что не хотел бы, чтобы что-то размером с Уолшарно злилось так, как было очевидно по нему. Сержант-артиллерист и Машита с изумлением смотрели, как Базел залечивал кровоточащую рану на боку Уолшарно, а затем наблюдали, как после этого скакун нежно провел бархатным носом по груди градани. Однако теперь Уолшарно сердито топнул задним копытом размером с обеденную тарелку. Кольцо синего огня, похожее на вспышку воспламеняющейся жидкости для зажигалок, вырвалось наружу из того места, где это огромное копыто ударилось о землю, и черный хвост Уолшарно яростно замахал, больше похожий на хвост разъяренного тигра, чем на хвост любой "лошади", которую Хоутон когда-либо видел.
   - Ты не подойдешь, если этот туннель будет закрыт, - сказал Базел голосом, в котором смешались строгость, рассудительность, разочарование и, по крайней мере, немного собственного гнева. - Да, и, если уж на то пошло, кто будет прикрывать наши спины, если ты будешь тоже там внутри?
   Он выразительно скрестил руки на груди и сделал паузу, словно прислушиваясь к голосу, который мог слышать только он, затем покачал головой.
   - Нет, - сказал он. И снова его лисьи уши насторожились, как будто прислушиваясь. - Мне это нравится не больше, чем тебе, - сказал он затем, его голос стал чуть мягче, - и ты хорошо это знаешь. Но у нас совсем нет времени, совсем, чтобы стоять здесь и спорить.
   Жеребец еще мгновение сердито смотрел на него, а затем его голова поникла, а хвост повис. Он наклонился вперед, положив челюсть на плечо градани, и Базел закрыл глаза и потянулся, чтобы погладить уши своего товарища, одновременно прижимаясь своей головой к шее Уолшарно. Затем он отступил назад, коротко кивнул жеребцу и повернулся к Венситу, Хоутону и Машите.
   - Если вы все еще намерены идти, тогда нам лучше отправиться в путь, - сказал он оживленно.
   Он повернулся и направился к отверстию в склоне холма, не сказав больше ни слова и не оглянувшись, и остальные последовали за ним.
   Венсит уже предупредил Хоутона, что Базел был значительно более искушенным, чем хотел казаться, и сержант-артиллерист был рад обнаружить, что волшебник был прав. Базел, очевидно, принадлежал дотехнической культуре - или, по крайней мере, той, чья технология сильно отличалась от технологии родного мира Хоутона, - но он четко понимал все тонкости такого рода операций. Его брифинг о том, что именно он мог видеть внутри холма (что, очевидно, было больше, чем мог даже Венсит), был кратким и лаконичным, и Хоутон не сомневался, что он также был абсолютно точным. Градани также был достаточно гибок в ментальном плане, чтобы более чем охотно включить возможности Хоутона и Машиты в свой план сражения. Если уж на то пошло, он оказался достаточно гибким, чтобы позволить Хоутону объяснить, как лучше всего использовать эти возможности.
   Они остановились, стоя в ветреной ночи - к счастью, с подветренной стороны от вони мертвых демонов - с сержантом-артиллеристом между Венситом и Базелом. Градани посмотрел на Хоутона сверху вниз со своего огромного роста и склонил голову набок.
   - Думаю, ты единственный, кто знает, как лучше всего это сделать, - сказал он, и Хоутон кивнул, затем взглянул на Венсита.
   - Готов? - спросил он, и волшебник кивнул в ответ. - Тогда давайте сделаем это, - сказал морской пехотинец.
   На этот раз Венсит даже не кивнул. Он просто поднял правую руку и слегка нахмурился, его глаза были прикованы к отверстию в склоне холма, которое Хоутон все еще не мог видеть вообще... и которое даже волшебник мог видеть только потому, что Базел точно сказал ему, где искать. Затем в его сложенной чашечкой ладони безмолвно загорелся шар колдовского огня, втекая в него, как вода, появляющаяся из разреженного воздуха. Он плавал там, мягко вспыхивая и мерцая, как сверхъестественные глаза волшебника, и рос. Казалось, это происходило медленно, постепенно, но Хоутон не успел вдохнуть больше двух раз, как оно полностью заполнило руку Венсита и окутало запястье и предплечье волшебника завитками струящегося света. А затем рука Венсита метнулась вперед в странно элегантном, почти нежном бросковом движении.
   Шар колдовского огня описал дугу в ночи и исчез в том, что все еще казалось Хоутону твердым куском склона холма. Казалось, вообще ничего не произошло, но затем Венсит издал удовлетворенный звук.
   - Это была очень хорошая идея, сержант-артиллерист, - сказал он. - Им это ни капельки не понравилось.
   - Я думал, что они этого не сделают, - мрачно ответил Хоутон. Затем он глубоко вздохнул, напомнил себе, что находится во вселенной, где действительно работает колдовство, и шагнул прямо вперед, на твердый склон холма.
   Он так и не узнал, где Диего Сантандер приобрел гранатомет ММ-1, да и не спрашивал. Стрелок "Крутой мамы" был вдохновенным попрошайкой, и, насколько знал Хоутон, Диего выиграл эту чертову штуку в карточной игре с одним из парней из спецподразделения, с которыми он общался. Если бы это было так, Хоутону, вероятно, следовало бы позаботиться о том, чтобы вернуть его в подразделение, которому он на самом деле принадлежал, но сержант-артиллерист был слишком рад его видеть, чтобы беспокоиться о каких-либо мелких проблемах, связанных с законным владением.
   Двенадцатизарядное оружие револьверного типа весило более двенадцати с половиной фунтов даже пустым, но Венсит указал, что все, что ему действительно нужно, - это иметь обе руки свободными на случай, если им в спешке понадобится заклинание. Он вызвался помочь нести на себе другое снаряжение, например, дополнительные боеприпасы и дополнительные гранаты. Он предложил также нести винтовку морского пехотинца, но Хоутон не собирался позволять ей уйти от него так далеко. Тем не менее, предложение волшебника позволило ему свободно орудовать гранатометом, не нагружая себя, как Арнольд Шварценеггер, и он неприятно улыбнулся при мысли о том, что он может сделать.
   ММ-1 мог быть громоздким, но он был прочным, надежным, простым в обслуживании и обеспечивал быструю и значительную огневую мощь, что особенно приветствовалось экипажами транспортных средств, которые могли оказаться вынужденными бросить машину при далеко не идеальных обстоятельствах. (Что, по мнению Хоутона, идеально описывало его нынешнюю ситуацию.) Правда, в нем использовались старые низкоскоростные сорокамиллиметровые гранаты, а не более новые версии, предназначенные для такого оружия, как скорострельный гранатомет Mk 19. Тем не менее, осколочно-кумулятивные гранаты М443, заряженные в половине его гнезд, имели радиус поражения более пятнадцати футов. Остальные шесть гнезд были заряжены технически устаревшей гранатой M576E1 "мульти-снаряд", которая фактически представляла собой старомодную шрапнельную оболочку, начиненную двадцатью шариками, что во многих отношениях было еще более смертоносным.
   Теперь Хоутон переступил порог, который все еще не мог видеть. Несмотря ни на что, он более чем наполовину ожидал врезаться головой в сплошную земляную стену, и вместо этого выдохнул с облегчением, оказавшись внутри туннеля. Он также оказался в полной темноте, благодаря заклинанию Венсита, которое только что погасило верхний свет. Он надеялся, что волшебник сможет сделать что-то в этом роде, и его губы обнажили зубы в удовлетворенном оскале, когда инфракрасный осветитель его очков ночного видения залил сцену перед ним светом, который невооруженный глаз просто не мог видеть. Хоутон и Машита надели собственные ночные очки; Сантандер оставил свои на борту "Крутой мамы", и Хоутон провел с Базелом быстрый, грубый и готовый инструктаж, прежде чем передать градани снаряжение стрелка. Он был более чем немного удивлен тем, как быстро Базел уловил то, что он говорил. На самом деле, в течение нескольких мгновений он подозревал, что Базел вообще ничего не понял и просто не хотел этого признавать, пока Базел не повторил полученные инструкции в совершенстве - почти слово в слово.
   Венсит прав - здоровяк не ленится, мелькнуло в мозгу Хоутона, когда он поднял гранатомет. Максимальная дальность стрельбы составляла более трехсот метров, но ему и близко не нужно было столько, чтобы добраться до беспорядочно растянувшихся вооруженных луками и арбалетами воинов, которые только что погрузились во тьму. Зелено-серые образы были так же знакомы Хоутону, как обычные цвета дневного света, и он безжалостно наблюдал, как по меньшей мере полдюжины этих оруженосцев побросали оружие и возились с факелами, отчаянно пытаясь их зажечь.
   У вас не будет на это времени, ребята, - мрачно подумал он и нажал на спусковой крючок.
   Пусковая установка кашлянула и послала первую гранату вниз. Она угодила прямо в центр группы вооруженных людей, и взрыватель М550 привел в действие сорокапятиграммовый разрывной заряд. Взрыв осветил туннель, как вспышка молнии, и звук детонации в таком ограниченном пространстве был подобен удару пары кулаков по обоим ушам. На одно короткое мгновение это было все, что кто-либо мог услышать; затем раздались крики боли, смешанные с испуганным замешательством, как раз в тот момент, когда Хоутон сместил точку прицеливания вправо и снова нажал. Самовзводный цилиндр повернулся, вторая граната с шипением полетела вниз, и в ответ раздались новые крики.
   Никто из этих оруженосцев не ожидал ничего подобного. Даже те, кто мог видеть вспышку из гранатомета, понятия не имели, что это было, и Хоутон сдвигался после каждого выстрела, меняя позицию на случай, если какой-либо из этих луков или арбалетов откроет ответный огонь.
   Не то чтобы у них было много времени на это; ему потребовалось меньше двадцати секунд, чтобы выстрелить всеми двенадцатью гранатами.
  
  
   * * *
  
   - Что, во имя Фробуса, это такое? - потребовал капитан оруженосцев Тримэйлы.
   Он стоял за плечом Гарсалта, потрясенно и недоверчиво вглядываясь в глубины личного грамерхейна волшебника. Кусок прозрачного, как вода, хрусталя размером с кулак должен был изображать ярко освещенный входной туннель, где ждали сорок отборных людей, готовых выпустить поток стрел и арбалетных болтов, когда их противники переступят порог и остановятся, тупо моргая, ошеломленные, ослепленные неожиданным блеском света. Но блеска не было. Или, скорее, не их великолепия.
   Гарсалт во многих отношениях был ошеломлен еще больше, чем капитан, стоявший рядом с ним. Видение было специальностью Гарсалта. В отличие от многих волшебников, он действительно мог воспринимать заклинания и их природу, когда захватывал их заклинателя в свой грамерхейн. Это означало, что он знал, что эти ослепительные вспышки света, прорезающие темноту, как пойманные в ловушку молнии, были совершенно не тайными по своей природе.
   Что, конечно, было невозможно.
   - Не знаю, что это такое, - проскрежетал он в ответ на вопрос капитана.
   - Ну, а что тогда случилось со светом? - в голосе оруженосца звучало обвинение, и Гарсалт не мог по-настоящему винить его.
   - Венсит выключил его, - ответил волшебник.
   - Как?..
   - Я не знаю как! - Гарсалт прервал его. - Он не должен был быть в состоянии сделать это. Мы не создавали световые шары; Чердан сделал это с помощью Шарны, когда строил храм, и он не использовал для этого волшебство. Даже Венситу должно было понадобиться по крайней мере несколько минут, чтобы понять, как выключить божественный свет, если только....
   Голос Гарсалта затих, пока он яростно думал. Злобные вспышки света в его грамерхейне продолжались, безжалостно рубя оруженосцев, которые ожидали, что именно они устроят засаду, и волшебник злобно выругался, внезапно поняв.
   - Он вообще их не выключал! - огрызнулся он. - Он просто использовал свое собственное заклинание, чтобы поймать свет над ним. Старый ублюдок повторил действие заклинания, которое Чердан использовал, чтобы свет не проникал через арку, и спроецировал его между шарами и остальной частью туннеля!
   - Но чтобы сделать это...
   - Чтобы сделать это, он должен был знать точные размеры туннеля, прежде чем произносить заклинание. - На лбу Гарсалта выступили капельки пота, и он яростно замотал головой. - Он должен был знать их, иначе в его барьере были бы дыры, места, через которые просачивался свет, по крайней мере, до тех пор, пока он не перенастроил его. Но он не мог знать! Даже если бы он каким-то образом смог видеть сквозь барьер Чердана, он все равно должен был бы видеть сквозь чары Ретака, и даже Венсит не смог бы сделать этого без ведома Ретака!
   - Что ж, возможно это или нет, но, похоже, ему это удалось! - прорычал капитан.
   - Я знаю это, идиот! - Гарсалт уставился вниз, в кристаллические глубины грамерхейна, когда внутри него вспыхнул последний взрыв. В отличие от оруженосцев, оказавшихся в ловушке внезапной темноты, заклинанию Гарсалта не требовался свет, чтобы увидеть, что произошло.
   - Они все упали, - сказал он категорично. - Двоим или троим из них удалось убежать - все остальные мертвы или ранены.
   - Фробус! - недоверчиво пробормотал капитан. Нет, не недоверие, понял Гарсалт. Желание не верить.
   - Это почти четверть всех наших сил - и она пропала! - продолжил капитан, и Гарсалт подавил желание огрызнуться на него в ответ. Волшебник болезненно осознавал этот незначительный факт.
  
   * * *
  
   - Думаю, что предпочел бы, чтобы ты был на моей стороне, чем на другой, Кен Хоутон, - сказал Базел Бахнаксон, обозревая бойню.
   Спутанные сугробы тел были удивительно отчетливы через ночные очки Хоутона. Многие из этих тел лежали неподвижно мертвыми, но другие были еще живы, хныкая или крича от боли от своих ран. Их звуки боли были тонкими и искаженными в хрупкой тишине, наполнявшей кильватер громового оружия Хоутона, и их мучительные корчи посылали рябь движения по груде тел.
   Градани оглядел их, и его карие глаза были жесткими и холодными за очками ночного видения. Благородных врагов он мог уважать, но люди, которые отдавали свои мечи на службу таким подонкам, как Карнэйдоса или Шарна, были чем-то другим. Он вспомнил деревню, эти изуродованные тела, сваленные в кучу на грязной улице, где они погибли, защищая своих детей от ужаса, которому эти люди решили служить, и в нем не было жалости.
   - Ну, да, - согласился Хоутон, стоя рядом с Базелом и обозревая ту же сцену. - С другой стороны, у нас осталось всего шестнадцать гранат для этой штуки.
   - Человек не может просить обо всем, - философски заметил Базел.
   - А почему, черт возьми, нет? - потребовал Хоутон. Градани посмотрел на него сверху вниз, и морской пехотинец пожал плечами. - Всю мою жизнь люди говорили мне, что я "не могу иметь все". Мне просто интересно, почему это так.
   - Ну, теперь, когда ты спросил, у меня вообще нет ответа, - сказал ему Базел с глубоким смешком. - Думаю, мне лучше представить тебя Брандарку и позволить ему объяснить это нам обоим.
   - Не уверен, насколько это будет практично, - вставил Венсит из-за их спин. - И, если ты простишь меня за то, что я указываю на это, если ты когда-нибудь собираешься еще раз поговорить с Брандарком, Базел, нам лучше двигаться дальше, ты так не думаешь?
   - Разве ты не просто раздражаешь? - ответил Базел. - И все же, - продолжил он, прежде чем волшебник успел выстрелить в ответ, - ты прав.
   Он постоял мгновение, склонив голову набок, как будто прислушивался к чему-то, чего никто из остальных не мог услышать, затем указал направо.
   - Там впереди перекресток, - сказал он. - Туннель, который нам нужен, ведет направо.
  

XV

  
   Ногти Трейна Элдарфро оставили глубокие кровоточащие раны на ладонях его сжатых в кулаки рук. Соль от пота покрывала его лицо толстым, твердым слоем; дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы неровными, взрывоопасными глотками воздуха; и каждый мускул дрожал, содрогаясь от прокатывающихся по нему волн агонии.
   Он мог бы избежать мучений в любое время, когда бы ни захотел, что во многих отношениях делало их еще хуже, но, по правде говоря, он не мог этого сделать. Он был магом, поклявшимся бороться с Тьмой любой ценой. И даже если он не был связан своей клятвой мага, он дал другое обещание. Обещание девушке - женщине, которую он даже никогда не видел.
   Его позвоночник выгнулся дугой, так что только пятки и затылок касались каменного пола, а из горла вырвался звук животной боли. Он никогда не представлял себе такой агонии, и все же он знал, что, несмотря на все, что он мог сделать, то, что он испытывал в этот момент, было лишь частью страданий той девушки, которую он никогда не видел.
   Он был с ней, когда она корчилась, извиваясь и дергаясь в своих цепях на покрытом запекшейся кровью алтаре. Он был с ней, когда поющие упыри, поклонявшиеся Шарне, склонились над ней со своими ножами, клещами, всеми невыразимыми орудиями пыток, посвященными их Богу Тьмы. Не было никакого секрета боли, никаких возможных пыток, которых они не знали. Вся боль, которая могла быть причинена человеческому телу, была в их власти, и жертва кричала, когда они причиняли ей эту боль с холодным, методичным расчетом, худшим, чем любой бешеный взрыв убийственного безумия.
   Трейн отдал бы саму свою душу, чтобы спасти эту девушку от постигшего ее злодеяния, и он не смог. Он не мог. Его беспомощность была мукой более глубокой, чем любая боль плоти, и все же он не позволял ей отвлекать его от единственной вещи, которую он мог сделать. И вот он был с ней, разделяя ее боль, отводя все, что мог, - хотя это мало что могло дать против такой лавины агонии. Теперь она едва ли даже осознавала его присутствие. В охватившем ее ужасе оставалось так мало места, но все же крошечная частичка ее знала, что он был там. Знала, что она не совсем одинока, даже здесь, даже сейчас. И когда Трейн оскалил зубы в рычании агонии, он все еще держал щит, который он набросил на ее самое сокровенное существо.
   Он чувствовал светящийся узел ее жизни, ее души, как трепет испуганных крыльев на своей ладони. Смерть - и хуже смерти - надвигалась на нее, и она знала это, но даже когда надвигалось угасание, она вспыхивала все ярче и ослепительнее, сфокусированная агонией, причиняемой ее телу, поглощая себя в ее мучениях. Это была та яркость, последняя яркость отчаяния и тоски, для создания которой все это было задумано. Принося жертву ожидающему демону, пока она не достигнет критической точки, и демон не потянется к ней. Протянет руку и возьмет ее - поглотит ее кровоточащие клочья и высосет последний тускло светящийся костный мозг из ее костей, когда чудовищное зло погасит не просто жизнь, но саму душу своей жертвы.
   Трейн изогнулся, его собственные звуки были как у измученного животного, но он все еще держал щит. Тем не менее, он приглушил это яркое сияние. Он чувствовал выжидающую злобу демона, его жадное осознание обещанного ему пиршества, но он отказывался уступать. Он будет держать этот щит, пока жив, и пока он не умрет, душа девушки будет жить, что бы ни случилось с ее телом.
  
   * * *
  
   Чердан на мгновение отступил от алтаря.
   Кровь его жертвы пропитала его облачение свежим освящающим потоком, и его ноздри затрепетали от восхитительного запаха пролитой жизни и агонии. Он лизнул тонкое лезвие своего ножа для снятия кожи, и вкус был сладким, очень сладким. Но даже когда его темная сила влилась в него, он знал, что что-то было не так.
   Жертва была совершенной. Девственница, достаточно сильная духом, чтобы сохранить рассудок даже тогда, когда вся ее семья была вырезана, но достаточно взрослая - и, возможно, что еще более важно, с богатым воображением - чтобы оценить свою собственную судьбу, и достаточно молодая и сильная, чтобы продержаться даже на алтаре Шарны. Не могло быть более восхитительного подношения одному из величайших слуг Скорпиона, и никто на службе у Шарны не был более искусен в подношениях, чем Чердан.
   И все же он не мог почувствовать, как слуга тянется к нежному лакомству, визжащему на алтаре. Он знал, что агония была достаточной, отчаяние достаточно глубоким, но слуга все еще стоял в стороне, даже не прикоснувшись к душе жертвы. Такого никогда раньше не случалось с Черданом, и неуверенность пыталась пробить брешь в опыте темного жреца. Возможно ли, что каким-то неведомым образом Базел и Уолшарно были ответственны за это? Они были защитниками Томанака. Могли ли они умудриться, даже находясь снаружи священных пределов жертвенного зала, вмешаться в ритуал? Сама идея была абсурдной, но что еще это могло быть?
   Он не знал ответа на эти вопросы, но в глубине его мозга начал расти темный червь страха. Чтобы связать слугу, он был вынужден ослабить узы, которые воля Шарны наложила на него, когда он был передан на хранение Чердану. Он установил дополнительные ограничения, привязал к жизни жертвы, удерживая ее до момента ее смерти. Это было неотъемлемой частью любого обязательства, ибо у слуги не было верности. Он ненавидел - и желал - всю смертную жизнь, и его самая пламенная ненависть приберегалась для тех, кто в первую очередь обязал его служить себе. Он должен удерживаться ограничениями ритуала Скорпиона до того момента, когда он поглотит душу жертвы и этот момент наложит на него новые узы, даже когда смерть жертвы разрушит все предыдущие ограничения.
   Были случаи, когда ритуал был ошибочным. В которых жертва умерла до того, как ее душа была поглощена. Когда это произойдет, последствия вполне могут оказаться фатальными для призывающего слугу.
   Но с ним такого никогда не случалось, напомнил себе Чердан, и здесь этого тоже не случится. Он отказался позволить этому случиться, и его челюсть сжалась, когда он отступил к алтарю и снова склонился над своей задачей.
  
   * * *
  
   Ретак из Контовара больше не выглядел таким щеголеватым. Пот и вонь страха, как правило, оказывали именно такой эффект.
   Он прижался спиной к гладкому камню прохода и проклял архитектора, который спроектировал этот сложный лабиринт туннелей и коридоров. Храм был по крайней мере в два раза больше, чем должен был быть, злобно подумал он. Его размер был не более чем проявлением эгоизма со стороны Чердана, и любой жрец с половиной мозга сохранил бы его настолько маленьким и незаметным, насколько мог, каким бы хорошим ни было его сокрытие. Но, нет, не Чердан! Он должен был выставлять напоказ силу своего божества. Должен был доказать, какой великолепный храм он может построить даже здесь, в стране, где поклонение Шарне каралось смертью для всех, кого это касалось.
   И даже когда его огромные размеры предлагали любому захватчику слишком много возможных путей продвижения. Ретак и Тримэйла были волшебниками - они смогли уловить извилистый дизайн храма с первого взгляда на его план. Это означало, что они мгновенно поняли, что существует по меньшей мере шесть возможных путей, по которым Базел, Венсит и их союзники могут приблизиться к жертвенному залу. Базел и Венсит никак не могли знать фактическую планировку храма, но Базел был защитником Томанака. Ему не нужны были диаграммы. Он мог чувствовать концентрацию зла, которое искал, мог выбрать путь к нему с закрытыми глазами.
   Тем не менее, несмотря на то, что существовало по меньшей мере полдюжины возможностей, они сходились так, что каждая из них проходила через одно из двух узких мест, прежде чем снова распространиться. И поскольку они это сделали, он и Тримэйла должны были защищать оба узких места, если у них вообще была какая-то надежда остановить захватчиков.
   Что означало, что один из них должен был оказаться лицом к лицу с Венситом из Рума без каких-либо тайных союзников поблизости.
   До сих пор ни один темный волшебник в истории не пережил подобной встречи.
   - Ретак!
   Волшебник дернулся, когда голос Гарсалта заговорил с ним из темноты. Быстрая вспышка горького негодования промелькнула в душе Ретака при этом звуке. Как бы он ни презирал Гарсалта, в тот момент он ему завидовал, потому что специальность Гарсалта означала, что он был в безопасности в тылу, сразу за пределами самой жертвенной камеры, откуда он мог следить за приближением врага. С другой стороны, специальность Ретака заключалась в создании чар. На самом деле в этом он был немного лучше Тримэйлы, хотя волшебница значительно превосходила его в своих других сильных сторонах. И потому он был здесь, торчал здесь, ожидая Венсита и надеясь, что щит невидимости, который он держал над своими оруженосцами, окажется достаточно сильным, чтобы отразить даже жуткие глаза дикого волшебника.
   - Ретак! - голос Гарсалта повторился, и на этот раз он был громче. Должно быть, он увеличил громкость проекции со своего конца, подумал Ретак, потому что он мог слышать раздирающие горло крики жертвы на заднем плане, несмотря на толстые стены и массивную дверь между Гарсалтом и камерой.
   - Что? - Ретак огрызнулся в ответ резким шепотом.
   - В конце концов, они идут в твою сторону, - быстро произнес голос Гарсалта. - Они будут там меньше чем через пять минут.
   - Твари Финдарка улетают вместе со своими душами! - пробормотал Ретак.
   - Что? Я тебя не расслышал.
   - Неважно, - проскрежетал Ретак. - Скажи Тримэйле. И скажи этому никчемному куску скорпионьего дерьма, что нам нужен его чертов демон сейчас же!
  
   * * *
  
   Базел Бахнаксон шел впереди по извилистому коридору.
   Хоутон был не особенно рад этому. Наличие кого-то, вооруженного тем, что фактически было лишь оружием рукопашного боя, между местом, где мог появиться любой новый враг, и членами боевой группы, оснащенными огнестрельным оружием, обычно не было формулой тактического успеха. В данном случае, однако, он был вынужден признать, что иногда из правил бывают исключения.
   Они больше не продвигались сквозь тьму, но Базел, казалось, обладал чем-то, что было почти таким же большим преимуществом перед его врагами, как и снаряжение ночного видения. Хоутон не притворялся, что понимает, как это работает, но огромный градани, казалось, мог буквально чувствовать запах другой стороны. Без него остальные уже по меньшей мере три или четыре раза натыкались бы прямо на засады, и если бы у Базела не было оружия дальнего боя, извилистая планировка туннелей этого крысиного гнезда в любом случае не давала очень длинных линий обзора. Теперь зеленый плащ Базела был забрызган кровью, присоединившейся к пятнам ожогов от ихора демонов, и Хоутону пришлось признать, что ни один противник, оказавшийся в пределах досягаемости огромного меча градани, вряд ли когда-либо снова станет проблемой для кого-либо еще.
   Тем не менее, это оскорбляло его представление о том, как все должно было быть.
   И ползание по туннелям в сражениях с демонами и волшебниками, не оскорбляет тебя, Кен? - сардонически подумал он. Это не так, как если бы...
   Базел резко остановился, и Хоутон пристроился справа сзади градани. Нынешний туннель был не более десяти футов в поперечнике, круглое, отполированное отверстие из камня, которое выглядело так, как будто его выплавили из склона холма, а не выкопали. У Хоутона было место, чтобы занять позицию, которая позволила бы ему вести огонь мимо Базела, и он и градани договорились, что его поле огня будет справа от Базела, если представится такая возможность.
   По дороге Хоутон израсходовал еще тринадцать гранат и с сожалением решил отказаться от ММ-1. Он надеялся, что Сантандер простит его, но у него осталось всего три гранаты, и, учитывая тесноту этих туннелей, он решил, что его М-16 дает ему гораздо лучшие варианты. Гранате М443 нужно было пролететь минимум четырнадцать метров, прежде чем сработает ее запал, и за последние двадцать минут или около того они видели не так уж много туннелей такой длины, так что винтовка просто имела гораздо больше смысла. М-16А4, на который перешли морские пехотинцы, был короче, чем более старый М-16А2, и более надежным - и точным - чем немного более короткая версия карабина М4. С однозарядным подствольным гранатометом М203 он все еще мог использовать оставшиеся три гранаты, если представится такая возможность, и у него был полный магазин калибра 5,56 миллиметра, если это было необходимо.
   Машита, с другой стороны, замыкал шествие, когда они продвигались вперед, наблюдая за их тылом с автоматическим пулеметом М249, который разведывательное отделение капрала Джонсона оставило на борту "Крутой мамы", когда БТ решил отправиться в путешествие по вселенной. Ручной пулемет стрелял тем же патроном, что и М-16, но у Машиты была пластиковая коробка с двумястами патронами, прикрепленная к ствольной коробке пулемета, и еще четыреста патронов, прикрепленных к его ремню безопасности, в то время как Венсит нес еще четыреста. Оружие было заведомо неточным, если кто-то пытался использовать его в стиле "Джона Уэйна", стреляя с руки, но при стрельбе с сошек в положении лежа оно могло создать разрушительную завесу огня. Учитывая доспехи, которые носили их противники - не говоря уже о выносливости существ, подобных демонам, с которыми они уже сталкивались, - Хоутон был рад, что и оружие Машиты, и его собственное было заряжено бронебойным патроном М995 с черным наконечником. Несмотря на свои миниатюрные размеры, пуля с вольфрамовым сердечником была способна пробивать даже легкую бронетехнику, и она стала предпочтительной для "разведки огнем", учитывая ее способность также проникать сквозь маскирующие конструкции, не говоря уже о ее повышенной эффективности против современных бронежилетов.
   Конечно, люди, которые определяли его характеристики, не совсем думали в терминах кольчуги и нагрудников, размышлял Хоутон, призраком останавливаясь позади Базела.
   - У нас впереди перекресток, - тихо сказал градани.
   - Какой перекресток? - спросил Венсит у них за спиной.
   - Это тройной путь, - ответил Хоутон, глядя мимо Базела. - Там еще один проход, пересекающийся под прямым углом.
   - Да, это так, - согласился Базел. - И там есть какая-то вонь. Я понятия не имею, что это такое, но это есть.
   - Ненавижу, когда ты говоришь подобные вещи, - пробормотал Хоутон и услышал, как Базел фыркнул от резкого веселья. Морской пехотинец изучал перекресток. В отличие от Базела, он не почувствовал в этом абсолютно ничего необычного, но это ничего не доказывало. Особенно учитывая тот факт, что у него было достаточно доказательств остроты чувств Базела.
   - Думаю, нам здесь нужен Джек с его маленькой игрушкой, - тихо сказал Базел, и Хоутон кивнул.
   - Если я не сильно ошибаюсь, - продолжил градани, - этот туннель, - кивком головы он указал на проход, в котором они сейчас находились, - после того, как он пересекается, резко поворачивает. Думаю, что два других, скорее всего, будут более прямыми, чем он. Итак, лучше, если я пойду прямо, в то время как ты пойдешь по проходу направо от нас, а Джек повернет налево.
   - А если там что-то ждет, чтобы выстрелить в тебя сбоку, когда ты будешь проходить мимо? - мягко осведомился Хоутон.
   - Ну, в таком случае, мне, вероятно, лучше действовать более резко.
   - Почему-то это не кажется мне самым продуманным планом сражения, о котором я когда-либо слышал.
   - А я слышал, что градани стремятся быть простыми, прямыми людьми, - ответил Базел и посмотрел вниз, когда появился Машита.
   - Я верю в это, - с чувством сказал Хоутон, не отрывая глаз от пустынного перекрестка перед ними и жалея, что у него случайно не оказалось под рукой светошумовой гранаты или двух. Они снова и снова доказывали свою полезность в городских боевых ситуациях; к сожалению, он не предполагал ничего даже отдаленно подобного, когда готовился к миссии, которая ожидала команду "Крутой мамы". Он продолжал тщательно изучать предстоящий путь, вводя Машиту в курс дела по плану Базела... таким, каким он был, и что из этого следовало. Машита, казалось, обрадовался этому не больше, чем Хоутон, но - как и Хоутон - он тоже не мог придумать лучшей альтернативы.
   - Ты прав насчет того, что впереди что-то есть, Базел, - тихо сказал Венсит, как только Хоутон закончил. - Я не могу твердо ухватиться за это, но там есть какие-то чары.
   - И там, где есть какие-то чары, есть что-то такое, что кто-то хочет скрыть, - мрачно заметил Базел.
   - Вот именно.
   - Что ж, беспокойство ничего не меняет, а время все равно идет, - философски заметил Базел.
   - Я знаю, - сказал Хоутон. - Но мне только что пришла в голову мысль.
  
   * * *
  
   Ретак подавил злобное проклятие. Он потел сильнее, чем когда-либо, и каждая тянущаяся секунда ожидания все сильнее сжимала его нервы в собственных клещах Шарны.
   - Они все еще просто стоят там? - зашипел он в разреженный воздух, не обращая внимания на тревожные взгляды, которые собравшиеся перед ним оруженосцы бросали через плечо в его сторону.
   - Насколько я могу судить, - ответил голос Гарсалта. - Базел и двое других переместились вперед, а Венсит сзади, и...
   Что бы ни собирался сказать лысеющий волшебник, это внезапно стало излишним.
  
   * * *
  
   - Импровизируй, приспосабливайся и преодолевай, - пробормотал себе под нос сержант-артиллерист Хоутон, почувствовав Венсита позади себя. Это был девиз, который всегда хорошо служил корпусу морской пехоты в целом - и Кену Хоутону в частности.
   И если я не догадался взять с собой светошумовую гранату, подумал он с глубоким удовлетворением, то, по крайней мере, я догадался взять с собой волшебника!
   - Сейчас же! - резко сказал Венсит, и Хоутон, Базел и Машита крепко зажмурились и наклонили головы... за мгновение до того, как перекресток перед ними взорвался беззвучной вспышкой света, похожей на сердце солнца.
   Не было ни ощущения жара, ни ошеломляющего сотрясения мозга, подобного тем, с которыми Хоутон работал раньше. Но по тому, как чернота за его закрытыми веками внезапно стала ярко-красной, он скорее заподозрил, что сама вспышка была еще ярче, и ошеломляющий эффект чистого света нужно было испытать на себе, чтобы поверить.
   - Сейчас же! - прогрохотал более глубокий, более мощный голос, и двое морских пехотинцев открыли глаза и бросились вперед по пятам Базела Бахнаксона.
  
   * * *
  
   Ретак отшатнулся назад, его руки поднялись к глазам. Оруженосцы, стоявшие между ним и этим внезапным взрывом блеска, защитили его от худшего, но даже относительно небольшого количества, прошедшего мимо них, было достаточно, чтобы перегрузить его глаза и наполнить их не просто слепотой, но и болью.
   Он все еще двигался назад, когда услышал ужасный, влажный, хрустящий звук и раздались первые крики.
  
   * * *
  
   Базел ринулся через перекресток, и когда он переступил его порог, он прорвался сквозь чары Ретака и оказался перед проходом, внезапно забитым оруженосцами. Он не мог точно сказать, сколько их было, но их было достаточно, чтобы преградить ему путь. К несчастью для них, они отчаянно вытирали свои ошеломленные, полные боли глаза, когда он внезапно появился среди них. Туннель был слишком тесен, чтобы он мог использовать свой меч так, как мог бы применить его на открытом месте, но места было достаточно, и его клинок прошел через нагрудник ближайшего оруженосца, как шило сквозь гнилое дерево. Затем он вытащил меч, и его все еще слепая жертва соскользнула назад с закаленной стали, крича, когда схватилась за кровоточащую дыру в своей кирасе.
   - Томанак! - взревел Базел и услышал внезапный, оглушительный грохот оружия своих союзников позади себя, когда они развернулись влево и вправо.
   Машита на самом деле не беспокоился о "точности" в такой момент, как этот. Расстояние до его самой дальней цели составляло не более шестидесяти футов, а его противники были забиты в туннель шириной не более десяти футов. Бронебойные пули пробили передние ряды, взорвавшись за их спинами в виде кровавых брызг, а затем врезались в людей позади них.
   У Хоутона было меньше патронов, и его оружие было неспособно вести непрерывный автоматический огонь, что означало, что он должен был быть более избирательным. У него был рычажок отсечки, установленный на тройную очередь, и, в отличие от людей перед ним, он все еще мог видеть просто отлично. Светящаяся точка, проецируемая его дневным и ночным зрением, остановилась на голове человека менее чем в пятнадцати футах от него, и его палец погладил ее. Цель упала, и он мгновенно перевел прицел влево. Еще одно нажатие, и взорвалась еще одна голова в шлеме, а еще одно тело упало.
  
   * * *
  
   Ретак попятился, все еще протирая ошеломленные, слезящиеся глаза, когда его уши сообщили ему, что происходит с его тщательно спрятанной засадой. Оглушительный рев невероятного оружия незнакомцев не позволял ему выделить какие-либо детали из общей какофонии, но в этом едва ли была необходимость.
   Паника пронзила его, побуждая развернуться и бежать, но он сохранил достаточно контроля, чтобы понять, насколько глупо это было бы. Сзади был крутой, извилистый лестничный пролет. Он никак не мог спуститься по нему, не убив себя, когда даже не мог видеть. Не то чтобы стоять здесь и ждать, пока Базел Бахнаксон прокладывает себе путь к нему, казалось гораздо лучшим вариантом. Некоторые из оруженосцев чувствовали то же самое, и он пошатнулся, когда двое или трое из них протиснулись мимо него. Они отчаянно бежали, отскакивая от стены в поисках ориентира, в панике забыв (или не обращая внимания) про лестницу, и мгновение спустя он услышал новые крики позади себя - крики, которые оборвались с внезапностью, от которой ломало кости, - когда они сломя голову понеслись вниз по крутой лестнице.
   Он снова моргнул, и его сердце сжалось от внезапной надежды. Барьер из вооруженных людей перед ним защитил его глаза от прямого воздействия этой невыносимой вспышки, и его зрение восстанавливалось гораздо быстрее, чем у них. Он действительно мог различать размытые призраки изображений, и он тер глаза еще яростнее, желая, чтобы его зрение прояснилось.
   Это произошло... как раз в тот момент, когда перед ним возникла огромная фигура, сверкающая нимбом голубого света.
   Ретак взвизгнул и повернулся, чтобы броситься вслед за убегающими оруженосцами, но было слишком поздно. Он все еще поворачивался, когда лавина окровавленной стали без усилий пронзила его шею.
  

XVI

  
   - Ретак мертв, Тримэйла!
   Голова волшебницы дернулась, когда голос Гарсалта заговорил ей на ухо.
   - Что случилось? - потребовала она. - Это был Венсит?
   - Нет, - Гарсалт говорил так, как будто собирался обмочиться, подумала она. - Это был Базел. Он и те двое других. Они скосили оруженосцев Ретака, а затем Базел снес ему голову, прежде чем он смог убежать.
   Несмотря на страх, дрожащий под поверхностью их собственных мыслей, брови Тримэйлы изогнулись.
   - Почему, во имя Госпожи, этот идиот позволил Базелу Бахнаксону приблизиться к нему на расстояние удара меча?
   - Думаю, он был слеп, пока не стало слишком поздно. - Она слышала тяжелое дыхание Гарсалта, почти ощущала его панику. - Венсит произнес какое-то заклинание света. Было так ярко, что никто из них даже не мог видеть, пока Базел и остальные рубили их. Фробус! Свет был достаточно ярким, чтобы почти ослепить меня сквозь грамерхейн! Я думаю, что зрение Ретака только начинало проясняться, когда...
   Гарсалт остановился. Тримэйла подумала, что не было никакой реальной необходимости в том, чтобы он закончил предложение. Заклинание света! Кто бы мог этого ожидать? И все же это было столь же блестяще эффективно, сколь и просто. Драгоценные предписания Венсита запрещали ему использовать свое колдовство для причинения вреда любому не-волшебнику, кроме как в целях прямой самообороны, но не было запрета на временное ослепление их.
   Даже если это действительно оставляло их совершенно беспомощными против кого-то другого.
   - Что они сейчас делают? - наполовину зарычала она.
   - Они все еще направляются прямо к камере.
   - Гарсалт, в этом жалком месте никто ни за что не смог бы пойти "прямо", и теперь, когда он прикончил Ретака, у него есть по крайней мере четыре варианта! Мне нужно что-то получше, идиот!
   Гарсалт ответил не сразу - во всяком случае, не словами. Однако мгновение спустя перед ней появилась схема туннелей храма, выглядевшая на весь мир как переплетенный клубок змей. Схема парила на уровне глаз, и она увидела, как одна из вьющихся прядей светится красным. Она соединяла последнее место Ретака с комнатой для жертвоприношений, но это был не самый короткий из возможных путей, и она на мгновение задумалась, почему Базел выбрал именно его. Потом она поняла. Нет, это был не самый короткий путь, если учесть его извилистые изгибы и повороты, но вначале он вел в направлении кратчайшего расстояния по прямой между позицией Ретака и целью градани.
   - Хорошо, - сказала она, - я вижу это. И думаю, что могу отключить их здесь, - щелчок ее пальца превратил перекресток в выделенном туннеле в пульсирующий зеленый цвет вместо красного, - и, по крайней мере, замедлить их. Но я не уверена, что в этом есть какой-то смысл, если Чердан быстро не возьмет своего проклятого демона под контроль.
   - Все настаивают на том, что жертвоприношение проходит по плану, - сказал ей Гарсалт. Затем его голос понизился, как будто он наклонился ближе к ней, чтобы прошептать ей на ухо. - Все так говорят, но я думаю, что они лгут. Думаю, что здесь что-то не так. Может быть, сильно ошибаюсь.
   Казалось, сосулька прошла сквозь сердце Тримэйлы. Она сказала себе, что Гарсалт был трусом, чьи страхи почти наверняка влияли на его интерпретацию событий. Она напомнила себе, что Чердан был одним из самых высокопоставленных жрецов Шарны, вряд ли из тех, кто может ошибиться в такой момент, как этот. И все же, даже говоря себе это, она вспомнила первоначальную оценку времени Чердана. Расчетное время истекло по меньшей мере двадцать минут назад.
   Непривычная паника, вспыхнувшая внутри нее, подсказала ей, что пришло время уходить, время сократить свои потери и бежать, пока она еще жива. А поскольку Базел и Венсит следовали по маршруту через позицию Ретака, она действительно могла проскочить мимо них и убежать. К сожалению, никогда-не-достаточно-проклятый скакун Базела находился где-то за пределами храма. И, что еще более печально, сама Карнэйдоса распорядилась об этой миссии. Если Тримэйла подведет Ее, последствия будут почти такими же ужасными, как то, что Чердан и его помощники делали со своей жертвой в этот самый момент. Как она сказала Гарсалту и Ретаку ранее, волшебство Венсита только убьет их, и это было бесконечно предпочтительнее других возможных судеб.
   Кроме того, сказала она себе, в конце концов, у Чердана все еще может быть под контролем, и если он когда-нибудь сможет вытащить сюда своего демона...
   - Перестань быть старухой, Гарсалт! - рявкнула она, выплеснув часть своего страха в гневном презрении, прозвучавшем в ее голосе. - Мы все еще можем выиграть это дело, и если мы проиграем, как ты думаешь, как Она отреагирует? - Гарсалт ничего не ответил, и она резко фыркнула. - Я тоже так подумала. Отправь остальных оруженосцев встретить меня там и продолжай говорить мне, где Венсит. И посмотри, сможешь ли ты заставить кого-нибудь рассказать тебе правду о жертвоприношении.
  
   * * *
  
   Гарсалт уставился на свой сияющий грамерхейн со всей перепуганной яростью, которую он не осмелился бросить на Тримэйлу. "Она, должно быть, сумасшедшая", - подумал он. Конечно, она должна была понимать, что ничто не остановит Базела и его дьявольски эффективных союзников, кроме самой жертвенной камеры! И ему не нужно было ни у кого спрашивать правду о жертвоприношении. Крики девушки давно перешли границы безумия. Теперь они начали неуклонно ослабевать. Даже Церковь Шарны не смогла бы вечно держать кого-то в живых под своим... служением, и тогда они теряли жертву еще до того, как демон реагировал на нее.
   Гарсалт совсем не был уверен, что произойдет, если девушка умрет до того, как демон поддастся контролю Чердана, но он был уверен, что это будет нехорошо. И все же он ничего не мог с этим поделать. Базел - и Венсит - были прямо между ним и любым побегом из храма, зажав его между жертвенной комнатой и их собственным неумолимым продвижением. Если Тримэйла действительно не сможет остановить их - или если Чердан все еще не сможет каким-то образом взять демона под контроль - Гарсалт окажется лицом к лицу с Венситом из Рума или Базелом Кровавой Рукой, и невозможно было сказать, кто из этих двоих убьет его быстрее.
  
   * * *
  
   Трейн Элдарфро почти неподвижно лежал на полу своей камеры. Он больше не дергался в муках, потому что огонь его собственной жизни догорел слишком низко для этого. Он был почти полностью отделен от своей плотской оболочки, и не потому, что намеренно погрузил себя в магический транс. Если бы он был способен обдумать это еще немного, он бы никогда не поверил, что кто-то, даже в высшей степени искусные палачи, которые служили Шарне, могли так долго поддерживать в живых эту сломанную, визжащую развалину с содранной кожей, которая когда-то была жизнерадостной молодой женщиной. Это просто было невозможно. И все же они сделали это, и силы Трейна почти иссякли. Он тонул в такт с жизнью жертвы. Если она не сбежит от своих мучителей и не умрет очень скоро, маг умрет раньше нее, и демон в конце концов заберет ее душу.
  
   * * *
  
   Тримэйла и вместе с ней множество охваченных паникой оруженосцев достигли точки, которую она выбрала. Минуту спустя к ней присоединились капитан стражников Чердана и тридцать оставшихся в живых людей из его команды. Она более чем наполовину ожидала, что Базел и Венсит опередят ее здесь, но она все-таки обогнала их. Вероятно, потому, что они должны были продвигаться вперед, по крайней мере, с некоторой осторожностью, в то время как она и ее оруженосцы точно знали, где находятся их враги.
   - Там! - сказала она старшему оруженосцу, властно ткнув пальцем в проход, ведущий к жертвенной камере. - Размести своих людей, чтобы они прикрывали этот перекресток, но ради Фробуса, оставайтесь на дальней его стороне, ты меня понимаешь?
   Оруженосец отрывисто кивнул, и Тримэйла обратила свое внимание на потолок туннеля.
  
   * * *
  
   - Подождите!
   Базел, Хоутон и Машита мгновенно остановились по рявкнувшей команде Венсита.
   Волшебник протиснулся прямо за Базелом, нахмурившись, сощурив глаза, горящие диким огнем, и Базел вопросительно навострил уши.
   - Думаю, мы собираемся встретить еще одного из их волшебников, - тихо сказал Венсит через мгновение. - Насколько могу судить, Базел, после твоей маленькой стычки с парнем со слезящимися глазами осталось только двое. Один из них все еще где-то далеко впереди нас, я думаю, ближе к нашей цели. Но тот, кто сильнее, гораздо ближе и ждет нас.
   - И не мог бы ты рассказать нам, какую дьявольщину он планирует для нас? - спросил Базел.
   - Если не ошибаюсь, это вообще не "он", - ответил Венсит. - И что касается того, что она задумала, боюсь, я действительно не могу вам сказать. Однако, судя по "ощущению", это не прямая тайная атака. Жаль, что она не настолько глупа, чтобы попробовать именно это.
   - Почему это делает ее глупой? - спросил Хоутон, недоуменно нахмурившись.
   - Потому что, согласно ограничениям Правил, я не могу нанести ей прямой удар колдовством, если она сначала не использует его против кого-то другого.
   - Подожди минутку! Ты хочешь сказать нам, что после всего этого твои ограничения даже не позволят тебе сразиться с ней?
   - Не совсем. - Тон Венсита звучал почти отсутствующе, и сосредоточенность на его лице усилилась. - Волшебник не может использовать колдовство непосредственно против не-волшебника, за исключением случаев прямой самообороны. Он также не может использовать его против другого колдуна, кроме как в целях прямой самообороны или в формальной тайной дуэли. Это действительно лучшее, на что она могла надеяться в прямой конфронтации. Есть правила, которые применимы к обеим сторонам в любой дуэли, и одно из них заключается в том, что более слабый противник - это, кстати, она - получает первый удар. Шанс на ее выживание все еще был бы невелик, но, по крайней мере, он существовал бы. Однако, если бы она была достаточно глупа, чтобы начать прямую тайную атаку на вас или Базела в моем присутствии, тогда я больше не был бы связан касающимися ее ограничениями,. Я мог бы атаковать ее немедленно, любым способом, который я выбрал, и без каких-либо ограничений на то, кто получит первый удар. Ей бы это не понравилось, - закончил он почти мягко.
   Хоутон начал задавать другой вопрос, затем закрыл рот со щелчком, когда хмурый взгляд волшебника внезапно сменился чем-то другим.
   - Ах! - сказал он с чем-то, что звучало неоправданно похоже на удовлетворение. - Так вот что она задумала. Довольно умно, на самом деле.
   - Что умно? - потребовал Хоутон.
   - Она нашла способ использовать искусство, не нанося прямого удара ни по одному из нас. - Он кивнул сам себе. - Очень хорошо, джентльмены. Не последуете ли вы за мной?
   У Хоутона отвисла челюсть, когда Венсит протиснулся мимо Базела и направился прямо по центру прохода. Морской пехотинец посмотрел на возвышающегося градани, и Базел пожал плечами.
   - Я вообще понятия не имею, какие черви забрались ему в мозг на этот раз, - сказал он. - И все же, я думаю, тебе лучше вспомнить, как давно он снимает головы черных волшебников.
   - И это должно заставить меня чувствовать себя лучше? - потребовал Хоутон. - Опыт - замечательная вещь, Базел. Но - поправь меня, если я здесь ошибаюсь - разве это не то, что можно испортить в один момент?
   - Ах, но я думаю, что именно это делает жизнь такой интересной, - ответил Базел и последовал за волшебником по туннелю.
   Хоутон взглянул на Машиту, и молодой капрал пожал плечами. Затем они вдвоем последовали за своими товарищами.
  
   * * *
  
   - Берегись, Тримэйла! Он идет прямо на...
   Тримэйле не нужно было предупреждение Гарсалта. Или, скорее, это пришло слишком поздно, чтобы принести ей какую-либо пользу. Она подняла глаза со своего места на дальней стороне перекрестка как раз вовремя, чтобы увидеть, как на нее спокойно выходит высокий старик с горящими глазами.
   Всего на мгновение она почувствовала внезапный, недоверчивый прилив надежды. Она не могла поверить, что после всех этих столетий Венсит из Рума попал в такую абсурдно простую ловушку. И все же он был там, и когда он сделал еще один шаг, сработало заклинание, которое она спрятала в каменном потолке над перекрестком.
   Это заклинание было несложным. Правда, для его создания потребовалось недюжинное мастерство волшебницы, особенно в такой короткий срок, но это было только из-за задействованных уровней силы. Что касается сложности, то она была примерно такой же тонкой, как топор для разделки мяса. Когда Венсит полностью вступил на перекресток, камень над ним просто разлетелся вдребезги. Они находились глубоко внутри холма, под более чем двумястами футами твердой породы и земли, и заклинание Тримэйлы раскололо эту массивную породу, как кувалда раскалывает шифер. Потолок рухнул, бесчисленные тонны камня и грязи обрушились вниз точно сформированной и контролируемой лавиной, и Венсит из Рума оказался в самом центре этого обвала.
   Губы Тримэйлы растянулись в хищном торжествующем оскале. Видения реакции Карнэйдосы, могущества и наград, ожидающих человека, который, наконец, убил самого древнего и опасного врага Контовара, промелькнули в ее голове. Но Венсит даже не взглянул вверх. Его горящие диким огнем глаза не отрывались от нее, и бурное ликование от ее триумфа стало чем-то совершенно иным, когда он показал ей разницу даже между самой могущественной колдуньей с волшебной палочкой и диким волшебником.
   Сотни тонн, обрушившиеся на него, внезапно остановились. Сфера света, сверкающая теми же переливающимися цветами, что и его глаза, вырвалась из самого воздуха вокруг него. Она обвилась вокруг него, а затем взревела с вулканической силой. Она поймала лавину Тримэйлы, остановила ее в воздухе, а затем - без усилий - взорвалась вверх в извержении дикого волшебства, которое затмило все, что когда-либо представляла себе Тримэйла. Камень и почва, которые она превратила в свое оружие, взметнулись ввысь. Он не просто остановил лавину, не просто отвел ее в сторону. Заклинание Тримэйлы работало с естественной силой притяжения; Заклинание Венсита сделало гравитацию несущественной, и каменная пыль посыпалась вниз, когда он взорвал яму глубиной в двести футов в содрогающемся склоне холма над ними.
   Челюсть Тримэйлы отвисла, когда она внезапно обнаружила, что стоит под открытым небом на дне огромной конусообразной шахты, открытой грозовым небесам наверху. Удары молний хлестали небеса, обрушивались сплошные потоки дождя, и гром грохотал, как гнев самого Томанака. Стены шахты были гладкими, как стекло, оплавленные и отполированные обжигающим дыханием дикого волшебства, и холодный дождь мягко струился по ним. Она имела сорок футов в поперечнике у основания и, по крайней мере, в три раза больше у вершины, и кожу волшебницы покалывало и потрескивало от эха заклинания Венсита.
   Нет, не его "заклинание", ошеломленно осознала она. Это было вовсе не заклинание. Это была просто грубая, сфокусированная сила, вырванная прямо из самого поля волшебства.
   Ни один колдун с волшебной палочкой не смог бы этого сделать. Уровни мощности, подобные этому, требовали чрезвычайно осторожных манипуляций со всеми возможными мерами предосторожности. Но Венсит не использовал ни одну из них. Он просто дотянулся до энергии, из которой была соткана вся вселенная, и направил ее силой своей воли. Она всегда знала, что эта способность хватать поле волшебства за горло была тем, что действительно делало дикого волшебника самим собой, но она никогда на самом деле не видела этого, и знание, которое всегда было теоретическим, не подготовило ее к реальности.
   Несколько камешков упали на пол туннеля, и последний слой каменной пыли осел, осыпав костюм Тримэйлы для верховой езды, как мука, и окутав ее лодыжки острым, пахнущим пылью туманом. Капли дождя падали вниз, разбрызгивая пыль на ее костюме большими темными кругами, и Венсит посмотрел на нее.
   - Это было грозное заклинание, миледи, - тихо сказал он. Новый раскат грома прогремел над головой, но звук был каким-то далеким, скорее дополняя напряженную, звенящую тишину, чем нарушая ее. - Немногие волшебники с волшебной палочкой смогли бы сотворить это так быстро и так хорошо.
   - Очевидно, - услышала она свой собственный голос, - это было сделано недостаточно быстро и хорошо.
   - Очевидно, - согласился он. Она оглянулась через плечо на туннель, где оставила своих оруженосцев, но туннеля там больше не было. Она увидела только гладкую поверхность камня, такую твердую, как будто туннеля никогда не существовало, и повернулась к Венситу.
   - Не является ли это довольно серьезным нарушением ваших драгоценных Правил? - спросила она.
   - Ни в коем случае, - улыбнулся Венсит. - Я мог бы позволить твоей лавине прорваться по туннелю ровно настолько, чтобы раздавить их всех насмерть. В конце концов, не я был тем, кто это создал, не так ли? Но я этого не сделал. Им всем просто хорошо по ту сторону этой стены. Конечно, - его улыбка стала холоднее, - это также означает, что они на той же стороне, что и твой друг Гарсалт и Чердан.
   Тримэйла напряглась, выражение ее лица было шокированным, когда он произнес эти имена.
   - Как?.. - начала она, но Венсит только покачал головой.
   - Боюсь, времени мало, миледи. Боюсь, твоему любопытству придется остаться неудовлетворенным.
   Он поднял руку, и из нее вырвалась струя дикого огня. Она тянулась вверх, затем растекалась наружу, образуя сводчатый купол. Стороны этого купола опускались вниз, падая подобно занавесам, сотканным из радуг, пока не коснулись каменного пола, и Тримэйла из Контовара оказалась заключенной в великолепный полог света... с Венситом из Рума.
   - Официальная дуэль? - Она услышала легкую дрожь страха, которую не смогла скрыть в своем голосе, и это унизило ее. Но Венсит, казалось, ничего не заметил. Он просто серьезно поклонился ей, и она с трудом сглотнула.
   В своем роде предложение тайной дуэли было одновременно комплиментом и милостью, хотя она должна была признать, что в данный момент было немного трудно смотреть на это таким образом.
   По крайней мере, дикое волшебство действует быстро, - сказала она себе и, собрав все свое мужество, вышла в центр светового полога Венсита, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.
   Он ждал ее с какой-то безжалостной вежливостью, и она сунула руку в рукав своего костюма для верховой езды и достала волшебную палочку. Венсит просто стоял там с пустыми руками, ожидая, и она нахмурилась. В нем было что-то такое, что становилось сильнее по мере того, как она подходила ближе.
   Нет, поняла она. Это чувство становилось сильнее не потому, что она была ближе; оно становилось сильнее, потому что он позволил этому случиться. Или, скорее, потому, что он позволил чарам, о существовании которых ни один карнэйдосец даже не подозревал, ненадолго ослабнуть, позволил ей увидеть, что было заперто в нем.
   Ее глаза сузились, затем опустились на меч на его боку и расширились от внезапного, потрясенного понимания. Неудивительно, что он так много знал, сумел так точно предсказать столько атак!
   - Мои комплименты, Венсит, - услышала она свой голос. - Я всегда удивлялась, как даже дикий волшебник может видеть будущее так точно, как это всегда удавалось тебе. Спасибо тебе за то, что ты все-таки удовлетворил мое любопытство.
   Он слегка поклонился, затем выпрямился.
   - Мое имя, - сказал он на безупречном древнем контоварском, - Венсит из Рума, и моей высшей властью как лорда Совета Оттовара я признаю тебя виновной в нарушении Правил. Будешь ли ты защищаться, или я должен убить тебя на месте?
   Тримэйла не ответила на официальное обвинение и выбор. Во всяком случае, не на словах. Традиция, согласно которой первый удар в любой тайной дуэли принадлежал более слабому из противников, если только он не решил не принимать ее, была более древней, чем сами Правила. В последние несколько мгновений Тримэйла осознала, насколько безнадежным на самом деле было ее положение, но какими бы ни были другие ее грехи, трусость не входила в их число. Волшебницей она жила; волшебницей она умрет, и ее палочка взметнулась вверх, изрыгая мертвенно-зеленые молнии.
   Они рассекли воздух в направлении Венсита, как живые змеи, и он поднял руку. Это был простой жест, но Тримэйла вскрикнула, когда ее молнии разбились о его поднятую ладонь, а ответный удар разнес ее палочку на сотню дымящихся осколков.
   Она стояла там, сжимая запястье другой рукой, согнувшись от внезапной боли в том месте, где взорвавшаяся палочка ужалила ее руку. Она прижала ее к груди, затем выпрямила спину и спокойно посмотрела на Венсита.
   - Да будет так. - Его голос был тихим, почти нежным, но в нем не было милосердия, и он указал на нее пальцем. - Как ты выбрала, так и ответишь.
   Последнее, что Тримэйла из Контовара когда-либо видела, была внезапная вспышка дикого огня из этого пальца.
  

XVII

  
   Гарсалт откинулся назад, отшатываясь от образов в своем грамерхейне. Даже его мастерство в заклинаниях прорицания не позволило ему услышать, что произошло между Тримэйлой и Венситом после того, как щиты Венсита окутали их обоих. Но видеть он мог просто отлично, и ужас вскипел внутри него, как зимний зыбучий песок, когда тело волшебницы осело на каменный пол, как не более чем еще один слой каменной пыли.
   Они оба погибли - Тримэйла, Ретак. И в глубине души Гарсалт всегда знал, что они оба были более могущественны, чем он. Особенно Тримэйла, которая была признанной мастерицей боевого колдовства. Более дюжины претендентов на ее место в Совете Карнэйдосы, большинство из которых имели обширный послужной список собственных побед, встречались с ней в тайных поединках. Никто из них не выжил, но Венсит уничтожил ее легко, почти небрежно.
   Гарсалт захныкал. Каменная стена, которую Венсит возвел поперек туннеля, охраняемого оруженосцами Тримэйлы, перекрыла этот путь к отступлению. Был только один другой выход... и Венсит и Базел уже двигались к нему.
   Руки лысеющего волшебника скребли друг о друга перед ним, навязчиво мыли друг друга, в то время как он содрогался от ужаса. Если Венсит смог уничтожить Тримэйлу так легко, то...
   Его руки сжались так, что побелели костяшки пальцев, а челюсть напряглась. Во всем виноват Чердан! Он был тем, кто, должно быть, каким-то образом выдал местоположение своего храма. Это было единственное объяснение! И он также был тем, кто пообещал, что его драгоценный демон спасет их всех!
   Волшебник повернулся спиной к светящемуся кристаллу.
  
   * * *
  
   Голова Чердана дернулась вверх, когда дверь жертвенной камеры распахнулась.
   Его глаза вспыхнули алым огнем, а губы растянулись, обнажая острые зубы, когда его лицо исказилось в гримасе ярости от совершенно беспрецедентного вторжения. В тот момент, пропитанная кровью на его руках и наполненная яростью, оставшаяся человеческая часть его существа была едва заметна.
   - Как ты смеешь?..! - начал он с шипящей, свистящей яростью, но Гарсалт нашел в себе мужество подавить панику.
   - Они приближаются! - он зарычал в ответ. - Тримэйла мертва, и Базел, и Венсит, - Крэйхана, будь прокляты твои глаза! - будут здесь всего через десять минут!
   Чердан замер, и червь страха, который становился все больше и больше внутри него, даже когда он отрицал его существование перед самим собой, внезапно превратился в сокрушительного питона.
   Он уставился на помятого волшебника, пытаясь заставить свой мозг работать, но это было трудно. Все его существо было сосредоточено на церемонии связывания - на агонии жертвы и на том, как она утоляла его собственный внутренний голод, даже когда он предлагал ее слуге. О ритуале и умилостивлении. Страх, который он так решительно подавлял, ощущение чего-то неправильного, только усилили это сосредоточение. Теперь, впервые за все годы его службы Шарне, ритуал жертвоприношения был прерван. И даже не другим поклонником Скорпиона, а волшебником. Потрясение от этого богохульства было настолько велико, что почти вытеснило его страх.
   Почти.
   - Уберите его отсюда! - проскрежетал он, и один из его помощников вытолкал незваного гостя из комнаты. Он не особенно церемонился, вышвырнув Гарсалта обратно в дверь, а затем захлопнув ее за ним, и Чердан попытался восстановить свое внимание.
   Он не мог. Его мысли, казалось, мчались во всех направлениях одновременно, сталкиваясь, отбрасывая друг друга дождем искр, скользя, как ноги по скользкому от воды льду, но одна из них пульсировала и билась сильнее всех остальных, даже несмотря на его опьянение муками жертвы.
   Базел приближался... и он был почти на месте.
   Он уставился на дверь, которая закрылась за Гарсалтом, еще на одну дрожащую секунду, затем повернулся обратно к алтарю.
  
   * * *
  
   Трейн почти исчез.
   Его дыхание стало таким слабым, таким поверхностным, что только самый опытный целитель мог бы обнаружить это, а пульс, который бешено колотился, когда он корчился от их общей агонии, замедлился до предсмертного трепета. Он вложил слишком много себя в эту жертву. У него были последние резервы, его собственная душа опускалась все ближе и ближе к исчезновению, но он все еще держал связь.
   Он больше не думал об этом. Действительно, он больше не был способен думать. И все же он не был способен отпустить ее. Какой-то последний запас решимости, почерпнутый не из тренировок или силы воли, а из того, кем и чем он был, и из обещания, которое он дал испуганной молодой женщине, удерживал его на месте. Щит, которым он окружил ее душу, истончался, становясь все более тонким и изодранным с каждым неглубоким, трепещущим вздохом, и за этим барьером зашевелился демон. Раздвоенный, скользкий язык ласкал слабеющую защиту мага. Он скользил по ней, смакуя лакомство, ожидающее с другой стороны, но не совсем способный проткнуть ее. Ещё нет. Но вскоре, понял демон. Скоро.
  
   * * *
  
   Чердан впился взглядом в дрожащие, скулящие обломки на своем алтаре, и в его сверкающих глазах закипела подпитываемая ужасом ярость. Гнев не был надлежащей частью ритуала. Гнев разрушил сосредоточенность, разбавил дистиллированную чистоту жестокости, совершенную технику агонии, необходимую для служения Скорпиону. Чердан знал это, но это знание мало что значило по сравнению с его собственным страхом и яростью к жертве, которая каким-то образом умудрилась бросать вызов ему и всем его многолетним навыкам и тренировкам в течение почти часа.
   Он зарычал и снова потянулся за своим ножом.
  
   * * *
  
   Тело Трейна дернулось. Раскаленный добела разряд разорвал связь с ним, взорвавшись глубоко внутри него, а затем он шумно выдохнул и откинулся на каменный пол. Он больше не был по-настоящему в сознании, но какая-то элементарная часть его чувствовала невыразимую благодарность души молодой женщины в тот момент, когда она нашла благословенное облегчение в смерти. В этот момент она точно осознала, что он сделал для нее, и еще мгновение поддерживала связь между ними, разделяя с ним бесконечно открывающуюся перед ней радостную перспективу, давая ему хотя бы мельком увидеть, что он выиграл для них обоих.
   Затем она ушла, и Трейн Элдарфро сделал свой первый глубокий, наполняющий легкие вдох более чем за час.
  
   * * *
  
   Чердан застыл, уставившись на алтарь с недоверием и внезапным, удушающим ужасом.
   Он почувствовал, как его помощники, шатаясь, отступили назад, почувствовал, как они повернулись, чтобы бежать, но его собственные мышцы были заморожены. Не было никакого смысла убегать.
   Его взгляд скользнул к ножу в его руке. Ножу, который никогда его не подводил... до сегодняшнего дня.
   Он все еще смотрел на это, когда путы, удерживающие демона, исчезли вместе с последним остатком жизненной энергии жертвы.
  
   * * *
  
   Гарсалт поднялся с колен, глядя вниз на кровавые отпечатки рук, оставленные помощниками Чердана на его тунике. Он начал тянуться к ним, затем остановился. Кровь не была в новинку для него - ни один волшебник не достигал ранга и авторитета, которыми он пользовался в иерархии Карнэйдосы, не изучив способы колдовства крови - и все же в этой крови было что-то другое. Он почувствовал в ней силу, подобную кислоте, и его рука отдернулась, как будто ее ужалили.
   И вот тогда звуки с другой стороны двери камеры внезапно изменились.
   Всего на мгновение он не смог до конца осознать произошедшую перемену. Потом он понял - это была тишина. Больше не было ни пения, ни криков, была только тишина, и огромная тяжесть свалилась с него, когда он понял, что Чердан все-таки завершил ритуал.
   Он все еще поворачивался к двери камеры с огромной улыбкой облегчения, когда она взорвалась бурей расколотого дерева, и огромный чешуйчатый коготь прорвался сквозь обломки.
  
   * * *
  
   - Стой!
   Произнесенное глубоким голосом слово команды заставило Хоутона и Джека Машиту мгновенно повиноваться. Их головы повернулись к Базелу, но градани не смотрел на них. Его глаза были закрыты, уши прижаты, а мышцы на челюсти бугрились.
   Базел лишь смутно осознавал присутствие своих спутников, когда почувствовал, как демон вырвался на свободу. Существо было совершенно не связано, свободно принимать свои собственные решения, выбирать своих жертв, и Базел мог ощутить нарастающую бурю его ликующего голода.
   <Уолшарно!> - закричала его мысль.
   <Я чувствую это, брат!> последовал ответ, и они снова слились в одно целое, несмотря на расстояние между ними.
   Базел наблюдал глазами скакуна, как вся вершина холма погрузилась в залитую дождем темноту. Демон вырвался из огромного кратера, возвышаясь на фоне пронизанных молниями облаков в короне ядовито-зеленого сияния. Он был в два раза больше тех, с кем они уже сталкивались, и из его работающих челюстей и черных, как ночь, жвал посыпались ужасные куски последних оруженосцев храма. Он возвышался в небесах, вопя о своем триумфе и голоде, и ужас его прихода пронесся перед ним, как какой-то черный ураган.
   Но затем он остановился. Огромная бесформенная голова повернулась, склонившись набок, и уставилась вниз на единственную яркую голубую звезду, пылающую на лугах у подножия разрушенного холма.
   Он снова взревел, и ему ответил вызывающий лошадиный свист, прорезавший дождь, как собственная труба Томанака. Уолшарно, сын Матигана и Йортандро, уставился на своего огромного врага, и острое, как игла, копье синей силы прорезало тьму. Оно врезалось в болезненно-зеленый ореол демона, и существо снова завизжало - на этот раз не столько от боли, сколько от ярости, - когда очищающее лазурное сияние Томанака взорвалось на нем.
   Вихревой штормовой фронт с ревом вырвался наружу, и вспыхнул ослепительный свет, отражаясь от брюха грозовых облаков, запечатлевая гонимую ветром дикость лугов в своем актиническом сиянии. Демон взвыл, изливаясь из оскверненной земли под проливной дождь, стекая с холма к скакуну, и Уолшарно остался на месте.
   Он был не один. Базел был с ним, соединенный разумом с разумом и душой с душой, подкрепляя дикую, свирепую силу жеребца каждой унцией своего собственного стихийного упрямства, своей собственной ярости. И Томанак был с ними обоими, протягивая руку, открываясь им, предлагая им все, к чему любой смертный - даже его защитники - мог прикоснуться и выжить. Они вложили свою силу, свой непреклонный отказ уступать в это сверкающее копье света, и уникальный сплав мужества смертных и ярости, смешанный с силой их божества, выковал и придал форму этому тарану необузданной энергии, изливающейся из Уолшарно.
   Демон закричал, корчась в муках, но продолжая наступать, и Базел сжал кулаки, прислонившись лбом к каменной стене туннеля, в то время как он проникал все глубже и глубже. Он поднял все, что лежало внутри него, и почувствовал, как титанический конфликт колеблется, раскачиваясь взад и вперед.
   А потом он почувствовал что-то еще, другое присутствие, и потянулся к нему. На мгновение он понятия не имел, что это было. Оно сияло своим собственным отказом уступать, своим собственным яростным вызовом, почти как другой защитник Томанака, и все же не совсем. И когда оно снова потянулось к нему, он внезапно понял это.
   Третье смертное присутствие присоединилось к борьбе. Ему не хватало Ража Базела, не хватало свирепой дикости Уолшарно, но у него была своя собственная неутолимая сила. Его стальной стержень решимости и долга, его неприятие Тьмы и сила воли, которая может умереть, но никогда не будет сломлена. И когда он объединился с Базелом и Уолшарно, он открыл третий канал для Томанака. Свежий прилив энергии хлынул в них, и титанический кабель энергии, бушующий из Уолшарно, запульсировал с новой силой, с новой яростью.
   Демон сделал паузу. Его голова и крылья хлестали, жвалы яростно щелкали ножницами, а когти прорезали огромные борозды в том, что осталось от склона холма. Он вызывающе завизжал... но также остановился. Зеленая корона вокруг него вспыхнула ярче, горячее, колеблясь, как молния, по мере того, как поток неприятия Томанака прокладывал себе путь сквозь нее дюйм за дюймом. Ужасающее сотрясение этого конфликта, казалось, потрясло землю. Исходящее от него необузданное сияние было видно за пятьдесят миль. Грозовые тучи над холмом отступили, сгорели, открыв дыру для звезд, и все еще сохранялось невыносимое равновесие.
   Он держался, и держался, и держался. А потом, без предупреждения, он внезапно накренился.
   Была одна, последняя ослепительная вспышка света. Огненное кольцо прокатилось по разрушенному склону холма, распространяясь во всех направлениях, как приливная волна синего великолепия, и демон исчез.
  

XVIII

  
   - Думаю, Кен и Джек давно собрались домой, Венсит, - пророкотал Базел.
   Он и волшебник стояли с Хоутоном в пятидесяти ярдах от "Крутой мамы", когда восходящее солнце заливало золотым светом изрытые и разрушенные руины того, что когда-то было большим холмом. Большая часть этого холма обрушилась в русло ручья у его подножия, и за ним уже образовался большой пруд или скромное озеро. Освобожденные пленники - более шестидесяти детей и одиннадцать выживших взрослых - сидели на мокрой, омытой дождем траве над медленно расширяющейся полосой воды, глядя на голубое небо и солнечный свет, которые они никогда не ожидали увидеть снова.
   Базел и Уолшарно исцелили их раны, а очищающая сила Томанака притупила худшие воспоминания, избавила от самых ужасных кошмаров.
   Трейн Элдарфро сидел с ними. Лицо мага было измученным, глаза наполнены тенями, но глубокое, неописуемое чувство покоя охватило его.
   Машита и Уолшарно были гораздо ближе к БТ. Капрал достал свою цифровую камеру, деловито делая снимки обломков, поврежденного транспортного средства и - особенно! - эффектно умерших демонов, разбросанных по всему ландшафту. Уолшарно, который продолжал находить весьма забавным восхищение знатока лошадей из Монтаны, любезно позировал среди демонов, торжествующе водрузив одно массивное переднее копыто на раздробленный рогатый череп, а свою собственную голову высоко вскинув в благородной победе.
   Хоутону на самом деле не хотелось думать о том, как разведчики отреагируют на маленький фотоальбом Джека.
   - Полагаю, пришло время мне начать выяснять, как именно доставить их туда, - признал Венсит через мгновение в ответ на вопрос Базела и улыбнулся сержанту-артиллеристу. - Знаешь, я просто был немного занят.
   - Оправдания, оправдания, - ответил Хоутон с ответной улыбкой. Затем он посмотрел на свой потрепанный БТ и покачал головой. - С другой стороны, я не совсем уверен, что отправить нас домой - лучший вариант. Когда лейтенант Алварес увидит это!..
   - Ну, что касается этого, - медленно сказал Базел, глядя на слабое голубое свечение, видимое только защитнику Томанака, которое даже сейчас цеплялось за Хоутона, - я думаю о том, как мы могли бы найти здесь место для тебя, Брат по мечу. - Хоутон поднял глаза, слегка расширившиеся при виде обращения Базела, и градани серьезно улыбнулся ему. - Без тебя мы бы не остановили этого демона. Это делает тебя одним из нас... А мужчине никогда не хватает братьев по мечу, чтобы прикрывать его спину.
   - Я... - Хоутон сделал паузу и прочистил горло. - Я польщен твоим предложением, - сказал он тогда, заставляя себя отбросить привычную броню легкомыслия и соответствовать готовности Базела говорить правду о своих чувствах. - Глубоко польщен... Брат по мечу. Но у меня есть обязательства, клятвы, которые я дал своей собственной вселенной и своей собственной стране.
   - Не сомневаюсь, что так оно и есть, - согласился Базел. - Тем не менее, у человека есть право делать выбор, который он заслужил своими действиями. Я думаю, что вы с Джеком оба подпадаете под эту категорию.
   - Это заманчиво, - откровенно сказал Хоутон. - Очень заманчиво. На самом деле...
   Морской пехотинец замолчал, его глаза расширились, когда кто-то другой шагнул из бесконечности в настоящее.
   Кеннет Хоутон никогда раньше не видел Томанака Орфро, Бога войны и Судьи князей, но он сразу узнал его. Божество стояло перед ними, наполовину выше Базела ростом, карие глаза и волосы блестели в утреннем свете. Скрещенные булава и меч его ордена сверкали на груди его простого зеленого плаща, а за спиной в ножнах висел огромный меч. Сила его присутствия была подобна кулаку, но в ней не было ни угрозы, ни высокомерия, и он улыбнулся.
   - Я ведь предупреждал тебя и Уолшарно, что вы найдете братьев в странных местах, не так ли, Базел?
   Хоутон не верил, что голос может быть еще более глубоким и звучным, чем у Базела, но Томанаку это легко удалось.
   - Да, так ты и говорил, - согласился Базел, поворачиваясь лицом к своему божеству. - И я думаю о том, как бы мне поскорее оставить его у себя.
   - Я знаю. - Томанак посмотрел вниз на Хоутона, и свечение вокруг морского пехотинца усилилось. Но затем бог покачал головой. - Я знаю, - повторил он, - и я был бы очень рад видеть сержанта-артиллериста Хоутона в числе моих клинков. Но это не его место, Базел.
   Базел начал открывать рот, затем решительно закрыл его, и Томанак усмехнулся. Звук разнесся по утру, как музыка, и двое или трое детей у воды громко рассмеялись.
   - Бывают времена, Базел, - сказал Томанак. - О, бывают времена. Но я вижу, что даже у твоего упрямства есть пределы.
   - Я бы так не сказал, - ответил Базел. - Если ты хочешь "упрямства", то у меня есть все, что тебе может понадобиться. Но я думаю, что это больше, чем ты сказал.
   - Потому что так оно и есть, - согласился Томанак. - И не только клятвы, о которых он уже упоминал, но и обязательства, которые должен выполнять любой человек чести, если он хочет быть верен себе. Это было бы достаточной причиной, но есть и более веская и гораздо более важная причина.
   Он снова обратил свое внимание на Хоутона и покачал головой.
   - Я знаю, о чем ты думаешь, Кеннет Хоутон, - пророкотал он. - И ты ошибаешься.
   - Ошибаюсь? - повторил Хоутон, и Томанак кивнул.
   - Ты думаешь, что то, что случилось с тобой за последний день или около того, было твоим спасением. Что ты заново открыл разницу между добром и злом - причину, по которой необходимо выбирать между ними. И ты боишься, что если ты вернешься в свое время, в свое место, без своей Гвинн, без такого четкого выбора, ты потеряешь эту уверенность.
   Глаза Хоутона дрогнули при упоминании его мертвой жены, но он продолжал спокойно смотреть Томанаку в глаза, и бог войны кивнул.
   - Я знаю, чего ты боишься и почему, - мягко сказал он. - Ваша вселенная сильно отличается от этой. Это не мое, так же как и это не твое, но я это знаю. И так же, как ты посетил эту, я посетил твою. Как я объяснил Базелу, все вселенные едины в каком-то смысле, даже несмотря на то, что каждая из них уникальна. И точно так же, как Базел и Уолшарно существуют в десятках, или дюжинах, или даже сотнях и тысячах других вселенных, ты тоже существуешь. В некоторых из них ты хорошо знаешь Базела и Уолшарно. В других вы никогда не встречались... и никогда не встретитесь. Но в каждой вселенной, в которой вы живете, вам, как и им, приходится принимать решения. И, как и они, ты делаешь их верно.
   - Но...
   - Я не говорил, что ты всегда уверен в своих решениях, - мягко прервал его Томанак. - Я сказал только, что ты хорошо выбираешь. Ты подвергал сомнению свой выбор в твоем собственном мире. Действительно, ты винил себя за то, что вообще не смог выбрать. Но правда в том, что ты всегда выбирал, и выбор, который ты сделал, был достоин человека, которого любила Гвинн Хоутон. Мужчины, которого она все еще любит.
   Глаза Хоутона загорелись, и огромная рука на мгновение мягко легла ему на плечо.
   - Твоя вселенная - не моя, Кеннет Хоутон, но часть тебя всегда будет моей. Базел может сказать тебе, что я знаю своих, и я знаю тебя. В другой вселенной даже я могу быть кем-то другим, но все равно я буду знать тебя как своего, когда бы мы ни встретились, где бы мы ни встретились. И я буду с гордостью заявлять о тебе, как о своем собственном. Но теперь я должен отправить тебя домой. У тебя там еще есть дела и люди, которые зависят от тебя. Так что иди домой, Кеннет Хоутон. Иди домой, помня все, что здесь произошло, и помня это обещание: когда-нибудь ты снова встретишься с Базелом, и твоя Гвинн будет с тобой, когда ты это сделаешь.
   Хоутон кивнул, не в силах вымолвить ни слова, затем быстро заморгал, когда Базел сжал его предплечье. Он поднял глаза на градани, и Базел внезапно заключил его в сокрушительные объятия.
   - Не сомневаюсь, что к лучшему, если ты и Брандарк никогда не встретитесь, маленький человек, - пророкотал градани. - Одного из вас достаточно для вселенной, и я думаю, более чем достаточно.
   - Я буду скучать по вам - по тебе и по Венситу, обоим, - сказал Хоутон и знал, что это правда. - Это была адская поездка.
   - Так оно и есть, - согласился Венсит. - Тем не менее, я постараюсь больше не ловить тебя на неверно направленных заклинаниях.
   - Наверное, это и к лучшему, - сказал Хоутон, думая о возмещении ущерба "Крутой мамы". - Счет за ремонт на этот раз будет достаточно суровым. И я даже не хочу думать о бумажной волоките, когда начну пытаться объяснить!
   - Есть вещи, от которых даже бог не может тебя защитить, - пророкотал Томанак. - Тем не менее, меньшее, что я могу сделать, это позаботиться о том, чтобы вернуть тебя домой, не заставляя Венсита сначала перебирать все возможные вселенные. При условии, конечно, что на этот раз у него все получится правильно.
   - Спасибо, - мягко сказал Венсит, и Томанак снова усмехнулся.
   Машита наконец-то убрал свою камеру... конечно, после того, как сделал несколько снимков Томанака для своей коллекции. Теперь он подошел, чтобы присоединиться к остальным, и Базел повернулся, чтобы тоже сжать его предплечье. Младший морской пехотинец начал что-то говорить, затем остановился и просто пожал плечами. Базел кивнул в ответ, и Машита тоже кивнул Венситу, а затем поплелся обратно, чтобы взобраться на опаленную и грязную броню "Крутой мамы".
   Хоутон последовал за ним, забравшись обратно в командирский люк, и в последний раз огляделся, запечатлев в памяти каждую деталь. Затем он глубоко вздохнул и посмотрел на Томанака.
   - Давай сделаем это, - сказал он.
  
   * * *
  
   Лейтенант Джефферсон Энрике Алварес угрюмо шел по стоянке для транспорта.
   Он почти не выспался. Роту и батальон не слишком позабавил его отчет о том, что кто-то, по-видимому, решил телепортировать один из его бронетранспортеров на корабль-носитель, и он хотел бы винить их. К сожалению, не мог. Он даже не мог винить их за очевидные сомнения в его собственном контакте с реальностью. Если бы у него не было более двух дюжин свидетелей, которые все соглашались друг с другом в главном, он бы тоже в это не поверил. Четырнадцатитонные бронированные машины просто не поднимались и не исчезали во вспышках синего света. Особенно если они не просто поднялись и исчезли, а забрав с собой его старшего сержанта.
   Челюсть Алвареса сжалась, когда он признался самому себе в правде. Никому не нравилось терять людей и оборудование, даже когда он знал, что, черт возьми, с ними случилось, но потеря Хоутона - вот что было действительно больно. Артиллерист был истинным сердцем и душой взвода. Алварес мог бы командовать взводом; Ганни Хоутон руководил им. И ему даже удалось, по пути, уберечь некоего лейтенанта Джефферсона Энрике Алвареса от провала.
   Но он больше не собирался этого делать...
   БУМ-БУМ!
   Альварес остановился как вкопанный, когда внезапно материализовался БТ. Он просто возник в двадцати футах перед ним, и кулак вытесненного воздуха резко ударил его в лицо. Вокруг него поднялось кольцо пыли, и Альварес услышал хор испуганных криков, раздавшихся у него за спиной.
   Лейтенант стоял там, уставившись на "Крутую маму". Правого переднего колеса у нее просто не было. Ее следующее правое колесо было сильно повреждено - для всего мира это выглядело так, как будто что-то с когтями разорвало его на части. Верхние плоскости были изрыты, обожжены и подпалены на вид, краска сильно вздулась там, где ее не выжгло полностью. И еще на передней части башни было что-то похожее на следы когтей.
   Но она была здесь.
   Командирский люк открылся, и из него высунулась знакомая голова в шлеме. Сердце Алвареса подпрыгнуло от огромного чувства облегчения, когда он узнал ее, но он был морским пехотинцем. И поэтому он скрестил руки на груди и пристально посмотрел на человека, стоящего в этом люке.
   - И где же, черт возьми, ты был, Ганни? - зарявкал он. - Ты хоть представляешь, сколько чертовой бумажной работы мне уже пришлось сделать по этому поводу? И посмотри на этот бронетранспортер! Только посмотри на это! Как, черт возьми, мы собираемся объяснить это, - он вытянул одну руку, чтобы помахать в сторону потрепанного БТ, - техническому обслуживанию?! Что, черт возьми, ты сделал с моим идеально красивым БТ?!
   На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая только нарастающим хором отдаленных криков позади них, и Альварес снова сложил руки на груди, постукивая носком ботинка по пыли, пока ждал. И затем...
   - Ну, лейтенант, - сказал сержант Кеннет Хоутон, - дело вот в чем...
  
  
  
   Copyright Н.П. Фурзиков. Перевод, аннотация. 2022.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"