"Здравствуй, племянник мой заочный! Беда в том, что я копчёностями и шашлыками разложил поджелудочную железу, и она, холера, теперь вынуждает меня лечиться. А это дело дорогое и маловероятное в отношении пользы. Ох, не болей, голубчик, умоляю тебя! В поисках лекаря добрался я до знахаря-мужичка в Рязанской губернии, в Спас-Клепиках. Мужичок тот не чета участковому терапевту: ведун высшей марки. Животину слюной исцеляет, а человечка вылечить ему вообще раз плюнуть.
"Наверно, я не отношусь ни к людям, ни к животным, потому как он получил от меня уйму денег, а помочь пока не сумел. Зачем знахарю уйма денег? Ему должно хватать натуральных отношений с природой... или с параллельной реальностью, на худой конец. Пускай молодеет от клюквы и пупком тормозит ход времени. Но я отвлекаюсь: брюзга я стал, ворчун. К делу! Знахарь-мужичок подсказал мне лекарство, которое надо отыскать в глухой местности, и называется оно мамык. Редко и дико растущая трава. Поверил я, признаюсь. Глупо верить, коли считать научился. Однако на следующем витке опыта, опять настроился верить, ибо, умея считать, везде просчитался. Итак, мне указана мамык-трава, только поехать за ней не могу, отчего и обращаюсь к тебе.
"За исполнение этого задания отпишу я тебе мою квартиру, хорошую, тёплую, между Бутырками и Лефортово - чудное место! Все по камерам сидят, а ты в квартире! Я уже и завещание подготовил, но с тем условием, что квартира отойдет к тебе только в том случае, если я с означенного числа (смотри в завещании) проживу не менее девяти лет. Извини, дорогой. Я уж по-всякому прикидывал, поначалу я сгоряча указал там 20 лет. Потом исправил на двенадцать, потом позвонил участковому терапевту, и тот заверил меня, что ещё два года жизни для меня - это будет немалое достижение медицины. Причем здесь медицина, она же меня не лечит! В печали позвонил я знахарю в Спас-Клепики и получил ответ: если раздобуду редкую травку мамык - или мамыр? - тогда проживу 7 лет. Экая точность! (Чем арифметичней люди врут, тем верней выглядят специалистами.) Так вот, я прибавил к семи годам от знахаря два года от терапевта и получил девять. Если ты удивишься такому сложению, то зря. Нынче в моде астрологические цифры и смелые вычисления. В поликлинике участковый врач посоветовала мне уважать прогресс и современность, дескать, не печалься о прошлом, ибо оно прошло, и не тревожься о будущем, ибо там притаилась могила. Живи, мол, в текущем времени - вот что продлевает жизнь. Поэтому я сложил два да семь и получил девять. Теперь понятно? Мне не очень, но ты ведь современный человек! Значит, если привезёшь мне лекарство и если оно капитально поможет - рассчитывай на квартиру. То есть: Верь!
"Прошу, съезди! Авось поможет. Мне верить больше не во что. (Бога откладываю на самый чёрный день.) Верил в медицину, в человечество, в самого себя - и напрасно. А ты съезди немедленно в Астраханскую пустыню за мамык-травой, ну и за квартирой для себя. Согласен?"
Племянник с удивлением и забавой прочитал письмо, повертел в руках и согласился.
"Здравствуйте, мой незримый, но уважаемый дядя! С Вашим чувством юмора Вам никакой врач не страшен, не говоря уж о болезнях. Тем не менее, принимаю Ваше предложение. Я тоже не заядлый путешественник, но у меня есть причина согласиться: я ухожу из дому. Во дни душевной щедрости я как-то пообещал мою квартиру жене - пообещал, ибо не предвидел, что когда-нибудь разбежимся, да теперь поздно отрекаться: она бульдогом вцепилась в обещание. Итак, я согласен поехать хоть к чёрту на рога, только у меня тоже имеется условие. После того, как я вернусь, прошу дать мне временный приют, поскольку она меня железной рукою выселит. Не сомневайтесь, как только я выйду за порог, эта стерва сменит замки, подаст на меня в суд за что-нибудь, объявит себя слабой и больной женщиной, обманутой жертвой тирана и т. п. Что касается Вашего завещания - пусть оно вступает в силу через девять лет. Живите, сколько влезет, как сказала бы моя подлая благоверная.
"Также прошу оплатить означенную поездку с некоторым дежурным запасом, ибо цены растут скачками, а у меня буферных денег нет, и опять же их нет по известной причине: наши общие с ней сбережения она тихо сняла со счёта. Если моё условие Вам не покажется крайне обременительным, я готов послезавтра отправиться в путь. Искренне Ваш, племянник".
- Вот и чудно, - сказал дядя, опознав племянника по желтому рюкзаку.
Между нынешними родственниками не принято знать друг друга в лицо: достаточно помнить, и это уже взаимозачёт. Племянник и дядя, обменявшись по телефону приметами, осматривали на вокзале всех подряд и наконец увиделись.
На дяде великолепно смотрелась тирольская шляпа с пёрышком. Правда, его глаза под шляпой непрестанно оплакивали кого-то, и на скулах проступили коричневые пятна панкреатита - репетиция трупных пятен, - но вера в мамык оживляла его. (Удивительно: дядя ничего не полюбил в этой жизни, однако жизнью дорожил. Впрочем, должно быть, не жизнью, а только собой. Но тогда ему понадобиться и загробная жизнь, опять же ради себя.)
Племянник являл собой тридцатилетнего недоросля с пара-самурайским хвостиком на макушке и тем ноздрясто-губастым лицом, с коим повадилось нарождаться всё их самоуверенное и ленивое поколение.
"Крепко же баба окрысилась на этого безобидного лоботряса", - подумал дядя, подшагивая к родственнику.
А может быть, именно младенческое незнание географии да и вообще непредвидение трудностей помогает легкомысленным племянникам решаться на отважные поездки?
- Кем нынче трудишься? - спросил дядя с намёком на слухи о трудовой переменчивости племянника.
- Менеджер я, по продажам.
- Менеджеры, они всегда по продажам, - съязвил дядя. - Кажется, ты был режиссёром монтажа на телевидении?
- У Вас хорошая память, - несколько раздражился племянник. - Какие будут уточнения и как насчет дорожной суммы?
- Я получил эсэмэс от знахаря, - сменил тему дядя.
И зачитал: "К востоку от городка Харабали Астраханской области день пешком стоит гора-голова на ней растёт мамыр-трава".
- Так мамык или мамыр? - принципиально встревожился племянник.
- Хрен его знает, - злобно ответил дядя.
- Но адреса-то нет! - заметил племянник.
Племянник со своей стороны сплюнул разок, а дядя вздохнул и покрутил головой.
- Нет, - возмутился племянник, - дайте-ка я позвоню. Что он там дурака валяет!
- На! - неожиданно просто ответил дядя и вручил телефон.
Лицо племянника вытянулось, когда он услышал хамский голос: "Чего названиваешь? Езжай, ищи. Я сказал достаточно. Если не дурак - найдёшь, если дурак - пропадёшь, так и должно быть".
- Он сумасшедший, кого мы слушаем! - взвыл племянник и сделал несколько досадливых шагов на могучих рифлёных подошвах, сделанных для покорения Эвереста.
Дядя вовремя вытащил деньги, приличную сумму, и она замирила раздражённых родственников. "Ладно, прокачусь, развеюсь", - подумал менеджер, согласный на любое обновление в своей постылой судьбе.
Он в поезде. Измотанная душа наделила его правом пить водку и смотреть на пассажиров с горькой мудростью. Соседи по купе водку не пили, но дружно пьянели вместе с ним. Ехали они по каким-то мелким, ненастоящим делам; время убивали пищей, карточным дурачком и кроссвордами. А соседка предпочитала сидеть на верхней полке с раздвинутыми коленями, что побуждало старика с нижней полки приподниматься и зыркать туда, под юбку, в тёплую тупиковую перспективку. Зачем она так сидела? Ради ощущения половой власти над мужчинами? (О, сколь разительно поведение женщины не совпадает с мужской романтической верой в её биологическую святость! Лёгкое превращение сакрального женского тела в привокзальный, всем доступный половой буфет больно бьёт по мужскому сердцу и по затылку. Примерно так успел подумать менеджер, когда был ещё трезвый.)
А вечером глазастому старику стало плохо - догляделся! Дедушка стал задыхаться. Девушка спрыгнула с полки и закопошилась в сумке. В одной руке у неё оказался пузырёк с лекарством, а в другой - шприц. Она мастерски выполнила укол в вену, и дед задышал, перестав стонать.
Водка наделила племенника развязностью. Он пригласил девушку пойти покурить. Они вышли. В оплёванном тамбуре он поведал ей свою задачу.
- Мне тоже нужна такая трава! - с мольбой и надеждой откликнулась девушка Ира.
Она сказала, что работает медсестрой и что у неё папа болеет, но обычные средства ему не помогают. "Уже не помогают" или "вообще не помогают"? Он не обратил внимания на такие медицинские мелочи и благородно пообещал одарить её колдовским снадобьем. Отчего ж не пообещать, коли она ему понравилась. Гормональная симпатия часто рядится в доброту. Милая, простодушная и, кажется, вполне доступная девушка, о чём сообщила ему обещательными глазами. (Для всех доступная или только для него доступная? Он опять не стал задумываться, потому что было некогда. Водка торопила его, суетила.)
- Как же вы найдёте волшебную траву? - Ира включилась в его задачу. - И эта гора... наши охотники ни о чём таком не говорили, - в её голосе прозвучали нотки сомнения и сочувствия.
- Надо верить, - возразил он твёрдо. - Мне лично дал наколку могучий знахарь. Ему 120 лет отроду, поэтому он поручил задачу мне. А эта гора, она прячется от непосвящённых.
Трафаретные положения о своей значимости он выдумал, ибо гормоны хвастливы, однако поимел успех. И вот он и она попутно влюбились друг в друга. Жадно целовались и вовсю истомились.
- Давай так, ты сначала ко мне заедешь. Это же судьба, я ведь харабалинская! И помоешься у меня с дороги, покушаешь, отдохнёшь. Матушка пирожков напечёт, всё веселей. А утром отправишься... Кстати, у меня соседка баба Зина - травница, она правда старая и глухая, но что-то помнит, надо поговорить с ней.
Далее всё пошло в ином времени: ласки, фрагменты исповедей, выяснение вкусов с надеждой на совпадение, смотрение в четыре глаза на степь, где важно и медленно шагает верблюд, провожание одинокого домика, отъезжающего в непрожитое прошлое... где хорошо бы устроиться вдвоём, теплоту сердца постоянно умножая на два. А колеса передавали им дробно: это морок, морок, морок...
Встретили его в доме Ирины, как родного. Отужинали по-семейному, тяпнули по маленькой несколько раз, и потом Ира отвела гостя к Зине-травнице.
Старуха походила на театральную бабу-ягу.
- Тётя Зин, почему гора вроде есть, а на карте нет? - прокричала ей в ухо Ирина.
- Ах ты вон про что! Дак она вроде радуги, как бы есть и как бы нет. Та гора стоит посреди страны Вàда, - старуха убрала с глаз прядь волос и пожевала некую мысль. - Я один разик там побывала, но ходить никуда не пришлось. Вышла я однажды на крыльцо на рассвете - сон был тогда волнующий, - стою, смотрю: яркое пятно по небу мечется, тут у меня голова закружилась, и я упала. Очнулася уже там и не испугалась нисколечко, потому как враз поняла, что вокруг меня страна Вада. А что было дальше, о том промолчу: потому как сокровение.
- Значит, можно прямо отсюда туда попасть?! - с надеждой воскликнула Ира.
- Кому как, - ответила бабка уклончиво.
- Слышь, котик, вот и не езжай, останься у меня, а там как Бог даст! - обрадовалась Ирина.
- Нет, Ирочка, - встряла бабка. - Тебе всё в девичьи ласки играть! Он тут рядом с тобой разнежится, прилипнет, а ему идти надо: дядю чтоб вылечить. Ты ведь, сынок, и мне принесёшь маленько, правда?
Услышав согласный ответ, она с отрадою легла на кушетку, заваленную сальными подушками.
- И мне немножко... для папы, - робко напомнила Ира.
- Всё же боюсь я за него, - призналась девушка в сторону бабки. - Ты за всю жизнь один раз там побывала, а он вообще москвич и ничего не соображает... Можешь помочь ему советом?
- Ладно, я ему флакончик дам. Для себя берегла, да тепереча незачем... в преддверии большого переезда.
Она велела Ире заглянуть за икону, где в белой тряпице хранится тёмный пузырек.
- Когда встанешь на ночлег, чаю завари и туда пузырек вылей. И попроси так: "Вада, Вада, пусти меня недостойного, открой вселенские чертоги, просторы свои безмерные!" И добавь: "Я, смиренный странник, кланяюсь тебе на все четыре стороны". Поклонись и спать ложись.
- А дальше? - спросил он взволнованно.
- Дальше не знаю, ты много наперёд забегаешь.
Ночь не спав по причине нежной и клятвенной любви, он всё же бодро поднялся на заре. Она сама умыла его холодной колодезной водой, сама отёрла полотенцем, поцеловала в уста и в глаза. Насилу оторвались друг от друга. Но уже неловко было, потому что показался на крыльце Иришкин отец. Он вывел из сарая велосипед, на котором некогда ездил на работу: "Держи коня-горбунка!"
Матушка Ирины ночью пирогов напекла. В общем, все расстарались обрадовать его на прощание.
- Не ходи провожать: не к добру! - остановил дочку отец.
- Долгие проводы - лишние слёзы,- добавила мать.
Путешественник в это время думал не о пути, не о траве мамык, а как бы поскорей вернуться в объятия Ирины, Иришки, Иришеньки.
С каждым оборотом педалей разлука росла и превращалась в тоску. Потом заныли ноги, потом настала жара. Солнце потеряло чёткие очертания, небеса побелели.
К полудню тропа разветвилась на несколько едва заметных тропок... потом и всякие торные следы исчезли. Пот залил путнику глаза - они стали гореть, словно от перца. Ни куста, ни деревца. Некие сероватые травки и жёсткие медные былинки торчали из глинистой почвы. Глину порой сменяли низенькие барханы песка, чистого и мелкого. Пахло полынью и зноем. В голове тикал некий кузнечик, в очах порою темнело.
Он всем телом и заодно всей душой пожалел, что оторвался от девы и заехал в пустыню. Задача показалось ему теперь абстрактной и нездоровой. "Эх, и дурак же мой дядя! Ну и я тоже".
Он то и дело прикладывался к большой фляжке, не помышляя об экономии воды. И вдруг заметил, что день скоро закончится и настанет прохладная звёздная тьма.
Он выпотрошил рюкзак на землю, завернулся в спальник и задремал. На пороге сна ему вспомнилась речь дядюшки. "Когда тебя станут одолевать сомнения, ты вспоминай, что я тебе квартиру завещал. Ты ко мне в больницу не ходил, гостинцев не носил, в аптеку не бегал, ты меня знать не знал, а я тебе квартиру готов завещать. За такого дядю любой пошёл бы пёхом по морскому дну!"
Его разбудило крупное насекомое с жёсткими волосистыми лапами - оно по лицу пробежало. Он с омерзением очнулся и высунул голову из кокона. А солнце уже лежит на горизонте, но не багровое, как положено, а белое. Вокруг белого солнца ореол лёгкого сияния.
Во встречном свете на серебристой пустыне стоят чёрные былинки, как заколдованные сухие существа. И он догадался, что это не солнце, а луна. Такая огромная? Да. И это не запад, куда он смотрит. Запад позади - вон там, где угасла заря, оставив ему для ориентировки вишнёво-розовую тонкую светь. И эта вечерняя акварель тает, гаснет, уступая место небесной темноте.
Он с ужасом осознал, как мало знает о природе. Надо же, перепутал солнце и луну! Да вот у неё те самые пятна, что придают луне печальное или больное выражение. (Пятна панкреатита на скулах, как у дяди.) От луны исходил грустный тихий свет, а выше распахнулся космос. Рассыпчатые звёзды мерцали заманчиво и бесчеловечно.
Пустыня предстала его глазам с поразительной чёткостью - мелко-волнистая, безмолвная, приснившаяся Богу.
Ладно, путешественник зажёг бензиновый крошечный примус, вскипятил остатки воды в кружке, заварил чай и вылил туда бабкин пузырёк. Запахло смолой.
От пирожка он отрёкся, но взял конфету, твёрденькую, льдистую, из тех дешёвых карамелей, на которые никогда не покушался. Оказалось, напрасно: ему открылся вкус карамели как утешительный смысл. Он сосал конфету и смотрел на луну. Она поднималась незаметно и вместе с тем быстро, погашая соседние звёзды.
Выпив странный напиток, вытряхнул капли из кружки и решился уснуть, но испугался: у него рот онемел и горло заморозилось. Он оглянулся и увидел гору.
Странные очертания, и впрямь - голова. Судорога пробежала волной по его телу. Он закрыл глаза и вновь открыл - гора приблизилась. "Ступай!" - повелел он себе, встал и пошёл бесчувственной поступью.
По мере приближения он всё выше поднимал глаза. У горы-головы обозначилось лицо. С ужасом и хладным восторгом он разглядывал непомерные, геологические черты этого лица. Обветренное, щербатое, оно задумалось навеки. Постой, а трава, где же трава? - спохватился путешественник.
Нос и щёки покрывал такыр - трещиноватая, пересохшая глина. В ухе темнела пещера, и к ней снизу вела невероятная лесенка: вбитые в шею деревянные колышки. У менеджера мороз пробежал по коже.
Страшное лицо горы обладало гипнотической властью. Глаза, казалось, умели видеть сквозь каменные веки. Он приблизился и посмотрел на колышки - это приглашение? Но кто посмеет забраться по столь тонким опорам на высоту многоэтажного дома?! Он обречённо обошёл голову по кругу. Рытвины на правой щеке говорили о космической оспе, о пощечинах метеоритов. Тишина была напряженной, словно ждала от горы какого-то слова. А что происходит с природой? Почему нет ни малейшего движения воздуха? Где время? Две тонких звёздочки сквозили в небе, остальные оказались подёрнуты пепельной дымкой. Луна висела за спиной, застыв для освещения.
Пустыня в узоре маленьких барханов простиралась в космическую даль.
Он вновь обратился к лицу горы и вздрогнул: из-под каменных век сочился голубоватый свет.
Он попытался сбросить наваждение, огляделся, но не обрёл умственной поддержки, только застывшее море маленьких барханов.
Кашлянул - в горле будто сухарь застрял.
Топнул ногой - со звуками тут было не всё в порядке. Хлопнул в ладоши... так звучит нечто внутри сознания, не беспокоя воздушной среды. Закричать "э-эй!" не получилось: горло было немым и твёрдым. "О чем я думаю? - одёрнул себя. - Мне нужен мамык".
- Легко сказать, - ответил себе и заметил какую-то поросль на каменном ухе.
Он полез вверх по колышкам. "Овринги", - вспомнил старинное слово из книги, прочитанной в детстве.
Полез движениями ленивца. Останавливался, чтобы отдышаться и унять дрожь. Не выдержал и глянул вниз - увидел велосипед, лежащий на земле, словно раздавленные очки... нет, нельзя смотреть. Сердце замирало всякий раз, когда он доверял свой вес очередной ветхой палке. Наконец добрался до ушной раковины, вцепился в растущие здесь кустики травы, и в этот момент один из колышков обломился под его ногой. Он удержался на руках, но чуть не околел от страха. Трава выдержала его вес, только обратного пути для него не осталось.
Он вполз на карачках в ушную пещеру, здесь поднялся на ноги, постоял, заворожено глядя внутрь головы - там брезжил голубоватый свет. Он перекрестился без веры и шагнул вглубь. Через несколько шагов оказался над пропастью. Внутри головы клубился голубоватый светящийся туман. Дна головы он не увидел. Там что-то шевелилось, как это происходит внутри облака. И там же полыхнула молния, но вместо грома раздался грохочущий голос. Голова сказала какое-то слово - незнакомое, непонятное... Искатель травы ощутил сильную встряску. Он потерял опору под ногами, замахал руками и сорвался в светлую пропасть.
Когда очнулся, ему в лицо дул порывистый колючий ветер. Песок вокруг него змеился. Над пустыней вставали тёмные смерчи. В ушах у него свистело и гудело. И никакой горы тут нет и, стало быть, не было. Это ему после ведьминого зелья примерещилось. Он стал собираться домой. А где велосипед и где вещи? Надо включать логику. И он включил, и она ему подсказала, что все его вещи засыпал песок за время непогоды.
По пути сюда, в страну Вада, когда оглядывался, он утешался тем, что оставляет чёткие велосипедные следы. Но следы, конечно, исчезли. Общее направление в обратную сторону он определил, но... слишком общее: запад.
- А-а! - закричал с поздней досадой. - Я ведь заклятие бабушки вечером не произнёс!
Стал вспоминать слова, но не вспомнил, да и поздно просить разрешения на вход, когда собрался уходить.
Принялся искать велосипед: без вèлика отсюда и за сутки не выбраться. Да ещё без воды. Ох как надо ему торопиться! Затравленно оглядевшись, он принялся раскапывать бугорок песка и откопал кое-что. Не поверил, когда увидел нос. Потом открылось лицо. Не может быть! Его собственное лицо. А зеркала нет: не сравнить. Но он-то помнит себя. Руку откопал - детский шрам от ножа на большом пальце... есть. И рубашка на плечах та же, которая сейчас на нём. И кисточка волос на затылке, перехваченная специальной верёвочкой. Пижон!
Он ощутил к себе не только неуважение, но резкую неприязнь. Пустомеля, пустозвон!
Словно преступник, он огляделся по сторонам... а какие тут свидетели! Ветер снова принялся резво и дико играть песком: таскал из пустого в порожнее, взвинчивал змеев, даль и окрестности окутывал сумрачной мутью.
Путник стиснул челюсти и сощурился, то ли оберегая глаза от песка, то ли от кислого и страшного зрелища. Его тело лежало перед ним убитое, и всё это было в подлиннике: и рубашка, и подаренные женой часы на запястье. Даже глупое выражение лица, которое песок вновь закапывает.
Если он сошёл с ума, этому не было свидетелей, и надо молчать. Надо спешно уйти отсюда и никому не проболтаться о случившемся. И в дальнейшем придётся молчать о том, что он сумасшедший. А может, он стал астральным телом, призраком?
Начитанный от безделья менеджер напрасно пытался найти опровержение тому факту, что он пребывает в телесной привычной форме, в той же одежде, с теми же наручными часами, которые ходят. В нём реально струится и пульсирует кровь, и он вроде бы хочет пить. А впрочем, что такое реальность: вода или Вада? Он посмотрел на своё лицо, по которому бегал провеянный ветром песок, и отпрянул - прочь, в путь! К новой жизни!
Едва отойдя от своего тела, он ощутил незнакомую в себе лёгкость, будто старый несносный груз он сбросил с плеч. Радость жизни, радость будущего наполнила его. Он ускорил шаги, с каждым шагом убеждаясь в подлинности и в силе своей радости. Ему подарили величайший на свете праздник: похоронить своё прошлое, свою постылость - без гадкого самоубийства. Он ликовал. Песок и ветер не смущали его, он был заряжен энергией и сквозил в пространстве, как парусник.
Спасибо дяде, - сказал он, и заметил, что впервые в жизни кого-то благодарит. И благодарность его тоже оказалась радостью.
А ведь можно было обновиться и в Москве. Не обязательно ехать в пески, догадался он. И мамыр-трава не предметно была нужна, а как цель путешествия... чтобы собраться и поверить. Страна Вада везде. К его радости примешалась обида на себя за то, что вовремя не догадался это понять.
Прошлое умеет быть вампиром. Привычки человека - это шкура, личина, которую надо порой сбрасывать, как это делают змеи и личинки насекомых. Но человеку так сделать не даёт самолюбие, которое приклеивает к живой личности мёртвую личину и не позволяет обновляться. Какой же я тупой! - воскликнул он, однако радость в нём росла. Он наполнялся свободой и стремлением в будущее. Как ракета, отбросившая ступень, он продолжал набирать скорость и терять вес.
...Ира объявила пропавшего гостя в розыск. Его труп нашли по сигналу мобильного телефона. Потом откопали велосипед и вещи. И больше ничего не нашли, потому что он ушёл.
Дядя заказал искомое растение по интернету и скоро начнёт исцеляться. Правильное название упомянутого растения - пажитник (шамбала, мамыр и др.). Овринги (тадж.) - тропки, балконы, сделанные из деревянных кольев на скальной поверхности. Но это уже в прошлом и не так важно.