Изжопий Вжопиус : другие произведения.

Дыра

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Смотри, во что вступаешь!
  Изжопий Вжопиус
  
  
  
  Дыра
  
  
  
  Роман, фрик-фэнтези, первая книга, начало
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Господин Тим Квакин, двадцати лет, любитель игры Квейк, в просторечии именуемой Квака, по совместительству студент, подрабатывающий по вечерам программистом, прибыл на работу в половине седьмого. В принципе, он должен был приходить к шести. Но множество обстоятельств важнейшего порядка воспрепятствовали этому.
  Он всю ночь просидел в интернете, весь день проспал, и ко всему, ему приснился страшный сон.
  Ему снилось, что он, вместе с однокурсниками, сидел в каком - то зале, и ждал получения диплома. Наконец, дипломы вручили. Квакин, разумеется, тотчас собирался оторвать от кресла свою задницу, и двигаться по своим делам. Но внезапно свет в зале погас, и Квакин понял, что не помнит, в какой стороне в этом помещении дверь.
  Тотчас на экране, появившемся невесть откуда, предстал перед Квакиным чувак, в высшей степени респектабельный, в аккуратном костюмчике - галстучке, и с лучезарной улыбкой заявил:
  - Поздравляю, господин Квакин - вот вы и вступаете в настоящую взрослую жизнь.
  - Слово "вступаете" выглядит довольно двусмысленно, - сказал, подчиняясь явствнному ощущению скрытого западла, Квакин.
  Чувак на экране несколько напрягся - он не ожидал, видимо, ничего, кроме благодарностей и аплодисментов - но тотчас вернул на место усерочку и молвил:
  - И в этой жизни, как вам известно, все предназначено для вас, - чувак растянул хавальник шире, и глянул прямо на Квакина, - и для вас тоже, господин Квакин. Если, конечно, вы сумеете это заслужить...
  - Чего - это? - спросил Квакин, уже совершенно уверенный в каком - то западле.
  - А вот это, - сказал чувак уже с неприкрытой злобой, точно успел получил лаве за свою речь, и мог больше не придуряться, а говорить все, что думает, - вот это, уважаемый многоуважаемый господин, который никому не господин, и хрен когда им станет...
  Тут он с экрана срыгнул, а заместо его предстал другой чувак, по виду - слесарь с автосервиса, который сказал, неприязненно глянув на Квакина:
  - Чтоб ты на тачке влетел куда - нибудь на хрен...
  И тоже исчез, а еще другой чувак, в строительном комбинезоне, добавил:
  - И чтоб твой дом на хрен рухнул...
  А еще другой, с сапожным молотком, заявил:
  - Чтоб твои ботинки развалились сразу после прекращения срока гарантии.
  Еще один, в костюме, добавил вежливо:
  - Чтобы у вас что - нибудь украли, уважаемый...
  А дядька в блондинистом парике и плаще от Зорро хмыкнул, и, потирая зачем - то руки, пробасил:
  - И чтоб ты сам что - то нарушил!
  - Чтоб у тебя от подмышек воняло за километр, - пожелала очаровательная дама средних лет, сияя улыбкой из - за целого частокола дезодорантов.
  - Чтоб у тебя заболели все зубы, - сказал чувак, восседающий на фоне бормашины.
  - А потом выпали, - добавил такой же, но со слепком челюсти в руке.
  - И чтоб ты сдох! - воскликнул совершенно уже однозначный хрен, и сильным ударом молотка вогнал в гробовую крышку гвоздь.
  - Да чтоб вы все... - начал было Квакин, но ничего не успел пожелать - потому что на этом он и проснулся.
  Трясясь в подземке, созерцая уважаемых господ вокруг и против воли отыскивая в них сходство с приснившимися, Квакин все возвращался в мыслях к своему сну. Была ли в приснившемся безобразии какая - то практическая сущность? Или просто совпадение каких - то пакостных обстоятельств случайно вызвали в его отдыхающих мозгах сей очаровательный образ якобы ожидающей его настоящей жизни? Не смотрел ли он вечером новостей? Не читал ли вчера газет?
  Нет, никогда не смотрел господин Квакин ящик и не читал никаких газет и журналов, кроме тех, на которых были фотки с сексуальными телками. Да и те он не покупал, а читал в подземке через плечо их счастливых хозяев, которые не только в метро созерцали этих самых телок но и придя домой, могли на них подрачить.
  От передуманного, от постоянного узнавания в пассажирах персонажей мерзкого сна, Квакина совсем своротило с души. Он купил пива, и, отхлебывая, потащился по заваленному бурыми листьями асфальту, мимо серых домов под серыми, низкими облаками, к отделанному дешевыми и весьма вредными для здоровья материалами офису, служащему ему местом для ночлега.
  Все это тянулось так скучно, так неохота было идти туда, такой долгой казалась уже давно надоевшая осень, что Квакин, разумеется, опоздал.
  Впрочем, он опаздывал постоянно, но это было ему совершенно по фигу. Квакин делал все, что от него требовалось, и делал блестяще. А зарплата у него была такая, что программиста его уровня на нее было едва ли возможно найти. Посему, даже если начальство и задерживалось у конторе настолько, чтобы дождаться Квакина, оно делало вид, что все идет замечательно.
  Контора встретила его приятной пустотой. Он прошел в свою комнату, бросил сумку на стол, а потертую кожаную куртку - на подоконник, и плюхнулся в кресло перед своим монитором. Куртку пора было менять на новую, но не было денег. То есть, их не было на это. Или, по крайней мере, к ней надо было пришить оторвавшуюся вешалку, но было лень. Неопределенно - светлые слаксы, уже начинавшие казаться какими - то вчерашними на фоне осеннего антуража, следовало бы постирать. Только вот для кого? Дешевым проституткам, к чьим услугам он иногда прибегал, нацепив два презерватива, наплевать было и на штаны, и на то, что в них есть. Им хотелось только побыстрее отделаться от клиента. Каждое такое мероприятие оставляло у господина Квакина ощущение зря потраченных денег, и вполне вероятно, что штаны он не стирал в отместку за это. Зато высокие ботинки, купленные по дешевке в каком - то милитаристском магазине в расчете на неизбежную зиму, радовали его своей безупречной сухостью и теплом.
  Впрочем, комната тоже радовала теплом. Подумав немного, Квакин стащил неопределенно - темный свитер, и остался в майке с логотипом чего - то, что она в свое время рекламировала. Майку он добыл летом, на какой - то рекламной компании, разливая какую - то дрянь по стаканчикам. Майка тоже была классная - толстая, мягкая, с аккуратными швами наружу.
  Компьютер был включен - его не выключали, зная, что рано или поздно господин Квакин все же разместит перед ним свою задницу.
  От ботинок, майки, тепла и выпитого по дороге пива настроение у Квакина было довольно хорошее. Он окинул взглядом заваленный своим и чужим барахлом стол, сказал: "Итак", опустил, подобно Рахманинову, на пару секунд пальцы на клавиатуру - но тут же убрал их. Ему пришла в голову мысль, которую он тотчас высказал вслух:
  - А где, собственно говоря, Пинок, фак его шит?
  Пинок был сперва его одноклассником, потом однокурсником, а теперь и сотрудником. Сей невысокий, толстоватый, белобрысый и лопоухий деятель современности обладал заниженной скоростью прохождения мыслей. Посему, он очень не любил, когда что - то зависело от него - ведь неумолимая реальность двигалась намного быстрее, и ей было плевать, с какой скоростью двигается и думает сей достойный. Друзья же, хоть и насмехались над Пинком, давно привыкли к его быстродействию, и мирились с ним так или иначе. Посему Пинок предпочитал, чтобы решения принимали другие, а он исполнял бы их - как умеет. Ведь он же Пинок, давнишний объект детского самоутверждения, обычно сводящегося к унижению самых слабых - чего с него взять?
  При всем при том Пинок был отнюдь не совсем бесполезен. Невозможность контактировать с миром в реальном времени приводила к тому, что всю свою жизнь он посвятил усвоению какой - нибудь информации. Он умел делать несложную работу, и делал ее добросовестно, хотя и довольно долго. Он страдал, скажем так, манией пропущенной ошибки, и проверял каждый свой шаг миллион раз. И не было лучшего отыскателя ошибок в тысяче одном скучнейшем действии, чем Пинок.
  В конторе Пинок делал три вещи. Во - первых, он выполнял задания Квакина, который просто не в состоянии был заниматься всякой примитивной тягомотиной. Во - вторых, он делал кофе и ходил в ночной продуктовый шалман неподалеку. По ночам Квакин жрал и пил кофе почти непрерывно, так что Пинок был загружен на все свои скромные деньги. В - третьих, Пинок слушал квакинскую болтовню. При огромном объеме интернет - переписки и периодических обращениях к шлюхам, Квакину хронически не с кем было болтать, и Пинок несколько смягчал это досадное обстоятельство. Правда, обычно Квакин говорил вовсе не с ним, а с собой. Пинок просто слушал, и иногда говорил то, что, как он знал по долгому опыту, Квакин хочет услышать. Говорить же с самим Пинком казалось Квакину даже несколько странным. Он полагал себя настолько выше Пинка интеллектуально, и настолько быстрее переваривал мысли, что в разговоре таком не было для него ни малейшего смысла. Как, впрочем, и в разговорах с практически всеми людьми. Согласитесь, что очень скучно по сто раз прокручивать в голове ответ, прежде чем собеседник закончит высказывать давно угаданную вами мысль...
  Квакин достал старый, позаимствованный у родни мобильник и набрал номер Пинка.
  - Пинок, где ты?
  - В туалете, кабинка у двери.
  Квакин усмехнулся - Пинок, как всегда, отличался точностью.
  - Пинок, это женская кабинка.
  - Да ты чего? - Пинок, кажется, очень взволновался этим обстоятельством.
  Говоря уверенным тоном, Пинка можно было убедить в любой ерунде. Местный сортир имел две кабинки, каждой из которых условно соответствовала определенная половая принадлежность. Там были общеизвестные буквы. Пинок засел совершенно правильно, но можно было попробовать убедить его в обратном. Однако у Квакина нынче не было настроения разыгрывать его.
  - Ладно, пусть будет мужская. Все равно все телки уже срыли домой.
  Он убрал телефон, и снова изобразил рахманиновский жест. Потом пальцы его полетели по клавиатуре. Он любил делать чисто механическую часть работы быстро. Для начала же следовало разобраться с кучей барахла, которое он получал по почте - как личного, так и производственного. За этим занятием его и застал Пинок.
  - Сделай - ка кофе, - приветствовал его Квакин, - и вот еще - булки у нас есть?
  - Я купил по дороге, - сказал Пинок.
  Квакин усмехнулся - Пинок начинал не только выполнять, но и предвидеть указания. Прогресс, господа...
  Еще более довольный, Квакин принялся ждать кофе - Пинок знал, какой ему надо - а сам между тем принялся за почту.
  Всякой спамовской дряни навалило, как всегда, чертову тучу, а сотрудник, работавший за этой машиной днем, утверждал, что она касается в основном Квакина, и не стирал ее. Сотрудник врал. Но он сваливал с конторы в шесть, и вечно опаздывающий Квакин никак не мог встретится с ним лично, и сказать ему все, что он о нем думает.
  А еще лучше - думал Квакин, приступая к разгребанию спама - не сказать, а просто молча вломить в пятак. Не за то, так за это.
  - Мне снился нынче чудовищный сон, - сказал Квакн Пинку, привычно стирая одно рекламное кидалово за другим, что давно уже стало в нем функцией вполне автоматической.
  - Пришли две огромные крысы, понюхали, и, не учуяв лаве, ушли прочь? - спросил Пинок.
  Квакин хмыкнул:
  - Если бы... Мне было знамение.
  - Что за хер...я? - спросил Пинок.
  - Пришел Мессия, открыл очень толстую и очень дорогую книгу и прочел: мочи свиней, Квакин, мочи их везде, где только встретишь, ибо зреет против тебя заговор поистине всемирный, и не спастись тебе иначе, как изведя род свинячий...
  - А жрать тогда кого будем? - спросил Пинок.
  - То же и я у него спросил, - сказал Квакин, тотчас входя в роль, - а он сказал: нынче свиней жрать нельзя, а раз нельзя их жрать - на фиг они нужны? Вот и мочи, пока они сами всех не съели... Известно ведь, что свинья может съесть человека. Так что или они, или мы. Выбирай, с кем ты. Кто не с нами, тот против нас, вот так, типа...
  Квакин замолчал.
  - Все, что ли? - спросил Пинок.
  - Да ни х...ра не все, - сказал Квакин, - не видал я никакого Мессии. А если бы видал, то уж наверное не про свиней у него спросил бы, а про то, за каким хе...м я живу на свете, - он бросил стирание спама и обернулся к Пинку, - не то я видел. А видел я, считай, всю свою жизнь. Типа, дали мне диплом, а потом показали, как и среди кого, и по каким понятиям я буду жить. Сперва всякие твари говорили, как они хотят нажиться на моих несчастьях, а потом какой - то урод заколотил мой гроб. Вот такой был у меня сон.
  - Тоже неплохо, - сказал Пинок.
  - И вот я, - сказал Квакин, - едучи в подземке и размышляя, вдруг представил себе, что будет дальше. На моих похоронах, то есть. Вот, стало быть, дело сделано, и ты, как ближайший друг, стоишь над гробом и рассказываешь, что за человек был Тим Квакин, и как жил на свете.
  - Да кто же тебя знает, как ты на нем жить будешь? - сказал Пинок.
  Квакин хлопнул ладонью по краю стола:
  - Вот в этом - то и состояло знамение! Я увидел, как я буду жить. И я знаю, что ты там скажешь, возле моего, блин, гроба...
  - И чего? - спросил Пинок.
  - А вот чего. Ну, типа, господин Квакин, родился.. туда, сюда... Работал десять лет программистом, а потом двадцать лет начальником. Потом был изгнан за устарением. Хорошей работы не нашел, и сдох от страха перед пенсией. Дважды женат, дважды разведен. Двое детей, которые знать его не желают - кроме наследства, конечно. За тридцать лет шестьдесят недель был в отпуске. Выпил в Анталии шестьдесят литров водки. Пил ее сперва в трехзвездочных отелях, потом в четырехзвездочных, потом в пятизвездочных. Утром похмелялся, потом лежал на пляже и ругался с очередной женой. В будни вставал рано, приходил поздно, после ужина в состоянии тупой усталости смотрел телевизор, и отрубался. Заметьте - не кино смотрел и не любимую передачу, а именно телевизор. Потому что ничего по нему смотреть не хотел вообще, просто делать ничего больше в таком состоянии не мог. В выходные спал до обеда. Потом шел с женой по магазинам, потом опять смотрел телевизор. Денег получал порядочно, но все куда-то слилось. То холодильник, купленный в прошлом году, морально устарел, то взятки учителям поднялись. Так что на старости лет ничего, кроме однокомнатной квартиры в ближнем Подмосковье у него не осталось. Сперва, возвращаясь с работы, трахал уличных б...ей, потом эта потребность отпала. Жен трахал мало, потому что они быстро становились страшные, злобные и скучные, да и сами не очень - то хотели трахаться... Вот и все, Пинок, - Квакин снова фигакнул по столу, на сей раз кулаком, - все, понимаешь?
  - Ну, может и не совсем все, - начал было Пинок, но очень уж неуверенно.
  - Не все? - воскликнул Квакин, - а что еще? Стану хозяином Интернет - магазина, акции которого стоят в триллион раз больше, чем железки в его офисе, и превратятся в серную бумагу в первый же кризис? Даже и хозяином такой дряни не стану, потому что такая халява больше не повторится. Чего еще? Женюсь на очаровательной, любимой и любящей девушке из хорошей семьи, и буду с ней всю жизнь счастлив? А что во мне такого, Пинок, чтобы она меня стала любить? Что?
  - Ну, если согласиться на не очень очаровательную, - начал Пинок столь же неуверенно.
  - В том то и дело, Пинок, - воскликнул Квакин, - что не очень очаровательная будет делать вид, что я ей нужен, а очень очаровательная - не будет. Потому как той, что не очень, ничего лучше меня не светит. Но человека любят не за то, что ничего лучшего, чем он, вам не светит. Человека любят за реальные достоинства, что бы ни врали на сей счет обиженные неудачники. Такие, как мы, никому не нужны. На нас соглашаются, если не способны на большее. И нам никто не нужен. А те, кто нужен - те на нас и не посмотрят. Наше дело - пиво глушить, да купить в рассрочку самую дешевую иномарку - вот и все наши игрушки. Ах, да, самое главное позабыл - телки на улицах, от которых воняем семечками. Они тоже ни хрена не кончают, тоже страшные, но у них есть чертовски важное достоинство - они не наши жены. Все. Теперь точно все.
  - Квакин, ты обезумел, - сказал Пинок серьезно.
  - Чего это? - спросил Квакин несколько заинтригованно.
  - Квкаин, ты впал в маразм, - сказал Пинок уже грустно, - у тебя стерлась память, и прервалась связь, связующая тебя с жизнью. Скворечник твоей головы опустел. Или вместо скворца в нем поселился дятел, и раздолбил там все к ебен...м. Истина жизни иссякла для тебя, подобно реке в песках. Кувшин твоей мудрости выдал последнюю каплю, и стал высыхать...
  - Да в чем дело, блин, а?
  - Ты потерял тропу, ведущую к свету, и удалился во мрак, подобный стране мертвых. Ты не слышишь голоса истины, твердящего тебе о нирване земной, близкой, находящейся от тебя на расстоянии вытянутой руки...
  - Что за хе...ня, Пинок? - взревел, подобно юному слонику, Квкаин.
  - Ты забыл скачанную из нета порнуху, - сказал Пинок торжественно.
  Квкаин молча прикоснулся обоими руками к месту где, по его мнению, в нем помещалось сердце, а потом столь же молча вознес руки к потолку.
  - О великая истина! - воскликнул он, - о квинтэссенция нашего бытия! Воистину, шайтан поразил меня безумием, если в поисках смысла жизни своей я прошел стороной парадиз сей, обетованную землю сию, не заметив ея! - он опустил руки, и повернулся к Пинку; в лице его светилось вдохновение, - ведь это же действительно центр нашего бытия, Пинок! В натуре ничего не происходит. В натуре все бедно, плоско, пошло, похабно и подло, чудовищно глупо и все такое. В натуре способности человека восхищаться не за что зацепиться. Я не пи...жу, Пинок, говоря это! Я в здравом уме тебе говорю, что в человеке самая великая способность - это способность к восхищению. И она порождает вторую самую великую его способность - способность к самопожертвованию. Потому что для того, чтобы от себя отказаться, надо увидеть нечто такое, что показалось бы нам более достойным жизни, чем мы сами. В реале никто ни во что не верит. Каждый, хоть и сам себя считает ничтожеством, все окружающее тоже считает ничтожеством полным, еще более полным, чем он сам. И потому выживать и грабить других будет всеми силами, пока не устанет настолько, что уже ничего не захочется. Если не лень было грабить изначально, конечно... У нас нет идеалов, Пинок! Все обгажено, все дискредитировано - нечего поставить выше себя! Но есть одно исключение - всего одно, зато уж самое крутое! Это красивые телки. Никто на них не надеется, никто их не любит, никто им не верит. Но какой-то инстинкт заставляет нас смотреть на них. Какая-то очень глубокая и прочная программа в нашем подсознании связывает красоту и добро. И какими бы мы ничтожествами ни были, стремление к совершенству неубиваемо в нас - даже если, оправдывая свое ничтожество, мы всю жизнь его убиваем...
  - Обернись, - сказал Пинок.
  Квакин обернулся.
  На экране его монитора, поверх спамовской помойки, пребывала белая таблица с черным текстом: "Запрос ключа. Принять ключ. Не принять ключ. Отмена запроса."
  Квакин, не думая, щелкнул по "Принять ключ".
  Но ничего от этого не изменилось.
  Квакин подождал немного, потом пожал плечами, поднялся из кресла, и прошествовал через комнату к столику, где Пинок делал кофе. Взял кружку, облокотился задницей о стол, и понес ее было ко рту, но тут странное обстоятельство привлекло его внимание.
  - Пинок, - сказал он, - что это еще за свет в коридоре?
  Пинок, стоящий со своей кружкой у только что оставленного Квакиным стола, спиной к двери, ведущей в коридор, обернулся - да так и замер. Потом рука его медленно поставила кружку на стол, на какие - то разбросанные по нему бумаги, а взгляд так и не оторвался от узкой щели между неплотно закрытой дверью и косяком. И глядя на то, как он все это проделывает, Квакин вдруг почувствовал острый укол страха.
  Голова заработала необыкновенно быстро.
  "Я стою так, что вижу только очень узкую щель. Но Пинок стоит иначе, и видит щель почти в полную ее ширину. Он может видеть что - то такое, чего я не вижу. Это "что - то" вогнало его в такое состояние. Торможение - его обычная реакция при столкновении с незнакомым. Сейчас он затормозился очень конкретно. Мне надо подойти к нему, чтобы увидеть, что это. Но тогда "это" может увидеть меня. Поэтому мне не следует идти безоружным. Сзади от меня, на подносе, где чашки и еда, должен быть кухонный нож. Ничего лучшего я сейчас не найду. Ага, вот он. Хорошо сидит в руке. Плохо только, что лезвие никак не отделено от ручки..."
  Все это появилось в его голове гораздо быстрее, чем он мог рассказать об этом. Секунда - и он уже держал перед собой нож - одним из тех способов, что в борьбе холодным оружием считаются классическим, и которые человек совсем неумелый пользуется интуитивно.
  Разумеется, он вовсе не полагал, что красное свечение в коридоре, которое и отвлекло его от кофе, угрожает ему, и от него можно защитится ножом. Но сработал какой - то древний инстинкт, из тех, что в самом "цивилизованном" человеке в критические моменты оказывается сильнее и естественнее всей его "цивилизованности". Безоружность вызвала у Квакина страх. Вооружившись, он почувствовал, что страх отступил. Едва ли в этом было что - то рациональное. Но, чем бы оно ни было, оно сработало.
  Дальше все пошло на автомате.
  Квакин не думал, опасно ли ему идти. Что - то подсказало ему, что опаснее всего оставаться в неведении. Поэтому, ни секунды не думая, он сделал те несколько шагов, которые отделяли его от Пинка.
  Теперь щель была видна ему как нельзя шире.
  От того, что он там увидел, Квакин замер, как вкопанный.
  Не потому, что там было что - то страшное. Просто ничего подобного он не ожидал.
  Если совсем просто - за дверью пребывало что - то вроде римского цирка, только вместо трибун с местами для зрителей к отвесной, метров десяти высотой, темного камня стене лепились какие - то невысокие пристройки. То, что можно было назвать ареной, цвет имело местами красноватый, местами темный; и, словно отражение ее, небо над стеной тоже было темно - красным, и плыли в нем быстрые, темно - бурые облака.
  С этого момента господин Квакин вроде как разделился надвое. Одна его часть, подобно господину Пинку, впала с прострацию, и потеряла контроль над телом и чувствами господина Квакина. Это, повидимому, была слишком серьезная часть для того, чтобы действовать в столь необычных условиях. Вторая часть вобрала в себя все квакинское легкомыслие, всю безответственность и отличалась полнейшей несерьезностью. Ей, по большому счету, все равно было, что сейчас произойдет, и чем все кончится. И только благодаря этому сея часть, до тех пор почитавшаяся совершенно никчемней, сохранила способность действовать.
  Безответственный Квакин направился прямо к двери; кухонный ножик сам собой занял менее боевое положение, и Квакин тотчас забыл про него. Добравшись до двери, Безответственный Квакин сперва осторожно глянул в щель под другим углом - так, чтобы видеть вдоль стены того помещения, в котором оказалась теперь их комната.
  Взгляд этот показал, что помещение снаружи черное, блестящее, и более всего напоминает поверхность обыкновенного, очень чистого, хорошо покрашенного и отполированного автомобиля.
  После чего Безответственный Квакин дверь приоткрыл, и выглянул наружу.
  Со всех сторон пребывало все то же, что он рассмотрел в щель. Наверху стена их комнаты закруглялась, как будто комната находилась внутри купола.
  Потом Безответственный Квакин шагнул наружу.
  Вслед за тем его голос, вроде как сам собой, произнес:
  - Слушай, Пинок - а ведь мы уже тысячу раз это видели.
  Разумеется, видели. То есть не именно это, конечно, а нечто очень похожее. Вокруг пребывал типичный антураж компьютерной игры - "стрелялки".
  Вокруг чего именно?
  Блестящей черной полусферы метров десять в диаметре. Комнатенка их точно вписывалась в полусферу. Дверь же только изнутри была дверью комнатенки. Снаружи она оказалась черно - блестящей, чуть выгнутой, как стена вокруг нее.
  - Чего видели? - спросил Пинок за его спиной.
  - А ты сам посмотри.
  Пинок приблизился, и осторожно выглянул из дверного проема. Рот у него слегка приоткрылся; некоторое время Квакин ждал, пока Пинок рот закроет, но не дождался и сказал:
  - Посмотри в окно, что там с другой стороны.
  Пинок исчез. Через несколько секунд послышался его голос:
  - Окна нет.
  Квакин обернулся к двери:
  - То есть?
  Вместо ответа Пинок отодвинул жалюзи. Вместо окна была просто стена комнаты.
  - Понятно, - сказал Квакин, - ладно, постой в дверях, я вокруг обойду...
  А кто еще, скажите пожалуйста, пойдет?
  Но поход вокруг купола ничего нового не показал.
  Окончательно исполнившись безответственности, Кваин обошел стену и пристройки под ней.
  Это было уже интереснее. Стена, правда, была просто стеной темного камня, ни то синеватого, ни то зеленоватого, ни то сероватого. Квакин подметил, что освещение немного меняется, причем свет шел от неба. Оно было то ярче, то слабее, и цвет его менял оттенки. А может, просто темные облака наползали то в большем, то в меньшем количестве. Но все это было почти незаметно, и особого внимания не привлекало.
  Пристройки же наводили на мысль, что здесь, безусловно, вовсе не место для "стрелялки".
  Скорее, весьма комфортабельные апартаменты.
  Квакин обнаружил: нечто вроде сауны и турецкой бани, обширной и шикарно, хотя и мрачновато, отделанной камнем; столовку с мебелью красного дерева; какую - то комнату, всю в коврах и подушках, с огромным плоским экраном на стене; и, наконец, шикарный сексодром с огромнейшей койкой.
  Однако, столовка не содержала ни крошки еды, экран не работал, а сексодром пустовал.
  На стену вела каменная лесенка.
  Квакин забрался на нее, и взору его открылась огромная, до горизонта, красноватая равнина. На равнине не было ровно ничего. Квакин прошел всю стену по кругу, и ни черта не обнаружил. Никаких наружных деталей на стене тоже не было - просто гладкий камень, и все.
  Зато, посмотрев внутрь цирка, он заметил нечто новое.
  А именно: рисунок на полу, слишком большой для того, чтобы его легко было идентифицировать с чем - либо, стоя внизу, изображал знак Инь - Янь - красным и черным.
  - Хотел бы я знать, что мы тут будем делать, - сказал Квакин.
  Никакого удивления он не чувствовал. Наверное, непривычность, превысив некие привычные нормы, перестает удивлять.
  Пинок, что плелся за ним, ничего не ответил, только посмотрел на него вопросительно.
  Тогда Квакин спустился, пересек арену и открыл дверь комнаты.
  Никакой комнаты за дверью не было.
  Было полусферическое пространство, почти что пустое. Все оно светилось тусклым платиновым блеском. Часть его представляла собой постамент высотой сантиметров двадцать, на постаменте пребывало кресло, а перед креслом, на длинных кронштейнах - монитор и клавиатура. Кронштейны, по всему судя, двигались в любом направлении.
  - Ага, - сказал Квакин.
  Ведь согласитесь, что монитор с клавиатурой для чего - то нужны. И если в этом занимательном месте нет ни людей, ни какого - либо пути куда - либо, только с их помощью можно попробовать установить связь со здравым смыслом.
  Квакин взошел на возвышение - нисколько не усомнившись в том, что это именно его место, а отнюдь не Пинка - и уселся в платиновое кресло. И металлические, и мягкие детали были одного цвета. Потом подвигал клавиатуру и монитор, приспосабливая к себе. Никаких признаков системного блока не наблюдалось. Квакин наугад ткнул "Enter", и экран тоже засветился платиновым светом.
  После этого Квакин часа два экспериментировал с клавиатурой и тем, что появлялось на мониторе.
   Попросту, он должен был написать некую программку, совсем простую, которая являлась каким - то паролем. Пароль, очевидно, позволял как - то ответить на вопрос: "Что мы тут будем делать?", и Квакин хотел получить его как можно скорее. Беда была в том, что кто - то неизвестный постарался усложнить дело чрезвычайно, притом совершенно неожиданным образом.
  Вся программка, по сути дела, сводилась к пошаговым выборам типа : "Если получается то - тогда делать это". Соорудить такую программку Квакин мог за считанные минуты. Проблема состояла в том, что машина не воспринимала обычных способов написания программ. Она, если так можно выразиться, мыслила человеческими, а не программистскими категориями. Например, последовательность действий надо было задавать с помощью всяких бытовых примеров, в которых последовательность действий очевидна. Отношения "больше" и "меньше" выражались картинками, и требовалось еще знать, какой из предметов, изображенных на них, в жизни был больше или меньше другого предмета. Это была доведенная до некого мразматического абсолюта идея "виндовского" интерфейса - программирование для неграмотных, ничего, кроме картинок.
  Для неграмотных, но не для необразованных.
  Квакин быстро понял, что для написания программки на этом, с позволения сказать, языке, ему потребуется огромная куча всякой гуманитарной информации. Связи, которые в математике обозначаются общеизвестными значками, здесь изображались социальными явлениями - история, экономика, культура - притом всякий раз по - разному. Более того - надо было выделить в данном явлении систему, основной смысл. Это подчас было весьма затруднительно. К счастью, в распоряжении Квакина был Пинок.
  - Что это за мужик с бумажками - на одной какой - то список, а другую он запалил? - спрашивал, например, Квакин.
  - Скорее всего, это Лютер, - отвечал Пинок, - список - это Тезисы, принципы протестантской религии. А горящая бумажонка - это булла Папы Римского, которой он выражает свое неодобрение...
  Оставалось понять, какие же отношения - в математическом смысле - символизирует сей достойный, и с кем он в них пребывает. Быстродействия Пинка не могло хватить на перебор всех возможных версий в реальной времени. Посему догадывался Квакин, а Пинок сообщал фактическую информацию.
  Наконец, веселые картинки были расставлены в нужном порядке.
  Тогда все они разом исчезли с экрана, и остался только платиновый свет. Зато появился голос, и сказал следующее:
  - Добрый день, господа. Я рад приветствовать вас в Ноосферуме.
  Господа закрутили головами, но платиновая комната не содержала ничего нового. Потом Квакин сказал:
  - Хотелось бы пояснений...
  - Пожалуйста, - сказал голос, - задавайте вопросы.
  - Что, собственно, происходит? - спросил Квакин.
  - Дыра, - сказал голос.
  - И только? - Квакин хмыкнул.
  Голос рассмеялся.
  - Нет, не только. Дыра - это просто отверстие между пространствами. Оно пропустило вас, и закрылось. Сейчас вы в пространстве, которое я именую Ноосферумом.
  - Вы - это кто? - спросил Квакин.
  - Да я, собственно, и есть Ноосферум, - сказал голос, - если угодно - разумная вселенная.
  - То есть, от вас тут все зависит? - спросил Квакин.
  Голос усмехнулся.
  - Довольно многое зависит, но далеко не все. Даже, пожалуй, не главное.
  - Зачем мы здесь?
  - Не знаю, - сказал Ноосферум, - Дыра открылась, пропустила вас, и закрылась. Вот, собственно, и все. Исходно у вас тут нет никакой миссии.
  - А обратно мы можем убраться?
  Голос снова усмехнулся.
  - А отчего это, господин Квакин, вам так не терпится убраться? Соскучились по креслу в конторе? К чему, собственно, вам возвращаться?
  Квакин качнул головой, словно собираясь возразить, но ничего не сказал.
  - Отчего бы вам, - продолжал голос, - не спросить, какие возможность есть у вас здесь?
  - Потому, что я вообще не увидел здесь никаких возможностей, - сказал Квакин; он понимал, разумеется, что неправ в этом огульном отрицании неизвестного, но упрямство заставляло настаивать на своей линии.
  - Вы увидели только Ставку, - сказал голос, - то есть то место, которое в Ноосферуме выделено только для вас. Сюда никто не может проникнуть без вашего приглашения. Здесь вы в безопасности...
  - Да здесь даже еды нет, только вода в кране, - Квакин вдруг почувствовал, что ему интенсивно хочется жрать.
  - Еда и безопасность всегда противоречат друг другу, - сказал голос, - ведь еда - это, во - первых, следствие охоты, а во - вторых - объект конкуренции.
  - Квакин, - сказал вдруг Пинок, - ты все время перебиваешь. Может уважаемый Ноосферум рассказать без помех, что к чему?
  Квакин уставился на Пинка:
  - Ну... пожалуйста.
  - Ну, спасибо, - ответствовал голос не без иронии, - так вот, в Ставке действительно нет ничего, кроме безопасности. Но вокруг нее лежит очень большой мир, в котором есть и еда, и женщины, и власть, и огромное количество всяких возможностей. И, разумеется, в нем присутствуют все виды войны. Ведя войну, вы расширяете свои возможности. Война позволяет добыть власть, а та - увеличить ресурсы для продолжения войны, которое, разумеется, увеличивает власть. И так далее. Потом должно что - то произойти и эта, прямо сказать, дурацкая последовательность, вызванная к жизни человеческим несовершенством, превратится во что - то совершенно иное. Во что - зависит только от игроков. Я этого не знаю.
  Голос замолчал.
  - Нам предлагается завоевать мир, - сказал Квакин, ни к кому конкретно не обращаясь.
  - Вам предлагается изменить мир, - сказал голос, - а в первую очередь - самих себя. Сейчас вы несовершенны, господа. Ведя войну, становясь сильнее, вы можете усовершенствоваться, а можете стать обыкновенной скотиной. Это всегда эксперимент с неясным исходом. Проблема в том, что нельзя выявить сущность человека, не дав ему силы. Приходится мириться с последствиями...
  - Что это за мир? - спросил Квакин, - кем он населен? Что в нем за порядки?
  - Он населен ботами, - сказал голос, - они ничем не отличаются от людей за исключением того, что они были когда - то созданы искусственно. Потом они стали размножаться... ну, и так далее. Все доступное вам пространство разделено на уровни - как в обычной игре. И, как в игре, сложность уровней тем больше, чем дальше они от вас. Ставка находится на нулевом уровне - ни опасностей, ни возможностей. Черная полусфера, в которой вы сейчас пребываете - я зову ее Капсулой - это транспорт для перемещения между уровнями. Хотя с уровня на уровень можно переходить и без нее - просто это дольше. Кроме того, перемещаясь в Капсуле, вы ничего не узнаете о дороге, о местах, в которые перемещаетесь. Это небезопасно. Как видите, оборотной стороной удобства и безопасности может быть не только отсутствие возможностей, но и опасность. Это один из любимых финтов того, кого у людей называют дьяволом: превращать нечто в свою противоположность. Превращение же безопасности в опасность он особенно любит... Так что бойтесь безопасности! - голос засмеялся.
  - Как управлять Капсулой? - спросил Квакин.
  - Голосом, - сказал голос, - называете место, и она вас отвозит.
  - А карта?
  - Сами составите.
  Квакин хмыкнул.
  - Ладно, предположим. Вы хотите что - то еще рассказать?
  - Нет, - сказал голос.
  Квакин несколько секунд в недоумении смотрел на платиновый экран.
  - Вы полагаете, что нам достаточно информации?
  - Вполне. Слушайте, господин Квакин - неужели вы еще не поняли, что вам придется действовать в реальном мире? Не в том, где вас водят за ручку в детский сад, школу, институт и в контору, где в кассе - зарплата, а в магазине - колбаса, и можно всю жизнь прожить без единой собственной мысли, без единого волевого усилия? Вы в реальности! Здесь ничего не дается даром. Здесь никто вас не защищает. Но у этого положения есть поистине шикарная оборотная сторона - здесь вам доступно все. Абсолютно все. Понятно?
  - Ничего не понятно, - сказал Квакин с явственным раздражением.
  - Конечно - и будет непонятно, пока вы сидите здесь, и ждете непонятно чего.
  - Да уж пожалуй, ждать нечего, если вы не хотите дать больше инфы, - сказал Квакин.
  - Вот именно! - воскликнул голос, - тем более, что вы можете сами ее получить... Мне же остается пожелать вам счастливого пути.
  - Кстати, - сказал Квакин, - а к чему этот интерфейс для тех, кто не знает ни букв, ни цифр?
  - Это переход к реальности, - сказал голос, - я хочу с самого начала показать вам, что вам придется иметь дело с реалом. Поэтому и закономерности в здешнем программировании не математические, а исторические и социальные. Сейчас это кажется сложным. Но потом, когда вы начнете моделировать реальные процессы, то увидите, как это удобно. Ведь вам не придется кодировать явления в символы.
  Квакин покачал головой.
  - Ну, предположим...
  - И вот еще, - сказал голос, - я буду появляться время от времени, делать кое - какие пояснения... Можно и вызвать меня, когда захотите. Но для этого придется довольно много программировать - предосторожность, которой я хочу оградить себя от дергания по пустякам.
  - Ну, спасибо, - сказал Квакин.
  - Ну, пожалуйста, - сказал голос, - что же - еще раз желаю вам счастливого пути, господа...
  Платиновое свечение на экране исчезло.
  - Ушел, что ли? - спросил Квакин неведомо кого.
  Никто ему не ответил.
  Квакин обернулся к Пинку, стоящему за его спиной, но ждать, пока тот явит какую - то реакцию, не стал. Просто повернулся к серому экрану, и сказал:
  - Хочу на первый уровень.
  
  
  
  
  
  
  Тотчас же на сером экране появилась белая надпись: "Приехали".
  Квакин выбрался из кресла, и посмотрел на Пинка:
  - Надеюсь, когда мы откроем дверь, нас не оштрафуют за незаконную парковку...
  Пинок слабо улыбнулся.
  Квакин повернул ручку, и осторожно приоткрыл дверь.
  За дверью был песок и очень синее небо.
  Квакин выглянул.
  Песок, небо и какие - то растения вроде кактусов.
  - Вроде, спокойно, - сказал Квакин и шагнул наружу, - пошли, Пинок...
  Снаружи была пустыня с кактусами. Песок оказался при ближайшем рассмотрении довольно прочным грунтом, по которому легко было идти, а в случае необходимости - бежать. Кактусов было до фига. Некоторые торчали метра на три от земли. Некоторые весьма красиво цвели, но компаньоны едва ли оценили сие обстоятельство по достоинству. Зато они оценили вот что: по кактусовому редколесью можно было незаметно подобраться к зелени более основательной. По умолчанию, Квакин решил, что именно там должна скрываться какая - то местная цивилизация.
  Он остановился было, подумав, что они не заперли Капсулу, но потом вспомнил, что никакого замка с наружной стороны двери нет, а у него нет никакого ключа.
  - Надеюсь, движимая часть Ставки не пустит в себя никого, кроме нас, - сказал он, - раз уж нам обещали, что в Ставку никто не может попасть...
  Осторожно пробираясь между кактусами, постоянно вертя головами, компаньоны добрались до края редколесья. Тут кактусы кончались, и начиналось поле. На поле росла какая - то фигня, очень отдаленно напоминающая картошку - вернее, картофельную ботву. За полем, метрах в пятидесяти от кактусов, стояли высокие разнообразные деревья.
  - Как бы нам перебраться через эту хрень? - спросил Квакин, созерцая поле, отнюдь не создающее желаемой защиты.
  Он не ожидал от Пинка ничего дельного, но тот неожиданно сказал:
  - Давай пойдем краем кактусов, незаметно, и посмотрим, нельзя ли пройти еще где - нибудь. А также - нет ли местных...
  Предложение показалось Квакину логичным. Досадуя на себя за некоторую прямолинейность своего стремления к деревьям, цивилизации и еде, Квакин предложение принял.
  Компаньоны, стараясь не высовываться из - за кактусов, двинулись краем ботвы.
  Метров через сто перед ними неожиданно открылось другое поле, переходящее в первое, но с иной ботвой. Там уже толкались люди - с десяток фигурок ковырялись в земле метрах в тридцати от компаньонов.
  Компаньоны замерли за толстыми развесистыми кактусами.
  - Гляди - ка, - сказал Квакин, - среди них есть телки...
  Потом поглядел еще, и сказал:
  - Страшные, однако...
  - А что вы хотели, господин Квакин, - не без ехидства произнес невесть откуда взявшийся Голос, - это эгриботы, у них клевых телок не бывает. А если случайно и появляются, то их тут же хапают хапуги.
  - Какие еще хапуги?
  - Местные бандиты. Это первый уровень, господин Квакин, и жизнь тут проста. Это место - оазис. В нем живут эгриботы и, выражаясь по - вашему, окучивают ботву. Место, куда доставила вас Капсула - это пустыня. В ней тусуются хапуги. Они, быть может, и рады были бы жить в оазисах. Но, во - первых, там возделан каждый клочок земли, и очень тесно. Во - вторых, эти края формально зависят от более высоких уровней, и иногда сюда являются всякие сборщики податей с вооруженными командами. Так сказать, конкуренты местных бандитов. Если они находят хапуг, последним приходится плохо. Видите ли, при всей внешней крутости хапугам далеко даже до посредственных бойцов с более высоких уровней. Так что они предпочитают селиться в пустыне, где никто их не ищет. Впрочем, вы можете поискать их. У хапуг - самые клевые на этом уровне телки и, разумеется, куча самой лучшей еды, которую им дают эгриботы. Еще у них есть оружие, - голос негромко рассмеялся, - как видите, ситуэйшн обычный - возможности обратно пропорциональны безопасности...
  - Кто еще здесь живет, кроме хапуг и эгриботов? - спросил Квакин.
  - Да никто, - сказал Голос, - да и чего тут делать? Тут один лохи тусуются.
  - Оружие у эгриботов есть?
  - А вот это, господин Квакин, вы лучше узнайте сами...
  - Ну и ладно, - сказал Квакин, - узнаем.
  Некоторое время компаньоны наблюдали за эгриботами. Те орудовали какими - то трезубыми ковырялками, сидя на корточках. Зрелище быстро наскучило.
  - Пошли дальше, - сказал Квакин.
  С полчаса они двигались среди кактусов, отыскивая место, где можно было бы незаметно пробраться в центральный зеленый массив. По ходу дела оказалось, что целая толпа народу возится на полях, так что можно было ожидать, что в поселке окажется малолюдно.
  - Не нравятся мне эти оборванцы, - сказал Квакин, - посмотри, что на них надето. В такой рванине ходили у нас тысячу лет назад. По крайней мере, современного шмотья на них нет. И палки - копалки какие - то примитивные... Как бы и вся их цивилизация не оказалась такой - же туфтой...
  - А ты что хотел? - спросил Пинок.
  - Вообще - то я хотел украсть что - нибудь огнестрельное.
  - Нет здесь ничего огнестрельного, - сказал Голос.
  - На этом уровне?
  - И на нем, и на ряде вышестоящих.
  Квакин хмыкнул.
  - Здесь везде одни дикари?
  - Отнюдь нет, господин Квакин, - возразил голос, - дикарей тут нет вовсе. Эти, с первого уровня, простоваты, конечно. Но даже и они не дикари. Тут целая культура! Что называется - бедненько, но чисто... - голос усмехнулся, - выше же чего только нет!
  - Хорошо, подождем до соответствующих уровней. Ну, а всякие там луки и арбалеты - есть?
  - Кое - где, - сказал голос, - но все равно не на этом уровне.
  - Понятно, - сказал Квакин.
  Наконец, отыскалось место, где кактусы подходили к зелени совсем близко, а народу вокруг не было никого. Компаньоны быстро пересекли несколько метров открытого пространства, и оказались под деревьями.
  И странный же это был поселок, господа!
  С самого начала Квакин понял, что эгриботы бедны, как церковные мыши. Плетеные хижины поражали теснотой; нигде не валялось ничего полезного. Правда, еды было более, чем достаточно - она просто росла повсюду. Кое - что Квакин узнал - например, бананы. Но все висело на деревьях, весьма высоко.
  - Надо найти незапертую хижину, - сказал Квакин.
  Сие оказалось не особенно просто. Народ пребывал в поле, двери хижин оказывались заперты на примитивные висячие замки. Компаньоны блуждали по этому лесу - поселку с полчаса, прячась за хижинами, сараями и всяческой зеленью, пока не наткнулись на телку, которая делала что - то перед открытой хижиной.
  Телка оказалась не менее страшная, чем те, которые были на поле, коротконогая и толстоватая. Кажется, эгриботы не голодали... Делала же она вот что: колотила по чему - то, разложенному на земле, палкой, которая была привязана короткой веревкой к другой палке, служившей ручкой.
  - Что за туфта? - тихонько спросил Квакин.
  - Это она молотит, - сказал Пинок.
  - Это я вижу, - сказал Квакин, - молотит по земле со страшной силой. Только вот зачем?
  - Да нет, - зашептал Пинок, - молотить - это такая сельскохозяйственная технология. Она молотит какие - то колосья, чтобы вытрясти из них семена.
  - И чего?
  - И сожрать.
  - Семена?
  - Да нет. Из них делают хлеб... или, там, лепешки...
  - Слушай, Пинок, ты ведь в детстве хрюкать умел, - сказал вдруг Квакин.
  - И чего?
  - У местных должны быть свиньи. Свинья - самое распространенное животное в истории цивилизации. Где люди, там и свиньи. Если бы ты похрюкал и повозился в кустах, эта телка решит, может быть, что там свинья... ну, роет, гадит, жрет что - нибудь... Пойдет ее прогонять - а я проберусь в хижину и сопру еду.
  - А она меня шарахнет каким - нибудь поленом, - сказал Пинок, - был один такой, все под тучку маскировался. Вини - Пухом звали...
  - Да нет здесь никакого полена.
  - Вот этим самым цепом и шарахнет.
  - Каким цепом?
  - Да двумя палками на веревке, которыми она ботву пинает. Это называется "цеп".
  - Да х...р с ним, - горячо зашептал Квакин, чувствуя, что жрать хочется пуще прежнего, - ты свалишь. Что она, догонит тебя, что ли? Спрячешься за любым сараем. Потом будем свистеть друг другу ну, скажем, три раза, и так отыщем друг друга... Я не умею хрюкать, понимаешь, Пинок?
  - Понимаю, - прошептал обреченно Пинок, думая о том, что некоторым вещам не стоит учиться, если хочешь оставаться человеком в любой ситуации.
  Потом, долгим и кружным путем, он пробирался в должное место. Еще потом Квакин увидел, как в намеченных кустах зашевелилось что - то светлое - по случаю царящей на первом уровне жары Пинок был без свитера, в светлой рубашке. Еще потом раздался неуверенный хрюк.
  Однако телка с цепом не обратила на него никакого внимания.
  Хрюк повторился, на сей раз громче и тверже.
  Тут телка перестала долбить ботву, и осмотрелась.
  Новый хрюк зазвучал торжествующим гимном всему поросячьему роду - особенно пакостным свиньям, которые подрывают хозяйские дубы, жрут хозяйскую ботву, и сношаются одновременно.
  Тут уже телка не выдержала, и, бросив свое орудие на земле, направилась к кустам. Однако, ничего агрессивного в ее виде не просветилось. Напротив, она попыталась изобразить благосклонность, называя Пинка, то есть свинью, всякими уважительными словами, которые могли иметь только одно объяснение - она захотела ее присвоить.
  Пинок меж тем заметил ее приближение, и стал смещаться со сцены назад, усердно похрюкивая.
  Телка осторожно продвигалась за ним, расточая комплименты предоргазменным голосом.
  Не медля более ни секунды, Квакин проскользнул в хижину.
  Первым, что ему попалось, была вонь. Воняло не так, чтобы сильно, но как - то очень уж непривычно, и скорее все - таки плохо.
  Вторым открытием явился беби в подвешенной к потолку плетеной коробке; по счастью, он спал.
  Наконец, нашлась и еда - какие - то лепешки в глиняной миске ( при виде которых Квакин почувствовал легкую тошноту ), какие - то неизвестные ему плоды в корзинах а главное - несколько огромных банановых гроздьев. Не долго думая, Квакин схватил в каждую руку по солидному пучку вышеозначенных, и бросился наутек. Пробегая по площадке перед хижиной, он заметил цеп. Быстро оглянувшись - телка маячила за какой - то зеленью - Квакин схватил цеп, едва не выронив бананы, и поспешно убрался в кусты. После чего трижды негромко свистнул.
  Хрюк прекратился.
  Вероятно, именно так и рождаются мифы о превращении нечистой силы во всякие полезные и заманчивые вещи, которые так и хочется прикарманить - да не получается.
  
  
  
  
  
  
  Ночью, когда эгриботы убрались с полей в свой шикарный поселок, компаньоны обследовали оные, и обнаружили, к своему удовольствию, что часть ботвы является именно ботвой, то есть картошкой. Видимо, в благодатном климате первого уровня все созревало перманентно, и удалось найти поле со совершенно созревшей уже картошкой. Компаньоны копали ее всю ночь, и таскали в Капсулу в пластиковых пакетах для мусора. К утру они обеспечили себя едой на целый месяц. Правда, платиновая внутренность Капсулы украшалась теперь грязноватой картофельной кучей. В быстро нараставшем утреннем свете компаньоны собрали какие - то сухие опавшие части кактусов, и отвезли в Ставку. Там запалили костерок, разъединив один из высоковольтных проводов в Капсуле, и вскоре получили вполне съедобную печеную картошку.
  Пожрав, устроили совет на тему "что делать дальше".
  Пинок выступил первым; похоже, он продумал свое выступление заранее.
  - Мы - намного более цивилизованные люди, чем эгриботы, - сказал он, - поэтому нам есть, что им предложить полезного. Поэтому мы можем стать их духовными лидерами. Мы обменяем цивилизацию на лидерство. Это хороший бизнес.
  Квакин недовольно скривился:
  - Особенно хорошо он получается в странах типа Афганистана... Что именно мы им предложим? Одну микроволновку на деревню? Знания о том, как устроен наш мир? Мне только одно приходит в голову сразу: натянуть простыню и проецировать на нее порнуху с моей флешки. Проектор, совместимый с компом, в Капсуле есть...
  Но Пинок не сдавался. Он понимал, что альтернативным планом является классический сценарий встречи цивилизаций, чьи духовные ценности взаимно никому не нужны, а материальные меняют хозяев с помощью войны. Войны пинок боялся. Он говорил с таким энтузиазмом, что Квакин скоро понял: никакой другой план Пинку не удасться продать до тех пор, пока обмен цивилизации на лидерство не провалится. Посему Квакин с Пинком пока согласился. Он потребовал только одного: компаньоны не должны показывать местным своего истинного облика. Потому как неизвестно, кем еще им придется представиться, если хороший бизнес не даст ничего.
  
  
  
  
  
  
  В течение нескольких дней компаньоны, нарядившись в сделанные из простыней шмотки, пытались продавать местным цивилизацию.
  Первое появление двух белых привидений на поле с ботвой вызвало массовое и очень быстрое бегство работающих там телок в деревню.
  Второе появление таким же образом вызвало первый эффект, а в противофазе - бегство к компаньонам местных чуваков с дубинами. Вид чуваков с дубинами был таков, что продать им что бы то ни было не взялся даже Пинок.
  Третье появление состояло в тайном начертании знаков на песке ночной порой. Пинок рисовал возле поля всякие пиктограммы, позволяющие, по его мнению, поверить в то, что пришельцы обладают разумом и цивилизацией. Следующей ночью компаньоны осмотрели окрестности пиктограм, и с некоторым удивлением увидели, что следы местных возле отсутствуют. Вернее, рядом шли три цепочки следов, которых не было вчера. Но те, кто их оставил, даже не остановились, чтобы рассмотреть пиктограммы.
  Видимо, местная цивилизация не нуждалась в общении с иным разумом. Ее собственные ценности оказались совершенно самодостаточными.
  - Разумеется, - злобно заметил на сие Квакин, - на кой х...р им наши премудрости? Как пинать ботву, они лучше нас знают. А остальное им по фигу. В нашем мире многие изучают что-нибудь новое? А ведь в нашем мире все учатся в школе, знают грамоту и так далее. Компьютеры включать умеют. Эсэмэски друг другу пишут: ты где? - я в школе. А ты где? - я дома... Умные, б...я... И то ничего никому не надо....
  Четвертое пришествие цивилизаторов чуть не привело к тому, за что будущее высокоцивилизованное ботвообщество вполне могло объявить их мучениками прогресса.
  Компаньоны объявились на поле, неся на швабрах простыни с очередными пинковскими цивилизующими рисунками. Когда сидевшие в полях с дубинками наготове защитники традиционного образа жизни бросились к компаньонам, обратив их в бегство, Пинок споткнулся, и запутался в швабропростыне. От неожиданности и стресса он сумел освободиться от последствий своей цивилизаторской миссии только с помощью Квакина, и на это ушло несколько десятков судьбоносных секунд. Компаньоны сумели смыться, но от окончательного провала их отделяло столь немногое, что по прибытию в Ставку Квакин разразился отборной цивилизованной бранью, и наотрез отказался от дальнейших уподоблений Миклухо - Маклаю.
  - ... и никто не узнает, где могилка твоя, - завершил он свою речь, указуя грязным от тучной ботвопочвы пальцем на Пинка.
  Пинок долго молчал, сидя на полу Капсулы, а потом сказал:
  - Да, Квакин - это пизд...ц.
  - Рад, что ты вовремя это понял, - сказал уже вполне спокойно успевший утилизировать адреналин Квакин.
  - Но что же нам делать? - спросил Пинок.
  Квакин пожал плечами:
  - Я не знаю, как в таких случаях поступают боты. Но человеческая история предлагает только один сценарий, который осуществлялся на деле, а не на словах: противопоставить силу силе.
  По виду Пинка Квакин тотчас понял, что от такого предложения тот готов снова обратится к любой иллюзии - лишь бы ничего не противоставлять силе, а уклоняться от нее.
  - Ну, - начал он неуверенно, - может быть, еще не все потеряно. Ведь цивилизация, как - никак, все-таки распространяется по Земле...
  Квакин открыл - было рот, но готовые сорваться с его уст аргументы не успели осквернить первозданную тишину. Тотчас появился легкий звук - словно включили питание мощных колонок - и появился Голос.
  - Господа, я должен вмешаться, ибо ситуация кажется мне критической.
  Компаньоны навострили уши.
  - Мне тоже, - сказал Квакин, - мы жрем одну картошку, и ничего не меняется.
  - Если бы только это, - сказал голос, - хуже другое: вы рискуете своей жизнью а значит, и миссией. И если ваша жизнь принадлежит только вам, то миссия нужна мне. Я понимаю, что у вас сейчас перебор новой информации, и вы можете многое упустить. Поэтому напоминаю: возможности обратно пропорциональны безопасности. Господин Пинок - вы очень цените безопасность. Но безопасность есть очень серьезная возможность, она нигде и никогда не гарантирована человеку просто так. И получается парадокс: страх действовать уменьшает безопасность.
  - Не всегда, - с энтузиазмом перебил Пинок.
  - Да, господин Пинок, не всегда. Есть один случай, когда вы сможете обеспечить безопасность, не рискуя: сдача в плен на условиях победителя, если эти условия победителю так явно выгодны, что он их не нарушит.
  - Что это за условия? - спросил Пинок.
  - Вы отдаете все, - сказал Ноосферум, - здешнему обществу, как и многим другим, нужны рабы. Рабов тут ценят. Их кормят, и не позволяют просто так наносить им ущерб. Но, разумеется, рабы могут только подчиняться. Их права обусловлены только тем, что они - полезные вещи.
  Квакин злорадно усмехнулся.
  - Но ведь люди могут договориться друг с другом, - сказал Пинок изменившимся голосом, - а эти боты так похожи на людей... Что-то взаимовыгодное...
  - Могут, - сказал Голос, - и именно о чем-то взаимовыгодном. Условия для вас таковы: вы меняете свободу на безопасность. С теми, кто не имеет силы, боты договариваются только о рабстве. И это выгодное предложение, потому что тех, кто не имеет силы и не соглашается быть рабами, боты просто убивают. Посмотрите, кстати, вот это... Сейчас мы сейчас создадим иллюзию восприятия, - сказал Голос, - пусть нашим мирным труженикам кажется, что они вас догнали. Смотрите на экран...
  На экране тотчас появилось место, где пребывала Капсула во время последней миссии компаньонов, но никакой Капсулы там не было. Компаньоны же стояли, как идиоты, среди кактусов, и изображали растерянность.
  - Типа, вы заблудились, - сказал Голос.
  В следующие несколько минут контакт цивилизаций состоялся уже полностью.
  Призраки компаньонов были заколоты ковырялками, побиты ногами, и лишились всего, что на них и при них было. Трупы бросили среди кактусов. После чего, с рожами спокойными и безмятежными, эгриботы свалили.
  - Вот ублюдки! - воскликнул Квакин, до того молча созерцавший сие шоу.
  Он повернулся к Пинку - вид у того был такой, словно он сейчас блеванет.
  - Ты видел? - воскликнул Квакин в величайшем возбуждении, - каковы суки? Не побрезговали даже грязными тряпками!
  - Здесь мало воды, - сказал Голос, - только в колодцах. На стирку ее расходовать жалко. Так что тряпки на вас были вовсе не грязные, а просто обычные.
  - Но каковы у них были рожи! - не унимался Квакин, пропустив ценное замечание мимо ушей, - замочили, обобрали и пошли себе, как будто так и надо! Это же просто скоты! У них нет никаких элементов человеческого восприятия!
  - Господин Квакин, - голос изобразил нечто укоризненное, - не порочьте бедных аборигенов более, чем они того заслуживают. Ну да, они вас убили, и ничего особенного не почувствовали. А скажите, что чувствуют ваши сородичи по цивилизации, рассматривая по телевизорам трупы совершенно реальных людей? У вас ведь едва ли не в каждом выпуске новостей или убийство, или катастрофа. И все смотрят, ничуть не изменившись в своих цивилизованных, высокопродвинутых лицах. Шоу маст гоу он! Я понимаю, что не почтенные зрители их убили. Но ведь они смотрят на реальные вещи. Убитым - то не легче от того, что их рассматривают не только убийцы! Убитым - то можно и посочувствовать! Как по - вашему, господин Квакин - ваши цивилизованные сородичи очень сочувствуют?
  - Да ни х...ра они не сочувствуют, - сказал Квакин, отворачиваясь с досадой куда - то в сторону.
  Потом снова посмотрел в некую точку, куда сам собой обращался, говоря с Ноосферумом:
  - Дело не в том, кто кому сочувствует. Я не потому разозлился на эгриботов, что они не выполняют нашей высокой морали, которую мы сами не выполняем. Я разозлился потому, что они замочили меня! Не скажу, что это вызывает у меня сочувствие самому себе. Но вот желание мочить эгриботов это у меня вызывает!
  Голос усмехнулся:
  - Поосторожнее, господин Квакин!
  - А что? - спросил Квакин с вызовом, достойным невинной, а потому во всем правой жертвы.
  - А то, что вы подменяете цели. Вам что здесь надо? Получить блага. Мочить для удовольствия - удел тех, кому не доступны удовольствия более дорогие. И этих ублюдков самих скоро мочат - противники или свои, чтобы, сделав грязную работу, раз и навсегда перестали компрометировать своих хозяев. Но если бы вы были такой дешевкой, я не стал бы терять на вас время. Мир переполнен убийствами, и даже без них каждый человек умрет. Вы можете как угодно оценивать это. Но ваши оценки не изменят ни ваших истинных целей, скрытых глубоко и неизвлекаемо в вашей системной информации, ни тех методов, которые объективно ведут к вашей цели, и которые вы не можете выбирать. Вы все равно будете делать то же, что и другие. Вы убили уже много людей, и будете продолжать...
  - Что значит - я убил много людей? - Квакин не ожидал такого поворота темы.
  Голос в сотый раз усмехнулся.
  - Господин Квакин! Скажите - сколько денег вы тратите на себя ежемесячно?
  - Ну... - Квакин ненадолго задумался, - баксов шестьсот... семьсот...
  - А могли бы и парой сотен обойтись, - сказал Голос, - и не умерли бы с голоду! А вот другие - умерли. Вы знаете, что в вашем мире ежегодно умирают от голода очень много людей?
  - Ну, предположим, - сказал Квакин.
  - И вот, вместо того, чтобы на двести баксов наесться самому, а на остальное спасти от смерти тех, кто без этого обязательно - слышите, обязательно - умрет, вы покупаете какие - то прибамбасы, чтобы чертики в вашем компе бегали быстрее, и вам интереснее было бы их убивать. А ваш сосед выбрасывает вполне рабочий холодильник, и покупает новый. Из этого ненужного ему холодильника он будет жрать еду, и каждый раз, когда он поднесет к своему рылу кусок, где - нибудь в Африке или Индии умрет от голода человек. А сосед все равно жрет - и хоть бы раз подавился!
  Голос замолчал; Квакин подумал - подумал, и ничего не сказал.
  - И не подавится, - сказал Голос, - потому что ему наплевать на этих людей. Просто - плевать. Но на случай, если вдруг ему - или вам - станет не наплевать, и вы потеряете аппетит, я заранее даю средство вернуть его. И плевать снова, но уже с сознанием собственной непогрешимости. Секрет этот очень прост, и состоит в том, что этих умирающих бесполезно кормить. Они голодают потому, что слишком быстро размножаются, и нарушается соответствие между численностью и ресурсами. Попросту, людей слишком много, а земли слишком мало. Чем больше еды вы им дадите, чем меньше их умрет, тем больше они размножатся. Они съедят всю свою еду, всю вашу еду, и будут размножаться дальше. И точно также умирать с голоду - после того, как добрый Квакин умрет, отдав им свою еду. А если бы у них было такое же оружие, как у вас, они сами напали бы на вас, чтобы отнять еду. Они убили бы вас, съели бы вашу еду и все равно умерли бы с голоду...
  - Так ведь и мы сожжем всю нефть, отравим весь воздух, и сдохнем в нищете и вырождении! - воскликнул Квкаин, - они размножаются, а мы потребляем! Какая разница? Все заранее отомщены - все, все сдохнут под бременем своих пороков!
  Явилось молчание.
  Потом Голос сказал - и уже без насмешки:
  - Вы поднялись до обобщений, господин Квакин, и отказались от монополии на то, чтобы быть хорошим и правым. Вы признали, что не обладаете правотой. Поздравляю - это шаг к победе. Сложно одержать окончательную победу прежде, чем признаешь свои недостатки - ибо как часто только они и мешают этой самой окончательной победе!
  Голос замолчал.
  - Ну... возможно, - сказал Квакин без особой уверенности.
  - Так вот, господин Квакин, - сказал Голос вполне серьезно, - я все - таки еще раз напомню вам вот что: не подменяйте цели. Не давайте оценок, ибо они, как вы понимаете, ни что иное, как ваши выдумки. Поставьте себе задачу, решайте ее и никогда, никому не давайте оценок. Оценки могут убить вас. Запомните это, господин Квакин...
  Голос исчез, и по тому, как длилась пауза, Квакин понял, что очередной коннект завершен.
  - Пинок, - сказал Квакин после паузы, - нам нужно оружие. Мы подохнем, если не научися защищать свои интересы с его помощью. Понимаешь?
  - Мы не умеем им пользоваться, - сказал Пинок.
  - Конечно, если руки из жопы растут, лучше не браться, - взорвался Квакин, - но лично у меня это не так. И надеюсь, что у тебя тоже, потому что мы тут вдвоем против всей этой шараги.
  - Мы их не одолеем.
  - Пинок, - вновь назидательно молвил Квакин, - ты человек начитанный. Ты читал много книг по истории. Скажи - надо ли родиться в семье императора, чтобы стать императором?
  - Ну... - начал было Пинок, но Квакин перебил его:
  - Что толку в книгах, если не делать выводов? Я вот получил образование, играя в компьютерные игрушки, а сколько полезных мыслей они у меня сейчас вызывают! Вот, к примеру, о сущности силы, карьеры и всякого прочего продвижения... Сила - дело наживное. Сперва надо получить хоть какую - то силу. Потом бить противника по одному, начиная со слабейшего. Присоединять его ресурсы к своим. Бить следующего. И так далее. Ты что, в "стратегии" не играл?
  - Это называется "расширение базиса войны", - сказал Пинок.
  - Ну и отлично, - кивнул Квакин, - вот этим - то мы и займемся.
  - Как именно?
  - Подчиним себе этот уровень, войдем в доверие к тем, от кого он зависит, накопим силу и избавимся от них. Типа, национально - освободительная борьба и все такое. Присоединимся к их врагам, разобьем их, захватим их ресурсы. Сменим союзника... и так далее.
  - А если конкретно?
  Квакин хмыкнул. Пинок становился каким - то необычным. Требует точного плана, подвергает его, Квакина, слова сомнению... Впрочем, Квакин тотчас сообразил, что от прежнего Пинка здесь толку мало.
  - Конкретно, - сказал он, - надо истребить местных хапуг.
  - Ресурсы?
  - Мирное население и разногласия между хапугами. Не могут же они жить в трогательном единодушии...
  - Эгриботы могут воевать?
  Квакин пожал плечами:
  - Много ли тебе известно народов, которые не умели бы этого? Но вот сейчас, похоже, они воевать не умеют. Я не видел ни одной единицы оружия. У них нет оружия - понял, Пинок? Они делают то, что хотят люди с оружием. Только и всего... Осталось это оружие получить.
  - Возвращаюсь к вопросу - мы сами не умеем...
  - Уважаемый Ноосферум, - сказал Квакин, - скажите пожалуйста: можем мы научиться мастерски владеть местным оружием, и сколько для этого понадобится времени?
  Он не был уверен, что голос ответит, но он ответил - видно, вопрос понравился.
  - Можете. Квалификации профессионала с верхних уровней достичь можно только за несколько месяцев интенсивных тренировок под руководством хорошего сэнсея. Научиться убивать хапуг можно за пару недель. Если их не больше, чем двое - трое против одного...
  - Что для этого надо сделать?
  - Сперва выспаться. Потом обратиться ко мне.
  - Спасибо, дорогой Ноосферум! - воскликнул Квакин, - это самое лучшее, что я мог пожелать услышать сейчас!
  - У нас тоже нет оружия, - сказал Пинок.
  - У нас есть оружие, - сказал Квакин, - одно лежит сейчас у меня под рукой, - он поднял и показал Пинку цеп.
  Пинок хмыкнул.
  - Это только для эгриботов эта вещь называется цеп, - сказал Квакин, не обращая внимания на хмыканье Пинка, - а у меня это называется нунчаки, - он с победным видом посмотрел на Пинка, - каждому свое!
  Потом подумал, и сказал:
  - Уважаемый Ноосферум - почему вы даете нам эти умения даром? Вы же сказали, что здесь ничего не бывает даром...
  - Вы передадите свои умения другим, - сказал Голос, - это и будет платой.
  - Но ведь это довольно небезобидные умения, - сказал Квакин, - а тут у них такая идиллия... так много еды... зачем им война?
  - В свинарнике тоже много еды, - сказал Голос, - но, во-первых, ее не так уж и много. Во-вторых, поеданием еды права эгриботов исчерпываются практически полностью - потому что плодиться - это не столько их право, сколько обязанность поставлять боссам новых работников. Ну а самое главное... - Голос сделал паузу, словно подбирая слова, - самое главное - мне очень нужно, чтобы вы нарушили эту свинячью идиллию. Потому что она также далека от идеального состояния, как фабрика по производству сосисок - от свинячьего рая.
  Квакин хмыкнул:
  - И что же именно мы должны сделать? Сломать фабрику?
  Голос тоже усмехнулся:
  - Фабрику они сломают сами... Извините, господа - я предпочту не сообщать сейчас ничего о том, чего хочу добиться с вашей помощью. Потому как ни из чего не следует, что я могу доверять вам что-то серьезное. Извините еще раз - но к своему уже не вполне детскому возрасту вы оба ничем не доказали, что способны совершать действительно серьезные поступки.
  Квакин слегка напраягся:
  - Какие же поступки вы считаете серьезными?
  - Противопоставление силы силе, - сказал Голос, - видите ли: главное качество, кторым взрослый мужчина отличается от ребенка - это способность делать что-либо в условиях опасности и сопротивления. Силу не стоит понимать тупо. Часто сила состоит в компромиссе, хитрости, выжидании, и много еще чем, что обычно применяют слабые. Но это не слабость, а ум. Потому что абсолютной силы человеку не дано, и всегда надо считаться с другими силами. Но только для того, чтобы выбрать момент, найти способ, и разгромить их! Высшая сила - это знание истины, совершенство и служение совершенству, но я сейчас не об этом. Я говорю о самой простой силе, состоящей в том, чтобы разгромить врага. Ибо с нее начинается совершенство - в моем смысле этого слова. Потому что по-моему, совершенство неотделимо от способности менять окружающее по образу и подобию своих идеалов. Совершенство - это помощь добру в победе над злом, а в таких делах важен результат, господа! И только когда вы получите эту простейшую силу, с вами будет иметь смысл говорить про истину и идеалы. Извините еще раз: нет более обидного для истины дела, чем говорить о ней с бессильным утвердить ее в мире...
  Квакин слушал с немалым вниманием, а выслушав, секунду помедлил и сказал:
  - То есть, чтобы стать достойными узнать истину и свою миссию, мы должны преуспеть в сносе свинарника?
  - Да, - сказал Голос.
  - Не снесем ли мы при этом что-нибудь лишнее? - спросил Квакин, - а то ведь знаете, как ведутся войны у нас: мобилизуют молодых и здоровых, мочат их, а размножаться оставляют тех, кто автомат поднять не может... Если, конечно, молодые и здоровые настолько глупые, что не успевают спрятаться...
  - Это сложный вопрос, - сказал Голос, - и я не смогу ответить вам на него в общем виде. Но я повторю - как единственную информацию о вашей миссии, которую я могу предоставить вам прямо сейчас: свинарник разрушится и без вас. Но он разрушится так, что будет хуже, чем будет, если двое в целом нормальных людей попробуют подчинить его себе.
  - В целом нормальных? - переспросил Квакин.
  - Да, - подтвердил Голос, - без опасных патологий.
  Он замолчал; молчание длилось секунда за секундой.
  - Это вся информация, которую мы можем получить? - спросил Квакин.
  - Информация - это следствие действия, - сказал Голос, - вы будете получать ее постоянно, если будете действовать.
  И сейчас же слабое гудение, слышимое, когда Голос молчал, но готов был отвечать собеседникам, исчезло.
  
  
  
  
  
  
  Недели три после своего прибытия в Ноосферум компаньоны трудились, не покладая рук. Во - первых, они тренировались. Во - вторых, изучали окрестности. В третьих, воровали еду.
  Тренировки проходили в Ставке. Сэнсей, весьма пожилой человек, владел, похоже, всеми видами боевых искусств одинаково хорошо; вполне возможно, что он был каким - то особенным созданием, сотворенным для этой цели Ноосферумом. Сэнсей выставлял против тренирующегося бойца, который был попросту голограммой: в ставке имелась необходимая для этого аппаратура. Голограммой управлял компьютер, играющий за нее. Компьютер же сей слушался указаний сэнсея. Голограмма была на удивление реалистичной. С противником происходило все то же, что и с реальным человеком на его месте. Удары нунчаками приводили к тому, что одежда компаньонов оказывалась забрызганной кровью, которая исчезала, едва тренировка кончалась. Поверженный противник продолжал жить, пока его не убивали так или иначе. Пинок сперва раскапризничался, и потребовал убирать подранков. Но Ноосферум был непреклонен в своей приверженности реалу. Пришлось Пинку постараться - научиться добивать этих неаппетитных экс - противников одним сильным ударом по голове.
  Тренировки имели одну немаловажную особенность: на них само собой появлялось любое оружие, но вынести его из Ставки было нельзя. Так что единственным боевым предметом, который можно было реально использовать, некоторое время оставался украденный Квакиным цеп. Потом Квакин украл трезубец, которым местные рыхлили землю. Он понимал, что хапуги ходят с мечами, а защищаться нунчаками от меча несподручно. Трезубец же, откованный из толстого железа, и даже слегка закаленный, можно было смело подставлять под удар. Правда, сэнсей только усмехнулся на это, и вызвал двух голограммных бойцов, один из которых явился с таким трезубцем, а другой - с ранее не виданным Квакиным изогнутым мечем с длинной, в три захвата ладони, рукоятью. Оба были мастерами; компаньонам то и дело приходилось просить "замедленную перемотку", чтобы рассмотреть движения. Так вот, трезубщику удавалось защититься от меча только скользящими блоками. Трезубец, просто подставленный под удар, меч рассекал.
  - Но вы не скоро встретите такие мечи, - сказал сэнсей, - на нижних уровнях их вообще нет. Да и выше не все мечи одинаковые. Запомните эту форму: такие мечи всегда великолепны. Но среди них есть немногие, которые превосходят все, что может вообразить человек. Именно такой меч я вам только что показал. Под железки же хапуг можете смело подставлять вашу рыхлилку - эти вещицы сделал один и тот же деревенский кузнец...
  Прогулки по кактус - ленду помогли обнаружить ставку хапуг - несколько пестрых шатров самого варварского вида. Найти ее было несложно - хапуги не затрудняли себя поиском новых путей и протоптали ясно видимую тропинку между своей ставкой и деревней. Квакин, привлеченный словами Ноосферума о том, что хапуги забирают себе лучших телок, долго проторчал за близстоящими кактусами, высматривая оных вышеуказанных. Бандитские телки сновали туда - сюда по хозяйственной надобности, доступные квакинскому взгляду. Но, чем больше Квакин смотрел, тем чаще повторял про себя восточную мудрость, гласящую, что из кувшина можно вылить только то, что в нем есть. И ничего более. Деревня эгриботов не производила не свет телок, которых Квакин мог бы счесть идеалом. Но, разумеется, бандитские телки были куда лучше тех, что окучивали ботву.
  Тропинка, по которой хапуги ходили в деревню, обещала лучшие перспективы. Обычно ходили по двое. Не потому, что боялись чего - то. Местные разбегались кто куда, когда посыльные появлялись в деревне, и только какие - то пожилые чуваки с варварскими украшениями на шее - вероятно, старейшины - выходили им навстречу и выдавал очередную порцию жрачки. Но тащить такое количество еды в одиночку было бы весьма тяжело - в хапужном лагере проживало человек пятнадцать. Мужиков было не меньше десятка, это Квакин посчитал заблаговременно...
  Недели, как было сказано, через три Квакин решил, что оба они достаточно владеют своими нехитрыми орудиями, чтобы напасть на парочку несунов. Правда, Пинок все ныл, что ничего не умеет, и требовал еще времени. Его нежелание идти было столь велико, что авторитета Квакина не хватало. Тогда Квакин обратился за помощью к сэнсею. Тот посмотрел на расстроенного Пинка, и сказал:
  - Не пойдешь сейчас - не пойдешь никогда. Ты готов.
  И исчез. На следующий день он не появился в назначенное для тренировки время. Еще на следующий день - тоже. Ноосферум, к которому взывал Пинок, не откликался.
  - Это знак, - сказал Квакин, - они подготовили нас к этому шагу. Теперь они хотят, чтобы мы его сделали. Пока не сделаем - продолжения не будет.
  Пинок растерянно посмотрел на него.
  - Что же нам делать?
  - То, что задумали. И непременно сегодня.
  - Завтра, - быстро сказал Пинок.
  Квакин уставился на него, как удав на кролика.
  - Пойми - завтра ничего не бывает. Завтра никогда не наступит, потому что каждый день оно отодвигается на один день. Ты или хочешь это сделать, или не хочешь. "Завтра" - это значить не хочешь. Это значит никогда. Поэтому мы сделаем это сегодня.
  Он повернулся к монитору - причем экран тотчас засветился платиновым светом - и сказал:
  - Пожалуйста, первый уровень.
  
  
  
  
  
  
  Они наблюдали за лагерем, ожидая, когда двое хапуг отправятся в свой обычный путь до деревни. Когда те вышли, компаньоны последовали за ними. Пока хапуги халявочно отоваривались в деревне, компаньоны ожидали их в кактусах; потом все тронулись в обратный путь.
  Разумеется, нападать следовало именно на обратном пути. Во - первых, хапуг обременяла корзина, которую они тащили на палке. Это было хорошо еще и тем, что один из них становился явно задним, что для задуманного плана было существенно. Во - вторых, можно было захватить много отборной, свежайшей еды, что на ближайшие дни избавило бы компаньонов от воровства. Воровать с каждым днем становилось труднее, потому как в деревне заприметили систематическое исчезновение то того, то другого, и держались настороже.
  
  
  
  
  
  
  Было на тропинке место, где кактусы росли особо раскидисто, привольно и густо. Там ничего не стоило притаиться за одним из них - хочешь, с белыми цветочками, хочешь - с голубыми, хочешь - с розовыми - и неожиданно появиться на тропинке. Не доходя до этого места, компаньоны, сделав крюк бегом, опередили хапуг и притаились за кактусами. План был прост и разработан до мелочей - настолько, однако, чтобы не зависеть от случайностей в этих самых мелочах.
  Квакин украдкой наблюдал за Пинком. Беготня повлияла не него хорошо - он уже не выглядел растерянным и исполненным самых мрачных предчувствий. Оставалось только надеяться, что хапуги не замедлят явиться, и Пинок не успеет снова накопить достаточно беспокойства для того, чтобы оно его затормозило.
  Сам Квакин чувствовал нечто весьма противоречивое. С одной стороны, в нем вдруг появлялась какая - то острая тоска, словно ожидание чего - то ужасного. С другой, стоило ему хоть на что - то отвлечься от нее, как она отпускала его. А иногда появлялось ощущение прямо - таки захватывающее. А вслед за ним - хотя и не всегда - приходила какая - то сумасшедшая радость, словно он уже победил. Не здесь и сейчас, а вообще.
  Он выбрал два последних чувства и попробовал вызывать их попеременно, играя ими, поворачивая то одной стороной, то другой, как драгоценные камни, каждая сторона которых являет новые грани и новые переливы света.
  Голоса послышались так внезапно, что Квакин даже вздрогнул. Тотчас все мысли и ощущения исчезли, и он стал просто человеком, действующим здесь и сейчас; просто своего рода датчиком ситуации, бесчувственно и бездумно готовым запустить заранее подготовленные механизмы.
  Подходят.
  Квакин сжал цеп и замер.
  Как - то очень медленно двое хапуг протащились мимо кактуса, за которым он сидел. Они и не думали смотреть по сторонам.
  Едва они прошли мимо, Квакин вскочил, и бросился следом. Чтобы приблизиться к хапугам на расстояние метра, ему требовалось меньше секунды. Хапуги стали было поворачивать головы, но тут цеп опустился на голову того, кто шел позади. Удар был очень сильный; Квакин не сомневался, что в ближайшие несколько секунд задний хапуга не встанет.
  Пока он падал, Квакин бросился назад за кактус, и сунул цеп Пинку. Сам же, схватив трезубец, снова выскочил на тропинку.
  Второй хапуга стоял на том месте, где его застигло нападение, и быстро озирался по сторонам. Меч он уже вытащил - прямой полуметровый клинок, чья толщина указывала на скромное качество стали, с массивной крестообразной гардой над однохватной рукоятью. Такие мечи Квакин использовал на тренировках, чтобы узнать, как ими работают. Даже на вид меч казался каким - то неудобным, и в долю секунды Квакин почувствовал, как перевешивает, тянет вниз чрезмерно тяжелый клинок. Это ощущение появилось и тотчас исчезло, но подсознательно Квакин запомнил его.
  Увидев Квакина, хапуга поднял меч над головой, и бросился на противника. Расстояние было слишком большое - хапуга по неопытности поспешил - и Квакин уклонился. Меч прошел в воздухе в полуметре от него.
  Периферическим взглядом Квакин заметил, как на тропинку, за спиной хапуги, выскочил Пинок. По плану, Пинок должен был тотчас атаковать хапугу со спины, пока Квакин привлекает к себе его меч и большую часть внимания. Им повезло - хапуга провел первую атаку из рук вон плохо; Квакин рассчитывал на большее. Но им совсем не повезло в том, что Пинок растерялся. Бестолково размахивая цепом, он переминался с ноги на ногу, не зная, когда лучше нанести удар. А может, просто не в силах приблизиться к вооруженному мечем противнику. Последнее, кажется, было вернее - Пинок держался вне зоны действия вытянутой руки с мечем - а это было слишком далеко.
  Требовалось немедленно что - то предпринимать, потому что, стоит хапуге обернуться, и он увидит противника, который не может от него защитится. Сэнсей учил защите нунчаками от такого меча, и Пинок неплохо эту защиту усвоил, понимая, что может оказаться именно в таком положении. Но самый вид его был настолько лоховский, что атака последовала бы неминуемо и быстро. А в том состоянии, в коем Пинок сейчас пребывал, он едва ли смог бы повторить свои подвиги на тренировках.
  Тогда Квакин, издав самый пронзительный вопль, на который он был способен, имитировал атаку. Только имитировал - потому как подставляться под готовый к удару меч явно не стоило. Ведь тычковый удар трезубцем, проведенный вытянутой рукой - он отскочил от противника, уклоняясь от первой атаки - нельзя быстро превратить в положение для защиты.
  Неопытность хапуги опять помогла ему. Видно, тот не слишком часто тренировался, а в бою, скорее всего, вообще не бывал. Эгриботы не дерутся; солдаты с высших уровней убивают таких вот вояк легко и просто - так с кем мог сражаться этот придурок? Так или иначе, хапуга поддался на провокацию, и рубанул. Рубанул воздух - руки Квакина в этом месте не оказалось. Меч хапуги ушел вниз, и тогда Квакин, сделав еще шаг вперед, ткнул его трезубцем в руку, держащую меч.
  Хапуга выронил меч, но Квакин инстинктивно отпрянул сразу после своего удара, уходя от возможного удара противника. Возможно, это было ошибкой, упущенной возможностью. В такой ситуации он мог приблизиться вплотную, и нанести колющий удар в горло. Но он не мог знать, что противник выронит меч. А оказаться вплотную к человеку, который держит обоюдоострый полуметровый клинок, не имея на себе никакой защиты, было слишком рискованно. Даже если бы его удар прошел, человек не умирает мгновенно от того, что его ударили большой вилкой. Хапуга, не растеряйся он, в следующие полсекунды мог бы просто проткнуть Квакина мечем.
  Квакин был далеко, меч - совсем радом от опущенной вниз руки хапуги. Пока Квакин думал, что делать, меч снова был у противника. Правда, теперь по его предплечью обильно стекали две полоски крови. Но это мало что давало Квакину.
  Привлеченный секундным замешательством Квакина, хапуга снова бросился в атаку - сверху вниз, метясь в голову. Очевидно, такой удар нравился ему больше всего. А может, ему просто лень было изучать более тонкие вещи. Но именно этот удар, при всей его несомненной силе, проще всего ловится на трезубец. И когда меч опускался, Квакин, уйдя чуть в сторону с линии удара, подставил трезубец не под центр, а под основание клинка.
  Меч, вся масса которого сосредоточена была в тяжелом клинке, словно споткнулся. Клинок пошел вниз - а трезубец тем временем отводил его от квакинского плеча - потянул за собой руку хапуги, и тот неестественно выгнулся, оказавшись совершенно раскрытым. Тогда торец трезубца врезался в его солнечное сплетение. Это было очень удобно сделать.
  Хапуга выронил меч, и согнулся пополам.
  Тогда Квакин схватил меч, и ударил хапугу по голове. Шлема на хапуге не было. Меч вошел в череп на половину ширины клинка, и застрял. Халтурщик - кузнец сделал грани лезвия плоскими, без закруглений, разваливающих препятствие, не дающих клинку застревать, и плотная поверхность раны крепко схватила заклинивший в ней клинок. Скорее всего, этим мечом никто никогда ничего не рубил, кроме кактусов - от нечего делать - и застревание клинка не обнаружили.
  Хапуга рухнул под ноги Квакина. Меч вырвался из рук и остался в черепе.
  - Меч для самоубийцы, - сказал Квакин с отрешенным видом.
  - Что? - хрипло каркнул Пинок, застыв с цепом в руке.
  - Нечего, е... твои деньги! - заорал Квакин, нервно дергая руками, - х...ли ты встал там, пидарас горбатый? По яйцам, что ли, попал себе этой штукой? Меня чуть не е...ли из - за тебя, идиот!
  Однако, тотчас ему вспомнилось нечто, от чего он так и подпрыгнул на месте.
  Второй хапуга!
  Квакин обернулся, схватил с земли свой трезубец и бросился к валяющемуся чуть в стороне первому хапуге.
  Но тот был мертв. Череп его на затылке был проломлен, и лужа крови, совсем небольшая по причине хороших впитывающих свойств песчаной почвы, уже появилась под его головой.
  Квакин поднялся, и глубоко вздохнул.
  Приблизился Пинок, держа цеп; у него тряслись губы, рот плохо закрывался. Никакой злобы на него Квакин больше не чувствовал.
  - Посмотри вокруг, - сказал он, - я их обыщу.
  На поясе, под рубахами у каждого хапуги обнаружились ножи - небольшие и довольно грубые, но вполне пригодные для самых различных целей.
  В карманах нашлось немного монет - компаньоны не знали, какого они достоинства, но, кажется, монеты были медные.
  Кроме того, Квакин счел нужным позаимствовать штаны и рубахи - маскироваться под местных. Ботинки компаньонов, конечно, выглядели не вполне по - здешнему, но Квакин опасался грибка. Кроме того, неудобная обувь слишком мешает.
  И разумеется, Квакин выдернул - таки из черепа хапуги его бракодельский меч - ради которого, собственно, все и затевалось. Второй меч он молча вручил Пинку.
  
  
  
  
  
  
  Пинок был сам не свой. При том, он был столь явно не способен выбраться из этого состояния без посторонней помощи, что Квакину пришлось ободрять и утешать его. Возможно, это была одна из подсознательных хитростей Пинка, привыкшего даже с друзьями вести некую двойную игру. Он боялся упреков. Если бы он стал оправдываться, обвинять в чем - то обстоятельства, Квакина, противников и так далее, Квакин излил бы на него целые ведра отборнейшей брани. Но он, как обычно, разыграл слабость. И, как обычно, зрелище слабости столь очевидной вызвало у Квакина потребность сделать для нее что - то полезное.
  Они поспешили убраться в Ставку. Вот там - то, обложившись трофеями, Квкаин наконец - то почувствовал то ощущение счастья, которое предвкушал среди кактусов.
  Они победили!
  Ни хрена себе - они победили!!!
  Тотчас приятные заботы обступили его со всех сторон. По его команде Пинок, обрадованный возможностью сделать что - то хорошее, бросился раскладывать еду по холодильникам и морозилкам. Сам Квакин принялся делать шашлык - на пресловутом трезубце, на сухих кактусах, которые и угля - то нормального не давали. Не важно - появилось мясо, впервые за три недели! Мясо было свиное - другого, похоже, у эгриботов не водилось - но очень хорошего качества, совсем нежирное.
  Давно, давно не сидел господин Квакин среди такой кучи продуктов. Да что там! Никогда с ним такого не было. Все эти мороженные тропики, что продаются в городских магазинах, и близко не лежали с тем, что аборигены срывали с дерева, да еще тщательно отбирали, чтобы хапуги получали все самое лучшее. И еще - среди еды нашлась бутыль чего - то спиртоподобного. Напиток был очень крепок, его пришлось сильно разбавлять водой, но вкус его компаньонам очень понравился.
  - Грабить лучше, чем воровать, - сказал Квакин, - глядишь, так мы скоро выбьемся в уважаемые люди. Но, черт возьми - чем мы можем довести до ума эти чудовищные мечи? Нужен какой - нибудь брусок, а где его взять?
  - Или на базаре, или у кузнеца, - заметил повеселевший от ханки и квакинских утешений Пинок; Квакин убедил - таки его, что бестолковое маячение за спиной противника, который даже не успел заметить Пинка, было на самом деле гениальным отвлекающим маневром и внесло в победу поистине неоценимый вклад.
  - Базара здесь на сто верст не видать, - сказал Квакин, - но что - то вроде кузницы я в деревне приметил, - Квакин осторожно взял еще теплый трезубец, и осмотрел острия; их явно недавно точили, - да, эти технологии здесь известны. Придется, видать, нанести визит кузнецу...
  
  
  
  
  
  
  Деревенька не имела никакой ограды, никаких ворот и никаких сторожей. Правда, всвязи с компаньонским воровством жители предприняли кое - какие меры. Но все они касались личного имущества каждого предпринявшего. За территорией же общественной никто не следил. Да и не было там ничего, за чем имело бы смысл следить. Посему вечером, едва стемнело, компаньоны, спрятав мечи под свитерами, завязанными вокруг поясов рукавами, не привлекая ничьего внимания, пробрались к хижине кузнеца. Хижина эта вычислялась очень легко - возле нее, под навесом, пребывали наковальня и очень примитивный горн. Квакин негромко постучал.
  Мужской голос спросил, чего надо.
  Квакин спросил кузнеца.
  Вышел человек средних лет, среднего роста. В тусклом свете какой - то лампы, вроде как на масле, горящей в хижине, незнакомцы виднелись достаточно ясно. Мужик оглядел их с некоторым удивлением, которое отнюдь не было приятным.
  - Мы издалека, - сказал Квакин, умышленно негромко, - никаких особенных дел тут ни к кому не имеем. Хотим только купить брусок для заточки металла.
  Кузнец посмотрел на них совсем подозрительно.
  Потом сказал:
  - Это в наших краях штука редкая. У меня один всего.
  - Мы дадим хорошую цену, - сказал Квакин.
  - А сколько?
  - Я не знаю, по чем они у вас. Скажи свою.
  Кузнец погрузился в тягостные размышления. Наконец, решился:
  - Три монеты.
  - Две, - сказал Квакин.
  - У меня хороший камень, - сказал кузнец, - таких здесь ни у кого нет.
  - И хапуги пользуются твоими услугами? - спросил Квакин.
  Кузнец молча посмотрел на него.
  - Они ведь все лучшее хапают, - сказал Квакин, - значит, точно к тебе должны ходить.
  Кузнец сделал какое - то неуверенное движение, и глядя в сторону, проговорил:
  - Да я чо? Я ничо... Я с их бумаг не спрашиваю. Мое дело - чо кому надо, работать. Тут разные ходят...
  - Да ладно, - сказал Квакин, - нам всего - то и надо, что камень. А кто там что у тебя делает, нам на важно. Так, к слову пришлось...
  - А у вас, господа сыщики, все к слову приходится, да только слова эти часто боком выходят, - сказал вдруг кто - то так близко и неожиданно, что Квакин даже вздрогнул - хорошо, что в темноте это осталось незаметно.
  Тотчас откуда - то сбоку, из тени, появился господин лет двадцати с небольшим, повыше среднего роста. По случаю жаркого - как всегда - вечера был он в одних штанах, без рубашки, и неслабая мускулатура его была видна очень даже наглядно.
  "Видать, ученик, а по совместительству - молотобоец, - решил Квакин, - фэйс - то, однако, не похож на кузнецовский, стало быть - не родня..."
  - Мы не сыщики, - сказал он.
  - А сыщики всегда не сыщики, - сказал господин, останавливаясь между густой тенью и слабым светом.
  - А если и так - что такого? - спросил Квакин, - дело не в ремесле. Дело в человеке.
  Господин хмыкнул - несколько озадаченно, как показалось Квакину.
  - Новые речи, - сказал он, - раньше с пеной у рта бросались доказывать, что они - не они.
  - Раньше тут все лохота терлась, - сказал Квакин.
  - Кто?
  - Да неучи всякие.
  - А вы, стало быть, из ученых?
  - Надеюсь.
  Господин снова хмыкнул.
  - Ну, если нынче такая манера пошла - откровенничать - скажите тогда, кого ловите: все наших хапуг, или, может, беглого кого?
  - Пока ваших, - сказал Квакин.
  - Так это без толку.
  Квакин посмотрел на него:
  - Отчего ж это - без толку?
  - Да не хотят ваши начальники прижимать их.
  - Почему?
  Господин усмехнулся почти пренебрежительно.
  - Вы, начальник, прямо неудобные задаете вопросы. Ответ все знают - откупаются хапуги - то. А скажешь так - ваши обижаются, говорят - клевета, прижать грозят. Вот и откровенничай с вами потом...
  - А чего, - сказал Квакин, - и откупаются. А кое - кто их покрывает. Такие дела тоже расследовать надо.
  Тут господин слегка даже отшатнулся.
  - Так вы, значит - не с Ближнего Города?
  Квакин рассмеялся негромко.
  - Нет, уважаемый. Мы с дальнего...
  Господин уставился на него с удивлением.
  Тогда Квакин шагнул в сторону света, и повернулся так, чтобы господину удобно было его рассмотреть:
  - Согласись - не похоже на тех, что из Ближнего...
  Да уж, не слишком - компаньоны прибыли в своем обычном виде.
  С минуту господа кузнецы рассматривали компаньонов с интересом и даже с изумлением. Потом младший сказал:
  - Двое хапуг, которые сегодня приходили за данью, не вернулись в свой лагерь. Так сказали двое других хапуг, которые вечером заявились сюда. Это не ваша работа, случаем?
  Квакин молча вытряхнул на землю содержимое большого черного мешка для мусора, которые входили, так сказать, в комплект Капсулы.
  Под ноги кузнецу и помощнику покатилась голова одного из несунов. Кузнец отскочил, но помощник не двинулся с места. Потом на лице его явилась кривоватая улыбочка:
  - Вот это да... Что значит люди издалека... - потом точно очнулся, - так это что же, на наше начальство наконец управа нашлась?
  Старший вскинул было на него глаза, но промолчал; он, видать, вообще предпочитал помалкивать.
  - Управа есть на всех, - сказал Квакин, - надо только знать правду, и иметь силу. Сила, полагаю, не замедлит явиться. А вот правду мы сейчас как раз и собираем.
  - Так я вам этой правды скажу сколько угодно, - начал было молодой, но тут старший его, наконец, перебил:
  - Так лучше в дом пройти, господа. Тут глаз много... если хотите, чтобы любопытные... ну, не очень... И вот это прибрать...
  Это, то есть голова хапуги, было возвращено в мешок; Квакин, вывернув мешок наизнанку, взял голову им, чтобы не трогать руками.
  - Не стоит, уважаемый, - сказал Квакин, - чего вам к себе внимание - то привлекать? Мы лучше вот с ним пройдемся, и побеседуем.
  Старший, секунду подумав, закивал - разумеется, ему лучше всего было спровадить непонятных посетителей, и по возможности ни во что не встревать.
  - Но камень нам все равно нужен, - сказал Квакин, - за две монеты.
  Старший закивал, попятился, и тотчас вернулся, протягивая Квакину небольшой прямоугольный, хотя и довольно сработанный, брусок. Квакин отдал брусок Пинку, чтобы тот спрятал его в сумку, а сам отсчитал старшему два медяка. У него было смутное подозрение, что серебра в этой деревне никто никогда не видел.
  Старший удалился; никаких следов недовольства на его лице не наблюдалось.
  Младший закрыл за ним дверь, и повернулся к господам компаньонам.
  - К вашим услугам...
  - Выйдем лучше за деревню, - сказал Квакин, - не хотим мы толкаться среди людей...
  Господин повернулся, и пошел куда - то через темноту; компаньоны последовали за ним. Поселок вскоре кончился, показались неширокие поля, а за ними - кактусы на фоне ночного звездного неба.
  Господин пересек поле по дорожке меж обработанной земли, и остановился среди первых кактусов. Компаньоны тоже остановились.
  - К вашим услугам, - повторил господин.
  - Попросту говоря, - сказал Квакин, - у нас две цели: покончить с хапугами, и с теми, кто их прикрывает. Вторых надо привлечь к ответственности, как полагается. Первых надо просто убить. Вот и все.
  - Это хорошо, - сказал господин, - и про тех, и про других могу рассказать немало.
  - А свидетелем быть? - спросил Квакин.
  - Пожалуйста. Я, правда, грамоты не знаю, но словами все расскажу, в какой угодно инстанции.
  Квакин на секунду задумался.
  - Вообще - то мне казалось, что здесь о таких вещах говорить не любят.
  - Точно - не любят, - сказал господин, - но у меня есть причина.
  - А узнать можно?
  - Можно. Была тут, на деревне, подруга одна. Совсем было собралась за меня. А потом решила, что у хапуг богаче житье. Вот вам и причина. Достаточная, как думаете, господин начальник?
  - Достаточная для чего? - уточнил Квакин.
  - А чтобы головы с них со всех поснимать, и с хапуг, и с крыши ихней похабной.
  Квакин покивал в темно - синей темноте:
  - Более чем достаточная, уважаемый. И, полагаю, здесь наши желания вполне совпадают... И вот еще - я думаю, ясно, что о нашем приезде никто ничего знать не должен...
  
  
  
  
  
  
  Поздно ночью, после того, как мечи вследствие квакинских усилий приобрели некоторое закругление рабочих плоскостей, Квакин явил Пинку и продукт своих интеллектуальных усилий.
  - Теперь нам надо устранить конкурентов, - сказал он, - то есть, хапуг. И делать сие нам придется вдвоем.
  - Ты же хотел привлечь эгриботов, - сказал Пинок с легко предсказуемой интонацией в голосе.
  Квакин отрицательно покачал головой:
  - Нельзя. Нужно, чтобы наш авторитет перед эгриботами был непререкаем. Их в деревне штук пятьдесят. Если они захотят, то просто затопчут нас, и никакие мечи нам не помогут. Надо, чтобы наш имидж ассоциировался с чем - то очень сильным и страшным. Если нас не будут панически бояться, то могут просто убить.
  - А если распустить слух, что мы от высокого начальства? Кузнецы поверили...
  Квакин снова покрутил головой:
  - Это рискованнее, чем драться с хапугами. Кузнецы могут не знать, что это за начальство, и как выглядят его люди. Мы ничего об этом не знаем, и узнать не сможем. А вот старейшины могут представлять себе это самое начальство вполне подробно. Нет, обман - не наш путь. Наш путь - страх. Мы представляем только себя. Хапуги попробовали сопротивляться - нам, не какому - то здешнему варварскому начальству, и мы их убили. Просто убили, и никакая крыша их не спасла. Мы должны продать принцип: "сопротивление равно смерть". Принесем головы хапуг в мешке и вывалим на деревенской площади. А потом начнем переговоры.
  Пинок задумался, потом спросил:
  - У тебя есть какой - то план?
  - А то как - же, - Квакин довольно усмехнулся, - целая куча. Часть первая называется "петля в песке".
  Пинок кивнул:
  - Ну, это понятно. Хапуги пойдут по тропинке...
  - Да. А чтобы они прошли по определенному месту, мы возьмем какой - нибудь предмет, который их заинтересует, и положим его на тропинке в узком месте, где из - за кактусов можно пройти только по очень ограниченному пространству.
  - Один попадется, остальные убегут или грохнут нас.
  Квакин пожал плечами:
  - Возможно - но маловероятно. Хапуг осталось восемь рыл - телки, понятно, не в счет. Завтра утром они возобновят поиски. Как они это сделают? Как бы мы это сделали?
  Пинок задумался.
  - Есть только два варианта, - сказал Квакин, - или они делятся пополам, и четверо сидят в лагере, а четверо ищут, не разделяясь, или они делятся на группы по два человека. Во втором случае мы заваливаем одного веревкой, немедленно убиваем, и нас оказывается двое против одного. На четверых, разумеется, мы нападать не станем. Если они будут ходить вчетвером, нам останется только ждать, пока их бдительность ослабнет, и снова появятся парочки...
  - А если трое? - спросил Пинок.
  - Петля - и нападем, - Квакин произнес это как можно тверже, чтобы у Пинка было поменьше оснований возражать, - мы завалили двоих с помощью сельхозорудий. Теперь у нас будут мечи. Мы работаем ими лучше, чем хапуги - в этом мы уже убедились, глядя на их дурацкие ужимки...
  - А если нам попадутся хапуги, которые лучше работают мечем?
  - А если через неделю сюда заявится местное начальство со своими бойцами, которое прикрывает хапуг, и не хочет, чтобы их сменил кто - то еще? Мы должны действовать быстро. Возможно, хапуги уже послали гонца.
  Пинок промолчал, и погрузился в тяжкие размышления.
  - Спать пора, - сказал Квакин, - завтра ответственный день, а встать надо пораньше. Встанем, пожрем, и сразу пойдем следить за лагерем хапуг. Полагаю, тогда и поймем, что нам лучше делать...
  
  
  
  
  
  
  Поутру, поспешно сожрав бананы и холодный вчерашний шашлык, компаньоны выбрались на магистральную тропу.
  На довольно твердом, иногда каменистом грунте следов не оставалось, и это было хорошо - никто не смог бы определить, куда ходили компаньоны. Они, разумеется, тоже не могли следить за противником таким образом. Но подобная ситуация работает на того, кто активнее - и посему была компаньонам на руку.
  Выбрав узкий проход между кактусами, компаньоны замаскировали веревку с петлей. В случае необходимости, можно было бегом вернуться сюда и подбросить приманку. За таковую сошли штаны, снятые с одного из трупов.
  В лагере наблюдалась обычная утренняя суета. Телки готовили жрачку на костре, хапуги ходили туда - сюда. Сделать какие - то выводы из их хождения пока что не представлялось возможным. Все имели при себе такие же короткие мечи, что компаньоны заполучили вчера. Никакого иного оружия видно не было.
  Где - то через полчаса после начала наблюдения хапуги уселись жрать - на открытом воздухе, благо утреннее тепло не успело еще превратится в дневную жару. Они что - то обсуждали, но до компаньонов долетали только отдельные слова - понять ничего было невозможно. Но еще через полчаса их намерения прояснились.
  Пятеро хапуг вышли из лагеря, и поперли неспешно в сторону деревни. Вскоре они затерялись среди кактусов.
  - Прогуляемся за ними, - сказал Квакин, - надо знать точно, что они будут делать.
  Хапуги, однако, ничего особенного делать не стали. Они просто шли к деревне, не сходя с привычной тропинки.
  - Надеюсь, ты не собираешься на них нападать, - сказал Пинок, когда хапуги приближались к месту с веревками.
  - Я хочу напасть на лагерь, - сказал на это Квакин.
  - Но там трое, - начал было Пинок, но Квакин его перебил:
  - Только в том случае, если они сядут на жаре все втроем и будут нас ждать. Но они никого ждать не будут. Самое большее, они выставят одного часового. А значит, их самое большее двое. А если эти двое еще и выбегут не сразу, то в каждый момент времени против нас будет всего один.
  - А телки на нас не набросятся? - спросил Пинок.
  - А не много ли ты о себе мнишь? - поинтересовался Квакин соответствующим тоном, - чушь, я думаю. Это пугливые телки. Просто деревенские чувихи, которые только и умеют, что окучивать ботву. Они с детства привыкли всех бояться. Это в самурайских семьях, говорят, телки могли на кого - то наброситься. Те, что обрабатывают землю, бросаются не на кого - то, а исключительно под...
  Пинок хмыкнул, и Квакин с удовлетворением отметил, что его речь помогла Пинку переключиться с опасностей на возможности. Он почему - то никогда не думал о личной жизни Пинка. Едва ли она была богата и разнообразна. В любом случае, бандитские телки Пинку вполне могли пригодиться. Ведь даже он, Квакин, намеревался не побрезговать ими. По крайней мере, некоторыми...
  Компаньоны повернули обратно к лагерю.
  Тут их ждал облом. Узрев его, Квакин подумал, что никогда в жизни он так не обламывался.
  Все трое хапуг сидели у остывшего костра, пили какую - то фигню из кружек, а возле, в тени кактуса, стоял здоровенный кувшин.
  Квакин тотчас почувствовал, что его охватывает подлинное бешенство. Он - то считал, что лагерь уже у него в руках...
  Пинок, почуяв его состояние, осторожно поинтересовался:
  - И что теперь?
  Несколько минут Квакин молча думал, потом сказал:
  - Ты сидишь за кактусами, и ждешь. Я иду к ним, и убиваю одного. Если успею - атакую второго, нет - начинаю маневрировать. Ты сразу же выбегаешь, и принимаешь участие в процессе.
  Пинок воззрился на него с изумлением:
  - Но как ты будешь действовать против их троих?
  - Да никак, - сказал Квакин, - представь сам: к ним идет один человек, без оружия. Меч у меня под курткой, со стороны его не видно. Ясно ведь, что он идет не для того, чтобы драться. Им и в голову не придет такая наглость. А с двух шагов одного из трех ничего не подозревающих баранов я завалю одним ударом. Может, и второго успею...
  - Да зачем так рисковать, - начал было Пинок. Но замолчал, ибо квакинский фейс исказился неподдельной и весьма сильно злобой
  - Всякий, кто будет срывать мои планы, отправиться прямо в рай...
  Пинок смотрел на него в недоумении.
  - Мы уже захватили этот лагерь, - сказал Квакин более спокойно, - при таком раскладе он у нас в руках. Осталось только разбить три пустые головы. Ты план понял?
  Пинок кивнул, и тогда Квакин, ничего более не говоря, вскочил и поспешно перебрался к следующему кактусу.
  Пинок ничего не успел ни сделать, ни сказать.
  
  
  
  
  
  
  Хапуги, вероятно, вели свою беседу о вещах важнейших и возвышеннейших, ибо на сразу увидели Квакина, хотя он шел к ним по пустому месту. Шел он долго, неспеша - в конце концов его, разумеется, рассмотрели.
  Пока он шел оставшиеся двадцать метров, хапуги оторвали от земли свои задницы, и уставились на него
  - Здорово, ребята, - Квакин помахал им рукой, как это делали местные, и изобразил улыбку, - кто у вас тут заведует закуской и выпивкой?
  Хапуги в некотором недоумении переглянулись, потом один из них что - то захотел сказать по этому поводу.
  Он не успел - Квакин уже подошел на нужное ему расстояние, и в дальнейшем обмене мнениями не нуждался. Выдернутый из - под куртки меч, продолжая то же движение, которым его вытащили, обрушился на голову хапуги, стоящего ближе всех.
  Хапуга тотчас же начал падать. Квакин на даром трудился, меч не задержался в черепе лишнего мгновения. Второй хапуга успел вытащить меч из ножен к тому моменту, когда Квакин с поднятым мечем повернулся к нему, и уже поднимал навстречу. Квакин тотчас сообразил, что такой же, как и первый, удар сверху не пройдет - хапуга сумеет взять его на гарду. Посему, не обращая внимания на замах хапуги, он провел меч справа - сбоку, переводя удар в горизонтальную плоскость, и, сделав шаг вперед, провел мечем по незащищенному животу хапуги.
  Хапуга издал некий негромкий звук, выронил меч и схватился правой рукой за живот. Если бы Квакин имел еще хотя бы секунду, с ним тоже было бы покончено. Но этой секунды у Квакина не было - третий хапуга уже приближался, подняв меч для удара. Меч Квакина был слишком далеко в стороне, им невозможно было защититься от удара, который готовил третий хапуга. Поэтому Квакин прыгнул в сторону, в которую бил. Удержаться на ногах он не сумел. Хапуга развернулся было к нему, но тут заметил бегущего Пинка. Не дожидаясь, пока он приблизиться, третий хапуга рванул прочь.
  Это была почти очевидно лучшая возможность, но хапуга бегал хуже Квакина. Тот догнал его, и сперва ранил неудачным ударом в спину, а когда тот споткнулся, всадил меч сзади между ребер, не забыв развернуть плашмя.
  Казалось бы, дело сделано. Но, обернувшись - ибо Пинок поотстал - Квакин увидел, что осталось маленькая проблемка.
  Второй хапуга вовсе не был убит. Он стоял на коленях, и снова держал меч.
  - Пинок, - крикнул Квакин, впрочем, негромко, на случай, если кто подходил к лагерю, - это твой.
  Пинок, пустившийся было за Квакиным, остановился и оглянулся. Потом бросился к стоящему на коленях хапуге.
  Хапуга однако, хоть и не мог подняться, просто так умирать не собирался. Он успел сообразить, что в пленных господа налетчики не особо нуждаются. Фраза, сказанная Квакиным по - русски, возможно, навела его на мысль о бесполезности переговоров. Посему единственное, что ему оставалось - это защищаться.
  Пинок подбежал, но остановился - достать хапугу мечем он не мог. Руки хапуги были подлине, чем у Пинка. К тому же, хапуга пребывал в состоянии сильного стресса и, несмотря на ранение, вертелся очень даже быстро.
  Пинок попробовал зайти со спины, но хапуга успел повернуться. Так повторялось несколько раз, а потом Пинок взревел:
  - Ах ты, сука, е...я тварь, - и бросился к высокому, метра два, шесту, подпиравшему натянутую между шатрами веревку с бельем. Веревка просела, шмотье попадало на землю.
  - Не сломай! - крикнул Квакин, заметив, что Пинок замахивается сверху.
  Но было поздно.
  Шест ударил хапугу сверху по левому плечу, и переломился. В руках у Пинка осталось не более метра - маловато для надежной атаки вне зоны действия меча.
  Пинок отскочил и замер, озираясь.
  Тотчас взгляд его упал на нечто вроде открытого очага, сложенного из разнообразного размера камней.
  Пинок бросился к очагу, схватил первый попавшийся камень, и, подскочив к хапуге, бросил ему в голову. Он промахнулся - по всему было видно, что он впал в ярость.
  Пинок снова подскочил к очагу.
  Второй бросок оказался удачнее - попадание в голову заставило хапугу схватится за висок. Но он сделал это левой рукой.
  Пинок, сопя с яростью взбешенного бульдога, метался от очага к хапуге, осыпая последнего градом камней. Камни рикошетили во все стороны. Пинок уже не бегал к очагу, а просто подбирал их с земли. Хапуга отворачивался, но Пинок заходил спереди, и метил в его рожу.
  - Сука, падла, тварь, б...дь, сука, тварь, падла... - повторял он, с размаху посылая в голову хапуге камень за камнем.
  Не все камни попадали в цель, но в общем дело, конечно, продвигалось. В какой - то момент хапуга бросил меч и закрыл обоими руками свою порядком расквашенную рожу. Тогда, бросив еще пару камней, Пинок схватился за кол. Он принялся охаживать хапугу то сверху, то справа, то слева. Укоротившийся кол не ломался. Хапуга повалился на бок, схватив Пинка за ногу. Хватка была некрепкая - Пинок тотчас ногу выдернул. Он отскочил, перестав извергать ругательства. Вероятно, ощущение рук противника на своей лодыжке испугало его. Но он уже перешел ту черту, за которой страх останавливает. Нынешний Пинок от страха только становился злее. Не обращая более никакого внимания на возможность противника нанести ему некий урон, он схватил с земли обломок шеста, поднял его обеими руками над головой и что есть дури обрушил на голову хапуги.
  Тот без звука повалился на землю.
  - Заканчивай с ним! - крикнул Квакин Пинку, - нам огонь нужен, раздуй их хренов костер...
  Что дальше делал Пинок, Квакин не видел. Он поспешил в шатры - за добычей.
  В первом шатре никого не было. Валялись какие - то шмотки, пахло куревом. Шмотки были только мужские. Похоже, господа хапуги проживали по принципу сексуального апартеида.
  - Тем лучше, - сказал себе Квакин, и устремился во второй шатер.
  Там - то они все и были. Как Квакин и ожидал, все пять бандитских телок сидели в дальнем углу, и боялись.
  Квакин выбрал самую, по его мнению, страшную и ткнул в нее пальцем
  - Ты - иди сюда.
  И тотчас вышел из шатра, всем своим видом показывая, что и не сомневается в том, что телка пойдет за ним. Та, и верно, пошла. Снаружи он глянул на нее - какова реакция - но реакция была вялая. Телка скользнула взглядом по трупам и возжегающему подпотухший было костер Пинку, и снова боязливо уставилась на Квакина.
  - Возьми веревку и свяжи всех баб в шатре, руку к руке.
  Телка просекла быстро, и стала поспешно срывать с веревки шмотье. Квакин меж тем срубил веревку с шатров, а затем разрубил на четыре части. Телка схватила веревки, и исчезла в шатре.
  Квакин быстро обыскал убитых хапуг; противник Пинак тоже был мертв - Пинок - таки открыл свой счет, проломив ему голову дрыном. Табак, огниво, медные монеты. Серебра не было. Хапуги отличались от ботвоводов только тем, что не работали. Никаких документов, ничего такого, что могло бы рисовать или писать. Мечи и монеты он забрал. Кроме сего взять было нечего.
  - Смотри по сторонам, - сказал он Пинку, - я шатер обыщу.
  В чуваковском шатре из интересного обнаружилось несколько ножей и еще один меч традиционного для здешних мест образца. Тряпье, ханка, курево, тюфяки и жрачка интереса не представляли.
  Квакин побросал ножи в рюкзак. Меч повесил на пояс, и вышел из шатра.
  Ему навстречу попалась телка.
  - Сделала, господин...
  Квакин вытащил из кармана монету, и молча протянул ей.
  - Выводи всех.
  Потом повернулся к Пинку:
  - Поджигай вот этот шатер.
  Далее Квакин поместился перед шатрами, осматриваясь по сторонам, а вокруг него происходили всякие процессы.
  Доверенная телка вывела своих соподхапужниц. Те, и верно, были связаны рука к руке. Квакин проверил все узлы - завязаны они были хорошо, хотя и слишком туго. Следовало поскорее доставить телок в Ставку, и развязать все это.
  Из второго шатра потянул легкий дымок, и почти тотчас же выскочил Пинок.
  - Кинь во второй чего - нибудь горящее, и пошли быстро, - сказал ему Квакин.
  Потом повернулся к доверенной телке:
  - Привяжи к одной руке первой еще веревку. За нее поведешь всех за мной.
  Как ни быстро Пинок закинул в шатер горящие палки, телка привязала требуемую веревку еще быстрее.
  - Все, пошли, - сказал Квакин, - Пинок, ты замыкающий. Оглядывайся назад почаще, и быстро идем...
  Потом вспомнил, что именно он забыл.
  - Нет, ждем пока...
  Отрубить три головы хорошо отточенным мечем было делом недолгим. Головы отправились в крепкий объемный мусорный мешок. Квакин завязал его узлом, и взвалил на плечо.
  - Теперь пошли.
  Так быстро, как хотелось, идти не получалось - телки были в каких - то дурацких сандалиях, которые совсем не держались на ногах.
  Шли, разумеется, не по тропе, а через кактусы. Вскоре показались знакомые места, а затем - купол Капсулы.
  Когда Капсула оказалась в Ставке, прежде всего препроводили связанных телок в одну из ванных, развязали и заперли там.
  Потом у Квакина появился вплне ожидаемый вопрос.
  - Уважаемый Ноосферум, - сказал он, - у меня есть один весьма романтический вопрос.
  - К вашим услугам, господин Квакин, - откликнулся насмешливый, но в целом вполне положительный голос.
  - Есть ли на этом шикарном уровне венерические болезни и СПИД? - спросил Квакин.
  Голос откровенно засмеялся.
  - Нет, господин Квакин. На этом шикарном уровне, равно как и на всех остальных, половым путем передаются только сперматозоиды. Но я бы хотел посоветовать вам быть осторожнее. Вы ведь метите высоко. Так что не создавайте случайных наследников.
  - А всякие там вши, блохи, чесотка, лишай...
  - В городах, кое - где. В деревнях на этом уровне посторонних нет, а местные довольно чистые. Не по вашим меркам, конечно. Но - безопасные.
  Голос снова рассмеялся, и исчез было, но вернулся:
  - И разумеется, господа, я поздравляю вас с победой. Советую только не спешить расслабляться...
  И снова исчез.
  - Поздравления принимаем, - сказал Квакин.
  Потом обратился к Пинку - по - русски:
  - Выбирай, с какой телки начнешь.
  - А какую выбрал бы ты? - осторжно поинтересовался Пинок, не желая полностью полагаться на свои предпочтения в этом вопросе.
  Квакин сделал широкий жест.
  - По фигу. Все равно надо перетрахать всех бандитских телок за один вечер. Иное, полагаю, будет весьма и весьма плохой приметой...
  
  
  
  
  
  
  
  Очень интересно наблюдать, с какой неожиданной стороны проявляются иногда люди.
  Ближе к вечеру, когда все телки были заперты в апартаментах, и компаньоны собрались в Капсуле, оба имели, что сообщить.
  Квакин был готов сообщить очередную версию ближайших планов.
  Пинок был готов сообщить, что перевыполнил план, и трахнул всех телок по три раза.
  - Готов ли ты поработать теперь мозгами? - спросил его Квакин.
  - Вообще - то, я сейчас хочу спать, - сказл Пинок, явно чувствуя повышение в статусе, - но, не смотря ни на что, я готов выполнить любое задание любого правительства.
  - Заеб...сь, - сказал Квакин, - тогда включи для начала головной мозг. Пришло время определиться, как именно мы будем валить правительство здешнее...
  
  
  
  
  
  
  Через час компаньоны отбыли на первый уровень.
  - Как тебе моральный облик подхапужниц? - спросил Квакин, пока Капсула двигалась, - можно хоть одной доверять? Вопрос риторический, но - вдруг у тебя хоть к одной возникли романтические чувства...
  - Сволочи, - сказал Пинок, - любой всегда есть за что надавать по заднице с полным чувством своей правоты.
  Характерное плавное покачивание показало, что Капсула прибыла.
  Компаньоны выбрались, и двинулись на разведку.
  Лагерь сгорел. Трупы хапуг лежали не в том положении, в каком их оставил Квакин. Одежда с них исчезла. Кроме того, кто - то рылся в золе, оставшейся от шатров.
  Квакин усмехнулся:
  - Мертвых грабить еще проще, чем эгриботов. Кажется, недобитые хапуги спизд...ли все, что оставили мы...
  И смылись. Компаньоны до темноты ходили среди кактусов, пытаясь найти хапуг или хоть какие - то следы их пребывания. Но ничего не находилось. Когда стемнело и стих обычный дневной ветерок, явилась великая тишина, в которой звук шагов по камням можно услышать за сотню метров. Компаньоны обследовали хапужные сапоги, и обнаружили подметки из твердой кожи. Идти в такой обуви по такой почве бесшумно едва ли было возможно, разве что очень медленно. Их же собственная обувь на мягких подметках такую возможность давала. Часа два компаньоны ходили туде - сюда, высматривая блики костра, то и дело останавливаясь и слушая тишину. Все было тщетно. Никаких признаков чьего - либо присутствия среди кактусов не наблюдалось.
  Тогда они пошли в деревню.
  
  Дорогие читатели!
  
  Если сей опус понравился вам на 7 рублей и вы хотите прочитать продолжение, переведите эту сумму на счет 41 00 11 37 34 67 70 7 на Яндекс деньги, www.money.yandex.ru продолжение вышлю на почту, адрес которой можно сообщить автору на [email protected]
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"