Я стою в подъезде. Седьмой этаж, 23-00. Подъезд в меру обшарпанный, стены стандартно бело-зеленые. Если встать в закутке, где находится мусоропровод, люди, поднимающиеся по лестнице, так же как и люди из лифта, тебя не заметят.
У меня вахта. Я жду. Это не то чтобы работа, это больше увлечение. Важен не сам процесс ожидания, важен результат.
Подъезд издает звуки. Шаги, лифт, двери, приглушенные разговоры. Если напрягать слух, можно разобрать отдельные слова, особенно если говорит женщина. Можно закрыть глаза и попытаться перенестись на место, где говорят. Ты как невидимый дух стоишь за спинами людей и смотришь на них, а они тебя не замечают. Вот такие у меня невинные развлечения во время моей вахты.
Когда меня видят люди - жильцы или нет - возникает некая неловкость. Худой, почти двухметровый мужик стоит рядом с мусоропроводом. Стоит и все. Странно, да?
Я чувствую себя манекеном, ощупываемым придирчивым взглядом. За придирчивостью скрывается беспокойство. Это чужое беспокойство заставляет меня изобразить пьяного или, там, что я, якобы ищу что-то за мусоропроводом, или что я вожусь с мусоропроводной заслонкой. Не нужно поддаваться на эти властные флюиды, надо расслабить лицевые мышцы, отвести взгляд. Я хоть и длинный, но худой.
Я безопасен. Я как бродячий пес, пробегающий мимо вас, поджимаю хвост заранее. Не поднимай на меня палку и ты не испытаешь хватки моих челюстей на своей ляжке. Неожиданно сильный рывок, ты уже на жопе, и вот уже твое горло в моем распоряжении. Не нравится? Не лезь.
Вот что я пытаюсь транслировать в головы тех, кто случайно заглянет в мой закуток. Отведи взгляд и иди по своим делам.
Полицию не вызывают. С полицейскими предпочитают не связываться. Я чисто и аккуратно одет, человеку легче убедить себя в том, что проблем от меня не будет, чем звонить куда-то, потом ждать, потом давать объяснения, а потом ждать анонимного удара чем-то тяжелым по затылку, когда в сумерках будешь возвращаться с работы.
Но лучше, конечно мне ни с кем не сталкиваться.
Цель моего, скажем, дежурства - квартира 68. Ее отсюда не видно. Уточним, не видно отсюда двери. Дверь черная, крашенная, сталь, семерка. Хорошая дверь, хоть и выглядит кустарной. Каждая дверь в подъезде имеет свой голос. Открываясь и закрываясь, они разговаривают.
Например: открывается дверь квартиры 69, три поворота ключа, потом дверь прижимают ногой, еще четыре поворота другого ключа.
Квартира номер 68 и на двери номер 68, значит 68-я дверь. 68 дверь молчит. Она не хочет со мной знакомиться. Зря, подруга. Я - человек, а значит ты мой инструмент. Человек тебя придумал, человек тебя сделал, человек тебя и уничтожит. Страшно? Она не боится. Слишком предана своему хозяину.
Шум, разговор. Шум снизу, с первого этажа, вызывают лифт. Разговаривают, судя по всему по телефону. Женщина. Разговор продолжается и во время подъема лифта. Останавливается на седьмом.
Готовность номер один. Снимаю сланцы. Женщина проходит в нужном направлении. Делаю три шага, маскируя их звук в звуковом хаосе телефонного разговора, поиска ключей. Женщина стоит ко мне спиной, прижимая телефон к уху правым плечом; левой рукой оттягивает сумку, висящую на том же плече, правой роется в ней. Окей.
Шесть мягких шагов. И я стою уже у нее прямо за спиной. Я не знаком ни с техникой работы спецназа, ни тонкостями профессии квартирного грабителя. Действую как могу.
Итак, женщина, средний рост, светлые волосы до лопаток, сарафан, босоножки. Отпирает, уже, дверь, телефонный разговор продолжается. Я стою сзади в полушаге от нее, чувствую аромат ее волос. Пахнет рестораном, шампунем. Вижу, как перекатываются мышцы под ее кожей на руках, когда она борется с неуступчивой дверью.
Муж ушел на работу, в ночную смену, судя по всему, это я знаю, слышал как он уходил. Ну, наверно муж.
Дверь, наконец, открыта полностью, я даю возможность женщине включить свет, беру ее за запястье правой рукой, одновременно предплечье левой кладу на шею под подбородок и сильно прижимаю к себе. Разговор внезапно прерывается, сдавленный всхлип-вздох, хочет закричать, точнее завизжать и заорать изо всех сил, но я прижимаю ее к себе сильнее и она только невнятно мявкает, ноги ее подкашиваются. Вырываю телефон из ее рук и нажимаю на красную кнопку на нем. Пинком коленом под зад закидываю женщину в квартиру, шагаю внутрь, одновременно захлопывая дверь. Женщина ударяется об стену в прихожей, сползает вниз, становится на четвереньки. Я изо всех сил бью сверху, кстати оставшимся в правой руке телефоном, ее по затылку. Падает, хватаю ее за волосы, поднимаю во весь свой рост. Она худая, весит мало. Прижимаю ее к стене. Шепчу.
- Есть телефонный номер соседки из 68?
Молчит, не пришла в себя. Это она зря. То, что я шепчу, хороший знак для нее, это означает, что я не буду выбивать воспоминания о своем голосе из ее головы. Ударами этой головы об стену, например.
-Есть?
Оттягиваю ее голову от стены и, несильно пока, бью лбом об стену. Чтоб мысли и чувства ее привести в порядок.
Тихонько на вздохе пищит: "Да".
Запихиваю ее телефон ей в руку, продолжая прижимать женщину к стене. Она, находясь в шоке наискось, от стены смотрит на треснувший экран телефона, перебирает контакты.
- Скажи, что ее соседей снизу топит из ее квартиры, пусть приезжает.
Чуть ослабляю хватку, чтоб могла говорить.
- Света, приезжай скорее, Ольга Петровна орет, что ты ее топишь... Быстрее, пожалуйста...
Шепчу:
-Клади трубку, сучка.
Все нормально. Не надо караулить подъезд, надо действовать активно.
Бросаю дуру на пол, падает на живот, прямо лицом бьется об пол. Надо связать. Почему никто не хранит веревки в прихожей? Или наручники? Нагибаюсь, наматываю волосы на руку, иду по коридору. Кабинет. Шнур от компьютера пойдет. Захожу туда, волоча женщину по полу, она внезапно пытается встать, опираясь руками об дверные косяки, задерживает меня. Зря. Света же скоро приедет. Ты же голубушка рискуешь остаться без какого-нибудь жизненно важного органа. И некрасиво и небезопасно. Поднимаю ее за волосы, как в прихожей, на руке (мне нравится это ощущение силы. Я держу человека во весь его рост одной рукой. Круто.), а потом резко опускаю ее лицом на компьютерный стол. Глухой хруст. Приятно. Ящики стола вываливаются, падают рядом с телом хозяйки. Где тут шнур? Дергаю монитор, хватаю шнуры горстью, двумя уже руками рву на себя, не обращая внимание на то, что все подпрыгивает и падает. Присаживаюсь рядом с женщиной. Жалкий и мерзкий кусок бесполезного мяса...
...
- все нормально. Я встретилась с ним.
Вова нервничает.
Пытаюсь одновременно продолжать разговор и достать ключи от дома, чтоб открыть подъезд. Ключи от машины, от рабочего кабинета. В этой сумке кто-нибудь прибирается? А, я же ее хозяйка. Вот они.
- Пойми, он настроен на разговор, на общение. Удивился, что я пришла, а не ты. Я не агитирую тебя, не говорю: давай его приглашать в гости, ты сам реши.
Лифт.
Вова бормочет невразумительное.
Приехал его папа. Из Америки. Владимир наотрез отказался с ним встречаться. Я, не предупреждая мужа поехала к нему в гостиницу и переговорила. Александр (просил не называть его по отчеству) оказался адекватным человеком. Он отлично понимает, какие чувства испытывает Вова, брошенный отцом в 12 лет. С матерью, уточню на всякий случай.
Мой этаж.
Вова продолжает декламировать что-то из классики исследователей Эдипова комплекса. Опять ключи пропали. Зачем нужно было их обратно в сумку складывать? Это же не сумка, а врата в другое измерение. Не удивлюсь, если однажды достану оттуда вместо ключей шипоглава двустворчатого, самую опасную тварь Земли 228/16.
- Подожди, давай, назначь ему встречу в кафе, а сам приди и со стороны посмотри просто...
Внезапно не смогла вдохнуть. В глазах потемнело. Инфаркт. В 27 лет. Спасибо, Вова.
Нет, можно дышать. Но почему я куда-то лечу? Удар, удар головой, весь мир вздрогнул перед глазами, я же летела на стену, почему я смотрю на пол? Попытаться вста... Потолок падает на мою голову. Смотрите: сначала у меня был инфаркт, потом я полетела в стену, но прилетела на пол, а потом на меня свалился потолок, вызовите мне скорую, Вова, прости меня, я больше не буду.
Все это ни при чем. И отношение с юмором к жизни сейчас не поможет. Огромная тварь в образе человека, но я его не вижу, держит меня за волосы-прижимая-к-стене... Он может просто разорвать меня на пополам. Прямо посреди моей жизни огромный скот играючи кидает меня по моему дому, тварь, мама защити-меня...
Говорит позвонить. Куда? Еле соображаю, Свете-соседке, смотреть на телефон приходится краем глаза, кровь заливает глаза... Это сон, пусть уходит, уходи-уходи-уходи...
Шепчет. Вызвать соседку. Ладно. Света, сама разбирайся, на хер мне это надо, приди и забери, чтоб ты сдохла, ввязала меня, чтоб у твоих детей головы отсохли, прошлых, будущих, настоящих, мама спаси меня...
Я сделала то, что ты сказал уходи, я не пожалуюсь, приберусь, умоюсь, все забуду, скажу, что в ванной упала, только уходи, уходи. Где деньги? Срань, будьте прокляты банки со своими карточками, кинуть ему пачку денег и он отстанет, зачем карточки, мы в блокадном Ленинграде, что ли?
Теперь он волочет меня по моему же дому. Пытаюсь встать на ноги, не могу, слишком быстро и ноги подкашиваются. Цепляюсь руками за дверной проем чтоб встать и чувствую как бешеная сила рвет меня и я опять лечу, сбылась мечта детства, меня снимают в мультике "Чудеса на вираже". Чувство юмора вернулось и было тут же выбито из головы компьютерным столом. Сознания не потеряла, но повалилась на пол, цепляясь за ящики стола, все рассыпалось. Я наконец увидела чудовище, это и правда чудовище. Огромный мужик, бросив меня, стал рвать компьютерные шнуры. Задушит? Повесит? А что, есть разница?
Справившись, наклоняется ко мне, в левой руке шнуры, правой тянется ко мне, мне не отползти; лицо, лицо его близко, чувствую его дыхание, худое лицо-маска, провалы глаз, выражения нет. Рука, моя рука хватает что-то из рассыпавшегося - шариковая ручка, и, как ребенок, играющийся ребенок, представляющий, что ручка - это стартующая ракета, я рву ее прямо в ненавистную харю суке. В глаз. Падла.
Брызгает красным, вой, стон, мужик из чудовища превращается в мужика с ручкой в глазу, хватается за глаз, отдергивает руки, опять хватается, вскакивает, убегает. Не верю...
...
Я пьяная. Сижу в Калдине пьяная. Как все мерзко. Прилетела из Москвы к тете на каникулах, на даче у тети познакомилась с Андреем. Красавчик, остроумный. Мерзость. Через неделю знакомства поехали компанией на водопад. Шашлык-башлык, вино, водочка... Славик притащил с собой двух баб, новенькие, с нами раньше не тусовались. Андрей тут же съехал, стал дистанцироваться от меня, увиваться около рыжей. При всей компании стал меня подкалывать, все ржут. Ловлю сочувственно-смеющиеся взгляды. Выпила водки и ушла. Куда идти? Сотня километров до дач. Сука.
Три машины стоят в ряд, отделенные от компании кустами, села в Андрееву Калдину. Нормальную тачку не может себе купить, нищебродка праворукая. Желудок ходит вверх-вниз, шашлык просится наружу, сдерживаю. Смотрю на себя в зеркало - пьяное жалкое лицо, глаза мутные, еще более жалкие. Зачем я вообще сюда поехала. Дура-девка. Дура.
Пошарила рукой под сидением. Ключ. Вставила, завела машину. Поеду я, милок, покатаюсь на твоей повозке. Если разобью машину - не взыщи с пьяной бабы. Вперед. Дорога грунтовая, сильно не разгонишься. А жаль, так хочется разбить эту тачку. Ну ладно, доеду сама до дач, машину брошу и уеду домой.
Вау-вау, смотрю на спидометр, уже 80, я думала не разгонюсь так, удар.
Удар? Поднимаю взгляд и вижу летящую куклу. По тормозам. Куклу? Летит, переворачивается, бьется об бетонный столбик на обочине. Автоматически выхожу, раздумывая, что кукла делает на дороге. Кукла? Ребенок. Метр с чем-то. Господи. Я сплю-я-сплю. Белое платье - не белое, красное кровь, изо рта хлещет кровь, глаза открыты, смотрит на меня, не надо, не надо смотреть. Не смотри. Ноги как у куклы неподвижные, руками сучит. Взгляд умоляющий, губы движутся, хрип, по движению губ различаю: "Мамочка, помоги..."
Где-то в лесу слышны голоса людей.
Избавится от этого ужаса. Поворачиваюсь, бросаюсь к машине, автомат на Д, по газам.
...
Дятел сидит на дереве. Он притих после шума внизу. Человечий ребенок копошился еще 40 минут. Потом затих. Перестал бормотать.
От удара об придорожный столбик раздробило позвоночник, ребра осколками вошли в легкие. Нижнюю часть туловища сразу парализовало. Кровь залила легкие, ребенок умер от удушья. От удушья от собственной крови. Молодой организм до конца боролся со смертью, невозможно нормально вдохнуть, судорожные вдохи-хрипы, кашель кровью, быстрее выдохнуть, чтоб постараться вдохнуть еще. А потом вдохнуть не получилось. Мама не пришла, пришла смерть.
Дятлу все что он увидел не понравилось. Он слетел с дерева и взял курс на сосновый бор. Там находилась психиатрическая клиника-стационар. Дятел сел на внешний подоконник одной из палат. Посмотрел одним взглядом в окно. Встретился с пустым взглядом молодого мужчины, сидевшего на стуле, приставленного к окну. Взгляд поймал взгляд. Катись, человечек-человек.
Иван, например Иван, встал и пошел. Он уже 3 года жил как овощ, за ним и не приглядывали. Беспрепятственно вышел за территорию клиники. Его мысли причудливым образом переплетались, связывались и повисали друг на друге, не позволяя руководить собой. Птичий взгляд заглушил мысли-паразиты, дав человеку возможность мыслить ясно. Но этот же взгляд заглушил все воспоминания о прошлом. Если человек - это воспоминая, то Иван - это воспоминание о смерти.
Человек идет по земле. Широкие шаги, размашистые движения. Идти долго. Очень долго. У человека нет никаких желаний, устремлений, эмоций кроме тех, что связаны с его миссией. У человека нет знаний,кроме тех, что связаны с его миссией. Он знает, что идет в Москву, знает, что такое Москва. А есть ли другие города, и зачем они нужны человек не знает. А если так, то можно есть все, что можно переварить, можно носить все, что защищает от холода. Человеческое общество производит много отходов, зачисляя туда и вполне годные вещи. Гордыня, отворачивающая человеков от старых или невкусных вещей не свойственна Ивану.
Та, кого он стремится найти живет своей жизнью. Возвращается домой, немного переживает, забывает, каникулы заканчиваются, учеба, диплом, новые знакомства и отношения. Она не подозревает, что боль, которая она когда-то причинила ищет ее. Ее палач ходит уже по улицам Москвы и заглядывает в каждое встреченное лицо. Все, что он знает, преступник - женщина из Москвы, знает ее лицо. У него нет знаний, чтобы искать ее нормально, искать ее так как стал бы искать любой образованный человек. И однажды он ее находит. Сталкивается на улице. Идет за ней, доходит до дома. В подъезде меняют окна, в нем полно людей. Иван не может пока выполнить свою миссию. Потом за преступницей приезжает мужчина и увозит ее на машине. Иван теряет ее. Так и начинаются его вахты.
Несколько лет прошло с начала пути палача. Иван нес птичье проклятие по земле. Пока не добрался до квартиры 69, пока твердая рука не поставила точку в его путешествии. Точку - прямо в глаз, шариковой ручкой.
Теперь он не Иван, а просто оруще-визжащее человеческое тело, выбегающее из квартиры, а потом из подъезда. Все знания, которые он приобрел, поймав птичий взгляд утеряны. Он больше не палач. В квартире номер 69 сидит на полу новый палач.
Лифт, меж тем поднимается. И из него выходит Света.
...
Я встаю, вытираю кровь с лица. Моя кровь или мужика. Кровь не останавливается. Моя, значит.
А знаете, что? Когда мужик убегал, я все узнала. Так-то вот. В том числе то, что я не буду спать с сегодняшнего дня, не буду спать потому, что стоит мне попытаться, как я окажусь в Катином теле умирающим под высокими деревьями. Потому что маленькая дурочка, наслушавшись сказок, требует справедливости и не даст мне уснуть, мучая меня своими воспоминаниями. Так-то. Ладно. Иду к выходу из квартиры, прихватив плотный пластиковый пакет.
Светик-семицветик.
В ужасе-остолбенении смотрит на меня на лестничной площадке. У меня же все лицо в крови, кожа рассечена.
Что ей сказать?
- Света, помоги, на меня напали, он убежал...
Протягиваю в ее сторону окровавленную ладонь. Растерянная, гремит ключами, открывает дверь.
Все коряво, но сработало. Захожу за ней в ее квартиру, ногой захлопывая за собой дверь. У меня минут 10, не больше, так что ломать комедию прекращаем.
Все еще смотрит на меня с ужасом. Правильно смотришь, только повод для ужаса не тот.
Бью ее правой в солнечное сплетение. С Катиным проклятьем от мужика ко мне перешла и его сила. Удар неловкий, бабий, но Свету подбрасывает, она скрюченная падает на пол, хрипит. Трудно соображается, да?
- Женя, Женечка...
- ... и Катюша, - не удерживаюсь я.
Иду на кухню, включаю плиту, возвращаюсь.
Захожу со спины, накидываю пакет ей на голову. Тело дергается, руки сучат. Сначала сознательно пытается сбросить меня, потом сопротивление становится инстинктивным. Пытается прокусить пакет, и зря. Человечьи зубы не приспособлены для этого, те маленькие дырочки, что удается проделать, лишь продлят агонию. Надо побороть меня, сбросить, но стой силой, что я сейчас приобрела, я могу просто разорвать ее пополам, не то что справится с ней в борьбе. Ну что, Светик, приятно осознавать, как жизнь уходит из тебя с каждым недовздохом? Когда мучительно и отстранено осознаешь, что умрешь сейчас от недостатка такой малости как дыхание. Когда на попытку судорожного вдоха в рот лезет лишь навязчивый пластик?
Затихла. Ждем еще для уверенности.
Готова. Ты теперь не Света, ты теперь труп.
Сдираю пакет с трупа, иду на кухню. Плита керамическая, жар идет хорошо. Бросаю на нее пакет. Он превращается в дым, лужицы и ошметья вместе с отпечатками моих пальцев.
Выхожу на лестничную площадку. Бью ногой по стене. Прямо мизинцем, бл... Слезы льются из глаз. Теперь изобразим рыдания. Вот так хорошо.
Топот по лестнице. Полицейские поднимаются. Мужика-психа уже задержали, судя по всему внизу на улице. Сажусь на площадку, закрываю лицо руками, начинаю тщательно рыдать. Старательно так. Все, я теперь идеальная пострадавшая, трепетная, рыдающая, окровавленная, но все такая же красивая. Кто-нибудь, принесите мне одеяло и накройте меня - как в голливудских фильмах.