Пригород, ночь, свет из окна. Ночь скрывает очертания дома-владельца окна; уловимые очертания говорят, что это какое-то огромное бесформенное строение; горит только одно окно - очень поздно.
Два мужика на кухне.
Сидят, пьют водку и разговаривают.
Один - крепкий, голова с залысинами, ведет себя уверенно, по-хозяйски. Второй - худощавый, лицо морщинистое не по возрасту, отмалчивается и поддакивает - признает свое подчиненное положение. Точнее не признает, его подчиненное положение уже давно зафиксировано и не здесь и не в эти времена.
- Корм привез?
- Ты же сказал на следующей неделе ехать.
- Завтра бросай все и езжай. Пока скидка действует надо успевать. Сельхозники все расхватают, останемся сопли на кулак наматывать...
Тот, что с залысинами - хозяин дома. Хотя какой это дом? Ну, если и дом, то очень странный. В 90-е годы, когда была возведена первая постройка на участке, никто не считал это домом. Не было и коттеджного поселка вокруг. Участок был выбран стратегически верно: на косогоре; внизу, через дорогу, под склоном - неширокая промзона, а затем уже город. Участок и первая постройка на нем планировались как пункт приема металла. Черного и не совсем, как водится. Потом уже, вокруг выросли коттеджи. Местные - те кто постоянно крутился рядом, в том числе те, кто посреди ночи подгонял "газики" к пункту приема металла - называли это место металлобаза. Почему посреди ночи? Сами подумайте.
Так что первым на участке был возведен склад. Потом от него выросли пристрои, большей частью жилые. Так исторически сложилось, что в 90-е, когда еще не было наплыва гастарбайтеров, металлобаза привлекала к себе разный народ. Бывшие сидельцы, новоиспеченные бомжи, нищие, не желавшие просить подаяния, другие неприкаянные. Часть из них оставалась и оседала здесь. Поэтому жилые пристрои образовали стихийное общежитие вокруг металлобазы. В 90-е возглавлял все это хозяйство хороший человек Большов. Покойный ныне.
С приходом нового хозяина облупленные вывески ("Цветмет" и ниже, кривая "Чермет") были сбиты и убраны подальше. На месте металлобазы появился собачий питомник.
-... и не надо как всегда тут... бабушку морозить. Чтоб четко, слышь, завтра в девять открываются, а ты уже у ворот стоишь.
- Ладно-ладно, Сева, понял.
Показная грубость Севы не смущает его собеседника. Они знакомы очень давно. С 90-х годов. И тот и другой - оба щепки, выброшенные когда-то мутным потоком времени на грязном берегу металлобазы. Сева, появившийся однажды здесь когда-то, был вежливым высоким юношей с приличным образованием. Годы научили его и грубому повелительному говору хозяина, и дерзкой хищной речи уголовного бродяги, отстаивающего свою территорию. Это все маска, наносное. Речь - инструмент, тот люд, что закрепился на металлобазе, не поймет литературной речи, не примет ее от хозяина. О нем, как о человеке, в большей мере свидетельствует его решение перестать вести дела "по лому" и открыть на месте металлобазы собачий питомник.
Благородное решение. Вместо двусмысленного бизнеса (автор не хочет никого обидеть, но к началу 2000-х бизнес по приему металла отличала некая "небрезгливость"), нынешний хозяин занялся разведением и попечением собак. Глупое решение, бизнес - это бизнес, собачий питомник работал на грани рентабельности. Кроме прочего, у Севы в кадровых вопросах были связаны руки. Связаны они были тем контингентом, что примостился к дому-общежитию до него. Те кто жил здесь и работал здесь же. Так что Сева тащил на себе груз 90-х в виде людей, пребывавших здесь. Эти люди были готовы подчинятся хозяину; хозяин же понимал, что люди эти - обуза. Верным было бы разогнать всех, снести жилые пристрои, и держать только те рабочие места, которые деньги приносят. Но, знакомый с ними с юношества, связанный моральными обязательствами, хозяин продолжал тащить этот груз. Осознание этого факта весьма портило нрав Севы.
- Ты не ладнакай. Я говорю - ты слушай. Привезешь - в склад запри. Мешки пометь, даты проставь. Да не кивай, меня слушай. Матери своей скажи, пусть в склад не лезет, ключ ей не давай. Пусть с сарая берет. Понял? А то будет как весной, рыбья башка, мозги все растеряла.
- Э-э, оставь мать, я все понял...
- Да ты че экаешь? Вова, как мать твоя рядом с тобой, ты сам все мозги теряешь. Эта ... старая саботажи мне б... устраивает тут, назло что ли, выгоню на...
Удар. Стакан с силой, с размаха, поставлен на стол. Сева осекся.
Это первый раз на его памяти, когда Вова посмел прервать хозяина. Постоянно улыбающийся исполнительный человек - последний работник, которого следовало бы выгнать. Он считался главным помощником Севы, фактически вел все хозяйство, не занимаясь лишь вопросами реализации и, так сказать, внешними сношениями.
Хотя и Сева, почти первый раз в жизни, напрямую позволил себе клясть Вовину мать. Почему позволил? Финансовые результаты полугодия совсем не впечатляли; городскую программу по бездомным животным приостановили; энергокомпания в одностороннем порядке пересмотрела границу ответственности - теперь "по трансформатору"... продолжать? Проблем - до ... И не хватало еще старой кошелки, рассыпающей корм в грязь.
Почему первый? Вовина мать - не Вовина мать. Одноглазая старуха - Анна-бурятка- просто присматривала за сиротой, прибившимся к металобазе. Одноглазой же, тогда еще не старуха, мать стала защищая Вову от Большова - старого хозяина. Старая история - Вова - пацан, дежурил на воротах, ночью приехали на машине, сказали, что от Китайца, загрузили медь и уехали. Утром Большов, не обнаружив медь едва не убил Вову. Спасла его нынешняя названная мать; закрывая собой мальчика от удара, она приняла его на себя и потеряла глаз.
-Ты мою мать не трожь. Ты, хозяин, сильно заборзел. Новый Большой?
Большой - прозвище Большова. Ну а как же.
Пауза. Два взгляда скрестились - один яростный, второй - недоуменный и смущенный.
- Ты когда стал хозяином, люди радовались. А сейчас что, в старого хочешь превратится? Холопами нас сделать?
Большов называл свой двор "мои холопы" и "мои крепостные". Называл прилюдно. Люди терпели, хозяин ведь. Старый хозяин под конец своей жизни стал больше ценить не деньги, которые он делал, а свой статус хозяина. Иметь в своем распоряжении пару десятков человек и помыкать ими как хочешь, что может дать более сладострастное ощущение власти?
- Я тебе не Большой!
Удар кулаком по столу. Водка развязала языки.
- Да? Ты чистенький? Думаешь я не знаю как ты стал хозяином? Думаешь, я не знаю, что ты своего папашу уган..л?
Небольшая подробность: Севина фамилия - Большов. Покойный хозяин - отец нынешнего. Папа Большов, будем звать его в дальнейшем по прозвищу "Большим", бывший мент развелся с матерью Севы, когда тому было 7 лет. Но продолжал давать деньги на содержание сына. Помог тому поступить в ВУЗ, а когда диплом был на руках, заставил сына переехать на метллобазу и помогать ему. Так Сева стал одним из холопов. За всю жизнь Сева так и не почувствовал себя сыном. А вот дворовой челядью у мелкого помещика - сколько угодно.
-Я? Ты сдурел? Он же сам повесился, меня даже не было в это время в городе!
31 августа 1996 года. День смерти Большого. Последний день лета. Сева был в поездке в Китай в это время. Большого нашли повешенным на складе, он несколько дней пил до этого. Что странного в этой смерти?
- Ты че несешь?
Пьяная улыбка собеседника из разряда "меня за дурачка-то не считай".
- Сейчас. Погоди.
Вова встал и вышел. Его комната находится рядом, за стеной. Пока Вова ходит, Сева подошел к раковине и плеснул воды на лицо, потер. Неприятный разговор. Надо все вернуть на свои места. Сева - хозяин, Вова - работник. Так оно было, так оно и должно быть.
Вова вернулся. На лице та же улыбочка, в руках фотография. Молча сунул карточку в лицо Севе, но в руки не дал.
На фотографии - мертвый Большой. Висит в петле на складе. Четко видно лицо покойника, обезображенное смертью.
- Че ты мне под нос суешь?
- Ты сюда посмотри!
Вова тыкает пальцем в угол фотографии. Там дата. 08.28.1996. 28 августа. Сева еще был в городе.
Охренеть. С водкой все на сегодня. Надо все обдумать, нужен чай. Сева автоматически щелкнул кнопку на чайнике.
-Ни хрена не понимаю.
Вова, довольный произведенным эффектом, убрал фотографию во внутренний карман.
- Теперь ты понимаешь, что я знаю?
Он что, собрался шантажировать Севу? Да вряд ли. Не тот человек. Вова просто хотел приопустить хозяина на землю и добился этого. Но как теперь быть? Черный ящик открыт, и все что остается делать присутствующим, так это заглянуть в него.
- Я уехал за два дня до его смерти. 29. Отца видел накануне... Ничего не понимаю, его обнаружили 31 августа, кто сделал фотографию, ты? Ты, может, просто дату на фотике подкрутил?
- Понятия не имею, как это делать. Я фотку сделал, я. 28 числа.
- Как?
- Зашел на склад да сделал.
- И все это время он висел? На складе?
- Ну, так получается. Висел.
Усмехнулся.
- Ты, Сева, чего удивление-то ломаешь. Как будто сам ничего не знал. Пришил папашу и хозяином заделался. Я и не против. Только вот, что я тебе скажу. Ты не металлобазу унаследовал. Ты людей унаследовал. Поэтому чтоб не стать новым Большим, ты должен так работать, чтоб люди...
- Ни хрена я не унаследовал.
Пауза.
- Как это?
- Большой не был хозяином базы. Собственником. Понял? И я тоже. Не хозяин. Я хозяин для вас, а металлобаза не мне принадлежит, и питомник сейчас тоже.
Вова сел.
- Подожди, а кто хозяин? Собственник-то?
- Фонд. Онофф траст. И тогда и сейчас. Так что не мог я пришить Большого из-за базы. Я и тогда все знал.
Неочевидно для постороннего, но понятно для местного люда: Сева не убийца. Поорать, обматерить, может и морду набить, да, к нему. Но он не убийца. И трудно себе представить, чтоб Сева убил ради того, чем не смог бы завладеть. Другой мотив? Личная обида, месть? Зная Севу легче предположить, что тот бы сбежал с базы, но не стал бы убивать. Нет, вряд ли.
- Че за траст такой?
-Фонд. На него все имущество записано. Я только директор. Они меня назначают, я перед ними отчитываюсь. Погоди, я не понял, покойник в петле висит, ты знаешь и никому не сказал?
- Сказал. Матери сказал, Климу сказал. Мы решили, что это ты его подвесил, не хотели тебя подставлять и не знали че делать. Так и ходили мимо, работали. А потом 31 завоз должен был быть, мы ничего не надумали и ментов вызвали. Они и записали время смерти как приехали. Тебя не было, с тобой и не разбирались.
- Как так записали? Он же гнить уж поди начал? Как его записали на 31?
- Ну, менты, х...
Это неопределенное восклицание все должно было объяснить. По тону Вовы чувствовалось, что он уже и не рад, что завел тему. Хмель испарился, а черный ящик остался открытым.
Меж тем открылась сюрреалистическая картина: покойник висит на складе в закутке, но проходном закутке, большовские холопы ходят мимо него и не обращают внимание, продолжают работать. Типа, мало ли чего хозяин учудил.
Теперь и Сева сел на стул.
Вовины объяснения представлялись весьма сомнительными. Лето, жара, менты снимают гнилой труп и принимают объяснения полууголовной голытьбы, что труп свеженький?
Вова попытался перевести тему.
- Ну, че там траст? Люди-то в нем есть? Как они тобой командуют?
- Да, их представляет местная юридическая контора. У конторы доверенность, они и пересылают указания. Онофф - по фамилии настоящего хозяина, наверно. Или подставного. Хотя не знаю, что за фамилия такая Онов.
Сама металлобаза возникла и функционировала на деньги местной братвы. То, что связи у Большого с братвой есть никто не сомневался, но лишь Большовы были в курсе о характере этой связи. Бандиты - хозяева, Большой - управленец.
Затея с переделкой металлобазы в собачий питомник не была коммерческой инициативой Севы. Это была идея освобождения от Большого и от его наследия. А если настоящие хозяева не одобрят ее, то что ж, пусть увольняют. Пусть кто-то другой тащит на себе этот груз. А он будет наконец-то свободен. Но нет, фонд одобрил отказ от прибыльного бизнеса и переход к некоммерческой, по сути, работе.
- Да не, я думаю Онофф - не фамилия, это скорее всего он и офф в одном слове. Включить и выключить. Подачу денег, стало быть...
Вова осекся под Севиным взглядом. Понял, что сболтнул не то. Проклятая водка тянет за язык.
А Сева? Простой работник, да, его сообразительный и исполнительный помощник, расшифровывает название фонда? Вот так вот просто? Необразованный мужик?
В голову быстро полезли все факты о Вове. И прочие факты.
Братва, контролировавшая металлобазу, в начале 90-х ходила под неким Лукьянчиком. Он был убит в 1995 году.
А теперь Вова. Появился здесь в 1995 году. Зовут Лукьянов Владимир.
Ну, пи...
- Ты сын Лукьянчика? Ты и есть настоящий хозяин? Ты убил Большого?
По Вовиному взгляду можно было понять, что ответ положительный.
Черный ящик открывал свое нутро, являя жизнь такой, какая она есть, а не такой, какой она была в представлении Севы.
- Не убивал я никого. Поверишь-нет, за всю жизнь никого не убил.
- Стой-стой, если ты хозяин, то ты точно знал, что не я убил папашу. Зачем же ты на меня волок?
- А чтобы ты окстился. Нечего на мою мать волочь.
Вова рассказал настоящую историю хозяев металлобазы. Лукьянчик, зная что его скоро убьют, спрятал сына на базе. Большой, не был предупрежден о том, что парень, которого к нему заслали бандиты - сын авторитета. Просто потому, что Большой - мент и с..., и в любое время мог выдать Вову врагам Лукьянчика. Парень же, тоже боялся, что ему предъявят счет за грехи за грехи отца, и вел себя как обычный житель металлобазы. Он разделил судьбу местного общества: так же боялся хозяина, так же подчинялся ему, так же радовался, когда пришел новый хозяин. И это несмотря на то, что у него были документы, свидетельствующие о том, что настоящий хозяин - он, Вова. И базы, и много чего другого. Постепенно он врос в местную жизнь, стал ее частью. До сегодняшнего дня.
Что же касается удивительной сговорчивости ментов, принявших гнилой труп за сегодняшний, то она так же объясняется Вовиным происхождением. Один Вовин звонок нужному человеку и во всех протоколах, заключениях, постановлениях была проставлена нужная дата. 31 августа. Почему нужная? Да потому, что 31 августа в городе не было главного возможного подозреваемого - Севы.
- Ну как не ты, ты убил Большого.
- Не, не я. Фотку я сделал в четыре часа. Он уже был трупом. А до четырех я в хозяйке был.
Хозяйкой называли маленькую комнатку на втором этаже галереи металлобазы. Чтоб попасть из нее на склад, надо было пройти весь двор.
- Весь день, что ли?
- Да, с утра до четырех. Меня там заперли.
- Как так? Кто?
- Не знаю. Ты сам-то где был?
- Да не помню. По городу ездил, документы оформлял на груз.
Сева уезжал 29-го в Китай, сопровождал груз редкоземельных металлов, вывозимых из России под видом аккумуляторов. Дело прибыльное и хлопотное.
- Потом на базу вернулся, у гаража драка была. Клим и Летчиком. Разнимал их, разбирался. Потом к Светке уехал. А от нее уже, утром 29-го уехал.
Света - нынешняя жена Севы, в 1996 году - его девушка.
- Но на склад-то ты заходил?
- Нет, не было нужды. Да там Клим собрался Летчика убивать, кучу времени на них потратил.
Клим - бывший уголовник; Летчик - бывший летчик и настоящий (в том смысле, что до нынешнего времени) алкоголик. Старейшие жители базы. Отношения между ними были весьма специфическими, то дружба, то драка, но до "убивать" их отношения, вроде никогда не доходили.
- Да ты вообще на базу заходил?
- Не, я же говорю: с этими разбирался, кучу времени потратил, а со Светкой договаривался, что после пар ее встречу. Так на территорию и не зашел (гараж выходил воротами на дорогу, со двора в него не попасть), Аня-бурятка мою сумку мне вынесла.
Помолчали.
-Смотри, как получается: я Большого видел утром того дня. Значит, убили его в промежуток времени с десяти до четырех. Но еще интереснее другое: тебя заперли в хозяйке, я 28-го днем на базу не попал. Можно предположить, что тот, кто убил, запер тебя и...
- И что? И дрался перед гаражем? Зачем?
- Допустим, меня не пускали на базу, чтоб я не помешал убийству. Или не увидел труп. Тебя заперли, для того же. Но тогда как-то не выходит. Убийца договорился с Климом, Летчиком, твоей матерью... Не слишком ли много людей замешаны? Как-то все бестолково. Слушай, не твоя ли мать убила Большого? Он же ей глаз выбил.
-Не, не могла она. Да сам подумай, Большой весил под сотню, как она могла его повесить? А ты когда утром его видел, он был трезвый?
- Да с похмелья...
- Да? Пьяного-то че, лежит, не дергается, петельку на шею накинул, а веревочку и привязал. Был бы он пьяный-то тогда бы понятно как... Я че спрашиваю-то, я когда 28-го его нашел и сфотал, от него несло как от самогонного аппарата.
- Да не, сам знаешь, он пил, но забегами. А после того супермарафона он бы полгода трезвым ходил.
Супермарафон - длиннейший на памяти жителей базы запой хозяина. Это был памятный запой. Когда Большой напивался, он терял остатки рационализма, лежащего в основе его бизнес-таланта. Пьяный, все действия свои он совершал, только подчиняясь воле демонов своей души. Издевательства, избиения, унижения - то, что доставалось не ропчащей челяди. А в тот запой он превзошел сам себя. Он утащил к себе, и изнасиловала 12-летнюю дочь Галки.
Стыдное воспоминание. Оба собеседника стали не свидетелями этого преступления Большого, но они оба были осведомлены о нем. И оба ничего не сделали.
Молчание.
И тут. Отведенные друг от друга взгляды встретились. Они поняли, что произошло.
Множество людей создает общество. Общество создает мораль и государство как свои защитные механизмы. Защита от угроз извне и изнутри. Угрозу изнутри представляют собой отдельные члены этого общества.
Государство же имеет разные функции, в том силе и правосудие. Правосудие и инструмент достижения справедливости. И в то же время надежда слабого на то, что его не обидит сильный.
И если государства нет, или же существует как фикция (как в нашем случае), то оно возникает стихийно - хотя бы отдельными своими сторонами.
Никто не мог наказать Большого за его преступления. Менты - куплены. У бандитов он слуга и деловой партнер. Челядь его безмолвна. До поры. До тех пор, пока хозяин не преступил черту, возвысив себя над своим обществом настолько, что посчитал, что он выше морали. Что он выше всех табу. А это не так.
Люди обсуждали то, что он совершил. И в этот раз разговорами дело не закончилось. Общество пришло в движение.
Вову заперли в хозяйки. Дверь надежно подперли, ни телефона ни окон там нет.
Клим с Летчиком вышли на улицу к гаражным воротам - караулить Севу и не пускать посторонних.
Все остальные собрались во дворе.
Они стояли во дворе, на лестнице галереи, старые косые, кривые, рябые, в татуировках, скрюченные; стояли и молчали. Когда вышел абсолютно трезвый Большой и начал орать почему никто не работает, они стояли какое-то время, а потом бросились на него. Повалили на землю. Его не били. Ему скрутили руки и запихнули в рот бутылку водки. Еще одну. Зажали нос, чтоб не отплевывался, не закрывал рот. Готов. Потом потащили на склад. И повесили.
Таково было людское правосудие.
Общество почувствовало себя единым и сильным. И прикончило зверя. Того, кто считал, что может безнаказанно издеваться над слабым. Хотя само общество и внушило хозяину такую мысль. Своей покорностью и видимой инертностью.
Что же касается парней. Севу решили не вмешивать, потому, что базе нужен новый хозяин. А Вову - по настоянии Ани-бурятки. Она всегда надеялась, что парень выберется из этого болота, и не надо его втягивать в эти дела.
...
Мужики молчали.
Потом Вова поднял голову и сказал:
- Так значит, ты устал тащить эту лямку, говоришь? Устал от нас? Тогда ты уволен.