Љ29 - двадцать девятый- Самопал
Я вышел из тягомотной и душной, забитой под завязку московской электрички и торпливо направился к зданию вокзала, но не к входу в него, а чтобы обойти слева и попасть на трамвайную остановку: сумка с колбасой и мясом да распухший изрядно от всякой всячины съестной пакет основательно оттягивали руки и отвлекали внимание, но всё же одно знакомое мелькнувшее лицо меня притормозило:
- Вовка, привет! - неожиданно для самого себя крикнул я ближнему милиционеру, стоявшему поодаль со своим напарником, таким же сержантом милиции, - Привет, чёрт конопатый!
Тот внимательно и серьёзно, ещё не веря своим глазам, всмотрелся в меня, не сразу узнавая давнего школьного приятеля в человеке в офицерской форменке, потом до него наконец дошло - узнал, и, сделав шаг навстречу, профессионально сгрёб своей лапищей мою руку с приподнятым пакетом.
Поклажу свою я тут же сбагрил под неусыпное око его напарника и мы с Вовкой принялись обмениваться "комплиментами":
- Смотри ты, какой бравый офицерик нарисовался, - приговаривал он, горой
нависая надо мной, - институт-то кончил?
- Да уж - вот после него и погоны нацепили. А ты всё бабахаешь? - подколол я его,намекая на наши давние приключения...
- Бабахаю, да теперь уже из настоящего, - и для убедительности хлопнул по своей кобуре и потом, хохотнув коротко, лёгким движением бережно огладил своё лицо совершенно непроизвольным образом...
- А тебя и не узнать в погонах-то, только по шахтёрской раскраске и распознал, - намекнул я в ответ на наше развесёлое внешкольное времечко.
- Ну-ка, дай я тебя получше рассмотрю...
Десяти лет как не бывало, а у Вовки на лице всё так же темнели тут и там многочисленные сине -чёрные точечки, былые следы от взорвавшегося пороха.
- Как тетя Шура и дядя Ваня? - не унимался я.
- Живут-поживают, добра наживают... Всё там же, в деревне.Их там всех потеснили - кладбище устраивают рядом...
- А ты как?
- Как видишь. Здесь обретаюсь... Женился - развёлся. Теперь снова собираюсь - да с этой службой... сам знаешь.
- Служба - всегда не сахар. Времени ни на что не хватает...
Мы еще ни о чём поболтали немного, неловко потоптались, распрощались и разошлись...
Больше я Вовку Мясникова в родной Туле не встречал, то ли потому, что стал вскоре значительно реже ездить сюда, то ли по причине моего последующего
переезда в дивеевский Саров, потом туда-сюда по Подмосковью, а затем - окончательно на долгожданный Север, то ли оттого, что и он где-то подзатерялся, а тогда ума не хватило - хотя бы адресами обменяться, телефонами, да какие там к шутам в то время телефоны - о чём это я?
А предыстория и сама история были таковы...
Мы частенько ходили в Гостеевку, вернее - через неё: то в лес за грибами, ягодами да орехами, то купаться или рыбачить на один из прудов, то за первыми подснежниками, то за черёмухой, то - далее - в Малеевку, за сиренью, а позже - просто прогуливаться с девчатами... А что для нас какие-нибудь два-три четыре километра - и ты на природе, вне города, вне цивилизации и суеты... И поневоле встречались и знакомились с местными жителями и их ребятнёй. Мало того - их дети тоже учились в нашей городской школе и мы поэтому плотно общались и дружили с ними. Я же более других
приятельствовал с Вовкой, хотя он и был на два год младше меня. Но мне была по душе сама атмосфера их дома, дружная работящая семья. Его мама, тётя
Шура, и отец, дядя Ваня - были фронтовиками, прошли через многие невзгоды, мытарства и испытания, пока обрели друг друга. Вова тоже рос мастеровитым, умелым пареньком...
Однажды он показал мне свой новый "поджигной" - самоделку-пистолет:
полую трубку, накрепко прикрученную к деревянной рукоятке. В трубке было
небольшое отверстие сбоку в тыльной части - для поджога серы от спичек или
пороха, короче, это был наивный прообраз примитивного огнестрельного оружия. И предложил мне его опробовать. А мне было вдвойне неловко: во-
первых, для меня-то это был пройденный, прожитой жизненный этап, и, во- вторых, я то был уже выпускником, десятиклассником, как-то несолидно, не по чину мне было опять окунаться в детство. Но Вовка так убедительно просил и уговаривал "опробовать", что я невольно всё же согласился, хотя прежний наш
опыт был очень настораживающим и неудачным - у нас в прошлом году напрочь разорвало дуло...
- Ну это давно, - канючил Вовка, - тогда трубка была тонкая и медная, а эта-то, смотри - со свалки - стальная, толстенная. Ни за что не рванёт...
И я, дурак, согласился. На удивление легко в городском оружейном магазине мы приобрели огромную пачку пороха и направились в ближайший лесок. Расположились на опушке. Вовка, торопясь,насыпал внутрь пороху, причём тот
немного прсыпался мимо трубки, поставил поодаль раскрытую пачку и принялся утрамбовывать порох пыжом. Потом сыпанул дроби и забил ещё один пыж. А я тем временем готовил поодаль мишень, поглядывая на него. Потом подошёл к отважному струлку и предусмотрительно стал позади, подальше... Вовка ловко приладил спичку под проволочку возле поджигного отверстия и прицелился. Потом, для пущей безопасности, отвернулся и сильно чиркнул коробком по серной головке. Спичка вспыхнула, но вывалилась из крепления и упала в траву:
- Пш-ш-ш, - послышалось оттуда змеиное шипение...
А потом:
- Ба-бах!!! - так вдруг неожиданно и громко рванула наша полная пачка с порохом, которая оказалась по случайности на одной линии с Вовкой! Он отбросил самоделку в сторону и схватился обеими руками за лицо...
Вы, конечно, догадываетесь, что было дальше. И не угадали - тётя Шура отправилась не в милицию, не к моей матушке, а - к директору школы. Для меня-то это было ответственное время сдачи выпускных экзаменов, а я вместо подготовки и консультаций вовсю развлекался совсем не тем, чем бы следовало. И это меня в общем-то спасло от бОльших бед и наставило на путь
истинный...
А у Вовки на лице на всю жизнь отпечатались следы пороха под кожей, почти
как у настоящего шахтёра, только шахта, которая и взаправду раньше вовсю работала неподалёку - давно закрылась и настоящие шахтёры разъехались кто
куда. Кроме Вовки.
А теперь на месте наших приключений, полей-перелесков, широко и необьятно раскинулось огромное-преогромное городское кладбище, где покоятся теперь и Вовкины и мои многочисленные и любимые люди, родственники и знакомые, ушедшие от нас навсегда. Мир их праху! И даже Большой пруд, казавшийся когда-то таким глубоким и необъятным, со временем как-то усох, скукожился и замер, неволно оказавшись в черте кладбища. И я себе теперь не мог даже представить, что когда-то, даввным-давно, в другой жизни, будучи мальцом, едва-едва не оказался на его дне -
чуть не утонул, плавать не умел, а нырнул, пока Борька с ребятами отвлёкся от моей персоны, и нырнул, не рассчитав, на глубину... До сих пор помнится только ощущение не паники, не отчаяния, не конца, а дикого, первобытного
желания жить, и какой-то сверхъестественной надежды на радужные круги
перед открытыми глазами из-под воды, да вдруг наконец обретённая под ногами твердь дна, от которой, напружинившись всем своим маленьким тельцем я изо всех силёнок оттолкнулся и устремился из зелёной глубины к солнцу, к свету! И до сих пор отталкиваюсь. И Вам советую...