ПАУТИНКА ДЕВЯТАЯ - "Сталин"

В школу я пошел в пятидесятом. Понимаете, надеюсь, какое было время. Еще то! Только из нашего трехподъездного трехэтажного дома (не считая нашего

полуподвала) до этого бесследно исчез один человек - дядя Коля. Ночью.

Да еще двое - из соседних в поселке. Не куда-то они исчезли, абстрактно, что, например, сейчас не редкость, а вполне конкретно - по одному "адресу".

Почему-то говорили об этом шепотом, намеками, мол "Черный воронок" увез.

И все сразу понимали... Такое время было... Даже мы, мальцы- огольцы это понимали. Зимними вечерами сидим, например, кто за столом, кто на кушетке,

недавно вновь перетянутой дядей Ваней, а отец нам читает... Вслух. Знали бы

вы, как мастерски он умел и любил читать! Не всякий умелец иной ныне так

смог бы. Да вряд ли! А его - заслушивались. Читать он нам предпочитал только

классику. И стихи в том числе:

- Гришутка черен, как галчонок, бела лишь - одна голова...- декламирует он.

А я себя представляю, летом. Даже фото такое есть - дядя Герман сделал в деревне. Черно - бело - желтое уже, правда. Но тем больше я похож на этом

снимке на зрелый бело - коричневый лесной орех в обрамлении побелевших

осенью венчиков-лепестков лещины. Тряхни только куст - и вот он, орех: так

мы с папой в лесу спелые орехи трясли. А если чуток раньше, до полной зре-

лости, то он аккуратно, чтобы не сломать, пригибал каждую ветвь широкими

рабочими ладонями, бережно окутывал ее и перебирал сильными пальцами -

от начала до самых кончиков ветвей - и уж будьте спокойны - ни один орешек

не пропустит! А затем отпускал пушистую и упругую на волю - и она - у-ух!

Шумно и как-то весело, облегченно выпрямлялась к остальным в кусте...

Так вот, читает он нам, деткам своим, читает... На дворе - вверху, за окнами -

темень непроглядная, грязь непролазная, непогода, а у нас в полуподвале -

теплынь, яркая лампочка под потолком, уютно и дремотно... Но вдруг

послышится где-то шум мотора - отец прерывает чтение и сосредоточенно

прислушивается... И нам передается его тревога. И все мы, дети его, как мышата, настороженно и чутко изучаем посторонние на тихой рабочей

окраине звуки. Звуки времени и судьбы... Потом, правда, двое из тех,

исчезнувших, вернулись. Уже после смерти Его. Мы, пацаны, украдкой ходили

на них посмотреть - ничего особенного. Только худые очень, да дядя Коля,

что из нашего дома, сильно кашлял...А еше немного позже из нашего подвала

переселились в самый центр города Соколовы, а на их место заселили другую

семью: мама рассказывала потом, что глава семейства - бабушка Тоня (хотя

какая она была бабушка - ровесница мамы!), только что тоже освободилась -

сидела за "колоски" - и вот ей отдали, вернули из детдомов всех четверых детей и тоже временно поселили к нам... Такое было время...

И вот я - первоклашка! Уже сам учусь долгожданному чтению и письму.

И учит нас самая красивая учительница на свете - Антонина Павловна! Но не

сразу, к сожалению, а какие-то палочки, крючечки. Буквы, слоги. Кутерьма

кромешная... Одна радость несказанная в школе - перемены! Кто не помнит

их, этих пронзительно-веселых звонков на перемену, и строгих трезвонов -

на урок. Перемены любили и любят все! Даже, по-моему, и сами учителя.

Помнится, когда я сам только-только вставал на преподавательскую стезю -

не скрою: самыми приятрыми звуками в школе поначалу были для меня именно они - звонки на перемену...

Но вернусь к переменам своей школьной жизни. Нам, если честно, больше

доставалось на них самим, от старших. Мы- то вели себя еще смирно, послушно, как Антонина Павловна учила...А вот старшие! Нет, как говорится, слов - одни выражения: школа-то была раздельная, мужская. Ну а отсюда -

и все остальное. Хотя постойте! Сейчас давно уже совместное обучение, а нравы - те же... если не хуже.

Особенно яркой и одиозной для нас фигурой был знаете кто? Ни за что не дога-

даетесь! "Сталин"! Эта подпольная кличка была у нас в ходу, и принадлежала

она второгоднику, если не третьегоднику из шестого класса. Остальные тоже

были, конечно, не сахар, но этот!!! Как трамвай без тормозов. Я сам однажды видел, как в нашем родном городе трамвай преспокойно проехал остановку,

называемую "Площадкой", и , ускоряя ход, лихо проскочил крутой поворот и,

неистово трезвоня, с ходу преспокойно въехал в многострадальный деревянный дом! И, оказывается, - не впервой! Так и наш Сталин...Не подумайте только, что так его звали вслух. Нет, и еще раз нет! Как-то про себя,

между собой, втихаря, иносказательно... А вслух - боже упаси!

И больше всех от него доставалось нам, мелкоте. И каково же было нам весело, когда его самого постигала наша участь, и неоднократно: то завуч его

за ухо в кабинет директора тащит, то старшеклассники плюху подкинут, а то

и сама уборщица, тетя Нюра, его по мерзкой красной роже мокрой тряпкой

шлепнет. А рожа у него - еще та! При его небольшом росточке голова его была

огромна, вечно растрепана, ушаста, по особенному ротаста и - диво дивное -

вечно раскалена, как сковорода. Докрасна. И по-моему, не зря приклеилась

к нему такая нелепая и опасная кличка...

И вот однажды он видно так допек бедную тетю Нюру, что и она, как тот

трамвай, пронеслась на большой перемене через весь длиннющий школьный коридор за этим недоумком-недорослем со своим вечным ведром и тряпкой

и благим матом, на всю школу, вопила:

- Убью, е.....й Сталин!!! Совсем з......л!!!

Вы теперь представляете всю трагикомедию происходящего?! Жуткая история!

И я удивляюсь до сих пор - как это ей сошло...Видно, не те уже были времена...

Да, кстати, когда настоящий-то умер, и мой отец об этом узнал, он побледнел, схватился за голову, повалился на кровать и зашелся от рыданий...

А мы только и могли разобрать, как он, как безумный, все повторял:

- Родной! Отец! Как же теперь жить!?

Но жизнь - она мудрее всех...Она продолжалась. И без него. Своим чередом.

И была ничуть не хуже...

Помнится, весенним днем солнце светило особенно ярко. Небо было чистым

и веселым. В школе был выходной - в честь траура...Мы с братьями, Вовкой и

Шуриком, плелись от другого двоюродного - Леньки, сына моей Крестной,

тети Маруси, отцовской сестры, которые жили возле Большого парка... И мы

смеялись до упаду, веселились, толкались, барахтались в снегу, вставали и

снова падали, и снова отряхивались... И когда были у самого входа на Стадион -

все вдруг вокруг остановилось и замерло, и - Загудело... Долго, протяжно,

тоскливо...Прощание с прошлым...В далекой Москве хоронили Сталина...

Страна горевала...

Только нам было - все нипочем. Все - впереди...На душе было весело и

вольготно...

И вам - долго жить. И радоваться...