Улица поэта Некрасова располагалась на самом-пресамом краю города, на дальней его южной окраине, как раз там, где во время войны проходила передняя линия обороны ... Она была строго перпендикулярна улице Перекопской, чьё название, видимо, было позаимствовано из словосочетания соседнего рабочего посёлка, названного в своё время в честь героического Красного Перекопа, который в ходе ожесточённых боёв за перешеек, пуповиной соединяющей материк с Крымским полуостровом, был буквально стёрт с лица благословенной крымской земли обеими воюющими сторонами - белыми и красными... Сейчас там существует поблизости только воссозданное село Перекоп... А здесь, на земле мастеровитых оружейников, на окраине "лагерной рощи", где раньше размещались военные лагеря, возник новый посёлок со столь заменательным названием, по тем временам вполне благоустроенный и соответствующе "комфортный" - состоящий их деревянных оштукатуренных двухэтажек с их непременными длиннющими завалинками, и нескольких капитальных кирпичных трёхэтажных зданий с высокими потолками, вполне по тем временам современных строений, в число которых входили наша огромная школа, детские сады и ясли, мастерские, магазины, и к которым позже, уже после войны, даже много позже, постепенно пристраивались и другие многочисленные жилые и иные здания, ещё более высокие и комфортные, где размещались новые магазины и библиотеки, отделения милиции и прочее, и прочее... И окружающие жители, владельцы бесчисленных частных домов и домиков, называли уже это поселение - несколько по-иному, на свой лад: "Стандарт"...
- Куда направился? - спросит, бывало, один сосед другого, вышедшего из-за своего высоченного забора на грязную улицу...
- Да на "Стандарт" лыжи навострил, решили с зятьком маленько погреться ... - откровенничает другой, уже к вечеру слегка подогретый по случаю субботы: - Завтра же - выходной...
Но обычно подобные разговоры возникали редко: в частном секторе народ жил поприжиместей, во всём, чем только можно, старались секретничать, язык зря не распускать - не те времена и нравы... Даже в очередях у немногочисленных колонок разговоры если и велись, то как-то вяло, неинициативно, без особой нужды и охоты... Да и, честно говоря, всегда создавалось сугубое впечатление, что эти люди, по разрешению местных властей построившиеся и поселившиеся здесь в разное время и по разным причинам и поводам, не особо и нуждаются в пустопорожних беседах и не склонны к болтовне, даже больше - казалось, что все они - очень недолюбливают и опасаются друг друга... Да и своих, домашних хлопот хватало - с огородиками, с садиками, со своей семьёй и скотинкой, которую нет-нет, но всё-таки, в большой тайне от всевозможных пронырливых фининспекторов и уполномоченных, но разводили и пестовали эти полугородские жители окраин, на свой страх и риск... Хотя идёшь, бывало, иногда по тёмным, слякотным, едва освещённым тусклыми лампочками обязательной уличной нумерации, возвращаешься от родни, и слышно, как где-то, в самом отдалённом от проулка закутке вдруг всхрюкнет обиженный или голодный поросёнок, или предательски заблеет коза, а то и за высоченным, едва не трёхметровым забором знакомо застрочит - нет не пулемёт! Господь с вами и вашими страшилками! А затарахтит там, вполне мирно и по-домашнему - старый знакомый добрый "Зингер". Либо шьют на заказ, либо сами к свадьбе готовятся... Но ворота у всех - на засовах да на замках, и зубастые кобели у некоторых впридачу... Такова окраинная городская "частная" жизнь...
В самом посёлке - несколько попроще и посветлее: вечерами никто окна ставнями наглухо не закрывает, школьные многоэтажные окнищи, набитые под завязку второй сменой радивых и нерадивых учеников - сияют светом знаний и радужных мечтаний, магазин - тоже не отстаёт от прочих: заходи, погрейся, развлекись, побренчи мелочью, если таковая водится, если не проигрался в пух и прах в пристенок или в расшибалку... О картах - вообще молчу: это - занятие для "избранных", местной шпаны и разной шантрапы, серьёзный, уважающий себя и других работящий человек до этого никогда не опустится и не докатится, - рабочему некогда, да и не нужно это опасное баловство, довольно-таки часто оканчивающееся пьяными ссорами, скандалами и поножощиной... И таких - тоже хватало в послевоенном городе, да ещё - на самой окраине... Но люди всё-таки здесь жили и подрастали более открытые, общительные и доверчивые... Недаром ведь говорится, что "битие определяет сознание"... Были и свои "авторитеты", и короли улиц и подворотен, да мало ли, кого только не было? Но в основном все спорные или острые вопросы и проблемы старались решать по-справедливости, по понятиям, без вмешательства силовых и правоохранительных структур - своими силами и средствами, тихо-мирно, так сказать...
Сообщение поселковых и индивидуалов с внешним миром было пешим, собственного транспорта в те поры не было и в помине, так что даже и в мечтах этот вопрос - вообще не ставился во главу угла по причине полного отсутствия прецедентов... Если и заезжали какие-то машины, то в основном - по служебной и бытовой надобности, грузовые - хлеб подвести к магазину, винно-водочными ящиками призывно позвенеть там же, да ещё кое-какой небогатой провизией похвастаться и соблазнить... Иногда заезжали машины куда посерьёзнее, но они, как правило, пошумливали куда как позднее, глухими тёмными ночами, так что мы, поселковые пацаны и пацанчики, об этом узнавали только понаслышке, с чьих-то шёпотных слов, так что особенно на этом и не зацикливались, наивно думали, что весь подлунный мир так живёт и существует, что в те времена вполне могло быть похоже на правду... Иных времён - и не знавали, разве что на школьных уроках истории нам иногда приоткрывались жуткие и манящие дымовые завесы прошлых мировых событий и потрясений... Одно могу сказать, что большинство моих сверстников тогда и думать не могли, что где-то, за могучими рубежами родного Союза могла существовать какая-то другая, отличная от нашей жизнь... Наша же, как утверждали везде и повсюду органы и средства массовой информации, различные агитаторы и пропагандисты вкупе с учебными школьными учебниками и пособиями - была самой справедливой и самой счастливой на свете, особенно среди других, несчастных стран, где господствовал беспощадный Капитал...
Но и тогда у нас, безмозглых, нет-нет, да и закрадывалась какая-нибудь крамольная мыслишка по вопросам нашего бренного существования... Но сравнить-то - всё равно было - не с чем...
Иногда и к нашему трёхэтажному "корпусу", как в те годы принято было называть домА, подьёзжали легковушки, одна - для того, чтобы отвезти и привезти самогО военкома (в те годы эта должность была очень почётной и заметной), другая, с этой же целью, для главного инженера нашего Оружейного завода, под чьим непосредственным патронатом, собственно, и находился целый наш рабочий посёлок... Вы спросите, а с какой вдруг стати эти столь знаковые и уважаемые люди оказались здесь, среди нас, простых смертных? Поясню, что война - только недавно закончилась, потребовалось много сил и энергии государства по восстановлению всего, что было разрушено ею, поэтому полноценное жилищное строительство только начинало шевелиться и возрождаться, а поскольку наш дом, в числе трёх-четырёх соседних, находился в более-менее сносном состоянии, да были в нём и просто "люксовые" по тем временам, квартиры, то они и достались этим нашим высокопоставленным соседям, с чьими детьми мы , кстати, вполне бескорыстно дружили и ходили в одну школу, а то и в один класс, не замечая никакой разрушительной "классовой" разницы, так, разве, по мелочам... То мамочка-полковница нашей Светочки на родительское собрание милостиво соизволит появиться в своей лисьей горжетке-чеонобурке, до полусмерти пугая родительниц простых соучеников хищным оскалом острых лисьих зубов и стклянным немигающим взгядом таких же страшенных стеклянно-застывших вставных глаз - ну прямо как у нашей родственницы тёти Лизы, пострадавшей так во время очередной немецкой бомбёжки... Но у неё-то - вставлен был всего один глазик, на который нам, детям, было и жутко, и любопытно посмотреть, но всё же старались смотреть - пореже, потому как становилось страшновато... А тут-то - целых два ! Да и смотрят - в упор, будто грозят: а вот сейчас я тебя - ка-ак цапну! И - зубы наготове! Страшное зрелище...
А с младшим сынишкой Инженера - мне довелось позже дружить: потому как раньше я его встречал только разве возле своего дома, так как он учился не в нашей школе, а в другой, городской, которую называли в народе "школой дураков"... Главный инженер любил выпить, и выпить был - не дурак, потому, как говорили в народе, у него и появился на свет такой наследник, "по пьяни зачатый"... С учёбой у него, у Вовки, как-то сразу не заладилось, да к тому же он и сильно заикался, поэтому его и определили на обучение в одну из лучших вспомогательных школ... Сверстники его почему-то обходили стороной, и если не обижали и не дразнили, то и в игры не приглашали... Но я был постарше и не раз заступался за него... А он оказался вовсе не дурак, а вполне себе умненьким и способным парнишкой, с которым я потом много лет дружил и тесно общался, даже многое сам перенял от него - страсть к искусству фото и первые опыты на этом поприще, а также перенял азы радиоэлектроники, что позже мне многажды помогло и поспособствовало в жизни... Поэтому я бывал у них часто и после своего полуподвала всегда искренне восторгался их огромной трёхкомнатной (!) квартирой с необьятной лоджией, большущей ванной комнатой, которую мы вскоре и превратили в фотолабораторию, где жаркими поздними зимними вечерами при возбуждающе-красном свете фонаря проявляли и печатали свои первые волнующие снимки обнажённых заграничных красоток, переснятые с иностранных журналов, коими нас нередко и только на короткое время снабжал по дружбе старший брат моего заикающегося друга - успешный новоиспечённый инженер-красавчик, давно уже живший отдельно в своей собственной квартирке с такой же красавицей женой...
Но всё это было уже намного позже, а пока закреплённый за нашими небожителями легковой транспорт легко и резво подпрыгивал на ухабах грунтовки и по неровной брусчатке нашей разбитой жизнью поселковой дороги - иных дорог попросту не было... Несколько позже появился и асфальт, и тротуары, и детские площадки, и непременные столики с домино, чем сиюминутно и не преминули воспользоваться бесчисленные и шумные любители карт и бутылок, тут же дружно перекочевавшие своим табором из соседней парковой зоны... Парк от собственно жилой зоны отделяли почти сплошные линии индивидуальных сараев, причём если первые из них строились хоть с какой-то инженерной точностью и сметкой, то более поздние - лепились как ласточины гнёзда, кто куда и кто во что горазд... А вот за ними, дальше, почти до самого рогожинского оврага, во всей своей красоте и величии располагался и сам парк: бесчисленные берёзы, клёны, ивы, дубы и липы создавали и несли такую ауру и первозданную свежесть и красоту, что все эти жизненные передряги, неудобства и несовершенства казались уже такими мелкими и ничтожными, что мы почти на них и не обращали внимания, а особенно после того, как в нашем парке открылся летний кинотеатр! И пусть почти неодолимы были его четырёхметровые дощатые стены, но от дыр-то в них - никто не застрахован! Да и огромные деревья вокруг - хорошее подспорье для тренировок более старшему поколению поселковой молодёжи... И получалось так: начинается киносеанс, а все деревья по бокам и все заборы - сплошь усеяны местными и пришлыми огольцами, а внутри царствует уже более искушённая и более продвинутая чинная и платёжеспособная публика... И всем - хорошо!
Жить в этом посёлке нам, подросткам нашей семьи, было вдвойне интересно: мы как бы ощущали себя в двух разных ипостасях - с одной стороны, мы пока ещё чувствовали свою неразрывную связь с частным жилищным сектором, пользователями которым до недавего времени и оставались, пока не убило при очередной бомбёжке нашего дедушку, а несколько позже, уже после войны, не умерла и бабушка, которая как бы и являла собой незыблемые основы и скобы нашего общего родства и родового гнезда, и вскоре в один далеко не прекрасный день дом наш, общий на три семьи, внезапно дал осадку и завалился, потому как и он в своё время был очень контужен во время почти прицельного бомбометания с вражеской стороны... А так как отец работал на Оружейном, то и своевременная помощь вскоре пришла именно оттуда - нас оперативно переселили в полуподвал трёхэтажки, причём ремонт тоже производили в спешке и при нас - деваться-то было - просто некуда... Но здесь хотя бы работал водопровод! И - туалет!! Что для наших двоюродных братьев и сестёр оттуда, из-за своего забора, то и для них это тоже явилось как бы откровением и чудом: как? В доме - вода сама идёт по трубам?! И не надо ни к каким колонкам тащиться! И оттуда - воду на себе переть? И младшие тут же окрестили это коммунальное чудо - "дудыпроводом"! А что - и метко! Дудылит же!
Я не зря раньше говорил о том, что тропинки возле и вдоль частных домов были иногда скользкие и влажные - причём в любую погоду... Причина прозаически проста: в каждом домике, кроме стариков и хозяев, было, как правило, по нескольку детей - тогда ещё сказывались деревенские обычаи, устои и порядки , и деток полагалось иметь столько, сколько Бог пошлёт... А для нормального функционирования семейного клана - нужна вода, много воды: для скотины, для готовки, для полива, для мытья и умываний-подмываний, несть числа бесчисленным вёдрам, вёдрышкам, бадьям, бидончикам и бидонам... Не говоря уж об огромных бочках... А кого в первую очередь посылали к колонкам? Правильно - детей... Всех возрастов и полов, независимо от их желания или нежелания... Да и для их же развития и пользы... Большое ведро воды - почти десять килограммов, поменьше - пять-шесть: какие ещё тут гантели нужны, какие снаряды? Вёдра в руки - и пошёл... И здоровью - польза, и семье - облегчение... А что тропинки перед домами залиты расплескавшейся водой и покрыты разжиженной грязью - а кому какое дело? Само подсохнет...
Мы по старой памяти частенько бывали на месте старого семейного гнезда, которое вскоре после крушения было самими же и перестроено, только теперь уже - на две семьи, да к тому же у нас здесь оставалась и своя, семейная доля земли с несколькими яблонями и кустами смородины и колючего крыжовника, и небольшим огородиком для картошки, которую мы зимой хранили после уборки в просторном погребе тёти Лизы... Но не только это манило нас к старому гнездовью - здесь ведь росли и жили наши сверстники и друзья, однокашники... А с братом Вовкой мы и вовсе сидели за одной партой, вплоть до окончания седьмого класса, после которого он поступил в техникум, как и мой старший брат... Так что нас очень многое связывало... Общих интересов, игр, занятий и увлечений оказалось столько, что разорвать эти отношения казалось - просто невозможно... Да и жили-то мы - всего в получасе ленивой ходьбы от них, своих родственничков... И родители наши продолжали так же дружить и общаться, как и прежде... И попрежнему оставались в курсе всех событий и происходящих перемен нашей бывшей "вороньей слободки" - а куда же без этого? Недавно вот поселился у соседки тёти Нади новый постоялец с женой, толстенький, кругленький, смешной, в круглых, как у брата Борьки, очках... Ну вылитый директор! И - как накаркали: пошли осенью в школу, на линейку - опа! А там - Сюрприз! Линейку-то открывал как раз новый директор - Вовкин и Сашкин сосед - Пихтельков! Вот это - новость! Как нам теперь под его окнами бедокурить? Как себя вести? Но со временем - ничего, освоились... Тем более, что у них, у хозяев-то, был младшенький, Паша, который родился с синдромом Дауна, но немного подрос и тоже всё время стремился быть с нами, бегать, играть, хотя был очень неуклюж и неловок, с неразборчивой речью, но беззащитно добрый и совершенно безобидный человечек... Ребята с соседних улиц частенько посмеивались над ним и откровенно издевались, заставляя есть траву, козьи орешки и прочую гадость, но мы стеной вставали на защиту нашего Пашки и гнали их прочь от бедолаги... И мама его, тётя Надя, была нам благодарна за эту бескорыстную возню с её больным ребёнком и очень хорошо относилась к нам, малышне... Не знаю, какой была она в молодости, но и в том её возрасте, в каком она находилась тогда ( а подростки всегда неосознанно значительно "старят" взрослых, пока сами не войдут в их "зрелый" возраст), но и тогда казалась нам - просто богиней: черноволосая, с правильными чертами и идеальной фигурой, она поневоле притягивала взгляды всех лиц противоположного пола... Под стать ей был и её муж, статный русский красавец-богатырь, которого мы сразу же и окрестили промеж собой - Алёшей Поповичем, тем более, что тогда и в родной речи печаталась эта знаменитая репродукция с картины Васнецова - "Три богатыря"...
Да и звали его соответственно - Алексеем... Был у них и старший сынок - Олег, который статью и выправкой явно пошёл в папаню, но он с нами, мелюзгой, общался мало, хотя мы его и в обществе старших-то сверстников особо не наблюдали: он больше увлекался шахматами, науками и хозяйством, чем просто бесцельной беготнёй и ничегонеделанием, что явно стало уже на первых порах его жизни приносить свои положительные результаты - он был отличником и позже первым среди сверстников отучился в институте и стал серьёзным и перспективным инженером... А ещё он был для нашего Пашки как бы второй матерью, всегда за ним приглядывал и присматривал, и с его обидчиками хоть и не дрался, но стоило ему только нарисоваться в воротах домика и показать свой мощный аргумент - здоровенный кулак, как обидчики сразу же превращались в невинных барашков и потенциальных друзей больного братишки... Который вскоре и сам так вырос, возмужал и раздобрел, что стал больше, чем кто-либо из нас, походить на настоящего мужлана, не то, что мы, послевоенная мелкота... Никакого сравнения, вот если бы только не его своеобразный облик и несвязная речь... Зато он всегда оставался добродушным и даже застенчивым, особенно в присутствии лиц слабого пола... Так что досаждать ему, обижать и издеваться - недобрым посторонним было уже совсем не с руки - а вдруг?...
Какие ещё развлечения были в те времена в ходу среди обитателей нашего посёлка? К поселковым, мы, безусловно, относили и всех близживущих жителей и жительниц, кроме, разве что, рогожинских, тех, кто жил зв оврагом, на водоразделе речушек Рогожки да Водозаборного ручья... Хотя все их жители в своё время тоже ходили в нашу школу, пока им не выстроили свою, новую, не то что наша, со времён военного госпиталя, казалось, насквозь пропахшая бинтами да лекарствами... Да и те два ручья, окончательно разделившие нас, тоже не особенно блистали своей первозданной чистотой и свежестью - какое там! Радужные мазутные разводы на поверхности буро-жёлтой воды да соответствующий запах, особенно от первого источника, явно свидетельстовали о том, что эти два ручья, слившись в Низках, почти напротив улицы великого поэта Некрасова, по пути из городских окраин вобрали и впитали в себя всю ту атмосферу и содержание отравленной окружающей среды, что как раз и присуще многим таким безымянным речкам и ручейкам, которые так тесно и непосредственно контактируют с нею, равно как и мы, подрастающее поколение: время рождает своих героев...
Но - не будем о низком... За этими ручьями жил-проживал ещё один мой друг-приятель, бывший одноклассник по имени Борька, а по фамилии - Каминский... Я частенько выпытывал у Борьки - не в их ли честь названа улица, ведущая с центрального нашего будущего проспекта прямо на самый главный городской рынок? На что он неизменно отвечал решительным отказом от такого сомнительного, хотя и знаменитого чем-то однофамильца... Предки Борькины происходили из Германии, они и до сих пор проживали там, вот только не помню уже - в какой из их двух частей, да это и не столь важно сейчас, главное - Борька был прирождённый технарь, но всё-таки больше - радиотехник, электронщик, что и привело его позже в военное радиотехническое училище, а потом - в Академию - и - в войска... Не знаю уж, как этому поспособствовало или нет его причудливое генеалогическое древо, но факт таков, что вскоре ему всё же довелось послужить какое-то время на своей исторической родине... Моя мама тоже частенько встречалась с его мамой-немкой, и они постоянно держали друг-дружку в курсе, кто - где и кто как из сыновей проходит свою военную стезю... Тётя Маруся была и на вид - истинной фрау: долговязая, худая, конопатая и рыжая, но обладала она и одной особенностью, которою даже и среди русских-то - не очень встретишь и сыщешь - она была чрезвычайно добра и заботлива... Эти-то её самые лучшие качества в полной мере и унаследовал от неё на Борька... Даже внешность и лёгкое заикание... И он, как и его отец, дядя Гриша, бы мастером на все руки, даже в детстве: я помню, как у них на цокольном этаже кирпичного дома была оборудована целая мастерская - дядя Гриша любил в свободную минутку включить там какой-нибудь из своих станочков, да поточить то балясинки на веранду, то ещё что-нибудь, по заказу... И Борька - ни в чём не отставал от него... Даже позже, когда я уже работал на своём Оружейном, а друг - поехал поступать в Училище, я обратился к дяде Грише с заказом: мы переехали наконец из своего полуподвала в новую квартиру и решили с мамой повесить там новые карнизы для штор - из натурального дерева и с деревянными же кольцами... И Борькин отец не подвёл - уже через неделю красавчик заказ был готов в трёх экземплярах, но мастер чуть не подвёл - ни в какую не хотел взять денег за свою работу! Кончилось тем, что я втихую всунул заранее приготовленную сумму тёте Марусе и гордо заявился домой, в новое своё жилище, со столь ценной для меня обновой...
Кроме своего парка с летним кинотеатром, в другом его углу вскоре появилась и детская спортивная база, а потом, в другой, противоположной части - пристроилась и новая городская больница... А недавно заглянул в карты поисковика, и обнаружил, что старого нашего Красного Перекопа - нет и в помине! Давненько я не бывал в родном городе! С высоты птичьего полёта ясно и отчётливо видны трамвайные пути с небольшим кольцом разворота, неплохие дороги, школа с её огромными деревьями, тонюсенькие стволики которых когда-то сажали мы сами на уроках ботаники, биологии и труда... Парк - на месте, а вот старых бараков-развалюх - нет и в помине, даже и до некоторых капитальных "корпусов" добрались, а на их месте тянутся теперь ввысь новые и новые многоэтажки... И грустно стало на душе, и - немножко одиноко... Как будто потерял что-то такое родное и ценное, чему и цены-то давно уже нет...
Неподалёку от нашего парка находился городской стадион: я помню как мы помогали строить огромное новое здание типа московских Лужников в миниатюре, и помню, как ещё по старому, деревянному треку, мимо стрелой проносились сверкающие велосипеды спортсменов!
Стадион почти вплотную соседствовал с большой тюремной зоной, где в своё время работала Вовкина мать, жена нашего бывшего Главного инженера, а уже за нею, за зоной, за колючкой, располагалась ещё более обширная и совершенно тихая территория, тоже надёжно обнесённая стеной, только на этот раз уже кирпичной, изьеденной временем, купеческой, высоченной и надёжной, за которой покоились вечным сном многие из бывших наших горожан, в том числе - и поселковых... В том числе - и мои дедушка и бабушка с моим младшим братиком, мой отец и другие родственники и знакомые... Так что в свободное от учёбы и работы время частенько посещали мы не только спортивные мероприятия и сооружения, но и эти печальные и скорбные места... Память хоть изредка, да надо шевелить, будить и чем-то подкреплять... Недаром колокольня Всехсвятской церкви виднеется за десятки километров от города...
А буквально в сотне-двухстах метрах от кладбища шумела и бурлила совсем другая, городская суматошная жизнь - жизнь Большого города! Здесь пересекались Ленинский проспект и Первомайская улица... Здесь ниже располагались лучшие кинотетры, концертные залы, театр и филармония... И от нашего посёлка - всего-то в каких-нибудь получасах хорошего хода... Так что нам было не привыкать топать пешочком то в центр, то на рынок, то - на дальнейшую учёбу или работу, смотря кому куда... Пока не провели трамвайную линию... А уж когда зазвенели-загремели трамваи - жизнь совсем переменилась... Хотя, как сказать - многие всё равно предпочитали добираться до нужных мест пешочком, по старинке...
Как мы со своей бригадой на родной Оружейный... Что трястись и задыхаться в толкучке небыстрой вагонной суеты, когда вышел из дома, дождался друзей, поручкался мозоликами, да и пошёл с чистой совестью в свой неумолчный цех: вниз к рынку по стёртым булыжникам, а рынок уже вовсю горланит, суетится, торгуется, кипятится... Но некогда прислушиваться и присматриваться - нам надо дальше, к бывшей Посольской, а ныне - Советской, чтобы, перейдя её, очутиться вскоре возле красно-розового утреннего Кремля, а там - и совсем рукой подать - по Металлургов до памятнику Мосину, и вот она, родная проходная... До осеннего призыва...
Был и ещё один, резервный маршрут, на случай явной непогоды: да, на том самом, дребезжащем... до Оборонной с его трамвайным депо на углу, потом - по узкой улице налево, мимо знаменитого Суворовского училища, и - вниз, опять же - к старой Посольской, где когда-то на углу находился один из самых старейших цирков России - деревянный дедушка, который тешил, радовал, воспитывал и восхищал не одно поколение земляков... Открылся он в 1870 (!) году, а неожиданно сгорел в самый канун нового, сорок восьмого... Не уберегли! Войну выстоял, выдержал, все предыдущие перемены и перетряски пережил, но - работал! И остались впервые за долгие семьдесят семь лет (топорики - в лото) - без своего красавца-Цирка...
Но ровно через пятнадцать лет встал прямо напротив старого пожарища - новый, высоченный, сверкающий стеклом и рекламой кирпично-бетонный круглый чудо-богатырь-Цирк, не чета старому и обветшавшему: всё же нет худа без добра!
Цирк - это как другая планета, со своим особым устройством, писаными и неписанными законами, традициями, устоями и порядками... Там - своя жизнь, свои правила и отношения, свои люди и звери, свой запах, свои опилки и пот, свои поражения и победы, своя аура и лавры, своя механика и техника, свои смех и слёзы, иногда смех сквозь фальшивые слёзы, иногда - ровно наоборот... Это фейерверк на арене и тяжёлый труд вне её, за кулисами, невидимый без яркого света софитов и гремящей музыки оркестра, это - калейдоскоп турне, бесконечных перемещений и переездов одиночек и целых трупп и групп "цирковых" людей... Цирк - это вечный двигатель... Что его изобретать? Зачем, для чего?! Вот ОН!! Купи билет - и сам поймёшь, а то и заново откроешь его для себя... Только - не будь ленивым душой: тоже работай, сопереживай, радуйся, смейся, аплодируй - стань хоть на время - ребёнком... Да, он не балет и не опера, он не относится к видам и жанрам высокого искусства, но у него - свои чарующие функции и волшебные возможности: он пытается на своём уровне - возвратить нас в детство! И - вновь подарить нам его... Только - не поленись, поддайся, сыграй, растворись в нём и распахнись сам, как беззаботно-дурашливый весельчак-клоун... Стань Человеком...
Однажды я направлялся в поезде в очередную командировку, по служебным делам, и в купе, кроме меня, поселились ещё трое молодых крепких хлопцев... Позже, ближе к вечеру, к ним зашли ещё двое - из соседнего купе... Поужинать совместно, поболтать, обсудить кое-что... Хорошие, открытые, добрые лица, накачанные тела, атлетические торсы... Я недолго ломал голову, определяя для себя, на глазок, предположительную профессию попутчиков: группа, значит, какая-то бригада, спаянный коллектив, - наверное - спортсмены, да и сумки не хило набиты, наверное с формой и сменками, включая обувку... И как оказалось - был близок к истине... Они-то понимали друг друга буквально с полуслова, с полужеста, с полувзгляда... буквально во всём сказывалась какая-то коллективная спайка, единение, близость... Позже оказалось - так и есть: они - цирковые! Акробаты, или, как они сами себя в шутку или всерьёз называли - Пирамида... Нет, не Хеопса, не ещё какая-нибудь многовековая развалюха, настоящая атлетически спаянная группа соратников, единомышленников, и , как я правильно и определил для себя - спортсменов-профессионалов... На столике тут же организовалось нечто вроде хорошего междусобойчика - что берут обычно с собой привычные путешествующие: прозаическая курятина, колбаса, огурцы с помидорами, холостяцкие консервы, и так , кое-что по мелочи... А под конец - и спиртное нарисовалось! Хотел выйти из купе, чтобы не мешать, аппетит им не портить - куда там! Пригласили и меня, нежданного попутчика... Отказываться от компании - грех, поэтому на малюсеньком столике мгновенно появилось и кое-что из моих припасов... Получилось нечто солидное, в два-три яруса...
- Какая картина - тоже как наша пирамида! - рассмеялся кто-то из них: - А и ты, сосед, - к месту пришёлся, - за старшего будешь, служба, за тренера, за режиссёра-постановщика сойдёшь...
Ну и мы - потренировались соответственно, и неплохо, хоть и совсем не шумно, интеллигентно, так сказать, посидели... А я всё допытывался у них, как же они будут завтра выступать на арене, если сегодня так неплохо "посидели", на что самый молоденький из них, и самый лёгкий, "верхний" видать, так ответстовал:
- Да мы с утра - сразу на арену, и за четыре часа сто потОв в тренировках сойдёт, так что к вечеру - как твои огурчики будем - свеженькие и с пупырышками! И оркестр - как жахнет! Красота! Аплодисменты, овации...
У мамы, неподалёку от нас, тоже в своём домике, жил-поживал, добра наживал, ещё один из наших родственников - её двоюродный брат Фёдор Алексеевич со своей доброй половинкой Пелагеей Петровной... У него в садике было несколько ульев, много яблонь, груш, слив, вишен, - хотя и всего понемногу, но в большом изобилии, так что я любил и к ним похаживать, и вдвоём с мамой, и один иногда, да и он сам частенько бывал у нас - и всё - не с пустыми руками, с какими-нибудь своими вкусностями и, что особенно привлекательно, - со своими шутками-прибаутками, с добрыми, ни к чему не обязывающими лёгкими разговорчиками... Но мне он с детства нравился вовсе не из-за этих его приношений-угощений, нет, скорее - совсем по другим причинам и поводам: он был один в один похож на знаменитого садовода дедушку Мичурина из моей школьной "Родной речи"... Такая же соломенная шляпа, такая же белая косоворотка, льняной пиджачок, в тон им - седые усики и бородка... И дело - даже не в этом: у него была какая-то своя, неповторимая манера разговора, повествования, рассказа... Говорил он всегда неторопливо, слова произносил негромко, слегка как бы пришёптывая, часто применяя в обращении к собеседнику уменьшительно-ласкательные обороты... И всё это, вместе с его внешним обликом и манерой речи, придавало его образу какую-то сказочность, эфемерность, воздушность сладкой медовой пасеки с мерным и мирным гудением сытых и обласканных жизнью пчёлок...
Как бы не так! Частенько жаловался он моей маме на одиночество, на то, что сынок так и не подарил им с Полюшкой внуков - некого понянчить да побаловать... Да и сам ведёт далеко не ангельский образ жизни: всё в каких-то разьездах, длинных командировках, о родителях своих, почитай, совсем забыл - всё по гостиницам, да по заграницам, по другим городам и людям шляется... Да и сильно попивать начал - денег зарабатывает, говорит, много, а сам, как появится, всё норовит у Петровны денежек втихаря от него, от родного отца, поклянчить... А ведь считает себя - великим Артистом! Как выпьет - да я - то, да я - это! Всё могу, всё умею, всё - нипочём... И выходит, Полюшка, дорогая, не сын - а решето...
- А по какой части он артист? - раз не выдержал я и встрял в их невесёлый разговор, и сам смутился...
Но добрый дедушка "Мичурин" - наш милейший Фёдор Алексеевич, в ответ только руками развёл:
- Почём я знаю, дорогой Мишенька, он на всех инструментах играть горазд, поёт великолепно, писать-рисовать востёр, а работает всё - при цирках, артистом, значит, мотается везде, на месте не сидит вот, как ты, например... Всё его куда-то тянет, вечно всем недоволен, даже нас иногда оговаривает, что не умеем жить... А чего жить? Жить надо - работать, вот как я, например - столярному делу обучен, усовершенствовался и рад этому - всё кусок хлеба заработаю... И книжечку-другую умную прочитаю, ты вот, вижу, тоже книжечки любишь? - Очень хорошее, благое дело - и ум и душу просветляют, учат жизни на других примерах: что можно, а что - нельзя, что хорошо, а что - плохо, что - высоко, а что - гадко... Читай, Мишутка, подрастай, набирайся ума да опыта... В жизни - всё пригодится... А я вот недавно в библиотеке взял книжечку Льва Николаевича нашего, яснополянского мудреца, Толстого то есть, одолел с Божьей помощью, но и сам и душа моя, да и Петровна - в самом конце - все слёзками омылись, как заново родились на свет... "Анна Каренина" называется...Вот ведь как человек умел рассказать: и жизнь уже, вроде, совсем не наша, и люди - высший свет, а поди ж ты - какие жизненные уроки задал, какие вопросы поднял? Да ты, поди, и не читал пока книжечку-то эту? Хотя - рановато, конечно... Как, уже освоил? Ну, Мишенька, ты меня и удивил, старика... Какие люди нам на смену растут... - Полюшка, не то, что мой циркач...
А ещё я частенько встречал любезного Фёдора Алексеевича в доме у своего другого дяди - дяди Вани, Ивана Ефимовича, тоже отличного столяра и тоже своеобразного любителя-книгочея, мужа кривой тёти Лизы... У них обоих был один хороший "пунтктик" - любовь к творчеству любимого земляка: посидят на веранде за рюмочкой, пообсуждают одну-другую тему замечательного творчества, поделятся впечатлениями и - по домам...
С возрождением своего любимого Цирка стали понемногу возвращаться и прежние привычки и пристрастия горожан, а заодно появились и новые, давно подзабытые для них возможности - устроиться, например, на хорошую, вполне определённую и неплохо оплачиваемую должность, например - сантехника, плотника, ветеринара, конюха... Да мало ли в любом уважающем себя солидном государственном учреждении найдётся вакантных, но столь необходимых для нормального функционирования огромного циркового механизма, мест для трудоустройства и зарабатывания денег? Вновь понадобилась и "униформа", и гостиничные номера, и всяко-разная обслуга, типа билетёров и контролёров, сторожей и не менее бдительных пожарных... - а куда ж без них!
Вот и наша соседка, тётя Надя, Павликова и Олегова мама, а по совместительству и жена Алёши Поповича, прошёл слух, устроилась на отличную должность контролёра-билетёра, чем сразу так подняла свой рейтинг и знАчимость среди местной мелкоты - аж до самой до недосягаемой высоты, да и - куда выше бери! Только держись! И она - не подвела их вполне себе скромных мечтаний и пожеланий: не для всех, правда, сразу и скопом, но постепенно, от сеанса к сеансу, но все понемногу перебывали в святая святых города - на представлении в Цирке... Да и не единожды... Боже, что это были за Праздники! И совершенно не важно, что сидеть им подчас приходилось на приставке, почти в проходе, или ещё каком неудобье - главное в другом: ты - внутри, ты сам - как участник Парада-алле, ты сидишь прямо под победно грохочущим барабаном, и тебе едва ли не в ухо бьют сверкающие в лучах жарких софитов литавры, - ты сам - полноправный соучастник волшебного действа!
Но довелось воспользоваться всеми этими халявными возможностями уже не нам - мы подросли, сами обзавелись знаниями, возможностями и специальностями, а стало быть - и кое-какими собственными средствами и денежками в том числе, и нам уже ничего не стоило запросто купить себе и очередной пассии пару входных билетиков и гордо протянуть их в дверях нашей красавице-соседке, словно сам паспорт во взрослую жизнь... Да и билеты-то в те времена стоили - сущие копейки : цирк-то был - общий, государственный... Значит - свой... И она, как полноправный представитель этой самой государственности, словно олицетворяла собой её внешнюю красоту, самодостаточность и незыблемость... В красивом, ладно сидящем на её точёной фигурке зелёном мундирчике с золотыми пуговицами и чёрной юбочке, едва прикрывающей её кругленькие колени, наша соседка, признав в очередном посетителе знакомца, приветливо улыбалась, непритворно ласково здоровалась и строго вглядывалась в нашу новую обилеченную спутницу, причём казалось - даже немного ревниво всматривалась, хотя и мельком... Сама-то она была здесь и чувствовала себя в холле - явно на высоте... В последнее время она почему-то ещё больше похорошела, прямо-таки расцвела на фоне этого кажущегося вечного праздника жизни...
Так и шла бы, и продолжалась эта внешняя иддилия всю оставшуюся жизнь, если бы не одно - но... Вырос и её Павлуша, возмужал, окреп до чрезвычайности, и так немного грубоватый голос превратился в басок, которым он теперь всё больше командовал вне улицы, в родном своём "поместье", общаясь со своей грозной на вид лохматой подружкой Найдой, которая и без слов готова была подчиняться ему, потому как любила его и была с ним ласкова и преданна... Олег тоже значительно переменился, во всём, статью и обликом, всё больше походил на отца, но пока оставался под отчим кровом, как мы догадывались - всё больше из-за Павлика: постоянный пригляд и присмотр за ним - никто не отменял... Хозяйством всё больше и прилежней занимался Алексей, потому как супруга всё чаще и под разными предлогами торопилась побыстрее уйти, как бы так и норовя скрыться на свою ответственную цирковую службу, с тем, чтобы и вернуться оттуда попозже, затемно...
Пока однажды длинной змеёю по округе не прошелестел слушок, что наша знаменитая соседка - пропала! Ну как - пропала? Просто однажды осенним вечером не явилась домой со службы - и всё! Делов-то... Всяко бывает... Но людская молва - неумолима... И молва - оказалась не молвой, а чистейшей воды правдой, обидной для всех, крайне неприятной и двусмысленной для нежданно осиротевших членов разрушенной и преданной семьи, но - однозначно безжалостной: она их бросила, дом и свою семью, ради своего нового любовника... Как отрезала... Как раз накануне у одной из известных трупп закончился контакт, который был заранее перезаключён с другим цирком, и Надя вместе с этими артистами (не со всеми, разумеется) - накануне, после недолгих сборов и раздумий, убыла к новому месту службы и жизни...
Похожие сюжеты, к сожалению, не новы: в классической литературе мне встречался подобный казус, очень похожий на наш... Но мало ли в жизни встечаются схожие сюжетные линии и смысловые выкрутасы... Как говорится - ничто не ново под луной... Но всё равно - было обидно, очень обидно, - нам, соседям, и бывшим, и настоящим... За них, оставленных и брошенных; за неё, как будто она не оправдала каких-то наших чаяний, ожиданий и надежд, как будто это она в чём-то всех нас обманула и подвела, бросила на произвол судьбы... И, как могли, старались хоть чем-то, хоть как-то скрасить их обидное и поломанное существование...
А я, признаться, как истинный гуманитарий по складу своего характера и мышления, попытался всё же хоть как-то оправдать её поздний чувственный порыв ... Для себя... Да и не оправдать, наверное, вовсе, скорее - понять, обьяснить, вникнуть... Человек - просто устал. От всего: от надоедливых серых будней, несравнимых с внешней мишурой творческой цирковой жизни, от слишком правильного непьющего мужа, от идеального старшего сына и от другого - прямо противоположного жизненного "подарка"... Устала -от всего! От дома, от хозяйства, от безобидной Найды... И страстно захотелось - другой, настоящей, праздничной жизни... Одного не учла - все праздники имеют обыкновение когда-нибудь заканчиваться...
Прошло какое-то время... Эти домики - тоже безжалостно снесли. На их месте - выстроился вширь и ввысь - новый жилой квартал... Представляете - на той же территории, на той же самой земле, где и проживало-то всего несколько десятков человек - теперь живут сотни и тысячи... Вот уж где простор для творчества новых и будущих бытописателей... А наших прежних невольных героев я не раз встречал позже, навещая своих родственников по новому месту жительства и прописки - в хорошей и удобной современной квартире большущего, как целое село, дома... Где в соседних подьездах проживали и многие остальные жители улицы имени великого русского писателя и поэта - Н.А. Некрасова, в том числе - и наши соседи справа : причём вполне благополучно и опять - в полном своём составе...
Посетили с женой и цирк: он был всё так же бесподобен и франтоват... В дверях нас встречала всё та же бывшая соседка Надежда - всё такая же стройная и строгая, только теперь - сплошь с благородной сединой в аккуратной причёске... Протянув билеты, поздоровался, но она, судя по всему - не узнала... Хотя и вежливо ответила...Значит - тоже сильно переменился...
Послесловие к элегии
Те, кто помоложе, кто за ожидание перемен в своё время наивно принимал свои нетерпеливые ёрзания за партой, моля небеса о скорейшем приближении благословенного школьного спасителя-звонка, - тоже, пожалуй, в чём-то будут правы, с досадой или чувством лёгкого пренебрежения закончив своё вместе со мной путешествие в те далёкие и во многом уже непонятные годы, о которых, собственно, и шла речь в этом невесёлом повествовании... Ровно, смею надеяться, настолько, насколько и мои ровесники способны меня понять и поддержать в этой моей ни к чему не обязывающей лёгкой прогулке в своё совсем, вроде бы, недавнее и потому ненавязчивое время, в котором все мы, независимо ни от каких перемен, всё же цепко и боюсь, навсегда, застряли, как на очередной болотной кочке, беспомощно озираясь в поисках хоть какой-то очередной точки опоры... А ею, как всегда, оказывается вдруг совсем простейшее действие - попытаться возвратиться назад... Что мы постоянно и ежедневно и проделываем: память обладает таким чудесным и поистине волшебным свойством, что делает это наше прошлое ярче, красочнее и дороже, тогда как даже вчерашний день предстаёт в сплошных обрывках и царапинах, как старая кинолента в проекторе жизни...
Кто-то скажет: - Ну подумаешь, какая история, да и была ли она на самом деле, и что в ней такого особенного? - Обычная жизнь обычных окраинных людишек, коих несть числа в нашем могучем царстве-государстве... Всё течёт, всё меняется, старое уходит, новое торопится на смену - так было, есть и будет всегда... Но не отказывайте, прошу вас, и нам в нашем праве на свою тоненькую и жиденькую соломинку, которая связывает пока и ваше настоящее и будущее - с нашим прошлым... Ведь вся эта временнАя передача - тоже живёт до той поры, пока мы хватаемся и дышим через эту самую устаревшую соломину, пока существуем...
Многим вообще не понятной покажется и сама мотивация рассказика о каком-то, в итоге, мелком частном случае - подумаешь, сейчас такое творится, в жизни, на экране, в интернете - и что? По каждому пустячному поводу хвататься за голову и за склянку с корвалолом? Не дождётесь... Всё настолько искажено и деформировано в настоящей повседневной жизни, что ненорма - превращается якобы в норму, извращённое сознание и поведение - в обыденность и даже как бы - в правила повседневности... Какие-то самозванные звёзды указывают нам наш дальнейший путь и буквально своими примерами показывают правила поведения и новой морали, которую сами же практикуют и навязывают окружающим недоразвитым тупицам... (которые, надеюсь, никогда и ни за что не одолеют и эти самые строки, потому как уже просто не способны не только на такие подвиги, но и вообще ни на что)... Этот разрушительный процесс нового формирования и распада общественных устоев уже вполне понятен и обьясним - мы давно живём в незамкнутом и когда-то шизофренически сосредоточенном на самом себе обществе, и, думается, уже многие и не задумывась, существуют так, как будто плывут по течению... Вполне себе радужные пузыри... А течение это - как памятные нам два небольших ручья детства, которые, обьединяясь, становятся, по мере наполнения, всё только более нечистыми и "ароматными"...
Я люблю Цирк... Я люблю и свою Родину... С нежностью и грустью ежедневно вспоминаю и свою маленькую, ручейковую родину... И они - в чём-то очень похожи... Мне кажется - прежде всего - в верности вековым традициям... Несмотря ни на что... Верность семье, верность родству, верность Отечеству, верность Чести и Справедливости - вот он, наш настоящий путь, с которого нас пытаются сбить всеми правдами и неправдами... Не зря на нас сегодня ополчились все самые гнусные, самые безжалостные и самые злые Силы так называемого "мирового сообщества"... Мы для них со своими "устаревшими" ценностями - кость в горле... Хотя как раз многие из них - уже давно находятся по ту сторону Добра и Зла... И тянут нас за собой, изо всех сил пытаются вытолкнуть с манежа... Короче, мы просто вынуждены невольно, снова и снова, день за днём, оставаться и сражаться на арене этого навязанного нам цирка современности... Потому что Мы - его Гладиаторы... И грешно - не понимать этого...