Он летал по городу и смотрел. Смотрел и слушал. Подлетал поближе и садился рядом. Даже самый внимательный взгляд не мог извлечь его из окружающей серости зданий, воздуха, дождя и серой зелени редкой листвы.
Он всегда появлялся там, где случилась беда. Маленькая беда, некрупная, повседневная. Чей-то скандал, к примеру, или драка. Или просто ребёнок заплакал, он уже тут как тут. Кружит сверху, наслаждается видом, а потом резко пикирует вниз, ходит вокруг, втягивает носом воздух, пропитанный густой багровой бедой. Втягивает всё без остатка, важно раздувается, сыто всхлопывает серыми крыльями, сотканными из сумеречных теней, и грузно поднимается в воздух.
Сверху видно многое. Вон там маленький мальчик затерялся в толпе прохожих, бегает, в страхе ищет мать... Его первое горюшко медленно расплывается по городской серости красивым алым бутоном... А здесь молодая девушка, оставленная любимым, сутулится на скамье и льёт серую горечь свою на безликую траву...
К вечеру, насытившись, он летит в своё логово на старом чердаке заброшенного дома. Сворачивается в клубок на куче старых газет, укутывается ночной темнотой и превращается в прах... И мирятся поссорившиеся, малыш спокойно засыпает в кроватке, убаюканный вновь обретённой мамой, парень стоит на коленях перед возлюбленной, вымаливая прощение, а на утро серо-чёрное существо, возродившись из пепла, опять полетит собирать свою ежедневную горькую дань, не оставляя даже тени от своих сумеречных крыльев.
Не слышимый, не заметный глазу, феникс чужих слёз...