Т И Ш И Н А Близится к концу жаркий погожий день. Уставшая от дневных трудов природа готовится ко сну. Вечернее солнышко, приблизившись к краешку горизонта, не спешит опуститься за чётко высвеченную грань небес и земли. Каждым лучиком, цепляясь за гладь зелени полей и лугов, за розовеющую дымку небесного свода, медленно, не охотно, погружаясь за линию земной тверди, стремится задержать неизбежный миг расставания. Всматривается, прислушивается, ждёт. А там, на краю села, над высоким речным обрывом, поросшим душистыми кустами раскидистой белой черёмухи, щёлкнуло, и ещё, ещё, приладилось, и разлилось по всему поднебесью, над всем простором родной земли, рассыпчатой трелью. Ей, ответным эхом прозвучало в школьном саду, за околицей и дальше, дальше, защёлкало, засвистало, запело. Но Солнышку этого мало, оно ждёт, не хочет, не торопится прощаться, ждёт. И вот на другом конце села негромким девичьим голоском нежно и грустно кто-то, то ли протяжно произнёс, то ли ласково повторами обозначив, пропел... И зазвучало, полилось: Ниии что в по-олю-у-у-ушке-э-э-э неее колы- ышится-а-а ...Село вслушиваясь, затихло, умолкло. Признательно, с тихим восторгом вторят песне соловьи, уступив первенство прозвучавшему - неизбывно грустному, трепетно-прекрасному, рождённому просторами полей, тоскующим девичьим сердцем. Вот и дождалось, вот и услышало Солнышко. Ну а теперь! Ну а теперь пора. И оно, раскалённой, тающей дугой коснулось небосвода, прощаясь, брызнуло сверкающим потоком последних лучей и скрылось за чертой дня и ночи, золотом вечерней зари, благодарно освещая закатное небо. Показались первые звёзды. По хозяйски завладев тёмным бархатом ночного неба, не желают ни с кем делить звуковое богатство ночи. Немигающим, придирчивым взглядом, внимательно присматриваются, ревниво прислушиваются. А на том конце села примериваясь, переборами пропела трёхрядка, и полилась, полилась песня, многоголосо зазвучало село. Зазвучало, небом благословенное русское песенное великолепие.
Наш десятый класс, в конце восьмидесятых, на короткие осенние каникулы пригласила к себе в гости, литовская школа Вильнюса. Быстро без ссор и споров определились счастливчики. И вот мы уже в Вильнюсе. Тёплая встреча, приветливые лица, продуманный уютный быт. После первого знакомства и короткого отдыха, нам предлагают программу, с намеченными экскурсиями. Мы радостно соглашаемся. Нас ожидают достопримечательности Вильнюса, поездки в Таркай, Каунас. Первая экскурсия по Вильнюсу, принесла приятные впечатления. Город, по сравнению с Москвой, казавшийся небольшим, был чистеньким и заботливо ухоженным, без Московской сутолоки, суеты, толкотни и шума. Всё тихо размеренно и спокойно. На центральной площади, погуляли вокруг холма, увенчанного довольно мрачным замком Гедемина, попробовали литовские блюда скромные и приятные. А когда возвращались назад в автобусе, услышали литовские песни. Пели девочки. Пели умело, слажено. Было ясно, что девочки любят петь, часто вместе поют, и знают, что это у них хорошо получается. И ещё было ясно, что девочки любят литовскую песню, ничего другого они не пели.
А дальше был Таркай с его замком на островке. По дороге к озёрному замку и обратно девочки пели. Хозяева поют, мы молчим. Мои парнишки не отрывают сумрачных глаз от окон. (А у нас есть Валаам и Соловки. И вообще! И не только!) А девочки, мои милые девочки, молча, растерянно переглядываются, в сторону неутомимых певуний не смотрят.
Вечером перед сном предлагаю своим девочкам, унылое настроение которых мне очень хорошо понятно: "Давайте и мы что-нибудь споём! А?" Девочки молчат. Я, вроде бы не настаиваю, но всё же продолжаю: "Давайте попробуем. Прямо сейчас. А?" У всегда улыбчивой Наташи Нагаткиной, брови сложены тоскливым шалашиком, а у Иры Варфоломеевой, вечно готовой к бою, брови сурово сошлись у переносицы. " Мы им споём! В Москве! Дома". "Да пусть поют". Пытается разрядить гнетущее настроение Света Богомолова. Я понимаю неуместность, бесполезность моего предложения. Что уж там? Всё ясно как день! Петь то мы... Да..!
По дороге в Каунас мы снова слушаем. Едем по Каунасу, опять слушаем. На центральной площади Каунаса небольшая заминка. Что-то не сложилось. Нужно подождать. Ждём, стоим стайками. Группки моих девчат и парней жмутся рядышком. Хозяева, стоят в сторонке, отдельно. Между ними и нами стена. Интересно? Как называется то, из чего она сложена? Когда она возникла? Как её преодолеть? Как?
Подходит молодой человек. На чисто русском языке, без акцента, обращается к нам: "Ваша группа из Москвы? Извините за оплошность. Пришлось провести замену экскурсоводов. Так, что я ваш гид, спутник и собеседник. На целых два часа я в вашем распоряжении". Далее он говорит о себе, что окончил МГУ, теперь готовится в аспирантуру истфака, а здесь временно подрабатывает. Улыбаясь, предполагает: " Возможно, ещё встретимся в Москве" Мы согласны. Напряжение последних часов тает. На лицах моих девчат появляются улыбки. Наш наставник ведёт нас по древнему Каунасу, изредка останавливается, увлечённо со знанием дела, обстоятельно рассказывает. Подходим к высокому берегу реки. "Здесь. - Говорит наш гид - Было древнее языческое капище. Форма капища круговая. В центре горел священный огонь. Вокруг стояли идолы Перкунуса ... "Наш Перун". Произносит чей-то оживлённый голос. Резкий поворот. Резкий, как удар хлыста голос, резкие (почти угроза) слова: "Ну, уж нет! Перкунуса-то мы вам не отдадим!"
На обратном пути хозяева опять поют, поют, пожалуй, более слаженно, более вдохновенно. Хозяева поют - мы молчим. На мрачных лицах моих ребят улыбки, стёрты, кажется навсегда. "Скорей бы в Москву! Надоело". Тихо, но грозно произносит всегда спокойная Надя Баркова. Я испугано оглядываюсь. Хозяева поют. Вроде не слышали. Слава Богу. Но хамить всё равно не обязательно, сержусь я.
Но вот мы и дома. На весенние каникулы ждём гостей. Долг платежом красен. Спорим, ссоримся, рассчитываем, предполагаем. Третьяковка? Конечно! Кремль, оружейная палата? Конечно. Бородинская панорама? Обязательно! Коломенское? Кусково? Пушкинский Музей ? Ещё исторический музей! И...!"Стоп. Стоп. Братцы! Вы их как сюда на год, на два приглашаете? Ну, если так? Тогда вы решайте, а я пошёл!" приводит всех в чувство Алёша. Наконец всё устоялось, уточнилось, утряслось. Вот уже март. Всё готово. Только бы не ударить в грязь лицом! Все, - радостно? Нет! Все напряжённо ждут гостей. Наступили каникулы. Встречаем гостей. Всё вроде получается неплохо. Гости при нашем участии размещаются, обустраиваются, вечером уже навещают друг друга. Улыбки, шутки, смех, все как будто довольны. Господи помоги! Завтра трудный день, две экскурсии, первая обзорная по Москве.
Утром все, и гости, и хозяева в сборе. Выходим из школы. Вы бывали в Москве? Да ещё в центре, да ещё в конце марта месяца? Нет? Ну, что ж! Чередой выходим из школы. Прямо перед нами, в трёх метрах от нас, (И почему это я его раньше не видела? Не замечала?) - огромный сугроб чёрного, пористого, тающего снега, из которого ёршиками торчат грязные пакеты, банки, обрывки газет, жестянки. Первый порыв встать и собой закрыть предательский сугроб. Но поздно! Из школьных дверей выходят последние гости, выходят и лицом прямо к сугробу. На симпатичном личике одной гостьи, забавно морщится носик, брезгливо опускаются уголки губ: "Фу, какая гряаз"! Чуть суетливо, растеряно и извиняясь, Света Богомолова объясняет: "Через неделю весь снег растает, у нас пройдёт субботник. Мы всё уберём, и у нас будет чисто". "А у нас в Литвэ всэгда чы сто"! Гости явно довольны и гордыми словами, и девочкой и Литвой. Они с достоинством проходят мимо понуро опустивших головы хозяев. Я с трудом сдерживаю себя от совершенно бесполезных объяснений. "У вас, в вашей Литве утром снег выпал, а вечером лужи. А мы пять долгих месяцев копим и чёрные выбросы города гиганта, и... что греха таить!... И всё остальное. За пять месяцев с минусовой то температурой! Чего только не наберётся!" В смятение объясняю я сама себе.
На улице нас ждёт роскошный автобус. Большой, вместительный, весь в стекле. Обзор превосходный. Ну, так ведь и экскурсия обзорная. Пропускаем гостей вперёд. Они рассаживаются. Входим и мы. Автобус трогается. Чуть пошушукавшись, чуть прокашлявшись, распрямив спины, гости запели. Автобус наполнился литовской песней. Гости поют, хозяева молчат. Все мои угрюмо смотрят в окна. Едем по Пятницкой, подъезжаем к Балчугу, чуть на лево Москворецкий мост. Автобус въезжает на мост.
Чистое, прозрачной синевой сияющее небо, ослепительно сверкающее солнце, и...! И впереди могучие стены древнего кремля, за ними в блеске золота колокольня Ивана Великого, купола храмов. А прямо перед нами, прямо перед нами несказанное чудо - храм Василия блаженного, храм Покрова! И ти-ши-на. Тишина! Больше мы литовских песен не слышали. Ни одной!
Перед явленным величаем наших предков, смирилась сила выстроившая стену раздора! Смирилась на время, но не рухнула, затаилась! Мы это узнали, мы это видим и сейчас!
Но сегодня! Теперь!? Сегодня дело за нами!
Неужели мы не запоём, как пели, пели совсем ещё недавно?