Гаврюченков Юрий Фёдорович : другие произведения.

Археолог-3 (ч. 2)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Отражение нашествия элитных племён.

  АРХЕОЛОГ-3: НАШЕСТВИЕ ЭЛИТНЫХ ПЛЕМЕН
  
  ЧАСТЬ 2. ЗАГАДОЧНОЕ НАСЛЕДИЕ.
  7
  От звука открываемой дверцы я вздрогнул. На заднее сиденье полетела увесистая сумка.
  - Ф-фу ты чёрт, с тобой так кондрашка хватит, - сказал я незаметно подкравшемуся к машине другу.
  - А ты не зевай, - Слава поудобнее устроился на пятой точке и запустил мотор.
  - Кто зевает, тот рот разевает, - примирительно молвил я.
  - Ну так не будь раззявой.
  "Волга" выкатилась на проспект Мориса Тореза, свернула на улицу Курчатова и, попрыгав по трамвайным путям, оказалась в парке Политехнического института. Слава покружил немного по дорожкам, проверяясь на предмет хвоста, и, не обнаружив оного, остановил машину перед корпусом. Справа выстроились в ряд "ракушки" преподавательских автомобилей. Было утро. Учёба в самом разгаре (как раз вторая пара началась) и любой посторонний был бы немедленно нами замечен.
  - У Бори всё нормалёк, - доложил Слава, - сегодня пойдёт к Эрику в больницу, с родителями его состыковался уже.
  - Менты не беспокоили его?- спросил я.
  Слава помотал головой.
  - А светлые меченосцы?
  - Не, никто. Я же говорю - нормалёк. Но Доспехи я забрал,, а то мало ли чё как.
  - Одного не пойму, - вспомнив о причине всех наших несчастий, я перегнулся через спинку сиденья, - как такой большой джинн уместился в та-акой маленький бутылка?
  - Уместится, если умять как следует. Типа ты не знаешь, как по этапу едут. Из столыпина в автозак перегружают, чтобы в зону везти, а все с баулами, места мало, и вот начинают жаловаться. Тогда мент собаку выпускает, - знаешь, сколько свободного места сразу образуется!
  - Знаю, знаю, - проворчал я, раздёргивая молнию на сумке. Блеснула полированная сталь Доспехов.
  Непонятно было, каким образом они так хорошо сохранились в то время как от прочего курганного железа остались одни ржавые лантухи. Секрет знали только мастера острова Туле, но где они? Есть лишь их белобрысые потомки, встречаться с которыми я особым желанием не горел, знал, что ничем хорошим это не кончится. Либо сложу голову под мечами "светлых братьев", либо меня сцапает мусорня. Менты на меня давно зуб имеют. Однажды мне отвертеться удалось, повторно - навряд ли. С превеликой радостью отправят меня легавые в "Кресты" на два-один - первый этаж второго корпуса, где содержатся приговорённые к высшей мере. Гробовая тишина галереи смертников, обречённый сокамерник, прогулки по ночам и пуля в голову как неизбежный финал - всё это не по мне. Впрочем, даже если лоб зелёнкой не намажут, а заменят пожизненным, гнить в вологодской тюрьме озёрного острова Огненный хотелось ещё меньше. Такое "помилование" - та же смертная казнь, только более мучительная. Слава своими арестантскими воспоминаниями навёл на тягостные раздумья. Я вздохнул.
  - Поехали кофе попьём.
  - На Гражданский? - спросил Слава.
  - Нет, в "кенгурятник".
  - Это где такой?
  - Места знать надо, - усмехнулся я. - Тут недалеко, двинули.
  Студенческой кафе находилось здесь же, в парке, буквально в двух шагах от нашей стоянки. Вообще-то молодёжь называла его "Аквариум", но у приятелей Гоши Маркова, в своё время показавшего мне сей кабак, было распространено более игривое погоняло. Надо полагать, в честь студенток, заскакивающих в данное заведение.
  Кафе пользовалось популярностью не только среди учащихся. У входа притулился старый сараеподобный "Ниссан-Патрол" и новенькая "Судзуки-Витара", кокетливая как марцифаль. Слава припарковал "Волгу" рядом. На крылечке ошивался стриженный молодой человек прибадниченного вида. Пацану явно чего-то от нас хотелось.
  - Угости сигаретой, - попросил он, когда я поднялся по ступенькам.
  - Не курю, - ответил я.
  "Стрелок" тут же переключил внимание на корефана, от которого табачищем разило, наверное, за километр.
  - Сигарету дай.
  - Полай, - криво ухмыльнулся Слава, недолюбливавший братву.
  Мы зашли в кафеюшник. Народу, невзирая на учебный час, хватало. Бар был битком набит, делать там было нечего. Мы считали себя людьми солидными и пошли в зал, где тоже нехило гудели прогульщики.
  Сели за дальний столик справа. Из четырёх имеющихся кабинок три были заняты, так что с выбором места затруднений не возникло. В ожидании официанта принялись рассматривать рыбок в аквариумах, отделяющих нас от прохода. Между кабинками перегородки были невысокие. За соседним столиком веселилась компания студиозусов - человек десять - благо, длинные скамьи позволяли разместиться всем. Вместо того, чтобы готовиться к сессии, детки активно прожигали жизнь. Ну и правильно, другой-то не будет. "Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus!"
  Примчалась девушка в красном передничке, подала пару меню. Тоже, наверное, к стипендии подрабатывает. У неё хотелось узнать имя. Я вдруг почув- ствовал голод. Перед выездом не поели, после бурного вчерашнего дня немного мутило, но организм брал своё.
  - Ну, чего? - спросил Слава.
  - Позавтракаем, - сказал я.
  Мы заказали по бифштексу с картошкой и один кофе. Для разминки Слава взял пиво, я же ограничился яблочным соком. Напитки принесли сразу. В ожидании мясных блюд немного промочили горло. С сопредельной территории редкие в кенгурятнике конвекционные потоки затягивали ленивые завитушки сигаретного дыма. Студиозусы испражнялись смрадом не хуже Шостскинского химкомбината "Свема". Слава тоже закурил, видимо, для баланса и, наклонившись ко мне, сказал:
  - Надо бы и нам эриковой мамаше на хвост сесть.
  - В смысле? - я не был знаком с мамой харакирнутого курганника и с трудом представлял наличие у неё хвоста, шёрстки, жабр и прочих атавизмов, оставшихся от далёких предков. - Что нам сие даст?
  - Смотаемся в больницу, побеседуем.
  - Зачем нам родня, - хмыкнул я, тяжёлая жизнь заставляла мимикрировать под друга, - разве сами не сможем пройти?
  - А пустят? - усомнился Слава.Семейная жизнь отрицательно сказывалась на его умственных способностях.
  - Почему нет, - цинично изумился я. - Куда они денутся!
  - Ну ладно, тогда давай так, - заскрипел мозгами друган. - Выспросим у Эрика адресок, как там его... Конна и дёрнем этого ебуна маслозадого, узнаем, что за "Светлое братство" такое.
  - А потом? - Слава по старой афганской привычке любил всё решать с наскока, я же не был сторонником кавалерийских атак.
  - Разберёмся, - корефан заглотил пиво и с сожалением повертел в пальцах пустой бокал. - Я так понимаю, ты им Доспехи продавать не собираешься?
  - Ни за какие коврижки. От случайных покупателей одни неприятности.
  - А кому сейчас легко? - саркастически изрёк друган, закуривая новую "LM". Я случайно вдохнул струйку выпущенного в мою сторону дыма и закашлялся. Названные в честь супруги главы табачного концерна Филиппа Морриса - Линды сигареты, забитые на фабрике им. Урицкого, воняли горящей помойкой. За что только Слава их любит?
  - Теперь уже никому, - горько сказал я о попавших в беду компаньонах, - а всё из-за дурацкой деловитости излишне самостоятельных людей.
  - Меньше думай об этом, - посоветовал друг. - Решим и эту проблему. Где наша не пропадала!
  Девочка в передничке принесла заказ. Проворно разложила ножи с вилками и пожелала приятного аппетита.
  - Ещё пива и счёт, - корефан с достоинством извлёк пухлый лопатник.
  Афганца аж пёрло от самодовольства. Дикарь не выродился в нём и он иногда чудил: зимой выколол официанту глаз вилочкой для фондю. Сплошные заботы, но как боевому охранению Славе цены не было. А что он ещё умел? Настоящие деньги экс-офицер Советской Армии увидел только два года назад благодаря мне, и до сих пор наслаждался собственной кредитоспособностью.
  Пиво, однако же, подать не успели. Вывалившая из бара кодла молодых бандюков, среди которых мелькала тыква сигаретного стрелка, зашныряла в проходе, выискивая кого-то глазами. Оказалось, нас. В кабину все не поместились. Двое юных гоблинов бесцеремонно брякнулись на скамьи рядом с нами, четверо других столпились у входа, по-бойцовски перекатываясь с ноги на ногу и пощёлкивая костяшками пальцев.
  Стрелку места не досталось, а, может быть, просто не захотел присаживаться. Он встал у стола и мстительно осведомился:
  - Что, мужик, будем лаять?
  У меня пропал аппетит, но я ковырял вилочкой картошку, старательно сохраняя невозмутимость.
  - Валяй, - разрешил корефан, - только негромко.
  Стрелок задохнулся в припадке праведного негодования. Гоблины засопели. Сидевший возле меня предусмотрительно пробасил:
  - Ты вилку положи, кончай жрать, - грубо вытащил из моих пальцев вилочку и припечатал её к столу.
  "Довыёживались", - подумал я. Выходя из дома громоздкую волыну брать не стал, решив, что для визита к Боре она не пригодится. Пистолет был у Славы, но тот почему-то не торопился пускать его в ход, хотя одного вида оружия было вполне достаточно, чтобы обратить пацанов в бегство.
  Стрелок вдруг громко заматерился, словно его прорвало. Корефан добродушно слушал, досмаливая хопец. Гопник ругался надрывисто и однообразно, но для Славы будто музыка лилась. Левый уголок его рта полз вверх в зачарованной улыбочке.
  - Ну чё, козлы, молчим, - закончив ораторствовать, перешёл к конкретике матершинник, - будем отвечать?
  - Тебя слушаем, - ответил Слава, стряхивая пепел на куртку сидевшего рядом мордоворота. - Голосисто поёшь, петушок-золотой гребешок.
  - Это я петушок?! - вскинулся пацан. - Рома, дай ему!
  Что и каким образом Рома должен был дать Славе прямо в общественном месте, осталось неизвестным. Друг коротко ткнул "элэмину" в глаз долговязого бандюгана. От оглушительного вопля на миг все оцепенели. Огненный "карандашик", затушенный о зеницу ока, вернул гоблина в первобытное состояние: голося как дикарь и позабыв про общественные интересы, он сосредоточился исключительно на своей особе.
  В следующее мгновение дымящаяся тарелка вдавила содержимое в фейс примостившегося у меня под боком маргарина. Атака была неожиданной - с молодыми спортсменами только так и можно было совладать. Бычок тут же отбил обеденный снаряд, но горячая картошка, облепившая морду, и широкий пласт бифштекса сделали своё дело. На секунду боец потерялся. Лапнув со стола вилку, я засадил по самую рукоять ему в щёку и оттолкнул шокированного такой звериной жестокостью бицепса.
  - Порежу, бакланы! - заорал я, хватая нож. Слава, опережая меня, буквально выбросил в проход одноглазого и рванулся следом, толкая Рому перед собой как таран.
  Незадачливого стрелка смело с ног. Бандиты проворно рассредоточились между аквариумами. Противопоставляя превосходящим силам противника богатый опыт кладоискательской жизни, я ринулся за друганом, добавляя в воздух децибелов:
  - Перережу всех! Нож, нож!!!
  Нож-то нож - столовый: из нержавейки, короткий и тупой, но когда в руке осатанело ломящегося в бой безумца сверкает нечто металлическое и продолговатое, о котором все оповещены, что это - нож, страх такая штука наводит. А уж вид товарища с торчащей из головы вилкой и вовсе не оставлял сомнений, что острый режущий предмет будет пущен в ход.
  Тем не менее, выпускать нас бойцы не собирались. Вероятно, пришли с твёрдой установкой на драку, а перекодироваться их пьяные бестолковки были не в состоянии. Пропустив мимо ушедшего головою в аквариум окривевшего Рому, бычки резво запрыгали, демонстрируя добросовестно усвоенную технику спортивного таэквондо, топорно адаптированную к реалиям уличной драки. Двое осадили Славу, третий крутился возле меня, вспарывая ногами сигаретный смог обеденного зала. На расстояние удара, однако, не приближался: нож нагонял жути. Стрелок поспешил на помощь проткнутому вилкой пацану и положительного результата добился: инородное тело было извлечено, в ближайшее время следовало ждать введения в бой резерва из пары юных мстителей.
  - Стоять, зарежу - шуганул я бойца. У меня имелся светошоковый фонарь, но полыхать им я опасался, дабы не ослепить Славу. Надо было срочно придумывать какой-то финт, потому что замешательство у гоблинов проходило. - Кишки выпущу па...
  Выбитый ногой нож улетел обратно в кабину, вращаясь как оторвавшийся пропеллер. Упреждая следующий удар, я прыгнул на гобелена, пригнувшись и вжав подбородок в грудь. В единоборствах я был полный профан, но нечто подобное видел по телевизору на чемпионате американской футбольной лиги. Дурацкая атака дала определённый результат. Я сбил бандюгана с ног и мы оба покатились по полу. Круговорот болезненно прервался ударом о стену. У меня перехватило дыхание. Рядом рефлекторно подтягивал колени к груди противник - плечом я угодил ему в живот.
  Краем глаза я заметил, как набравшийся храбрости стрелок ринулся ко мне. С налёту топтать меня ногами мешал обездвиженный братан и, пока он огибал препятствие, я ухитрился сделать вдох и перевернулся на спину.
  - Ах ты... ой! - резко сменил настроение с боевого на пораженческое пацан. С силой выметнув навстречу ноги, я втёр каблуками ему по коленям и тут же, по инерции оттолкнувшись с ещё большей амплитудой, вмазал в промежность.
  - Бля-а-а-а, - как барашек заблеял хамоватый курильщик, оседая от нестерпимой боли.
  Нервы, дружок! Я, походя, врезал ему кулаком в торец и развернулся к покарябанному вилкой гобелену. Тот уже надвигался на меня, придерживаясь за облепленную гарниром рожу. Нет ничего проще.
  - Аля-улю! - крикнул я, продолжая в славных традициях футбола, на сей раз европейского. Трах-бах.
  - Уй!
  Удар пришёлся по многострадальным гениталиям. Не сумев в должной мере парировать его запоздалым блоком, дырявый пацан пропустил и второй. На сей раз - точно в яблочко. Теперь ему никак не бах и, уж в ближайшее время точно, не трах. Если не вообще: ботинки на мне тяжёлые, с толстой литой подошвой. Самый бойцовский вариант, хотя покупал я их, в выборе руководствуясь соображениями моды. Впрочем, нынче мода на средства самозащиты, вот и сгодилась обувка в этой ипостаси. Добавив по окровавленному рылу неуклюжим, но сильным полукруговым ударом, неким подобием маваши-гэри, я послал коцанного в нокаут.
  Стрелок молча извивался на полу. Третий бандюк, сбитый мною, молча лежал у стены.Он вполне осмысленно лупал зенками в мою сторону, но агрессивных намерений не проявлял. Оглянувшись, я увидел потирающего кулаки Славу. Он всё-таки умотал своих дуболомов и теперь, возвышаясь над поверженными телами, победоносно взирал на меня. Рот кривился в довольной ухмылке.
  - А ты, Ильюха, боевой. Не ожидал.
  - Пошли, - поторопил я друга. - Надо валить отсюда.
  По причине незаметно опустевших кабинок, посторонних глаз в пределах прямой видимости не наблюдалось, но я был уверен, что чья-то заботливая рука набирает сейчас заветный номер телефона. Сомневаюсь, что он принадлежит службе спасения - пресловутый "девять-один-один". Вероятнее всего, это другой сервис городского масштаба, именуемый в народе крышей. Столкновения с торпедами охраны, имеющей вполне обоснованные претензии по поводу учинённого беспорядка, хотелось меньше всего. Для нас оно могла явиться фатальным, поскольку прибывающий по вызовам подобного рода "летучий отряд" наверняка оснащён самыми современными средствами вооружения и связи. Учитывая наличие у одного из нас милого славного афганского синдрома, можно с большой долей вероятности спрогнозировать возникновение Армагеддона местного значения, ведущегося до последнего патрона, вздоха, последнего солдата или капли крови любой из сторон. В зависимости от того, кто окажется проворнее или у кого патронов или солдат окажется больше. Зная свои резервы, на победу в локальной войне я не рассчитывал и поэтому жаждал унести поскорее ноги. По возможности, не засвечивая номера нашей машины.
  Не получилось ни того, ни другого. Когда мы вышли из кафе, то были встречены встревоженным гомоном толпящихся у крыльца кенгурятника студентов. Может мы для них и казались героями, но скрыться в такой обстановке незамеченными было решительно невозможно.
  Да и вообще убежать.
  - А ну, геть! - гаркнул кто-то неприятным командным басом. Людей с подобными голосами я убивал бы на месте.
  Такой шанс мне представился. Сквозь толпу к нам протискивались трое суровых мужланов в старомодных кителях цвета хаки. Я знал, что в парке обосновались казаки, заключившие с Политехом договор об охране институтского имущества. В сарайчике у стадиона они устроили конюшню и по ночам гарцуют по аллеям, безжалостно метеля всех, кто по их мнению мордой не вышел. Словом, о беспредельщиках я слышал немало, но самолично созерцал таковых впервые. И был не в восторге от этой встречи. Стоящие на страже политеховских интересов казаки были самцами откормленными, крепкими и решительными. Раздвигая субтильных учащихся аки лайнер океанские волны, троица уверенно направилась в нашу сторону. Видимо, уже настучали.
  - Эй, вы, стоять! - приказал шествующий впереди казацюра в белой каракулевой папахе.
  Угадать нарушителей общественного порядка было несложно: видок мы имели пожмаканный.
  - Давай-ка в машину, - сказал я, но Слава уже разворачивал свои габариты в сторону надвигающейся угрозы и на вывеске его было написано, что в драке он грозен.
  На мой взгляд, подобное бесстрашие могло нам очень дорого стоить. Казаки были далеко не мальчиками, а вполне зрелыми мужами, судя по поступи, опытными в рукопашном бою. У соратника обратившегося к нам "миротворца" на поясе болтался кавказский кинжал, у другого за голенищем была заткнута плеть. Хорошего мало, тем паче, что их обладатели были кабанами под центнер весом.
  - Ну, чего? - пробасил Слава.
  Студенты, нежным душам коих претили грубые сцены насилия, поспешно ретировались под прикрытие стен родных аудиторий.
  - Шо бузите? - рыкнул казацюра в белой папахе, доставая из кармана наручники. - Щас пойдёте с нами.
  - На хуй нам не по пути, - сказал Слава, с неприязнью поглядывая на браслеты.
  Пузатый казачина с плетью в сапоге деловито зашёл мне за спину.
  Казацюра в папахе схватил корефана за руку. Слава вырвался и толкнул его в грудь.
  - Цыц, не балуй!
   Ощутил мощный прихват за локти. Попытался взбрыкнуться, но казачина держал крепко, аж ноги от земли оторвались. Я только пискнул от бессилия.
  Другана казачья стража начала щемить основательно. Накинулись сразу вдвоём. Кулаком Слава сбил папаху с головы нападающего, но второй по-борцовски обхватил его поперёк туловища. Первый браслет с треском защёлкнулся вокруг корефанова запястья.
  - Давай швыдче, - поторопил товарища казак, которому было трудно удержать Славу. Тот заметался. Слава махал свободной рукой, поймать которую не представлялось возможным.
  - Н-на! - изловчившись, афганец впаял затылком в лоб казаку. Тот разжал свои клещи и зашатался.
  Я попытался проделать то же самое. Бесполезно.
  - Получай!
  Уставший ловить корефанову граблю казацюра зарядил ему было кулаком в зубы. Слава нырнул под удар и засадил встречный локтём по горлу: - Держи!
  Мужлан осел, встряхнув побагровевшими щеками, и засипел, выкатив глаза. Олобаненный казак, встряхнув башкой, пришёл в себя и сноровистым движением опытного кабанника выхватил из ножен кинжал.
  - Сзади, Слава! - предупредил я и был вознаграждён острой болью в стиснутых стальными пальцами локтях.
  Слава развернулся, встретив атакующего лицом к лицу. Казак не шутил - резать собрался всерьёз. Похоже было, отморозок считал, что на службе ему всё спишется. Выпад был чётким: клинок в воздухе не вихлял - пошёл как по рельсам. Слава вильнул в сторону, убрав живот. Крутнув бёдрами, отпрыгнул, уходя от следующего удара. Составить компанию Эрику по больничной палате желанием не горел, посему геройствовать супротив тесака в умелой руке не стал. Казак тоже был волком стреляным и сразу просёк, что имеет дело не с подгулявшим бандитом - "бывшим спортсменом, а ныне рэкетменом". Он осторожно подступал к корефану, и свинорез в его руке не дрожал. Это, к сожалению, был настоящий казак, а не фальшивый вояка в бутафорском мундире с покупными георгиями. По ухваткам было видно, что рос он в горной провинции и с детства учился драться "на кинжалах".
  На крыльце кенгурятника появились побитые бандюки.
  - Пусти, сука, - задёргался я, корчась от боли. - Замочу, гад!
  - Не рыпайся, - прошипел казачина, толкая меня пузом так, что ноги потеряли опору.
  Он повалил меня на землю. Я крепко приложился грудью, разом выдохнув весь воздух. Казачина насел на спину, вытащил из-за голенища плеть и закрутил мне руки. Стал вязать. Сопротивляться такой туше было бесполезно, казачина оседлал меня как коня. С трудом отвернув голову, я увидел развязку стычки.
  Сколь ни был казак искусен, но Слава и с голыми руками мог натворить дел. Всё произошло мгновенно. Уловив краем глаза появление из кафе потенциального противника, афганец шагнул прямо на нож кабаннику, проявляя, на первый взгляд, безбашенную удаль. Казак купился и пырнул его тесаком в живот.
  Из своего положения я толком не разглядел, что конкретно проделал Слава. Движение было взрывным: казак полетел в одну сторону, кинжал - в другую. Друган прыгнул вдогон супостату и припечатал ударом ступни по шее.
  Наконец-то я смог свободно вздохнуть. Давивший меня казачина сообразил, что обстановка складывается явно не в его пользу, вскочил и приготовился к обороне. Корефан устремился ко мне на выручку. Он подобрал кинжал и вид имел устрашающий.
  - Мочи его, урода! - заорал я, переворачиваясь навзничь.
  Тяжело топая сапогами, казачина обратился в бегство. Я сел. Слава полоснул клинком по стягивающей запястья верёвке.
  - Валим отсюда, - стряхнув остатки плети, я поспешил к машине.
  Должно быть, я слишком усердно растирал затёкшие кисти, потому что при моём приближении стоящие на крылечке пацаны моментально попрятались обратно в кафеюшник. Мы залезли в "Волгу" и я первым делом проверил наличие Доспехов. Сумка была на месте, там, куда я её спрятал - на полу между сиденьями.
  Бряцая наручниками, Слава сунул под седушку кинжал.
  - Трофей, однако, - сказал он.
  Прогрев двигатель, мы неторопливо отчалили от кенгурятника. Оклемавшийся казацюра нацепил папаху и хлопотал над поверженным соратником.
  - Попили кофе, - с досадой сказал я, глядя в окно.
  - Дома догонишься, - утешил корефан и, помолчав, добавил: - А вот что пива на халяву перехватили - это ништяк.
  - Ништяк, - желчно пояснил я, - это два бушлата. Один постелил, а другим накрылся - вот это ништяк. Зэки на полу когда спали, с тех времён словечко и пошло. А сейчас все по фене ботают и сами в смысл сказанного не врубаются.
  - И блатуют кто попало, по делу и не по делу, - ухмыльнулся друг.
  Только на подъезде к дому я понял, что он имел в виду отнюдь не политеховскую шпану.
   --------------------------------------------------
  Браслет я снял при помощи иголки, молотком загнав её в паз и отжав зубец, фиксирующий прижимную скобу. Пришлось повозиться, но наручники ломать не хотелось. Почему-то казалось, что они могут пригодиться.
  Дамы хмуро смотрели, как я вожусь с инструментом. Вопросов не задавали, что свидетельствовало о крайней степени недовольства нами. Всякая женщина желает видеть своего любимого героем, но сам процесс героизации её почему-то не привлекает, наверное, потому что любит. В данном случае недовольство проистекало из-за беспокойства за нашу жизнь. "Баранка" на руке корефана и вздутые рубцы на моих запястьях яснее ясного свидетельствовали о том, что кофе мы пили при весьма необычных обстоятельствах. Особенно злилась Ксения, хотя вида не подавала. Я прекрасно понимал корефанову пассию. Для неё я был смутьяном, снова втянувшим мужа в сомнительную авантюру, опасность которой распространялась и на членов семьи. Я никогда не знал, о чём они разговаривали наедине - эта супружеская пара сор из избы не выносила. Слава с Ксенией были знакомы ещё по Афгану, но прочно сошлись уже здесь два года назад и за это время пережили многое. Опять же, благодаря мне.
  - Ксюш, - совершенно беззастенчиво спросил я. Будучи повязаннным с этой семьёй крепкими кровавыми узами, мог позволить себе некоторые вольности, - у тебя знакомые в "вавильнике" есть?
  - Есть, - нехотя ответила Ксения, - Эрика собрались навестить?
  - Ага, - кивнул Слава, потирая вмятину на лапе.
  - Илья, - забеспокоилась Маринка, - ты чего опять задумал?
  - Эрика проведать.
  - Что тебя туда несёт, мало тебе?
  - А как же сострадание к ближнему? Бедный Эрик там один, больной, ему скучно и он страждет.
  - Это тот, который бандитов навёл? - жизнь с бывшим зэком не могла не обогатить лексикон супруги. - Какой резон тогда к нему ходить?
  - Товарищеский долг зовёт, - привычно соврал я, улыбнувшись, как мне показалось, ослепительно. - Я человек порядочный, компаньонов в беде не бросаю.
  - Лжёшь ты всё самым наглым образом, - высказалась Маринка. - Опять что-то затеваешь, а отдуваться потом нам, - и она компанейски приобняла за плечи молчащую Ксению.
  Если бы в Советском Союзе воздвигали памятники героиням Великой Отечественной войны - партизанкам-феминисткам, он должен был выглядеть именно так. Я решил разрушить эту дружескую спайку:
  - Ну так как, Ксюш, насчёт знакомых в "вавильнике"?
  - Погоди, телефон вспоминаю. Ладно, пошла звонить, - качнув бёдрами, Ксения высвободилась из объятий товарки и скрылась в соседней комнате.
  - А покамест давайте попьём кофею, - предложил я. - С утра не могу добиться этого удовольствия, почему-то всё время только меня добивают.
  - Ладно, милый, - кротко согласилась Маринка. - Я сейчас сварю. Славик, тебе кофе сделать?
  - Я лучше чайком побалуюсь. Кофе пускай Ильюха пьёт, он у нас аристократ.
  - И сожрём что-нибудь, - добавил я. - Меня от всех переживаний на жор пробило.
  - Ага, - не вставая, Слава дотянулся до холодильника и достал здоровенный оковалок ветчины. - Ещё чего съешь?
  - Вполне достаточно. Что я, чайка соловецкая - жрать, рта не закрывая.
  - Ну как знаешь, - Слава вытащил из стола нож, Маринка подала буханку ржаного и мы принялись за бутерброды. Обменялись с друганом взглядами. Перед выездом в больницу следовало бы перекинуться парой слов, но беспокоить женщин по негласному договору не стали. Они и так с нами натерпелись, незачем усугублять.
  На конфорке зашумел чайник. Слава встал, пошарил в шкафу, извлёк пачку индийского чая. Засыпал крупные куски листья прямо в кружку, проигнорировав фаянсовый чайничек. При жене он был куда воспитаннее. Но сейчас дражайшая половина отсутствовала, а с друзьями можно было похозяйничать вволю.
  - Хороший чай, лантухами, - деликатно заметил я, чтобы не молчать.
  - А-а, без разницы, - критически отозвался засиженный офицер ВДВ, - индюха, она индюха и есть, - и добавил, словно оправдываясь, - Ксения покупала.
  - Готово, извольте, - Маринка поставила две чашки с ароматным кофе и села рядом со мной.
  - Гран мерси, - потянулся я к предмету своего вожделения.
  К кофе, не к жене, разумеется.
  - Милый, - маринкина ладошка ласково легла мне на руку, - давай ты бросишь эту затею, уедем куда-нибудь, пересидим, пока не уляжется. Сделай это для меня, а?
  Слава тихохонько колдовал над чашкой, всем своим видом показывая, что его здесь как бы и нету.
  - Сейчас скрываться не время, - негромко завёл я старую песню, - неразумно выпускать ситуацию из-под контроля. Надо кое-что разведать. Чтобы победить врага, следует знать его в лицо. Сгоняем быстро к Эрику, порасспрашиваем его - и все дела. Нам это ничем не грозит, уверяю тебя, дорогая. Надо брать быка за рога, иначе потеря инициативы грозит привести к большим потерям в будущем.
  Маринка вздохнула и я понял, что казёнными формулировками её не убедишь.
  Корефан, демонстративно игнорируя наше воркование, продолжал манипулировать ситечком и второй чашкой.
  - Почему я всё это терплю, - маринкин вопрос прозвучал, скорее, риторически. - Наверное, потому что люблю тебя, дурака.
  - Ну, дурака не дурака... Ты пойми, дорогая, я хочу отделаться малой кровью.
  Упоминание про кровь оказалось крайне неуместным. Почувствовав это, Слава тут же пришёл на выручку, повернулся к нам и поставил дымящуюся кружку на стол. Оседлав табуретку, непринуждённо улыбнулся и спросил:
  - Ильюха, а ты ведь в чифире все-все тонкости знаешь?
  - Ну-у, - степенно ответил я, - может быть, чего-то и не знаю.
  По вывеске корефана было заметно, что он явно настроился балагурить. Сменить тему "кровавого" разговора и в самом деле бы не помешало.
  - А что ты хотел спросить?
  - Про жёлтую плёночку, которая на поверхности чифира появляется. Это кофеин?
  - По сути, да.
  - А-а, тогда ясно, - ощерился всею золотой пастью Слава. - Это я к чему: был со мной случай. Ехал я в столыпине, из всех местных зон только в Форносово на поезде возят.
  - Да-да, так, - подтвердил я, равно как и Слава знакомый с пригородными этапами. Скентовались-то мы в колонии.
  - Ехал с нами дедушка на строгий режим, а нам-то откуда знать, что он "полосатик"? Дедушка и дедушка, старенький, весь перекосоёбленный какой-то. Мы чифир заварили, предлагаем ему, садись с нами. А он: благодарю, типа, только я дряхлый уже и весь больной. Лёгкого нет, две трети желудка вырезаны. Чифир мне пить нельзя. Можно я сахарку помочу? Ну а нам что, жалко? Валяй, говорим.
  Маринка слушала, затаив дыхание. Сомнительные мысли вылетели из её рассудительной головы.
  - Сахар - превосходный абсорбент, - назидательным тоном процедил я. - Он впитал в себя весь кофеин. А в темноте вагона вы и не заметили, как жёлтая плёночка на него налипла.
  - Конечно, - ещё шире осклабился корефан, сияя ртом ярче солнца, - нам, первоходам, невдомёк. "Полосатый" весь кофеин схавал с кусочком сахара, а мы, дурни, глотаем горькую воду и радуемся, вон у нас чифир забористый какой: дедушка всего лишь сахарок помочил, а уже раскумарился!
  - Сдаётся, дедушка имел вас не снимая штанов.
  Мы заржали. Обаяние друга - устоять невозможно.
  - Кто такой "полосатик"? - спросила Маринка.
  - Кто сидел на строгом режиме, - ответил я. - В Форносово две зоны - общий режим и строгий. Строгачам дают полосатую робу, отсюда и "полосатые".
  - Но ты же, милый, был на общем? - уточнила Маринка.
  - Да, - сказал я, - на общем. - По поводу отсидки я распространяться не любил. О зоне вообще старался не вспоминать. Правда, иногда кое-что арестантское проскальзывало в поведении. Теперь это случалось всё чаще - обстоятельства, меняющие жизнь, диктовали возвращение к прежнему образу мышления. - Очень надеюсь, что на строгий не попаду никогда.
  Ох-ох-ох. "Никогда не говори никогда".
  - Не зарекайся, - подтвердила мои опасения Маринка, - а ещё лучше, брось рисковать. Давай уедем? - снова повторила она и я чуть было не согласился, но судьба в лице Ксении не позволила внести коррективы.
  - Чего регочете? - спросила она, заваливая на кухню. - Дозвонилась я. Ваше счастье, что он на работе.
  - Кто "он"? - осведомился лава.
  - Дима, реаниматолог. Ты его знаешь, он на день рождения приходил.
  - Ага, - кивнул Слава, судя по лицу, никакого Диму не вспомнивший.
  - Кофе попьёшь? - предложила Маринка. - Я на тебя тоже сварганила.
  - Спасибочки, - Ксения мельком заглянула в заварочную кружку и покосилась на мужа. - Твоя полная чашка нифелей?
  - У меня там чай парится, - объяснил Слава, смиренный в присутствии супруги.
  - Парится член в анале, а чай томится, - отрезала женщина по имени "Судьба".
  Убитые, мы сидели молча. Ксения тоже была не прочь пошутить на арестантский манер.
  До больницы на улице Вавиловых было десять минут езды. Когда мы, переобувшись в тапочки, вошли в палату хирургического отделения, Эрик даже не повернул головы в нашу сторону. Он не спал, глядел в потолок и лицо его было настолько осунувшимся, что я не сразу узнал своего компаньона-курганника. Сердобольная родня отсутствовала, однако тумбочка была завалена целлофановыми пакетиками и свёртками. Настало время процедур и прочих лечебных мероприятий. В палате было сумрачно и затхло. Унылая казённая мебель навевала тоску.
  - Нашли больного? - поинтересовался реаниматолог Дима, проведший нас в узилище Гиппократа.
  - Ага, - Слава протянул ему пакет с дежурным подношением - коньяком и фруктами. - Спасибо, доктор.
  - Не за что, - пожал плечами Дима, забрал добычу и ушёл.
  - Хау ду ю ду? - я подсел на кровать к Эрику. В руках у меня шуршал другой мешок, побольше. Я был готов умасливать дарами всех подряд.
  Эрик не ответил. Он спокойно смотрел вверх, словно меня и не было.
  - Эрик, - позвал я. Реакции не последовало. То ли он был не в настроении общаться, то ли игнорировал непосредственно мою особу.
  - Ну, чего ты, братан, - добродушно зарокотал Слава, присаживаясь с другой стороны, поскольку табуретов в палате не отыскалось. - Хорош кисляк мандячить. Давай красненького дерябнем, для крови полезно и врач разрешил.
  Я с готовностью вытащил из пакета бутыль "Кагора" и водрузил на тумбочку. Достал стаканы.
  - Ну, чего?
  - Замордовали его сегодня, - сообщил лежавший по соседству пожилой мужчина с забинтованной головой. Он пожирал глазами бутылку. - Если он не хочет, могу я компанию составить.
  - Конечно же, - я с готовностью скрутил пробку. - А кто мордовал-то?
  - Столько народу приходило, ёж-ползёшь, - пожилой сглотнул слюну и, выжидательно глядя на повисшее над стаканом горлышко, вынужден был продолжить: - Всё утро ходили - тум-дум-дум, тум-дум-дум! Только к нему.
  Взгляд Эрика неохотно переместился на нас.
  - А кто приходил? - вино неторопливо забулькало, вливаясь в стакан. Пожилой заёрзал.
  - Да всякие... разные, - стараясь не смотреть в сторону Эрика, мужик сел. Ему было неудобно, но выпить сильно хотелось. Я терпеливо ждал. - Ну разные всякие, ёж-ползёшь. Сначала бизнесмены, навроде новых русских. Все нафокстроченные, в чёрных пальто и сапожках. Потом матушка и ментяра с нею.
  - Ваше здоровье, - я протянул пожилому стакан. Тот жадно выхлебал вино.
  - Опер приходил, - заговорил Эрик, моя нехитрая уловка расшевелила его, - оперуполномоченный из отделения. Я написал заявление, что никаких претензий ни к кому по поводу случившегося не имею. Тебе, Илья, на пользу. Дело заводить не будут.
  Он говорил негромко, только губы шевелились. Я почему-то вспомнил, что раненый человек старается экономить силы на мельчайших движениях, и подумал, как много Эрик потерял крови.
  - А кто приходил перед опером? - наклонился я к компаньону. - Это были "светлые братья", да? Они уговорили тебя написать отказ.
  - У меня нет ни к кому претензий, - повторил Эрик. - Всё фирменно... Я доволен.
  - Бизнесмены эти фокстроченные всё растолковали по заяве, как и что в ней писать, - подал голос пожилой. - Они в законах шарят, ёж-ползёшь!
  Я сунул ему недопитую бутылку.
  - Эрик, - сказал я, - ты конечно волен поступать как хочешь...
  - Доспехи надо было им продать, - тихо, но разборчиво произнёс Эрик. - Сопротивляться... не стоит. Уступи Доспехи. Они купят.
  - Даже после разборок? - на моя взгляд кровь "брата" могла служить серьёзным препятствием для совершения сделки. - Что-то не верится.
  - А ты верь. Иногда полезно.
  В словах звучала укоризна. Эрик верил, а я нет. Всё случившееся было лишним подтверждением тому, что со "Светлым братством" надо ухо держать востро. Выстрел на Ржевке сжёг все мосты, чему доказательством был вчерашний налёт. Братство мстило мне, какая может быть торговля?!
  Этого я конечно говорить Эрику не стал. Сделал вид, будто согласен, и попросил адресок Альфреда Конна, дабы использовать его в качестве посредника. Эрику сдавать сердечного друга не хотелось и он начал мяться, но тут вошла медсестра и стала требовать, чтобы мы убрались. Эрик был слаб и не выдержал давления.
  Дядюшка Альф обитал в престижных апартаментах на улице Ракова.
  - Обойдёмся без насилия, - предупредил я друга, когда мы поднимались по гулкой "старофондовской" лестнице. - Стой и смотри, стой и молчи, как очень метко выразился Егор Летов, понял?
  Зная сколь скор на расправу корефан, я хотел до поры оградить несчастного немца от маленькой сталинградской битвы, после которой, как известно, остаются сплошные руины. Афганец легко мог устроить победоносное шествие советских войск по владениям культурбегрюндера , но осуществлять это прямо с порога я считал делом преждевременным - сегодня надо было дойти до сути, а не до края. Я планировал задушевный разговор, для затравки которого лучшего предлога, нежели занедуживший любовник, трудно было придумать.
  - Понял, - хмыкнул Слава. - Может мне в машине подождать?
  - Не ёрничай, - без друга я идти не хотел, кто знает, что ждало меня в гнезде маслозадого ебуна, - просто веди себя хорошо.
  - Лады, - мы взошли на лестничную площадку и я потыкал пальцем кнопку звонка.
  Эрик говорил, что рабочий день в вербовочном пункте заканчивается к пяти. Мои часы показывали начало седьмого. По идее, дядюшка Альф был дома. Вот только один ли?
  Разгадка явилась в виде точечки света, мелькнувшей в глазке. Кто-то с той стороны подошёл к двери, отодвинул заслоночку и приник к окуляру.
  - Кто там?
  - Нам нужен Альфред Карлович, - медвяным голосом произнёс я. - Мы из больницы. От Эрика письмо привезли.
  Залязгали замки, посыпались цепочки, дверь стремительно отворилась.
  - Эрик в больнице? - в проёме показалось узкое лицо, освещённое падающим из прихожей светом. - Что с ним случилось?
  - Он ранен, - сказал я. - Мы его навещали в больнице. Он написал вам письмо и просил передать.
  - Где оно?
  - Мы пройдём? - сделал я шажок, поняв, что возражений не будет.
  - Проходите, конечно, о чём речь, - заторопился хозяин.- Простите, что я вас тут держу.
  Он прошмыгнул в комнату, предупредительно распахнув двустворчатую дверь, украшенную многоцветным витражом. Бесшумно ступая по паласу, мы последовали за ним, попутно оглядывая выделявшееся благородством обстановки жильё. Герр Конн, обладавший вкусом хорошего дизайнера, обустроил хату в стиле спокойного интеллектуального изящества. Недорогая, но добротная мебель, плафон в виде расписного китайского фонаря, на стенах тёмные драпри.
  - Так где же письмо?
  - Извольте, - я подал писульку, наспех накарябанную Эриком под недовольное фырчание медсестры. - Мы присядем?
  - Конечно, - пробормотал Конн, впившись взором в бумажку.
  Он был заметно взволнован. О, Боже, возлюбленный в беде! - трагедия, достойная пера Шекспира, только вместо Джульетты на смертном ложе должен был находиться Меркуццио. Новые нравы новых времён. Герр Конн и в самом деле питал к Эрику достаточно пылкие чувства.
  Пользуясь случаем, я как следует разглядел дядюшку Альфа. На глазок возраст его определить было сложно: с равным успехом можно было дать как лет тридцать, так и под полтинник. Внешность ухоженная, но какая-то... потасканная слишком, что ли. Мелкие косметические дефекты тщательно маскировались. Сей господин внимательно следил за собой и даже пребывая в одиночестве был одет в отглаженные кремовые брюки, мохеровый джемпер и рубашку с круглым воротником, из-под которого красиво торчал аккуратно повязанный шейный платок-фуляр. Немецкая кровь и утончённая натура давали о себе знать.
  Закончив читать, Альфред Карлович поднял на нас влажные голубые вежды.
  - Как же это получилось? - негромко воскликнул он.
  - Хулиганы, - я не стал вдаваться в вымышленные подробности. В записке Эрик не указал причин, приведших его на больничную койку, и ограничился сбивчивыми признаниями в любви.
  - Проклятье, - надрывно вскрикнул дядюшка Альф, тонкие ноздри его трепетали. - Рольф, Рольф!
  Восседавший в кресле с совершенно каменной будкой Слава внешне никак не отреагировал на призыв к неведомому помощнику. У меня же на миг очко слиплось при мысли, что сейчас нас застукают таившиеся в соседней комнате меченосцы. И тут же отлегло от сердца: послышалось натруженное дыхание и к хозяину подбежал здоровенный восточно-европейский овчар с чёрным чепраком, выдающим знатную родословность. Пёс участливо подставил голову под ищущую утешения руку.
  - Как же так, как же так, - причитал Конн, нервно глядя животное по шерсти. - Почему же так получилось?
  - Никто не застрахован от уличной преступности, - вздохнул я, - а Эрик...
  - ... Он такой ранимый! - удивительно точно подметил дядюшка Альф, лучше чем кто-либо знавший своего бой-френда. - Я теперь и сам убит. Расскажите, как его самочувствие.
  - Он очень слаб, - сказал я, - потерял много крови, но никакой опасности для жизни уже нет. Врачи подоспели вовремя. У него проникающее ранение брюшной полости, однако органы не задеты. Останется шрам. Скорее всего, неприятные последствия тем и ограничатся.
  - Кошмар, какой кошмар! - педераст чуть не плакал, от его румяных щёк пахло лавандой. - Завтра же я его навещу. Спасибо огромное, что вы приехали. Где он лежит?
  Я доходчиво растолковал, как попасть к Эрику, попутно отметив, что маслозадый ебун доведён до вполне приемлемой кондиции, дабы его можно было прокачать и добиться желаемых результатов.
  - Ну какое несчастье, - простонал Альфред Карлович, на него было жалко смотреть. Он скрупулёзно заносил мои наставления по больничному режиму в деловой календарь, вызывая невольное сопереживание. Пёс, вывалив язык, сидел рядом.
  - Он поправится, - мягким, располагающим тоном обнадёжил я.
  - Данке шён, - кивнул расчувствовавшийся Конн, не отрываясь от записи.
  Он закрыл блокнот и положил поверх него ручку.
  - Ах, что же я, глупая башка! - вдруг спохватился он, порывисто вставая. Выдрессированный овчар ничуть не удивился. Наверное, был привычен ко всяким странностям, творившимся в этом доме.
  Широко ступая, дядюшка Альф пересёк комнату, распахнул дверку стенного бара и достал из зеркального нутра его бутылку изысканной формы. О, это дело! Давно пора. Ну-ка, что пьют сотрудники вербовочной фирмы?
  - Прошу меня простить, - бормотал дядюшка Альф, водружая на столешницу бутылку и добавляя к ней три коньячных бокала.
  Мы со Славой придвинулись к столу. Корефан с прежним отсутствующим видом, а я - проникаясь заслуженным уважением к герру Конну.
  Должно быть, в самом деле любил он Эрика, коли без колебания выкатил, хоть и початый, графин "Реми Мартина" в самой наидостойнейшей его разновидности "Луи ХШ" пятидесятилетней выдержки, который я видел в магазине ценою под две тонны баксов.
  У меня аж слюнки потекли. Себе я до сих пор не мог позволить посмаковать столь дорогой коньяк. Дядюшка Альф же умел, по-видимому, угодить своим богатым поклонникам, чтобы они расщедрились на такой шикарный подарок. Впрочем, тому могло быть и другое объяснение. Эрик рассказывал, что ещё не так давно Альфред Карлович работал во Всероссийском художественном научно-реставрационном центре имени академика Грабаря и на досуге занимался восстановлением редких икон, да и сам ваял "под старину". А это тоже доход, и немалый.
  - Прошу... За здоровье нашего мальчика! - Конн элегантно откупорил бутылку и плеснул каждому классическую порцию - ровно по сорок граммов.
  Всё-таки он был большим педантом!
  - Охотно, - молвил я, поднося к носу бокал. Согретый теплом моих пальцев коньяк с расстояния полруки донёс до ноздрей пленительный аромат.- Я бы тоже согласился оказаться с распоротым брюхом, лишь бы друзья подняли за моё здоровье бокалы со столь божественным напитком!
  - Спасибо, - кивнул польщённый Альфред Карлович. - Но я бы предпочёл поднимать его за здоровье без такого ужасного повода.
  Приблизившись к "тюльпану" сантиметров до восьми, я обонял его вторично. Слава залпом заглотил дозу и даже ничуть не изменился в лице. Ну и пусть! Я постарался не обращать внимания на сей вопиющий факт варварского кощунства. Продолжая завораживающий ритуал, я описал бокалом круг под носом и погрузил нюхательный орган в "тюльпан", отчего мои обонятельные рецепторы пришли в экстаз. Велик был человеческий гений, создавший стол неземное великолепие!
  - Что же, Эрик, будь здоров! - прочувствованно изрёк я, пригубив "Реме Мартин".
  Альфред Конн смотрел на меня и в глазах его читалась солидарность тонких ценителей прекрасного, объединяющая оных вне зависимости от пола, национальности и вероисповедания. Это было эмпатия в чистом её виде.
  - Как вам? - спросил он.
  - Теперь Эрик просто обязан поправиться, причём, в кратчайшие сроки.
   Отставил незаконченный бокал. Хорошего понемножку, а прекрасного - и того меньше!
  - Бедняжка ничего не просил передать на словах? - поинтересовался заботливый дядюшка Альф, немного овладевший собой под воздействием старика Луи.
  - Де-юре: нет, - солгал я, ощущая себя отогретой за пазухой ехидной, выпускающей ядовитое жало, - а так, де-факто: очень беспокоился, что вы расстроитесь.
  Глаза маслозадого ебуна снова оказались на мокром месте.
  - Он знал, мой мальчик, - прошептал он, опустив ладонь на голову верного Рольфа. - Только ты один меня понимаешь, славный мой дружище!
  Рольф, похоже, действительно улавливал мельчайшие нюансы настроения хозяина - собачья морда прямо излучала искреннее сочувствие.
  - Временами поражаешься, наблюдая, как случай связывает воедино людские судьбы, - перешёл я к главной цели своего визита - сбору информации о работе фильтровщика истинных арийцев. - Эрик рассказывал, как вы повстречались. Пришёл искать работу по объявлению, а встретил вас.
  Конн грустно вздохнул и потянулся за бутылкой. Добивался я немного не такого эффекта, хотел навести на разговор о служебной деятельности, но решил не упускать возможности покайфовать на халяву и поспешно осушил бокал. Когда ещё представится такой случай? Радушный хозяин налил всем по сороковке. Похоже, меру знал в любом состоянии души.
  - Работа-работа, - поскольку выведать исподволь не получалось, со второго захода я решил зайти немножко в лоб, благо, озабоченное состояние оппонента позволяло допустить некоторую прямолинейность. - Эрик говорил, что вы - реставратор. Натура творческая и высокодуховная. Как же получилось, что вы, художник, стали каким-то сотрудником отдела кадров?
  - Обстоятельства распорядились, - лаконично ответствовал Альфред Карлович, настороженно глянув на меня.
  Бдительности у него могло хватить на целый отдел абвера. Поэтому я предпочёл не рисковать (всё-таки впервые друг друга видим) и сменил тему разговора. Я был уверен, что в удобный момент сумею перевести его в нужное русло. Ебуна маслозадого следовало прощупывать в ином направлении - в области искусства. Я знал, что Конн увлекался поздней немецкой готикой, на этом и решил его зацепить.
  - Э-э, между прочим, Альфред Карлович, - более деловым тоном начал я новый натиск, - не могли бы вы меня меного проконсультировать в области церковной скульптуры? - и, заметив, как дядюшка Альф навострил ушки, продолжил, не давая ему вставить ни слова: - Есть у меня дома деревянная статуэтка Девы Марии из одной саксонской кирхи. Мне она досталась случайно, ну, вы понимаете, - многозначительно приподнял я бровь, прозрачно намекая, что вещица краденая; реставратор мою гримасу истолковал правильно. - Специалисты сказали, что это век пятнадцатый. Она за давностью лет немного повредилась: краска облупилась, пообломалась кое-где.
  Пока я тарахтел, Альфред Карлович зачарованно подавался всем корпусом ко мне. У него побелел кончик носа.
  - Если бы вы согласились уделить мне немножечко внимания, я завёз бы вам скульптурку на реставрацию. Она небольшая - около полуметра, сзади полая, поэтому растрескалась лишь самую малость. Вы бы сумели её восстановить, если только не бросили это занятие?
  Я бы вам неплохо заплатил или же вы за проценты помогли мне её реализовать, если желаете, а?
  Конечно же он желал. Глаза дядюшки Альфа горели и даже круглому дураку было ясно, что голова занята уже другими мыслями, отличными от прежних забот. И о возможности того, что я сую нос не в своё дело, он больше не думал. Реставратор крепко сидел на крючке.
  Слава взглядом мне семафорил, мол, давай прижмём фашиста, но я продолжал гнуть своё, согласия не выражая. Никакого насилия! Конна можно было брать голыми руками. Я сумел его уболтать и гордился своим достижением. Статуэтка как таковая не существовала, вся история была чистой импровизацией. "Остапа несло".
  - Интересно было бы взглянуть, - выпалил Альфред Карлович.
  - Я бы вам её привёз, она лёгкая. Только я должен знать, что вы возьмётесь. Не хотелось бы лишний раз статуэтку таскать - слишком хрупкая стала. Она из ореха, а он местами подгнил, всё-таки пятьсот лет - не шутка. Её уже когда-то реставрировали, подклеили изнутри холстом, но это было давно и я хочу отделать её как нужно. Мне один собиратель церковной утвари набивается в покупатели, но цена меня не устраивает. Она вроде бы приличная, только я думаю, что можно выгоднее продать, если устранить дефекты фигурки.
  - Я возьмусь, - уверенно заявил Альфред Карлович. - Мне попадали на реставрацию предметы после такого самодеятельного ремонта, что волосы дыбом вставали. Холстовые латки ещё не самое страшное. Дерево, конечно, сыпется и жучок его ест, но эти изъяны устранимы. Посидим, поглядим. Отгулов возьму.
  В нём заговорил специалист.
  - А как же в офисе, не возникнет затор от наплыва желающих? - свернул я на нужную тему.
  - Ах, есть кому присмотреть, - отмахнулся Конн.
  - А справятся?
  - Было бы с чем, для этого навыков не нужно, разве что пальцем в клавиатуру тыкать, - с апломбом нереализовавшегося специалиста заявил Альфред Карлович. - Установочные данные клиента в компьютер загнал, а дальше машина делает. Программа сама сортирует, потом результат выдаёт - кого за дверь, кого куда.
  - Чем же Эрик не подошёл? - с наигранной обидой за компаньона осведомился я, почуяв, что мы зацепились языками.
  - По параметрам, - охотно откликнулся Конн.
  - Мордой не вышел?
  - Не совсем. Не то чтобы мордой, хотя пластометрия тоже подкачала. Там психологический фактор имеет важное значение. Эрик неадекватен, авантюрист, свободу любит, - дядюшка Альф вдохновенно закатил глаза, - но этим он интересен, а наши мальчики скучны. Хотя очень исполнительны, - добавил он плотоядно. Небось, не одного белокурого братка использовал в личных целях.
  Воспользовавшись паузой, я поднёс к губам "тюльпан" и ополовинил его жгучее содержимое, хранящее жар угасших полвека назад солнечных лучей.
  - Кем вам... доводится Эрик? - с ноткой ревности спросил маслозадый ебун и по лакуне в середине фразы я внезапно просёк, что так так со Славой и не представился, а также понял, что и Конн это понял.
  - С Эриком у нас чисто рабочие отношения, - я поспешно расставил точки над "i", - с ним мы, в некотором роде, коллеги. Меня зовут Илья. Он вам, наверное, рассказывал, при каких обстоятельствах были найдены Доспехи Чистоты.
  - Да, - несколько более прохладно ответил дядюшка Альф, поправляя фуляр. - Кстати, вы реализовали вашу находку?
  Река разговора покинула нужное русло и грозила вот-вот превратиться в бурный поток.
  - Пока нет, - бледно улыбнулся я, - не пришли с покупателями к единому мнению.
  Стало ясно, что задушевной беседе наступил конец и надо покидать гостеприимного хозяина. Гестаповские методы к маслозадому ебуну применять не имело смысла - в конторе он занимал весьма низкую ступень и вряд ли был посвящён во что-то существенное. Его даже не поставили в известность о результатах "стрелки". Для него мы со Славой были знакомыми Эрика, доставившими весточку из больницы, и я хотел, чтобы мы такими оставались в дальнейшем. Я демонстративно посмотрел на часы.
  - Ба, да мы засиделись, - я поднял бокал и с сожалением исчерпал его до дна.
  - Время всегда летит незаметно, когда получаешь удовольствие, - узкая ладонь дядюшки Альфа ласково провела Рольфу между ушей. Овчар с глухим стуком захлопнул пасть, потом снова задышал.
  - Мы вас, должно быть, слишком задержали, Альфред Карлович, да и нам пора.
  Я встал с кресла, окинув прощальным взглядом бутылку стоимостью с автомобиль. Я знаю толк в коньяках. "Реми Мартин" был потрясающий. Ради такого наслаждения я был готов снова бросить вызов "Светлому братству", да ещё и "Великому белому братству" впридачу с Марией Дэви Христос во главе.
  Мы вышли в прихожую. Рольф деликатно обнюхал мою штанину. Он был очень воспитанной собакой.
  - Спасибо, что заехали, - сказал Альфред Карлович.
  - Не за что, - по-простецки откликнулся я, - мы ведь с Эриком коллеги.
  - Он мне очень дорог, - с подкупающей откровенностью заявил Конн. - Я завтра обязательно его навещу, обязательно.
  Трогательно. Впрочем, дела сердечные... Не мне судить.
  - До свидания, - сказал я. - Насчёт статуэтки непременно вам позвоню. Эрик дал мне номер вашего телефона.
  - Я буду ждать, - с оттенком кокетства кивнул дядюшка Альф. - Всего вам хорошего.
  - Угу, - попрощался Слава.
  Как и договорились, за всё рандеву корефан не произнёс ни слова.
  - Ну чего, много выудил? - спросил он, когда мы забрались в "Волгу".
  - Надо подумать. Москва не сразу строилась.
  - Ну, думай, - Слава запустил двигатель.
  Время было ещё не позднее и я решил заехать к маме. Давно у неё не был. Слава не возражал. Визит по месту прописки нам ничем не грозил. Эрик, написавший отказное заявление, устранил возможной интерес милиции к моей особе, а "светлые братья" могли искать меня только по месту жительства, карауля у парадного. И хотя мамин дом был почти рядом с моим, напороться на случайный дозор я не боялся. Наружное наблюдение - дело хлопотное. Не станут меченосцы выставлять посты где попало, по всем возможным адресам.
  ...Старательные, надёжные молодые люди, истинные арийцы, схожие меж собой как солдатики из коробки. Стойкие оловянные солдатики, и глаза у них оловянные.
  Что за Общество? Что за племя? "Здравствуй, племя молодое, незнакомое". Чую, придётся познакомиться. Сегодня к этому был сделан шаг, махонький. Колоть ебуна маслозадого я не стал, и правильно. Насильно мил не будешь. В следующую нашу встречу я надеялся выведать у него куда больше. Пусть даже завтра, навестив Эрика, дядюшка Альф узнает, кто мы такие. Помехой сие не станет. Касательно дальнейших взаимоотнощений с клерком "Светлого братства" у меня имелись некоторые планы.
  Остановившись ненадолго у магазина, где я прикупил всякой всячины, Слава высадил меня у парадного и направился домой - развлекать женщин, для чего имелся клюквенный "Полар". А я потопал проявлять сыновью заботу.
  Дав серию звонков - четыре коротких - наш семейный сигнал, я изобразил на лице чистейшую радость. Мимические мышцы, привыкшие за последнее время к совершенно иным гримасам, повиновались неохотно.
  - Здравствуй, мама! - я шагнул через порог, шурша магазинными пакетиками.
  - Здравствуй, сынок. Почему один, где Мариночка?
  - Дома, - я лучезарно улыбался, не уточняя, у кого именно и по какой причине находится супруга. Незачем расстраивать маму, - а я ездил по делам и на обратном пути, повинуясь спонтанному побуждению, завернул к тебе, минуя свои пенаты... Да и просто хотелось пообщаться с тобой, мама, без лишних глаз.
  - Мариночка тебе не чужая, - строго заметила мама, всегда стоящая на страже интересов жены, но я знал - случись что, она обязательно примет мою сторону.
  - Но ты гораздо роднее.
  - Вы, часом, не поругались? - маминой подозрительности не было предела.
  - Часом, нет. Серьёзно, нет, - заверил я. - Просто мне хотелось придти домой, а не как в гости.
  Мы обнялись, мама понесла на кухню магазинные пакеты - готовить ужин, а я отправился в свою комнату.
  В уголок детства. Здесь каждая вещь напоминала о далёкой жизни, кажущейся теперь светлой и безмятежной. Детство всегда кажется радостным, хотя оно на самом деле не самая счастливая пора. Детство, юность, небольшой период после окончания Университета... Пока я не нашёл крупный клад, на который смог купить и обставить своё нынешнее жильё; за который по навету подельника получил срок. Потом были другие находки, завелись деньги, я обрёл самостоятельность, о чём долго мечтал, только вот безмятежность исчезла. Кладоискательский фарт положил ей конец. "Crescentem sequitur cura pecuniam" Появились заботы, богатство требовало защиты и пришлось лить кровь. Сокровища испокон веков омывались ею и, возжаждав их, я оказался втянут в бесконечный круговорот. "Чёрная археология" - монета о двух сторонах. Об изнаночной как-то не особенно задумывался, когда начинал рыть могильники. За несколько лет сие занятие здорово изменило меня. Кем я стал? Сражающимся за выживание уркой под девизом: умри ты сегодня, а я завтра? Гнетущая картина. Со стороны глядеть на себя всегда неприятно, но полезно. И хорошо, когда есть такие вот заповедники детства, где сделать это гораздо легче, нежели в привычной обстановке.
  Интересно, отказался бы я от своего первого крупного клада, если бы знал, к чему это приведёт?
  Улыбаясь, я приблизился к книжному шкафу и не торопясь провёл пальцем по корешкам двадцатитомника "Археология СССР с древнейших времён до наших дней". Пыли, надо заметить, на них не было - налицо мамина забота. Она всегда приветствовала моё увлечение историей, тягу к которой я испытываю с малых лет. В детстве я был буквально захвачен Римской Империей, интерес к ней доходил до фанатизма; я ведь до сих пор иногда думаю на латыни. Нет, не стал бы я отказываться от этой сучьей жизни, до которой докатился, гонимый кладоискательской Фортуной. Видимо, "чёрная археология" всё же мой путь, на который я даже не становился - он сам избрал меня. Словно я был рождён для того, чтобы копать и находить. Такова моя судьба, и я пройду этот путь до конца.
  - Чем занимаешься, сынок?
  Мамин голос вывел меня из раздумий.
  - Cogito, - ответил я. - Ergo sum.
  - Один умный человек, академик, говорил: "Мыслю, тем и существую", - мама понимала мою латынь, хотя и относилась к ней с долей иронии, как к причуде любимого чада. - А у тебя как дела обстоят с наукой?
  - С наукой, - ответил я, - у меня дела обстоят хорошо. С наукой мы дружим.
  - И всё? - разочарованно спросила мама.
  - И всё, - подтвердил я. - В более тесные отношения с теорией мешает вступить огульное увлечение практикой. Ты же меня знаешь.
  Я помог маме накрыть на стол. Она как-то удивительно быстро ухитрилась обернуться со стряпнёй. Получилось обильно, красиво и вкусно. После ксениной "коммуналки" вдвойне приятно было оказаться в родной, милой сердцу домашней обстановке. Я немного пожалел, что Маринка лишена сейчас этого удовольствия, но втайне радовался - на нашем маленьком семейном празднике она была бы лишней.
  - С маринкиной роднёй я теперь на дружеской ноге, - похвалился я своими успехами в области семейной дипломатии.
  - Это правильно, - тёщу с тестем мама видела только на нашей первой свадьбе. Её они наверное представлялись кем-то типа австралийских антиподов или другого, малоизученного по причине крайней изолированности народа. - Надо будет собраться нам всем вместе. Какой праздник ближайший?
  - Новый год, - буркнул я.
  Устраивать посиделки не хотелось, чтобы не загружать маму новыми моими проблемами, которые обязательно всплывут при разговоре с родственниками. А молчать они не будут, домашний Колизей произвёл слишком сильное впечатление, чтобы не поделиться им с матерью шоу-мэна. "Вон какой у вас сынок, настоящий гладиатор! - Гладиа-атор?! Надо же, как интересно. Ну-ка, ну-ка, сынок, поделись секретом." Нет уж, дудки! Ни о каком ристалище мама не узнает. Я и так доставил ей немало хлопот.
  - И всё же так нельзя, Ильюша, - с мягким укором сказала мама, - они ведь наши родственники, а я их даже совсем не знаю. Надо позвонить им, вместе обсудить, когда мы встретимся. Можно пригласить в гости к нам.
  - Надо будет как-нибудь, - туманно ответил я.
  - Тогда зачем откладывать в долгий ящик, звони сейчас, - предложила мама. Она не знала, на что меня толкает.
  - После десяти вечера - некультурно.
  - Ещё не вечер, - кинула взгляд мама на часы, предательски тикающие на стене. - Иди, звони сейчас, тогда успеешь сохранить приличия. Ты ведь без понуканий никогда не соберёшься.
  - Ох, всё из-под палки, - вздохнул я и поплёлся в прихожую, где стоял телефон. Отговорок мама не принимала, упрямство у нас - черта наследственная. Пусть будет как ей угодно. Повинуюсь. Уговорю потом Валерию Львовну не распространяться о побоище. Надеюсь, поймёт.
  Трубку снял тесть.
  - Илья? Хорошо, что вы позвонили.
  Голос его был полон энтузиазма. Мне это не понравилось.
  - Я не поздно? - выразил я готовность немедленно прервать связь.
  - Нет-нет, нормально, - затараторил Анатолий Георгиевич. - Что-то я вас долго не могу найти. Звоним вам, звоним, никто не отвечает.
  - Мы с Мариной переехали погостить, - доступно намекнул я. - Ну, вы понимаете, в связи с тем случаем...
  - Скрываетесь, - обрадовался тесть. - Осмотрительно, хвалю. Даже не буду спрашивать, в целях конспирации, у кого.
  Доктор наук дорвался до игры в шпионов и теперь резвился как ребёнок. Слушать его лепет было невыносимо.
  - Я вот по какому поводу звоню, - стараясь оставаться вежливым, начал я. - Грядёт день рождения Марины. Давайте соберёмся в семейном кругу. Моя мама придёт.
  - Встретиться бы не мешало, - тесть явно пропустил мои слова мимо ушей, он был слишком увлечён чем-то своим. - Я добыл для вас информашку по незваным гостям.
  - Что?! - вырвалось у меня. Наверное излишне громко, но я не был готов к подобным сюрпризам. - Что за ин... Откуда?!
  - Это же "Светлое братство", верно? - с неподдельным восторгом, в который его привело моё замешательство, выдал Анатолий Георгиевич. - Им сейчас занимается шестой отдел РУОП. Эти, из братства, очень крутые ребятишки. "Светлое братство" находится в тесном контакте со структурой Алексея Леминга. Она зарегестрирована в Санкт-Петербурге весной девяносто седьмого как общество с многообещающим названием "Справедливость". Вполне в духе Леминга. Улавливаете, какие верхи?
  Он так тараторил, словно боялся, что связь прервётся и самое главное останется недоговорено.
  - Откуда вы это узнали? - холодно спросил я.
  Заигравшийся в разведчиков тесть был опасен.
  - Сообщили, - кокетливо ответил он.
  - Кто сообщил? - уже иным тоном, сухим и деловым, осведомился я.
  - Ну-у, после известного вам инцидента я принял некоторые меры предосторожности, - посерьёзнел тесть, восторженность его померкла. - Врага следует знать, чтобы победить, верно? Я рассказал об этом своему знакомому, который работает в милиции. Мой знакомый из главка заинтересовался.
  - Зачем вы это сделали? - простонал я.
  - Считаю, что врага надо знать в лицо.
  Весть о взаимодействии "Светлого братства" со структурой брата известного политического деятеля явилось для меня откровением. И откровением неприятным. Кто же знал, что меченосцы так круто стоят! Объединённые в тайный Орден носители генофонда северной протонации казались чем-то мифическим, но общество коммунистического толка, ставящее целью восстановление справедливости, как это у красных водится, во благо народа, имело под собой твёрдую почву. Сам я волен был нафантазировать что угодно, но когда личные домыслы получают подтверждение из уст независимого источника, становится страшновато.
  - ...Так что лечь на дно, затаиться - самое умное, что вы могли сделать.
  - Марина в безопасности, - интуитивно уловив продолжение, невпопад ответил я. Тесть, оказывается, что-то говорил, только я прослушал.
  - Я не знаю, что вас связывает со "Светлым братством", только это очень сильная система, - произнёс Анатолий Георгиевич. - Воевать с ними, как вы делаете, не надо. Они вам не по зубам, а мне не хочется, чтобы дочь овдовела. Считаю, вам следует пообщаться с моим знакомым. Милиция - это силовая организация, действующая на законных основаниях. Вы можете любить её или не любить, но с ней надо сотрудничать.
  - Обязательно подумаю, - дипломатично бортанул я вопрос сотрудничества с мусарней. - Кстати, каким боком там шестой отдел замешан? Он, если не ошибаюсь, занимается рэкетом.
  - Это та ещё история, - тесть был заметно доволен тем, что получил возможность поделиться строго конфиденциальными сведениями. Таким образом причастность к владеющему ими кругу лиц, ранее недоступному, придавала доктору наук значимости. - РУОП занялся "Светлым братством" после того, как председатель Комитета по приватизации Ленинградской области получил в феврале девяносто седьмого года послание следующего содержания: "Уважаемый Игорь Анатольевич Расс, мы Вам настоятельно рекомендуем отвлечь Ваш влиятельный взор от Подпорожского района, иначе воздействие может быть вполне радикальным". Но не само послание, а бумага, на которой оно было выполнено, привела господина Расса в сильнейшее расстройство. Как в прямом, так и в переносном смысле. Он занедужил в своём кабинете, прямо за столом, на котором обнаружил письмо. От переживания у него временно отнялась левая нога. Надо ли говорить, как он огорчился! Дело в том, что послание было выполнено на бумаге, на которой печатаются акцизные марки: тонкой, но непрозрачной, снабжённой защитной металлической нитью, бумаге особой фактуры, не дающей продавлением оттисков при писании на ней. Такая бумага производится в Западной Германии, в Россию поступает в виде рулонов и расход её ведётся под строгим контролем. Тонкий намёк с использованием недоступной спецбумаги достиг желаемого результата. Продемонстрировав в мелочах свои большие возможности, "Светлое братство" заставило считаться с собой. К изложенным в форме ультиматума рекомендациям влиятельной организации приходилось прислушиваться, тем более, что речь шла об очень серьёзных вещах.
  - О каких же? - спросил я, поскольку тесть многозначительно замолчал.
  - О разработке азано-кремниевой радивоцелпи.
  Теперь настала пора ненадолго примолкнуть мне. Хорошо, что я не видел лица собеседника - разбил бы его вдребезги! Наш телефонный разговор явно затягивался. Мама не беспокоила, ждала, и я знал, что она с интересом прислушивается. Поэтому я счёл нужным поторопиться и, проглотив незнакомое слово не жуя, спросил о главном:
  - Почему РУОП взялся за именно "Светлое братство", послание было подписано?
  - Не совсем, - с хитрецой ответил Анатолий Георгиевич. - Эти ребята отличаются своеобразием. На бумажке стояла печать. Герб. Круг в виде Уробороса. Знаете, Илья, такой древнеперсидский символ в виде змеи, пожирающей собственный хвост?
  - Yes, of course , - согласился я, умозрительно начиная представлять эмблему.
  - От головы змеи, которая находится наверху, стоит вертикальный обоюдоострый меч: широкий, с тремя кровостоками на лезвии, на нём распят Христос. Рукоять венчает круглый набалдашник со свастикой.
  Я содрогнулся.
  - Внутри круга, за мечом расположен знак в виде шести стреловидных листьев, напоминающий тот, которым царь Соломон опечатывал свои легендарные шахты, - чувствовалось, что Анатолий Георгиевич излагает по памяти виденный им предмет. - Между нижними и средними листьями по обеим сторонам меча находятся два раскрытых глаза, а под верхними листьями имеется надпись "Светлое братство", выполненная по-русски готическими буквами с наклоном влево.
  Каждое слово стороннего подтверждения моих гипотез придавливало меня к земле.
  - Сама печать чёрная, слегка смазанная, - увлечённо продолжал перечислять запомнившиеся признаки Анатолий Георгиевич, память у него была тренированная, математическая. Рассказ впечатлял, несмотря на полное незнание терминологии. Просто маринкин отец никогда не изучал геральдику. - Экспертиза, сделанная по оттиску, показала, что печать, которой он выполнен, изготовлена из меди около ста лет назад.
  - Старое наследие, - сказал я.
  - Наследие царского режима, - хихикнул Анатолий Георгиевич.
  - Да нет, царский режим тут не при чём, - медленно произнёс я. Голова работала в бешеном темпе. - Мне кажется, истоки следует искать в русских ариософских обществах конца девятнадцатого века.
  - Откуда в то время взяться свастике? - удивился тесть. - Фашизм образовался много позже.
  - Ну, фашизм и фашистская символика - понятия разные, - заметил я. - Свастика - это вообще-то древний знак Солнца, в различных вариантах исполнения присущий многим народам. В Европе широкое распространение получил благодаря трудам Блаватской, популяризовавшей оккультные формы индуизма и буддизма. Отсюда же, наверное, глаза, а также печать царя Соломона.
  - Меня ввело в заблуждение то, что свастика точь-в-точь как у фашистов, - признался Анатолий Георгиевич.
  - То есть буквами "Г"? - уточнил я. - Странно. Как правило, оккультным обществам прошлого века более свойственна направленная в другую сторону свастика, обозначающая порядок и процветание. Та свастика, что украсила штандарт НСДАП, символизировала распад, хаос. Хотя, - философски добавил я, - всё зависит от точки зрения, как на свастику смотреть, сверху или снизу. С одной стороны она такая, с другой - диаметрально противоположная.
  - Но ведь в различных обществах мог быть принят и "фашистский" вариант?
  - Безусловно, - согласился я. - Кстати, должен заметить, что первые профашистские идеи были завезены в Россию из Германии в тысяча восемьсот восьмидесятом году. При царе-батюшке свободы было больше. У нас спокойно функционировали западные оккультные организации. Видимо, тогда же было основано "Светлое братство" и вырезана достопамятная печать. А сейчас это Братство возродилось, благо, национальная идея опять в чести. В своё время импорт ариософии - учения об исключительности высшей белой расы - привёл к созданию "Чёрной сотни". Ныне снова появились военизированные отряды агрессивно настроенных патриотов, радетелей за спасение русского народа. Со всеми вытекающими из этого последствиями: расовой сегрегацией, антисемитизмом и прочими достижениями гремучей мысли. Истории присуща цикличность.
  - Вы историк, вам виднее, - признал тесть мою правоту. - Значит, вы полагаете, что возродившееся "Светлое братство" могло быть в прошлом одним из филиалов "Чёрной сотни"?
  - Ну, филиалом не филиалом... Может быть, Братство в сотенный список и не входило. Другое дело, что для организации жидовских погромов могло поставлять боевиков. Активная "Чёрная сотня" это ведь не обособленное Общество, а сборное войско из различных патриотических союзов вроде "Союза Михаила Архангела". Ради благого дела бойцы объединялись с себе подобными. Это и есть изначальный принцип фашизма. Того, классического, итальянского "fascimo". По-итальянски "fascio" - пучок.
  - Извечная тема объединения, - заключил маринкин отец.
  - Покуда мы едины - мы непобедимы! - процитировал я песнь чилийских коммунистов.
  - Илья, у меня телефон уже просят, - виновато признался Анатолий Георгиевич. - Давайте закругляться.
  - Ну, о"кей, - сказал я? - Беседа с вам была чрезвычайно познавательна.
  - Аналогично, - ответил тесть. - Я рад, что вы мне позвонили.
  И уже распрощавшись и положив трубку, я вспомнил, что так и не передал приглашения. Ради чего, собственно, и звонил.
  - Содержательно поговорили, - насмешливо констатировала мама, появляясь из комнаты. Конечно же, она слышала всё до последнего слова.
  - Извини, мам, так уж вышло. С этими родственничками ничего по-человечьи не сделаешь. Слово за слово, сам не заметил, как перескочили на другую тему.
  - Счастливые часов не наблюдают, - не без доли ехидности заметила мама.
  - Сколько же мы болтали?
  - Минут сорок.
  - М-да... Ну, что поделать, - развёл я руками, - так уж получилось.
  Но, как бы там ни было, цели своей я достиг - встреча родителей отложилась на неопределённое время.
  
   8
  Проснулся я оттого, что мне в ухо залез клоп. Выковыряв паразита, я прижал его к ногтю и казнил как врага народа - только кровь брызнула в разные стороны. При всех своих прелестях, жилище моего друга изобиловало насекомыми.
  Почёсывая искусанные ноги, я сел на кровати. Рядом безмятежно сопела Маринка. Мёрзли неприкрытые одеялом плечи - летние ночи в Питере частенько выдаются прохладными. Чтобы согреться, я крепко растёрся ладонями, уткнул подбородок в колени и уставился взглядом в сумеречное предрассветное окно.
  Не спалось мне вовсе не из-за клопов. Шкурой я чувствовал, что сообщил мне по телефону тесть информацию, от которой головы летят. Слава вчера по этому поводу сказал:
  - Мелет до хрена твой тесть. Напрямую открытым текстом шпарит. Хоть бы тёщи постеснялся, что ли.
  - Да, к сожалению, - с неудовольствием отметил я. - И знакомый у него болтливый попался. Не иначе как у мусоргашника за бутылкой язык развязался.
  - Язык, он враг первостатейный, - наставительно изрёк корефан, - ну ладно, мусор по пьяни растрепался, а тесть-то твой куда суётся? Таким макаром можно запросто без головы остаться.
  "М-да, - я не мог не согласиться с другом, - меченосцы способны в два счёта секим башка устроить. Например, чтобы тот же самый вредоносный орган не болтался как в дурном колоколе. Решив раззвонить весьма конфиденциальные сведения, к которым случайно получил доступ, Анатолий Георгиевич подвергает себя немалому риску. Да не себя одного, звонарь несчастный! "Светлые братья" давно показали склонность к радикальным мерам."
  - Вольному воля, - молвил я вслух. - Тестю сразу рот не заткнёшь. Он, в силу своей непуганности, в жизни разбирается слабо и готов без опаски встрять в самый невероятный блудень, никакой угрозы не замечая и не подозревая даже, что таковая вообще может иметь месть. Вчера по разговору я сие понял. Моя стычка с налётчиками его ничему не научила. Тёщу, разве что. Она у него в оконцовке телефон отобрала.
  - Ходит птичка маленькая по тропинке бедствий, не предвидя для себя никаких последствий, - вспомнил песенку Слава.
  - Что-то вроде того, - сравнение было исключительно точным. - Ты, кстати, не в курсе, что из себя представляет азано-кремниевая радивоцелпь?
  - Без понятия, - пожал плечами корефан.
  - Так я и думал, - вздохнул я.
  - А эта радио... чё за пиздула такая? - любознательно осведомился Слава.
  - Полезное ископаемое, надо полагать. Раз его из шахты добывают.
  - Логично, - заключил Слава.
  Мы пили чай на кухне. Дамы прекрасно проводили время у телевизора, оставив нас откровенничать о делах наших скорбных.
  Дела были скорбные. Замочив арийца, Слава поставил на нашей компании крест. Я не верил, что "Светлое братство" интересуют только Доспехи Чистоты, как бы Эрик сего не утверждал. Детям Солнца нужен не только волшебный амулет, им, наверняка, требуются и наши головы. Как же я влип! "Наступил одной ногой, а в говне уж по уши".
  - Надо что-то думать, - я посмотрел на друга, - надо что-то делать. Иначе вилы ...
  При слове "вилы" корефан нехорошо улыбнулся. Любую опасность он воспринимал как вызов.
  Впрочем, это и помогало ему побеждать.
  Преодолевая озноб, я тихонечко слез с кровати и подошёл к стоящей в углу сумке, в которой лежали Доспехи Чистоты. Чем они так привлекли арийцев?
  Осторожно, чтобы не разбудить Маринку, я освободил от сумки латы и разложил на полу. Присел на корточки и бережно провёл пальцем по массивным кованным пластинам. Даже на ощупь Доспехи Чистоты казались чем-то исключительно надёжным, крепким, по-старинному добротным средством защиты. Хотелось надеть его и почувствовать себя в безопасности.
  Я с трудом подавил искушение. В темноте Доспехи дарили мне откровение. Раньше, когда я поднимал их с изголовья захоронения чудо-богатыря, держал дома, чистил от могильного праха, стремления облачиться в них как-то не возникало. Доспехи были экспонатом, предназначенным на продажу. А товар - он и есть товар: несмотря на впечатляющую легенду и экзотическую обстановку, при которой был найден, он продолжал оставаться предметом торговли, не возбуждая ровным счётом никаких чувств. Теперь это барыжное оцепенение прошло. Я улыбался, трогая Доспехи. Они словно излучали первозданную мощь, и я отлично понимал смелость древних викингов, безудержно прущих на врага под защитой подобных лат. В них можно было сокрушить кого угодно.
  Даруя неуязвимость, Доспехи Чистоты звали на ратные подвиги.
  - Илья!
  Я оглянулся.
  - Ты чем там занимаешься? - послышался из темноты голос Маринки.
  - Чем я занимаюсь?
  В самом деле, разглядывание Доспехов во мраке ночи - действо более чем странное. Как доступно объяснить жене, что я проснулся и захотел подумать? Сходу это сделать проблематично. Я не стал заниматься ерундой.
  - Сейчас иду, - придвинув Доспехи (а они, надо сказать, тяжёлые - килограммов двадцать) к стене и накрыв их шторой, я скользнул к Марине под одеяло.
  - Ты чего встал?
  - Клопы кусают, - для пущей достоверности я поскрёб ногу.
  - Меня тоже заели, - пожаловалась Маринка. - Надо будет Ксюхе дезинфекцию провести. Спрашивается, куда она смотрит, медик всё-таки.
  - Надо будет, - поддакнул я. Вмешательство жены оборвало процесс "общения" с изделием мастеров сказочного острова Туле. Доспехи улеглись ждать своего часа, а облагодетельствованный их находкой археолог отправился спать с верной спутницей жизни.
  Со стороны могло показаться, что у них всё складывается идеально.
   --------------------------------------------------
   С утра я заехал к Боре. Менты меня не искали, компаньон мог поклясться - он почти сутки дежурил у дверного глазка. Значит Эрик не соврал относительно заявления. "Светлое братство" всеми средствами старалось избежать огласки.
  Борю я нашёл несколько задёрганным. Наверное, от постоянных тревог. Папочки-алкаша дома не было, синьор загуливал по синим делам у ближайшего винного магазина. Боря убивал время перемоткой рыболовных снастей. В отличие от отца, ежедневная разгонка спиртным ему пока не требовалась.
  - Привет, - кивнул чмудак лобастой головою, пропуская меня в квартиру. На потёртой клетчатой рубахе болтался трофейный знак - пальма со свастикой. Под Ленинградом воевали не только итальянцы с румынами, но и передислоцированные из Африки головорезы роммелевского корпуса.
  Мы разместились в комнате. На столе в беспорядке валялись крючки, дощечки, мотки крашенного марганцовкой шнура и огромные свинцовые грузила. По соседству с аудиоцентром расположился пулемёт, и непонятно было, то ли компаньон открыто забил болт на милицию, то ли чего-то сильно боится. Последнее было более вероятно - из патронника МГ торчала заправленная лента, сбоку был пристёгнут снаряженный короб. Впрочем, второе вовсе не исключало первого. Это ж как сильно надо испугаться, чтобы держать, не стремаясь запала, приготовленный к бою ручник. Вероятно, общение со вспоротым подельником впечатлило его.
  - Партизанить готовишься? - обозрел я его сборы.
  - Да так... - судя по тому, как смутился Боря, я попал в яблочко.
  - Куда надумал дёрнуть?
  - Пока не решил, - Боря взял моток стальной жилки, кусачки и стал накручивать поводок. - Может быть на Мёртвое озеро.
  - Там же рыбы нет!
  - Во Мсте есть.
  - Ню-ню, - ответствовал я. - Пулемёт тоже зацепишь, труженник-воин?
  - Зачем, ружьё есть, - зыркнул Боря из-под густых бровей, - для охоты больше не надо.
  - Ню-ню, - тщание компаньона занять демонстративно отстранённую позицию вызвало у меня злую иронию. - Когда думаешь вернуться к родным пенатам?
  - Там видно будет, - философски ответствовал Боря. - Не стоит торопить события.
  - А кто их торопит? - я подошёл к столу, взял в руки бесхозный штырь. Один его конец закручивался в кольцо, другой был заточен. - Что это у тебя?
  - Надо, - ответил хозяйственный Боря.
  - Зачем?
  - Для донки.
  - Рыбачок... - Боря всерьёз вознамерился меня бросить, это и раздражало. - Лично я на свой крючок кроме триппера ничего не ловил.
  - Кому что, - миролюбиво рассудил компаньон, откусывая проволоку. - Лично мне жить охота, поэтому я не буду переть на рожон и тебе не советую.
  Получается, что я утратил всякий авторитет. В условиях крайней опасности чмудак принялся думать своей головой.
  - Ну что ж, флаг тебе в руки, - сказал я. - Мне не меньше твоего хочется жить, а поскольку есть с кем, то жить регулярно. Для этого нужны деньги. В лесу их не заработаешь, хоть обловись на своей рыбалке. Я остаюсь в городе, буду решать вопросы. Да и Эрика бросать как-то не по-товарищески. Если уж начали работать вместе, надо поддерживать попавшего в беду коллегу.
  - У Эрика есть папа с мамой, - поднял на меня глаза Боря, - да ещё любовник впридачу, они ему пропасть не дадут. А у меня - сам видишь. Да и голова, она одна. Что если с плеч долой?
  - Вот об этом раньше надо было думать, - напомнил я, - когда без моего ведома находку впаривать поспешили. Кто тут что говорил насчёт событий, господин торопыга? Слушались бы моих советов, не пришлось сейчас ноги уносить.
  - Впёрся так впёрся! - горестно вздохнул Боря. - Жизнь не бывает без чёрных полос.
  - Бесспорно, - ответил я. - Но особенно много этих полос случается, когда намеренно создаёшь проблемы.
  - Ничего не поделаешь, - настойчиво продолжал гнуть своё подельничек. - Такова жизнь. А чёрную полосу целесообразнее пересидеть. Я поеду в лес.
  - Вольному воля, - заключил я. Штырь мне понравился. Был он увесистый, из калёного прутка-пятёрки, и я положил его в карман. - Спорить не буду. Твоя жизнь, тебе решать. Ну, я пошёл, закрой за мной дверь.
  Боря не возражал, что я скоммуниздил предназначенный под снасть штырь. Мне он был нужен для самоутверждения. Компаньон был так заинтересован в моём уходе, что не осмелился перечить. Он проводил меня до прихожей. Не прощаясь, я поскакал вниз по лестнице. На дверь своей квартиры даже не обернулся. В данный момент делать там было совершенно нечего.
  Компаньоны, по ходу дела, отфильтровывались. Оставались друзья. Настоящие. "Вот мы вдвоём, опять у нас потери". Сучья жизнь, чего же вы хотели?! Я хотел, чтобы "Светлое братство" куда-нибудь похерилось. Жить постоянно на нервяке оказалось весьма мучительно.
  Сев в "Ниву", я вытащил из-за пазухи АПС и положил между сиденьями, прикрыв тряпкой. Таскать на себе здоровенный кусок железа было довольно обременительно. "Стечкин", по сути, есть огромный, длинный и тяжёлый ПМ с толстой неудобной рукояткой, куда заталкивается обойма с двухрядным расположением патронов. Носить его каждый день в кармане из соображений личной безопасности, как компактный "вальтер", просто нереально. А надо! О безмятежном будущем, когда такая необходимость исчезнет, я мог только мечтать.
  По дороге домой я свернул к супермаркету. Ксения оставила список продуктов, которые полагалось купить мне, коли уж выбрался на улицу. Я припарковал машину на стояночке и вошёл в ярко освещённое нутро магазина.
  Вообще-то я не фанат шоппинга и не принадежу к числу тех, кто млеет от выбора товаров. Поэтому, навалив съестных припасов в сетчатую тележку и толкая её перед собой, я побыстрее подъехал к кассе, доставая бумажник. Злая тётка-контролёр пожирала меня взглядом голодной совы, пока питательный продукт упаковывался в мешочки, а пара небритых синьхуанов толкалась за спиной, вероятно, пытаясь слямзить бутылочку спиртного. На них тётка почему-то внимания не обращала.
  Я вышел из магазина, нагруженный как трудяга муравей. Волочить на себе всё это было нелегко и я пёрся без разбора, ступая прямо по непросохшим лужам, лишь бы поскорее дойти до машины.
  - Слышь, земляк, ты не торопись.
  Я едва не выронил мешки и остановился. Обращение застигло врасплох. Два магазинных синьхуана в замызганных байковых курточках - зелёной и красной - приступили ко мне, горя жаждой наживы. Впрочем, жаждали они, в конечном итоге, выпивки. У алкашей трубы горели, видно было по глазам. Вот и решились на грабёж. Выпасли у кассы богатенького Буратино и вознамерились отобрать пяток золотых монет.
  - Деньгами не богат?
  Чтобы не быть деревянным мальчиком, я медленно опустил пакеты на землю, попутно осматриваясь в поисках засадного полка. Явных признаков такового не наблюдалось, но у ларьков, стоящих перед маркетом, паслись местные рабы Бахуса и ближайшая стайка синьоров взирала на нас с нескрываемым интересом, готовая принять участие в дележе добычи.
  Становиться добычей не хотелось.
  - Нет, не богат, - сказал я, выпрямляясь.
  Синьхуаны приблизились, сипя испитыми дыхалками.
  - А то поделись, мы же видели, - подловил меня маргинал в красной куртке.
  - То был оптический обман. На самом деле я гол как бубен.
  Чёрт меня дёрнул оправдываться, прочно укоренившиеся хорошие манеры дали горькие плоды: подзаборная публика вежливость воспринимала как признак слабости.
  - Если найдём, слышь, что с тобой делать? - попробовал раскачать жертву синеносый собеседник.
  Его брат по разуму, обладавший значительным телосложением, наверное, сдринчавшийся спортсмен, был настроен атаковать. Я же шансов победить не видел. Один удар пудовым кулаком мог пригвоздить меня к инвалидному креслу навечно.
  Я молчал, лихорадочно выдумывая способы от них отделаться, за секунду провернув массу вариантов. АПС остался в машине. Можно было отдать синьхуанам всё, что они требовали, дойти до "Нивы", вооружиться и отобрать. Гораздо умнее было бы не быковать, а поделиться деньгами и отправиться восвояси. Но, во-первых, разыгрывать труса не хотелось, а, во-вторых, не дали. Вёрткий синьор в красной куртке перешёл от слов к делу.
  - Что, земляк, стоишь как столб? Давай лопатник.
  Я оттолкнул сунувшегося ко мне маргинала. Вспомнил, что в кармане лежит стибренный у Бори штырь.
  - Вы просто наглый и невоспитанный тип! - я зацепил снасть за кольцо средним пальцем и потянул наружу. Штырь придавал уверенности. Какое-никакое, а оружие.
  - Серый, дай ему по гыче! - отпустил короткий приказ маргинал.
  Получивший указание синюшный боец ринулся на меня. Уйти от уличного драчуна было сложно. Пригнувшись, я ткнул его в живот штырём и тут же отлетел, крепко получив по уху собственным предплечьем, которым закрывал голову. Алкогольная анестезия не давала синьхуану почувствовать боль и он лез на меня, сжав кулаки. Под его кувалду я больше попадать не желал. Имея за плечами богатый опыт в области махача, алконавт бил на вынос. Но отступать было некуда: его шустрый пособник ухитрился зайти ко мне с тыла. Он ещё не видел заточки и надеялся на подельника.
  Крутнув штырь на пальце, я перекинул его остриём назад и с разворота всадил меж рёбер маргинала. Удар получился отменный - весь стержень до кулака утонул в грудине синьора. Я отскочил. Кулачный боец, вознамерившийся меня отметелить, вынужден был сменить курс.
  - Серый, у него нож! - истошно пробулькал нутряной кровянкой маргинал.
  Он хотел предупредить, но только сгубил дружка. Серый получил пинок ботинком в колено, пошатнулся и отвлёкся на окрик. Это была его последняя ошибка. Я безжалостно воткнул штырь ему в сердце.
  - Нож есть, - мстительно сообщил я, чувствуя, как дёргается сталь от судорожного трепыхания кровегонной мышцы, - его не может не быть!
  Серый повалился навзничь, снимаясь с окровавленного жала. Стержень остался у меня в руке. Колдыри у ларьков бесследно растворились на малолюдной утренней улице, позаныривав в известные им одним тупики, щели, люки. Я схватил в охапку провиант, торопливо внедрился в "Ниву" и дал стрекача.
  Хилый маргинал так и остался стоять, держась рукой за грудь, методично раскачиваясь в такт порывам ветра. В зеркало заднего вида он был похож на насекомое вроде богомола.
  Дома мне показалось, что продукты за раз поднять не удастся. Но я управился. Слава встретил меня, выйдя из ванной. Он был в широких семейных трусах, мокрые волосы слиплись в подобие коротких колючек.
  - Да ты хавки принёс, - обрадовался друган, - здорово!
  Он принялся копаться в пакетах, нашёл что-то вкусное и съел его.
  В квартире было тихо. Женщины разбежались по своим делам: Маринка в парикмахерскую, Ксения - на работу. Я снял куртку и повесил на вешалку. Из-за "стечкина" кожан перекашивало. Да-с, дорога ложка к обеду. Будь пистолет в кармане чуток пораньше, обошлось без кровопролития: пуганул бы грабителей волыной - и все дела. Эх, знать бы где упасть, соломки б подослал. Хорошо хоть штырь под рукой очутился.
  Я достал как нельзя кстати пришедшеюся к месту рыболовную снасть и промыл её в раковине.
  - Чё за кровь? - заглянул в ванную Слава.
  - Подвергся нападению синьхуанов, - лаконично ответил я.
  - Каких ещё синьхуанов?
  - Синие такие хуаны, абсолютно синюшного вида.
  - Абсолютного? - переспросил друг.
  - Да как сказать, - схохмил я. - "Абсолютом" от них уже давно не пахло, скоре, стеклоочистителем. "Красной шапочкой" какой-нибудь.
  - Чего хотели?
  - На деньги меня шваркнуть.
  Я закрыл воду и положил звякнувший штырь на стиральную машину.
  - Отбился?
  - Вполне успешно, - победоносно приосанившись, я вытер руки полотенцем.
  - Стало быть кровь не твоя, - сделал правильный вывод Слава. - А сколько их было?
  - Двое.
  Мы переместились на кухню.
  - Обоих загумозил? - не унимался Слава. Драка была одним из немногих интересов его жизни.
  - А ты как думал! - я покосился на корефана и занялся сортировкой продуктов по полкам холодильника.
  - Ну, ты, Ильюха, даёшь, - хмыкнул афганец, - сколько тебя знаю, всегда был с виду - соплёй перешибить можно, а в натуре боевой. Ничто тебя не берёт!
  В устах друга это была наивысшая похвала.
  Я поставил на огонь чайник. Кровь увидел - жрать охота. Древние инстинкты давали о себе знать. Человек, в сущности, животное хищное.
  Энергично приготовив несколько бутербродов, я вскрыл свежекупленную банку "Нескафе".
  - Ну чё, Ильюха, как ты на это смотришь, - потянул Слава из холодильника бутылку "Столичной", - расслабишься после рубиловки?
  Корефан полагал, что стресс лучше всего снимать алкоголем, но... у меня не было стресса. Только голод. Наверное, я совсем озверел.
  Жителям больших городов поневоле приходится становиться хищниками. Правда, я стремился остаться джентльменом.
  - Ладно, банкуй, - неожиданное проявление атавизма напугало меня самого, требовалось унять первобытное чувство. - Плесни мне чуток.
  Афганец, естественно, плеснул как водится, натура у него была широкая, а я настругал побольше закуски. Невинный завтрак грозил трансформироваться в загул. После второй рюмки меня и вправду немного отпустило. Но я знал, что негатив отложится грязным осадком в глубинах души. Никакое кровопролитие не проходит бесследно для психики.
  - Где ты их выцепил? - поинтересовался Слава, полирнув водяру "Хольстеном" прямо из банки.
  - Они сами докопались, когда я продукты покупал.
  - Значит лаве хотели отмести... - корефан надолго замолчал.
  Постепенно мне в душу начали закрадываться подозрения. Не было ли это нападение прокладкой "светлых братьев"? Молчание друга действовало на нервы. Очевидно, мы думали об одном и том же. Что если Общество решило не рисковать носителями элитного генофонда для уничтожения неугодного представителя низшей расы? Устроить ликвидацию чужими руками, замаскировав убийство под нападение грабителей-отморозков, в сущности, идея неплохая. Мне аж тошно стало, когда до этого додумался. А ведь так и есть. Почему бы такому не быть? Страшно, страшно. Дал бы мне Серый своим молотом по гыче и прощай молодость: окочурился бы прямо у маркета. Это хорошо, что я оказался проворнее. Но это сегодня. Завтра ведь может быть иначе. Мочканут меня, наверняка мочканут. "Светлое братство" легко не отступится. Не одни уголовники забьют, так другие на ножи поставят. Исполнители всегда найдутся. От гибели синьхуанов Общество ничего не потеряет, а вот мне впостоянку жить озираясь невмоготу чисто физически. "Ожидание смерти хуже самой смерти".
  - Чего загрустил, Ильюха?
  - Предчувствия плохие, - пробормотал я.
  - А вот у меня лично нет никаких предчувствий, - поделился Слава явно с целью моего успокоения. Тон у него был такой, будто он готовился пуститься в воспоминания. Так и получилось. - Предчувствия, они не всегда в цвет попадают, особенно у людей. В Афгане у механа командирского бэтра обезьянка была. Прогнозом звали. Типа, самец, значит. Вот этот Прогноз беду заранее чувствовал, и мы знали, что если он начал метаться - будет бой. Вот нюх у зверя.
  - И что с Прогнозом сталось? - спросил я.
  - Сгорел, духи машину подбили, - Слава глубоко затянулся сигаретой и придавил её в пепельнице. Вероятно, в БТРе сгорела не только обезьяна.
  - Давай дербалызним ещё, - предложил я.
  - О, а у тебя проклёвывается вкус к жизни, - отметил корефан. Постоянное долговременное общение шло на пользу нам обоим.
  - Вообще, полезно было бы такого Прогноза иметь, - высказался я, когда мы вмазали ещё по рюмке.
  Рюмки, кстати, у Славы были конические, гранёные, должно быть доставшиеся в наследство от ксениной тётки вкупе со старой квартирой, в которой молодожёны обитали прежде. Вмещала сия наркомовская посуда по сто грамм.
  Не чокаясь, мы опрокинули их в рот. Афганец выпил за павших соратников, а я помянул синьоров, отправившихся в страну Вечного Застолья. На сердце было тоскливо, кисло и мерзко. Я подумал, что покойно в нашей стране может быть только покойникам. Всем остальным приходится пугаться милиции, налоговой полиции, хулиганов, бандитов и новых постановлений правительства. А мне ещё и "Светлого братства" впридачу.
  - Хорош гонять, Ильюха, - словно приказывая прекратить смурные думки, корефан махнул рукой, в которой дымилась свежераскуренная сигарета. - Опять ты кисляк мандячишь.
  - Жизнь такая, - я вздохнул.
  - Пройдёт и эта петушиная полоса, - заверил друг. - Выкрутимся, не впервой.
  - Конечно, - вторил я иронично, - так оно и будет, если только нам голову раньше не отвинтят.
  - Это вряд ли, - усмехнулся афганец. - Руки у них слишком коротки голову нам отвинтить.
  Я вспомнил недавний разговор с тестем.
  - У "Светлого братства" руки как у орангутанга, - Слава под моим взглядом недоверчиво скривил рот. - Голову мне недавно чуть не открутили. Хорошо, что штырь в кармане оказался. Без него мне наверняка рога бы поотшибали.
  - Ты думаешь, это фашистские происки? - догадался кореш.
  - Не исключено. Братья - ребята ушлые, способны на всякую гадость. В том числе и пьяниц нанять, чтобы они меня убили.
  - Да брось ты, - не поверил друган. - Как они могли знать, что ты в магазине появишься? Не пори чепухи.
  - Не знаю, теперь ничего не знаю, - я бесцельно погонял пальцем по столу хлебные крошки. - Ничегошеньки не знаю. Может быть ты и прав. Мне "светлые братья" теперь везде мерещатся. Я был у Бори. Он собирает манатки, будет из города валить.
  - Правильно по-моему, - поделился своим мнением друган.
  - Полагаешь, и нам следует так поступить?
  - А чего? Дёрнуть из Питера ненадолго не помешает, - корефан проявил несвойственную ему осмотрительность. Должно быть, сказывалась семейная жизнь. - Пускай фрицы кипешуются без нас. Потом, когда немного уляжется, вернёмся, посмотрим. Тогда и будем прикидывать, что к чему. А щас самое время когти рвать.
  - Ню-ню, стратег, - кажется, я оставался в одиночестве.
  Разумееется, Слава был прав. Не знаю почему, но мне претило отступать. Казалось, сдайся я раз, и потом всю жизнь придётся заглядывать в поисках утешения на дно стакана. Потеряю всё. Доспехи подсказывали мне, что легче всего поразить стрелой убегающего зверя, который опрометью несётся к ближайшему кусту, охваченный паникой. И наоборот, даже заяц бывает страшен, если сильно его разозлить. "Войны не хотим, но к отпору готовы!" Я колебался, не зная, какой путь выбрать. Единодушное мнение друзей противоречило моим личным соображениям. Неверное решение влекло за собою смерть...
  Мучительные раздумья прервал телефонный звонок.
  - Ага, - прогудел Слава, - ну да, само собой, Мариша. В чём вопрос!
  Я навострил ушки.
  - Твоя звонила, - сообщил Слава, повесив трубку. - Она к маме заехала, просила встретить, забрать.
  Для этой цели моего согласия уже не требовалось. Марина по свойски утрясла сие с корефаном. Я ощутил укол ревности. Неужели мы настолько сжились семьями, что перестали замечать разницу между супругом и его другом?
  Я не стал затруднять пьяную голову поисками ответа, отложив их на потом. Надо будет сделать Маринке внушение, а то порасчувствовалась, смотрю, чрезмерно.
  - Когда отправляемся? - буркнул я.
  - Не буксуй, Ильюха, - примирительно сказал Слава. Я старался выглядеть шёлковым как ягнёнок, но корефана не проведёшь, он замечал всё. - Ничего страшного, так оно вышло быстрее.
  Я знал, что от друга подвоха ждать нечего.
  - На ход ноги, - налил я по рюмке.
  К тёще на блины отправились, естественно, вместе. "Мы с Тамарой ходим парой". Поскольку беседовала Маринка со Славой, я счёл нужным взять его с собой. Кроме того, мне не хотелось быть сожранным дружественной роднёй, что вовсе не исключено, заявись я под мухой один. Вдвоём же я рассчитывал произвести достаточно шокирующее впечатление и тем уберечься.
  Мы выкатились на улицу и принялись стопорить тачку. Мозгов у обоих хватило не садиться пьяными за руль, но оказалось недостаточным, чтобы вызвать по телефону такси. Пистолет я также осмотрительно оставил дома и уговорил афганца поступить также - не хватало только, чтобы он открыл огонь в людном месте. На случай эксцессов у меня имелся светошоковый фонарь. Арийские меченосцы казались чем-то позабывшимся и далёким. Нам было хорошо.
  Машина не ловились. То ли, пока мы пили, наступил коммунизм и людям стали не нужны деньги, то ли народ разбогател настолько, что избавился от потребности колымить на бензин, но никто не останавливался. Пораскинув мозгами, я пришёл к выводу, что славина харя не внушает водилам доверия и откомандировал корефана под прикрытие автобусной остановки, где он удачно слился с местностью. Через полминуты близ меня тормознул старый серенький "Опель-Рекорд".
  - Эге-гей, компадрито, - договорившись с шофёром, позвал я другана, который на тот момент реализовывал замысел автора скульптуры "Писающий мальчик".
  Слава нехотя прервал увлекательное занятие и мы разместились на заднем сиденье. Вёл молодой мужчина. Он был аккуратно подстрижен, имел небольшие усы и очень мягкое выражение лица. Внешность его носила налёт заботливой ухоженности, как подобает хорошему семьянину. Салон машины также был отмечен печатью доброго внимания. Обтянутые весёленькими оранжевыми одеяльцами сиденья и смешные наклейки на торпеде наводили на мысль о том, что в машине часто ездит ребёнок. Рядом с собой я нашёл пластмассовую детскую клюшку. Мне даже взгрустнулось. Любовно обихоженный владельцем "опелёк" излучал настолько давно забытые покой и радость, что богатая на события кладоискательская жизнь вдруг стала восприниматься с отвращением. А может просто кончалось действие водки.
  Слава тоже закручинился. Когда мы добрались до места, я не скупясь расплатился с водителем. Он сказал:
  - Спасибо, я дам вам сдачу.
  - Не надо, - ответил я, с тоской взирая на молодого человека. Лицо папаши было приветливым и открытым. Знал бы он, каких волков ему довелось подвозить этим вечером. Каждый из них, куснув клыками, мог уничтожить бедолагу, порушив тихое семейное счастье. Но никто этого делать не стал.
  Покидать уютный мирок "опелька" не хотелось. Снаружи посвистывал сырой ветер. Мы вышли, Слава захлопнул дверцу. Машина уехала. Я чувствовал в себе напористую грубую силу отъявленного уркагана, коим являлся по сравнению с добропорядочным отцом семейства. Кажется, мне следовало догнаться, уж больно мерзким стал казаться сам себе . Кто я? - БИЧ: бывший интеллигентный человек. В прошлом историк, а ныне заплутавший на кривой кладоискательской дорожке преступник, убийца. Внутри я может белый и пушистый (осталось же ещё дэцел святого!), а снаружи - совсем страхолюдный: перегаром воняет, рожа красная. "Глаза щелевидные, красные, тоже с запахом."
  - Эй, ты куда, компадрито, едрит твою! - одёрнул я Славу, потопавшему вовсе не в том направлении, какое было нужно.
  - Я ссать хочу как медведь бороться, - ответил дружбан, направляясь к трансформаторной будке.
  - Когда не в силах обойти вы тёмного угла, то это пива пенного на почки тень легла! - язвительно продекламировал я вослед.
  Облегчившись, мы продолжили путь и глазом не успели моргнуть, как были у дверей тёщиной квартиры. Длинь-длинь.
  Пришли два кислых друга - хуй и уксус. Разумеется, отворившая на звонок Валерия Львовна была несказанно рада нас видеть.
  - Оу-йее! Заебизь-зь, - я прошествовал прямиком к столу, на котором красовались заботливо выставленные тестем стопарики.
  Дерябнули за встречу. Сразу похорошело. Похоже, непьющая семейка помаленьку воспитывалась.
  - Знала, что приедете как с голодного поля, - начала было вводить ложку дёгтя в бочку мёда тёща, приглашая нас к столу, как Слава вдруг сорвался и заспешил в сторону кухни.
  - Ты кудей, компадрито? - удивился я.
  - Пасту давить, - просипел корефан, торопясь оседлать фаянсового старца. - Щас дно отвалится.
  - Авария? - поинтересовался проницательный тесть.
  - Ничего удивительного, - пожал я плечами, усаживаясь за стол. - Сначала жрёт без ума, потом серет без памяти. Вполне закономерное явление.
  В подтверждение моим словам раздался такой продолжительный залп, словно стреляла реактивная артиллерийская установка "Град". Если где-то в недрах городской клоаки и плещется Ихтиандр, то от гидродинамического удара он, оглушённый, должен неподвижно зависнуть пузом кверху. Слава бил на поражение. Я даже испугался, не треснет ли каменный цветок.
  Тёща покраснела. Маринка прятала глаза и я был уверен, что она проклинает себя за дурацкий звонок. Реванш был взят.
  - Кстати, мы в прошлый раз не договорили о "Светлом братстве", - обратился я к Анатолию Георгиевичу, чтобы расшевелить сконфузившееся семейство. - Вы обещали рассказать при встрече. Что за радивоцелпь такая?
  - Азано-кремниевая радивоцелпь, - сделал упор на первом слове Анатолий Георгиевич, - представляет собой сопутствующую бокситам разновидность кремния. В залежи она находится в виде прослойки, напоминающей слюду. Когда при добыче бокситов проходчики достигают этого "хвоста", они приостанавливают разработку и запускают в шахту небольшую машину, специально сконструированную для выборки узкого слоя породы.
  - Этот кремний действительно так ценен? - удивился я.
  - Из него делают чипы для вычислительных машин. Процессор для "Пентиума" стоит долларов шестьсот, а весит один грамм семьсот миллиграммов, - тесть был конкретик - стремящийся к точности. - По доходности азано-кремниевое месторождение приближается к алмазной трубке. Такая шахта в Ленинградской области всего одна. Её и получило "Светлое братство".
  - Но ведь это должно быть серьёзное стратегическое сырьё, - заметил я. - Каким образом безвестное оккультное общество сумело забрать под себя столь важный объект?
  - Шантажом и взятками.
  - Каким шантажом, такая шахта должна быть режимным предприятием!
  - Было режимным, - кивнул Анатолий Георгиевич, - до тысяча девятьсот девяносто четвёртого года шахта принадлежала Пятому управлению Министерства обороны. Она находилась в ведении полковника Петренко Анатолия Сергеевича. Ныне он генерал-майор и наслаждается жизнью в столице.
  "Кто ему только слил эту информацию?! - ужаснулся я. - У кого мог быть столь длинный язык, что его невозможно удержать за зубами. Не иначе как в самом деле кто-то за бутылкой растрепался. Полный мрак." Спьяну голова не соображала.
  - Шахта стоит любых взяток, - похвастался тесть, словно владел монополией на добычу драгоценной слюды. - На биржевых торгах радивоцелпь уходит по миллиону долларов за тонну руды, из которой после обогащения получается килограммов пятьдесят чистого сырья. Расценки впечатляют? За разработку этой, с позволения сказать, слюды бывший губернатор Ленобласти получил особнячок в Осиновой Роще с участком на сорок гектаров и семьсот тысяч экю во французском "Агриколь-де-Пари Банке". Произошло это за полтора года до регистрации в Петербурге общества "Справедливость".
  Масштабы коррупции пугали.
  - А что за "обогащение"? - выхватил я самое приятное слово.
  - Ну-у, вкратце процесс извлечения азано-кремниевой радивоцелпи из руды можно описать по довольно примитивной схеме, - вероятно Анатолий Георгиевич неполохо разбирался в тонкостях технологии, если был способен на упрощение. - Измельчённые "хвосты" размешивают в воде, конечный продукт абсорбируется. Осадок перегружают в ёмкость с угольными стержнями. Кремний оседает на их поверхности.
  - Неужели вы всерьёз считаете, что военные отдали такой лакомый кусок? - спросил я. - Может быть вояки и дубы, но не в той области, которая касается денег. В министерстве полно генералов, готовых Родину продать за "Мерседес". Разве они упустят гарантированный регулярный заработок, подарив кому-то курицу несущую золотые... нет, не золотые, а даже алмазные яйца? Сомневаюсь.
  - Почему вы, Илья, решили, что её кому-то подарили? - на лице Анатолия Георгиевича отразилось торжество многомудрого мужа над несмышлёным юношей. - Запамятовали, кто возглавляет "Справедливость"? Военней уж некуда.
  - А вы многовато накопали, - осадил я осуетившегося в своей мудрости мужа. - Смотрите, как бы грунт не осыпался и не завалил вас с головой.
  - Спасибо, предупреждение не лишнее, - ответствовал тесть. - Мне знакомо чувство меры. Добывая эти сведения, я старался для вас, Илья, чтобы вы представляли, с каким противником имеете дело. У "Светлого братства" не только идеи, у них бизнес. Атрибутика с её зловещей символикой лишь сопутствует, корнем являются деньги. Капитал лежит в основе любой политики.
  "Не очень грамотно, но в целом верно", - отметил я и с признательностью сказал:
  - Благодарю покорно. Полагаю, я сумею правильно распорядиться полученной информацией.
  Вся семья разом кивнула. Учтивый ответ был зачтён как проявление слабости. Надо было немедленно исправлять положение.
  - Однако же, как он заставляет себя ждать, - пробормотал я, тяжело выбираясь из-за стола, и подошёл к укрытию, в котором затаился Слава.
  - Алё, компадрито, - я пнул в дверь, перегруженный мозг требовал разрядки, - ты скоро?
  - Скоро, - донёсся хмурый бас.
  Я внедрился в ванную, брызнул в лицо пригоршню холодной воды и вытерся полотенцем, неприятно пахнущим тёщей.
  - Как Славик? - поинтересовалась Маринка, когда я вернулся в комнату.
  - Занедужил, - лаконично ответил я. - Скоро будет.
  - Скажите, Илья, - с прохладцей осведомилась Валерия Львовна, - конечно я не надеюсь, что вы мне ответите правду, поскольку не нахожу вас возможным самостоятельно решить данную проблему, но всё же мне хотелось бы знать, какой вы видите дальнейшую совместную жизнь с нашей дочерью в свете противостояния с данной организацией?
  Хороший вопрос, для Наполеона Буанапарте. Мадам явно нарывалась на скандал. Тёща есть тёща. Ну что ей ответить, так, чтоб без мата?
  - Безоблачной, - улыбнулся я и тут в появился Слава.
  Сразу захотелось побыковать.
  - Ты что там, ключи от жопы потерял? - напустился я на него, игнорируя присутствие воспитанных но поэзии серебряного века женщин. - Три часа ждали, пока ты просрёшься. Верно ведь? - обратился я к аудитории.
  Женщины промолчали, застигнутый врасплох тесть машинально кивнул.
  - Чего-то не того схавал, - недоумённо пожал плечами Слава. - Вроде бы с водки табуретка ломаться не должна.
  Друг был неподражаем в своей простоте.
  - Ладно, нам пора. Похряли. По случаю этого дела, - я звонко щёлкнул по горлу, - мы не при колёсах, а на холопских добираться больно медленно - общественный транспорт ходит нерегулярно. Так что пошлёпали, дорогая, ехать нам долго.
  От этой новости Маринка совсем скуксилась, но не стала возражать. Её готовность следовать за мной была выше всяких похвал. Я люблю свою жену, а тёща... Да фиг ли мне тёща - пучок ссаной шерсти, старой, седой; ей не исправишь. Опять взялась за старое, но второго развода не дождётся. Я люблю Марину, она меня, а на тёщу - до ветру.
  Последнего и в самом деле было неслабо. Валерия Львовна морщила нос, у тестя слезились глаза. Должно быть, Слава подпустил шипуна. В животе корефана периодически утробно урчало и я начал сомневаться, доедет ли он до дома, по пути целиком не изойдя на говно.
  Хмель развеивался, в голову снова полезли покаянные думки. Такой уж был день. С убиенного синьхуана мысли консеквентно перетекли на тюрьму и по ассоциации с корефановой аварией мне вспомнился дон Дракон.
  ...Население камеры 584 было здорово озадачено заскрежетавшим в девять вечера замком. Ничего хорошего это не предвещало, слишком уж неурочным был час для любого движения, а всяческие новации в тюрьме приносят подследственным исключительно головную боль. Какие предположения пронеслись в бритых шарабанах - одному Богу известно. Ждали проверку, подсадку, маски-шоу. Последнего особенно, поскольку боялись больше всего. Камуфляжные громилы с обтянутыми чёрной тканью лицами безжалостными побоями наводили жуть на "Кресты". Попадать под дубинал по поводу и без повода желающих находилось мало, тем более, что гарантировавшие неопознаваемость маски фактически дозволяли отморозкам безнаказанное убийство.
  "До утра посидит. Не бейте его", - предупредил цирик, запуская в камеру зашуганного коротышку.
  Дверь закрылась. Двенадцать пар глаз настороженно осматривали вошедшего. Он был неимоверно грязен и оборван: драная у ворота футболка, потёртые тренировочные штаны и дырявые шлёпанцы на босых ногах составляли его одеяние. В руках он держал полиэтиленовый мешок с тряпьём. Стоял потупившись у дверей и шмыгал носом. На вид ему было лет пятнадцать.
  Попытки выяснить происхождение, имя, возраст и сексуальную ориентацию дали своеобразный результат: в каждом случае ответ оказывался разным. Стало понятно, что человек не в своём уме. Олигофрена определили под шконку, куда он забрался с превеликой охотой - видать был привычен. Для ясности окрестили его доном Драконом: белые пятна на штанах идиотика имели несомненное малафейное происхождение.
  Разбудила меня возмущённая брань. Со второго яруса дон Дракон казался совсем маленьким. Он стоял в проходе между шконками со спущенными штанами. Изнутри штаны были рыжие от кала.
  "...Ты что же, сука!"
  "Я обосрался!" - довольным голосом сообщил бесстрашный дон Дракон.
  "Кекоз!" - сказал я.
  Стараясь не прикасаться к радостному дебилу, его сопроводили к унитазу, в котором уже шумела пущенная на полный напор вода. Приказали сесть и как следует подмыться.
  Пока дон Дракон наводил гигиену, мы вчетвером спешно решали, что с ним делать. Бить - западло, ебать такого демона бесполезно. Хуем его уже не проймёшь. В том, что чушок дырявый, сомнения не возникало. К тому же тыкать членом столь пробитый источник заразы означало верный способ подцепить пригоршню бледных спирохет или чего похуже.
  Дабы не попадать в группу риска, я предложил использовать дона Дракона в качестве биологического оружия. Всё равно в нём осталось мало человеческого. (Если и было когда - тюрьма давно сточила.)
  Важнее всего было точно рассчитать время. Опытным путём определив, что пища в организме дона Дракона усваивается за пять часов, ибо ужин был в шесть, а обосрался он в одиннадцать, мы спланировали акцию против коллектива соседней камеры. В ней сидели десять азерботов, с которыми у нас была тихая вражда.
  Утром дон Дракон, заряженный миской перловки и парой буханок хлеба (вот кто жрал как умалишённый), был выведен в стакан. С корпусным, ведавшим распределением лыжников , за деньги решались любые вопросы и вскоре мы услышали, как лязгает замок азеровской хаты.
  Поднявшая вой после взрыва "бомбы замедленного действия" пиковая масть за стенкой была, в силу своей национальной особенности, по беспределу укрощена не ведающими пощады масками. Дона Дракона мы больше не видели. Только по галёре, перебивая запах свежей баланды, расползалась вонь химического заряда небывалой мощности...
  Тюрьма сама по себе ужасное место, а уж извращения в ней поддаются лишь описанию, но никак не оценке.
  От мрачных раздумий меня отвлекла Маринка.
  - Милый, будь с мамой помягче, - попросила она.
  - Она сама ищет ссоры со мной, - возразил я.
  - Всё это так, но не мог бы и ты сдерживаться? - ласково проворковала жена.
  - В другой раз постараюсь, - обещал я.
  - Спасибо, милый, - Маринка всегда добивалась чего хотела.
  Мы не спеша шли дворами - я под ручку с супругой, рядом ковыляло слабое подобие дона Дракона. После застолья было приятно пройтись, малость развеяться. Слишком много на сегодня выпало дурных эмоций. Вдобавок Анатолий Георгиевич дал повод призадуматься. Со "Светлым братством" дела обстояли даже серьёзнее, чем мне поначалу казалось. Когда политическая организация по совместительству является коммерческой структурой, вставлять ей палки в колёса становится смертельно опасно. Надо было спешно искать выход, но сейчас ломать голову над этим не хотелось. Вечер был просто прекрасен и в компании близких мне людей я тщился найти отдохновение.
  - Я ненадолго, - оповестил Слава, вдруг заторопившись к ближайшему парадняку. - Идите, я догоню.
  - Подождём? - заботливо спросила Маринка.
  - Догонит, - пробурчал я. Телефонный разговор, в котором жена перепрыгнула через мою голову, задевал за живое. - Никуда твой любимый Славик не денется.
  - Не дерзи, - осадила Маринка. - Что ты опять навыдумывал?
  - Я не навыдумывал, - огрызнулся я. - Могла бы для приличия меня к телефону позвать.
  - Ах, ты об этом, - догадалась Марина. - Ну что ты, правда, как маленький.
  - Да и ты хороша, подруга. Проигнорировала меня будто пустое место. Так ведь тоже нельзя..
  - Прости. Не подумала, милый, что это тебя так заденет. Ну не дуйся, солнышко.
  - Я не дуюсь. На надутых воду возят и разные тяжести кладут, - в разговоре с женой тет-а-тет я избегал бранных слов.
  Мы брели вдоль длинного дома с таким расчётом, чтобы Слава успел догнать нас раньше, чем дом закончится.
  - Ну вот, ты опять.
  - Что "опять"?
  - Вечно ты ищешь во всём несуществующий подтекст. Слишком плохо думаешь о людях. Даже о самых близких людях, - неодобрительно заявила Марина.
  - Не надо давать повода.
  - Ищущим повода, - переиначила на свой лад супруга. Манеру украшать речь цитатами она переняла у меня. Самые расхожие из Библии даже знала наизусть. - Сколько лет ты уже ревнуешь меня к Славе? Наверное, с первого дня. А ведь знаешь, что у нас с ним ничего быть не может и не было никогда, но всё равно ревнуешь.
  - Неправда, - пробормотал я, но мой голос не был услышан.
  - Правда-правда. Ты меня к каждому столбу ревнуешь, даже к маме, боишься, что она может меня отнять. В принципе, ревность это нормально, когда в меру. Только вот насчёт сегодняшнего ты зря. Славик парень неплохой.
  "Только дрищет и глухой", - посмеялся я в себе.
  - На самом деле ты ему больше чем мне доверяешь, - продолжила между тем Маринка. - Помнишь, когда к нам эти бандиты из "Светлого братства" с мечами пришли, ты меня совершенно спокойно со Славой оставил, когда к Ксении убежал... ой, извини, вынужден был скрываться от милиции. Перепоручил ведь, ничуть в тот момент не сомневаясь, что мы можем воспользоваться твоим отсутствием.
  - Не говори глупостей.
  - Когда мужчина хочет сказать женщине, что она дура набитая, он обычно говорит ей: "Ты совершенно права, дорогая", - ехидно напомнила Марина. - А вот Слава, между прочим, тебя ко Ксении ничуть не ревнует. Я совершенно точно говорю. Мы с Ксюхой на эту тему немало разговаривали. Она его, кстати, тоже ко мне не ревнует.
  - Неужели? - вырвалось у меня.
  - Можешь сам спросить.
  -- Обязательно, - неохотно пообещал я.
  Вынырнувшая откуда-то со стороны детской площадки четвёрка молодых людей быстро направилась к нам. Я продолжал вести Маринку как ни в чём не бывало, а у самого торопливо застучало сердце. Мне не понравилась их целеустремлённость. Шли несомненно по делу. Ребятки обладали внешностью дворовой шпаны, проводящей досуг в возлияниях под окнами родного дома. Теперь им явно не хватало на бутылку. Брешь в бюджете должен был залатать неосмотрительно забредший в ИХ дворик бобёр со своей марцифалью. Как бы невзначай я опустил руку в карман, где лежал светошоковый фонарь.
  - Мужик, дай закурить, - обратился главшпан - высокий тинейджер в серой клубной куртке.
  Я не курил, о чём мог бы сказать, но не захотелось терять лицо в присутствии Маринки. Да и не помогло бы. Так к чему унижаться!
  - У меня одна.
  - Давай одну.
  Кодла обступила нас по полукругу. Справа от главшпана стоял мальчонка в клетчатой кепке и чернявый пацан с пэтэушными усиками, слева помещалось нескладное пирамидальное творение пьяных люмпенов с узкими плечами, толстой жопой и огромным губастым ртом под приплюснутым носом-пуговкой. Подростки меряли нас оценивающими взглядами, особенно Маринку, сволочи!
  - Вы такие не курите, - ответил я, сожалея, что не остановился и не подождал Славу.
  - Курим, курим, доставай, - насмешливо произнёс главшпан, а мальчонка не преминул спросить: - Что за сорт?
  - "Красный богатырь", - ответил я, поражаясь собственному бесстрашию, - только предупреждаю, она одна на всех.
  - Чего? - не врубился сразу главшпан. - Что за богатырь?
  - Красный, - ответил я, - с мохнатым фильтром и задними колёсами.
  Со смекалкой у ребят был напряг. Только чернявый просёк, что над ними глумятся, и быстро ткнул меня в лицо кулаком.
  Удар пришёлся в губы, был он несильным. Я отступил и выдернул наружу фонарь.
  "Везёт на синьхуанов", - подумал я, нажимая на кнопку, но чернявый опять опередил меня. Удар ногой, ловкий и незаметный, выбил из руки шокер. Фонарик улетел, а кодла бросилась в драку. Отступать было некуда - Маринка связывала по рукам и ногам, да и не дали бы убежать молодые и резвые. Догнали бы и растерзали, поганцы.
  В озверелом обществе действовали законы стаи. Атаковал самый старший. Уклоняясь от удара, я пригнулся и поддел плечом движущегося по инерции главшпана. От удара под дых он содрогнулся, согнулся и отвалил. Я пнул изо всей силы оказавшегося поблизости мальчонку. Жёсткий рант модельного ботинка угодил ему по голени. Поганца словно ветром сдуло, он отскочил, визжа.
  Чернявый с пирамидой налетели на меня, мутузя с обеих сторон. Попали в голову, я потерялся. Уже ничего не видя, не слыша и не соображая, я пал на спину, локтями инстинктивно защищаясь от сыплющихся отовсюду побоев. Сучьи детки, next-поколение, глушили меня с очумелой жестокостью. Могли бы и убить, не заголоси на весь квартал Маринка. На её крик с воем примчался Слава и в шесть секунд навёл порядок, утихомирив хулиганов связками ударов. Мне оставалось только кататься по земле, чтобы не попадать под ноги дерущихся.
  Когда рядом свалился главшпан, я понял, что развязка боя близка, вскочил и стал охаживать полудурка пыром по рёбрам. Переросток кряхтел и ойкал, закрываясь руками, как я только что, но меня перемена ролей ничуть не смущала и я продолжал с остервенением выколачивать из него дурь.
  - Хорош, Ильюха, - остановил меня корефан, - ты его так вообще забьёшь насмерть.
  - Ну и пусть, - выдохнул я, сплёвывая кровавую пену, но бить перестал, - одним подонком будет меньше!
  - Пошли отсюда, - взяв меня под руки, Слава с Маринкой потащили меня с поля брани, - ни на минуту тебя оставить нельзя.
  - Пидоры и уроды! - брань, впрочем, продолжалась. - На людей как бешеные бросаются, лупцуют почём зря. Я же им ничего не сделал, петухам!
  - Сделал, не сделал, - пробормотал Слава, - какая разница. Все мы такими были по молодым годам.
  - Нет, не все, - ярость моя иссякла, только осталась злость. - В юности я таким не был, можешь мне поверить.
  - Ну это ты не был, - туманно заметил Слава. Должно быть, мы с ним росли по-разному, у него было рыльце в пушку. В результате, что выросло, то выросло: я пасую перед малолетками, над которыми он с лёгкостью одерживает победу. Драться в детстве полезно, драться в детстве нужно.
  Когда мы завалились домой, Ксения уже пришла с работы.
  - Ого, у тебя и видок, - смерила она меня эскулапским взглядом и покосилась на мужа. - Где это вы отирались?
  - У тестя были, - ответил я, чем её весьма удивил.
  - Ни хрена себе страна, - воскликнула Ксения. - Чего же вы так с тестем не поделили? Приличные ж люди, хучь бы Маришки постыдились.
  Жена, не отвечая, смотрела в пол.
  - От тестя что-нибудь осталось? - не унималась Ксения.
  - Папа здесь не при чём, - быстро сказала Маринка. - Это хулиганы напали.
  Казалось, она затаила обиду, только я не мог понять, на кого.
  - А чего случилось? - забеспокоилась Ксения, озабоченно заглядывая в глаза мужу.
  - Да ничего, бакланы какие-то с Ильюхой сцепились, - смутился тот.
  - А ты где был? - накинулась на него Ксения, будто Слава был моим бодигардом, а она - директором охранного бюро.
  - Он задержался немного, - поспешил я на выручку другу. - Мы с Мариной ушли вперёд, а он слегка подотстал.
  - Нужда замучала, - нашёлся Слава.
  - Ох, заняться вами некогда, - грозно подбоченилась Ксения. - Вы посмотрите, что с Маришкой творится, идолы.
  Маринку била крупная дрожь. Нормальный отходняк после стресса, только проявился поздновато.
  - Зато изничтожили заблатовавшую шушеру, - попытался приободрить я, но бесполезно.
  - Илья, ты свой фонарь потерял, - сосредоточенно произнесла Маринка и вдруг зарыдала. Ксения, обняв её за плечи, увела в комнату.
  Мы как оплёванные стояли в прихожей и глядели друг на друга.
  - Ну ничего, - сказал корефан и стал раздеваться, - бабы сами разберутся.
  Это означало, что он предлагает возобновление банкета.
  - Нет, - возразил я, - моя половина без меня разбираться не будет. Пойду её успокою.
  С этими словами я направился в комнату. Маринка с верной подругой, обнявшись, сидели на диване. При моём появлении догадливая Ксения вышла, оставив нас одних.
  - Прости, что так получилось, - сказал я, присаживаясь рядом.
  - Милый, - Маринка, всхлипывая, прильнула ко мне и уткнулась в грудь.
  Я заботливо погладил её по голове и почему-то вспомнил, что сегодня жена сделала новую причёску.
  - У тебя очень красивые волосы, - совсем не к месту сказал я.
  Столь нежданный комплимент привёл к тому, что под конец сумасшедшего дня я лишился остатка невинности. Утешало, что Слава с Ксенией люди взрослые, в жизни повидавшие не только войну. Но всё же я предпочёл бы находиться в отдельной квартире.
  - Я так за тебя испугалась, - доверительно прошептала Маринка и запоздало хлюпнула носом.
  - Ничего страшного не могло случиться, - успокоил я, утвердившись в мысли никогда не рассказывать ей о том, что произошло сегодня у магазина. И о многом-многом другом. - Линия жизни на моей ладони уходит концом в вечность.
  Маринка поцеловала меня в разбитые губы. От неожиданной боли я поморщился.
  - Так быстрее заживёт, - оправдалась она.
  - Губа заживёт совсем быстро, если ты не будешь высасывать из неё кровь.
  - А может она у тебя вкусная, - рассмеялась удовлетворённая Маринка, - может мне нравится.
  "Доведут же проклятые гопники!" - подумал я.
  
   9
  Наутро я решил, что с меня хватит сумбура. Два нападения грабителей за один день может и случайность, но какая премерзкая! Они ко мне липнут как железные опилки к магниту. Вообще-то, говоря языком марксизма, случайность есть непознанная закономерность. Мне доводилось видеть чудеса похлеще, но сейчас совпадения откровенно настораживали. Особенно после того, что услышал от тестя. "Светлое братство" с присущей ему радикальной ехидностью вполне способно было руками уголовников попрессовать строптивого археолога: смотри, что мы можем и делай выводы. Сразу убивать меня не имело смысла, тогда бы "братья" не получили Доспехов, а создав нервную почву, можно было на это рассчитывать. Труп ржевского меченосца гарантировал Обществу, что прессуемый не обратится в милицию. Ради этого стоило потерять бойца. Они себе нового через газеты найдут, а вот оказавшийся в безвыходном положении раскопщик рано или поздно сдастся. Его уговорят: не парламентёры, так родственники; не родственники, так друзья. "Никто не хотел умирать". В результате, добьются полной капитуляции с последующей экспроприацией искомого артефакта и ликвидацией археолога.
  Поскольку такой вариант меня ни коим образом не устраивал, я счёл нужным временно самоустраниться. Заодно проверить возможности "Светлого братства". Сумеет ли оно найти меня на даче у Славы? Друган по случаю прикупил участок земли в Горелово, оформив его на Ксению как и всё прочее имущество. Слава был парень нежадный. Он сам и предложил затихариться у него, мне же не оставалось ничего, кроме как согласиться. К маринкиным родителям на дачу дорога была однозначно заказана. Не хотелось одалживаться, да и отыскать нас там легко.
  Маринка была не против. В сущности, она сама уболтала меня на этот шаг. Придя к обоюдному согласию, мы сели в "Ниву" и поехали домой - собирать пожитки. Славу с Ксенией оставили отдыхать. Я пообещал им беречь Маринку, в доказательство продемонстрировал АПС, который убрал во внутренний карман куртки. Мне поверили, вручили ключи от дачи, сопроводили напутствиями. Настроились отваливать конкретно - я даже Доспехи в багажник положил, чтобы из дома сразу ехать в Горелово. Сокращая время пребывания в городе, мы уменьшали возможность возникновения новых эксцессов. Мне спешка была не в тягость, я всегда был лёгок на подъём, да и Маринка тоже - она ведь моя вторая половина.
  Нежилую квартиру начинало охватывать запустение. Я предложил Маринке не возиться с мокрой тряпкой, а поскорее укладывать шмотки, сам же решил заглянуть к Боре - попрощаться, если он ещё не уехал.
  Боря не уехал. Он встретил меня в той же рубашке с тем же значком, только в руке на сей раз держал трофейную хлорницу - прямоугольный пенальчик из коричневого эбонита, в котором немцы хранили порошок для обеззараживания воды. Из хлорницы торчали иголки. Видать, выломился отпирать прямо с рабочего места. Ждёт, что ли, кого?
  - Привет, - сказал я, - не ждал меня?
  - Не-а, - Боря отступил, пропуская меня в комнату.
  - А кого ждал?
  - Ребята должны зайти. Я заморочился в лес с ними поехать.
  - Где будете копать? - кажется, Боря нашёл подходящую компанию "чёрных следопытов".
  - В Синявино. Там у человека своя дача есть.
  - Что за ребята? - мир тесен, некоторых я вполне мог знать по своему трофейному детству.
  - Аким, Пухлый, Саша Крейзи, Дима Боярский, Болт и ещё кто-то будет.
  - Что за Пухлый - Чачелов?
  - Ну да, - неуверенно ответил Боря, наших общих знакомых он знал несколько хуже, чем я. - Вова. Со шрамами такой: у носа щека и у глаза скула разворочены.
  - Затвором от трёшки . Перед армией напоследок из любимой винтовки пальнул, а ему затвор в морду влетел.
  - Ты знаешь Пухлого?
  Я кивнул.
  - Он у вас небось проводником идёт?
  - Ну да, - подтвердил Боря. - Он, говорят, в Синяве самый фирменный проводник, с малых лет копает. Это его дача. Нас Аким свёл. Дима-мент и Крейзи тоже давно там тусуются.
  "Про меня, значит, не упоминали", - понял я.
  В прихожей раздался звонок.
  - Ага, пришли, - сорвался открывать Боря, но это оказалась Маринка.
  - Тебя папик хочет, - сообщила она.
  - Спешу на зов, - пришёл мой черёд подрываться, - Дверь не запирай, я сейчас вернусь.
  - Лады, - мотнул башкой Боря.
  Как удобно, когда квартиры рядом! Создаётся эффект единого большого жилья. Я проскочил лестничную клеть и взял трубку. Господин Стаценко меня наверное обыскался. Что-то он там мне хотел предложить.
  - Алло. Здравствуйте, Остап Прохорович.
  - Добрый день, Илья Игоревич, - поздоровался пан Стаценко, - вас никак не найти.
  - О-о, я был занят, мотался по городу без конца, весь в разъездах. Дел было невпроворот, весь в делах... всяких, семейных, всяких... - залопотал я. Остап Прохорович ввёл меня в смущение, сам того не подозревая.
  - Не помешал ли я вам? - корректно осведомился Стаценко.
  - Ни коим образом.
  - Вы помните, о чём мы говорили на прошлой нашей встрече?
  - Как же, помню.
  - Не откажитесь ли вы, Илья Игоревич, обсудить сей вопрос в процессе застольной беседы? - папик отлично копировал мою манеру говорить и мои интонации - подлизывался. - Я бы прислал за вами машину.
  - Ой, простите, Остап Прохорович, - взмолился я, - но вынужден отклонить ваше предложение.
  Оно мне, по большому счёту, в хрен не упёрлось и завтра фиг понадобится.
  - Вы куда-то торопитесь? - догадался Стаценко.
  - В данный момент - да. Может быть потом как-нибудь встретимся. Я вам обязательно позвоню.
  - Вы мне уже обещали, - обиженно напомнил папик.
  - Забыл, каюсь. Жизнь довела до амнезии, - мне не хотелось огорчать радушного Остапа Прохоровича, но чувствовал, что, отложи я отъезд, потом свалить из города не соберусь. Такие дела делаются на одном дыхании. - Но сейчас я действительно не могу посетить вас.
  - Жаль, очень жаль, - разочарованно протянул Стаценко. - Когда я могу застать вас дома?
  - Право, не знаю, - честно признался я. - Дело в том, что мы с женой собрались нанести визит к друзьям на дачу. Не представляю, на сколько он затянется.
  - Будете в Санкт--Петербурге - звоните, - деликатно закруглил беседу Стаценко. - Номер моей трубки вам известен.
  - Разумеется, - с облегчением вздохнул я. - Обязательно позвоню.
  Попотчевав друг друга оптимистическими пожеланиями, мы разъединились.
  - Чего хочет папик? - осведомилась Маринка. - Тебя?
  - Отобедать в моём присутствии, - поправил я. - Что за пошлые намёки. Мне кажется, сарказм неуместен. У нас ведь был разговор насчёт ревности?
  - Если бы всё было чисто, ты бы так не защищался, милый, - пристрастие к шпилькам Марина унаследовала от матери. - С точки зрения постороннего человека ваши тайные вечери не могут не вызвать подозрения. Что за дела: приглашать в гости женатого человека без супруги, да ещё постоянно. На что это похоже? Вот почему я называю ваши встречи интимными.
  - Нормальные конфиденциальные встречи.
  - Конфиденциальные, - фыркнула Марина. - Собрались два друга посекретничать! Папик твой меня в открытую игнорирует. Такое отношение можно объяснить только предварительным сговором, либо исключительной неотёсанностью.
  - Либо эгоизмом, - прибавил я. - Остапу Прохоровичу нравятся доверительные беседы. И ничего такого в этом нет, не выдумывай, дорогая.
  - Да мне-то что, милый, - с прохладцей произнесла Марина. - А вот тебе было бы приятно, если бы меня зазывала в гости загадочная особа, а про тебя всякий раз забывала, словно тебя и нету?
  - Неприятно, - я только сейчас это понял. - Постараюсь исправиться, извини.
  - И всё??? - округлила глаза Маринка.
  - Но даче мы будем неразлучны целое лето, - напомнил я.
  - Ну хотя бы поцеловать, джентльмен.
  Уняв наконец-то жену, я возвратился к Боре. Дверь была приоткрыта. Боря сидел в комнате и латал лямку на "жопе" - подушке из пенополистирола, привязываемой к мягкому месту, чтобы в лесу можно было без хлопот усаживаться на холодную землю, не боясь застудить почки.
  "Жопа" была покрашена в чёрный цвет и сильно потёрта. Очевидно, ею много пользовались. В тех местах, где краска облезла, белоснежный теплоизолятор изгвоздался грязно-серыми пятнами, к местам ягодиц - темнее.
  - Хороший прибамбас, - заценил я, присаживаясь, - почто не взял, когда курган копать ездил?
  - Она не моя, - не отрываясь от работы ответил Боря, - Аким дал.
  Следопытом он и в самом деле был зелёным. Если долго копаешь в лесу, без подкладки не обойтись. Россия - страна северная. Я, правда, почки уберёг, зато нажил хронический ревматизм. Что поделать, Молох кладоискательства требует жертв и получает их, в частности, в форме профессиональных болячек.
  - Как поживает Пухлый? - давно, очень давно я не встречал никого из нашего отряда юных следопутов.
  - Нормально вроде, - пожал плечами Боря. Видимо, Вовка Чачелов был ему малознаком. - А ты Пухлого давно знаешь?
  - С младых ногтей, - усмехнулся я, припомнив лихие похождения. - Мы с ним ещё на Невском пятаке копали.
  - У дороги или в лесополосе? - загорелись глаза у Бори.
  Очевидно, Невский пятачок был посещаем всеми без исключения "чёрными следопытами. Любители трофейного оружия, которых я знал, на нём как правило и начинали. Исключение составлял Вова, у которого дед жил на линии бывшего Волховского фронта. Пухлый вырос в лесу и знал эти болота как свои пять пальцев.
  - Везде, - сказал я. - Ночью не видно. Маскировочной сетью от дороги отгородишься и всё время до рассвета - твоё.
  - В ментовку попадал?
  - Не без того, пару раз ловили. Невелика беда, - отмахнулся я, - по шее пару раз дадут, инструмент отнимут, ну, в школу сообщат. А поскольку я был председателем военно-патриотического сектора и даже, - воздел я вверх палец, - имел ключ от комнаты боевой славы, мне всё сходило с рук. Я мотивировал раскопки добычей экспонатов для нужд школы и мне, в общем-то, верили, поскольку я туда кое-что приносил. Не оружие, а так... экспонаты. К тому же, проводил экскурсии в славной комнате и вёл в этом отношении активную общественную работу. Поэтому мне прощали маленькие шалости, тем более, что я один из всех малолетних балбесов фурычил в героической истории родного края. Ещё бы не фурычить, - хмыкнул я, - столько земли перемолотил. Пятак хорош тем, что там можно копать в любом месте и что-нибудь обязательно да найдёшь. Всё-таки четыреста тысяч человек положили, шутка ли? Оружия на нём - ещё не одному поколению раскопщиков хватит.
  - Да, пятак место хлебное, но неприкольное из-за ментов, - кивнул Боря. - Я там начинал, а потом стал копать по Новгородчине. В Долину Смерти последний раз вообще фирменно съездили. Наткнулись на блиндаж. Его раскопали раньше нас, но не весь. Мы тоже стали рыться. Эрик портфель нашёл, складник и телефон. Я - бак от эм-гэ с патронами и тоже телефон. Потом отошли немного по окопу, стали бруствера обрушивать. Бац, пулемётные гильзы. Ну, раз есть такая россыпь гильз, значит должен быть и пулемёт. Смотрю, профиль траншеи на ячейку для пулемётного расчёта похож. Стал копать, а из песка конец ленты торчит. Потянул, вытащил насколько смог. Нормальный ход, думаю, и на нашей улице камаз с игрушками перевернётся! Копаю дальше - есть! Целёхонький эм-гэ. Вон, в углу стоит.
  - В песке что ему сделается, - окинул я взглядом предмет бориной гордости. - В песке сухо, вода сразу вниз уходит, не даёт железу ржаветь. В Приморске я вообще целые винтовки поднимал, на них даже дерево сохранилось. А в том же Мясном Бору ствол, если он был, допустим, в окопе засыпан вертикально, то становится конусообразным - так неравномерно корродирует.
  - Такие клины я тоже вытаскивал, - согласился Боря. - Дерево - дефицит, оно дороже ствола. Если ты ещё и столярничать умеешь, тогда вообще фирменный копатель, цены тебе нет.
  - У нас Пухлый умел по дереву работать, - припомнил я.
  - А из чего ложа делали? - Боря даже шитьё отложил.
  "Бойцы вспоминали минувшие дни, окопы, где вместе сражались они". Вот, тоже, собрались трофейщики лясы поточить. Лазают какие-то непонятные люди по лесам, а потом трендят об этом часами: трёшь-мнёшь, хрен поймёшь. У Мёртвого озера нас пробило на водные темы, а нынче предались воспоминаниям о сухопутных.
  - Из сосновой доски, - я увлечённо пересел, закинув ногу за ногу. - Ну, если для себя, тогда конечно из берёзки. Возиться с нею дольше, зато приклад выходит достойный. А сосна - она мягкая. После трёх выстрелов ствол шатается.
  - И сколько по времени у вас фирменное ложе точилось?
  - Пухлый резал за день. К вечеру уже было готово. Он красивые ложа делал. Качественно обточенное дерево - это, конечно, вещь! А из гнилых винтовок Вова на даче забор смастерил.
  - Это ж сколько потребовалось стволов? - с плохо скрываемой завистью спросил Боря.
  - Не помню уже... Много.
  - Стволы-то рабочие?
  - Были рабочие, стрелять можно.
  - И не жалко?
  - Дед Пухлого из них потом фундамент для бани сделал. Бетонную подушку стал заливать и все стволы туда вомчал в качестве арматуры.
  - Да ну на фиг! - не поверил Боря. С точки зрения "зелёного следопыта" подобное расточительство было просто кощунством.
  - Можешь сам у Пухлого спросить. Будете у него на даче, в этой бане попаритесь.
  - Ну вы оригиналы, - поразился Боря.
  - Это Пухлый оригинал, - сказал я. - Что там забор из винтовок! Мы когда на Невском пятаке копали, у Пухлого там было ложе из мосталыг. Собрал себе из костей типа трона и восседал на нём, как король каннибалов.
  - Ну он даёт!
  - Кстати, о каннибализме, - злорадно упомянул я. - У Пухлого есть идея-фикс: затащить в лес бабу и сожрать её. Так что, если с вами будет женщина, может статься, что назад она не вернётся. Поэтому смотри, что за мясо в котелке.
  - Да ну вас к чёрту, - скривился юный следопыт, - жути только гонишь. Кто в лесу будет с бабами канителиться, на хрен кому они там нужны!
  - Пухлый может, - поддразнил я, - он такой.
  Пронзительный визг, в котором я поначалу даже не разобрал голос жены, прорвался к нам с лестничной площадки:
  - Илья, Илья! - в том, что звала на помощь Маринка, я теперь не сомневался.
  Олимпийские чемпионы Брумель с Бубкой позавидовали бы прыжку, которым я покинул кресло и оказался в прихожей. Дверь была не заперта, я дёрнул её на себя и нос к носу столкнулся с человеком в чёрной одежде. Я врезал ему локтём в голову. Человек потерялся, удар со второго локтя сбил его на пол. Я перескочил через него, вытаскивая из-за пазухи "стечкин". Дверь в мою квартиру была распахнута, оттуда рвался истошный маринкин вопль:
  - Илья!!!
  Этот крик лишил меня последних остатков разума. Как метеор я влетел в прихожую, изготовив свою молотилку к ведению автоматического огня. АПС - волына для отмороженных: стреляет очередями. Впервые меня так мощно бычило. Визг супруги, доносящийся из кухни, начисто сорвал башню.
  Уже задним умом осознав, что имею дело со "светлыми братьями", я шуганул их пальбой, наставив ствол в конец коридора, где у меня помещалась ванная. В замкнутом пространстве типовой квартиры здорово дало по ушам. В ванной полетел брызгами кафель, защёлкали по стенам пули, разбилось задетое рикошетом зеркало. Грому получилось предостаточно.
  Предварив своё появление шумовым эффектом, я пронёсся по коридору и развернулся к кухне, держа АПС на вытянутых руках. На кухне я увидел Маринку и с неё двоих "светлых братьев", один был с "калашниковым", второй держал в руке меч.
  - Амба! - ухнул я, ловя в прицел того, кто был с автоматом.
  Нашороханный "светлый брат" вскинул своё калькулятор, собираясь дать с пояса, но я опередил с окончательным расчётом, плавно даванув на курок. АПС двумя пулями вымолотил немца. Он отлетел на газовую плиту, посметав с неё кастрюли и сковородки, а я мгновенно перенацелил дымящуюся волыну на меченосца.
  - Ложись, ложись, сука, на пол! - во всю глотку зарычал я.
  Отважный рыцарь живо утратил присутствие духа и прилип носом к линолеумной плитке.
  - Лежи, пидорюга, если жизнь дорога, - пригрозил я, схватил Маринку за руку и вытолкнул её в коридор.
  - Сейчас попробуем выйти из дома, - глаза у жены были по пять копеек, зрачок то слабо сужался, то снова расширялся во всю радужку. - Если удастся, сразу уедем на дачу, если нет - попытайся сама добраться до Славы. К родителям не ходи, там сейчас кекоз почище нашего. Ты поняла?
  - Да, - тряхнула головой Маринка и я понял, что она точно ничего не сделает.
  - Тогда пошли, - сказал я и едва не попал под пули.
  Раскатистое "ду-ду-ду" раздалось со стороны прихожей. В сантиметре от груди Маринки пролетели ошмётки гипсокартона, в воздухе заплавала известковая пыль.
  За стеной на лестнице кто-то упал.
  - Илья, - по голосу я узнал Борю, - ты живой?
  - В порядке, - ответил я.
  Судя по звуку, компаньон пустил в ход МГ-34. Что у него за приколы: сначала садит из пулемёта, потом спрашивает, живой ли?
  - Осторожно, - предупредил я, - мы идём.
  Стена в прихожей оказалась развороченной, словно по ней несколько раз долбанули ломом. Мы вышли на площадку. Боря с неукротимым видом прохаживался по ней, держа наизготовку пулемёт. Под простреленной стеной у самого порога неподвижно лежал человек в чёрном кашемировом пальто с АКСУ в руке. Его собрат, контуженный мною, мотал бестолковкой, сидя на полу возле лифта. Вероятно, я крепко встряхнул ему мозги.
  - У нас началась война, - сообщил Боря.
  - Валим отсюда! - я заскочил в прихожую, сдвинул оборудованный шарнирами электросчётчик, достал из тайника запасную обойму для "стечкина" и тонну баков, отложенную на чёрный день. Мельком я подумал, что зря оставил на кухне "калашников", но меченосец видимо так и валялся ничком, не помышляя идти в атаку.
  Когда я вернулся, Боря выволакивал из квартиры походный рюкзак.
  - Ты аху-ел? - у меня глаза полезли на лоб: куда воевать с таким мешком?!
  - Я уху не ел, - Боря навьючился и бодро попрыгал на месте. - Готово, идём.
  Уперев в плечо приклад МГ, неумелый закос под американского морского пехотинца тяжело заскользил вниз по ступенькам. Мы с Мариной двинулись следом.
  - Стой, - Боря замер и вскинул руку. Мы остановились. Под лестницей кто-то был.
  "Что делать?!" - мысль не успела оформиться в моей голове, как Боря, не оглядываясь, сунулся в распущенное устье рюкзака и вытащил оттуда гранату, какие делались на пороховых заводах для защитников осаждённого Ленинграда.
  - Куда, дурило, подохнем! - рыпнулся я на перехват, но Боря уже оттянул толстую ручку, повернул её и отпустил. Щёлкнул боёк по капсюлю.
  - Они слабые, - молвил Боря, метнув под лестницу шипящую замедлителем "блокадницу".
  Я бросился к Маринке, успев крикнуть пригодившуюся когда-то формулу:
  - Закрой уши, открой рот! - и сам так сделал.
  Отступавший чмудак едва не сшиб меня, когда в пролёте полыхнуло пламя и взрывная волна встряхнула под нами ступени. Боря споткнулся, ощутимо тыркнув мне в рёбра надульником ручника.
  - А теперь вниз, вниз! - принял я командование, чтобы предотвратить ещё какую-нибудь самоубийственную выходку компаньона.
  С карманной артиллерией он малость перестарался. Не знаю, что за шнягу заправляли в неё блокадные умельцы, но граната и в самом деле оказалась слабой, иначе мы бы лежали как глушённые палтусы. Другое дело, что стоящим в тесном парадняке "светлым братьям" пришлось очень туго. Осколки выкосили засаду начисто. Убить не убили, но посекли пехоту солидно. Перепрыгивая через раненых и кашляя от кислой пироксилиновой гари, мы выломились наружу. Входную дверь сорвало с петель. Она шаталась под ногами: когда мы пробегали по ней. До "Нивы" было рукой подать.
  На улице был кекоз. Огорошенные столь крутым приёмом немцы попрятались, но Боря высмотрел одного и открыл по нему огонь.
  Я возился с замком автомобиля, когда меня застала пулемётная очередь. Маринка ломанулась прочь от нас, очевидно, совсем потеряв голову.
  - Что ты, гад, творишь! - хотел горлом взять, но Боря не отреагировал. Я и себя-то с трудом слышал - в ушах звенело после взрыва гранаты.
  Словно в страшном сне из-за угла дома вывернул знакомый квадратный "Мерседес"-вседорожник. Он подпрыгнул на разъезженной выбоине в асфальте, присыпанной гравием, и понёсся прямо на нас. "Светлые братья" вызвали подмогу.
  - Шухерись, Боря, - заметался я. - Атас!
  Крик действия не возымел, но подельник и сам уже просёк неладное. Он перестал ловить на мушку тихарившихся немцев, положил на землю пулемёт и торопливо зашарил в своём сидоре.
  "Мерседес" разгонялся вдоль дома, стремительно приближаясь, но Боря уже мацал в ладони синего стекла шар размером с теннисный мяч. Я узнал снаряд от ампуломёта. Было в начале войны такое оружие для поражения бронетехники, прототип современной базуки. Стрелял он вот такими шарами, заполненными горючей жидкостью, воспламеняющейся при контакте с воздухом. Широкого распространения сам ампуломёт не получил, поскольку в трубе ампулы зачастую лопались, выжигая к едрене фене стрелка с расчётом впридачу. В результате, их стали кидать руками, и уже потом для простоты изготовления начали заливать зажигательную рецептуру в бутылки. Вот и весь "коктейль Молотова", хотя неясно, при чём тут Молотов, не он же ампуломёт изобрёл. В наши дни такой файрболл не снился даже самым заядлым любителям фэнтези.
  Боря бросил ампулу прямо в лобовое стекло вседорожника. Синий шар разбился о левую стойку, в воздухе заплясали языки пламени. "Мерседес" приткнулся к поребрику, внутри возникла паника, и Боря, подхватив МГ-34, прицельными очередями изрешетил салон, не давая "светлым братьям" выйти. Подстреленные немцы выпадали из открытых дверей, одежда на них горела, столбом летел вверх белый фосфорный дым. Полвека просидевший взаперти огонь с удовольствием накинулся на машину и всё для него питательное, находившееся в пределах досягаемости.
  Тут я победил замок и впрыгнул в "Ниву".
  - Мотаем, дурень, - я изнутри открыл Боре дверцу.
  Развоевавшийся компаньон сначала забросил на заднее сиденье вещмешок, затем присовокупил к нему ручник и только потом угнездился рядом со мною.
  Угловатый вседорожник полыхал как свеча. Когда мы выезжали со двора, над "Мерседесом" вознёсся огненный гриб - взорвался бензобак.
  - Фирменно! - возликовал Боря. Это был восторг победителя. Не исключено также, что ему просто было приятно сжечь дорогую машину.
  Как я не торопился с эвакуацией из зоны военных действий, но всё-таки сделал круг по периметру микрорайона, чтобы отыскать убежавшую супругу.
  Рискнул не зря: на Мориса Тореза я увидел Маринку, садящуюся в такси.
  - Идём на перехват, - оповестил я Борю, врубая форсаж.
  Неизвестно, куда повезёт и что сделает водитель с растрёпанной женщиной, перепуганно лопочущей нечто невообразимое о войне и немцах. Маринку надо было отбивать в любом случае и я прибавил газку. "Нива" резво обогнала мирно идущую "Волгу". Я посигналил.
  Водила поначалу не врубился, чего хотят зверские рожи на пятидверном уродце, но наглядная жестикуляция Бори плюс прислонённый к боковому стеклу ствол МГ-34 убедил его не вступать в перерекания и остановиться. "Волга" прижалась к обочине, я подрезал её и встал впереди. Извинившись перед шофёром, я пересадил Маринку. Со страху приняв меня за "светлого брата", она всё порывалась бежать, пришлось чуть ли не силой заталкивать её в нутро вездехода. Наконец, мы отчалили.
  - Не стопорни таксёр, можно было бы по нему шмальнуть, - зареготал вошедший в раж Боря.
  - Окстись, - осадил я. - Ты не настрелялся, бомбист? Кстати, зачем у тебя в рюкзаке целый склад боеприпасов, ты же в лес собирался ехать их копать?
  - Мы туда вовсе не копать едем, - удивил Боря. - В Синяве типа "Зарницы" будет. Вот и договорились взять оружия кто какого сможет. У меня всего-то граната да ампула была.
  - Спасибо, запасливый ты наш, - сказал я, - что бы мы без тебя делали! И что сейчас с тобой делать тоже не знаю. Об этом сражении город теперь много лет вспоминать будет.
  - Поехали с нами, - пригласил Боря. - Если ты всех там знаешь, можешь на даче у Пухлого пожить. Там искать вас не будут.
  С минуту я обдумывал борино предложение. Рациональное зерно в нём, безусловно, имелось. Менты нас с говном сожрут. Значит, придётся партизанить. "Ржавый бункер - моя свобода".
  - Это столь замечательно, что просто звездец, - я повернулся к Маринке. - Слышала, о чём он говорит? Как ты на это смотришь?
  Маринка не отвечала, только смотрела на меня взглядом затравленного кролика, словно жизнь кончилась. Она превосходно понимала, в какую жуткую историю угодила, и от этого впала в прострацию. Нашу судьбу предстояло решать мне одному.
  Одиннадцатая, не дошедшая на скрижалях Завета заповедь гласит: "Не попадайся!"
  От тюрьмы я был готов бежать хоть на край света.
  КОНЕЦ 2 ЧАСТИ  [http://community.livejournal.com/art_links/1097161.html?view=5118153#t5118153]
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"