Аннотация: Как опасно и заманчиво пустить корни в деревушке, ведущей растительный образ жизни!
КОРЕННЫЕ ЖИТЕЛИ
Это была обычная деревенька, ведущая растительный образ жизни, каких много в Тамбовской области. Мирный край, тихий и сонный, с развитым натуральным хозяйством.
Деревушка называлась Окорье. Корнеевы сняли дачу у Анны Захаровны Травиной, сухощавой высокой женщины, ходившей с такой прямой спиной, будто кол проглотила. Хозяйку насоветовала Оля Веткина из пятой лаборатории. Она всю зиму нахваливала Окорье, где провела с мужем отпуск, и Корнеевым захотелось тоже посетить этот милый край. Из Москвы дорога была не близкой: сначала на поезде, а потом на случайной попутке. До станции было тринадцать километров, и супруги начали подумывать о целесообразности всей затеи, осложнившейся неучтёнными трудностями. Проблемы, однако, разрешились быстро. Анна Захаровна, сдавшая москвичам половину дома с отдельным входом, поведала, что магазин, торгующий продуктами и разными вещами, находится совсем рядом, за речкой в деревне Гвоздево, куда охотно переправляют мужики. Обрадованная супружеская пара вручила хозяйке 20-килограммовый мешок гранулированных удобрений, который, по рекомендации Веткиной, притащили из Москвы в уплату за дачу. Суперфосфаты здесь, очевидно, требовались позарез, но зачем - Оля не пояснила.
Устроившись на гостевой половине, супруги решили осмотреть деревню или, как они её называли, "свои владения". Подобно большинству представителей научной интеллигенции средней руки, Корнеевы страдали многими бедняцкими комплексами.
- Какой воздух чистый, - сказала Таня, сойдя с крыльца на скошенную, но уже подросшую густую травку.
- Природа! - наставительно заметил Николай Ильич. Он был на десять лет старше жены.
- Пошли с соседями знакомиться, - довольная, что путешествие с тяжёлым грузом закончилось удачно, Таня стремительно направилась к калитке. Следом за ней двинулся Николай Ильич.
- Ходить далеко не надо, - не упустил он возможности подёргать супругу за поводок. - Добрый день!
Таня оглянулась и увидела, что муж здоровается со старушкой, склонившейся над грядкой по ту сторону вросшего в землю забора.
- Здравствуйте, - еле слышно ответила бабка, скрипучим как доска голосом. Она снова замерла над грядкой, вероятно, не считая нужным прерывать прополку ради общения с дачниками.
"Ну и пусть!" - решила Таня. Она постаралась не обижаться на невежливую старуху, и правильно, потому что жители Окорья оказались приветливыми, хотя и малость заторможенными людьми. Листвяга Матвей Степаныч, как представился им рослый мужик с глазами цвета еловой коры, охотно рассказал о речке, рыбалке и грибных местах. Ягоды, по его словам, ещё не подошли, они ожидались ближе к осени. Окружённое болотами Окорье было благодатным местом для черники, клюквы и брусники. Листвяга наговорил много интересного. Речь его была неторопливой и не всегда понятной.
- Хорошо у вас здесь, - благостная улыбка на пухлощёком лице Николая Ильича сделалась чуть шире. - А в магазин за речку вы плаваете?
- Плаваем, - горделиво отозвался Листвяга. - А то! На челнах.
- Часто?
- В буден день. За хлебом, за спичками. Когда чего надо, тогда и плаваем. На челне - фьють! - рука неожиданно махнула в сторону виднеющихся из-за далёких ив серых крыш, словно жила сама по себе, отдельной жизнью. Показав, как быстро можно плавать на челне в магазин, конечность утратила движущую силу и безвольно шлёпнула по бедру.
Тане вдруг пришло в голову сравнение с веткой, на которой сидела тяжёлая птица. Птица взлетела, ветка махнула:
- Скажите, - отчего-то робко спросила она, - а с той стороны к вам часто ездят?
- Гвоздевские-то? - удивился Листвяга. - Не-а, не ездят. А зачем? У нас и родни-то ни у кого там нет.
Некоторое время они молчали. Листвяга таращился вдаль, словно какая-то мысль всецело захватила его.
- Спасибо, - выдавила наконец Таня. - Мы пойдём: на речку сходим. До свидания.
- До свидания, - кивнул Листвяга, чей взор не сделался ничуть осмысленнее. Он так и остался торчать, а супруги направились в сторону далёких крыш. Им не терпелось взглянуть на реку с хвалёными Олей песчаными пляжами. Заодно было интересно увидеть челны, которые в этих краях выдалбливают из цельного древесного ствола.
Тропинка привела к темноводной речке. У берега покачивались три длинные узкие лодки, примотанные цепями к массивной железной раме загадочного сельскохозяйственного агрегата. Раму плотно заплела трава. Железяка была крашена облупившейся светло-коричневой краской и казалась давно заброшенным и забытым эмиссаром из страны машинно-тракторных станций и коллективизации. Не исключено, что она была произведена до войны и с тех пор служила пристанью.
- Как здесь тихо, - прошептала Таня. - Послушай.
Было действительно тихо, только журчала река, постукивали бортами челны, да стрекотали на лугу кузнечики. Привыкшие к звукам городских улиц Корнеевы наслаждались покоем, пока Николай Ильич, оглядывавшийся на предмет рыбалки, не заметил сидящего на берегу человека.
- Гляди, рыбак, - указал он в сторону скукоженной фигурки, такой неподвижной, что не сразу и бросалась в глаза. - Пойдём к нему.
- А рыбу не распугаем? - Таня понимала в рыбалке не больше мужа.
- Ерунда. Да у него и не клюёт.
Николай Ильич бодро зашагал к удильщику, намереваясь расспросить его о леске, крючках и грузиле, но так, чтобы при этом не выглядеть полным профаном, а потом самому примкнуть к клану терпеливых молчунов. Только подойдя ближе он с досадой понял, что обознался. За рыбака он принял торчащий из берега скрюченный ствол давно засохшего дерева.
- Ты погляди, как похож! - громко, дабы скрыть смущение, заговорил Николай Ильич. - Вот голова, вот спина, а вон удочка. Ну надо же, природа подшутила!
Он засмеялся и демонстративно сел на дерево, с которым недавно мечтал завести проникновенную беседу. Похлопал рукой рядом, приглашая жену. Таня подошла, но садиться не стала. Николай Ильич был человек хороший, но иногда от него воротило. А "рыбака" было жаль.
- Пойдём обедать, а искупаемся завтра, - сказала Таня.
Возвращались через луг, чтобы осмотреть "свои владения" со всех сторон. Окорье оказалось весьма своеобразной деревней. Она была густо засажена лесными древесами, как на подбор корявыми и раскидистыми. Нельзя сказать, чтобы им пытались придать упорядоченность парка, либо аллеи помещичьей усадьбы. Деревья росли в проулках, у дорог, а одно - так и вовсе на дороге, из-за чего местным жителям пришлось вытоптать рядом новую тропу. Какому любителю флоры средней полосы России мог втемяшиться такой каприз, Корнеевы даже вообразить не могли. Но было очевидно, что деревья, причём довольно старые, сажали через много лет после постройки домов.
"Странные нам достались владения", - подумал Николай Ильич.
Несмотря на вечер, старуха всё копалась в огороде и, как язвительно заметила Таня, не сильно утруждалась, поскольку вообще не сдвинулась с места.
Супруги поужинали и вышли во двор. Присели на скамеечку под сенью приземистого тополя, растущего у забора. Старуха-соседка всё торчала на грядке и не шевелилась.
- Может, ей в спину вступило, - в шутку, но флегматично предположил Николай Ильич, - бывает же такой пояснично-крестцовый остеохондроз, что не разогнуться. Может быть, стоит и ждёт, чтобы позвали кого-нибудь, а сама и слова сказать не может?
Гремя вёдрами, из дома вышел бородатый мужик, наверное, соседкин сын.
- Добрый вечер! - звонко крикнула Таня и помахала рукой. - У вас бабушка на огороде не простудится?
- Не-е, чего ей сделается, - проскрипел мужик.
- Ну, мало ли, сколько ведь стоит, старенькая уже.
- Потому и стоит, что старенькая, - объяснил сосед, - ей усиленная подкормка нужна, а на грядах почва хорошая.
С этими словами он распахнул калитку и потопал к колодцу.
- Не вижу логики, - буркнул Николай Ильич. - При чём тут старость и грядки? На них ещё и не поспело-то ничего:
Недоумевая, супруги отправились спать. Он некоторое время лежали в темноте, гадая, что может значить странный ответ мужика, и какая хворь напала на его престарелую мать.
- Тёмные они здесь, - пробормотал Николай Ильич. - Необразованный народ. Может быть, в больницу давно пора бежать, а они медлят. Всё-таки Россия дикая страна!
- Дикая, дикая, - проворковала Таня. Муж часто заводил такие разговоры и она привыкла поддакивать.
Проснувшись далеко не ранним утром, Николай Ильич взял предоставленные хозяйкой вёдра и отправился за водой. Старухи он в огороде не обнаружил, но из любопытства приблизился к ограде и осмотрел место, где она стояла. Земля на боку гряды была сильно разрыта и, как не без удивления отметил Николай Ильич, носила следы обильного ночного полива.
- Дураки какие-то, - пожал он плечами и двинулся к колодцу.
Только после завтрака супруги поняли, в какой странной деревне им придётся жить. Собрав купальные принадлежности, они направились "к рыбаку", как теперь на внутрисемейном языке именовался пляж. Николай Ильич всю зиму мечтал пожариться на песочке. Тане тоже хотелось загореть, но больше ей нравилось плавание.
Выйдя за калитку, они наткнулись на старика, застывшего, словно диковинное дерево, посреди дороги. Он торчал столбом, блаженно глядя на небо. Таня заговорила с ним и охнула: ступни деда были по щиколотку закопаны в землю. Его пропечённая солнцем кожа задубела и смахивала на кору.
- Странные они тут, - посетовала Таня, когда супруги отошли от деда подальше. Ей очень не нравились укоренившиеся здесь обычаи. Оля Веткина ни о чём таком не рассказывала, и это уже стало внушать ей смутную тревогу.
- Не обращай внимания, - буркнул Николай Ильич, который и сам был немало огорошен. - Просто будем общаться поменьше. Нам с ними не детей крестить.
Пообщаться, однако, пришлось. У реки их перехватил давешний знакомый Листвяга и с ним ещё один - Иван Смолин, широкоплечий, с плоским как доска лицом и ручищами-лопатами крестьянин. Смолин удивительно негромким шелестящим голосом предложил дойти до бригадира, который хочет познакомиться с дачниками поближе. Супругам было почти до слёз обидно оказаться чужаками в "своих владениях" и, вдобавок, не полноправными хозяевами, а скорее наоборот. Они без слов подчинились - отказ явно не предусматривался. У Тани на душе заскребли кошки, да и Николай Ильич чувствовал себя тоскливо. Сопровождаемые дюжими селянами, они вошли в бригадирскую избу.
- Посадчий, - представился, выбираясь из-за стола, тяжёлый и неповоротливый как колода мужик. Он протянул руку Николаю Ильичу. - Новому знакомству всегда рад!
- А что, обязательно было вот так приводить нас: под конвоем? - окрысилась Таня.
Листвяга и Смолин топтались возле дверей.
- Да, это, знаете ли, грубо как-то, невежливо, - выдавил Николай Ильич. - Мы приехали только вчера, ничего такого не нарушаем, - ему не понравилось оправдываться и он перешёл в наступление: - Вам документы показать, какая-нибудь прописка требуется?
На самом деле Николай Ильич подозревал, что нужны деньги и очень боялся этого.
- Я вам верю без документов, - улыбнулся Посадчий, - у нас другая формальность. Мы должны сделать вам прививку.
- От бешенства? - съязвила Таня и лишь потом её обдало холодом: им будут делать инъекцию: неизвестно чего. - Прямо сейчас? - выдавила она.
- Конечно, чего тянуть? - пожал плечами бригадир, будто речь шла о деле обыденном, вроде прививок телятам.
Он достал из-за печки мятое ведро. В тот же миг Листвяга схватил Таню за локти, а Смолин проделал то же самое с Николаем Ильичом. Их пальцы были цепкими как корни. Бригадир выудил из ведра бледный росток и стряхнул землю. Таня задёргалась, но Листвяга держал крепко. Николай Ильич даже не пытался сопротивляться.
Листвяга подтащил её к столу, наклонил и прижал лицом вниз. Теперь он стискивал локти одной рукой. Таня до смерти перепугалась, краем глаза увидев, что он достал садовый нож с коротким кривым лезвием. Она закричала, почувствовал на шее боль от надреза. Посадчий что-то туда воткнул и разорвал упаковку бинта.
Через пять минут аналогичную операцию проделали с Николаем Ильичом. Он держался молодцом и не проронил ни звука. Возможно, напрочь утратил дар речи.
До вечера супруги пролежали ничком на широкой кровати Посадчего. Говорить не хотелось. За стеной скрипели половицы под грузной поступью бригадира. Когда стемнело, Листвяга развязал их и проводил до дома, наказав не снимать повязки и спать на животе ещё сутки.
В избе их встретила хозяйка и предложила свои услуги: сготовить, воды принести, либо посидеть вместе, если понадобится. Супруги отказались и заперлись на своей половине.
- Что это было? - устало спросила Таня. Она чувствовала себя измотанной и опустошённой, как будто из неё высосали все соки.
- Прививка, - пробормотал муж. - Тебе же сказали.
- А что нам привили?
- Скоро узнаем а пока лучше не трогай. Поступай, как советуют. Возможно, это какой-то заговор, так что их лучше не злить.
Таня не стала спорить, тем паче, что боль в шее прекратилась, сменившись зудом. Ей хотелось почесать рану, но она послушалась совета Николая Ильича. Супруги легли спать, как никогда ещё не делали - спиной вверх, и заснули на удивление быстро.
Хозяйка, Анна Захаровна, разбудила их в десять утра и сообщила, что приготовила завтрак. Они покорно встали и покушали. Еда имела неприятный минеральный привкус, но Таня решила, что можно свыкнуться и с этим.
После завтрака они вышли посидеть на скамеечке и долго глядели на соседский дом, засунув босые ноги в траву. Сидели рядышком, обходясь без лишних слов. Внутри всё будто одеревенело.
К вечеру зашёл Посадчий и снял повязки. Когда из-под бинтов на шее мужа появился налитый розовым мясистый росток, Таня вздрогнула, но бригадир улыбнулся и погрозил корявым пальцем.
- Не вздумайте обломать, - сказал он на прощание.
На следующий день супруги проснулись, разбуженные первыми лучами солнца. Они весь день гуляли по Окорью. Радовались милым пейзажам, купались и загорали, слушая, как растёт на лугу трава. Безмолвный рыбак на берегу терпеливо поджидал очередную добычу.
На обратном пути им встретился Посадчий, и Николай Ильич завёл с ним тёплый дружеский разговор.
- Нашенскость, она всегда видна, - одобрил бригадир планы супругов пожить в Окорье подольше.
- До этого надо было дозреть, - глубокомысленно заключил Николай Ильич, когда они расстались с гостеприимным Посадчим. - Сразу и не поймёшь, какое это славное место.
- Я тут прямо новыми соками наливаюсь, - расцвела Таня. - Так бы и осталась здесь навсегда.
- Останемся: - обронил муж.
Они заглянули на хозяйскую половину, но Травину не застали. Заметив на столе распечатанный конверт, Таня по-свойски прочла рекомендательное письмо Веткиной. Оля писала Анне Захаровне, что ей понравилось в Окорье прошлым летом, и она направляет знакомых, которым тут тоже обязательно понравится, а сама проведёт лето на даче у свекрови, где надеется пустить корни. Таня не могла не одобрить её выбора, но лично ей по душе пришёлся этот славный край, где она уже срослась с поселянами. Окорье очаровало супругов. Это была обычная деревенька, ведущая растительный образ жизни, каких много в Тамбовской области.