Гану Сала (продолжение "Стрелочника")
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Захолустная деревня, в сознании некоторых её обитателей, не перестает бурлить зависть к более успешным соседям.
|
-Наконец-то! - как можно громче, произнес Иван после того, как все возможное, было перетаскано в собственные помещения, а сам он, возвратясь в дом, пошел не в спальню к отцу, что бы поделиться последней новостью, а присел на треножную табуретку у окна, выходившего на дорогу. Воздух для него в спальне, где лежал почти беспомощный старик, казался очень тяжелым. Кроме того, возбужденный скороспелой победой над ненавистным соседом, своей радостной новостью не хотел делиться и потому, что их политические взгляды никогда не совпадали. Несмотря на постоянную нужду, глава большой семьи не мог переносить пустое охаивание щедрого соседа, и, по мере возможности, всегда старался пресечь нездоровые толки о Нейвалде. Сейчас он был окончательно сломлен старческой, хронической болезнью. Последние десять лет, с постели он вставал только ради того, что бы сходить за хлев по собственной нужде, а наступавшие весны у него постоянно обостряли изматывающую организм чахотку. В этом же году - особенно. Неделю назад, приезжавший из Индры ветеринарный врач сообщил домочадцам о том, что больному осталось жить совсем не долго, поэтому уже сейчас пусть готовятся к самому худшему. В ответ на такую новость, сознание Ивана начало бороться с двумя противоположными понятиями сущности бытия: то ли радоваться, то ли скорбеть. И вот почему!
Несмотря на появление новой семьи, молодоженам негде было отвести отдельного уголка, поэтому в той самой узенькой спаленке на две кровати, поставленные в торец друг к другу, Ив?нову, попросту завесили двумя льняными простынями. Родитель-то все равно плохо слышит! Конечно, жалковато родителя, к которому успел привыкнуть с самого раннего детва, но, с его уходом из жизни, вся спальня может достаться только ему с Тосей. Разве это не удовольствие для молодой пары, не успевшей натешиться друг другом!
В момент радостно воскликнутого: "наконец-то", брат Ивана ещё оставался в сарае, любуясь соседским пополнением, сбросанным в кучу как попало, сестры молча, прибирали комнату, а Тося, обрывком старой газеты чистившая закопченное треснувшее стекло от трехлинейной настенной лампы, сострила непонятную улыбку, скорее говорившую о беспрекословном соглашении с намеком мужа, нежели наигранного сожаления. В деревне она была новенькой, поэтому по возможности, старалась полагаться на энергичного супруга, а с его сестрами пыталась сохранять дружеские отношения. Только однажды, в самые первые дни пребывания в мужнином доме, случился непредвиденный казус, связанный с висевшей в правом от входа углу комнаты потемневшей иконой, на которой был изображен Христос с расставленными руками, будто призывавший всех на него смотрящих, в свои широкие объятия.
В отличие от Ангешей, исповедовавших католицизм, она была хоть и не очень убежденной, но староверкой, поэтому и взгляд на церковную атрибутику у неё сложился под стать виденного в родительском доме. Как и там, тот святой образ, здесь она тоже решила обрамить вышитым петухами длинным полотенцем, прихваченным из Даугавпилса вроде приданного. Но категорически воспротивились золовки. Нехотя, но пришлось сдаться.
Зато, если взять сегодня, то её слова удивительно положительным образом подействовали на окружающих, особенно на мужа, который, в конце концов, был вынужден согласиться с её доводами, решившими вещественную судьбу бывших соседей.
Едва Иван успел отдышаться, как сквозь кашель, послышался голос отца:
-Ваня, зайди ко мне.
О выселении соседа, ему усели сообщить дочери.
-Зачем ты лезешь не в свое дело? - несмотря на хрипоту, разобрал сын слова отца.
-Папа..., - скривив недовольную мину, подыскивал сын слова для ответа, опускаясь на край кровати у изголовья.
-Знаю, что я твой папа, но зачем ты суешь свой нос туда, куда его сует только собака?
-Папа, ты смотришь на происходящее немножко однобоко, - не моргнув глазом, и немного развязно, наконец нашелся самоуверенный в себе, сын. - Ты забыл, что сейчас не Ульмановское правление, когда таким, как Нейвалд, разрешалось эксплуатировать чужой труд. Советская власть не только не позволяет эксплуатировать человека человеком, но и не терпит его пребывания в новом, социалистическом обществе.
-Умно выражено, нечего сказать! Ты это сам придумал, или тебя кто-то подучил?
-Партия учит..., запнулся Иван.
-Ну, хорошо, допустим он эксплуататор. Тогда скажи мне, как он лично тебя дурня, проэксплуатировал?
-Меня... никак, - замялся с ответом сын. - Но других...
-Кого, например?
-Ты же знаешь, что он каждый год нанимал работника, работницу, а на лето ещё и пастуха. Болтрук говорил, что это и есть самая настоящая эксплуатация.
-Этот голодранец, который недоучился сам, как и выучил тебя?
-И не только он. Лобздиньш подтверждал, да и сам Петров, тоже.
-А эти выскочки тебе не говорили что, так называемые батраки, получали у Нейвалда такую оплату, на которую они сами со своими семьями кормились целый год?
-Нет, - не успев подумать, честно признался сын. Только тут же спохватившись, добавил, - Ну и что?
-Да то, что мало ты сидел впроголодь. До чего же ты у нас ещё глупенький! Со всех концов, наслушался всякой бредни, и хочешь воплотить её в деревенскую жизнь, в лице колхозного строя. Вот, поживешь с моё, может быть, что-нибудь и поймешь, если поймешь вообще. А нет, так пусть сам Бог будет судьей в твоих поступках. Помоги мне повернуться к стенке.
-Думай обо мне папа, что хочешь, но самую настоящую сельскую жизнь, я вижу только с советской властью, да колхозным строем, - самоуверенно отвечал Иван, покидая спальню.
Он спешил на помощь к брату. Перетасканные от соседа вещи, следовало, как можно скорее спрятать так, что бы их ни заметили соседи, которые могли здесь появиться с минуты на минуту. Любопытные! Трудно от них что-нибудь скрыть.
Едва ломиком, они успели затолкать в сарайчик долгожданный столярный станок, который не позволял полностью закрыться двери, как услышали женские крики, звавшие их в дом. Оказалось, что когда старика стали звать к завтраку, тот уже был мертв. Иван тут же побежал к Кравалю, который был не только веселым гармонистом, но и отличным мастером по изготовлению гробов.
-Завидую ему за то, что так легко помер, - говорил Краваль, четвертями правой руки измеряя длину тела усопшего.
-Не надо завидовать, - сквозь текшие по морщинистым, исхудалым щекам слезы, упрекнула жена покойника, еле спустившаяся с печки и не сводившая взгляда с давно небритого лица почившего мужа.
-Прости, это я так, к слову, - смутился мастер. - Мало ли что может взбрести на язык, в подобных обстоятельствах.
Позавидовал же Краваль легкой смерти старика, не случайно. Ещё с осени прошлого года, он почувствовал что-то неладное в нижней части живота, и это "что-то", не проходило до сих пор, о чем, кроме своей семьи, старался ни с кем не делиться. Индравский фельдшер, которому он однажды пожаловался на свое здоровье, о причине болезни ничего вразумительного сказать не мог, но посоветовал обратиться к врачу в Краславе. Посоветовать одно, а до неё, до той Краславы, зимой добраться, когда нет собственной лошади - совсем другое. Можно поездом, но там, от вокзала до города, ещё не меньше четырех километров пешедралом топать! Друйский же фельдшер, что за рекой, так тот вообще напугал, заподозрив в его мочевом пузыре какие-то камни! Да, наверное, так и было, потому что иногда, что бы помочиться, ему приходилось ложиться то на один, то на другой бок, иначе не опорожнялся мочевой пузырь.
-Ты, уж, помоги нам справиться с похоронами, - между тем, уговаривала его старуха. - Мои мальцы такие бестолковые, что сами не управятся.
-Как ни помочь! - успокаивал её Краваль, огрызком наслюненного химического карандаша, записывая на ладони нужные цифры. - Все обтопаем наилучшим образом. Мне не привыкать. Не одного, успел оформить в такой далекий путь.
-Совсем недавно, по осени, тебе же пришлось схоронить брата жены, Костика, - сказала старшая из сестер, стоявшая в дверном проеме.
-Да, по одному уходим из этого света, - вздохнул гармонист.
-Веселый был холостяк!
-У них, в Савейках, вся родня не унывающая. Где будем брать на гроб доски? - спросил Краваль, выходя к братьям.
-Возьмем у Нейвалда! - воскликнул Иван. - У него такой запас, что хватит на всю деревню.
-Его же дубовые доски, что он хранил под застрехой, сгорели во время пожара, - напомнила мама.
-То были дубовые! - почти взвизгнул Иван. - Но Нейвалд не был бы кулаком, если бы не имел и сосновых. Он их хранит в сарае под сеном, в котором стоял его столярный станок.
-Ты-то откудова знаешь? - удивилась мать.
-Про него, я все знаю. Сосна здесь поблизости, не растет нигде, а у него сорок, если не больше, сосновых досок. Спрашивается: где и как он мог их достать?
-Опять ты за своё, - упрекнула сестра.
-Я, что..., я ничего. Но гроб из чего-то ж, делать надо. Вот я и предлагаю, - прогугнавил Иван, пытаясь прижать отставший от стенки обрывок немецкой газеты, некогда взятых у Нейвалда, для оклейки комнаты.
-Ничего ни поделаешь, надо брать, - согласился Краваль. - Тем более, что теперь те доски как бы ничейные.
-Колхозные! - поправил Иван.
-Ладно, пусть будут и колхозные.
-Мама, так что будем делать? - спросил старший сын Бронислав.
-Ладно, детки. Хоть и стыдно брать чужое, но другого выхода у нас нет, - согласилась мама. - Пусть нас Бог простит, за чужое.
-Простит, куда он денется, - съязвил младший.
-Постыдился бы так говорить, хоть при покойнике! - упрекнула мать, поднося к слезившимся глазам край старенького, порванного над оттянутым карманом, передника.
Как и принято, у всех христиан, хоронить покойника собрались на третий день, а за то время, пока он полежит в закрытом гробу, поставленном на трофейный станок Нейвалда, что в сарае, надо успеть управиться с осиротевшей и проголодавшейся скотиной. Теперь Иван понимал, что с этого момента, в дело должен вступить и сам председатель, к которому он и направился. Выслушав создавшееся положение Коробатов, посоветовавшись с женой, порешил, что такие дела нельзя решать в узком кругу, и предложил созвать небольшую сходку деревенских мужиков.
-Корову с лошадью, всем миром, до появления свежей травы, мы как-нибудь прокормим, - в конце короткого собрания, резюмировал председатель, - а что делать с остальной живностью, я хочу выслушать ваше мнение, товарищи колхозники.
-Учитывая безвыходное положение с кормежкой, есть предложение, всю пустить под нож, а мясо поделить поровну, - предложил Иван, негласно согласованный с самим Петровым, поступок.
-Не пропадать же с голоду, бедной скотине, - поддержал Краваль.
-Все равно её негде держать, - согласился Гаужанс.
-Да и кормить нечем, - напомнил Гризанс.
-Детей, хоть один раз в жизни, накормлю досыта, - вставил кузнец Бучис.
-Пошла девка по рукам, так и нищие ею натешатся! - хихикнул Андрей.
-Значит, приступаем к работе товарищи, - закончил председатель, вставая, тем самым, давая понять мужикам, что важное заседание окончено.
Следующие два дня, прошли в деревне под знаком резни, разделке туш и дележке мяса. Все шкуры убитых животных, Краваль забрал себе, потому что кроме Нейвалда, да его самого, выделывать их никто не умел. Не обделили и Петрова с волостным начальством. Лучшие куски мяса для них, разложили на скамейке, столу, пустующих досках кроватей. Благо теперь, этот конец дома не отапливался, а на улице стояла довольно прохладная погода. На время бойни, из политических соображений, Коробатов с женой в деревне Гану Сала отсутствовал, и прибыл только после того, как под утро 29 марта, загруженные людьми вагоны, покинули станцию Индра, а Иван на Лупиньском кладбище, что у самой Даугавы, похоронил своего покойного отца. Несмотря на уговоры матери, сестер и ещё гостившего брата, традиционный похоронный обед Иван, на правах хозяина, делать не стал.
-Мясо поделено всем поровну, так что пусть кушают каждый у себя дома, - твердо отрезал он, своим домочадцам.
-Я согласна, - поддержала жена. - В колхозе никто не поймет нашей жертвенности, а мы хоть вдоволь поедим.
Когда же к вечеру этого дня появился председатель, Иван тут же вышел ему навстречу с молодецким задором, будто не было ни домашних споров, ни отцовских похорон.
-Доэксплуатировался мой сосед, люблю его мать! - злорадным возгласом, встретил его Иван. - Подавился своим богатством, так сказать.
-Что поделать! Если убрали, значит, заслужил, - спокойно отвечал Коробатов, то же не сказав ни слова о покойнике. - Опись оставленного имущества, ты уже составил? Да-а-а, не богато под конец он жил.
-Но, мы же..., - начал, было, Иван.
-Ах, да! - спохватился Коробатов.
-Кроме того, он много чего забрал с собой. Солдаты виноваты, что много времени дали ему на сборы. Я даже хотел их предупредить...
-Другие жаловались, что времени вообще очень мало отводили для сборов, - вспомнил Коробатов дневной отчет по вывозам, который ему довелось прочитать на скорую руку в милиции, любезно предоставленный самим начальником.
-Ясно, как светлый день, что всё зависело от солдат, командированных вместе с местным представителем власти, - возмущенно, констатировал Иван. - Знаю я и то, что когда Нейвалд почувствовал предстоящую расплату за все нажитое нечестным трудом, то стал безжалостно разбазаривать свое имущество направо и налево.
-Как это понять?
-Скот резал, почти что, каждый день, а мясо, что бы, не досталось колхозу, скармливал собаке.
-Подумать только, какая у него прожорливая собака! - смеясь, заметил председатель. - Что бы она и впредь не разоряла колхоз, её в первую очередь придется уничтожить.
-А шкуру отдадим гармонисту на барабан, - не поняв шутки, вдохновенно, поддержал Иван.
-Я слышал, что ему заменили лошадь. Ты видел, что собой представляет оставленная? На возвращение старой, я не надеюсь.
-Не знаю, в её стойло не заглядывал. Надо будет спросить у Краваля. Он там больше всего хозяйничал после отъезда хозяина.
-За лошадь, надо держаться. Без неё, в деревне нечего делать, а посевная уже на носу.
-Разве нам не помогут?
-Кто и чем будет помогать, когда во всех районах республики, обстановка одинаковая!
-Тогда наше счастье, что Нейвалд не успел свои машины рассовать по родственникам. Наверное, слишком громоздкими оказались, - хихикнул Иван.
-Повтори мне ещё раз, что он сдал в колхоз, при его организации?
-Сенокосилка, жнейка, грабилка, льномялка с лошадиным приводом, молотилка с двумя зерноочистителями. "Фухтелем", что ли, одна из них называлась.
-Хорошо, понял. По поему представлению, у прочих будущих колхозов, и того не наберется.
-Совершенно верно! Сколько я знаком с округой, то такого огромного парка машин, не имел никто из смертных.
-Хорошо сказано. Сразу видно, что Нейвалд был богатым мужиком. Недаром же ему досталось столько всего разного. Видать, денежки водились у проходимца этакого!
-А я, что говорю! - подхватил Иван. - Значит, было, за что заработать принудительное выселение.
-Ты, вот что. Как там у тебя с мясом дело обстоит? - напрямую, поинтересовался Коробатов.
-Как в той притче: всем девкам по серьгам. Все оставленное, разложено на досках кроватей.
-Зайдем, посмотрим. С дверей, ты сургуч уже снял?
-Да, сразу. В тот же день. Он был нужен больше для проформы, потому что Ошурок забыл захватить с собой печать.
-О-о-о, окорочка не плохие! - воскликнул председатель, взглянув на разложенное мясо. - Значит, так. Пока нет лишних глаз, давай его погрузим на телегу, на которой мы прибыли, и отправим в Индру по назначению.
Не дожидаясь повторного предложения, Иван схватил в обе руки здоровенную заднюю ляжку, прижал к животу и заспешил к телеге, дожидавшейся во дворе. Со второй ногой, несмотря на то, что она вся в сале, таким же способом, за ним следовал Коробатов.
Загрузив всю продукцию, груз тщательно укрыли найденным здесь же тонким одеялом, и начальство срочно отбыло восвояси, при этом, наказав Ивану, что бы тот начал готовить освободившийся конец дома под колхозную контору.
-Да, и не забудь найти замену убывшему кладовщику, - напомнил Коробатов, понукая лошадь.
-Ну, как? - спросила жена Ивана, когда тот возвратился.
-Загрузили все, что было им предусмотрено. Не оставили ни кусочка!
-Не говорил, что слишком много оставили?
-Нет.
-Значит, аппетитом не обделен человечек. Мог сколько-нибудь и оставить.
-Гляди, оставит! Он был уже в курсе всех наших событий с уничтожением скота.
-Вот-вот! Это значит, что надо быть постоянно начеку. За пару прошедших дней, кто-то успел побывать в Индре, что бы кому следует сообщить наши последние новости.
-Кажется, Лобздиньш Игнат на станцию собирался.
-И кого ты теперь собираешься выдвинуть в кладовщики?
-Да, Коробатов говорил, но из-за похорон, я ещё не успел поразмыслить над этим вопросом.
-Может быть, Краваля?
-Я тоже о нем подумал, - соврал, что бы поддакнуть жене, Иван. - В общем, найдем место для всех колхозников.
-Вот и хорошо. Только вернее будет сказать, подыщем.
-Какая для нас разница, в лоб, или по лбу! - блеснул муж, деревенской мудростью, некогда услышанной от кого-то из Нейвалдов.
-Согласится ли? - засомневалась мама, подслушавшая их разговор.
-Где он денется! - самоуверенно, отчеканил сын. - В колхозе будут работать все.
-Не забудь, что его руки привыкши держать только гармошку. Кладовщик - это ещё и ответственность, - напомнила мама.
-Никуда он не денется, привыкнет и к ответственности.
-Пока привыкнет! Его сынишка не раз и не два похвалялся тем, что со свадеб, папа приносит домой кучу денег.
-Заставим играть не с "персональных маршей" для каждого гостя в отдельности, что он делал до сих пор, а назначим фиксированную цену. Вот, и дело с концом.
-Ты забыл, что когда ты привез Тосю, на вашей свадьбе, он согласился играть только "с маршей".
-А я и не знал.
-Твой покойный папа, ещё с ним договаривался.
-Кроме того, что Краваль врожденный весельчак, он ещё и хороший проходимец. Я слышал, что на своих знаменитых маршах, он даже у последнего скряги, способен выманить последний рубль.
-Особенно его коронная фраза: "за хорошие подарочки, веселые добавочки!", - напомнила мама. - Ну, какой гость устоит после такого напоминания, чтобы не бросить в его безразмерную шапку ещё бумажку!
-Действительно! Кто захочет на виду у всей застолицы, которая не сводит глаз с твоей руки - сколько ты там положишь - опрахвоститься! - добавила Тося.
-Да, вот таким, вроде бы и безобидным способом, человек и научился зарабатывать себе денежки.
-По одним повадкам, сразу можно догадаться, что человек жил в шумном городе. Из какого города он прибыл?
-Ленинград, - напомнила старуха. - Я тебе о нем уже говорила, а ты успела призабыть. А в том Даугавпилсе, где ты до этого жила, разве не так справляют свадьбы?
-Не знаю, - честно призналась сноха. - Никто не приглашал. Этот гармонист, он давно живет в вашей деревне?
-Семья Кравалей, в Гану Сала появилась только в 1939 году. В Савейках, что ли они до этого жили. Да, вспомнила. В самый первый год, когда зашли немцы, они перебрались в Янополе. Это пустующее имение, с большим яблоневым садом. Ты его видела. И знаешь, почему я вспомнила? Даже самой смешно. Самой младшей дочери, очень нравился Нейвалдов Айвар. Так вот, когда они туда переехали, она так переживала разлуку, что сочинила такое стихотворение: Возле сада ручейком
Приди Айвар вечерком
Папа дома не ночует
Мама ухом не дочует
-И, как складно!- похвалила невестка.
-Конечно. Его вся деревня наизусть выучила. Даже моя старая голова, и то те слова запомнила.
-Значит, сами Кравали могут быть из среды пролетариата?
-Не, сказал бы, - отвечал муж. - Сколько я заметил, его повадки больше смахивают на середняцкого мужика, хоть сам он, как известно, себя не причисляет ни к середнякам, ни к бедноте.
-А, какие у него были отношения с Нейвалдом? - поинтересовалась жена. - С виду, они почти одногодки. Краваля только лысина здорово старила.
Хорошенько присмотреться к Нейвалдам, она так и не успела. Но, в отличие от своего пролетарски настроенного мужа, отвращения к уже бывшим соседям, не испытывала. Люди, как люди. Соседи, как соседи. Однако если муж настроен против них так отрицательно, то, естественно, и она, как любящая жена, когда появлялась возможность, старалась ему поддакнуть. Ведь совместная жизнь, только-только начиналась!
-Самые дружественные, - недовольно скривив губы, отвечал муж. - Надо признаться, что мне они, совсем не нравились. По моему разумению, если ты есть бедняк, то и отстаивай свое местоположение в обществе пролетарскими методами. В общем, кулаку нечего лезть в дружбу с беднотой. А то, вишь ты, нашли общий язык - хрен с редькой.
-Ты вот, Нейвалда ругаешь, а все его меткие высказывания повторяешь слово в слово, - заметила мама.
-Это вырвалось случайно. Как говорят: к слову, - немного смутился сын собственному промаху. - Впрочем, должность кладовщика, Кравалю я все же предложу.
-Ты уже рассуждаешь так, будто сам давно являешься начальником, - напомнила мама.
-При Советской власти, так и делается, - уверенно, парировал сын. - Теперь все имеют полное право высказывать свои мнения. Времена круто изменились. Не то, что раньше, когда такие, как мы, вынуждены были, молча сносить все несправедливости не только от ненавистных Ульмановских властей, но и от соседей-кулаков.
-Ладно, - смирилась мама. - В таком случае, смотри за собой сам.
-А, что бы было надежнее Краваля привлечь на эту ответственную должность, - не унимался сын, - я уведомлю его, что примем на работу точно с сегодняшнего числа, то есть 25 марта, когда убрали с нашей дороги ненавистного всем Нейвалда, нечестным путем, сумевшего залезть на эту важную должность.
-Почему ты решил, что "не честным"? - снова, не выдержала мама.
-Потому что уверен. Это подкупленные им люди, выдвигали его на эту должность. Значит, 25 марта была пятница, потом шла суббота, воскресенье.... В общем, вон, сколько лишних трудодней набежит Кравалю! Вряд ли он устоит против такого соблазна легко заработать, ни к чему не прикладая рук.
-Командир ты, наш! - ласково погладила плечо мужа, жена.
-А, как иначе! - самодовольно отвечал Иван, наклоняя голову, и впалой щекой прижимаясь к её тёплой кисти. - Пока новый председатель не освоится на свежем месте, вся тяжесть забот, только что народившегося колхоза, должна лечь на меня. Самому лично, придется всё проверять, подсчитывать, организовывать. Не надо забывать и то, что благодаря и моей посильной помощи, в нашей деревне установилась не только Советская власть, но и первый колхоз в волости. Даже Петров, и тот мне доверяет!
-Конечно, конечно, - подтвердила любящая жена. - Все знают, что твое участие в этих процессах, неоспоримо.
-А я, что говорю! Я себя ещё не так покажу! Вот увидите. Силы у меня - хоть отбавляй! - и взад, вперед, покачал своими худыми плечами.
-Образования у тебя не хватает, - напомнила мама. - Куда ты ломаешься, со своими четырьмя классами? Папа ведь хотел определить тебя в Индру, так ты заупрямился. В большой город потянуло, да ещё на стрелочника, когда на нашей станции всего-то две-три стрелки.
-Дело не в стрелках, а перспективе, - гордо, доложил Иван. - Мне умные люди сказали, да я и без них тоже знал, что настоящему пролетариату нужно не столько образование, сколько верность социалистическому духу, которым пропитана вся необъятная Россия.
-Ну, и?
-Да то, что его у меня хватает с избытком.
Избы Ангеша и Краваля стояли почти напротив друг друга, через узенькую улицу, заросшую старыми липами, поэтому, не откладывая в долгий ящик, Иван тут же отправился к соседу. Тот оказался дома, и, сидя на низенькой скамеечке перед открытой дверцей топящейся плиты, разогревал деревянный клей для ремонта старой, видавшей виды, но по-прежнему исключительно звучной гармони, немецкого строя. На скошенных, отливавших перламутровым цветом углах, весело плясали блики огоньков, отраженные от скудно пылающих ольховых дров, нарубленных в некогда Нейвалдовом, а теперь колхозном кустарнике.
-Не выдерживает нагрузки? - кивнул Иван головой, на стоявшую у того на коленях, полу разобранную гармонь.
-После твоей свадьбы, - отшутился гармонист.
-А где ты достаешь деревянный клей? - поинтересовался Иван, приседая рядом на корточки, и указательным пальцем, проводя по медным угловым окантовкам темно коричневого меха.
-Теперь здесь такого не достать. Это ещё Ленинградские запасы. Берегу, как зеницу ока.
-Я думаю, что в Даугавпилсе он должен был бы быть. Город большой, магазинов много.
-Ехать такую даль специально, да ещё наобум, вряд ли оплачивается.
-Да, так оно и есть, - согласился Иван. - Это я так, к слову сказал, а пришел вот по какому поводу. Так как Нейвалда больше нет, то колхозу нужен новый кладовщик. На освободившееся место, я предлагаю тебя. Как ты на это смотришь?
-Ты что, уже председатель? - удивился Краваль, деревянной палочкой, помешивая в жестяной баночке.
-Нет, я так, - немного смутился Иван, открытой простотой вопроса.
-А я подумал...
-Да, нет. Ты меня не так понял. Председатель здесь никого не знает, вот я и решил ему помочь, по мере возможности, так сказать.
-Тогда другое дело. С этого надо было и начинать, а то, даже в самой России, и той все назначения начинаются с наиважнейших обсуждений.
-Конечно, здесь не Россия, но, надо заметить, что уже и не та Латвия, что была до сих пор. Приходится действовать, сообразуясь с местной обстановкой.
-Так, так. На всё здесь происходящее, твоя точка зрения, для меня ясна и понятна. Несмотря на такое волшебное прозрение, кладовщиком работать я не пойду, - и принялся смазывать клеем, отставший уголок.
-Мама, как в воду глядела!
-Это значит, твоя мама очень умная женщина, и хорошо разбирается в людях, в обстановке.
-А я что, хуже её, что ли? - наигранно обиженно, прогугнавил в нос Иван.
-Не знаю, судить не буду. Ваше дело семейное, поэтому и без меня разберетесь, кто чего стоит. Если взять меня, то одну специальность уже имею, и прокормить семью, мне её достаточно.
-Ты имеешь в виду гармониста?
-Да, моя специальность гармонист, которая кормит меня почти всю жизнь. А ваш колхоз, трудодни..., там ещё все вилами на воде писано.
-Ты выражаешься, как бывало Нейвалд.
-Было чему и у него поучиться. Колхоз лишился толкового хозяйственника. Подумай, зачем мне та обуза со всяким там инвентарем, да прочим оборудованием, если я, бывший городской человек, никогда не возился с тем, что ты мне предлагаешь? Да в тех сбруях, да постромках я колхоз так запутаю, что потом и сам черт не распутает.
-Зато ты будешь при правлении, при власти, - попытался спасти положение Иван.
-Кладовщик! Тоже мне власть нашел! Нет уж, извини, подвинься.
-Ты забываешь, что в колхозе так и так придется работать, трудодни зарабатывать. Без них нельзя.
-В России я слышал такую частушку: "Бригадиру догадила, председателю дала. На работу не ходила, только лучше всех жила".
-Ты же не женщина, что бы таким способом трудодни зарабатывать, - засмеялся Иван. - Не представляю, как в таком случае ты будешь выкручиваться.
-Пока, я тоже не знаю. Поэтому, когда придет время, тогда и буду решать. Между прочим, как я заметил, Лобздиньш, что из Казубренчи, имеет некоторую слабость к образовавшемуся колхозу. Почему бы тебе не сговорить его, на эту должность!
-Я знаю, что он много помог в организации нашего колхоза. Но, во-первых - не наш, а во-вторых, у них у самих скоро организуют колхоз.
-Ты-то откудова знаешь?
-Ну, как же не знать, если в этом году, колхозы должны будут покрыть всю Латвию.
-Наподобие, как бык производитель, покрывает стадо коров?
-Опять ты за своё.... Впрочем, я слышал, что Новожилов прочит Лобздиньша на должность участкового парторга.
-С его-то образованием! Тогда, уж, пусть лучше назначают моего гуся, пока я не свернул ему голову. ?труби, что по осени брал у Нейвалда, кончаются. До свежей травки не дотянем.
-У тебя только шуточки.
-Так ты говоришь, что и такая должность у нас будет?
-А как же без неё, в советском государстве!
-И кому только останется работать в поле? Этакому чину, поди, трудодни начислять то же будут!
-Думаю, что будут. Как без них.
-Если так, то мне, как гармонисту, их сколько-нибудь, да нарисуют.
-Ты говоришь так уверенно...
-К новой обстановке следует только приспособиться, а там жизнь сама себе потечет, как по маслу.
-С тобой не поспоришь. Тебя не переговоришь.
-А всё потому, что я раньше твоего стал пролетарием. Поверь моему слову.
-Счастливый ты человек.
-На жизнь не обижаюсь. Ну, а ты, в отличие от меня, имеющий пять гектар земли, разве не причисляешь себя к счастливчикам?
-Не пять, а целых семь, - поправил Иван.
-Ах да! Я и забыл, что вам ещё в сороковом году, от Нейвалдовой селибы прирезали два гектара. Вот и сравнивай после этого, кто из нас капиталист, а кто пролетарий.
-Ладно, чтоб с тобой говорить, сперва надо пуд соли съесть. У тебя на каждое слово, десять встречных. Хорошо ещё, что не в стихотворной форме, как на поздравительных маршах, да при свадебных поздравлениях.
Выйдя от Краваля, Иван задумался: "куда дальше направиться?" Не ожидавший здесь такого категоричного отказа, он и других вариантов-то не приготовил. Но тут волей-неволей, пришло на ум броское предложение гармониста, должность кладовщика предложить тому же, самому Лобздиньшу. Вот, только согласится ли он объединить обе должности вместе! В крайнем случае до того дня, когда и в их деревне организуют свой колхоз. Все равно, он теперь без дела болтается. После смерти жены, на своих скудных гектарах земли, кроме картошки, больше ничего не выращивает. Держит "под паром", как объясняет соседям. Гаужанс с Гризансом, и то так не оправдываются! А, может и на самом деле, держит "под паром". Корову-то имеет! Правда, по разным сведениям, она уже третий год не может отелиться, а молока дает только три литра в день. С чего бы, такое?
Так совпало, что пока Иван стоял в нерешительности, предаваясь отвлеченным размышлениям о Лобздиньшевой корове, из дому вышла жена Краваля, вынося помойки.
-Послушай, соседка, - сдуру, как потом, оказалось, обратился к ней Иван. - Ты не знаешь, почему у Игната Лобздиньша до сих пор, не может отелиться корова?
-Разве ты ещё не знаешь, что ей не нравится тот бык, по кличке Бадоля, до которого, без её согласия, водят на случку? - улыбнулась женщина, опорожняя деревянную шайку. В общении с людьми, она было под стать своему веселому, неунывающему мужу.
-А, что, разве у нас нет других производителей? - не мог остановить любопытство, Иван.
-Если бы были! А то один кавалер на всю округу. Представь, разве женскому полу не обидно! - громко засмеялась Кравалиха, закрывая за собой сенную дверь.
"Мог бы купить другую, - не переставал в мозгах прокручивать эту тему, удрученный неудачной скотиной Лобздиньша, Иван. - На молодую скотину, наверное, нет денег".
Относительно денежных запасов Игната, такого же, как и он пролетариата, Иван, конечно, был прав. В старые времена, за добросовестную агитацию против тогда существующих в Латвии властей, видный подпольщик местного значения, проживавший в Пиедруе Рутковский, щедро передавал Лобздиньшу определенную сумму денег, которых вполне хватало не только на свои хозяйственные расходы, но и на самогон, когда у него дома нелегально собирался деревенский партактив.
Но теперь, когда повсюду установилась Советская власть, и в подобных людях острая надобность отпала, то, по рекомендации того же Рутковского, бывшим активистам, таким, как Лобздиньш, на "День милиции", вроде бы как за оперативные сведения, выплачивалась, лишь, незначительная сумма от той, которую они некогда получали ежемесячно.
-Революция победила! - ответили им в соответствующих органах, когда кто-то из них, попытался напомнить властям о своих былых заслугах.
Неосознанно, Иван всё ещё стоял у дома Краваля, когда во дворе крайнего дома, отвратительно хрипло прокричал, чем-то неудовлетворенный петух. Иван даже вздрогнул. "Чей бы это, мог быть? А-а, Андреев! Вот кому надо предложить должность кладовщика. Беднота, фронтовик, пусть и не самый настоящий. Ему доверять можно. Этот никогда не обманет колхозников. Только хватит ли у него образования, что бы досчитать хотя бы до ста? На первых порах, большего счета и не потребуется. Но, нет. Сперва надо посоветоваться с женой. Хоть она и говорит, что не успела вжиться в дух нашей деревни, на самом же деле, Тося очень многое чувствует внутренним чутьем. С мамой то же можно посоветоваться. А сестры! Нет, лучше без них, а то совсем мои мозги запутают своими противоречащими друг другу советами".
-Говоришь, Андрея кладовщиком? - переспросила мама после того, как не спеша слезла с печки, передником вытерла руки, и вопросительно взглянула на невестку, стоявшую рядом.
-Краваль наотрез отказался.
-Что ж. Я полагаю, что Андрей умеет считать не только до ста, но и до самой тысячи. Мы же с ним вместе ходили в Лупиньскую школу. По два класса на душу, успели окончить. Помню, как сейчас, когда его с фронта досрочно демобилизовали, он ещё долго рассказывал о той страшилке, когда над головами свистели кульки. Это он так называл пули, или уменьшительно, пульки. Не далее, как на прошлой неделе, я слышала, как во дворе у Краваля, он тому повторял давно всем надоевшее: "как начнется бомбежка, аж ёрш твою мать! Аж, разъёрш твою мать"! От войны, он больше ничего не помнит. А так, если взять как человека, то он очень добрый, отзывчивый. Всегда поможет, когда попросишь. Эту должность, ты бы лучше предложил его сестре Марии. У неё дело пойдет. Она женщина толковая.
-Ни за что! Она слишком болтливая.
-Зато, подсчитает всё, до последней копейки. У неё на два класса больше, чем у брата.
-Слишком справедливая! От такого человека, всего можно ожидать.
-Странно! Сам сколько раз повторял, что Советская власть самая справедливая на всем белом свете. А две справедливости, если соединить вместе, то от такого сложения колхоз только выиграет. Согласись со мной.
-Нет, нет, только не она! - замахал руками Иван.
-В таком случае, в нашей глуши, разве можно найти подходящего человека? Поезжай в Индру, может быть оттуда кто-нибудь согласиться к нам переехать.
-Нет, это тоже исключено. Индра - обжитое местечко.
-Возьми которую-нибудь, из своих сестер, - предложила жена, прислушивавшаяся к разговору.
-В Правлении все родственники, быть не должны.
-Как так?
-Я - начальник. Жена, заведующая магазином. Нет, так нельзя. Что люди подумают!
-В таком случае, почему бы тебе самому не впрячься в это дело? Объединить, так сказать, должность заместителя председателя с должностью кладовщика. Раз ты в курсе всех деревенских событий, то тебе, как говорится, и карты в руки.
-К тому же, - добавила мама, - вся собственность Нейвалдов, так и так перекочевала в наши постройки.
Иван смутился. Действительно. Большинство из Нейвалдовских запасов, теперь находилось в его помещениях.
-Я предложила кандидатуры сестер, но вспомнила, что они же, собираются переселяться в Ригу, - спохватилась жена.
-Где они теперь? Надо их позвать, - предложил Иван.
Оказалось, что старшую из девиц, уже давно сговаривает подруга, ещё с войны обосновавшаяся в Риге. Второй, тоже не очень нравится деревенская жизнь, наступившая здесь, с приходом русских. Лучшие парни погибли на войне, а с оставшейся "мелюзгой" попросту не хотели связываться.
-Как! Меня на старости, вы хотите бросить и уехать в город? - упрекнула появившихся дочерей удивленная старушка, впервые слышавшая эту неприятную для себя новость.
-Не волнуйся мама, мы тебя не забудем, - успокоили дочери. - А нас вполне заменит твоя невестка. Она женщина толковая.
-Я правильно говорю? - задорно подмигнула старшая.
-Не знаю, - смутилась Тося.
-Значит, бросаете? - обиженно, вырвалось у Ивана.
-Что же нам остается делать, если подходящей работы не находится, - как бы с горечью, сказала старшая из сестер. - Вкалывать за всех, тоже как-то не очень охота. Посмотрите, кто в колхоз записался! Одни старики, лодыри, да пьяницы. А ты братец, некогда восхвалял, что колхоз - эта самая надежная структура социалистического строя. Может быть. Но, видишь сам, что обстановка складывается такая, когда в самом колхозе тебе и придется оставаться, да работать за десятерых.
-А насчет магазина, предложение дельное, - добавила младшая сестра. - Работу для Тоси, лучше и не подыщешь. Тебе когда такая идея пришла в голову?
-Не припомню. Как-то спонтанно.
-Только, согласится ли председатель? - засомневалась Тося. - Народу-то в колхозе, раз, два - и обчелся. К тому же, если в колхозе будут платить не деньгами, а трудоднями, то где колхозники возьмут деньги на покупку!
-Хорошо, я с председателем поговорю на эту тему. Если он согласится, то помещение для него, уже освободилось!
-Дом Нейвалда большой, всем места хватит, - прошамкала мама.
-"Большой" - это не то слово! - почти взвизгнул Иван. - Он просто огромен. Чужим трудом, успел возвести. Хватит, наизмывался над беднотой. Теперь это наша собственность, и разместим в нем все, что захотим.
-Ну, так как ты рассчитываешь его использовать? - поинтересовалась Тося.
-Значит, так! Там, где уже поселился председатель, пусть ему и остается. Во второй половине, что к Баварскому амбару, организуем магазин. А другой конец дома, где и обитала семья Нейвалда, оформим под колхозную контору. Ну, что, хорошо я распределил?
-Возражений нет, - подтвердили сестры.
-Тем более что имеется и второй ход из застекленного крыльца, - добавила жена.
-Но он же, ведет только в будущий магазин, - напомнила мама.
-Беда не велика. Кому куда понадобится, тот туда и попадет. Места хватит. Здесь не город. Интересно, где этот Нейвалд доставал, проволокой армированное стекло, для того крыльца! Такого чуда, я не видел даже в Даугавпилсе. Наверное, очень крепкое. Боялся, что бы ни обокрали, кулацкое отродье.
-Что крепкое, то крепкое, - подтвердила мама. - Когда в сорок седьмом году его обстреляли, то говорили, что одна пуля ударилась в стекло, и не пробила, только лопнуло.