Алексей шел по узкой заросшей "гусиной травкой" тропинке аккуратно убирая тонкие покрытые жесткими мясистыми листочками ветки кустарника.
Сегодня он ходил в Город. Ходил туда без всякой цели. Алексей любил его потемневшие и все еще пахнущие смолой деревянные стены, скрипучие крытые прогнившими досками мостовые. Любил нестройный хор голосов людей, дроби лошадиных копыт, и брехания тощих бесхозных псов. Любил смотреть: на ажурные деревянные кружева, украшающие дома знатных горожан, на бледных, хмурых, чахоточных горожанок. Любил церковь и святые образа, у которых истекали медвяным воском тонкие свечи.
Парень жил в своей пригородной, деревеньке двадцать лет, с детства его манила суета Города. Он с завистью смотрел на стражников, мечтая тоже когда-нибудь стоять с копьем у городских ворот, когда мать тащила его на рынок. Но мечта канула в посевные и сборы. Алексей не любил тихий шепот лесов и размытую дождями и удобренную навозом главную деревенскую улицу, где паслись шипящей оравой жирные гуси. Ненавидел свою пустую, покосившуюся хату в коей уж год как померла его Алена. Чума не миновала и их деревни, сломав зубы о магию Города. Алена его зеленоокая ведьма умерла вместе с сыном и ни один бог не ответит почему. Леша помнил их венчание и золото толстой косы. Помнил, плачь несмышленыша. Но что теперь эти воспоминания? Все пусто. Есть Город и его гнилые мостовые есть ненависть и печаль, а все остальное не важно. Он может по прежнему с трепетом входить в церковь, склоняя колени, перед безразличными к его одиночеству образами.
Алексей шел сквозь кусты. Вечерело. Сырость Климки, широкой коварной реки, висела в воздухе звенящим комариным роем, вплетаясь в ароматы полевых цветов и напоенной росой земли. Парень раздвинул ветви буйного кустарника и вышел на потемневший в молочных сумерках луг. Еще пройти на закат, а там покосившийся мост и деревня. Мурка наверно уже сидит на окне, ожидая хозяина. Леша любил Мурку, эта рыжая в бурые пятна кошка была его единственным другом, любящим и не просящим взамен ничего. Ее по человечески вдумчивые желтые глаза с вертикальными зрачками смотрят на него с затаенной грустью и пониманием.
Он шел, гладя венчики умытых росой трав, подмятые стебли хрустели под ногами. На нежно бирюзовом с розоватыми разводами и брызгами золота небе уже хозяйничал горбатый месяц, мутно белели первые звезды, и черный туман ночи застилал бирюзу сумерек. В воздухе бесноватой ведьмой носилось колдовство. Казалось, что сомны ведьм слетаются на ночные пляски.
...Он шел вдоль журчащей ленты реки. Вдруг его кто-то окликнул. Он обернулся. Мысли спутались, укатив поломанным колесом в неведанные смертным глубины сознания. По пояс в воде стояла тонкая кА липка женщина в белой спадающей с белого плеча рубахе. Ее длинные золотые волосы спадали с плеч по спине и стелясь по беспокойной глади реки. Смешливые зеленые глаза ласково смотрели на него. Алексей замер.
- Алена? - недоверчиво крикнул он, не веря своим глазам теряясь в бездне блаженного непонимания. Она улыбнулась и поманила его к себе. Парень побежал по берегу скидывая драные лапти. Холодная, живая вода охладила разгоряченное тело. Он подбежал к женщине в забытье обнял ее.
- Алена это ты, - он целовал ее руки, недоверчиво гладил бледные щеки жены. Казалось, что не было никаких похорон, и крышка гроба не отгородила его от нее на веки. Просто она ушла, не попрощавшись, и вот снова вернулась.
- Это я любимый, я. Иди ко мне, - ласково шептала та, увлекая его за собой - дальше в реку. Губы соединились. Алена гладила его кудри, что-то шепча. Вода подступал к груди, и Алексей, забывшись, шел за Аленой. Ее рубаха намокла, просвечивая тело, а они все шли, погружаясь в мягкие воды. Вдруг Алена отстранилась от него и подпрыгнула. В последнем золоте дня блеснула серебристая чешуя хвоста кой, и ударил Лешу по лицу. Ошалелый парень погрузился в воду, пуская суматошные пузырьки. В мутной воде сверкнули желтые, пустые русалочьи глаза и бледные холодные руки сдавив плечи, повлекли его в омут. Воздух заканчивался. Грудь сдавило. Русалка оскалилась в мертвой улыбке, и ее ледяные губы коснулись его уст, забирая последний вздох.
Мурка спрыгнула с окна и дико не по кошачьи завыла.