Тарасов Геннадий Владимирович : другие произведения.

Призрачный Мой Дом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новый роман в процессе написания. Главы выкладываются по мере готовности. Роман является фантастическим пhttps://author.tроизведением, кто еще не понял, все события и жизненные ситуации в нем выдуманы автором. Совпадение имен персонажей с реальными людьми является случайным и не несет какой-либо смысловой нагрузки. Еще раз: роман фантастический, поэтому все, кто возбудился сверх меры, - узбагойтесь! Гражданское население и животные в процессе написания не пострадают. Полный текст романа можно найти на сайте ЛитРес-Самиздат: https://www.litres.ru/gennadiy-tarasov-29209331/prizrachnyy-moy-dom/, а также пока совершенно бесплатно почитать или скачать на Автор Тудей: https://author.today/reader/38737 Друзья, поддержите автора своей активностью и вниманием!
  
  
  
  
  Глава 1.
  Проникновение.
  
  
  
  
  Штаб тяжелого бомбардировочного авиационного корпуса возвышался над толпившимся у его подножия сосняком, будто гора Килиманджаро над саванной. Памятник прежней эпохи, когда архитектура вдохновлялась идеологией и соответствовала великим замыслам. Цитадель мирного, а теперь и военного времени.
  
  Располагался штаб несколько на отшибе от собственно гарнизона, носившего предсказуемое название Сосновый Бор, ближе к летному полю, что понятно, у развилки дорог. Песочного цвета многоэтажное, а точней - многоуровневое здание в стиле конструктивизма под красно-коричневой железной крышей, утыканной похожими на тотемы антеннами. Где-то там, на самом верху, располагался КП - командный пункт Корпуса. Большая часть антенн принадлежала ему, им возбуждалась и использовалась - для связи с внешним миром и выдачи целеуказаний летящим по разным маршрутам бортам. КП наполнял эфир своим дыханием, своими живыми флюидами, не позволяя самолетам затеряться в океане неба, заблудиться, пропасть, не выполнив приказа. Зона ответственности КП была огромна, и сгинуть в ней, представлялось, так легко.
  
  И эта вершина, этот особо охраняемый пик оказался покоренным.
  
  КП был взломан, словно консервная банка, или раковина-жемчужница, когда весь его личный состав, включая дежурную смену, собрался в конференц-зале на ежемесячную читку приказов. Мероприятие проводил сам Командующий корпусом, генерал-лейтенант Горынин, поэтому присутствовать на нем полагалось всем, без исключений. Тем более что сразу после оглашения приказов, а это не больше десяти-пятнадцати минут, все, кто должны, вернулись на свои места и посты. Никто и предположить не мог, что в этом, охраняемом как крепость здании, с особым пропускным режимом - и за такой короткий промежуток времени, может произойти что-то подобное. Однако - произошло.
  
  Едва открыли входную дверь КП, всем в лица ударил сильный поток ветра, что само по себе было странно. В режимном помещении работал кондиционер, и окна не открывались, по определению. То есть, таким было требование документов, определявших степень режимности объектов, и что это означает на практике, в каких конкретных мероприятиях выражается. Для КП было установлено - окна не открывать. И не так, что хочу - не хочу, а исключить технически такую возможность. Вместо решеток на окнах установили бронированные стекла, чтобы ни разбить их, ни проникнуть снаружи на КП было невозможно. Но, как дань уважения технике безопасности при пожаре - и в качестве компромисса, - при чрезвычайных обстоятельствах одно окно все же открывалось. На нем был установлен специальный запор с датчиком, который срабатывал при общем сигнале пожарной тревоги и открывал окно принудительно. В этом случае оно использовалось как аварийный выход, имелась даже специальная веревочная лестница для эвакуации. Однако пожара никакого и в помине не было, а сквозняком тянуло так, что забивало дыхание, и как раз из этого окна, что напротив двери. Створка его оказалась распахнута, и за ним, словно восклицательный знак, вертикальная доминанта, откуда-то с крыши свешивалась толстая альпинистская веревка. Розовая. Веревка мерно раскачивалась, и по ней сверху вниз пробегала волна.
  
  То, что окно раскрыто, тем более веревка за ним - нонсенс для КП Корпуса. И если на окнах нет решеток, еще не значит... Или значит?
  
  - Что за черт! - удивился Главный штурман КП Корпуса полковник Раужев, которого за возраст и опыт все запросто звали Лукьянычем. Он быстро подошел к окну и, глянув вниз, убедился, что лестница на месте и не задействована, а веревка не достает даже до предыдущего этажа. Это означало только то, что использовали ее для проникновения с крыши именно сюда, на КП. Лукьяныч, запрокинувшись, посмотрел вверх. Прикрывавший его лысину боковой начес седых волос при этом съехал и отвалился в сторону острым бликом, серпом на сияющем фоне неба, точно крыло верткой крачки. Веревка свисала с карниза крыши, он ухватился за нее и несколько раз с силой дернул. И, отзываясь на его действия, кто-то невидимый потащил веревку на себя, попытавшись втянуть ее наверх.
  
  - Эй, эй! - закричал Лукьяныч и, моментально обернув канат вокруг ладони, не позволил ему ускользнуть. - На крышу, быстро! - скомандовал он.
  
  Когда усилия с противоположной стороны прекратились, к слову - практически тотчас, он привязал веревку к трубе отопления под окном и, поправив прическу, приказал:
  
  - Ну, а теперь внимательно смотрим, у кого что пропало.
  
  Достав из кармана большой красный платок в крупную клетку, он вытер моментально покрывшийся испариной высокий лоб, тонкие губы его при этом презрительно кривились, хотя в прозрачных зеленых глазах сквозила тревога. Старый вояка понимал, что шуток в ближайшие дни не предвидится.
  
  По КП, несмотря на сквозняк и прямой ток воздуха из сосновой рощи, разливался отчетливый кислый запах дерьма. Пока - в переносном смысле. Лукьяныч отчетливо видел, что в дерьме они все, и даже не по уши, а по самые макушки.
  
  На крышу быстро не получилось, при том, что дверь на нее находилась совсем рядом, возле курилки, всего лишь этажом выше по боковой лестнице. Пока нашли ключ, пока совладали со ржавым замком, никого на крыше уже не застали. Только веревка, привязанная к основанию антенны, свидетельствовала, что прискорбное событие имело-таки место.
  
  - Скорей всего, ушел по той лестнице, - указал зажатым в руке пистолетом в сторону спуска на нижний уровень крыши дежурный по части. - Знал, видимо, гад, как и куда.
  
  Сунув пистолет в кобуру, он лично спустился по внешней металлической лестнице с узкими ржавыми перильцами уровнем ниже.
  
  - Точно! - закричал оттуда. - Здесь дверь открыта.
  
  Дверь, которую имел в виду дежурный, выводила в вечно пустой коридор в боковом крыле. Конечно, там никого уже не было, и никто ничего не видел. Не забываем, что мероприятие в конференц-зале еще не завершилось.
  
  Как и предполагал Лукьяныч, на КП вскоре обнаружились пропажи.
  
  - Маргаритка! Маргаритка пропала! - заметил пустое место на стойке с аппаратурой Серж, он же - капитан Таганцев, один из штурманов дежурной смены.
  
  Маргариткой назывался БШД, блок шифрования данных. Блок был новейшим, предсерийным и по сути опытным образцом, потому и статус имел совершенно секретный. Еще и месяца не прошло, как поступил шифратор с завода, но за это время он уже прекрасно себя зарекомендовал в работе. Благодаря ему надежность канала связи с самолетами и защищенность его от подслушивания и помех многократно повысилась. Во всяком случае, тех трудностей при общении с бортами, которые наблюдались в первые дни войны, они больше не испытывали. Если БШД попал в чужие руки, использование его отныне бесполезно. Придется все менять, схему, алгоритмы, программное обеспечение, а это не за один день делается, и кучу денег стоит. Короче, серьезное дело, можно сказать - катастрофа. На тормозах такое никто не спустит.
  
  Подлил масла в огонь, а если начистоту - подбросил гранату в пороховой погреб, Юра Хостич, по прозвищу Отто, удостоенный им благодаря большому шраму на правом виске. Шрам он заработал однажды в обстановке, приближенной к боевой, когда в ходе короткого, но жаркого словесного боестолкновения с женой, возникшего при обсуждении полезных свойств отдельных спирто-водяных смесей (СВС), почувствовал, что с него хватит, и вышел вон из кухни - прямо сквозь закрытую стеклянную дверь.
  
  - Компьютер взломали, - сообщил он, и шрам на его отчаянно бледном лице запунцовел.
  
  - Ты его что, не выключил? - спросил зачем-то Лукьянович, хотя и сам знал ответ.
  
  - Мы его никогда не выключаем, - пожал плечами Отто, - тем более на пятнадцать минут. Но все защищено паролем, так просто не войдешь...
  
  - Почему ты решил, что кто-то вошел?
  
  - Потому что вошел. Кто-то. Экран разблокирован...
  
  - Херасе, - выразил общее мнение майор Марлинский.
  
  - Это еще слабо сказано, - отозвался маленький и верткий, как пуля, начальник дежурной смены подполковник Дукшта-Дукшица.
  
  Вскоре выяснилось, что тот, кто вломился в защищенный паролем компьютер, кем бы он ни был, отлично знал, что ему нужно и где искомое взять. История посещений свидетельствовала, что скорей всего была скопирована, видимо, на флэшку, секретная база данных - частоты связи, пароли, позывные, цели... Компьютер подключался только к замкнутой локальной сети и выхода в большой интернет не имел, поэтому взломать его извне не представлялось возможным. Кто-то неизвестный нашел способ пробраться к нему непосредственно. Сюда, на КП, лично.
  
  Произошедшее было очень и очень серьезно, тем более, учитывая, что авиация Корпуса вела реальные боевые действия в Литорали. Никто даже не думал, что невидимый враг сможет дотянуться своими щупальцами оттуда, из расположенной за тысячу километров зоны прорыва. Однако смог.
  
  В общем, присутствующие сразу почувствовали, как распахнул им свои объятия трибунал. Кого, правда, он удушит в них, было пока еще не ясно, но выбор был достаточно ограничен, и в том, что подходящий человечек вскоре найдется, не сомневался никто.
  
  Для начала же, как водится, подозревались все.
  
  Организованные по горячим следам поиски, чрезвычайный режим пропуска, досмотр и проверки не принесли желаемого результата. Никого постороннего, или чужого, в штабе не выявили. Что было совсем уж плохо, ибо означало, что кражу совершил кто-то из своих. Тот, кто знал все входы и выходы, режим охраны и внутренний распорядок штаба, тот, на кого никто не мог подумать, кто вне подозрений.
  
  После завершения собрания в конференц-зале о происшествии было доложено начальству. И начальство незамедлительно прибыло на место инцидента, Командующий Корпусом, собственной персоной, в сопровождении начальника штаба и группы офицеров-порученцев.
  
  Генерал-лейтенант Горынин был немногословен, справедливо полагая, что все, что мог, он уже сказал раньше, за штурвалом боевого самолета, и что этого достаточно.
  
  Среднего роста, с ладной, крепко сбитой фигурой, с орлиным взглядом и сединой в жестких волосах, в генеральской форме из особого материала для высшего комсостава, с дубовыми листьями в петлицах, Иван Владимирович был похож на епископа, такой же ухоженный и недоступный. Окруженный аурой небожителя и ароматом особого генеральского одеколона, Командующий прошел прямо на середину штурманского отдела, сразу заполнив как бы само собой освободившееся перед ним пространство. Утвердившись в центре, он заложил руки за спину и медленно обвел всех присутствующих взглядом. Потом кивнул в сторону окна:
  
  - А это что за кишка там болтается?
  
  - Веревка, товарищ генерал-лейтенант, - дал пояснения Лукьяныч. - По ней сюда, на КП и проникли, так сказать...
  
  - Ясно... Развели бардак!
  
  С этим спорить было сложно, поэтому никто и не ответил.
  
  - Ну, и кто, по-вашему, это сделал? - продолжал допытываться генерал.
  
  - Пока не знаем, - понимая, что отдуваться, прежде всего, придется ему, снова ответил Лукьяныч.
  
  - Не знаете? А я вам скажу: это вы все сделали.
  
  Командующий объединил всех присутствующих круговым жестом.
  
  - Вы все.
  
  Повисло гнетущее молчание. Возразить было нечего, никто и не пытался.
  
  - Разбирайтесь! - кивнул Горынин начальнику штаба и направился к выходу.
  
  - Есть! Так точно, товарищ Командующий, - подобравшись, закивал красной физиономией полковник Дахно. - Разберемся, будьте уверены.
  
  На пороге генерал остановился и, повернувшись, бросил свинцовое:
  
  - Вы все, все здесь преступники! - чем добил присутствующих окончательно.
  
  - А ты зайди ко мне, - неожиданно сказал генерал майору Марлинскому, чем заставил того вытянуться в струнку. - Когда тут разгребетесь немного ...
  
  - Есть, товарищ Командующий!
  
  После того, как генерал Горынин удалился, Дахно обвел выстроившихся вокруг него членов дежурного расчета КП тяжелым взглядом, и, кивнув старшему по званию, полковнику Раужеву, хрипло бросил:
  
  - Докладывайте!
  
  Полковник Дахно, Михаил Кириллович, в отличие от генерала Горынина, не обладал высоким летным мастерством. И простым мастерством не обладал, и даже талантом, что стало очевидно в ходе недавнего летного происшествия, участником, главным действующим лицом и виновником которого он стал. Во время тренировочных полетов, при взлете, ему что-то показалось, или же он что-то перепутал, но неожиданно для всех, в том числе и для себя самого, он вдруг выключил двигатели, когда самолет уже набрал скорость и начал отрываться от земли. Самолет не взлетел, но и не остановился, потому что не мог так сразу это сделать, а выкатился далеко за пределы полосы. Так далеко, как никто до него не выкатывался, так что в определенном смысле Михаил Кириллович был чемпионом. Плоскостью самолет задел Ближний привод, в котором на топчане нес службу ничего не подозревавший дежурный прапорщик, которого и придавила на его ложе завалившаяся стена. Трое солдат дежурной смены, к слову, почуяв опасность, разбежались за мгновение до того, чем спасли себе жизнь. Прапорщик тоже выжил, но со службы его комиссовали. Самолет пострадал не сильно, восстановлению и ремонту подлежал, и это стало большим облегчением для полковника Дахно. Дело в том, что начальник штаба - должность летная, гипотетически даже генеральская, и тот, кто ее замещает, должен летать, не в качестве пассажира, а как пилот, и иметь за год определенный налет. И если бы Михаила Кирилловича списали с летной работы, что было уже практически решено, ему пришлось бы и вовсе увольняться из армии. А так еще хотелось послужить! На помощь пришел сам Командующий. Дахно в качестве начштаба его вполне устраивал, поэтому он, отстранив полковника от полетов на боевых, взял его, тем не менее, вторым пилотом к себе на УШС - учебно-штурманский самолет, так называемый самолет Командующего, которым управлял он сам. На добро Михаил Кириллович отвечал личной преданностью и рвением по службе, с которой почти перестал уходить домой. Часто он оставался ночевать в кабинете, на диване, конечно, не высыпался, отчего глаза его были воспалены, а лицо приобрело апоплексический красный цвет.
  
  - Так вот, что тут докладывать? - пожал плечами Раужев. - В соответствии с вашим распоряжением, все убыли в конференц-зал на читку приказов. Вернулись через четверть часа, а здесь вот это, - он кивнул на открытое окно. - Что интересно, когда мы вошли, там, на веревке, еще кто-то барахтался, и потом попытался втянуть ее наверх. Этого мы ему не позволили...
  
  - Ну, хоть этого вы не позволили, - саркастически прохрипел Дахно.
  
  По случаю чудесного избавления от служебного тупика - после назначения на должность начальника штаба, - полковник Дахно, как водится, накрыл поляну, то есть, выставил угощение. Выпить-закусить, если кто не понял. Мероприятие проходило в сауне, устроенной в подвале штаба по личному распоряжению Командующего, большого любителя банных процедур. Приглашен был лишь узкий круг лиц, чином не ниже полковника - не считая упомянутого уже майора Марлинского, Петра Петровича, отвечавшего за сервировку стола и наполненность посуды. У Петра Петровича имелся прирожденный талант к организации и проведению застолий, поэтому очень часто начальство, да и не только оно, использовало его в этом качестве. Особенно же в неофициальной, банной обстановке и при полном неглиже. Тут кстати нужно заметить, что отец Петра Петровича, Петр Петрович старший, вышел в отставку в звании генерал-майора. Он являлся давним другом и сослуживцем нынешнего Командующего, генерала Горынина, не удивительно, что Марлинский-младший был знаком с ним с самого детства. Вот смотрю я на тебя, не раз говаривал ему Иван Владимирович, дядя Ваня, ну вылитый Петька! Вылитый!
  
  Вернувшись с банного мероприятия домой довольно поздно, домашние все давно спали, Михаил Кириллович испытал вдруг сильную жажду, отягощенную адской сухостью во рту. На кухне он, пребывая в слегка взвешенном, полусонном и эйфорическом состоянии, схватил с раковины стакан с, как он почему-то думал, водой и, не ожидая подвоха, сделал большой глоток. Он ошибся. Подвох имелся, и не маленький, и заключался в том, что в стакане была вовсе не вода, а раствор аккумуляторной кислоты, которую полковнику принесли намедни, чтобы в воскресенье, которое, похоже, уже наступило, прочистить ею от накипи теплообменник газовой колонки, о чем полковник совершенно забыл. Кислота обожгла горло, но дальше не прошла, потому что была немедленно извергнута обратно в раковину, как и содержимое плотно набитого желудка. Горло Дахно тут же прополоскал водой из под крана, однако это помогло лишь отчасти - голосовые связки уже были обожжены кислотой. Не исцелил связок и принятый внутрь по горячим следам, в терапевтических и антисептических целях, стакан спирта, характерная дребезжащая хрипота голоса осталась и стала своеобразным фирменным знаком полковника Дахно. А у личного состава он заслуженно получил почетное прозвище Хрипатый.
  
  - Так, что дальше?
  
  - А что дальше? Дальше забрались на крышу, но там уже никого не было. Похититель по внешней лестнице спустился на нижний уровень и через открытую дверь вошел в штаб. Срочно организованные розыскные мероприятия результата пока не дали, никто посторонний в штабе замечен не был.
  
  - Вы хотите сказать, что кто-то из своих? Предательство?
  
  Раужев только пожал плечами.
  
  - Что пропало? Из того, что вы уже обнаружили?
  
  - 'Маргаритка' исчезла. Это БШД, блок шифрования данных...
  
  - Я в курсе, что это такое! Что еще?
  
  - Проникновение в компьютер, в базу данных...
  
  - Час от часу не легче! Что скопировали?
  
  - Навскидку - все. Шифры, пароли, частоты... Позывные... Состав сил и средств...
  
  - Но ведь это же чертова куча данных! Разве нет?
  
  - По объему не много, скачать можно быстро. Если знать, где и что...
  
  - А преступник, надо полагать, знал? Так... Трибунал... Точно вам говорю, всех нас ждет трибунал. Вас, господа офицеры, он точно ждет. Особый отдел?
  
  - Уже работаем, - откликнулся неприметный подполковник у него за спиной.
  
  - Хорошо. В смысле, хоть это... А что у нас с окном? С окнами? Помещение режимное, почему на окнах нет решеток?
  
  - По правилам пожарной безопасности решетки ставятся не выше второго этажа.
  
  - А вот были бы здесь решетки, никто бы и не залез.
  
  Раужев развел руками:
  
  - Так и так не должен был. Стекла бронированные, открывается только это, единственное, причем там на нем, на защелке, датчик инфракрасный стоит, срабатывает только при пожарной тревоге или от пульта. Пульт у меня в сейфе.
  
  - Покажите.
  
  Лукьяныч открыл сейф и достал из него пульт, по форме похожий на телевизионный, только с тремя кнопками.
  
  - Вот он, на месте.
  
  - Так. Ничего не понимаю. Как же ему удалось открыть окно?
  
  - Неизвестно, - Лукьяныч снова пожал плечами. - Я не знаю, правда. Возможно, датчик можно заставить сработать, облучая его снаружи. Но как это сделать? Каким устройством? Какими лучами облучать? Мы не знаем. Вот от этого пульта оттуда он не сработает.
  
  - Проверяли?
  
  - Мы нет. Но при установке системы проверяли. Кажется. Да здесь такой слабый луч, что сквозь лист бумаги не пробивает.
  
  Дахно оттянул галстук и повертел шеей, ему явно стало трудно дышать.
  
  - А что у нас с режимом? - проскрежетал он, будто пружина.
  
  - За режим подполковник Дукшта-Дукшица отвечает. Захарий Львович...
  - Из германских, что ли? - полюбопытствовал Хрипатый у подполковника.
  - Из прибалтийских, - разъяснил тот. - А что вам не нравится, товарищ полковник?
  - Да все мне нравится, я в восторге. Просто хотел спросить.
  - Не надо просто спрашивать! В личном деле есть.
  - Ну, вы мне тут не указывайте, что надо, что не надо, товарищ подполковник! Сам разберусь! Докладывайте, что у вас с режимом!
  - С режимом у нас все в порядке, товарищ полковник. Согласно инструкции действуем. Уходя закрыли дверь на ключ и опечатали, вот со старшим лейтенантом Хостичем, два человека, как положено, согласно приказу. Пришли - печать цела, дверь закрыта. Никаких замечаний. Открыли, как обычно, а тут - окно, канат... Сразу поняли, что что-то не так.
  
  - Сообразительные!
  
  - Да уж, какие есть!
  
  - Такие и есть, я говорю!
  
  - Хорошо, товарищ полковник.
  
  - Что, хорошо? Что тут вообще, хорошего? Может, вам еще медаль дать за то, что произошло?
  
  - Давайте медаль, если заслужил!
  
  - Ты, подполковник, такую медаль заслужил, что шея сломается ее таскать!
  
  - Ответственности не боюсь, только скажите, в чем моя вина?
  
  - Захарий, перестань залупаться, - вклинился в разговор Раужев.
  
  - А я не залупаюсь!
  
  - Залупаешься, тебе говорят.
  
  - Я могу и уйти...
  
  - Стоять! Что значит, могу! Что значит - уйти? Куда уйти? Сейчас в камеру пойдете, подполковник. Остыть и подумать! Потому что совсем не лучшее время выбрали для залупания. Всем сейчас тяжело, стойте и терпите, молча. Он всегда у вас такой, задиристый, или только по обстоятельствам?
  
  Лукьянович пожал плечами, получилось не убедительно, жест трактовался двояко, и так, и эдак. Дукшта-Дукшица побледнел, и губы его мелко задрожали, видимо, готовы были сорваться с них некие слова, которые бы и расставили все точки над всеми 'И', но тут, прервав перепалку, вошел дежурный по части.
  
  - Разрешите? Нашли, товарищ полковник.
  
  - Что нашли? - Дахно всем плотным телом, по-волчьи, повернулся к вошедшему.
  
  - Пути отхода нашли. То есть, каким образом преступник ушел отсюда, так, что никто его не видел.
  
  - И как же?
  
  - Через подвал, товарищ полковник. Мы обыскали весь штаб, и в подвале нашли открытую дверь. Рядом с сауной, там...
  
  Михаил Кириллович крякнул, гася внезапные воспоминания, закашлялся.
  
  - Что там за дверь еще?
  
  - Подземный ход, товарищ полковник.
  
  - Я знаю про подземный ход. Это запасный выход, для экстренной эвакуации личного состава штаба в случае необходимости. Но почему открытый? Должен запираться. Вы проверяли, при смене?
  
  - Так точно, всегда проверяем. Дверь была закрыта на запор и опечатана. Теперь открыта, а печать рядом на полу валяется.
  
  - А тот, другой выход? В лесу? Вы прошли до конца?
  
  - Так точно. Он тоже открыт...
  
  Дахно снова завертел шеей, ослабляя воротник. Дышать ему становилось все трудней, лицо сделалось цвета вареной свеклы.
  
  - Это что же получается? Что мы имеем? - он принялся перечислять известные факты. - Преступник, будем называть вещи своими именами, по веревке с крыши проник в режимное помещение штаба и похитил секретный блок и такую же секретную информацию. При этом очевидно, что он отлично знал, что ему нужно, и где что находится. Более того, вломился он сюда через то единственное окно, через которое это можно сделать. И он знал, как его открыть, подготовился! Выбрал краткий момент, подчеркиваю, краткий момент, когда в помещении никого не было, действуя быстро и четко, как и мы все действовать должны, совершил свое преступление. Затем, не встретив фактических препятствий, ушел тем же форточным путем. После чего незамеченным спустился в подвал, откуда через мало кому известный подземный ход вышел в лес. И был таков. Кстати, собаку по следу не пускали?
  
  Неприметный подполковник наклонил голову.
  
  - И что?
  
  Отрицательный жест.
  
  - Понятно... В общем, как, какими красками не рисуй эту картину, а получается, что это кто-то из вас, господа. Первое, что на ум приходит. Ну, кто еще мог все знать и так ловко все обставить? Только кто-то из вас, из личного состава КП. А у вас здесь офицерский коллектив, правильно? Все офицеры, на сколько я помню, в чинах не ниже капитана. Старшего лейтенанта, хорошо, пусть старшего лейтенанта. Что это меняет? Сколько всего людей получается? Здесь шесть, плюс...
  
  - Ночные смены, еще шесть.
  
  - Вот, всего двенадцать. Пусть - пятнадцать. Вы все фиксируете? - снова обратился он к особисту. Тот кивнул.
  
  - Ну, думаю, разберутся. Не рассчитывайте, что легко кто-то отделается. Не тот случай. Не то, что шапки - папахи полетят. Каждый получит свое, кто что заслужил, сполна. Кто-то на пенсию до срока выйдет, кто-то в академию не поедет, у кого-то свадьба может не состояться, кто-то звания очередного не получит, а кто-то отправится в тундру, на медведей охотиться. Последнее касается любителей препираться. Молчите! Слушайте, что вам говорят. Так, сейчас немедленно перейти на резервные каналы связи, продублировать все, что возможно, сменить позывные, частоты. В общем, все знаете, что делать. Кто не знает, зайдите ко мне, я объясню. В индивидуальном порядке. Под роспись в книге приказов.
  
  Он направился к выходу. На пороге остановился, так же, как перед тем Командующий, и, усиливая слова резким категоричным жестом указующего перста, скрипучим голосом, словно ворон прокаркал, вынес оценку случившемуся:
  
  - Архихерово! Архихерово!
  - Так точно, товарищ полковник!
  - Тьфу!
  
  Глава 2.
  Макиавелли.
  
  Еще полдня, наверное, на КП толпились посторонние - те, в чьи обязанности входит во всем разбираться. Специалисты особого отдела проводили положенные в таких случаях следственные мероприятия, что-то измеряли, считали, проверяли, фиксировали на видео, фотографировали, брали отпечатки пальцев, для чего в срочном порядке были вызваны на службу даже те, кто после предшествующего дежурства отдыхал в это время дома. С надлежащими предосторожностями отвязали от антенны и упаковали в полиэтилен веревку - вещдок и единственный материальный след преступления. Сняли со всех вовлеченных показания и взяли подписки - о невыезде и о неразглашении. А когда следователи, наконец, ушли и личный состав КП остался сам, без посторонних, но наедине со своими проблемами, старыми и вновь свалившимися на их головы, все почувствовали себя во взвешенном состоянии и буквально не знали, за что хвататься, что делать.
  
  - Давайте, за работу! - призвал подчиненных полковник Раужев. - Дел невпроворот. Сами знаете, кому что делать. Что там начальник штаба говорил? Резервные каналы, частоты, позывные... Открывайте инструкции, и читайте. Внимательно читайте, и чтобы буква в букву! Нам теперь доверия нет никакого, поэтому проверят всех, в восемь глаз каждого. А то еще и камеры слежения здесь установят, все записывать станут...
  
  - Да мы в основном уже все сделали, товарищ полковник, - отозвался Дукшта-Дукшица. - Все же в курсе, что и как, натренированы...
  
  - Смотрите еще! Проверяйте и перепроверяйте! Все должно работать, как часы!
  
  На какое-то время КП погрузилось в рабочую тишину, разбавляемую лишь пощелкиванием контакторов и гудением аппаратуры, да еще шуршанием бумаги листаемых документов. Казалось, даже кондиционер затаил дыхание. Все молчали, склонившись над столами. Напряжение ощущалось почти физически, оно не рассеивалось, не вытягивалось прочь, а, напротив, сгущалось и концентрировалась под потолком, подобно беременному грозой облаку. И она вскоре разразилась.
  
  - И все же, я не понимаю! - не выдержал, как обычно, первым Захарий Львович. Он оттолкнул от себя рабочую тетрадь, которую делал вид, что читал внимательно, и, откинувшись на спинку, развернул стул к центру зала.
  
  - Что вы не понимаете, Захарий Львович? - чтобы удерживать импульсивного Дукшта-Дукшицу хоть в каких-то рамках, Лукьяныч обратился к старому приятелю на 'вы'.
  
  - А ничего я не понимаю! У меня в голове просто не укладывается! Вся эта история. Это что же получается? Воинскую часть обокрали? Штаб ограбили? Ерунда какая-то. А что взяли? Секретный блок взяли и файлы с компьютера скачали. Это, я вам доложу, ни черта не ограбление. Это...
  
  - Диверсия!
  
  - Верно, диверсия это, - Дукшта-Дукшица кивнул высказавшемуся Хостичу. - Классическая шпионская операция. И произошла она, между прочим, не в романе какого-то там Ле Каре, а здесь, у нас. А это значит, что без участия кого-нибудь из присутствующих не обошлось.
  
  Он обвел пальцем по кругу, поочередно указывая на всех находящихся в зале.
  
  - Львович, ты все-таки как-то не очень... Не драматизируй раньше времени.
  
  - А зачем юлить и самих себя обманывать? Легче-то от этого не станет. Те ребята, которые это дело раскручивают, вопросы поставят правильно, будьте уверены. И прямо в лоб. Каждому. А отвечать придется каждому за себя. Поэтому, я считаю, между собой нам лучше все говорить, как есть, называя вещи своими именами. Операция эта, как мне представляется, готовилась тщательно, вне всякого сомнения, и, я уверен, без определенного слива информации здесь не обошлось. Не мог кто-то посторонний, человек с улицы, все равно, что с другой планеты, это обстряпать. Ну, сами посмотрите, все на тонкого прошло, по ниточке, по лезвию бритвы. Ни на полминуты раньше, ни секундой позже. Знали досконально что, где и когда.
  
  - Знали, за чем шли...
  
  - Именно!
  
  - И что же это значит? Договаривайте, раз уж начали.
  
  - А ничего хорошего для нас. Это означает, что здесь, среди нас находится, или - осторожно, чтоб не нагнетать - может находиться предатель. Враг. Как минимум - пособник. Сам не участвовал физически, это тоже понятно, но посодействовал в планировании, сто процентов. Чем смог, тем и помог. Я так считаю.
  
  - То есть, ты хочешь сказать, что кто-то из нас... Ну, и кого же ты подозреваешь?
  
  - А никого! У нас же у всех алиби, мы вместе все на собрании были. Ситуация такова, что должен подозревать каждого. И я подозреваю, честно признаюсь, всех - кроме себя самого. Лишь про себя единственного я знаю все, себе доверяю полностью и поэтому могу сказать, даже гарантировать, что к этому делу не причастен. Чист я! За Владимира Лукьяновича еще могу поручиться, начальника нашего. Вам я верю, как себе, а вот про других - не знаю...
  
  Подтверждая свои слова жестом, Дукшта-Дукшица поднял руки открытыми ладонями перед собой, - будто индульгенцию продемонстрировал.
  
  - Какой вы, Захарий Львович, благожелательный, однако, приятно с вами общаться, ей Богу! Проблема в том, что ровно то же самое каждый из присутствующих может сказать про себя, - возразил ему Лукьяныч. - И про вас, кстати, тоже.
  
  - Это верно, - согласился Дукшта-Дукшица. - Но кто-то один обязательно солжет.
  
  - Возможно, возможно... Как же, по-вашему, события будут развиваться дальше? Ваш прогноз...
  
  - Боюсь, что ждут нас трудные времена. И камеры слежения здесь точно повесят, как вы, Владимир Лукьянович, и предсказывали, вот увидите, дойдет и до этого. Сначала нас, а потом - камеры. А если кто-то переживет события и к тому времени еще останется здесь, и вообще, тот попадет на пленку. В кино, в историю. А я лично, как Дахно сказал, поеду на медведей охотиться, в тундру. А то и в Особый Легион. Плевать...
  
  - Да ладно тебе! Не занимайся фанфаронством, молодежь смущаешь.
  
  - Почему фанфаронство? Нет, правда. Вы же знаете, что мне кроме охоты ничего больше не надо. До пенсии немного осталось, продержусь, я думаю. В тундре к ней еще и проценты набегут...
  
  Помолчали, все словно примеривались к будущим трудностям, которые предрек Захарий Львович. Прервал паузу снова полковник.
  
  - Соглашусь тут с подполковником Дукшта-Дукшицей, - сказал Раужев, - времена нам действительно предстоят тяжелые. Мы ведь, что греха таить, совсем не воспринимали всерьез, как должно, эту странную войну, которая происходит где-то далеко от нас, за тысячу километров, не считали ее за войну. А что, ведь мы в глубоком тылу, по сути, и повседневная жизнь наша практически никак не изменилась. Танцы вон, в ГДО, чуть ли не каждый день, правда, Таганцев?
  
  - А при чем Таганцев? Чуть что, сразу Таганцев...
  
  - Ни при чем, я вообще, к слову. Вон, Хакопныш такой же.
  
  - Все мы тут такие...
  
  - Правильно. Но я о другом сейчас. Я о том, что мы не воюем, а ходим на службу, получаем денежное довольствие, копим выслугу лет. Да, борта улетают на задание, и мы управляем ими на расстоянии, но до сих пор у нас, здесь, не случалось потерь, все наши возвращались обратно, и мы привыкли к этому везению, и решили, что так будет всегда. Но сегодня, друзья, война заглянула прямо к нам, противник показал себя, проявил, и я думаю, что это еще не все. Продолжение - какое-нибудь - последует, мы его еще увидим. Это коснется не только нашей с вами службы. Думаю, все теперь изменится. Жизнь в целом перевернется. Изменения уже произошли, мы их пока не ощущаем, но они есть. Скоро все преобразится кардинально, мир станет совсем другим, как прежде, до войны, уже не будет. То, с чем мы там боремся, воюем, что прет к нам из дыры посреди Маральских гор, затолкать обратно - как пасту в тюбик - не получится. Даже если сейчас все прекратится - что-то да останется. Последствия останутся. Мы знаем уже, что это есть, что это возможно - и это знание меняет все. И нас, и жизнь...
  
  Присутствующие, все без исключения, поежились, ощутив легкий озноб от пророчеств полковника Раужева.
  
  'А ведь так все было здорово - до вторжения. И на хрена оно кому-то понадобилось? - подумал про себя новоиспеченный капитан Таганцев. - И жизнь в радость, и служба - не особо в тягость. Молодость, предчувствие счастья, планы на будущее, и вдруг...'
  
  Капитана он получил хоть и с задержкой, но можно сказать, что в срок. В академию вот поступил. В общем, казалось, что жизнь его складывалась пока успешно, собственно так, как он и намечал, было бы досадно, если бы теперь все полетело псу под хвост. А ведь может полететь. Несмотря на то, что война все-таки то время, когда следует проявить и показать себя в полной мере. Война...
  
  Многие называли то, что случилось, наплывом. Как наплыв на стволе дерева, кап. Что-то сломалось в древесном теле, искривилось, изогнулось. Порвались сосуды, и соки потекли, куда не следует, и вот уже выдулось невероятное, выросла опухоль, горб.
  
  Никто не знает толком, почему это произошло, но однажды ткань привычной реальности разошлась прорехой, образовалась в земле брешь, и сквозь нее, точно выворачиваясь наизнанку, стало выпирать под ужасным давлением нечто другое, доселе невиданное. Говорили, что это параллельный мир, взяв на вооружение геометрию Лобачевского, нашел точку пересечения с нашим. Что это вообще иное измерение, какое-то там по счету, полезло к нам со своими неведомыми законами и константами. Внутренний космос, разверзся. Разное говорили, и это понятно: при отсутствии понимания событий всегда есть, где разгуляться фантазии.
  
  Но факт оставался фактом: происходящее являлось полноценным вторжением, попыткой захвата территории и войной на уничтожение.
  
  С севера на юг, строго по хребту Маральских гор, сущее пространство разошлось, расступилось, словно его прободело что с той стороны, с изнанки, и в образовавшийся проем хлынула иная действительность, о которой никто ничего не знал и не имел никакого представления, со всем, что ее наполняло и населяло, и стала нагло пытаться тоже здесь существовать и по возможности - доминировать. Страна оказалось буквально разорванной надвое, запад и восток отдельно, а посередине, с севера на юг, - кипящее новообразование. Котел трансмутации яви можно было обойти и объехать только на корабле - далеко на севере, и на поезде - глубоко на юге. Эту зону, территорию, затопленную нашествием, по аналогии, должно быть, с наступлением моря на сушу, назвали Литоральем.
  
  Так появилась Литораль.
  
  Надо сказать, что то, из проема, изнаночное население проявило себя злобным и воинственным - возможно, они решили, что сами, в своем мире, подверглись нападению. Странное то было население, с постоянно меняющимся, текучим внешним видом. Ну, как с такими общаться, не видя глаз и все время следя за руками? В общем, договориться не удалось, чужаки вообще не вступали ни в какие переговоры, всячески демонстрируя, что не разговоры разговаривать пришли они сюда, а войну воевать. Она и началась, война. Легионы бились с нашествием несколько долгих лет, без особого, впрочем, успеха, хотя и не сдавали своих позиций тоже. Поэтому конфликт перешел в разряд локальных, до крупномасштабного не дотягивал, но от этого не стало легче тем, кто в нем участвовал и погибал.
  
  Из проемов устремилось множество механизмов и устройств, а так же живых и не совсем мирных организмов. Но с этими худо-бедно справлялись. Однако обнаружились и иные последствия, виртуальные, в виде наведенных полей и излучений, которые зачастую вели себя, как разумные, демонстрировали способность к обучению, умели принимать цифровой вид и проникать в местные компьютеры, вот что с ними делать до сих пор никто не знал толком.
  
  Огромный вклад в дело сдерживания супостата вносила дальняя бомбардировочная авиация. Силы вторжения оказались особенно чувствительными к бомбовым ударам, этот диалект армейского, как выяснилось, был для них наиболее доступен и убедителен. Что не удивительно, язык силы понятен всем. Бомбовозы доставляли свои аргументы прямо к цели и выкладывали их с большой высоты. Новые прицелы работали великолепно, отклонение не превышало несколько метров, и пришельцы ничего не могли с этим поделать. Бомбы влетали прямо в проемы, в порталы - словно в жерла вулканов, и разрывались уже на той стороне, поэтому противник был вынужден прикрывать ворота. Здесь, на Земле, создавать переходы в другие измерения и управлять ими еще не умели.
  
  Оружие, используемое пришельцами, основывалось по большей части на неведомых принципах, в нем применялись как привычные, так и неизвестные поля и излучения. Выяснилось однако, что если не позволять чужакам чересчур развернуться, их вполне возможно сдерживать обычными огневыми средствами. Оказалось, что против механики, обыкновенной точной механики, при определенных условиях, их лучевые игрушки не очень-то и хороши. А новые авиационные прицелы являлись именно механическими, сработанными по тому же принципу, что и допотопные арифмометры, помехи на них не действовали. Зато они сильно влияли на системы связи и целеуказаний, вот почему похищение БШД и кучи секретных данных с КП корпуса ставило под угрозу применение авиации как таковой. Но, конечно, при любом состоянии дел, в любом случае произошедшее представлялось вопиющим фактом и не могло остаться без последствий. Эти последствия - в силу личного воображения каждый - присутствующие себе и представили.
  
  На КП вновь тяжелым пологом опустилось молчание. Воспользовавшись моментом, истерично взвизгнул и усиленно загудел вентилятор на стойке аппаратуры, пахнуло сладко-горьким липким запахом перегретой изоляции.
  
  - Соглашусь тут с Владимиром Лукьяновичем, - раздвинул своим упрямым плечом тишину Дукшта-Дукшица. - Только вовсе не обязательно здесь у нас пришельцы постарались.
  
  - Кто же еще мог, по-вашему?
  
  - Да кто угодно! Друзей в кавычках у нас хватает. Те же американцы. Они спят и видят, как бы нам нож в спину воткнуть. Я даже уверен, если честно, что это их мохнатая лапка тут наследила.
  
  - А они разве не понимают, что как только - эти - расправятся с нами, сразу же за них примутся? Что их номер - второй в этой истории? А мог бы быть и первым, кстати.
  
  - Может, понимают, а может и нет. Уж больно велико искушение с нами разделаться... А с теми, думают, что договорятся...
  
  - Ага, договорятся, - включился в разговор Хостич. - Мы вон, тоже пытались, и что? Они, америкосы, просто не знают, с кем им дело придется иметь.
  
  - Наверное, они думают, что самые умные. Что еще денег напечатают и всех купят.
  
  - Да, да. А то во вселенной зеленой бумаги не хватает... Никто ведь, кстати, не знает толком, что им, тем, здесь понадобилось? Никаких требований они не выдвигали...
  
  - Что понадобилось? Жизненное пространство.
  
  - Да бросьте вы! Я так понимаю, что пространство они могут любое открыть. Для них не проблема, у них для этого универсальная отмычка имеется. И даже новое создать, тоже в силах. На Земле никто ничего подобного еще не умеет, а они - пожалуйста. Зачем же им с таким-то счастьем в занятое уже и населенное упрямым народом место ломиться? Воевать, нести потери, зачем? Что на самом деле их сюда тянет? Что привлекает? Наверное, есть что-то такое, чего у них у самих нет. А у нас - есть. Но что это может быть? Не понятно. Может быть, кто-то знает, я - нет. Чужие, повторюсь, ни о чем же не спрашивают, прут себе и прут...
  
  - Закон расширения энтропии...
  
  - Что еще за? - Львович с подозрением посмотрел на Хостича.
  
  Отто почесал шрам на лице.
  
  - Все процессы в мире происходят с увеличением энтропии. Хаос нарастает, упорядоченность, напротив, уменьшается...
  
  - Ты только начальнику штаба об этом не рассказывай, ладно? А то он, когда чего не понимает, очень подозрительным становится. И сразу из себя выходит. Во вверенном ему штабе допустим только порядок. Энтропия, хаос... Надо же...
  
  - Но должно же быть какое-то объяснение?
  
  - Должно, кто спорит? Только реальное, простое и, желательно, без всякой фантастики. Такое, чтобы мы сразу поняли. Вот увидите, окажется то, что мы все хорошо знаем, но просто не понимаем, чем на самом деле владеем. А они - знают. И не откроют нам, пока не завладеют нашим же достоянием.
  
  - Так я знаю, что им надо! - поднял руку и вклинился в разговор Марлинский.
  
  - Ну-ка, ну-ка! Просветите нас, Петр Петрович.
  
  - На самом деле, я вам скажу, все очень просто. Им нужны наши запасы алкоголя: самогон, водка и шпага. И наше умение все это потреблять. Ни того, ни другого, как оказалось, своего у них нет. А хочется!
  
  - Ой, ты все о своем.
  
  - Ну так, тю же! Положа руку на сердце, каждый скажет, что я прав. Нет, ну?..
  
  - Алкоголя, и более качественного, чем у нас, во всем мире полно. И пьют многие гораздо больше нашего...
  
  - А что, в самом деле, - поддержал приятеля Хакопныш. - У нас есть шпага, и мы единственные в мире выжили после ее употребления. Еще и размножаемся.
  
  Шпагой в неофициальном и исключительно дружеском обиходе именовалась спирто-водяная смесь, которой для охлаждения радиоэлектронного и локационного оборудования заправлялись перед вылетом бомбардировщики. Триста литров сорокатрехградусной жидкости на каждый борт - при полной заправке, - весьма солидный ресурс. Не стоит говорить, что все экипажи старались минимизировать расход СВС, поэтому включали охлаждение аппаратуры лишь в случае крайней необходимости и в минимальном объеме. Остаток после полета сливался и, поскольку повторное его использование не допускалось, утилизировался, единственно верным способом - перорально. Легко себе представить, с какой надеждой и нетерпением ждали возвращения соколов на родном аэродроме - в том числе и по этой причине.
  
  Марлинский и Хакопныш переглянулись и синхронно рассмеялись озвученному тезису. Эти двое были дружны, особенно в последнее время сблизились, держались повсюду рядом и вместе проводили свой досуг, наполняя его живой водой событий, приключений и впечатлений. По сути, являлись бандой - в пацанском, даже детском понимании этого слова. Примерно такой командой еще два года назад были Серж и Геша Хлебчиков, служивший тогда на должности инженера по ЭВМ, занимаемой теперь Хостичем. Они и внешне походили друг на друга, оба высокие, статные, только у Пита лицо круглое, как сдобная булочка и волосы прямые на пробор, а Хакопныш лицом обладал вытянутым худощавым и мелко завитые волосы зачесывал наверх. Ничего, наверное, нет странного в том, что в суровых армейских условиях тут и там возникали такие пары, дружеские тандемы, - как раз в такой непростой обстановке бывает важно, чтобы кто-то прикрыл спину в минуту опасности или подставил плечо, когда трудно. При этом Марлинского с Хакопнышем объединяли еще и неурядицы в их семейной жизни.
  
  Они были приблизительно одного возраста, но происходили из совершенно разных слоев общества. Петр Петрович, как уже говорилось, был потомственным военным, сыном генерала, и успел уже дослужиться до майора. Хакопныш происходил из сугубо штатских кругов, из среды научной интеллигенции. Он окончил университет в столице, где остался и делал неплохую научную карьеру, но потом что-то стряслось, какая-то неприятность, никто не знал, какая. Он резко развелся с женой, бросил все и поступил на военную службу. Его хорошее и качественное образование очень даже пригодилось на КП корпуса, и вот он уже капитан, и, похоже, даже жениться снова собрался - начальник штаба на его обстоятельства намекал. Поэтому-то, должно быть, и выглядел Андрей Михайлович более спокойным и уравновешенным, чем его друг. Петра Петровича терзали сомнения и внутренняя неопределенность. Поговаривали, что жена его, синеглазая красавица Нинель, спуталась с одним майором, начальником физподготовки корпуса. И то ли потому она с ним связалась, что частенько прикладывался Марлинский к шкалику, то ли, наоборот, тот прикладывался к нему потому, что что-то такое подозревал - неизвестно. Достоверным фактом в этой истории являлось лишь то, что майор и капитан в последнее время отлично поладили.
  
  - Кстати, верно, Хакопнический Ыш прав, - поддержал друга Марлинский, единственным капиталом которого, по его же словам, была безумно любимая им дочь Юлька. - Генофонд нации надо беречь.
  
  Глаза и губы майора масляно поблескивали, в предшествующие выходные он снова руководил каким-то застольем. Петр Петрович мял и крутил в пальцах сигарету, ему сильно хотелось курить, а еще больше пить, но вырваться из помещения все никак не удавалось.
  
  - Откуда же они узнали про то, что нам самим не ведомо? - не переставал докапываться Хостич. - И, они сначала узнали, а потом пришли, или пришли, и тут уже все узнали?
  
  - Отто, не забивай ты голову себе и другим этой трахомудией! Какое это имеет отношение к тому, что нам срочно нужно делать? Ведь никакого же!
  
  - Я к тому, что, может, сокровище для нас вовсе и не сокровище? Может, дать, что им нужно, и дело с концом? Пусть отвяжутся. Или подавятся.
  
  - А если не отвяжутся? Мы им уступку, а они нам новое требование. Мы снова уступку, а они еще... Только начни, потом не остановишься. Это известный психологический прием, им все шантажисты и манипуляторы пользуются. Главное добиться первой сдачи позиций, первого отступления, дальше пойдет легко...
  
  - Ежели бы попросили сразу, по-человечески, вполне возможно, мы и поделились бы. А теперь - хер им. Пусть отсосут.
  
  - Попрошу держаться в рамках, господа офицеры! Не выражайтесь!
  
  - Да ладно, товарищ полковник, что тут такого? Все по существу. И по справедливости. Мы же тут люди крепкие собрались, поэтому нам нужны крепкие выражения. Раз уж ничего другого нет. Про сокровище свое мы просто не понимаем. Думаем, где-то, у кого-то и толще, и вкусней, а на самом деле у нас и слаще, и краше. Но сокровище - оно ведь универсальное, понимаете, оно для всех. Я так себе представляю. Логично же? Логично. Видимо, это что-то такое, чего у нас завались, грубо говоря, но чему мы не придаем значения, потому что под ногами валяется. А в других местах, напротив, неведомой драгоценности этой мало, или вовсе нет.
  
  - И что это может быть?
  
  - Вот и думай. Ты у нас умный, продвинутый, технически грамотный. Компьютерный гений, можно сказать. Реши задачку, вычисли... Хотя, может статься, что ответ где-то совсем в другой плоскости...
  
  - Какой я гений... - Отто неожиданно зарделся. - Вот Хлебчиков был гений.
  
  - Ну, Хлебчиков... Незаменимых людей нет. Вот ты теперь вместо него. Давай, свершай!
  
  - Кстати, напомнили. А что, Хлебчикова в последнее время никто не видел?
  
  - Вы думаете?..
  
  - Обо всем сейчас думаешь. И обо всех. А что это у нас Таганцев сегодня отмалчивается? То такой весельчак-балагур всегда, а тут молчит, словно воды в рот набрал. Неужели сказать нечего? Или, наоборот, что-то скрывает? Проговориться боится? А, Таганцев? Ты намек начальника штаба насчет академии понял? Академик из нас ты один. Во всяком случае - пока.
  
  Капитан Таганцев, Серж, вздрогнул и раз, и другой, услышав свою фамилию, произнесенную подряд дважды. Он совсем недавно вернулся из Военно-воздушной академии, о чем свидетельствовала его безупречная стрижка. Вступительные экзамены он сдал успешно, и вот буквально вчера из академии пришла официальная бумага с подтверждением: зачислен на первый курс. Теперь ему оставалось дождаться осени, рассчитаться тут со всем спокойно, и отправляться в столицу, к новой жизни. Спокойно, ага... Спокойствия теперь уж точно не будет. Вообще-то, у него имелись кое-какие мысли по поводу происшедшего, но озвучивать их ему пока не хотелось. По крайней мере, во всеуслышание. Но и прямое обращение начальства он игнорировать не мог.
  
  Серж пошевелил своей гордостью - усами, убрал ладонью со лба чуб.
  
  - Что говорить-то?
  
  - Вот и скажи что-нибудь. Хотим послушать, что ты думаешь. Ведь что-то ты думаешь?
  
  Серж пожал плечами.
  
  - Думаю...
  
  То, что он думал, ему совсем не нравилось. А думал он, что взломать пароль компьютера на КП и найти в нем нужные файлы за такое короткое время мог только тот, кто непосредственно на этом компьютере работал. Да что там взламывать, этот пароль, наверное, уже сто лет не менялся. Нет, конечно, меняется регулярно, как и положено, под запись в Книге паролей, но он всегда дублировался для памяти мелом на задней стороне доски. Это делалось всегда, на всякий случай, поскольку память штука ненадежная... У Лукьяновича даже присказка такая была: если ты такой дурак, и ничего не помнишь, записывай в блокнот, я всегда так делаю. Об этой записке на память посторонние понятия не имели, да и из своих знали лишь те, кому положено. Двое, собственно, знали точно, Лукьяныч и Хостич, возможно, еще кто-то. Он сам узнал случайно, в прошлом году, а то и раньше, еще при Геше. Лукьяныча отметаем сразу. Следовательно, кроме Хостича такое мог провернуть лишь один человек - тот, кто работал на этом месте до него. Юра, конечно, тоже вне подозрений, просто нужно его знать, чтобы в этом не сомневаться. К тому же, он был вместе со всеми на читке приказов и, кроме того, с Дукштой-Дукшицей лично закрывал и опечатывал КП. Себя тоже пока в сторону, беспамятство исключаем, вроде не было. Значит...
  
  Серж под внимательными взглядами присутствующих пересек наискосок комнату и остановился у висевшей в простенке между окнами школьной доски с рабочей поверхностью зеленого матового стекла. Косой луч заходившего уже на посадку солнца полоснул по глазам багряным лезвием. Серж, зажмурившись, уклонился от него в сторону. Кляня себя, понимая, что не стоит этого делать, не следует демонстрировать свою осведомленность и вообще, высовываться и лезть, куда не просят, он все же медленно повернул доску обратной, нерабочей стороной.
  
  С правой стороны, в верхнем углу на темной крашеной поверхности мелом было нацарапано одно единственное слово: Макиавелли. Полковник Дахно увлекался чтением книг на исторические темы, поэтому пароли назначал соответствующие.
  
  - Твою мать! - озвучил солидарное отношение личного состава КП к факту Захарий Львович Дукшта-Дукшица.
  
  Владимир Лукьянович, побледнев, примял ладонью вздыбившийся на голове зачес.
  
  - Круг сужается, - сказал он. - Совсем сузился, к чертовой матери.
  
  - Меня не впутывайте, я здесь ни при чем, - заявил самоотвод Хостич.
  
  - Все мы ни при чем, - возразил Львович. - Но кто-то же должен за все ответить?
  
  - Все равно докопаются, - пожал плечами Серж. - Лучше сразу, потом еще хуже будет.
  
  - Эх, Таганцев, лучше бы ты все же молчал. Ты же почти в академии уже... был... а теперь что? - Владимир Лукьянович покачал головой, потом, набычив шею, прижал подбородок к груди, в позицию упорства. - Но ты прав, пусть так, при всех, чем потом, непонятно как, откуда и от кого... Пойду, доложу... Куда следует. Смотрите, не сотрите это... Петр Петрович, тебя Командующий хотел видеть, не забыл?
  
  Он взял фуражку и вышел.
  
  - Перекурю хоть, - сказал Марлинский и элегантно испарился следом за начальником.
  
  Глава 3.
  Капитан Таганцев, генератор идей.
  
  
  
  А на сегодня идей не было. Никаких. Что, как ни поворачивай, и не типично для него, и грустно само по себе, - обычно он ими фонтанировал. Но не удивительно, совсем не удивительно. Странно было бы другое, если бы после всего, что днем произошло на КП, его вечером потянуло по бабам. Хотя, чем черт не шутит, ведь вечер еще и не начался...
  
  Девушек он называет идеями. Так повелось еще с тех времен, когда он только прибыл в гарнизон после училища, сдружился с Гешей Хлебчиковым и на пару с ним принялся возделывать, удобрять и окучивать местный цветник. Тогда, изголодавшись в казарменном - монастырском, по сути, - воздержании по любви и ласке, он едва не захлебнулся от их изобилия, от множества возможностей и предложений.
  
  Сержу нравилась такая жизнь.
  
  Он говорил:
  
  - Сегодня вечером я занят - есть одна очаровательная идея.
  
  Ему казалось остроумно и даже символично называть идеями женщин, с которыми в данный момент развивал или только намеревался развивать отношения. А что, если разобраться, так оно и есть.
  
  Идеи.
  
  - Ну, что, какие идеи на вечер? - спрашивали они с Гешей друг друга и потирали руки - идей было хоть отбавляй. Крайне редко следовал ответ: - Да что-то без идей сегодня, пусто, скучно...
  
  Сержу нравились женщины. Всегда.
  
  Серж любил женщин. Безмерно. Любил их всех. Как объект, как принцип, как феномен. Он видел в них инопланетян, осуществлявших любовную миссию на планете Земля. Поэтому считал, что пока молод и полон сил, должен полюбить их как можно больше. Приложить к тому максимум усилий, должен. Хотя, женщины и сами к нему, кудрявому красавцу с густыми пушистыми усами, льнули. Все потому, что он умел ухаживать, и никогда не был жадным.
  Летом весь лес вокруг гарнизона, особенно от Дома офицеров, где проводились танцы, и дальше, вплоть до самой реки, был к услугам любовников. В призрачном лунном свете сосновый бор казался, да и был в реальности, храмом любви. Деревья-колонны поддерживали высокий звездный купол. Пространство плыло, пропитанное любовным томлением, туманы поднимались от зеленых трав и мхов, кружили головы и склоняли пришедших опуститься на податливые те ложа. Мало кто мог противиться мягкому и настойчивому побуждению, да и зачем? Девчонки сами, по своей воле ныряли в любовный омут, утаскивая за собой на дно его немалую добычу. Каждая ночь превращалась в ночь любви, из всякого предела, из-за каждого куста раздавались молитвенный шепот и страстные вздохи.
  
  Каков Бог, такая и молитва.
  
  Зимой было сложней устраиваться, особенно поначалу. Но и эта трудность как-то удивительно быстро разрешилась, и уже потом он водил девочек к себе домой, в служебную свою однушку. Получить квартиру - в виде какого-то там исключения - ему поспособствовала жена Председателя гарнизонной жилищной комиссии, с которой случай свел его на одном мероприятии, и которая... Которая ничем его не попрекала ни тогда, ни впоследствии, и всегда получала свое, когда случалась на то ее воля.
  
  Ищите женщин, сказано ведь.
  
  Следует отметить, что атмосфера любовного, если не безумия, так какого-то исступления в те первые три-четыре года имела место не только в воображении и восприятии Сержа. Не он один то явление подметил.
  
  - Прямо сумасшествие какое-то, - сказал как-то Лукьяныч. - Что молодые совсем девки, что зрелые вполне женщины - точно с ума все посходили. Сами, сами норовят раздвинуть ноги, где угодно, с кем угодно. Уже и нам, старикам, прохода не дают.
  
  - Так хорошо же, - бездумно совсем сказал Серж. - Пользуйтесь моментом.
  
  - Не к добру это, - вздохнул Лукьяныч.
  
  - Почему?
  
  - Перед войной такое бывает. Старики говорят, примета. Перед людской убылью природа старается сделать запас впрок, задел на будущее. Предполагаемые потери придется как-то восполнять, вот бабы и спешат, подзарядиться...
  
  И действительно, в гарнизоне наблюдался беби бум. До Литорали оставалось меньше года. Кто знал тогда?
  
  Бабник, да, говорили некоторые. Он и сам знал, что - бабник, и не спорил. Но со знаком плюс. Ведь женщинам, прежде всего самим, нужна любовь - он им ее и дарил, тем, с которыми был близок, всем без исключения. Как ему это удавалось? Ну, такой талант. Счастье такое. Удивительно, но, даже расставшись с Сержем, женщины хранили воспоминания о нем в душе, как некий образ счастья, что было недалеко от истины.
  
  Сегодня все ощущалось по-другому. Тревожно, да. Мысли нахлынули, от которых раньше он всегда старался отгородиться, не допускал к себе. А теперь - куда деться? С кем еще можно ими поделиться? Вот с Гешей он мог говорить обо всем, но его нет, а других друзей, таких же близких, пока и не предвидится. Когда друга приходится отдирать от души с мясом, на месте отрыва образуется корка, а потом, если заживет, рубец. А к рубцу кто прилепится? Мало кто... Трудно...
  
  Теперь же, при полном отсутствии плотских желаний, ему вдруг захотелось чего-то совсем иного плана. Серж даже поерзал на диване, на который уселся сразу же, как пришел домой, и где так и сидел, в некой прострации, уже битый час, не раздевшись, лишь скинув на колени тульей вниз фуражку, - вот как захотелось. Что тоже было странно, поскольку он и не помнил уже, когда в последний раз у него возникала такая потребность, прижаться к кому-то, уткнуться лицом в плечо, раствориться в абсолютном тепле, слиться с ним, обрести покой.
  
  Но, если честно, для себя, для личного своего понимания, в этом он нуждался всегда, и в женщинах, помимо прочих достоинств, искал этот внутренний космос безмятежности и успокоения. Другое дело, что считал - пока останавливаться и успокаиваться на достигнутом ему рано.
  
  Тридцать один, разве это возраст для мужчины?
  
  Серж был стопроцентным, настоящим мужиком, без вихляний и новомодной изящной гнильцы, поэтому в качестве объекта страсти - или светлого храма для души, - думал исключительно о женщинах. Сейчас он быстро пролистал свой обширный список знакомств и побед, и обнаружил, что больше всего на роль той, которая и поймет, и примет, и успокоит, причем, не из корыстных интересов, а потому что, как ни невероятно звучит, любит его искренно и бескорыстно, - лучше всех на эту роль подходит Тома. Тома, хм... В его списке идей она далеко не на первых местах... Ну, так ведь она и не идея, никак не идея. Она образ, дивный, тонкий, колеблющийся в дымке мечты, или сказки, и задержавшийся подле него благодаря лишь чуду, которое рано или поздно закончится. Чужой образ, не из его мира, - так представлялось ему.
  
  Тома была певицей, и хорошей, как он убедился лично, певицей, выступала от городской филармонии. А познакомились они... Познакомились они весьма странно и совершенно случайно... Хотя, если вдуматься, что в том случайного? Судьба не совершает случайных движений, все ей распланировано, шаги рассчитаны на годы вперед.
  
  - Есть два пригласительных в филармонию, - сказала Светлана, его на тот момент пассия. Она заявилась к нему домой после работы, без предупреждения и уже при параде.
  
  - Слушай, что-то не хочется, - попробовал увильнуть Серж, который филармонических концертов являлся не большим любителем. - Да и рабочий день завтра, рано вставать...
  
  - Не ной, пожалуйста, и будь паинькой, - Света прижалась к нему, хрустя шелком платья, дразня упругим телом. - От тебя и требуется-то всего отвезти туда и привезти обратно. На концерте можешь даже вздремнуть, у меня на плече.
  
  И жарко, в самое ухо:
  
  - Гарантируется бонус, ночной...
  
  Она нежно покусала его за ухо, поцеловала в щеку.
  
  - Бонус? - переспросил Серж и покрутил усами. - Это меняет дело.
  
  Тамара пела в том концерте, под конец первого отделения, исполняла романсы. Голос у нее оказался приятным и хорошо поставленным контральто. Пение ее Сержа просто заворожило, он имел странную склонность к низким женским голосам. Светлана познакомила их в перерыве, с Томой, как выяснилось, они пересекались еще в годы учебы. В общем, так, немного запутанно, не без конспирологического флера - участие и влияние некой тайной силы в их встрече Сержем ощущалось.
  
  Серж, как уже указывалось неоднократно, женщин любил, поэтому всегда радовался новым знакомствам с ними. Тома же, хоть и была к поклонникам благосклонна, старалась держаться равноудаленно от всех. А тут вдруг вспыхнула, засветилась, распахнулась ему навстречу.
  
  - Вы летчик? - спросила с непонятной ему тревогой.
  
  - Я авиатор, штурман.
  
  - Авиатор... Но вы ведь все равно летаете?
  
  - Только если в отпуск. Нет-нет, я управляю самолетами с земли.
  
  - Хорошо... Но вам и не нужно, у вас и так судьба высокого полета.
  
  - Как странно вы это сказали... И какой у вас необыкновенный голос. Просто магия какая-то...
  
  Видя, как заискрило между ними, как засверкало, Светлана сочла за благо поскорей увести Сержа прочь, домой, не дожидаясь начала второго отделения. Но было уже поздно, их отношений даже столь поспешное ретирование не спасло. Не спас их и обещанный бонус, который состоял в том, что Света осталась у Сержа на ночь. И хоть бонус был очень хорош, Серж полагал все же главной удачей дня свое знакомство с Томой.
  
  Со Светой они вскоре расстались, потому что пришло время перемен, и их расставание не было безболезненным. У Светы имелись на него планы, и она не желала от них отказываться только потому, что он смотрел на жизнь по-другому.
  
  - Ты еще пожалеешь! - предупредила она его.
  
  Серж легкомысленно пожал плечами. Отмахнулся. Зря, подумал он теперь, зря. Следовало бы отнестись ко всему серьезней, и как-то половчей разрулить ситуацию. Света обиделась, а женщина она, как оказалось, слишком злопамятная. Что может быть страшней мстительной женщины? От такой легко не отделаешься, не убежишь. И твои сентенции о том, что ты никому не хотел - и не причинил - зла, это всего лишь твои собственные отмазки, у нее соображения могут быть иными. Они у нее и есть - другие. Она улыбается, но затаила обиду, улыбка мертвая на лице, как маска. Она подставила тебя разок, и еще не раз это сделает. Придется теперь лавировать до отъезда, избегать, по возможности, встреч и опасных ситуаций.
  
  Бабник.
  
  Серж откинул фуражку с колен в сторону, поднялся и сходил на кухню за пивом. С бутылкой в руках вернулся обратно и вновь устроился на диване.
  
  Мысли ходили по кругу, кружили вокруг любимой его темы.
  
  Любовь, женщины. Что он мог с этим поделать?
  
  Бабник же.
  
  Обстановка, конечно, располагала. Сосновый бор, самое его сердце, таинственная и величественная глубина, в ГДО - танцы круглый год, девицы все сами в поисках приключений, тем более, Серж такой красавчик, за собой следил и цену себе знал. Все как учили старшие товарищи - рубашка свежая, брючки наглажены, туфли надраены, сияют, как у кота яйца. До синевы выбрит, слегка пьян... Ну, это редко, в смысле - второе. Зато одеколона не жалел никогда, покупал самый лучший. Аромат!.. Когда идет, девчонки шеи сворачивают себе, так оглядываются...
  
  Все же, ему казалось, что как-то удалось уладить ту ситуацию, - мысли, замкнув кольцо, вновь вернулись к Свете. Лишь казалось, как оказалось, напряжение осталось. Она даже пыталась покончить с собой. Говорили. Но Серж-то был уверен, что только сделала вид, просто руки себе поцарапала на видном месте. Но, скорей всего, ничего она даже не царапала, и тем более не резала, не такой была глупой, но все же ходила, сияя бинтами на запястьях, это да. Видимость, образ, имидж. И ведь работало! Люди говорили: вот какая любовь, жить без нее не хочет. Да-да... Почему, зачем они это делают? Слава Богу, не все. Света уж точно не такая. Она холодная и расчетливая, охотница. Воин на тропе войны. Ей срочно понадобился трофей, ее время на исходе. И правда, что еще остается? Загарпунить такого, как он, и уехать с ним в академию - единственная возможность вырваться из гарнизона. Дочери офицера прямой путь в жены офицера. В этом преемственность жизни, ее круговорот. Но куда только вырваться, в другой гарнизон? Вот и к нему выстроилась целая очередь потенциальных невест. Девок в гарнизонах рождается много, парней - мало. Но парни и сами уезжают, кто куда. Часто и возвращаются, уже офицерами. Замкнутый круг какой-то, честное слово. Но он-то, он должен из него вырваться. Свою судьбу он видит более высокой. Ему про то и Тамара сказала, а ей он склонен верить...
  
  Серж отхлебнул из бутылки, глоток получился слишком большим, он едва не захлебнулся. Поморщился, посмотрел внимательно на этикетку. Странный вкус у пива, хотя написано - светлое. Почувствовав его мягкое дурманящее воздействие, внутренний толчок, глубоко вздохнул и, раскинув руки - в правой бутылка - откинулся на спинку дивана. Продолжая движение, сполз по дивану совсем низко, почти лег, одновременно задрав ногу за ногу. Представил и легко ощутил себя в надежной и устойчивой пространственной капсуле, только ведь это ненадолго... Ненадолго...
  
  И точно, не прошло и нескольких минут, в течение которых мысли его, притворяясь мелкой рыбешкой, лениво плескались на отмели реальности, так что в конец растратили всю свою пытливую энергию, а уже в следующий момент они вскинулись, вскипели и вновь помчались по кругу. Сознание его сегодня зачем-то показывало ему ретроспективу его любовных похождений, впечатлений и переживаний. У каждого, бывшего молодым достаточно долго, всегда найдется таких немало. Некоторые из этих историй хотелось забыть и не вспоминать никогда. Но память, память... Она назойливо неуправляема...
  
  Вот и история с Оленькой Стримковой, как раз из таких.
  
  Хочется скомандовать себе: забыть немедленно! И пытаешься настаивать на своем, но с памятью такое не проходит, она редко поддается нажиму. И продолжает хранить то, от чего стараешься отгородиться. Про время, которое лечит и успокаивает, стирает и приукрашивает, Серж ничего сказать не мог, потому что не знал такого, слишком мала еще пройденная дистанция жизни. Сам не испытал, а с чужих слов повторять - зачем?
  
  Хотя, относительно него и Ольги, истории-то никакой не было. Он вовремя увернулся, отошел в сторону, и его задело лишь по касательной.
  
  А были танцы в ГДО. От безыдейности они с Гешей потащились туда, ближе к концу, помнится. Настроение сопутствовало отвратительное, то ли на погоду, то ли вообще, просто хуже некуда настроение, пустота и мрак, и с таким настроем лучше бы оставаться дома, в койке, но вот - потащились. Только вошли, объявили белый танец, потому как срок пришел определяться, кто с кем уходит. Ансамбль заиграл что-то надрывное, тоскливое. 'Я на школьный вальс последний пригласил тебя...' Или что-то подобное, уже не вспомнить. Народу совсем немного. На дворе осень, поэтому танцы под крышей, в большом фойе с колонами на первом этаже. Свет приглушен, под потолком неторопливо поворачивался зеркальный шар, генерируя и формируя небесный свод. Дробя устремленный на него луч прожектора на тысячи осколков, он тянул за собой газовую завесу иллюзии. По стенам, полу, по фигурам людей и их лицам плыла световая мишура, пятна бежали по кругу, метелью заметая, искажая, маскируя все, к чему и к кому прикасались. Фигуры вокруг туманны, расплывчаты, нереальны. Колонны в центре зала и пилястры вдоль стен были обшиты зеркалами, отчего пространство изломано невообразимо, в нем открывались и тут же закрывались невидимые ранее, несуществующие пустоты и глубины, в которых двигались люди, а, может, призраки людей и отражения призраков. Но появлялись, возникали спонтанно и слепые зоны, скрытые до поры от глаз потайные уголки и хитроумные карманы.
  
  Так представлялось. Совсем немного фантазии, желания - и ты почти, что в сказке. Почти что...
  
  Ведь сказка всегда лишь прелюдия к чему-то иному, большему, настоящему.
  
  Все перепутано в жизни, перемешано.
  
  Сказку ждем, в нее верим, за миг в ней готовы отдать все прочее.
  
  И, как в песне, желаем сказку сделать былью.
  
  На самом деле, здесь нет противоречия.
  
  Она возникла перед ним ниоткуда, вынырнула из какого-то тайного портала. Так показалось. Упала пелена, только что никого не было, и вдруг:
  
  - Я вас приглашаю. Белый танец...
  
  Огромные бездонные глаза, русая коса через правое плечо перекинута на грудь. Это важно.
  - Конечно!
  Танец подхватил их, понес по кругу.
  
  'Словно снегом заметает грустным вальсом зал...'
  
  Он смотрел в ее глаза, видел в этих блюдцах свое отражение и звезды, и позабыл все слова, которые нашептывал в девичьи ушки в подобных обстоятельствах.
  
  Девушка казалась напряженной, она отстранялась от него, насколько это возможно в парном танце, и лишь когда зазвучали последние аккорды, вдруг прильнула, прижалась к нему со странной неистовостью. У Сержа перехватило дыхание, таким внезапным оказался порыв, такой тугой и тяжелой, точно чугунные ядра, проявилась грудь ее под платьем.
  
  Он проводил ее на место, в зеркальный омут за колонной. Там подругу поджидали Светлана и еще девица. Света смотрела на него исподлобья, как она умела. Во взгляде ее ощущалась затаенность. Ох-хо-хо, подумал Серж и внутренне подобрался. Похоже, Светка что-то задумала, не иначе, строит козни.
  
  - Не советую, - предостерег Геша. Он был местный, знал всех с детства. - Идея совсем ошибочная. Лжеидея, можно сказать.
  
  - В чем дело?
  
  - Ты знаешь, с кем танцевал?
  
  - Нет. А что, есть какая-то разница? Что это за девица?
  
  - Девица, вот именно. Это Оленька Стримкова, ее папаша...
  
  - Полковник Стримков, начальник Политотдела корпуса.
  
  - Вот именно. Но не в этом дело.
  
  - А в чем же, не понимаю?
  
  - В ней самой. Девонька с большими странностями, еще со школы. Что-то с головой у нее не то. Не так устроена, не так поставлена, как у всех прочих. Она больше лечилась, чем училась. Отец ее даже отказался от повышения, чтобы переездом на новое место не травмировать дочь лишний раз. Не советую.
  
  - Да я ничего...
  
  Они даже не были знакомы. Один танец в активе, да и тот - белый.
  
  Он старался не смотреть в ее сторону, он отводил глаза, и все равно где-то в распадающихся и множащихся глубинах зеркал натыкался на ее взгляд. Пристальный, в упор. Что-то все же ощущалось в ее глазах безумное. Или он уже сам себя накручивал? А рядом, поддержка и опора - глаза Светланы. Пожалеешь, слышал он ее голос, ты еще пожалеешь. Да ну на фиг, решил Серж. Следует воспользоваться темнотой. Грамотно выполненное отступление есть не бегство, а тактический прием, дающий выигрыш во времени и запутывающий неприятеля.
  
  - Ввиду вновь выявленных обстоятельств предлагаю перебазироваться на запасной аэродром, - шепнул он Геше.
  
  Другу не требовалось повторять дважды.
  
  - Уходим на бреющем, - кивнул тот. - Строями на малой высоте.
  
  Похоже, она таки влюбилась в него. Запала капитально. Что, где, когда - совершенно непонятно. Ведь до того танца они не пересекались нигде. Сержу хотелось думать, что его вины в том нет никакой. Как и заслуги. Пожалуй, впервые проигнорировал он вызванные им чувства, постановив для себя, что с этой девицей ему лучше не связываться. И что с того? А должен был, что? Не надо, не хочу, увольте!
  
  Но, конечно, не все так просто.
  
  Оленька тогда совсем свихнулась, крыша ее поехала далеко-далеко. Вены себе резать зачем-то взялась. Еще бы, пример подруги перед глазами. Но если Света лишь имитировала процесс, то эта со всей основательностью, старанием и, чего греха таить, глупостью, так что едва успели спасти. Что вообще за манера, чуть что, за бритву хвататься? Поветрие, что ль, такое? И хорошо еще, что себя по рукам, а ведь могли бы и любимого, того, по горлу. Страх-то какой, так и на улицу без железного воротника не выйдешь.
  
  Потом Оля долго лечилась, но так, похоже, и не восстановилась до конца. Но, едва оправившись, загуляла на славу. Как говорят в народе - словно с цепи сорвалась. Переспала со всем гарнизоном, со всеми, с кем могла - никому не отказывала. Жестко. Родители с ума сходили от ужаса и горя, а что они могли поделать? Серж тоже ощущал в душе своей, где-то в самой глубине, тяжесть и жжение греха. И в этом Светлана без сомнения преуспела, навязать ему чувство вины. Хотя, может, и Светлана здесь ни при чем, может, он сам все выдумал, этот заговор, кто знает. Причины происшедшего остались не выявленными, и его лично ни в чем не обвиняли, но, выяснилось, что имелся иной уровень взыскания, другая шкала. Делал, не делал - это одно, а вот что ты чувствуешь, как к происшедшему относишься - совсем другое. Серж и раньше Оленьку избегал, а теперь стал опасаться. Но гарнизон слишком малое место, чтобы исключить встречи полностью, и когда они все же сталкивались где-нибудь в людном месте, Оля улыбалась ему улыбкой, от которой у него холодели спина и ниже. Она стала ведьмой, думал он, настоящей ведьмой. Хорошо еще, поддерживала надежда, что успеет вовремя смыться в академию. Осталось всего ничего, до осени, экзамены он уже сдал.
  
  Да, недооценил он Свету с ее ревностью и мстительностью, следовало бы к ее словам отнестись внимательней. Кто же знал? С виду баба, как баба. Женщина. Руки, ноги, голова... Губы для целования, грудь для осязания... А оно - вон что там, внутри. Горшочек со снедью, которую она готовит тщательно и медленно, а подает холодной. Что ж, каждый добивается своего, как может. Наверное, ничего еще не кончилось, и, конечно, следует и дальше остерегаться Светланиных козней, ибо, когда она удовлетворится вполне своей местью, и удовлетворится ли вообще, не ясно. Хорошо все-таки , что он от нее отчалил. Правда. Словно по наитию свыше. Геша, кстати, спасибо ему, настоящий был друг, тоже не прятался, говорил прямо: пропадешь с этой девицей, зловредная идея... Иметь постоянно рядом с собой такой источник угрозы, ощущать ее и при этом пытаться жить нормальной жизнью - то еще счастье. А ведь кому-то оно и достанется...
  
  Так или иначе, но образ жизни, если не внутренне, то внешне после того случая с Оленькой им с Гешей пришлось менять. Гешу происшедшее касалось в малой степени, но на то он и друг, чтобы не бросить, когда трудно. Они повзрослели, посолиднели даже как-то, насколько вообще применима такая характеристика к мелкому Геше. Оба в срок получили старших лейтенантов, а это, кто не в теме, для молодых офицеров многое значит. И если не пресытились, то наелись изрядно гарнизонных сладких блюд. Ушли в прошлое танцы в ГДО, вздохи под луной и торопливые жаркие объятия в сосновой роще. Они с Гешей полностью переключились на Город. Добираться до него было далековато, не меньше часа на машине, но зато идеи там пребывали во множестве, на любой вкус, при этом были ничуть не менее любвеобильными своих лесных подруг.
  
  Кстати, тогда у них с Гешей обозначилось некоторое расхождение в подходах. Если в двух словах, Геше хотелось побольше и попроще, без заморочек, поэтому он все чаще пропадал в женских коллективах и общежитиях, где его жалели за мелкость, старались откормить и, да, любили. Геша, даром, что невелик ростом, причину для любви имел уважительную, скидывая покровы, превращался в сказочного единорога. Зная о том, женщины к нему льнули в основном крупные, они давали ему охотно, любили страстно, кормили щедро. Там, в общежитии пединститута Геша и обрел свою судьбу. Судьба имела грудь четвертого размера, на которой Геша устраивался, словно куренок в гнезде - мягко, тепло и абсолютно безопасно. Судьба приманивала Гешу любимым им борщом со сметаной и черносливом. Наевшись и налюбившись, он засыпал на ней совершенно счастливый, держа титьку обеими рукам, улыбаясь и причмокивая влажными губами коричневый, как охотничья колбаска, сосок. Понимаешь, делился он с другом впечатлениями, я ее всю объять не могу, ни рук, ни воображения не хватает. Дыхание перехватывает, как подумаю: неужели это все мое?
  
  Звали судьбу типичным для учителей именем - Виолетта, не удивительно, что предпочтение она отдавала голубому и фиолетовому, в цвет глаз, платья носила многослойные, с оборочками, а светлые волосы усмиряла заколкой в форме фиалки. Геша звал ее Виви, она называла его цыпленком. Рядом с ней он и выглядел цыпленком.
  
  Другое дело Серж, совсем другое дело.
  
  После истории с Оленькой он, что ли, остепенился. Иногда ему казалось, что он помнит тот момент, когда услышал, как в голове его щелкнул переключатель, и следом пришло понимание, что все, нагулялся. Не то, чтобы вовсе уж нагулялся, нет. Просто его личная программа переключилась на следующий, более высокий уровень и, не мешкая, стала его отрабатывать. Если Геша, по сути, продолжал тот же самый загул, только в других угодьях, чему был рад вполне, Серж почувствовал, что ему это уже не интересно. Он сразу решил, что никаких теперь школьных вечеров и, тем более, утренников, никаких закрытых огоньков работников торговли, посиделок в женских общежитиях и танцев в ГДО. Всего этого - хватит. Время пролетело быстро, и хорошее время, но если он будет продолжать в том же духе, на всем том, что он наметил себе достичь в этой жизни, можно ставить крест. Прошлому следует сказать спасибо, даже поклониться в пояс и, не оглядываясь, решительно идти дальше. Что он и сделал.
  
  Пожертвовал количеством в пользу качества.
  
  С Гешей они продолжали вместе мотаться в Город, но там их пути расходились. Серж завозил друга к Виоле, а сам отправлялся в ресторан.
  
  Небольшой, далеко не самый дорогой и фешенебельный ресторанчик чуть в стороне от центра. Через полгода тамошний персонал принимал его, как своего. Он садился всегда за один столик в углу, откуда было удобно наблюдать за залом. Кофе, коньяк, сигареты. Он не кутил и не шиковал. Выглядел естественным, задумчивым, загадочным. Меланхоличным. Взгляд, устремленный вдаль, поверх голов, сигарета в длинных пальцах, голубой дым, завитой ус... Жизнь раскрывалась перед ним, как Поле чудес. Он и понятия не имел, какие удивительные, роскошные женщины заглядывают сюда скоротать вечерок. Он, если честно, обретаясь в Сосновом Бору, даже не подозревал, что такие женщины существуют на свете. Зато верно и вовремя сообразил, что приходить в ресторан в мундире для него - выигрышный вариант. Военная форма ему шла. Женщинам нравилось, танцуя, опираться на погоны на его плечах. Женщины вздрагивали, когда его крепкие руки обнимали их за талию. Женщины приходили и уходили, отношения редко затягивались надолго - по взаимному согласию, хотя, возникнув, уже не прерывались окончательно. Тоскливая и чарующая нота поиска и ожидания вновь и вновь звучала в его душе.
  
  Инстинктивно, не понимая себя до конца, Серж тянулся к свету, искал его, не зная, где он, быть может, рядом. Но он точно знал, что этот свет есть, существует, и что когда он его найдет, то последует за ним сквозь смерть и бессмертие.
  
  Никогда Серж не приводил в этот ресторан Тому.
  
  Все изменилось после того, как начались события в Литорали. Все эти идеи, казавшиеся столь важными еще недавно, заполнявшие его жизнь до краев, бывшие ее основой и составлявшие, как ему казалось, ее суть, благополучно ушли на второй план. И хорошо, если на второй, многие и вовсе рассеялись за ненадобностью. Когда приходит война, она забирает сердце мужчины себе, она обладает такой властью, поэтому прочим женщинам нужно проявить все свои лучшие качества, чтобы противостоять ей. Говорят, что это не так и трудно, говорят, надо всего лишь посвятить этому жизнь. Жизнь за жизнь, все просто.
  
  Глава 4.
  Молчу-молчу.
  
  
  Будильник на столе утробно лязгнул медным механизмом, он явно пытался зазвонить, но наступал вечер, а никак не утро, и попытка не удалась. Вздрогнув, Серж очнулся от воспоминаний. Пиво давно выпито, а он этого и не заметил. Сидит, сидит... Поднявшись, он отнес бутылку на кухню и там сунул ее под мойку. Звякнув, она встала в длинный строй себе подобных. Пора Марь Иванну звать, подумал Серж. Вообще-то, ему не в лом выбрасывать бутылки самому, вместе с остальным мусором, но соседка вызвалась сдавать их в магазин, и, конечно, он был не против. Все какой-то приработок старушке, на пенсию одной прожить трудно. А напрямую, из рук в руки, денег она не возьмет, еще и обидится, гордая. Ну, ладно, что-то он сегодня...
  
  Он вышел из дому. Те мысли, и даже подозрения, которые у него возникли в связи с утренним происшествием на КП, требовали проверки. Как минимум проверки, а желательно - опровержения. Но для этого ему нужен был Геша, собственной персоной. Чтобы и ответ выслушать, и в глаза посмотреть. А где тот обретается в последнее время, Серж не имел ни малейшего представления. Конечно, проще всего зайти к Геше домой и спросить там у Виви, но с ней ему теперь опасно сталкиваться, может и прибить, чем под руку попадется. Агрессивной и несдержанной на язык Виолетта Павловна сделалась после того их с Гешей залета, поэтому домой к Геше ему совсем не проще. На сколько он себе представлял Гешины привычки, верней всего справиться о нем, а то и встретить его самого можно в ГДО. Туда Серж и направился.
  
  Выйдя на аллею, он повернул налево. Солнце уже опустилось за деревья, и оттуда, снизу вверх, брызгало на облака розовым. Стволы сосен светились и горели червонным золотом, а у самой земли начинали собираться тени. Все замерло, застыло - ни ветерка. Насыщенный хвойным ароматом воздух пился, как нектар.
  
  Гарнизон Сосновый Бор в части гражданской инфраструктуры был устроен очень просто. От летного профилактория, что рядом с КПП, прорубили длинную, километра в три, просеку. Заасфальтировали, получилась аллея. По сторонам от нее, слева и справа, прямо среди деревьев, возвели дома. Ну, уже исходя из названия гарнизона, можно представить себе эту картину - дома в лесу. В сосновом лесу.
  
  В дальнем конце аллеи, за небольшой площадью с памятником вождя посредине, как средоточие культурной и общественной жизни, как центр притяжения, к которому сходятся все тропки, дорожки и дороги, виднелось здание ГДО. Гарнизонный Дом офицеров построили в том же стиле, что и Штаб корпуса, его и выкрасили той же веселой краской, желто-оранжевой, с белыми акцентами на карнизах и наличниках окон.
  
  Отсюда, почти с самого начала аллеи, где находился Серж, ГДО, завуалированный слегка обступившими его деревьями, размытый дымкой и аберрацией зрения, казался вокзалом из сказки, от которого отчаливали поезда, уносясь в дальние страны. И, возможно, где-то так оно и было. Призрачные поезда, воображаемые страны. Только вокзал реальный. Но у каждого - свой.
  
  Резко закричали над головой и устроили небольшую, но интенсивную потасовку сойки. Красивые птички, в который раз отметил Серж. С верхушки сосны посыпалась труха, где-то там языком пламени мелькнул рыжий хвост белки. Отскакивая от ветвей, свалилась вниз шишка, подпрыгивая, она подкатилась ему под ноги. Чертя спирали в воздухе, спланировали на землю сосновые семена, целый крылатый десант. Серж поднял шишку, сжал ее в кулаке. Ему показалось, что не только поезда, но и вокзал, и все вокруг сдвинулось со своих мест, начав движение в неизвестном направлении. Хотелось сохранить в сознании что-то незыблемое, какой-то ориентир, точку отсчета. Вот, шишка... Разве она не может стать тем гвоздем, за который зацепится мироздание?
  
  Вряд ли.
  
  Если перемены действительно начались, ничто их не остановит, и даже не задержит.
  
  Он подкинул шишку пару раз на ладони, словно оценивая ее реальный вес в этом мире и, не впечатлившись, отбросил в сторону. Шишка ткнулась в серый, перемешанный с иголками, песок, и тут же растворилась в общем фоне. Вот что значит - занять свое место.
  
  Зажав фуражку подмышкой, сунув руки в карманы, Серж направился к своей цели - Дому офицеров. Несмотря на возникшее еще утром чувство тревоги, так и не покидавшее его с тех пор, он чувствовал себя превосходно. На своем месте, как та шишка. Народа, с оглядкой на понедельник, на аллее встречалось немного, начальства и старших офицеров - вообще никого, так что ничто его не отвлекало и не сбивало с толку.
  
  Однако не успел он пройти и двадцати метров, как слева на дорожке, которая шла, как знал Серж, от офицерской общаги, показался Антон Билевич. Он почти бежал, торопился из последних сил. Выскочил на аллею, пропыхтел мимо.
  
  - Эй, человек и паровоз, ты куда несешься?
  
  - Привет! Спешу, прости...
  
  Антон вышагивал походкой привыкшего к опозданиям человека, особенным стелющимся шагом, при котором ноги едва отрывались от поверхности и забрасывались не так далеко, как это делают, например, конькобежцы. Нет, мелко-мелко и быстро-быстро. При таком способе перемещения легко споткнуться и даже упасть, поэтому особенное значение приобретает тщательное сканирование поверхности перед собой и моментальный выбор оптимальной траектории движения. Комплекции Билевич был объективно полуторной, и когда он пронесся мимо, Серж с интересом и некоторым восхищением отследил взглядом интенсивно перемалывающие воздух, словно поршни паровоза, его булки - обтянутые тканью защитного цвета объемные ягодицы. Дыма и пара в задней полусфере не наблюдалось, может, не успел еще как следует разогреться. А вот каблуки на туфлях оказались недвусмысленно стесаны на внешнюю сторону, что объяснялось заметной косолапостью их владельца.
  
  Серж догадывался, куда так спешил Антон. Да тут и не обязательно быть большим прозорливцем, чтобы угадать. Чуть дальше по аллее, справа, за елочками пряталось одноэтажное здание летной столовой, которую Серж посетил еще два часа назад, сразу после работы, а вот Антон, похоже, пролетал с ужином. Мимо, мимо него пролетал.
  
  И точно. Тот резко свернул к столовой, подлетел к двери и схватился за ручку. Раздался грохот дерева, дребезжание и звон стекла.
  
  - Да что такое? Как же так? Откройте, я есть хочу! Не понимаю, я же успевал! Откройте!
  
  За стеклом двери показался силуэт в белом, который замахал на Билевича руками, а потом еще потыкал пальцем в часы на запястье.
  
  - Что значит - закрыто? Как это завтра? До завтра я не доживу! - отреагировал Антон на неслышимую отповедь из-за двери.
  
  Фигура еще раз махнула на него рукой и растаяла в глубине помещения.
  
  Серж, остановившись на аллее напротив столовой, ждал, чем закончится попытка отдельно взятого человека получить свой ужин. Когда развязка наступила, он помахал ему рукой.
  
  - Присоединяйтесь, капитан!
  
  Антон подошел к Сержу. По пути он еще пару раз оглянулся, словно не веря, что так нехорошо получилось и ужина не будет.
  
  - Нет, уже не откроют. У них с этим жестко, - развеял сомнения и надежды приятеля Серж.
  
  - Здорово! - Антон потянулся для основательного рукопожатия. Прямая челка, под ней добрые с грустинкой глаза, пухлые губы, розовые щеки и довольно тяжелая нижняя челюсть с ямочкой на подбородке - вот, таков он, Антон. - А ты что, тоже? Без ужина остался?
  
  - Нет, я отужинал сразу после открытия. Но вообще, бывало и такое. Их уговаривать бесполезно, если закрылись, то все. Предлагаю идти в кафе, в ГДО. Там хоть можно взять пива и рыбы, а больше все равно некуда.
  
  - Как это унизительно, зависеть от желудка, - с достоинством и несколько высокопарно сказал Антон. - Но я вынужден есть, чтобы жить. Веди, мой друг, куда знаешь.
  
  С последним его утверждением трудно было спорить, но вообще-то парень тут несколько лукавил.
  
  Серж не являлся близким другом Антона, но знал его неплохо. Первые полгода в гарнизоне, которые Сержу пришлось прожить в общежитии, они были соседями и, можно сказать, приятельствовали. Общага, это особая история, которая надолго сближает людей, и даже роднит. А с тех пор, как Серж переключил свой досуг и свое внимание на городские рестораны, они и там частенько сталкивались. Но, в отличие от Сержа, который тоже любил хорошо и вкусно поесть, но не делал из еды культа, Антон был явным гурманом. Поэтому ел он, конечно, чтобы жить, но и жил в значительной степени для того, чтобы есть. Что по нему, кстати, было заметно. Кроме того, он эстетствовал в меру своих сил и возможностей, посещая концерты, театральные постановки и выставки, что по меркам провинциального, хоть и областного города имело значение, и было замечено. Но женщины его интересовали в значительно меньшей степени.
  
  - Нет, - говаривал он Сержу, - я повременю. Пока. Не хочется рисковать. А жену следует искать в столице, брать из хорошей семьи да со связями. Начальство-то все в основном там проживает...
  
  Вот, кстати, в этом с ним Серж был полностью согласен, насчет жены и прочего, потому что имел свой схожий план, как ему войти в элиту жизни, в элиту Вооруженных сил. Как говорится, плох тот лейтенант, который не мечтает жениться на генеральской дочке. Но, при этом, он любил женщин, любил рисковать и не желал откладывать на потом. Жизнь - лотерея, неизвестно, как она сложится завтра. И, может быть, будешь жалеть, и клясть себя за упущенный шанс, но возможности вернуть его назад уже не будет. Никогда.
  
  Билевич служил в секретной части, в батальоне особого назначения, БОНе. В гарнизоне таких как он не слишком любили - за более высокую зарплату и кажущиеся тепличными условия службы, называли молчу-молчу и ни о чем не спрашивали, потому что они все равно не отвечали. Жизнь под подпиской о неразглашении имеет свои прелести. И особенности. Сказанное слово неизбежно отзовется, где-то, когда-то, поэтому лучше помолчать.
  
  Этим летом Антон тоже поступал в академию, в ту же самую, что и Серж. Но у молчунов там был свой факультет, который назывался несколько завуалированно и отвлеченно - ПРИС. Подготовка руководящего инженерного состава. В столице они пересекались всего пару раз, но то, что оба поступили и через короткое время уедут отсюда, может быть, навсегда - эти обстоятельства их, безусловно, сближали.
  
  - Знал бы, что такая беда случится, переоделся бы, - сказал с сожалением Антон. - Не люблю в форме по злачным местам ходить.
  
  - По злачным и не нужно, - согласился Серж. И тут же выдвинул контраргумент: - Но мы-то идем в Офицерское кафе, которое находится в Доме офицеров! Чуешь, как звучит? Ощущаешь, гордость в груди от этих слов?
  
  Антон фыркнул в ответ. Имелась у него такая привычка, отфыркиваться и отдуваться, выражая презрение или несогласие.
  
  - Да уж... Гордость и предубеждение. А ты сам-то зачем в ГДО плывешь? Тоже пивка решил попить?
  
  - Корабли и капитаны, вроде меня, не плавают, а ходят. Пивка я, кстати, уже слегка того, употребил. Нет, на самом деле, мне нужно кое-кого встретить, одного старого друга. А где его найти, не знаю. Вот и решил с центра начать поиски. А где у нас центр общественной жизни? Правильно, там, где пиво наливают...
  
  - Мне кажется, это явная натяжка. Кстати, хорошо, что тебя встретил, может, просветишь... Что там у вас произошло сегодня, на КП? А то слухи разные ходят...
  
  - Молчу-молчу! Ну, ты понимаешь...
  
  - Что, так серьезно?
  
  - В общем, да.
  
  - Что же дальше будет? Во что выльется?
  
  - Черт его знает, - Серж пожал плечами. - Может быть, расстреляют не всех, а каждого второго, или даже только третьего...
  
  - По законам военного времени?
  
  - Точно так.
  
  - Ух ты! Ну и дела...
  
  Притихшие, они подошли к вождю на высоком постаменте. Бронзово-зеленый, он сжимал в руках картуз и смотрел вдаль - где-то там окопалось предсказанное им светлое будущее и все никак не желало переходить в наступление. Вождь грустил из-за этих обстоятельств, и даже немного злился - все же они портили его реноме. Взгляд его был суров и сосредоточен, а на тех, кто копошился у его ног, он внимания не обращал. Те, которые внизу, платили ему той же монетой. Обойдя памятник, как течение обтекает камень, с двух сторон, они вступили под высокий монументальный портик с колоннами. Преодолев совместными усилиями сопротивление мощной пружины, открыли трехметровую дубовую входную дверь и, проскользнув в нее, оказались в фойе Дома офицеров.
  
  Свет внутри был приглушен, по случаю понедельника танцев и других массовых культурных мероприятий не намечалось. Пахнуло затхлой влажностью плохо отапливаемых в зимний период казенных помещений, этот дух, возникнув, не исчезал никогда. Налево от входа, лишь подняться на пару мраморных ступенек, за стеклянными дверьми располагалось то самое фойе с колоннами и зеркальным шаром под потолком, про которое Серж сегодня уже вспоминал. Эти двери оказались закрытыми, и за стеклами царила тьма. А вот справа дверь под вывеской "Офицерское кафе", как всегда, была распахнута, за ней сиял свет и раздавался какой-то гул, словом, ощущалась жизнь. Кислый пивной запах вытекал из двери густыми волнами, точно смоляной вар из бочки.
  
  Войдя в кафе, они обнаружили обширное его помещение практически пустым, что и понятно, ведь до получки, до дня авиации, как его именовали служивые, и который случался тринадцатого числа каждого месяца, оставалась еще неделя. Самое тоскливое и депрессивное время. Лишь в дальнем углу у большого, выходящего в сторону леса окна, сдвинув два стола вместе, веселилась компания военных, мероприятие, видимо, было заранее спланировано и оплачено. Веселились они, похоже, уже достаточно долго, градус веселья соответствовал примерно двум часам пятнадцати минутам непрерывной накачки. Тосты там звучали одновременно с разных сторон, колбаса давно была съедена, куриные кости обглоданы, но бокалы все сдвигались со звоном и лязгом, и плескалось в них не одно только пиво.
  
  Поскольку кухня и здесь уже закрылась, взяли в буфете по бокалу пива и по порции копченой ставриды, с этой снедью устроились за столом в противоположном от кампании углу. Рыбка выглядела очень хорошо, янтарно поблескивала, сочилась жиром, по всему, буфетчица не обманывала, утверждая, что свежая. Но Антон все равно морщился, пачкать руки ему не хотелось.
  
  - А ты ее зубками, - наставлял его Серж. - На вилочку - и зубками... И он показал, как это делается. Тем паче, что ему и самому пачкать руки не нравилось.
  
  - Хорошо, хоть салфетки есть, - разглядел, наконец, светлое пятно в настоящем Антон.
  
  Серж оглянулся, разглядывая кампанию, но Геши среди пирующих не обнаружил.
  
  - Кого ты все высматриваешь?
  
  - Да так, друга своего... Старого.
  
  - Гешу Хлебчикова, что ли?
  
  - Ты его знаешь?
  
  - Ну, как же, отлично знаю, еще с тех времен, когда ты в общаге жил. Тогда мы с ним и познакомились. И после уже, когда ты съехал, все время вас вместе видел. Вы, как эти, не разлей вода, были. А потом что-то случилось, говорят...
  
  - Всегда что-то говорят...
  
  - Это точно. А ты? Не расскажешь? Что на самом деле?
  
  - Поверишь ли, Антон Аркадьевич, совершенно неохота вспоминать. Глупая потому что история. Глупая, и в то же время дикая и бешеная история.
  
  Серж задумался на минуту, будто прислушиваясь к отголоскам былых событий, и впервые вдруг почувствовал, точно кожей всей ощутил, что складывается вокруг него, заваривается некая комбинация, в которой он совершенно ничего не понимает и участвует помимо своей воли. Лицо Антона, между тем, выражало внимание и доброжелательность, и неожиданно для себя, Серж стал рассказывать.
  
  - Ты прав, дружили мы тогда крепко, таскались везде вместе, как Пат и Паташон.
  
  - Кто такие?
  
  - Актеры, длинный и короткий. Дуэт. Не важно. У нас тоже был дуэт.
  
  - Длинный и короткий, - улыбнулся Антон.
  
  - Да, - без улыбки подтвердил Серж. - Мы и служили рядом, и отдыхали вместе. Правда, уже тогда мы с ним стали отдаляться, если не интересы, то наши подходы к жизни изменились, во всяком случае, у меня. Меня увлекала атмосфера ресторанов и кабаре, его все больше тянуло в домашнюю обстановку. Уюта ему не хватало. Тогда же он познакомился с Виви...
  
  - Виолеттой Павловной?
  
  - Да, да. Знаешь и ее? Короче, почти все время он проводил у нее, в общаге пединститута. И ел, и спал, и жил там. Там, кстати, много наших военных тогда обитало. Училки и медички для офицеров лучшие жены. Но тут подоспело лето, и случились каникулы. Ви подалась на родину, родителей повидать, а заодно предупредить их, чтобы готовились к ее свадьбе. Геша ей уже и кольцо подарил. В общем, такое дело, решили мы с ним в кабак сходить, последний раз, что-то типа отвальной холостяцкой вечеринки устроить. Потому что и так давно не было, а когда еще будет, неизвестно. Виолетта Гешу уже в кулаке держала, следила за ним и ничего лишнего не позволяла. Он, кстати, парень такой, за ним всегда кто-то приглядывать должен. Ну, а тут он себе сам позволил, оторвался. Я, кстати, тоже не сразу сориентировался в тот раз, отвык, видимо, а спохватился поздно, Геша уже набрался до зюзей. Но, что удивительно, на ногах держался. А лучше бы упал, честное слово. В какой-то момент мы начали наш путь домой. Я перед тем ногу на физо подвернул, сильно, связки даже порвал, синяк, отек сумасшедший, все такое. Ты, наверное, видел. Уже заживать начало, но еще не вполне, ходил я в повязке и с палкой, ногу волочил, поэтому мне еще и Гешу тащить было сложно. Тем не менее, добрались до остановки такси. Ночь на дворе, машин, как ты понимаешь, в это время не густо, а точней - пусто, стоим, ждем. Тут еще двое подходят, стали поодаль, курят. Машина как раз из-за угла выворачивает, мы к ней, а те двое, что позже пришли, внаглую нас отталкивают и лезут без очереди. Причем хорошо так отталкивают, Геша кубарем отлетел, я тоже едва на ногах устоял. Но вот зря они так, зря. Надо Гешу знать, он неуважения к себе не стерпит, в любом состоянии. Он подхватывается на ноги, как неваляшка, и в драку сразу... Причем, серьезно все так. Но он мелкий, а их двое, я же не мог в стороне оставаться, правильно? В общем, отделали тех двоих общими усилиями так, что они едва ноги унесли. Палка моя очень пригодилась, но от непрофильного использования винтом завернулась, там ведь трубка алюминиевая, легкая, к счастью... Палка до сих пор, кстати, на шкафу у меня лежит. Сувенир... Да... Победа осталась за нами. Тогда так казалось. Но уже сомнения кое-какие закрались. Мы когда в такси ехали, водитель все оглядывался на нас, удивленно головой качал и приговаривал: - Ну, вы, пацаны, даете... Поняли мы, отчего он так удивлялся, только на следующий день. Сразу с утра нас к начальнику политотдела вызвали.
  
  - К Стримкову?
  
  - Да... Оказалось, я мою палку вокруг спины и головы сынка мэра города заворачивал. Кто второй с ним был на остановке, так и не знаю, но этот в кабинете начпо присутствовал. Вместе с папашей своим, градоначальником. Голова в бинтах! У нас у самих головы трещат, а тут это...
  
  - Представляю...
  
  - В общем, шум поднялся офигенный, думали, не избежим тюрьмы, честное слово. Даже дело вроде бы завели на нас, за хулиганку. Мэр жаждал крови, за сыночка поквитаться хотел. А потом все вдруг стихло. Ну, как стихло... Гешу уволили из армии, списали подчистую. Отдали в качестве искупительной жертвы, несмотря на все его таланты.
  
  - А были таланты?
  
  - Да! Несомненные. Лучшего компьютерщика, поверь, я не встречал. Настоящий хакер.
  
  - А тебе за ту историю что было?
  
  - Ничего.
  
  - Так-таки ничего?
  
  - Абсолютно. Даже выговор не объявили. Словно с Неба амнистия снизошла. Я, честно говоря, сам не понимаю, отчего так... Геша тогда обиделся на меня страшно, сказал, что я его предал. Я понимаю, так все выглядело, но, повторюсь, я лично не делал ничего, чтобы отмазаться. И мне не известно, чтобы кто-то что-то делал. Но вот, так получилось, такой теперь у меня камень на душе. А дружба наша прекратилась. Вообще, сразу и навсегда, все наши с ним отношения прервались. И он, и все остальные, считали, и до сих пор считают, что меня в той истории спас некий высокий покровитель, но...
  
  - Но?
  
  - Это не так. Нет у меня высоких покровителей, во всяком случае, мне о таких ничего не известно. Папаня мой тоже штурманом работал, до больших чинов не дослужился, всего-то подполковник, к тому же давно в отставке. Даже у тебя, насколько я помню, тыл крепче. У тебя же папаша полковник?
  
  - Медицинской службы... - фыркнул Антон.
  
  - О, медицинской! Что может быть важней здоровья? Самый ценный капитал. Но у меня никаких связей, поверь.
  
  - Что же тогда?
  
  - Не знаю. Просто не представляю. Чудо какое-то...
  
  - Может, тайная пассия какая-то помогла?
  
  - Может, не знаю. Не знаю! Повторюсь, тайна для меня за семью печатями, я сам теряюсь в догадках.
  
  - Что же дальше происходило?
  
  - Дальше? Для меня все осталось, как было, а Геша... Геша ушел на гражданку. И женился на своей Виви. Она к тому времени уже в положении находилась, поэтому пришлось. Живут они сейчас здесь же, в гарнизоне. Геша поначалу загулял сильно, запил с горя. Потом вроде перестал. Виви каким-то образом смогла наставить его на путь истинный. Но он жены боится страшно, и всегда боялся, поэтому, когда пьяный домой не идет. Еще когда они вдвоем с матерью жили, он и ее боялся, и от нее прятался. У него укромное место на чердаке есть, там громадная коробка от лампового телевизора, еще со времен царя Гороха, стоит, она ему как раз по размеру. Он в коробке себе логово устроил, когда надо отлежаться, заберется в нее, и спит. Мать его ко мне: где Гена? Давай его, домой. Я его из коробки извлекал, и, как младенца, на руках домой нес. Мать в нем души не чаяла, а теперь Виолетта. Но потом эти загулы как-то резко прекратились, и я его из виду совсем потерял. А потом Литораль началась. Наверняка где-то устроился, говорю же - умный он. Гений.
  
  Антон так заслушался рассказом Сержа, что незаметно для себя, несмотря на внешнюю брезгливость, съел всю свою рыбку. Действительно, оказалась ставридка и свежей, и вкусной, словом, пришлась ему по нраву. Серж же к своей так и не притронулся. Заметив, как плотоядно поблескивают глаза Антона, подвинул к нему свою тарелку.
  
  - Ешь!
  
  - Серьезно, что ли? А ты?
  
  - Я не хочу.
  
  - Ой, спасибо большое... А я что-то разохотился.
  
  Антон тут же подцепил на вилку самый сочный кусок и вгрызся в него зубами. Зубками, как учил его Серж. Со смаком, чрезвычайно ловко наматывая ее на зубцы, обсосал и даже пожевал рыбью шкурку. К компании по соседству присоединились, наконец, женщины, наверное, работницы ГДО, закончив смену, присели отдохнуть. Как по мановению волшебной палочки там произошло обновление сервировки и смена блюд, что вызвало всплеск радостного гула. Тут же наполнились и стали сдвигаться бокалы, подхваченный всеми присутствующими, зазвучал тост за милых дам-с.
  - А ты знаешь, - покончив с рыбой, Антон тщательно вытер пухлые губы салфеткой, последней, между прочим. Целая горка использованных утирок высилась перед ним на столе. - Как бы тебе это все...
  
  - Что такое? - Серж с непонимающим видом воззрился на компаньона.
  
  - А... - Антон пребывал в явном затруднении. - Надо как-то все скомпоновать половчей... Сейчас, подожди, сформулирую.
  
  Он замер, опустив взгляд на остатки пиршества перед собой, подбирая слова.
  
  - Ладно, - решился. - Ты же знаком со Светой? Светланой?.. Ее папа начальник этого заведения...
  
  - Со Светкой, что ли? Ну, да, было дело. А ты при чем? Объясни.
  
  - Как бы это выразиться... Я с ней тоже встречался, пару раз, уже после тебя. Случай свел в одной компании. Ходили, гуляли. Впрочем, недолго.
  
  - Ух ты! А чего ты деликатничаешь? Не заморачивайся, все нормально, дело-то прошлое. Даже интересно. Интересно, что она тебе про меня рассказывала...
  
  - Про тебя, кстати, почти ничего. Умалчивала. Зато про брата своего много чего рассказала.
  
  - Брата? У нее что, брат есть? Какие подробности! Я ничего не знаю. И кто же он?
  
  - Геша...
  
  - Да ладно!
  
  - Точно. По ее словам, он для нее сводный брат. По отцу. Папаша бросил их, то есть первую свою семью, когда Геша еще в школе учился. Ушел к красивой студентке медицинского. Ты ее должен знать, она сейчас терапевт в гарнизонной санчасти. Фигуристая такая женщина, Алла Николаевна.
  
  - Конечно, я ее знаю. Кто ж на нее не заглядывался? Но вот про Гешу даже не подозревал.
  
  - Он на отца обижен был крепко, поэтому никому про него не рассказывал. Нет, кому надо, те все про него знали, само собой. Хлебчиков, это фамилия матери, а так он должен быть...
  
  - Кунгуров, понятно.
  
  - Да, Юрий Иванович за ту историю тоже поплатился, карьера у него не задалась, начальник ГДО - его максимум, потолок. И он его уже достиг. Геша не особо рад был попасть сюда, в Сосновый бор, по распределению, думал, папаша его посодействовал, а он не хотел от него принимать ничего. Но потом смирился.
  
  - Да, у него же мать здесь жила. Тогда еще жива была. Дружище, это все интересно, но как поможет мне Гешу найти?
  
  - Так он теперь здесь, в ГДО работает. Как гражданский специалист. Светлана рассказала, что отец с ним помирился и взял его к себе на работу. Он же парень грамотный? Вот, технической частью теперь здесь заведует. Аппаратуру ремонтирует-настраивает, фильмы крутит, кружки ведет. Все такое.
  
  - Это тебе все Светка поведала?
  
  - Ну да, она.
  
  - Ты с ней все еще?..
  
  - К счастью, нет.
  
  - Что так? Хорошая женщина...
  
  - Согласен, хорошая, но не мой тип. К тому же, у нее и так все прекрасно.
  
  - В смысле?
  
  - Замуж выходит, не слыхал? Ну, значит, еще узнаешь, тебя-то точно пригласят.
  
  - А кто же счастливый жених?
  
  - Хакопныш, Андрюха, ты с ним должен...
  
  - Конечно, знаком. Конечно. Работаем рядом.
  
  Серж задумался, надолго, мысли его были холодны, точно подключился чужой взгляд со стороны. Люди никак не могут жить просто, думал он, не получается у них никак просто. Только усложнять все, только нагромождать обстоятельства на обстоятельства, и из случайностей выводить производные. Даже в относительно небольшом сообществе, коим является гарнизон, все перепутано до чрезвычайности. Невозможно ни за кого поручиться, немыслимо в чем-то разобраться, тем более в том, кто с кем был прежде, и с кем сойдется в дальнейшем. Это не вопросы крови, и не проделки любви, хотя и они присутствуют, вносят свою лепту. Нереально понять, что всем движет. Наверное, безудержный бег времени увлекает нас за собой, кружит головы, сводит с ума. Что же еще?
  
  - Только сегодня Гешу в ГДО искать бесполезно, - резюмировал Антон. - Понедельник, кроме кафе, все закрыто. Да и поздно уже.
  
  Перед тем, как покинуть Дом офицеров, Серж заглянул в один из коридоров, освещенный тусклым матовым шаром, качавшимся на волнах желтого света где-то в дальнем его конце. Темно, пусто, гнетущая тишина, которую не рассеивали, а подчеркивали буйные крики продолжавшей свое веселье кампании в кафе... Какой-то проход в потусторонний мир, честное слово. Ему даже показалось вдруг, на миг, что он оказался в том Призрачном Доме, который виделся ему по ночам. Но рядом светилась довольством наевшаяся рыбы круглая Антонова физиономия, а значит никакой это не призрачный, а самый настоящий Дом офицеров. А Гешу, если он все еще здесь, подумал Серж, я его найду. Что сказать бывшему другу, о чем спросить - все это казалось не важным, второстепенным. Главное - в глаза посмотреть. И тогда он все поймет, почувствует, узнает. Завтра.
  
  Глава 5.
  Тома, оставайся дома.
  
  
  
  Тома сидела на лавочке у подъезда и ждала его. Прямая спина, ножки в белых туфельках под себя, колени плотно сдвинуты, на них пакет, в котором, судя по всему, аккуратная коробка с пирожными, заварными или песочными корзинками с кремом, которые печь она такая мастерица. И которые он так любил, чего уж, хотя больше двух-трех за раз съесть не мог. Тома не уставала их печь, такое впечатление, что это происходило у нее само собой. Бабушки, его соседки, не жаловали других его подружек, а вот Тому любили. Старушки давно уже разошлись по домам, пить свой вечерний чай, наверняка звали ее к себе, та же Марья Ивановна, но она отказалась. Она всегда дожидалась его здесь, у подъезда. Но обычно она приезжала в выходные, или накануне, а сегодня лишь понедельник, самое начало недели. Что-то случилось? Взгляд, как всегда, обращен вовнутрь, в себя. Витает... Вот, сейчас заметит его, и лицо осветится изнутри, точно солнышко включится.
  
  Он нарочно не давал ей ключ от квартиры. Хотя признавал, что это было бы и справедливо, и правильно. Но, с другой стороны, означало бы, что он берет на себя некоторые, вполне определенные обязательства, чего ему пока делать совершенно не хотелось. И отказываться от своих привычек он тоже не собирался. А вдруг возникнет неожиданная идея, куда ему с ней тогда? Ведь в доме, ключи от которого есть у одной женщины, он не мог чувствовать себя раскованно и естественно с другой. Тома же могла заявиться к нему в любое время дня и ночи, проверено. Это так просто для нее, взять такси и приехать. При этом позвонить по телефону и предупредить о своем приезде она, как правило, забывала. То есть, понимала, что так надо бы, но, пребывая в своем мире, где это не обязательно, забывала.
  
  Поэтому ключа ей Серж не давал. Тома не жаловалась, не обижалась, относилась к такому его решению, как к данности.
  
  Для меня ждать тебя уже счастье, говорила она ему. Сама возможность ждать - чудо, потому что многим и ждать-то некого. Потому что за ожиданием приходит встреча, я вижу тебя, и душа моя наполняется жизнью. Ты и есть моя жизнь, и я благодарна тебе за все.
  
  Странные у них были отношения, с какой стороны ни посмотреть - странные. И он в них выглядел не очень. А некоторые так прямо и говорили ему: подлец ты, Таганцев. Пользуешься, говорили, дармовщинкой, а отвечать ни за что не хочешь.
  
  Неправда ваша, говорил, а чаще, думал в ответ Серж. Все не так.
  
  А как же на самом деле?
  
  Сложно все, сложно.
  
  Тома восхитительная женщина, мечта, и все такое. Любить такую и удовольствие, и счастье. И он любил бы ее... Да он и любил, возможно, и, чего греха таить, пользовался, но ведь в той же мере, что и она. Он давал ей то, чего она сама хотела, но лишь при условии, что их желания совпадают. Серж считал, что это справедливо. А разве нет?
  
  Черт, кто бы объяснил ему самому, что там в его душе происходит... Только реально, без штампов и морализаторства. Не как Марь Иванна.
  
  Марь Иванна глаз прищурит, выставится так на него и говорит с дребезжащим посвистом: 'Что же ты творишь, негодник? Ты посмотри, какую девку гнобишь!'
  
  Ага, гнобит он. А что прикажете с ней делать?
  
  Тамара певица, а зачем ему певица? Даже не так: он ей зачем? Что может он ей предложить, кроме стандартного набора гарнизонных благ? Ладно, здесь город рядом, а переведут его служить в глухое, отдаленное место, где медведи и удобства на улице, что тогда? Где петь она будет? В клубе, перед бойцами? Долго ли выдержит этот хрупкий цветок на морозе? Вряд ли.
  
  Он просто не пускал эту любовь в свое сердце. Во избежание будущих и обоюдных, заметьте, разочарований.
  
  К тому же, сценарий, который он набросал для своей жизни, несколько отличался от подкидываемых порой ей вариантов и возможностей. Поэтому он старался следовать своему плану, согласно которому спутницу ему следует искать в другом, не в певческом сословии. На Тамару не опереться, думал он, наверх с ней не взлететь.
  
  А он непременно хотел наверх.
  
  Заметив, наконец, приближавшегося Сержа, Тома улыбнулась - ему показалось, будто зажегся волшебный фонарик. Приблизившись, он подал ей руку, а когда она встала, подставил щеку для поцелуя.
  
  - Что-то случилось? - спросил немного тревожно.
  
  - А у тебя? - заторопилась она, стараясь заглянуть ему в глаза. - У тебя все хорошо? Мне отчего-то стало тревожно, показалось, ты попал в беду.
  
  - Глупости, Томочка, все хорошо. Он обнял ее за плечи. - Замерзла?
  
  - Нет, тепло же... Разве что, самую малость...
  
  Она прильнула к нему, и он почувствовал, как она дрожит. Душа всколыхнулась щемящей нежностью.
  
  - Замерзла...
  
  - Это так, нервное.
  
  - Пошли, пошли. Будем тебя согревать и успокаивать.
  
  Они поднялись в квартиру.
  
  Серж усадил гостью на диван, принес ее персональные тапочки, кожаные, с меховой оторочкой, и, опустившись перед ней на колени, сам переобул ей ноги. Ее туфельки хранили тепло. Миниатюрные, изящные, будто детские. Нет, не детские - феечкины. Изумляясь хрупкости туфелек, он сжал их в ладонях, парой, и так же вместе осторожно перенес на комод. Они казались ему хрустальными, драгоценными, здесь им самое место. Потом он укрыл Тому пледом.
  
  - Садись рядом, Сереженька...
  
  - Погоди, мне нужно переодеться.
  
  - Я люблю, когда ты в форме.
  
  - Завтра на службу, спецодежда должна быть в порядке.
  
  - Утром я ее тебе заново выглажу.
  
  - Ловлю на слове.
  
  - Не нужно меня ловить, мне самой нравится за тобой ухаживать. Ты же знаешь.
  
  - Знаю. Но хорошим не стоит злоупотреблять.
  
  - Почему же? Мне кажется, от хорошего не следует отказываться.
  
  - Отказываться не нужно, я к этому и не призываю. Но есть тонкая грань, за которой праздник превращается в рутину. Понимаешь? Баланс количества качества надо соблюсти.
  
  - Ну, запутал все. Теорию целую подвел под все, умных слов наговорил... И все же, праздник?
  
  - Конечно. Наблюдать за тобой, моя жар-птичка, всегда праздник. А уж когда ты начинаешь ухаживать, это просто сказка.
  
  - Ах, какой же ты любезник, мой капитан. И льстец, льстец...
  
  - Никакой лести, дорогая. Только самая простая, самая неприкрытая правда. И ничего кроме.
  
  Разговорами Серж не отвлекся от своего намерения сменить наряд. Поскольку квартирка являлась однокомнатной, особых мест для уединения в ней не предполагалось. Да Серж и не слишком переживал по этому поводу. Открыв дверцу шкафа, он укрылся за ней, частично, но все же, и там быстро переоблачился. На противоположной стене висело небольшое зеркало, и они с Томой обменивались через него взглядами. Он повесил форму на плечики и облачился в мягкие домашние брюки. Потянулся за рубашкой.
  
  - Не эту, дорогой, не клетчатую, - подсказала ему Тома. - Надень светлую, пожалуйста. Я хочу, чтобы сегодня ты был в белом.
  
  - Почему так? - осведомился Серж, охотно, впрочем, выполняя ее просьбу.
  
  - Не знаю... Настроение такое.
  
  Как же он любил этот ее бархатный голос. Закрыв шкаф, он подсел к ней на диван, обнял за плечи, сразу ощутив ее хрупкость и беззащитность. Она прижалась к нему, поеживаясь и вздрагивая, пока не погрузилась в тепло, покой и безмятежность.
  
  - Будем пить чай? - спросил он ее.
  
  - Будем пить вино. И зажжем свечи.
  
  - Осталось пару штук всего.
  
  - А вот все, что есть, и зажигай.
  
  - Что все-таки происходит? Странное у тебя настроение. Ты меня пугаешь.
  
  - Не странное, мой капитан, настроение эсхатологическое.
  
  - Переведи.
  
  - Чувствую я, дорогой мой, что не скоро еще нам выпадет такой вечерок провести вместе, если вообще когда-нибудь случится. Так давай же насладимся им сполна. Им и друг другом.
  
  - Не накликай беду.
  
  - Нет, Сереженька, беда, это не по моей части. Напротив, я знаю, что как раз от беды я тебя спасу. Когда придет время.
  
  - Правда?
  
  - Верь мне. Другое дело, что происходят какие-то вещи большого, может быть, глобального масштаба, которым невозможно противостоять. А ты разве сам этого не чувствуешь?
  
  Серж наклонил голову, соглашаясь.
  
  - Чувствую.
  
  - Что это, по-твоему? Что творится?
  
  - Война, ты же знаешь.
  
  - Но ведь это где-то далеко и совсем не значительно? Ведь так?
  
  Серж покачал головой.
  
  - Не так. Война есть война, на ней гибнут люди. А любая смерть это необратимость. Да и вообще. Лукьяныч сегодня сказал, что все меняется, уже изменилось, и как прежде никогда больше не будет. Я с ним согласен.
  
  - Лукьяныч, это...
  
  - Мой начальник, и просто умный человек.
  
  - Ты его уважаешь?
  
  - О, да... Неоспоримых авторитетов мало, он один из них.
  
  - Хорошо, что такой человек с тобой рядом. Но ведь ты на войну эту проклятую не попадаешь?
  
  - Пока нет. На очереди академия, а там - кто его знает? Зарекаться не буду, тем более, ты и сама видишь, чувствуешь, все меняется. Но я понимаю, к чему ты клонишь. Тома, не начинай, ладно?
  
  - Я не начинаю. Я просто хочу оставаться рядом с тобой как можно дольше. Если уж нельзя нам быть вместе вечно. Я не понимаю этого нельзя, я чувствую, что можно, что должно, что так, вместе, правильно. И чувствую, что я к этому готова. Я не в силах смириться с неизбежностью расставания, понимаешь? Моя душа разрывается на части задолго до того, как оно случилось, и ищет способы его избежать. Моей любви, Сереженька, хватит на нас двоих. Верь мне.
  
  - Я тебе верю. Но в мире нет ничего вечного.
  
  - Любовь может быть вечной.
  
  - Любовь хорошая штука, но жизнь, к сожалению, пишется не по ее законам. Любовь...
  
  Он поднялся, наполнил вином бокалы. Хрусталь прозвенел, и его звук смешался с повисшей в воздухе вибрацией последнего слова, вошел с ним в резонанс. Любовь-вь-вь-вь... Потом он зажег свечи. Резко запахло серой. Серж, гася спичку, разогнал дымок рукой, запах быстро сошел на нет.
  
  - Выключи верхний свет, дорогой, - попросила Тамара.
  
  В полумраке янтарное вино казалось совершенно черным. Зато рубашка Сержа сияла, точно подсвеченная ультрафиолетовой лампой. Он подсел к Томе на диван, обнял, они прижались друг к другу. Им показалось на миг, что диван - это маленький и крайне ненадежный необитаемый остров, на котором они, одни одинешеньки, несутся сквозь мироздание. Все вокруг рушится и погибает, но их, несмотря ни на что, хранит высшая сила. Оберегает, поддерживает и уносит дальше, дальше... Сила заключена в них самих. Сдвинули бокалы, хрусталь остался верен себе: дзинь-нь-нь! Звон как удостоверение реальности мира.
  
  Сладкое вино показалось горько-соленым, как кровь. Настоящее вино и должно иметь вкус жизни.
  
  - Послушай, я хочу тебе кое-что рассказать...
  
  - Что такое, милый?
  
  - Так, сказочка одна.
  
  Тома заметила, что Серж колеблется, рассказывать ли, и положила ладонь ему на плечо. Он накрыл ее руку своей, легонько погладил, улыбнулся ей. Затем в задумчивости пригубил вино, растер кончиком языка его аромат по губам. Взгляд устремлен куда-то в сумеречный угол за шкафом, в глазах мечутся огоньки-отражения горящих свечей.
  
  - Не помню, когда все началось. Кажется, что очень давно, хотя на самом деле недавно, после моего возвращения из академии. Это невымышленная история, и нереальное приключение. Некое предчувствие, или поветрие, как сейчас принято говорить. Легче всего было бы назвать его сном, и забыть, как обычно забывают сны. Но некоторые ведь не забывают, некоторые сны помнят всю жизнь. Вот, и мой из таких, он не забывается, хоть ты что делай, а настырно выплывает на поверхность и раздражает память. И, знаешь, в последнее время я стал замечать, что он постепенно начинает проявляться в реальной жизни. Какие-то элементы картинок совпадают, предположения подтверждаются, намеки угадываются то здесь, то там. Надеюсь, что мне это только кажется, но...
  
  Вот уже много ночей подряд, а с некоторых пор, и дней, представляется мне дорога, ведущая куда-то вверх, на подъем, в гору. Видится она всякий раз по-разному, но я точно знаю, что это все одна и та же дорога. Иногда она выглядит, как самая обычная, избитая, изуродованная промоинами и провалами бетонка. Но чаще - как узкая, извилистая и каменистая тропа, а то и вовсе лестница, вырубленная в камне горы. Что за гора, кстати, я тоже не знаю. Но какой бы не представлялась дорога, пройти по ней до конца мне еще не удавалось ни разу. Вот, кажется, совсем немного осталось, лишь один поворот, последний пролет лестницы, но за поворотом всегда обнаруживается другой поворот, следующий, за пролетом - еще один пролет, за ступенькой следует ступенька, они все выстраиваются в марши, и сколько их там еще наверху остается понять невозможно. Я выбиваюсь из сил, отчаиваюсь, порой, возможно, даже теряю сознание и падаю на ускользающую из-под ног бесконечность. А потом просыпаюсь в холодном поту и, зависнув где-то между всего, пью отравленный коктейль своих мыслей, глоток за глотком, пока не приду в себя. Иногда, кажется, что вернуться к нормальной жизни не хватит сил, что останется только эта, странная, и что она будет все продолжаться, воспроизводясь снова и снова, и бесконечно продлится вместе с ней мое испытание. Не имеет, никогда не имело, совершенно никакого значения, до какого уровня удалось подняться перед тем, новый подъем всегда приходится начинать с нулевой отметки. А она тоже может оказаться где угодно. Просто вдруг осознаешь: вот, старт здесь, старт дан - и начинаешь идти, не в силах отменить подъема. Это раздражает, это выбивает из колеи уже в самом начале пути. Потому что, кажется, что помнишь еще то место, до которого добрался вчера, накануне, и представляется логичным именно с него продолжить подъем дальше, но на самом деле больше никогда туда, в то именно место, не попадаешь. Вновь начинаешь с линии старта, и всякий раз идешь другой тропой. Такое правило этой дороги, как я понял, ее закон. Указателей на ней нет. Возможно, смысл процесса в том и заключается, чтобы на ощупь, методом проб и ошибок определить правильный для себя путь. Сначала это, а потом уже сам подъем, ведь не зная дороги, никуда не придешь. Но эти бесплодные усилия... Кажешься себе тенью, Сизифом, пытающимся закатить на вершину холма валун собственной боли. Но что это за боль? Откуда вообще взялся такой надрыв? С чего бы? При моем-то, так скажем, достаточно терпимом отношении к жизни? Вот этого я совершенно не понимаю. Странно все, странно. Не понимаю, к чему все это? Зачем? Намек на что? Может, ты угадаешь? Подскажешь. Ну, что, напугал я тебя?
  
  - Н-нет, - несколько неуверенно возразила Тома. - Странно. И интересно. Символично, должно быть. Но что за символизм? Что там может быть, наверху? На том холме, на который ты взбираешься различными путями? Тебе не удалось еще разглядеть, что скрывается на вершине?
  
  - Дом. Там находится Дом.
  
  - Что за дом, Сереженька? Объясни, пожалуйста.
  
  - Я не знаю, как его тебе описать. Я впервые увидел его лишь недавно, издали, и не успел еще, как следует, разглядеть. Меня пока не подпускают близко, и, кажется, что, как и дорога к нему, он все время меняется, каждый раз выглядит иначе. Он представляется то лесной избушкой, то горным шале, то церковью, а то вдруг становится похож на наш Дом офицеров. А в последнее время я узнаю в нем Академию. Подойти к Дому вплотную, взойти на крыльцо, а тем более, открыть дверь и заглянуть внутрь мне не удалось еще ни разу.
  
  - Как интересно...
  
  - Да... уж.
  
  - Но ведь, это не может быть случайностью? Ты не согласен? Такое стремление к чему-то, все равно к чему, оно всегда не просто так. Значит, что-то там, в том Доме, ждет тебя. Призывает. Что-то ты должен найти. Или узнать? Или это все же символ? Тебе не кажется?
  
  - Именно, дорогая, - он поцеловал ее волосы на виске. - Именно. Я чувствую, что вот-вот открою для себя нечто важное, может быть, наиважнейшее в жизни. И это что-то находится там, в призрачном моем Доме. Поэтому, должно быть, он и представляется мне то храмом, то университетом, а то и вовсе входом в иной мир, и манит, манит... Но потому, что дом этот призрачный, я, мне кажется, раньше сойду с ума, чем доберусь до него. Но и, если окажусь внутри, если смогу, или если позволят, не знаю, - тоже ведь нет никаких гарантий, что узнаю или пойму.
  
  - Вот и я боюсь за тебя, Сереженька. Потому что, не может ли оказаться так, что кто-то, некая сила пытается заманить тебя в ловушку?
  
  - Какая сила, дорогая?
  
  - Я не знаю...
  
  - Глупости, милая. Кому я нужен? Какая во мне особая ценность заключена, чтобы вот так... Нет, не думаю. Скорей всего, внутренняя трансформация, сознание мое, и личность, совершают свой круг самоопределения и самопознания. Развитие ведь происходит по спирали, отсюда и лестницы с пролетами, и серпантин дорог. Как и у всех, я думаю. Не знаю.
  
  - Ты считаешь, такое бывает со всеми?
  
  - Я полагаю, так должно быть. Но у каждого отдельный, индивидуальный круг, у каждого свой путь. По определению. Может, мой Дом, это свидетельство, или символ, как раз моего перехода на новый уровень. Я надеюсь, что развиваюсь все-таки поступательно.
  
  - Я тоже хочу войти в этот Дом с тобой, мой капитан. Мне кажется, что у нас один путь.
  
  - Ну, я же не про это, Томкэт. Как ты, однако, умеешь вывернуть всегда на любимую свою тропу.
  
  - Про это, Сереженька, все в жизни про это.
  
  - Ох.
  
  
  
  Утром Тома, как и обещала, выгладила форменную его одежду.
  
  - Вот, - сказала, - пусть знают, пусть видят, что о тебе заботятся. Что ты в хороших руках.
  
  - Зачем об этом кому-то знать?
  
  - Пусть. Знают и завидуют.
  
  - Нет-нет, зависть плохое чувство. Причем, в обе стороны. Хотелось бы обойтись как-то без него.
  
  В его рубахе до колен, хоть и с утюгом в руках, она, тем не менее, выглядела легким и светлым солнечным созданием, лучшим из тех, что пробирались в комнату вместе с потоками льющегося через окно света.
  
  - Спасибо, солнышко мое.
  
  Он притянул ее к себе, поцеловал в зазывный локон на виске. Волосы ее пахли солнцем и нагретой им хвоей. Податливое, откликающееся на ласку трепетом тело.
  
  - Я сейчас, - вздохнула она. - Уйдем вместе.
  
  - Ты спешишь? Оставайся, сколько нужно. Он протянул ей ключ. - Вот, возьми. Пусть будет у тебя.
  
  - Ух ты! Надо же, какой прогресс. Действительно, что-то меняется. А не пожалеешь? Вдруг, заявлюсь не вовремя?
  
  - Разберемся. В любом случае, у тебя полный приоритет. Ты же знаешь.
  
  - Правда?
  
  - В настоящий момент, да.
  
  - Момент...
  
  - Не спугни его.
  
  - Что ты, Сереженька, я люблю моменты. Я собираю из них драгоценное ожерелье.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 6.
  Штабс-подполковник Кротов.
  
  
  
  
  - Иди сюда, - отозвал Лукьяныч Сержа в сторону, к окну, едва только он зашел на КП.
  
  - Ты давно Хлебчикова видел?
  
  - Сто лет уже с ним не встречался. Да, собственно, после той истории с мэром.
  
  - Ага, с тех самых пор...
  
  - А что Геша?
  
  - Что-что... Самый лучший кандидат в подозреваемые твой Геша.
  
  - Да нет, не думаю...
  
  - Слушай, что я тебе говорю. Рабочая версия такая: он. По всем параметрам подходит, у него и мотив имеется, и возможность тоже есть. Была, по крайней мере.
  
  - Какой еще мотив?
  
  - Месть!
  
  - Геша добрейший человек...
  
  - Добрейший, да. Был! Но с тобой, вон, разорвал отношения, не задумываясь, хотя сам во всем виноват. Конечно, нельзя было так поступать с офицером, я считаю, мы не девицы тут собрались, должны уметь и подраться иногда, но... Система наша бывает безжалостна.
  
  - А какие у него возможности? Он здесь уже год как не появлялся. Больше.
  
  - Так, а что у нас изменилось здесь за это время? Ничего, если разобраться, все по-прежнему. Все эти тонкости, детали, распорядок. Застежка эта на окне, или как там ее... Защелка.
  
  Лукьяныч ткнул, не глядя, пальцем вверх, над головой.
  
  - К тому же, кое-кто до сих пор помнит, что он, Геша твой...
  
  - Не мой он!
  
  - ...что Геша твой увлекался в свое время альпинизмом. Фотография даже нашлась, где он с мотком веревки на шее. По габаритам к тому же подходит идеально. Кто еще, кроме него, в эту форточку залезет? Тем более, вылезет обратно. И уйдет с награбленным. Он же все входы-выходы в штабе знает. Про подземелье это, поземный ход, я, например, до вчерашнего дня и не слышал.
  
  - Ну, он тоже мог не знать.
  
  - Он же местный. Мальчишкой все облазил, наверняка. Но это Бог с ним, разберутся, специально обученные, как говорится, люди. Речь сейчас не о нем, а о тебе.
  
  - А что обо мне? Я тут при чем?
  
  - Вот при чем. Зря ты вчера вылез с этой доской, с секретным словом.
  
  Серж и сам понимал, что зря, поэтому, соглашаясь, в ответ только молча кивнул головой.
  
  - Кое-кто за это ухватился, - продолжал Лукьяныч. - Недоброжелатели у тебя, как мы помним есть.
  
  - Штабс-подполковник Кротов! - догадался Серж.
  
  - Ты нигде больше этого не говори, понял? Штабс-подполковник! Держи при себе все эти шуточки. Время сейчас серьезное наступило, тем более, такое происшествие у нас непосредственно. Дашь повод, подставишься - и погоришь по полной. Он с тобой поквитается.
  
  - Спасибо, Владимир Лукьянович. Я все понимаю, и помню.
  
  - Вот, не забывай. Тем более что уже и приказ есть, по корпусу, о создании комиссии по расследованию обстоятельств, кто в чем виновен, и прочее. Возглавляет комиссию начштаба, полковник Дахно. Но это номинально, а фактически копаться во всем будет Кротов. Он ЗНШ по режиму, это его хлеб. И тебя он сегодня обязательно вызовет, в мозгах твоих поковыряется. Поэтому, не сболтни ничего лишнего. Забудь про штабс-подполковника, нет такого звания - только подполковник Кротов, Вадим Эдуардович. Это тебе понятно?
  
  Серж снова кивнул.
  
  - И про этого, Хлебчикова твоего...
  
  - Да не мой он!
  
  - Вот так и говори: не видел, не встречал, ничего не знаю. А про секретное слово - скажи, заметил случайно, как писал, ну, он же, Хлебчиков. Спросил, что такое, мол, тот сказал.
  
  - Так и было.
  
  - Вот, так и говори. И без глупостей, Сережа, все очень серьезно. Идут активные поиски козла отпущения. Виноват, не виноват - не так и важно. Разберутся тщательным образом и накажут первого попавшегося. Накажут, разрядятся, и всем вроде полегчает. Поэтому, прижмись, понял? В прошлый раз ты соскочил, не знаю уж как, так не попади под раздачу в этот, потому что получишь и за прошлое тоже. И с бабами своими завязывай. Тебе до академии месяц дотянуть осталось, вот и потерпи этот месяц.
  
  - Да какие бабы, товарищ полковник?
  
  - Твои бабы. Думаешь, никто о твоих похождениях не знает? Не помнит? Не завидует тебе? Ох, смотри, погоришь на них.
  
  - Все давно быльем поросло, Владимир Лукьянович. После того залета с Гешей, завязал.
  
  - Вот, помни об этом. Потом не говори, что тебя не предупреждали.
  
  - Спасибо, товарищ полковник.
  
  Не успел Серж усесться за рабочий стол, как над ним склонился Петр Марлинский.
  
  - Есть предложение перекурить это дело, - сказал он заговорщическим голосом, смешно скашивая рот в его сторону и шлепая масляными губами.
  
  - Да я только...
  
  - Давай, давай. Есть базар.
  
  - Эй, куда вы? - всполошился Дукшта-Дукшица. - Времени в обрез, сейчас начинаем работать.
  
  - Успеем, мы по-быстрому.
  
  - Давайте, три минуты и вы на местах. Чтобы не ждать вас.
  
  - Львович, так мы одну на двоих высадим, еще и раньше вернемся, - заверил его Марлинский.
  
  - Вот, это правильно.
  
  - Так тю же!
  
  - Кстати, Сергей, у меня к тебе тоже разговор есть. Потом поговорим.
  
  У Сержа тоскливо заныло под лопаткой. Что за чертовщина творится, подумал он. Вдруг всем понадобился. Нет, мне это не нравится. Только не сейчас.
  
  В курилке Пит достал из кармана голубую пачку Экспресса, помял ее в руке, раскрывая. Резким ловким движением высунул из нее до половины несколько сигарет, одну взял губами.
  
  - Тебе не предлагаю, ты все равно не куришь.
  
  - Отчего же? Угощусь, раз все равно здесь. Давай, давай, сам позвал.
  
  - Ты слышал, что Львович сказал? Одну на двоих. Ладно, ладно, я пошутил. Бери.
  
  - Что ты хотел-то? - спросил, расправляя усы, Серж после того, как они прикурили от одной спички и сделали в молчании по паре затяжек.
  
  - Тут такое дело, - Петр Петрович оглянулся по сторонам, словно опасаясь, как бы не подслушали. - Ты же знаешь, как я к тебе отношусь?
  
  - Нормально относишься.
  
  - Нормально отношусь, верно. Поэтому хочу тебе кое-что передать. А точней - предупредить. Я вчера с командующим пообщался. Не то, что ты подумал, а просто я с ним с детства знаком. Они с отцом корефаны, еще с училища, их койки в дортуаре рядом стояли, прикинь. И я его всегда дядей Ваней звал. Ну, ты, должно быть, в курсе. Так вот, дело не в этом.
  
  - А в чем дело? Пит, что-то ты витиевато изъясняешься. Давай прямо, а? Не томи.
  
  - Так я ж это, слова подбираю. Чтобы сказать, что надо и при этом не сболтнуть лишнего. Как учили: больше слов, меньше информации. Ну, ты в курсе. Короче, сам понимаешь, что сейчас вся наша ситуация рассматривается заинтересованными лицами со всех сторон, и проговаривается, и обсасывается. То, что лазутчика форточного разыскивают - и разыщут, - это и так ясно, этим особый отдел занимается. Но нас это касается постольку-поскольку, ведь ни ты, ни я в это окно чертово не лазили. Правда, же? Вот. И все равно, как ни крути, мы виноваты. Поэтому кого-то должны принести в жертву вообще, за сам факт происшествия, за то, что оно случилось, здесь, у нас. Типа откупиться. Потому что прокол масштабный, и последствия огромные. Дахно сказал вчера, что могут папахи полететь, и это правда. Вплоть до командующего, всех могут снять, и хорошо, если только это. А то ведь могут и на галеры сослать. Пожизненно. Но папахи слетать не хотят, папахи могут за себя постоять, не то, что мы с тобой, простые смертные. Ну, чтобы не утомлять долгими объяснениями: жертву уже наметили. Предварительно выбрали.
  
  - И кто же это?
  
  - Успокойся пока, не ты. И не я.
  
  - Зачем ты мне тогда это все рассказываешь?
  
  - Это ведь еще не конец истории, слушай дальше. Жертву, искупительную, наметили, и это тот человек, который отвечает в штабе за режим.
  
  - Кротов?
  
  - Тс-с! Правильно мыслишь, но я тебе ничего не говорил. Звучала, однако, и твоя фамилия, в связи с Гешей Хлебчиковым, он же главный подозреваемый, ты в курсе? А вы с ним друзьями были, как мы с Хакопническим, некоторые говорят, что и до сих пор, только маскируетесь. Имитируете ссору. Но на роль жертвы ты все равно не очень годишься, прости - мелковат, а вот тот, другой, он в самый раз. В результате, и папахи в целости, и Верховный удовлетворен. Опять же, предположительно. Кто знает, может, и больше крови потребуется. Но вот теперь подхожу к самому интересному. Кротов ведь тоже все это понимает, тем более что расклад не из сложных. Проблема заключается в том, что он с раскладом не согласен, и сделает все, чтобы вместо себя подставить другого. Тебя, например. Он вцепится тебе в горло, как крокодил в гуся. И не потому, что у тебя с ним раньше терки были, а потому, что сам жить хочет. Но уж если пойдет на дно, то и гуся за собой утянет. Тем более что никакой крыши, по сути, у тебя нет. А вот теперь самое важное. Дядя Ваня сказал, ну, намекнул, что ты ему симпатичен, как молодой офицер и специалист, и что не хотелось бы тебе жизнь и карьеру портить. Тем более - академия. Но и ты должен вести себя умно и не делать глупостей.
  
  - В каком смысле - умно?
  
  - Не высовываться, Серж, не высовываться. И не тарахтеть что попало. Как с той доской. Понятно? Мало ли кто что у нас тут знает, или слышал, или замечал. Не обязательно все это озвучивать и демонстрировать. При всех. При посторонних. И других подставлять.
  
  - Да, блин, черт дернул...
  
  - Вот, хорошо, что признаешь ошибки. Попроси прощения и спи спокойно. Ладно, считаем, что ты все понял. Ну, пора уже к станку возвращаться, пошли. Кстати, все, что я тебе рассказывал, это пересказ очень приватной беседы, поэтому...
  
  - Понятно, Пит, можешь не говорить. Трепа не будет.
  
  Через полчаса на КП позвонили по внутреннему телефону.
  
  - Черт знает что! - возмутился Лукьяныч в трубку. - У нас тут работа! А с кем, по-вашему... Да, каждый специалист на счету. И на вес золота!
  
  - Таганцев! - положив трубку, передал он Сержу послание. - Давай, дуй к ЗНШ, к подполковнику Кротову.
  
  - Следствие ведут знатоки?
  
  - Именно. Запасись терпением. И не забывай то, о чем мы с тобой говорили.
  
  - Держись там, - напутствовал его Хакопныш. - Расслабься и не дыши. Вазелин еще захвати. Скорей всего не понадобится, но, на всякий случай, пусть будет. Мало ли что?
  
  - Заходи - не бойся, выходи - не плачь! - поддержал его и Марлинский афоризмом. - Мы тут за тебя кулаки держим.
  
  И показал, как именно держат.
  
  Серж от двери подмигнул - ему, а получилось, что всем, и с тем вышел в коридор.
  
  В коридорах штаба, на его бесчисленных лестницах и переходах пахло, как в общественной бане - влажным цементом и дезинфекцией. И в этом была бесспорная заслуга полковника Дахно, содержавшего свое хозяйство в идеальном порядке. Для чего, между прочим, ему приходилось вести неустанную борьбу с дневальными, солдатами-срочниками. Добиваться чего-то от того, кто не желает ничего делать - та еще работенка. Но в искусстве перетягивания каната не было равных Михаилу Кирилловичу, нервы у него были крепкие и толстые, что тот канат. Упорства ему тоже было не занимать, оно у него только возрастало по мере усиления противодействия, поэтому противника он неизбежно додавливал до полного туше.
  
  Спускаясь по лестнице, где-то между третьим и вторым этажами, Серж неожиданно встретил начальника политотдела полковника Стримкова, отца Оленьки. Начальника ПО в последнее время мало кто видел, поговаривали даже, что все, решился он на перевод, куда подальше, в центральный офис, поскольку жизнь здесь со всеми Олиными художествами сделалась невыносима. Ну, слухов всегда полно всяких, а тут вот он, идет по лестнице, живой, собственной персоной. Большой, рыхлый, и какой-то выцветший, будто старая фотография. Серж посторонился и вытянулся по стойке смирно, давая проход начальнику, но тот неожиданно остановился возле него. Взглянул, глаза точно зеркала талой воды.
  
  - Как дела, капитан?
  
  - Плохо, товарищ полковник, - неожиданно безапелляционно сформулировал описание обстановки Серж.
  
  - Ну, хорошо, хорошо... - то ли согласился, то ли попытался успокоить младшего по званию полковник. Сжав губы, он покивал головой и, не сказав больше ни слова, продолжил свое шествие вверх по лестнице. А Серж продолжил свое, вниз, потому что нужный ему кабинет располагался на втором этаже.
  
  Особого оптимизма у Сержа предстоящая встреча со штабс-подполковником Кротовым не вызывала. Но и волнения какого-то, тем более страха, он не испытывал, ибо никакой вины за собой не чувствовал. В чем сила, вот спрашивают? Он знал, в чем. В чистой совести. На своей он, положим, различал пару пятнышек, микроскопических, возможно, чуть больших, но возникли они совсем от других обстоятельств и в этом деле роли не играли. Более того, другим про них знать не полагалось вовсе, поскольку у каждого своих таких полно, вот пусть ими и занимаются. Правда, Кротову не укажешь, этот будет копать...
  
  С заместителем начальника штаба по режиму отношения у Сержа не задались с самого начала, с первых дней его пребывания в Сосновом бору. Причем их противостояние сразу набрало какие-то уж слишком высокие обороты, что могло говорить о наличие неких иррациональных причин для нелюбви. Но никаких личных причин, по крайней мере, у Сержа, не имелось, их просто не могло быть. Вообще, в его жизни шел короткий и странный период, когда, буквально вчерашний еще курсант, он превращался в офицера. Точно зеленая гусеница в зеленую же, но бабочку. В это время круто, на сто восемьдесят градусов менялось его курсантское мировоззрение, возникали чувство ответственности и понимание того, что свои обязанности придется выполнять самому. Если в училище офицеры и курсанты, так или иначе, находились по разные стороны жизни - раз уж одни пасли других, - то теперь все изменилось, и он сам стал пастухом. К счастью, коллектив в основном был офицерский, и с солдатами-срочниками сталкиваться приходилось редко.
  
  Первое соприкосновение с ЗНШ по режиму случилось осенью, когда начальник штаба полковник Дахно решил реализовать на практике одну из своих безумных идей. Генерировал он их, надо сказать, часто и во множестве, большая удача еще, что не все из них доживали до воплощения. Вообще, в армии, прямо скажем, инициативных не любят, поскольку любая инициатива, не подкрепленная целеуказанием сверху, чревата непредвиденными последствиями, которые никому не нужны. Но Дахно как раз по должности было положено инициативу проявлять, вот он и старался, генерировал, заодно доказывая правильность своего назначения на должность НШ и общую свою полезность. Идея состояла в том, чтобы провести учебные стрельбы из пистолетов с членами семей офицеров штаба. Смысл, каким его видел тогда еще подполковник Дахно, планируемого мероприятия был таков: если завтра война, каждая баба, в смысле, женщина, должна уметь в случае необходимости постоять за себя и за Отчизну. Что, естественно, прежде всего, связано с умением пострелять из пистолета.
  
  Составили списки, в которые включили всех женщин трудоспособного и огневого возраста и совершеннолетних их детей - при полном их благорасположении, разумеется, ни о каком принуждении речи не шло. Но желания поразвлечься у женщин, в гарнизоне-то, всегда хоть отбавляй, так что списки оказались достаточно длинными. Подготовились к мероприятию тщательнейшим образом, и в один погожий сентябрьский денечек подогнали автобусы да и вывезли всех на стрельбище. С музыкой. Руководить стрельбами назначили подполковника Кротова, а в помощники ему определили трех молодых лейтенантов, одним из счастливчиков, как не трудно догадаться, оказался Серж.
  
  Стреляли по три человека, возле каждого стрелка находился лейтенант и следил, чтобы все происходило правильно. Стрелку выдавался пистолет с тремя патронами, и по команде им открывалась стрельба в сторону мишеней. Командовал и осуществлял общее руководство процессом, естественно, подполковник Кротов. Все просто.
  
  Первые пять троек таким образом и отстрелялись: бодро, весело, споро. А потом на огневой рубеж рядом с Сержем вышла девица в розовом спортивном костюме с широкими белыми плюшевыми лентами в виде лампасов по ногам и рукам. Может, потому, что с лампасами? Это впоследствии уже пытался осознать произошедшее Серж. Потому что мягкий трикотажный костюм больше показывал, чем скрывал, а полосы, ленты эти, еще и подчеркивали, оттеняли изгибы. В общем, как Серж потом признавал и сам, внимание его сфокусировалось немного не на том, на чем должно было. А девица, едва ей вручили пистолет, тут же его чуть не уронила.
  
  - Ой, тяжело, тяжело! - запричитала она, подхватывая вывернувшийся ПМ у самой земли.
  
  - Ну-ка, внимательней там! - строго указал Кротов. - Все готовы? Снять оружие с предохранителей! Огонь!
  
  Серж помог опустить тугую защелку предохранителя.
  
  - Стреляйте, - сказал он. - Туда.
  
  Мягко придерживая женщину за плечи, чуть повернул ее, помогая прицелиться.
  
  Девица, держа пистолет двумя руками, навела его на мишень, а потом, неожиданно и резко, так же удерживая его перед собой, повернулась к Сержу.
  
  - А куда здесь нажимать? - спросила она и пальчиком с накладным ногтем показала: - Сюда? Ой!
  
  Спуск у пистолета работал легко, только прикоснись. Он и сработал. Выстрел случился внезапно, неожиданно. Пуля, расталкивая воздух, точно поршень, ввинтилась в небо в сантиметре над головой Сержа. Испугаться он не успел, как вообще ничего не успел с той девицей сделать. Кротов находился рядом. С криком 'Стоп! Все стоп! Прекратить стрельбу!' он подскочил к девице и отобрал у нее пистолет.
  
  - Что вы тут, совсем мозги отключили? Куда смотрите? - набросился он на Сержа. - Да вы полуофицер еще! Кто вас только из училища выпустил? Идите к автобусу, от греха подальше, без вас обойдемся!
  
  До конца стрельб Серж курил в сторонке. Настроение было безнадежно испорчено, будущее выглядело мрачным. Даже то, что он мог бы сейчас лежать тут же, на земле, с дыркой в голове и в полном безразличии к табакокурению, но не лежит, не радовало. Девица в розовом издали поглядывала в его сторону, но подойти не решилась. Позже Серж узнал, что она - жена Хостича, Оксанка, Юра сам за нее извинялся.
  
  А вот с Кротовым отношения у Сержа испортились навсегда, и после того случая на стрельбище было между ними еще несколько стычек мелких и покрупней. Тут все сложилось для Сержа не слишком удачно. Возможно, он просто высунулся не вовремя, или случай вытолкнул его вперед - там, где не следовало. Но, видимо, главная причина заключалась все же в личности Кротова.
  
  Кротов был карьеристом по складу характера, но по жизни - карьеристом-неудачником. Должность заместителя начальника штаба по режиму оказалась для него ловушкой. В свое время он думал, что легко с нее перескочит выше, но годы шли, а ничего не происходило, и чем ясней он понимал, что пик его карьеры позади, тем сильней портился его характер. Он стал законченным мизантропом - вообще, и по отношению к молодым перспективным, олицетворением которых для него являлся Серж, в особенности. Поджарый, седой, похожий на Гриценко в роли Вадима Рощина, только без усов. Плюс темные очки и запах коньяка, которым Кротов стал частенько лакировать действительность, особенно по выходным, доводя свой образ до совершенства. 'Темные очки запаха не устраняют', - посмеивались в штабе. Кто-то ловкий на язык придумал Кротову прозвище - штабс-подполковник, и оно приклеилось. Но ЗНШ внимания на досужие разговоры не обращал. К тому же, дело свое он знал и обязанности выполнял безукоризненно. И тут - такой провал. В общем, было от чего Сержу держаться настороже, чего опасаться.
  
  - Входите, Таганцев!
  
  Кабинет Кротова был скорее пуст. Стол буквой Т, пара стульев, шкаф, сейф, причем все это сконцентрировалось в дальней половине комнаты, если разделить ее воображаемой линией, у окна, под которым, спиной к нему, восседал сам подполковник. От входа до середины, комната оставалась совершенно пустой. Никаких признаков чинопочитания в виде портретов начальников, только голые выбеленные стены. В качестве единственной индивидуальной черты служебного помещения - его необыкновенная чистота. Полы выскоблены, пыль протерта, паутина отсутствует. Даже графин на сейфе отмыт, сияет, как хрустальный, и доверху наполнен прозрачной водой. Один единственный стакан рядом с ним на подносе, перевернут вверх дном.
  
  Кротов на своей половине, за столом, точно в бункере. К себе не приглашает, руки не подает, садиться не предлагает.
  
  Серж остановился в двух шагах от стола.
  
  - Рассказывайте, Таганцев.
  
  - О чем рассказывать, товарищ подполковник?
  
  - Все, что знаете по вчерашнему делу.
  
  - Я знаю не больше, чем все остальные.
  
  - Ой ли?
  
  - В каком смысле? На что это вы намекаете?
  
  - Давайте, капитан Таганцев, сразу с вами договоримся, что вы не будете мне здесь придуриваться. Порядок такой: я спрашиваю, вы отвечаете на поставленный вопрос. Кратко, четко, по существу. Вам ясно?
  
  - Ясно, товарищ подполковник. Я так и отвечаю.
  
  - Не заметно, что так. Ладно, я спрошу по-другому: что вам известно о роли во вчерашних событиях бывшего офицера КП Корпуса и вашего друга Геннадия Хлебчикова.
  
  - Мне о его роли ничего не известно.
  
  - То есть, вы его покрываете?
  
  - Никого я не покрываю. Просто никаких фактов у меня нет. Я Хлебчикова давным-давно не видел, и ничего о нем не знаю.
  
  - Но про пароль на обратной стороне доски вы знали?
  
  - Случайно. Видел однажды, как записывали...
  
  - Кто записывал?
  
  - Хлебчиков...
  
  - Значит, вы не отрицаете...
  
  - Послушайте, товарищ подполковник! Я ведь мог промолчать, и никаких вопросов не было бы.
  
  - Может, вам просто ума не хватило промолчать, кто знает? Но теперь этот факт зафиксирован, никуда от него не деться.
  
  - Ум здесь ни при чем. Я и сам хочу, чтобы виновный в проникновении на КП и краже был изобличен.
  
  - Вот как? Ну, ну. Хотелось бы верить. Ладно, закончим наш разговор. Подчеркиваю, он предварительный, и, чует мое сердце, далеко не последний. Думаю, уверен, что мы еще не раз с вами побеседуем. Вообще, должен вам признаться, что давно за вами наблюдаю. Скажу откровенно, вы мне не нравитесь, Таганцев. Считаю, что все зло в армии от таких, как вы, везунчиков и папенькиных сынков. Поэтому буду стараться, чтобы вы получили по заслугам. Не больше, но и не меньше. И едва только будет доказана ваша связь с Хлебчиковым в этом деле, правосудие тотчас и восторжествует, поверьте. Поэтому, если что-то такое есть, мой вам совет, немедленно облегчите душу чистосердечным признанием. Оно вам зачтется. Нет? Напрасно. Ну, идите пока. Думайте...
  
  Закрыв дверь и оставив за спиной Кротова в его бункере, Серж остановился, какое-то время не решаясь двигаться ни в одну сторону. Пространство вокруг вдруг представилось ему враждебным, оно будто сдавило его со всех боков, прижалось к ушам шерстяными ладонями, наполнило их белым шумом. Ш-ш-ш-ш-ш... И, перебивая его, ритм пульса в висках. Ничего себе, думал он оторопело. Ни сном ведь, ни духом, и вот уже я, вроде, и главный подозреваемый. А с Кротова станется, он что угодно доказывать будет. И докажет-таки, особенно, если других версий не возникнет. Ничего себе... Что теперь делать? А делать надо.
  
  Подумав лишь мгновение, он двинулся обратно, на КП. Что делать в первую очередь, ему ясно было еще вчера. Он, собственно, и пытался - искать Гешу. Но события начинали набирать ход, они ускорялись и уже подталкивали его в спину, поэтому следовало поторапливаться.
  
  Едва он вошел на КП, все взгляды устремились на него. Он поднял вверх руку, сигнализируя, что жив, и что все в относительном порядке, но его буквально у входа перехватил Лукьянович и тут же отвел в сторону, все к тому же окну.
  
  - Ну, что? Как там? Кротов наезжает?
  
  - Да, строит предположения и требует чистосердечного признания. Явка с повинной также приветствуется.
  
  - Вот, скотина! Прости, вырвалось. Но имеет же наглость обвинять офицера! Ну, а что вообще? Какие факты появились, может быть?
  
  - Фактов никаких, как я понял.
  
  - Я так и думал. Одни версии. Но и то пока неплохо. Хуже будет, когда под версии факты найдутся. Нам надо поспешать, и первым делом найти этого, Хлебчикова. Гешу твоего.
  
  - Да не мой он! А вы все же на него думаете?
  
  - Все мы сейчас что-то на кого-то думаем. Нам ничего и не остается, только думать. А Гешу надо найти, поговорить с ним, чтобы хотя бы понять, чем он дышит. Может, у него алиби железное, откуда нам знать? И все пузыри Кротова тут же лопнут сами собой. Надо все проверить, не пуская на самотек.
  
  - Его с утра искать следует, вечером бесполезно. Я вчера попытался...
  
  - И что?
  
  Серж в ответ неопределенно дернул плечом.
  
  - Понятно... Ну, ты пока не переживай, что-нибудь придумаем.
  
  - Я уже придумал. Дайте мне пару дней отгулов. У меня есть в запасе.
  
  - С этим вопросом вон, к Захарию Львовичу. Он все же твой непосредственный начальник, пусть сам решает. А начнет упираться, сошлешься на меня.
  
  - Давай, за работу, за работу! - встретил Дукшта-Дукшица Сержа призывными словами, а у самого глаза щелочками, зрит прямо в корень, охотник, желает знать правду. Но Серж не поддался на его торопливую провокацию.
  
  - Командир, у меня кризис неожиданно назрел. Душевный. Работать не могу. Дай мне пару дней отгулов, а? Попьянствовать, по-простому - сбросить напряжение, разрядиться, в себя прийти. Отпусти, а?
  
  - Ты что, с ума сошел? Какой еще кризис? Нет, никуда тебя не отпущу. Мне и заменить-то тебя сейчас некем. Война кругом, вот наш кризис, какие отгулы! Быстро за работу!
  
  - Дело твое, Львович, ты начальник, ты решения должен принимать. Но, с другой стороны, я ведь могу и застрелиться. Вот достану пистолет из сейфа, и ба-бах! Или перепутаю целеуказания, координаты - не нарочно! - и самолеты куда-нибудь не туда заведу. Что тогда? Или еще что. Будешь отвечать, как командир мой. А я скажу, что устал, хотел в отгул, а меня не отпустили. Ты не отпустил. Такая реальность тебя больше устраивает?
  
  - Что за шантаж дешевый? Серж, ты что? На тебя совсем не похоже. Говори лучше прямо, что задумал.
  
  - Да ничего не задумал, Львович. Тут особых мыслей нет. Кротов меня к этому делу пристегнуть пытается, а мне ответить нечем, фактов никаких. Надо бы Гешу попытаться найти, поспрашивать, а где его теперь искать - никто не знает!
  
  - Ну, понятно, понятно... Ладно, черт с тобой, иди. Двое суток!
  
  - Лучше трое...
  
  - Двое! Сегодня вторник? Вот, в четверг чтобы был на построении утром. Прикрою, как-нибудь. Но чтоб по-тихому, без фокусов. Не светись особо нигде, понял? Потому что время нынче сложное, тревожное, погореть можно только так. Еще и нас с Лукьянычем под удар подставишь, он наверняка тоже в курсе? Вот. И будь на связи постоянно, чтоб телефон всегда под рукой находился. Чуть что - звонок тебе, а ты уже здесь. И держи в курсе, периодически сам отзванивайся. Понял? Освободишься или разузнаешь что, сразу сюда, на КП. Давай!
  
  Глава 7.
  Гонорий Тукст, директор.
  
  
  
  
  В двух шагах от ГДО, куда сразу же из штаба отправился Серж, располагалась конечная остановка городского автобуса. Асфальтированный пятак разворота, побеленная малая архитектурная форма со скамейкой внутри и сосны по кругу. Маршрут номер пятнадцать, знаменитый. Многие им пользовались, из гражданских, поскольку найти работу непосредственно в гарнизоне было проблематично. А так, сорок пять минут, и ты в областном центре, где и рабочие места, и все прочие блага цивилизации к твоим услугам. На линии работали два стареньких, натруженных автобуса, они стартовали с разных концов одновременно и встречались ровно посередине, на границе городской территории, у бетонной стелы с названием города. Так что, получалось, что транспорт в нормальную жизнь, как здесь говорили, отправлялся из гарнизона каждый час. Не слишком часто, с одной стороны, а, с другой, обстоятельство это дисциплинировало публику, поскольку время отправления было известно заранее, и к этому сроку все желающие подтягивались к остановке.
  Сейчас, видя издалека стоящий автобус, Серж гадал, там ли Тома, или она уже уехала, раньше. А, может, и вовсе решила остаться и дождаться его дома? Даже после того, как собственноручно отдал ей ключ, он по-прежнему сомневался, правильно поступил, нет ли, отношение его, честно говоря, оставалось двояким. Ему было хорошо с этой женщиной, но в то же время слишком стремительного, неконтролируемого сближения с ней он опасался. Ему пока что все еще нравилось ощущать за спиной, в пределах постоянной доступности приоткрытую дверь, через которую в любой момент можно улизнуть, и хотелось сохранить это свое несколько отстраненное, гостевое положение, когда тебе рады больше оттого, что знают, что ты ненадолго и надо пользоваться моментом, пока ты рядом. Понятно, что долго, тем более - вечно, так длиться не могло, понятно, что скоро придется делать выбор. Выбор... Серж предполагал уже сейчас, каким он скорей всего будет, и это ему не нравилось. А что делать? Если поставил перед собой цель, не разменивайся, не отворачивай. И все же, хотелось бы оттянуть этот момент определения, тем более что сейчас вот совсем не до личных переживаний и чувств, надо бы разобраться с другими проблемами, грозящими, реально грозящими куда как более серьезными последствиями.
  Не дождавшись Сержа у остановки, автобус, поскрипывая и медленно переваливаясь на неровной бетонке, двинулся ему навстречу. Серж отступил на обочину и махнул рукой глядящему на него выжидательно водителю, мол, не нужно, поезжай. Тот пожал плечами и смелей надавил на газ. Дизель взревел и выбросил в атмосферу облако синего дыма. Серж поморщился и попытался разогнать душное безобразие рукой. Не слишком удачная оказалась манипуляция, не помогло. Могло показаться, что он таким образом прощается с кем-то, провожает, но из проплывших мимо окон никто не помахал Сержу в ответ. В полупустом салоне Томы он не заметил. Опять накатило двойственное чувство, облегчение и разочарование одновременно. Надо что-то с этим делать, определенно надо.
  Вокруг автобусной остановки, как и во всем городке, росли сосны. Высоченные стройные красавицы, корабельные, как называли их, наделяя забытым смыслом. Но вот эти, над остановкой, по какой-то непонятной причине облюбовали вороны, они свили там свои гнезда, во множестве, и, на виду у всех, активно занимались общественной жизнью и выведением потомства. Ор в светлом серебре неба, если запрокинуть голову и попытаться разглядеть наверху что-то, стоял неимоверный, всегда, но не это таило в себе главную опасность вороньего соседства. Большую часть своей жизни, когда не ели, птицы занимались своим излюбленным делам - метанием помета, то есть извергали из себя вниз переваренные остатки того, что съели накануне, и поверхность земли под деревьями была испещрена белесыми пятнами. Жители терпели это неудобство, ругались и жаловались начальству, но поделать с бандитами наверху никто ничего не мог. Высоко, не достать потому что, а стрелять из ружей рядом с жилыми домами никто разрешения не давал. Приходилось обходить опасные зоны вокруг, благо они достаточно четко отмечены на местности, а где нельзя, совершать быстрые перебежки и прятаться под навесом остановки.
  Вот и Серж, пользуясь отсутствием встречных автомобилей, стал забирать вправо, намереваясь пересечь площадь по центру. Однако не все были столь предусмотрительны.
  По дорожке между сосен, проходившей сзади остановки и проложенной по кратчайшему расстоянию от домов, медленно шли двое: высокий дородный полковник и рядом с ним, походкой обладателя плоскостопия, седой жилистый подполковник. Серж их сразу узнал, но ведь иначе и быть не могло - гарнизонное начальство надо знать в лицо! Полковник являлся командиром БОНа, части 'молчу-молчу', в которой служил знакомец Сержа, Антон Билевич, и мимо штаба которой он только что прошел, а седой был его замом. Парочка шествовала степенно, не обращая внимания на внешние угрозы. Полковник что-то говорил спутнику редкими фразами, не глядя на него, но подкрепляя каждую веским жестом в его сторону. Седой слушал внимательно, наклоняясь вперед и заглядывая в лицо командиру, отчего казался на голову ниже него. Подполковник был одет во все новое, начищен и наутюжен, точно какой-то архитектурный новодел, ботинки скрипели, как новенькие протезы, а фуражечка, только со склада, на его большой голове сидела, как картуз. А вот командирский головной убор, сшитый на заказ в городском ателье, был роскошен. Мягкий лакированный козырек, вышитая кокарда, тулья с изящным гусарским заломом и огромные, почти в ширину плеч поля. Серж подумывал и себе соорудить такую же, но было дороговато, да и начальство не слишком одобряло. В смысле, шапка должна быть по Сеньке. Вот наживешь авторитета, Серега, тогда.
  Серж козырнул издали и свернул на безопасную тропу. Неужели думают, что вороны не посмеют, удивился он. Скорей всего, это полковник так решил, а тот, второй, просто вынужден идти рядом. Будь его воля, третьей дорогой оббежал бы вороний полигон.
  Вдруг до слуха его донесся громкий и какой-то очень уж смачный шлепок. Все моментально стихло, даже вороны над головой умолкли. Серж оглянулся.
  Посмели-таки!
  Полковник стоял, точно пригвожденный, на тропинке, в двух шагах от чистого пространства. Его спутник тоже замер, изумленно глядя на командира одним глазом. Второй он держал закрытым, потом достал из кармана брюк большой клетчатый платок и принялся глаз протирать. Командир тем временем медленно снял с головы свою шикарную фуражку и оценил нанесенный ущерб. Вороний выстрел оказался удачным, угодил в самый центр аэродрома, который, похоже, восстановлению уже не подлежал.
  - Твою мать! - выдохнул командир с чувством и, медленно же подняв голову, с тем же чувством посмотрел наверх. В кронах, в хвое явственно прозвучала затрещина. С истошным кудахтаньем одна из ворона, видимо, та самая, молодая и дерзкая, кубарем вывалилась из укрытия, подхватилась в воздухе и, громко хлопая, унеслась прочь.
  Широким злым движением, будто тарелку фрисби, полковник зашвырнул любимую фуражку далеко в кусты. Потом повернулся и тяжелым взглядом уперся в нежелательного свидетеля, в Сержа. Да Серж и сам не был рад этому обстоятельству. Он вытянулся, взял под козырек и, повернувшись кругом, заспешил своей дорогой, по безопасной, как он надеялся, траектории. Происшествие его неожиданно зацепило, задело своей нелогичностью. С его точки зрения, так нельзя поступать с уважаемыми людьми. В матрицу должно быть забито: нельзя, и все. В том числе, и воронам - нельзя. Ведь есть же авторитеты, которые невозможно, не следует подвергать сомнению. Но, где та молодая шпана, что сотрет нас, думал он. Или обгадит? Где, где... Везде!
  Рыжий бок ГДО маячил совсем рядом, за кустами, он надвинулся и вырос сразу, едва Серж миновал их заросли. Не часто доводилось ему подходить к зданию с этой стороны, не по центральной аллее, и видеть его в таком ракурсе. В последний раз такое случилось... Давно уже, после той истории с Гешей. Он шел зачем-то этой же дорогой, и увидел его. Геша стоял у бокового входа, дверь которого была распахнута настежь, и руководил то ли разгрузкой, то ли погрузкой какого-то железа на машину. Разнообразные куски алюминия, листы, крылья самолетные, что-то такое. Он тогда еще хотел подойти, поздороваться, поговорить. Надо же было каким-то образом налаживать отношения, он считал, начинать разговаривать, потому что к тому дню они уже довольно долго вообще не общались. Но Геша так на него зыркнул, что он понял - не сегодня. Похоже, время еще не подошло. Тогда он отступил, а вот теперь ему стало любопытно, а чем, собственно, Геша здесь занимался? Неожиданно, подчиняясь внутреннему импульсу, Серж свернул в ту сторону.
  По узкой асфальтированной дорожке, на которой не смогли бы разъехаться два встречных автомобиля, он прошел вдоль боковой стены Дома офицеров к тому самому запасному выходу. Глухая, намертво закрытая дверь, выкрашенная, причем давно, серой краской. Ни дверной ручки, ни фонаря сверху, только торчащий из штукатурки, как раздвоенное жало, короткий провод. Замочная скважина еще. Нагнувшись, он зачем-то заглянул в нее. Ничего не разглядел, но ему показалось, по наличию следов смазки, видимо, что ключ в этом отверстии бывал регулярно, стимулировал работоспособность замка. Вступив на низкий, в полкирпича, порожек, он, словно это имело какой-то смысл, за накладную планку попытался подергать дверь. Безрезультатно, даже не пошевелилась. Так, закрыто, подытожил он свои бесплодные изыскания. Огляделся по сторонам, проверяя, не заметил ли кто его потуги проникнуть в здание нестандартным способом, никого не увидел и, отряхивая руки одну о другую, двинулся обратно, вдоль стены, к центральному входу. Осмотр ничего не дал, кроме, разве, того, что возбудил еще больше и прежде периодически возникавшее у него ощущение некой таинственности. Как же, эти запертые, потаенные двери... Пусть не потайные, просто задние, в уединенном месте... Черные ходы. И он, такой, ведет свое опасное расследование. Где-то неподалеку отсюда, говорят, еще и вход в подземелье, в тот самый подземный ход. Но конкретного, конечно, ничего. А что бы ты хотел? Записку на двери найти рассчитывал? С подробным рассказом, по пунктам, как что происходило, с датой и личной подписью? Смешно.
  При солнечном свете, льющемся сквозь множество окон, центральное фойе выглядело совсем не так, как вчера вечером. Высокий потолок, лепнина на стенах, белый мрамор лестниц. Позднеимперский стиль. Все это великолепие, омытое и согретое золотыми лучами, создавало атмосферу торжественности и праздничности. И при этом ни намека на отчужденность официоза, напротив, чувство такое, словно зашел, если и не к себе, так домой к хорошему другу, где тебе всегда рады. Что ни говори, а умел Юрий Иванович создать микроклимат. Да что там микро - климат! За столько лет, что он здесь командует, все отточено и отлажено просто идеально.
  Офицерское кафе пребывало закрытым, хотя, кое-какие дразнящие запахи оттуда добирались и до входной двери. Видимо, кухня уже разогрелась, раскочегарилась и приступила к готовке. А вот стеклянная дверь в холл слева оказалась распахнута, там кипела жизнь. Взойдя на две ступеньки, Серж заглянул вовнутрь. На невысокой эстраде в углу копошился ансамбль. Репетировали, что ли, готовились к танцам, все участники сплошь солдаты, срочники. Вот жизнь, подумал Серж с завистью. Никаких забот, на всем готовом, занимаешься любимым делом, поешь себе легкомысленные песенки, девчонки тебя обожают, на руках носят... Точно протестуя против этих его мыслей, гитарист ударил по струнам. Усилитель изверг из себя металлический вполне заряд, целый сгусток звуков, который пометался между колонн, но все же быстро нашел дорожку к ушам Сержа и шлепнул по ним. Капитан отшатнулся обратно, за дверь. Ладно, подумал, Геши здесь все равно нет.
  Центральное фойе выглядело вполне пустынным и безлюдным, справиться о Геше было не у кого, поэтому Серж поднялся на второй этаж. Здесь полы были застелены красной ковровой дорожкой, в длинный коридор, тянущийся вдоль центрального фасада, выходили только двери кабинетов, ни одного окна, царствовал полумрак, и было тихо, по-деловому, как в нормальном учреждении. Дверь с табличкой 'Библиотека' сразу напротив лестницы оказалась приоткрытой. За ней сиял свет, наверное, премудрости и знания, он приглашал, настаивал даже, заглянуть и приобщиться. Как же не зайти, как пройти мимо? Тем более что с библиотекарем, Людмилой Петровной, Серж был знаком лично, и не один уже год, между прочим.
  
  А началось их знакомство примерно через полгода после его появления в Сосновом бору. Как-то после затяжных выходных - относительно, конечно, длительных их в армии не бывает, - понаблюдав некоторое время, с какими мучениями пытается Серж удерживать голову вертикально, а глаза открытыми, Лукьяныч не выдержал и, выбрав момент, подошел к нему.
  - Тебя ведь так не хватит надолго, парень. Ты поберег бы, здоровье-то.
  - Дело молодое, товарищ полковник. Сдюжу.
  - Молодое-глупое, это понятно. А если не сдюжишь? Если сдохнешь?
  - Ну, что вы так, товарищ полковник. Вообще, мое личное дело, как свои выходные проводить.
  - Да кто же спорит, твое, твое дело. Я просто с тобой своими наблюдениями делюсь. Со стороны видней, помнишь? И вот мне видно, что ты не в ту совсем сторону выворачиваешь. Но ты ведь имей в виду, что не один я такой, с глазами. Я тебе просто совет даю, а ты, если умный, прислушаешься, если нет, проигнорируешь. Мне почему-то кажется, что ты умный. И думаешь о том, какое о себе создаешь представление.
  - Владимир Лукьянович, ну вы же сами прекрасно знаете, что нечем в гарнизоне заняться в выходные. Тем более в общежитии, где полно голодных скучающих мужиков. Выбор-то невелик: застолье, водка, танцы, бабы. Иногда в другой последовательности, но водка и бабы обязательны и неизменны в любом случае. Других вариантов нет.
  - Напрасно ты так думаешь, и других возможностей с пользой употребить свое свободное время полно. Надо просто научиться их различать. А для этого радикально расширить свой кругозор. Или, как говорят - кругозорченко. Для начала я порекомендовал бы тебе познакомиться с моей супругой.
  - Вы меня что, домой к себе приглашаете?
  - Боже упаси! Пока мне хватает тебя здесь, на службе. Вот ты, по всей видимости, не знаешь, а в Доме офицеров, помимо танцев, есть еще библиотека. На втором этаже, напротив лестницы, даже искать не придется. Людмила Петровна, жена моя, там заведующей работает, ты бы зашел к ней, познакомился, побеседовал. Глядишь, она тебе что подскажет. А там, чем черт не шутит, может, и увлечешься чем-то таким, не слишком вредным для здоровья.
  Отчасти из любопытства, но больше, конечно, исходя из убеждения, что любые советы начальника обязательны для исполнения, Серж, не откладывая в долгий ящик, взобрался на второй этаж ГДО, где нашел вход в пещеру Алладина - библиотеку. Там он и познакомился с Людмилой Петровной.
  Деятельная, но не хлопотливая женщина неопределенного возраста, невысокая, чуть полноватая, кареглазая, всем другим прическам предпочитавшая перманент - такой он узнал ее с первого дня знакомства, такой она оставалась до сих пор. Еще она носила платья и деловые костюмы, которые шила сама, и в которых выглядела просто замечательно. Что много говорило о ней, ее хорошем вкусе и умелых руках. Ну что, она ему показалась симпатичной, и не потому только, что являлась женой начальника.
  Для многих, в эпоху электронных книг, библиотека давно уже стала анахронизмом, но Сержу там понравилось. Строгая, подчиненная функции обстановка, старая мебель, бронзовые светильники по стенам и на столах, шкафы и стеллажи с книгами и особый, ни с чем не сравнимый запах бумаги. Сама атмосфера неузнаваемости, будто попал в чужую страну.
  - Вы, наверное, Таганцев? Лейтенант Сергей Таганцев?
  - ?
  - Владимир Лукьянович предупредил, что направил ко мне высокого красавца с роскошными усами. Я, правда, сомневалась, что красавец дойдет до библиотеки. Опасалась, что перехватят по дороге, какие-нибудь красавицы Рада, что ошибалась.
  - Ну, какой я... - засмущался Серж. - А вы..?
  - Людмила Петровна, заведующая библиотекой.
  - А почему вот это? - Серж указал на табличку на столе. - Почему Приемская, а не Раужева?
  - Какой вы, однако, глазастый! - удивилась Людмила Петровна. - Другие годами ничего не замечают, а вы прямо сразу. Это моя девичья фамилия. Может быть, когда-нибудь расскажу вам историю, как она появилась и почему я оставила ее себе расскажу, а пока давайте знакомиться с вами в другом плане. Раз уж вы пришли-таки в библиотеку, постараемся выяснить ваши интересы. Идет? Расскажите, что вас привлекает? Что вам нравится читать?
  Серж пожал плечами:
  - Трудно сказать.
  - О-о-о-о... Хорошо, отступим еще на шаг назад. А вообще читать вы любите? Или даже так: какую последнюю книгу вы прочли?
  - Да как-то... Журналы в основном.
  - Журналы с картинками? Понятно. Случай, можно сказать, клинический. Но вы же пришли сюда зачем-то, правда? Это бесспорно, факт налицо. Поэтому поборемся, с вами и за вас. Прежде я хочу сказать вам одну вещь. Вы, я полагаю, юноша целеустремленный? И планируете дослужиться до генерала? Правда ведь? Как минимум хотите стать полковником?
  - Почему бы нет? - согласился Серж.
  - Так вот, ничего у вас не получится, если не приучите себя к чтению. С тем уровнем знаний и тем кругозором, который есть у вас сейчас, даже не мечтайте. А выход один, работать над собой. Согласны?
  Серж пожал плечами.
  - Я бы не ставил вопрос так серьезно, но... Почему бы нет?
  - Ваш девиз, как я поняла, 'почему бы нет'? Неплохое, надо сказать, кредо. Оставляет вам шанс. Ну, чудесно. За хорошими книгами у нас очередь, но, поскольку я как бы беру над вами шефство, я буду кое-что для вас придерживать. Начнем, пожалуй, с хороших детективов. Что может быть лучше плохой погоды, правда?
  - Ну, это спорный вопрос...
  - Вот именно, спорный.
  Вскоре Серж действительно втянулся в чтение, к собственному, надо сказать, удивлению. Но уж точно и к удовольствию. Это была удивительная страна, которую он для себя открыл и, что самое замечательное, продолжал открывать постоянно. За последующие несколько лет он прочитал множество книг, не одни лишь детективы, и это вскоре принесло свои плоды. Когда открылся в его жизни сезон знакомств с умными состоявшимися женщинами, ему было чем их очаровывать - помимо своих роскошных усов. Хотя и от его усов многие были без ума.
  Отношения с Людмилой Петровной складывались тоже замечательные, что закономерно, ибо он был ей признателен за те усилия, которые она прикладывала для его просветления, она же радовалось тому, что в руках ее оказался такой благодарный материал. И однажды, как и обещала, она поведала ему историю своей фамилии.
  - Это стародавнее семейное предание, Сереженька. История своими корнями уходит в средневековье, в период феодальных междоусобиц. Дело было, якобы, в Польше, когда во время одной такой кровавой схватки была полностью вырезана семья влиятельных шляхтичей. Уцелел лишь маленький мальчик, единственный из всех. Отсиделся где-то под телегой, так что никто из нападавших его не обнаружил. А если бы нашли, судьба его была бы ужасной, поскольку цель была именно вырезать всю семью под корень. Кто-то, сжалившись, мальчика подобрал, взял к себе и вырастил. А поскольку мальчик не мог о себе ничего рассказать, слишком мал был, дали ему фамилию Приемский. От слова приемыш, понимаешь? Можно сказать, что это наш семейный миф, потому что никаких документальных подтверждений ему я не нашла. А я искала, поверь, у меня были такие возможности. И не только я искала, дед мой занимался поисками всю свою жизнь. Он и семейное генеалогическое древо вел, была у него специальная тетрадь, в которую он записывал сведения обо всех наших родственниках, о ком что-то узнавал. Тетрадка, к сожалению, не уцелела, пропала во время последней войны, когда дед сражался на фронте, а дом был разграблен при оккупации. Теперь же случилось так, что я осталась, по видимому, последней носительницей фамилии, и Владимир Лукьянович не возражал, чтобы я оставила ее себе и после свадьбы. К сожалению, Бог нам детей не дал, так что... Видимо, все равно...
  
  Серж распахнул дверь и из коридорного полумрака окунулся в сияние солнечного света, прошедшего сквозь фильтр легких салатовых занавесок на окнах, и лишь тем слегка ослабленного. Людмила Петровна что-то писала за столом. При его появлении она подняла голову, бусины золотых сережек в ее ушах качнулись и засверкали. Узнав гостя, она сняла очки.
  - Сережа! Что-то ты в неурочное время сегодня.
  - Да вот, мимо проходил, дай, думаю, загляну, поздороваюсь с вами.
  - Ну, здравствуй, здравствуй! Что-то случилось?
  - Ничего нового, ничего нового. Я тут знакомца своего ищу, Гешу Хлебчикова. Не знаете, где он может быть?
  - Геннадий Юрьевич? А ты знаешь, я уже давно его не видела. Он, кажется, куда-то уехал. Тебе лучше об этом у начальника нашего, у Юрия Ивановича справиться.
  - А скажите, Людмила Петровна, это правда, что Геша здесь, в Доме офицеров работает?
  - Ты не знал? Да, он уже давно у нас. По технической части.
  - Ни разу его здесь не встречал.
  - Это потому, что ты приходишь либо по вечерам, после работы, либо в выходные. А он в это время в своей мастерской пропадает.
  - Что вы говорите, мастерская! А где она находится, не подскажете?
  - Я точно не знаю, я там не была. Но вроде в той башенке на крыше. В ней раньше голуби жили, а потом Юрий Иванович позволил Геше, как ты его называешь, устроить там мастерскую. Он сам и ремонт в башне сделал, окна вставил, электричество провел, а теперь, говорят, какие-то приборы там мастерит, какие-то зеркала. Но я, правда, подробностей не знаю, ты лучше у начальника справься, он должен быть у себя. Дальше по коридору.
  - Я знаю, знаю. Спасибо вам. Книгу, кстати, дочитал, зайду на днях, занесу.
  - Жду тебя, голубчик, жду...
  Значит, Геша ни при чем, подумал он, выйдя за дверь. Похоже, его в эти дни в гарнизоне вообще не было. Та-ак... Серж не знал, что думать и как относиться к этой новости. С одной стороны, он испытывал облегчение и радость за друга, хоть и бывшего, с другой же, неопределенность резко возрастала, а в ней, он чувствовал, таилась опасность и для него. Кто знает, что еще придумает Кротов, он ведь в таких делах дока. Опять эта проклятая двойственность!
  Кабинет начальника ГДО располагался в противоположном конце коридора, и к нему следовало бы подниматься по другой лестнице, просто Серж по привычке повернул на ту, что вела к библиотеке. Дорожка скрадывала шаги, а туфли скользили по ней, как скороходы. Пару шагов, и вот он уже перед высокой филенчатой дверью. На ней две таблички. На малой, овальной и эмалевой - цифры 11. На прямоугольнике под ней надраенные медные буквы: подполковник Кунгуров Юрий Иванович. Серж костяшками пальцев стукнул дважды в филенку и открыл дверь.
  - Вам чего?
  Встречный, исподлобья, взгляд. Мужчина за столом напротив двери - за столом начальника, между прочим, - приник к поверхности. Он положил ладони перед собой, выставил локти в стороны и напружинился, точно пума перед прыжком. Серж никогда его прежде не видел, тем не менее, ему сразу бросилось в глаза что-то узнаваемое в облике незнакомца. Что-то такое, что вдруг щелкнет, и сразу - а! - узнал. Но пока не щелкнуло. Снова двойственность, или-или.
  - А, Юрий Иванович?.. - протянул Серж вопросительно. Он в каком-то замешательстве оглядывался по сторонам и не находил нигде начальника.
  - Что, Юрий Иванович?
  - Где?
  - Нет его, вы же видите.
  - Вижу, потому и спрашиваю.
  - Не надо спрашивать, капитан. Идите, идите отсюда, не отнимайте не свое время.
  Мужчина откинулся на спинку стула, продолжая упираться в стол прямыми руками. На нем оказалась кожаная, но не летная, куртка, латунные молнии поиграли на свету желтым. Под курткой что-то темное, без ворота. Косая челка на лбу в тон куртки, и глаза, кстати, такие же. Голос скрипуче-ворчливый, неприятный, опять же, на грани узнавания.
  - А вы, собственно, кто?
  - Лось в пальто! Вам-то какая разница? Идите, идите!
  Серж пожал плечами и, повернувшись, вышел из кабинета. По лестнице он шел без каких-либо мыслей, лишь кипел от негодования. И только уже внизу, на первом этаже он ощутил и понял, до какой степени взбешен, взорвался, вскричал 'Какого черта!' и бросился обратно. Перемахивая через три ступени, взлетел наверх мгновенно, без стука распахнул дверь, ворвался внутрь и там остановился, только наткнувшись на стол.
  Юрий Иванович Кунгуров отвернулся от окна, в которое, отодвинув рукой занавеску, смотрел в задумчивости, и с удивлением воззрился на посетителя.
  - Не слишком ли вы торопитесь, Таганцев? - спросил спокойно у Сержа.
  Они, конечно, были давно знакомы.
  - А где этот? Который тут? - в запальчивости почти выкрикнул Серж и, словно это все объясняло, кивнул на пустой стул перед столом.
  Юрий Иванович, не понимая, тоже посмотрел на стул.
  - Ах, этот! - вспомнил. - Он ушел, вот только. Не знаю, почему вы не столкнулись, должно быть, он спустился по альтернативной лестнице.
  - И кто же он такой, можно полюбопытствовать? Уж больно хамливый.
  - Отчего же нельзя, можно. Он, - я, надеюсь, правильно понял, кого вы имеете в виду, - Гонорий Тукст, директор. И, да, порой он бывает резковат.
  - Резковат? Ну да, именно. Директор, простите, чего?
  - Нашего филиала.
  - У ГДО есть филиал? Не знал. А где?
  - Пока нигде. Но скоро откроется. Это немного сложно объяснить, да и пока преждевременно.
  - Какие у вас сложности! Однако, забавно, знавал я одного парня, с похожей фамилией.
  - Что за парень?
  - Нормальный парень. Только всегда оказывался не тем, за кого себя выдавал. Звали его Эвалд, и все считали, что он местный. А он оказался едва ли не марсианином.
  - Как интересно. Но, Сергей Сергеевич, вы же не для того так торопились, чтобы рассказать мне эти байки?
  - Вы правы, Юрий Иванович, не для того. Я ищу Гешу. Геннадия.
  - Ах, вот как, ты тоже ищешь Геннадия...
  Юрий Иванович во время разговора часто перескакивал с 'ты' на 'вы', но, кто его знал, к этой особенности его речи быстро привыкали.
  - А его нет, и он не скоро теперь появится. Мы отправили Геннадия Юрьевича на курсы усовершенствования. Трехмесячные. В город у моря. Пусть заодно позагорает и отдохнет, а то последний год выдался для него сложным. Ну, ты, я полагаю, в курсе.
  - Значит, и вчера его здесь, в гарнизоне, не было?
  - Да он уже дней десять как уехал. А что за вопросы? Тебе-то он зачем?
  Серж вместо ответа только махнул рукой.
  - Вопросы эти вам не только я задавать буду, но и другие, более уполномоченные товарищи. Поэтому, Юрий Иванович, лучше приготовьте сразу официальные подтверждающие документы по Гешиной командировке, с датой, подписью, печатью. Приказ по части, думаю, сойдет. Копию командировочного, если есть...
  - Уже, уже спрашивали, и документы взяли. Или изъяли, если быть точным. Но что случилось, не говорят. Может, ты объяснишь мне?
  - Я тоже не могу сказать, простите.
  - Ну, что ж, понятно. Какой-то подполковник, какой-то начальник какого-то Дома офицеров доверия не вызывает. Не заслужил.
  Брови домиком, лицо такое, кажется, вот-вот расплачется.
  - Юрий Иванович, товарищ подполковник, зачем вы так? Просто мы все, причастные, под подпиской. Но слухов-то все равно полно.
  - Что слухи! Мы ведь не на базаре. Ладно, идите, Таганцев. Спасибо, что не забываешь.
  - Юрий Иванович, последний вопрос.
  - Да.
  - Это правда? Про Гешу? Что он...
  - Мой сын? Ну, он же Юрьевич. Поэтому, да, правда, признаю грехи молодости. Что здесь такого необычного?
  - Да нормально, всяко в жизни случается. Просто неожиданно как-то, узнать вдруг. И что теперь будет?
  - Поборемся еще. И все будет хорошо.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 8.
  Женский день какой-то.
  
  
  
  
  
  Закрыв за собой дверь кабинета Кунгурова, Серж замер, медля. Только теперь он почувствовал, что его отпустило. Вот как же все-таки ему не хотелось, чтобы именно Геша оказался тем альпинистом-виртуозом, забравшимся на КП! И слава Всевышнему, так, похоже, и есть. Но дальше надо было думать. Полученные им факты требовали некоторого осмысления, ибо жизнь, по своему обыкновению, хорошее уравновешивала нехорошим.
  С одной стороны, его радовало, что Геша в этой истории оказывался ни при чем, и, по всей видимости, имел неоспоримое, документально подтвержденное алиби. Командировочное предписание с мокрой печатью в далекий город, за тысячу километров, - это серьезно. Документ, между прочим. И это вообще здорово, то, что нужно - и ему в том числе, лично ему, поскольку Гешино алиби выбивало из рук Кротова козыри, даже гипотетические, и теперь тому никак не удастся пришить его к этому делу. Хотя, голь на выдумки хитра, поэтому расслабляться не стоит. Хорошо, подумалось ему, иметь таких начальников, как Лукьяныч, или даже Львович. Старшие товарищи, а по сути - друзья, что один, что другой. И подскажут, и направят, и прикроют спину, если что.
  Но было и то, что беспокоило и вызывало тревогу. Этот директор, как его там? Тукст, какой-то. Гонорий, блин. Мутный и странный тип. Ладно бы просто хам, с хамом можно, в конце концов, полаяться, отвести душу. Но с этим кадром, чувствовалось, что-то вообще не чисто. Взялся непонятно откуда, потом исчез... Туда же. И быстро так. Наши люди быстрей тени не перемещаются, по воздуху не летают и в нем не растворяются. А где, кстати, Кунгуров находился, когда этот сидел за его столом? Юрия Ивановича ни в кабинете не было видно, ни в коридоре, ни в окрестностях. Хотя, кто его знает, все может быть. Он же в ГДО все ходы-выходы знает. Но этот, Гонорий, с какой стати в его кабинете и за его столом восседал, по какому праву? Еще и хамил. И эта его неузнанная узнаваемость. Кого-то же он напоминает, а вот кого? Нет, как хотите, но что-то здесь не то.
  Сержа так и тянуло, так и подмывало разобраться. Тем более что он для этого в ГДО и притащился. Начать он решил с Гешиной мастерской. Перво-наперво, следовало ее найти, затем попытаться попасть внутрь и выяснить, чем это Геша там занимается? Какой фигней реально страдает? Какие такие приборы он там сооружает? Что там Людмила Петровна сказала? 'Какие-то зеркала мастерит'. Ну, Геша если за что-то возьмется, своего добьется, сделает, можно не сомневаться. Смастерит. Но что за зеркала? Ни про что такое Серж не знал и даже не слышал. Не для этой ли цели друг его пропащий использовал тот металлолом, за разгрузкой которого он его тогда застал? Черт его знает...
  Определившись с ближайшей задачей, Серж взялся за ее решение. Оценив местоположение, он мягко перетек из состояния размышления в волну поступательного движения.
  ГДО представлял собой П-образное 3-х этажное здание, построенное в стиле конструктивизма. В центральном корпусе размещались парадные помещения, библиотека, кабинет начальника, и прочее, в боковых флигелях - классы, мастерские, офицерское кафе на первом этаже, спортивный и кино залы. На заднем дворике, на площадке между крыльями, отгороженной от соснового бора высокой железной оградой, вокруг круглого бассейна, в центре котором росла громадная ива, проводили танцы. Словом, было, где и погулять, и даже заблудиться. Серж сразу прикинул, что лестница, которая по идее вела к Гешиной мастерской и начиналась за серой дверью на улице, располагалась в правом крыле здания, поэтому идти ему следовало туда.
  Определившись с направлением, Серж двинулся направо. Дойдя до конца коридора, он повернул налево, и почти сразу же уперся в глухую стену. В этом огрызке коридора слева и справа располагались всего по два кабинета, а дальше прохода не было. Хотя, как представлял себе Серж, этому ходу полагалось бы длиться еще, по крайней мере, столько же. И уж точно, боковая лестница должна быть доступна.
  Ковровая дорожка, такая же красная, как и повсюду, подкатывалась под самую стену, которая хоть и не выглядела новоделом, но казалась все же свежей тех, между которыми была воздвигнута. Серж подошел ближе и потрогал стену рукой. Гладкая, шершавая, прохладная. Основательная, вопросов нет. Хотя... А это что?
  Он нагнулся, рассматривая, потом присел на корточки. Плинтуса, как вдоль других стен здесь почему-то не было. Дорожка прижималась к полу непосредственно стеной, она уходила под нее так, как если бы стена опустилась сверху и просто придавила ее к полу. Серж в сомнении потрогал дорожку рукой, поводил пальцами, несколько раз соскальзывая со стены на поверхность пола, потом ухватил ее сбоку и потянул, и даже подергал вверх, и, в конце концов, убедился, что так оно и есть - зажата. Ковролин прижимался намертво, и вытащить из стены было невозможно. Вот тут Серж почувствовал, как холодный коготок тревоги поскреб ему спину между лопаток. Что за чертовщина, подумал он. Этого просто не может быть! И что, никто не видит вот этого? Никто не замечает, что здесь такое творится?
  Поднявшись на ноги, он поочередно подошел к каждой из дверей расположенных здесь помещений и подергал их за ручки, но все они оказались заперты. 'Интересно!' - заключил Серж. Сняв фуражку, он наморщил и почесал лоб, прикидывая, что еще можно сделать. 'Интересно'...
  Ну, на первый этаж идти бесполезно, там кафе занимает все крыло, не пройти. Да и был он там вчера, ничего не заметил. А вот на третий очень даже можно попытаться.
  Снова никого не встретив, он вернулся к лестнице и поднялся по ней этажом выше. Здесь все помещения были отданы под классы, в которых занимались разнообразные кружки, располагались студии, мастерские и проводились занятия вечерней школы. Или университета, Серж точно не знал, потому что его это не касалось. Народу в этих помещениях бывало много, поэтому никакие дорожки не покрывали полы коридоров этого этажа. Не напасешься дорожек-то! Каждой срок службы, по приказу, определен лет десять, а то и пятнадцать. Куда там! Хорошо бы год продержались при такой частоте и интенсивности топтания. Полы этого этажа были застелены паркетом, большими дубовыми плахами. И плюс к тому каждый год летом их покрывали особо прочным лаком, это да, и все равно, они нещадно изнашивались, на что протяжно жаловались посредством скрипа.
  Стараясь не шуметь, компенсируя скрип пола пружинистостью шага, Серж повернул налево, и, дойдя до конца коридора - еще раз в ту же сторону. И там остановился. Все было точно так же, как и этажом ниже - за вычетом дорожки. Тупичок.
  Подойдя к стене и потрогав ее руками, Серж убедился, что она если не копия, то точно продолжение той, что расположена этажом ниже. Ну, то есть совсем, и качество штукатурки, и побелка, и даже тактильные впечатления от прикосновения к ней, ощущение шероховатости и прохлады - все в точности такое. Так вот, стена поднималась прямо из паркетного пола, некоторые паркетины оказались разрезаны пополам или в какой-то другой пропорции. Объяснений тому, как эти дощечки входили-проникали в абсолютно непроницаемую каменную стену у Сержа не находилось. Что говорить, это было невероятно, но - было.
  В отличие от нижнего, на этом этаже все же ощущалось дыхание жизни. Тихое приглушенное дыхание. Из-за одной двери, той, что возле самой стены, слева, доносились мягкие, приглушенные, будто извлекаемые ватными пальцами, звуки пианино. Кто-то там, невидимый, пробираясь ощупью по нотному полю, наигрывал ноктюрн.
  Не давая себе отчета, зачем ему это нужно, Серж приоткрыл дверь и заглянул в класс. И, как на пики забора, напоролся на встречный, в упор, взгляд Светланы.
  - Не останавливайся, - сказала она ученице, девочке лет тринадцати, - я все слышу. И резко поднявшись, вышла в коридор, оставив дверь полуоткрытой. Она так и стоять осталась, в проеме, прижавшись плечом к косяку, точно желая сохранить за собой путь к отступлению.
  Но отступление - это не про Свету.
  У нее длинные, ниже плеч, гладко расчесанные на пробор угольно черные волосы, перехваченные посреди лба бисерной лентой, темные глаза, острые высокие скулы и очень светлая кожа. Вид, надо сказать, вполне вампирский. Но за окном ярко светило солнце, переполняя класс сиянием, которое сквозь открытую дверь хлынуло и в коридор, мимоходом заставив вспыхнуть разноцветный геометрический узор на лифе и воротнике ее платья, так что было совсем не страшно. Но осторожность при общении со Светой обязательна, про это Серж не забывал.
  - Привет! Ты зачем здесь? Ты не меня ищешь? - высыпала она горсть вопросов своим глухим грудным голосом.
  - Здравствуй, красавица! Да я, если честно... Геша мне нужен.
  - Зачем тебе он?
  - Да надо кое-что обговорить. Не знаешь, где его мастерская?
  Светлана указала рукой на стену.
  - Здесь прохода нет, только с улицы можно.
  - А что, давно перекрыли? Я что-то не помню.
  - Всегда так было, - она пожала плечами. - Но Геночки в мастерской ты не найдешь. И в гарнизоне его нет, он уехал.
  Повисла пауза, говорить вроде было не о чем, и Серж начал жалеть, что сунулся в эту дверь, хотя мог предполагать, что кроме Светы давать уроки музыки здесь некому. Видеться с ней ему было тягостно. Лучше бы все же подальше. Но Света смотрела на него вполне дружелюбно, и Серж расслабился. Чуть-чуть.
  - Все хорошеешь, - сказал он дежурное.
  - Ах, оставь себе, тебе есть, кому говорить комплименты, - отмахнулась она, все же улыбнувшись довольно. И спросила: - Ты уже знаешь? Только не делай вид, что нет. Придешь?
  Серж покачал головой, не понимая.
  - О чем ты?
  - Ой, да ладно прикидываться, все ты знаешь! Все уже знают! Про нашу с Андрюшкой свадьбу.
  - А, да-да! Слышал, слышал. И поздравляю, очень рад за вас. За тебя.
  - Спасибо. Так ты придешь?
  - Меня еще никто не приглашал.
  - Я приглашаю. Или ты ждешь официального приглашения?
  - Желательно бы.
  - Ты посмотри, какой... Ладно, будет тебе официальное. Андрюшка как раз сегодня за пригласительными в типографию должен смотаться. Ну и? Ты ничего не хочешь мне сказать?
  - Что именно?
  - Ну, я не знаю...
  - Я уже сказал: желаю счастья.
  - А себе счастья? Не пожелаешь? Еще не поздно...
  - Света, все сказано прежде, не начинай.
  - Понятно, - она вздохнула с неприкрытой печалью. - Просто хотела проверить, как себя чувствует и что думает мой гусар. Может, он все еще мой. Нет, так нет. Андрюшка тоже прекрасный вариант, буду любить его. А ты будешь локти кусать, со своей певичкой, захочешь вернуться, но будет некуда. К тому же я теперь вижу, что с тобой счастья не видать.
  По лестнице Серж спускался медленно, зависая на каждой ступени. Эта ненужная встреча со Светланой всколыхнула его. Тоска какая-то почудилась, тень сожаления проявилась, высунулась из темного угла и помахала тряпичным лоскутком. Подумалось даже, а вдруг? А может? И защемило сердце по утраченному, а история с Гешей, и все прочие истории отодвинулись на задний план, и подернулись там, покрылись дымом ненужности и пренебрежения. Помнилось еще многое, и думалось: а вдруг именно эта идея была истинной? Но, Светлана склонна к провокациям, не стоит о том забывать. Все-таки, она дочь Кунгурова, есть, у кого пример брать. Не вампир, но ведьма, вон, уже напророчила. Поэтому... Поэтому... Подумаем все же о Геше. Алиби у него, конечно, есть, но... Что за зеркала он там строил? Что удумал?
  Таганцев как раз спустился на второй этаж и находился напротив двери библиотеки. Бронза букв на таблице переливалась, подмигивала. Повинуясь внезапному импульсу, он вошел внутрь. Людмила Петровна, оторвавшись от работы, подняла голову и посмотрела на него поверх очков.
  - Ты что это, Сереженька? Решил книгу взять? Раз уж все равно здесь?
  - Да, Людмила Петровна, такая идея возникла... Вы же можете мне сказать, какой литературой пользовался Геннадий Юрьевич, когда строил свои зеркала наверху в башне? Что он читал?
  - Ну, да... - протянула заведующая несколько неуверенно. - Можно посмотреть в формуляре. А зачем тебе?
  - Да просто... Ни черта не понимаю в этой теме, а не хотелось бы отставать. От Геннадия Юрьевича. И вообще. Жизнь меняется быстро, надо пошевеливаться, чтобы не опоздать.
  - Да, ты прав, прав, - согласилась Людмила Петровна. Отложив ручку, она встала, подошла к лотку с читательскими карточками и принялась их перебирать. - Но я боюсь тебя разочаровать. У нас такой литературы не так много, тем более новинок, - говорила она. - Все-таки не тот профиль, мы не научная и не техническая библиотека. Но иногда кое-что попадается. Сейчас посмотрим.
  Найдя, наконец, то, что искала, она достала из ящика карточку, очевидно, Гешину. Раскрыв, внимательно прочитала, что там в ней записано.
  - Геннадий Юрьевич не очень активный читатель, надо признать, не то, что ты. По записям видно. Вот и по этой теме всего лишь одна книга, - сообщила она. - Даже не книга, а сборник патентов за какой тут год... Старый, старый... Так что, ничего нового друг твой не изучал, наоборот, он, как мне кажется, со старыми идеями работал. Возрождал, перерабатывал, переосмысливал. Он ведь ужасно умный, Геннадий Юрьевич. Такая голова, я тебе скажу...
  - Да я знаю.
  - Вот, ты знаешь. И я знаю. И еще кто-то знает. А остальные, кому надо бы, не знают, поэтому так с ним и обошлись. Я сейчас принесу.
  Она ушла куда-то за стеллажи, минут через пять вернулась, неся в руках растрепанный, форматом с 'Роман-газету' и похожий на него альманах.
  - Вот, он у нас один и есть. Качество печати, конечно, плохое, газетная бумага, да и состояние издания не очень. Судя по зачитанности, Геннадия здесь только одна тема интересовала... Вот, кстати, закладка осталась. Патент ?2141357. 'Устройство для коррекции биофизического поля человека'. Во как. Будешь брать?
  Серж замялся.
  - Честно, не уверен, что разберусь... А, давайте! Раз уж все равно пришел, как вы говорите. И раз уж все равно нашли. Я бы здесь почитал, но, правда, времени нет.
  - Хорошо, сейчас запишу.
  Найдя читательскую карточку Сержа, она записала в него сборник. Вложив брошюру в голубую пластиковую папку, подала ему.
  - У тебя тут, кстати, должок висит.
  - Я знаю, знаю. Буду рассчитываться скоро, все сразу сдам.
  - Все же уезжаешь...
  - Да, Людмила Петровна, вроде поступил.
  - Почему вроде? Поступил! Значит, заслужил. Так что, желаю счастья на новом месте. Но, Сереженька, не забывай, что мы будем по тебе скучать. Потом, глядишь, и вернешься.
  - Кто знает, Людмила Петровна, может быть. Я, в общем, не против.
  - Кстати, Сереженька, я припоминаю, что Геннадий Юрьевич интересовался зеркалами Козырева. Он их называл к-зеркалами. Но у нас про них ничего не нашлось, вот только этот патент, однако и он, по-моему, совсем про другое. Но я не специалист, быть может, и ошибаюсь. Тебе это название что-нибудь говорит?
  - Зеркала... Козырева? Абсолютно! Даже не слышал ничего.
  - Вот, видишь. Эта тема такая, говорят, не совсем научная, поэтому ничего по ней и не печатают. Но ты знаешь, что я тебе еще могу посоветовать? В школе сейчас новую дисциплину вводят, информатика называется. Под эту науку там целый класс оборудовали, компьютеры и все такое. И интернет уже есть, спутниковая антенна на крыше, вся нужная аппаратура. В гарнизоне только кое-где, в порядке частной инициативы, а в школе уже сделали, молодцы какие. И правильно, детей нужно новому обучать. Заправляет этим всем, кстати, учитель физики. Ты с ним знаком?
  - Не особо. Дмитрий Михайлович, кажется?
  - Другой, Олег Станиславович. Но это не важно. Ты подойди, тебе любой из них поможет. В интернете что угодно найти можно, про зеркала Козырева тоже. Геннадий Юрьевич, кстати, помогал им оборудование в классе настраивать, еще до командировки, может, они с ним о его работе тоже разговаривали и знают, о чем речь.
  Выйдя из Дома офицеров, Серж остановился на широких гранитных ступенях и, закрыв глаза, вдохнул полной грудью напитанный запахами нагретой хвои и расплавленной живицы воздух. Солнце проникало в глаза сквозь шторки век розовой ласковой силой, наполняя сознание ощущением счастья, а тело - негой. Ни ветерка, ни какого движения в пространстве, звуков тоже почти никаких, только тихое качающееся дыхание сосен да редкая птичья разноголосица. Тень-тень-тень! Погоны на плечах ощущались, как божьи ладони, как благословение и напутствие приглядывать, как следует, за этой земной красотой. Что ж, Серж был готов. И приглядывать, и все что нужно.
  Надышавшись, напитавшись энергией жизни, он пошел к углу здания, где, запрокинув голову, попытался рассмотреть башенку над крышей, в которой, как говорили, Геша устроил мастерскую. С этого места увидеть ничего не удалось, сосны, сцепившись ветвями, создавали совершенно непроницаемый полог. Серж попятился в поисках лучшей позиции, он даже вломился в какие-то кусты, и лишь оттуда ему открылся просвет, в который удалось разглядеть часть стены башни с темным провалом небольшого окна. Башня оказалась выкрашенной так же, как и остальное здание - желто-песочным, и была накрыта, точно шлемом, темно бордовым конусом из кровельного железа. В окне он неожиданно увидел светлым расплывчатым пятном чье-то лицо, оно качнулось и уплыло в сторону, растворилось в непроявленности.
  Привиделось? Показалось?
  Серж вернулся на дорогу и какое-то время пытался освободиться от налипшей на рубашку паутины. Зеленый паучок, пустив нитку, бросился в бега. Очень интересно, думал Серж, очень. Кто бы это там мог быть? Если Геши нет, кто вместо него? Ему захотелось попасть в башню. Во что бы то ни стало. Зачем, что он надеялся там найти - он затруднился бы объяснить. Но, возникнув раньше, его уже не покидало ощущение тайны, в которой ему нестерпимо, по нарастающей, хотелось покопаться. В соответствии с этим властным императивом в голове его сразу начал складываться, оформляясь в реальную, как казалось, конструкцию, кое-какой план.
  До обеда в столовой еще оставалось, наверное, с пол часа, и Серж не торопясь, прогулочным шагом направился в ту сторону. Едва он подумал про еду, как живот напрягся и что-то пробурчал в ответ, сигнализируя, что да, голоден и готов к приему пищи. Справа, в самом начале аллеи, располагался комплекс военторговских ларьков и магазинчиков, единственный из которых, книжный, Серж посещал достаточно регулярно. Вот и теперь, взглянув на часы, он решительно повернул к нему.
  Двери распахнуты настежь, в торговом зале ни единого покупателя, а за прилавком, скрестив руки на груди, Ольга. Оленька Стримкова. На фоне книжных полок, расползшихся по всей поверхности стены, она была похожа на маленького белого паучка с большими темными глазами. Собственно, не такого и маленького. Светлая трикотажная кофточка в черную поперечную полоску на ней, облегая тело, подчеркивала все его выпуклости. Руки Ольга держала не столько на груди, сколько под ней, приподняв и выдвинув бюст вперед, Серж сразу вспомнил тяжелый ошеломительный навал этих шаров, который ему довелось ощутить во время единственного танца с их обладательницей. Мал, как говорится, королек, да сиськи третьего размера. Ольга смотрела на Сержа снизу вверх, наклонив голову, и во взгляде ее не было ничего от бедной жертвы, какой она казалась когда-то. Напротив, теперь она смотрела спокойно, оценивающе. Прицеливаясь, как определил и поправил себя Серж.
  Он оглянулся. Открытая дверь находилась в двух шагах за спиной, но путь к отступлению, тем не менее, был закрыт. По морально-этическим обстоятельствам. Что ж, пусть так. Мы не привыкли отступать, подумал Серж, и шагнул вперед.
  - Привет, красавица, - изрек он задорно традиционное и подвигал усами влево-вправо, что чаще всего действовало неотразимо. Но не в этот раз.
  - Ну? - ответила, точно наставила штык, Ольга. Лицо ее не дрогнуло, не преобразилось положительными эмоциями. Лицо ее оставалось бесстрастно, как шлем водолаза, только глаза, сканируя фигуру перед собой, медленно опустились в пол и снова поднялись до уровня его глаз.
  - Скучаешь? - полюбопытствовал Серж, не так, впрочем, уверенно, как начал.
  - Желаешь развлечь? - слегка изогнув бровь, вопросом на вопрос отозвалась Ольга.
  Серж крякнул от досады. Ну, не любил он таких разговоров, лишенных куртуазности. И читать ему что-то расхотелось. По крайней мере, до обеда - точно.
  - Что-то ты сегодня в боевом настрое.
  - А я всегда в нем.
  - Зачем?
  - Иначе не выжить. Когда вокруг одни подонки, вроде тебя.
  - А я-то чем тебе не угодил? - Серж развел руками. - И вообще, что ты на меня набросилась? Мы с тобой даже не знакомы.
  - В том-то все и дело. Хотя, это уже давно не важно. Усы твои меня больше не прельщают, а ничем другим удивить ты не можешь. Уж поверь.
  Серж был обескуражен ее словами. Они, если честно, звучали обидно. Как для первого разговора двух незнакомых людей. Ольга вкладывала в них явный подтекст, который ему относить на свой счет не хотелось. С чего бы это вдруг? Мало ли кого и чем он мог удивить? Было бы желание.
  - Верю всякому зверю, - сказал он. - А в чем дело-то?
  - Да ни в чем... - пожала плечами Ольга. - Скучно...
  - Ну, скучай дальше, не буду мешать.
  - Ты и не мешаешь, - успокоила его Ольга. И еще раз успокоила. - Мне, вообще-то, по херу.
  - Фр-р-р! - издал Серж нечленораздельный звук губами, в свою очередь пожал плечами и вышел из магазина прочь.
  Ох, до чего же неприятное ощущение осталось у него от этой незапланированной встречи! Словно продрался сквозь густые заросли, которые не столько оцарапали, сколько испачкали какой-то липкой дрянью. Он придирчиво осмотрел себя со всех сторон, ничего не обнаружил непотребного, но все равно отряхнул с брюк что-то невидимое. Раз, раз... И, синяя папочка в руках, пошел дальше. Настроение, конечно, было уже так себе, неважнецкое. Осадочек остался.
  Аппетит тоже был подпорчен. Несмотря на суп с клецками и хорошо зажаренный антрекот с картошкой-пюре. Но съел все, не оставлять же. Потом почувствовал, что мог бы съесть еще столько же, только вторую порцию, конечно, никто не даст, не положено. Заметив на следующем ряду Антошу Билевича, помахал ему рукой.
  Выйдя из столовой, он, поскольку решил это раньше, сразу пошел в сторону школы, которая, как и все основные учреждения в гарнизоне, тоже была привязана к аллее. Она располагалась в самом ее начале, справа, напротив профилактория. Он совсем не был уверен, что удастся там кого-то застать в это время, но, тем не менее, поставил себе за цель, побывать на месте, увидеть своими глазами и сделать максимум возможного в этот отведенный для поисков день. К тому же он не прочь был познакомиться с обоими физиками, легендарными в гарнизоне личностями, про которых постоянно возникали и расползались изустными тропами многочисленные байки. Эти рассказы достигали ушей даже тех, кто со школой давно уже не имели ничего общего. Этих преподавателей в устной традиции именовали Бивисом и Баттхедом, понятно, что Сержу хотелось понять, кто из них ху...
  Но в этот день, видимо, не судилось.
  Школа возвышалась чуть поодаль от аллеи, в глубине, и была со всех сторон окружена невысоким деревянным, выкрашенным зеленой краской забором. Очень оригинальной краской, забор благодаря ей виднелся в лесу издалека. Ближе к центру, также справа, по ходу, но чуть глубже в лесу стоял жилой дом. Этот четырехэтажный дом из красного кирпича, очевидно, первый капитальный жилой дом, построенный в гарнизоне, был известен своими высокими потолками и большими кухнями в квартирах, а так же тем, что в нем с семьей проживал Геша Хлебчиков.
  От дома по дорожке вдоль забора легко и целеустремленно шла Виолетта Павловна, большая женщина и супруга Геши. Она была в ярком платье цвета морской волны, с накладными карманами на пуговицах спереди, с рукавами в три четверти и пояском. Виолетту было трудно не заметить, но Серж, занятый своими мыслями, слишком поздно засек опасность на пересекающемся курсе, а когда увидел ее, увиливать от встречи было уже не комильфо. Да это женский день какой-то, только и успел подумать он с досадой.
  Он сошлись прямо у прохода в школьном заборе.
  - Прошу вас, Виолетта Павловна, - сказал Серж, раскрывая перед дамой калитку и пропуская вперед.
  Виолетта Павловна вступила в проход, как баржа в шлюз, но проходить шлюз дело не скорое, вот и она застряла. Взявшись рукой за перекладину, она оборотилась к Сержу.
  - Глаза твои бесстыжие, - сообщила она ему, наверное, не новость. Но глазам Сержа, если и бывало свойственно бесстыдство, точно не сегодня. Сегодня они источали сожаление и беспокойство.
  - Я тоже рад тебя видеть, Виви, - ответил он.
  - Рад он... А почему же столько времени не показывался, не заходил?
  - Ты же знаешь, что не по моей вине.
  - А по чьей же, интересно?
  - Виви, не начинай. Все уже сказано триста раз, ничего нового я предложить не могу. Ты зачем здесь?
  - Работаю я теперь в школе. Я же педагог, ты не забыл? Взяли на ставку, русский язык и литература. Детей в сад, сама сюда - как и должно быть. Вот, кстати, хорошо, что встретила. Может быть, объяснишь, что происходит?
  - А что происходит?
  - Целый день звонят и приходят домой какие-то люди, почти все незнакомые, и всем вдруг понадобился Геннадий. То никому нужен не был, а теперь подавай им Геннадия.
  - А что же Геннадий?
  - А Геннадия я уже месяц как не видела. Он еще, когда там, в конце июня укатил на эти свои курсы, и уже месяц носа оттуда не кажет.
  - Месяц?
  - День в день.
  - Вот как? Слушай, тебе нечего беспокоиться. И, поверь, очень хорошо, что Геша оказался в это время в командировке. Теперь, когда это выяснилось, все успокоятся и перестанут его разыскивать. Просто нужно было убедиться, что да, в командировке. Понимаешь?
  - Ерунда какая-то. Форменная чепуха. Выбросили, оттолкнули человека, так оставьте его в покое!
   Серж пожал плечами.
  - А он, кстати, давно звонил? Как он там?
  - Вчера звонил, сказал, все нормально. Но я-то знаю, что значит это нормально. Недаром же вы с ним вместе кобелили, подготовка хорошая, все ходы отработаны и записаны. На цыплят табака денег нет, так он нашел себе дуру, вроде меня, которая кормит его там борщом и жалеет, как умеет...
  - Виви, перестань.
  - Что, перестань? Месяц мужа не видала! Месяц! Меня кто пожалеет? Может, ты? А что, помог бы другу, видишь, он не справляется с обязанностями. Что онемел вдруг?
  - Виви, тебя что-то не туда занесло.
  - Туда, туда. Я, между прочим, выходила замуж за офицера, в результате же - полное разочарование. Хочу офицера, Сергей, давай, соображай. Выручай друга.
  Серж никак не мог понять, Виви на полном серьезе несет эту чушь, или, как теперь говорят, прикалывается. То, что она разгорячилась и несколько не в себе, было очевидно. Но вот это что, неконтролируемый, естественный всплеск, или хорошо рассчитанная игра? Зачем она, с какой целью? Глаза Виолетты, обычно голубые, вобрали в себя краски платья и казались зелеными. И, как горные озера, были холодны и глубоки. А легкие светлые волосы, собранные на затылке в пучок заколкой, выбились из-под нее и, точно облачка, набегали на глаза и укрывали их тенью. Виолетта раз за разом отводила волосы рукой.
  - Слушай, Виви, ведь я никогда не давал тебе повода, правда? Даже не представляю, что за муха тебя укусила. И, какие бы ни были у нас отношения с Гешей, я никогда... Я не предаю друзей, даже бывших.
  - Как громко! Какая патетика! Смеюсь!
  - Да, так. Знаешь, ты иди, куда шла, а то ведь это школа, сплетни тут же пойдут. А они никому не нужны.
  - А ты зачем сюда шел?
  - Теперь уже не важно. Я в другой раз зайду.
  - Эх, ты... Ладно, шагай, гусар. Если надумаешь, знаешь, где.
  Глава 9.
  Башня ждет.
  
  
  
  Надо же, надо же, раз за разом восклицал про себя Серж, ускоренным шагом удаляясь от школы. Конечно, не бежал, однако было заметно, что торопится. Он пару раз даже оглянулся, точно желая удостовериться, что разговаривал именно с Виолеттой, и, в какой-то степени, неосознанно, убедиться, что она его не преследует. За кого она меня принимает, черт возьми, думал он. Кошмар какой-то, честное слово!
  Подмышка, в которой он зажимал синюю библиотечную папку, взмокла от усердия, он перехватило ее другой рукой и, сдвинув фуражку назад, обмахнулся ей, точно веером. Спина, он чувствовал, тоже покрылась испариной, но на нее у него веера не было.
  Он, честно говоря, был выбит из колеи. Не катастрофически, на ногах держался, но было очень неприятно. Ему совсем не нравилось то, что наговорили ему только что, в течение каких-то полутора-двух часов, три женщины, одна за другой, не считая, к счастью, Людмилы Петровны. И хотя одна из них, да, была некогда его подружкой, и понятна ее злость на него, двух других он практически не знал, тем более близко. Тем более так, чтобы заслужить слова, которыми они его одарили. Это как же его воспринимают, да, посторонние люди? Вот так они о нем думают? Нет, нет! Себя он представлял себе совсем не так. Совсем, совсем не так. А как? Ну... Нормальный он, как и все, как и многие другие. Ничего экстраординарного, так, гусар выходного дня. С мужиками же у него трений нет, почему с женщинами они возникают все чаще? Да, иногда он использовал женщин, в том числе для удовольствия, но ведь и сам всегда предоставлял себя для того же самого. И старался сделать максимум, чтобы удовольствие от общения с ним было доставлено и получено. Разве этого мало? Выходит, мало. И вот это непонятно. В жизни ведь явный недостаток хорошего, радостного, светлого, зачем же озлобляться на пустом месте? Похоже, женщинам от него было нужно что-то совсем другое, помимо удовольствия от тесного общения. А вот что, - это он как-то пока не догонял. В смысле, все он понимал, но и считал, что соответствует всем ожиданиям вполне. Что купили - то и получили. Вот чек, сличайте. А он, помимо всего прочего, имеет право на личный взгляд на вещи, на собственную оценку происходящего? Имеет, имеет. Как и все. И он-таки имеет и взгляд свой, и оценку. Вот и кроит жизнь по своим лекалам.
  Никто ведь, если он нормальный человек, не думает о себе плохо, правильно? Он в этом плане не исключение. Вообще, осознание себя правильным, со знаком плюс, персонажем, было той платформой, на которой крепилось его, да, мироустройство. Но если это мнение ошибочно, если он просто не понимает, насколько плох и гадок, значит, и мир его летит вверх тормашками. Нет его мира, просто нет.
  А что тогда есть?
  К черту! Больше конкретики, господа! Есть что сказать по существу - выкладывайте. Нет - проваливайте. На легком катере к любимой матери. Вестись на огульные обвинения он не намерен. Факты! На стол! Или в лоб. Или на хер! Лучше сразу - на хер.
  В таком возбужденном, обескураженном и яростном состоянии духа он вернулся домой.
  Тамары, конечно же, он уже не застал, зато квартира сияла непривычной, вопиющей чистотой. Перед тем как уйти, Тома перемыла и перечистила все, до чего дотянулись ее нежные ручки. И к тому же сварила ему кастрюлю супа, и еще что-то такое в сковороде было, умопомрачительное на вид и на запах, непонятно, откуда продукты взяла. Ключ, который дал ей Серж, она оставила Марье Ивановне. А та не преминула его ему вручить, едва только он поднялся на площадку. Причем молча, еще и губки так поджала, со скорбью и укоризной одновременно, как умеют делать старушки. Видимо, специально ждала его, отслеживала, чтобы не пропустить. Эх, Марь Иванна...
  Серж был раздосадован. Он, честно говоря, ждал от мира большей благорасположенности, хотя бы приветливости, ну, пусть нейтральности. И, был уверен, имел полное право на такое отношение рассчитывать. На деле же его горизонт событий все больше заваливался в красный сектор. Или только казалось? Перекреститься немедленно!
  Есть ему не хотелось, он же только из столовой. А вот знал бы, что здесь такое пиршество его ждет, ни в какую столовую не поперся бы, а сразу сюда поспешил, вкушать и наслаждаться. И, по крайней мере, части неприятностей избежал бы.
  Надышавшись ароматами Тамариной стряпни, наглотавшись слюны, он сварил кофе и отправился в комнату, читать патент ?2141357. Тот, из синей папки.
  Авторами изобретения значились Казначеев В.П. и Шатарнин А.Ю., а патентообладателем Автономная некоммерческая организация 'Международный научно- исследовательский институт космической антропоэкологии'. Фамилии изобретателей Сержу ни о чем не говорили, зато название фирмы сразу вызвало легкое недоумение. О как, удивился он, космической антропоэкологии. По-моему, этот, как его... Оксюморон. Но, может быть, он просто в этом вопросе не разбирается? Ну, наверное, так оно и есть. Прикрыв рот ладонью, во избежание иных резких и неосмотрительных высказываний в своем доме, он стал вчитываться в текст.
  В общем, ничего сложного для понимания, по крайней мере, общего, в изложенном материале Серж для себя не обнаружил. Изобретение позиционировалось как оборудование, предназначенное для лечебных или научных целей. А именно, для коррекции функциональных нарушений и заболеваний, связанных с изменением биофизического поля человека, а также для научных исследований. Оказывается, каждого человека окружает некое биофизическое поле, им же и генерируемое, которое к тому же зависит от его состояния и здоровья. Непонятно только как, каким образом это поле фиксируется, регистрируется и измеряется. Ну ладно. Поле изменяется, человек заболел, устал или напился пива, и оно скукожилось. Авторы утверждают, что если на это поле воздействовать с другой стороны, заставить его выправится и развернуться, это в свою очередь приведет к изменению состояния человека в лучшую сторону, он выздоровеет, отдохнет или протрезвеет, наконец. Эдакая обратная связь положительного типа. Хм, а кто докажет, что оно не так и не работает? Тем более что испытуемые говорят, что очень даже способствует. Если подходить к человеку, как к системе... Система, да. А не перемена ли это местами причин и следствий? Что-то я не слышал, чтобы влияя на выхлопные газы регулировали работу двигателя. Ладно, не будем придираться. Просто согласимся с тем, что ничего в вопросе не понимаем.
  Так вот, для того, чтобы влиять на биофизическое поле человека, и придумана эта конструкция. Если грубо, она представляет собой бочку, положенную набок и разрезанную вдоль. Бочка из полированного алюминия. Вот тут консоли крыла и пригодились, ага. Крепится на опорах, в нижней части устроен лежак для пациента. Верхняя часть на колесиках, отъезжает для удобства в сторону. Потом наезжает, когда тело займет свое место. С торца к верхней части крепится гелий-неоновый лазер, который включается и пускает луч вдоль продольной оси, над телом. Надо полагать, что он задает частоту колебаний, и биофизическое поле человека разумно подстраивается под указанный параметр. Плюс воздействие накопленной космической энергии вкупе с изоляцией от воздействия гелиогеофизических полей. Господи, это еще что такое? Видимо, для изоляции бочка и служит. А накопление энергии, с космосом какая связь? Хм, черт его знает, но, может быть, может быть. Одно не понятно, при чем здесь Козырев с его зеркалами? А, вот. 'Работа устройства основана на эффекте концентрации отраженных биофизических полей человека (работы Н.А. Козырева) и их взаимодействия с лазерной системой. Предполагается, что в результате такого взаимодействия достигается восстановление нарушенного вследствие различных патогенных влияний энергетического гомеостаза (структуры биофизического поля человека)'.
  Вот это еще интересно. Требуется:
  - размещение конструкции в помещении вне локальных магнитных и биолокационных аномалий;
  - размещение конструкции в звукоизолированном помещении с использованием для освещения люминесцентных ламп;
  - проведение процедур с учетом гелиогеофизической обстановки, поскольку эффект коррекции определяется гелиогеофизической ситуацией, к которой наиболее чувствителен пациент.
  Серж захлопнул брошюру и отложил ее в сторону. Взъерошил на голове волосы, пошевелил усами. Откинулся на спинку дивана и, сползая по ней, вытянул ноги чуть не на середину комнаты. Побарабанил пальцами по сиденью. Похоже, без Бивиса с Баттхедом не разобраться, подумал он.
  Прочитанное оставляло двоякое впечатление. Много научных слов, но, в принципе, изложено вполне доступным языком. Рисунки, схемы, все понятно. И не понятно, в то же время. Вызывает, лично у него, настороженность. Все эти биофизические поля, космические энергии. Гелиогеофизическая ситуация внушает опасения. Нет, он допускает, что это существует и вполне реально, но - где-то там, далеко, в другой жизни, или другой реальности, которые его жизнь и реальность никак не затрагивают. А по факту - затрагивают. Получается, все это есть, действует и злонамеренно влияет.
  Непонятно другое: Геше это зачем? Он зачем полез во все эти биофизические штуки, в эти лазеры, шмазеры и алюминиевые зеркала? Зачем ему это? Ведь он айтишник, в чистом виде. Программист по специальности, хакер в душе. Можно предположить, что он нашел способ, как к зеркалу подключить компьютер. Только как, зачем, каким процессом он там управляет? Темный лес. Надо разбираться, надо разбираться...
  Кстати про темный лес. Если уж забираться в Гешину мастерскую, так, не откладывая, сегодня. А сегодня - значит ночью, под покровом темноты, как положено, чтобы ничей зоркий глаз не отследил. Ну, с этим, скорей всего, никаких проблем не будет, надо только дождаться окончания танцев. А после того, как народ разойдется, там ни одной живой души до утра не появится. Он представил себе, что может ждать его в башне, исходя из рекомендаций, данных в патенте по размещению установки. Мрак, полумрак, редкие люминесцентные светильники, трубки, должно быть, гудящие и моргающие. Полная звукоизоляция, тишина, снаружи не проникает ни звука. Гнетущее отсутствие магнитных и биолокационных аномалий. Вот ужас-то какой. Еще и приборы слежения за гелиогеофизической ситуацией, жужжат умными механизмами и подмигивают лампочками. Нуар, короче говоря. Синий туман. И злобный Гонорий Тукст, в кустах, почему-то, прячется. Не смешно, между прочим. Фонарик не забыть...
  А вот, хорошо, что вспомнил, Гонорий этот... Сержу почему-то подумалось, что этот тип не может не быть к этому не причастным. Ну, вот не может. Не быть не причастным. В смысле, должен быть причастным. Вот так, проще и понятней. Причастен! Виновен! Уши Гонория торчат отовсюду. Вот, сразу он ему не понравился, теперь видит повсюду его козни. И стены поперек коридоров появились, наверное, не без его участия. Не без его... Эх...
  Серж вдруг понял, что дверь-то, ту, с улицы, ему открыть нечем. Ключа нет. А открывание замков без ключей никак нельзя считать его специализацией. Короче, не умеет он этого делать. Не сказать, чтобы совсем без рук был, но вот как-то, другие интересы превалировали. Универсальный ключ ему очень бы пригодился, но и такого у него тоже нет. Зато он точно есть у Захария Львовича. Дукшта-Дукшица любитель оружия и всяких таких шпионских штучек. Универсальный ключ у него есть, он им как-то даже хвастался, на спор КП отпирал. Другое дело, что не хотелось бы открываться кому-то постороннему, в свои дела посвящать, в том числе и Дукшту-Дукшице тоже. Они потому и свои, что требуют конфиденциальности и неразглашения. Но, блин, без этого не обойтись. Поддержка тоже нужна, или совет. Вдруг понадобится? Уже сейчас ключ нужен. Ладно, Львович мужик нормальный, не заложит.
  Однако какие-то сомнения в душе Сержа все же бродили, и он еще раздумывал некоторое время, как лучше поступить. Но другого выхода не просматривалось, и, в конце концов, бросив взгляд на часы, он набрал домашний номер Дукшта-Дукшицы.
  Трубку взял старший сын Львовича, отрок Теодор, как называл его сам папаша.
  - Зддавствуйте! Квадтида Дукшта-Дукшицы.
  - Привет, Теодор! Папу позови.
  - Папа! - закричал мальчишка куда-то в сторону. - Тебя! Капитан Таганцев!
  Ничего себе, изумился Серж. Он что, всех папиных сослуживцев знает и определяет по голосу?
  - Але...
  - Это Таганцев. Добрый вечер, Львович.
  - Здорово! Ты что, трезвый еще? А то я думал...
  - Трезвый я, трезвый.
  - Ну, что там, докладывай.
  - Да что, Геша, похоже, не при чем. Не при делах.
  - А ты с кем встречался? Что выяснил?
  - С Кунгуровым разговаривал. Он Гешу еще две недели назад в командировку отправил. Курсы повышения квалификации, или переучивания, что-то такое. Да, наверное, вы уже все знаете. Компетентные товарищи раньше меня там побывали.
  - Да, такой слух прошел. Ну, все, значит, можешь успокоиться. Если Хлебчиков не при чем, тебя тоже к этому делу никто не привяжет. Я бы сказал, уж и подавно не привяжет. Так что, если ты успокоился, давай завтра на службу. Работы полно, зашиваемся. Да и общая обстановка все время усложняется.
  - Ладно, понимаю.
  - Да не ладно, Сергей Сергеевич! Считай, это приказ.
  - Есть! Я, собственно, и сам собирался.
  - Вот и хорошо. У тебя все?
  - Нет. Захарий Львович, еще кое-что. Мне нужен универсальный ключ. Не одолжишь на вечер?
  - Куда это ты проникнуть собрался? Не в банк, надеюсь?
  - Нет, что ты! Шутишь? Не до банков сейчас. Хочу глянуть на Гешину мастерскую. Посмотреть своими глазами, убедиться, что ничего там нет. Как говориться, душу успокоить.
  - Вот это, кстати, дело неплохое. Надо действительно посмотреть, что там да к чему. Ладно, приходи. Помнишь, где живу?
  Жил Львович в новом доме, в крайнем подъезде на третьем этаже. Поскольку семья у него была большая, четверо детей, квартиру ему выделили соответствующую, четырехкомнатную, для чего пришлось объединить две меньшие. В гарнизоне все в каком-то смысле соседи, живут компактно, неподалеку друг от друга, поэтому не прошло и десяти минут, как Серж уже звонил в дверь старшего штурмана.
  - Рисковый ты парень, оказывается, - сказал Дукшта-Дукшица с нескрываемым уважением, вручая Сержу ключ. - Никогда бы не подумал. Только ты там смотри, осторожней. На рожон не лезь. Не хватало еще, чтобы тебя на взломе повязали.
  - Сам не хочу. Да, Львович, не волнуйся, там глушь, тишина и запустение. Я только осмотрюсь.
  - Ну, осмотрись, не помешает. Только давай сразу договоримся: я ни при чем. Если что. Ключ дал, а для чего - это все твои дела. Квартиру, вот, открыть попросил. Да, кстати, и ключ, если что, не мой.
  - Само собой, командир, об этом можешь не беспокоиться. Сам погибай, а товарища прикрывай!
  - Вот только без погибай, ладно? А прикрывай - это правильно. Так и надо. Давай, иди, завтра расскажешь.
  Универсальный ключ, это одна из многочисленных технических новинок, которые стали появляться после начала событий в Литоралье. Худо-бедно, каким-то образом разные штучки и технологии просачивались сквозь линию фронта и тут же приспосабливались, находили применение в повседневной жизни. Этот ключ, например. Для чего он служил у них там, у пришельцев, не понятно, а здесь с его помощью открывали любые замки. В том числе и сложнейшие и многомудрые замки для сейфов. Поговаривали, что и застежки женских лифчиков ему подвластны. Эх, жаль, сегодня испытать не на ком, Марь Иванну разве что попросить. Серж ухмыльнулся, но тут же прогнал глупую мысль. Марь Иванна женщина достойная, нечего на ней пошлое остроумие шлифовать. Короче, как устройство работает, на каком принципе, мало кто знал. Если честно, пока мало кто и понимал, единицы, наверное. Новые технологии основывались на новых принципах, а их еще кто-то должен внятно изложить, так, чтобы другим, у кого голова попроще, было понятно. Чисто внешне ключ работал предельно просто: прижимаешь раструбом к замочной скважине, нажимаешь кнопку, сверху зажигается красная лампочка, ждешь. Какое-то время устройство тихо жужжит, соображает что-то, потом лампочка загорается зеленая - все, замок открыт. А если нужно, наоборот, закрыть, включается реверс, как на дрели. Но как это происходит? Совершенно непонятно.
  С универсальным ключом Серж познакомился, когда Дукшта-Дукшица демонстрировал его работу на КП. По форме он напоминал пистолет, или вот, бывают еще такие отвертки, с рукояткой. В ручке располагался аккумулятор, как говорил Львович, вечный, не требующий подзарядки. Вообще, устройство было неубиваемое, им даже гвозди забивать можно, но вот чего нельзя с ним делать, это разбирать. Категорически. Львович предупредил, может рвануть. Удобная штука, во всех смыслах. Но в серию не пошел, широкой публике не доступен, что правильно, народ-то ведь разный. А ну как начнут, кто ни попадя, все подряд двери открывать, что тогда? Блокиратора для него ведь еще не придумали. Так что, пока только для спецподразделений. А вот Льволвич себе уже достал где-то, у него, говорят, какие-то связи в Особом легионе имелись. Среди тамошних таперов, вроде бы. Все предположительно.
  Ключ в специальном чехле довольно сильно оттягивал руку и ощущался, примерно, как ПМ в кобуре. Перед выходом из подъезда Серж сунул его сзади за пояс брюк и прикрыл рубашкой. И все, почувствовал, что окончательно угодил в шпионский роман.
  Дверь квартиры он, не удержался, открыл универсалкой. Решил потренироваться, проверить работоспособность ключа. Идеально! Жих, и все, запоры повержены. Но тут же за спиной приоткрылась дверь напротив, и вкрадчивый голос Марь Иванны произнес:
  - А что это ты там колдуешь, Сергей? Ась?
  Но Серж не дал ей ни единого шанса проникнуть в секрет.
  - Добрый вечер, Марья Ивановна, добрый вечер! У меня все хорошо, - произнес он, не оборачиваясь. Прижимая ключ к груди, укрывая его от любопытных глаз старушки, он протиснулся в дверь и закрыл ее за собой. Вот, блин, подумал, ночной дозор. Круглосуточный.
  Потом он поужинал приготовленным Томой блюдом. В сковороде его дожидалась, как он и предполагал, тушеная картошка с мясом. Его любимая. Невероятно вкусно! Как она ее готовит, что туда добавляет? Совершенно непонятно. На его кухне, он знал, никогда не было подобных специй. Кроме перца - ничего. Поэтому, вот что? Кто-то проще, или наоборот, более утонченный, сказал бы, что все дело в любви, с которой готовилась еда, что она - главная приправа. Но Серж был совсем не так прост, и, в то же время, не слишком тонок, поэтому не знал и не думал ничего такого. Но, черт возьми, вкусно же, вкусно...
  Когда сковорода опустела, он подумал, что только разогнался, разохотился, и теперь легко мог бы умять еще столько. Но есть правило, хорошего - в меру. А ему еще работать сегодня, поэтому переедать не след.
  Он помыл посуду, а потом в ожидании часа Ч, начало которому положил в полночь, устроился перед телевизором. Раньше в это время всегда можно было посмотреть какой-нибудь из матчей Премьер лиги по футболу, но с этого года права на трансляции перекупили какие-то верткие бизнесмены, подсуетились, подняли, что плохо лежало. Компания со странным и неоднозначным названием 'Оч-Ко'. Так что теперь хрен всем, а не футбол посмотреть. Только на платном канале. А здесь его нет, да и с какой собственно, стати ему быть? Желаете футбола? Пожалуйте в Оч-Ко! Тьфу! Кому-то всегда приспичит отобрать у народа то, что ему, народу, принадлежит? Любимую игрушку, например. Вот, почему? Хрен теперь, а не футбол. Почувствовав, что начинает раздражаться, Серж переключился на новости. Говорили про обострение в Литорали. Противник предпринял вылазку, чуть ли не в наступление перешел, но, благодаря мужеству и героизму бойцов Особого легиона, и т.д. и т.п. Отбились, отбросили, сами перешли в наступление. Черт, хороших новостей сегодня, видимо, уже не будет. Он выключил телевизор и бросил пульт в угол дивана. Ладно, подождем до завтра. А сколько до завтра осталось?
  Он посмотрел на часы. Еще полчаса башня подождет. Да и час подождет.
  Потом спокойно переоделся в плотный, темно-синий, доставшийся по случаю летный комбинезон. Сунул в нагрудный, пистолетный, карман ключ, - он вошел туда, как родной. Застегнул молнию под подбородок, надел пилотку. Прихватил фонарик, бросил быстрый взгляд в зеркало и осторожно, стараясь не стукнуть дверью, чтобы не потревожить Марь Иванну, вышел на улицу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 10.
  Все-таки он существует.
  
  
  Из дому Серж вышел в пять минут пополуночи, в полной уверенности, что все неудачи и неприятности остались во вчера. А сегодня начиналось под присмотром звезд и с чистой страницы, чертить линию своей судьбы на которой он собирался собственноручно. Туда войдут, думал он, лишь те события, которые подготовит и совершит он сам. И ручку, и чернила он тоже подберет сам. Кстати, какими чернилами следует описывать успешную жизнь? Он задумался. Так сразу и не скажешь. Вообще, ему было известно, встречались чернила четырех цветов: черные, синие, красные и зеленые. Так вот, какие из них предпочитает счастливая судьба? Черные и зеленые отметаем сразу. Синие? Красные? Что-то ему говорило, что ни те, ни другие. Какие-то особенные? Достать бы такие. Небось, в некой специальной лавке продаются, только там их можно купить... А за какие деньги? Может, и цена такая, что не захочется этого счастья. Ему, вообще-то, всегда нравились черные. Оно и подходит по смыслу: чернила - черные. Изначально такие и были, из дубовых орешков, это уже потом напридумали разных других цветов... Черные, как ночь.
  Не решив проблему счастливых чернил, но задав направление мыслям, Серж остановился. Выйдя из подъезда, он автоматически свернул налево, в сторону центральной аллеи, и вот уже она, ярко освещенная, была в двух шагах впереди. Но теперь ему подумалось, что лучше держаться подальше от нее, от света. Идти на дело следует по тени. Яко тать в нощи. Повернув обратно, он снова прошел вдоль дома и там свернул на тропинку, которая пролегала с этой стороны вдоль всего ряда домов параллельно центральной аллее. По этой дорожке тоже можно было выти к ГДО, но несколько в стороне, левей, обходя по кругу магазинчики Военторга.
  В этой части гарнизона уличного освещения не было, оно и не предусматривалось. Военные тоже умеют считать деньги - вот, посчитали, что расход излишний. Да и то, здесь вполне можно обойтись без фонарей, хватало рассеянного света от окружающих домов. Вокруг, как гигантские погашенные свечи, возносились ввысь, в ночное небо стволы сосен. Кроны их, сцепляясь между собой, образовывали полог, который не позволял свету вырваться в небеса, а, напротив, отражал книзу, сохраняя в приземном пространстве. Поэтому, хоть вокруг и царил полумрак, но странный, светящийся, прозрачный и чистый, и видно было далеко. Да и дорога из утоптанного песка под ногами струилась между деревьев широкой серой светлой лентой.
  Отсюда, со стороны, Сержу хорошо была видна и центральная аллея, что сияла в отдалении своими желто-оранжевыми фонарями, разрезая, точно Млечный путь, темную ткань пространства. Он видел, что по ней все еще прогуливались парочки, не в силах расстаться, а ближе к Дому офицеров возбужденно гудела какая-то компания, мимо нее ему точно не удалось бы пройти, не зацепившись. Тут он и подумал, что решение о смене маршрута было верным. Голоса в отдалении звучали довольно громко, прорываясь выкриками из общего фона, но отсюда отдельных слов было не разобрать. Да и не нужно, этот гул обозначал лишь то, что жизнь продолжается.
  Воздух застыл под соснами, недвижим, ни ветерка. Тепло, тихо, влажно. Август. Пахло сырой землей, прелью и приключениями. Серж подобрался.
  Он дошел до того места, где дорожка под прямым углом пересекалась улицей, вдоль которой, на противоположной стороне, стояли с десяток двухэтажных каменных домов, потом гостиница 'Полет', а еще дальше, совсем в лесу, между сосен - санчасть. Он повернул направо. Впереди ясно виднелся памятник на ярко освещенной площади, темная скала посреди озера света, но Серж к нему не пошел, а повернув налево, снова нырнул в тень. Обходя вокруг ГДО, он убедился, что вход на танцплощадку закрыт, свет повсюду погашен, кроме освещения у склада в глубине леса, и вокруг ни души. А с той стороны, где располагался нужный ему вход, и вовсе царил мрак.
  Зная, что впечатления могут быть - а чаще и бывают - обманчивыми, Серж не бросился сразу к двери вскрывать замок, а вжался в кусты напротив угла здания, откуда была видна башенка, и там постоял минут десять, приглядываясь и прислушиваясь. Где-то далеко периодически принималась лаять неведомая собачонка, но здесь, вокруг, рядом, царила тишина, разбавляемая лишь тоскливой боевой песней пикирующих москитов. Ни веточка не шелохнется, ни сучок не треснет. И темнота, - ни огонька, ни всполоха в окнах Дома офицеров он не заметил. В башне, что куда важней, тоже царил мрак. В общем, выждав, по его мнению, достаточно, и убедившись, что ничто не помешает выполнить задуманное, Серж утихомирил внезапный всплеск сердцебиения и, с ключом наперевес, направился к двери.
  Он действовал четко, как заправский диверсант. Нет, тайный агент. Приставил раструб к замку, нажал кнопку. Красная лампочка, зеленая - вжик, замок открыт. Он юркнул внутрь и прикрыл дверь за собой. Замок запирать не стал - мало ли, придется экстренно эвакуироваться. Постоял, по заведенной уже привычке, прислушиваясь и оценивая внутреннюю обстановку. Ему показалось, что внутри подъезда еще тише, чем снаружи, а уж темней - точно. Мрак царил полнейший, густой и плотный, словно бархатная повязка на глаза. Выждав немного, он достал фонарик и, смежив предварительно ресницы, включил. Яркий луч распорол темноту надвое, а половины затолкал в стены. Обычные вполне, выбеленные известкой стены. И лестница обыкновенная каменная, перила. А почему она должна быть необыкновенной? Хмыкнув и пошевелив усами, Серж начал подъем, фонарь в левой, ключ, точно парабеллум, на отлете, в правой. Окон наружу на лестничных пролетах, как он заметил еще раньше, не было, поэтому светил безбоязненно.
  Коридор первого этажа был перекрыт стеной, за ней кафе. Хотя странно, что кафе не имеет прямого выхода на улицу. Но, может быть, другой имеется? Он не помнил, был ли такой с задней стороны здания. Ну, не суть важно.
  А вот на втором этаже все было, как он и предвидел. Слева коридор перекрыт стеной, той самой, в которую он упирался с противоположной стороны днем. А вот направо шел небольшой коридорчик, собственно, половина нормального, в который так же выходили по две двери с каждой стороны. На полу лежала красная ковровая дорожка, явное продолжение той, по другую сторону стены. Странно, подумал Серж, как все разделилось на ту и эту стороны, прямо зазеркалье какое-то получается. Двери комнат были заперты, но это обстоятельство не могло служить препятствием тому, у кого в руках имелся универсальный ключ. Прислушиваясь постоянно, не встревожится ли кто его вторжением, не зашумит ли опасность, Серж поочередно открыл двери и заглянул в каждую комнату. Ни в одной не обнаружилось ни души.
  В первой, судя по всему, располагалась мастерская. В ней имелось пару рабочих столов и несколько шкафов с книгами и какими-то материалами. Столы были чисто прибраны, на них стояли какие-то приборы, блеснули экраны, шкалы, ручки настройки.
  Комната напротив оказалась кабинетом, обставленным точно так же, как кабинет Юрия Ивановича Кунгурова, который Серж посещал за прошедший день дважды. Войдя и приблизившись к столу, Серж осмотрел его более тщательно, хотя, что там было особенного разглядывать? Так же чист, как и рабочие столы в мастерской напротив. Кроме мраморного письменного прибора - ничего. Надо же, письменный прибор, анахронизм какой. Серж пожал плечами. На мраморе, в углублении для скрепок, кнопок и ластиков, он заметил небольшую алюминиевую табличку. Это была бирка или так называемый шильдик от неведомого устройства, с выбитыми на нем индексом и заводским номером. Он взял его в руки, повертел в пальцах, разглядывая под лучом фонаря, потом, повинуясь внезапному импульсу, сунул шильдик в карман. Что-то ему подумалось, какая-то мысль налетела, которую следовало проверить. Он не очень-то и понял, что оно было. Мысль и мысль, главное не забыть потом
  Следующую небольшую комнату, по той же стороне, что и кабинет, в углу, можно было условно назвать жилой. Она и походила на гостиничный номер, в ней Серж увидел диван с подушкой и сложенным сверху на нее одеялом. А еще там стоял стол с двумя стульями перед ним. За отдельной дверью располагался санузел, душ и туалет. В комнате напротив, тоже небольшой, находился, по-видимому, склад, по-военному - каптерка. Вдоль стен и посередине в ней были устроены стеллажи, на которых хранились разные ящики, коробки и всякие электрические потроха внавалку - блоки, приставки, нагрузки, платы, контакторы и разнообразные жгуты с разъемами - все, что может быть включено в схему и предназначено для пропускания через себя электрического тока. Копаться в ящиках Серж не стал. Но подумал, имея в виду все осмотренные помещения, не здесь ли логово, сиречь, филиал приснопамятного Гонория Тукста? И не его ли тень видел она днем в окне башни? Очень было похоже на то, очень. Хотя человеческого духа он здесь как раз не уловил. Какого-то беспорядка, следов пребывания - ничего такого. Впечатление как раз было обратным, что люди здесь должны бы быть, и все для этого готово, но они так пока и не появились. Может, только пока? Странно, странно...
   Закончив осмотр и заперев двери обратным действием универсального ключа, он поднялся этажом выше.
  А вот там, на третьем этаже, его ждал сюрприз. Во-первых, там горел свет. Серж заметил слабый мерцающий отблеск, едва только ступил на лестницу, ведущую наверх. Он выключил фонарик и некоторое время прислушивался. Ему подумалось, что он в жизни никогда столько не прислушивался, как за последние час-полтора. Мельком глянул на штурманский хронометр на левом запястье, точно, уже четверть второго. Не дождавшись ничего подозрительного, вообще ничего, он медленно поднялся наверх. Зудящее желание выяснить все до конца не пропадало, напротив, подстегивало идти вперед. Прислушавшись заодно уж и к себе, он с удивлением обнаружил в душе закипавший котелок азарта. А вот это блюдо следовало бы держать под контролем, не ровен час, и крышку сорвать может.
  Такой же, как на втором этаже огрызок коридора освещался люминесцентными лампами - в строгом соответствии с рекомендациями из старого патента. Три светильника - по две длинных трубки в каждом - лепились к потолку по оси коридора. Они, по своему обыкновению, слегка жужжали и подмаргивали, но холодного голубоватого света давали достаточно. Лампы несколько резко для глаз отсвечивали в натертом мастикой дубовом паркете. Расположенное в конце коридора окно не было занавешено, тем не менее, свет ламп не проникал наружу, во всяком случае, Серж, находясь на улице, его не заметил. Пройдясь по коридору, Серж обнаружил, что двери здесь, в отличие от второго этажа, не заперты. Вскоре он понял почему: комнаты, все четыре, были совершенно пусты, но в каждой под потолком горел такой же светильник, как в коридоре. Конечно, это тоже показалось Сержу странным. В самом деле, зачем в пустой комнате ночью держать включенным свет? Случайно оставили? Ну, в одной забыли выключить, или не заметили, как включили - возможно, вполне допустимо. Но во всех четырех? Нет, вряд ли. У него объяснений на этот счет пока не было.
  И уж совсем странными выглядели стены в этих комнатах. На первый взгляд они казались такими же, как и везде в ГДО. Но при ближайшем рассмотрении становилась заметна их многослойность, что ли. Стоило осветить стену фонарем, и за слоем побелки, как в толще льда, открывалась загадочная глубина, которую, зная способ, наверное, можно вскрыть, в которую возможно проникнуть. Стены были холодны на ощупь, как тот же лед, даже внешние, отмеченные окнами, видимо, также слепыми, потому что свет через них наружу, не проникал. В этом Серж убедился сам, с улицы все они выглядели темными.
  Что еще было удивительно в этих пустых комнатах, - в каждой на одной из стен была нарисована дверь. Со всем тщанием, в мельчайших подробностях, так, что Серж даже подумал, не фотообои ли это? Но нет, никаких обоев. Потрогав рукой, он убедился, что краска, не масляная, прямо по штукатурке, значит, что-то вроде фресок. Двери на фоне остальных стен ощущались еще прохладней, просто совсем холодными.
  Странное и необъяснимое чувство вдруг обуяло Сержа. Ощущение нереальности и невозможности происходящего всколыхнуло и потрясло все его существо. Ему вдруг представилось, будто он, как Алиса, пробирается по кроличьей норе, только не вниз, а вверх. И, чем дальше шел, чем выше он поднимался, тем становилось странней. Ужасатей. Он чувствовал, что все сильней в нем разгорается обнаружившийся недавно азарт исследователя, и понял, что должен пройти по этой дороге до конца. И пройдет же, во что бы то ни стало, пройдет.
  Осмотрев помещения третьего этажа, заметив и запомнив все, что смог увидеть, Серж, наконец, обратил свой взор на башню. Башня, конечно же! Ведь он пришел сюда именно ради нее.
  В башню вела невысокая, в один виток, винтовая лестница, устроенная там, где обычно находилась приставная лесенка на чердак, а именно на верхней площадке. Серж оставил ее за спиной, когда прошел осматривать этаж. Теперь он к ней повернулся и стал рассматривать. Эта самбука была сооружена не так давно, во всяком случае, выглядела так, будто выкрашена голубой краской совсем недавно. Металлические рифленые ступени даже не вытерлись от ходьбы. Проверив, что краска действительно высохла и не пачкается, Серж, держась левой рукой за поручни, поднялся наверх.
  Небольшая, рассчитанная на одного человека максимум, огороженная по краю леером металлическая площадка на верхушке трапа. Вход в башню, - а куда же еще? - перекрыт низкой полуовальной железной дверцей, такой, как люки на морских судах, выкрашенной той же голубой краской. Внешние габариты предметов явно уменьшались, отчего создавалось впечатление, что само пространство сужается. Серж даже почувствовал, как стало тесно и трудно дышать. Мнительность, конечно, не более. Дверь оказалась закрытой, и никакой замочной скважины на ее гладкой поверхности не обнаружилось. Но зато имелась ручка - бронзовая скоба, блестящая от частых прикосновений. Она была прикреплена к двери за один конец и висела вертикально. Судя по полукруглому следу на двери, чтобы открыть ее, ручку следовало повернуть в горизонтальное положение. Что Серж, с легким все-таки волнением, и сделал.
  Запор лязгнул, дверь чуть поддалась, будто оттаяла. Серж толкнул ее от себя и вошел в открывшийся темный проход.
   Он едва сделал три шага вперед, как дверь за его спиной заскрипела, тихо и протяжно. Серж как раз оглянулся, чтобы увидеть, как она закрывается, удушая льющийся сквозь проем поток света. Хлоп! - и свет погас. Оставшись почти в полной темноте, как ему поначалу показалось, Серж быстро вернулся назад, но никакой двери там уже не обнаружил, ни визуально, ни на ощупь. И стены тоже не было, ничего не было, только пустое проницаемое пространство. Вот те на, подумал он, это жопа. Почувствовал, да и услышал, как гулко забилось в груди сердце. Удары его отдавались толчками в висках, а в ушах медным звоном. Не динь-динь, как монетки пересыпаются, а бом-бом, точно по котлу дубиной. Волнительно, просто офигительно, как волнительно. Попасть в такую ловушку он никак не ожидал. Что же теперь делать?
  Совершая танец отчаяния вокруг пропавшей двери, он в то же время пытался выдрать из кармана застрявший в нем фонарик. Вот, наконец, ему это удалось, щелкнул выключатель, и яркий тонкий луч пронзил темноту. Кстати, фонарик так и назывался - Яркий луч, о чем свидетельствовала лазерная гравировка на корпусе. Не помогло в этот раз, ни название, ни сам фонарик. Луч проникал далеко, но не находил, не выхватывал из темного пространства ничего, кроме одного клубящегося зеленого тумана. Серж повернулся кругом, светя во все стороны - ничего. В этой ситуации, решил он, фонарь лучше вообще выключить. Кто его знает, может, стоило заряд поэкономить? Да и нужно ли привлекать к себе лишнее внимание? Ведь он и понятия не имел, куда попал.
  Он постоял в темноте, озираясь по сторонам и мало-помалу привыкая к окружающему. Было тихо и явно холодней, чем там, откуда он прибыл. Серж поежился и передернул плечами. Знал бы, подумалось, теплей оделся бы. И тут же почувствовал всю абсурдность и этой мысли, и ситуации в целом, в которой оказался. Ну, как он мог предполагать, что его забросит в какой-то другой мир, другое пространство? А происходящее именно так и выглядело. Это как умереть, подумал он. Никто не думает о смерти постоянно, не ожидает ее, не готовится к ней сегодня вечером или завтра утром. Понятно, что случится однажды, но не сегодня, а потом, потом... Когда-нибудь. Но смерть, это личная катастрофа и неизбежность, а потому обыденность. А вот это, это как можно предположить? Как подготовиться к тому, чего нет?
  Хотя, как нет? Вот же, есть...
  Этот зеленый туман... Что-то Серж слышал про него. Какие-то небылицы. Что, мол, заходят в него, и пропадают. А потом возвращаются, через десять, а то и через сто лет. Хорошенькое дельце. Какие сто лет? Ему в академию через месяц. Меньше уже, через три недели.
  Но тут он подумал, что вот как раз это - то, в каких обстоятельствах он оказался и куда попал, - как раз стоило бы предполагать.
  Ведь Литораль, это что такое? По сути, то же самое. Дыра, провал в пространстве, смещение, брешь между мирами или измерениями. Прогалина во вселенной, через которую осуществляется вторжение. Но, если возможно там, почему невозможно здесь? Или где-то еще? Понятно, что для осуществления прорыва придется потратить немало энергии, но кто говорил, что это легко? А вы хотели бы бесплатно? Ха! Лучше, конечно, найти подходящее место, где это можно сделать легко, где сама природа помогает. А здесь, допустим, в меньшем, масштабе, скромненько. Не нора, а норка, и не крота, а землеройки, или даже червячка. Господи, что он несет? Бред просто какой-то.
  А, с другой стороны, что ему остается? Вот он, этот бред, вокруг, вполне себе реальный, и он же внутри, тоже настоящий. Так о чем еще ему думать, что говорить?
  Серж как-то быстро и основательно продрог, его вдруг стало серьезно так потряхивать. Приступы дрожи шли как снежные заряды, налетали без согласия и помимо воли, ему с трудом удавалось их погасить. Нервное, думал он. Но, хоть и нервное, лучше все же идти куда-то, ходьбой согреться, процессом. Он глянул на свои штурманские, циферблат ярко светился в потемках, точно гнилушка, а вот стрелки, похоже, залипли и не сдвинулись с места с тех пор, как он сверялся с ними в последний раз. Можно ли им верить в новых условиях? Вот в чем вопрос.
   Глаза, наконец, привыкли к темноте, и он осмотрелся. То, что раньше казалось ему монолитной, едва ли не материальной чернотой, теперь выглядело всего лишь зыбким сумраком, к тому же, неоднородным. И, судя по всему, он стоял на дороге. Какая ни есть, но это дорога, и по виду, и по цвету она отличалась от того, что было вне ее. Оно и логично, к двери - или от нее - должна была вести дорога. Только вот что находится на другом ее конце, куда она может привести? Да хоть бы куда-то привела, подумал он раздраженно. Стоять по стойке смирно в ожидании положительных изменений всяко разно смысла не имело. Не умея найти дверь, не видя ее, даже не осязая, что толку стоять на предполагаемом пороге? А может, дверь эта уже совсем, совсем в другом месте... Все откроется в свой срок.
  Серж повернулся к тому месту где, он помнил, когда-то была дверь, спиной и пошел по предполагаемой дороге в противоположную сторону. Ему сразу подумалось, что это правильное направление движения, хотя, быть может, разницы, куда идти, и не было. Кто знает, кто знает.
  Еще он вдруг понял, что все это время его что-то раздражало, поняв, осознал, что именно. Это было низкое, приглушенное, мощное гудение какого-то генератора. Он не знал, что за генератор, где находится, но он слышал, как тот работает. Звук чуть колебался, плыл, как это бывает, когда у крутящегося ротора есть небольшое биение: у-у, у-у, у-у... Серж, не видел поблизости ничего кроме тумана, ни генератора, ни помещения, в котором он мог находиться. Однако ощущалось, что механизм находится где-то рядом. Серж подумал, что он мог идти вдоль стены, или сквозь нее, или сквозь сам генератор, и не видеть ничего, и не чувствовать ничего, потому что какой-то параметр пространства изменился и сделал все это недоступным. Другое измерение, черт его подери. А звук каким-то образом, вишь ты, проникал оттуда. А, может, то дрожь и вибрация передавались напрямую, а звук рождался от них уже здесь.
  Так, прислушиваясь, ощущая через гуд машины связь со своим потерянным миром, Серж шагал по дороге.
  Туманы наплывали, клубились, стелились. За ними поодаль виднелись какие-то другие наплывы, темные громады округлых форм, но нельзя было сказать, что это, деревья, кусты или просто сгустки пустого пространства. А вот небо над головой - или то место, где обычно располагалось небо - просветлело и больше не выглядело беспроглядным и темным. Напротив, стало видно, что за клубящейся облачной мглой появился источник света, вроде луны, другого не приходило Сержу в голову. Свет ее пропитал эту мрачную вату фосфоресцирующей влагой, и она от неожиданной тяжести сбивалась комками, роняя серебристые отблески на твердь под собой. И то ли облака неслись куда-то стремглав, то ли луна спешила сломя голову в противоположную сторону, но ощущение нестабильности наверху нарастало, заражая и все вокруг неистовой лихостью. Стало веселей, стало еще жутче.
  Вскоре, но ощущение времени могло быть обманчивым, ему показалось, что дорога несколько задирается к верху. И едва он подумал об этом, как подъем стал реальностью, и ему появились материальные подтверждения. Тропа сделалась дробной, каменистой, потом и вовсе пошла разнокалиберными валунами, по которым ему пришлось взбираться, как по ступеням. И вот тут он вспомнил свой сон, о котором рассказывал Томе всего лишь прошлой ночью, и понял, что сон стал сбываться, воплощаться в реальность. Если называть реальностью то, что видят глаза, осязают руки, что образует опору под ногами. Тропа становилась все круче, вскоре он уже не шел по ней, а полз, цепляясь пальцами за выступы камней и трещины в них, выискивая, куда бы поставить ногу. То, что оставалось позади, превратилось в крутой обрыв, он старался о том не думать. И не думал, поскольку интересовало его только то, к чему он стремился, что было впереди и обозначалось полоской света на недалеком уже карнизе. Крайнем рубеже, за которым, он знал, все прояснится.
  И Серж таки добрался до нее, до границы неведения. Он даже сумел подтянуться на руках и заглянул поверх, за край обрыва. И все.
  Как он и предполагал, как и знал всегда, там, между небом и землей, скрывался Дом. 'Все-таки он существует', - произнес Серж фразу, которую не готовил специально, но которая, как оказалось, давно уже вертелась на кончике языка. Как хотите, но он-то знал, что Дом где-то есть, что он - одна из форм реальности, встреча с которой лишь вопрос времени.
  Дом стоял на небольшом плато, залитом лунным светом. Окна его ярко светились, освещая близлежащее пространство вокруг. Однако, и снаружи он, похоже, был освещен невидимыми прожекторами, что давало возможность хорошо его рассмотреть. Они что, клонируются, пробормотал Серж. Да, сегодня Дом был похож на ГДО, возможно, даже был точной его копией. Или почти точной. Чего-то не хватало, Серж никак не мог ухватить, чего именно. Потом все же понял: не хватало памятника перед входом, на площади, который в реальности, с той стороны, он видел вот только что, и часа должно быть не минуло. Удивительное дело, подумал он, вот, памятник, казалось бы, никакого отношения к Дому не имеет, а поди ж ты, нет его, и меняется все - и ощущение, и осознание, и общее впечатление. Жизнь меняется. Да, жизнь меняется, будто от этого дядьки на постаменте что-то еще зависит.
  Памятника не было, но как раз по тому месту, на котором он должен бы стоять, от Дома по направлению к Сержу бежала собачка. Она хорошо была видна в свете, падавшем из окон, маленькая, лохматая, черная. Хвост крендельком. Обозначая себя в пространстве, она звонко лаяла. Серж подумал, что пора уже ему выбираться наверх, тем более что встречают. Он попробовал подтянуться на руках, но неожиданно валун, составлявший край карниза, вывернулся со своего места и обрушился на него сверху. Удар пришелся по голове, и был достаточно силен, хотя и не так, как можно было ожидать, судя по размерам камня. То ли булыжники здесь бутафорские, то ли с весом, с физической величиной, какие-то фокусы. Получилась увесистая такая оплеуха - и только. Обидно, чего уж там, но не смертельно. Потеряв равновесие и опору под ногами, он съехал вниз, и полетел, кубарем, а вокруг него рычал, бушевал целый камнепад.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 11.
  Грелка нашлась.
  
  
  Упал он не очень далеко, и не глубоко, всего на пару ступеней ниже, но обрушившиеся камни навалились сверху изрядной горкой, образовав над ним среднего размера курган. Он еще лежал под завалом, приходя в себя после падения и соображая, жив ли, цел ли, когда услышал снаружи вновь образованной насыпи какой-то шум, визг и царапанье. Камни зашевелились, расползаясь в стороны, и сквозь образовавшийся лаз к нему просунулся конус собачьей морды, которая ткнулась мокрым носом ему в щеку и тут же принялась облизывать. Морда - лицо. Тогда Серж в свою очередь попытался подняться на ноги, и это ему удалось, и довольно легко. Наверное, в этот момент он был похож на великана, восстающего из подземелья и разрушающего его своды. Булыжники полетели, покатились в стороны, они действительно походили на бутафорские, казались вылепленными из какого-то полимера, были не тяжелы и при этом не имели острых, способных поранить выступов и краев. Этому обстоятельству Серж обрадовался чрезвычайно, но не имел понятия, как его объяснить.
  Собачка отпрянула было в сторону, остерегаясь, но когда он полностью высвободился, вернулась и теперь прыгала у его ног, выражая бурную радость по поводу его счастливого избавления.
  - Молодец, молодец, - поощрил Серж внезапного друга и потрепал собаку по лохматой голове. Острая мордочка, умные глазки-бусины. - Э, да я тебя знаю! - вскричал он.
  Сучку звали Грелка.
  Года полтора-два назад она прибилась к одной из эскадрилий авиационного полка, появилась, как многие ее собратья до, да и после нее, ниоткуда, и прижилась. И вскоре стала всеобщей любимицей. Военные сентиментальны в массе своей, особенно авиаторы, любят, да им просто необходимо иметь такую утеху для души. Отдушину, в которую можно отводить избытки силушки, которых есть. Ребенка там спасти-утешить, вернуть потеряшку в семью, или вот, животинку обогреть, накормить. Что-то такое. И тут новая собачка пришлась как нельзя кстати. Очень умной оказалась она, просто выдающейся по уровню интеллекта, даже среди дворняг, которых жизнь уму-разуму обучает нещадно изо дня в день. Понимала все с полуслова, на лету схватывала и соображала лучше, чем некоторые, облаченные в форму и облеченные властью, не будем указывать пальцем. Тут как раз разгорелась в полку кампания за трезвость, по просьбам, многочисленным и настойчивым, жен и подруг военнослужащих, как технического, так и летного состава, вылившаяся в борьбу с употреблением спиртосодержащих жидкостей. Борьбу бессмысленную и беспощадную. Короче говоря, стараниями все того же полковника Дахно, начальника штаба корпуса, наличие и расход использовавшейся для охлаждения радиоэлектронного оборудования шпаги был поставлен под жесткий контроль. Особенно ее списание и последующая утилизация. На рабочем месте употреблять мало кто отваживался, вот и каналы утекания огненной воды за пределы аэродрома перекрыли плотно. Вплоть до того, что личный состав пропускался сквозь заградительные кордоны, в состав которых входили различные должностные лица, включая комэсок, командира полка, а то и самого полковника Дахно с заместителями. Бутылки и фляги из карманов и сумок нещадно изымались и экспроприировались в пользу тех, кому было нужней. Ну, это же вопрос спорный, дискуссионный, кому нужней. Народ стал роптать. Мы на верном пути, товарищи, сообщил полковник Дахно активу, услышав ропот снизу. И удвоил усилия. Короче, вынести стало невозможно даже несчастные пол литра. Обстановка сделалась очень напряженной, но наш народ, а армия, напомним, плоть от плоти народной, так просто не сдается. Вообще не сдается. Придумали использовать для контрабанды жидкости медицинские грелки, которые наполняли под пробку, чтобы не булькало, и привязывали к животу. Когда поток стеклотары внезапно иссяк, командование сначала обрадовалось, а потом призадумалось. Командование ведь тоже того, из народа, по крайней мере, до уровня полковника Дахно, поэтому понимало: что-то здесь не чисто. Не может личный состав прекратить своих усилий в традиционном своем направлении. В общем, возможно, не без помощи конфиденциальных источников информации, вскрыли и этот канал утечки. И, в качестве ответной меры, личный состав стал подвергаться более тщательному внешнему осмотру и незамедлительному обыску путем пальпирования выдающихся и выступающих объемов фигуры. Однако помним, что наш народ никогда не сдается. Не сдался он и в этом случае.
  Вот тут-то и пригодилась собачка, та самая маленькая сучка, о которой шла речь выше. Умная собачка быстро сообразила, что от нее требуется, ее даже и учить не пришлось. Грелку с жидкостью привязывали ей под живот, и она бегом, минуя все заградительные кордоны и досмотровые рамки, одними ей известными собачьими тропами быстро и безошибочно доставляла груз по назначению, в пункт сбора. Пунктом сбора, как не трудно догадаться, служил чей-то гараж. Собачка делала столько рейсов, сколько требовалось, никогда не отказывалась и не уставала. И если раньше были варианты и разные толкования по поводу имени, то после ее подвигов, геройской собачке единогласно и безальтернативно была присвоена почетная кличка Грелка. Собачка приняла ее с благодарностью, а от дополнительного пайка отказалась, поскольку ее и так хорошо кормили.
  А потом однажды Грелка пропала. Ее долго искали, но никаких следов не обнаружили. Среди личного состава усилились подозрения в сторону поборников трезвого образа жизни, вновь поднялся ропот, на этот раз сильный. Ропот усиливался, унять его не помогли даже некоторые послабления режима, так что, в конце концов, Дахно был вынужден сделать заявление на общем построении полка, что ни он, ни его опричники, так сказать, к исчезновению Грелки не причастны.
  Но ведь кто-то же причастен? Народ сомневался и потому долго еще при случае сверкал глазами.
  И вот теперь Грелка нашлась.
  Присев на корточки, Серж погладил собачку по спине, в ответ она еще сильней завиляла хвостом. Неожиданно он наткнулся на тонкий ремешок, опоясывавший тело собаки. Сунул руку ей под живот и обнаружил там - кто бы сомневался! - грелку. Похоже, собачка продолжала исполнять свое предназначение.
  Хм, сказал себе Серж, и здесь то же самое.
  Происходящее все больше напоминало ему собственный сон. Странный такой сон, продолжающийся вечно, длящийся и длящийся, из которого нет и, похоже, не может быть выхода. У него немедленно засосало под ложечкой. То, что из сна нет выхода, он подозревал, но его это не устраивало. Да, сон можно прервать, прекратить насильственным путем, но из него должен быть и выход. Надо искать, вот только где? Не через Дом ли?
  Еще он подумал, что делать теперь с собачкой. А что с ней делать? Что он может ей предложить? Да и зачем, нужна ли ей его помощь? Разве что, в одном.
  - Ты позволишь, я заберу у тебя это? - спросил он собаку, и осторожно изъял грелку с ее живота. Собака стояла спокойно, пока Серж снимал поклажу, а после выразила полное одобрение его действиям - языком тела, вихляясь и подпрыгивая.
  Грелка была совершенно обыкновенной, темно розового цвета, с черной пробкой - насколько можно было судить в свете фонаря, - заполненной под завязку жидкостью, увесистой и теплой собачьим теплом. Хотя, показалось все же, не такой увесистой, как там, в реальных условиях, что-то здесь с весом все-таки было не то.
  Едва Серж поднялся, как Грелка бросилась куда-то в сторону, поминутно оглядываясь на него и продолжая поощрительно и призывно вилять хвостом, явно приглашая следовать за собой. Мгновение подумав, ибо ему все же хотелось пойти и осмотреть Дом, Серж доверился собачке. Кто его знает, может, не следовало торопить события, а лучше позволить им идти своим чередом? Он последовал за четырехлапой проводницей, которая, похоже, знала, куда идти, и вскоре под ногами его обозначилась на косогоре тропинка. Они прошли по ней совсем немного, поверхность выровнялась, а еще через пару шагов дорога уперлась в стоящую прямо поперек нее дверь. Дверь была заперта, но Серж знал, как с этим справиться. Он легко открыл ее с помощью универсальной отмычки. Едва дверь приоткрылась, Грелка проскользнула мимо его ног в щель, и ему ничего не оставалось, как последовать за ней.
  Он еще не успел узнать место, в котором оказался, а это была одна из осмотренных им ранее комнат на третьем этаже ГДО, как дверь за его спиной захлопнулась. Они всегда почему-то захлопываются, эти странные двери. Оглянувшись, Серж увидел, что только что прошел сквозь рисунок на белой стене. Круг замкнулся. Получалось, что вход туда, - как бы охарактеризовать и назвать то пространство? - был через башню, а выход, или выходы, потому что соседние помещения точно такие же, через нарисованные двери в пустых комнатах. Если, опять же, все это не сон и не бред.
  Грелка в его руке служила аргументом в пользу реальности происходящего.
  Под потолком гудел и потрескивал светильник. Штурманские часы на руке показывали час двадцать восемь. Это что же получается, что его путешествие на ту сторону заняло всего тринадцать минут? Ему же показалось, что прошла целая жизнь. Что он смотался как бы на Марс и вернулся обратно. Ну, дела...
  Он вышел в коридор, а потом по лестнице спустился вниз. Он пребывал в сомнениях и раздумьях, потому что узнал и увидел много, но совсем не то, что ожидал. Грелка семенила на шаг впереди, показывая, что и эта дорога ей хорошо известна. Дверь он оставил незапертой, поэтому, прислушавшись и убедившись, что все тихо, вышел на порог. Едва он успел запереть замок и сунуть ключ в карман, как в спину его поразил окрик, - и вспыхнувший свет фонаря.
  - Стоять! Не е...ться! Руки к ушам!
  От неожиданности Сержа, от темени до копчика, пронзило электрическим разрядом. Как бы электрическим, разумеется, - внутреннее напряжение последних часов - или минут? - нашло выход. Только он не подпрыгнул на месте, а, наоборот, подсел, но на ногах все же устоял. Прикрываясь рукой от режущего осколками стекла по глазам света, медленно повернулся, осознавая постепенно, что этот мурлыкающий, с истеринкой голос ему знаком. Точно.
  - Жека! Что ты людей по ночам пугаешь? - спросил он перепоясанного портупеей и отягощенного кобурой с пистолетом начальника патруля,
  - А потому, что люди по ночам спать должны. А они не спят, и мне, мля, не дают! Ты кто такой? И что ты тут делаешь возле объекта недвижимости? Стоять, не е...ться, на вопрос отвечать!
  - Вдруг патруль, облава, да? Ты фонарик-то выключи, или опусти, не вижу ни хера.
  - Главное дело, чтобы я все видел, - возразил Жека, но фонарь все же опустил, направив луч в землю. - Смотреть в оба! - приказал он стоявшим за его спиной на голову его выше двум патрульным. - Чуть что, стрелять на поражение, и не е...ться!
  - Да, да, очередями стрелять. Из штык-ножей, ага, - подсказал Серж, зная вооружение патрульных.
  - Да хоть из пальца, мля. Ты кто такой? Я тебя знаю?
  - Жека, служебное рвение тебе мозг повредило. Ты глаза-то открой!
  Глаза Жеки, справедливости ради стоит отметить, все же были открыты, но при этом по обыкновению масляно блестели. Они всегда у него так блестели, потому что смазывал он их регулярно и чем надо.
   Капитан Жека Задроцкий был широко известен в гарнизоне под неубиваемым и безальтернативным ником Задрот. Жека служил на какой-то должности в ОБАТО, отдельном батальоне авиационно-технического обеспечения, Серж точно не знал, на какой, но знакомы они были еще с того времени, когда Серж жил в общежитии. Общежитие, кстати, находилось в ведении ОБАТО, поэтому Жека был в нем на особом положении, занимал отдельный номер на втором этаже. Из холла там наверх вела старомодная скрипучая лестница, деревянная, с широкими перилами и точеными балясинами. И Серж отлично помнил возникавшего на ней периодически Жеку в галифе со спущенными помочами и шлепанцах на босу ногу, и его глаза, блестевшие так же, как латунный обод циферблата ходиков на стене, и усы его, длинные и вислые, точно стрелки на половину восьмого на тех же часах. Жеку часто вызывали к телефону, и он, спустившись в дежурку, долго и громко что-то кому-то объяснял своим мурлыкающим голосом. Вот этим самым.
  Сколько Жека себя помнил, его всегда доставали из-за фамилии, хотя он мог по праву гордиться, да и гордился ей, поскольку принадлежала она старинному роду. Шляхетскому, на минуточку. Но, чем поляк пышается, нам бывает смешно, слова вроде те же, понятные, а означают чуточку не то, звучат не так. К тому же, в нынешнее время осталось совсем мало почтения к прежним символам и атрибутам общественного положения, поэтому отстаивать достоинство, свое и предков, можно было лишь одним способом - бузить и ерничать. Чем Задроцкий и занимался, причем, в отношениях со всеми, без изъятий, включая женщин и начальство.
  Жека в гарнизоне всегда носил новенькую, с иголочки, форму, что на его должности организовать было не сложно, хотя и требовало некоторых дополнительных усилий. Прическу он обычно имел слегка запущенную, и чуб его завивался на козырек лихо заломленной фуражки. При этом всегда был он, по пословице, до синевы выбрит и слегка подшофе, о чем свидетельствовал уже упоминавшийся масляный взгляд. Мурлыкающий голос шел от внутреннего артистизма, как он его понимал. Выражался Жека грамотным языком, преимущественно матерным, искренне считая его близким к эталону. В общем, он являл собой образец человека, на судьбу которого сильнейшим образом повлияло его имя. Но повлияло двояко, и так, и эдак. С одной стороны, человека с ником Задрот и ругать-то как-то стыдно, жалко и нельзя. А, с другой, а что можно ждать от человека с таким именем? Но имя наложилось на характер, и получилось чудо. Потому что Жека, будучи источником исключительно положительных эмоций, знал, как подойти к человеку, любому, включая женщин и начальников, и получить от них все, что ему нужно.
  Начальство, кстати, относилось к Задроцкому с пониманием. Потому что как, ну как не пить человеку с такой фамилией? И начальники выпивали с Жекой регулярно, чувствуя необходимость особого к нему отношения. Карьерный рост, опять же, был обеспечен. С такой-то фамилией! Просто боялись обидеть.
  Иногда, правда, Жеку спрашивали, по-дружески или по-отечески, почему бы, мол, тебе не сменить фамилию? На что он честно признавался, что не может, из чувства гордости, и из противоречия. Сами, говорил, вы все задроты. К тому же, говорил, хлопот много, я же лицо материально ответственное, с правом контрольной подписи...
  Короче говоря, по службе у Жеки все было нормально. Служить с ним было приятно, можно сказать, одно удовольствие, но и здоровье требовалось железное. Поэтому, перекрестившись, благословили капитана в академию. Они же с Сержем были одногодками, поэтому, получилось, что и поступали в один год. Жека никогда над науками не корпел, не любил, но сказал - есть! - и отправился поступать, для верности, и для смазки поступательного процесса, прихватив с собой две канистры чего надо. Поступил! Никто и не сомневался.
  И вот теперь, вновь испеченный слушатель академии, осененный непривычно аккуратной прической, Жека нес последний наряд в гарнизонном патруле.
  На призыв Сержа открыть глаза он отреагировал положительно, и старательно их вытаращил.
  - Серый, ты что ли?! - наконец признал он Таганцева. - Какого хера ты тут делаешь?
  - Так это, прогуливаемся мы. По окрестностям.
  Он раскинул руками, обводя просторы:
  - Природы какие вокруг, как не прогуляться? Или запрещено?
  В левой руке у него, под горлышко, в обхват, была зажата грелка. Жека сразу же ухватился за нее взглядом и отследил движение, мотая головой. А после заметил и прижавшуюся к ноге штурмана собачку.
  - Грелка! Грелка нашлась! - воскликнул Задрот с искренней радостью и, нагнувшись, потрепал ее по голове.
  - Так это, - спросил, вернувшись в вертикальное положение, - может, вместе и погуляем? Раз уж тебе все одно не спится?
  - Ты с ума сошел, что ли? Ты же в наряде, в патруле. У тебя, вон, патрульные...
  Серж, кстати, был не против пообщаться с Жекой тет-а-тет, так сказать. Уж очень интересно было ему узнать, с какой стати тот тут околачивался.
  - Сейчас все решим, - овладел инициативой Жека и повернулся к патрульным. - Так, кто тут у нас? Солдат А и солдат Б, боевой состав патруля. Из двух военнослужащих, как известно, один всегда назначается старшим. Ты, - он ткнул пальцем в пряжку того, кто казался выше ростом. - Будешь за старшего, назначаю тебя Альфа-бойцом. Сейчас идете в дежурку и ждете меня там. Я скоро, мы с товарищем капитаном идем следом. Так и скажете, если кто-то спросит. Все ясно? Тогда, вперед! Отвечаешь головой. И чтобы не е...ться!
  - Как ты с ними... Солдат А, солдат Б... Не обидятся? - спросил Серж, когда патрульные, козырнув, ушли в указанном направлении.
  - Да... Еще голову забивать, фамилии их дурацкие запоминать, - отмахнулся Жека. - Мою вон, все помнят, а чего хорошего? Пошли, тут лавочка удобная неподалеку.
  Когда они дошли до скамейки, заметили, что Грелка снова куда-то пропала. Посмотрели по сторонам, посвистели, покричали, - все без толку.
  - Смотри-ка, опять потерялась, сучка. Где ты ее нашел?
  - Сама нашлась. Из кустов откуда-то, из темноты прибежала...
  - И принесла грелку?
  - Точно! Работа у нее такая.
  - Как удачно получилось. Ну, давай!
  - Что, давай? Из горла что ли? Из грелки я не умею, да и не буду. Не комильфо, сам понимаешь.
  - Что ты! Обижаешь. Как можно, из горла? Мы же с тобой не какие-нибудь штафирки, не пиджаки мятые. Мы - господа офицеры, из хороших, кстати, фамилий. Особенно я. Не волнуйся, у меня все с собой.
  Жестом фокусника Задрот достал из кармана галифе футляр с набором миниатюрных серебряных чарок-наперстков.
  - Вот! - продемонстрировал он снаряжение. - Чтобы, как говориться, не е...ться! Всегда готов, называется. К тяжелому ратному труду, все равно к какому. К обороне или к наступлению.
  - Только ты учти, - осторожно намекнул Серж на обстоятельства неопределенности, - я понятия не имею, что там внутри.
  - Не ссы, - успокоил его Жека, - дегустацию я беру на себя.
  Он отделил от набора две стопочки и поставил их рядком на скамейку.
  - Наливай!
  Наливать из грелки в рюмки, тем более, в такие маленькие, занятие неблагодарное, но Серж постарался. Жидкость казалась зеленоватой, как шартрез, маслянистой, как Жекины маслины, и слегка парила зеленым же фосфоресцирующим дымком - натурально зелье!
  - Ну, не е...ться! - не стал затягивать снятие пробы капитан.
  Запрокинув голову, Жека опорожнил стопку в себя. Не закрывая рот, он выкатил глаза и поводил ими из стороны в сторону, точно рак из кастрюли. Лишь через некоторое время с трудом выдохнул и огладил усы.
  - Уф! Какая изумительная вещь! Давай-ка еще! Пока не остыло.
  Они выпили, Серж тоже, поддавшись Жекиному возбуждению и энтузиазму. Неизвестный напиток действительно был необыкновенно хорош. Они закурили Жекины сигареты, и выпили еще.
  - Что за штука такая? - спросил Жека, указывая на грелку.
  - Понятия не имею! - честно признался Серж. - Но классная, правда?
  - Универсум! Лучшего я, по-моему, не пробовал. Вкус необычный, нет, ничего подобного не помню. Неописуемо. Уступи?
  - Не могу, - зажал почему-то остаток Серж. И соврал, оправдываясь: - Мне сейчас зайти кое к кому надо. Без угощения нельзя, сам понимаешь.
   Они выпили еще. Почувствовав легкое головокружение, Серж решил, что пора. Пора, мой друг, пора, пронеслось в его голове. Порадуемся. На душе стало легко, пелось.
  - А ты чего здесь патрулировал? - спросил он, в конце концов, у Жеки. - Али поджидал кого?
  - Так лично мне оно на хер не нужно, ты же знаешь. Но был звонок. Кстати, от кого-то из ваших, из корпуса. Я точно не расслышал, как он представился, вроде какой-то Котов. Или Кротов - что-то такое. Что возможно нарушение, проникновение, или даже взлом. Слышишь, Дом офицеров взломать собрались! Ограбить! Е...ть мой лысый череп! Битый час мы с бойцами топтались вокруг, в засаде в кустах сидели, комаров кормили, а кроме тебя с грелкой - никого! Комары такие фашисты...
  Они расстались на аллее, выпив прямо там, на перекрестке, еще по наперстку на посошок. Затем Жека убрал снаряжение в карман, натянул на уши фуражку и козырнул, на прощание наказав не е...ться. После чего чеканным шагом потащился в дежурку, а Серж отправился в другую сторону, домой. Ничего себе, думал он по дороге, Кротов. Откуда? Ведь, кроме Захария - никто не знал о его предприятии. Не мог же он... Или мог? Или там какие-то другие дела? Но Кротов же! С ним надо держать остро... пистолетом... И не е...ся!
  Дома он перелил содержимое грелки в графин, и какое-то время наблюдал, как под притертой пробкой в объеме стекла движется и завивается, словно живая вода, зеленая жидкость. Ее движение действовало гипнотически, навевало и склоняло. Серж почувствовал, что отключается, и едва успел раздеться перед тем как заснуть. Снился ему Жека, что не удивительно, который всю ночь напролет дергал себя за ус и уговаривал его не е...ся. С чем Серж категорически не соглашался, потому что как раз этого ему желалось с такой неодолимой силой, что он весь извертелся на диване, едва не пробуравив в нем к утру дырку.
  
  
  Глава 12.
  Новая реальность.
  
  
  
  Утро наступило внезапно, ворвалось, впрыгнуло в сон, в приятную задумчивость небытия, точно маньяк из-за угла, и ну потрясать... Чем оно там потрясало? Этот будильник...
  Серж уронил руку на механизм, а тот - на поверхность, лицом вниз и заломил ему стрелки за спину. Хотел придушить, но подумал, что парень всего лишь выполняет свою работу, поэтому ограничился нажатием на его волшебную кнопку. Когда будильник замолк, он полежал еще какое-то время, старательно зажмуривая глаза и обманывая себя мыслью, что де может все отменить, даже послать подальше, отключиться от внешнего интерфейса и заблокировать экран - до полной перезагрузки с исчезновением всех симптомов недосыпа. Но уже эти мысли были элементами процесса просыпания, и он знал об этом. Наверное, первое, чему он научился в армии, это просыпаться когда не хочется. Даже когда не можется. Просто встал - и пошел, встал и пошел. Просыпаться, кстати, не обязательно. Здравствуй, жизнь!
  Тут он подорвался и сел на диване, прошибленный испариной, пронзенный внезапным воспоминанием. И еще одним! И еще... Черт!
  Добро пожаловать в новую реальность, сказал он себе.
  Ему показалось, что он знает, о чем говорит.
  Но, может быть, то, вчерашнее, ему всего лишь приснилось? Не было ничего, не было, а, значит, нет и повода для радикальных предположений и выводов? Новая реальность, ишь ты, чего удумал. Нет уж, дорогуша, поживи еще немного в старой.
  Уговорить себя не удалось, вернуться на прежние позиции, повернуть, как говорится, взад, сделать, как было - не получилось. Как душа ни стремилась на позиции до, опыт его и память упрямо твердили, что до - было вчера, а утро это разгорается уже после. Когнитивный диссонанс, во всей красе.
  Вскочив с дивана, он прошлепал босыми ногами на кухню и там замер на полушаге, наткнувшись и воззрившись на склянку на столе с бурлящей в ней зеленой жидкостью. При утреннем свете жидкость выглядела вызывающе неаппетитной. И вот это я вчера употреблял внутрь, подумал он. О, Господи! Он икнул и, положив ладонь на грудь, постарался унять позывы. Но было же хорошо, успокоил он себя контр воспоминанием, было же хорошо? Что за мнительность внезапная? Да, он прекрасно помнил, что на вкус зелье показалось - вчера - просто восхитительным. Помнится, и Жека Задрот его оценил по достоинству. А доставила его ему собака Грелка, в грелке. Кстати, вот и она, розовая резина, на подоконнике, ведь он сам переливал снадобье из нее в графин. Прибежала же собачка к нему из Дома, в котором он так и не побывал, пока, только лицезрел издали. Но видел же! А был он... Господи, где ж это был он вчера?
  Тут он вспомнил, конечно, и прогулку по пустым и пустынным комнатам в закрытом крыле ГДО: мастерская, складская, кабинет... Кабинет! Он побежал обратно в комнату, схватил со стула брюки, в которых куролесил накануне, и ощупал их. Есть! Путаясь в ткани, вытащил из кармана, извлек на свет маленький кусок алюминия. Шильдик! Бирка с набитым номером, и не отломана, между прочим, а свинчена с прибора аккуратно. Что за прибор - он боялся даже подумать о том, что за прибор это мог быть. Но предположение, подозрение у него имелось. Надо тщательно проверить, чтобы не ошибиться, и не делать поспешных выводов.
  Но!
  От какого бы прибора в итоге не оказался шильдик, он уже был последним гвоздем в крышку... В общем, если без словоблудия, то да, новый мир - здравствуй!
  Что мы имеем?
  Мы имеем закрытое и изолированное от остального объема крыло в Доме офицеров, в котором целый ряд помещений приспособлены неизвестно для каких нужд. При этом пустые комнаты на третьем этаже обладают странными свойствами. В них расположены, как выяснилось, анизотропные двери, то есть проницаемые только в одном направлении. Оттуда - сюда. Откуда это, оттуда?
  Вот!
  В башне, где должна бы находиться Гешина мастерская, на самом деле вход... Куда? Туда! Назовем это Сумеречной зоной. Может, она и не всегда сумеречная, но Серж ее другой не видел и не знал, поэтому - пусть так.
  В этой зоне гудит невидимый генератор, в ней пропадает собака Грелка - и появляется вновь, - и в ней же расположен Дом. Дом! Он все-таки реален, и это главное.
  Вообще, у Сержа давно было такое ощущение: что-то должно произойти. С тех самых пор, как впервые привиделся ему Дом. Ведь неспроста же это случилось? Ведь раньше не было, а потом они и появились, видения. И вот, произошло, подтвердилось - он существует. Видимо, недалек тот час, когда придется ему и по Дому прогуляться. Вот и посмотрим, подумал, так ли он изнутри похож на ГДО, как снаружи. Что-то ему подсказывало, что события развиваются именно в этом направлении. Рок событий влечет его именно туда. Рок событий... Это он зачем такое придумал?
  Еще Сержу крайне не нравилось то обстоятельство, что факты возникают, а эпизоды происходят с его участием, но точно по чужому сценарию, то есть влиять на них он никак не мог. И даже не видел как, каким образом ему удалось бы это сделать. Может, наоборот, не лезть? Не вникать? Дистанцироваться максимально, отойти в сторону, и пусть все идет, как идет? Ну да, ну да. Себя-то не обманешь. Отойти в сторону - это не про него. Было бы правильно, но не про него.
  И еще что-то, возникшее или произошедшее вчера, тревожило и отягощало душу нехорошим предчувствием, но он никак не мог вспомнить, что именно. Тревожное предощущение, как фактор сознания и элемент мироощущения.
  Уже после столовой, подходя к штабу Корпуса, вспомнил: Захарий. Или не Захарий, но мог и он. Кротов, например. Кто-то же прислал патруль к ГДО, туда и тогда, где и когда его отродясь не бывало? Ну, никогда не потащился бы Жека Задрот в лес, ночью, в засаду, не побуди его кто-то это сделать. Кто этот кто? Звонивший представился Кротовым, но это мог быть кто угодно. Наверное. А если все-таки Кротов, он-то, откуда узнал? Не от Дукшта-Дукшицы же. И кто знает, сумел бы он выкрутиться, окажись начальником патруля вместо Жеки Задроцкого кто-то другой? Вот, это тоже следует иметь в виду.
  Имея в виду все вышеизложенные соображения, Серж решил дальше играть втемную. А для начала уйти в несознанку. Никому ничего не рассказывать: не был, не видел, не знаю. Пьянствовал, как и было заявлено. Так оно, собственно, и было, - за исключением тех трех минут по его штурманскому хронометру, которые он провел неизвестно где. Будем считать, что эти минуты просто выпали. А что, вполне. Случается, и больше выпадает. Голова, кстати, не болит после вчерашнего возлияния и совершенно ясная. Точно хрустальная шкатулка. Что и хорошо, и странно, учитывая, что они пили.
  И еще один момент, очень важный, между прочим, момент: а что он может рассказать? Кто ему поверит, выложи он весь тот бред, который с ним приключился? В закрытые помещения и нарисованные двери, в кубик в кубике, домик в домике - и в собаку Грелку в потустороннем мире? Да никто! Скорей всего он не один такой умный, и эти тихие ребята, которые не обязаны верить бумагам, а только собственным глазам, да и то с третьего раза и с трех разных ракурсов, уже тоже везде побывали, и все увидели. Если что-то увидели. Так что, подождем...
  Едва Серж появился на КП, подполковник Дукшта-Дукшица схватил его за рукав и утянул в пустой угол.
  - Ну, что там, рассказывай? - торопливо спросил он. Выглядел Львович хмурым, смотрел все больше в сторону, будто мучаясь нечистой совестью, взгляды же бросал резкие и увесистые. Эти взгляды, кстати, тоже что-то Сержу напоминали. - Ходил, куда собирался? Что видел?
  - Так это, Львович, никуда не ходил, - соврал Серж, для убедительности тараща глаза и топорща усы. - Я, когда от тебя обратно шел, встретил одного перца, сто лет мы с ним не виделись, наверное, с училища еще. Ну, сразу же в гости пошли. Ко мне, естественно. До утра протрепались.
  - Что-то по тебе не видно, что до утра...
  - Так, с чувством же, с расстановкой. Кастрюлю борща усидели.
  - Сам наварил, что ли?
  - Тамара постаралась.
  - А, ну тогда понятно.
  Серж не делал секрета из своих отношений с Тамарой, иногда он даже приносил ее кондитерские шедевры на КП и угощал всех желающих. Из сослуживцев, между прочим, не нашлось ни одного, кто не оценил бы ее мастерства по достоинству. Сам Львович, например, очень уважал корзиночки из песочного теста с клубничным джемом, словом, был вполне в курсе этой стороны его жизни. Вообще-то, Львовичу можно было все рассказать, но Серж решил придерживаться принятой стратегии - темнить. Он протянул начальнику его универсальный ключ.
  - Держи, Захарий Львович, не понадобился твой волшебный ключик, к сожалению. Или к счастью, не знаю. Кстати, понадобился! Мою дверь он отлично открывает, вчера протестировал.
  - Вот, видишь, не зря все же брал. Ну, давай, давай его сюда. Надежней, когда он, знаешь ли, дома, у папочки. А то, может, еще соберешься? Надо же все выяснить, в конце концов.
  - Да нет, Львович, больше не хочу. Тем более, у Геши алиби обнаружилось. Пусть особисты дальше сами разбираются, они, думаю, и без меня справятся.
  - Может, ты и прав, может, действительно не фиг лезть, куда не просят. Ладно, в любом случае, если понадобится, знаешь, где и у кого. У нас, кстати, большие изменения по службе намечаются, сейчас Раужев объявление делать будет.
  - Товарищи офицеры, минуточку внимания! - в тот же момент послышался голос полковника Раужева, только что вошедшего на КП. - Прошу занять свои места. Обойдемся без построения, но рассаживайтесь, успокаивайтесь и слушайте внимательно, есть важная информация.
  Он подождал, пока присутствующие устроятся, и стихнет шум сдвигаемых стульев.
  - Захарий Львович, все наши на месте, проверял?
  - Так точно, товарищ полковник! Кроме ночной смены - все здесь.
  - Хорошо. Итак!
  Заполняя наступившую тишину вдруг выплыли на поверхность, выступили вперед разные технические звуки - гудение трансформаторов и блоков питания, шелест крыльчаток кулеров, редкое сигнальное попискивание, еще что-то. И над всем, фоном, пробивавшийся сквозь стены и закрытые окна монотонный рев, - где-то на аэродроме техники 'гоняли движки'.
  - Итак, прошу внимания, - повторил Лукьяныч. - Хороших новостей, к сожалению, мало, поэтому, давайте сразу серьезней. Итак... Все вы знаете, что здесь у нас произошло. Я имею в виду недавнее проникновение на Командный пункт постороннего лица. Неустановленного до сих пор, подчеркну, лица. Здесь все по-прежнему, у следствия были кое-какие соображения на этот счет, даже подозреваемый был, наш бывший сослуживец, не буду называть фамилию, вы все его прекрасно знаете. Подозрения оказались напрасными, у товарища есть алиби, подтвержденное официальными документами. Он уже некоторое время, довольно продолжительное время, находится в командировке, далеко отсюда, поэтому никак не мог тут себя, так сказать, проявить. И это хорошо. Это очень хорошо, поскольку сей факт остужает некоторые горячие головы, которые уже начали среди нас с вами выявлять целую шпионскую сеть. Но это, пожалуй, единственный на сегодня положительный момент. Все остальные производные от нашего происшествия, отрицательные, в том числе и для нас.
  Он поправил начес на лысине, несколько раз пригладил его рукой. Серж улыбнулся в усы. Он давно заметил, что голова полковника по форме напоминала яйцо, обращенное тупым концом кверху. Только лицо у Лукьяновича было бронзовым от загара, а волосы совсем седыми, поэтому яйцо получалось с коричневой скорлупой и в легком, как у одуванчика, пушке.
  - Положение на фронте, в Литорали, усугубилось, - продолжал Раужев. - Пришельцы пытались переходить в наступление, за последние сутки только несколько раз, но были успешно отброшены обратно. Главное для нас, и печальное, то, что существенно осложнилась работа авиации. Вы знаете, мы работали по целям в том районе. Не только наш полк, но в основном, поскольку расположены мы очень удачно. Тут и подлетное время, и направление, и другие факторы, не буду все перечислять. Так вот, с ночи связь с бортами затруднена существенно, временами теряется совершенно. Это говорит о том, что Маргаритка наша попала в 'надежные', в кавычках, и умелые руки. Целеуказания, передача данных и связь осуществляются по радиоканалу, и вот этот канал почти заблокирован. Тут, кстати, им пригодились похищенные у нас коды и частоты. Таким образом, уже сейчас можно сказать, что да, это была диверсия, целенаправленная, а не шутник случайный сюда забрался, протестировать альпинистское снаряжение. Не помню, как те чудаки называются, которые повсюду лезут, куда их не просят... Как? Руферы? И джамперы? Так вот, это не они. Скажу больше, есть указания на то, что управление бортами пытаются перехватить. То есть войти в бортовые компьютеры и переключить управление на себя. Пока это не удается, но если удастся, даже не знаю, что будет. Очень серьезная ситуация. Принято решение приостановить полеты и вернуть все самолеты на точку, но с одной эскадрильей уже практически нет связи, так что не знаю... Непонятно, кстати, как это делается, ведь оттуда, из провала этого, или портала, не зафиксировано ни одной радиопередачи. А те источники радиоволн, имеются в виду, чужие, которые засекаются, мы не можем запеленговать. Они все время перемещаются, а иногда, кажется, что сигналы идут со всех сторон. Ну, это пусть спецы разбираются, это их хлеб, все-таки. Что же касается нас, принято решение о переходе на круглосуточный режим работы, для чего предполагается существенно усилить дежурные смены на КП. Весь личный состав, что до этого ходил на службу, как на работу, будет разделен на равные группы, которые придаются одной из дежурных смен. Капитан Хакопныш составит списки...
  - Есть!
  - ... до конца рабочего дня, чтобы все знали, кто, с кем, когда. Можете ему свои пожелания высказывать. И, как положено, сутки через трое. Пока так. Но будьте готовы в случае необходимости и вне смены подключаться. А что вы хотите? Это война, господа. Странная, но война. Хотя, почему странная? Может, теперь только такие войны и будут. Мы с подполковником Дукштом-Дукшицей...
  - Я!
  - ... осуществляем общее руководство. Нам с вами, Захарий Львович, думаю, работы хватит. Если что, вызывать нас ночью в любое время, днем мы и так здесь. Все ясно? Тогда - за работу. Капитан Таганцев! Сергей Сергеевич, прошу вас, подойдите ко мне.
  Они отошли к тому же окну, рядом с которым разговаривали накануне.
  - Ты понял, что происходит? - спросил Сержа Лукьяныч.
  - Ну-у-у... - Серж сделал неопределенный жест.
  - Вижу, что не очень. А происходит очень простая вещь. Поскольку Геша твой...
  - Не мой он, Владимир Лукьянович, не мой!
  - ... поскольку твой Геша...
  - А! - Серж махнул рукой, не в силах больше спорить.
  - .. как выясняется, ни при чем, все силы будут брошены на поиск другого козла отпущения. Виновен, не виновен - не важно, главное выпустить пар. Нет, истинного злоумышленника будут продолжать искать, и, скорей всего, найдут, можешь не сомневаться, но это будет потом, позже, и не важно уже. Сейчас же, когда такие последствия тяжелые, и сложности, первостепенное значение для всех заинтересованных сторон определиться с тем, на кого можно направить начальственный гнев. Кое-кто при этом не прочь решить и свои шкурные вопросы. Вот ведь какая штука. Ведь найти и разоблачить иностранного шпиона дорогого стоит. Очень не хотелось бы, мне лично, чтобы ты стал этим аварийным клапаном сброса давления, понимаешь?
  - А почему я? При чем вообще я?
  - А вот, ни при чем, но отлично подходишь. У тебя и доброжелатели есть, и завистники.
  - Чему завидовать-то?
  - Ну, много чему... Молодой, красивый, уже капитан. В академию поступил. С женщинами полный ажур. Не знаю, что еще, завидовать могут чему угодно. Твоя задача не подставиться. Никуда не лезь, понял? Да, сиди дома. Со службы - домой, и носа оттуда не выказывай. Только в столовую. Про баб забудь, не хватало еще, чтобы ты под конец на чьей-нибудь жене, или даже дочери, погорел. Ну, глупость же будет, понимаешь? Вот, Тамара к тебе приезжает, и замечательно, и отсеки все остальное, все другие хотелки свои. Сколько тебе тут осталось? Можешь месяц вытерпеть?
  - Могу, чего уж...
  - Вот, давай, Сережа. Ты прости, что я так говорю. Ты сам уже взрослый мужик, усы вон, какие у тебя роскошные, настоящие усищи, кто-то и им завидует, кстати. И ты можешь поступать по своему разумению, конечно, но мне тревожно. Я волнуюсь за тебя.
  - Да, я все понимаю, товарищ полковник. Спасибо вам. Постараюсь не высовываться.
  - Вот и не высовывайся.
  Серж сунул руку в карман и сжал в пальцах шильдик. Металл впился в плоть не столько острым краем, сколько своей вопиющей необъясненностью. Может, зря я его с собой притащил, подумалось ему. А вдруг как увидит кто? Тогда точно не отмоюсь. Но слишком велико было желание не столько даже проверить, сколько удостовериться в том, что и так знал.
  Через какое-то время, когда КП успокоился и вошел в рабочий ритм, к Сержу подошел Хакопныш, капитан ВВС. В руках он держал небольшую карточку с тиснением в виде двух сцепленных между собой колец, золото на молоке, которую тут же с шутливой серьезностью, с полупоклоном и вручил ему.
  - Не откажите в любезности, сэр, окажите нам честь быть, участвовать, присутствовать на торжестве по случаю нашего со Светланой Юрьевной бракосочетания. Короче, чувак, считай это официальным приглашением. Светка сказала, что иначе ты не соглашаешься.
  - Да чего уж... Не хочется свой ранг понижать, - начал ответ в том же тоне Серж, и тут почувствовал, что получилась двусмысленность. - Ибо не пристало нам... - завилял он.
  - Ладно, ладно, не напрягайся, - успокоил его Андрей. - Светка, между прочим, хотела, чтобы ты у нас свидетелем был на свадьбе, так что можешь мне спасибо сказать, что я тебя отмазал.
  - Спасибо! - Серж хмыкнул. Разговор имел явную подоплеку, и, подумалось ему, пора его сворачивать. - А что, когда?
  - В субботу уже.
  - Ух ты, как быстро! Спешите?
  - По законам военного времени, в ускоренном режиме. Нет, на самом деле, все давно уже решено и вертится.
  - Понятно... Что дарить вам на свадьбу?
  - Ну, ты спрашиваешь! Традиционно, себя... в конвертике.
  - Заметано!
  Серж пожал протянутую Хакопнышем теплую и мягкую руку. Он желал им со Светланой счастья, и не испытывал по поводу предстоящего события сожаления. Хотя грусть, да, была - по уходящему и отжитому. Этот человек, Андрей, был ему симпатичен, но, подумалось, так и оставался, не вполне понятен, эдакой вещью в себе. Может быть, потому, что пришел с гражданки, и оставался гражданским внутри до сих пор. Все-таки, прожить несколько лет в казарме многое значит. Казарма перемалывает сознание и характер любого, кто способен ее вынести, и оставляет на каждом свою печать, как знак отличия, признак своего. У Андрея его не было, и какие там мысли крутились в его голове, не ведомо. А то, что он думал больше и не то, о чем высказывался, было очевидно. Вот, вот, уловил. Возможно, это: военные, прошедшие срочную службу, после училищ - более открыты. При всех различиях и оговорках. Какой-то алгоритм в нас заложен, подумал Серж, не шаблон, но способ - как мыслить, метод - как действовать. Сопричастность. Узнаем своего не только по галстуку на резинке. Интересно, вот он знает, что зеленый армейский галстук называют селедкой? Вряд ли. Скажи, и не поймет, о чем речь.
  Он долго еще развлекал себя разными пустяковыми мыслями, параллельно соображая, как подобраться к нужной ему информации. Проще всего было бы индекс и заводской номер 'Маргаритки' посмотреть на самой 'Маргаритке', на блоке, на том самом - предположительно, том самом - шильдике, который лежал у него в кармане. Но поскольку блока в пределах досягаемости больше не наблюдалось, оставался лишь один реальный способ, заглянуть в книгу учета оборудования. Форма 16. А она секретная, хранится в секретном отделении и никто ему ее просто так не выдаст, потому что доступа у него к ней нет. А у кого есть? Да у того же Дукшта-Дукшицы, и еще, вроде, у Хостича. Надо придумать, как, не вызывая подозрений, уговорить кого-то из них получить книгу в секретке и дать ему в нее заглянуть. Вот как это сделать?
  Ничего не придумывалось, а ближе к обеду ему помахал рукой Марлинский.
  - Пойдем, покурим, - предложил он.
  - Слушай, уже и покурить не с кем, - пожаловался он в курилке, угощая Сержа сигаретой. - Хакопнический бросил, да, Светка ему условие поставила: или - или. Хорошо, хоть ты еще держишься.
  - Курящий чужие, - возразил Серж, - считай что не курящий. А так, стрелок.
  - Стрелок, но не радист!
  Они посмеялись, потом какое-то время молча дымили, ощущая, что заняты делом. Может, и не важным, но конкретным. Вообще, шутки в курилке, быть может, не менее важны, чем те же пресловутые патроны, которых если нет, то и не очень-то постреляешь. Только если край нужно и очень постараться.
  - Да, радистам сейчас не позавидуешь, - догоняя мысль, согласился Серж.
  - Ну, так тю! И я о том же, - подхватил Петр Петрович. - Кстати, и физкультурникам тоже.
  - А что с физкультурниками?
  - Ты не слыхал? Про нашего начфиза? Майора, не помню фамилии?
  - Бегунов его фамилия, соответствующая. А что с ним? Я его вот только на днях видел...
  - Все, убыл в Особый легион.
  - Точно, что ли?
  - Точно так. Откомандирован решением Командующего.
  - Ничего себе...
  - Да.
  Они снова замолчали. В голове у Сержа лихорадочно вертелись мысли. Этот Бегунов, по слухам, крутил шашни с женой Марлинского, красавицей Нинелью, и вполне возможно, что... Небольшая помощь племяннику? Неужели?
  - А у нас с Нинелечкой просветление в отношениях, - словно откликаясь на мысли Сержа поделился с ним новостью Петр Петрович. - Малый ледниковый период закончился, наступило потепление. Даже вот думаем второго детеныша завести, пока не поздно еще. А то Юльке одной скучно, братика ей подавай.
  О-хо-хо, подумал Серж, а не оставил ли бравый майор Бегунов после себя рассаду? Ох, как ненавидел он себя порой за такие внезапные и, по всему, чужие мысли! Но, блин...
  - Тут еще, такое дело... Официально, естественно, не сообщается, но тебе я скажу. Командующий наш, да, Горынин, недавно снова женился. Супруга его прежняя, тетя Ира, умерла несколько лет назад. Ну, ты не знаешь, а я ее знал хорошо. Так вот, дядя Ваня женился, снова, на молодой. Девица - бомба сексуальная. Я бы и сам перед ней не устоял, если бы не Нинель. Кстати, ее однокурсница. Имя такое чудное, как у ведьмы, не помню... Не важно. Я тебе зачем это рассказываю: ты держись от нее подальше, ладно? Командующий и так ревнивый, а теперь, с молодой женой, в сто раз больше стал. А ты у нас гусар известный, парень молодой, красивый, целеполагание у тебя понятное, куда член, туда и ноги. Я тебя чисто по-дружески предостеречь хочу.
  - Да ладно, Пит, что ты, ей-Богу! Я же не ребенок.
  - Я просто предупреждаю.
  - Хорошо, ладно, спасибо. Мне и в самом деле еще такого залета не хватало.
  - Вот именно. Ну, докурил? Пошли! Ты, кстати, с кем в ночное пойдешь?
  - С Хостичем, должно быть.
  - А... Мы с Андрюхой вместе.
  - Никто и не сомневался, что так будет.
  - Хороший друх лучше любых других двух... Ха-ха... Кстати, ты приглашение получил? Я тоже, хе-хе. Значит, там встретимся. Хакопнический обещал так график дежурств отрегулировать, чтобы все приглашенные на свадьбу попали. Своя рука - владыка, правильно же? Пропьем Андрея, как положено... Ты же знаешь, как жениха пропьешь, так и жизнь его дальше сложится. Ну да. Придется постараться.
  
  До конца рабочего дня ничего нового разузнать ему так и не удалось. Да и некогда было заниматься делами, если и не совсем посторонними, все же напрямую со служебными обязанностями не связанными.
  Он вернулся со службы как обычно, около половины седьмого вечера. Когда он после посещения столовой подошел к дому, на лавочке у подъезда сидела Марь Иванна. Судя по всему, она поджидала именно его. Выполняла миссию.
  - Тамарочка звонила, - сообщила она, поджимая, по обыкновению, губы. - Еще с утра. Просила напомнить, что уезжает сегодня на гастроли. Уже, стало быть, уехала.
  - Вот черт! - выразился Серж. - Совсем забыл!
  Действительно, забыл, за всеми делами и хлопотами. Был такой разговор, Тома предупреждала его. Хотел же позвонить! Дело в том, что из штаба дозвониться до города не очень-то легко, то есть почти невозможно. Особенно звонки по межгороду не приветствуются. Ведь связь только через служебные коммутаторы, нормальной линии нет. А там телефонистки, почти все знакомые, некоторые близко, тоже не поговоришь, потом весь штаб новости обсуждать будет.
  - Черт! - еще раз, контрольный, ругнулся он.
  - И-их! - пролилась презрением Марь Иванна. - Как есть непутевый!
  - Что 'и-их'?! - взвился вдруг Серж. - Что вы мне тут со своими иихами вступаете? Я, между прочим, на службе был, а не грибы собирал. А если бы и грибы: в лесу тоже телефона нет.
  - Ну, ты это, охолонь, - торопливо присоветовала старушенция, отшатнувшись и опасливо так на него поглядывая. - Я просто передала, что было велено. А что от себя добавила, так это потому, как добра тебе желаю и счастья. Вижу же, что лучше Тамарочки никого тебе не найти, вот.
  - Вот, видите? Не просто передала, совсем не просто.
  - Какой-то ты, Сержик, ни разу не щепетильный.
  - Я еще, Марь Иванна, и не толерантный, если что.
  - Я и говорю: и-их!
  - Ладно, Марь Иванна, спасибо на добром слове. Я и сам расстроен, что так получилось, что не смог проводить. Раздосадован и все такое. Но время сейчас такое, сложное, не до личного счастья. Вы в курсе?
  - А что тебе время? Обычное вполне. Всегда, если хочешь знать, так было. Но личное, знаешь, на то и личное, что окромя тебя, его никто для тебя же не сделает.
  Где-то на дальней стоянке, за соснами взревел самолетный двигатель. Серж поднял вверх палец, призывая прислушаться.
  - Вот, слышите? Бог войны против! Не согласный он!
  - Тьфу! - сказала в ответ Марь Иванна. - Мужики, что с вас взять?
  Вот блин, императрица, вдовствующая, поднимаясь на этаж по лестнице, бубнил Серж себе под нос, имея в виду въедливую не в меру соседку. Однако настоящей злости он к ней не испытывал, а, напротив, испытывал нежность и ценил ее хлопотливую заботу. Зато явственно чувствовал, как сжимает тоска сердце. Он никому бы в том не признался, но именно сейчас ему хотелось, чтобы Тамара была рядом. Тот факт, что она уехала куда-то без него, расстроил и... возмутил его, да. Как так - без него, думал он. С кем она там, например, в ресторан ходит? Кто ее там спать укладывает? Об этом он даже думать не хотел. Даже мысли не допускал. Хотя, с чего он взял, что она должна быть ему верна? Он-то считает себя свободным от обязательств. Верно ведь? Вот и она, имеет право. Но что-то не сходилось в этом уравнении, никак не превращалось оно в тождество. Не равными были части, не взаимозаменяемыми. Его позиция оставалась неизменной и, да, мужской. И по-мужскому убогой. Вот зачем она звонила Марь Иванне? Зачем? Он и так знал про гастроли, что уезжает. Смог бы - проводил, но не было такой возможности. У нее своя работа и своя неизбежность, у него служба и другая необходимость. К чему тогда эти звонки? А я скажу, к чему: женская хитрость. Простая и очевидная. Мол, ничего не прошу, не требую - не дай Бог! Но ты просто знай, что я рядом, или, что меня нет рядом. Просто думай обо мне. Даже можешь не скучать. Пока что. Вот так - просто - и опутывает, и привязывает к себе. И не заметишь, как однажды не сможешь оторваться. Паучок маленький, а паутинка прочная.
  Серж, похоже, все же злился уже крепко, он кипел. Бурлил! Эти бабы, все одинаковые, мазал он одним миром кого придется. И все заодно! Что Тома, что Марья Ивановна. Банда и мафия. Да, он злился, он негодовал. Впрочем, как-то очень уж умеренно злился. Потому что чувствовал, где-то в глубине души ему хотелось, чтобы кто-то его опутывал. По крайней мере, обнимал. Согревал. Тем более что вечерок свободен, а завтра с утра заступать на первое суточное дежурство. Не хотелось, но что делать: график нарядов неумолим и священен, как бег планет по орбитам. Чуть в сторону - и неминуемая катастрофа.
  
  
  
  Глава 13.
  Вечерний дым.
  
  Нет, не только лишь во сне. И совсем не во сне.
  Наяву это случилось с ним впервые сутки спустя.
  Накануне дежурство его прошло без особых происшествий и напрягов, а с учетом того, что находился он на своем привычном месте, в первой своей трети и вовсе не отличалось от обычного рабочего дня. Так, периодически вспенивавшаяся и опадавшая суматоха - в неспешном ритме океанской волны. Волнение было, но вполне будничное. Этот повседневный ритм Серж давно уловил и подстроился под него, и даже каким-то образом на него настроилась его биология. За столько-то лет, вестимо! Ночное время переживалось несколько сложней, но и здесь ничего архитрудного не было. Все знакомо, в первые годы службы на КП он прошел, наверное, через тысячу дежурств, так что требовалось всего лишь обновить ощущения и возбудить прежнюю привычку. Чем он в служебное время и занимался - помимо обычных теперь своих размышлений о Геше, о патенте ? 2141357, о Маргаритке, о Доме, о войне и мире. Очень хотелось понять, что же, черт возьми, происходит.
  Сменившись с дежурства, он отсыпался до полудня, потом сходил к обеду в столовую. Идти, кстати, не хотелось, но уже три дня, как кончились щи, наваренные напоследок Томой, и даже вымыта кастрюля - единственное, на что он пока сподвигся по части кулинарии. А дальше он, что называется, завис. Делать ничего не хотелось, даже достойных побудительных причин к действию и тех не находилось, словно не на обеде он был, а ходил к обедне, в церковь, и заразился там святостью, или чем-то подобным. Свежие идеи давненько его не посещали, это при том, что старые тоже рассеялись куда-то в сумятице последних дней, а ведь их в его голове всегда было во множестве. Даже про запас, на всякий аварийный случай - ничего подобного себе не оставил, не позаботился. Что, считал он теперь, совершенно недопустимая безалаберность, и просто возмутительно. Впрочем, и ругал он себя как-то не активно, потому что чувствовал, дело не в отсутствии идей, а совсем в другом. Он понимал, ощущал кожей, что пришел в движение невидимый маховик событий, который раскручивался помимо его воли и без его помощи, и при этом неумолимо увлекал и его энергией своего вращения. Он ясно сознавал, что от него тут ничего не зависело, оставалось только ждать и реагировать на внешние воздействия в соответствии с ситуацией.
  Вот это ожидание неизбежного и определяло изматывающую невыносимость его состояния.
  Серж слонялся по квартире, бесцельно, надо прямо признать, слонялся. Периодически подсаживался к лэптопу и проверял почту, но писем от Томы не было. Их вообще ни от кого не было. Он просматривал ленты новостей, однако и новости не развлекали, были словно из другой жизни, он же ждал перемен в этой. Серж отворачивался от компьютера, и включал телевизор, но там со смысловым наполнением и адекватностью моменту обстояло еще хуже, и телевизор он так же выключал. Тогда он брал книгу, раскрывал ее где-нибудь посередине и долго вглядывался в страницу, но вовсе не видел на ней текста, а что-то далекое за ним. Затем вздрагивал, очнувшись, захлопывал томик и отбрасывал ее прочь. Нечего даже браться за чтение, наставлял он себя, ежели голова забита другим. Кстати, все равно чем она забита. Вот если бы он увлекался каким-то рукоделием, мастерил бы что-то в домашнем уединении, собирал модели самолетов или вырезал по бересте, возможно, тогда ему удалось бы увлечь себя и отвлечь, но ничем таким он не страдал, даже отдаленно. В общем, ему было совершенно ясно, что он просто мается, а вот во что эта маета выльется - это вопрос интересный.
  Зайдя на кухню, он долго в задумчивости наблюдал за переливами зеленого эликсира в графине. А что, если, спрашивал он себя? Несколько раз спрашивал, и даже представлял себе, что - если, но все же не рискнул, опасаясь невесть каких последствий. Чтобы не провоцировать себя больше, он перелил шартрез, как по наитию именовал напиток с самого начала, в плоскую металлическую флягу, как раз уместилось все под крышечку, и убрал ее с глаз долой, в шкафчик. Это веселое занятие развлекло его ненадолго, завершив дело, он вновь вступил в круг маеты.
  Промаялся, таким образом, Серж до самого вечера, а после ужина решил, не заходя домой, прогуляться. Несмотря на тоску, и откровенную хандру, ничьего общества ему, как ни странно, не хотелось. По большей части, при отсутствии идей, с собой любимым ему не было скучно, занимать он давно уже научился себя сам, поэтому на прогулку, не задумываясь, отправился в одиночестве. Гордом.
  Он и раньше, бывало, уходил из дому, чтобы подумать в уединении о любви и верности, о долге и чести, - о тех вещах, что не слишком поддавались его анализу и осмыслению. Не так прямолинейно, конечно, самих этих слов он избегал, опасаясь их затертости и парадности. Однако ведь, о чем бы ни думал офицер, мысли его, так или иначе, будут об этом - о службе и карьере, о войне и мире. То есть о любви. Серж думал, что правильно устроенная жизнь всегда о любви. Потому что иначе она зачем? Иначе она пуста и напрасна. Ему хотелось подумать об этом, подумать в одиночестве. Просидев целый день дома, он осознал, что там не одиночество, а изоляция, в то время как ему требовались уединение и отстраненность. Но при этом и сопричастность, вот ведь какая штука.
  Но куда здесь уйдешь? Гарнизон же...
  Повсюду, на каждом шагу, стоило выйти из дому, встречались знакомые, почти родные за столько-то лет лица, с разными оттенками приветливости и узнавания, так что пройти мимо было почти невозможно. Особенно вечером, когда мужи, освободившись от службы и вкусив жирных домашних харчей, приготовленных их добрыми женщинами, выходили во дворы пасти своих ребятишек. Веселые, лоснящиеся, пышущие здоровьем рожи. Когда он торопился улизнуть в сторонку, кричали вдогон: товарищ капитан, не проходите мимо! Не торопитесь, рано еще! Постойте с нами, покурите! Успеется еще, вся ночь впереди! Если любит - дождется! В общем, форменный кошмар и разгул фантазии. Он останавливался, прикуривал, его спрашивали участливо: что, не решил еще, к кому? А ты не сомневайся! Обходи всех по очереди! Им казалось, что это так просто, найти идею... Изящную идею, возвышающую. Тем более - осуществить.
  Да, эти разговоры тоже были о любви, но о бытовом, приниженном ее аспекте. И это было хорошо, и даже правильно. Поскольку необходимо, для здоровья и удовлетворения. Но для полноты жизни ему лично хотелось уже, и требовалось, все больше высокого и утонченного. Чтобы взмывало ввысь и уносило, как аэростат. Спорить со всеми сразу казалось бессмысленно, бесполезно... Ведь о любви не говорят хором, а лишь о сексе. Болтуны. Да и о нем тоже не говорят. Однажды Тома сказала, что в гарнизонной атмосфере просто разлита сексуальная озабоченность, об этом же и Лукьяныч говорил как-то. Тогда он отмахнулся, а потом и сам убедился, что да, это так. И почувствовал, как душная волна всеобщего интереса и подозрений, похоже, начинает захлестывать его тоже. Вот и начпо, Стримков, осчастливил утром потной своей ладошкой. Как самочувствие, спрашивает? Смотри, говорит, экономь силы, родина в опасности, воины нужны. Ну, не сволочь ли? Провел работу! Тома, кстати, и есть такая идея, изысканная и утонченная. Он вполне это осознавал, но разум его запрограммированно твердил, что нет, нужна другая. Ну, вот почему у нее папа не генерал? А кто, кстати, у нее папа? Никогда не спрашивал, что-то она говорила, не помню... Но точно не генерал. Блин, он совсем запутался. В трех соснах, в двух мыслях, в одном чувстве...
  В душе его звенела и властвовала высокая тоска. Как в песне, - невыразимая словами. В том смысле, что выть на луну еще не хотелось, а вот испить до дна коктейль отчужденности и причастности, уловить озноб прикосновения к хрусталю небес и насладиться его холодом - это да, вполне.
  Вечернее солнце, еще высокое, уже откатилось далеко на запад, призывая адептов, кто пожелает, следовать за собой, указывая им путь. Серж ощущал себя адептом, нет, правда, без дураков. В этот момент - безусловно. Ему, в сущности, все равно было, куда идти, а солнце манило, источало тепло и магнетизм. И он пошел на свет, устремился к нему, как мотылек. В той стороне, куда ускользало светило, росла хорошо знакомая и любимая Сержем роща столетних сосен, а еще дальше за ней, в низине, в широкой долине, окруженная заливными лугами и полями спеющей ржи, извивалась, блестя серебряной чешуей, речушка со смешным змеиным названием Зуйва. Вспомнилось, как когда то давно, еще безусым лейтенантом, так же летом, после танцев, они на пару с девушкой под ником Кума купались в теплых, как молоко водах Зуйвы, инициируя и заклиная вечную свою молодость. Светила полная луна, оловянным глазом заглядываясь на раскинутую в траве, темно-синюю, словно опрокинутое небо, юбку Кумы, похожую на бешено крутящийся свод, на котором звезды чертили белые полосы по кругу. По долине плыли языки седого тумана, и реальность была нереальной, какой и положено ей быть такой волшебной ночью. После, наплескавшись в реке, набегавшись в тумане, они кувыркались в ломкой от росы густой траве, точно пара единорогов, верша обряд постижения жизни. Их обоих, будто пулеметными очередями, прошивала чувственная дрожь. Под его зудящими пальцами кожа Кумы топорщилась и ощетинивалась волосками, с которых срывались тонкие голубые ниточки текучего электричества, а длинные ноги ее были раскинуты от горизонта до горизонта, и где-то между ними таилась бездна, которая затягивала с неодолимой силой. Глова шла кругом от воплотившихся снов, его мутило, и прерывалось дыхание, захлебываясь счастьем... Ах-ха! Его и Кумы призраки до сих пор, должно быть, там, на лугу, бродят среди туманов. А тайна, как всегда, досталась луне на хранение. Вот туда-то, на берег быстрого потока, почему-то потянуло его сейчас. Неужели, воспоминания? Захотелось заглянуть в струящиеся темные воды, бросить в них пару камешков да еще монетку - на хорошую погоду, на удачу, на возвращение.
   Идя по аллее, он лавировал между группами людей и одиночками, праздно прогуливающимися или спешащими домой, раскланиваясь на ходу со знакомыми и одаривая улыбками встречных дам. Кстати, знакомых среди дам было много, а вот Куму он совсем не ожидал здесь увидеть, потому что не встречал ее уже давным-давно. Где она теперь? Почти сразу после той волшебной ночи вышла замуж и уехала куда-то. Или, в обратной последовательности, уехала и вышла замуж. Оставив ему подарок, между прочим. Котик, сказала она ему тогда, если ты отрастишь усы, все бабы будут твои. Котик, ага. Теперь он сам с усами и кот. Котяра. А вот она все такая же длинноносая и длинноногая кошечка. Кошка. Кума была не одна, но, приметив Сержа, просияла. Она послала ему знак - вскинула руку и длинными пальчиками потеребила воздух. Он помнил это ее движение, помнил! Господи, что же это за невероятность такая? Только подумал о девчонке, вспомнил, и вот, она уже нарисовалась наяву и машет ему рукой. Это просто магия какая-то. Магия предрасположенности и предопределенности, предсказанности и предчувствия, расставаний и встреч, любви вчерашней и будущей, - магия жизни.
  Но тайну, тайну знала только луна, - и хранила ее нерушимо.
  Возбужденный ненарочной встречей, рандомной, как выражаются некоторые любители говорить красиво, но непонятно, Серж дошел до ГДО. С подхода он попытался рассмотреть Гешину башенку на крыше, но снова не преуспел в том. Скрывалась от него странная башня, все время играла в прятки. Хотя, казалось бы, чего уж? Достаточно показалась ведь накануне, раскрылась, можно не стесняться уже дальше, продолжать в том же духе. Но нет. Он пожал плечами. Нет, так нет. Перед памятником свернул налево, и, по знакомой дороге, обошел дом с этой стороны. Но за ГДО пошел дальше прямо и, метров через сто, протиснувшись в проход между гаражами, очутился в лесу, в той самой вожделенной роще. Там еще раз повернул налево.
  В зеленом царстве, в котором он оказался, под пологом, в основном хвойным, было еще солнечно и радостно, но краски, предваряя сумерки, уже становились насыщенней, интенсивней, и тени густели между стволов и листьев. Вдыхая пряный воздух полной грудью, он шел по обычной для здешних мест песчаной дорожке, желтой строчкой рассекавшей подлесок, и с необъяснимым восторгом, словно впервые, наблюдал, как дробились в хвое, просачиваясь и распускаясь паутиной, лучи солнца, как перепархивали с ветки на ветку, не опасаясь запутаться в этих нитях, мелкие птицы. Изумрудные мхи вокруг были необычайно пышными и мягкими, так и подмывало, присесть где-нибудь, привалившись спиной к стволу, закрыть глаза...
  Неожиданно он ощутил себя совершенно другим и совершенно свободным человеком. От забот, обязательств, комплексов и страхов. Странное чувство, словно прежде, до этого момента все было не так. Да, видимо было по-другому, потому что иначе он не уловил бы разницы. Возникнув, новое ощущение новой свободы изменило все вокруг - звуки, запахи, цвета. Восприятие мира в целом. Точно изменились настройки организма, неуловимо, чуть-чуть. Как бы это объяснить? А как бы понять?
  Он не уловил момент, когда это началось, не сразу заметил, что в природе что-то не так.
  Вдруг оказалось, что он шел по дороге, которой не было. Раньше не было. Она точно висела в воздухе, но по виду была вполне обычной раздолбанной бетонкой, и Серж понимал, или ощущал, что большей своей частью дорога уже на той, другой стороне.
  Все вокруг текло, точно марево, и быстро изменялось. Это было непривычно и неприятно, может быть, именно неприятность хотелось прекратить? Мысль показалась интересной и уместной, но он не успел ее додумать до конца.
  Пространство за спиной разорвалось со страшным грохотом, Серж едва успел отскочить на обочину из-под колес настигшего его автомобиля.
  Что же это за дорога? Откуда взялась? Где он?
  Мимо, подскакивая на ухабах точно взбрыкивающий, разыгравшийся жеребец, промчался военный грузовик с огромным прожектором в кузове. Накрывавший его брезент удерживался за один край, другой бился по ветру точно стяг мышиного войска. Из окна кабины высунулся вихрастый боец и что-то прокричал в его направлении. Рваный вихрь, закрученный пронесшимся сквозь воздух огромным телом машины, разметал его слова, и до ушей Сержа донеслись лишь обрывки предложений. Раззява... Мать... Что-то такое. Вечные, если разобраться, слова.
  А когда замер вдали расщепленный деревянный грохот с тонким подзвучьем звякающих цепей, и осела, наконец, пыль... Впоследствии, анализируя этот момент, Серж припомнил определенно, что пыль вовсе не оседала. Она висела в воздухе, точно испарения от тела земли, и ее относило в сторону медленным током воздуха, так что она редела вблизи, но густела, накапливаясь, поодаль. Несуразица какая-то.
  Так вот, когда пыль испарилась, осела, исчезла - первое, что бросилось в глаза и насторожило его, это дорога.
  Дорога стала другой. Не было и в помине пошлых ухабов и колдобин, по которым гарцевал военный грузовик. Очень необычная дорога, очень. Серж присмотрелся внимательней и подумал, что, пожалуй, таких покрытий ему не доводилось видеть прежде. Из серого мелкопористого вещества, утилизированного реголита, без единого изъяна лента выкатывалась из-под ног и, с плавным изгибом поднимаясь на небольшой пригорок, ныряла там под сень вековых деревьев. И деревья те не были соснами, что росли повсеместно в гарнизоне и вокруг него. Он мог поклясться, что не видел никогда здесь этой аллеи, даже не подозревал о ее существовании.
  Он встревоженно оглянулся.
  Близко подступившая сзади и с боков зеленоватая дымка укрывала пространство за спиной, подпирая и точно выдавливая, вынуждая его идти вперед по дороге, туда, где тумана не было. Серж вспомнил, как недавно по ТВ смотрел одну передачу. В ней приводились рассказы тех, кто лично слышал рассказы других тех, кто точно знал, что в таком зеленом тумане люди исчезали бесследно. А если кому-то удавалось вернуться, так не раньше, чем через десяток лет, потому что не туман то плыл, клубясь и завиваясь, а время, слетевшее с катушек и подрастерявшее свои линейные свойства. Само собой, что желания вглядываться в эту курящуюся мутную завесу он не испытывал, тем более сквозь нее возвращаться назад. Напротив, его с необъяснимой настойчивостью неудержимо влекло вперед.
  Взгляд его скользнул по обочинам странной дороги, и он, прямо сказать, был приятно удивлен их видом. Вместо привычного и чем-то даже милого глазу бурьяна, перемежаемого отдельно лежащими кучами мусора, он увидел ухоженные, тщательно выстриженные зеленые откосы, изумрудная свежесть которых подсказывала, что неизвестные люди трудились над ними старательно и долго. Слева газон простирался много дальше, продолжая струиться по склону до самых деревьев.
  Что за черт, думал Серж? Всего-то навели порядок, и вот уже мерещится, будто попал на другую планету. Но что-то ему подсказывало, что дело не в порядке, и не в чистоте только. Планета, может быть, и та, думал он, но вот мир на ней явно устроен иначе. Хотя, как это возможно? Планета и есть мир, разве не так? Если не брать эзотерику, так и должно быть: одна планета - один мир. Равенство. Или тождество. Но взять ее, и придется поверить в другой мир, более сложный, нетрадиционный, с различными слоями и уровнями, восходящими, нисходящими пересекающимися. С ума ведь сойти можно, если подумать. Не приведи, Господь.
  Оглянувшись по сторонам, он торопливо перекрестился. Так, хохмы ради. Но на всякий случай. Потому что, кто его знает? Лучше уж перебдеть и подстраховаться.
  Идя дороге, он, следуя ее прихоти и незаметному давлению, поднимался на пригорок.
  Справа, за кустами жимолости, тоже, кстати, неожиданными здесь, белели стены незнакомых ему строений, совсем не похожих на привычные сараи и гаражи. Слышно было, как шумели дождевальные установки, и повсюду - ни души.
  Серж посмотрел на небо, словно ища у него поддержки, или хотя бы подсказки, но и небо виделось другим, чем, - сколько там? - полчаса назад. Закат, похоже, был отменен, экспозиция наверху демонстрировала явный и неоспоримый восход. Или это всего лишь иллюзия? Что все это значит? Серж закрыл глаза, помотал головой, снова их открыл - ничего не изменилось. Ему вдруг подумалось, что напрасно он сопротивляется новой реальности, потому что восход солнца - сейчас - его вполне устраивает. И весна, конечно, тоже. Может, я действительно угодил на другую планету, сомневался он. Но как? Нет, нет, тепло лучей своего солнца и вкус воздуха родной планеты, запахи, пусть и измененные, но те же самые, не спутать ни с чем. Тогда, подумалось, удивительно, что, видя все, что видит, он все еще уверен, что находится на Земле. Потому что непонятно, кто и каким образом мог исказить и изменить все вокруг, и местность, и время. А он сам? Он все тот же? Серж прислушался к своим ощущениям. Ну да, пьянящее чувство свободы уже было отмечено. Но все остальное, похоже, как было, без перемен. Нет, ничего с ним не случилось. Неужели, враги устроили это все? Для чего? Что им надо? Что хотят ему показать? Странные, однако, дела творятся у нас в пригороде, подумал он.
  Вообще, он конечно уже понимал, что оказался в той же местности, в том странном месте, в которое угодил и в прошлый раз, только через дверь в Гешиной башне. Но тогда дело было ночью, а теперь день, во всяком случае, светло как днем. А это означало одно: где-то должен быть Дом.
  Двигаясь по дороге, Серж все время оглядывался по сторонам, горя желанием увидеть хоть кого-то, чтобы убедиться, что жизнь здесь в принципе возможна и присутствует. Но вокруг по-прежнему никого не наблюдалось, ни единой живой души, поэтому проверить догадку про врагов, он не мог. Вообще же, картина складывалась просто идиллическая: зеленые лужайки, густые девственные пущи, солнышко, ласковое, словно плюшевая собачка, и полнейшее при том безлюдье. Ему все чудилось, что выбредут сейчас из чащ на луг коровки, взойдет на пригорок молодой пастух в выбеленных льняных портах да в широкополой соломенной шляпе, присядет на травку и сыграет на свирели простую и прекрасную мелодию. Швейцария, ага. Или Австрия. Или даже Фландрия. Серж в тех странах, правда, не бывал, но, казалось ему, что представления его близки к реальности. Конечно, он вполне допускал, что пейзажи вокруг всего лишь картинки, которые показываются лично для него. Навеваются непонятным образом. Интересное, конечно, предположение, но зачем? Но, может, как раз наоборот, никто из местных не подозревает, что он здесь? И все, что есть, что он видит вокруг, не для него только, а всегда так?
  Тут Серж почувствовал, что злость его недавняя, раздражение и маета, остались позади, за последней вариацией жизни. Его вдруг потянуло расслабиться и успокоиться, предаться размышлениям, ему было что обдумать, между прочим. И он подумал, что все же изменился, вместе с ландшафтом, вот эти изменения ему было интересно понять. Он тут же принялся что-то вспоминать, и сравнивать себя теперешнего с прежним, не находил разницы и, чего уж там, радовался этому обстоятельству. Вместе с тем, его продолжало неудержимо тянуть вперед, и он не сопротивлялся влечению, так что минутка размышлений быстро закончилась. Поднявшись на пригорок, он попал в аллею, в которую тихо и плотно, точно клинок в ножны, втянулась дорога.
  Громадные деревья по бокам оказались вековыми платанами. Серж вспомнил, что встречал эти деревья лишь однажды, и это было в прошлом году, в том южном городе у моря. Легкая грусть, вспорхнув с плеча, на миг затуманила взор краем вуали. Все было. Все прекрасное уже было...
  Печаль и грусть из тех ведь чувств, что просветляют душу.
  Вот! Он отметил еще изменения в себе: стал чувствительным и сентиментальным. Это ненормально. Еще слезу пустить не хватало. Влияет окружающее, конечно, уже повлияло. Но мы не привыкли отступать, подстегнул он себя бодрой мыслью.
  Впереди, в конце аллеи Серж, наконец, увидел Дом.
  Дом отлично вписывался в пейзаж, хотя все же показался ему не совсем таким, как в прошлый раз. То ли он подошел к нему с другой стороны, то ли местность изменилась до неузнаваемости, то ли избушка повернулась другим боком. Вот. А что если Дом и вовсе перемещается в пространстве, как ему заблагорассудится? Где-то он даже читал про что-то подобное. Значит, возможно. И то, с него станется, да. Хотя все же вряд ли. Той ночью он показался ему похожим на ГДО, один в один, теперь же дом выглядел в том же роде, но по-другому. Какие-то черты и приметы оставались прежними, но общее впечатление уже было совсем иным.
  Зато башня на крыше, над правым его крылом, виделась во всей красе.
  Дом возвышался в отдалении на открытом пространстве, молчалив и торжественен, точно храм.
  Что еще за храм? Чей храм? Зачем храм? Я не заказывал...
  'Вперед! Вперед!' - подстегивал Серж себя.
  Приближаясь ко входу, он все ожидал, что кто-то выступит ему на встречу, дворецкий, например, скажет: 'Добро пожаловать!' - или погонит прочь. Или выскочит с лаем собака Грелка, тоже вариант. Но ни того, ни другого не случилось.
  Легко стронув с места, он открыл тяжелую, обшитую медными листами дверь, и вошел в Дом, не задумываясь, поскольку именно так следовало входить в храм. Не задумываясь, и с душой если не просветленной, то смиренной. Раз храм - вот вам.
  Никаким храмом внутри, разумеется, и не пахло.
  А пахло непонятно чем, и еще озоном.
  Здание было преисполнено таинственности, выглядело пустым и настороженным. Ощущалось, висело в воздухе, что посетители давно должны были прибыть, да все почему-то задерживаются. Но Сержа, судя по всему, тут и подавно никто не ждал, видимо, в Дом он попал все же случайно. И замечательно, и очень даже рад я этому, подумал он. Лучше осмотреться, пока никто не мешает.
  Дом оказался гораздо просторней, чем можно было предположить, глядя на него снаружи. Вестибюль при входе был в точности таким же, как в Доме офицеров, по крайней мере, в той его части, которая виделась от порога. Дальше, по углам и в угадываемых проходах, висела дымка, прикрывая детали интерьера зеленоватой мутной вуалью. Похоже, этот туман проникал везде. Прямо от входа вверх уходила лестница широким парадным маршем, и это единственное, о чем можно было судить с достаточной степенью уверенности. Белый мрамор ступеней выглядел как зализанный влагой и набравшийся синевы сахар. На первой площадке, где лестница расходилась на две стороны, стоял чей-то бюст на высоком узком постаменте, но на уровне лица детали уже начинали размываться, скрываясь в знакомом мороке, укутывавшем голову точно облако вершину горы. Создавалось впечатление зыбкого, изменчивого и текучего пространства. Словно смотришь сквозь струящийся ток воды в весеннем разливном ручье под выбеленным небом, и, к тому же, со слишком близкого расстояния смотришь, отчего контуры предметов расплываются, теряют очертания. Но, странное дело, неопределенность и расплывчатость не пугали, напротив, даже радовали, поскольку предопределяли свободу действий. Да просто подталкивали к ним. Серж предположил, что, в случае чего, в этом тумане будет легко затеряться. Как в воду глядел.
  Он снова ощутил внутреннюю трансформацию, еще одну. Ему показалось, будто сковывавшее его душу нечто, путы, о которых он не догадывался прежде, но которые, как оказалось, мешали дышать и жить, пали вдруг, и он познал легкость. Необыкновенную. Показалось еще, что вернуться к прежнему ощущению себя он уже не сможет. Наивно, потому что и это новое чувствование оказалось не слишком устойчивым, как и все вокруг. Возможно, к нему нужно было еще привыкнуть, и это предполагалось, но пока оно рассеялось, оставив Сержа в смущении.
  Что это было? Вот это, только что?
  Он подумал, что кто-то, очень осторожно, пытается покопаться в его сознании, в его душе. Не в первый уже раз, кстати. Настраивают? Нет уж, не надо. Он не давал согласия на вторжение, тем более на такое бесцеремонное, несанкционированное проникновение. Прочь, прочь!
  Зудящая досада, точно скомканный лист бумаги, зашелестела в груди. Еще дрожащие остатки смущения - там же. Злясь и чертыхаясь, Серж собрал разрозненные фрагменты себя, какого знал, воедино, сжал руками и, мобилизовавшись, пустился в обход Дома. Будь что, он намеревался до всего докопаться. До сути вещей и событий. Но суть дело наживное, постигается методом накопления знаний, поэтому, перво-наперво, решил осмотреть первый этаж, оставив до поры манящую к себе лестницу и все, к чему она вела.
  Взойдя на две мраморные ступени, пересекавшие вестибюль слева направо и, собственно, отделявшим гардеробные, устроенные по обе стороны от входных дверей, от длинного и узкого холла, он повернул налево. Он весь вечер сегодня упорно ходил налево. Смешно, подумалось ему, ведь совсем в другом смысле ходил. Кто же знает, отчего именно в эту сторону заворачиваются его стежки-дорожки. Ну, ничего, подбодрил он себя, к чему-то это упорство да должно привести.
  В обширном фойе, таком же, как в реальном Доме офицеров, царили тишина и полумрак. Между толстыми четырехгранными колоннами клубился все тот же зеленый туман. Он был здесь странным образом подсвечен изнутри, а, может, светился сам собой, источая это слабое свечение, отчего весь сумрачный объем был проницаем для взгляда. Так вот, глубина этого зала казалась безмерной, даже бесконечной. Колонны представали вытянутыми кверху тенями, вихляющимися силуэтами. Размытыми рядами они уходили вдаль, и там терялись. Зеркал на колоннах он не заметил. Из фойе тянуло промозглой сыростью, Серж поежился, и углубляться в апартамент не рискнул. В другой раз, сказал он себе, - и охотно с собой согласился.
  Закрывая дверь зала, подумал, что по внешнему виду, по цвету, да и по манере переливаться здешний туман очень напоминает шартрез в его фляжке, ну, той, дома. Только в весьма концентрированном состоянии. А что, если так и есть? Ведь где-то закачивают в бутылки воздух и продают его, почему туман нельзя? Может, он здесь особенный? А он и есть особенный, нигде такого больше не встречал. Ох, что за глупости в голову лезут...
  Отмахнувшись от глупостей, он прошел дальше, в коридор, который вел в левое крыло и тоже казался знакомым. В настоящем Доме офицеров он вел к спортзалу, куда он вел здесь, предстояло выяснить.
  Справа шла глухая стена, выкрашенная жирной на ощупь масляной краской. Слоновой костью. Серж помнил название, в училище как-то довелось с ней поработать, так что он без ложной скромности считал себя специалистом по слоновой кости. А вот дизайн пространства слева выглядел куда интересней. Там череда дверей перемежалась такой же чередой окон, короткие простенки между ними были выкрашены той же краской. Как окна, так и двери казались закрытыми наглухо. Что интересно, за окнами виднелся уже знакомый Сержу пейзаж, а вот куда вели двери - если вообще вели куда-то - совершенно непонятно, во всяком случае, там, снаружи, не было ничего, объяснявшего их предназначение. Не было видно крыльца или пристроенного объема, или дорожки, к двери ведущей - ничего. Однако двери не были нарисованы на стене, они были реальными - и нереальными в то же время, неуместными, потому что никак не выполняли прямого своего предназначения: они никуда не вели.
  Подсвеченный лившимся из окна светом, туман в этом месте не казался таким уж густым, но все равно присутствовал, путался в ногах пластичным пегим пухом. Конец коридора, тем не менее, терялся в сумраке, отступившем и сконцентрировавшемся в глухой его части, где окон не было. Там, если он не ошибался, должна располагаться лестница на цокольный этаж, где, как ему помнилось и мнилось, должна находиться бильярдная. Но это в нормальном доме, что здесь скрывалось впереди неизвестно.
  На этом месте, прервав свой сравнительный анализ, Серж остановился, словно вкопанный.
  На узком пластиковом подоконнике под очередным окном лежал универсальный ключ. Стандартный универсальный ключ. Точно такой же имелся во владении у подполковника Дукшта-Дукшицы. А, кстати, может, это он и есть, отличить ведь один от другого невозможно, ни серийного номера, ни других каких-то характерных меток на нем не было. Стандартный, одно слово. Ключ выглядел потерянным, осиротевшим, и явно был не прочь, чтобы его усыновили, причем немедленно. А вот ведь не помешает, подумал Серж. И очень даже пригодиться может.
  Он оглянулся. За спиной, и вообще поблизости, по-прежнему никого не наблюдалось, хотя туман явно загустел и уже накатывал, словно где-то включили на полную мощность дымогенератор. И, откликаясь на его мысли, из курящегося морока вырвалось и навалилось до этого момента игнорируемое сознанием низкое гудение - все как в прошлый раз. Не раздумывая дольше, Серж подхватил ключ в руку и продолжил свою инспекцию.
  Не успел он отойти и на пять шагов, как сзади проскрипела, открываясь, дверь. Серж оглянулся, но в загустевшем клубящемся тумане, заполнившем уже весь объем коридора, ничего разглядеть было невозможно. Однако там кто-то находился, живой, появился, наконец. Глухо протопали чьи-то шаги, потом раздались какие-то хлопающие звуки, и Серж сразу понял, что кто-то ощупывает опустевший подоконник.
  - Что за хрень? - послышался ворчливо-раздраженный и такой знакомый Сержу голос. - Эй, кто здесь?
  Серж почувствовал, как холодок пробежался по спине, легонько так касаясь острыми коготками позвоночника. Не то чтобы он испугался, но, как говорится, почел за благо скрыть факт своего присутствия. Раз уж так случилось, что никто его до сих пор здесь не видел, пусть все идет, как идет. Стараясь ступать бесшумно, используя по максимуму маскировочные свойства тумана, он заскользил дальше по коридору, - прочь от присутствия. Все, что ему сейчас было нужно, это найти дверь в стене справа, запертую или открытую, все равно, которая, как он знал по прежнему опыту, вела в спортивный зал. И тогда у него будет шанс убраться отсюда незамеченным и подобру-поздорову. Тем более что хозяин ключа, судя по всему, не мог решить, в какую сторону по коридору ушел предполагаемый похититель.
  - Эй, стой! - снова закричал незнакомец и, определившись с направлением, припустил за Сержем.
  'Ух ты! Ух ты!' - внутренне отреагировал Серж на изменение диспозиции и ускорился по максимуму. Но тот, позади, не отставал, наоборот, летел, как на крыльях, и расстояние между ними неуклонно сокращалось. Благоприятствовал, однако, коридор. В этой части вселенной он был просто неимоверно длинным, что позволяло Сержу сохранять приемлемую дистанцию от преследователя. Поэтому, когда, наконец, показалась долгожданная дверь в спортзал, он успел прижать к замку удерживаемый наготове универсальный ключ и нажать на кнопку. Красный, зеленый, как обычно. Замок щелкнул, дверь открылась, пропуская беглеца, и тут же закрылась. Когда преследователь навалился на нее с той стороны и принялся трясти, все это было пустой тратой сил, он уже ничего не мог поделать. Спасен, подумал Серж.
  Но это был вовсе не спортзал. Лучше!
  Каким-то неизъяснимым образом он оказался в ГДО, в настоящем, в вестибюле. Повсюду горел свет и толпился народ. Не переставая удивляться странным свойствам дверей в Доме, которые ведут совсем не туда, куда, думается, должны, он утихомирил дыхание. Потом сунул ключ в карман, сдвинул фуражку на затылок, разгладил усы и, смешавшись с толпой, стал пробираться к выходу.
  Возле самой двери он наткнулся на Антона Билевича. Тот был хорошо подшофе, глазки его ласково блестели, на щеках играл неизменный интенсивный румянец, он широко улыбался и всех любил.
  - Серега! - закричал он радостно и полез обниматься. - Как хорошо, что ты здесь!
  - Что за гулянка? - отбиваясь от медвежьих объятий приятеля, попытался выяснить Серж.
  - Отвальная у меня, да, - объяснил Антон.
  - Не слишком ли рано? До академии еще недели две, три?
  - Решил сделать сейчас, не откладывая. Мало ли, как оно потом сложится? Пойдем, выпьем!
  - Прости, дорогой, я на дежурстве, - соврал Серж.
  - Вот, черт, какая незадача! - огорчился Антон. - Ну ладно, давай после дежурства с тобой встретимся и выпьем? За удачу! Только обязательно!
  - Обязательно. Но мы ведь можем с тобой и в академии, встретиться и выпить.
  - Точно, можем! Но там, это там, а здесь, это здесь. Логично?
  - Логично, - не мог не согласиться Серж. - Тогда на днях все и организуем.
  - Идет!
  Серж чувствовал, что следует поспешать. И не зря. Закрывая за собой внутреннюю дверь тамбура, он как раз увидел сквозь толстое стекло, как с верхнего этажа на лестничную площадку под бюст кубарем скатился Тукст, Гонорий, собственной персоной, в кожаной своей куртке с желтыми молниями. Волосы на его голове стояли дыбом, он тяжело дышал, видимо, торопился и проделал немаленький путь. Серж даже прищурился, прикидывая, какой путь пришлось проделать Гонорию. Так вот, что за ежик пыхтел в тумане, подумал он. Недаром же голос незнакомца показался ему знакомым. Все встало на свои места. Стараясь не попасться на глаза директору филиала, Серж схоронился в тени за массивной дубовой балкой. Потом, когда, раздосадованный неудачной погоней, со злым обострившимся лицом Тукст ушел обратно вверх по лестнице, Серж выбрался из укрытия и подался домой, озираясь ежеминутно по сторонам в ожидании сюрпризов. Все происшедшее с ним в этот вечер следовало хорошенько обдумать. Обмозговать, как любил выражаться Геша. Ну, Геша голова, а вот ему как совладать с информацией?
  Глава 14.
  Бивис, Баттхед и к-зеркала.
  
  
  
  
  
  Туманы там клубились разноцветные, и он пробирался сквозь них какими-то бесконечными переходами. Цель у этого блуждания отсутствовала, во всяком случае, она была ему не известна, но существовала вероятность, не такая уж и малая, что цель проявится в конце пути, и эта надежда на избавление от неизвестности продолжала гнать его вперед. Потом пришло понимание, что он в лабиринте, выхода из которого ему не найти. Хотя, быть может, в центре, в самой тютельке и средоточии, находится нечто, с помощью чего удастся выбраться наружу. Какая же это глупость, забраться в лабиринт только лишь для того, чтобы найти способ из него выбраться. Ведь если бы он остался на месте, не полез никуда, то и выкарабкиваться ему не пришлось бы. А где-то за туманами, за пределами сна шумел дождь, и Серж был рад этому обстоятельству, потому что, и находясь во сне, понимал, что дождь часть реальности, значит она близка, и выход из лабиринта где-то рядом. Тут сознание осветила, как вспышка молнии, мысль: ключ? Чтобы выскользнуть из ловушки, ему нужен ключ. Но ведь, у него уже есть один. Причем, универсальный. Снова полыхнула вспышка, осветив и сон, и сознание, после чего лабиринт рассеялся, - заклятый формулой, звуком и образом вспомненного слова он исчез. Только тогда Серж, наконец, вынырнул на поверхность явности под раскаты близкого грома. Гроза, пробормотал он, улыбнулся, повернулся на постели, которую ощущал как идеальное место обитания, натянул одеяло на голову и снова погрузился в сон. Забыв предыдущее, в тепле, покое и безопасности, что-то бормоча, улыбаясь и шевеля усами, он проспал уже до самого утра.
  Проснулся за минуту до будильника. Продолжая улыбаться, радуясь льющейся из открытого окна прохладе, он дождался, когда встрепенется будильник, и дал допеть ему его арию до конца. Тем более что, всегда легко просыпаясь, заводил звонок всего на пол оборота. Только тогда он отряхнулся от сна окончательно и встал. Шлепая босыми ногами по крашеным доскам пола, вышел на балкон.
  Дождь давно перестал, но застигнутый им врасплох мир, казалось, только-только приходил в себя. Сыпали пробными трелями птицы, других звуков не раздавалось никаких. Поднявшись из-за дома, невидимое Солнце закинуло луч в окно напротив, и оно тотчас вспыхнуло желто-алым факелом. На этот огонь можно было смотреть бесконечно.
  Позже, расхаживая по комнате, он все поглядывал на выложенные рядышком на чистом столе добытые в ночных вылазках трофеи. Коллекция материальных артефактов постепенно прирастала, что не позволяло отмахнуться от них, как от явлений случайных и несущественных, и требовала осмысления. Ключ и шильдик. Вот один, а вот другой.
  Шильдик надо было проверить, на предмет причастности. До сих пор не удавалось, не вызывая подозрений, подобраться к Книге учета. Не хотелось погореть, идя напролом, а вероятность такого развития событий была велика. Хотя он, возможно, и без того знал, предугадывал, каким будет итог проверки. Но именно поэтому тянул и тянул до последнего, желая убедиться во всем на сто процентов и отдалить момент истины.
  Но вот, кстати, убедится, и что? Что тогда ему делать? Вопрос. Ответа на него Серж не знал, но понадеялся, что решить можно будет и потом. Когда и если.
  А вот ключ... Ключ и сам по себе был интересен, и то, как и откуда он у него появился, тоже заслуживало внимания. Если до него Дом можно было считать галлюцинацией, психическим феноменом, требующим терапевтического реагирования, ну, такого, врачебного, то после, теперь, он выступал уже как объект реальности. Ключ к которой - вот он. Кстати, тут возникало множество дополнительных вопросов, и можно было провести некоторые параллели. Например. У подполковника Дукшта-Дкушицы был такой же, это факт общеизвестный - в узком кругу посвященных, так скажем. Но он к нему - по его же словам - попал из Литорали. Не значит ли это, что Дом тоже каким-то образом относится к Литорали и связан как-то с тем миром? Это ужасно, если подумать, мы воюем с ними там, а они преспокойненько обживаются здесь, у нас под носом. Пролазят изнутри, неведомыми дорожками, подкрадываются сзади. Плохо, что в этом им помогает Геша. А ведь он помогает. Во всяком случае, он с ними точно связан. Вне зависимости от того, он ли забирался на КП по веревке, или кто-то другой. Мог и он, вполне. Несмотря на алиби.
  Серж и сам не понял, как это его мысль так вывернулась: несмотря на алиби. Алиби все-таки вещь серьезная, оно либо есть, либо его нет. А так, чтобы 'несмотря на' - не бывает.
  Или все же бывает?
  Омытое ночной грозой утро было прекрасно. Подкрашенные теплыми солнечными лучами стволы сосен светились янтарем и пробуждали в душе ощущение изначальной радости. Других следов дождя уже не оставалось, только чистота и свежесть воздуха, и удовольствие от его вдыхания. Вся влага ушла в песок. 'Как вода в песок' - это отсюда и о здесь. Вот, еще песок был поначалу влажным, однако когда после завтрака в столовой Серж отправился-таки в школу, намереваясь встретиться с тамошними физиками, и этот отпечаток дождя стараниями небесного трудоголика был уничтожен.
  Памятуя предыдущую свою встречу с Виолеттой Павловной, Серж опасался повторения чего-то подобного, однако был настроен решительно добиться в этот раз положительного результата. Но, как говорится, Бог миловал. С Виви он не встретился. Поначалу вообще ни с кем не встретился. Минут десять он простоял, озираясь, в пустом вестибюле, наблюдая повсюду печальные следы радости по поводу окончания предыдущего учебного года, пока проплывавший сквозь безлюдье странными дергающимися движениями человек с мокрыми волосами и в черном, заляпанном краской рабочем халате, не указал ему, где находится кабинет информатики. Оба физика были там.
  - Слушайте, как вы нас нашли? - спросил Дмитрий Михайлович. - Мы тут печалимся, что класс на отшибе, и никто не знает, где он.
  - Пока не знает, - вставил Олег Станиславович.
  - Ну, пусть пока, - согласился Дмитрий Михайлович. - Но это проблема, слушай. Пока все узнают, полгода пройдет.
  - Адам Ильич! - озарился пониманием Олег Станиславович, выслушав рассказ Сержа о человеке в рабочем халате. - Наш наставник по трудовому воспитанию.
  - Трудовик, - уточнил Дмитрий Михайлович. - Вот, кстати, и решение проблемы! Мы можем запускать Адама по школе с рейдами оповещения.
  - В свободное от уроков труда время.
  - Не вижу принципиальной разницы.
  - Пока не отпадет необходимость...
  - Не отпадет сама собой.
  Учителя посмеялись между собой. Видимо, это была какая-то долгоиграющая внутришкольная тема, поэтому причина смеха осталась Сержу неведома. Дмитрий Михайлович сделал короткий резкий жест раскрытой правой ладонью, подводя черту под веселой частью беседы.
  - Чудненько! А что, вы не заметили, не были ли волосы у Адама Ильича влажными?
  - Заметил. Мокрые у него волосы.
  - Та-а-ак...
  Учителя вновь переглянулись.
  - Видимо, Адам Ильич попал под ночной дождь, - высказал предположение Олег Станиславович. - Встает рано...
  - Засветло...
  - Засветло, да. Идет пешком...
  - Тяга к знаниям неодолима.
  - И к работе. А мы в лесу находимся, идти ему приходится козьими тропами.
  - Какими еще козьими? Тогда уже кабаньими. Слушай, ты сейчас запугаешь человека напрочь. Давай-ка, прекращай расписывать ужасы работы в гарнизонной школе. Все равно у тебя подходящих слов не хватит. Мы просто потом вместе с тобой сходим и поддержим соратника словом.
  - И делом.
  - Главное - делом. Ты только смотри, не съешь бутерброды раньше времени.
  - Как можно! Обязуюсь удержаться.
  - Сам погибай, но товарища выручай.
  - Да уж.
  Учителя снова посмеялись.
  - Это называется: физики о лирике, - пояснил Дмитрий Михайлович.
  Серж с интересом наблюдал за веселой пикировкой педагогов. Их стиль общения ему импонировал. В смысле, нравился. Из-за этого стиля их, в общем-то, и прозывали Бивисом и Баттхедом, внешнего сходства с персонажами у физиков было немного. Но оно находилось - при заинтересованном взгляде, да и в манере поведения педагогов сквозили кое-какие намеки.
  Дмитрий Михайлович, в школьном фольклоре просто Дема, учитель физики в старших классах, Вот он со своим персонажем кое-какое внешнее сходство-таки имел. Прежде всего, это касалось прически. Копна мелко завитых седых волос на его голове росла кверху как и у персонажа-прототипа. На крупном прямом носу он носил большие очки в костяной оправе, за которыми когда весело, а когда и язвительно поблескивали серо-голубые глаза. Кожа на лице его была неровной и того красноватого бронзового оттенка, который придает ей только долгое пребывание на свежем воздухе. Что есть, то есть, Дема любил туризм и часто ходил походами. Натренированное ношением тяжелых рюкзаков тело двигалось резко, импульсивно. Руки, выглядывавшие из коротких рукавов летней рубашки, имели тот же оттенок кожи, что и лицо, и демонстрировали знакомство с различными отягощениями и мужской работой. Руки он имел привычку держать на поясе, откуда периодически посылал их совершать жесты, либо короткие рубящие, либо загребающие, ладонью-лопатой с растопыренными пальцами. Плюс манера говорить, залипая взглядом в одной точке, короткими, лаконичными фразами, временами заговариваясь так, что невозможно было понять, смеется он или только иронизирует.
  Олег Станиславович во многом был его противоположностью.
  Среди школьного люда был известен под ником Олежка, и кроме физики, еще преподавал информатику и астрономию. Вид имел чисто интеллигентский, бледный, субтильный, отдых предпочитал проводить на диване с книгой в руках или, в крайнем случае, выгуливая собачку породы чау-чау и собирая грибы в зоне прямой видимости своего дома. Волосы светлые, прямые, косой челкой ниспадающие на выпуклый лоб, глаза немного навыкате, губы пухлые, голос тихий, речь плавная, певучая. В общем, в своих серых костюмах на Баттхеда не похож совершенно. Тем не менее, был известен и под этим ником тоже.
  При этом оба были отягощены классным руководством, что, вообще говоря, в школе, в которой девяносто процентов персонала женщины, большая редкость, и пользовались популярностью, граничащей, и границы нередко теряющей, с любовью учеников.
  Серж всего этого, разумеется, не знал, зато видел, что оба педагога были примерно одного роста и возраста, и относились друг к другу с трепетным вниманием и предупредительностью.
  - Ну, как вы к нам добрались, мы выяснили, - продолжил Дмитрий Михайлович, - теперь осталось понять, зачем.
  - Чем мы можем быть вам полезными?
  - Честно говоря, даже не представляем.
  - Теряемся в догадках.
  - Поймите правильно, не часто военные приходят к нам в школу за консультацией.
  - Мы здесь все-таки азы преподаем. Основы.
  - Не может же быть, чтобы что-то поколебало фундамент вашего мировоззрения?
  - Как знать, как знать, - отозвался Серж в той же манере. - Надеюсь, в этом вы и поможете мне разобраться.
  - Заинтриговали.
  - Просим, просим.
  - Меня интересуют зеркала Козырева.
  - Это потрясающе! К-зеркала, слушайте! Теперь их называют к-зеркалами.
  - И в школьных учебниках про них нет ни слова.
  - Я в курсе, - согласился Серж. - Но я уверен, что вы не просто, и не только педагоги, и знаете гораздо больше, чем говорите своим ученикам. Тем более, у вас интернет теперь есть.
  - Вот! В чем не откажешь нашим военным, так это в умении проникать в суть.
  - Да, и в способности извлекать ее наружу.
  - Вы, кстати, не знакомы с Геннадием Юрьевичем? У него в Доме офицеров мастерская, или целая лаборатория.
  - Мы его консультировали по этому вопросу.
  - Ну, как консультировали. Разбирались вместе с ним сами.
  - Почему бы вам к нему не обратиться?
  - Тем более, что он там у себя что-то такое уже соорудил.
  - Мы слышали, даже кое-каких результатов добился.
  - С Геннадием Юрьевичем я, разумеется, знаком. Но он сейчас в командировке, длительной, а нам срочно понадобились сведения.
  - Скажите, просто любопытно, а для чего они вам? Ведь не занимаетесь же вы у себя на службе экспериментами?
  - Нет-нет, экспериментами не занимаемся. Но возникли кое-какие обстоятельства, требующие осмысления. Короче говоря, нужно понять, как эффект зеркал проявляется, чтобы сопоставить с имеющимися наблюдениями. Хотя бы в общих чертах.
  - Понятно. Все, что не в учебниках, военная тайна.
  - Ну...
  - Ясненько. Что ж, в общих чертах мы можем.
  - Теперь можем.
  - Теперь, да. Поскольку немного...
  - Весьма поверхностно...
  - ...ознакомились с темой, помогая разобраться в ней Геннадию Юрьевичу.
  - Пока он помогал нам аппаратуру настраивать.
  - Именно... Я начну?
  - Пожалуйста.
  - Благодарю. Итак, зеркала Козырева. Прежде всего, сам Козырев никогда никаких зеркал не делал. Это академик Казначеев так назвал построенные им, или под его руководством, устройства, основанные на принципе, описанном Козыревым. Это принцип фокусировки энергетических или временных потоков в одной точке.
  - Казначеев, я слышал эту фамилию, - поделился Серж, и, в ответ на вопросительные взгляды физиков, пояснил: - Листал недавно один патент.
  - Чудненько, - закивал головой Дмитрий Михайлович. - Значит, вы основное уже знаете.
  - В патенте ничего про временные потоки не сказано.
  - Ну, слушайте, довольно и того, что сказано.
  - Мы с коллегой, строго говоря, удивлены, что патент вообще был выдан.
  - Потому что тема, как бы это выразиться, не вполне научная.
  - Псевдонаучная, как утверждают.
  - Но, что удивительно, многие вещи, прежде табуированные в научном дискурсе, постепенно вводятся в обиход. Ведь что такое время? Никто не знает этого. А оно, между тем, существует.
  - И неплохо себя чувствует, может быть, за наш с вами счет.
  - А что же там в этих зеркалах происходит?
  - Предположительно: в них изменяется скорость течения времени. И человек, помещенный в фокус зеркала, начинает видеть картины прошлого и будущего. И вообще, картины невиданной жизни. Потому что, где изменяется время, преобразуется пространство. Или наоборот. Это взаимосвязанные величины. Но, опять же, а как проверить? Все со слов подопытных, измерить и задокументировать ничего невозможно.
  - Пока, во всяком случае. Но это еще не все. Исходя из волновой теории времени...
  - Есть такая теория, предположение, или гипотеза, что время, как и свет, обладает волновыми свойствами. Но если со светом кое-какие подвижки в плане доказательств есть, в частности, в астрономии, то со временем...
  - Тем не менее, есть предположение, что время, как, скажем, электромагнитное излучение, можно поймать в особую ловушку, в которой возникает так называемая стоячая волна. Для электромагнитного излучения это может быть волновод.
  - А для времени - к-зеркало. Особого устройства.
  - Что же это дает? Какие свойства у такого к-зеркала.
  - А черт его знает! Все это на пальцах... Часы ведь измеряют время как длительность интервалов, но не описывают и не объясняют его свойства. Все остальное мы можем лишь постулировать, но не поверить инструментально.
  - Теоретически, время, попав в такую ловушку, замедляется, при этом отдавая энергию.
  - Если не ускоряется.
  - Ну, слушай, для ускорения в него придется вкачивать энергию. Много энергии. Это же очевидно.
  - И что же? Если замедляется?
  - Тогда, по идее, оно должно отдавать энергию. Слушайте, это же неистощимый ее источник. Если удастся построить генератор на этом принципе...
  - Конвертор...
  - Хоть как назови. Только все это даже не из области идей, а из области предположений. Это возможная, видимо, но не сегодняшнего дня революция. Но когда она случится, все звезды станут наши.
  - Да, видимый космос будет доступен, это точно.
  - Поэтому, мы с радостью оказывали посильную помощь Геннадию Юрьевичу в его изысканиях. Хочется приблизить мечту человечества.
  - И, кажется, у него есть в этом вопросе кое-какие успехи.
  - Ничего конкретно не знаем, разумеется, но впечатление создалось такое. Благоприятное.
  - Так что, лучше всего вам дождаться его возвращения из командировки и дальнейшие консультации, если они необходимы, проводить с ним лично.
  Тут дверь распахнулась от резкого толчка, и в класс вошел мужчина в заляпанном краской черном рабочем халате, Адам Ильич, как уже знал Серж. Волосы его были не влажными, а мокрыми, точно прямо из-под крана, минуя стадию сушки и утирки. По бледному, с выпученными глазами и взглядом какающего пекинеса, лицу также стекали крупные капли то ли воды, то ли пота. Сжатые в кулаки руки он погрузил глубоко в карманы халата, выглядел напряженным и его немного потряхивало. Блуждающим взором он оглядел присутствующих, и, выбрав для трансляции мысли Дмитрия Михайловича, обратился к нему скорей с утверждением, чем с вопросом:
  - Не пора ли нам пора?
  Спокойно, с головы до пят осмотрев вошедшего, педагог с ним согласился вполне.
  - А ведь и в самом деле, пора. Ну, - обратился он уже к Сержу, - просим нас извинить, дела. Срочная гуманитарная операция. Если что, заходите позже. Всегда рады помочь.
  - Да, - согласился с коллегой Олег Станиславович. - Уходим в народ.
  - Уходим вместе.
  - Вместе с народом. Тем более, все что знали, мы вам рассказали. К-зеркала тема специфическая, узкая, по ней и в интернете материала не много. По сути, всем, что нашли для Геннадия Юрьевича, мы с вами поделились. Более широко сведущ в вопросе только он сам.
  - Геннадий Хлебчиков - это голова...
  - Именно, голова.
  Серж покидал класс информатики сопровождаемый остановившимся взглядом Адама Ильича. Ощущение при этом было такое, что этот пекинес сейчас вцепится ему в ногу, поэтому он постарался контролировать заднюю полусферу.
  - Чудненько, вернемся к нашим овнам... - услышал он из кабинета информатики последнее, перед тем, как закрыл дверь. - Овнищам...
  
  - Ну, ты уже все знаешь? - спросил Сержа через пару дней во время очередного дежурства полковник Раужев.
  - Уверен, что нет, - отозвался тот.
  - Я имею в виду, про друга твоего, Хлебчикова?
  Серж только глубоко вздохнул. Он уже устал отрицать и доказывать.
  - Ладно, не вздыхай, - сказал Владимир Лукьянович. - И от дружбы не торопись отказываться. У нее бывают сложные периоды, знаешь ли, но настоящая дружба их преодолеет. И вернется, когда ты ее уже даже и не ждешь. Но я не об этом.
  - О чем же тогда?
  - О Геше твоем.
  - О, Господи!..
  - Спецы наши, в смысле, особисты, побывали в его мастерской в Доме офицеров.
  - Было бы странно, если бы они этого не сделали. И что там?
  - По делу, нас касающемуся, ничего интересного не нашли.
  - А вообще?
  - А вот вообще, кое-что странное было. Это мне один... В общем, в неофициальном порядке рассказали. Во-первых, была обнаружена большая конструкция из алюминиевых листов. Что-то вроде спирали или раковины, только плоской и необычной формы. Громадина, занимала почти все помещение мастерской. Внутри нее, в центре объема, на столе стоял неизвестный прибор. Это второе. Никто не может сказать, для чего он служит.
  - И больше ничего?
  - Больше ничего. Никаких улик, указывавших бы на причастность Геши твоего к диверсии у нас на КП. Вообще, мастерская маленькая, и весь ее объем, по сути, эта конструкция занимает. Он ее, похоже, из обшивки самолета соорудил.
  - Да, я видел однажды, он возле ГДО металлолом с машины разгружал. Прямо возле бокового подъезда. Плоскости самолетные, еще что-то...
  - Да? И давно это было?
  - Год, полтора назад, не помню точно. Но уже после того, как его уволили. Он тогда уже, видимо, этими делами увлекся.
  - Что же это такое? Эта конструкция? Ты не в курсе?
  - Думаю, это зеркало Козырева. Или к-зеркало. Видимо, он его построил.
  - Что еще за зверь такой?
  - Устройство для коррекции биофизического поля человека. Но там еще лазер нужен. Фокусирует энергетические и временные потоки.
  - Правда что ли?
  - Говорят, что так. Наука, официальная, ничего этого не признает. Хотя, кое-какие патенты на подобные устройства имеются.
  - Ну, точно, у Геши твоего после всех тех неприятностей голова немного поехала. И хорошо, если немного.
  - Я не знаю, почему он в эти дебри полез. Когда мы с ним еще общались, ни о чем подобном даже не разговаривали. Никогда.
  - Так, понятно. А ты сам зеркало видел?
  - Нет, в его мастерской я не был.
  - Откуда тогда знаешь?
  - Я с Людмилой Петровной разговаривал. Геша интересовался, литературу по этой теме подбирал. Я тоже посмотрел кое-что.
  - Мне Людмила Петровна говорила, что ты заходил. Так, понятно... - повторил он еще раз. - А про прибор, что сказать можешь?
  - Прибор я не видел, поэтому даже не представляю...
  Серж пожал плечами. Кое-какие догадки, в свете разговора со школьными физиками, у него возникли, но делиться ими он не стал. Даже с Владимиром Лукьяновичем. Уж больно все выглядело фантастически.
  - Так, - подытожил разговор Раужев. - Но может быть, еще увидишь. В смысле - прибор. Тебя вызовут, будь готов. Эти парни. Расскажешь им, что знаешь. И не темни там особенно, помни, что на кону твоя учеба в академии. Надо составить о себе благоприятное впечатление.
  До вечера, однако, никто его никуда не вызывал. Да и вообще, не беспокоил, тем более по этому, еще больному, но уже отчалившему на плоте времени и медленно отдалявшемуся от берега вопросу. Только текучка, обычные вопросы, не позволявшие расслабиться, но иногда все же оставлявшие голову свободной для размышлений. Например, можно было устроиться возле ИКО, индикатора кругового обзора, и внимательно следить за бегом развертки, ожидая, что вот-вот на нем появится отметка неизвестного борта. Или, наоборот, пропадет искра своего. Но глаза за всем следили автоматически, и были начеку, мысли при этом могли заниматься другими проблемами. И они занимались ими, даже не спрашивая разрешения у Сержа. Он все пытался осознать, понять происходящие события и особую роль в них Геши. О возможных неприятностях и опасностях для себя лично он, как ни странно, не думал, а вот судьба друга, пусть и бывшего, его занимала куда как больше. Если правда, что здесь у них под носом действуют враждебные, связанные с Литоралью силы, а этого отрицать было нельзя, он не мог себе представить, не мог поверить, чтобы Геша был с ними заодно. Чужая душа потемки, да, но, все же ему казалось, что Гешу он знал достаточно, чтобы сомневаться в таком развитии событий. Ему совсем не хотелось нести на себе ношу всех этих сомнений, так и подмывало пойти, куда следует, и облегчить душу, рассказать все, что знает, поделиться сомнениями, но... Кто поверит тому, в чем он сам сомневался, во что сам почти не верил, даже сжимая в кармане шильдик, или держа в руке универсальный ключ, добытый все равно, что во сне. Да и боялся он, до последнего опасался навредить невзначай Геше, будь он неладен, Виви, их девчонкам. Злился он на Гешу неимоверно, потому что - что за ребячество, так себя вести? Не думая о последствиях? А он всегда, всегда так себя вел. С этим шильдиком, кстати, давно пора разобраться. Да, разобраться... Ну, разберется он, выяснит, предположим, что да, от Маргаритки он, что дальше? Куда идти, кому докладывать, что говорить? Кто, опять же, ему поверит, во всю эту историю с изолированным крылом в ГДО? Тем более, про призрачный Дом, кто ему поверит? Не проще ли выкинуть его, пока не поздно, бросить в воду, вон, в той же Зуйве утопить? Выкинуть, не выкинуть, но таскать его с собой, в кармане, все время точно не стоит. Тем более, и номер, и индекс он помнил уже наизусть.
  Ничего, конечно, он не решил, потому что какой вариант действий не выбирай, каждый хорош и приемлем только наполовину, а то и меньше. Зато, сидя у индикатора, он все время ощущал спиной, а потом пару раз ловил и в зеркальном отражении стекла экрана тяжелый взгляд Захария Львовича. Этому-то что нужно, подумал он без неприязни, но со странным чувством беспокойства. Не выдержав, он оглянулся и посмотрел прямо, но Дукшта-Дукшица уже занимался своими делами, вычитывал что-то в документах, и внимания на него не обращал. Как бы. Вот, черт, разозлился Серж, совсем здесь параноиком станешь. Нет, точно из прибалтийских.
  
  Уже вечером, когда начальство ушло по домам, и на службе осталась только дежурная смена, на КП заглянул капитан Виктор Скубишевский, известный.
  Известный, причем, не только в штабе Корпуса, но и в масштабах всего гарнизона персонаж и оперуполномоченный Особого отдела. Не ВЧК - просто Особого отдела. Известность Виктор снискал на ниве неуемной борьбы с лазутчиками и шпионами, которая в его исполнении приобрела особенно активный характер после начала событий в Литорали. За нее же, борьбу свою, удостоился он и почетного наименования Смерш. Его так и звали - Витька Смерш, причем как коллеги по службе, так и не причастные к органам прочие аборигены военного городка.
  Скубишевский пришел в армию с гражданки, как тот же Хакопныш. Он закончил юридический факультет, но карьера не задалась, и тогда, по совету товарищей, он подался в армию, а точней в ОО, особый отдел по отдельному тяжелобомбардировочному корпусу - в военную контрразведку. Но был он несколько староват для старта карьеры, его сверстники ушли уже далеко вперед по всем показателям, выслуге, званиям, должностям, и Виктор понимал, чтобы догнать их, нужно совершить что-то выдающееся. А что экстраординарное можно совершить в Сосновом бору? Место хорошее, кто спорит, но для жизни, а никак не для демонстрации героизма. И тут случилась Литораль. Витька сразу смекнул, что это его время, его шанс, и принялся усиленно ублажать Судьбу, дергая ее за подол туники. Хлебнув из фляжки, которую постоянно носил с собой в потертом кожаном дипломате, он выходил на полевую работу, которая осуществлялась в основном в пределах центральной аллеи, от профилактория до ГДО, с тщательным прочесыванием попеременно то одного, то другого учреждения. Всех лиц, в отношении которых у него возникали подозрения, он незамедлительно доставлял в кабинет, располагавшийся в опорном пункте рядом с караульным помещением. Там, используя содержимое фляги в качестве сыворотки правды, он качал заинтересовавшее его лицо на предмет выявления в нем скрытого и глубоко замаскированного шпиона. Утром, не добившись желаемого, но не утратив веры в свою звезду, он шел на службу, с красными слезящимися глазами и источая дух сыворотки, действию которой лично он, как оказалось, не подвержен. Времена наступили тяжелые, успехи нужны были всем, поэтому на старания Виктора начальство смотрело вполне благосклонно. Оперативная работа, потому что, такая вот она и есть, что вы хотите? И наступал вечер, и капитан Скубишевский вновь выходил на свою тихую охоту.
  Завидев его сутулую долговязую фигуру издали, еще в начале аллеи, самые наблюдательные исторгали крик-предупреждение: Смерш! Смерш идет! После чего все, кто имел основания остерегаться, отодвигались в тень, оставляя силе подозрительности пространство и возможность действовать стихийно, до полного ее иссякания.
  Впрочем, находились и такие, и их было немало, которым содержимое фляги Скубишевского пришлось по нраву, и они выходили ему навстречу, и провоцировали на проведение повторного собеседования. Однако Виктор был не так прост, как многим казалось, он видел происки этих беспринципных искателей впечатлений насквозь. Иными словами, фальшивым энтузиазмом провести его было невозможно. И все же, иногда, когда других целей выявлено не было, Скубишевский брал в повторную оперативную разработку первого подвернувшегося энтузиаста. А вдруг в этой заднице в самом деле обнаружится бриллиант, думал он?
  Надо ли говорить, что после полугода такой активности к тому времени уже капитана, жена его забрала ребенка и уехала домой, к маме. Не выдержав тягот военного времени, как резюмировал он сам.
  Словом, Скубишевский заглянул на КП, поводил из стороны в сторону водянистыми, на выкате, глазами и, определив среди прочих фигур Таганцева, поманил его к себе пальцем.
  - Пойдем-ка, покажу чего, - сказал он ему, ну и всем остальным тоже, чтобы лишних вопросов не возникало.
  Дождавшись Сержа у двери, Скубишевский пошел вперед, указывая дорогу. Он не оглядывался, будучи уверен, что Серж идет за ним, в фарватере, и вообще никуда не денется. Как уже указывалось, был Виктор высок и сутул, имел привычку голову опускать вниз, вытягивая шею вперед, а фуражку сдвигая на затылок. Как черепаха без панциря. Он также носил усы, светлые и вислые, как у песняра. Он и похож был на Мулявина, такой же лобастый, с удивленным взглядом, только вместо лысины обладал густым чубом тонко завитых волос, выбивавшихся роскошным коком из-под козырька. Добавить сюда еще его манеру ходить в расстегнутом кителе, приспуская его с плеч, словно это какой-нибудь лапсердак, вихлястую походку, и образ оперуполномоченного можно считать завершенным. Да, не тем шагом он в детстве ходил. Если не тянул ты носок на строевом плацу, если не чихвостил тебя в наряде за внешний вид старшина, то это заметно, и это на всю жизнь. Отсутствие настоящей выправки уже ничем не восполнить. Вообще, думал Серж, ему, например, за такой вид давно бы Лукьяныч надавал по шее, а им, вишь ты, все с рук сходит. Одно слово: каста.
  Они спустились этажом ниже и прошли в левое крыло, в тот самый коридор, по которому, предположительно, уходил преступник после взлома КП. Сейчас дверь на крышу была закрыта изнутри на засов, на котором, в свою очередь, сверкал вороненным боком новенький навесной замок. Толкнув незапертую дверь кабинета в конце коридора, напротив лестницы, Виктор пропустил Сержа вперед, вошел сам и прикрыл за собой калитку.
  Войдя, Серж огляделся.
  Он оказался в помещении, которое, как ему представлялось, выглядело типичным логовом оперативников. Таких тысячи по всей стране, в них отсиживаются, греются, гоняют чаи и что там еще, разговаривают с посетителями и допрашивают задержанных патрульные и дружинники, следователи и участковые, - и прочий служивый люд. Голые стены, люминесцентный светильник под потолком, стойкий и отвратительный запах табака, грязи и проходного двора. Фанерованный светлым шпоном шкаф в одном углу, такого же типа стол и пара стульев в другом. Еще стулья имелись у стены напротив. Окно без занавесок чернело провалом в ночь, в отражении в стекле Серж заметил, как Скубишевский за его спиной снял фуражку и запустил ее на вешалку у входа. Попал. Самое же интересное находилось в центре комнаты.
  На сваренном из толстого уголка-пятидесятки и покрытом ламинатом верстаке, блестело черными боками некое устройство. Станок - не станок, насос - не насос... Может быть, генератор? Серж не знал, ничего подобного он раньше не видел. Блестело устройство не только черной зернистой поверхностью, но и различными бронзовыми частями, ручками настройки, шкалами, выключателями. Корпус был необычной волнистой формы, словно внешняя поверхность обтекала внутренние составные части или механизмы. При этом Серж заметил явную симметричность прибора: слева и справа на корпусе имелось по раструбу, бронзовому или латунному, рядом с которыми находилось по хронометру. Часы были заведены, громко тикали, прогоняя секундные стрелки по кругу, при этом показывали одинаковое время, секунда в секунду. Еще там были какие-то провода, не подключенные, вилка на столе двумя растопыренными пальцами указывала на Скубишевского.
  - Не боитесь?
  - Чего это? - не понял Виктор.
  - Что упрут? - Серж показал на прибор. - Его. Кабинет-то не заперт.
  Витька ухмыльнулся.
  - Хотел бы я посмотреть на того, кто смог бы. Мы его сюда вдесятером еле затащили. Тяжесть неимоверная. Ты, кстати, не представляешь, что это за устройство?
  Серж покачал головой.
  - А должен?
  - Ну, не знаю... На мой взгляд, вполне мог бы знать.
  - Нет, не видел никогда. А включать не пробовали?
  - Включали, почему же. Гудит только, больше ничего.
  - А если бомба?
  - Нет! Собачка взрывчатки не учуяла.
  - И откуда вы это приволокли?
  - Из мастерской твоего друга, Хлебчикова Геннадия Юрьевича.
  - А... - Серж осекся, мелькнувшей у него догадкой он делиться не собирался. Тем более, со Смершем. - Но мы с ним в последнее время не очень... Редко встречались.
  - Но все же встречались?
  - Нет. Совсем нет.
  - А с женой его?
  - А что с женой его?
  - Ну, я думал...
  - Лучше не думай так.
  - Понятно, - Скубишевский вздохнул. - Что-то у нас с тобой доверительный разговор не складывается. Попробуем очеловечить обстановку. Можешь, кстати, курить, если хочется.
  Он положил дипломат плашмя на стол в углу и, открыв, извлек из него флягу, пару стаканов и большой пакет в хрусткой промасленной бумаге.
  - Прошу! - пригласил он Сержа присоединяться.
  - О нет! Что ты! - запротестовал Серж. - Я же на дежурстве. Меня, если поймают, к стенке поставят, по законам военного времени.
  - Не ссы, - успокоил его Виктор. - Мы сами устанавливаем законы, в том числе и военного времени. А к стенке я тебя и так поставлю, ежели того заслужишь. Сейчас главное понять, заслуживаешь, или нет. Шучу. Давай-давай, устраивайся поудобней, разговор нам, как мне представляется, предстоит долгий. Тебе, кстати, привет от кореша моего, Женьки Задроцкого. Знаешь такого? Ну вот, с этого и начнем.
  
  
  
  
  Глава 15.
  Ты не представляешь, как это легко.
  
  
  
  
  - Чем это таким вкусным ты позавтракал? - с интонацией зависти в голосе спрашивал Сержа поутру Петр Петрович Марлинский, явившись на пересменку. Он принюхивался с явным интересом и одобрением.
  - Вообще ничего не ел, - заверил его Серж. - Со Смершем всю ночь беседы беседовали.
  - Ну, так тю! - воскликнул Пит. - То-то я смотрю. В смысле, чувствую.
  - Не завидуй.
  - Тю! Я же белой завистью. Ну, и что там Смерш?
  Серж пожал плечами.
  - Нашли взаимопонимание по некоторым вопросам. А другие темы требуют дополнительного обсуждения.
  - Так и в протоколе записали?
  - Без протокола, слушай!
  - Вот это правильно. Никогда ничего не подписывай. А если вынуждают, ставь крест. И потом отказывайся, ничего не докажут. Эти ребята из воздуха пирожки пекут.
  - Да я приблизительно так и понимаю.
  - Вот... Кстати, там внизу комиссия, уже здесь, так что ты осторожно, уходи дворами, чтобы тебя не унюхали. А то ведь никакой Смерш не признается, что вел с тобой беседы, выручать не будет. Да это и невозможно.
  - Да? Что за комиссия? Почему не знаем?
  - Ой, страшная... Комиссия МО. Я их еще вчера в гарнизоне видел. Двенадцать черных полковников и один красный подполковник.
  - Черные? Почему черные?
  - Потому что пехота. Ты же знаешь, авиацию всегда пехота проверяет. Со всей пролетарской ненавистью. А у них фуражки, петлицы - все черное. И морды, само собой, такие же. Они реально такие страшные, что сами себя боятся, бреются наощупь, чтобы в зеркало не глядеть.
  - Почему это?
  - Потому что страшно. Шутка. Но в этой шутке очень много правды.
  - Что они проверять будут?
  - Нас, Сережа, не тормози. По нашему случаю приехали, и по наши души. Эти, поверь мне, матку наизнанку вывернут каждому, кто в их лапы попадется, их на это и натаскивали. Вот после них и посмотрим, кто жив, а кто мертв. Кстати, подполковник, красный, из них самый опасный.
  - Потому что красный?
  - Потому что он акт писать будет. Как младший по званию. Что напишет, и как напишет, то и будет. Ну, ладно, давай, иди. Внимательней там! Не дай им шанса!
  Как и предупреждал Марлинский, выбраться из штаба сразу не удалось. Члены комиссии стояли на крыльце, курили, ожидая прибытия командующего. Среди них из командования Корпуса находился один Дахно, и лицо его было цвета околыша на фуражке подполковника, который, кстати, единственный из состава комиссии снисходил до перебрасывания с начальником штаба отдельными фразами. При этом он явно забавлялся своим могуществом, в то время как на Михаила Кирилловича было жалко и больно смотреть. Остальные двенадцать полковников молча дымили сигаретами, глядя остановившимися оловянными глазами в разные стороны. Они были похожи на стаю черных шершней, прикинувшихся безобидными мушками в ожидании рожка к атаке. И это было реально страшно.
  Вообще, в армии бытовало поверье, и связанное с ним руководство к действию, императив, - на глаза комиссии, любой, без особого и настойчивого с ее стороны понуждения, не показываться. Поэтому все члены сменившихся дежурных смен и расчетов в ожидании, когда расчистится выход из штаба, отсиживались в подходящем помещении на первом этаже, из которого через окно была видна часть крыльца. В комнате царил полумрак, свет не включали, портьеры задернули и сквозь щель в них самые смелые отслеживали изменение оперативной обстановки. Говорили шепотом, не курили, хотя очень хотелось.
  Серж стоял, прислонившись спиной к холодной стене, и, опустив голову на грудь, обдумывал последние события. Он видел, что ситуация с Гешиной мастерской, и вообще, с Домом имеет тенденцию к развитию, но пока не понимал, в какую сторону это развитие идет и к чему, в конце концов, приведет. Но что-то случится, это точно. Тоскливо захотелось избежать неизбежного, попросту - свалить отсюда. До убытия в академию оставалось совсем уже немного, дотянуть бы.
  Почувствовав, как кто-то навалился на его плечо, он точно очнулся и, скосив взгляд, посмотрел, кто бы это мог быть. Захарий Львович, собственной персоной. Серж хотел было по своему обыкновению пошутить на злобу момента, но что-то его остановило. Уж больно необычно выглядел подполковник Дукшта-Дукшица. Даже в комнатном сумраке было видно, как побелело и пошло пятнами его лицо, а губы обтянулись и съехали в сторону, оскаливая зубы. Глаза он прятал, отводил в бок. Серж помнил, таким начальник становился перед тем, как лезть на рожон или, словами полковника Дахно, залупаться. Серж удивился.
  - Ты что, Львович? - спросил он.
  - А ничего, - ответил Дукшта-Дукшица отрывисто и глухо. - Ты это, верни что взял. Сам знаешь, что. И знаешь, где.
  Серж вытаращил на него глаза.
  - Ты о чем, Львович? Я у тебя ничего не брал.
  - Брал, брал. И не у меня. Ты верни, просто, и ничего не будет. По хорошему верни.
  - Я не...
  - Ладно, я скажу. Ты ключ верни, который взял.
  - Львович, я же вернул тебе ключ, ты что, не помнишь? Еще тогда, на следующее утро.
  - Про этот я помню. Но я говорю про другой универсальный ключ, который ты взял, сам знаешь где. И где, кстати, не имел никакого права находиться. Верни, и забудь, и уезжай в свою академию.
  Серж был сбит с толку капитально. Просто наповал. Вот правда, откуда Дукшица мог знать о том, о чем никто не знает, а он никому не рассказывал? Да и вообще, какое ему дело? Ключ, про который говорил Захарий, был, кстати, тут же, при нем, заткнут за пояс под рубашкой. И на фига он таскает его с собой, подумалось. Вместе, кстати, с шильдиком. Надо бы припрятать куда, от греха подальше. Или отдать все же? Ну, нет уж, дудки. Что-то в нем возмутилось наезду, заартачилось.
  - А не было другого ключа, Захарий Львович, - сказал он севшим вдруг голосом. - Не знаю я, о чем ты.
  - Ну, как хочешь, - сразу успокоился и словно расслабился Дукшта-Дукшица. - Я, считай, предупредил. Решать тебе. Почему, кстати, от тебя спиртным разит? Откуда такой выхлоп в рабочее время?
  - Ну, так это, Смерш, в смысле, капитан Скубишевский допрашивал. Такой у него метод допроса.
  - Мне плевать кто, где, Смерш или Херш. Понял? Еще раз такое на службе случится, накажу. Прямо перед строем. А еще лучше, рапорт напишу, и пусть с тобой командование разбирается. У них прав побольше. Вот тогда и посмотрим, в какую академию ты поедешь.
  - Ты что, начальник, охренел? - только и нашелся, что спросить Серж. - Ты это серьезно? Ты это почему на меня прешь?
  -- А вот так! Чтобы помнил! Ночное дежурство тебе не вечеринка. Понял? И давай тут субординацию не забывай! По форме давай! И вообще, пошел ты!
  С улицы донесся крик: - Корпус, смирно!
  Прибыл Командующий. После доклада дежурного, он увел комиссию за собой наверх, в кабинет, и все, кто имел желание покинуть штаб и держаться от него подальше, смогли, наконец, желание осуществить. В числе прочих, и Серж.
  Он шел домой в глубокой задумчивости. Если дознавательские потуги Смерша были вполне объяснимы логически, и он воспринял их достаточно спокойно, то наезд Дукшта-Дукшицы окончательно выбил его из колеи. Как, чем объяснить последнее сольное выступление начальника, он не понимал совершенно. Нет, формально он был прав, но по существу... Отношения у них давно стали дружескими и доверительными, при всей субординации, поэтому он вполне мог рассчитывать на понимание с его стороны. Однако вместо понимания вылезло что-то совсем другое. Злоба какая-то, враждебность даже. Козья морда. С чего бы? Нет, он все же из прибалтийских. Или из германских. Это и есть то самое развитие ситуации, которое он ожидал? Ох-хо-хо. Если так, скоро станет совсем весело. Пока не разъяснится каким-нибудь ясным и понятным образом.
  В результате, Серж так задумался, что просквозил мимо столовой. Очнулся он лишь возле своего подъезда, пришлось оттуда возвращаться обратно. Аппетит не то чтобы был испорчен, он просто исчез, и даже отличный, зажаренный антрекот ситуации не исправил. Серж просто не заметил, что съел. Но поесть все равно было надо.
  Дома, несмотря на все свое возбуждение и гудящие беспорядочные мысли в голове, он все же завалился на диван, отсыпаться после бессонной ночи. Как ни крути, а самое верное решение в создавшейся ситуации. Чтобы успокоить нервы заглотил два драже экстракта валерианы - по совету Тамары, она, кстати, и привезла ему пузырек с таблетками - и через несколько минут уже наслаждался беспамятством. Без сновидений, видений и наваждений. Просто нырнул в темный, теплый омут, ушел на глубину и пропал там.
  Нашелся и вынырнул на поверхность он ближе к полудню. Какое-то время лежал, вслушиваясь в доносившееся со стороны кухни осторожное мерное позвякивание, вызываемое, видимо, скольжением ложки по краю посуды. По мере того, как этот звук глубже проникал в сознание, росло его понимание, что это значит, он наливался радостью, точно сумерки солнечным светом, и расплывался в улыбке.
  А потом все звуки стихли, и в комнату заглянула Тома.
  - Не спишь уже? Разбудила? Прости...
  Серж, глядя на нее, молча улыбался. А когда она, приблизившись, наклонилась, чтобы поцеловать его, она обнял ее и притянул к себе. И все, растворился в счастье, и понял, что ничего другого ему не надо. Планы планами, холодные расчеты, все это хорошо, но важно понять, что есть твое, что есть настоящее, найти и вовремя остановиться. В данный момент он знал, что сливается со счастьем, что Тома его лучшее убежище и защита от бед, и выпускать ее из рук он больше не собирался. Но нет, не в этот раз, не удержал.
  Едва освободившись от его объятий, чтобы вдохнуть воздуха, Тома стала оправдываться.
  - Сереженька... Ты прости, что я так, без спроса. Но ты все равно давал мне ключ, и я попросила Марью Ивановну...
  - Я рад тебя видеть, - прервал он ее. - Я всегда буду рад тебя видеть. Кстати, твой ключ на полке под зеркалом.
  Заметив, как глаза ее наполнились слезами, он прижал ее мокрое лицо к своему.
  - Плачь, женщина, плачь, - поощрил он ее излияния. - Так можно. Слезы счастья - живая вода.
  А потом их обступила, поднялась паводковой волной и поглотила нежность.
  Позже они пообедали и пошли погулять по лесу. В ту, заколдованную, как он теперь знал, рощу Тому Серж не повел, благо и других мест для прогулок было предостаточно. Пошли в другую сторону, вдоль стадиона, обходя линию пятиэтажек. За стадионом в тени сосен белело здание санчасти, здесь же обступили тропинку громадные дубы, посаженные, видимо, первыми жителями и строителями гарнизона в незапамятные времена. И тут они стали невольными свидетелями прямого педагогического акта, осуществлявшегося непосредственно на лоне природы, в особо изощренной демократичной форме.
  У невысокого заборчика, отделявшего три ряда скамеек, вдоль которых они продвигались, от беговой дорожки стадиона, держась за ограду одной рукой, стояла женщина лет сорока, а подле нее лобастый белобрысый мальчишка двенадцати, наверное, лет. Мальчишка всхлипывал и периодически слегка подвывал. По ту сторону заборчика, на дорожке, противостоя этим двоим, находились еще человек пять мальчишек, примерно того же возраста, что и хныкающий лобастый. Мальчишки разбились на две группы, приготовившись при необходимости улепетывать в разные стороны. А необходимость такая могла возникнуть, потому что женщина имела к ним серьезные претензии и явно не собиралась отступать.
  Женщину и лобастого мальчишку Серж узнал, это была жена Дукшта-Дукшицы Марута и, соответственно, его старший сынок Теодор. Поэтому, проходя мимо, он с ними поздоровался. Марута его то ли не признала, то ли ей было не до того, и, скорей, второе, она лишь окинула его мутным взглядом и вновь обратилась к самому крупному из мальчишек, явному и неоспоримому лидеру, с которым вела перепалку.
  - Не смейте его трогать! - крикнула ему Марута.
  - Да кому он нужен! - парировал мальчишка.
  - И не дразните! Ишь, какие умные выискались!
  - А пусть не ябедничает!
  - А ты перестань хныкать! - накинулась она на сына. - Лучше двинь ему в нос! Тебя, зачем на каратэ отдавали?
  - Так их все равно больше. И они сильне-е-ей.
  - А ты скажи им, что папа, когда придет, их переловит, и будет держать, а ты их всех обоссышь. Так и скажи, понял!
  - Шаболда! Шаболда! Дукшта шаболда! - заскандировали мальчишки на разные голоса.
  - Что?! - взвилась Марута. - А ну-ка ползи сюда, мерзкий выродок, недоносок, я сама тебя обоссу!
  Она рванулась вперед, схватить и наказать, и даже закинула ногу на заборчик, словно намереваясь его перемахнуть, но мальчишки бросились врассыпную, а она, видимо, осознала, что сзади есть свидетели, нежелательные, поэтому замерла в такой, несколько акробатической позе, представив для обозрения крепкие ляжки. Потом сдала назад, встала на обе ноги и резко повернулась.
  Была Марута невысокой, крепко сбитой женщиной с сильными руками и ногами. Густые русые волосы, перехваченные по лбу лентой, топорщились кверху, поэтому в целом она напоминала макловицу, кисть для побелки, поставленную на попа. Бледное, не лишенное определенной миловидности лицо, вздернутый нос, злые в этот момент глаза. Была она в коротком ситцевом платье без рукавов и синем фартуке с центральным карманом поверх него, на ногах растоптанные шлепанцы. Похоже, сынуля оторвал ее прямо от плиты.
  - Что выставились? - накинулась она на Сержа.
  - Да просто шли мимо.
  - Вот и идите! Могли бы, кстати, и помочь!
  - Не хотелось вмешиваться в педагогический процесс.
  - Ну-ну. Ты этого дядю знаешь? - спросила она у сына.
  - Капитан Таганцев, папин подчиненный, - доложил тот.
  - Ах, вот как! Что ж, готовьтесь к благодарности по службе, - предрекла она Сержу. И снова сыну: - Пошли домой. Я киселя наварила, похлебаешь.
  - Я не хочу киселя, меня от него тошнит.
  -- А меня от тебя тошнит. Никто ведь и не спрашивает, чего ты хочешь. Пошли, я сказала!
  Звон тяжелой затрещины, всплеск возмущенного воя. Мать с сыном быстро удалились по дорожке к дому. Марута перемещалась энергичным грозовым фронтом, разнося руки от локтей и выворачивая ноги в стороны, мальчишка семенил рядом.
  - Уф... - оттаяв от внезапного ступора, произнесла Тома. - Жизненная ситуация.
  - Да-а-а. Не знаю, что и сказать. Жена начальника, непосредственного, педагог, между прочим, по образованию. Русский язык и литература. Давно, правда, не работала... Четверо детей, этот - старший.
  - А, тогда понятно. Учитель должен изъясняться доступным аудитории языком. Вполне, кстати, литературный язык. Но она все равно плохой учитель. Может, призвания нет, может, квалификацию потеряла. Или жизнь такая, достала...
  - Правда что ли? Откуда знаешь?
  - О, из первых уст, у меня мама педагог.
  - Про маму я знаю. А что с папой?
  - Отец тоже... В некотором роде, - она кивнула в сторону уходящих. - Мальчик, какой способный.
  - Да уж... Слушай, мне ужасно стыдно перед тобой за эту сцену. Я просто не предполагал такого. Прости...
  - Ты тут при чем? И вообще, как можно предполагать такое? Забудем...
  - Вот тебе, кстати, гарнизон, во всей красе. Яркая картинка жизни, пример.
  - Ну, что гарнизон? Я много чего видела и слышала, и в разных местах. Я, знаешь ли, не в стерильном мире оперетты живу. И потом, мне, Сереженька, все равно ведь, что за место. Меня не гарнизон, а ты интересуешь. Влечешь. Я за тобой... Ты не представляешь, как это легко мне - следовать за тобой.
  - Ну, что я? Есть ведь и другие, лучше меня.
  - Нет-нет, Сереженька, мой герой ты. Определенно.
  Серж не нашелся, что ответить. Он был смущен, поэтому просто пожал плечами. В последнее время у него наметилась такая привычка, замалчивать, уходить от слов. Лучше так, чем говорить, что попало только потому, что надо что-то сказать, оправдывал себя он.
  Молча, чувствуя легкое головокружение и пульсацию нежности в груди и в кончиках пальцев, он взял Тому за руку и увлек ее дальше по дорожке, которая привела их на берег Зуйвы. Речушка, следуя изгибу долины, охватывала гарнизон полукольцом. Здесь дали раскрывались глубже, и луга расстилались шире, по зелени бродили или лежали темными холмами коровы, подпрыгивали стреноженные кони. Остро пахло навозом, речной тиной, простором, ветром, солнцем, жизнью...
  - Нас пригласили на свадьбу, - вспомнив, сообщил Серж новость.
  - Правда? Кто же?
  - Ее ты знаешь. Светлана.
  - А, Светочка. Вот здорово!
  - Да. Теперь она будет Светлана Хакопныш. Наверное, если фамилию поменяет.
  - Пусть им улыбнется счастье. А когда?
  - Уже в эту субботу.
  - О, нет, Сереженька, у меня концерт, я не смогу.
  - Как жаль. Ну а мне придется. Я должен.
  - А ты иди, конечно. Друг все-таки женится.
  И бывшая подруга, подумал Серж, но не стал произносить вслух, понимая, что этот факт Тома и так прекрасно осознает.
  Время пролетело незаметно. Вечером он на машине отвез Тамару в город. Окунулся мимоходом в его сонную, поблескивавшую огнями фонарей и витрин одурь, вдохнул так и не ставшую родной атмосферу, и, исполненный стеклянной грусти, вернулся обратно. Всю дорогу назад он размышлял над тем, что таких счастливых сюрпризов, как сегодняшнее появление Тамары в момент пробуждения, в его жизни давно уже не происходило, и случатся ли еще - неизвестно. Хотелось бы, но особой надежды он не питал. Его личные ощущения нашептывали ему, скорей, обратное. Предчувствия рисовали, навевали образ гигантского болта. Будто закинуло его на нитку резьбы, и кто-то могучий медленно, с интересом следя за его реакцией, навинчивает ему навстречу гайку. Наблюдатель, ишь ты...
  Вернувшись домой, он сразу завалился спать, предполагая перед тем, как заснуть, обдумать хорошенько последние события. У него случались иногда в такие переходные из яви в навь моменты импульсы озарений, но ничего подобного в этот раз не случилось. Перед глазами все время стояло улыбающееся лицо Томы, и все мысли, и все силы его были направлены на то, чтобы удержать видение, постараться, чтобы она ни в коем случае не прекратила улыбаться. Он удивлялся, с радостью и тревогой, как менялись его мысли о Томе, и чувства его, и отношение. Так, в тревожном все-таки больше удивлении, незаметно для себя, он заснул, нырнул в тот мир, где радости, предполагалось, больше. Но все опять случилось не так, как мнилось, и сон его, по сопутствующим ощущениям, оказался схож с ездой на поезде. Состав несся, ломился неведомо, куда, а в голове его, и вне ее, в пространстве, все время раздавалось: тук-тук, тук-тук, тук-тук... Потом он проснулся, точно причалил с разбегу - к берегу, дебаркадеру, перрону. Он почувствовал тепло. К тому же приятно пахло, запахи казались непривычными, пряными, изысканными, и он сразу же понял, что находится не дома.
  Глава 16.
  Когда встал, тогда и утро, где проснулся, там и дом.
  
  
  
  Где находится, он тоже сразу понял, едва открыв глаза, ему не пришлось для этого долго осматриваться. Хотя, он все же осмотрелся.
  Он лежал на спине, на слишком коротком для его роста, но широком диване, был одет, в форме. Под головой подушка из гобеленовой ткани, ноги закинуты на валик и потому задраны кверху. Тонкая мягкая кожа обивки была отличной выделки, хорошего качества и, видимо, дорогой, как и сам диван. Большую часть запахов источала именно кожа, она пахла чем-то сладким, с нотками ванили. Помещение, в котором стоял диван, показалось Сержу довольно обширным, дальние его пределы выглядели неясными, и оно точно не относилось к его квартире. Окна, видимо, скрывались за портьерами, он их не видел, и все же комната была не ярко, но достаточно освещена.
  По правую от дивана руку, наискосок, удобно для наблюдения, в таком же точно кожаном кресле, развалившись, восседал Гонорий Тукст, Директор, собственной персоной. Он курил сигару и при этом с интересом наблюдал за этапами пробуждения Сержа. Сигару, Серж! Ну, конечно же! Теперь он уловил и узнал этот запах сигарного дыма. Очень интересно. Особенно же любопытно, каким образом он здесь, в Доме, очутился.
  Похитили, или трансгрессировал естественным образом?
  Если господин Директор ожидал от гостя какой-то бурной реакции, испуга или хотя бы активного удивления, то ничего такого не последовало. Серж улыбнулся, потянулся, и произнес вкрадчиво ласковым голосом:
  - Доброе утро! Как вам это удалось?
  - Что удалось? - не вынимаю сигару изо рта, спросил Тукст.
  - Заполучить меня к себе?
  - Сам, представьте, удивляюсь.
  - Правда?
  - Абсолютно.
  - И что вы в этой связи предполагаете?
  Тукст пожал плечами.
  - Посмотрим. Там видно будет. Но, раз уж вы все равно здесь, я, пожалуй, устрою вам небольшую экскурсию по месту, куда вы так стремитесь попасть. Поднимайтесь, если не желаете больше спать. Будем считать, что утро для вас уже наступило.
  - Когда встал, тогда и утро, - определился со временем суток Серж.
  - Где проснулся, там и дом, - откликнулся Гонорий фальшиво радушно. - Девиз холостяка.
  - Тогда уж, дом там, где спать лег, - возразил Серж, вставая. - Не сказал бы, кстати, что сильно сюда стремился. Хотя мне, конечно, любопытно.
  - А, все равно, что тут спорить, - подвел черту Тукст. - В конце концов, каждый оказывается там, где должен. И где имеет возможность находиться.
  Он тоже поднялся с кресла, в котором сидел, и оказался значительно ниже ростом, чем можно было предположить, и чем казался Сержу раньше. На нем была все та же вытертая кожаная светло-охристая куртка. Прямые волосы на голове лежали от темечка во все стороны густой шапкой, только над глазами были сдвинуты налево косой челкой. Они представлялись на тон темней куртки, выглядели рыже-коричневыми, формой и цветом придавая директору сходство с подосиновиком. Глаза, однако, полнились не злобой, как при первой встрече, а скорей интересом. Он пыхнул дымом, вынул сигару из стальных своих челюстей и махнул ей, приглашая следовать за собой. Тут только Серж сообразил, кого он ему напоминает. Захарий Львович, точно. Только меньше росточком. Зато волосы сильно гуще и притом рыжие. Да, дела, подумал он и, разминая на ходу затекшие мышцы спины, прогибаясь и выкручиваясь, последовал за директором.
  Следуя за Гонорием на два шага позади, Серж с интересом разглядывал своего провожатого. Ноги того обтекали брюки военного образца с накладными карманами над коленями, сбоку, которые в свою очередь, с наплывами, забирались в высокие армейские ботинки на шнуровке. Берцы, вспомнил Серж название. Толстая рифленая подошва, завязки, как узлы на память, болтаются пучками. На поясе, под правой рукой, вынырнув из-под куртки, мерно покачивалась в такт шагам тяжелая кобура. Она была плотно застегнута на кожаный ремешок, но из-под оттопырившегося сбоку клапана за Сержем внимательно приглядывал вороненный глазок. Блестела сталью рукоять оружия, которое всегда под рукой и наготове. В милитари, с этой своей сигарой в зубах, господин Тукст напоминал команданте, или даже мелкого военного диктатора, какими их показывают в кино. Образ складывался несколько карикатурный, но, ввиду тяжелого снаряжения с оружием, проявлять веселость и ерничать было бы не благоразумно. Лучше уж попридержаться, подумал Серж осмотрительно.
  Он совершенно не понимал, где, в какой части Дома находится, даже на каком этаже. Они долго шли тем же порядком, Гонорий впереди, указывая путь, Серж за ним двумя шагами позади, по бесконечным, разветвляющимся и пересекающимся, как система тоннелей, коридорам. Как тут возможно не заблудиться? Иногда они сворачивали в ту или другую сторону, поднимались или спускались на пару ступенек. Как он ориентируется? На стенах никаких указателей видно не было. Хорошо еще, что проходы освещались, хоть как-то, редкими подпотолочными светильниками. Еще реже встречались окна, но все как-то в отдалении, в нишах, так что и света оттуда поступало немного, и выглянуть в них не удавалось. И сегодня - никакого тумана, во всяком случае, пока. Ни зеленого, ни синего, ни эталонного седого. Зато двери на их пути встречались, но тоже не часто, и все они были заперты. Эти закрытые двери наводили на мысли определенного толка. Серж думал, что совсем неплохо было бы иметь при себе ключ, подходящий ко всем этим замкам, и инстинктивно ощупывал карманы. Напрасно, он и знал, что напрасно, потому что вчера после дежурства, утомившись от лишней тяжести, собственноручно сунул свой, так сказать, ключ в шкафчик на кухне, к фляжке. Спрятал классическим способом - в жестянке с чаем. А вот теперь он бы ему пригодился. Хотя, его наверняка обыскали, пока он спал. Гонорий этот, обшмонал. И точно забрал бы ключ, найди он его. Ведь из-за ключа, похоже, все это представление и разыгрывается. Ладно, как сказал Гонорий, посмотрим, что дальше будет.
  Коридоры все не кончались. Но больше поражала не их протяженность, а прямо-таки космическая пустота. За весь переход лишь пару раз он видел в отдалении какие-то темные неясные силуэты, да и то нельзя было сказать наверняка, то были реальные люди, или что-то померещилось. Вообще, странно, думал он, что такой домина, махина, стоит пустой. Для чего-то же надо было строить эту громаду? Или, он только пока пуст и не заселен, но придет время, и все изменится? Что же это будут за люди, и для чего они здесь появятся? Какие у них цели и задачи? А национальность? И когда это время наступит? Ой, что-то тревожно становилось у Сержа на душе, неспокойно. И, главное дело, ни с кем ведь не поделишься своими сомнениями. Потому что, а с кем он может говорить на эту тему? Кто поверит его рассказам о Доме, если кроме него никто его не видит? А так получается, что кроме него - никто. Ему одному, за какие-то заслуги или прегрешения, предоставлялась такая возможность, видеть и даже бывать здесь. Чекисты и те ничего не обнаружили, в той же Гешиной мастерской, и пройти к Дому не смогли. Что? Как? Почему? Никакого представления.
  Дом...
  У него это получалось само собой. Он шел в ГДО, или к реке, в прошлый раз, например, собирался погулять по лесу, а в результате оказывался в Доме. Как это происходило, и долго ли еще будет возможно, не ведомо. Ему, когда он обо всем этом думал, представлялось, что Дом - место куда более значительное, чем просто отдельно стоящее, пусть и выдающееся здание. По ощущениям, это было странное и удивительное место концентрации энергии, где щекотали нервы предчувствия открывающихся возможностей, где возвращались утраченные воспоминаний, оживали прежние чувства и беспокойства. Дом сам решал, пустить его или закрыться, прогнать или завлечь. Быть может, он еще захочет поговорить с ним серьезно, заставит выслушать нечто, приказ или откровение, или, предложит высказаться ему самому. В этот момент времени, или в другой, который назначит сам, опять же, по собственному усмотрению. Как все же могло получиться, что он лег спать у себя, а проснулся здесь, в Доме? К чему все это? И, кстати, не напрасно ли наделяет он Дом разумностью? Субъектностью даже? Что во всем этом, правда, а что вымысел и наваждение?
  Но пока только при помощи сверхъестественных допущений можно объяснить странности Дома и всего, что с ним связано. Во всяком случае, на теперешнем уровне его понимания. Например, способность Дома к мимикрии. Серж уже знал, что в следующий раз Дом будет выглядеть совершенно по-другому. Он в любой момент мог измениться, сейчас же явно маскировался под Дом офицеров. Зачем это? Может, чтобы однажды занять его место? Бред какой-то, и все же? Но если ГДО относительно невелик - три этажа, два крыла, - то Дом изнутри просто огромен. Сегодня он пустынен, погружен в сумрак, и его коридоры похожи на катакомбы - длинные, извилистые, теряющиеся в темноте, но легко было себе представить, как он полнится народом и кипит, точно праздничный котел. По его коридорам, кажется, можно бродить вечно. Даже за время их короткой экскурсии он увидел много интересного и загадочного. Бесконечные лестницы - вверх-вниз, вверх-вниз. Длинные переходы, упиравшиеся в уютные фойе, открытые площадки, огороженные балюстрадами, анфилады комнат и галереи, зимний сад, тренажеры, бассейн. Конечно, буфет...
  Серж понимал, что Дом ему показывали, или он сам перед ним раскрывался, не случайно. Но для чего? В чем цель демонстрации?
  В чем, черт возьми, цель этого представления? Он никак не мог понять главного, ухватить суть.
  Ловушка? Тогда в чем его личная ценность - для них, кто бы они ни были? Для организаторов, тех, кто стоит за всеми этими необычными вещами. И кто стоит? Зачем тратить на него такие ресурсы? В чем смысл?
  С точки зрения Сержа, как рядового гражданина своей страны, происходящее - необычно и необъяснимо, почти чудо. Даже без почти. И очень подозрительно. Поэтому, в глубине души, ему хотелось, чтобы все оказалось сном. Порой ему так и казалось, что он во сне. Но нет, не во сне, не сон это. И даже не чудо. Ведь когда Дом исчезал, Серж продолжал все про него помнить, ощущая связь и неразрывность времени - как единый поток реальности. Сны редко помнятся в таких подробностях.
  Смысл, цель, задача... Слова-проклятия последнего времени. Вопросы, требующие ответов, которых он не знал, и потому изматывающие, высасывающие силы, вынимающие душу. Возможно, все дело в том, что правильно поставить вопросы у него пока не получалось. Над всеми мучительно довлел один, глобальный: зачем?
  Директор этот, тоже. Странная фигура в странном месте, за пределами которого не водится. Еще в ГДО, больше нигде его Серж не встречал.
  Кстати, про буфет.
  Он был устроен в лучших традициях. То есть, если бы его устройством занимался Серж лично, или, допустим, Геша Хлебчиков, он все сделал бы именно так. Были у них с Гешей схожие представления и предпочтения, и возможность их выяснить и проговорить.
  Гонорий щелкнул выключателем, а, может, пальцами, Серж не уловил, чем, и зажегся свет.
  Вспыхнули матовые шары под потолком и поплыли по кругу. Как бы поплыли, как бы.
  Небольшое уютное помещение неправильной формы, если абстрагироваться - реально каюта на яхте, только иллюминатор задернут плотными шторами. Все остальное как положено. Стены обшиты деревянными панелями, акцентированные вкраплениями бронзы, мебель обтекаемой округлой формы, много продольной фрезеровки. Все необходимое под рукой: большой буфет в стиле все же арт-нуво, со странной резьбой и гранеными стеклами в дверцах, за которыми поблескивали фарфор и хрусталь, у стены сервировочный стол и еще, другой, овальный. Мягкие полукресла, изогнутые спинки, полосатая обивка. Дерево старое, но не темное, вишня с янтарем, точно подсвеченное изнутри. Высокий холодильник, по другую сторону от буфета плита, на которой при желании можно разогреть, что угодно.
  На полу темно красный узорчатый ковер ручной работы.
  - Прошу.
  Тукст старался казаться радушным и любезным хозяином. И пока ему это вполне удавалось.
  Серж демонстрировал независимость и бесшабашность, пока успешно. Он застопорился на пороге, оглядывая помещение.
  - Прошу, прошу! Вы ведь еще не завтракали. Только обслуживайте себя сами, договорились? Там кофе-машина, справитесь?
  Серж пожал плечами, в очередной раз поймал себя на этом паразитном телодвижении и положил в дальнейшем, будь что, избегать подобных. Он взял в буфете чашку, сунул ее под сосок машины, нажал на кнопку. Взорвавшись грохотом, заработала мельница, потом машина утробно заурчала и, наконец, принялась плеваться кипятком. Остро, до головокружения, запахло свежесваренным кофе. Когда машина закончила свое благое дело, Серж перенес чашку на стол, потом взял с буфета вазочку с орешками и тогда тоже присел к столу, напротив Тукста. Тот наблюдал за ним с молчаливым спокойным интересом, той острой злобы и агрессии, которые он выплеснул на Сержа при первой встрече, не было и в помине.
  - Как мне к вам обращаться? - спросил Серж. - Мне сказали, вас зовут Гонорий Тукст?
  - Кто сказал? - всполошился имярек. - А, понятно, господин Кунгуров. Что ж, пойдет и так. А можете, если пожелаете, звать меня просто, Директор.
  - Директор, простите, чего?
  - Директор филиала, вот этого всего, что вы видите и где находитесь.
  - Вы возбуждаете мое любопытство. Вот это, филиал чего? Какого учреждения?
  - Просто филиал. Пока ограничимся этим. Придет время, уже скоро, и вы все узнаете. Все узнают.
  - Звучит прямо угрожающе...
  - Нет, на самом деле, ничего страшного. Все как обычно, как всегда было, как будет.
  - Вы говорите загадками.
  - Приходится соблюдать кое-какие секреты, по долгу службы. Повторюсь, придет время, и вы все узнаете. В определенных рамках, конечно.
  - Как скажете... - Серж пожал плечами, снова. Плевать, подумал ответно на собственное внутреннее злорадство. Бросил в рот пару орехов, тщательно разжевал и запил глотком кофе. - И все же, хотелось бы понять, где находится это место? И как, например, я здесь оказался? И почему больше никого нет?
  Тукст откинулся на спинку и заложил ногу за ногу. Сцепив руки на колене, повертел носком ботинка. В надраенной коже тусклым пятном отразился и, подхватив движение, покачался светильник. Взгляд Директора снова стал колючим, подозрительным, неприятным.
  - Дело в том, что мы и сами пока не понимаем, как вы здесь оказываетесь. Считается, что филиал расположен в особо охраняемой зоне, недоступной для посторонних. Поэтому здесь никого и нет. А вы есть, и с этим надо что-то делать. Ну, про это я вам уже говорил.
  - Может быть, все дело в тумане?
  - В тумане?
  - Да. Знаете, классическое: вошел в туман, а вышел незнамо где. Или вовсе пропал.
  - Пф-ф, не знаю... Туман всего лишь побочный эффект, возникающий при тонкой и точной настройке оборудования. Но сегодня ведь нет никакого тумана. К тому же, хорошо, пусть туман, все равно другие им не пользуются, кроме вас - никто.
  - Не обязательно. Откуда вы знаете?
  - Уж мы-то знаем, поверьте. У нас отличная аппаратура слежения. Ладно, вы допили свой кофе? Тогда пойдемте, немного развлечемся.
  Серж кивнул согласно, одним глотком допил кофе, а, поднявшись, завертел головой, приглядываясь, куда бы отнести пустую чашку.
  - Оставьте, - коротко бросил Директор. На выходе, пропустив вперед Сержа, он щелкнул, теперь уже точно, пальцами, и свет в буфетной погас.
  Ничего себе, сильно удивился Таганцев и инстинктивно, не успев подумать, повторил действия директора, так же щелкнул.
  Свет вспыхнул вновь.
  - Очень интересно, - сообщил явно озадаченный Тукст. - Вообще-то, включать свет и совершать другие манипуляции в доме, это прерогатива лишь сотрудников, коим вы не являетесь. Очень интересно, и странно, и надо с этим разбираться. Пойдемте.
  Он снова щелчком погасил свет и, не оглядываясь, будучи, видимо, уверенным, что Серж обязательно последует за ним, двинулся по коридору - от буфета направо. Вскоре они снова повернули направо, потом еще раз, и как-то быстро оказались на лестнице, по которой стали спускаться. У Сержа мелькнула мысль, что интересно бы узнать, на каком этаже Дома побывал, ведь он даже не подозревал этого. Вообще, надо полагать, что изнутри Дом растекается не только по горизонту, но и по вертикали тоже. Вверх, вниз? Пока вниз. Один виток лестницы, второй, здесь мелькнул коридор с окнами, в котором, похоже, он был накануне, потом еще один виток и они оказались в темноте. Отчетливо гудела какая-то машина. Подвал?
  - Прошу, - пригласил Гонорий, - продемонстрируйте свои способности.
  Серж бесшабашно хлопнул в ладоши, и темнота тотчас распалась на фрагменты. Из темных усеченных пирамид, продолговатых и похожих на опрокинутые гробы, на поляны зеленого сукна под ними низверглись потоки света. Пирамиды висели над бильярдными столами на цепях, прикрепленных к высокому потолку, так что конусы света выхватывали их темноты сами столы и часть пространства вокруг них, все остальное оставалось в тени. Они находились в бильярдной, а она, в свою очередь, как и предполагал Серж, в подвале Дома, - как, собственно, и в реальном Доме офицеров. Серж насчитал семь освещенных столов для бильярда, что было за стеной сумрака, и было ли за ней что-то, и насколько подвал простирался вширь и вглубь, осталось за кадром. Но из того, что уже открылось, легко было предположить, что помещение огромно. Многовато будет, подумал Серж, многовато. По тем меркам и примерам, которые он видал и знал раньше, бильярдная на десять столов - это очень солидное заведение, рассчитанное на обслуживание большого количества народа. Столько игроков не наберется даже на весь Сосновый бор. Возникал вопрос, где эти люди? Откуда ожидаются к прибытию? Непонятно, как говаривал полковник Дахно, непонятно. Но, раз все готово к приему гостей, значит, ждать осталось недолго. Сколько?
  Серж поймал себя на мысли, что стал очень подозрителен, быть может, необоснованно. Но ведь все и выглядит весьма сомнительно, ведь так? А он человек военный, все видит под определенным углом зрения, так что...
  Они стояли у подножия лестницы, по которой только что спустились. Назойливо гудел скрытый где-то в неопределенности двигатель. Серж ощущал явную вибрацию пола под ногами, но где находится машина, за стеной или еще ниже, под полом, сказать было сложно. Оглянувшись, он заметил под лестницей угол слегка приоткрытой двери, из которой на пол вываливалось узкое и короткое лезвие света.
  - Там, под нами машинный зал, - откликаясь на мысли гостя, пояснил Директор. - Что делать, без генераторов мы не можем существовать. Приходится терпеть некоторые неудобства. Впрочем, все это временно. Прошу!
  Он снова сделал широкий приглашающий жест рукой с зажатой в пальцах дымящейся сигарой. Она, как показалось Сержу, нисколько не уменьшилась в размерах с тех пор, как он, проснувшись, впервые ее увидел, а, между тем, все дымила и дымила.
  - Прошу, - повторил Тукст вежливо, но настойчиво. Стало понятно, что он не просто так развлекает гостя, идя на поводу его желаний, а имеется у него некий план, и теперь он, наконец, приступил к его выполнению.
  - После вас, - заучтивился было Серж, но, наткнувшись на чугунную улыбку Директора, бросил это бесполезное занятие и проследовал вперед. С таким же успехом можно было пытаться развеселить или сбить с толку мраморный бюст товарища Ленина.
  Подвал делился на зоны поддерживавшими потолок массивными прямоугольными колоннами, в промежутках между которыми стояли столы. Они прошли примерно на середину освещенного пространства, к одной из зеленых полян. Это был величественный и самый большой из наличествовавших бильярдный стол для русской пирамиды, из ясеня, о восьми ногах и с массивным лафетом. Футов одиннадцать, а то и все двенадцать, оценил экземпляр Серж. Стол свободно стоял между двумя колоннами, места для игры оставалось предостаточно. Колонны, как и видимые в отдалении стены помещения, покрывали панели из темного дерева, по бокам на них висели зеркала. К одной из колон мостилась массивная напольная киевница с резной пелериной. На ней, на скромный взгляд Сержа, находилось все необходимое для игры: четыре кия, грифельная доска и мел на полочке, и, как минимум, один комплект шаров. На двух носиках под полками для шаров висел треугольник. Рядом с колонной напротив располагался низкий буфет или сервировочный стол для напитков, правда, без оных, и два высоких стула. К описанию стоит прибавить, что сами столы утверждались непосредственно на бетонной стяжке пола, а проходы между ними и колоннами были застелены плотным, но не скользким ковролином. Воздух в подвале казался сухим, Серж чувствовал на лице отчетливый его ток, создаваемый работающей вентиляцией. В общем, все устроено по уму, оценил бильярдную Серж. Хотя, гул под полом все же отвлекал. Впрочем, кто сумеет от него абстрагироваться, получит дополнительное преимущество.
  - Ну, что, сыграем партийку? В Американку, а? - предложил Тукст. Подойдя к столу, он положил на английское сукно руку и простучал по поверхности дробь. - Настоящая ардезия, - не удержался от похвальбы. - Одной плитой!
  - Вы, дядя, образованный не в меру, как я посмотрю, - отреагировал на начитанность и проникновение Директора в детали Серж.
  - Ну, так, епт! - скромно ответствовал Гонорий. - От жизни следует брать, по возможности, лучшее, поэтому за оборудованием бильярдной я наблюдал лично.
  - О, мои поздравления. Вам кое-что удалось.
  - Я старался. Как для себя.
  - Я вообще-то по части бильярда не очень, - сообщил Серж. - Если прямо - весьма посредственно. Едва знаком с внешним видом.
  - Что так?
  - Каждому свое.
  - Это справедливо. Но напрасно, напрасно... Тем не менее, друг мой, сыграть вам все-таки придется.
  - Придется?
  - Просто никуда не деться. Мало того, вам, следует поднапрячься и попытаться меня обыграть.
  - Послушайте, перестаньте изображать из себя чемпиона мира?
  - Ну, а я и есть чемпион, этого зала точно.
  - Конечно! В гордом одиночестве. Здесь же никого кроме вас нет.
  - Это теперь нет! А вообще, чтоб вы знали, кто здесь только ни бывал. Знаменитости разные, да. С самим Сталевым не раз на этом самом столе шары раскатывали.
  - Правда? А кто это?
  - О! Великий человек.
  - И каковы ваши успехи?
  - Я много чего от него почерпнул.
  - Вы, Гонорий, однако, скромник. Интересно, как вы этих знаменитостей сюда проводили?
  - Это было не трудно. Есть способ. Даже два. Меня больше интересует, каким образом вы пробираетесь сюда без спроса? В том числе, в бессознательном состоянии, то есть во сне?
  А чтоб я сам знал, подумал Серж. Вслух же напустил таинственности:
  - Есть способ! Даже два.
  - Вижу, что есть, потому и интересуюсь. Это, друг мой, непорядок и нарушение режима, поэтому способ сей следует исключить. Оба способа. Даже искоренить.
  - Ничем не могу помочь, - пожал плечами Серж.
  - Ладно, разберемся с этим позже, по ходу. Хотя, может, позже как раз это будет уже не важно.
  - Почему так?
  - Обстоятельства могут перемениться. Они и так все время меняются. Но, пока они такие, какие есть, меня самым серьезным образом волнует пропажа секретного оборудования. Не постесняюсь озвучить, специального ключа. Учтенного, между прочим, надлежащим образом!
  - Извините, Директор, но какое я к этому имею отношение?
  - Непосредственное, как мы полагаем. Кроме вас никто из посторонних в филиал не проникал.
  - Да я вот только...
  Сердитым категоричным жестом Тукст отмел жалкую попытку Сержа увильнуть от ответственности.
  - Имеем твердую убежденность!
  - А доказательства? Факты? Не пойман, не вор, помните?
  - Помню, все помню. Поэтому предлагаю следующее...
  - Извините, господин Директор, что перебиваю, но нас тоже волнует пропажа оборудования. Секретного, специального и учтенного. Из одной воинской части. По этому поводу у вас есть что сказать?
  - Абсолютно! К тому, что происходит за стенами филиала, я отношения не имею.
  - Вот, видите. Зато мы имеем твердую, на сей счет, убежденность!
  - Однако не пойман, не вор, как вы сами говорите. Но вы мне зубы не заговаривайте! Здесь вам не тут! Отвечайте ответы, которых вас спрашивают!
  Господин Тукст вдруг, от волнения, что ли, заговорил деревянным коверканным языком. Но Сержа этим было не удивить, он армейским диалектом владел в совершенстве, поэтому только обрадовался.
  - Любой вопрос - любой ответ! - провозгласил он соответственным образом. - Но прошу учесть, что меня здесь не стояло! Ни прежде, ни тогда, когда. Ни, тем более, теперь!
  Гонорий уставился на Сержа широко раскрытыми глазами, соображая, что это только что было. Сглотнул.
  - Ладно, - сказал, - прервемся на здравый смысл.
  Сопя и причмокивая, Директор раскурил погасшую сигару. Клубы синего дыма поднялись к потолку и там, подхваченные невидимым током воздуха, вытягиваясь длинной кишкой, понеслись прочь, в темное неведомое. Вентиляция работает исправно, снова приметил Серж.
  - Ладно, - повторил Директор, успокоившись и обретя прежнее психологическое равновесие. - Вернемся к игре. Ведь жизнь игра, так, правильно? Предлагаю сыграть партию. Предполагал провести с вами мини турнир, партий из пяти, но, кажется, это лишнее. Да и времени нет. Зато усилим элемент случайности. Итак, партия, условия следующие...
  - Если на деньги, то я пас. У меня с собой ни гроша. Тем более ни цента.
  - При чем здесь центы?
  - Ну, как? Вы же...
  - Слушайте, Таганцев, не отвлекайте меня вашими глупостями! Условия будут следующие: если вы проиграете, вы возвращаете нам ключ.
  - Которого не брал? Понятно. И как вы себе это представляете?
  - Пойдете и принесете его сюда. Мы вас отпустим под ваше честное слово.
  - Круто! Вы вот серьезно на это рассчитываете? Что я вернусь?
  - Конечно, я полностью полагаюсь на ваше слово, вы же офицер! Только не делайте умное лицо, Таганцев. По той же причине.
  - А если я откажусь? Или, к примеру, выиграю?
  Господин Тукст ухмыльнулся.
  - Я же сказал: в этом зале я чемпион. Но если, вдруг... Элемент случайности, не знаю, что... В таком случае у вас все еще будет две возможности.
  - Выбор невелик.
  - Согласен, но он есть. Мы всегда оставляем выбор за персонажем, право на него священно. Для вас он следующий. Либо мы вас нейтрализуем, на постоянной основе, либо вы добровольно присоединитесь к своему другу, Геннадию Юрьевичу. Полагаю, ему ваша помощь будет полезна.
  Новость про Гешу прозвучала как взрыв бомбы ночью на кладбище, - с двойным эффектом. Серж стоял, оглушенный, яростно соображая, что все это значит, для него, для Геши и вообще. Всю его браваду и желание ерничать сдуло напрочь, взрывной волной.
  - При чем здесь Геннадий Юрьевич? - спросил он, наконец, прерывающимся голосом. - Позвольте, но он ведь в командировке?
  - Естественно! - согласился Тукст весело. - Мы сами ему ее оформили. Командировка в нашем филиале. Длительная. Вообще, следует отметить, что Геннадий Юрьевич работает на нас давно и плодотворно, и внес просто неоценимый вклад в наше становление. Без него, прямо скажу, ничего этого бы не было. Почему я вам это рассказываю? Да потому, что плевать. Потому что даже если вы отсюда выберетесь и приметесь на каждом шагу всем рассказывать, кто вам поверит? Никто, можете не сомневаться. А будете настаивать, вместо академии отправитесь в психушку. Как вам перспективка? Так что, повторяю, единственный вариант для вас не вляпаться во все возможные неприятности, вернуть нам ключ. Ну, что решаем?
  - Будем играть!
  - Воля ваша.
  - Именно.
  Серж повернулся, чтобы взять с подставки кий, и в этот момент прямо на уровне глаз перед ним в воздухе появилось нечто. Больше всего нечто было похоже на кукольные стеклянные глаза. Два блестящих белых шарика, соединенных между собой перемычкой, без радужки, только черные зрачки видоискателей. Как оно держалось в воздухе, было не понятно, но держалось легко, при этом вело себя как муха: крутилось перед глазами и норовило сесть на голову. А когда Серж отмахнулся от него рукой, поднялось выше и заняло неуязвимую позицию. Издавало жужжание.
  - А это кто еще? - спросил он у Тукста.
  - Это наш параглаз. Прошу знакомиться.
  - Что за параглаз?
  - Ну, дорогой мой, за вами ведь глаз да глаз нужен. Стало быть, один плюс один, два глаза. Вот, пара глаз и есть.
  - А, в этом смысле...
  - Именно. Он же послужит нам и маркером.
  - Он еще и мелом писать умеет?
  - Зачем ему мел? Электронная система фиксации и подсчета. А мелом мы и сами сможем, отдадим дань традиции.
  - Ладно, не пора ли нам пора? - вспомнил Серж магическую формулу. Долгий разговор начал его утомлять. - Давайте начинать уже.
  - Вы уже спешите? Очень хорошо.
  Господин Директор, сунув в рот сигару и щурясь на один глаз, с помощью треугольника выставил шары на столе. Потом бережно, точно гранату-лимонку, утвердил на поверхности биток.
  - Разбивайте, прошу вас. Уступаю без розыгрыша.
  Тукст, дымя сигарой, благодушествовал. А что ему? Клиент на кукане, ситуация под контролем.
  - Напомните, пожалуйста, правила, - попросил Серж соперника.
  - Ну, как же так, голубчик... Впрочем, извольте. Без отдельного битка, то есть бьете любой любым. Игра до восьми шаров. Штрафы как обычно, за этим параглаз проследит. Он же и подсчет вести будет, хотя, уверен, до восьми вы и сами сосчитать в состоянии.
  - Сурово, - подметил Серж.
  - А что бы вы хотели? На войне, как на войне, - подчеркнул Тукст.
  Серж взял с подставки кий, прикинул его на руке. Хорошо сбалансирован, достаточно увесист, таким и не по шару неплохо пойдет... Словно прочитав его мысли, параглаз отлетел подальше и с безопасного расстояния прожужжал фокусировкой. Жужжи, пчелка, жужжи, подумал Серж, прикидывая дистанцию до соглядатая на прищур. Вполне достать можно, вполне. Мелком он тщательно натер наклейку.
  - Ну-с! Давно не брал я в руки шашек!
  Он подошел к переднему борту, не столько поправил, сколько покрутил, чтобы почувствовать, биток, потом прицелился и хлестко ударил. Шары с липким коротким стуком раскатились по столу, а крайний правый залетел прямиком в лузу.
  - С почином вас, Сергей Сергеевич! - поздравил оппонента Тукст. Чтобы не мешаться, он забрался на высокий стул. Раскорячившись, пристроил ноги на перекладины и с бесшабашным видом запыхтел сигарой: пыф, пыф...
  Все-то, гад, знает, подумал Серж. И как по батюшке зовут, и все остальное. Разведка работает. Он походил вокруг стола, оценивая расстановку шаров и прикидывая следующий удар. Ты еще не знаешь, с кем связался, думал он, зло подергивая усами. Ишь ты, с почином! Тоже мне, Копченый выискался. Увидев подходящий вариант, он уложил шар почти прямым ударов в боковую лузу. Следующий попытался забить от заднего борта наискосок через стол, но шар ковырнул угол лузы, ударился о передний борт и выкатился напротив прямехонько под удар.
  - Повезло вам с подставой, - указал он на обстоятельство Туксту. - По-директорски.
  - Какая подстава? Никакой подставы здесь нет, - затараторил Тукст скороговоркой, соскакивая со своего насеста. - А если бы, так и что? Мы все равно подставы не выставляем, не договаривались.
  Он подождал, пока Серж извлечет сыгранные шары из сеток и уложит их на полку. Потом, далеко перегнувшись через стол и поставив левую руку для упора почти вертикально, ударил. Пущенный с близкого расстояния шар забился между латунными углами лузы, но в нее не пошел, не пожелал, извернулся, словно обладал талией и шеей, и отскочил на центр стола.
  - Что такое? - озадаченно вопросил Тукст. Нехотя вернулся он на свой насест.
  - Не переживайте, - успокоил его Серж. - Вы при любом раскладе выигрываете. У вас же все схвачено!
  Следующие пять шаров он уложил в лузы один за другим, как автомат, пока снова не случилась осечка. Совсем скисший Директор воспрянул духом, просиял лицом. Он спрыгнул со стула и вышел на рубеж.
  - Ну-ка, ну-ка! Посторонитесь...
  Посмотрел на сыгранные шары, выставленные Сержем на полку, и не отказал себе в удовольствии высказаться:
  - Ни одного шара стоящего. Все легкие и прямые.
  - Нормальные шары, - возразил Серж. - С двух рук, между прочим, наколотил.
  - Ладно, наблюдайте, как это делается.
  Определившись, Тукст прицелился и ударил. В ту же лузу, в которую его шар не пошел в первый раз. Новая попытка оказалась столь же результативной. Шар растопырил локти и не полез, устоял, удержался на поверхности стола, несмотря даже на то, что его подталкивал накатившийся биток.
  - Что за бббб! - воскликнул он в сердцах.
  - Эта луза, похоже, для вас заколдована, господин Директор. Надо было в другую пытаться.
  - Вы думаете? Попробуйте сами!
  - Можно, кстати, и попытаться. Вот тут вырисовывается комбинация.
  Щелк! - и шар влетел в лузу.
  - Партия!
  - Фигня это, а не партия!
  - Ну, дорогой товарищ, фигня не фигня, а, того, деньги на стол! Надо уметь проигрывать.
  Серж сознательно подразнивал господина Директора, тот, надо сказать, заводился легко, и теперь находился в том, примерно, взвинченном состоянии, в каком пребывал при их первой встрече в кабинете Кунгурова. Он уже соскочил со стула на пол и, вцепившись в кий, грыз сигару и яростно сверкал глазами. Пора было рвать когти, но Серж не мог придумать, как это сделать. Стол возвышался преградой между ним и Тукстом, он медленно обходил его по кругу, держа кий перед собой за точку баланса. В какой-то момент, неотрывно присматривающий за ним параглаз, занимая более выгодную, с его точки зрения, позицию, вылетел в пространство над столом, прямо под светильником, и оказался на одной линии между ним и Директором. Тут что-то щелкнуло в голове Сержа: сейчас! Без замаха, вдогон движению, тяжелым концом кия, точно битой в лапту, он ударил по зазевавшемуся наблюдателю. Удар получился мощным, плотным, параглаз, точно испарился, мгновенно превратившись в облако обломков, которое устремилось господину Туксту прямо в голову. В нее же полетел и брошенный Сержем кий. Уворачиваясь от всего сразу, Гонорий нырнул под стол и там вдруг взвыл, ожегшись, видимо, сигарой. Не теряя ни мгновения, Серж бросился к двери. Сориентировавшись по направлению, хлопнул в ладоши. Свет погас.
  В кромешной темноте он успел сделать три-четыре шага, прежде чем раздался щелчок, которого он, впрочем, не услышал, и вновь стало светло. Но он опять хлопнул, свет погас, снова вспыхнул, погас... Корректируя направление бега в моменты коротких вспышек, он исхитрился без травм проскочить между столами и колоннами. Зато за спиной у него загрохотало, Тукст, видимо, врубился во что-то на бегу и яростно закричал ему во след. А, может, и не ему, возможно, давал кому-то, невидимому, указания. Но Сержа уже было не остановить, он рвался к цели и был в шаге от нее. Вот и дверь под лестницей, как и виделось ранее, приоткрытая. Едва он схватился за ручку и распахнул ее...
  
  
  
  Глава 17.
  Они сошли с ума.
  
  
  
  Едва Серж проскользнул под лестницу и схватился за ручку двери, ведущей, как он предполагал, вниз, в машинное отделение, как тут же что-то сверкнуло в глазах, шандарахнуло по спине, толкнуло в шею, а когда дым рассеялся, он оказался в собственном подъезде. Настоящий волшебный фокус, подумал он восторженно. И едва не сбил с ног спускавшуюся бочком по стеночке Марь Иванну. Интуиция его не подвела, он был уверен, что его в любом случае не допустят к генератору - а вдруг начнет крушить-ломать? - и вышвырнут куда-нибудь в реальность. Вот и вышвырнули, спасибо им за это огромное. Он пока не стал задумываться, кому им.
  Марь Иванна от неожиданности и испуга чуть не опрокинулась на ступени, но Серж успел ее подхватить.
  - Да что ж ты несешься, как сумасшедший! - заголосила она. - Словно с этого сорвался, как его...
  - С кукана, - предложил свой вариант Серж.
  - С его! - махнув рукой, согласилась старушка.
  - Молоко, Марь Иванна, на плите оставил, - соврал он.
  - Так беги ходчей, растяпа! - всполошилась соседка. - Беги, покуда пожара не утворил!
  Серж помог бабушке восстановить равновесие, и бегом поднялся к себе. Требовалось, настоятельно требовалось все как следует обдумать. Но прежде всего, необходимо было определиться со временем. И с днем недели тоже, между прочим, а то его выдернули, непонятно откуда, и засунули неведомо куда, в результате он совершенно потерял чувство реальности. Не пропустил ли он очередное дежурство, вот в чем вопрос?
  Он едва успел закрыть дверь за собой, как в прихожей зазвонил телефон. Не без волнения, Серж поднял трубку.
  - Попомни наш уговор! - донесся издалека голос Тукста. Зловеще так: у-у-у-говор-р-р!
  - Не было никакого уговора! - закричал в ответ, отводя, наконец, душу Серж. - Не было!
  - Попомни!..
  Серж в сердцах бросил трубку на рычаг.
  - Чертов... - начал он озвучивать подобающие, по его мнению, определения и характеристики господина Тукста, но, прервав хозяина на плавном взлете фантазии, телефон зазвонил вновь.
  - Ну, что еще! - вновь закричал он в сердцах, сорвав трубку. - Я же сказал, не...
  - Говорит подполковник Дукшта-Дукшица, - самоопределился звонивший. - Таганцев, ты как-нибудь давай потише, а? Что это ты разошелся?
  - А, Львович, ты... Извини. Один товарищ здесь никак не понимает...
  - Ну, ладно, твои дела. Я вот о чем. Ты же на свадьбу к Андрею собираешься?
  - Да, приглашен...
  - Но там твоя смена как раз выпадает. Поэтому мы переставили, Андрей попросил. Ты отдежуришь завтра, и тогда в субботу будешь свободен. Это, кстати, твое последнее дежурство выходит, бумага из академии пришла, так что с понедельника три дня на расчет, и до свидания! Понял? Только смотри, с дружками своими осторожней, не завязывайся сильно, чтобы утром был как огурчик.
  - А который теперь час?
  - Ну, ты даешь! Половина двенадцатого, обед скоро!
  Гм, вроде, снова нормальный мужик, как обычно, думал Серж про Захария Львовича, переживая новость. Так что же он тогда ко мне из-за ключа прицепился? Странно, словно какая-то перелетная, внезапная напасть людей перекручивает, выворачивает. Кривое зеркало, черти что... Зеркало...
  Он вдруг испытал настоятельное желание помыться. После путешествия по Дому и пережитых там приключений. Руки еще помнили гладкую, зализанную тяжесть кия, и ему все казалось, что жужжит над ухом параглаз и сверлит его затылок взглядом. Вода в бойлере оказалась не слишком теплой, скорей прохладной, но ждать, когда она нагреется, не хотелось, да и не было на то времени. Оно так даже и лучше, освежиться, остудиться. Он забрался в ванну, встал под лейку. Вода текла вялой струей, с напором в гарнизоне всегда были проблемы. Проблемы были, а напора не было. Он стрельнул в ладонь жидким мылом, быстро намылился. Зеркало, всплыло в сознании слово, зеркало...
  Вот эти зеркала Козырева, к-зеркала, причем они здесь, какую роль играют в этой истории? А ведь играют какую-то, совершенно точно играют, и не последнюю. Но про то ему практически ничего не известно, как было до последней встречи с Директором, так осталось и после нее. Видимо, единственный, кто сможет ему все объяснить, это Геша. Как Бивис с Баттхедом и предупреждали. Осталось его разыскать. Но не факт, что он соблаговолит с ним объясняться. Совсем не факт.
  Странная, однако, складывалась ситуация. Рядом с ним, вокруг него происходили совершенно необычные, даже невероятные события, объяснить которые он не мог, но в которые, тем не менее, все больше и больше втягивался. Никто особо не вовлекался, а он - да. Почему-то. Словно каким-то насосом, настроенным избирательно на него, затягивало его в неведомую реальность, из которой все трудней было выбираться. А не случится ли однажды так, что не выберется? И снова, как уже успел заметить, рассказать о происходящем никому он не мог, как и спросить совета. Вот, выпадает он из реальности, а правда ли это? На самом ли деле так, или все в его голове только происходит? Тогда ему прямой путь в психушку. Спасибо, не хочу. А хорошо бы смыться, наконец, от всего этого в академию. Уехать и забыть про все. Беда только, что можно и не успеть. При таком ходе событий, который все убыстряется и убыстряется, вполне может произойти что-то такое, что напрочь перечеркнет все его планы. В таком случае остается одно, идти напролом. Напролом, вот именно. Находить Гешу и брать его за грудки. Ничего себе, командировочка! Сидит, значит, в Доме, шары гоняет... Если этот гений все организовал, пусть сам и расхлебывает. Ишь, как все с ним носятся: Геннадий Юрьевич, Геннадий Юрьевич... Геннадий Юрьевич, бл... Незаменимый, ага. Выходит, есть незаменимые? Выдергивать его, на хрен, оттуда! Пока вовсе не сгинул. А эти пусть без него пробуют!
  Он совсем погрузился в размышления, но вода, заместившись в бойлере водопроводной, резко сделалась жгуче холодной и немедленно вернула его в реальность. Захлестнула волна дрожи, он перекрыл кран, выскочил из ванны и принялся с остервенением растираться полотенцем. Вспыхнул телесный огонь, полыхнул по плечам и спине, пошло тепло по жилам, - хорошо!
  Так, что же он узнал? Суммируя с известным ранее?
  Есть одно странное место на земле, некое изолированное и закрытое от нас пространство. Оно совсем рядом с нормальным, и где-то как-то оба пространства пересекаются, перетекают друг в друга. Возможно, места переходов укрыты зеленым туманом, он сам его видел, было. Да, есть еще нарисованные на стенах двери, которые тоже проницаемы для него, только чтобы их открыть, нужен ключ. Он вообще каким-то непонятным образом туда попадает, стоит только захотеть. Но иногда это случается и помимо его воли, последний раз его просто унесло туда из сна. В том пространстве есть Дом, построенный кем-то для чего-то. Но неспроста дом тот построен, поскольку заправляет там всем Директор, мерзкий, в общем, тип. Директор ничего напрямую не рассказывает, но делает неприятные и угрожающие намеки. Чего вот он так хорохорится? Или что-то знает? Неизвестно. Нет, он-то что-то действительно знает, но нам про то неизвестно. Далее, это место как-то связано с тем, что происходит в Литорали, с войной и пришельцами. Потому что универсальный ключ оттуда, из зоны. Если же судить по обнаруженному им в кабинете Директора шильдику, который, кстати, еще нужно идентифицировать, с налетом на КП это тоже как-то связано. Теперь, Геша. Геша, мудила, похоже, тоже в этом деле увяз по самые оливки, но не совсем понятно, как? Какую роль он в происходящем играет, как увлечение к-зеркалами могло завести его в параллельное пространство, к Дому и всему тому, о чем он еще не знает? Неужели, Геннадий Юрьевич в своих опытах и изысканиях открыл что-то стоящее, настоящее? Такое, о чем, например, Дмитрий Михайлович в школе говорил восторженно-мечтательно, с придыханием? Стоячая волна времени, генератор энергии нового типа? Или что-то еще, хлеще? Ужас какой... Фантастика, научная. Или - не научная. Но, с одной стороны, фантастика, а, с другой, - Литораль. А это уже реальность. И в этой реальности идет война, которую мы не имеем права проиграть. Да, Геша нужен. За грудки, прижать, встряхнуть, и пусть рассказывает. И пусть попробует не рассказать!
  
  День прошел в раздумьях. Странно, правда? Раньше он себе такого не позволял, долго размышлять над чем-то. Что тут думать? Трясти надо! То есть, всегда и прежде всего, был он человеком действия. И пусть свои импульсивные поступки он не всегда тщательно просчитывал наперед, зато, сколько чудесных неожиданностей они ему дарили! Правда, чудесных мгновений. Но теперь все, изменилось. Обстановка, сам хитрый ход событий требовали от него четких и продуманных действий. Вот он и думал. Но пока раздумья его ни к чему не приводили, и больше походили на тщетные потуги опрокинуть лбом стену непонимания. Или проломить, что тоже не удавалось.
  Вообще, день этот складывался неодолимо тягучий, долгий, выматывающий, особенно на контрасте с бурлеском событий в Доме, с его искрометной партией в бильярд и быстрым ретированием под хлопки и вспышки света. Качели. Жизнь то замирала, залипала в какой-то точке подвешенности, то срывалась и неслась в пропасть, подскакивая и грохоча так, что дух захватывало.
  Периодически он пытался дозвониться до Тамары, но никак не получалось застать ее на месте, да и связь, и обычно по большей части отвратительная, сегодня была из рук вон плохой. Дотянулся, связался с ней он уже вечером, Тома была в филармонии, шел концерт, и она готовилась к выступлению.
  - Что у тебя случилось? - сразу почувствовала она в его голосе тревожную напряженность.
  - Да нет, все хорошо. Просто хотел тебя услышать.
  - Мне уже надо бежать на сцену. Когда увидимся?
  - В воскресенье, после свадьбы?
  - Ах, свадьба... Я буду занята все выходные...
  - Тогда на той неделе.
  - Хорошо, созвонимся. Береги себя!
  - Ты тоже...
  Он не смог сказать ей, что наступил срок уезжать. Хотел... Нет, и не хотел. Не по телефону. Он так и не решил, не знал, что же ему делать. С Тамарой, и вообще. Те цели, которые он перед собой ставил, дальние, казалось, рубежи, вдруг придвинулись вплотную. Наступала пора осуществления, реализации планов. Но совсем неожиданно намеченные ориентиры представились ему, если не совсем ошибочными, так и не такими уж важными, какими казались прежде. Он вдруг засомневался, а правильно ли, а нужно ли ему то, что он себе нафантазировал? Те вершины, которые он положил покорить, они действительно так важны для него, важны вообще, или они всего лишь миражи, суть блистающие обманки? Это, кстати, плохо, время колебаний давно прошло, сомневаться следовало раньше. Он подумал и удивился, как все же изменились его интересы, буквально за пару месяцев, как изменилось все, и он сам в том числе. Совсем, совсем другие идеи обуревали им теперь, и это были настоящие идеи, не прежнее баловство. Но жизнь в том и состоит, смысл ее главный, чтобы научиться различать и видеть среди бутафории и тромплеев настоящее. Девчонки важны, безусловно, кто бы спорил, но на определенном этапе. Как и все. Этап рано или поздно заканчивается, мужчины идут дальше, а девчонки остаются, вытирают слезы и машут платками им вслед. Вот и он, уже должен идти в свое далеко. Отсюда - в безбрежность. Возможно, не исключено, кто-то пойдет с ним. Так вот, этот кто-то - Тамара, или та, которую ему еще только предстоит встретить? Это вообще от него зависит, или свое слово должна сказать Судьба? Полагаться на Судьбу? Снова? Хм, оказывается, пришла пора не только свершения планов, но и принятия новых решений. Кардинальных, наверное - окончательных. Не ошибиться бы. Сердце подскажет? Ну-ну...
  Укладывался спать пораньше, чтобы завершить, наконец, тягомотину бесконечного дня, да и выспаться, он чувствовал, не мешало. И тут он подумал: а вдруг? Что, если его снова, прямо из сна, закинет в Дом? А он окажется не готов к новой переделке? Непорядок, другой раз ему так просто уйти не удастся. Просто не дадут. Но как? Что можно сделать, как подготовиться - если что? Ключ он решил оставить в тайнике, пусть будет там, хоть и так себе тайничок, но все же, в первый раз сработал. Что тогда? Он с сомнением оглядел комнату, и тут его взгляд зацепился за поставленную в угол за телевизором палку для гимнастических упражнений. Вот что! Он быстро достал ее из отстойника, покрутил в руках. Он называл ее дубинкой, и она таковой являлась. Но фактически это был буковый черенок от тяпки. Он тоньше, чем ручка лопаты, но тоже достаточно увесистый и крепкий. Серж купил его в хозяйственном магазине для занятий белояром. Есть такая старинная русская система борьбы, он ей стал заниматься после того случая, когда пришлось тростью отбивать Гешу у неприятеля. Тогда он понял, что не так это просто, размахивать палкой, и что неплохо бы в этом вопросе поупражняться. Увлечение быстро прошло, но кое-какие движения и приемы он все же освоил. В чем, кстати, недавно убедился параглаз, на личном печальном опыте.
  - Нарекаю тебя мечом! - сообщил он дубинке о повышении статуса и сунул ее в постель, к стенке. Авось, если что, сумею воспользоваться, подумал он. С этими мыслями, представляя себя рыцарем, спящим в обнимку с холодным клинком, согревая его собственным телом, он и отошел ко сну.
  Расчет его на авось полностью оправдался. Да и как иначе? Он же русский, а авось у русских всегда был и остается главным и верным союзником.
  Заснул он сразу, а проснулся внезапно. Что-то прошумело, будто металлическая шторка свалилась на пол. Звук стих до того, как он вернулся в реальность, но он уловил его отголосок - незатухающую звенящую тревожность. Адреналин вспенился, толкнул кровь, сердце гулко застучало, набирая обороты, и через три его удара он был готов действовать. Потом он почувствовал, что кто-то чужой находится в его комнате, прямо за ним, и приближается. Тогда он, как спал, сжимая двумя руками палку, так, подобравшись, и ткнул ей в пространство позади себя. Пространство, действительно, оказалось не пустым, он в кого-то попал, этот кто-то глухо ухнул и загрохотал телом, отваливаясь назад и падая навзничь. Телу завторил сухим, точно кашель, прыгающим стуком отскакивая в сторону опрокинутый стул.
  В комнате было темно, как, собственно, и должно быть в лесу ночью, поэтому Серж ничего не видел. Только тени и сгустки тьмы. Он рывком, продолжая вращательное движение, сел на диване, прижавшись спиной к стене, и пикой выставил перед собой палку. Потом нащупал висящий у изголовья шнур с выключателем от настольной лампы и зажег свет.
  Их было трое на одного - нормальное, классическое соотношение сил. Темные, иначе не определить. Тот, который упал, барахтался на полу, поскуливая, и чертыхаясь, а двое других по бокам от него помогали ему подняться. Каждый из темной троицы был словно клоном Гонория Тукста, неудачным и даже карикатурным, и Серж этому почему-то не удивился. Они, наконец, поставили на ноги опрокинутого бойца, выстроились полукругом против Сержа и, растопыривая руки, стали медленно надвигаться. За их спинами, дальше, рядом со шкафом в стене мерцал серебром и медью дополнительный проем, вроде дверного, показывая, откуда поганцы появились. Мерцание, однако, не позволяло рассмотреть, что там, в глубине.
  Эх!
  Серж вскочил на ноги и лихо завертел дубьем. В одних трусах, он был великолепен. Кожа блестела, мускулы играли, чуб и усы развевались, глаза горели задором - богатырь и удалец!
  - Ты это чего? - с явной тревогой в голосе полюбопытствовал тот, что сперва упал, а теперь стоял в центре и, наверное, был за старшего. Вопрос прозвучал глухо, и голос совсем не был похож на голос Тукста - сиплое истечение газа.
  Троица татей приостановила наступление, оценивая свои возможности в изменившейся обстановке.
  - А вы чего? - в свою очередь потребовал ответа Серж.
  - Мы за своим пришли, - просипел старшой. - Ты ключ-то верни! По-хорошему верни!
  - А если по-плохому?
  - Будет тебе по-плохому!
  - Тогда, пусть будет по-плохому, - завершил короткие переговоры Серж.
  Пришельцы напружинились, приседая, прищурились, кожа на их лицах натянулась, и в них сразу проявилось что-то волчье. Теперь они стали больше похожи на Дукшта-Дукшицу, чем на Тукста, но он ведь и раньше замечал это сходство Директора с Захарием Львовичем. Ничего удивительного в том, что эти, потусторонние, вышли из одной пробирки, Захарий Львович-то здесь при чем?
  Однако лишнего времени на удивление не было, неприятель, преодолев барьер сомнений, перешел к наступательным процедурам. Двойники Тукста сжали кулаки и бросились на Сержа - все сразу.
  - Ух! - ударом концом палки в грудь, точно тупым копьем, Серж снова сбил с ног старшого и тут же принялся охаживать ей по головам его соратников. Ух, ух! Уворачиваясь от кулаков, ему поначалу пришлось отступить на шаг-два. Впрочем, бойцами нападавшие проявили себя неважными, их любимыми приемами были, судя по всему, схватить, скрутить и тащить, но этого проделать с собой им Серж не позволил. Через пару минут наступление выдохлось, прекратилось и покатилось обратно. Прикрывая руками головы от сыпавшихся на них ударов палки, молодцы схватили за воротник куртки кулем лежавшего на полу старшого и, волоком таща его за собой, быстро ретировались с поля боя. Ушли прямо в серебрящийся проем, который тут же исчез, словно его и не бывало. Словно выключили проектор и убрали картинку с экрана. Щелк! - и Серж остался в тишине и одиночестве.
  Бурно и глубоко дыша после внезапной ночной зарядки, Серж некоторое время простоял настороже, прислушиваясь и приглядываясь, будучи готов в любой момент выступить на защиту неприкосновенности своего жилища, но постепенно успокоился и опустил дубье на пол. Похоже, что пока - все. Успокоились. Но надолго ли? Скорей всего, залижут раны, перегруппируют силы и возьмутся за старое.
  Серж сел на диван и, зажав палку вертикально между коленями и обхватив ее руками, принялся размышлять над происшедшим. Собственно, что тут было размышлять? То, что случилось только что, находилось в русле предшествующих событий, и вполне следовало допустить, что свои попытки напасть на него и вернуть ключ обратно, они не оставят. Значит, что? Не дать им этого сделать. Ключ.... Дался им этот ключ. Что в нем такого? Ведь на Львовича никто не нападает, а у него такой же есть. Или не такой? Или тоже нападают?
  Он сидел, внимательно глядя на стену, именно туда, где возник проем на 'ту сторону', как мысленно стал называть он место, где Дом, и откуда теперь приходят гости. Да, смотрел неотрывно, но думал о другом, а потом вдруг сообразил, что это единственный в квартире чистый участок стены, на котором можно было нарисовать дверь в полный размер так, чтобы этому ничто не мешало. Может быть, в этом есть какой-то смысл, подумал он? Может, потому и пришлось им забираться на КП через окно, что там двери нарисовать было негде? Он напряг память и вспомнил, что да, на КП все стены либо заставлены аппаратурой, либо завешены стендами, картами и планшетами. Просто черт его знает, как это у них работает, и какие условия нужно соблюсти, чтобы открыть переход 'оттуда сюда'. Но вот, похоже, что одно из условий, это наличие подходящего куска чистой стены. Неужели, так просто?
  Волна адреналина, поднятая быстротечной схваткой, пошла на убыль, и его снова накрыла крупная дрожь. В надежде освободиться, скинуть ее, словно грязную одежду, Серж вскочил на ноги и, не выпуская палки из рук, принялся делать упражнения. Обычный белояровский комплекс. Раз, раз, палка загудела пропеллером, описывая круги, тело заработало, перемалывая ненужное уже возбуждение и возвращая мышцы в нормальное состояние. Остановившись, он бросил снаряд на диван, потом, оглядев комнату, поднял опрокинутый стул и поставил его к стене, загораживая бывший и, возможно, будущий проход. Он достал из-за шкафа гладильную доску и прислонил ее к стене рядом со стулом. Затем, он обошел всю свою квартиру и заставил, загородил каждый, даже самый незначительный клочок стены, чем под руки попалось, табуретом, ведром или сумкой, и только после возведения всех этих оборонительных сооружений в какой-то степени успокоился.
  Он вернулся на диван, погасил свет и, в обнимку с палкой, вновь улегся в постель. Он совсем не надеялся заснуть, но подремать часа полтора, до будильника, еще было можно. За окном уже вовсю расплывалось светлое серебро рассвета, и оно ему нравилось гораздо больше серебряного свечения с 'той стороны'. Разница вроде небольшая, на первый взгляд едва заметная, но Серж безоговорочно выбирал земной рассвет.
  
  Едва придя на службу, Серж сразу почувствовал и поразился тому, насколько изменилась обстановка, даже по сравнению с его предыдущим дежурством, которое и было-то всего два дня назад. Ощущалось резко возросшее напряжение, люди старались передвигаться быстро и незаметно, не вспыхивали тут и там улыбки, никто не порывался рассказать новый, подхваченный где-то накануне анекдот. Комиссия продолжала свою неспешную мрачную работу, члены ее расползлись по штабу, и их словно бы стало значительно больше. Во всех курилках, во всяком случае, стояли черные полковники, по двое, по трое, и, глядя в разные стороны, молча курили. Красного подполковника нигде не было видно, и это напрягало больше всего.
  На КП тоже присутствовали члены комиссии, два полковника, два железных брата с пушками и танками в петлицах, выдыхая пары чистого ацетона, угрюмо следили за работой дежурного расчета. Еще двое стояли у знаменитого теперь на все Вооруженные Силы окна и безрадостно слушали тихие пояснения полковника Раужева по поводу недавнего проникновения. Там же, рядом, стоял навытяжку и подполковник Кротов. Склонив увенчанную седым бобриком голову набок и пряча глаза за темными очками, он периодически раздувал щеки, подавляя отрыжку внутренним образом. Словно не являлось общим местом, что черные стекла запах перегара не скрывают. Поскольку ему было предписано повсюду сопровождать членов комиссии, давая по ходу все необходимые пояснения, дыхание его было таким же, как у них - ацетоново чистым. Судя по всему, даже для него, человека бывалого, такой экстремальный режим работы давался не просто. Но он старался. Увидев вошедшего Сержа, Кротов скривился так, словно тот актом своего появления поломал ему весь кайф жизни. Демонстративно он поднял руку и посмотрел на часы, проверяя, не случилось ли опоздания. Но Серж по обыкновению пришел за десять минут, так что, видя демонстрацию ПНШ, злорадно подумал: неподсуден! Незаметно прикоснулся рукой к засунутому за пояс брюк под рубашкой ключу, который холодил кожу всегда прохладной металлопластиковой рукояткой. Немного посомневавшись, он все же решил взять его с собой. Ключ оттягивал, словно тяжелый пистолет, что было не слишком удобно, но лучше уж потерпеть неудобство, чем дать врагам шанс завладеть им в его отсутствие. Кто их знает, этих Тукстов, что они еще придумают?
  Но Владимиру Лукьяновичу, похоже, приходилось нелегко, он все чаще поправлял зачес на голове, потел и разводил руками.
  - Давят? - спросил Серж Марлинского, слегка кивая в сторону комиссионеров.
  - Копают! - не глядя на полковников и артикулируя слова отвращенной от них половиной рта, сообщил Петр Петрович.
  - Давно они здесь?
  - Да уже с час, наверное. Минут сорок.
  - Что-то рано пришли.
  - Как эта херня с самолетами началась, так они здесь. А, ты не в курсе еще? - спросил он в ответ на непонимающий взгляд Сержа, и сразу принялся его просвещать.
  Оказалось, что за последние сутки оперативная обстановка в районе Литорали резко обострилась. Началось с того, что отправленная, как обычно, в район бреши эскадрилья дальних бомбардировщиков вдруг, на подлете, перестала выходить на связь. Нет, самолеты оставались хорошо видны на экранах радаров, их, что называется, продолжали вести, но связь с ними, со всеми сразу, неожиданно пропала. Ни по радио не удавалось связаться, ни каким иным способом. То же касается и телеметрии, ее передача прервалась. Только единожды радист одного борта попытался пробиться с помощью ключа, но запущенная им в эфир россыпь морзянки быстро иссякла. Прочитанный обрывок передачи гласил: '...взяли управление на себя...' Кто взял, что взял - не понятно. Тут стало очевидно, что противник в полной мере использует сведения и технические решения, добытые им во время налета на КП - тогда-то и подтянулись сюда полковники.
  Вообще, что происходило с бортами и на бортах в этот период времени не ясно, поскольку все сведения исходили из очень ненадежного источника, в основном от наземных наблюдателей. А что они могли знать? Все летящие самолеты снизу выглядят одинаково и кажутся исправными - пока летят. Ключевое слово - пока. Потому что в скором времени один борт летать прекратил, во всяком случае, с экранов радаров пропал. С земли передали, что рухнул, спикировал со всем боезапасом прямо в жерло, в Брешь эту, мать ее так. Пилоты, по сообщениям, борт покинул до того как, еще с высоты. С земли насчитали раскрывшихся куполов соответственно количеству членов экипажа, но что с ними стало, как и куда приземлились, в каком пребывали состоянии - про то достоверных сведений все еще не было. Поисково-спасательная группа вылетела, но до места пока не добралась.
  Но и это еще не все.
  После акта героического самопожертвования одного бомбовоза, оставшиеся его подвиг повторять не стали. Напротив, повинуясь неведомой команде, они все легли на обратный курс. Идут на нас с интервалом в три минуты, сказал Марлинский, американским гигантским копьем. Успокаивало лишь то, что, по сведениям наземных наблюдателей, все борта избавились от боезапаса, отбомбились на передовой.
  - Они сошли с ума, в смысле - самолеты, - подытожил свой рассказ Пит.
  - А раньше он у них был? - полюбопытствовал Серж. - Ум?
  - Выходит, так. Только мы про него не знали. В общем, обстановка не просто сложная, а, говоря словами начальника штаба, архисложная. И вам выпала честь ее разруливать. Принимай смену!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 18.
  Дембель неизбежен.
  
  
  
  
  События в течение дня развивались стремительно.
  Уже через час после того, как Серж приступил к работе, самолеты вернулись. Подлетное время до цели - три часа с небольшим, примерно столько же потратили они на возвращение обратно. Заправка керосином рассчитывалась исходя из этого, чтобы слетать на задание и вернуться домой, на точку - плюс аварийный запас. К этому моменту связь с бортами более-менее восстановилась, но легче от этого не стало, поскольку выяснилось, что экипажи самолетами не управляют. Некий внешний игрок переключил управление на себя, подчинив бортовые компьютеры, а через них - автопилоты, и вернуть контроль над машинами экипажам не удавалось. Летчики в одночасье превратились в пассажиров.
  Тут в полный рост встал вопрос: что делать дальше? Никто ведь не знал, что задумали и какие цели у тех, кто все это устроил и реально управлял бортами. В том, что самолеты находятся под внешним управлением, а не обрели вдруг разум и стали жить и летать в соответствии со своими личными желаниями, сомнений ни у кого не было. По крайней мере, на теперешнем уровне понимания. Никто не думал, что случился предсказанный давно бунт машин, даже слов таких не произносили, поскольку считалось, что это невозможно в принципе, но и, с другой стороны, признаков внешнего воздействия, каких-то сигналов управления, источники которых можно было бы запеленговать, замечено тоже не было. Странная складывалась ситуация, непонятная, противоречившая реальности, как мы ее понимаем, и в этих условиях принимать решения и брать на себя ответственность никто не торопился. До самого, как говорится, верха. Созрел консенсус, все решили посмотреть, что будет дальше, какой оборот примут события. А вдруг птички возьмут и сядут?
  Не сели.
  Сделав над Сосновым бором три круга, самолеты легли на обратный курс, на Литораль. Но поскольку керосин в баках у всех у них был практически на нуле, а некоторые уже и перешли на аварийный остаток, никто даже не предполагал, что им удастся туда долететь. И, чтобы избежать потерь летного состава, тем более что трасса полета пролегала над безлюдной в основном местностью, была дана, наконец, команда, прыгать. Экипажи катапультировались, после чего все до единого благополучно спустились с небес на землю. Что касается самолетов, то они продолжили свой полет. И продолжали лететь даже после того, как по всем расчетам топливо у них закончилось. Это было невероятно! В это невозможно было поверить - как в появление Жени Лукашина в Ленинградской квартире, но факт оставался фактом: летели. По докладам наземных наблюдателей, картинка, цвет и звук оставались точно такими же, как и тогда, когда в топливных баках было полно авиационного керосина. Турбины мерно гудели, оставляя на высоте позади себя четкий инверсионный след, но что они там сжигали в своих форсунках, никто не ведал.
  Самолеты, вопреки всем прогнозам и ожиданиям, удачно долетели до Литорали, там они выстроились над Брешью в круг, точно аисты над полем, и продолжили свой печальный полет по замкнутому маршруту. Чего ждать от них в дальнейшем, никто не представлял, поэтому после короткого мозгового штурма было принято решение: если вновь полетят на точку или, тем более, в сторону каких-то городов или объектов - сбивать. Даже пустые, без топлива и боезапаса, падающие с небес самолеты обладали огромной разрушительной силой, и ее следовало, во что бы то ни стало, нейтрализовать. Пока же они парили там, над тайгой, над сопками и падями, было время понаблюдать за ними, подумать и просто передохнуть.
  Воспользовавшись некоторым спадом напряженности в работе, Серж быстренько сбегал на обед в столовую. А на обратном пути решил заглянуть в секретную часть, секретку, как все называли ее между собой, и выяснить, наконец, касательно найденного им шильдика: да или нет. Чтобы, в конце концов, либо вдохнуть, либо выдохнуть. Хотелось бы, конечно, второго, хотя сам он был уверен в первом. Уверен - не уверен, но следовало все же убедиться.
  Заведовал секретной частью старший прапорщик Гера Мысок, небольшой верткий человечек, лет слегка за сорок, любитель охоты, пеших туристических походов и нетрадиционной медицины. Под нетрадиционной медициной понимались традиционные народные средства, как то: мед, травяные чаи, настойки, наливки, неразведенный ректификат и сало с чесноком. Мед и сало ему поставляла родня из деревни, спирт медицинский выдавался на нужды секретной части три литра в квартал, остальные компоненты здорового образа жизни собирались им собственноручно и совместно с женой Клавдией в окрестных лугах и лесах. Плоды этих сборов, пучки разнообразных трав, в том числе зверобой, чабрец и кипрей, и даже связка сушеных грибочков, висели по углам опекаемого им помещения, отчего дух в нем стоял колдовской и приятственный. В углу на специальном столике у Геры томился всегда нагретый электрический самовар, и чистые чашки имелись, и вазочка с сушками.
  Секретные документы выдавались всем, кому положено, через небольшое окошко в стене. Под ним с наружной стороны, в небольшом тамбуре стоял старый канцелярский стол, расшатанный и обшарпанный тяжелыми фибровыми чемоданами с литературой, которую периодически получали и сдавали уполномоченные. Заходить за обитую железом дверь непосредственно в хранилище имели право лишь несколько определенных приказом лиц, среди них начальник штаба и его заместитель по режиму. И они заходили регулярно, стараясь, впрочем, не сталкиваться там, а разносить свои визиты по времени. Полковник Дахно любил испить чайку с чабрецом, брусникой и сушками, подполковник Кротов предпочитал зверобой, при этом не забывал небрежным жестом забросить в рот пару Гериных грибочков. Что то были за грибы, Мысков не раскрывал, но Вадиму Эдуардовичу они нравились чрезвычайно, потребляя их, он всякий раз от удовольствия закатывал глаза, что было хорошо заметно даже за темными стеклами его очков. Близость к начальству придавала Гере вес среди сослуживцев, и хоть характера он был ровного, и вел себя со всеми по-простецки, заставляла держаться с ним немного настороже, не расслабляться. Потому как омут, ясное дело, тихий, и без чертей в нем не обойтись.
  Мало кто знал, что полное имя Геры было вовсе не Герман, а Геродот. Папенька его, Семен Ильич, всю жизнь посвятил исторической науке, и очень рассчитывал, что имя собственное отца истории поможет и даже обяжет сына пойти по его стопам, но этого не случилось, Гера выбрал карьеру военного. И все же, причудливый узор судьбы, Гера стал заведующим библиотекой, секретной, и под его управлением теперь находились архивы Штаба корпуса. Это, конечно, совсем другая история, но, тем не менее.
  К немногим посвященным, наслышанным о полном имени-отчестве секретчика Геры, относился подполковник Дукшта-Дукшица, Захарий Львович. Они, кстати, частенько вместе хаживали на охоту, хотя особой близости, тем более, дружбы между ними не завязалось, в силу склонных к отчужденности характеров как одного, так и другого. Два самодостаточных, так сказать, одиночества. Но, в силу опять же характера, Захарий Львович порой позволял себе подтрунивать над Герой и, словно по ошибке, величал не Геродотом, а Геростратом. Геростратом Семеновичем. Что, ясное дело, не одно и то же. Гера, по крайней мере, точно знал, что не одно и то же. Зачем Дукшта-Дукшица так поступал, трудно сказать, он и сам, похоже, не объяснил бы, скорей всего, манеру эту следовало отнести на счет чрезмерной язвительности и столичной заносчивости его натуры. Львович ведь родом был из столицы, куда намеревался вернуться, отбыв временную, хоть и длительную, ссылку в Сосновый бор. Гера выпады подполковника пропускал мимо ушей, так, по крайней мере, казалось, только глянет быстро и отведет взор, да головой покачает. Никто и не замечал, что в глазах его почти черных тлеет тихое-тихое пламя. Но, может, Захарий как раз прекрасно все видел - просто любил поиграть с огнем, тем более, что тихий не выглядит опасным.
  Как показывает опыт, события, явления, и люди часто означают не то и оказываются не теми, какими кажутся или представляются поначалу. Вот и про Геру сведущие люди говорили: Геродот совсем не тот.
  Серж заглянул в секретку, и, увидев, что посетителей больше никого нет, подошел к окошку. За столом по ту сторону барьера Гера, сопя от усердия, что-то склеивал из картона и кусков красного ледерина.
  - Здорово, служивый! - приветствовал Серж старшего прапорщика.
  Гера быстро по обыкновению, точно окошко приоткрыл и тут же захлопнул, глянул на посетителя.
  - Здравия желаю, товарищ капитан. Чего изволите?
  - Ты это, Гера, дай мне книгу учета оборудования посмотреть. По КП которое проходит. Форма 16,
  - Я знаю, какая форма. Но вы же, товарищ капитан, насколько я помню, не уполномоченный? - он отложил рукоделие в сторону. - И даже не ответственный. Превышаем полномочия? Нарушения нарушаем?
  - Да ладно, Гера, какие нарушения? Мне всего-то нужно кое-какие номера сверить. Ну, дай, я быстро, прямо здесь, одним глазком.
  Демонстративно вздохнув, Гера поднялся из-за стола и шагнул за стеллажи вглубь комнаты, где скоро проскрипела дверь железного шкафа. Он быстро вернулся и положил амбарную книгу формата А4, толстую и потертую, на окно перед Сержем.
  - Смотрите, только здесь и быстро, пока мне из-за вас не выгорело.
  - Пять секунд...
  Он справился с оглавлением и быстро нашел нужную страницу. Вот, блок 'Маргаритка'. Сердце сжалось. Черт, черт, черт! Предполагал ведь, что так и будет, и все же, какая-то надежда в глубине души жила, сохранялась, что нет, не так, что ошибается он. Пытаясь, видимо, надежду себе вернуть, дать ей еще один шанс, он достал шильдик из кармана, и, сжимая в кулаке, чтобы Гера ничего не заметил, поднял перед собой. Но взглянуть на него, тем более, сличить номера, не успел.
  - Ты что это тут делаешь? - раздался голос позади, и подполковник Дукшта-Дукшица, выдвинувшись из-за спины, сунул нос в раскрытую книгу. - Что тут смотришь?
  Вот, зараза, охотник хренов, снова подкрался сзади на мягких лапах, подумал зло Серж. От неожиданности, он вздрогнул и рывком, конвульсивно захлопнул книгу, которую тут же подхватил из его ослабевших рук Гера и быстро унес на место.
  - Львович! - вскричал Серж в голос и вытер взмокревший лоб. - Ну тебя, с твоей манерой подкрадываться! Как пипец в ночи, ей-богу! Нельзя же так!
  Дукшта-Дукшица, довольный произведенным эффектом, рассмеялся.
  - Профессиональная, можно сказать, походка. Охотничья. Но тот, у кого совесть чиста, пугаться не будет, вот что я тебе скажу. Что ты тут, в секретке, делаешь?
  - Да зашел посмотреть, не числится ли за мной что? Вдруг я чего-то не помню? А мне рассчитываться, сам знаешь. Так хочу заранее проверить, чтобы не было потом мучительно.
  - А мне показалось...
  - Показалось, Захарий Львович, показалось. Ладно, я посмотрел, что хотел, пойду... Разрешите идти? Есть!
  Он посторонился, пропуская Дукшта-Дукшицу к окошку, и одновременно сунул руку, сжимавшую злополучный шильдик, в карман. Но то ли рука от напряжения занемела, то ли шильд прилип к потной ладони, но он вдруг каким-то образом выскочил из кармана и со звонким дребезжанием упал на пол, прямо к ногам Захария Львовича
  - Ух ты! - удивился тот и, быстро подняв жестяную бляшку, с интересом стал разглядывать, поворачивая ее в пальцах. - Это что такое?
  - Да так, сувенир один...
  - Н-да?.. - голос Львовича сочился липким недоверием.
  - Точно, - заверил его Серж. - С училища в кармане с собой таскаю.
  Он выхватил шильдик у пораженного сомнением подполковника и, ощущая спиной его жгучий недоверчивый взгляд, немедленно ретировался из секретной части.
  Боже, какой дурак, ругал он себя на ходу. Это же надо так облажаться! И с кем? С Львовичем! Сто процентов, он все понял, узнал и номер, и маркировку. И что теперь делать? Ведь это трибунал, а не академия! Вот на хера я его с собой таскал? Этот шильд гребанный? И так ведь помню и номер, и индекс! Мудак, бля... Как бы то ни было, от улики надо срочно избавиться. Дукшта, конечно, не заложит, но и рисковать нельзя. Да кто его знает! Еще подумает, что я его подставить захотел, решит подстраховаться. Странный он какой-то в последнее время, дерганный. Нет, немедленно спрятать бляху-муху!
  Он по боковой лестнице спустился с третьего, где располагалась секретка, на первый этаж штаба. Здесь, проносясь мимо площадки второго этажа, он стал свидетелем забавного эпизода, сыгравшего в дальнейшем, как ни удивительно, существенную роль в развитии всей этой истории.
  Стеклянные двери на второй этаж стояли, по обыкновению, распахнутые настежь, точно призрачные часовые по бокам проема, и из пустого коридора отчетливо доносился хриплый голос полковника Дахно. Серж не удержался, заглянул узнать, что происходит.
  Начальник штаба учил уму-разуму подчиненных. Перед ним во фрунт с одинаковыми швейковскими лицами стояли два старослужащих из комендантского взвода, один со шваброй, второй со щеткой, точно с пиками. Между ними барьером располагалось ведро с надписью масляной синей 'Штаб', тряпка наполовину вываливалась из него на пол, и под ней растеклась лужа воды. У бойца со щеткой в другой руке имелся ржавый железный совок, он держал его, как саблю, в положении на плечо. В полумраке желтели латунные бляхи ремней, и багровел загривок полковника. Начальник штаба капитана позади себя не видел, рубя пальцем воздух, он давал строгую оценку ратному труду воинов:
  - Архихерово! Архихерово!
  Бойцы, как завороженные, двигали головами, следя за перемещением в пространстве бликующего отполированного ногтя полковника.
  Серж почел за благо, не мешкая продолжить путь. Ох-хо-хо, почему-то вздохнул он, и подумал: а ведь скоро дембель...
  В подтверждение его мыслей из оставшегося позади коридора догнало Дахновское:
  - Будете дальше так служить, как сейчас служите, демобилизуетесь в последнюю очередь. В Новый год у меня домой поедете. Вот посмотрите!
  Аха, Новый год, подумал Серж, какое далекое будущее, дожить бы... Он предполагал припрятать шильдик в том кабинете на первом этаже, где несколько дней назад вместе с другими, застигнутыми, как и он, врасплох, пережидал первое утро нашествия черных полковников. Вообще же, комната использовалась для инструктажа дежурной смены и, по его прикидкам, сейчас пустовала, поэтому ничто не должно было помешать ему осуществить тайную миссию. Но он ошибся, в коридоре почему-то толпился народ, поэтому, уклоняясь от встреч, он по той же лестнице спустился еще ниже, в подвал, в котором как раз-то никого не было, и там спрятал шильд, засунув за хомут огнетушителя рядом с командирской баней. Пусть пока здесь полежит, на сохранении, оправдал он мысленно свой поступок. Уверенность, что поступил правильно, в него вселило то чувство облегчения, которое он испытал, едва расстался с уликой. Как странно, снова подумал он, еще ничего не совершил, и даже не замысливал, а уже все повадки преступника налицо. Тайные мысли, тайные действия. Романтика, да...
  
  - Ты где пропадал? - накинулся на Сержа Дукшта-Дукшица, едва тот переступил порог КП, и, прищурившись, опутал с ног до головы долгим подозревающим взглядом. Просканировал. Вылитый Тукст, вылитый, глаз рыбий, слюдяной. Серж ответил ему жестом, приличным. Прикладывая к губам и отнимая от них два пальца, синхронно причмокивая, он дал понять начальнику, что все контрольное время занимался табакокурением. Да, несанкционированным, и что с того? Я чист уже, подумал он почти злорадно, чист.
  Оперативная обстановка за время его отсутствия существенно не изменилась. Самолеты продолжали свой необъяснимый полет по кругу над Брешью, и все замерло в ожидании дальнейшего развития событий. Члены экипажей, покинувшие борта, даже те, что первыми прыгали над Литоралью, и судьба которых долгое время оставалась неизвестной, все были найдены и подобраны поисково-спасательными отрядами, кого-то уже и доставили домой, и они теперь делились воспоминаниями и наблюдениями с компетентными товарищами. Расчеты зенитных дивизионов пребывали в состоянии повышенной готовности, пальцы операторов лежали на кнопках Пуск, а сами они ждали одного - команды. Но те, кто был уполномочен команду отдать, вплоть до самого верхнего, до уровня Бога, выжидали, надеясь, очевидно, что самолеты либо сядут, либо упадут сами собой. Это тоскливое ожидание неведомого и неминуемого ощущалось на КП почти физически, как звенящая над головами струна, что вот-вот должна порваться. Ожидание срыва, или взрыва, становилось невыносимым, что странным образом проявлялось на физическом уровне в поголовном, тотальном, мучительном зевании присутствовавших и причастных. Когда хруст выворачиваемых челюстей стал похож на беглую ружейную пальбу, внезапно раскрылась дверь, и в проем верхней частью тулова проник Виктор Скубишевский, капитан и оперативный работник. Безусловно игнорируя обращенные к нему недовольные, а частью попросту враждебные взгляды, в том числе полковников-комиссионеров, Смерш выделил среди людской наличности Сержа Таганцева и поманил того пальцем.
  - Я его забираю, - объяснил он происходящее привставшему со стула Дукшту-Дукшице. - Думаю, что ненадолго. Но, в общем, как получится.
  Львович что-то с трудом сглотнул, какой-то комок в горле, получилось - кивнул согласно.
  - Ты чего? - спросил Серж опера в коридоре. В груди распускалась, раскручиваясь, и чертила по нервам острыми лучами звезда тревоги.
  Но Виктор был обескураживающе спокоен, точней - безэмоционален, точно устал удивляться событиям в одиночку и теперь желал одного - предоставить кому-то возможность тоже ими насладиться.
  - Пошли, покажу кое-что, - объяснил свой интерес Скубишевский.
  - Знаю я твое покажу...
  - Да не-е...
  Повернувшись на каблуках, он направился к лестнице, по обыкновению не оглядываясь, однозначно уверенный, что означенное лицо последует за ним непременно. Серж, конечно, последовал. А куда деться-то?
  Они спустились этажом ниже и прошли в конец коридора, до кабинета у лестницы, в котором Серж недавно провел такую памятную ночь, подвергаясь беспощадно щедрому Витькиному допросу.
  - Входи! - опер открыл дверь ключом, пропустил Таганцева вперед, сам зашел следом и зажег свет, хотя было еще светло.
  Серж остановился перед верстаком и огляделся, не понимая совершенно, зачем его снова сюда привели.
  - Ну, что? - спросил Скубишевский. - Ничего не замечаешь?
  Серж пожал плечами:
  - Ничего. А что, должен?
  - Его нет! - воскликнул Виктор. - Утащили, прикинь! И он, пройдя мимо Сержа вперед, похлопал ладонью по пустому полю верстака. - Машинку эту долбанную, гробину, вынесли, тяжесть такую, из закрытого кабинета. Никто не видел, как! Никто, ни единая душа, ничего не видел. Уж поверь мне, я провел расследование, профессионально, по горячим следам. За пять минут вытащили, средь бела дня. Я только в туалет вышел на пять - пять с половиной минут, прихожу, а ее и нет. Только что была, и вот уже нет. И никто ничего, представляешь?
  - Да, дела... Вещдок пропал.
  - Объект дознания!
  - Тем более. Что теперь будет?
  - А, что будет... Не обо мне речь! Но предмет надо вернуть на место!
  - Ну, надо, наверное. А я при чем?
  - А вот теперь о тебе. Ты, помнится, намекал мне, что машинку унести могут отсюда. Да даже не намекал, а прямо так и говорил: унесут, мол. Ты это откуда знал?
  - Ты чего это, дело мне шьешь? Ничего я не знал! Я только спросил, не боишься ли ты оставлять дверь незапертой? Что через открытую дверь могут что-нибудь, того. Вынести. Вот и вынесли.
  - Так я же с тех пор дверь открытой не оставлял! Ни разу. Да и дверь здесь ни при чем. Ее открыть - раз плюнуть, только никто не рискует. А эти рискнули. Пойми ты, машинка из штаба пропала, из охраняемого, между прочим, объекта, и никто не видел, как это произошло.
  Я понимаю, подумал Серж, понимаю. Он давно заметил, что стены в кабинете по большей части голые, неприкрытые, и на них при желании можно нарисовать даже несколько призрачных дверей-порталов. Через которые сюда войдут сколько угодно похожих на Тукста дюжих молодцов, и вынесут все, что угодно. Да даже самого Скубишевского утащат, вместе с его дипломатом, и тоже никто ничего не заметит. Но, конечно, виновнику торжества он своих подозрений раскрывать не стал, потому что давно решил, что откровенность себе дороже выйдет. Ведь даже Скубишевский не поверит в призрачный, но реальный Дом с нарисованной на стене в него дверью, зато не отвяжется потом, скажи ему хоть слово.
  - Ничего не знаю, Виктор. Абсолютно, - повторил он заученно.
  - Обманувший правдивей не обманувшего, обманутый мудрее не обманутого...
  -- Красиво, но непонятно. О чем ты?
  Смерш пожевал солому усов под носом. Нет, не так он был прост, каким казался кому-то, а уж упорства его на десятерых хватило бы. Отступать, тем более, сдаваться он не собирался.
  - А вот мне почему-то кажется, что все ты прекрасно понимаешь, - продолжил он гнуть свое, - на самом деле. Во всяком случае, знаешь куда больше, чем рассказываешь. Я прав?
  - Тебе показалось, Скубишевский. Правда, показалось.
  - Ладно, коль не хочешь добровольно помочь следствию, придется прибегнуть к применению спецсредств, - Смерш метнул на пустующий верстак дипломат и щелкнул замками, открывая крышку. - Приступим! Начинаем наш полет. Не до неба чуть!
  Серж с сожалением цыкнул зубом.
  - От неправильного использования, спецсредства твои не работать будут. Не могу, Виктуар, прости. Я на дежурстве, а у нас там, ты видел, комиссия службу бдит. Кроме того, на меня после прошлого раза начальник ополчился. Может, ты его возьмешь в оборот? Дукшта-Дукшицу? А я не могу. При всем уважении.
  На хозяина кабинета увещевания Сержа не подействовали.
  - Плевать, - сказал он. - Обстоятельства неодолимой силы.
  - Но мне-то не плевать! - стоял на своем, стоял насмерть Серж. - Для меня это дежурство крайнее. Я с понедельника начинаю рассчитываться. Три дня и все, убываю в академию. Так что, извини, рисковать, не намерен.
  - Это мы еще посмотрим, в каком смысле твое дежурство крайнее... - стал потихоньку нагнетать и разгонять пургу Скубишевский.
  Таганцев покачал головой.
  - Нет!
  - А я тебя арестую. Прямо сейчас. А?
  Серж протянул ему руки с сомкнутыми кулаками.
  - Давай! Вперед! Наручники у тебя есть? А санкция прокурора?
  - Какая санкция? По законам военного времени, сразу к стенке. Спишем на издержки...
  
  Вот, блин, не хватало еще, возмущенно думал Серж, насилу вырвавшись из Витькиного застенка. Он отдувался и вытирал клетчатым платком со лба испарину. Ты посмотри, какой мастак дела шить! Раз, и у него уже подозреваемый есть! И не кто-нибудь, а я сам. Не успел глазом моргнуть, а я уже обвиняемый, и должен оправдываться и демонстрировать ему свое алиби. Просто счастье, что оно у меня все же есть, я весь день, что называется, на глазах провел, под присмотром. Кроме, разве что, небольшого эпизода в подвале, но про этот момент никому знать ведь не обязательно.
  Он шел по коридору к себе на КП, обратным путем, и как раз повернул направо, к лестнице наверх, когда неожиданно стал свидетелем еще одной сценки, являвшейся явным продолжением предыдущей. Эпизод разыгрался в небольшом тупичке без окон, именуемом холлом. Тупичок был, в самом деле, небольшим, метров по четыре вглубь и вширь, вдоль его стен располагались мягкие кожаные диваны, на которых можно было неплохо отдохнуть. И которые, кстати, облюбовали для своих посиделок бойцы комендантского взвода. Они и сейчас были здесь, та самая парочка, которую ранее днем приводил в чувства полковник Дахно лично.
  - Архихерово! Архихерово! - имитируя хрипотцу и жесты начальника штаба, втирал один боец другому. Тот стоял перед первым навытяжку, все с тем же совком на правом плече, точно с алебардой, и картинно таращился на него, выпучивая глаза.
  - Так точно, ваше благородие! - признавался второй. - Виноват! Виноват! Виноват!
  - А что вы скажете в свое оправдание, рядовой?
  - Дембель, ваше благородие, неизбежен, как мировая революция.
  - Правильно, рядовой! Молодец! Присваиваю вам внеочередное звание ефрейтор!
  - Лучше расстреляйте!
  - Молчать!
  - Уря-я-я!
  Заметив, наконец, выглядывавшего из-за угла Сержа, парни сконфузились, впрочем, не сильно. Переглянувшись, они прыснули со смеха. Капитан погрозил им пальцем и пошел своей дорогой. Н-да, дембель неизбежен, думал он. Кто не был - тот будет, кто был - не забудет...
  
  
  
  
  
  
  Глава 19.
  Брать живым!
  
  
  
  
  
  На КП Таганцев вернулся, пребывая в некоторой задумчивости, вполне, впрочем, объяснимой. Этот дембель, который неизбежен, который всегда с тобой - засел в его голове. Все ждут избавления, думал он, спасения или очищения, от того горя или иного зла. От обстоятельств неодолимой силы и прочей напасти. У Смерша свое, у бойцов-срочников свое. Кто-то дергается, пытается что-то делать, а кто-то просто ждет изменений. Вообще, это нормальная жизненная позиция, если чего-то не можешь изменить, не хватает сил противостоять или просто не охота возиться и напрягаться, затаись и пережди. И когда-нибудь потом, однажды, труп твоего врага проплывет мимо тебя вниз по реке. Но, вот то, что происходит сейчас в Литорали, оно разве может закончиться само собой? Затянется Брешь, как ряска на болоте, развеются дымы, вырастут новые леса, и никто никогда не вспомнит больше про светопреставление, что здесь зачиналось и происходило когда-то? Не помянет погибших, не озаботится судьбой пропавших без вести? Конечно, память людская штука ненадежная, и избирательная, но... Но никто не даст ей успокоиться, памяти, потому что эта чертова война сама собой не закончится. А значит, понадобятся новые жертвы, чтобы заткнуть ей пасть. Войны не развязывают для того, чтобы просто немножко повоевать. Это же не хохма, не веселый розыгрыш. Вот нет, их затевают для достижения победы, их и ведут до полной победы. А легионы стоят насмерть здесь и сейчас для того, чтобы не дать врагу торжествовать, чтобы народ не перевелся на этой территории, чтобы продолжили жить остальные, оставшиеся, и чтобы поднялась волна новых поколений, затопив собой пустоты и прогалины. И Брешь эту мерзкую, затопив, то место, где она была когда-то. Поэтому... Что поэтому? Наше дело правое, победа будет за нами! Вот так вот.
  Юра Хостич, разложив на столе карту-семиверстку, хмурясь и кусая губы, водил по ней пальцем. Шрам на его лице совершал медленные колебания слева направо, будто сбитая с толку стрелка компаса.
  - Ты что это, партизанские тропы намечаешь? - полюбопытствовал Серж.
  - А то! Скоро всем нам понадобится, - он нервно оглянулся и, понижая голос, пояснил: - Можай ищу.
  - Что-что? Какой... Зачем тебе Можай? - Серж наклонился к Хостичу ближе и спросил вполголоса: - Что здесь произошло? Я что-то пропустил?
  - Пропустил. Товарищ полковник, - Юра снова оглянулся, нервно, и кивнул головой за спину, - когда тебя не было, выступили с заявлением.
  Серж посмотрел туда же.
  - Который? Тот, черный, страшный? И что он?
  - А то! Пообещали, что если ситуацию с самолетами до утра не возьмем под контроль, они лично нас всех за Можай загонят. Вот, смотрю, где он, этот Можай.
  - Смутное время!
  - Да, ясности никакой.
  - Юра! Технократическая ты душа! Ты хоть немного читай беллетристику, а? 'Загнать за Можай' - это идиоматическое выражение.
  - Идиотическое?
  - Можно, и так пойдет. Иносказание, понимаешь? Смысл выражения нельзя понять, разгадывая значения отдельных слов, в него входящих. Загнать за Можай, конкретно в нашем случае, значит - далеко, хрен знает куда. Так что, изучай окраины, все места, что далеко отсюда, подойдет любое. У хрена, кстати, можешь не спрашивать, не скажет. Что с самолетами?
  - Без изменений. Продолжают летать над местом по кругу, хотя должны были упасть еще вчера. Волшебство какое-то, фантастика.
  - Да, что-то необъяснимое происходит.
  До полуночи ничего не изменилось, не нарушило вялотекущей стабильности ситуации, а после нее, около половины первого ночи, начали поступать тревожные сообщения. Порядок полета самолетов над Брешью изменился. Если до этого они шли довольно-таки компактным строем именно над провалом, то теперь перестроились, и интервалы между бортами значительно увеличились. Они все так же летели по кругу, но круг расширился до границ всей зоны Литорали. Военные сразу напряглись, поскольку никто не знал, что происходит, не ведал, что ждать в дальнейшем, но при этом все поголовно ощущали растущую тревогу и опасность.
  Вскоре после этого на КП заглянул начальник штаба. Офицеры поднялись, приветствуя командира.
  - Сидите, сидите, - прохрипел Дахно и жестом призвал присутствующих заниматься своими делами.
  - Владимир Лукьянович, - обратился он к Раужеву, который в эту ночь также оставался на рабочем месте, - а не пора ли нам ЗКП привести в рабочее состояние? Прошу вас, отправьте туда людей, пусть включают, разогревают и настраивают аппаратуру. Там ведь, насколько я понимаю, и так все в порядке? Вот, подготавливайте к непосредственной работе. Когда и если обстановка изменится, мы все немедленно перейдем туда, рисковать не будем. Если вам людей не хватает, вызывайте, кого надо, из дому, не до отдыха сейчас.
  - Понял вас, товарищ полковник, есть.
  Раужев встал и оглядел КП и притихший личный состав.
  - Да нет, думаю, справимся, - сказал он. - Никого вызывать специально пока не будем, тем более что новая смена и так в скором времени подтянется. Таганцев! Хостич! Давайте на ЗКП. Что делать знаете. Все как на учениях делали, включаете и настраиваете аппаратуру, в соответствии с инструкцией. Таганцев, возьмите ключи у дежурного и не забудьте расписаться в журнале. Все понятно? Вопросы есть? Нет? Хорошо, тогда вперед, действуйте. Доложите, когда будете готовы. Если что не так, тоже сразу сообщайте сюда. Все!
  - Хорошо, - сказал Дахно, дождавшись и проследив, чтобы назначенные офицеры убыли. - Я думаю, что при подлете бортов, когда станет ясно, что они идут именно на нас, объявим воздушную тревогу и все спустимся в бомбоубежище. Поэтому, Владимир Лукьянович, держите меня в курсе об их перемещении. Обо всех изменениях сообщайте немедленно.
  - Понятно, товарищ полковника. Разрешите спросить? А как гарнизон? Семьи, и прочих, тоже нужно бы предупредить.
  - Гарнизон в том числе. Общую тревогу объявим, общую.
  - Надо бы еще заранее гражданских проинструктировать, чтобы были готовы и знали, что делать по сигналу и куда бежать.
  - Все верно, Владимир Лукьянович, уже этим занимаемся. Еще вчера, если точней, составили списки, кто куда, в какое укрытие должен прятаться, всех обзвонили, снабдили предписаниями, что делать и прочее. Ну и, бомбоубежища, соответственно, открыли, проветрили, подготовили... Все мероприятия провели, весь комплекс, что положено. Укрытия, кстати, у нас и так в весьма хорошем состоянии. Пребывали и пребывают, только недавно, в прошлом месяце, проверка была, мы к ней серьезно готовились, так что...
  - Ох, утешение, Михаил Кириллович, честно говоря, слабое. Но хоть это.
  - Да, Владимир Лукьянович, такова реальность. Война иногда и в тыл к нам приходит. Это война. Надо быть ко всему готовыми. А где, кстати, этот ваш, со сложносочиненной фамилией? Который из прибалтийских, ретивый, чуть что, в з... в бутылку лезет? Что-то я его не вижу...
  -- Вы имеете в виду подполковника Дукшта-Дукшицу? Отдыхает. Он утром на смену заступит.
  - Как он вообще? Вы ему доверяете? Что-то он нервный какой-то. Несдержанный.
  - Вполне, товарищ полковник, доверяю. Как самому себе. Грамотный офицер...
  - Ну-ну. Хорошо. Будем посмотреть.
  
  ЗКП - замаскированный командный пункт - находился не совсем в подвале и совсем не под штабом корпуса. Вообще, если уж быть точными, ЗКП был не один, имелся и другой, более основательный, но он располагался в отдаленном районе, в лесу, в секретном месте и глубоко под землей. Тот ЗКП именовался Дальним и обладал всей необходимой инфраструктурой для управления авиацией корпуса в случае широкомасштабных боевых действий. Этот же, ближний, о котором говорил начальник штаба, назывался Первым, он использовался на учениях, а так же в тех случаях, когда опасность его обнаружения и уничтожения, по мнению командования, была не слишком велика. Видимо, ситуация с самолетами хоть и являлась тревожной, но не выглядела еще настолько угрожающей, чтобы объявлять всеобщую эвакуацию. К ближнему ЗКП из подвала штаба вел подземный ход - в противоположном направлении тому, другому ходу, которым в недавнее время для бегства воспользовался взломщик. Ход был довольно длинным, и от него имелось несколько боковых ответвлений, где располагались бомбоубежища, связь, энергоустановки, посты слежения, охраны и прочие служебные и технические помещения. Имелось несколько запасных выходов на поверхность, обустроенных по всем правилам фортификационного искусства, что предполагало бетонные тамбуры, массивные двери и земляные насыпи. Сосновый лес на поверхности был таким же, как и в других местах, разве что отделялся от других мест тройным забором из колючей проволоки. Бункер, так вполне законно именовался ЗКП среди штабных.
  Но штурманам, в принципе, без разницы ведь, где они находятся, над землей или под ней, смотрят они все равно в экраны своих радаров да в мониторы компьютеров. Серо-зеленые окна в призрачный мир излучений. Жизнь, проявленная в аурах электромагнитных полей, бьющаяся в сетях симплексной связи, вопрос - ответ, выхваченная из непостижимых пространств и глубин перекрестием курсов и эшелонов, пульсирующая в венах маршрутов, от точки и до точки...
  Тревогу, как и обещал начальник штаба, объявили, когда стало ясно, что самолеты точно идут на Сосновый бор, а прогнозируемое подлетное время не оставляло права на надежду, что пройдут мимо, отвернут в последний момент. Возможность такая, конечно, еще существовала, но полагаться на нее было нельзя. Поднятый по тревоге личный состав прибывал сразу на ЗКП, поэтому народа там собралось много.
  - Сигнал тревоги - три зеленых свистка, - сообщил Марлинский, появившись на ЗКП как раз за полчаса до начала очередной смены.
  Захарий Львович Дукшта-Дукшица, поздоровавшись, задержал его руку и просканировал долгим отстраненно-непонимающим взглядом.
  - Шутишь все? - отреагировал он, наконец. - Ты кончай эту лабуду, не до того. Положение очень серьезное.
  - Пф-ф! - Пит развел руками. - Так мы это, всегда готовы. Спим с открытыми глазами. Трусы в скатку и противогаз!
  - Тьфу! - Захарий в сердцах отвернулся и отошел прочь, стреляя по сторонам и все испепеляя огненным, как у Вия, взглядом. Серж, который стал этой внезапной стычки невольным свидетелем, удивился. Что-то между ними искры пробивают, подумал он. С чего бы это? Странно, никогда раньше ничего подобного он не замечал. Львович явно был не в своей тарелке, что-то его беспокоило. Он оглядывался, кого-то высматривая, а заметив, кстати, стоявшего в сторонке Сержа, подошел к нему.
  - Вот не люблю я! - сообщил он вместо приветствия и, в пояснение, махнул головой куда-то назад, за спину, где находился Пит. - Когда по каждому поводу зубоскалят.
  Серж разгладил усы. У него имелось, что сказать на тему любви-нелюбви.
  - Так, все мы чего-нибудь не любим, - сообщил он. - Это нормально.
  - Правда? - Захарий Львович явно заинтересовался. - И что, например, не любишь ты?
  - О, я... - Серж на секунду задумался, высветив в памяти образ самого Дукшта-Дукшицу, и, раз уж представилась возможность, начал перечислять: - Ну, например, ненавижу, когда дышат в затылок, наступают на пятки, толкают в спину или заглядывают через плечо. Когда кто-то, заходя в комнату, а так же уходя, оставляет дверь нараспашку. Или молча заглядывает: ку-ку. Или принимается звонить по телефону, не испросив разрешения, не объяснив как-то своих действий. Когда идущий впереди неожиданно останавливается, или приседает, или бросается обратно. Когда хватают сзади за воротник и тянут. Хамства не люблю вообще, и бесцеремонности...
  - Это все?
  - Мало? Можно, наверное, еще накидать, только повспоминать нужно.
  - Не нужно, достаточно.
  - Как скажешь...
  - Я скажу, все, что ты назвал, вполне достойно нелюбви. Но ведь каждому - каждому, и тебе в том числе! - присуще что-то из твоего списка. Один-два, а то и больше пунктов. Так что...
  - Что?
  - Терпи. Всем приходится терпеть, иначе перегрызем друг другу глотки.
  - Я-то терплю. А вот ты что-то не особо.
  Да уж, подумал Серж, что-то добродушия у нас поубавилось в последнее время.
  - Товарищи офицеры, прошу внимания! - полковник Раужев поднял руку. Когда разговоры стихли, продолжил: - Товарищи офицеры, сами видите, нас здесь собралось слишком много. Тесно, мешаем работать тем, кто должен работать. Поэтому, прошу остаться только дежурную смену, всем остальным - покинуть ЗКП. Переходите в бомбоубежище, согласно тревожному расписанию, места всем определены. Кто после ночного дежурства, может там отдохнуть, пока есть время. Позже, насколько я знаю, будет предложен завтрак, начпрод уже занимается. А как же! Без этого никак. Завтрак и обед по расписанию.
  Захарий Львович кивнул Сержу:
  - Ладно, Таганцев, иди, отдыхай. И не лезь на рожон, понял? Не лезь на рожон! Всем будет только лучше.
  
  Воздух в бомбоубежище пахнул дезинфекцией, прорезиненной тканью и тальком, - как защитный комплект, ОЗК, изнутри. Ничего удивительного, по сути, бомбоубежище и являлось огромным защитным комплексом, только коллективным, который не унесешь с собой. Гудела, напрягаясь упорством, вентиляция под потолком, в квадратных трубах из оцинкованного железа. Сержу еще живо помнился другой подвал, где он побывал совсем недавно, - там так же подвывала, трудилась вытяжка. Теперь думалось: а действительно ли это случилось с ним? И было не сном, а реальностью? Одно казалось сейчас очевидным: что-то с этим временем творилось странное, неладное, оно точно пошло вразнос и понеслось вскачь, еще и взбрыкивало при этом. Вчерашние события уже представлялись такими далекими, словно не происходили никогда, и уж точно не с ним, они выглядели нечеткой картинкой в памяти, воспоминанием о чужом рассказе, были, не были, - навеянные кем-то сны и мысли. Тамара... Он не видел ее, не обнимал, наверное, уже целую вечность. Неужели она тоже - чужой сон? Эти подлые мысли изматывали, лишали сил, но еще хуже было отсутствие уверенности, что хоть в какое-то обозримое будущее что-то могло измениться к лучшему. Тренд, как говорится, не задался. Как там, в городе, кстати? Ведь он совсем рядом, по военным меркам - рукой подать. Тоже воздушная тревога, объявили эвакуацию? Что там происходит, черт возьми? Серж задумался. Казалось очевидным, что если городские - там - беззащитны, какой смысл им, военным, прятаться под землей здесь и спасать свои жизни? Вот уж действительно, поворот. События, которые считались надежно локализованными на небольшой и весьма отдаленной территории, стали расползаться вширь, по всей стране. Это уже не ужас, это кошмар. Начнется хаос, как пить дать начнется. И что прикажете делать? А делать что-то надо.
  Серж почувствовал сильнейшее беспокойство. Он собирался вздремнуть - часок-полтора, сколько удастся - в бомбоубежище, и даже занял себе подходящее местечко в углу, где можно было удобно расположиться, прислониться к стене, вытянуть ноги и зафиксировать голову. Но теперь он понял, что ему не до удобства, да и вообще не до отдыха. Ключ он давно переложил в задний карман, теперь приходилось на нем сидеть, что было той еще пыткой. Серж, в который уже раз пожалел, что таскал его с собой, лишнюю тяжесть, а не сунул по дороге где-нибудь в кусты - на сохранение. Голова к тому же гудела, и совсем не от усталости, а от дум, что в ней роились. Прогнать мысли никак не удавалось, они объявились в мозгу давно, и засели в нем крепко, а вот теперь еще и пришли в величайшее возбуждение. Серж даже скосил глаза по сторонам, проверяя, не обращают ли на него внимание соседи в связи с накалом мыслительного процесса в его черепе. Но нет, Юра Хостич рядом уже спал, закатив глаза и посапывая полуоткрытым ртом, а другим, подальше, тем более не было до его терзаний никакого дела.
  Мысли не прогнать, подумал Серж, просто потому, что вопросы требуют ответов. Мысли и есть попытка ответы найти. Но их, похоже, следует искать в другом месте, не в голове. Все его догадки и предположения, все версии - и те нуждаются в проверке. А ответы, скорей всего, знал лишь один человек, Геша. Впрочем, это он уже давно сообразил. Вопрос в другом: как до этого оракула добраться?
  Как добраться? Да очень просто! Надо встать и идти. Сидя на месте уж точно не добьешься ничего.
  Отто что-то промычал, когда Серж, перешагивая через его вытянутые ноги, слегка запнулся о них, глянул на него мутным взглядом и подобрался.
  - Спи спокойно, дорогой товарищ, - пожелал ему Таганцев добра и вышел из бомбоубежища.
  Подземный коридор, несмотря на тревожную обстановку, а может - благодаря ей, был пуст, никаких проявлений суматохи, тем более, паники. Нет, нет, ничего такого, все знали, что должны делать, и находились на своих местах. Серж повернул в сторону штабного подвала и вскоре беспрепятственно до него добрался. По дороге ему никто не встретился, за исключением знакомой парочки бойцов из комендантского взвода. Солдаты сосредоточенно мели пол и лишь хмуро взглянули на капитана, когда он проходил мимо. Все-таки в штабе такого калибра, где в каждом кабинете по полковнику, а то и не по одному, капитан слишком незначительная величина, чтобы обращать на него внимание. Капитан был знаком с таким взглядом на вещи, не одобрял его, но временем, чтобы заняться корректировкой, не располагал, поэтому просто напустил на себя рассеянный и занятой вид. Вот так и рушится дисциплина, вздохнув, подумал он с некоторым раскаянием. А бойцы эти, наверняка подчиненные Жеки Задроцкого, и надо бы ему сказать... А впрочем, кому это надо? Ему? Жеке? Задрот уже, наверное, уехал, или чемоданы собирает, какое ему дело до двух дембелей? Тем более, ему самому - какое дело? Нет, пусть уезжают домой, пусть их воспитывают там родители, или трудовые коллективы, или полиция, наконец. Жизнь пусть их воспитывает, а если уж она не преуспеет - никто не сможет. А ему некогда, и вообще не до них.
  Так, зудя у себя над ухом, Серж добрался до подвала, который, против обыкновения, был ярко и повсеместно освещен. Но, слава создателю, так же безлюден. Только, проходя мимо лестницы, он услышал, что по ней спускается большая группа людей. По всплескам характерной хрипотцы полковника Дахно, Серж понял, что, скорей всего, это командование Корпуса перемещается на ЗКП. Ну все, подумал он с тоскливой ясностью, скоро начнется. Что начнется, ему было понятно. Видимо, самолеты совсем уже рядом, на подлете, меры воздействия на них определены, и скоро последуют. Сбивать будут, сбивать! А что делать?
  Он подавил в себе инстинктивный порыв немедленно мчаться на боевой пост, сообразив, что пост не пуст, кто должен, находится на нем и отрабатывает все, что нужно в полной мере. А вот у него сейчас есть время и возможность осуществить задуманное. Поэтому никуда он не побежал, а отошел в сторонку и укрылся за выступом стены. Генералы и офицеры - а Серж был уверен, что это сам командующий с заместителями, - спустились с лестницы и, повернув направо, скрылись в коридоре, который только что миновал Серж. Он и перекрестился, подумав, как удачно все сложилось! А ведь, зацепись он за бойцов в воспитательном порыве, и все, сейчас бы пришлось объясняться, куда и зачем идет. Там же наверняка с ними Кротов, а этот точно его не выпустил бы. 'Ситуация архисложная, товарищ командующий. И, надо признаться, архихеровая. Но боевые расчеты на своих местах и готовы к действию...' - долетел до него выброс разговора. Михаил Кириллович фонтанировал энергией. Какой молодец, восхитился Серж. Молодчина! Начальник штаба и должен всех заводить, вести за собой. Если не он, то кто же?
  Лавина прошла мимо. Голоса, втянувшись в туннель, трансформировались в медленно удаляющийся и затихающий гул. Вспомнив бойцов в коридоре, Серж подумал, что эта коса неминуемо найдет на камень, тому просто некуда деться. Судьбы не избежать, сформулировал он известный постулат, почему-то, кстати, не имея в виду себя лично, словно вынося свои отношения с фортуной за скобки. Вообще-то, своей судьбой, ее к себе отношением, он пока что был доволен. Да и то, все складывалось для него удачно, роптать не приходилось, просто на этой пересадочной станции, где он сейчас находился, надо постараться не пропустить свой поезд - и все будет отлично.
  Не теряя больше ни мгновения, Серж поспешил дальше. Первым делом, он забрал из тайничка злосчастный шильдик и сунул в карман, намереваясь унести его за пределы штаба и там где-нибудь от него избавиться. Давно надо было это сделать. Толку от этой улики ноль, наоборот, сейчас она представляет опасность лишь для него лично. Коснись что, объяснять, где взял, почему не доложил, не отдал - кто ему поверит? Поэтому - на фиг! Схоронить в лесу, и дело с концом!
  План был такой: по подземному ходу выйти в лес. Это, как он знал, будет недалеко от Дома офицеров, - зайти в него через боковой вход и еще раз попытаться попасть в Гешину мастерскую. Или в Дом. В общем, как получится. Или как повезет. А там уже действовать по обстоятельствам. Геша нужен был ему, Геша. Серж имел твердое убеждение, что никуда, ни в какую командировку этот парень не уезжал, а обретался где-то здесь, рядом, неподалеку, надо было только его найти.
  Тот закуток подвала, где находилась дверь в подземный ход, в отличие от остальных подвальных помещений, не освещался, к тому же он оказался перекрытым железной решеткой, совершенно новой, еще ржавой и неокрашенной. Молодец, Михаил Кириллович, не дремлет, благодушно похвалил Серж начальника штаба. А чего ему напрягаться? Решетка не помеха, когда у тебя в кармане ключ от всех замков, решил он, даже от гаражного, как здесь. Надеюсь, сигнализацию сюда еще не провели. Воспользовавшись, наконец, ключом по назначению, он открыл калитку, а, зайдя за решетку, запер ее за собой. Отойдя глубже в тень, постоял несколько минут, прислушиваясь. Только убедившись, что все спокойно, заодно и привыкнув к полумраку, он подступился к двери в ход.
  Дверь, массивная железная дверь, какой он ее и помнил, против ожиданий, оказалась не заперта и даже полуприкрыта. Это было необычно, но, в общем, не вызвало у Сержа больших подозрений. Да мало ли что! Могли посчитать, что одной решетки достаточно, а ход оставили открытым, чтобы был наготове и проветривался. Могли бы и свет оставить включенным, кстати. Он потянулся к выключателю на стене и несколько раз им перещелкнул туда-сюда, но никаких последствий эти манипуляции не возымели, свет не загорелся. Видимо, как всегда, что-то не контачит, или отвалилось. Черт, фонарик, подумал Серж, фонарик забыл! Хотя, куда ему еще и фонарь девать было? С ключом намучился, прятать за поясом, еще бы и это... Ладно, как-нибудь... Он отбросил последние колебания и вошел в ход. Втянулся в него, как в утробу удава.
  Наверное, это была не самая удачная идея, за осуществление которой он брался. Бывали и похуже, он, правда, таких не помнил - если навскидку, но были, не могло не быть. И все-таки, тащиться в кромешной темноте по подземному ходу километр, или сколько там? Нет, можно было бы что-то поумней придумать. Хотя, темноты Серж никогда особенно не боялся, и был почти уверен, что никаких сюрпризов здесь не предвидится... А почему, собственно, он в этом уверен? Почти, он сказал, почти, то есть какая-то вероятность чего-то гадостного все-таки есть? Вот именно, вероятность пакости есть всегда. А закон что гласит? Если вероятность неприятности не нулевая, она рано или поздно произойдет. Закон Мерфи, да? Умный был парень, знал жизнь такой, какая она есть.
  Как он помнил по своему прошлому, и единственному, посещению подземелья, что проход имел квадратное сечение и был сухим и чистым, но не прямым, как стрела, а довольно извилистым. Стены его оштукатурены и выбелены известкой, а под потолком, помнится, шли провода в несколько рядов на старомодных фаянсовых изоляторах, и между ними похожие на шляпы-канотье светильников. Ничего этого теперь он, разумеется, не видел, так, визуализировал воспоминания. Занимался самоуспокоением. С той же целью он левой рукой чертил по штукатурке. Протяни он вторую руку, достал бы ей до противоположной стены, проход был совсем нешироким. Но в правой он держал наготове тяжелый универсальный ключ, единственное бывшее в его распоряжении орудие. Если что. Что? Мало ли что!
  Чем дальше он продвигался по коридору, тем сильней прорастало в нем чувство опасности. Ощущение, или, предощущение - что-то такое. Предчувствие. Серж не понимал, на чем это чувство основывалось, до тех пор, пока не уловил явственный запах табака. Потянуло дымком, уже более густо, он наслоился на привычный запах подземелья и тут же выделился, просигналил. Кто-то невидимый, очевидно, закурил впереди, и сквознячком дым потянуло к противоположному входу. Так. Серж остановился. Стало быть, впереди засада. Что ж, умно, можно только порадоваться, как поставлена штабная служба, можно даже поаплодировать штабным, но ему-то что теперь делать?
  Он прижался спиной к стене и посмотрел зачем-то назад, словно мог там, в темноте что-то разглядеть. И тогда, словно отзываясь на его взгляд, в той части хода раздался какой-то шум. Шум быстро приближался, нарастая, и вскоре распался на топот нескольких пар ног. Кто-то бежал по коридору, в ногу, несколько человек, грохоча тяжелыми сапогами по полу. Серж понял, что бегут по его душу, что поднят по тревоге комендантский взвод, видимо, он все же затронул какой-то датчик. И вот, мышеловка захлопнулась, в руке у него ключ, а в кармане шильдик, и деваться ему совершенно некуда. Через минуту бойцы налетят, сомнут, завалят, и накостыляют в свое удовольствие... А потом... Что потом? Все? Пи...ец, в чистом виде, как он есть? Подкрался незаметно. Или что-то еще он может сделать?
  Сердце глухо ударило в виски, стало невыносимо тоскливо.
  Серж повертел в руке ключ. Отбиваться? А смысл? Он же не враг, все-таки, ему всего лишь хотелось бы избежать неприятностей. Черт! Он нажал на тумблер, открыть, закрыть, бесполезно, конечно... Затем нащупал под скобой кнопку, ту самую, дополнительную, которой до сих пор ни разу не пользовался, опасался, не зная ее функции, и совершенно бездумно, по какому-то наитию, надавил на нее.
  Из раструба вырвался голубоватый, резко расширяющийся конусом луч, выхватив из темноты кусок стены напротив. А фонарь-то был у меня с собой, подумал Серж. Но тут же сообразил, что нет, не фонарь. Участок стены перед ним засеребрился, указывая свечением на проход в ней, что-то подобное он наблюдал уже, недавно, дома, когда к нему наведались ночные гости, и ему пришлось загонять их палкой в такой же проем. Теперь самому придется уходить той же дорогой.
  Справа, приближаясь, забегали, заметались по стенам блики света, топот перерос в грохот, точно по коридору несся, сметая все на своем пути, табун лошадей. 'Брать живым!' - услышал он чей-то не то крик, не то хриплый выдох, и с удивлением опознал в нем голос Кротова. Вот уж дудки, подумал он штабс-подполковнику язвительно, выкуси, - и шагнул в проем. Захлопнул за собой дверь на той стороне и прижался к ней спиной. Я в домике, подумал. В ожидании толчков сзади, подобрался. Усмиряя дыхание, прислушался. Тишина была ему ответом. Ни топота, ни возгласов вожделеющего славы Кротова, ни приближающихся фонарей - ничего. Пространства больше не пересекались, разошлись, как льдины в океане. Да и дверь куда-то пропала, только чистая, гладкая и прохладная стена стояла сзади. А он - за ней, и недосягаем. И, едва подумав о том, сразу понял, где находится.
  Не в домике, конечно, но в Доме.
  Глава 20.
  Залезть не сложно, как слезать будешь?
  
  
  
  Итак, никаких сомнений - он снова в Доме.
  Узнаваемый вполне сумеречный коридор, без конца и начала, по которому, кажется, тысячу лет тому назад проводил его Тукст. Знакомый сквозняк, запах кофе и... Опять курево. Только теперь не дымок дешевенькой 'Примы', а густой, смолистый кедровый аромат солидной сигары. Кто-то неподалеку раскуривал настоящую витолу. М-м-м-м, кардамон, это же его запах? Эти ребята, местные, любят все самое дорогое и качественное. А кто же не любит-то, что получше? Все любят. Когда есть такая возможность. Но они, похоже, в принципе никогда не размениваются по мелочам.
  Все тихо и спокойно, никто не ждет, не ищет, и не обеспокоен его появлением. И это здорово, это дает ему шанс обстряпать дела без лишнего шума и пыли. Добиться положительного результата малыми силами. То есть, своими собственными.
  Что ж, что хотел, то он получил, куда рвался, там и оказался. Наверное, не было никакой нужды тащиться по подземному ходу, достаточно было всего лишь активировать дополнительный излучатель в универсальном ключе, и легко совершить переход из любого места, где есть подходящий кусок стены. Но кто же знал, что так обстоят дела, что имеется такая возможность? Инструкции к ключу, к сожалению, не прилагалось. До сих пор он каждый раз попадал в Дом каким-то непонятным образом, спонтанно и без всякой технической поддержки. Так вот, значит, почему они так настойчиво пытаются вернуть ключ себе? Чтобы лишить возможности его или кого угодно другого врываться в их хозяйство без предупреждения. Хотя, вот тоже вопрос: как вычислить, куда попадешь? Интересно, надо будет поэкспериментировать. Но это потом, в другое удобное время, когда оно будет, теперь же, раз он уже здесь - Геша. Не отвлекаться.
  Серж осмотрелся, пытаясь понять, где, в какой части Дома он находился. Если судить по запахам - недалеко от буфетной. Хотя, она ведь здесь могла быть и не одна. Да наверняка так и было. И, опять же, судя по запахам, там кто-то присутствовал, прямо сейчас, возможно, сам Директор. Значит, ему пока не туда. А куда? Гм...
  Он попробовал определиться, в каком хотя бы направлении двигаться. Дом этот каким-то странным образом своим устройством перекликался с ГДО, не копировал, не повторял конструкцию до мелочей, но во многом цитировал и соответствовал концептуально. Следовал образцу, повторял его, но в преувеличенном, гипертрофированном виде. Если коридор, то без конца и края, если лестница, то непременно в небо. Поэтому, Сержу представлялось очевидным, что здесь должно было быть еще одно крыло, противоположное тому, что демонстрировал ему Директор, и в котором он теперь скорей всего находился. В том крыле непременно должен иметься какой-нибудь трап на крышу, в башню, в которой, конечно же, располагалась мастерская. Или лаборатория. Что-то такое. Его задача - обнаружить эту башню, Гешину лабораторию в ней, и попасть туда. Он был уверен, что мастерская со всем оборудованием и к-зеркалами располагалась в Доме, больше просто негде, надо только найти в нее вход. И вот там, в башне, в лаборатории он точно найдет Гешу. Геннадия Юрьевича, будь он здоров и доступен.
  Серж мысленно раскинул перед собой план Дома, как бы окинул его взглядом с высоты. Если Дом построен в форме буквы П, а он, очевидно, так и построен, то сейчас он находится в левом его крыле. Вот здесь. А ему нужно в правое. Сюда. Значит... Он посмотрел влево от себя. Долгий, сужающийся и как бы растворяющийся в сумраке, в курящемся по абрису проема легком тумане, коридор, в который через неравные промежутки матовыми конусами падал свет из расположенных справа окон. Значит, туда. Спорить с собой, сомневаться и гадать, стоя на месте, ведь бесполезно. Непродуктивно.
  Отчалив от стены, как баржа от дебаркадера, он двинулся, куда глаза глядят. 'А что, если все не так? Что, если не туда, если надо как раз обратно?' - тащил он все-таки свои сомнения за собой, и принялся остужать ими пыл свой, едва отойдя на несколько шагов.
  'А вот если, да как - посмотрим', - сам же и пресек он бунт сознания, уговорив себя решать проблемы по мере их обнаружения.
  Хорошо все-таки пребывать с собой в согласии, опять же, уметь его находить. Договариваться, да, другого способа нет. С собой.
  Для начала ему хотелось найти тот большой холл с кожаными диванами, на одном из которых он почивал в прошлый раз. Ему казалось, да он просто был уверен, что из того помещения имелся проход в другое, искомое крыло. Холл ему представлялся таким центральным звеном, связующим элементом.
  Этот коридор не только казался, но, похоже, и был бесконечным. К тому же Серж совершенно не помнил подробностей своего первого по нему прохождения. Это было нехорошо, следовало, во что бы то ни стало наметить какие-то ориентиры, реперные точки, чтобы сразу заметить, когда он начнет ходить по кругу. А такое чувство у него возникло уже совсем скоро. Этот ход ветвился, что твои катакомбы, не часто, но регулярно, и надо было знать точно, который путь правильный. Но он не знал, всякий раз приходилось угадывать. Видимо, чутье его подводило. Дело осложнялось тем еще, что стены во всех этих коридорах были первозданной чистоты, на них не было ничего, никаких табличек, плакатов или указателей, ни даже огнетушителей или пожарных кранов. Что удивительно, даже те немногочисленные двери, что встречались ему на пути, тоже были без какой-либо маркировки. Создавалось впечатление, что визуальная информация для обитателей Дома не имела такого решающего и всеобъемлющего значения, как для нормальных людей. Едва Серж подумал так, как ощутил некоторый холодок в груди. Ведь действительно, он никогда не задумывался особенно над тем, кто в Доме обитает, для кого он на самом деле построен? Судя по известным ему качествам и особенностям этого пространства - а знает он далеко не все, - жили здесь не самые обычные люди. Да и люди ли? Хотя, как он может судить обо всех, ведь общался с одним лишь Тукстом, Директором. Ну, и те еще... Громилы.
  Едва лишь он подумал об обитателях Дома, как навстречу ему попался один из них. Он просто внезапно вывернул из очередного прохода, так что Серж даже не успел сгруппироваться. Но обошлось, тот, по виду обычный человек, даже не обратил на него внимания. Едва не задел плечом, уклонился от столкновения, извинился мимоходом и был таков. Удалился по своим делам торопливым шаркающим полушагом, сильно косолапя и выворачивая стопы вовнутрь. Серж только успел заметить, что этот не был еще одним клоном Гонория. Выходит, есть и другие.
  Серж смотрел в задумчивости вслед первому попавшемуся ему на глаза обитателю Дома, пока быстро теряющую признаки реальности фигуру не поглотила схлопнувшаяся перспектива коридора. Круглые матовые светильники под потолком улетали вдаль, как трассеры. Неожиданно придя к какому-то решению, Серж принялся копаться в карманах и, не найдя ничего другого, вытащил на свет божий свой трофей, злосчастный шильдик. Держа его в руке, как стило, он острым металлическим углом нацарапал на стене знак, что-то вроде хештега, после чего углубился в проход, из которого появился незнакомец. То же самое он проделывал перед каждым проходом, в который углублялся, помечал его царапинами на стене. И когда ему вскоре попался на глаза нарисованный им собственноручно знак на стене, он, наконец, убедился, что да, ходит по кругу. Тут он почувствовал некоторую растерянность. А что бы вы хотели? Доказательство того, что ты заблудился в незнакомом месте, практически в лабиринте, мало кого оставит равнодушным. Надо сказать, что Серж не стал предаваться долгим терзаниям по поводу неприятного откровения, запаса энтузиазма у него еще было с избытком, поэтому он просто пошел дальше и, найдя первый же непомеченный коридор, вошел в него - не забыв, конечно, нанести знак на стену. Блуждая по безликим, сузившимся коридорам без окон и дверей, Серж в какой-то момент заметил, что те запахи - кофе и сигар, - что взволновали и порадовали его в момент появления в Доме, куда-то пропали, улетучились, что ли. И, судя по всему, давно уже, он просто не обращал внимания. А вместо них, насколько он ощущал, не появилось ничего. В этот лабиринт, дальние ароматы не проникали, но и ничто свое, специфическое, ему тоже не сопутствовало. Разве что, запах тревоги, но это, разумеется, нечто другое.
  Эта история с замыканием движения по кругу повторялась еще несколько раз, однако Серж не спешил отчаиваться, он просто взял себе за правило в тех местах, где коридор раздваивался, поворачивать всегда налево. Почему? Он и сам не смог бы объяснить. Потому что так! Это было какое-то наитие, что-то сродни шутливому правилу игры в преферанс: хода нет - ходи с бубен. Ну, в общем, налево. Мужчине не зазорно ходить налево, ведь, правда?
  Сработало! Правило оказалось действующим.
  Повернув в очередной безликий проход, Серж через несколько шагов оказался, что называется, на торном пути. Этот коридор был заметно шире и светлей тех, в которых он петлял, и в нем появились окна - по правую руку, - а так же все, что развлекало его во время прошлого по нему прохода на пару с Директором. Возникли вновь какие-то лестницы, галереи, курительные комнаты, уставленные кожаной клубной мебелью, наполненные растениями в кадках эркеры с большими окнами, выходившими на светлую, туманную равнину, в небе над которой не наблюдалось солнца. В одном из таких закутков ему повстречался мужчина в странного вида военной форме. На фоне окна, в обрамлении резных листьев монстеры, он казался плоским серебрящимся силуэтом, точно вырезанный из фольги контур. Мимолетная похожесть. Темно-синий двубортный мундир с золотыми пуговицами и эполетами, черные брюки с малиновыми лампасами, заправленные с напуском в мягкие сапожки. На перевязи кривая сабля в ножнах с золотыми кистями, на голове каракулевая папаха с таким же, как лампасы, малиновым верхом. Человек курил короткую трубку, держа ее снизу в левой ладони лодочкой, правую руку при этом заложив за спину. На появление Сержа мужчина спокойно оглянулся. Густая короткая рыжая борода с проседью, серые глаза. 'Какой простор', - сказал незнакомец глухим голосом и скупым жестом указал трубкой в сторону окна. А, сказав, и сам к нему вновь обратился, утратив к Сержу всякий интерес. Пыхнул трубочкой, и Серж уловил пряный, перченый запах крепкого турецкого табаку. Запах! Едва он уловил один, как появились и другие.
  Серж заторопился дальше, испытывая некоторое смущение оттого, что встреченный им человек показался ему смутно знакомым, но при этом он его так и не узнавал. Странное, беспокоящее чувство. Впрочем, подумал он, в этом Доме все на кого-то похожи, а на кого - не вспомнить никак. Должно быть, такое свойство места.
  Пройдя по коридору дальше, еще совсем немного, Серж внезапно, оказался в давно разыскиваемом им холле, том самом, уставленном покойной кожаной мебелью. Здесь его накрыла волна новых запахов, пищи и курева: на фоне широких окон хорошо был заметен медленно плывущий по воздуху изогнутым сизым языком дым. Почти вся мебель в этом фойе оказалась занята, на креслах и диванах расположились какие-то люди, молчаливые и неподвижные. Никто не обратил на вновь прибывшего Сержа никакого внимания, головы присутствующих были повернуты в сторону висевшего в простенке между окнами большого телевизора с плоским экраном. Телевизор работал, экран светился, но не показывал ничего кроме одного белого шума. Он и шумел так ровно, монотонно - ш-ш-ш-ш. Еще одно окно в мир, только реальное или фальшивое, как понять? У Сержа сходу создалось впечатление, что зрители пребывали в измененном состоянии сознания, иными словами, что их загипнотизировали, и они сидели здесь в ожидании момента, когда на экране появится кто-то, облеченный властью, чтобы расколдовать их. Он отдаст команду, и тогда ожидающие поднимутся и отправятся ее выполнять. Сержу стало не по себе. А что если с экрана укажут на него. Появится там, скажем, Тукст, ткнет в него пальцем и скажет: вот он! Ату его! А этих зомби здесь не менее полусотни. И что ему тогда делать? Разорвут же!
  Стараясь не привлекать к себе внимания, не шуметь, не скрипнуть полом невзначай, Серж постарался быстрей покинуть эту зону ожидания. Перейдя на пружинящий, почти на цыпочках, шаг, он за спинами присутствующих перешел к сразу засеченному им второму выходу из холла, обозначенному в стене черным проемом раскрытой двери, из которого и втягивался сюда исполненный запахов шлейф дыма. Пересекая помещение, Серж вспомнил о бильярдной в подвале и подумал, что она теперь, должно быть, тоже полна народа. Он даже представил себе эту картину, гул голосов, стук шаров, такой же голубой дым, облизывающий светильники над столами... Вентиляция не справляется. Ему стало тревожно, прямо скажем. Что-то в этом Доме происходило такое, что все больше и больше беспокоило его.
  Коридор, в котором он оказался, беспрепятственно миновав дверь, существенно отличался от своего собрата по ту сторону фойе. И конструктивно, и видом, и атмосферой. И вообще, это был никакой не коридор - в строгом понимании этого слова.
  Какие-то пересекающиеся объемы, перемещающиеся друг относительно друга наподобие частей, или фрагментов кубика Рубика. Словно кто-то решал головоломку, перемешивал, перемещал отсеки туда-сюда, но кто этим занимался, и что хотел получить в результате, да и хотел ли, непонятно. Еще одна аналогия происходящего - блуждание и хаотичное пересечение в ночном небе лучей прожекторов. Отрезки коридоров, похожие на трубы большого диаметра, скользили мимо, наплывали под разными углами и из разных уровней, - сверху, снизу, с боков. Они касались друг на друга, пересекались и отплывали, исчезали, таяли в сумраке, чтобы, вероятно, вернуться позже. Может, это постоянное скольжение являлось самоцелью, способом скрыть суть, не позволить пройти, куда не следует? Кто знает, кто знает. Серж вполне допускал, что его атакует оптическая или еще какая иллюзия, но отступать он как раз не собирался, и не забывал, зачем сюда заявился. Геша, мастерская, лестница на верхний уровень. Немного приспособившись к ускользанию пола из-под ног, уловив, как ему казалось, ритм этого раскачивания и перемещения, Серж двинулся вперед.
  А дальше становилось все чудесатей, что, как помнил Серж, и должно происходить в подобных ситуациях и в таких местах.
  Коридоры как бы плавали в пространстве, презрев законы тяготения, они приближались и удалялись, двигались хаотично, соприкасались, соединялись и в какой-то момент объединялись, тоже всего лишь на миг. Вот этот миг надо было точно определить, и уловить, чтобы именно в него совершить переход из одного коридора в другой, перескочить с поезда на поезд. А иначе - никак. Серж в этом убедился лично, когда, пытаясь перемахнуть в очередной проход, но не в надлежащий момент, наталкивался на невидимую стеклянную стену и отскакивал обратно. Впрочем, бился он не слишком сильно, и двух-трех неудачных попыток ему оказалось достаточно, чтобы научиться улавливать тот самый миг, когда только что еще было рано, а теперь пора.
  И путешествие началось.
  Серж сразу, с самого начала обратил внимание на то, что в этой части Дома, в этом его крыле более многолюдно, чем в том. Но, как и само пространство, народ здешний представлялся ему тоже довольно странным. В основном это были тени, едва проявленные силуэты, иногда полутени и гораздо реже те, кого можно посчитать нормальными людьми. Сразу бросилось в глаза полное отсутствие женщин, что Сержа напрягло, ему, как раз было бы легче наоборот. Все встреченные субъекты не проявляли к нему агрессии, молча и торопливо двигались в нужном им направлении по своему краю коридора, не глядя по сторонам и не обращая внимания на попавшегося им навстречу, либо догонявшего их Сержа, так что он с их стороны опасности не ощущал. Хотя на всякий случай и сжимал в кармане рукой ключ, за раструб, - единственный бывший в его распоряжении тяжелый предмет. Куда и кто из аборигенов идет, Серж не задумывался, хотя, быть может, и стоило. Он просто смешался с разнонаправленной толпой пешеходов, затерялся, как ему казалось, слился с ней.
  Слиться-то он слился, но не переставал ощущать себя посреди этого скопища отдельным инородным телом. Чужаком.
  У каждого призрака, думал Серж, свой Дом, а у него - свой, и он, как и каждый здесь, должен решить свою внутреннюю проблему, чтобы совладать с внешней. Какую еще проблему? У него нет проблем! Что вообще происходит? Что ему навязывают, к чему подталкивают? А вот к чему, ему придется сделать выбор. Но разве он не сделал его уже раньше? Видимо, есть, остались еще в душе сомнения, и Дом их ощущает. Улавливает малейшие колебания, и хочет их использовать. Дом - образ иррациональный. Он должен понять, разобраться: если Дом - храм, то со знаком плюс или минус? Разница вроде небольшая, один лишь маленький значок, черточка, но она очень важна, она меняет суть, обращает да в нет. Смотри, не ошибись, парень, поставь запятую правильно. Именно так, как нужно.
  Хорошо, но, опять же, почему конкретно он? Что от него зависит, на что лично он влияет? Что может, на что способен? Или вопросы не только к нему, а к каждому, заглянувшему на огонек? Тогда, по факту, у каждого свой Дом, и свои в нем коридоры? И свой храм? И каждый должен сделать выбор? Это важней, чем война, война - потом, ее исход будет зависеть от того, какой выбор сделает он, каждый, большинство. Все перед выбором. Индивидуально. Свобода воли, да, но и неотвратимость последствий. Ответственность.
  Какой-то сумбур мыслей взвихрился в его голове, и такой же вихрь чувств всколыхнул его душу, так, что он какое-то время шел, как потерянный, абсолютно забыв об окружающем. Что? Куда? Кто? Где? Он совершенно ничего не понимал, не помнил. Потом, очнувшись, сбросив мысленное наваждение и придя в себя, остановился, с удивлением взирая на сутолоку вокруг, на обтекавшую его публику.
  В каком направлении идти дальше, какой коридор выбрать? Вопрос интересный, и совсем не праздный. Серж решил полагаться на интуицию, да еще на запах стряпни, который начиная с фойе вел его, то усиливаясь, то уплывая куда-то. Наш траппер вполне резонно считал, что этот дымок - неспроста, и что вьется он из вполне конкретного, не случайного места, которое неплохо бы найти. Оставалось только держать нос по ветру, перемахивая из одной трубы в другую. В которой запах гуще, та и нужна, та и ведет куда следует.
  Какое-то время его все устраивало, и способ движения, и общая обстановка вокруг, но вскоре странности усилились, и стали проявляться новые. Во-первых, количество теней вокруг него значительно увеличилось, они двигались по проходам уже практически сплошным потоком, так что менять направление и перепрыгивать из коридора в коридор ему в какие-то моменты становилось затруднительно. Впрочем, по отношению к Сержу аборигены все так же были нейтрально-предупредительны, зато он к ним стал проявлять все больший интерес. Дело в том, что кое-кого из встречных он стал узнавать. В лицо. Это - во-вторых. В ком-то сомневался - показалось, не показалось, а в ком-то был уверен вполне, на все сто. Фокус заключался еще в том, что те, кого он узнавал, были, как бы это сказать помягче... В общем, по его сведениям, они давно уже пребывали на ТОМ свете. В стране мертвых. Исключены из списка живых и сняты со всех видов довольствия. Это в третьих. Он стал замечать знакомых ему по прежним временам людей, бывших военных, отставников. Некоторых он знавал по Сосновому Бору, более того - провожал в последний путь. Похороны, поминки, все как положено. И хоть представали они сейчас перед ним больше все-таки тенями, чем даже полутенями, положения это не меняло, оторопь капитана при каждой такой встрече брала конкретная. У всякого, предполагал он, имелся свой вход и свой выход из Дома. Потому что это - гостевой Дом. А кто-то, не исключено, жил здесь долго, вся штука в том, как отсчитывать время. Это что же получается, думал он, их посмертный путь пересекается с моим, еще, хочется верить, не последним? Как это вообще возможно? И что же это за место такое? Что за феномен такой - Дом? Что здесь, черт дери, происходит? Что затевается?
  Ответов он не имел, ни одного, а от обилия вопросов распухла голова. Серж почувствовал, что с него довольно, что задыхается, и тогда он остановился и стал вертеть головой по сторонам, ища выход. Но вместо него увидел, как по проплывавшему выше и проворачивавшемуся против часовой стрелки коридору шел человек в военной форме и с забинтованной головой. Серж никогда не знал его лично, не встречался, но хорошо помнил его фотографии в газетах. И те жуткие заголовки, всего пару лет назад. Ночной комбат, да-да, что-то такое. Стрельба в казарме, неуставные отношения. Страшная история, в воинской части где-то, кстати, недалеко от теперешней Литорали, прогремела тогда на все вооруженные силы, на всю страну. Капитан погиб, пытаясь вмешаться в ситуацию, получил шальную пулю в лоб. Брэм, да, Серж запомнил это странное имя. Так что же он тут делает теперь, этот Брэм? Откуда он взялся, куда путь держит? Что ему здесь?
  Коридор, по которому шествовал отмеченный и выделенный из общего трафика живым капитаном его героически погибший коллега, опустился с поворотом на сто восемьдесят градусов уровнем ниже, так что тот теперь двигался уже в попутном ему направлении, однако Серж даже не сделал попытки запрыгнуть в ту трубу. Интуиция ему подсказала, что нет, ему туда не надо, не его это случай, и он не стал спорить. Умерла так умерла, немного невпопад, но по смыслу, верно, подумал Серж, провожая глазами понурую фигуру Брэма, пока ослепительно белый бинт на его голове не померк и не затерялся в сумраке.
  Не успел, однако, сгинуть в переплетении вариантов, вероятностей и невозможностей один, пусть и заочно, знакомый Сержу призрак, как он увидел, что ему навстречу шествует другой бывший знакомый. И теперь прекрасно узнаваемый, хотя и с сомнениями, и оговорками, потому что раньше вот было понятно, что человек собой представляет, а теперь? Теперь что он такое? Кто знает? Вот, то-то и оно.
  Ново встреченного Серж знавал именно по Сосновому Бору, как капитана и сослуживца Антона Билевича. Тогда его звали Громин Александр Сергеевич, или просто - Сергеевич. Еще проще - Сашка, но так только среди равных. Был он из плеяды старых вояк, испытанных служивых меринов, что глубоко не пашут, но и борозды не портят, для которых казарма дом родной, а звание капитан - потолок, достижимый, но не преодолимый. Вся жизнь в службе, носители традиций, наставники молодежи. Командование этих ветеранов всегда чтило и отмечало, на них надеялось и опиралось. Потому что не подводили. Однако все рано или поздно кончается, даже бесконечная армейская служба. А у службы есть такая особенность, что вместе с ней зачастую заканчивается и жизнь. Вот и Сергеевич, оказавшись в запасе, через полгода ощутил полную свою ненужность и заброшенность, и, не успев даже разносить новые армейские ботинки, которые берег для пенсии и обул в первый день на гражданке, отправился в мир иной, неизведанный. Он и теперь ковылял в тех ботинках, не считая обычной для местных одежонки: брюк, рубахи с косым воротом, расстегнутым, и мешковатого пиджака. На лацкане лапсердака его отливал медью круглый, точно стреляная пуля от Макарова, мелкий знак. Сергеич шел, опустив голову с приглаженными, как всегда мокрыми, черными волосами, и вздернув плечи. Смотрел он не вперед, а под ноги, поэтому Сержа не видел в упор, и тому пришлось, уступая дорогу, сделать шаг в сторону. Пахло от Сергеича Шипром, лицо было безрадостным, бледным.
  - Сергеич, - набравшись храбрости, окликнул прохожего Серж.
  Громин, пройдя мимо, остановился не сразу. Постоял, покачиваясь, будто раздумывал, не ослышался ли, и так же, покачиваясь, повернулся. Полнейшее равнодушие во взгляде.
  - М-м-м?
  - Ты меня не помнишь, а, Сергеевич?
  - Отчего же, помню. Я все помню. Ты с Вовкой моим приходил на поминки.
  Поминки он сказал необычно, по-старинному, с ударением на первый слог - пОминки. Но куда больше удивило и насторожило Сержа не это, а упоминание того обстоятельства, что был он там с Вовкой, его сыном. Вот как он мог помнить, если его там, в живом, так сказать, виде, не присутствовало, задавался вопросом Серж? Ведь это же его пОминки были, и уже после похорон. А если он присутствовал там, то в качестве кого? В каком виде, в чьем облике? И если он видел и помнит это, то и все остальное он тоже не забыл? Господи, час от часу не легче!
  Как всегда в гарнизоне все и вся было переплетено и перепутано между собой. Люди, связи, отношения. Часто это обстоятельство помогало и упрощало взаимодействия и дела, но иногда, по итогу, как в данном случае, и усложняло их до невозможности.
  Вовка был знакомцем и приятелем Антона Билевича, а Громин, в свою очередь, его сослуживцем. Старшим товарищем, практически наставником. Вовка, сын Сергеича, отслужил срочную, потом пару лет покуролесил, погулял в гарнизоне, после чего, не без содействия отца, поступил на службу в полк, прапорщиком. И уже тогда они на почве каких-то общих интересов сошлись с Антоном, хотя, насколько понимал Серж, интересы у них были абсолютно разными. Тем не менее. И вот с Сергеичем произошла эта неприятность, скоропостижная, никто не ожидал. Конечно, оставайся он живым, ни на какое его торжество Сержа бы не позвали, а поминки в гарнизоне дело такое, каждый может зайти и помянуть усопшего.
  Осень только началась, когда Сергеич отошел, еще и листва, и птицы, и солнце высоко, но уже ощущалась, разливалась тоска неизбежности в воздухе, щекотал ноздри аромат увядания, и если кто был расположен, легко поддавался его влиянию и зову. Вот и Сергеич, того... А Серж как раз, временно, остался в выходные без идеи. Тамара снова уехала, жизнь артистки вся в разъездах, поэтому он откликнулся на приглашение помянуть собрата по оружию довольно легко и, как оказалось, легкомысленно.
  Военторговская столовая полнилась людьми, Сергеевича многие знали и уважали. Да и то, все его бытие здесь, на миру прошло. Но Серж никак не мог понять, зачем она там, что делает? Эта девица, как ее... Люба. Любаша, конечно! Блондинка, распущенные волосы ниже плеч, в белом облегающем трикотажном платье. В белом, на поминках! Ничего удивительного, что Серж, ввиду случайности своего пребывания на мероприятии и связанной с этим обстоятельством отстраненности от него, на нее моментально запал. Это потом выяснилось, что Любаша пребывала на поминках в качестве невесты Вовки, она, вроде как, уже почти дала согласие, но еще немного сомневалась. Вовка-то не сомневался, он весьма конкретный был парень, но на поминки пришел уже, что называется, на взводе, и там быстро добрал до полной кондиции, так что никаких пояснений давать не мог, даже не пытался.
  - Не хочешь ли слинять отсюда, красавица? - спросил ее Серж, без обиняков, прямо.
  - А что, давай попробуем, - легко согласилась Любаша.
  - Уходим по одному, - предупредил ее Серж, - если что, мы не знакомы.
  Это было в субботу. Лишь к вечеру воскресенья они насытились друг другом, в какой-то мере, и немного успокоились. Серж тогда, помнится, легко изменил Томе, потому что, а кто бы не воспользовался таким подарком судьбы? Кроме того, он ведь ей ничего не обещал, и она это знала всегда, что да, не обещал. Так что... Какие претензии? У них с Любашей имелось обоюдное желание и дальше продолжать тесное телесное общение, но не сложилось. И, слава Богу. В тот раз обошлось, скандала удалось избежать, а когда вскоре Серж узнал о серьезных намерениях Владимира, он благоразумно отошел в сторону. Вовка женился на блондинке Любе, свадьбу сыграли под Новый год, а еще через полгода они развелись, потому что, по рассказам Антона, Любаша оказалась блондинкой ненатуральной, кроме того продолжала испытывать и пробовать жизнь на стороне, не могла определиться, все искала чего-то эдакого, а Вовкиного огня и энергии ей явно не хватало. Еще бы! Серж до сих пор помнил ее чудесное упругое тело, дрожащее и ненасытное, обтянутое трикотажем и без него, в естественном бархате кожи... А вот что помнил Сергеевич?
  - Как там, Сергеич? - спросил Серж и неопределенно мотнул головой, куда-то в сторону, вообще.
  - Нормально.
  - Как это... климат?
  - Соответствующий, - Сергеич с трудом процедил сквозь зубы, пропустил слово. Потом взор его потух, опустился долу. Утратив всякий интерес к общению, бывший капитан отвернулся и зашагал прочь, сутулясь и глядя под ноги.
  Серж не знал, как на встречу с Сергеевичем ему реагировать, не понимал, что она значит, для чего произошла и что сулит. И не узнал, во всяком случае, тогда, потому что буквально в тот же миг увидел Гешу.
  Откуда-то из-за спины его, сверху возник этот коридор, опустился с разворотом почти до уровня того, где находился Серж, да так и остался чуть выше и параллельно ему. Коридор тот, как ни странно, был совершенно пустым, и по нему в гордом одиночестве, свободным шагом, сунув руки в карманы застиранного синего летного комбинезона, того, что на молнии, шествовал Геша. Не глядя по сторонам и быстро удаляясь, потому что, в отличие от Сержа, у него никто не путался под ногами. Коридор Гешин, как уже упоминалось, шел параллельно, даже не соприкасался, поэтому перескочить в него Серж никак не мог. 'Эй, эй, стой! Геша, подожди!' - закричал Серж и бросился за другом вдогонку, по своей, естественно, трубе. И тут наяву с ним случился тот самый кошмар, который хоть раз в жизни снился каждому, а уж Сержу так и неоднократно: чтобы успеть и догнать ему пришлось пробираться сквозь толпу, которая вдруг стала ужасно плотной и никак не хотела пропускать его. Словно народа в проход набилось в десять раз больше, чем было до того, и все шли навстречу, к плечу плечом, и не желали расступаться. Хотя, нужно отдать должное, никто и не хватал его руками, не цеплялся, чтобы задержать, даже не пытался. Но легче-то ему не было! Серж задыхался и совершенно выбился из сил. Он с отчаяньем, почему-то с отчаяньем наблюдал, как удаляется от него с легкостью небывалой Геша, и никак не мог этому помешать. И лишь когда Геша почти исчез из виду, дальний конец его трубы, словно огромная соломина, поехал в сторону, а тот, что был сзади, приблизился и, наконец, пересекся, так что Серж смог, и успел в него перескочить.
  Он со всех ног бросился вдогонку за уходящим Гешей, но темный и едва различимый вдали его силуэт мелькнул в последний раз и исчез за поворотом. Коридор, по которому бежал Серж, оставался единственным в этом сегменте Дома, все прочие, перемежающиеся и передвигающиеся в разных плоскостях, остались позади, подвешенной в пространстве кучкой светящихся бирюлек, а вскоре вовсе растаяли во мраке. Пространство вновь стало обычным, привычным, трехмерным - длинный коридор, много дверей с разных сторон. Но без окон, поэтому зажженные светильники под потолком. И запах! Ведущий его всю дорогу за собой запах стряпни и кухни, - этот запах сконцентрировался здесь. Когда Серж добежал до поворота, за которым скрылся Геша, друга там, как водится, уже и след простыл.
  Серж остановился и в отчаянии пнул стену ногой. Бесполезное, напрасное членовредительство. Куда он мог деться, подумал в раздражении, и стал оглядываться.
  Искомой им и ожидаемой лестницы наверх, в башню он не увидел.
  С левой стороны на стене, в неподходящем, как показалось Сержу, месте висело большое, от потолка и почти до пола, зеркало в темной дубовой раме. Странное, надо сказать, зеркало, поскольку отражение на его светлой серебристой поверхности возникало не вполне четкое, а в виде темного расплывчатого силуэта, в котором подробности и детали угадывались лишь приблизительно. Да, необычно, подумал Серж. Он поднял руку, намереваясь прикоснуться к полотну, силуэт в зеркале повторил его жест, правда, с некоторой задержкой. От стекла неожиданно потянуло холодком, таким потусторонним сквозняком, и Сержу прикасаться к зеркалу расхотелось. Почему-то. Ладно, в другой раз, решил он, уловив предчувствие, что, по крайней мере, еще один шанс у него непременно будет.
  Чуть дальше по коридору, справа, он заметил приоткрытую дверь, именно оттуда просачивался сизый дымок и вытягивался под потолком в его сторону обметанным языком. Серж тут же решил, что Геша скорей всего там, внутри. А где же еще?
  Он подошел к двери и осторожно заглянул в довольно широкую щель. Что-то подобное, подумалось, он где-то уже видел. Прямо угадывание, узнавание какое-то. Показалось, что он смотрит старый фильм и заглядывает непосредственно в кадр. Оставалось самому войти в мизансцену.
  За дверью болтались занавески с красными маками, полураспахнутые, словно халат на женщине, за ними открывался довольно просторный зал заведения. Уровень пола там был ниже, от порога к нему спускались три, наверное, ступени. По залу были расставлены столы, немного, Серж видел три полностью и еще два частично, круглые, покрытые светлыми скатертями, свисавшими складчатыми углами до самого низа. Столы ломились от яств, за ними, восседая вокруг на отставленных стульях, как водится, пировали дамы и господа. Господа офицеры, подумал Серж, разглядев мундиры и блеск погон. Где-то, невидимая, пиликала скрипка. Кроме нее звуковой фон создавал общий шум пиршества, когда звякают приборы по фарфору, и говорят все вдруг, а обособляются, выпадают лишь некоторые возгласы, типа 'За милых дам!' или 'Господа, господа...' Под потолком зала, скапливаясь, клубился дым папирос, который мало-помалу и перетекал в коридор. А вот этих двоих, за ближним столиком, Серж узнал вполне. Подполковник Дукшта-Дукшица и штабс-подполковник Кротов, собственными персонами. Господа офицеры весьма расслаблены и свободны, они явно в своей среде. С кем это они гуляют, что празднуют, и где, в конце концов, Геша?
  Серж попробовал приоткрыть дверь чуть шире, но не смог, потому что не успел.
  - Таганцев! - раздался у него за спиной внезапный яростный возглас, от которого Серж присел и быстро, как смог, обернулся.
  Господин Директор надвигался на него неистовым девятым валом, совершенно осатаневший от гнева.
  - Да что же ты за человек такой? - вопрошал он, с ненавистью цедя слова, и не с целью получить ответ. - Его в дверь вышвыривают, так он в окно залезает! Было ведь сказано: не лезь на рожон! Так нет же, опять залез, еще и ножки свесил! Но залезть еще полдела, как слезать-то будешь?
  - Я только хотел... - попытался вставить свои разъяснения Серж, чего сделать ему не дали.
  - Во-он! - взревел Тукст весьма рассерженным буйволом и сделал короткий пас рукой, в которой блеснул искрой некий предмет... Или не предмет. Что-то блеснуло, и все. Сержа не стало.
  Его выбросило в хвою, в елки, в лес, где-то за Домом офицеров, как он быстро определил, едва перестав вращаться и катиться. Да и то, вон он виднеется, громада, над линией крыш гаражей. Серж, пошатываясь и чертыхаясь, выбрался из кустов на тропинку и принялся отряхиваться, счищая с одежды налипшие листья, иголки и прочую труху. Заодно ощупал себя и проверил карманы. Все было цело, все на месте, единственно, фуражка куда-то запропала, но с этим уже ничего не поделаешь. Да и не смертельно, дома имелась запасная.
  Серж огляделся. Вокруг никого. Тогда он извлек из кармана злосчастный шильдик и с мучительным наслаждением запустил его куда подальше. Серебристый пропеллер прочертил по воздуху заваливающуюся дугу, потом звякнул, будто вскрикнул, ударившись о сосну, и смолк, исчезнув навсегда. Все.
  Серж выдохнул, отер лоб ладонью и, с чувством исполненного долга, направился домой.
  И тут его снова накрыло. Обрушился камнепадом с неба, на спину, на плечи, рев реактивных двигателей. Остановившись, он через силу распрямил, выгнул тело обратно и задрал кверху голову.
  Карабкавшееся в зенит Солнце казалось совсем пунцовым, даже сквозь ажурные кроны сосен его тянущиеся к земле лучи слепили немилосердно - он заслонился от них рукой.
  Самолеты над головой. Эка невидаль. Вернулись с задания и кружат на гарнизоном. Но не все так просто, почему-то они не садятся. Видимо, не доверяют больше тем, кто их бросил в небе.
  Невысоко, метрах в ста над землей пролетали огромные боевые машины, бомбовозы. Парами, уступом вправо, их было много, десять, полная эскадрилья. Так, долетели, констатировал Серж факт. Следом подумал, что, судя по всему, по коридорам Дома он блуждал не так долго, как, опять же, показалось, ведь когда он отправлялся в свой поход, самолеты были уже на подлете. Это хорошо, потому что, если его хватились, тем более, если искали, то вот он, уже нашелся. Неплохо бы еще узнать, что произошло реально, как все обошлось и разрешилось. Но самолеты - вот они, значит, никто их не сбивал.
  У него заломило шею, глазеть вверх, он опустил голову и растер затекшие мышцы ладонью, потом медленно пошел по дорожке, изредка бросая остаточные взгляды в небо.
  Бомбовозы заложили вираж, и ушли на следующий круг. Или, что вероятней, легли на обратный курс. Садиться они, похоже, не собирались, если у кого-то была такая надежда, то все, можно забыть. Боезапаса на бортах, насколько помнил Серж, не было, отбомбились они над Литоралью, но и падать здесь, им на головы, у них, судя по всему, желанья тоже не было, так что... Он вдруг поймал себя на мысли, что думает о самолетах и анализирует их действия так, будто это разумные существа. Но ведь людей там нет, ни единого, и как они могут до сих пор оставаться в воздухе - совершенно не понятно, так что... Так что...
  Этот стандартный заход на вывод не помогал, поэтому решение он принял единственное логически оправданное: выбросить все из головы. Все равно ведь додуматься до чего-нибудь конкретного и разумного не удастся, а вот повредиться можно вполне.
  Он собрался идти домой, благо, было рукой подать. Взять новую фуражку - и тогда можно на обед, столовая, должно быть, уже открыта. Война - войной, а обед по распорядку, так-то. А в столовой и новостями разжиться можно.
  К дому он выходил, словно самолет на полосу - по коробочке. То есть ломанным прямоугольным маршрутом, поскольку решил, что через центр, напрямик, идти не стоит. Мало ли на кого нарвешься? А этот, окольный путь, все-таки спокойней. На финишной, прямо возле дома, путь пролегал мимо двух рядов сараюшек, серых, одноэтажных, немного кособоких и таких милых атрибутов гарнизонной жизни. Поскольку обустроенных подвалов не было, особенно в домах первой постройки, их замещали такие вот выносные кладовки для утвари и хлама, возведенные под соснами по количеству квартир. Для дров, некоторые тут и кур держали. Сержу, кстати, тоже такой полагался, но он даже не пытался выяснить, где он, кто им пользуется, поскольку положил себе, что ему без надобности.
  Так вот, едва он вошел в узкий желоб между сараями, как навалилось августовское солнце со своими нежностями, объятьями и зноем, и всколыхнули сознание, вскружили голову запахи накаленных досок и плавящейся от жара смолы, и много чего еще. В общем, утратил Серж контроль над ситуацией и даже не заметил, откуда они взялись, из какого сарая выскочили. Эти, давешняя троица Тукстовских громил.
  Придвигались близко,
  обнимали крепко,
  изо ртов пахло...
  Молча, только сопя от натуги и усердия, вооруженные дрекольем, между прочим, пришлые бузотеры набросились на Сержа. И ему сразу пришлось не сладко, поскольку расслабился, поплыл и не ожидал. Потому и пропустил первые несколько ударов по голове и по лицу. Твою мать, только и успел подумать он, закрываясь руками от сыпавшихся горохом ударов и отскакивая в сторону. Ему, наконец, удалось выцарапать цеплявшийся за карман ключ и, держа его за раструб, рукоятью он стал отбиваться, и вполне успешно. Однако что-то в этот раз Фортуна пребывала, видимо, в игривом настроении, и попеременно подыгрывала то одной, то другой из противоборствующих сторон. К тому же ребята были явно злы на Сержа, памятуя учиненное им ночное побитье палкой, на взводе, поэтому дубинками работали яростно и настойчиво. Кто-то ударил его по руке и выбил ключ, тот только сверкнул на солнце и улетел на крышу сарая. А следом Серж получил удар по затылку и упал на четвереньки. Он сразу закрыл голову руками и сгруппировался, предоставив для дубового массажа спину. Тоже не выход, но все-таки, другого не было.
  Упрашивать ратников не пришлось, удары посыпались зельно и рясно. Впрочем, чувствовалось, что задачи убить совсем перед ними не стояло, били больно, но аккуратно, все так же молча, пыхтя и хукая. И когда Серж почувствовал, что уже устал терпеть и округляться, и вот-вот раскроется, раздалось спасительное:
  - Эй, там, не еб...ся! Стоять! Руки к ушам!
  
  
  Глава 21.
  Русалка моей мечты.
  
  
  
  
  Сиреневый туман, над нами проплывает...
  Вот не до песен было, а в голове все равно крутилось, замкнув в кольцо контакты: сиреневый туман... Это потому, что в глазах стоял туман, пелена, не сиреневая, правда, скорей розовато-красная. И еще голову наполнял звон. Серж провел рукой по лицу и поморщился, увидев, что ладонь в крови. Вот, суки, подумал, все-таки зацепили. Совсем ему это было ни к чему. И уж никак не вовремя. Абсолютно. С какой стороны ни посмотреть.
  - Ни хера себе! - вопил, подбегая, своим надрывным взвизгом Жека Задроцкий. - Уже на офицеров нападают! Среди бела дня! Убью!
  Он все оглядывался по сторонам, но никого из нападавших не было видно, и тогда он бросился помогать Сержу подняться на ноги.
  - Ты как? Нормально? Встать можешь?
  - Спасибо, спасибо, не надо. Я сам, - отказался от помощи Серж.
  Покачиваясь, он поднялся на ноги. Приложил платок к кровоточащей ссадине на левой скуле. Выгнул спину, подвигал плечами, ловя ощущения и отмечая, как затрещали, защелкали в сочленениях кости, как потянули и заныли мышцы. Слава Богу, подумалось с облегчением, без переломов, похоже, обошлось. Вот только голова все звенит, точно пустой казан.
  - Выдать всем пистолеты, раз такая буза пошла! Не хватало еще! - все не унимался Жека. - На офицера, суки! К стенке! Вон, к поленнице! По законам немирного времени!
  - Тише, тише, - стал урезонивать разошедшегося Задрота Серж. - Успокойся, все нормально. Я сам разберусь.
  Жека блеснул маслятами глаз.
  - А-а-а, я понял! - озарился он догадкой. - Это из-за бабы, правильно? Я так и знал.
  - Что ты знал?
  - То же, что все знают, Таганцев.
  - А что все-то знают?
  - Да ладно, кончай ты вот это. Всем известно, какой ты гусар, в гарнизоне ни одной целки не оставил без внимания, к каждой подлаживался. Хотя, скажу тебе, и нам кое-что перепало. Да.
  - Что за глупость! - возмутился Серж. - Это вообще не про меня. Мне одной женщины вполне хватает, чтоб ты знал. Он почувствовал себя задетым за живое. Такая посмертная слава, подумал он, никуда не годится.
  - Как скажешь, - согласился Жека. - Лично мне по херу. От этих баб одна морока, они, как это, мины замедленного действия. С ними польку-бабочку танцевать - то еще удовольствие. Точно по минному полю рассекать реально. Как повезет. Но зато, с другой стороны, ощущения ярче. Опасность хмельку поддает, градусов подкидывает, да? Не рискнешь, не уе..., такова реальность. А говоря нет, ты каждый раз убиваешь себя. Уж точно - обкрадываешь... Ведь, правда? Да ладно, ты сам все понимаешь. Скажи, что я не прав? Ну, скажи!
  - Ну, не знаю... У каждого свое, - прервал Серж поток Женькиного философствования, переведя его мыслительную активность на текущий момент вопросом: - А ты-то как здесь оказался?
  - Так у меня же здесь сараюшка! - заулыбался Жека. - Вот он, пятьдесят первый номер, ты прямо под ним кувыркался. Я тут кое-что припас, для пацанов. Надо проставиться вечером, сегодня же тяпница, ну, ты понял. Тем более, тревогу отбили. Хотя, у нас каждый день - тяпница, гы-гы. Иначе же не получается! А так, тяпнул - и хорошо, и не еб..ся! Ты как? Приходи, приглашаю!
  - Спасибо, друг, но нет. Сегодня я пас.
  - Ладно, понимаю, обстоятельства... Тогда в другой раз отметим. Может, уже в столице встретимся. Она ведь маленькая совсем, ха-ха. А у нас с тобой тет-а-тет неплохой получается, я помню, да. Но ты все же скажи начальнику штаба, пусть тебе пистолет выдаст. Это же не дело, так вот, огребать.
  Серж в ответ махнул рукой.
  - Ладно, иди уж... Только ты это - никому, Жека, понял? Молчок!
  - Могила!
  
  Домой Серж проскользнул удачно, благо, рукой подать, вся баталия разыгралась практически под самыми его окнами. Несмотря на предобеденное время, никто ему не встретился по дороге, поэтому не пришлось объяснять, что он там, на лице платком прикрывает. Даже Марь Иванны на посту не оказалось, покинула она его по необъяснимой надобности, что тоже странно. Никогда ведь такого не бывало, а тут на тебе. Хотя, если по справедливости, в чем-то ведь должно было и повезти, так хотя бы в этом.
  Он перво-наперво осмотрел себя перед зеркалом. Урон физиономии по факту был небольшим, кроме этой ссадины у левого глаза ничего больше. Затылок лицом не является, поэтому шишка, достаточно крупная, на нем не в счет. Однако эта единственная царапина оказалась куда глубже и опасней, чем он думал раньше, наверное, кто-то из тех монстров зацепил его когтем. Шутка юмора, если кто не понял. А вообще не до смеха, рана продолжала кровоточить, да и глаз уже заплыл изрядно, так что, как ни хотелось этого избежать, но пришлось обращаться к специалистам.
  Серж застирал в холодной воде испачканный кровью платок, отжал и снова приложил к лицу. Так и отправился к соседке.
  Марь Иванна долго не отпирала, все, как заметил Серж, разглядывала в дверной глазок, кто пришел. Да и открыв, наконец, дверь выглядела крайне встревоженной.
  - Ты чего? - спросила она Сержа с подозрительностью в голосе, а сама, едва приоткрыв дверь, прижалась к ней сбоку бюстом и, выше, виском. И тут же сама принялась объяснять странность своего поведения: - Я ни в какое убежище не пойду, если ты за этим. Уж если суждено помереть, пусть это случится здесь, в моем доме. Не пойду! И она сложила губы в скорбную и упрямую складку, и, качнув головой, прочертила в пространстве границу своих владений.
  - Да я вообще не по тем вопросам, Марья Ивановна! - отвел от себя подозрения Серж. - Мне самому ваша помощь нужна, скорая и беспощадная.
  - Что случилось? Ах ты, господи! Где же это тебя угораздило? - запричитала старушка, едва Серж приоткрыл и представил ей повреждение.
  - Бандитская пуля. Вражеская...
  - Я знаю, что это! - отмела сразу она его объяснения и заменила своим. - Я знаю, это из-за девок. Тебя побили из-за них, проклятых. Ну, как же ты мог? У тебя ведь Тамара!
  - Марь Иванна, уверяю вас, девки здесь совершенно ни при чем. За девок бы вообще убили, если уж на то пошло. Это во время тревоги, в бомбоубежище, свет выключили, и я на что-то там напоролся. Правда.
  - В бомбоубежище... Поди ты!
  - Верно говорю. Ну, Марь Иванна! Я же вас никогда не обманывал! Где ваши примочки? Доставайте бодягу, запаривайте ее, все, что нужно делайте, меня на свадьбу пригласили, на завтра, а глаз уже вон, заплыл весь к чертовой матери.
  - Ладно, сейчас все приготовлю. Иди к себе, я скоро, - пробурчала она сердито.
  - Это что же за свадьба? - подступилась она с расспросами, едва оказавшись на его территории. - Не слышала я ни про какую свадьбу. Кто замуж-то выходит?
  - Так Светлана же... Света Кунгурова.
  - Ах, Света... Твоя бывшая? Ну, и, слава Богу!
  - Как-то вы к ней... Хорошая, между прочим, девушка.
  - Хорошая. Но не твоя. А жених кто у нас?
  - Андрюшка Хакопныш, мой сослуживец.
  - Ага... Ну и дай им Бог счастья!
  Марь Иванна перекрестилась. После такой новости она заметно повеселела, и почти радостно, в приподнятом настроении захлопотала, обрабатывая рану Сержа. Работа ей была знакома, до выхода на пенсию она без малого сорок лет проработала медсестрой в местной санчасти, да и после оказывала помощь то одному, то другому, так что дело спорилось.
  - Вот, возьми, тут лед, - сказала она, протягивая ему свернутую тряпицу. - Пока холод держи. Ты и так, я смотрю, мокрый платок прикладывал, тоже правильно, но лед все же получше будет. Подержи так часок, сколько сможешь, тогда уже и за бодягу возьмемся. Я тут мазь приготовила, можешь и сам, но лучше я потом приду и все сделаю. Давай, отдыхай, герой. Э-эх!
  Оставшись один, Серж завалился на диван. Накрыла слабость, он сразу почувствовал, до какой степени устал. Давали о себе знать дежурство, бессонная ночь и беготня по Дому. Побитая спина и шишка на голове ныли, но рана на лице уже не саднила, только слегка подергивалась, лед унял боль, успокоил, и он неожиданно, несмотря на холодную примочку, согрелся, расслабился и вскоре уснул.
  Снился ему все больше какой-то сумбур, кружился там вокруг него некий непонятный карнавал, совсем не веселый, не ощущал он никакого веселья. А вот тревогу и даже опасность вполне чувствовал. Но странно как-то, хотя и находился в самом центре бурления, и даже являлся бурлеска центром, он понимал, что непосредственно его сие действо не касалось. Хотя, вероятность того, что зацепит ненароком, была. И, что удивительно, сон его, карнавал этот, совсем не походили на то, что он видел и пережил в последний раз в Доме. Совсем другое ему крутили кино, совсем другое. Он и проснулся с этим ощущением странности происходящего. Все было не так, как казалось, словно вывернули реальность наизнанку, а потом вывернули еще раз, но о первом опыте выкручивания память сохранилась, поэтому обыденность стала выглядеть необычной.
  Пришла Марь Иванна, и не с пустыми руками.
  - Я тут супчика тебе наварила, с домашней лапшой и потрошками, как ты любишь, - объявила она ему категорично и строго. - Даже не спорь! Куды тебе с таким лицом в столовую идти? Вообще никуды.
  Словно он собирался, спорить.
  Обработав расцветший уже фингал мазью с бодягой, она сказала ему - лечись, я после зайду еще, - и ушла к себе. Он и лечился. Ел супчик и лечился. И думал, думал... Было ведь о чем. Ком фактов разбухал, словно снежный, только он совсем не понимал, какой снеговик из этого кома вылепится. В мозгу продолжал петь и плясать карнавал, тот, что приснился, и, похоже, не думал прекращаться или хотя бы утихомириваться. Временами Серж надолго застывал у окна, приглядывался и прислушивался, но там, за стеклами, действительность текла вполне спокойно, он не замечал никаких признаков ее возбуждения, и это радовало. Это означало, что ситуация как-то разрешилась и стабилизировалась, скорей всего - благоприятным образом, и служебной необходимости в нем лично, в его присутствии и участии, не имелось. Можно было, конечно, позвонить на КП и прямо узнать, что да как, но что-то его удерживало от этого шага. Он ведь, по сути, уже чужой для всех здесь, отрезанный ломоть, так что надо, надо обеим сторонам привыкать обходиться друг без друга. Если понадобится, сами позвонят, он ведь не прячется. Тут он вдруг поймал себя на мысли, что становится какой-то болезненной традицией у него, после похода в Дом, отсиживаться в квартире и ждать звонка. Да, собственно, и походы в Дом стали такой же традицией. И вскоре, в подтверждение мысли, звонков он дождался.
  
  Первым позвонил Дукшта-Дукшица
  - Живой? - без обиняков прямо спросил он.
  - В смысле? - слегка опешил Серж.
  - В смысле повреждения лицевой части головы. Что-то серьезное?
  - Ах, это... Да, фигня все.
  - Ну, до завтра, до свадьбы заживет? Будешь в норме?
  - Все нормально, заживет, как на собаке.
  - Ну, ладно. Если что - звони. И, после паузы: - А ведь я предупреждал: не лезь на рожон!
  Вот Задрот чертов, выругался Серж, бросив трубку, ну не в состоянии, гад, язык за зубами держать. Хотя, может, зря он на него злится? Может, Жека и ни при чем? Отчего-то появилось у него странное чувство, будто и без Задроцкого жизнь его просвечивается, словно прожектором, насквозь, просматривается, как кинопленка на монтажном столе, кадр за кадром, и не осталось в ней больше ничего личного, интимного, тайного. Кто-то посторонний ее монтировать-перемонтировать пытается. При чем здесь Жека...
  Ближе к вечеру позвонил Андрей Хакопныш, Хако.
  - Ты как? - тоже начал он разговор с вопроса.
  - Вполне, - заверил его Серж, и тут же перехватил инициативу: - А вы? И вообще, как дела?
  - О чем ты? Что-то не пойму.
  - Обо всем. Свадьбе командование не препятствует? Не рекомендовали настоятельно провести все скромно и быстро? И уж, конечно, без банкета?
  - Ах, это... Нет, наоборот, всячески содействуют. Стримков сказал, война по распорядку, а свадьба по залету. Мол, надо так отгулять, чтобы на всю жизнь запомнилось, и что стране новые бойцы нужны. Мы не по залету, но солидарны с ним вполне. Кстати, тоже боялись, что народ не сможет приехать, свадьба же в городе, в кафешке, но Стримков распорядился автобус выделить, так что ты тоже можешь... Воспользоваться.
  - Тесть, наверное, пробил? Кунгуров?
  - Не знаю, может быть. Так ты на автобусе?
  - Нет, я на своей поеду.
  - Хорошо, если так, а то мест мало. Подожди, как же ты тогда обратно доберешься? Ты что, пить не собираешься? Не уважаешь?
  - Собираюсь. Но ты же знаешь, я потребляю умеренно. И потом... Я, быть может, в городе заночую.
  - А, у своей... Понятно. Ты знаешь, как кафе найти? Не заблудишься?
  - Нет, конечно. Что там с самолетами, кстати? Улетели?
  - Улетели. По последним данным, вернулись обратно и снова кружат над Литоралью. Так что, все более-менее спокойно, поэтому даже Дахно обещался нас посетить.
  - Пригласил?
  - А как же! Само собой. Его да Стримкова. Обещались быть.
  -- А Горынин?
  - Горыныча тоже приглашали, но он отмазался. Сказал, что сам вряд ли сможет, но кого-нибудь вместо себя пришлет. Даже не знаю, что он имел в виду. Ладно, пока, до завтра. Лечись там.
  - Да я здоров!
  - Знаем, знаем...
  
  Кафе 'Молодежное', в котором планировалась свадьба, Серж хорошо знал. Двухэтажное светло-желтое здание недалеко от центра, за Универмагом. На первом этаже Салон красоты, кафе на втором. Вход в зал через широкий подъезд без вестибюля по внутренней лестнице. Но была и внешняя, которая обычно не использовалась и играла исключительно роль запасного выхода. На эту лестницу можно было попасть еще с галереи, которая снаружи опоясывала весь второй этаж. На галерею, со стороны фасада, выходили окна и двери центрального зала, двери открывались, когда веселье набирало обороты и гостям уже хотелось покурить. Лестница располагалась с левой стороны, за углом, на ту часть галереи выходили окна подсобных и служебных помещений. Проход здесь перекрывала запиравшаяся на замок решетка, через которую при определенной сноровке и желании легко было перелезть и спуститься на улицу. В этом укромном уголке обычно уединялись, располагаясь на парапете, окружавшем галерею, парочки, накрытые приступом неодолимой страсти. Иногда парочек бывало сразу несколько, - любовная лихорадка болезнь заразная, без скидок на возраст.
  Напротив кафе, через дорогу, находилась автостоянка, рядом с ней, чуть наискосок, небольшой пыльный сквер. Влево и вправо в обе стороны улицы выстроились жилые дома, прореженные въездами во дворы, так что в целом улица была спокойной, а в субботу к вечеру выглядела и вовсе пустынной.
  Вот, такова диспозиция.
  Серж припарковал машину на свободном месте ближе к скверу. Справа от него уже стоял автобус от штаба Корпуса, солдатик-водитель в нем, не теряя времени, дремал, высунув сапоги в открытое окно. Серж немного опаздывал на торжество, но, подумал, что ничего, не страшно. Он никуда не торопился, да и без него веселье не нарушится. Начнут вовремя, уже начали, слышно.
  Последний вывод он сделал на основании наблюдений - перед входом в кафе никого не было, а из раскрытых окон верхнего этажа неслось расколотым эхом: Горько! Горько!
  Да уж, горько, подумал Серж, выбираясь из машины. На мгновение он действительно ощутил приторный вкус сожаления по тому, что прошло, и ушло, и, хоть ты что делай, уже не вернется. Но, улыбнувшись в усы, отогнал наваждение. Нет, нет, пусть все идет, как идет. Молодость всегда будет манить к себе, это понятно, но она, во-первых, еще не кончилась, а, во-вторых, будущее впереди его ждет прекрасное, так что - вперед, к нему, не задумываясь, не тратя сил на рефлексии.
  Переходя слегка припорошенную рыжеватым глинистым налетом улицу, заметил, что она похожа на застывшую под солнцем грязно-желтую реку - пусто, тихо, ни ветерка. Интересно, подумалось, а как выглядит Рубикон? Покачал головой. Зачем вот такие мысли лезут в голову?
  Остановившись перед большим зеркалом сразу за входом в кафе, у подножия лестницы, с пристрастием оглядел себя. Светлые летние брюки не сильно измялись в машине, это хорошо, так же и белая рубашка с короткими рукавами, в порядке. Поправил воротник, пригладил чуб, расправил усы. Потрогал оставшуюся коркой ссадину под глазом. Стараниями Марь Иванны синяк сошел совсем, а эта метка, что осталась, придает мужественности. Будем так считать. И памяти, забываться-то не стоит, все ведь может повториться в любой момент. Ладно, вперед. То есть - вверх.
  Поднявшись в зал, он сразу оказался возле молодых. Белый, ослепительно белый остров, сияющий айсберг чистоты и свежести, это Света в свадебном платье и фате. Хрусткий шелк и кружева, целое облако. Праздничный торт, взбитые сливки и... Вафли, бизе? Невесте цветы, жениху - приготовленный конверт. Будьте счастливы, дорогие! У нареченной в глазах огонь торжества и вызов. А, каково, тебе, прочитал Серж в них вопрос. Жалеешь? Жалеешь! И еще не так будешь жалеть. Не спеши, Света, не спеши. Хотя, как знаешь. Твое дело.
  Отведя вуаль от лица рукой, она подставила ему щеку для поцелуя. Щечка румяная, горячая.
  - М-м-м-м, - не удержал восторженного возгласа Серж, - так вот, как пахнут невесты!
  - Так-так-так! - Андрей шутливо отстранил его рукой. - Свою заведи, персональную, тогда и обнюхивай, сколько пожелаешь.
  Засмеялись, каждый, очевидно, своему.
  - Ладно, - сказал Хако, - молодец, что пришел. Я - мы, - рады тебя видеть. Давай, присаживайся, вон там еще местечко есть.
  - Штрафную опоздавшему! - выступил со своей партией Отто.
  - Мне нельзя, я за рулем!
  - Горько! Горько!
  - На свадьбе все можно! И всем!
  Юра сунул ему в руку стопку, до краев наполненную коричневым питьем.
  - Что это?
  - Коньяк. Местного разлива.
  Осторожно отхлебнув, Серж едва не поперхнулся. Самогон оказался очень, очень забористым. Глаза его наполнились слезами, какое-то время ушло на то, чтобы проморгаться и перевести дух.
  - Гы-гы-гы! Классная штука, правда? Вещь! Десять звездочек!
  - Да уж. Огненная вода.
  - Точно! Горит, я проверял!
  - Горько! Горько!
  Андрей положил руку на тонкую талию жены, Света послушно приникла к нему, запрокинув голову и раскрыв ищущие губы. Горько же! Темный локон выбился, лег на фату, точно ворона крыло. Затрепетав, локон замер, - губы встретились, нашли, что искали.
  - Горько! Горько! - зашлась свадьба в судороге одобрения. - Один, два, три...
  Отвернувшись от радостного безобразия, Серж направился к дальнему концу стола, где виднелась единственная, наверное, прореха в ряду пирующих. Надпитую стопку он осторожно держал перед собой двумя пальцами, точно в ней кипяток. Он и улыбался так страдальчески, будто ему, в самом деле, горячо, при этом нельзя бросить или расплескать, а надо сохранить лицо. Однако причина была в другом.
  Он заметил ее издали, но отвернуть, уйти в сторону было уже нельзя, поздно, она смотрела прямо на него, он и пошел на взгляд. Да, собственно, других свободных мест за столами и не было, только это, в аккурат напротив нее.
  - Садись, капитан, - опередила его возможные вопросы и приветствия Ольга Стримкова. - Салат?
  Не дожидаясь его реакции, она взяла чистую тарелку, положила на нее две ложки оливье и поставила перед ним.
  - Угощайся, - сказала почти приветливо, - не отравлено.
  Серж поперхнулся. Удовлетворенная достигнутым эффектом, Ольга улыбнулась. Одними губами, глаза оставались холодными.
  - А вот если бы это ты сегодня женился, - она кивнула головой в сторону эпицентра торжества, - на Светке, я бы тебя точно отравила.
  - Ты такая любезная девушка.
  - Да, я такая, пользуйся, пока. И угощайся, капитан. Ешь, пей, закусывай. Веселись!
  - Прямо, хозяйка бала, - улыбнулся он.
  - Хозяйка бала, - повторила за ним Ольга, имея в виду что-то свое.
  Как странно, подумалось Сержу, когда-то эта колючая женщина была милой застенчивой девушкой, которую все жалели и звали не иначе, как Оленькой. Сейчас никому и в голову не придет так к ней обратиться.
  Рядом с Ольгой, слева от нее, сидела незнакомая Сержу женщина, молодая, лет тридцати с небольшим. С интересом прислушиваясь к их милой беседе, она как бы ненароком выковыривала вилкой из оливье горошек и, по одному, ядрышко за ядрышком, отправляла в рот. В ротик, поскольку он был у нее небольшим и изящно очерченным. Жевала она тоже изящно, одними передними зубками, мелкими и острыми. Губы яркие, красные, но не вульгарно-красные, нет, а весьма благородного тона, того же, кстати, оттенка, что и маникюр на пальцах. Серж чуть внимательней скользнул по ней взглядом, мельком улыбнулся. По привычке сфотографировал. Красивая, подумал, но, пожалуй, не в моем вкусе. Чего-то в ней не хватало, огня, что ли. Или идеи. Хотя, вот, смеется, посмеивается, ухмыляется. Большие, подведенные влажные глаза, карие. Короткая стрижка в стиле поп-рок, тонкие пряди топорщатся от ушей вверх. Брюнетка, темно-коричневой масти, волосы цвета мокко, густые, слегка вьются. Может, просто так удачно растрепаны? Очень хороша. Еще крупные серьги, камни, похоже, настоящие, рубины. Точно кровь из ушей течет. Да, и у помады тот же оттенок чуть застывшей и потемневшей крови. Что-то не так было с этими рубинами, показалось, как-то не очень они шли незнакомке. Не соответствовали образу, выбивались. И ... Если честно, грудь у Ольги была значительно больше. Просто несоизмеримо, подавляющее преимущество. Но от нее лучше держаться подальше. От них обеих, вообще.
  Серж отвернулся.
  Есть, пить не хотелось, от слова совсем. И так ведь не собирался здесь долго задерживаться и предполагал уйти пораньше, при первом подходящем случае, - теперь этот случай придется конструировать целенаправленно. Пир с Олей в качестве соседки за столом - это удовольствие из экстремальных. Нет, спасибо, в другой раз. А лучше совсем не надо. И тут ведь еще одно обстоятельство присовокупилось, в сложившейся ситуации почти решающее. Доставшееся ему место за столом вынуждало его сидеть спиной к залу, чего он не выносил никогда. Напротив, он любил спокойно наблюдать за происходящим, отстранившись, чувствовать и отслеживать, как реальность плещется перед ним, словно содержимое огромного аквариума. Здесь же приходилось либо любоваться Олиными прелестями, либо, как сейчас, сидеть, извернувшись вполоборота к дарбару. Ни то, ни другое его не прельщало. Сразу же, решил он для себя, как только начнутся пляски с бубном.
  Зал, в котором гуляла свадьба, был действительно небольшим. Столы в нем, по обыкновению, расставили буквой П - с длинной верхней перекладиной и короткими боковыми опорами. Длинная сторона шла вдоль линии окон и имела разрыв посередине, обозначая выход на галерею. Справа, за коротким столом, миловались жених и невеста, слева, через весь танцпол, спиной к ним сидел Серж. Рядом с молодыми имелся небольшой бар, на стойке длинными рядами стояли приготовленные бутылки с напитками, преимущественно, судя по цвету, с тем самым десятизвездочным коньяком. Дальше, в углу за баром, прикрытый шторой, виднелся проход, который вел к кухне и другим служебным помещениям. Дверь в коридор пока была раскрыта настежь, оттуда выплывали запахи стряпни и просачивалось немного похожего на туман дыма.
  Сиреневый туман... Снова, снова туман.
  По левую руку от лестницы, в углу, рядом с Сержем, на небольшой эстраде играл оркестр из трех человек. Гитариста Серж не знал, а с двумя другими музыкантами был шапочно знаком. Здоровенный барабанщик с всегда невозмутимым, точно застывшим лицом в городе являлся личностью легендарной, его знали все, и он знал стольких же. Имя ему было Анатолий, но все звали его почему-то Лимон, и никак иначе. На электрооргане играл тезка Сержа, седой, с обвислыми тонкими усами мужичонка, худой, щуплый, верткий, с узкими бедрами - типичный лабух. Он работал в филармонии, и, бывая там с Томой, Серж часто с ним встречался. Странно, подумал, почему он здесь, если у Тамары концерт? Видимо, шабашка вне конкуренции, котируется выше. Встретившись с музыкантом взглядом, Серж поднял в приветствии руку. Тот улыбнулся в ответ и придвинул к себе микрофон.
  -- Дорогие друзья! Мы рады приветствовать в этом зале наших новобрачных, Свету и Андрея! Для них звучит наш маленький музыкальный подарок.
  Заиграла музыка, Серж поднялся и вышел на галерею. Закурил и, облокотившись на балюстраду, со странным ощущением, что время распадается на части, стал смотреть вдоль улицы, с удивлением находя там подтверждение своим чувствам. Он видел, что улица уплывает от него вдаль, а свадьба за спиной дрейфует в свою сторону, отдаляясь и затихая, а балкон... Вот с балконом не ясно, он то ли оставался на месте, то ли тоже куда-то скользил, влекомый мощным подспудным течением. Вечерело все больше, сумерки проявлялись в явь из остатков дневного света незаметно, проступали неотвратимо, точно изображение на фотопластинке, будто тихое помутнение рассудка. Пространство светилось, залитое жидким стеклом, - этот сумрак совсем не торопился брать свое. Однако по краям, в кулисах обзора видимая картинка уже начинала размываться, серебрилась виньеткой и оттуда ручейками пробегала прозрачная сквозная рябь. Фонари, переживая из-за длящейся слишком долго невостребованности своих профессиональных умений, склоняли головы, поникали и медленно растворялись в воздушном рассоле. Пахло маттиолой.
  Галерея тоже не ощущалась единым организмом. Стайка девушек у Сержа за спиной щебетала о чем-то своем, пересмеивалась, их голоса доносились до его сознания словно с противоположного берега реки - невнятно-приглушенно, неотличимо от лепета вод самой реки. А потом на галерею вышел Юра Хостич и связал все воедино.
  - Эх, девчонки, голубые трусики! - воскликнул он восхищенно. - Что же вас-то никто замуж не берет?
  Девушки взорвались шутливым возмущением.
  - Как, как это не берут?! Очень даже берут!
  - Это мы сами раздумываем!
  - Да, выбираем! А выбрать-то не с кого!
  - Как это выбора нет? А вот, смотрите, какой молодец скучает, - сказал Отто, обнимая Сержа за плечи. - Только оцените, какой красавец!
  - И правда, красавчик. Жаль, занят уже.
  - И вообще, с ним опасно.
  - Почему это?
  - Поматросит, и бросит!
  - Вы все такие!
  - А нам любовь нужна!
  - Ну, так любовь у нас всегда с собой... Поделимся, мы не жадные.
  - Дурак! Пошли, девочки, тут становится пошло.
  - Как соскучитесь, приходите!
  - Щас!!!
  - Ну, ты чего такой грустный? - проводив девушек осязаемым вполне взглядом, Отто повернулся к Сержу. - Скучаешь? Он был уже очень неплохо накачан спиртным. Зачесанные назад русые волосы его расползались по сторонам, наваливались на оттопыренные мясистые уши. Воткнув сигарету во влажные губы на всю длину фильтра, он поправлял прическу обеими руками. Лицо пламенело, шрам белел, в глазах играли огоньки затаенной мысли. Компенсируя раскачивания тела, он поигрывал бровями с той же амплитудой.
  - Да не скучаю я, - соврал Серж. - Просто состояние такое, странное.
  - Состояние нестояния?
  - Вроде того. С понедельника рассчитываться начинаю, три дня - и все, меня здесь нет.
  - Я понял. Отрезанный ломоть! Чемоданное настроение.
  - Именно, настроение.
  - Жаль, Серега, жаль, совершенно искренне говорю тебе. С тобой хорошо служить было вместе. Слушай, но это же повод жахнуть кого-нибудь напоследок. На посошок, так сказать. Ты видел, какая здесь форель водится?
  - Да я как-то... Не до того, правда. И неудобно тут. Не мой стиль.
  - Чего неудобного-то? Свадьба - самое оно. Ну, ты как хочешь, а вот я, пожалуй, кого-нибудь жахну.
  - Думаешь? А если никто не захочет? Девчонки вон какие ретивые пошли.
  - Уверен, все будет. Сережа, ты лучше меня знаешь, что у них, - он кивнул за спину, имея в виду ушедших девушек, - чешется еще сильней, чем у нас с тобой. Кроме того, мой друг, - существует специальное свадебное поверье. Так называемое, ССП.
  - Какое еще поверье?
  - А такое, что каждая, кто даст кому-то на свадьбе подруги хотя бы раз, выйдет замуж в течение месяца. Причем, не обязательно за того, кому даст.
  - По-моему, чушь полная.
  - Все так говорят, - Отто пожал плечами. - И все в эту чушь верят. И многие, между прочим, ей следуют.
  - Но, Отто, твоя жена в зале. Ты что?
  - Нормально, нормально. Как-нибудь устроится.
  - А если твоя Оксанка тоже решит последовать поверью? На всякий случай. Возьмет, и даст кому-то, на свадьбе подруги. По-моему, это было бы справедливо. А, как думаешь? Дозволишь?
  - Нет, невозможно, пресеку на корню.
  - И ты не видишь здесь противоречия?
  - Никакого. А я тебе объясню. С точки зрения семьи, как единого организма, если я е...у, значит - мы е...ем. А когда ее е...ут, значит, нас е...ут. Чуешь разницу? Я, как мужчина и самец, такого к себе отношения не приемлю. Нет, недопустимо, ни в каком виде. Поэтому...
  Внизу, перед входом, завизжала тормозами, останавливаясь, машина.
  - О, начальство пожаловало, с поздравлениями и подарками, - сказал Хостич, увидев высаживающегося из авто начальника штаба. - Пошли, посмотрим. Приобщимся.
  Серж вздохнул, с тоской и обреченностью. Встречаться с Ольгой снова ему не хотелось Где там сейчас Тома, подумал он и, прикрыв на мгновенье глаза, вызвал в сознании образ любимой женщины, как оказалось - в последний раз этим вечером. До завтрашнего утра он больше о ней не вспоминал.
  Побросав окурки, они вернулись в зал.
  Мысли и мыслеформы Отто на сексуальные темы, оставили у Сержа тягостное впечатление. Нет, он и сам, конечно, не святоша, но зачем же вываливать свое исподнее, так сказать, на общий обеденный стол? Хм.
  Едва лишь, кое-как пробравшись между танцующих, Серж занял свое место, музыка стихла. Поднялся легкий, но плотный шум, вызванный прибытием командования. Оглянувшись, Таганцев определил, что приехали Дахно со Стримковым, и примкнувший к ним штабс-подполковник Кротов. Видимо, после бани решили продлить вечерок. Веселым пирком, как говорится, да и за свадебку. Горынин, как и предупреждал, не сподобился, ну, оно и понятно, не по чину Андрею такая честь. Интересно, кого он вместо себя прислал, уж не Кротова ли? Тьфу ты, придет же в голову.
  Кроме новобрачных встречать вновь прибывших поднялись и другие заинтересованные лица. Родителей Андрея Серж не знал, но Юрий Иванович Кунгуров был здесь, расплывался улыбчивым масляным пятном. Кроме него Серж видел Владимира Лукьяновича Раужева и, что почему-то неприятно зацепило, Дукшта-Дукшицу. Чего этот так суетится? Серж никак не мог вспомнить, был ли Львович здесь раньше, или объявился только что. Ладно, пусть его, какая, в сущности, разница? Ну и оформлял все словесной мишурой игравший роль тамады Марлинский, - он что-то пел самозабвенно, как соловей, и совершал зажатым в руке хрустальным кубком объединяющие жесты. Все были, похоже, взаиморасположены друг к другу, возбуждены и радостно смеялись, даже Кротов. Серж почувствовал неожиданный укол сожаления и грусти, вызванный взрывным осознанием своей отделенности и от происходящего, и от окружавших его людей. Ну а, с другой-то стороны... А с другой стороны, я рад, беря себя в руки, подумал он. Надо двигаться дальше. Шаг за шагом. И все тогда образуется.
  Едва повернувшись к столу, он сразу же наткнулся на стальной штырь взгляда Ольги. Улыбнувшись ей, он мысленно потеребил эту железку кончиком пальца.
  - Что, даже не подойдешь с папой поздороваться? - спросил он ее.
  - Тебя, вообще-то, не касается.
  - Да я так. Поинтересовался по случаю.
  - Погоди, погоди, а чем тебе мой папа не нравится?
  - Да нет... Вполне. Как начальник - очень даже. Иногда мы с ним беседуем.
  - Правда? И о чем же ваши беседы?
  - Ну, он интересуется, как у меня дела?
  - И что ты отвечаешь?
  - Я стараюсь его не расстраивать. Хотя и не знаю всех его ожиданий.
  Грянула снова музыка, и свадебные скачки, прерванные ненадолго пришествием руководства, мгновенно возобновились. Стихия разгоряченных тел взметнулась и понеслась вприпрыжку по танцевальному ипподрому, закручиваясь против часовой стрелки широким колом, распадаясь тут и там на отдельные вихри, хороводы и индивидуальные проявления. Ноги подхватили заданный Лимоном ритм, пол отозвался, загудел, задрожал. Свадьба жила единым организмом, дрожала общим телом, дышала одной грудью и взвизгивала коллективным взвизгом, раскручивалась и распалялась, все больше вдохновляясь высшей идеей продолжения жизни. Это было таинство, жизнеутверждающая мистерия.
  - Пошли, попрыгаем, что ли? - склонив к спутнице голову, предложила Ольга. Та кивнула - согласно и благосклонно. После чего единым махом опрокинула в ротик стопку десятизвездочной настойки, и закинула туда же, следом, маслинку без косточки. Сжав черный деликатес зубками, она хладнокровно улыбнулась: - Веди, подруга!
  Выбираясь из-за стола, женщина обмела Сержа мимолетным туманным взглядом, вроде бы легким и скоротечным, но он вдруг почувствовал, что его зацепило, что сам не может отвести от нее взгляд. Он так и повернулся следом, не желая или не решаясь прервать визуальный контакт с этой колдуньей, пока обеих женщин не подхватил и не унес общий поток брачующихся. Тогда он, не глядя отхлебнул из рюмки огненной воды, снова едва не задохнулся от ее крепости, нащупал на тарелке кусок ветчины и, как асбестовое покрывало, бросил на язык, сбивая пламя.
  Он следил за незнакомкой, как, несомая общим движением, она то исчезала в глубине, в теле толпы, то выносилась ей на поверхность, замыкала круги, точно наматывала тетиву на барабан арбалета страсти.
  Сержу казалось, что он видел ее насквозь. И ни черта не понимал, что происходит. Сидя за столом, напротив, вблизи него, она не казалась, не выглядела, не была такой. Но вот она поднялась, пошла, и движение ее преобразило.
  Фигуристая и стервозная. На сколько фигуристая, на столько и стервозная. Живые реакции на все, быстрая и текучая, как ртуть. Стан ее, обтянутый тонким трикотажем платья, плотный, в самом соку, проявлялся до мельчайших подробностей, до отдельной мышцы, до каждого дрожащего нерва. Шатер вожделения, к которому прикипаешь взглядом, опьяняясь одним лишь желанием - войти внутрь. Ольга с ее прелестями и рядом не стояла, да она и пропала куда-то. А эта... Серж так и не узнал ее имени, но это не имело никакого значения. Потому что имен у нее было множество - и страсть, и вожделение, и даже любовь. Незнакомка казалась ему воплощением символа, грезой во плоти, желанной наградой, которая дается и является каждому, сознающему себя мужчиной, в жарком горячем сне на кончике восторженного жезла силы. Ничего пошлого, вульгарного, личного, - только страсть, как отклик на страсть.
  Формы, переполняясь содержанием, пробуждали инстинкты, побуждая и вынуждая следовать за собой.
  Когда музыка стихла, Серж, не закусывая, допил остатки самогона в стопке. Ощущая, как жидкий огонь вливается, усиливая, в бушующее внутри пламя, он поднялся и, не отводя взгляда от стоявшей где-то там женщины, подошел к ней. Твердой рукой отстранил кого-то, попытавшегося его опередить и опознанного лишь в качестве метнувшегося под ноги темного силуэта.
  - Этот танец за мной.
  Серега-лабух, словно по отмашке, запустил мелодию, ансамбль подхватил ее, понес, развил.
  Женщина смотрела на Сержа с насмешкой и вызовом. Он взял ее за руку, обнял за талию, увлек за собой - в кружение, в танец, в ночь. Прильнув к ней, ощутил аромат ее разгоряченного тела, и пряный запах духов, и - совсем немного - пары алкоголя. Этот коктейль запахов ударил в голову, смутил, одурманил.
  - Я хочу тебя жахнуть, - прошептал он ей на ухо слова, которые, обходясь другими, не говорил ни одной женщине.
  - Долго же ты созревал, - сорвалось с ее губ насмешливое.
  - Я хочу тебя, - повторил он.
  - Что, прямо здесь? Как ты себе это представляешь?
  Она подтрунивала над ним, конечно, но глаза ее, несомненно, обозначали встречное движение. Взгляд принимал и обнимал взгляд.
  - Нет, не здесь... Но сейчас.
  Что происходило в его голове? Он не понимал этого. Какой-то процесс запустился в ней, и он бурно шел, развивался сам собой, высчитывая, сопоставляя, отметая и выискивая возможные варианты решения поставленной задачи, выражавшейся придуманным Отто словом: жахнуть.
  - Видишь, за барной стойкой дверь? За ней коридор, подсобки, все такое. Как музыка закончится, выскользни туда незаметно. Дверь оставь приоткрытой...
  - А если нет?
  - Но ведь, да?
  Когда танец закончился, они оттолкнулись друг от друга, разошлись, как два фигуриста, чтобы, выписав каждый свою траекторию, соединиться в одной, лишь им известной точке на плоскости.
  Скользя по своей части маршрута, Серж неожиданно наткнулся на Хостича. Тот стоял на пути в позе ловца, расставив руки.
  - Стой! - проскрежетал он зловещим полушепотом. - Куда?
  - Туда.
  - Ты что, с ума сошел?
  - Нет. А что такое?
  - Ты знаешь, с кем танцевал?
  - Понятия не имею. Полагаю, с женщиной.
  - Даже так? Ну-ну.
  - Что за странные намеки, Юра?
  - Да это же...
  - О, черт! - прервал Хостича Серж, заметив, как сквозь толпу, отягощенная темным взглядом вампирши, к нему пробирается Ольга. - Вот этого мне точно следует избежать. Прикрой, дружище.
  И он скользнул Отто за спину.
  Минут пять ему пришлось кружить по залу, укрываясь за спинами гостей и избегая встреч со знакомыми, что было крайне нелегко проделать, так как знал он здесь многих. Необходимость соблюдать конспирацию взвинчивала, добавляла градусов его состоянию. Наконец ему, как казалось, удалось, не привлекая лишнего внимания, приблизиться к бару. За стойкой никого не оказалось, он быстро спрятался за нее и под ее прикрытием перебрался на другую сторону, там юркнул за тяжелую зеленого бархата портьеру, наполовину занавешивавшую выход, и далее через приоткрытую дверь выскользнул в коридор.
  Там царил и парил полумрак. Женщина курила, прислонясь к стене спиной. Руки она скрестила на груди, сумочка на сгибе локтя, правая нога ее, согнутая в колене, так же упиралась в стену - каблучком туфли. Сигарету она держала возле рта двумя пальцами и спокойно пускала в потолок кольца дыма. Рубины в ее ушах были черны, как глаза демона.
  Серж схватил ее за руку и потянул, увлекая, за собой, в глубь прохода.
  - Пошли, пошли.
  - Что такое, за нами погоня? - полюбопытствовала она.
  - Еще не знаю. Но вполне возможно.
  - Ух ты! Заводит.
  Перемещаясь по коридору, Серж толкался во все двери подряд, и все они оказались запертыми. Эта часть коридора была совсем куцей, он вскоре повернул направо, там тоже все было закрыто, лишь в самом конце, слева, дверь распахнулась под капитанским натиском, пропустив их внутрь помещения.
  Закрыв дверь, Серж припал к ней, прислушиваясь к доносящимся из-за отсеченной части пространства звукам. Там, похоже, было спокойно. Тогда он выдохнул, утихомиривая сердечный разгон. Запора на двери не обнаружилось, тогда он подхватил стоявший тут же металлический стул и просунул его тонкую ножку в дверную ручку. Подергав дверь, убедился, что запер ее надежно. Так-то лучше, подумал, после чего повернулся лицом к женщине.
  Погруженная в полумрак небольшая комната полнилась рассеянным голубоватым светом уличного фонаря, отблески его вспыхивали и отражались от расположенных тут и там полированных металлических поверхностей. Силуэт незнакомки очерчивался на фоне окна по контуру нереальным, волшебным свечением, точеной аурой, рубины на просвет горели парой капель крови, но черты ее лица оставались в тени.
  - Как тебя зовут? Я даже не знаю...
  - Не вдавайся, это, право же, не важно. И не трать понапрасну времени. Если хочешь что-то успеть.
  Повторять дважды ему не пришлось. Перестав себя сдерживать, Серж шагнул вперед. Обняв женщину, он легко поднял ее и посадил на край ближайшего стола.
  - Ой, - вздрогнула она.
  - Что такое?
  - Холодно... Железо.
  - Потерпи, сейчас будет жарко.
  Он подхватил ее ноги под колени, она обвила его ими и неуловимым движением руки снизу сдвинула прикрывавший пылающий вход влажный лоскуток. Ну, девушки знают, как это сделать, и как это сделать незаметно. Она подалась вперед, обнимая, прижалась лицом к его груди. Не в силах более сдерживать восторг и буйство кипящей пульсирующей крови, Серж надвинулся и вошел долгожданным гостем.
  - Ох, - только и выдохнула женщина. Несколько раз она проскользила руками по рубашке на его спине, пока ей не удалось захватить пальцами прятавшуюся под тканью кожу. Сжав кулаки, рывком притянула его к себе. - Ах!
  Обоих всколыхнула, пронзила дрожь.
  Женщина задышала глубоко и прерывисто, порой вовсе утрачивая дыхание, и сопровождая хриплым постаныванием каждое сближение. Стол откликался на их веселье приглушенным грохотом, как барабан из нержавейки. Стараясь уменьшить шум, умеряя пыл, Серж начинал двигаться медленно и осторожно, получалось сильно и невероятно нежно. Проникая дальше обычного, в какой-то невообразимой глубине он ощущал предел всему. Они оба его ощущали, и вместе замирал в сладком трепете, внемля, как, проявляясь, перетекает от него к ней и обратно небывалая нежная сила. Казалось, так может продолжаться вечно.
  Но нет, только казалось.
  В коридоре послышался шум. Кто-то шел по нему, толкаясь во все двери и дергая за ручки поочередно. Наконец, приблизившись, незнакомец стал ломиться и в их убежище. Дверь задрожала, заходила ходуном, но стул удерживал ее надежно. Однако тот, в коридоре, словно пребывая в отчаянии, что поиски оказались тщетными, все сотрясал и сотрясал ее. Им бы замереть, затаиться, но, невозможно, невозможно, взлетев на такую высоту остановиться там. Они лишь подхватили этот внешний ураганный ритм, подстегнули коней, понеслись, опустив поводья. И в этот момент наступила разрядка. Сержа пронзило разрядом высокого напряжения, прижав к себе женщину, он увидел, как с его рук ей на плечи и дальше, вниз, на поверхность стола переметнулось зеленоватое электрическое свечение. Или показалось? Уф, ничего себе...
  - Тише, тише, - прижимая ее к себе и закрывая ей лицо ладонью, шептал, успокаивая, он. - Тише...
  - Стелла, Стелла!
  Серж узнал голос Ольги.
  - Где же она, черт возьми!
  - Что, нет? - раздался еще один, более отдаленный, глухой голос, в котором Серж узнал Дукшта-Дукшицу.
  - Все закрыто.
  - Это еще ничего не значит. Ладно, пошли, еще там посмотрим.
  Они зашевелились, лишь, когда в коридоре стихли шаги. Серж отстранился, она, удерживая от резкого выхода, придержала его за талию.
  - Тише, тише, - повторила его недавние слова. - Ох, ты... Жезл доброй воли. Не смущайся, ты был великолепен. Полагаю, я тоже.
  - Несомненно! - он поцеловал ее в подставленную великодушно щеку. Она довольно хмыкнула.
  - Но где это мы?
  - По-моему, рыбный цех.
  - О, Господи! То-то у меня вся попа в чешуе. Чувствую себя русалкой.
  - Русалка моей мечты! Впервые я любил русалку.
  - Любил, да...
  Он помог ей спуститься со стола.
  - Стало быть, ты Стелла.
  - Глупо теперь отпираться.
  - И кто же ты такая? Что за активность вокруг твоей персоны?
  - Не обращай внимания, не вникай, - посоветовала она. - Давай-ка лучше выбираться отсюда побыстрей. Пока не поздно.
  - И то, правда, - согласился Серж. - Но теперь мы пойдем другим путем.
  Он открыл окно и, выглянув на галерею, убедился, что она пуста. Быстро вернувшись к двери, вытащил из ручки стул и поставил его на пол.
  - Не будем оставлять следов, - прокомментировал свои действия.
  Потом через окно он первым выбрался на галерею и помог спуститься на нее Стелле. Тем же порядком они перебрались через металлическую решетку на боковую лестницу и по ней спустились на улицу. Уже находясь в самом низу, на тротуаре, услышали шум и голоса на галерее.
  - Быстрей, быстрей, - взяв Стеллу за плечи, он буквально втолкнул ее в сокрытый навалившимися на стену кафе разросшимися кустами неприметный, но ему хорошо известный проход в соседний двор. Перед тем, как последовать за ней, он оглянулся, и в этот момент что-то вспыхнуло, ослепляя, раз, другой...
  - Черт, - выругался Серж.
  
  Глава 22.
  Геннадий Юрьевич нарисовался.
  
  
  
  
  Когда Серж возвращался обратно к кафе, вокруг полноправно царила ночь. Городок, хоть и являлся областным центром, оставался сугубо провинциальным и, следуя астрономическим часам, давно уже спал. Где-то в районах частной застройки переругивались собаки, от железнодорожного вокзала отошел ночной поезд и стальным ураганом покатился на край земли. Долго слышалось, как он обреченно грохотал на стыках, медленно погружаясь в пространство. Вот и все звуки. Небо над головой от света фонарей выглядело вылинявшим полотнищем, и на этом куполе совсем не было видно звезд. Потянуло прохладцей из садов и парков, и она после вечерней духоты ощущалась как благость. Запах ночной фиалки наплывал волнами, и всякий раз, попав в сгусток аромата, хотелось набрать полную грудь этой душистой смеси и затаить дыхание. Что Серж и делал, ввергая себя в головокружение.
  Он шел неторопливо, шагал широко, покачиваясь, словно баркас на мелкой ряби, сунув руки в карманы брюк, и ни о чем не думал. Так ему казалось, что ни о чем. То, что с ним случилось, было удивительно, даже по меркам его богатой на любовные приключения биографии. Он просто не понимал, как такое вообще стало возможно, ведь Стелла, строго говоря, совсем не похожа на женщину, склонную к сексу по первому требованию с кем угодно и где угодно. Нет, она вовсе не была ни экстремалкой, ни нимфоманкой, в ней явственно ощущались и наличествовали и характер, и достоинство, позволявшие ей при малейшем поводе моментально увеличивать дистанцию. Было несомненно, что стояла за ее плечами какая-то судьба, вот только разгадать ее Сержу никак не удавалось. Он почему-то даже не думал о том, что сам мог воздействовать на нее так же, как она на него, то есть ошеломительно и возбуждающе. Нет, что-то было еще, что-то другое, чего он не понимал. Тем не менее, случилось, что случилось, и Серж никак не мог определиться, как к этому относиться. Чаще всего после такого внезапного, нечаянного секса он ощущал опустошенность, словно естество получило, чего жаждало, и отдало, что желало отдать, но душа понимала, что силы потрачены впустую, ей ничего не досталось. Тело, понятное дело, требовало своего, и добивалось своего, но как быть с душой? Ведь без души человек не полный. Вот с Томой все было по-другому, с ней он чувствовал себя по-настоящему счастливым. И теперь Стелла. Непонятно. Он словно прикоснулся к чему-то неизвестному, но значительному, понимал, что событие не было случайным, но как оно стало возможным, что значило, не знал. Поэтому, пребывая в благостном неведении, ощущал в душе наполненность жизненной силой и даже отголоски счастья. Тревоги, или какой-то опасности он не чувствовал, вовсе нет.
  Когда до кафе оставалось рукой подать, с полусотню шагов, и его освещенный подъезд и люди перед ним уже были отчетливо видны, откуда-то из кустов, из темноты навстречу ему выскочил Дукшта-Дукшица. Лицо его и глаза на нем светились в сумраке, как сигнальное табло с предупреждением об опасности. Не хватало только голосового сигнала, и он его тут же воспроизвел.
  - Ты где был?! - сходу волной налетел он на Сержа.
  - Не понял, - опешил Серж. - А что такое?
  - Тебя все ищут!
  - Да ну на фиг! Львович, не сочиняй. Кому я нужен в это время? Тем более, всем.
  - Да вот, хватились, а тебя нет, пропал куда-то. Где тебя носило?
  - Ну, прогуляться я пошел, всего лишь. Сейчас домой ехать, хотелось проветриться, перед тем, как за руль садиться. Да и с городом проститься, уезжаю ведь скоро.
  - А, ну да, ну да. И что, ты там никого больше не встретил?
  - Никого. А кого должен был?
  - Нет, не должен был. Как раз наоборот. Тебе постоянно твердят, чтобы не лез, куда не надо, но ты все равно туда прешься. Ну, стало быть, пеняй на себя. Не говори, что не предупреждали.
  И, ополоснув напоследок практически бывшего уже подчиненного студеной влагой своих глаз, Захарий Львович повернулся к нему спиной, точно вычеркнул из жизни, и откатной волной подался по направлению к группе лиц, толпившихся на пороге кафе. Тут Серж заметил, что на плече у Дукшицы, на широком полосатом ремне висит фотоаппарат со встроенной вспышкой, он прижимал его локтем к спине, чтобы не болтался при ходьбе. Сержу кое-что вспомнилось, и в груди его немного похолодело. Вот, черт, опять помянул он рогатого.
  
  - Сержик! А мы тебя ждем! Ты как, домой сейчас? - возле машины его поджидал Владимир Лукьянович. Было заметно, что он уже устал от праздничного застолья и разгула, поэтому Людмила Петровна, помогая мужу сохранять осанку, как надежный якорь, крепко, двумя руками, удерживала его за локоть. - Заберешь нас с собой?
  - Обязательно, без вопросов. Располагайтесь.
  Он помог погрузиться в салон авто чете Раужевых, пригласил еще пару знакомых, ожидавших отправления автобуса, - с тем и выехал со стоянки.
  Сморенные свадебным весельем, пассажиры быстро задремали, Сержу же спасть не хотелось абсолютно, а вот поразмышлять над чем было. Чем он и занялся - без отрыва от управления автомобилем. Тем более, что дорога была пустынна, стелилась под колеса с шелковым шелестом, и мысли, точно улавливая заданный ей вектор, прекращали свою бесконечную броуновскую пляску и выстраивались одна за другой ему навстречу, очевидно, по ранжиру важности.
  
  Серж провел Стеллу через пару знакомых проходных дворов, там они вышли на широкий, заросший старыми липами бульвар, и по нему направились в сторону центра. Он оглянулся пару раз, чтобы убедиться, что улица позади них пуста.
  - Похоже, оторвались, - сообщил он ей результаты наблюдений. - Погони не видно. И не слышно тоже.
  Она в ответ только раздраженно дернула плечом.
  - А что вообще происходит? - ему все же хотелось постичь суть событий.
  - Не вникай, я уже тебе сказала. Тебя это не касается.
  - А тебя? Тебя касается?
  - Меня может коснуться, надеюсь, что удастся этого избежать.
  - Ты, однако, рисковая.
  - Ерунда это.
  - Ладно, как хочешь...
  Они шли рядом, но были не вместе. Стелла скрестила руки на груди и выглядела напряженной. Каблучки белых туфелек мельтешили над темной поверхностью, как два крыла, цокали по асфальту, сыпали дробью. Она держалась на полшага впереди него и, казалось, отдалялась все больше. Серж остро это чувствовал. После мига единения наступал скорый и неизбежный разрыв. А что бы ты хотел? Таковы условия, такова плата за близость. И расплата. Из жара, да в холод, молись, чтобы душу не зацепило. Но если таки заденет, тогда проблемы. Звезду крайне сложно сорвать с ее орбиты, возможно лишь кратковременное сближение с ней и... Гравитационный маневр, так это называется? А если - две звезды? Какая тогда механика торжествует?
  - Может быть, когда-нибудь, мы еще? Как думаешь?
  - Нет, дорогой. Исключено.
  - Вот как. Что ж, как скажешь... А если ты...
  - Очень хотелось бы. Но надежды на это мало. В любом случае, все будет уже без тебя. И не настаивай ни на чем, таковы реалии.
  - Хорошо, я понял, насколько это возможно. Куда мы идем?
  - Здесь неподалеку, осталось еще немного.
  Они вскоре подошли к перекрестку. Стелла указала на темную громаду старого дома, который высился на другой стороне улицы.
  - Мне сюда.
  - Я проведу тебя до подъезда.
  - Нет, нет, расстанемся здесь.
  Она потянулась к нему, прикоснулась рукой к щеке, погладила.
  - Прощай!
  Повернувшись, она наискосок через перекресток побежала к дому и вскоре скрылась за его краснокирпичным боком. Прощай... Серж подождал несколько минут, прислушиваясь, но все казалось спокойным, тогда он пошел обратно. Вздохнул, конечно, не без сожаления. Сказка закончилась, а это всегда вызывает грусть.
  
  Прерывая воспоминания, Серж потер щеку пальцами. Он сам не знал, чего хотел добиться этим жестом, то ли вызвать снова и сохранить ощущение от прикосновения руки Стеллы, то ли стереть его навсегда. Скорей всего, первое. Конечно. И не потому, что Стелла, и что он коллекционирует прикосновения. Он, насколько сам себя понимает, не фетишист. Дело в другом. А именно в том, что он давно уже заметил, что женская рука, любая, это исключительный природный феномен, исполненный красоты, изящества и, вместе с тем, силы. Он так к ним и относился, к дамским ручкам, как к феномену, восхищался и целовал их, поэтому... С какой стати он должен что-то забывать? Если судьба подарила такую яркую встречу, еще один миг счастья, надо быть благодарным ей, а не прятаться от самого себя, словно вор ночной. Хотя, от других скрываться нужно, и придется...
  Они уже въехали в гарнизон, так что времени на рефлексии больше не оставалось. Он развез по адресам и высадил пассажиров, затем зарулил на стоянку у дома. Внезапно, едва запер машину, почувствовал, как навалилась усталость, захотелось спать. С мечтой о том, что завтра будет целый воскресный день, чтобы отоспаться, он поднялся наверх. Отперев уже дверь квартиры, он вдруг услышал какие-то странные звуки с верхней площадки. Какое-то похрюкивание. Заинтригованный, отступил на два шага, заглядывая, но внизу ничего не было видно, тогда он поднялся наверх, посмотреть, что там такое.
  На площадке между вторым и третьим этажами, вровень с окном и прямо перед ним, стоял сколоченный из оструганных досок ящик, обычно закрытый на навесной замок. Этот, с позволения сказать, ларь был в незапамятные времена собственноручно изготовлен и водружен на место покойным супругом Марь Иванны, Петром Кузьмичом, и служил для зимней заготовки и хранения картофеля и других сопутствующих овощей. Соседи не возражали. Серж еще застал Кузьмича в живых, но вот он уже несколько лет как ушел, а ящик все стоял на прежнем месте, правда, теперь Марь Иванна его почти не использовала. Зато им пользовались другие, чисто внешне и формально, когда нужно было кого-то дождаться или покурить в подъезде, - сидеть на сундуке было удобно. Теперь же крышка ящика оказалась поднята вверх, и раздавался из него натуральный храп, хотя и довольно специфический по строю.
  У Сержа что-то екнуло внутри, и следом потянуло душком дурного предчувствия. Еще не взойдя наверх, он точно знал, кого в том сундуке найдет. И точно. Нашел.
  Спавший за мгновение до того в темной и теплой утробе ящика Геша, Геннадий Юрьевич, собственной персоной, едва лишь Серж склонился над ним, открыл глаза и сверкнул белозубой улыбкой:
  - Привет! А это я тебя тут дожидаюсь!
  - Нарисовался, наконец? Ну, пошли тогда. Чего разлегся? Коробку не забудь закрыть.
  - Я мог бы и в квартиру зайти, - оправдываясь, сообщал торопливо сзади гость, - но решил, что не стоит тебя пугать зазря. Говорят, ты нервный стал в последнее время.
  - Это ты правильно решил. Входи, располагайся. Давай на кухню сразу.
  Не разуваясь, Геша прошел по коридору и по-хозяйски устроился на хорошо ему знакомом стуле за столом. Откинулся на спинку, вытянул ноги в коричневых форменных туфлях. Одет он был в свой излюбленный костюм - летный комбинезон, такой же как и у Сержа, но уже очень, очень сильно поношенный. Серж, застыв на пороге, с любопытством разглядывал давно разыскиваемого и неожиданно нашедшегося друга. Бросалось в глаза, как он поплотнел телом, заматерел. Лицо тоже стало более широким, округлилось, а вот зачесанный на правую сторону светлый чубчик явно поредел. Геннадий Юрьевич, да.
  - Что?! - встрепенулся навстречу Геша с вызовом.
  - Ничего. Кормили тебя, как я погляжу, весьма неплохо.
  - Да, правда. Кормили хорошо. И вкусно.
  - Рад за тебя. Чаю?
  -- Желательно бы чего покрепче. Разговор, полагаю, предстоит длинный и энергозатратный. Поэтому...
  - А нет ничего такого, энергоемкого, - развел руками Серж. И тут его озарило: - Есть, погоди! Есть! Но ты удивишься.
  Он достал из ящика припрятанную там флягу, взболтнул интригующе содержимое, и разлил по рюмкам зелье. Жидкость все так же безостановочно бурлила и переливалась зеленым перламутром.
  - Вот. Практически - шартрез, - сказал Серж, устраиваясь за столом напротив Геши.
  - Мой шартрез, - поправил его Геша. Он поднял рюмку и разглядывал пойло на свет. - Моего собственного изготовления. Откуда у тебя?
  - Так это, Грелка принесла.
  - А, понятно. Она потом вернулась без баклажки, я все думал: где? Значит, то был ты? Другому она не далась бы.
  - А кто еще мог? Только не говори, что вы не знали, кто к вам пробрался.
  - Ну, доказательств-то не было.
  - Теперь есть.
  - Да я не за тем сюда пришел. Как тебе, кстати, напиток?
  - Вполне. Мы с Задротом его еще в тот вечер распробовали, от полной грелки чуть осталось. Как ты его варишь?
  - Побочный продукт одного алхимического процесса. Дистилляция, фильтрация, ферментация и тройная возгонка.
  - Конечно, конечно, Великое Делание. А это - Эликсир Жизни.
  - Именно.
  Серж не удивился тому, как быстро они с Гешей стали разговаривать на одном языке - словно и не было нескольких прожитых врозь лет. Да мы всегда на одной волне были, подумал он, и легко входили в резонанс. Как и теперь.
  - Не хочешь, не говори, - разрешил он.
  - Да, собственно, сказанное недалеко от сделанного. А сделано много чего интересного. Жека, кстати, забавный парень. Как там его клич звучит?
  - Не е...ся!
  - Верно, так. Вот и не будем. Выпьем!
  - Закуски никакой, но она, насколько помню, и не требуется.
  Подняли рюмки.
  - Ну, за встречу!
  Махнули. Серж выпил первым, а когда открыл глаза, увидел, как у пьющего медленно Геши по лицу и руке, чару предержавшей, растекается знакомое зеленое свечение. То самое, которое не больше двух часов назад он видел стекавшим по плечам и спине Стеллы. Опустив глаза, на кончиках своих пальцев заметил то же самое. Огни святого Эльма, ма-аленькие.
  - Побочный эффект. Не опасно, - ответил на невысказанный вопрос Геша. И что-то в его взгляде Сержу не понравилось.
  - Ну, и рожа у тебя, Геннадий Юрьевич, - сказал он, чтобы вернуть парня на землю. - Как у кэвээнщика завзятого.
  - Это какая еще?
  - Тупая и глумливая.
  - Нормальная рожа, - обиделся Геша. - На свою посмотри, битая вся.
  - Это правда, - Серж потрогал ссадину под глазом. - Прилетело кое-что. И, меняя тему: - А что же это ты на свадьбе сестры не объявился? Я ведь прямо оттуда, из-за стола, можно сказать. Вот был бы фурор.
  - Стало быть, ты все уже знаешь? Про Светку и про Кунгурова? Ну, тем лучше. Меньше рассказывать. Объявляться мне еще не время, и настанет ли оно когда-нибудь, не знаю. Но ты ведь и сам меня искал...
  - Верно, было дело.
  - Зачем?
  - За этим, за самым. Думаю, ты знаешь, зачем.
  - КП?
  Серж кивнул.
  - Что скажешь?
  - Моя работа, признаю.
  - Но ведь это... предательство. Нет?
  - Предательство? - вскинулся Геша. - А разве меня не предали? Меня не предали? А ведь я готов был на все ради... Ну, ты знаешь. Так что, давай не будем, про предательство. Другое дело, что обстоятельства сложились не так, как думалось и как хотелось бы.
  - Какие такие обстоятельства? Объяснить не хочешь?
  - Попробую, я для того и пришел. Боюсь только, разговор получится долгий, начинать придется издалека. Можем не успеть.
  - А ты попытайся. То ли от Гешиного шартреза, а то ли от возбуждения, вызванного внезапной встречей, сонливость Сержа куда-то пропала. Он устроился поудобней, приготовившись слушать, кивнул головой: - Начинай, не тяни.
  Геша опустил голову на грудь, набычился, сосредотачиваясь и переключаясь на серьезный лад, пожевал мясистыми губами.
  - Хорошо, я готов. С чего? Короче, давай так. Ты помнишь те события, с которых все началось? А также и закончилось?
  - Та драка в городе?
  - Да. И после, как меня выперли из армии.
  - Сразу, Геша, зарубка: мы в той истории участвовали на равных, и почему с тобой тогда обошлись так, а со мной иначе, я до сих пор не понимаю. Не знаю. Могли бы и меня попереть. За что ты на меня ополчился? Ты-то мне-то? Я-то ни при чем...
  - Не знаю, не знаю... А что было делать? Ходить, проситься, чтобы обратно взяли? Я же тогда жениться только собрался, невеста на сносях, а тут такое. Да меня словно подрубили! Невольно на весь мир окрысишься. Удивительно, почему меня тогда Ви не бросила... Хорошо, отец помог, на работу к себе взял. Он мне тогда сказал - плюнь на все. И на всех. Да, с тобой обошлись плохо, мерзко, но зато ты теперь никому ничего не должен. Ты свободен! К тому же, ты умный - работай! Я и стал работать. По деньгам, кстати, не намного меньше выходило. Хотя статус, конечно, не тот. Одно дело, офицер, и совсем другое - инженер-электрик, или даже Руководитель студии детского творчества. Виола за офицера ведь замуж собиралась, а тут... Такая херня. Ладно, худо-бедно, - проехали.
  - И тогда ты на досуге, или в свободное от основной работы время, занялся зеркалами Козырева? К-зеркалами, по терминологии Бивиса, уважаемого Дмитрия Михайловича.
  - Ты и в школе побывал? Молодец, молодец. На самом деле, это было условие Юрия Ивановича. Он и взял меня к себе, и мастерскую выделил с тем, чтобы я там этой фигней занялся. Я уже потому увлекся, когда с головой втянулся в работу.
  - Конечно, Юрий Иванович не мог в этом не быть замешан.
  - Не знаю, что ты имеешь в виду, не ведаю, зачем отцу это нужно было, а для меня оказалось - просто спасение. В тех-то обстоятельствах. Да, поначалу я считал все фигней. А потом как-то и сам увлекся, втянулся. Отец помог мастерскую оборудовать, в пустующем помещении, в башне на крыше.
  - Это туда ты крылья самолетные таскал?
  - Ты видел, правда. Да, металл нужен был. Лучший для зеркал ведь алюминий. Очень металлолом тогда пригодился. Литературы, правда, никакой не было, но в библиотеке, к удивлению моему, кое-что все же нашлось.
  - Патент ? 2141357?
  - Точно! Да ты, я смотрю, по моим следам прошелся внимательно!
  - Хотел понять, что происходит. Мне все время казалось, что-то здесь не так.
  - Все не так, если говорить прямо. Скоро поймешь. Итак, литература. Кроме патента, кстати, я еще кое-что нашел. Бивис с Баттхедом помогли материалы подобрать, однозначно, они молодцы такие. Ну и отец с оборудованием подсобил, конечно, закупил по своей линии, как для кружка детского творчества, что нужно. Главное - лазер достал. Вот на этой базе я собрал первую установку и через пару месяцев начал работу.
  - И как?
  - Поначалу все шло, как ожидалось, по ходу опытов Казначеева. Это тот академик, на имя которого патент выдан. Просто удивительно, до чего описания точны. Все эти образы, картины, воспоминания... Потрясающе интересно и жутко, да. Фантастика, одним словом. Но истинная фантастика началась, когда я стал изменять условия эксперимента. В частности, варьировать частоту излучения лазера, у меня имелась такая возможность. Плюс компьютерная обработка и игра с формой зеркала. Все это было не просто, но когда появились первые результаты, дальше вперед уже понесло, как на ракете.
  - Ну, про твои способности не один я знаю...
  - Да, да, кое-что умею. Но эта область, в которую я залез, совершенно неизведанная. Я поставил себе за цель извлечь те образы, которые возникали внутри зеркала, из головы и перевести их в цифры. То есть, вместо субъективных ощущений получить какие-то объективные результаты. Нужно было найти способ инструментальной регистрации и последующей визуализации появлявшихся картин, если грубо, с помощью компьютерной графики. И мне это тоже удалось. Не сразу, до первого успеха прошло больше года. Очень пригодился списанный летный шлем, тот, знаешь, в котором команды можно отдавать мысленно, а информация выводится на стекло. Достал, да, не спрашивай, как и где. Неисправный, но удалось починить и настроить. А дальнейшее было делом техники: совместить с компьютером, написать программу, наладить двустороннюю связь с эфиром. После чего и пошла настоящая работа, долгая и интересная. Я накладывал сигнал специальной формы на луч лазера и отправлял, как пробный шар, в зеркала. Не знаю, на самом деле, куда отправлял, я называю это по-старинному, - эфир. Поле первичного уровня и порядка. Сигнал пропадал там, а я ждал реакции. Она имела место почти всегда, и обязательно была интересной. Я тут все упрощаю, чтобы не затягивать рассказ, но, поверь на слово, все это совсем не просто. А однажды я понял, что со мной - оттуда - пытаются связаться. Пришел сигнал не просто как эхо моего, а адресованный мне лично. Это было... Даже не знаю, как описать тебе, что это было.
  Серж, слушавший друга с все возрастающим вниманием, хотел сказать, что да, понимает, каково это, попасть в ситуацию, когда реальность рвется на части, поскольку и сам испытывал нечто подобное, но горло его неожиданно оказалось пересохшим, и он только прохрипел что-то нечленораздельное. Прокашлявшись и поправив связки, он наполнил рюмки и предложил:
  - Давай-ка, выпьем, что ли? А то я хоть и молчу, все одно горло пересохло.
  - Согласен! - откликнулся Геша.
  Они махнули по одной, взбодрились. Закурили.
  - И что там было? - спросил Серж, не давая разговору сбиться на сторону.
  - А вот тут начинается самое интересное.
  - Интересное?
  - Как минимум. Сам сейчас поймешь.
  Он замолчал на некоторое время, только часто попыхивал сигареткой, не вынимая ее изо рта.
  - Другое измерение. Оказалось, я своими посылками, этими пробными шарами, пробил брешь между измерениями, там мой сигнал уловили и на него ответили.
  - Ты это серьезно?
  - Вполне.
  - Тогда ты гений.
  - Я знаю. Но не будем об этом.
  - А почему? Не надо скромничать: ты простой советский гений.
  - Вот только не советский. И, если честно, дело не столько во мне, сколько в той стороне. Они уловили мои сигналы и сами пошли навстречу. Помогали. Им эта связь оказалась нужна больше, чем мне. Но, прошу тебя, давай без шуточек, ладно? Веселого, честно говоря, мало, совсем нет.
  - Да какие шутки! Продолжай, пожалуйста.
  - Спасибо. Так вот, мы установили связь...
  - Но как? Как ты с ними общался? Я не понимаю, как соотносятся наши разумы, наши вербальные системы, наши...
  - На удивление хорошо соотносятся. А общались мы картинками. Те образы, с которых все начиналось, в конце концов, трансформировались в страницы цифр. После декодирования этих таблиц, я получал тексты, которые читал с экрана. Или распечатывал. Так же и отвечал.
  - Так, так, и о чем же они писали?
  - Попросили помочь установить более прочную связь. Наладить портал.
  - Портал, ага...
  - Твой скепсис понятен, но неуместен. Да, портал. Литораль, между прочим, то же самое, только несколько в ином роде. И в другом месте.
  - Минуточку, но в Литорали наши враги?
  - Все они враги, как оказалось, только тогда я этого не знал. Я вообще, был наивным дураком, а никаким не гением, если уж на то пошло. Мечтал про мир без преград, думал, что не должно быть, границ и заборов - ни между чем. И боролся с ними по мере сил. Как истинный хакер-тру. Тогда мне думалось: здорово, если мир будет един!
  - А сейчас так не думаешь?
  - Глаза открылись на многое. Короче, я согласился помогать им. Бесплатно, ясно? Чисто из научного интереса, желая, прежде всего, удовлетворить свое любопытство. И пребывая в неведении, вот что важно. Хотя все равно не имел права брать на себя такую ответственность. Это я теперь так думаю. Итак, портал. Для его работы нужна была энергия, и много, столько я не мог брать из сети, заметили бы утечку тотчас, да и проводка в ГДО не выдержала бы, старая.
  - Постой, а что Юрий Иванович?
  - Папа, полагаю, был в курсе. Чего-то. Я так думаю. Уверен, что он кое о чем догадывается. О многом. Ладно, не перебивай, слушай. Я и так путаюсь.
  Серж поднял вверх руки, капитулируя и соглашаясь: валяй!
  - Энергия, черт, нужна была энергия, и много. Где взять? Мне оттуда прислали чертеж одной установки. Темпоральный генератор, использующий энергию времени. В общем, в к-зеркале, как оказалось, создается временная петля, или, по-другому, стоячая волна времени. Отсюда и образы, и все остальное. По аналогии, в волноводах возникают такие же стоячие волны мод излучений. Не важно. Генератор настраивается на волну, улавливает ее и, пропуская через себя, замедляет. Разница между скоростями временного потока на входе и на выходе выделяется в форме электрической энергии. Очень просто. Там преобразователь имеется. Мощность огромная, ресурс бесконечный, поскольку время проницает все. Выход регулируется, сколько нужно, столько и возьмешь. Это вкратце, принцип работы. Что, собрал, частью из стандартных узлов, но многое пришлось вытачивать, на заказ делать и самому, вручную. Заработало...
  - Постой, это не тот ли артефакт, что в кабинете у Витьки Смерша стоял?
  - Тот самый. Опера уперли его при обыске, не поленились тяжесть таскать. Пришлось назад возвращать.
  - А почему они сами тебе его не предоставили? Те, я имею в виду. Которые.
  - Почему? Да потому, что сами они не могут здесь ничего. Ибо те высшие измерения пространства, с которыми мы можем контактировать, и с которыми связался я, они не материальные, они полевые. И жизнь в них присутствует в виде полей и излучений, только. Как мысли, или кванты света.
  - Что, все такие?
  Геша пожал плечами.
  - Похоже, так. Почти так. Послушай, я понимаю, все это нелегко осознать, и трудно в это поверить. Тебе потому только и рассказываю, что никто не отнесется серьезно, если начнешь об этом распространяться. Зато, с другой стороны, сам ты уже пролез, куда не просили, кое-что успел увидеть, так что можешь как раз оценить, что все - правда. А теперь приготовься, от физики переходим к метафизике. Готов?
  - Валяй.
  - Правда, готов? - переспросил Геша. - Тогда изволь. Эти измерения пространства, о которых идет речь, суть довольно узкие интервалы спектра, такие волновые диапазоны, проницаемые лишь для определенных, строго специфических видов излучений, и ими же населенные. Эти излучения напрямую никак не регистрируются имеющимися у нас приборами. Так же и слов у меня не хватает, чтобы описать, где они в пространстве находятся, и что из себя представляют. Из ближайших к нам измерений есть два основных, и одно промежуточное. Ничего не напоминает?
  - Пока нет.
  - Это очень специфическое излучение... Оно есть то, что остается от человека, когда он умирает
  - Душа, что ли?
  - Волновая функция личности, я бы так назвал. Энергетический всплеск особой конфигурации, модуляции и природы. Отдельные функции различаются характеристиками, всплески имеют разную поляризацию, в соответствии с которой попадают в то или другое измерение, в тот или иной мир.
  - Рай и Ад, что ли? Да иди ты!
  - Знак поляризации, плюс или минус, можно изменить только в течение земной жизни, причем как в ту, так и в другую сторону.
  - Понятно, все как в святом писании.
  - Все не все, а вот так.
  - А промежуточный слой? С ним что?
  - Туда попадают те, кто по каким-то причинам не проходит ни в высшее, ни в низшее измерения. Такой себе Лимб. Да, собственно, Лимб и есть. Этот слой смешанный, в нем могут сосуществовать и более грубые формы, и чисто полевые. Кстати, это они лезут к нам в Литорали.
  - А как такое стало возможно?
  - Аномальная зона. Нашли, где тонко, там и порвали.
  - Но зачем? Что им здесь нужно?
  - Вообще, насколько я понимаю, все замутили те, из низшего волнового. Это вообще-то ад, дорогой мой, и жизнь там не сахар. Там мало места, очень тесно, дурно пахнет, всегда жарко и просто отвратительные условия существования. Изначально они такие, это заложено в исходные данные. Вот они и возжелали перебраться сюда, к нам, тем более что в нашем измерении вселенная бесконечна. Кроме того, кроме того...
  - Что? Что?
  - Им очень хочется вернуть себе способность осязать и быть осязаемыми. Не знаю, как всего прочего, но осязания, тактильного удовольствия полевые структуры точно лишены. На основании этой ностальгии, этих фантомных болей, у них там возникло целое движение, - за возвращение в родные пенаты. Репатрианты, так сказать.
  - Но почему? Почему просто не договориться? Места, я полагаю, всем хватит. Бесконечность же во все стороны. Зачем они к нам так вот прут, нахрапом?
  - Ни за чем конкретным. Или за всем. Потому что есть они, потому что есть мы. Это стремление заполнить собой все пространство, есть их свойство. Аналогии в нашей традиции тоже есть, вспомни сам. Скажем, это добро и зло, два полюса жизни. Или, есть Бог, и есть его антипод, между ними война. Абсолютное зло. За столько лет, казалось бы, тоже могли примириться, найти точки соприкосновения какие-то, но нет - война, вечная. Так и эти, чужие. Это их свойство, забираться в каждую щель, без приглашения, проникать, распространяться и все переделывать на свой лад. Это, дружище, называется экспансией. Они, видимо, исходят из того, что коль скоро их измерение высшее, то и они выше нас. Высший класс, верхняя категория. И все права у них. Они так считают. Поэтому их уговорами не остановить. Есть ли кто выше этих? Может быть, что-то должно быть. Я пока никого не встречал. Но им к нам не попасть, минуя новое рождение. Если по правилам. Точно так же, как и нам к ним, минуя смерть. Кстати, вся экспансия распространяемся только из минусового, если можно так выразиться, измерения, плюсовое молчит и никак себя не проявляет. Вообще. Пока, во всяком случае. Однако, без посторонней, помощи они ничего сделать не могут. Рук-то нет. Вот и ищут тех, кто им руками послужить может. Например, эти, из промежуточного, из Лимба. Они их науськивают на нас наступать. Но есть одно ограничение, сколько туда, столько и сюда. Поэтому они ищут помощников из местных. Находят.
  - А ты сам предоставил им помощь...
  - Говорю же, дурак был, не знал ничего, не понимал. Я объяснял, - мир без границ и прочая байда. Теперь уже поздно вздыхать и сожалеть.
  - И тут в его словах зазвучали эсхатологические мотивы... Геша! Какие-то ты мне байки сказываешь, ей Богу! И ты хочешь, чтобы я тебе поверил?
  - Можешь не верить, если не хочешь, мне все равно. Но есть факты, которые ты и без меня знаешь. Я всего лишь объяснил общие факторы, канву событий, да и то, как сам понимаю. На самом же деле, я мало что знаю, столько же понимаю, а все сведения подхватил налету. Потому что со мной никто не разговаривает, не посвящают в детали и подробности. С тобой вот разговаривают, господин Директор, например, пользуйся этим, задавай ему свои вопросы, может быть, он тебе ответит. Не представляю только, зачем ему это нужно. Что-то нужно, видать. А вообще, им плевать на нас. Они нас, людей, за людей не считают.
  - Но ведь приходят и другие, проповедуют. Учителя, гуру - все такое.
  - Ты их сам видел? Вот и я нет. Но, наверное, есть, да, немного. Только они совсем другие. Как и среди людей есть - другие. Не такие, как все.
  - А нет ли другого, более реалистичного объяснения?
  - У меня нет. А у тебя?
  - И у меня нет.
  - Но ты же знаешь, что происходит в Литорали? Какие еще доказательства нужны? Там, мой друг, наша реальность как раз и дала трещину. Раскололась.
  - Да нет, я просто... При чем здесь вообще, веришь, не веришь? Надо же понять, что происходит. Ну, и что там дальше? Давай, рассказывай, а то скоро ночь закончится.
  - Дальше... А дальше было следующее. После того, как я собрал и запустил генератор, мы с ними смогли установить хороший канал связи. А по сути, открыли портал, небольшой еще, но устойчивый, по которому они смогли перекинуть из Лимба кое-какое дополнительное оборудование и спецов для его обслуживания. Но не к нам напрямую, как ты уже знаешь. То место, в котором ты побывал, и которое они освоили, это узкая переходная зона, промежуток между измерениями. Про нее во многих эзотерических байках рассказывается. Ну, типа, вошел в овраг, а там зеленый туман, и куда из него попал - неведомо. Ну, такое. Слышал же, правда?
  - Да, в туман я действительно попадал.
  - Вот, я о том и говорю. Это промежуточная зона, призрачная. Она совсем рядом, и даже иногда может быть видна, как мираж, но попасть в нее, кроме тебя, мало кому удается. Там они построили свою базу, тот самый дом, который ты видел и где побывал.
  - А зачем он на ГДО похож?
  - Ты заметил, да? Это я им подсказал, чтобы так строили. Дом ведь иногда становится виден на этой стороне, и не только тебе. Такая мимикрия, если угодно. Мало ли что там кому привиделось! Вот, ГДО, и все. К тому же мастерская моя оставалась там, и генератор продолжал работать, пока эти, архаровцы его не утащили. Но тогда он в принципе уже был не нужен.
  - Итак, как я понимаю, в этой сумеречной зоне, в Доме построили и оборудовали форпост для вторжения?
  - Форпост, именно! Я все слово искал.
  - При твоем непосредственном участии.
  - Увы, признаю. Получилось по пословице: коготок увяз - всей птичке конец. Когда я разобрался, когда понял, в чем дело, меня уже крепко держали за гланды. И до сих пор держат.
  - За какие еще гланды?
  - А ты не понимаешь? Семья.
  - Можно было бы их спрятать.
  - От них не спрячешься. Ладно, слушай дальше. И не перебивай, если можно, мне самому уже не терпится высказаться и покончить с этим. Короче, оборудование. В доме кроме энергетических генераторов, которые, ты правильно тогда смекнул, находятся рядом с бильярдной, монтируется еще генератор поля на крыше, в башне. Этот генератор будет накрывать какую-то, весьма значительную часть пространства, и под этим зонтиком обеспечивать вторжение. Настоящее вторжение, а не то, что происходит в Литорали.
  - А что там происходит?
  - Отвлекающий маневр, по сути. Таких генераторов они планируют понастроить много, множество, чтобы накрыть полем всю Землю. Первый в районе Литорали уже строят.
  - Для чего они нужны? Я не понимаю.
  - Как я уже говорил, эти, полевые органоны, если можно так выразиться, не могут обрести здесь тела иначе, чем родившись в нем. Но там свои законы, и очередь на миллион лет вперед расписана. И рождаются обычные люди, а не то, чем они сейчас являются. Поэтому они нашли другой выход, придумали матрицу. Матрица создает псевдо материальные организмы, тела, в которые полевые входят, как душа в тело, но на другом уровне. Типа того, что в Солярисе описано. И все это возможно лишь в пределах и под прикрытием защитного, точней, поддерживающего поля. Для этого им нужно много генераторов, чтобы накрыть и следом колонизировать Землю. Это все довольно сложно, и я сам не до конца разобрался, но суть такая.
  - А твоя роль во всем этом какая?
  - Программное обеспечение. Я пишу им программки для компьютера, потому что с этим у них проблемы.
  - Я думал, они на квантовом уровне...
  - Это само собой. Но вот с фантазией у них очень сложно. Вообще, где творчество требуется, там провал. Повторить, скопировать могут что угодно, а новое создать, это со скрипом.
  - И чтобы решить проблему, им всего-то надо было найти перебежчика. Ренегат ты, Хлебчиков!
  - Ты это, полегче, не нагнетай, ладно? Сам знаю, что виноват.
  - Знаю! Знать мало, надо что-то сделать, чтобы выправить ситуацию.
  - Что? Скажи!
  - Не знаю, что.
  - Так вот же ...
  - Вообще, страшное дело, если подумать. Никто ни о чем не догадывается, жизнь течет самая обычная, мирная, а в это время совсем рядом, в овраге, в тумане - рукой подать, вызревает конец всему. Армагеддон всеобщий подготавливается, капец всему! И что, когда ждать полномасштабного вторжения?
  - Пока не скоро. Трудности с оборудованием. Оно же из Литорали поставляется, а там сейчас проблемы.
  - Что за проблемы?
  - Да, этот портал, через который они сюда проходят, он же естественный, природный. И он естественным же образом стал закрываться, затягиваться, как ряска затягивает воду на пруду. Флуктуация пространства закончилась, прошла, и все возвращается к исходному состоянию. До следующей, видимо, флуктуации. Поэтому имеющиеся мощности пришлось перекинуть туда, на поддержание. А новые быстро нарастить не получается.
  - А зачем поддерживать? И пусть бы себе портал закрывался. А эти, органоны, здесь втихаря вполне бы могли свое дело продолжать.
  - Видимо, не могли. Там у них свои отношения и свои заморочки. Словом, трудности. А тут еще эти бомбежки не прекращаются. И тогда те, из Лимба, запросили помощи.
  - И тебе велели забраться на КП?
  - Да, велели. На КП я полез, потому что вынудили, деваться было некуда. Окно снаружи открыл элементарно, универсальным ключом - он все открывает. Остальное тоже было легко. Про новый БШД Гонорий где-то прознал, от кого-то осведомленного, он и велел его принести. Надо было что-то делать с бомбардировками, прекращать их как-то, поэтому... Но это все в итоге оказалось не нужно.
  - Как так? А самолеты? Кто-то же перехватил управление бортами.
  - Перехватил. Но вот кто - вопрос открытый. Загадка. Мы сами не понимаем, что произошло.
  - Так, так... Вот это новости. Третья сила?
  - Или даже четвертая. Не знаю.
  Серж вскочил на ноги и в беспокойстве принялся метаться по кухне. Шартрез они давно допили, хмель не брал, поэтому, набегавшись, он взялся готовить чай. На Гешу он злился, безусловно, но как врага его не воспринимал. Впрочем, и злился не особо сильно, растворилась его злость в потоке новостей.
  - А скажи мне, давно меня это занимает, - спросил он, ставя на плиту чайник, - этот Тукст, Гонорий, он кто?
  - Директор он.
  - Директор чего?
  - Фактории, филиала, форпоста.
  - Фазенды, еще скажи.
  - Да, все на Ф получается. Он здесь главный, от тех, полевых. Руководит работами.
  - То есть, по твоим словам, он визуально, в материальном проявлении, есть производное матрицы?
  - Матрицы, да. Она работает потихоньку, штампует тела.
  - Понятно, конвейер. Но почему он тогда похож на Дукшта-Дукшицу. Как такое возможно? Или мне померещилось?
  Геша заулыбался, глаза его при этом злорадно блеснули.
  - Да нет, не померещилось, все ты верно заметил. Это я его параметры и, так сказать, образ в программу заложил.
  - То есть, теперь все матричные на него похожи будут? То-то я смотрю...
  - Именно, на него.
  - За что же такая честь Захарию Львовичу?
  - Честь, да. Возвращаясь к той истории, к драке с сынком мэра. Тебе не показалось странным, что нас так быстро вычислили? На следующий день, буквально?
  - Конечно, я тоже удивлялся, как...
  - Вот так. Его работа. Я узнал потом.
  - Да ну, не поверю. Зачем ему это?
  - Не знаю. Выслужиться хотел, наверное. Он же сразу после этого случая подполковника получил.
  - Вот черт!
  - Так что, награда нашла героя. Не почесть, но воздаяние. Он, кстати, теперь к тебе подбирается, будь осторожен.
  - Да, да, что-то такое я заметил. Я, между прочим, его в Доме как-то видел, пирующим. И еще кое-кого.
  - Вот видишь. Вхож.
  - Я тоже, вхож. Получается так.
  - Ты по другой причине. Ты вхож только потому, что я на тебя систему настроил. Я, отлаживая Дом, как механизм, ввел в его настройки уже твои параметры, волновые, и еще кое какие, поэтому-то ты можешь проникать в него почти беспрепятственно
  - Господи, зачем тебе это-то понадобилось?
  - Да мало ли зачем? На всякий пожарный. Когда приспичит, кто, кроме тебя, на помощь мне придет? Никто больше и не отважится. И не пожелает.
  - А я, значит, пожелаю?
  - Кроме тебя некому...
  Стали пить чай. После обилия сказанного и рассказанного, разговор вдруг свернулся, затих, поэтому сидели и прихлебывали молча. Все вновь узнанное никак не укладывалось, не умещалось в голове Сержа, поэтому он ощущал не просто отупение, а настоящее онемение этой части тела. Точно набили ее не информацией, а сухим льдом. Конечно, надо было еще много о чем выспросить у Геши, разузнать, но нужные вопросы почему-то не формулировались. На исходе-то ночи.
  - Хорошо, - вспомнил он, наконец, тревожившее, - ну, а ко мне-то ты зачем сейчас пришел? Не для того же, чтобы порассказать все это?
  - Нет, конечно. Хотя, честно говоря, поделиться всем давно уже хотелось. Хоть с кем-нибудь, тем более, с тобой. Тем более, такой случай представился.
  - Что за случай? Ну, не тяни!
  - Меня на самом деле к тебе послали. Господин Тукст, да. Предупредить в последний раз, чтобы не лез, куда не следует. И чтобы вернул ключ. Ключ верни, а? На фиг он тебе нужен? Отдай, и забудь про все! И уезжай в свою академию, с Богом!
  - Ключ, значит. Что он им дался? Полно ведь подобных ходит, вон, у того же Захария имеется, я, кстати, брал у него как-то.
  - Э, нет. Те, другие, это простые подделки, хуже китайских, они скопированы грубо и ограниченно, чисто внешне. Потому просто, что принципы, которые в ключе реализованы, не понятны тем, кто его копировал. Твой же ключ оригинальный, и его функционал значительно расширен.
  - Объясни.
  - Если ты заметил, там имеется дополнительная клавиша? Заметил. Нажмешь на нее, и можешь в Лимб пройти.
  - А я и нажимал, но попал только на вашу факторию.
  - Надо было дольше держать, прожигать пространство. Попал бы в Лимб, уверяю. Заряда как раз на один прожиг хватает.
  - То есть, билет в один конец?
  - Именно. Так что? Отдаешь?
  - Если нет?
  - Тогда вот это. В руке у Геши появился блестящий металлический прямоугольник. Злосчастный шильдик, Серж его тотчас узнал.
  - Господи, откуда? Я же его выкинул!
  - Значит, не туда выкинул. Или не так. Все под контролем, дружище. И может быть, как ты понимаешь, доставлено куда надо. Да хоть Скубишевскому. Он так обрадуется, ты не представляешь. Ну, что, отдашь ключ?
  - А нет у меня его. Я, когда на меня в последний раз те упыри навалились, как раз им отмахивался. Где-то там и обронил. Почему вы его так же не подобрали, как шильд этот?
  - Не знаю, я этим не занимался. Ну, нет, значит, нет. Значит, найдут. И для тебя лучше, чтобы нашли.
  Серж пожал плечами. Что ж, все, вроде, сказано. Геша, похоже, тоже это чувствовал. Едва иссякли слова, тишина в кухне стала густеть, прибывая, точно вода с потолка, и вскоре в маленьком помещении сделалось душно. Впечатление от разговора, от Геши у Сержа сложилось двойственное, он явственно ощущал эту неоднозначность. С одной стороны, друг казался тем же, кем был когда-то, кого он знал так хорошо, с другой, представлялся совсем другим, незнакомым и чужим человеком. Да и человеком ли? От этого предположения у Сержа и вовсе перехватило дыхание. А вдруг? Переформатировали?
  Вскочив, он вновь забегал по кухне. Внезапно почувствовал возросшую, почти смертельную опасность, от которой его прошибло потом. Остановившись перед Гешей, нервно хохотнул, и спросил:
  - Значит, смерти нет?
  - Есть. Но она совсем не то, что мы знали о ней раньше.
  Серж снова хохотнул, потом открыл окно и выглянул наружу. Утро уже пробивалось, серебрилось седой плесенью по черной корке ночи.
  - Светает, - сообщил он. - Похоже, туман.
  - Мы просидели с тобой всю ночь.
  - Еще бы, столько всего рассказать - нужно время. Не верится, что все это случилось, и практически одномоментно.
  - Мир так устроен, стоит чему-то измениться, пойти в другую сторону, и изменения тут же начинаются повсюду, лавинообразно. Ломается и меняется все, да. И мы в самом начале эпохи перемен.
  - Упаси, Боже, жить в такое время. Но, видимо, ты прав. Уже не избежать, не спрятаться.
  Внизу к подъезду, тихо прошелестев шинами, подъехала крытая тентом машина, остановилась. Странно, в такое время, подумал Серж. Он узнал дежурную шишигу с бело-красной продольной полосой на крыше кабины. Дверца ее открылась, и на землю выбрался офицер, на погонах сверкнули большие звезды. Из кузова, звякая оружием, посыпались бойцы. Офицер, поднял голову и посмотрел наверх, прямо в его открытое окно. Серж, сразу узнав человека внизу, отпрянул назад, вглубь комнаты.
  - Ох-о, - обернувшись к Геше, сказал он, - похоже, у нас проблемы. Боюсь, будет не до сна.
  Глава 23.
  Замуровали, демоны.
  
  
  
  - Боюсь, на этот раз проблемы не у нас, а у тебя, - пристально, с улыбочкой глядя Сержу в глаза, поправил его Геша.
  - Ну да, ну да, похоже на то. Если можешь, если знаешь как, вали отсюда. Хоть через балкон.
  - Нет, мы пойдем другим путем, - сказал Геша и, манерно оттопырив мизинец, сложив губы трубочкой, допил чай. - Пошли вместе?
  - Нет, меня видели в окне.
  - И хрен на них!
  - Нет уж, я лучше останусь.
  - Как хочешь. Твое дело.
  - Вот именно...
  В дверь позвонили, потом в нетерпении стали стучать
  - Ладно, мне все равно, как ты исчезнешь, - глядя в сторону коридора сказал Серж. - Только не тяни, а то мне сейчас дверь вынесут. Будет нелегко объяснить товарищам, что ты тут делал. Тем более, убедить кого-то в том, что мы с тобой всего лишь чай пили. Ну, будь здоров. Даст Бог - свидимся.
  Подмигнув Геше напоследок, он направился в прихожую. Выждав секунд десять, отсчитывая их по ударам в дверь, бросил в готовое взорваться пространство почти издевательское:
  - Кто там?
  - Посыльный к капитану Таганцеву, из штаба, - соврал без запинки незнакомый голос из подъезда. - Срочное сообщение.
  - Я сплю уже, - продолжал тянуть время Серж. - Что еще за сообщение? Оставьте его под ковриком.
  - Таганцев, немедленно отоприте! - не выдержав затягивания канители, вмешался в разговор штабс-подполковник Кротов, лично. - Квартира служебная, так что мы войдем сюда в любом случае.
  - Ладно, сейчас открою, только ключ найду!
  - Открывайте немедленно! Не то начнем ломать дверь! Считаю до одного! Раз! И дверь затряслась в неистовом капризе.
  - Хорошо, хорошо! - утихомиривая насилие, согласился с требованием Серж. Выдохнув, как перед стаканом водки, периферией сознания подумав еще, успел ли Геша исчезнуть, он открыл замок.
  Дверь тотчас, резким толчком, распахнулась настежь. На пороге, одетый почему-то в полевую форму, стоял Кротов. В портупее, в темной фуражке с ослабленной пружиной и кокардой цвета хаки на седой голове, он еще больше напоминал Рощина, хотя, конечно, у него были совсем другие муки и свое по ним хождение. Коньяком от него разило на два шага, но на ногах он держался крепко и спину держал прямо. Выражения глаз за дымчатыми очками было не разобрать, но тонкие губы кривились в усмешке.
  - Мы имеем настоятельное намерение квартиру осмотреть, - сообщил он Сержу.
  - На каком основании?
  - На основании имеющихся у нас подозрений.
  - Этого маловато будет, - попробовал возразить Серж.
  - В условиях военного времени - достаточно! В квартире есть кто-то еще?
  Из кухни донесся грохот сдвигаемой мебели.
  - Быстро! Быстро! - закричал Кротов, и, выныривая из-за его плеча, с оружием наперевес, в квартиру устремились бойцы комендантского взвода. Первым шел рослый сержант. Держа автомат перед собой двумя руками, как таран, он сунул им в лицо Сержу и сразу сбил с ног. Серж упал лицом вниз и, защищаясь от побоев, прикрыл голову руками. Он не сопротивлялся, зная, что когда солдатиков напускают на офицера, например, усмирить пьяненького, те выполняют команду с радостью и рвением небывалым, и, в случае противодействия, легко переходят границы допустимого уровня применения силы. Короче, бьют больно. Поэтому он просто напряг спину, когда по ней топтались сапоги.
  - Чисто! - раздались вскоре крики. - Чисто! Чисто!
  Кротов, перепрыгнув через распластанного в узком месте Сержа, прошел на кухню. Там он увидел, как на стене, открывшейся за сдвинутым на центр столом, гаснет светящийся трассер контура затянувшегося прохода. Вот он только был, и вот его уже нет, и ничто о нем не напоминает. Кротов помотал головой: показалось, показалось, подумал. Но на столе, прямо под лампой, серебрился светлым фантомом металлический прямоугольник, шильдик, именно такой, как ему описали. Загоревшись радостью, подполковник протянул руку, намереваясь прибрать к ней вещественное доказательство и улику, но у него ничего не получилось. Рука прошла сквозь металл, не соприкоснувшись с ним. Он попытался схватить жестянку еще раз, но пальцы лишь царапали по поверхности стола, не ощущая на ней того, что видели глаза. Хуже того, бирка следом за его действиями медленно задрожала, замерцала и, рассыпавшись горсткой пикселей, исчезла совсем, точно ее и не было. Мираж, голограмма, подумал Кротов. Или издевательство.
  - Ну-ка, давайте сюда этого! Хозяина, - приказал он командиру взвода, который стоял тут же у стола и с не меньшим, чем он сам, изумлением наблюдал за трансформацией и исчезновением шильдика.
  Сержа жестко, рывком, в четыре руки подняли на ноги и, втолкнув на кухню, поставили перед начальником.
  - Что тут у вас происходит? - спросил его Кротов бесцветным голосом.
  - А что происходит? Не понимаю, о чем вы спрашиваете. Он с видимым интересом осмотрелся, пожал плечами. Геша, судя по всему, ушел через стену при помощи универсального ключа, сдвинув для организации прохода стол. Посуду, которой пользовался, он унес с собой. Что ж, умно. Пусть теперь докажут, что здесь, кроме него самого, вообще кто-то был.
  Кротов посмотрел поверх плеча Сержа на стоящего за его спиной сержанта, и тот немедленно ткнул капитана стволом в ребра. Сержа перекосило от резкой боли, но, сжав зубы, он перетерпел ее и заставил себя улыбнуться.
  - Очень убедительно, - сообщил он Кротову. - Вопрос ваш я понял, понял, просто нутром, печенкой им проникся, но ответа на него у меня по-прежнему нет.
  Подполковник поморщился.
  - Идите в комнату, - приказал он командиру взвода. - Проследите, чтобы прошмонали там все тщательнейшим образом.
  - Что ищем? - уточнил задачу тот.
  - Все, что можно истолковать однозначно.
  - Ясно.
  Проводив лейтенанта взглядом, Кротов перевел его на Сержа. Сунув большие пальцы за пояс портупеи так, что остальные возлегли на пряжку, он расставил ноги в надраенных до глянца сапогах и, покачиваясь, несколько раз привстал на носках. Покрутил хрящеватым носом и снова посмотрел на сержанта. Взаимопонимание между ними, судя по всему, было полным, тот вновь ударил Сержа, на этот раз с другой стороны, по почке. Серж, присев, зашипел, втягивая воздух сквозь сжатые челюсти и топорща усы.
  - В гестапо играете, господин подполковник? - спросил он Кротова, когда отпустило. - А начальник штаба в курсе вашего рвения?
  - Разумеется, - Вадим Эдуардович покивал головой. - Разумеется, операция санкционирована полковником Дахно, лично.
  По тому, как побелел и задергался кончик носа подполковника, Серж в его уверениях усомнился. Ой, врешь, скотина, подумал он. Было очевидно, что Вадим Эдуардович мутит что-то свое, но комбинация, им разыгрываемая, оставалась непонятной.
  Через какое-то время в кухню заглянул лейтенант, покачал головой.
  - Ничего нет, товарищ подполковник. Такого, что можно истолковать.
  - Может, сами покажете, где вы тут что прячете? - спросил Кротов у Сержа.
  Тот пожал плечами.
  - Не знаю, что вы ищете.
  - Ладно, собирайтесь, - с явным неудовольствием на лице принял решение ЗНШ. - Приведите себя в порядок и переоденьтесь, поедем в штаб, дальше будем разбираться с вами там.
  Когда вышли из подъезда во двор, оказалось, что уже наступило утро. Рассветная плесень проросла пышным утренним туманом, который косматился и лохматился в непосредственной близости, видимость ограничивалась десятком шагов, дальше сущее скрывалось в серой неопределенности, где было все, и не было ничего. Где-то поблизости, в сгинувшем в курящейся мгле сараюшке, истошно заорал петух, утверждая, что он таки да, существует. Есть, не на этом свете, так рядом. Серж вспомнил, что где-то там же, на крыше, может, над петухом, покоится универсальный ключ, утерянный им во время потасовки. Должен, во всяком случае, покоиться. Не его ли разыскивают архаровцы? Это было интересное предположение, особенно учитывая, что штабс-подполковника Кротова, или же человека, похожего на него, он видел в Доме. Вот как это все связать?
  Сержу помогли забраться в кузов машины и усадили на лавку. По обоим бокам от него плотно сели бойцы, а на сиденье у противоположного борта, прямо напротив, устроился сержант. Посмотрев Сержу в глаза, он демонстративно снял автомат с предохранителя, что, конечно же, являлось грубейшим нарушением правил обращения с оружием. У Сержа немного похолодело в животе. Доехать бы, подумал он тоскливо. И вообще, куда, в штаб ли его везут? Происходящее представлялось ему наваждением, сюрреалистическим нагромождением несоотносимых картин, звонким ужасом, надуманным и одновременно реальным, как лес в тумане вокруг него. Как странно заканчивается лето, подумал он с такой неизбывной и необъяснимой грустью, словно не конкретное лето имел в виду, а всю жизнь целиком. Но утренний холодок поцарапывал тело под рубашкой, и легкая дрожь освежила ощущение жизни, а все вместе дарило надежду на будущее. Странным образом.
  
  Оказалось, везли его все же в штаб, куда скоро и доехали, благополучно, без случайных выстрелов и неслучайного рукоприкладства.
  Сержа препроводили в знакомый ему кабинет ЗНШ на втором этаже. Он слышал, как, шествующий позади Кротов, проходя мимо дежурного по штабу, поинтересовался у него:
  - Что там начальник штаба? Новости есть?
  - Никак нет, - отрапортовал дежурный. - Без изменений.
  - Хорошо...
  Уловив тревогу и напряженность в коротком диалоге, Серж понял, что нет, совсем что-то не хорошо.
  - Располагайтесь, Таганцев, - указал Кротов Сержу на место за приставным столом, где обычно рассаживаются посетители, прибывшие к нему на инструктаж или для собеседования. Серж с видимым удовольствием уселся на стул. Фуражку он бросил на стол перед собой, ноги вытянул, зацепив одну за другую, откинулся на спинку и сложил руки на груди. Незаметно еще поводил плечами туда-сюда, разминая затекшие мышцы. Лицо его было бледным от недосыпа и усталости, но он старательно придавал ему невозмутимый вид.
  Кротов, обойдя вокруг стола, занял свое место у окна. Снял фуражку и аккуратно положил ее на стол, справа от себя. Подумав, поправил ее, развернув кокардой к себе. Часы на стене ударили в гонг, оба офицера повернули к ним лица: половина седьмого.
  - Ну-с? - обратился, наконец, к Сержу Кротов.
  Серж снова непонимающе пожал плечами.
  - Что?
  - Перестаньте придуриваться, Таганцев! Время для шуток давно вышло. Рассказывайте!
  - Сформулируйте ваши вопросы, будьте добры, - попросил Серж. - Хотя бы один.
  - То есть, вы не желаете сотрудничать?
  - Сотрудничество - мое второе имя.
  - Ладно, не хотите чистосердечно... Кстати, пошло бы вам в зачет?
  Серж покачал головой.
  - Решительно не понимаю, к чему вы клоните.
  - Что ж, как хотите. Перейдем тогда к конкретным вопросам, как вы и просили. Что вы можете сказать о вашем друге Геннадии Хлебчикове?
  - Ничего не могу. Откуда мне знать про него? Я с ним сто лет не встречался.
  - Ой, ли?
  - Таки да.
  - Вы ведь не еврей, Таганцев, что за еврейские штучки? Отвечайте по форме!
  - Так точно.
  - Что, так точно?
  - С Хлебчиковым я не встречался. Давно.
  - Но ведь вы ходили к нему в мастерскую?
  - Никак нет, товарищ подполковник! Не ходил.
  - Как не ходили? Но собирались ведь?
  - Собирался. Но потом передумал.
  - Почему передумали?
  - Ну... Решил, пусть компетентные товарищи, вроде вас, во всем сами разбираются.
  - Так. Эта мысль правильная, даже похвальная. Но у меня есть сведения, что вас все же застали на месте, так сказать, преступления. Возле дома офицеров, в ночное время. Начальником патруля, капитаном Задроцким, составлен соответствующий рапорт.
  - Правда? И о чем он там, в рапорте написал?
  - Надо о чем! Сообщает, что вы слонялись там, в темноте, с подозрительным видом, посему вас вынужденно сопроводили к месту проживания.
  - Чушь какая-то, господин Кротов! Прогуливаться по гарнизону не преступление, в любое время! У нас что, комендантский час установлен? Нет. Так в чем же дело? Что я нарушил?
  - То и нарушили. Уж больно это подозрительно - в такое время, в таком месте. Насчет комендантского часа, кстати, согласен, давно пора ввести. К сожалению, не в моей компетенции.
  - А что не так с местом, не пойму я? Гарнизонный дом офицеров - что тут предосудительного? Вы там тоже частенько бываете, в кафе, например.
  - Вас, Таганцев, не касается, где я бываю.
  - Но вас же касается, где бываю я!
  - Я - другое дело. Мне по долгу службы приходится отслеживать тенденции, так сказать. Смотреть, чтобы офицеры соединения не шлялись, где не следует, и не вляпались в какое-нибудь дерьмо.
  - Я ни в какое дерьмо не вляпывался!
  - А вот это как сказать! Известно, что ваш друг, Хлебчиков Геннадий, подозревается в незаконном проникновении на КП корпуса, а по сути, в шпионаже. И вот вы, тайком, под покровом ночи пробираетесь на рандеву с этим активистом невидимого фронта. А? Как прикажете это понимать? А я вам скажу, как понимать! Ваши действия вполне могут расцениваться - и расцениваются, да - как пособничество врагу. Как минимум. А как максимум...
  - Обвиняете меня в измене? Серьезно? Да вы просто пьяны, Кротов!
  - А хоть бы и так! Вас, Таганцев, это никак не обеляет. Пьяный, как известно, проспится, дурак - никогда. А предатель только кровью смоет... Умоется.
  - Притормозите-ка, господин подполковник, лошадь! У Хлебчикова алиби! Он уже, наверное, месяц как в командировке, на переучивании, что подтверждено официальными документами и можно проверить.
  - Проверят, будьте уверены. Все проверят.
  - Вот и пусть проверяют. К тому же, насколько мне известно, особисты обыскали его лабораторию, или мастерскую, и не нашли там ничего предосудительного. Разве что, какой-то прибор изъяли. Но прибор...
  - Да, прибор. Который потом исчез таинственным образом из закрытого помещения в штабе. Позвольте, а вы-то, откуда про прибор знаете?
  - Непосредственно от капитана Скубишевского. Он и прибор мне показывал, и дознание со мной по поводу Хлебчикова проводил.
  - И что открыло дознание?
  - Ничего. Я ему рассказал то же, что и вам: с Хлебчиковым не встречался. И все.
  - Капитан Скубишевский не знал того, что известно нам. Имей он на руках доказательства вашей преступной деятельности, так просто он вас не выпустил бы. А у нас они есть.
  - О чем это вы? Какие ваши доказательства? Вы, знаете, полегче, господин подполковник!
  - А вы мне тут 'Красную жару' не разыгрывайте! Мы тоже кино смотрим. Тут вам не здесь! К тому же, доказательства имеются. И свидетели, между прочим, тоже есть, которые эти доказательства и в ваших руках видели, и в своих подержали.
  - Господин подполковник! Повторяю вам, все это бред! Если, как вы говорите, у вас имеются доказательства - что-то там, - выкладывайте их на стол. Вот сюда! И он похлопал ладонью по глади стола перед собой. - Будет что обсуждать - будем обсуждать. Нет - нет. От пустых предположений и голословных обвинений только голова болит. Тем более что после свадьбы я не успел выспаться. Да и вы, по ходу, тоже.
  - Свадьбу сюда не приплетайте. Свадьба дело светлое, святое, я бы даже сказал, в отличие от того, чем вы занимаетесь. Кстати, насчет свадьбы. Что там за переполох случился, вы не в курсе?
  Серж покачал головой.
  - Абсолютно. Я как приехал туда, так и уехал. По мне, так все было в пределах нормы.
  - А с кем вы возвращались, не припомните?
  - Полковника Раужева подвозил, с супругой. И еще двоих. Тоже из наших.
  - Так, понятно. Ну, это ладно. Обратимся к вещам куда как более важным и серьезным. Свидетель утверждает, что видел у вас предмет, который он, основываясь на личном опыте и знаниях, идентифицировал как информационную таблицу, или бирку, с оборудования. И он утверждает, что бирка именно с пропавшего прибора, с того самого Блока шифрования данных, БШД, который был украден с вашего КП. Индекс и заводской номер совпадают. Как вы это объясните?
  Вот сволочь, подумал Серж, имея в виду Дукшта-Дукшицу. Заложил, гад! В груди, в самом солнечном сплетении, что-то тревожно подвелось и повернулось, словно шуруп вкрутили; задергалась истеричная жилка. Вида он, однако, не подал, только пошевелил усами. Понимая, что если пустится сейчас в объяснения, тем более, кому - Кротову, будет только хуже, решил все отрицать. Может, и пронесет. Может, петля с шеи и соскользнет, как-нибудь, хоть на ногу. Хорошо бы. Но пока что она продолжала затягиваться,
  - Так что вы скажете по поводу бирки? - не отступаясь, продолжал нависать над ним темным роком Кротов. - Откуда она у вас?
  - А ничего не скажу! Не знаю, о чем вы. Никакого шильдика, никаких бирок, тем паче от БШД, я в руках никогда не держал. Да вы и сами у меня дома, вашими же словами, все обшмонали и ничего не нашли. Не нашли ведь?
  - Да я сам ее видел! Бирку эту! - пунцовея ушами закричал Кротов. И вдруг осекся, сообразил, осознал, видимо, что про видение свое никому рассказать не может. Да и было ли что? Может, показалось? Или, прости Господи, привиделось, на свадебных дрожжах? Хотя, там и до свадебных было что.
  - Что вы видели? - подхватил его клич Серж. - Расскажите, интересно же.
  - Ничего, - явно переняв тактику отнекивания, отмахнулся Кротов.
  - Вы выдвигаете против меня обвинения?
  Подполковник раскрыл было рот, собираясь что-то сказать, но, с видимым трудом сдержавшись, захлопнул снова. Похоже, он наступил на горло собственной песне, и это ему стоило - не только уши, но и щеки, и, показалось Сержу, очки его покрылись багровыми пятнами.
  - Пока лишь высказываю имеющиеся подозрения, - определился он, погодя, сквозь зубы.
  - Тогда я, пожалуй, пойду? Вы не против? Устал очень, и спать хочу.
  - Черта с два вы куда пойдете, покуда я не разрешу! И вообще, что вы себе позволяете? Развалился тут на стуле, как у Маньки в светелке? А ну-ка, встать! Вот сюда, к стене. Форму поправьте, головной убор наденьте. Вот так. Смирно!
  Серж вытянулся по команде. Черт, подумал он, черт, черт! Только показалось, что все закончилось, что выкрутился, отбился, освободился, но нет! Опять! Эта музыка, похоже, будет-таки вечной.
  Кротов тоже не усидел на месте, вскочил на ноги и, заложив руки за спину, скрипя сапогами, заметался по кабинету перед стоявшим навытяжку Сержем. На лице его проявлялся процесс мучительного соображения, лоб морщился и шел буграми, щеки побледнели, и он отчаянно кусал тонкие губы. Ему, во что бы то ни стало, нужно было дожать капитана, но время выходило, а ничего толком не получалось.
  Внезапно дверь кабинета распахнулась, и на пороге нарисовался Витька Скубишевский, капитан и оперативный работник. Окинув помещение лупоглазым водянистым взглядом, он вопросил:
  - А что это вы тут делаете, а?
  Кротов замер на полушаге, словно пикой пригвожденный. Эта Витькина неистребимая штатская манера обращения и общения всегда бесила его. Чего Смерш не мог не замечать, но, похоже, его это только забавляло.
  - Строевой занимаетесь? А я из коридора слышу - команды кто-то командует. С утра пораньше, понимаешь, раскомандовался кто-то. Кто бы это, думаю?
  Серж глянул на часы, было уже около девяти.
  Скубишевский вошел, оттеснив Вадима Эдуардовича вглубь кабинета, сам остановился напротив вытянувшегося во фрунт Сержа и принялся с любопытством его разглядывать. Руки он держал в карманах брюк, с невообразимым биндюжным шиком, отчего китель его, распахнувшись полами сзади и свесившись ими спереди, выглядел как пиджак с погонами. Потом с таким же любопытством, оглянувшись, Витька вперился взглядом в Кротова.
  - Что, выясняете, кто вчера не в свою очередь невесту отымел? - спросил он игриво, обращаясь к обоим офицерам.
  - Почему это? - явно опешил Кротов, никак не ожидая такого дискурса.
  - Ну, вы же оба вчера на свадьбе были, так?
  - И что из этого следует?
  - Анекдот такой есть, древний. Я думал, все знают...
  - Виктор! Перестаньте молоть чушь!
  - Ну, извини. К некоторым военным, даже выше него званием, Смерш обращался исключительно на 'ты', и ничто, никакое противодействие не могло его с этого оборота сбить. Кротов был из числа счастливчиков. Более того, еще Витька запросто называл его по имени, без отчества, что вообще-то было запредельным хамством и нарушением субординации, но чем оно вызывалось, не объяснял. Кротову, естественно, такое обращение категорически не нравилось, но Скубишевский его негодование столь же категорически игнорировал. - Я просто смотрю, такая напряженка в воскресенье утром, а чем вызвана, не пойму. Подумал, что другой причины, кроме свадьбы, и быть не может.
  - Но это же пошло, неужели не чувствуете, Скубишевский! И подло по отношению к вашему товарищу, болтать такое. Я вам запрещаю!..
  - Конечно, конечно! Но мы же на службе, а не на, пардон, рауте. Кстати, что там с начальником штаба происходит, не слыхал?
  - А что такого с ним происходит?
  - Так ты не в курсе? Виктор повернулся к Сержу, и тот увидел его выпуклые глаза и глумливую улыбку. - Ты тоже не знаешь? Вы оба не в курсе? О, сейчас расскажу! История удивительная, я такого никогда раньше не слыхивал. Ничего подобного!
  Он крутанулся на одной ноге, как школьный циркуль, и так же вперевалку, на прямых ногах, держа руки в карманах, прошелся по кабинету, описывая окружность.
  - Короче, - сказал он, вернувшись в исходную точку, - в это невозможно поверить, но дело обстоит так. Я, кстати, тут вас не отвлекаю? От важных и неотложных дел?
  - Вообще-то, да - промямлил Кротов неразборчиво.
  - Хорошо. Так вот... - Смерш вдруг замаялся в задумчивости. - Черт, тема богатая, надо придумать, с чего начинать лучше. Ладно, пусть так. Сегодня ночью полковник Дахно должен был проверять караулы. Он раз в пол года обязан это делать, по должности, и всегда бывал точен и конкретен, как штык. Он же мужик обязательный, все знают, а на проверку караулов и вовсе как на праздник приходил. С веселыми шутками, розыгрышами и вводными. Вспышка справа, нападение на караульное помещение, вы окружены, начальник караула убит - ваши действия, и тому подобное. Да, пожар на посту! А тут нет его! Ждали-ждали, - нет начальника штаба, пропал. И дозвониться к нему не могут, связи, как назло, тоже нет.
  - Я в курсе такого положения вещей, мне дежурный по штабу докладывал, - перебил Виктора Кротов. - Но мы думали... Словом, решили не беспокоить. А караул я сам проверил.
  - Неправильно вы все думали! - язвительно парировал Смерш. - Надо было спасать полковника Дахно. А точней, вызволять.
  - Как так? Откуда вызволять?
  - Оттуда, из квартиры. Ибо его в ней замуровали.
  - Что значит, замуровали? Перестаньте пороть ерунду!
  - То и значит. Замуровали, демоны. Натурально заложили вход в квартиру из подъезда. Кирпичом, на растворе, как положено. Профессиональная кладка с расшивкой швов. Он собрался выходить, открывает дверь, а там стена. Прикинь, да?
  - Ничего себе! - выразил свое восхищение событием Серж. - Круто!
  - Погодите, Скубишевский, что за стена? Какая стена? Откуда? Кротов показывал, что совершенно сбит с толку, но как-то неубедительно - на пристрастный взгляд Сержа.
  - Я же говорю, настоящая, кирпичная. Кто-то, пока начальник штаба почивал, возвел стену и изолировал его от внешнего мира. Я так прикинул, не меньше сотни кирпичей на нее пошло, плюс ведра три раствора. Да и подать все на место быстро, тихо и незаметно - человека три участвовало, не меньше. Плюс транспорт, машина, или тележка какая-то. Еще и телефонные провода оборвали в подъезде. Он сунулся на рассвете на выход, дверь открывает, а там - стена, раствор уже схватился, ни сломать, ни завалить. Он звонить - связи нет. На балкон вышел, позвать на помощь, так рано еще, нет никого. Слезть тоже не может, третий этаж. Пришлось ждать. Поначалу первые прохожие шарахались, думали, пьяный с балкона чудит. Пока-то он растолковал кому-то, что случилось. В общем, только недавно людей отправили вызволять начальника штаба, не знаю, как они эту стену ломать будут.
  - С помощью кувалды и какой-то матери.
  - Разве что!
  - Но кто, по-вашему, мог это сделать?
  Виктор покачал головой.
  - Да кто ж его знает! Мое мнение, возможно, дембеля начудили. Дахно, согласитесь, конкретно гайки закручивал в штабе и, видимо, кому-то на хвост наступил. Решили отомстить напоследок. Так что, вероятно, кто-то из тех, кто сейчас стену ломает, перед тем ее возводил. Что, согласись, символично. Но этот вариант, скажу я, самый легкий, если можно так выразиться. Реальность такова, военные действия и наше в них участие, что это вполне могла быть вражеская вылазка.
  - Диверсия?! Но зачем? Какой смысл именно в этом действии? По-моему, бессмысленном?
  - Не знаю пока. Но, будь уверен, разберемся.
  - О, Боже! - вздохнул ЗНШ. - А ведь комиссия только-только начала разъезжаться.
  - Вот именно! Может, под комиссию и хотели подгадать, со стеной этой. Ничего, разберемся, - с мстительной мечтательностью повторил Смерш. - Тщательнейшим образом разберемся. И накажем первого попавшегося. Будь спок!
  Как же, разберетесь, подумал Серж. Особенно если строители с той стороны пришли. Открыли проход прямо в подъезде, на площадке, набежали толпой и быстро все сделали. Без шума и пыли. И ушли по-тихому, тем же макаром. Ни следов, ни свидетелей, поди, сыщи теперь. Но, вот, правда, зачем? Зачем им потребовалась такая безумная провокация? И тут его осенило.
  Гешин визит к нему, устранение начальника штаба и личное его задержание, видимо, все звенья одной цепи. А Дахно изолировали, чтобы Кротов в его отсутствие мог спокойно проводить операцию. Он и провел ее. Но что-то пошло не так. Геша не смог его уговорить, да, говоря по правде, не сильно-то и старался. И, видимо, в этом случае шильд он должен был просто подкинуть в квартире, но почему-то не стал этого делать. А Кротов знал, что искал, он не просто так к нему заявился, не на авось рассчитывал. И нервничал, и злился в конце не зря. У него задача такая была, найти и зафиксировать против него улики. Значит, он тоже связан с Тукстом. Как и Дукшта-Дукшица. Не удивлюсь, если и этот скоро здесь нарисуется.
  - Ладно, пойду мониторить ситуацию, - возвестил, наконец, Витька и направился к выходу. Проходя мимо Сержа, скомандовал ему: - Вольно!
  И с порога послал хозяину кабинета:
  - Адью, Вадим!
  Кротова перекосило.
  Не успел Серж расслабиться, едва только за Скубишевским закрылась дверь, Кротов подскочил к нему и закричал в упор:
  - Смирррна! Здесь я командую! И мы с вами еще не закончили! Отнюдь!
  Потом он рванулся назад, к стоящему на столе телефону, но на половине рывка остановился, замер, как, бывает, застывает муха в полете, и, обернувшись, бросил Сержу:
  - И не делайте мне здесь умное лицо! Понятно? Вы же офицер!
  А добравшись до телефона резко, оперируя одним длинным пальцем, сыграл на кнопках номер.
  - Давай, приходи, - выдохнул в микрофон отрывисто и глухо, и бросил трубку.
  Ну вот, точно, что и требовалось доказать, подумал Серж.
  Захарий Львович появился в кабинете почти тотчас, он явно отсиживался где-то неподалеку и ждал сигнала. Засадный такой полк, козырь в рукаве. Он и вошел, как козырь: подтянутый, напружиненный, готовый к схватке. Но стоящего Сержа обошел по дуге. Подойдя к Кротову, зафиксировал свое прибытие коротким энергичным рукопожатием:
  - Приветствую! Что, никак?
  - Товарищ не понимает, - Кротов кивком указал на Сержа. - Объясни ему сам.
  - Не понимает? Странно. А казался сообразительным. Дукшта-Дукшица повернулся к пока еще подчиненному и посмотрел на него глазами цвета водяной пыли. Долгий взгляд, холодный, прозрачный. Этот не муха, этот пуля, - ощутил суть начальника Серж. Кожа на лице Львовича натянулась, сухие губы приоткрылись, на скулах проступили бордовые пятна. В общем, он предстал в хорошо известном Сержу боевом раскрасе, сопутствовавшем его состоянию задиристой устремленности и готовности к драке. К схватке, драка - это для пацанов. Не хватало детали, капельки слюны на губе, но она, знал Серж, появлялась и вскипала моментально, стоило лишь повыситься градусу его исступленности. В таком состоянии он видел Дукшта-Дукшицу не часто, пару раз за все время знакомства, но ему хватило, чтобы запомнить. Он понимал, что ничего хорошего от этих парней в кабинете ему ждать не приходилось, поэтому и расслабляться не стоило. Вообще, странно, когда эти двое успели спеться? Вроде, особой дружбы между ними не замечалось. Зато еще совсем недавно он сам считал Захария чуть ли не другом. Да другом и считал. Что же произошло? Отчего все перевернулось? Просто уму непостижимо.
  - Таганцев, тебя же предупреждали, тебе говорили - не лезь на рожон, - говорил Захарий Львович. Голос его слегка вибрировал, подрагивал, но не от смущения, как можно было предположить, а, похоже, от злости. - Было? Было. Но ты же умней всех, ты продолжаешь лезть, куда тебе велено не соваться. Что ж сказать, хозяин барин. Что заработал - получай. Но только теперь обижайся исключительно на себя.
  - Ты скажи ему, скажи! - поддерживал и направлял разговор Кротов. - Про шильдик скажи. А то он, должно быть, думает, что здесь с ним шутки шутят. Юморину разыгрывают.
  - Я и говорю. Официально заявляю, под протокол, что лично, своими глазами видел у капитана Таганцева, моего подчиненного, в руках бирку, или по-другому металлическую табличку, от блока шифрования данных 'Маргаритка'. Бирку узнал по выбитым на ней индексу и заводскому номеру. Я ее в руках держал, потому что поднял, когда она на пол упала. А он с ней и ушел. - Захарий указал на Сержа пальцем. - Унес с собой, куда дел не знаю.
  - Так. Факты предъявлены. Что скажете, Таганцев? Объяснить можете, откуда у вас часть похищенного секретного оборудования?
  - Ничего не скажу! Вообще не понимаю, о чем вы говорите. Я никакой бирки в глаза не видел, и в руках не держал. Вот кто держал, тот пусть и рассказывает.
  - Ага, не видел он. Ишь, какой! Зато я видел! У тебя, в руках, лично, да! А знаешь, что это значит? Нет? То и значит, что ждет тебя трибунал. Он по тебе плачет!
  В глазах у Сержа постепенно опускалась и густела голубая пелена, а голова наполнялась звоном, тонким, выматывающим душу, который возникал где-то над ушами, ближе к затылку, словно там образовалась дыра в космос, через которую вытягивало туда и воздух, и силы, и мысли, и сознание. Надо было как-то прекратить этот кошмар, не дать, не позволить утащить себя на дно, но он не знал, как это сделать. Единственное, что он еще мог, это стоять на своем.
  Но тут судьба, решив, видимо, взглянуть на дело с другой стороны, сдала карты заново, и все вновь переменилось.
  Дверь открылась, и в кабинет стремительно, как всегда, вошел начальник штаба полковник Дахно. Никто и не заметил, как он шествовал по коридору, хотя обычно это слышно издалека и всем. Все его округлости были при нем, прежде всего - животик, он улыбался широким оскалом, и с определенного ракурса голова его походила на тыкву для Хэллоуина - фактурой, цветом, настроением и мерцавшими в глазах огнями. Пройдя мимо Сержа, смерив его при этом взглядом, он утвердился в центре кабинета, как на мостике корабля в ожидании качки, широко расставив ноги. И точно, заштормило. Присевший было на стул Кротов, вскочил на ноги.
  - Товарищ полковник! Здравия желаем! Как вы... Эта стена! Такое странное происшествие!
  - Вот уж точно, странное, - прохрипел начальник штаба. - Замуровали, демоны. Но мы в итоге оказались сильней.
  - Слава Богу!
  - И ему тоже! Отдельное. А вы, Вадим Эдуардович, почему это в полевую форму вырядились?
  - Так сказать, товарищ полковник, по случаю.
  - По какому еще случаю? Я никаких случаев не назначал.
  - Операцию проводили, по задержанию и изъятию. Оперативно-розыскные мероприятия.
  - И все же, я не помню, чтобы отдавал приказ о переходе на полевую форму одежды. Разве был такой приказ? По-моему, не было. Или вы сам себе голова? В отсутствии начальника штаба выполняете его обязанности? Так-так. Ну, ладно. Что за операция еще? Что тут вообще у вас происходит? Доложите!
  - Проводим дознание, товарищ полковник, предварительное. Появились сведения, новые, по поводу пропавшей с КП аппаратуры. Что якобы у товарища капитана Таганцева, вот у него, видели бирку от БШД 'Маргаритка'. Ну, и...
  - Бирка! Что это доказывает? И кто видел? Вы лично?
  Кротов на миг замялся, вспомнив свое видение на кухне у Сержа, но тут же со всей очевидностью понял, что вроде уже и не помнит ничего, и даже сказать не может, было что, не было. Поэтому выдавать себя не стал.
  - Нет, не я. Вот, подполковник Дукшта-Дукшица видел.
  Дахно посмотрел на Захария Львовича с удивлением, словно только сейчас заметил, что в комнате находится и он тоже.
  - Вы?
  - Так точно, я, - встрепенулся Захарий.
  - Что вы видели, рассказывайте, - сегодня начальник штаба хрипел больше обычного, видимо, на самом деле ночка выдалась нелегкой. Слова в его глотке рождались с трудом, зато вываливались из нее увесистыми булыжниками. - Что вы видели?
  - Бирку видел, товарищ полковник. Товарищ капитан ее уронил на пол, я поднял, смотрю - она.
  - И сразу узнали? Понятно. И где же она теперь, бирка эта?
  - Не могу знать, товарищ полковник! Как раз это мы у товарища капитана и пытались выяснить.
  - А он, конечно, заявляет, что никакой бирки в глаза не видывал?
  - Ну, типа того, да, так и говорит.
  - Понятно.
  Начальник штаба прошелся по кабинету, потом встал у окна, сложив руки за спиной, на задней корпусной округлости, и какое-то время в задумчивости смотрел на освещенные уже почти забравшимся в зенит солнцем сосны.
  - Ну, что ж, - сказал он, наконец, не поворачиваясь, - нет тела, нет дела.
  - Простите? - попросил уточнения Кротов.
  Дахно повернулся к присутствующим.
  - Нет тела, нет дела, - повторил он. - Сыщики так говорят, в детективных романах. В нашем случае, нет бирки, нет дела. То же самое.
  - Но, товарищ полковник, я же лично... - начал было возражать Дукшта-Дукшица, но Дахно жестко пресек его порыв.
  - Только давайте вы мне тут не будете залупаться, по своему обыкновению. Не надо, я сказал. А вот что нужно было, так это хватать его за руку, когда была такая возможность. Если она действительно была. А теперь что? Улик нет, доказательств никаких, единственно что - ваше слово против его слова. А может, вы на него поклеп возводите, клевещете из личных, корыстных побуждений? Я, например, этого не знаю. Все может быть. У меня лично капитан Таганцев на хорошем счету. Как, впрочем, и вы, если б еще залупались меньше. Поэтому...
  Он вновь заходил по кабинету.
  - Поэтому, давайте, заканчивайте свое дознание к чертовой матери. Вы, капитан, идите домой, завтра с утра получайте обходной лист и рассчитывайтесь как можно скорей. И уезжайте, в свою академию, от греха подальше и с нашими наилучшими пожеланиями.
  - Но, товарищ полковник...
  - Нет, я сказал! Прекратить все! Или вы что, хотите снова Корпус и командование под удар поставить? Мы только вроде отбились от этой, тяжелейшей, надо признаться, комиссии. Все очень сложно, и последствия по итогам комиссии будут крайне неприятными, для многих, и вы что теперь предлагаете? Начать все с начала?
  - Но если он действительно...
  - Товарищ подполковник! Я все понимаю, вероятности, возможности - все. Но лучше пусть нас обвиняют в халатности, в других каких-то упущениях, но не в том, что мы в своем коллективе шпиона-диверсанта вырастили. Поэтому, прекратить! А о своих подозрениях мы конечно сообщим куда надо. Это непременно. Кстати, по секретному слову, насколько я понимаю, тоже еще есть вопросы. Пусть, кому положено, проверяют все и как следует. Думаю, разберутся. Уверен, что так и будет. Кстати, ведь и вас тоже сквозь сито просеют, имейте это в виду.
  - И все же, товарищ полковник, хотелось бы...
  - Послушайте, Кротов, я что-то не пойму. Меня терзают, как говорится, смутные сомнения. Вы что, лично под меня копаете? Думаете свалить начальника штаба и под шумок его место занять? Так успокойтесь, сразу вам говорю, ничего из этой вашей затеи не выйдет.
  - Никак нет, товарищ полковник! Как вы могли подумать!
  - Кротов, я вам вот что скажу: карьеризм должен быть здоровым. То есть таким, чтобы здоровью не навредил. Вам ясно?
  - Так точно, товарищ полковник!
  - Ну и хорошо. Приберитесь тут.
  И уже в дверях, обернувшись и обращаясь ко всем, выдал свое:
  - Архихерово! Архихерово!
  
  
  
  
  
  Глава 24.
  Право выбора.
  
  
  Серж почти не помнил как, каким образом добрался до дома. Нет, он прекрасно сознавал окружающее, пока шел, но как-то странно, как параллельный поток реальности, к нему отношения почти не имеющий и необходимый лишь для пространственной ориентации. И как только очутился в квартире, так сразу все стер из памяти, как не представлявшую больше ценности карту отработанного маршрута. Одна лишь мысль оставалась и пульсировала в голове: спать, спать, спать... Время было, наверное, уже послеобеденное, он и это воспринимал смутно, с усилием. Есть хотелось или, наоборот, не хотелось... Странно, не мог понять - да или нет. Да, собственно, и нечего было, вот это он вспомнил сразу по вчерашнему вечеру, но - на уровне ощущения, связанного с процессами жизнеобеспечения организма. Мысли о Геше и обо всем, что он ему вчера наговорил, а так же о Кротове с его дознанием, Серж отложил на потом, задвинул в дальний ящик сознания, не имея совершенно никаких сил о чем бы то ни было думать. Он сходил на кухню и выпил пару стаканов воды прямо из под крана. В первом она была теплой, во втором прохладной, но ржавчиной отдавала одинаково. Потом, невзирая на царивший вокруг, как последствие предрассветного шмона, разгром, завалился спать. Прямо в эпицентре.
  Спал без сновидений и, наверное, не переворачиваясь, все время на одном боку, ощущая где-то за кадром, за стеной клубящейся живой тьмы - и в то же время так близко, что шевелились волоски на спине, - некую тревогу, опасность и даже беду. Со всеми этими ощущениями он и проснулся, уже в понедельник утром. Проснулся сам, без будильника, который не заводил, но в привычное время - по внутреннему звонку. Полежал минут пять в постели, ловя звуковые признаки жизни вокруг, которых почти не проявлялось, и заодно приходя в себя. Солнце еще не взошло, и свет в не задернутое вчера шторами окно вливался серый, с зеленоватым хвойным рефлексом. Конец августа, пора умирания лета, с которой нужно смириться, которую следует пережить. Как-то так, найти в себе силы. В прошлые годы это ему более-менее удавалось, не без грусти, но все же. Помогала, как ни странно, служба, не позволяя расслабиться, задавая доминантный жизненный ритм. Теперь ситуация выглядела по-другому, от службы он уже отвалился и чувствовал себя отдельным элементом.
  Да, умирание лета - не самая большая печаль, его посетившая в августе. Все эти события последних дней и недель, они вырывали его из контекста устоявшегося мировоззрения, из привычной жизни, ломали ее, разрушали. А он хотел бы вернуться обратно. Туда, где все ясно и понятно, много счастья, света и любви. Или, если самому уже невозможно отыграть назад, вернуть ту жизнь. Словом, вернуть все к моменту до, так или иначе, ему было все равно, как. Поэтому-то он был рад, что все закончилось. Или почти все. Но и с крючка, на который его пообещал подвесить начальник штаба, он как-нибудь соскочит. После, после... Осень не лето, но и осенью можно жить, получая от процесса радость. Ах, столица...
  Он рывком откинул одеяло и, вскочив на ноги, бросился в душ. Растираясь после омовения жесткой махрой полотенца с неистовством, имевшим целью прогнать последнюю сонную одурь, он взирал с неудовольствием на разгром и беспорядок, царившие в квартире, и тут же решил на утреннее построение не идти, а посвятить эти полчаса уборке. Хотя бы расставить по местам все то, что было вывалено на пол. Нет правда, не оставлять же так.
  Полчаса как раз хватило ему замести следы вторжения Кротова со товарищи, так что он вполне еще успел в столовую, когда основная масса посетителей из нее уже схлынула. Еще, выходя из квартиры, он на площадке столкнулся с Марьей Ивановной, похоже, она специально поджидала его. То ли видела что, то ли слышала, то ли сердцем чуяла тревогу.
  - У тебя все в порядке? - спросила соседка без обиняков, глядя на него снизу своими печальными коровьими глазами.
  - В чем дело, Марь Иванна? - начал, было, Серж, но сердце его вдруг ответно екнуло, он неожиданно для себя обнял старуху и поцеловал ее в сухой и коричневый, как старый пергамент, лоб. - Все, хорошо, не волнуйтесь.
  Она ткнулась лицом ему в галстук.
  - Ты поберег бы себя... сынок.
  Вот как, сынок. Такого от Марь Иванны он еще не слыхивал. Серж растрогался и проникся, что уж говорить.
  - Ну-ну, - сказал он ей. - Держите себя в руках. Прорвемся, и все будет хорошо.
  С таким настроем, именно поберечь себя, никуда не ввязываться, рассчитаться максимально быстро, получить предписание и по-тихому свалить, он и пришел в штаб. Однако в Строевой отдел ему сходу попасть не удалось. На входе его остановил дежурный по части.
  - Капитан Таганцев? К командующему!
  - Что такое? Зачем?
  - Не знаю. Приказано, как только появишься в штабе - сразу к нему.
  И вот тут-то Серж понял, что поберечься он, конечно, попытаться может, но вот уберечься, по всей видимости, ему сегодня не суждено. Какое-то тоскливое предчувствие прошило его ознобом вдоль позвоночника, сверху вниз. И не мудрено, ведь за все годы службы в Корпусе ни разу еще командующий не вызывал его к себе лично. Где он, а где командующий, что вы. Он и в кабинете-то у него никогда не бывал, хотя, конечно, знал, где тот находится. Лихорадочно соображая, что могло послужить причиной вызова к Горынычу, заодно набираясь решимости, он притормозил перед зеркалом. Поправил форму, пригладил и спрятал под фуражку чуб, разгладил усы. Никакой иной вины, кроме уже практически отпущенной начальником штаба, он за собой не знал и не чувствовал, так что, по всей видимости, придется снова говорить о том же. Что ж, он будет продолжать стоять на своем. Ведь нет причин менять позицию? Вроде нет.
  Чувствуя все возрастающую тяжесть в ногах, он поднялся на третий этаж. Приемная командующего располагалась в правом конце коридора. Все левое крыло занимал Политотдел, там же находился и кабинет Стримкова. Серж повернул направо. Сделав глубокий выдох перед дверью с бронзовой табличкой, удостоверявшей, что ошибки нет, Серж открыл ее и вошел.
  В комнате, длинной и узкой, об одно окно во всю - дальнюю - стену, имелось два стола. Один из них перегораживал ее пополам, за ним сидел молодой капитан в новенькой форме, очевидно, адъютант командующего, Серж с ним знаком не был. За вторым столом в глубине, у окна машинистка стреляла очередями на электрической пишущей машинке. Странно, что не печатают на принтере, мелькнуло у Сержа.
  - Капитан Таганцев! - отрапортовался он адъютанту. - К командующему.
  На лице адъютанта не проявилось ни единой эмоции, оно оставалось абстрактно приветливым, как у китайской куклы. Он только наклонил едва голову, сигнализируя, что услышал и понял сказанное.
  - Я доложу о вас, ожидайте. И, бесшумной тенью, показалось, - сквозь обитую мягким дверь, не открывая ее, - скрылся в кабинете справа.
  В отличие от адъютанта, машинистка, заслышав фамилию Сержа, бросила печатать и с любопытством на него воззрилась. Это еще что такое, подумал Серж. Парируя ее взгляд, в ответ он дважды вздернул и опустил брови, и еще покрутил усами, - в общем, произвел обычный залп обаянием. Молодая женщина улыбнулась, неожиданно покраснела и, скрывая смущение, поспешно вернулась к своему занятию, принялась отчаянно строчить на машинке. Тут так же бесшумно возвратился адъютант.
  - Вас ждут, - сообщил он, распахивая перед Сержем дверь.
  Таганцев оказался в большой угловой и потому светлой комнате, где, помимо двух окон в примыкающих стенах, в самом углу имелся еще небольшой круглый эркер, сплошь застекленный и заставленный растениями. Из окон открывался превосходный панорамный вид на знаменитую сосновую рощу внизу и на взлетно-посадочную полосу аэродрома за ней. Обзор был настолько хорош, что кабинет при желании можно было использовать вместо диспетчерской вышки для руководства полетами. Сегодня полетов не предполагалось, пустующая полоса вдали сияла под солнцем голубоватым бетоном, точно река. Зато отлично были видны выстроившиеся в ряд самолеты на центральной стоянке, там разъезжала аэродромная техника, и суетились, выполняя предполетную подготовку, специалисты. Все эти виды были хорошо знакомы Сержу, он любовался ими не раз из окон КП и других кабинетов штаба.
  - Товарищ генерал-лейтенант, капитан Таганцев по вашему приказанию прибыл!
  Слова доклада рассыпались по кабинету пригоршней шариков, отскакивая от обшитых дубовыми панелями стен, попрыгали по поверхности большого стола для совещаний, оттуда соскользнули на пол и рассеялись по углам. Звон голоса стих, но не возымел ровным счетом никакого воздействия, по крайней мере, видимого, на хозяина кабинета, который, стоя у окна спиной к посетителю, продолжал всматриваться в туманные дали с таким вниманием, точно ожидал появления там некоего знамения, которое боялся пропустить.
  Пауза длилась минут пять, а может и десять, Сержу же она показалась бесконечной. Он стоял - руки по швам, и так вытягивал спину, что она у него вскоре занемела. Он по-прежнему не понимал, что от него было нужно командующему, но любая бесконечность все-таки где-то имеет начало, и когда-то заканчивается, так и молчание, прерывается, когда начинают литься слова.
  Командующий, наконец, отворотил свой взор от окна, повернулся и посмотрел в сторону Сержа. Именно в сторону, похоже, избегая смотреть на него непосредственно, словно отчего-то это было ему неприятно. Лицо генерала, как заметил Серж, было застывшим, каменной маской, и цвета землисто-серого - то ли свет из окна так на него ложился, то ли по другой причине. Он подошел к своему рабочему столу в углу кабинета и, точно в нерешительности, поводил по его поверхности кончиками пальцев. Потом задал совершенно невозможный вопрос:
  - Где и когда вы познакомились с моей женой? Губы Горынина едва шевелились, слова с трудом продирались сквозь пересохшее горло.
  - Я не знаком с вашей женой, товарищ генерал-лейтенант! Серж был немало удивлен, но еще полагал, что всему виной какая-то досадная ошибка, недоразумение, и все скоро разрешится.
  - Не лгите мне! - крикнул генерал неожиданно тонким голосом.
  - Я правду говорю, товарищ командующий. Не имею чести знать!
  - Вот только о чести мне ничего не говорите! Только не вы! - снова выкрикнул Горынин с необъяснимой запальчивостью. - Уж кому бы говорить о чести, так только не вам!
  С этими словами он взял со стола какие-то листы бумаги, или картинки, и, приблизившись к Сержу, разложил их перед ним на столе для совещаний.
  - Не знакомы, говорите? Как тогда вы объясните это?
  Серж сделал шаг вперед и склонился над столом. Это были фотографии, пять или шесть снимков довольно большого формата, 15 на 22, насколько он разбирался в фотопечати, и очень хорошего качества. Профессиональная работа, отметил он про себя машинально. И все фото были сделаны на прошедшей субботней свадьбе. На паре снимков изображался их стол в углу, он узнал себя со спины, а так же Олю и Стеллу напротив. Еще на двух они со Стелой танцевали, ничего, в общем, предосудительного. И еще на двух запечатлен их со Стеллой побег со свадьбы, как раз тот момент, когда они спустились по боковой лестнице и уже заворачивали за угол. Правда, Стеллы на этих фото видно практически не было, он уже пропустил ее вперед по дорожке, поэтому из-за его плеча выглядывала лишь небольшая часть ее головы, что не позволяло даже ее опознать. А вот он оглянулся, как раз когда сработала вспышка, - дважды сработала, - так что и он был представлен дважды, во всей красе. Судя по всему, либо его, либо девчонок на свадьбе пасли. Неизвестный фотограф следил за ними, фиксируя каждый шаг. Впрочем, такой ли уж неизвестный? Серж хорошо помнил, у кого видел фотоаппарат в тот вечер.
  - Ну? - генерал нетерпеливо подталкивал его к ответу.
  Серж развел руками.
  - Что я могу сказать? Это я, здесь Стримкова Ольга, а эту девушку зовут Стелла. Во всяком случае, так ее называла Ольга.
  - Вот, видите, один раз вы уже сказали неправду.
  - В чем же неправда, товарищ генерал-лейтенант? Клянусь честью!..
  - Вы солгали, утверждая, что не знакомы с моей женой. Вот она, Стелла, и есть моя жена, так что о своей чести помолчите-ка, ладно?
  Сержа точно кипятком облили, от слов Горынина кровь бросилась ему в лицо, перехватило дыхание. Сразу припомнилась неудачная попытка Хостича тогда, на свадьбе, остановить его.
  - Но, товарищ генерал-лейтенант! Товарищ командующий! - вскричал он в непритворном отчаянии. - Я и в самом деле не знал, что она ваша жена! Да и так, ничего предосудительного... Всего один танец... Целомудренно. Здесь, кстати, хорошо видно. И все, разошлись.
  - Разошлись, говорите? А это что? Генерал ткнул отполированным ногтем в фото побега. - Это что значит? Куда вы с ней направились?
  Тут Серж понял, что, поскольку прямых доказательств, крамольных кинофотодокументов не имеется, надо всячески отпираться и все отрицать.
  - Э, нет, товарищ командующий, - сказал он. - Здесь совсем другая история.
  - Рассказывайте!
  - Так, особенно и нечего. После этого, - он указал на фото с танцем, - я вышел из кафе на улицу, покурить. Возле входа увидел девушку, незнакомую мне, которая не решалась в такой поздний час идти одна домой. Попросила проводить ее, я согласился, тем более, что и сам хотел пройтись, проветриться перед обратной дорогой, поскольку я за рулем. Вот, собственно, и все. Это оказалось недалеко, и минут через двадцать я уже вернулся обратно, к кафе. Где меня встретил ваш... фотограф. На свадьбу я не вернулся, в кафе больше не заходил, а сел в машину и через несколько минут уехал домой. С попутчиками, так что и свидетели имеются. Ни до, ни после свадьбы, товарищ генерал-лейтенант, с вашей супругой, или же с женщиной, которую знал бы как таковую, я больше не встречался. И это есть правда.
  Горынин молчал. Протянув руку, он передвигал фотографии по столу, выравнивал, менял местами, снова переставлял, выстраивая по какому-то принципу. Могло показаться, все действия его бесцельны, но скорей всего он совершал их машинально, над чем-то все время мучительно размышляя. Эта мука и тяжесть дум проступали на лбу его глубокими морщинами. Внезапно он поднял голову и посмотрел Сержу прямо в глаза.
  - Я вам не верю.
  - Так спросите у нее самой. У Стеллы.
  - Не волнуйтесь, с ней мы разберемся без посторонней помощи. Без вашей помощи.
  Серж пожал плечами.
  - Мне больше нечего сказать.
  - Я так не думаю. Я как раз уверен в обратном, что вы еще много о чем можете мне рассказать. И вы непременно это сделаете.
  Серж покачал головой.
  - Никак нет, товарищ командующий.
  - Посмотрим.
  Горынин, заложив руки за спину и повесив голову на грудь, принялся расхаживать по кабинету, все время перед Сержем, в зоне его видимости. Он снова о чем-то думал, напряженно, и мысли его, судя по выражению лица, были ему неприятны. Серж следил за ним с вполне объяснимой опаской, ведь что ни говори, а от этого человека зависела его судьба. Он видел, как осунулся военачальник, и это причиняло ему боль, да, потому что, как и почти все в корпусе, любил его. И по этой причине никогда бы... Если бы знал. А ведь Марлинский совсем недавно говорил об этом, предупреждал, что у командующего новая жена, молодая и красивая. Да, да, да... И Отто хотел ему помешать тогда, притормозить... Черт, как же? Вот, невезуха!
  Остановившись, наконец, рядом с Сержем, не поднимая головы и глядя в пол, командующий спросил его:
  - А вы понимаете, что в моей власти немедленно, прямо отсюда, отправить вас на войну, в Литораль? Вы этого хотите? В Особый легион?
  Сержа опалило каким-то задорным ужасом. И, понимая, что этих слов говорить не следовало бы, именно их произнес:
  - Почту за честь, товарищ командующий, встать за Родину!
  Командующий поморщился.
  -- Опять вы о своем, о чести. Иногда ведь не мешало бы и головой думать. И о главном. В данном случае, о жизни. Ладно, сделаем так. Я предоставлю вам последний шанс. Выбор, у вас будет право выбрать то или иное развитие событий.
  Он опять принялся ходить, туда-сюда, от стола до стены и обратно, потом вновь остановился перед Сержем.
  -- Мои условия таковы. Либо вы сейчас же рассказываете мне все, до мелочей, что произошло, что было между вами и моей супругой там, на свадьбе, и тогда спокойно отправляетесь, как и должны, в академию - с глаз долой! Абсолютно без всяких для себя последствий. Либо... Либо тупо стоите на своем, и ничего не говорите. И немедленно отправляетесь в Особый легион, защищать Родину. Выбор за вами. Прошу, решайте, что вам нужней.
  В голове у Сержа вдруг вновь раздался звон, на этот раз похожий на отдаленный колокольный - бом, бом, бом. И тогда он понял, что только что, в этот момент произошло нечто, и произошло страшное. С убийственной ясностью он понял, что на самом деле никакого выбора у него нет. У кого другого в данной ситуации, возможно, он бы был, а у него - нет.
  - Мне нечего добавить к тому, что я уже говорил, товарищ командующий, - произнес он, из-за звона в ушах не слыша своего голоса. Но командующий его услышал.
  - Хорошо, - сказал он, выдержав паузу, словно давая Сержу время одуматься, - воля ваша. Меня устраивает любое развитие событий.
  Он положил на стол перед капитаном лист бумаги, бросил рядом с ним шариковую ручку:
  - Пишите!
  - Что писать?
  - Рапорт пишите. О переводе в Особый легион.
  - На чье имя писать?
  - Да на мое и пишите. Опустим условности.
  Отодвинув стул, Серж присел к столу и зажатой, деревянной рукой, уродуя буквы, написал на чистом листе: 'Командующему Тяжелым Бомбардировочным Авиационным корпусом генерал-лейтенанту... Рапорт. Прошу Вас направить меня для дальнейшего прохождения службы...' Закончив писать, поставил размашистую подпись и, положив ручку параллельно краю документа, поднялся из-за стола.
  - Есть, товарищ командующий.
  - Очень хорошо.
  Горынин, стоя по другую сторону стола, придвинул к себе рапорт, быстро прочитал и той же ручкой написал сверху в углу: Удовлетворить. К исполнению. И вдохнул в документ жизнь автографом.
  - Не будем терять время, - сообщил он. Подойдя к рабочему столу, достал из кожаного бювара другой лист бумаги и показал его Сержу. - Проект приказа, - пояснил. - Я почему-то был уверен, что именно такой и понадобится.
  Вписав в приказ отсутствующие данные, он подписал и его. Потом положил сверху на рапорт и скрепил обе бумаги степлером.
  - Все, - сказал он глухим голосом, - поздравляю. С завтрашнего дня считаетесь убывшим в Особый легион. В Строевом отделе получите командировочное предписание, аттестаты и все, что полагается. Борт завтра утром, тоже уточните, во сколько. И не опаздывайте, впрочем, за этим, думаю, проследят особо. Все. Желаю удачи. И - больше не задерживаю.
  Серж козырнул, но, перед тем, как развернуться и уйти, спросил:
  - Товарищ командующий, разрешите вопрос?
  - Спрашивайте.
  - Скажите, зачем вы это делаете? Ну, вот это... Со мной?
  Генерал Горынин посмотрел на него исподлобья, потом подошел вплотную и, поскольку был ниже Сержа ростом, сказал ему в плечо:
  - Потому что я не могу потерять ее.
  Сказал тихо, словно опасаясь, что кто-то услышит.
  - Но ведь я не... - так же понижая голос попытался возразить Серж, но командующий остановил его коротким жестом.
  - Я в этом не уверен. К тому же, пусть и ей, и другим впредь неповадно будет. Кстати, и от комиссии заодно прикроемся. Извини брат, на тебя все, что можно, спишем. Секретное слово на доске ведь ты писал? Знаем, знаем. А что бы ты хотел? Сам виноват.
   С трудом воспринимая окружающее, как ломкую, распадающуюся на куски и фрагменты конструкцию из слюдяных пластин, Серж вышел из штаба и, свернув направо, углубился в начинавшийся тут же за углом здания сосновый лесок, наполненный звуками крушения и обвала. Там дорожки разбегались в разные стороны, он, выбрав наугад, побрел по одной из них куда-то вглубь, увидев сколоченную из пары бревен скамейку, присел на нее и закурил. В глазах стояла кровавая пелена, воздух вокруг шел розовыми волнами и разводами. Ощущение было таким, будто его только что отсекли, отрубили от жизни, от мира широким мясницким топором, и мир продолжил свое движение в одну сторону, а он, в облаке розового пара, совсем в другую. И мир, конечно, переживет эту экзекуцию, а вот он... Уверенности в этом не было никакой. Именно к этому чувству, к этому состоянию, к этому ощущению, что шансы неопределимы, что вероятность остаться в живых меньше единицы, к этому всему надо было привыкнуть. Поэтому он гнал все мысли прочь, просто желая свыкнуться с новым измерением себя.
  Быстро вытянув сигарету до конца, он от прикипевшего к фильтру уголька прикурил новую, а окурок бросил под ноги и каблуком вдавил в серую рыхлую землю. Эти простые, выполненные на инстинкте движения показали ему, что жизнь, несмотря на возможные перспективы, еще продолжается, и заглядывать за край ее еще рановато. Тогда он, отведя дымящую сигарету в сторону, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, успокаивая гулко бьющееся в клетке груди сердце, осваиваясь с новым для себя состоянием обреченности. Это чувство, видимо, и было тем тесаком, который отделил его от прежней жизни. Да, теперь все будет по-другому. Если будет. Лучше - пока будет.
  Услышав приближающиеся шаги, он повернул голову и увидел Стеллу. Она подошла со стороны штаба по той же дорожке, и, остановившись в трех шагах, возле рыжей сосны, смотрела на него выжидательно. Убедившись, видимо, что он не истерит, и просто не опасен, подошла ближе.
  - Можно?
   Присев рядом на слишком низкое сиденье, она, сдвинув ноги в белых туфлях-лодочках вместе, убрала их под себя и в сторону, короткую светлую юбку натянула на вздыбившиеся узкие колени, разгладила ладонями. Легкая блузка из тонкого трикотажа облегала грудь. Все так же желанна, подумал Серж. Все так же... И все уже не так.
  Он протянул ей сигарету, дал прикурить. Какое-то время они молча курили. Он держал сигарету за фильтр, пряча в кулаке, она - зажимала, как пинцетом, тонкими длинными пальцами.
  - Спасибо тебе, - через некоторое время начала разговор она. - Спасибо, что не выдал.
  Серж посмотрел на нее вопросительно.
  - Я все слышала. Я была в соседней комнате.
  - Не видел там никаких дверей.
  - Маленькая комнатка отдыха, скрыта за панелями. Он велел быть там. Мне, наверное, следовало выйти самой... Но я боялась, по разным причинам. Понимаешь? И я не думала, что закончится этим. Даже предположить не могла...
  - Ладно, что уж теперь. Как получилось, так получилось. Да и что ты могла сделать?
  - Ну, ты бы мог...
  - Нет, не мог. На самом деле, никакого выбора у меня не было. Думаю, командующий знал об этом. Что, даже если бы дело касалось не тебя, а любой другой, даже самой... неавторитетной женщины, мой ответ ему был бы таким же. Так что, не кори себя, пустое это.
  - Ты жалеешь теперь, что...
  - Жалею? Нет, что ты, ни в коей мере. Судьба подарила мне встречу с русалкой, - он грустно улыбнулся, - и я благодарен ей за это. У нее, у судьбы, наверное, были на то свои причины, не ведаю уж, какие. Я тоже не мог поступить иначе, для этого мне нужно было быть другим. Кстати, я тебя вспомнил. Я ведь видел тебя раньше. Помнишь, тогда, на танцах? Ты была вместе с Ольгой, и все пряталась за колонной. Светка там еще...
  - Да, я уже тогда на тебя глаз положила. И я не пряталась, просто не ожидала от Оли такой прыти. Подруга ведь... Да и у Светы были к тебе вопросы.
  - Никаких вопросов уже не оставалось. Но кто бы подумал, а? Все могло ведь сложиться иначе.
  - Не знаю. Не уверена.
  - А почему командующий? Как вообще это получилось?
  - Обычное дело. Два скоротечных и крайне неудачных замужества. И возраст уже подгоняет определяться, а с таким бэкграундом, сам понимаешь, надеяться мало на что можно. В плане любви и прочего. Поэтому, когда появился Горынин, я подумала: почему нет?
  - Надежная гавань? Статус?
  - В том числе. К тому же, я стала стервой. Добиваюсь своего любой ценой.
  - Ты стерва? Да ладно! Разве, чуть-чуть. Но ведь это значит, похоронить себя молодой. Нет?
  - Да нет. В принципе, Горынин хороший человек. Щедрый, великодушный.
  - Ну да, это я заметил.
  - Один из его минусов, он слишком ревнив. Это от возраста.
  - А другие?
  - Минусы? Ну, не минусы... Есть проблема. Пока никак не удается завести ребенка, и я не уверена, что... Но я очень хочу, очень!
  - И поэтому на свадьбе ты рискнула? Но почему я?
  - Я же тебе сказала, что давно положила на тебя глаз. К тому же, я знала, что ты уезжаешь, и что другого случая не будет. Надеялась, что мне повезет, как когда-то Любаше.
  - Что, что, что? Ты откуда про нее знаешь?
  - Я про тебя все знаю.
  - Прямо, свет клином сошелся.
  - Смейся, если хочешь.
  - Я, вообще-то, над собой смеюсь. Все ясней понимаю, каким выглядел - и был - идиотом. Ой... А Горынин, я так понимаю, в свою очередь поручил кому-то за тобой присмотреть.
  - Видимо, так. И я не в курсе, кто это. Но точно не Ольга.
  - Нет, Ольга нет. Я, мне кажется, знаю, кто.
  - Скажи мне.
  - Зачем? Оставь. Тебе ни к чему знать о моих подозрениях. Вообще, не вникай во все это. Живи спокойно, и, надеюсь, все получится, как ты хочешь. Кстати!..
  - Не знаю, что ты, рано еще. Но я тоже надеюсь.
  - Ну, хоть кто-то надеется. Это хорошо.
  - Перестань...
  Треснул сучок под чьей-то ногой, они одновременно в тревоге оглянулись. Совсем забыли, что следует соблюдать осторожность. Но это была Ольга, всего лишь, она остановилась возле сосны, рядом с которой перед тем стояла Стелла, замерла в ожидании, положив бледную ладонь на рыжий ствол. Она и сама была бледна, гораздо сильней обычного, а густо подведенные глаза расширились от переполнявшего их ужаса.
  - Мне пора, - сообщила Стелла и легко поднялась на ноги - женщины умеют совершать такие порывистые, вихревые движения. - Береги себя. И возвращайся, приезжай потом. Я бы хотела с тобой...
  - Спасибо. Серж тоже встал. - Спасибо, - повторил он. - Но, думаю, все прошло. Ты сама удивишься, как все изменится, когда, и если я вернусь.
  - И все же, возвращайся.
  Она поспешно поцеловала его в щеку. Потом вместе с Ольгой они пошли по дорожке по направлению к желтевшему за частоколом стволов зданию штаба. Серж смотрел им вслед, как они уходили из его жизни, и в какой-то момент, словно почувствовав, Ольга оглянулась и махнула ему рукой. Еще ему показалось, что она улыбнулась. Вот так. Она ему улыбнулась, значит, оттаяла, значит, дело действительно серьезное.
  Он снова закурил. Во рту от табака стояла отвратная горечь, но другого средства занять мысли, отвлечь и, в конце концов, обмануть себя хоть как-то, не было. Он с удивлением, пока лишь с удивлением, наблюдал, как ширилась пропасть между ним, тем, каким он ощущал себя еще утром, полным надежд и ожиданий, и теперешним, не знающим, что думать, на что надеяться, чего ждать. Или вот Стелла. Да, они были близки - внезапно, случайно. Они разговаривали доверительно, говорили на тонкие, интимные темы, но... Но такой близости, как с Томой, он с ней не чувствовал. Ничего подобного. Да, конечно, он Тамаре ничего не обещал, и всегда это повторял, и она как бы соглашалась. Но, по факту, он все-таки ведь предал ее? Так? Он бросил окурок под ноги. Да, предал.
  
  В штабе, где-то на этажах, в коридорах гремел голос полковника Дахно:
  - Кто это, какой мудак додумался покрасить дверь в туалет полосатой краской?! - вопрошал он пространство. - Какой долбо... это сделал? Честное слово! Вот не хочется ругаться, а иначе ведь и не скажешь. Архихерово! Архихерово!
  Пространство отвечало громоподобным, но быстро отдалявшимся и угасавшим эхо.
  Когда Серж вошел на КП, там царила довольно оживленная атмосфера. Видимо, стало достоверно известно, что комиссия прошумела над головами, как снаряд, с перелетом, и сгинула, никого серьезно не задев. Чернофуражечные полковники убыли в места дислокации, и можно было выдохнуть, и снова вдохнуть спокойно.
  - О, Таганцев, здорово! - приветствовал его, увидев, полковник Раужев. - Что не весел? Обходной получил?
  - А мы тут собрались тебе отвальную устроить. Раз ты сам темнишь и отмалчиваешься. Сегодня отличный день, - сообщил Марлинский.
  - Нет, - сказал Серж. - Отвальная - вряд ли. Планы изменились. Я еду в командировку, поэтому, никакого обходного, только аттестаты.
  - В какую еще командировку? - не понял сходу Лукьяныч. - Куда?
  - Туда...
  - Как... Голос его пресекся. - А академия?
  - Академия отменяется.
  - Твою мать! Так, вроде же все утряслось? Или нет? Я ни черта не понимаю. Кто-то может объяснить?
  - А его по другой причине в командировку отправляют, - подал с места голос Дукшта-Дукшица. - Надо было думать, с кем танцы танцевать. Не говоря уже про другое.
  - Подожди, подожди, - удивился Раужев. - Но ведь ты меня, нас, после свадьбы домой подвозил. И не поздно, и все было нормально?
  - Все - да не все, - не унимался Захарий Львович. Он еще не залупался, но кураж, похоже, уже поймал. И, видимо, было с чего. - Наш пострел везде успел!
  - Да погоди ты! - махнул на него рукой Лукьяныч. - Что ты никак не угомонишься? Видишь, человек в беду попал.
  - Сам же попал. Сам! Никто его на эту беду не толкал.
  - Слушай, я что-то понять не могу: на что ты все намекаешь? Намеки какие-то нехорошие. Говори прямо, если есть что сказать!
  - Захарий Львович намекает на то, что глаз у него не только целкий, но и зоркий. - озвучил свою догадку Серж. - Что не только из ружья пострелять мастак, но и фотографировать.
  - И что с того? Видел я у него на свадьбе фотокамеру. Мало ли кто там с аппаратом бегал. При чем здесь вообще это? Что доказывает?
  - Важно, какие фото, и кому на стол впоследствии лягут...
  - И кому на стол они легли? Черт! Захарий?!
  - А я и не запираюсь. Меня попросили, я сделал. Что такого?
  - Ну и мудак же ты! Вот не ожидал от тебя такого!
  - Но-но, полегче, товарищ полковник! Попрошу! А что бы вы хотели? Кто-то должен был пойти на заклание, вот, - он и пошел. Или вы думаете, что комиссия так просто отсюда свалила? Нет, совсем не просто. Но, может быть, вы на себя пароль на доске возьмете? Я лично не собираюсь. А что, кто-то вместо Таганцева хочет в Литораль отправиться? Я, например, не хочу. И в тундру ехать не собираюсь. У меня четверо детей, пятеро даже, так что лучше уж я останусь. И буду на уток охотиться - здесь, а не на медведей - в тайге. Если уж на то пошло, я его предупреждал, и не раз, но он не слушал. Поэтому, пусть теперь на себя пеняет. Мы все люди взрослые, каждый отвечает за себя.
  - Еще посмотрим, где и на кого ты охотиться будешь.
  - А вы не очень-то, товарищ полковник! По вам вопрос тоже решается, имейте в виду, так что еще неизвестно...
  - Ах, так, на мое место метишь? Вот хрен тебе.
  - Посмотрим, посмотрим.
  - Вот и посмотришь. Мудак.
  - Вот тогда и посмотрим, кто из нас мудак. А кто просто старый дурак! Да я обоссу любого, кто ниже меня ростом! Понятно? Пошли все к херам!
  Лицо Дукшта-Дукшицы обтянулось и заострилось, на скулах заалел румянец, губы накалились, точно нихромовые нити, и обычная капля слюны на них выступила и закипела, но... Каким-то чудом он сдержался, не дал полную волю своему норову, - видимо, почувствовал окружившую его со всех сторон враждебность. Рывком он развернул перед собой какой-то журнал и сделал вид, что углубился в чтение. Лишь уши настороженно пламенели, да во вставших торчком волосах на макушке проблескивали искры. Потом он передернул плечами и нервно озирнулся на Сержа. В облике его ясно проглянула злобная личина Гонория Тукста. Всего лишь на мгновение, но Сержу стало не по себе.
  - Я говорил, что девки тебя доконают, - с сожалением сказал, понизив голос, Лукьяныч. - Что погоришь на них, говорил? Надо было слушать. Что теперь поделать?
  - Да нет, там другое.
  - Что другое? Например?
  - Судьба.
  - Ах, судьба. Против судьбы, конечно, не попрешь. Но ты на нее не очень рассчитывай, побереги себя там сам. И возвращайся.
  Он торопливо пожал Сержу руку, и тот вдруг заметил, как Раужев побледнел и осунулся.
  - Людмила Петровна плакать будет... - сказал полковник самому себе, отворачиваясь. Однако Серж услышал, и ему сделалось не по себе от мысли, скольким хорошим людям он причинил боль.
  - Юра, - сказал он Хостичу, прощаясь, - я знаю, что ты метил на мою квартиру, но пока облом. Остается за мной, покуда не вернусь. Но, если хочешь, живи в мое отсутствие. Может, оно и затянется...
  - Нет уж, - отрезал Отто, - обойдемся. Вернешься, и сам будешь жить. Могу присмотреть за жилплощадью, если хочешь... И за машиной.
  - Ладно...
  У дверей его поджидал Петр Петрович Марлинский.
  - Прости, брат, - сказал он Сержу, сжимая его руку двумя своими, - но я пока для тебя ничего сделать не могу. Дядя Ваня разгневан, я думаю, на попятную сейчас не пойдет. Но есть и другие генералы, дай только срок, вытащим тебя оттуда. А этот, охотник, хер здесь останется. Поверь моему слову.
  
  На лестнице, едва Серж начал спускаться, его окликнул Скубишевский.
  - Постой! Здорово! Пошли!
  - Куда еще?
  - К энша. Желает с тобой говорить.
  Михаил Кириллович стоял у окна, заложив руки за спину. Оглянувшись на открывшуюся дверь кабинета, вышел навстречу и поздоровался с Сержем.
  - Ну, ты как?
  Тот пожал плечами: - Нормально.
  - Понимаю, глупый вопрос. Мне искренне жаль, поверь. Я за то, чтобы ты ехал в свою академию. Но командующий решил так, и я поделать ничего не могу. Не моя компетенция.
  - Да я понимаю. Не в претензии.
  - Ко мне лично?
  - Вообще.
  - Хорошо. Это хорошо. Ты расчет взял? Документы? По поводу борта все узнал?
  - Так точно.
  - В полетный лист тебя внесут, я распорядился. Еще одно... Давай без глупостей, ладно? Чтобы нам не пришлось объявлять тебя в розыск. А то расчувствуешься и рванешь куда-нибудь. Нет?
  - Нет, товарищ полковник. Все нормально.
  - Вот и хорошо. Знай, что ты остаешься в списках части, и как только вернешься, приступишь к выполнению обязанностей. Ждем тебя, возвращайся. И будь там осторожен. Это личная просьба. Понятно?
  - Так точно.
  - Тогда это все, что я хотел сказать, и что хотел услышать. Но, на всякий случай, капитан Скубишевский за тобой присмотрит. До отбытия из гарнизона. Во избежание.
  - Может, не стоит?
  - Надо, Сергей Сергеевич, надо. Для твоего же, пусть относительного, но блага.
  - Ну, что, к тебе? - спросил Скубишевский, когда они вышли из кабинета НШ.
  - Это зачем еще? - не понял сразу Серж.
  - Ну, как? Начальник штаба же приказал - присматривать. У меня все с собой, - и Витька, встряхнув знаменитый свой дипломат, продемонстрировал, что тот забит под завязку.
  - Нет, Витя, только не это! И вообще, чтоб ты знал, русские на войну собираются и уходят по-трезвому, приведя дела в порядок, а дух в равновесие. Извини, но мне хотелось бы последнюю ночь побыть одному. Поэтому, не знаю, как ты будешь за мной приглядывать, но только не изнутри.
  - Тогда, классическая наружка! - легко, как всегда, согласился Смерш. - Но учти, все будет по-настоящему! Я бы сказал, по-взрослому. Шаг вправо, шаг влево - и ты под замком.
  - Боюсь, боюсь, - отреагировал Серж.
  
  Оказавшись, наконец, дома, один, Серж поначалу даже пожалел, что отказался от щедрого Витькиного предложения. И даже подумал, а не позвонить ли своему честному соглядатаю со встречным предложением. Но потом, походив по комнатам и привыкнув к пустоте и тишине, выбросил дурное из головы. Уж лучше кто угодно, только не Витька. Да и кто угодно тоже не нужен. А нужна ему Тома, но это невозможно, и вот это реально беда.
  Он выглянул в окно и увидел, что на лавке возле подъезда сидит, вытянув ноги поперек прохода и откинувшись на спинку, долговязый паренек. Из Витькиной банды, сразу определил Серж, пару раз видел его, издали. Видимо, Витька сказал ему быть на виду, долговязый и не прятался, покусывая мундштук, курил папиросу. Тоже, шахтер, блин, подумал Серж, почему-то предположив, что папиросы у парня непременно 'Шахтерские'.
  Время тянулось медленно, и он с опаской думал, что еще вся ночь впереди. И, несмотря на то, что это последняя ночь в его прежней мирной жизни, ему хотелось, чтобы она поскорей кончилась. Назад все равно ничего не вернуть, не отыграть, а бесконечно оттягивать момент неизбежности - невмоготу.
  Он, спокойно и вдумчиво обходя квартиру, выбрал и побросал на диван все вещи, которые, по его разумению, следовало взять с собой. Потом, забраковав и оставив половину, засунул действительно нужное в две брезентовые сумки. Ну, вот, подумал, и с этим покончено. И тут испытал острый укол тоски и боли. Ибо наступил момент, который он отодвигал, но избежать которого было нельзя. Собственно, оставалось одно дело, которое он предпочел бы не делать ни сейчас, ни потом, но которое именно теперь ему придется сделать.
  Присев к столу, он взял ручку и написал на листе бумаги:
  'Дорогая моя! Все случилось не так, как хотелось и думалось, но я сам во всем виноват. Теперь я должен уезжать, эта командировка возникла неожиданно, и я не могу отказаться. Поездка будет долгой, возможно, слишком долгой. Но дело не в этом даже, а в том, что я не тот человек, который тебе нужен. Поэтому, прошу тебя, забудь меня как можно скорей и живи счастливо. Если это важно, знай, что я любил тебя...'
  Он запечатал письмо в конверт, на котором написал два слова: для Томы. Потом вышел на площадку и позвонил к Марь Иванне. Старушка в этот раз открыла сразу, словно ждала звонка за дверью. Все те же встревоженные коровьи глаза.
  - Марь Иванна, передайте это Тамаре, - сказал он, протягивая ей конверт и запасной ключ от квартиры. - Не знаю, когда она появится, возможно, днями.
  - А сам что?
  - Уезжаю я, Марь Иванна. Скоропостижно. Самому никак не получается.
  - Ух, ты! Это куда же ты едешь? В эту свою, акамедию?
  - Нет, Марь Иванна, с акаме... с академией пока не выходит, придется отложить.
  - Ой, - женщина, наконец, уловила то, что и так носилось во вроде мирном воздухе - флюид страха войны, и глаза ее моментально преисполнились испугом, и до краев налились влагой. - Это что же... туда?
  - Нет, нет, - поспешно соврал Серж, не давая ее слезам пролиться. - Не туда. Но тоже далеко. Просто служебная командировка, возможно, очень долгая. Мы же люди военные, подневольные, куда послали, туда и мчимся. Самолет завтра утром, так что я никак не успеваю с Тамарой встретиться. Даже дозвониться не могу. Передайте, ладно?
  - Да передам уж, передам. Это... А, скажи еще, что там за парень у подъезда сидит, который час уже?
  - А, это моя охрана.
  - Охрана? Ты что же, такая важная персона?
  - Выходит, так.
  - Ой, и от кого же охраняют? Кто тебя домогается?
  - Да никто, Марь Иванна. Так, на всякий случай. Пакет при мне, который охранять положено.
  Серж, чувствуя, что чрезмерно уж заврался, чмокнул соседку в лоб и поспешно ретировался к себе. Лишь закрыв дверь, почувствовал некоторое облегчение. Даже выдохнул - уф!
  Вечер все тянулся и тянулся, постепенно набирая силу и темноту. Серж слышал, как хлопнула дверь в квартиру соседки, а когда выглянул в окно, увидел, как Марь Иванна вынесла и подала долговязому внизу кружку с каким-то питьем. Чай, должно быть, с вареньем, она любит им всех угощать. Парень ничего, принял без понтов. Интересно, что он ей наврет? Ведь наврет же...
  Серж, не раздеваясь, бросился на диван и попытался заснуть, но сон не шел, зато какая-то вертушка крутилась в голове, цепляя все, что можно зацепить - нервы, мысли, воспоминания, чувства - и наматывала все это на свой барабан. Он пытался что-то считать, баранов, самолеты, женщин, смотрел в потолок, но потолок раскачивался, потеряв твердость, и это было невыносимо. Тогда он вспомнил, что нет, письмо, им написанное, вовсе не последнее дело, а есть еще одно. Он подумал про универсальный ключ, который лежал где-то на крыше сарая и ждал его. Вот почему-то был он уверен, что эта штука обязательно пригодится ему там, куда он собирался, и ее следует прихватить с собой. Только как к нему подобраться, если у подъезда бдит сторож?
  Решение всплыло в голове моментально, словно он давно все придумал, а теперь просто обратился к следующему пункту плана. Он посмотрел на часы, оставался еще час до полуночи, и ему подумалось, что время еще совсем не позднее, а самое то, что нужно. Он поднялся с дивана, нашел в кармашке приготовленной сумки фонарик, подошел к входной двери и некоторое время прислушивался, приложив к ней ухо и затаив дыхание. Потом осторожно, стараясь двигаться и действовать совершенно бесшумно, открыл дверь и вышел на лестницу. Так же тихо спустился вниз и позвонил в квартиру на первом этаже. Слава Богу, звонок оказался исправен и совсем не громок. Встав напротив дверного глазка, расправил усы и изобразил на лице улыбку. Дверь тотчас открылась.
  В квартире проживала женщина, имени которой Серж не знал, и которую соседи называли по фамилии - Моргана. Серж затруднялся определить ее возраст, ей могло быть и тридцать, и на десять лет больше. Брюнетка, жгучая, вообще - восточной наружности дама. Всегда элегантная, миндалевидные карие глаза, сочные губы, да просто красавица - если дать себе волю окунуться в ее красоту. Но вот этого Серж как раз себе не позволял, даже не рассматривал никогда ее как возможный объект вожделения. Потому, должно быть, что она и сама держалась с ним подчеркнуто холодно, соблюдала дистанцию, и губы при их случайных встречах поджимала чопорно и строго. Где она работала, Серж не имел понятия, но всегда помнил, что бывшая его пассия, та, что некогда помогла ему с квартирой, советовала держаться от нее подальше. Еще Серж знал, что жила Моргана одна, но вот была ли она одна сейчас?
  Женщина смотрела на капитана без удивления, но с интересом, в глазах читался вопрос.
  - Чем могу? - озвучила она его вполне благожелательно.
  - Мне нужна ваша помощь, - сказал Серж тихо и торопливо оглянулся. - Могу я войти?
   Мгновение помедлив, Моргана кивнула и посторонилась. Когда Серж вошел, она тихо, точно включилась в его игру в скрытность, закрыла дверь. Прихожая, как и у Сержа в квартире, была крохотной, так что они находились рядом, почти вплотную. Серж удивился, женщина оказалась выше, чем выглядела обычно, почти одного с ним роста. Однако Моргана запахнула плотней халатик, сложила руки на груди - и сразу увеличила дистанцию. Густые волнистые ее волосы были переплетены красной лентой и перекинуты через правое плечо на грудь.
  - Я не помешал? - спросил Серж.
  - Скажем так, не настолько, чтобы я отказалась удовлетворить свое любопытство. Что вам нужно?
  - Я бы хотел воспользоваться вашим окном.
  - Простите?
  - Ситуация такова, что мне нужно выйти из дома. Но я не могу прибегнуть для этого к обычному пути через дверь, поскольку у подъезда находится человек, встречи с которым я хотел бы избежать.
  - Так. Мудрено. И вы решили взять меня в сообщницы?
  - Я вам доверяю, - соврал Серж.
  - Правда? - не поверила Моргана. - С чего бы это?
  - У меня все равно нет другого выбора.
  - А что происходит? Вы теперь поднадзорный?
  - В некотором роде. Просто завтра я уезжаю, и кое-кто желает быть уверенным, что я действительно попаду на утренний самолет.
  - А вы хотите сбежать?
  - Нет, не хочу. Но мне нужно сделать одно короткое дело. Обратно я могу вернуться через подъезд, это уже значения не имеет.
  - Погодите, вы сказали... Вы улетаете - туда, куда я думаю?
  - Видимо, так и есть. Сейчас все думают об одном.
  - Хорошо, пойдемте.
  Моргана провела его в комнату. Погасила стоявшую на столике рядом с разложенным диваном лампу, после чего убрала с подоконника цветы и открыла окно. Выглянув и убедившись, что за домом никого нет, во всяком случае, никого не увидев, она отступила, пуская вперед Сержа.
  - Знаете что, - сказала она ему вполголоса. - Возвращайтесь этим же путем. Я подожду.
  - Хорошо, я быстро. Он кивнул ей, после чего перекинул ноги через подоконник и легко спустился на отмостку под домом. Прислушался. Вокруг царила тишь, молчали даже цикады. Вечер показался ему прохладным, но он отметил это так, мимоходом. По отмостке же споро прошел до угла. Лишь оказавшись за сараями, в кромешной темноте, включил фонарик. Здесь пролегала тропинка, а под стенами сараев, там и сям, виднелись кучи строительных материалов, дрова, ящики - всякий хлам. Прикинув по памяти, где произошла его стычка с громилами, забрался на стопку кирпича и с нее осветил участок крыши перед собой. И сразу же увидел ключ. Он лежал совсем рядом, приткнувшись к планке, которой прижимался к поверхности толь, и поблескивал в свете фонаря ребристой рукоятью. Серж немедленно завладел им, и сразу же почувствовал себя уверенней, и даже испытал облегчение. Видимо, на этот раз судьбе было угодно избавить меня от долгих поисков, подумал он.
  Тем же путем, быстрой тенью, он вернулся обратно. Едва оказался под окном, как оно отворилось - его ждали. Серж быстро забрался внутрь, Моргана закрыла окно. После этого она вернула цветы на подоконник, задернула шторы и снова включила лампу.
  - Ну, как, все удачно?
  - Вполне, спасибо. Э-э-э... Я не знаю вашего имени. Все Моргана, да Моргана.
  - Моргана, да. Все так зовут. Если хочешь, можешь звать меня Фа.
  - Фа - как фа-минор?
  - Пусть так. Сегодня минор вполне сойдет.
  Серж вдруг почувствовал неловкость и заторопился.
  - Я пойду. Спасибо за помощь...
  - Погоди... Останься!
  Серж посмотрел на нее удивленно, не зная, что и сказать.
  - Останься, - повторила она твердо. - Я знаю, ты сегодня один. А ночь перед уходом на войну следует провести с женщиной.
  - Я нынче не в лучшей форме, - попытался то ли отказаться, то ли предупредить он.
  - Ты главное не волнуйся. И расслабься. Я сделаю все сама.
  Она держала руки сложенными на груди, но тут опустила их и развела в стороны, словно раскрывая объятия. Прядь волос ее выбилась из-под ленты и упала на глаза, точно крыло ночной птицы, и затрепетала, указуя на что-то. Моргана спокойной рукой ее усмирила. Полы халата при этом разошлись, шелк соскользнул с того, что укрывал, и тогда, уронив взгляд, капитан обнаружил, что там, между и за шелками перетекает, круглится и бугрится невообразимыми формами, суля немыслимое наслаждение и временное забвение, восточная сказка. Почему бы нет, подумал Серж, и дал себе волю, и шагнул, и упал, и опрокинулся в эту жгучую южную ночь.
  
  
  
  
  [email protected]
  
  
  
  
   Полный текст романа можно найти на сайте ЛитРес-Самиздат: https://www.litres.ru/gennadiy-tarasov-29209331/prizrachnyy-moy-dom/, а также пока совершенно бесплатно почитать или скачать на Автор Тудей: https://author.today/reader/38737 Друзья, поддержите автора своей активностью и вниманием!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"