Когда они поднимались на высокий холм, небо заволокло тучами, и луна, бледным пятном, мерцала на черном небосводе. Все обряды Волчьи исполняли ночью, словно опасались праведного гнева Льва-Солнца. Багровый огонь факелов мрачно светился в руках Волчьих. Было жарко.
Он снова споткнулся и упал на колени. Его быстро подняли, толкнули вперед. Кисти, связанные впереди, болели от веревок, лопатки ныли от копья, просунутого под мышками. Тело превратилось в сплошной синяк.
Дорога наверх кончилась, и под холмом показались темные воды священного озера, окруженные черными скалами. Холм, подножие которого покрывали мрачные силуэты деревьев, был пуст и гол, как куриное яйцо.
В темноте раздалось громкое, унылое пение - Волчьи вкапывали в землю принесенный ими большой ствол Лабуи - священного дерева.
Два воина разрезали веревки и, схватив его за руки, с силой ударили спиной о столб. Ноги подкосились, и он упал. Удар лишил его способности двигаться. В ушах шумело, перед глазами поплыли круги. Он слышал шум родных лесов, пение птиц, вой зверя. Слышал строгий голос отца и ласковый голос сестры. Во рту появился солоноватый привкус.
Пока он приходил в себя, Волчьи прикрутили его к столбу. Стараясь причинить как можно больше боли, они привязали запястья как можно выше, а локти развели в стороны, как можно дальше. Ноги обложили свежими ветвями Лабуи. Вокруг разводились костры. Пленник стоял, глядя на ровную поверхность Зама, озера Волчьих.
Пение перешло на более высокие ноты. Ветер сменил направление. Едкий дым дул в лицо, разъедая глаза. Дышать стало трудно - он задыхался.
Старый Жрец Волчьих принес металлические чаши, наполненные лабуевым маслом. Пленник прекрасно знал, что смолистые соки этого дерева горят даже под водой. Его народ часто употреблял их в хозяйстве, но никогда - в пищу. В смоле содержались наркотические вещества. Однако Волчьи пили сок, и пили его в больших количествах.
Остатки масла выплеснули на хворост вокруг столба и в костры, горевшие повсюду. Пламя разыгралось, поднимаясь все выше и выше. Треск огня и ветвей заполнил собой пустоту ночи. Стало невыносимо жарко. Легкие горели от дыма и пепла. Раскаленный воздух опалил волосы, лицо и одежду. Хворост под ногами задымился, и он понял, что тот вспыхнет через несколько минут - помощь не успеет.
Пение Волчьих достигло апогея. Их гортанные голоса сливались в иступленный вой. Они уже видели бога: возбужденное воображение рисовало им гигантского волка, спускающегося с небес в сопровождении своей стаи.
Маленькие языки пламени появились у его ног и, разрастаясь, с жадностью набросились на приготовленною для них пищу. Огонь охватил его ноги, и он опустил голову. Все мускулы напряглись, зубы сжались. Он не позволит увидеть хотя бы одну гримасу боли, услышать хотя бы один стон. Чем выше поднимался огонь, тем сильнее сжимались зубы. Он понимал, что это конец...
Боль заполнила собой все тело и разум. Никогда еще не было так больно...
Наконец, он ощутил необыкновенную легкость, свежесть ума и памяти; перестал чувствовать свое тело. Объятый огнем шест он видел словно со стороны. Вдруг, костер ярко вспыхнул, и пламя взвилось до небес. Сознание его померкло, утопая в тишине. Вокруг была только пустота.
Волчьи дико вопили, ничего не видя вокруг. Они не увидели легкую тень, едва заметную в ночи, промелькнувшую за кострами, дым от которых заволакивал весь холм. Она промелькнула и исчезла в лучах просыпающегося солнца...
Он проснулся, сел, дико озираясь по сторонам. Ощупал лицо, руки, все тело и глубоко вздохнул. Померещилось... Сон, всего лишь жуткий, страшный сон. Он обернулся к обнимавшей его с тревогой девушке: в ее черных глазах отражалось пламя костров Волчьих...