...Я оказался в большой зале - чёрный мрамор и зеркала. Колонны, тожественные дорические колонны; огромные массивные столы, словно вросшие в пол, большие многосвечёвые светильники под потолком, даже посуда и приборы - всё было из чёрного, до блеска отполированного мрамора. Зеркала... Зеркал было очень много. Они настолько гармонировали с чернотой обстановки и были так искусно расположены, что одновременно исполняли несколько функций. Зеркала напрочь исключали возможность появления у гостей мыслей о некоторой мрачности залы и интерьера, во много раз увеличивая численность гостей, одновременно с этим раздвигали стены помещения до бесконечности. Свет свечей, тысячекратно отражённый от великого множества зеркал, не оставлял тёмным ни единого уголка в зале, даже самого потаённого. Более того, сами гости не отбрасывали теней, хотя, возможно, не только из-за совершенства освещения. И, наконец, эти сотни громадных зеркал исполняли свою основную функцию - давали присутствующим точное представление о том, как те выглядят.
Множество дам в изысканных туалетах разных эпох и народов - от древнеримских до наших дней, а также их кавалеры - все в изящных чёрных смокингах, беседовали, смеялись, сходились в группы и расходились, танцевали и просто стояли у стен, столов, перед зеркалами.
У меня слегка закружилась голова: столь необычным было всё происходящее. Потом, бросив беглый взгляд на свой туалет, я несколько закомплексовал: на мне были, как обычно, джинсы и светло-голубая сорочка с выпущенным поверх пуловера воротником.
Немного опомнившись, я обнаружил, что стою перед зеркалом не один: на моей полусогнутой левой руке лежала тонкая изящная дамская ручка, по локоть затянутая в чёрную прозрачную перчатку. С этой холёной, красивой руки взгляд самопроизвольно перенёсся на идеальную точёную фигурку, плотно задрапированную чёрным шёлком, тщательно подчёркивающем все достоинства её тела и скрывшим изъяны, если таковые были. Лицо её, загадочное само по себе, было полускрыто вуалью, что делало мою спутницу ещё более таинственной. Огромные чёрные глаза призывно сверкали, полураскрытые алые губы её чувственного рта манили к себе, обещая неземные блаженства в море нежности и любви. Классический римский нос, ямочка на подбородке, мушка на щеке - всё дышало безупречностью и сладострастием.
- Разрешите представиться. Меня зовут...
- Молчи, я знаю! А я... Можешь звать меня Мессалиной... Я буду твоим Вергилием в этом аду, - голос её был подстать облику: нежный, чистый не то голос, не то шёпот, хотя и совершенно отчётливый.
- Ты абсолютно напрасно волнуешься... Из-за своего туалета, я имею в виду, - она подвела меня к одному из огромных зеркал и я увидел себя со стороны.
Смокинг! Не менее изящный, нежели у остальных мужчин, сидящий, как влитой!
За спиной промелькнул какой-то старикашка с всклокоченной бородёнкой, седыми волосами на голове, торчавшими так, что делали своего обладателя похожим на потасканный полуоблетевший одуванчик. Он был... в "семейных" ситцевых трусах с легкомысленными цветочками на застиранной ткани. Кривенькие, тонкие, короткие ножки, густо поросшие седой шерстью, довольно резво шлёпали босыми ступнями по бетонному полу.
Непроизвольно обернувшись, я узрел важно шествовавшего по мраморному сияющему полу пожилого лорда в смокинге, пенсне, котелке на голове и тростью в руках.
- Не обращай внимания! Здесь каждый, ничуть не напрягаясь, может придать себе все те внешние черты, каких ему не хватало. Скажу тебе по секрету: все дамы в этой зале, не исключая и меня, на самом деле - полностью обнажены, а роскошные туалеты - плод индивидуальной фантазии каждой. Здесь всё изменяется с точностью до наоборот (если, конечно, есть желание что-либо изменить для себя лично). Именно поэтому фантазия здесь является реальностью и нет ничего фантастичнее той реальности, к которой Ты привык. Не все дамы, присутствующие здесь, так совершенны, как выглядят - подавляющее большинство из них некрасивы, некоторые попросту уродливы. Но сейчас они имеют возможность, пускай только здесь, придать себе и своим туалетам тот вид, который им нравится.
- О! Дэмьен, Вы тоже здесь? - неожиданно воскликнула Мессалина.
- Только для того, чтобы засвидетельствовать Вам моё почтение, - перед нами предстал высокий молодой человек. Чистые голубые глаза, большая чёрная родинка на левой щеке, тёмные вьющиеся волосы, ровный правильный нос, крылья густых чёрных бровей над глазами, странный отрешённо-завораживающий взгляд...
- Ах, Дэмьен, когда Вы отучитесь льстить?!. Уж я-то знаю, зачем Вы здесь... Кстати, Вы так и не настигли объект своих любовных воздыханий?
- Увы, нет... Каждый её сон я переношу Любушку сюда и каждый раз она ускользает от меня...
- Да, прошу извинить меня за некоторую бестактность - Вы же знаете, Дэмьен, я такая рассеянная, но вы до сих пор не представлены друг другу.
- Дэмьен, - он протянул мне руку.
Я представился. Рука была белая, ледяная и иссохшая, как у мумии. Я едва удержался от непроизвольного желания обтереть свою руку обо что-нибудь.
- Ах! Вот Она! Простите великодушно, я вас оставляю, - он бросился вслед за девушкой с волосами цвета червонного золота и исчез в толпе. В то же миг златовласка словно ниоткуда материализовалась прямо перед нами.
Глядя сквозь нас с Мессалиной, она, улыбнувшись, проговорила: "Ах, до чего же сильно мужчины глупеют, влюбившись!"
После этого... начала вдруг таять... Вот уже от неё осталась только верхняя половина тела, которая, в свою очередь, стала терять очертания, колебаться и вскоре растаяла в воздухе. Какое-то время ещё можно было видеть золотистое облачко в том месте, где только что была её голова, но и оно вскоре исчезло...
- Проснулась! - объяснила мне Мессалина.
- Любушка, - продолжила она, нашла весьма оригинальный способ ускользать от мистера Дэмьена. Она научилась находиться одновременно в нескольких разных местах и, когда мистер Дэмьен настигнет одну из "Любушек", та, прямо на его глазах исчезает, переместившись то ли в параллельную реальность, то ли ещё куда. Мистер Дэмьен просто бесится от этого, но поделать ничего не может. Кстати, о параллельной реальности... Не желаете ли взглянуть? Иногда там бывает довольно интересно.
Я едва успел промычать что-то нечленораздельное, пытаясь сказать, что ещё не пришёл в себя от уже увиденного, как Мессалина, видимо приняв мычание за горячее согласие, взяла меня за кисть руки.
Очертания залы заструились, поплыли и вновь стали чёткими. Едва я успел с огромным облегчением подумать, что переход не получился, как в залу твёрдым шагом гренадера вошёл дворецкий, разодетый в такую роскошную ливрею, что любой адмиральский парадный мундир, по сравнению с нею, показался бы грязной набедренной повязкой.
- Дамы и господа! Прошу к столу! - зычным раскатистым голосом ринг-анонсера объявил дворецкий.
В числе других гостей, мы с Мессалиной подошли к огромному столу.
Вновь раздался рык дворецкого:
- Коронное блюдо сегодняшнего раута - голова мистера Дэмьена!
Все, включая и самого мистера Дэмьена (где он взял ещё одну такую же голову - ума не приложу!), восторженно зааплодировали.
После того, как крики восхищения и аплодисменты стихли, лежавшая на блюде в центре стола голова мистера Дэмьена вдруг открыла глаза. Она обвела всех мутным, сердитым взглядом, остановившимся на мне, и, не сводя с меня свинцовых, налитых кровью глаз, выплюнула веточку петрушки, всунутую между плотно сжатыми губами, после чего, широко разинув рот, разразилась нервной трелью, очень напоминающей трезвон будильника.
Тотчас всё вокруг начало расплываться, теряя форму, и, словно дым, уплывать куда-то вверх. Мессалина исчезла последней. Фантастический раут закончился. Во всяком случае, для меня...