Что сказать, о чем думать - не знаю. Просто иду по улице, а минуту назад о чем-то думала. Мысли пугливы, как кошки в городе. А они пугливы до крайности. Их много, их гоняют. Кошкам положено жить в деревне или в доме, при хозяйке. Тогда кошка на своем месте, если при ней есть хозяйка. А иначе она становится дикой и совсем разочаровывается в жизни. У домашних кошек даже взгляд мягче и умнее, а дикие только и смотрят, что перед собой. Думают, что если смотреть только вперед, то быстрее придешь к цели. Вовсе нет, если смотреть по сторонам, то можно узнать много интересного. Но кошки очень осторожны, поэтому могут позволить себе не смотреть по сторонам своей дороги. А еще они жуткие эгоисты.
По тротуару ветер немыслимой силы катит огромное облако мусора, пыли и разной мелочи. Небо понемногу закипает, тучи страшные, как ядерные грибы. Солнце - как вспышка в компьютерной игре, а закат - это взрыв за соседним домом. Начинается война стихий, и нервы у них на пределе. Мне интересно - как же идти домой в такой ливень. Собственно, ливня еще нет, но он уже сварился и остыл в небесных котлах.
Можно переждать, но уже довольно поздно. Дома будут волноваться. Можно рвануть вперед, но тоже поздно. Крупные, как крыжовниковые ягоды, капли уже наполнили мир вокруг. Что же, буду сидеть в подъезде.
Я - отшельник в пещере. То есть отшельница, но это не так шикарно звучит. Свежо, наконец-то стало прохладней после дикой трехдневной жары. В жару человек обрастает второй кожей, сальной и неприятной, которая никак не отмывается. А стоит пролиться дождю, так сразу двойная кожа растворяется и создается впечатление, что гуляешь без кожи вообще, и наполняются прохладой ссохшиеся внутренности.
Стены в моей пещере покрыты первобытными рисунками примитивного содержания. Почти на всех миниатюрах - одна пошлость, прославляющая некую Лесю как весьма легкомысленную особу. Тут же комментарии самой Леси, по которым понятно, что на крепкие слова она тоже не скупится.
Весело. Сюда бы еще музыку подлиннее. Я обычно ставлю свою любимую песню и слушаю ее много-много раз. Я хочу, чтобы из нее сделали трек длинною в полчаса. Иногда со мною творится странное: мне хочется, чтобы эти полчаса со мной танцевал кто-то, чтобы он целовал меня в лицо, шею, растворял вторую кожу и менял выражение в глазах, плавил мои кости в новые, легкие и совсем другие. Чтобы он, как дождь проник в меня, изменил мозг и память, пустил новые мысли плавать в моей крови. Иногда я даже вижу его лицо, то есть не вижу, а чувствую его глазами. Да, я люблю его и люблю бесконечный трек длинной в полчаса.
Янтарная кислота содержится в трех ягодах: винограде, крыжовнике и киви. Интересно, а почему ,собственно, она янтарная? По цвету, что ли? Или она растворяет янтарь? Янтарь - это ведь смола, да еще и застывшая, растворять его довольно сложно. Да и ни к чему это, он слишком красив. Глупо было бы его растворять. У меня есть кусочек янтаря с чешуей внутри, и я его никому не дам для экспериментов. Честное слово.
Очень давно нет винограда. Он бывает только осенью и очень дорого стоит, но ведь он такой вкусный. Как будто в нем намешали всего самого разного: злобу, ревность, доброту и молчание. А еще туда добавили капельку верности - в самую косточку.
Экспромт:
Люблю природы созерцанье,
Люблю я шум и гул дождей.
Я - рас последнее созданье,
И я от этого мудрей.
Интересно, а что это за Леся?
-Моя девушка, - ответил мне кто-то сверху. Тут же вниз полетел окурок, прямо в меня.
-Эй, осторожнее! - крикнула я, отскакивая, - И она действительно такая шалава?
-Да, наверно, - ответили сверху.
-Это про нее, выходит, тут написано? - закричала я наверх, на следующий пролет.
-Наивная, - сказал и плюнул. Опять-таки чуть не в меня.
-Дебил, - не осталась в долгу я.
-Возможно. Но диагноз у меня всегда один
-И какой же? - подумав, я еще и выругалась. Этот тип мне нравится.
-Дальтонизм. И еще я люблю хорошую музыку.
Ну и ладно. Снаружи льет. Подъезд черный , темный и жутко вонючий, как и большинство подъездов. Это болезнь общества - грязные подъезды. Это значит, что люди замкнулись в себе, и не хотят порядка даже рядом со своим собственным домом, не говоря уже об улицах. Льет, как иногда в голливудских фильмах, где устраивают ливень из пожарного шланга. Для пущей наглядности. Завоняло сильнее. Как бы в темноте не наступить. И даже света нет. Только где-то на третьем этаже горит лампочка. Сыро, а там, за дождем, ходят какие-то призраки и тени. Ходят и ходят.
Это без разницы. Сверху прилетел еще один окурок. Я уже начала выживать в загаженном подъезде. У меня коэффициент выживания хороший - 0,6. у многих он вообще меньше 0,1, но я знаю человека, у которого он равен 0,8. почти предел для нашего вида. Вот тольконаучившись выживать, перестаешь жить.
Огляделась.
-Эй, а почему тут мой телефон написан? - тут на стенке, я только что разглядела, действительно был нацарапан мой тел. И, главное, так аккуратно, скульптурно даже. А сверху коротко значится: "досуг". Хорошая шутка.
-А это на случай гражданской войны, - серьезно ответил этот тип наверху.
Вопросов больше нет.
-Слушайте, а хотите, я вам письмо напишу. Начинается оно так: "Здравствуй, дорогой Гога. Врачи запретили мне есть мясо, сижу на овощах и молоке. Похудела, наверно. Гога, ты мне очень нравишься, потому что ты похож на памятник. Адмиралу. Колчаку. Тут все хорошо, я повышаю напряжение в общей среде и настраиваюсь на универсальную волну против своей воли. Пока. Рада, что мы никогда не виделись.
Твоя Мирре.
P.S.Плюйся В Окно, Дорогой!"
Наверху с резким хлопком открылось окно. Стало еще холоднее и сырее. Неуютно. Домой сегодня уже бесполезно идти. Скандал.
За дверью черным-черно. Переночую здесь, не привыкать.
-Гоги, а в этой гостинице есть свободные места?
Нет его там, наверху. Растворился.
На кухне стоит остывший стакан , в нем - кофе, покрытый бензинной пленкой. Рядом в граненом стакане - гвоздика. Окна давно не мыты, посередине - раскладушка с дурацкими хрюшками зеленого цвета. На белом фоне. Ужасно смотрится. Пахнет хорошим куревом, а на столе имеет место недокуренный косяк. Не люблю травку, я против наркотиков. Вроде бы.
Везде грязь, посуда давно не мыта. Вместо занавесок повешены тряпки. Уютно. Возле раскладушки стоит большая кастрюля, до краев полная виноградом всех сортов. Разноцветным, переливчатым, как янтарь. Горьким снаружи и верным изнутри.
И кто-то спит на раскладушке. По-моему, это Леся. Все места в этой гостинице заняты. Это очевидно.
Иногда я представляю себя многоэтажным зданием, где каждый этаж - это уровень сознания. На каждом этаже живу другая "я" в ином измерении. На самом верхнем живу "я" повседневная, а другие, с нижних и подземных этажей, поднимаются ко мне иногда и тихо шепчут на ухо. К ним, вниз, я редко спускаюсь, слишком там все запутано. Но иногда приходится, однако об этих "спусках" я мало что помню. Все равно, интересно чувствовать себя зданием.
Где-то внутри моей головы раздался стук. Какая-то мысль просилась наружу. Нет, даже не мысль. Это вещь. Она родилась во мне и просит выхода, если я ее не выпущу, то мне будет очень плохо. Как птица она металась в моей голове, а сейчас ей стало тесно, и она долбит череп своим острым клювом. И, похоже, скоро добьется в этом успеха. Мне плохо, я сползаю по стенке. Стена грязная и шероховатая. Меня в нее вдавило затылком, кожа лопнула и обдирается об стену, как о терку. Наверно, на стене остается за мной широкий влажный след, липкий и скользкий. Он скоро впитается в побелку и наутро тут будет просто коричневое пятно. А под ним - мой закоченевший труп. И никакой врач не сможет понять причину смерти. Так и напишут: причина смерти не установлена.
При этой мысли меня вывернуло. Я одна в подъезде этой идиотской пятиэтажки, каких вокруг полно. И душа отсюда не выберется никогда. Слишком далеко до неба. Однажды я видела сон, где предо мной возникла старушка с голубыми глазами и сказала, что я могу лететь. И я полетела. Я снова хочу лететь, как тогда. За воротник стекла капля. То ли дождя, то ли крови. То ли пота. То ли слезы. Слышит меня кто-нибудь там, наверху? Я хочу лететь!
Наверху никого нет. Гога был, да растворился в очередном плевке.
Растворился и материализовался. Я его не вижу, но он стоит здесь, надо мной.
Как становится страшно, когда вдруг чувствуешь кого-то рядом с собой, хотя никого быть не должно, и вдруг кажется, что тело уносит в бездну, и вместе с тем четко ощущаешь дыхание микропор на чей-то коже, на коже человека, которого тут быть не должно. От этого страха я потеряла сознание на четыре минуты. Потом поняла, что лежу на заблеванном мною же полу, а голову мою кто-то держит за виски на своих коленях. Интересно, меня кто-то держит за виски, и одновременно тот же человек ощупывает меня руками.
-Гога?
-Ч-ш-ш, ласково зашипел он. Надо же уметь шипеть так ласково. Изумляюсь.
Я явственно ощущаю две руки у себя на висках и в то же время те же две руки под моей одеждой, по шее спускаются к плечам, в несколько прикосновений понимая их форму. Потом - к ключицам, груди и ребрам. У меня всегда ребра выступают. Он делает что-то странное, он дошел до последнего левого ребра, всегда выпиравшего углом, и подцепил его длинным указательным пальцем. По-моему, он без труда вытащил мой скелет и осматривает его. А я несколько секунд была просто тряпкой из кожи и кровеносных сосудов. Но это было так приятно. Оказывается, скелет очень давит на тело и держит его в постоянном напряжении. А без него становится так легко и свободно, кажется, что можно до конца жизни пролежать на заблеванном полу. Ведь это так естественно, так просто и понятно.
А он нагрел мои кости и что-то в них изменил. Что-то неуловимое, непонятное. Они стали другими, хотя на вид были такими же. Он окунул их в масло, тщательно вытер ароматными листьями. И медленно, как в теплое болото, вернул их внутрь моей плоти. Я сразу почувствовала, что это уже не мои кости, что они не хотят повиноваться мне. Они хотят жить по-своему, им нужно сейчас же бежать куда-то, иначе они просто сожгут меня изнутри. Это очень необычно и даже радостно.
У меня теперь новые кости. А сердце то же. По телу прошла судорога, меня скрутило, но его руки уже сжали виски до жуткой боли. Сладкой боли. Еще немного, и я сломаю шею. Нет, это невозможно. Я вижу свою спину и ноги сзади. Голова повернута на 180 градусов. Я еще жива.
Как только я развернулась, вторая пара рук начала гладить и ощупывать меня под кожей, по мясу и жилам. А первая пара рук все еще клещам стискивала виски. Все мышцы расслабились. Стало так хорошо, будто я еще не родилась. Я перестала дышать, а сердце отказалось биться с реальностью за право моего существования. Этому миру больше ничего не надо от меня, а мне - от него. Как сладка отрешенность, как радостно улыбается надвигающееся небытие. В него нужно нырнуть, как в стакан с сиропом и захлебнуться в сладкой жиже. Я - муха, я - клоун, я - ничто. Не хочу открывать глаза, хочу долгого сна без пробуждения. Желаю.
И в то же время его руки ощупывают меня всю, они везде одновременно - на кончиках ног, на краю век, на бедрах и ребрах.
Тут он резким движением вынул что-то из меня и принялся бережно ласкать это. Это кусочек мяса, неотделимый от меня, я вижу его с закрытыми глазами.
Я возвращаюсь в этот мир, я вся мокрая. Мое сердце, вот что он держит. Он хочет, чтобы оно билось, работало. А я не хочу. И вот, как удар многотонного колокола, разнесся по всем этажам сознания первый стук. Все ритмы возобновились, дыхание есть. И все уже не то, что раньше. Нельзя сказать - лучше или хуже. Просто другое. И точка.
Он вложил его в мою руку, и вот я уже сижу, зачарованно наблюдая за сокращениями собственного сердца. Оно и в темноте видно до мельчайшего сосудика, до каждого кусочка ткани.
Глядя на свое сердце, я понимаю, что сижу у Гоги на коленях, что подъезд есть, а кроме него нет больше ничего. Пусто, пустая серость за дверью, и даже нет дождя. Война стихий сошлась на том, чтобы оставить это место нейтральным. А значит, ничьим. Только моим и Гоги. две капли неизвестной жидкости сорвались с карниза и выбили глухой звук из шероховатых стен. Основы и корни мира обнажились и покорны перед нами. А все здесь - в этом сердце, это оно виновато. Мгла. Серая. Еще две капли. Время. Время шагает в вечность.
-Давай придумаем, что нас здесь нет. А потом мы появимся. Тебя будут звать Лесей. Хочешь? - Он улыбается. Ему тоже здесь нравится.
-Меня зовут Леся. Я появилась. Я коллекционирую эхо.
Здесь действительно прекрасное эхо. Трехголосое.
-Представь, ты идешь по золотому песку и не чувствуешь его. А мимо проходят дети и улыбаются тебе.
А мимо проходят дети и улыбаются мне. И солнце заходит за горизонт, а из-под ног моих вдруг вырастает огромный ярко-красный цветок. И вот я уже запрыгнула на него и танцую прямо на его середине. А в вышине летят седые бледные облака и им невдомек, отчего улыбаются дети. В голубом жарком небе со свистом проносится большой бумажный змей, падает и тут же превращается в мою классную руководительницу. Она доказывает мне что-то, размахивая перед носом моим дневником с первого класса. А я танцую на красном цветке и мне все по боку. Потом училку сносит прибоем, она падает и от соленой воды уменьшается в размере и исчезает. Тогда я спрыгиваю вниз и снова иду по золотому песку, а за мной вышагивает полсотни маленьких красных рыбок. Они изящно передвигаются на своих красных хвостах, по дороге притопывая и прихлопывая на испанский мотив. Я бегу, и они остаются очень далеко. Справа - море, слева - горы. Я иду по золотому песку, и навстречу мне улыбается багровый закат. И это продолжается тысячу лет подряд.
-Леся, Леся, Леся...- шепчут волны.
-Вернись. Вернись. Вернись, - поет эхо. И я возвращаюсь.
-Я его придумал. Я придумал все, что здесь есть. И тебя придумал тоже.
-Тогда давай придумаем нового человека, а? Мне так хочется придумать его...
-Легко. Но завтра.
Я чувствую, как во мне закипает ярость. Завтра. Какое может быть "завтра", если солнце еще не придумано? Он просто тонко издевается надо мной.
--А ты знаешь, как умирают кошки? Они умирают с гордостью и страхом, не дав никому прикоснуться к себе. Не было на свете кошки, умершей на руках человека. Когда кошка умирает, она слышит бой часов, отсчитывающих прожитое и тиканье секундной стрелки, считающей ее добрые дела. Люди умирают по-другому. А я бы мечтала умереть, как умирают кошки.
-Это невозможно, как и нельзя человеку появляться на свет ночью. Нужно ждать до утра. Ты согласна ждать?