Гладченко Юрий Александрович : другие произведения.

Доктор Кислород

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Несколько слов о творчестве: Жюль Верн и... кое-кто еще.

ДОКТОР КИСЛОРОД

или

"ПРИЧУДЫ ДОКТОРА ОКСА"

малоизвестного французского писателя

Ж. ВЕРНА

  
  

Лгунище он был баснословный, хотя не забавный.

Но так как мы находились уже в том градусе благонамеренности,

когда настоящая умственная пища делается противною,

то лганье представляло для нас как бы замену ее.

"Современная идиллия"

М.Е. Салтыков-Щедрин

  
  
   ... и ещё одна - вместо вступления - цитата:
  
   Если вы будете искать на старой или новой карте Фландрии маленький городок Кикандон, то, вероятно, его не найдете. Что же, Кикандон - исчезнувший город? Нет. Город будущего? Тоже нет. Он существует вопреки данным географии уже лет восемьсот-девятьсот.
  
   Вот и сами "Причуды..." существуют вопреки общеизвестным данным о творчестве мсье Верна. Обычно люди, когда надо описать незнакомую вещь, пытаются сравнивать её с другими вещами - вещами привычными и понятными. Я попробовал использовать тот же прием и получил три точки, отмеряя расстояние от которых, можно попытаться определить местоположение Кикандона.
  
   Точка N1: "Великие медленные короли" Роджера Желязны.
  
   Точка N2: "История одного города" Салтыкова-Щедрина.
  
   Точка N3: мультсериал "Южный парк".
  
   Ну, с первым пунктом все просто: поведение жителей славного городка очень уж напоминает поведение "медленных королей". Чтобы не быть голословным, цитата - описание внешности и характера одного достопочтенного мужа:
  
   Самому бургомистру было лет пятьдесят, он был ни толст ни худ, ни высок ни низок, ни стар ни молод ни румян ни бледен, ни весел ни печален, ни доволен ни недоволен, ни энергичен ни слабохарактерен, ни горд ни принижен, ни добр ни зол, ни щедр ни скуп, ни храбр ни труслив.
   Этот человек был умеренным во всем, но по неизменной медлительности его движений, по слегка отвисшей нижней челюсти, по неподвижным векам, по гладкому, как медная пластинка, лбу, по мало выступающим мускулам физиономист без труда определил бы, что бургомистр ван-Трикасс - олицетворение флегмы. Никогда ни гнев, ни страсть не заставляли его сердце биться сильнее, никогда его лицо не покрывалось краской. Он одевался неизменно в хорошее платье, ни слишком узкое, ни слишком просторное, которое никогда не изнашивалось. Обут он был в большие башмаки с тупыми носками, тройной подошвой и серебряными пряжками. Эти башмаки своей прочностью приводили в отчаяние его сапожника. Его широкополая шляпа относилась к той эпохе, когда Фландрия окончательно отделилась от Голландии. Этому почтенному головному убору было около сорока лет. Но чего вы хотите? Тело, как и душу, и платье, как и тело, изнашивают страсти, а наш достойный бургомистр, вечно невозмутимый, равнодушный ко всему, не знал страстей. Он, не изнашивая ничего, не изнашивался и сам, и именно поэтому был человеком, вполне подходящим для управления Кикандоном и его спокойными обитателями.
  
   Даже манера разговора аборигенов близка к манере желязновских персонажей.
  
   - Вы думаете? - спросил Глан.
   - Я думаю, - ответил Дран, помолчав несколько столетий.
   - Дело в том, что никогда нельзя поступать легкомысленно, - продолжал Глан.
   - Вот уже миллион лет, как мы говорим об этом серьезном деле, - возразил Дран, - и признаюсь вам, мой достойный Глан, что я все ещё не могу решиться.
   - Я понимаю ваши колебания, - проговорил Дран после доброй тысячи лет размышлений, - и не только понимаю, но и разделяю их. Мы поступим мудро, если не решимся ни на что, не изучив вопроса более тщательно.
  
   Тут я, признаться, произвел небольшую рокировку: заменил имена героев Верна на имена из рассказа Роджера Желязны. Да ещё и каждую минуту растянул до пары-тройки веков. Но! Рокировка то проходит идеально! Интересно, Желязны сам до такого додумался, или творчески переосмыслил труды предшественника? Заметьте, я никого в плагиате не обвиняю! Тут имеет место переход количества в новое качество: от сатиры к фантастике. Вообще, это далеко не новый, но интересный прием. Почему бы и вам, в случае чего, не воспользоваться?
   Хорошо. Вновь о жителях Кикандона.
   Бургомистр - не исключение из правила, таковы все жители городка. Вот взгляд со стороны:
  
   - Вы проверяли пульс этих созданий?
   - Сто раз.
   - И сколько же у них ударов в среднем?
   - Нет и пятидесяти в минуту. Поймите только: город, в котором за целое столетие не было и тени какого нибудь разлада; где грузчики не бранятся, кучера не переругиваются, где лошади не брыкаются, собаки не кусаются, кошки не царапаются! Город, где полицейский суд не находит себе работы с начала года до конца. Город, где никто не горячится ни ради искусства, ни ради дела! Город, где жандармы превратились в миф, где протоколы не составлялись уже сто лет! Город, наконец, где за триста лет не было дано ни одного тумака, ни одной пощечины!
  
   Идиллия-аркадия! Благорастворение воздуцей до самых дальних границ страны Утопии. Ну а каков жизненный идеал самих кикандонцев?
  
   - Что касается органической жизни, единственное утверждение, которое можно сделать с определенностью, так это то, что жизнь эта неопределенна.
  
   Прошу пардону! Цитаты перепутал! Это - "Великие медленные короли" Роджера Желязны. А вот нужная фраза:
  
   - Человек, который умирает, не решившись ни на что в течение всей своей жизни, - прибавил важно ван-Трикасс, - очень близок к тому, чтобы достичь совершенства в этом мире.
  
   Мда... Не знал я, что во Фландрии есть целый город, населенный выходцами с берегов Ганга и отрогов Гималаев. Пожалуй, стоит отдать товарищу Верну лавры открывателя "жанра" криптоистории. Угу... А то место отца альтернативной географии уже занято одним древним греком. Ладно, опять шуточки не по делу. Вернемся к...
  
   Точка намбер ту. Да какая там точка! Огромный пласт, глыба из обсидиана, неподверженная ржавчине времени. Вроде бы и страны, и города, и народы, и века - разные, но совпадение целого ряда вещей - фантастическое.
   У Михаила Евграфовича читаем:
  
   "...фантастичность рассказов нимало не устраняет их административно-воспитательного значения..."
  
   Будь моя воля, я бы ввел в школьную (да хотя бы вузовскую!) программу изучение "Причуд доктора Окса" и "Истории одного города". Параллельно и в сравнении. Вот только изучать их стоит не только, и не столько в рамках курса литературы, а в рамках истории-политологии. Получится отличная прививка от умственной девственности. Слишком уж эти вещи современны. То ли господа Верн и Салтыков-Щедрин - провидцы, то ли ничего принципиально с тех времён не изменилось.
   Быть может, поэтому "Причуды..." и не переиздают на бумаге? Да и Салтыков-Щедрин никогда не пользовался настоящим вниманием и любовью. Что? Михаила Евграфовича кое-где в школах ещё читают? Правда?! Класс! А много ли дети из оного понимают? Откуда возьмется понимание, если собственного жизненного опыта ещё нет, как нет и способности к критическому анализу? Причем, последнего нет не только у несовершеннолетних, но нет его и у "детей" постарше. А зачем оно? Разум вообще не очень и нужен для выживания организма. Самые преуспевающие формы жизни - одноклеточные. Научный факт.
   Но люди предпочитают слышать другое: "Человек - царь природы!"
   Ага, большой начальник...
   На фоне этого самолюбования слова Салтыкова-Щедрина - "Ныне доказано, что тела всех вообще начальников подчиняются тем же физиологическим законам, как и всякое другое ... тело" - выглядят как ложка дёгтя в бочке мёда. Всегда находились те, кто из самых благих намерений пытался изменить природу человека. В нашей стране за это основательно взялись большевики. Чего стоят только опыты (если это не утка) по скрещиванию человека и обезьяны... Вот и в Кикандоне объявился такой благодетель. Знакомьтесь - доктор Окс.
  
   Доктор Окс был человек не слишком полный, среднего роста, лет... но мы не смогли бы указать точно ни его возраста, ни национальности. Да это и не важно: достаточно знать, что это был странный человек, с горячей и мятежной кровью, как бы соскочивший со страниц Гофмана и удивительно не похожий на жителей Кикандона. В себя, в свои теории он верил непоколебимо. Всегда улыбающийся, с высоко поднятой головой, с походкой свободной и уверенной, с ясным, твердым взглядом, с большим ртом, жадно глотавшим воздух, он производил на всех приятное впечатление. Он был живым, несомненно живым, прекрасно уравновешенным во всех своих частях механизмом, с хорошим ходом, со ртутью в жилах и сотней иголок в пятках. Он не мог ни минуты оставаться спокойным и рассыпался в торопливых словах и бесчисленных жестах.
  
   Мсье Верн убийственно точен в описании доктора: ни возраста, ни национальности, непоколебимый, несомненно живой и прекрасно уравновешенный... механизм. И, с безжалостностью и бессовестностью истинного револю... т.е. механизма, доктор использует аборигенов в качестве лабораторных крыс:
  
   ...Ах, эти фламандцы! Увидите, что мы из них сделаем в один прекрасный день!
   - Неблагодарных, - отвечал Гедеон Иген тоном человека, оценившего род человеческий по достоинству.
   - Ба! - вскричал доктор. - Не важно, понравится ли это им или нет, если наш опыт удастся!
   - Но я боюсь, - прибавил препаратор, хитро улыбаясь, - что ... мы можем повредить ... этим честным жителям Кикандона.
   - Тем хуже для них, - отвечал доктор Окс. - Это делается в интересах науки. Что бы вы сказали, если бы собаки или лягушки отказались подчиняться опытам?
   Возможно, что если бы спросить собак и лягушек, то эти животные и возразили бы кое-что против вивисекторской практики; но доктор Окс был уверен в неоспоримости своего аргумента.
  
   Как это всегда бывает с теми, кто хочет изменить природу человека, они теряют контроль над процессом, но...
  
   - Не находите ли вы, что дело зашло слишком далеко и что не следует возбуждать этих бедняг сверх меры?
   - Нет! Нет! - вскричал доктор. - Нет! я дойду до конца!
   - Как хотите, учитель; во всяком случае, этот опыт кажется мне решающим, и, я думаю, уже пора...
   - Что пора?
   - Закрыть кран.
   - Вот ещё! - воскликнул доктор Окс. - Попробуйте только, и я задушу вас!
  
   Сколько их было? Тех, кто готов принести на алтарь свободы, равенства, братства, справедливости, науки, искусства... и т.д. (нужное - подчеркнуть, ненужное - вычеркнуть) не только себя, но и все человечество?
   Вообще, доктор Окс выглядит антиподом Сайруса Смита. Хм... Но автор то у них один? Один. Как же так? Может при написании "Причуды..." у мсье Верна было плохое, идеологически невыдержанное настроение, а при написании "Таинственного острова" - хорошее? Ну-у-у... Может и было... Выброс желчи, так сказать, прямиком в ноосферу.
   Ой ли?..
   Почему-то у большинства моих современников историческая память ведет себя как шагреневая кожа. Они думают, что об оборотной стороне, о цене прогресса люди стали задумывать только пару-тройку... или чуть больше лет назад. Ага, вот как замаячила тень всемирно-глобального абзаца, так и задумались. И всё думают, и думают... С каждым годом всё более умные мысли высказывают...
   Э-э-э... Остапа несло. Вернёмся к нашим кикандонским обывателям.
   Чу! Какой-то шум!
  
   Да! как бы невероятно это ни казалось, шум, настоящий шум, какого город не слыхал со времени вторжения испанцев в 1513 году...
   ...
   - Что случилось! - повторил Пассоф, в круглых глазах которого отражалось неподдельное волнение. - Случилось то, что я прямо от доктора Окса, где было собрание, и там...
   - Там? - повторил советник.
   - Там я был свидетелем таких споров, что... Господин бургомистр, там говорили о политике!
   - О политике? - повторил ван-Трикасс, взъерошивая свой парик.
   - Да, - продолжал комиссар Пассоф. - Этого в Кикандоне не случалось, может быть, уже сто лет. Там начался спор. Адвокат Андре Шют и врач Доминик Кустос доспорились до того, что дело может дойти до дуэли.
   - До дуэли! - вскричал советник:
   - Дуэль! Дуэль в Кикандоне! Но что же сказали друг другу адвокат Шют и врач Кустос?
   - Вот слово в слово: "Господин адвокат, - сказал врач, - вы заходите слишком далеко, как мне кажется, и недостаточно взвешиваете свои слова".
   Бургомистр ван-Трикасс заломил руки. Советник побледнел и уронил свой фонарик. Комиссар покачал головой. Чтобы такие ужасные слова произносили столь почтенные люди!
   - Этот врач Кустос, - прошептал ван-Трикасс, - решительно опасный человек, горячая голова! Идемте, господа!
  
   Лиха беда - начало! Мужайтесь, господа, ведь худшее - впереди!
  
   В течение последующих месяцев болезнь не только не ослабела, но заметно распространилась. Из частных жилищ она проникла на улицы. Город Кикандон нельзя было узнать.
   Поразительно было то, что зараза не пощадила ни животное, ни растительное царство.
   Обычно эпидемии, поражающие человека, щадят животных, те, что поражают животных, щадят растения. Лошади никогда не болели оспой, а люди - бычьей чумой, овцы до сих пор не заражались болезнями картофеля. Но здесь все законы природы были опрокинуты. Изменились не только характер, темперамент, идеи жителей и жительниц Кикандона, но и домашние животные, собаки и кошки, быки и лошади, ослы и козы, подпали под это эпидемическое влияние, словно изменилась их жизненная среда. Даже растения "эмансипировались"; если так выразиться.
  
   В наше время, время, когда люди болеют птичьим гриппом, а по миру бродит призрак ГМО, всё это воспринимается иначе, чем во время выхода в свет сего сочинения. Воспринимается не только благодаря деятельности коры головного мозга, но и благодаря работе желудка, печени, поджелудочной железы... Мозжечком и шкурой ощущается.
   Что? Вы ничего не чувствуете? Мда, раз вы уже ничего не чувствуете, то доктора можно не звать. Нет, какие шутки! Слухами земля полнится!
  
   Но к полудню слухи сделались еще тревожнее. События следовали за событиями с быстротою неимоверною.
   ...
   Еще одно удивительное явление! Все кикандонцы, столь умеренные до сих пор, питавшиеся главным образом сбитыми сливками, теперь стали настоящими обжорами. Обычный режим не удовлетворял их. Каждый желудок превращался в пропасть, наполнить которую было очень трудно. Потребление продуктов в городе утроилось. Вместо двух раз в день ели шесть раз. Стали наблюдаться желудочные расстройства. Советник Никлосс вечно чувствовал голод. Бургомистр, мучимый жаждой, пил не переставая...
  
   Чем не пародия на общество потребления? Сколько там процентов населения страдает от ожирения? "Покупай, или проиграешь!" Я ничего не путаю? Кстати, а почему это демократия укореняется только в сытых странах? И почему, рано или поздно, происходит следующее:
  
   Но по мере того, как развивалась свобода, нарождался и исконный враг ее - анализ. С увеличением материального благосостояния приобретался досуг, а с приобретением досуга явилась способность исследовать и испытывать природу вещей. Так бывает всегда, но ... употребили эту "новоявленную у них способность" не для того, чтобы упрочить свое благополучие, а для того, чтоб оное подорвать.
  
   У Верна мы ответ на этот вопрос не найдем, а вот у Салтыкова-Щедрина можно обнаружить кое-какие соображения. Только для этого придётся заглянуть не в "Историю...", а в другое произведение - "Современная идиллия".
  
   Я столько времени вращался исключительно в сфере съестных припасов, что самое понятие о душе сделалось совершенно для меня чуждым. Я начал мысленно перебирать: душа... бессмертие... что, бишь, такое было? - но, увы! ничего припомнить не мог, кроме одного: да, было что-то... где-то там...
  
   Даже и комментировать не буду. Sapienti sat (понимающему - достаточно).
   Тем временем, пока мы рассуждали на посторонние темы, события в Кикандоне стремительно развивались.
  
   Жители не узнавали самих себя. Самые мирные люди обратились в забияк. За один косой взгляд было нарваться на драку. Некоторые отпустили себе усы, а наиболее отважные победоносно закручивали их кверху.
   ...
   Стоило им собраться на бирже, в ратуше, в академии, как "дело портилось", по выражению комиссара Пассофа, и странное волнение вскоре овладевало собравшимися. Начинались придирки друг к другу, головы разгорячались. Даже в церкви верующие не могли хладнокровно слушать проповеди каноника ван-Стабеля, который тоже суетился на кафедре и обличал прихожан сурово, как никогда. Наконец такое положение вещей привело к новым столкновениям, более серьезным, чем между врачом Кустосом и адвокатом Шютом, и если они не потребовали ещё вмешательства властей, то лишь потому, что поссорившиеся, возвращаясь домой, нашли там вместе с покоем забвение брошенных и полученных оскорблений... Собаки и кошки начали показывать зубы и когти. Впервые на улицах Кикандона видели лошадь, закусившую удила, дерущихся быков, заупрямившегося осла; даже баран отважно защищался от ножа мясника.
   Бургомистр ван-Трикасс был вынужден издать предписание относительно надзора за домашними животными, которые становились опасными.
   Но, увы, если животные сошли с ума, то люди были не лучше ...ссоры и столкновения стали обыденным явлением на улицах Кикандона, некогда пустынных, а теперь всегда кишащих народом.
   Пришлось увеличить число полицейских, так как они не успевали предупреждать скандалы.
   В одном из общественных зданий был устроен участок, переполненный и днем и ночью, комиссар Пассоф выбивался из сил.
   ...
   Стали появляться недюжинные таланты, артисты, писатели, ораторы, с жаром о6суждавшие все современные вопросы и воспламенявшие аудиторию, вполне, впрочем, расположенную воспламеняться. Открылся общественный клуб, и организовалось до двадцати газет: "Кикандонский страж", "Кикандонский беспартийный", "Кикандонский радикал", "Кикандонский крайний", писавших с яростью о всяких злободневных вопросах.
   О чем же они писали? Да обо всем и ни о чем. Об Ауденаардской башне, грозившей упасть: одни хотели ее снести, другие выпрямить; о полицейских предписаниях, издаваемых советом, о прочистке речек и сточных труб и о многом другом. И если бы ещё эти ярые обличители касались только внутренних дел города! Но нет, увлеченные потоком собственного красноречия, они шли дальше, и оставалось только благодарить провидение, что не вовлекали своих ближних в случайности войны.
   ...
   - Да что же это с нами? - восклицал несчастный бургомистр. - Какое пламя нас сжигает? Не овладел ли нами дьявол?
  
   Почтенный ван-Трикасс был недалек от истины. Чем иным ещё можно объяснить, что "горячие кикандонские парни" решили объявить войну соседнему городу?
  
   Действительно, в течение восьми или девяти сот лет у Кикандона в рукаве был припрятан свой casus belli (повод к объявлению войны), но город хранил его бережно, как реликвию, которая начала приходить в ветхость.
   Никто не знает, что Кикандон граничит с городом Виргамен и территории их соприкасаются.
   В 1185 году, незадолго до отъезда графа Болдуина в Крестовый поход, виргаменская корова, принадлежавшая не жителю города, а общине, забрела на землю Кикандона. Неизвестно, успело ли это несчастное животное объесть зеленый луг "длиной со свой язык", но нарушение, злоупотребление, преступление было совершено и надлежащим образом засвидетельствовано в тогдашнем протоколе, ибо в ту эпоху чиновники уже умели писать.
   - Мы отомстим, когда настанет время, - сказал Наталис ван-Трикасс, тридцать второй предшественник теперешнего бургомистра...
  
   И время настало.
  
   Все, как один человек, закричали:
   - На Виргамен! На Виргамен!
   Бургомистр именем города обещал будущим генералам, которые вернутся победителями, триумфальные почести, как это делалось в древнем Риме.
   Однако аптекарь Жосс Лифринк был упрям и, не считая себя побитым, попробовал снова сделать замечание. Он сказал, что в Риме триумфа удостаивались только те победители, которые убили не менее пяти тысяч врагов...
   - Ну и что же? - возбужденно закричали слушатели.
   - ...а население Виргаменской общины насчитывает только три тысячи пятьсот семьдесят пять человек, и никакой генерал не сможет убить пять тысяч, если только не убивать одного человека по несколько раз...
   Но несчастному не дали кончить. Избитый, он был выброшен за дверь.
   - Граждане, - сказал тогда бакалейщик Пульмахер, что бы там ни говорил этот подлый аптекарь, я сам берусь убить пять тысяч виргаменцев, если вы захотите принять мои услуги.
   - Пять тысяч пятьсот! - закричал более решительный патриот.
   - Шесть тысяч шестьсот! - возразил бакалейщик.
   - Семь тысяч! - вскричал кондитер с улицы Хемлинг, Жан Орбидек, наживавший себе состояние на сбитых сливках.
   - Продано! - вскричал бургомистр ван-Трикасс, видя, что никто больше не набавляет.
   И таким образом кондитер Жан Орбидек стал главнокомандующим кикандонскими войсками.
  
   Я думаю, что глуповский летописец по достоинству оценил бы этот эпизод. Возможно, он даже мог позавидовать кикандонцам: до настоящей баталии - с невинными жертвами и массовыми разрушениями - дело так и не дошло. Цивилизация-с, господа.
  
   Далее - пункт три: "Южный парк" Ну, да, это - мультяшка, а "Причуды..." - литература... Чего тут автор приплёл? Во-первых, связывает эти вещи нарочитая простота и карикатурность образов героев-персонажей. Они, вроде бы, плоские, едва раскрашенные картонные фигурки, но при этом непостижимым образом - живые. Во-вторых, роднит эти вещи явное несходство использованных мастером инструментов...при явном сходстве полученных результатов. Как сравнить лом и отмычку? Да вроде - никак. А ящичек зрительского/читательского интереса - открыт. Останавливаться и подробно развивать эту мысль я не буду: разговор может уйти далеко в сторону и уйти надолго. Тем более что у меня превалирует визуально-образный, а у других людей бывают и иные типы мышления.
   Но оставим в стороне неполиткорректный мультсериал, созданный в самой политкорректной стране мира, и вернемся к литературе.
  
   Искусство писателя заключается не только в том, чтобы ясно, но кратко обрисовать костюм и характер ГГ, его прошлое, настоящее и намекнуть на возможное будущее. Не только в том, чтобы без лишних слов, но в достаточной степени описать пейзаж перед битвой. Искусство писателя заключается ещё и в том, чтобы все развешенные на стене ружья выстрелили. И не только в том, чтобы выстрелили они в нужный момент. Искусный автор ещё и не развешивает ненужных ружей. Под "ружьями" я понимаю второстепенных персонажей. А куда же без них? Ведь короля играют придворные, не так ли? В "Причуде..." это проделано весьма изящно. Приведу только один пример - жена бургомистра.
  
   Семейство ван-Трикасс справедливо могло бы называться семейством Жанно. И вот почему.
   Всякий знает, что нож этого господина так же знаменит, как и его владелец, и так же неизносим благодаря двойной, непрестанно возобновляющейся операции, которая состоит в замене ручки, когда она износилась, и лезвия, когда оно больше ничего не стоит. Такова же была и операция, производимая с незапамятных времен в семействе ван-Трикасс, и сама природа, казалось, принимала в этом благосклонное участие. Начиная с 1340 года каждый ван-Трикасс, овдовев, вступал в брак с девицей ван-Трикасс, которая была моложе его. Она, овдовев, в свою очередь вторично выходила замуж за более юного ван-Трикасса, который, овдовев... и так далее, без конца... Каждый умирал в свою очередь с правильностью механизма.
   Достойная госпожа Бригитта ван-Трикасс была уже за вторым мужем и, если не хотела нарушать своих обязанностей, должна была переселиться в лучший мир раньше своего супруга, чтобы освободить место новой ван-Трикасс. На это достопочтенный бургомистр непоколебимо рассчитывал, так как вовсе не желал нарушать традиций семьи.
  
   Ни в этом отрывке, ни во всем тексте нет описания внешности госпожи Бригитты Ван-Трикасс, нет ни слова о том, как она двигается, как она говорит, чего хочет от жизни и т.д. и т.п. Тем не менее, воображение читателя уже само может дорисовать образ жены бургомистра. Всего несколько штрихов и... Вот почему читая это малоизвестное произведение Жюль Верна я вспоминал о творении американских мультипликаторов. И тут и там картинка не мешает фантазии читателя-зрителя. Повторюсь: они похожи как лом и отмычка, но всё же, всё же...
  
   Получив методом триангуляции координаты изучаемого литературного объекта, я, непроизвольно, произнес нескольких выражений, смысл которых довольно трудно отобразить на бумаге. Но, в максимально возможном упрощении: потрясен. Серьезно. Я теперь на товарища Верна смотрю совсем другими глазами. Ну не ожидал я от него... такого. Удивил - дальше некуда.
  
   Что касается до внутреннего содержания "Причуд доктора Окса", то оно по преимуществу фантастическое и по местам даже почти невероятное в наше просвещенное время.
  
   Выкладывая на блюдо сию цитату я поступил (и уже не впервые) как злостный повар-постмодернист: смешал ингредиенты, предназначенные для разных блюд. Как ни странно, блюдо получилось съедобным. Может и правы те, кто утверждает: секрет приготовления хорошего блюда - качественные продукты.
   Знающий читатель уже сам догадался, что вместо "Причуд..." следует читать "Летописец". Незнающий... У незнающего есть возможность, которой лишен знаток - возможность выбора: читать или не читать первоисточник?
  
   Что же сделал этот таинственный доктор Окс?
   Фантастический опыт, и больше ничего.
  
   Пересказывать не буду: кого заинтересовало - сами прочтете. И так уж цитат насыпал под завязку. Быть может, вам удастся найти в истории славного города Кикандона нечто такое, что ускользнуло не только от автора этой эмоционально насыщенной статьи, но и от товарища Верна. А что? Слабо?
  
   Вместо заключения.
  
   С какого боду... Простите за вульгарность... Исходя из каких культурологических предпосылок, каких глубинных внутренних побуждений, многоуважаемый товарищ Верн написал такое... выдающееся из ряда вон произведение?
   Не покушаясь на обладание абсолютным знанием, претендовать на которое может только автор реальности, данной нам во всей совокупности ощущений, рискну выдвинуть собственное предположение: и Великого можно "достать" Малым, если достаточно долго капать на мозги. Надоела товарищу писателю людская глупость и самонадеянность, надоела тягучая серость будней... он и вмазал от всей широты русс... простите... французской души.
   Или - версия N2 - руководили товарищем Верном другие, более высокие и незапятнанные отрицательными эмоциями соображения. Например, такие:
  
   Ежели древним еллинам и римлянам дозволено было слагать хвалу своим безбожным начальникам и предавать потомству мерзкие их деяния для назидания, ужели же мы, христиане, от Византии свет получившие, окажемся в сем случае менее достойными и благодарными? Ужели во всякой стране найдутся и Нероны преславные, и Калигулы, доблестью сияющие, и только у себя мы таковых не обрящем? Смешно и нелепо даже помыслить таковую нескладицу, а не то чтобы оную вслух проповедывать, как делают некоторые вольнолюбцы, которые потому свои мысли вольными полагают, что они у них в голове, словно мухи без пристанища, там и сям вольно летают.
   Не только страна, но и град всякий, и даже всякая малая весь, - и та своих доблестью сияющих и от начальства поставленных Ахиллов имеет, и не иметь не может. Взгляни на первую лужу - и в ней найдешь гада, который иройством своим всех прочих гадов превосходит и затемняет. Взгляни на древо - и там усмотришь некоторый сук больший и против других крепчайший, а следственно, и доблестнейший. Взгляни, наконец, на собственную свою персону - и там прежде всего встретишь главу, а потом уже не оставишь без приметы брюхо и прочие части. Что же, по-твоему, доблестнее: глава ли твоя, хотя и легкою начинкою начиненная, но и за всем тем горе' устремляющаяся, или же стремящееся до'лу брюхо, на то только и пригодное, чтобы изготовлять... О, подлинно же легкодумное твое вольнодумство!
  
   - Постой! - скажет внимательный читатель. - Действие "Причуды..." протекает в маленьком городке во Фландрии, а не в пригороде Парижа или Петербурга. Так зачем...
   В ответ автор только вздохнет. Ну да, во времена непуганых цензорами литераторов о том, что такое "эзопов язык", кому и зачем он нужен, известно лишь немногим, лишь попущением божьим уцелевшим динозаврам от литературы. Вот эта светлая грусть, не омраченная воспоминаниями о вынужденном общении с читателями при помощи переводчика - товарища Эзопа - и побуждает меня вновь процитировать Михаила Евграфовича:
  
   Таковы-то были мысли, которые побудили меня, смиренного городового архивариуса ... купно с троими моими предшественниками, неумытными устами воспеть хвалу славных оных Неронов, кои не безбожием и лживою еллинскою мудростью, но твердостью и начальственным дерзновением преславный наш град ... преестественно украсили. Не имея дара стихослагательного, мы не решились прибегнуть к бряцанию и, положась на волю Божию, стали излагать достойные деяния недостойным, но свойственным нам языком, избегая лишь подлых слов. Думаю, впрочем, что таковая дерзостная наша затея простится нам ввиду того особливого намерения, которое мы имели, приступая к ней.
  
   Итак, ещё раз, теперь уже словами жителей Кикандона:
  
   - Зачем мы пришли сюда? - повторил бургомистр.
   - Мы пришли, - отвечал Никлосс, - подышать чистым воздухом, не отравленным человеческими слабостями.
  
  
  
  
   P.S. В заключение остаётся спросить: неужели храбрость, решительность, талант, воображение - все эти качества зависят только от кислорода?
  
  
   P.P.S. - Хлопотный выдался денек, - зевнул Дран. - Неплохо бы вздремнуть.
   - Твои слова мудры.
   И мощный храп двух ящеров донесся из Большого Тронного Зала планеты Глан.
  
  
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"