Я сижу с Ленкой в читальном зале нашего вуза, известного в узких кругах как "дурдом" и пытаюсь найти таблицу с предельными отклонениями для посадок подшипников - метрология наступает. Надо срочно сунуть ей в пасть очередную порцию чисел, иначе там окажемся мы сами. Обнаруживается нехватка справочника, но Лена после четырех пар и бессонной ночи (опять зубрила что-то - сессия на носу) смотрит на меня уставшими глазами с надеждой:
- Может, сходишь?
- Конечно.
Только вот читательский билет в окошке лежит ее. Я надеюсь, что Пончик (самая толстая библиотекарша из всех, что мне доводилось видеть) тоже устала и не заметит подмены - хотелось сделать как лучше и вот что получилось.
Возвращаем книги - нам из окна светится ухмылкой жирное рыло Пончика:
- Хотели меня обмануть? Почему здесь не ее, а ваша подпись, молодой человек?
Звучит как "ч-ь-и-л-а-в-е-к". Мои объяснения ее не проняли - ни капельки. Формальности для нее - святое. Кроме того, в ее заплывших глазках читался нескрываемый азарт - поймала, мол, - хоть как-то на своем ничтожном посту она сможет проявить власть:
- Лишаю девушку читательского билета на 2 недели. В следующий раз будете знать, как нарушать правила. НЕ НАДО БЫЛО СО МНОЙ ИГРАТЬ!
На побледневшем лице Лены застыл ужас - она всегда была чувствительна ко всякого рода нарушениям, очень честная девушка.
У нас с ней сходные характеры - в ней глубоко сидит что-то вроде комплекса неполноценности, корнями которого, как я предполагаю, стало нелегкое детство, проведенное без отца. Ее постоянно что-то как бы подстегивает, давит изнутри, вызывая волнение, и она старается избавиться от этого, безукоризненно выполняя все, что от нее требуется. Сейчас же она в центре неприятного внимания - удар в ее слабое место. Перевожу взгляд на выжидающее рыло Пончика:
- Значит, вы твердо решили нас наказать?
- Обязательно. (о-б-и-я-з-а-т-е-л-ь-н-о).
- Что ж, до свидания.
Уголки ее широченного рта едва заметно расплылись в ухмылке - мол, как конфетку у младенца отнять. Но если бы она знала тогда, что за свидание нам предстоит, у нее отбило бы охоту улыбаться. Если бы она знала, ЧТО Я твердо решил.
Прошло чуть больше, чем две недели. За это время я выяснил, в какое время и по какому маршруту Пончик катится из дур дома, и где находится ее собственный дом. Это была старая избушка в частном секторе - и жила она там одна. Неудивительно, что от такой стервы ушел муж. (а может, он повесился после очередной стычки? Тогда он наверняка сходил с табуретки с улыбкой на лице.)
Звоню в обшарпанную дверь. Знакомый голос с той стороны:
- Кто?
- Вам бандероль заказная...
Протягиваю к глазку какую-то старую квитанцию. Клюнула - щелкнул замок, начала скрипеть дверь.
Это был рискованный момент, так как по пустынной сельской улице могли идти прохожие, но их не оказалось. От души наваливаюсь на дверь и она, отпихнув не ожидающего такого маневра Пончика, распахивается вовнутрь. Захожу, быстро закрываю, защелкнув замок.
Сначала Пончик испугалась, но вскоре, узнав меня, вывернула наружу свою ухмылку - ту самую, на которую приходится чуть ли не ежедневно смотреть мне и сотням других молодых обитателей дур дома. Ничего, скоро я поставлю в этом точку.
- Нет, я не пьян, хотя мне действительно надоело учиться...Никого ты не позовешь, сука.
Что-то в моих глазах подсказало ей, что это не хулиганская шутка и не пьяная выходка - лицо ее как-то сразу осунулось и побледнело. Как долго я ждал этого момента...
С грацией бегемота она кинулась из сенцев, пропахших самогоном и квашеной капустой в комнату - к телефону. Я не торопясь, прошел следом, вынимая из кармана куртки приготовленный заранее молоток.
Его умеренная тяжесть и твердость рукоятки в руке действовали успокаивающе - хотя сердце бешено билось от прилива адреналина (похожее ощущение испытывают студенты на экзамене, когда незаметно достают шпоры, горя желанием списать), головой я был спокоен - назад дороги уже нет. Я старался не думать о том, что может произойти, если сейчас кто-то придет - особенно если у этого кого-то были ключи от дома. Паника мне ни к чему, сейчас я наслаждаюсь паникой Пончика.
Как только она набрала двойку (после нуля), я с размаху опускаю молоток на старый засаленный телефонный аппарат - часть пластмассового корпуса со звоном "ЗВИЯНГ!!" разлетелась вдребезги. Она, точно ошпаренная, отскакивает в сторону, отпустив бесполезную трубку. Теперь у нее начали слегка подрагивать губы - она в ступоре уставилась на молоток:
- Что...ч-чего ты х-хочешь...
- Ну надо же, теперь вам интересно, чего я хочу. Что-то раньше я не наблюдал такого участия.
Я подхожу ближе - в полумрак неосвещенной комнаты (уже пять, а в декабре рано темнеет), начинаю поднимать молоток. Она отступает, прижимается к стене - мотает головой: "нне.. ктс..ннеет.." или что-то в этом роде, не расслышу.
Собравшись с духом, вспоминаю обычно печальные глаза Лены, из-за этой свиньи в течение целых двух недель ставших еще печальнее и напряженнее...
- Вы, дур домские бумажные крысы, не умеете наказывать. Наказать - значит отучить от чего-то навсегда!
Поднятая правая рука, словно мощная тугая разжимающаяся пружина описывает в воздухе дугу и опускается ей на башку - звук такой, словно раскололи спелый арбуз. Грузное тело валится как подрезанный мешок - странный грохот, он у меня ассоциируется с неодушевленными предметами. Впрочем, теперь так оно и есть.
Позже мои привыкшие к полумраку глаза обнаружили на стене всплески и пунктирообразные прямые красные полоски - картина, достойная импрессиониста. Напоминает хвост кометы. "Комета - знак конца света" или "комета - плохая примета" - для Пончика только вот примета запоздалая вышла.
Под телом на полу быстро росла темная лужа. Бросаю испачканный молоток на ее мягко спружинившее брюхо:
- НЕ НАДО БЫЛО СО МНОЙ ИГРАТЬ!
Принюхиваюсь - к затхлому застоявшемуся запаху давно не проветривавшейся комнаты постепенно, но с каждой минутой все ощутимее примешивается тяжелый свинцовый привкус крови. Меня слегка поташнивает, но пока терпимо. Где-то на улице лает собака.
Вспоминаю "Странные праздники" Агаты Кристи -
За окном - зима, зима,
На небе сказочном - Луна,
Горит свеча, вокруг темно,
А мы встречаем Рождество
А за окном снежинки тают, собаки лают -
За окном кого-то УБИВАЮТ..."
Проверяю пульс - через толстенный слой жира это непросто, но тело стынет - все хорошо. Больше из-за нее у Лены не будет повода для расстройств. Если только менты меня не вычислят и не свяжут с ней. Но это вряд ли - это в сериале они все как один Шерлоки Холмсы, а в жизни эти псы ищут след только по наводке.
Пора уходить.
Около месяца прошло относительно спокойно, хотя первые две ночи я почти не спал - мерещились шаги за дверью. Я каждую минуту ждал настойчивых повторяющихся звонков в дверь - так звонят только менты. Я это знаю, потому что к моей матери они несколько раз заезжали по поводу случайно сработавшей сигнализации. Но за мной никто так и не пришел.
***
...Сейчас весна.
Время рассвета примерно совпадает с моим выходом из дома - воздух становится все мягче, появляются запахи - от них ветер как бы оживает, возрождаясь из своего вечно сухого и мертвого состояния. Каждое утро, когда я бегу, поют птицы. Это так здорово, когда они поют, и ветер подпевает им, играя на струнах молодых распускающихся березовых листов - "музыка волн, музыка ветра..." Цоя.
У меня все хорошо, у моих близких тоже - я почти забыл свою вылазку в частный сектор в декабре, хотя это было непросто. Пончика похоронили, и ее маленький черный портретик висел около входа пару дней.
Дела идут в гору - как в дур доме, так и дома, в сетке. В рукопашке я медленно, но верно поднимаюсь по лестнице искусства. Перечитываю Ремарка и Кинга - они всегда со мной.
Впопыхах зачетной недели посеял читательский - иду в читальный зал со студенческим билетом - проблем не будет, сейчас там работают добрые и не зацикленные на официозе люди.
- Мне, пожалуйста, справочник по деталям машин, Дунаева... - протягиваю билет и поднимаю глаза на библиотекаршу...
Но там вместо привычной улыбчивой пожилой женщины, всегда готовой помочь сидит...ПОНЧИК...и она смотрит на меня холодными остановившимися глазами. Глазами, за которыми еле заметно блестели желтые огоньки. Воздух у окошка как бы замерз и остановился - как в тридцатиградусный мороз. Хотя, вполне возможно, что это мое воображение взыграло.
Секунд на пять я просто потерял контроль, ушел в ступор - этого не может быть, просто НЕВОЗМОЖНО...я отказывался верить глазам.
Подобное удивление испытывает разве что пловец в море, который ведет рукой по ноге под водой и вдруг обнаруживает, что там, где должна быть лодыжка... торчит острый обрез берцовой кости, и мерно пульсирует кровь из разорванной артерии по руке теплым потоком на фоне прохлады воды - ногу быстрым неуловимым рывком отхватила белая акула Кархарадон. А он то бедолага думал, что просто ткнулся ногой в каменистую отмель. Болевой шок и страх придут секунд через 10-15. А сначала - только тупое удивление...
В это время она что-то сказала - видел движение губ, которые опять начали раздвигаться в той самой почти забытой ухмылке. Издалека слышу свой ставшим высоким голос:
- Что, простите?
- Я говорю, что по студенческому билету выдавать литературу права не имею, молодой человек (ч-ь-и-л-а-в-и-е-к).
Здесь проблема в том, что я живой и молод, а она нет, завидует этому - хоть ты тресни. Проблема поколений - "generation gap".
Иисус рекомендовал не уклоняться от ударов и подставлять левую и правую щеки попеременно. Достоевский считал, что злом зло не убить. Оно было, есть и будет, и на месте каждой отрубленной головы вырастают новые две. Большинство к этому привыкает, и смиряется, но я не отношу себя к большинству.
Кажется, Конфуций говорил, что из двух зол побеждает то, что сильнее, а после его покажут детям и назовут "добром". При таком раскладе я бы предпочел им и стать.
Выдерживаю ее взгляд и отвечаю:
- Вы твердо решили не выдавать мне литературу?
- Твердо.
- Что ж, до свидания.
Боюсь только, что одним молотком на этом свидании не обойдусь, но я что-нибудь придумаю.
Обязательно придумаю.