Аннотация: Юмористический сюрреализм. Финал конкурса абсурда и сюрреализма "Здесь водятся..."
Сантехника Григория никто не понимал.
Вернее, его прекрасно понимали, когда он кричал из люка:
- Толян, мать твою, я ж сказал, на эм-семнадцать, а не восемнадцать!
Но вот когда, немного выпив, он тыкал пальцем в небо и разводил руками:
- Эх, красота!.. Вот ведь... Как это... Я бы...
...Толян с Леликом только посмеивались, хлопали его по плечу и наливали еще.
Жены у Григория не было: Клавка скоропостижно скончалась от рака, когда им обоим не исполнилось и тридцати, даже детишек не успели наделать. Чтобы не запить, он тогда сгоряча бросился в церковь, и отец Василий устроил его на хозяйственные работы в пригородный монастырь, на целых полгода. Григорий регулярно прочищал монашескую канализацию, ходил хмуро, глядел косо - зато под присмотром не пил, сохранил здоровье. Но и в то, что "у Господа все промыслительно", не очень поверил. Как истекли полгода, вернулся в свою квартиру на Грайвороновской, спалил все вещи Клавки (что поценнее, отослал теще) и пришел как ни в чем бывало на старую работу.
Приятели перемен в нем не заметили, хотя особо и не присматривались. А Григорий изменился: стал как-то чувствительнее, жалел всякую тварь, даже бездомных собак хлебом из кармана прикармливал. Если обидят словом, затихал, замыкался в себе, но в ответ никогда не рявкал, хоть и мог. Да, пить он тоже стал мало: одна, две стопки для тепла и за компанию, а дальше твердо переворачивал стакан вверх донышком - и все.
Ближе к вечеру, особенно на голодный желудок, Григория посещали завиральные идеи. Обычно они смирно сидели у него в голове, хотя бывало, что выкипали.
- Я вот подумал... Может, через стенку есть мир, такой же как наш. Если знать ход, можно туда через трубы пролезть. А?
- Мужики... Вы никогда не думали? Вот если в подвале тараканы смешаются с крысами? А потом пойдут с нами воевать? Как же мы от них защитимся?
- Слушайте: однажды мы проснемся, выйдем на улицу, а наши тени кто-то завязал. Ну, узлом. Что тогда делать?
Толян и Лелик привыкли и не обращали на все это внимания. Вот и от черной дыры отмахнулись.
А черная дыра Григория очень беспокоила.
Она возникла ни с того ни с сего, когда он, кряхтя, поднял крышку канализационного люка и вылез наружу.
Будто, пока он был внизу, мир остался без присмотра, вот и прохудился.
Григорий протер глаза, поморгал - торчит дыра. На самом видном месте, огромная, чуть правее середины. Края искрят и чуть колышутся, а так словно прилепленная.
Высморкался - все равно никуда не делась, дурища такая.
К Григорию подбежал приблудный Тузик, ткнулся влажным носом в руку. А потом поднял голову и как завоет! То ли дыру тоже увидел, то ли что почувствовал.
Григорий погладил Тузика по влажной свалявшейся шерсти.
- Что, друган, тебе тоже она не нравится?
- У-у-у, - пожаловался Тузик.
Григорий вздохнул и направился на задний двор ЖЭКа, где его ждали приятели. Правда, теперь это было легче сказать, чем сделать: черная дыра застилала половину мира, и чтобы видеть, куда ступаешь, пришлось сильно скашивать глаза и перекручивать шею.
Наконец добрался. Сел на ржавый бак, поправил на импровизированном столе газетку.
- А что, если в мире возникла черная дыра? Можно ее как-то закрыть?
- Лучше забей! - хохотнул Лелик, вытаскивая из пластмассового лотка пучеглазую салаку.
Григорий не любил есть то, что на него смотрит, и потому махнул стопарик не закусывая. Больше не хотелось.
В церкви было темно и тепло, пахло прогоревшим воском. Весь золотистый алтарь с любимыми квадратными иконами Григория затопило черное пятно.
Григорий старательно скосил глаза. Полные и веселые старушки-хористки, которые обычно толпились перед алтарем, стали тощими, сердитыми и какими-то кривыми.
- Славно, что пришел, - прогудел поп Василий. - В церкви ты всегда найдешь прибежище. Здесь есть все, что тебе нужно.
- Спасибо, отче! Я вот ... вижу, будто дыра такая черная в мире образовалась. Вы сами разве не замечаете?
Отец Василий задумчиво погладил себя по густой каштановой бороде. Григорию показалось, что из бороды сыпанули крупные искры, и он вздрогнул.
- Пьешь?
- Да не так чтоб очень... - вздохнул Григорий.
- Вот что: ты это дело совсем брось. Покайся. Почитай Би... Хотя нет, сходи-ка лучше к глазному.
К врачу Григорий собрался только через неделю, и то лишь потому, что два раза не сумел поймать инструмент, а потом пришлось долго нырять, искать наощупь.
Лысеющий молодой окулист обращался с сорокалетним дядькой как с детсадовцем. Совал под нос разные таблицы, прикладывал лупы, светил прямо в глаз крошечным фонариком.
- Э-э, дружок, да у нас разрыв сетчаточки! Несколько нетипичный рисуночек, но в целом... Срочно кладем на операцию, срочненько!
Григорий даже рта открыть не успел, как ему вложили в руки направление и приказали явиться к четырем часам в приемный покой районной больницы со сменой белья, тапками и зубной щеткой.
- Дыру, стало быть, видишь? Че-о-орную? - насмешливо протянул рыжий сосед по палате. У него был неприятный тик: он то и дело моргал и мотал головой, будто отгонял невидимых насекомых.
- С искрами, - проворчал Григорий. - От нее весь мир искажается...
- Ерунда! - отрезал рыжий. - Вот у Василия Василича гигантская трещина сверху донизу. И оттуда торчат щупальца. Розовые и пупырчатые. Так, Василич?
- Да... - простонал с койки Василич. Его глаза были замотаны не очень чистым вафельным полотенцем. - Они еще и шевелятся!..
- А я уже полгода живу в желтом тумане, - подал голос третий сосед. - Как будто я мошка, которая увязла в смоле. Хожу нормально, все делаю, только кажется, что вот-вот смола застынет, и я уже не смогу двинуться. Даже дышать не смогу.
Григорий сочувственно покосился на третьего. Вот уж правда: пока не узнаешь, как страдают другие, своя беда кажется самой большой на свете.
- И что с этим делать?
- Да ничего. Ложусь в больницу каждые два месяца, чего-то там подчищают. Потом опять вязну.
- Что делать, что делать! - Рыжий хлопнул ладонью по больничной кровати, пружины жалобно загудели. - Вон, у врачей спроси. Тебе, может, и помогут. А мне... - Он махнул рукой и ссутулился.
- У тебя еще хуже? - осторожно поинтересовался Григорий.
- Мухи.
- Что мухи?
- Мухи. Черные, зеленые, синие. Летают прямо перед носом. Роятся. Иногда соберутся в такую фиговину, будто фигура человека. Подойдешь ближе, присмотришься... Тьфу. Руками их можно разогнать, но не всегда. - Рыжий досадливо дернул головой. - Только мне они на самом деле кажутся.
Григорий задумался, представил, как это.
- А по ночам не легче? Ну, мухи же черные?
- По ночам, - вздохнул рыжий, - они превращаются в снежинки. Врач говорит, что это вакуоли.
- А что, если это не мухи и не вакуоли, а, например, сигнал от инопланетян?.. Или из параллельного мира?
Григорий сказал это и тут же прикусил язык: эх, засмеют похуже Лелика с Толяном...
Но соседи по палате промолчали. Василич отвернулся к стене, третий, безымянный, накрыл голову одеялом. Рыжий сплюнул прямо на пол, а потом поднял на Григория ярко-голубые, полубезумные глаза.
- Мужик, - наконец сказал он. - Чудес не бывает. Ни в нашем мире, ни в каких других. И других миров тоже нет. Блин, ты ж не в детсаде! Считай, что нам просто... не повезло. И ничего с этим не поделаешь.
На следующее утро окно на втором этаже отделения глазной хирургии медленно приоткрылось. Оттуда выкарабкался неудавшийся пациент в блеклой больничной пижаме - Григорий. Он спрыгнул на козырек крыши над входом, свесил голые ноги в кожаных шлепанцах, помедлил, а потом тяжело ухнул на клумбу. Встал, отряхнул с колен комья земли и побрел, прихрамывая, домой.
Дома Григорий наскоро выпил чаю и переоделся в рабочий комбинезон с бахилами. Оглянулся на пороге, крепко сжав ручку инструментального чемоданчика. Вернулся к книжной полке за популярной медицинской энциклопедией - и поспешил в Перовский парк.
По дороге он пытался отогнать мысли о вчерашних разговорах в палате, хотя получалось не очень.
"Промыслительно! - бурчал себе под нос Григорий. - Знаю я Тебя: сами зад от стула не оторвем, ни хрена не будет!"
Наконец он выбрал более или менее укромное местечко на склоне, возле двух салатно-зеленых кленов. Помедлил, разглядывая клейкие молодые листочки: эх, видно, в последний раз...
Потом решительно поставил чемодан у дерева и достал трос с вантузом.
Черная дыра нахально повисла между кленами.
Григорий закинул трос в дыру и начал быстро его разматывать.
Края дыры запузырились, как ложноножки амебы.
Григорий с размаху приложил к черноте вантуз, потом резко отнял. Раздалось влажное чмоканье.
Дыра немного выросла и заискрила.
- Вот паскуда! - выругался Григорий и потянул за трос.
Трос не поддавался, как будто его что-то держало.
Григорий бросил вантуз на траву, нагнулся над чемоданчиком и вытащил оттуда большой разводной ключ.
- Щас ты у меня! - заявил он, схватил чемодан и нырнул в черную дыру с головой.
В парке стало тихо-тихо, даже птицы замолчали, словно им забили горло паклей.
Черная дыра повисела над склоном еще немножко, а потом втянула в себя остатки троса, как макаронину, и закрылась.
Что интересно, уже на следующий день к тремстам пятнадцати москвичам с дистрофией сетчатки вернулось отличное зрение. Еще полсотни вылечились от катаракты, а пятеро - от глаукомы. У двух окулистов на этой почве даже случился нервный срыв, а у еще одного возник жесточайший комплекс неполноценности.
Из Елисаветинской церкви пропали: полкило просвир, ящик кагора и три большие связки свечей. Но это уж точно совпадение.