На потолке гуляют полосы. Это свет фар попадает в окно. А на полу широкая лунная дорожка. И луна отражается в зеркале, такая большая и круглая как сыр. Хочется есть, но лень идти к холодильнику на кухню. Тем более старый линолеум скрипит под ногами. А ночью должна быть тишина. Которая и не тишина вовсе. Шум автомобилей за окном, стук сердца и пианино.
Или может быть рояль? Я не знаю. Я никогда не была за этой тонкой стеной. Но я, лежа каждую ночь у себя на кровати и слушая эту музыку, смотрю в поток и представляю, что там, за этой непреодолимой чертой. Сегодня в моей голове простая бабушкина квартирка. Там стоит диван, застеленный пледом и разодранный кошачьими когтями. А над ним на стене висит ковер. Напротив, на советской тумбочке примостился старый черно-белый телевизор. А на нем на белой салфеточке стоит вазочка с одиноким обязательно полевым цветком. А на стене висят оленьи рога. Это плохая примета, но мне все равно. Я в них давно не верю.
И пианино, конечно! Такое черное, со складной крышкой, на которой давно облупился весь лак. Я представляю пальцы, которые с нежностью гладят шершавую крышку и легко откидывают ее. Потом легонько касаются клавиш и звучит музыка. Зачем играть ночью? Когда все спят? Я знаю, так надо. Только так и никак иначе. Ночью душа и сознание открыты.
Сегодня Лунная соната. Идеальная, фееричная, невозможно прекрасная. Каждый звук, каждая нота совершенна. Я плачу. Слезы текут по щекам. Такое чувство, что грудная клетка сейчас разорвется от переполняющих ее эмоций. И я изо всех сил комкаю футболку, сжавшись в позе эмбриона. Я задыхаюсь от восторга. Я живу. И я не могу понять, где звучит эта музыка. За стеной? Или у меня в голове? Но она точно достигает моего сердца, и то сокращается в особом ритме. До крови прикупив губу, я жду окончания. Все имеет конец. И эта пытка тоже когда-нибудь кончится. Жить так страшно. И я жду, боясь и, одновременно, страстно желая, что бы все это закончилось. И я могла бы, наконец, забыться крепким предутреннем сном.
И только утром, сделав первый глоток обжигающего кофе, я вспоминаю, что живу в крайней квартире, в углу этого старого сталинского дома и за той стеной никого никогда не было.