Бабу Тасю, Бабку-с-куклой, на районе знали если не все, то почти все. Она хоть и жила в Дальнем Бараке у рынка, но за день умудрялась обойти все дворы, побывать на озере и в парке и поцапаться со всеми окрестными пенсионерками. Маленькая, сухощавая, с выбившейся из-под застиранного платка вьющейся седой прядью, она зимой и летом неумолимо отшагивала улицы Ермаковского района, надменно и презрительно глядя на окружающих.
Дети помладше боялись ее и считали ведьмой. Подростки презирали и считали сумасшедшей. Взрослые ее жалели. Они о сумасшествии бабы Таси может и не знали, но догадывались. Старческое слабоумие Таисии Ивановны накладывалось на вялотекущую шизофрению. Она слышала голоса и воспитывала 'внучку Аленушку'. Красивую пластиковую куклу по колено взрослому человеку ростом.
Каждый день она по-новому заплетала 'внучке' волосы, одевала ее в одно из бесчисленных платьев. Говорили, что по профессии Бабка-с-куклой - портниха. Я в это верила: платья у Аленушки были пошиты качественно и красиво, не всех детей так одевают. Нарядив любимицу, баба Тася усаживала ее в детскую коляску и вывозила гулять. У подрастающей шантрапы считалось хорошим тоном кинуть в куклу камнем, а лучше грязью, чтобы испачкать и платье, и мягкие даже на вид золотистые волосы. Пару раз, по малолетству, принимала в таких затеях участие и я. Уж очень затейливо 'ведьма' начинала материться в случае успеха. Любимым ее кличем было 'Засранцы, суки переёбанные, товарища Сталина на вас нет!' Товарищ Сталин казался нам особенно смешным, и пару лет вся дворовая кодла использовала его имя в качестве ругательства.
Годы шли, мы росли, и все новые поколения малолетних оболтусов принимали эстафету издевательств над бабой Тасей. Она, наоборот, кажется, вовсе не менялась, только бледнел узор из когда-то малиновых пионов на черном платке, и все больше нарядов меняла кукла Аленушка. Руки старухи, в отличие от головы, ничего не забывали.
Потом я стала встречать ее на улицах все реже, но это было объяснимо: баба Тася была чудовищно старой уже двадцать лет назад, а уж сколько лет ей было на самом деле, мне и в страшном сне не могло присниться.
Недавно ко мне заходила подруга детства. Выпили чаю, поболтали о минувших днях и битвах, где мы славно рубились. Я вспомнила и Таисию Ивановну и в шутку спросила, скрипит ли еще Бабка-с-куклой, или померла.
А баба Тася-то действительно померла, по осени. Но не от старости, угорела, не прочистив дымоход (бараки топились печами).
- Знаешь, - ответила подруга, чуть только что не поёжившись, - там странная такая история вышла... слышала, что с ее семьей случилось?
- Да откуда бы? - обиделась я, потому что собирать истории про родной район - это моя святая обязанность.
- Баба Тася раньше в частном доме жила, с дочкой, зятем и внучкой. Не знаю, была она тогда уже двинутая, или потом рехнулась, но однажды вышла Таисия Ивановна к соседке, калитку не закрыла. Толком никто не знает, что случилось, только дом сгорел. И никого не спасли, даже девочку.
Мы обе замолчали, заслушались, как тикают часы. Как звали внучку, я даже спрашивать не стала.
- А что ты говоришь, история странная?
- В том-то и дело, что странная. Угорела бабка и угорела, дверь к ней в квартиру, говорят, ломали, она изнутри заперлась. Внутри ничего не пропало, все на месте. Кроме куклы и ее одежек.
Мы снова притихли, не глядя друг на друга, думая о своем, а потом заговорили про школьные годы чудесные.
Наверняка-то из местных мальчишек для сестры куклу стащил, а потом в окно вылез, или вовсе ломавшие дверь МЧСовцы постарались, другого объяснения, в общем, и быть не может.
Но с того дня, когда я иду ночью по темным улицам, воображение рисует мне не хулиганов, маньяков и наркоманов в ломке, а кудрявую белокурую куклу по колено взрослому человеку ростом. Куклу Аленушку, которая методично и неспешно, по очереди, ищет и находит всех, кто кидался в нее, сидящую в коляске грязью.
...А топот маленьких ножек за спиной мне просто мерещится...