Татьяна надолго запомнила это солнечное утро. Ощущение интриги не покидало 
 во время завтрака, она еще и еще раз мысленно возвращалась к разговору с Ленкой 
 и задавалась одним и тем же вопросом: почему лучшая подруга наотрез отказалась 
 рассказать о работе клуба. Для себя Татьяна представила огромный штат психологов, 
которые и выслушают, и посочувствуют, а может даже и посоветуют, как ей выкарабкаться 
 из этой непонятной и новой для нее ситуации. То, что контора работает с размахом, 
сомнений не было. Иначе на одной аренде такого особнячка в центре они разорились бы 
 через месяц. Уж ей-то, владелице небольшого салона меховой одежды, это было очевидно.
    Днем раздался звонок и знакомый уже голос спросил, не передумала ли Татьяна 
 насчет собеседования и что ее ждут в назначенное время. 
    
    Без пяти семь Татьяна припарковала свою машину во внутреннем дворике, 
хорошо знакомого особнячка и без одной минуты семь позвонила в дверь. Она была 
 одной из тех женщин, кто не позволял себе опозданий и не прощал таковых другим. 
Дверь открыла миловидная девушка лет восемнадцати, и спросив имя посетителя, 
попросила следовать за ней. Татьяна вошла в холл здания и поймала себя на мысли, 
что, пожалуй, именно так оно и выглядело до революции, до того момента, когда 
 беснующиеся рабочие и крестьяне не стали топтать мрамор лестниц своими грязными 
 сапогами. Огромная хрустальная люстра разбрасывала световые блики по стенам, 
радугой рассыпаясь в каждом кусочке хрустальных подвесок. Чугунный декор лестницы 
 не давил, скорее делал ее невероятно воздушной, переплетаясь в фантазии художника 
 невиданными цветами и листьями, будто удивительный, доселе невиданный, вьюн поднимал 
 мрамор ступеней на второй этаж. Они поднялись на второй этаж и девушка, открыв 
 массивную дверь, предложила Татьяне пройти. Татьяна сделала несколько шагов и застыла 
 в нерешительности. Ее взору предстала просторная гостиная, совмещенная с кухней. 
Огромные окна, воздушные шторы, белая мебель, низкий кожаный диван, овальный столик, 
запах ванили и меда и кто-то, кто суетился у плиты. Через мгновение фигура, колдующая 
 у духовки, выпрямилась и окинув посетительницу быстрым, но внимательным взглядом, 
направилась ей навстречу.

    - Татьяна? Здравствуйте! Извините, немножко не уложилась... Хотела успеть 
 с печеньем к чаю. Я, Виктория Евгеньевна, можно проще: Виктория. 
    - Здравствуйте! - Татьяна нерешительно протянула руку для рукопожатия и 
 впилась в миловидную женщину жадным взглядом. Ей было лет 35, невысокая, 
худощавая, с безупречным каре пепельных волос и блестящими искорками карих 
 глаз, которые смотрели на нее и серьезно, и в то же время насмешливо, словно 
 проверяя на прочность сквозь стекла очков .
    - Присаживайтесь, чувствуйте себя, как дома. У нас, как видите, все очень просто. 
Я сейчас выложу печенье и разолью чай. Но не теряя времени, мы можем уже начать 
 наш разговор. То, что Вам рекомендовали наш клуб, не столь важно. А что подтолкнуло 
 Вас прийти к нам? Только один уговор: говорим по душам, не рисуясь и не придумывая, 
договор?
    - Если честно, то мне нужна поддержка психологов. Я думаю, что Ваша школа выживания -
 это то, что мне сейчас нужно... мне нужно научиться жить, вернее выживать...
    - Вам выживать? Боюсь, что Вы обратились не по адресу. Виктория встряхнула головой 
 и хитро улыбнулась. - Видите ли, Татьяна, Вам может показаться странным, но выживать 
 с нами учатся те, кто предает, обманывает и обижает нас... Мы же, кому нужна помощь, 
мы только меняемся и меняемся к лучшему. Вы понимаете о чем это я, да?

     Татьяна распахнула глаза и еще раз посмотрела на свою собеседницу, чувствуя 
 какой-то подвох и затем, набравшись наглости, вылепила:
    - То, что школа выживания для тех, кто обижает, мне понятно. Но почему МК, что это  
 "Московский Комсомолец"?
    - Не совсем. Видите ли... тут заложен свой смысл. Вы же помните историю графа 
 Монте Кристо, да? Вот как Вы считаете, имел ли право Эдмон Дантес рушить столько 
 человеческих жизней, чтобы отомстить за свою загубленную? Вы смогли бы мстить 
 за предательство?
    - Не знаю. Никогда об этом не думала. Нет, ну читая книгу, я была на стороне Дантеса...
    - А мое глубокое убеждение, что он имел на это право. Хотя бы потому, что ни один 
 честный человек не пострадал. Да и у него в запасе не было второй жизни, чтобы насладиться 
 обычным человеческим счастьем иметь семью, детей... все это было украдено, потому 
 что кто-то позавидовал, кто-то ненавидел, кто-то просто остался равнодушным за компанию. 

Ой, что-то я заболталась, угощайтесь и я слушаю Вас!

    Татьяна взяла печенье, оно еще было теплым, уловила нежный запах ванили и корицы, 
и осторожно откусила кусочек. Вкус же чая, налитого в тонкие фарфоровые чашки, уносил  
куда-то в детство, его запах напоминал запах скошеной травы и меда. Тепло разливаясь 
 по телу Татьяны, приятно успокаивало. И она медленно поведала свою невеселую историю. 

    Виктория слушала не перебивая, временами рисуя чайной ложечкой какие-то узоры 
 на своей салфеточке, временами улыбаясь и глядя на нее, казалось, что она далека 
 от повествования... 
    Татьяна замолчала и внимательно посмотрела на сидящую перед ней хрупкую женщину. 
Ждать пришлось недолго. Виктория, встряхнув головой, нарушила повисшую было тишину.
    - Так что же Вы хотите?
    - Странно... Я слушу этот вопрос уже в который раз за последние сутки...- 
прошептала рассказчица.
    - И? У Вас, значится, были сутки на то, чтобы найти ответ. Так, что же Вы хотите?
    - Теперь, я думаю, я хочу справедливости...
    - Резонно. Только, чтобы изменить создавшуюся ситуацию, Вам придется не только 
 принять данные обстоятельства, но и меняя их по своему усмотрению, меняться самой. 
Видите ли у нас правило, мы не работаем с жертвами. Вы же, насколько я заметила, 
можете действовать, можете ждать, что само по себе немаловажный факт и можете 
 накормить обидчика тем кулинарным изыском, который сами и приготовите неспешно.
    - Вы с жертвами не работаете... не понимаю... что это значит?- Татьяна наморщила лоб, 
стараясь понять о чем вообще идет речь. Причем здесь жертвы и умение ждать.
    - Жертва- это человек не желающий совершать поступки, не способный постоять 
 за себя и ищущий оправдания своей слабости. Такие люди постоянно обвиняют других 
 в своих неудачах как на работе, так и в семейной жизни. Все для них - сволочи только 
 потому, что их не ценят, не любят, как они того ждут и не помогают им, таким славным 
 и замечательным. Поначалу такие люди вызывают сочувствие, где-то даже жалость, 
но затем они превращаются в настоящих вампиров, требуя со стороны окружающих все 
 большего внимания, понимания, сочувствия и поддержки, как моральной так и материальной. 
Помочь таким людям в принципе нельзя, так как они бездействуя сами, ждут, что все их 
 проблемы решатся чужими руками, а если нет... то "друг оказался вдруг" и он перекочевывает 
 из списка полезных в список врагов. Поэтому беседуя с Вами, я решу возьмемся ли мы 
 за Ваше дело или нет. Предупреждаю, работы будет много и Вам прежде всего нужно будет 
 заняться собой, конечно под контролем наших специалистов. Так Вы готовы поменять свою 
 жизнь, или будете дальше ждать, когда все само собой "рассосется"?
    - И что же мне нужно будет делать? - задумчиво спросила Татьяна.
    - Ну для начала понаблюдайте повнимательнее за своим мужем, насколько и как изменились 
 его привычки. Ведь может статься и так, что Вы придумали себе то, чего в природе не существует. 
Мы же можем допустить такую версию?
    - Следить за мужем? Но ведь это стыдно как-то... Татьяна даже покраснела от самой мысли 
 о слежке.
    - Стыдно? Видите ли стыд бывает разный. Сейчас я расскажу одну историю. Виктория 
 легко скинула туфли, села поудобнее и начала свой рассказ.


     Случилось это в Сибири, в одном Богом забытом поселке, чье население составляло 
 несколько семей, работников компрессорной станции, военного городка, обосновавшегося 
 неподалеку, да тех бедолаг вахтовиков, что приезжали в советские времена на север грести 
 звонкую деньгу лопатой. Домики-вагончики, сгрудившиеся, как пингвины, удобства относительные 
 и одна главная местная достопримечательность, чье здание располагалось в низине, 
это общественная баня, куда раз в неделю попадал каждый. Было мне тогда, дай Бог памяти, 
лет четырнадцать. Собрались мы в баню: мама, ее подружка, тетя Нина, да я. Если судьба 
 не заносила Вас в Сибирь, скажу для ясности: морозы там трескучие, а потому одежку одевать 
 приходится теплую, на голову платок пуховый, иначе уши в ладошках домой принести можно, 
валенки, тулупчик. Вышли мы на улицу, а на улице хоть глаз выколи: освещения никакого, 
да еще буран на дворе. Но делать нечего, не оставаться же без бани, медленно поплелись. 
Иду я, значит, первой. Зрение у меня с детства не очень -4 это значит вижу, но в тумане, 
а снег не только стекла очков залепил, но и глаза. Двигаюсь медленно, почти на ощупь, 
в руках тазик, да сменное бельишко. Знаю впереди крутой спуск, боюсь,как бы не скатиться. 
Но, как водится, чего больше всего боишься , то и происходит. Не успела выдернуть ногу из снега, 
я как на грех батины валенки одела, чтобы носки потеплее напялить, как вторая нога поскользнулась 
 и я с этого склона так и покатилась. Ни дать ни взять: колобок! Подкатилась к бане, чую 
 запах веников, встала, растопырив руки нашла дверную ручку, вошла внутрь, нашла также 
 на ощупь вторую дверь и вошла в предбанник. Аккуратно ставлю тазик на скамеечку, снимаю 
 очки и понимаю, что в бане нереально тихо.... Медленно убираю снег и наледь со стекол очков, 
вытираю их платочком, благо дело он всегда при мне, медленно одеваю очки и.... вижу перед 
 собой несколько десятков голых солдатиков, у которых тоже банный день. Медленно, все 
 происходит, как в замедленной пленке, беру в руки тазик и спиной двигаюсь к двери. Выхожу 
 в коридор и только закрыв за собой дверь, слышу громоподобное ржание. Выхожу на улицу и 
 вижу следующую картину:  перед баней катаются еще два колобка: моя мама и тетя Нина, 
только все движение этих колобков беззвучно, смех давно  уже кончился и началось просто 
 истеричное всхлипывание. Стою я со своим тазиком и такой стыд меня разобрал, словно 
 это я перед солдатиками голая стояла.

    Таьяна поначалу старалась сдерживать свой смех, но Виктория так красочно все описывала, 
что она не выдержала и к концу рассказа смеялась в голос, вытирая набежавшие от смеха слезы.

    - А Вы говорите стыдно. Я вот для себя не пойму до сих пор, почему мне одетой было стыдно, 
а им, голым, нет? Так и в Вашем случае: почему стыдно должно быть Вам, а не тому, кто делает 
 что-то за Вашей спиной. Логично?
    - Да, пожалуй.
    -  Мы с Вами сидим уже 2 часа, время 9 доходит, а Ваш телефон молчит, муж не интересуется 
 где Вы можете задержаться? Или у вас так принято?
    - Не принято. Даже не задумывалась... Вы правы, раньше мы всегда предупреждали друг друга, 
если задерживались. Я ведь сама после  пяти всегда дома.
    - Давайте прервемся на сегодня. Если Вас устроит,  мы можем встретимся завтра в это же время. 
Хорошо?- Виктория прищурилась и улыбнулась.

    Татьяна покидала стены особняка со смешанным чувством: она ощущала себя ребенком, который 
 прикоснулся к какой-то тайне и в тоже время удивительное ощущение тепла, уюта и легкости 
 не покидало ее. Уходить не хотелось совершенно. Хотелось сидеть так на диване , смотреть 
 на Викторию и слушать, слушать, слушать....