Среди коробов, сундуков, старых разбитых стульев и неизвестно как сюда попавшей пишущей машинки «Ундервуд» без чехла, внимание привлекала кровать. Низкая, широкая кровать в самом центре комнаты, плохо видная в полумраке из-за чрезвычайной пыльности окон.
Валера сделал несколько шагов по покрытому ковром пыли полу, впрочем носящему хоть и не свежие, но довольно интенсивные следы частых визитов. Под ногами рассыпались стлевшие звериные шкуры и когда-то роскошные атласные подушки, раскиданные вокруг словно специально. Валера потянулся во внутренний карман смокинга, доставая сложенный вчетверо лист бумаги формата «а-четыре» и чувствуя, как от царящей вокруг пыли свербит в носу. Он не удержался и чихнул, подняв облако пыли с темно-зеленого балдахина, быстро достал носовой платок и, стараясь дышать через него, взглянул на принтерную распечатку. Качества ее вполне хватало, чтобы убедиться, что схожесть реальной и полиграфической обстановок была детальной – вплоть до отвратительного чудища на кровати. Валера, занятый созерцанием нелюдя и своими невеселыми мыслями, вздрогнул, услышав из-за окна милицейскую сирену. Он спрятал распечатку и брезгливо раздвинул балдахин – тяжелая парчовая ткань со скрипом передвинулась на отвратительно-ржавых кольцах по шелушащемуся красно-коричневым налетом той же ржавчины пруту.
Тварь, видимо, давно сдохла – эту мысль Валера принял с облегчением. Грудная клетка, не видная под расшитой золотым кантом сорочкой, не шевелилась. Выглядывающие из-под нее узловатые словно коренья и шершавые на вид руки-ноги – тоже. На отвратной роже со впалым носом, огромными (слава Богу закрытыми) глазами и потрескавшимися губами признаков прежней биологической состоятельности было еще меньше. Однако также не наблюдалось никаких признаков разложения – тревожная мысль - а припомнив особенности летаргического сна, Валера и вовсе затосковал.
Он очень долго рассматривал толстые словно края ночного горшка и отвратительные в своей нечеловечности губы нелюдя, затем сделал решительный шаг и, зажмурив глаза, припал к губам.
Нереально-яркий свет проник даже под с усилием закрытые глаза, а негромкая органная музыка, лившаяся буквально отовсюду – в запертое сознание. Валера поспешно отступил назад, прикрыв лицо ладонью, поэтому подробностей трансформации он не видел. Когда же он украдкой взглянул на кровать сквозь пальцы – все уже кончилось. Наступила тишина, фигура по-прежнему лежала на кровати, отвернувшись почему-то к окну. Но это несомненно был уже человек – розовые пятки, свисающие над краем кровати не оставляли сомнений.
- Принцесса! – Валера сделал быстрый шаг к кровати и бережно уложил принцессу на спину. – Прин...
Принцесса открыла глаза и села на кровати. Затем провела мозолистой рукой по лбу и курчавой бородке.
- Ты кто? – морщась спросила она мучительным тенором. – Язык проглотил?
- А где принцесса? – тревожно спросил Валера, вырывая руку.
- Какая?
- Что значит «какая»? Эжена! Вот у меня подробные координаты и алгоритм... – Валера суетливо развернул распечатку и ткнул в нее пальцем перед носом Эжена. – Гостиница «Астория», номер «812». Принцесса Эжена, заколдована чародеем Острином на сто лет. Поцеловать - проснется, свадьба, все дела...
Все время пока Валера говорил, Эжен молча кивал, затем покачал головой.
- «Астория», номер «812» - это все верно. Только никакой прицессы здесь нет и быть не может. Номер записан за мной, можешь посмотреть в регистрационной книге.
- Ничего не понимаю!
- Хм... долго я пролежал?
- Чего?
- Пролежал, спрашиваю, долго?
- А я знаю?
- Ладно, - зашел Эжен с другой стороны, - а «принцесса Эжена» на настоящий момент сколько летаргирует?
- Шестьдесят восемь лет. А ты здесь при чем?
- А чего так рано приехал? – пропустив вопрос мимо ушей, спросил Эжен. – Сказано тебе – на сто лет.
- Отец заставил, - вздохнул Валера, с тоской рассматривая фиолетовое отражение неоновой вывески «Самсунг» на окне. – Большие капиталы за принцессой числятся. Конкуренция большая.
- Вон оно что... дела-а...
Валера присел на кровать рядом с Эженом и уронил голову на руки.
- Отец меня прикончит.
- Не убивайся.
- Ты его не знаешь! Точно прикончит. Или заставит работать... Что делать?
- Ну, кое-что сделать можно.
Валера отнял лицо от ладоней и с надеждой всмотрелся в Эжена.
- Что?
Тот придвинулся ближе, положив теплую ладонь на бедро Валеры и подмигнул.
- Что ж ты, зря ехал, что ли?..
Недоуменное выражение на лице Валеры начало быстро сменяться омерзением.
Эжен собрал губы куриной жопкой и чмокнул.
- Разбудил – женись.
Валера вскочил слишком резко – зацепился носком ботинка за собственную ногу и расквасил себе нос об пол.
- Да подожди ты! – запоздало крикнул вслед Эжен, но шаги, переместившиеся уже на лестницу, быстро удалялись. – Я тебя все равно найду! – крикнул он в приоткрытую дверь. – Время и расстояние – не преграда для настоящей любви!..
Когда шаги в коридоре совсем стихли, Эжен зевнул и утомленно протер глаза. Без необходимости эффекта, на этот раз он трансформировался просто и безо всяких световых изысков. Сдул с зеркала пыль, рассматривая свое отражение, огладил солидную бороду с проседью, стряхнул невидимую пылинку с плеча и хлопнул в ладоши.
- Ян!
Из ванной воровато выглянуло сморщенное лицо, затем появилось вся фигура горбуна, пригибающаяся под тяжестью перекинутого через плечо тела еще более отвратного чудища в ночной сорочке.
- Как новый клиент, мастер Острин? – заискивающе спросил горбун, укладывая чудище на кровать.
- Щенок, - безразлично отозвался чародей, остонавливаясь у окна и выглядывая на улицу через очищенное от пыли стекло.
- Да, повезло, - закивал Ян, - от прошлого, помнится, вам самим отбиваться пришлось...
- Заткнись.
Слуга послушно замолчал и захлопотал вокруг принцессы Эжены, которой предстояло проспать еще никак не меньше тридцати двух лет, - расправил складки сорочки, пригладил костяным гребнем щетину на верхушке безобразной бесформенной головы, затем задернул балдахин и распылителем покрыл его свежим слоем пыли.
Острин наблюдал, как из дверей гостиницы восемью этажами ниже вылетает растрепанная фигура, прыгает в серебристый линкольн и с визгом дымящихся покрышек срывается с места.
- Ну что за жених пошел! – с отчаянием проговорил он. – Ведь объявили же им человеческим языком – сто лет. Нет, уже через день потянулись. Хоть всех принцев в округе изводи!