В просторном кабинете сидит за столом Александр Ильич Бы-стров, заведующий поликлиникой. На нем врачебный халат и белая шапочка. Ему лет тридцать, но борода и усы делают его более солидным и степенным. За другим - его помощница ме-дсестра Люся, совсем юная. Она тоже одета во все белое, но выглядит наряднее. Особенно красиво сидит на ней шапочка, белоснежная, накрахмаленная, с красным крестом и такая высокая, что в сравнении с ней лицо кажется маленьким.
Они пишут годовой отчет: везде разбросаны тетради, таблицы, отдельные листы бумаги. Работают напряженно, лица серьезные и озабочены - зав-тра, еще до восхода солнца, нужно ехать в область и сдавать цифровые показатели работы.
- Скоро вечер, а мы ни одного процента не вывели, - говорит Быст-ров. - Люся, как ты считаешь, успеем или нет?
- Должны, если никто не помешает.
- А кто может помешать?
- Какой-нибудь пациент войдет и всю ра-боту пе-ребьет.
- А я в регистратуре сказал, чтобы никого не записывали, и на двери объявление повесил с тремя восклицательными знаками, похожими на острые копья. Думаю, кто-то посмотрит на них и побоится войти.
- Сейчас, Александр Ильич, никто ничего не боится. Тем более, ваших бумажных копьев.
- Ты права! - соглашается Быстров. - Знаешь, у меня возникла хорошая идея. Чтобы не рисковать, давай все ускорим!
- А как?
- А так. - Быстров радостно потер свои руки. - Скажи, отчет за прошлый год у тебя?
- Не знаю.
- Поищи!
Сестра начинает искать:перекладывает бумаги с места на место, заглядывает в шкафчик.
- Извини, отчет у меня, - говорит Быстров виноватым голосом. - Лежит себе тут на стуле, подлец, и молчит, - шутит он.
Посмотрев в документ, Быстров продолжает:
- А идея, вот послушай, такая! Давай просто повысим наши прошлогодние показатели на несколько процентов - и крышка работе. Скажем, врачебная функция была сто десять, а мы напишем сто двадцать пять процентов! Ну, что ты на это скажешь?
- Идея хорошая, но могут не поверить!
- Поверят, потому что все так делают. Это мы с тобой одни, честные, на всю медицину, глупцы, что целый день тут сидят голодные и му-чаются над цифрами.
- Действительно, у меня уже голова от них распухла и как тыква стала.
- А мне борщ перед глазами представляется! - говорит Бы-стров мечтательно. - Пиши и не сомневайся! Надо себя спасать, а не эту глупую ста-тистику! - и он показал рукой на таблицы, что лежали на столе.
- Хорошо, я уже написала, - уверенно сказала Люся и тут же засомневалась. - А может, не надо? Как-то страшновато, по шее могут надавать.
- Я согласен, но наши проценты никому не нужны, никто их не чи-тает. И потом, если сейчас кто-нибудь войдет и перебьет нам отчет - что тогда делать? Хуже будет, если мы никаких цифр не повезем! Уж тогда нам точно шею намылят!
Неожиданно кто-то несмело стучит в дверь. Вот и наворожили себе мороку! - думает Быстров. - Интересно, кого это несет не-чистая сила? У меня же неоконченный отчет! Всего одна цифра проставлена!
- Да! - кричит он. - Заходите!
Медленно открывается дверь, и входит молодая женщина: на ней голубой светр, меховая шапка, в руке черная сумка. И пока она приближается, Быстров отмечает, что она симпатична, ходит легко, как совсем здоровый человек, а возле самого стола Быстров слышит запах дорогих духов. На свидание пришла, что ли? Ведь тут поликлиника!
- Доктор, я к вам, - говорит женщина тихо.
- Прошу садиться! - отвечает Быстров с профессинальной улыбкой. - Я слушаю вас.
Хотя Быстрову некогда, но в душе он рад оторваться от дел и минуту-две пообщаться с миловидной женщиной. Отчет может подождать, нужно слегка развеяться, голову освежить.
- Полечите меня! - говорит женщина ласково. - Очень больна печень.
- И рад бы полечить, милая, - отвечает он с той же искренной улыбкой, - но, к сожалению, я не принимаю..
- Зачем же меня к вам послали?
- Кто послал?
- Больные. Сказали: Ни к кому не ходи, только к Быстрову! Он лучше всех знает печень, быстро вылечит.
- Вы приятно говорите, - смущенно произносит Быстров, - но все одно при-нять не могу: я очень занят, пишу годовой отчет.
- Успеете написать, - говорит она. - Вы только обследуйте, и я уйду.
- Но я не могу вас принять! У меня отчет, с утра без обеда пишем, сидим, как волки, голодные, - вы это понимаете?
- Понимаю, - произносит она тихо. - Не думайте, что я ничего не соображаю.У меня в жизни тоже было много отчетов, и я все успевала.
- Я вам верю, теперь все умеют отчитываться, но вы странная женщина: я вам одно, а вы мне - другое! - говорит Александр Ильич, и в его голосе слышится раздражение. - Поймите, у нас срочная работа, к ве-черу надо закончить, завтра на заре повезем в область, а ваша печень задержит работу! Видите, сколько таблиц? - он помахал в воздухе чистыми листками бумаги. - Их нужно заполнить, и заполнить правильными процентами, а не взятыми с потолка, иначе будет вранье, а за вранье бьют - теперь вам ясно? Тем более, от голода под ложечкой стало сосать, в голове одни цифры, все перепуталось - не до обследования!
- А вы сделайте перерыв, поешьте чего-нибудь и потом посмотрите! Вот у меня в сумке мятные карамельки завалялись, - и она выложила на стол пару конфкток и подвинула к Быстрову. - Можете пососать, червяка заморить.
- Вы, что? Какие на работе сосания? Тут некогда вгору глянуть, а не карамельками червяков морить! - и он отодвинул конфеты.
- Вы совсем себя не жалеете. Так можно и заболеть, язву получить!
- Спасибо за сочувствие, но уж такова наша врачебная судьба: другим советуем, а сами нарушаем, - по-философски проговорил Быстров и красноречиво развел руками.
Может после этого уйдет? - думает Быстров, глядя на аккуратный нос женщины. - Такая милая, симпатичная, можно сказать, красавица и такая настырвая! К стулу словно прикипела! Вот так фрукт попался! Не даст отчет закончить!
- Что же делать? - спрашивает женщина, еще удобнее усаживаясь на стуле.
- А вы зайдите к терапевту, - предлагает Быстров. - Можем провести без очереди. Люся, покажи дорогу больной!
- Не надо показывать! - решительно говорит женщина, продолжая сидеть. - Терапевт меня уже лечил, пила желтые таблетки, а как болело в боку, так и болит. Еще в поясницу стало стрелять, словно кто из пистолета бьет!
- Ага, я вас понял! - Неожиданно оживился Быстров от мысли, что нашел кабинет, куда можно сплавить женщину. - Это у вас, милая, нервы разбушевались, это они всегда стреляют, а печень никуда не стреляет. Понимаете? Не стреляет! У нее вся боль на месте, вот здесь, под ребрами! - И он показал рукой на свое правое подреберье. - Вы лучше обратитесь к невропатологам, они очень разбираются в разного рода стрельбе! Можно сказать, по одних прострелах диагнозы ставят, а иголки и молотки они просто для солидности носят. Обязательно сходите к ним!
- А я недавно ходила к одному. Такой вежливый попался, все расспросил, а потом поштрыкал иголкой, поводил пальцем перед глазами, постучал молоточком и сказал, что нервы у меня крепкие, никакого молотка не боятся! С такими нервами, - говорит, - можно в Космос летать!
- Это похоже: вы женщина чрезвычайная! Господи, кого бы еще предложить? Скажите, а уролог вас смотрел?
- Да: пихнул дважды пальцами в бок, стукнул кулаком по пояснице и сказал, что моя болезнь к урологии не относится. Ни одного диагноза, - говорит, - невозможно к ней подобрать. Тут, больше всего, печень дает себя знать. Это очень коварный орган, может любого врача, даже профессора запутать, дураком сделать, пока больной не пожелтеет.
На дворе зима, холодно, а Быстрову кажется, что попал он в Африку: ему жарко, лицо покрылось мелкими росинками. В пот бросило, - думает он. - Ну, и женщина! И куда бы еще по-слать? Какие врачи еще есть у нас?
- Может, вас к хирургам? - радостно вспоминает он, вытирая сал-феткой пот с лоба. - Они ребята боевые, много аппаратов, мгновенно разберутся, что к чему. Не успеете ахнуть, как болячки нет!
- Пусть Бог милует! - пугается женщина. - Не надо мне ребят! У меня нечего резать и аппаратами светить!
Быстров смотрит то на Люсю, то на больную и говорит в отчаянии:
- Хорошо, раздевайтесь!
Женщина медленно снимает шапку, светр, кофточку, и Быстрову кажется, что раздеваться она будет до утра - так неторопливы и грациозны ее движения.
Наконец, женщину можно смотреть. Быстров выходит из-за стола, снимает с шеи фонендоскоп и начинает слушать. Их лица рядом, он хорошо видит ее розовые щеки, маленькие уши с сережками, ровненький нос, слегка подкрашенные губы. Сердце бьется ускоренно, но ритмично, тоны чистые, в легких приятный шум, и от всей ее фигуры веет здоровьем и красотой. Хороша, чертовка! И чего она вбила себе в голову, что больна? Видно, много начиталась медицинской литературы, - думает он. - Кажется, я где-то видел ее: лицо знакомое и голос тоже.
- Теперь ложитесь, пожалуйста! - говорит он сухо. - На кушетку!
- А как сапоги?
- Можете так.
- Так я не могу. - говорит женщина, краснея. - Здесь все так чисто.
Она неторопливо снимает один сапог, принимается за другой, но молния не раскрывается.
- Заело, - говорит она, и лицо ее не просто краснеет, а пылает. - Извините!
Но вот сапог снят и женщина ложится на кушетку. Быстров, который в ожидании кружил по кабинету, снова подходит к ней и начинает обследовать печень. Он чувствует на себе ее взгляд, слышит ее дыхание, запах духов, но поднять свои глаза и посмотреть ей в лицо Быстров не решается. Очарованный ее красотой, он молчит и только нежно прикасается к ее телу. Наконец, чувствует, что время на обследование все исчерпано.
- Одевайтесь! - говорит он. - Направим на анализы!
Быстров садится за стол, пишет направления и одновременно наблюдает за ней, видит, как она одевается, любуется ее красотой. Потом вспоминает, что все данные нужно записать в амбулаторную карту.
- Люся, сбегай, пожалуйста, в регистратуру и принеси амбулаторную карточку!
Сестра выходит, а женщина, уже одетая, робко приближается к столу и садится. Ее глаза грустные, брови сведены, на щеках румянец. Глядя на ее на ее печальное лицо , Быстрова охватывает сострадание.
- Скажите, как вас зовут? - ласково спрашивает он.
- Екатерина Петровна.
- Катя, чего вы приуныли? - еще более ласково говорит он. - Ваша печень здорова, анализы сделаем просто для формы.
- Не надо анализов, - говорит она чуть слышно.
- Почему?
- Так, не надо.., у меня ничего не болит. И не болело.
- Совсем?
- Да! Я все придумала. Извините!
Она грустно смотрит на соседний стол, на окно, на свои руки и, наконец, на Быстрова.
- Я люблю вас, Александр Ильич. Люблю, - шепчет она и опус-кает глаза.
Слезы катятся по ее щеках, капают на руки, на светр. Сначала она их не замечает, потом достает из сумки платочек и вытирает глаза. Она чувствует, как некрасиво сейчас ее лицо, ей стыдно, но унять слезы не может, как не в силах взглянуть на Александра Ильича. Эх, и артистка! - думает тот. - Сначала больную разыграла, а теперь влюбленную!
Он пристально смотрит на Катю, вглядывается в ее лицо, ищет признаки притворства - и, к большому удивлению, не находит: по-настоящему плачет она. Плачет тихо, не истерично и смотрит она уже на него ласково, нежно и еще так, как не глядела ни одна женщина. Прежде плачущих женщин он презирал, они вызывали в нем отвращение, а сейчас впервые понял, что можно плакать красиво. И Быстров чувствует, как одна волна радости за другой перекатывается по его телу, а под ложечкой так приятно замирает, что, кажется, сердце вот-вот остановится, и дышать будет нечем.
- Не плачьте, не надо, - шепчет он. - Успокойтесь, пожалуйста! Прошу вас!
Быстров вынимает из стола марлевую салфетку, проводит ею по своему лицу, а потом отдает Кате.
- Вы не будете меня презирать? Нет? - спрашивает она, с мольбой глядя на Александра Ильича. - Поверьте, у меня не было больше сил молчать. Впервые я увидела вас в сентябре, когда вы приходили в школу и читали лекцию о столбняке - помните, мы с вами в учительськой разговаривали? Вот с тех пор словно дурману глотнула: ночами не сплю, днем хожу сама не своя, а по средам, когда нет уроков, в поликлинику бегаю. Все знают, что у меня печень, я хорошо изучила все признаки, умею жаловаться, и никто не подозревает настоящей болезни. Бывало, приду, сяду возле двери и слушаю ваш голос, вижу, как вы ходите из кабинета в кабинет, разговариваете. А сегодня слыш: С утра не виходит, что-то пишет! Тут я и решилась. Уйти, не увидев вас, я не могла. Скажите, я вам не противна? Нет?
Входит Люся и кладет амбулаторную карточку на стол, а в этот момент Катя отворачивается и вытирает свое лицо от слез.
- Значит, так! - нарочито громко говорит Быстров. - Сделаете анализы и опять ко мне! Слышите? Ко мне! А пока-что пейте холосас! Вот вам рецепт!
- Люблю, милый, люблю, - шепчет она так тихо, что только по губах можно догадаться.
- Я все понимаю. - отвечает Быстров тем же способом.
Екатерина Петровна уходит, а Быстров долго смотрит на двери, потом берет ручку и на чистом листе бумаги пишет: Милая, милая, любит, любит. Тщательно зачеркнув написанное, он поднимается, идет к окну, смотрит на улицу, н не видит ни автомашин, ни пешеходов - прошлое возникает перед ним. Он вспоминает, как три года назад женился на Наде, была шумная свадьба, всем, в том числе и ему, казалось, что женится он по любви, - но что это была за любовь? Ходили, гуляли, бегали по дискотеках, целовались, а потом сказали: Давай поженимся! И поженились, а через месяц он понял, что совершил ошибку. Жена оказалась недалекой и ни в какюу любовь не верила: Любви нет, одна привычка! Рассказывала она о чем-нибудь всегда нудно, с мелкими подробностями, и он никогда не мог выслушать ее до конца. И душа ее была такой же мелочной, нудной и завистливой. Считала, что другие семьи живут лучше, денег больше, мебель красивее, отпуска проводят интереснее. Это его раздражало, он старался пораньше уйти из дому, позже вернуться. На работе всегда имел хорошее настроение, любил пошутить, был внимательным к больным, справедлив с подчиненными, но дома преображался. Постепенно он привык к этому, стал думать, что у всех так, что совместная жизнь притупляет чувства, и что настоящей любви, наверное, нет.
И вдруг эта встреча. Словно волшебная фея, пришла Катя к нему, полная любви и нежности, явилась стройная, красивая, такая, о какой мечтал он всю свою жизнь. И в который раз, забыв об отчете, цифрах и процентах, он начинает вспоминать, как вошла Катя в кабинет, о чем говорила, видит ее красивое лицо, слышит, как бьется ее сердце - и новая волна радости и счастья накрывает его, так что дух перехватывает и сердце замирает.