Аннотация: ...продолжение истории "Мальчик и Дед Мороз"
День не знающий снисхождения,
Мир забывший о сострадании,
Слово на грани раздражения,
Нервы, натянутые в ожидании.
Город, измотанный злыми буднями,
Люди, бегущие вслед за часами,
Вера, покинувшая души смутные,
Сердце, любовь потерявшее за годами.
Фото на столике в простенькой рамочке.
Только ему говорю тайны главные.
Маленький мальчик в смешной синей шапочке,
Я сотни раз вспоминал дни те славные.
Взгляд его глаз всё понимающий,
Взгляд мой потупленный в оправдании.
Детство мудрее нас, не внимающих.
Просто бессмысленно врать в глаза карие.
Слушай, малыш, я вернусь! Только верь в меня,
Мне очень нужно твое пожелание.
Знай, сотни раз попросил я прощения,
Знай, сотни раз возвращался в мечтаниях.
Господи, что же за мука в бессилии
Тупо искать прошлых бед понимание.
Словно изгой я, и самоизгнание,
Это и есть моё наказание?
Твердь проломилась под грозным воителем,
Сам для себя создал муки терзаний.
Верил когда-то - ушёл победителем!
Чушь! Проиграл... и нет оправданий.
Просто боюсь, что вернусь, но напрасно.
Что ты не ждёшь, что я больше не нужен.
Что вам вдвоём с мамой просто прекрасно
Жить без меня, даже в лютую стужу.
С того памятного вечера прошло несколько месяцев. Мы незаметно подружились со Снеговиком, и он частенько гостевал у меня долгими длинными вечерами. Мама его, ещё достаточно молодая, но усталая женщина, поначалу взволновалась нашей дружбой. Но после нескольких спектаклей, на которые по моему приглашению её вытащил Славка (было всё-таки у него и человеческое имя), прониклась ко мне доверием. Славка оказался смышлёным и любопытным пареньком. Было видно, что ему не хватает внимания, ну а мне компании. Он быстро раскусил меня в этом смысле, и уже через пару недель болтали друг с другом на "ты, как равные друзья, без различий возраста. Бывало, он ставил меня в тупик своими рассуждениями.
- Ты веришь в то, что есть Бог?
- Наверно, да.
- Вот у взрослых часто так, "наверно, да, передразнивал он в меня. А всё потому, что вы всегда пытаетесь поторговаться.
- То есть???
Он удобнее устраивался с ногами в старом широком кресле и продолжал.
- Конечно, торгуетесь! Когда чего-нибудь хотите - просите, как будто Бог есть. А когда хотите сделать что-нибудь плохое, надеетесь, что его нет, и значит наказать вас некому.
Я действительно не знал, что ему ответить. Однако слабо пытался сопротивляться.
- Ну, подожди. А когда дети делают, что-то плохое тайком от родителей, они же не думаю, что их нет?
- Вот именно, дети так не думают. А вы, взрослые, уже когда-то были детьми, но сейчас понапридумывали кучу всяких дурацких правил для нас, "это нельзя, туда не лезь, мне не ври". А сами свои же правила нарушаете, и надеетесь, что об этом никто не узнает, и никто вас не накажет.
От имени взрослых я вынужден был сдаваться.
- Стоп, стоп, стоп! - я поднимал руки, - Прошу перемирия. И со своей стороны обещаю, что постараюсь всегда помнить про всевышнего папу!
На этих словах Славка вдруг погрустнел. Взгляд его провалился в пустоту. Он сидел, упираясь подбородком в коленки и обнимая их руками.
- Славка, ты чего? - я подошел к нему, пытаясь заглянуть в его глаза, а потом легонько подул ему в макушку. Волосы взметнулись лёгким пухом и в беспорядке легли на место. Славка остался безучастным. Вдруг, он оживился и посмотрел на меня лукавым взглядом.
- А когда ты играешь на сцене в своих спектаклях, ты веришь в то, что делаешь и говоришь?
- Да. - абсолютно серьёзно ответил я. Понимаешь, по другому просто нельзя. Это как будто ты, переносишься в другой мир и в другую человеческую суть.
- Ну, да! Человеческую! А вот когда ты играешь, какого-нибудь Лешего или вообще, инопланетянина?
Его лицо излучало торжество. Славка верил, что снова загнал меня в угол. Но тут я не поддался.
- Суть всегда остаётся человеческой, в кого бы ты не перевоплощался. Любой, даже неодушевленный предмет, ты всегда будешь наделять только человеческими качествами. Другие тебе просто не знакомы. Подумай сам: доброта или злость, радость или грусть, трусость или смелость, а также ворчание, бурчание, скрипение и хохотание!
Я вонзил свои пальцы Славке под рёбра, он звонко заверещал от щекотки, и, заливаясь смехом, пулей вылетел из кресла, схватил подушку, и кинулся "на абордаж".
Частенько Славка снова впадал в какое-то отсутствующее состояние, потом поднимал свои длинные ресницы и внимательно смотрел мне в глаза, словно хотел спросить, что-то очень важное, но не словами, а взглядом. Но этот вопрос всегда оставался невысказанным. В такие минуты, я брал со стены гитару и вспоминал одну из песен своей юности. У меня на книжной полке стоял старый истрепанный сборник "Песни коммунаров". Удивительная книга, собравшая в себя сотни самых известных бардовских песен 60-90х годов прошлого века. Я знал мелодии только некоторых песен, поэтому, если Славка находил неизвестные мне стихи, мотив мы придумывали вместе. Иногда получалось очень здорово, и я жалел, что у нас не было возможности это записать. Чаще всего, через пару дней, я не мог вспомнить получившийся мотив.
- Ничего, - беспечно заявлял каждый раз Славка, - в следующий раз придумаем ещё лучше.
Мы никогда не говорили с ним только об одном, о его семье, об ушедшем когда-то отце. Славка не хотел касаться этой темы, а я его не пытался разговорить насильно. У каждого могут быть свои секреты и темы, которые ни с кем не хочется обсуждать. Я просто каким-то шестым чувством понимал, что Славка очень грустит по отцу и наверняка сотни невысказанных мыслей и чувств теснятся в его мудрой двенадцатилетней голове.
Однажды, уже в апреле, я как обычно шёл через парк, на работу в театр. Славка обогнал меня на стареньком велосипеде, остановился и как обычно подколол.
- Ну-с, кто мы будем сегодня? Наполеон Бонапарт или Зайчишка-Трусишка? - лицо его просто сияло.
Славке доставляло какое-то неизъяснимое удовольствие шутить над моей актёрской судьбой. Но он никогда не шутил зло, и у нас это была такая игра - взаимных уколов в адрес друг друга. Его больной точкой были отношения с математичкой, которую Славка недолюбливал вместе со всей алгеброй и геометрией. Как следствие, те платили ему тем же. Я уже обдумывал колючий выпад в его сторону, как вдруг, кто-то негромко окликнул Славку сзади.
- Славик...
Он обернулся всем корпусом, удерживая в руках велосипедный руль. Лицо его вдруг разом изменилось: улыбка погасла, а глаза мгновенно стали глубокими, как омут. На несколько секунд он застыл, потом, перешагнув через велосипедную раму, бросил руль, и кинулся на встречу стоявшему неподалеку мужчине.
- Папка! Па-а-апка!!! - в его голосе я услышал то, многое, что не сумел сказать мне Славка за всё время, которое мы оказались с ним знакомы.
Велосипед жалобно звякнул, упав на землю. Я поднял его и аккуратно прислонил к стоящей рядом скамье. Затем, не оглядываясь, поспешил прочь. Нельзя надолго опаздывать, если тебя ждут.
- Папка, почему ты так долго не возвращался? - услышал я, уже вдалеке.